Полная_ерунда_Зимы_2024

— Я в этом плохо разбираюсь.

— Ну теперь будете знать, не все партийные шишки нам друзья. Хотя смелые идеи шелепина не всегда находят отклик у большинства — потому что большинство идёт по рельсам лояльности к коммунистической идее первичнее, чем лояльности к народу.

— Даже вмешиваться в такие большие вещи не хочу, — ответила женщина.

— Это правильно, политика — самое грязное дело в мире. Но вроде бы, если верить моим проверкам — Шелепин на удивление оказался человеком порядочным. По крайней мере ему можно доверять, пока он прямо не нарушил наши интересы.

Мы проехали по шоссе и свернули к посёлку. Проехав через КПП, оказались на его улочках.

— В общем, Анна Павловна, ничему не удивляйтесь. Мы люди нескромные.

Проехали вдоль рядов особняков, мимо коттеджей, и приехали к дому Воронова. Анна Павловна вылезла сама, и оглядела большой, красивый особняк. Я проводил её в дом, Воронов и его тесть тоже вылезли из машины и поспешили параллельно нам.

Сказать, что родители Кати и Толи были удивлены — значит молча отойти в сторону. И я их понимаю — потому что интерьеры делал ИИ корабля, и они были очень хороши — мебель, отделка, всё здесь было уютно и роскошно — вот чего-чего, а любви к роскоши Воронову не занимать. Мой дом был гораздо более строгим в плане интерьеров. За прихожей был выход в главный зал, лестница на второй, проход в комнаты. Петя тут же исправился, предложив им выбрать спальню, и провёл за собой к лифту. Лифт на второй этаж установили заранее, узнав, что отец Кати инвалид. Надо будет потом ему протез сделать.

Поднявшись на второй этаж — Воронов провёл их до четырёх гостевых спален — каждая в своём стиле и интерьере — от деревянно-каменного стиля лесного домика до современного модерна.

Чета тёщи и тестя остановили свой выбор на первой увиденной спальне — в деревянно-каменном стиле. А ещё в ней был натуральный камин, который отлично грел по ночам, и успокаивал нервы натуральным огнём.

— Петь, я думаю, товарищам нужно прежде всего решить вопрос с вещами и гардеробом.

— Ой, да у нас всё с собой.

— Это исключено. Приехать в столицу и не пройтись по магазинам? Хотя да, по магазинам в СССР только и ходить.

— Есть валютный магазин, — напомнил Петя, — и одежды и всего что только можно — там полным-полно.

— Ах, да, как же я про него постоянно забываю. Точно. Анна Павловна, вам нужно отдохнуть, или вы готовы выдвинуться?

— Мы в поезде отоспались на три дня вперёд, — сказал весёлый инвалид, — какой там отдохнуть — гулять хочется.

— Только сначала решим одну маленькую проблему. Вы ступайте, а мы вас чуть позже догоним.

* * *

Очнулся мужик уже с ногой. Я его вырубил, когда мы остались одни, и отправил на корабль с приказом сделать киберпротез популярной и довольно дорогой марки. Кибернетикэ это наука — а протез был хороший. Это конечно не отращивание новой ноги, но всё же. На всё про всё ушло минут сорок, на установление протеза и его фиксацию, соединение тканей и прочие медицинские сложности.

Владимир Петрович очнулся с помощью нашатыря, и завертел головой.

— Ох, что это было? Ты чего?

— Простите, мне необходимо было действовать тайно. Подвигайте ка правой ногой.

— Какой ещё но... — он дёрнул глазом, — гой...

— Я организовал вам протез. Он крайне сложен и дорог — а главное секретен. Настолько, что о нём никто знать не должен. В идеале вообще никому никогда не показывайте и не давайте трогать — а тем более пытаться разобрать — на этот случай в нём установлено устройство защиты, которое уничтожит особенно важную электронику. Но не всю.

Он встал, покачнувшись.

— Ничего себе! Серьёзно? Из чего эта красота?

— Это нанополимерный материал, имитирующий массу и геометрию ноги. Искуственные мышцы, искуственные нервы, микропроцессоры, обработчики сигналов, энергосистема на ультраконденсаторах. Все эти технологии — коммерческая тайна моей компании — то есть их очень хотят заполучить и ЦРУ, и даже КГБ, скорее всего. Поэтому лучше просто никому не показывайте ногу. Ну что, пошли?

* * *

*

Валютный магазин радовал глаз — Воронов хорошо постарался — и народу тут было достаточно, и сам магазин хорош — большой супермаркет с продуктами — всех марок, всех цветов и форм — от колбасы и молока до экзотических фруктов. Все они хранились в стазисе, кстати, и изрядную их долю изготовили изготовители. Отдел с одеждой был похож на современные Воронову бутики — стиль совершенно непривычный для СССР, много одежды, самых разных фасонов — от строгих деловых костюмов до повседневной бытовухи, вроде американских джинсов.

Анна Павловна разглядывала это всё с жадностью советского туриста, попавшего на запад — хотелось всё. Решительно всё — это вам не какая-то жалкая сотая секция ГУМа, это настоящий товарно-денежный рай. И тут была торговля в совершенно другом формате — улыбчивые продавщицы, много, очень много света, играла музыка, было красиво и уютно.

— Но тут всё дорого, — заметил Владимир Петрович.

— Что вы, как можно. Жених будет платить, — я хлопнул Петю по спине, — Пётр, считай любые траты — самым меньшим, чем можно откупиться за все твои грехи.

Воронов вздохнул.

— Не надо, — Анна Павловна была в сомнениях.

— Будьте покойны — у этого скромного человека денег — грузовик можно сломать, если все загрузить. Так что Пётр.

— Да понял я, понял.

Он достал несколько зелёных пачек долларов, которые принимали тут, как и другие наличные валюты.

— Пятьдесят тысяч. Этого должно хватить на почти всё.

Анна Павловна таки сдалась и начался шопинг — бессмысленный и беспощадный. Я с Виктором Петровичем сел на диван, Пётр пошёл гулять тёщу.

— Эх, женщина и магазин — это серьёзно.

— А тут ещё магазин такой.

— Да, невероятный. Я таких не видел никогда, даже на картинках.

— А таких и нет, ни в европе, ни в штатах. Там намного примитивнее. А здесь как видите — всё сделано по-особенному. Стиль, расположение, технические решения — где лифты, где эскалаторы, где что расположить... Кстати, этот магазин — детище нашего коммерсанта, Воронова. Он его строил, точнее он его проектировал маркетингово, решал все эти дизайнерско-технические вопросы.

— Серьёзно, — кивнул мужик, — очень серьёзно.

— Виктор Петрович, а не хлопнуть ли нам по рюмашке? — провокационно предложил я, — пока они тут гуляют.

— А есть где?

— На верхнем этаже ресторанный дворик. Там есть шикарный бар, лучший алкоголь со всего мира. Я угощаю, само собой. Там кстати место довольно популярное у творческих людей, подпольных миллионеров и партийной номенклатуры. Пойдём.

И мы пошли. Бар и правда оказался местом людным, шумным, но не так чтобы очень — где-то половина его максимальной вместимости была занята. Тут же рядом были рестораны различной кухни, и имелось немало семей с детьми — некоторые заведения и некоторые вещи — работали тут за рубли. В частности — в ресторанах готовили и подавали за рубли — поскольку импортных продуктов тут не было. В Баре только часть продукции была иностранной.

Пьянствовать всерьёз было не вариантом — поэтому, подумав, я предложил хлопнуть портвейна немного — буквально чуть-чуть, чтобы не напиваться, и сытно покушать в соседнем ресторане. Предложение было принято — и мы вскоре получили в своё распоряжение отличный английский портвейн, а так же из ресторана несколько рыбных и мясных блюд, и приступили к трапезе. Всё было очень вкусно, сытно, а когда портвишок начал действовать — мы разговорились — за жизнь, за Воронова и его семью, за жизнь в стране в целом, и про меня тоже спрашивал — тут я отвечал почти честно.

* * *

*

— Ох нихрена ж себе москвичи зажрались, — Виктор Петрович с круглыми глазами осматривал большой продуктовый супермаркет.

На советского потребителя он имел чудовищно мощное влияние — потому что в СССР магазины были скудными и скромными. А тут — супермаркет классический, большой, стеллажи по всему залу расставлены, настоящий лабиринт, морозильные камеры, большой отдел с фруктами, огромное количество пёстрых пачек — мы прошли мимо полок с макаронами — преимущественно итальянского происхождения, к большой витрине с мясом. Как показывала практика — у привыкшего к советскому быту человека это вызывает состояние перманентной эйфории — потому что мяса тут очень много — колбасы, ветчины, и прочие продукты в огромных количествах, сотни сортов и тысячи наименований. Виктор Павлович не избежал этой участи. Но мы пошли дальше.

— Пойдёмте, нам не так много надо. Дома есть много чего.

Нам предстояло закупиться по полной программе — за нами шёл Фёдоров и катил тележку — он же водитель, его профессиональные обязанности.

Из супермаркета вышли, набив тележку всем, что Виктор Петрович захотел — мне пришлось быть консультантом по сырам и алкоголю, и по колбасам, фруктам.

— Отвези в машину и можешь погулять — я тебя вызову пейджером, — сообщил водителю, — будь готов выехать.

— Хорошо, шеф.

Мы пошли искать наших потеряшек на втором этаже. Воронов и его тёща погрузились в шопинг глубоко и надолго — женщина хоть и не наглая, но примеряла и покупала уже много одежды, обуви, и всего прочего. Петя, вздыхая, платил.

— А вы всё одеваетесь?

— Ой, — Анна Павловна смутилась, — мы вас задержали, да?

— Да что там, ерунда. Мы пока сходили перекусить. Я вас не тороплю.

— Вилли, угадай, кого я здесь видел?

— Кого?

— Вон там, — Петя кивнул, — С семьёй твой сотрудник.

Моим сотрудником оказался Юра — и правда с женой и дочерью, Юрий Алексеевич стоял в сторонке, пока жена примеряла обувь, и дитю принесли тоже много маленьких ботиночек, самого разного размера.

— Юра, привет, — я вынырнул из-за стеллажа.

— Ой, ты меня напугал, — он вздрогнул, — Привет, начальник. А я вот тут с семьёй приехал обувку примерить.

— Это хорошо. Будем знакомы, прекрасная леди, юная леди, ещё одна юная леди. Я Вилли.

Девочек было две, одна постарше, другая помладше. А жена у него... сухая такая, брюнетка, без ярко выраженных черт.

— Приятно познакомиться. Юра о вас рассказывал, — ответила женщина, — вы теперь его начальник.

— Можно и так сказать, — я вежливо улыбнулся, — Кстати, Юр, совсем не заскучал?

— Заскучал, конечно, — пожаловался он, — летать мне запрещено, в космос полётов тем паче нет.

— Не беспокойся, без работы ты не останешься, ценными кадрами разбрасываться привычки не имею. Ты личность известная — так что будешь использовать это в коммерческих целях.

— В смысле? Торговать лицом?

— В общих чертах. Сейчас в мире наблюдается дикий бум гражданской авиации — авиаперевозчики ищут способ удешевить полёт и увеличить прибыль.

— Слышал, и что с того мне? Я военный лётчик.

— Был. Выход они нашли — это широкофюзеляжные самолёты с экономичными двигателями — то есть максимум людей в один самолёт посадить и максимально дёшево по топливу перевезти с места на место. Американцы выпустили свой Боинг семисотой серии, он будет суперхитом и основой всей авиации в будущем, я уверен, — я покосился на женщину, — а вот в СССР на этом направлении конь не валялся. То есть проектов достойных нет, нет конкуренции — нет прибыли — нет прогресса.

— Скопируют, я думаю, боинг.

— Нет, там слишком много проблем в копировании и лицензировании. Поэтому проект у нас будет свой — точнее не у всех — мы же числимся как авиакомпания, ты не забыл? И самолёт у нас есть хороший — он уже летает, используется для внутренних нужд. Пока только в единственном экземпляре.

— Так, понял. Налаживание серийного производства — это производственный ад, в который мы погрузимся.

— Не всё так плохо. В общем — самолёты будут, их не нужно выпускать миллионами. Это и большие магистралы, и как ни странно — сравнительно маленькие для местных авиалиний, турбовинтовые. Проект очень хороший, проекты очень прибыльные, пахнут большими деньгами. Авиазаводы оборудуем, поставим всё необходимое для выпуска, в общем — с задачей обещали справиться в кратчайшие сроки.

— Это радует, — Юра потрепал девочку по волосам, которая его отвлекала, — и что дальше?

— Поскольку мы коммерческая компания, ориентированная на рынок — то выпускать будем под своим брендом. Смотри, бизнес-план такой — советские авиазаводы выпускают самолёт, под нашим брендом, мы его рекламируем авиаперевозчикам, как надёжный, крайне экономичный, к тому же решение комплексное и семейственное. Магистралы дальний и средний, и ближний — унифицированы по многим деталям, и авиакомпаниям будет легче их эксплуатировать. Безопасность там и правда на голову выше всех мировых аналогов. Авиапарк мы продавать не будем.

— А как тогда?

— Он сдаётся в аренду. То есть авиакомпания платит нам аренду и получает самолёт — без права собственности на него.

— То есть прокат.

— В общих чертах да, прокат. Потому что компании меняют свою структуру регулярно — увеличивают и сокращают количество рейсов, если у них будет свой авиапарк, в собственности — они станут его заложниками. Поэтому нужно рекламировать нашу авиацию в определённом ключе. Как крайне безопасную, крайне прибыльную, дающую максимальную прибыль перевозчикам.

— А что делать то надо?

— Берёшь самолёты — летишь на различные выставки, показы, презентации, ведёшь презентацию, отвечаешь на вопросы, улыбаешься и машешь, говоришь с перевозчиками, убеждаешь их взять в аренду наши самолёты. По определённым причинам — такой бизнес для нас сейчас сверхприбыльный, поэтому получаешь процент от суммы контракта.

Юра почесал щёку.

— Не то чтобы деньги были так важны, а почему процент?

— Потому что стоимость аренды дальнемагистрала — три миллиона долларов в год. Или тридцать тысяч за каждый сданный в аренду самолёт, — улыбнулся я, — это нормальная зарплата американской семьи среднего класса за год. А у тебя этих самолётов будут сотни.

— И куда нам такие деньги? — спросила слушающая жена Юры, — золотом что ли обвешаться?

— Зачем золотом? — выгнул я бровь, — эх, трудно с вами, Русскими. Вы никогда не владели чем-то ценным — тем, что приносит прибыль, чем-то реально значимым для вас, потомственным. Поэтому не понимаете смысла. Хорошие инвестиции, если их не разбазаривать — останутся вашим детям и внукам, и их детям и внукам, и станет основой процветания на много поколений вперёд. Ваши внуки и правнуки не сопьются в нищете и не останутся необразованными, даже если они будут мягко говоря не очень умными, не очень предприимчивыми и не очень талантливыми — у них будет капитал и возможность оставить потомство и продолжить семью. В этом смысл.

— Я понял, — буркнул Юра, но тут же спохватился, — идея хорошая, денег тоже прилично — я за. Только придётся же летать много.

— На этот счёт не беспокойся — ты будешь летать на моём личном самолёте. Более надёжного и безопасного транспорта ты во всём мире не найдёшь. Считай, что я отдал его тебе в собственность — можешь летать с семьёй — не рекомендую пользоваться другими. Авиация хоть и надёжна — но не настолько безопасна, как хотелось бы.