— Умысел в том, что ты ПДД сознательно учил тяп-ляп и не освежал их в памяти. Незнание закона не освобождает от ответственности.
— А если я просто знака не заметил?
— Если ты не заметил знака, твой умысел в том, что ты, вместо того, чтобы на дорогу смотреть, ты решил о чем-то о своем подумать. Конечно, бывает и такое, что знак невозможно заметить.
— Это как?
— Например, дерево заслоняет, или снег прилип. Бывает, остановились перед знаком грузовики и его из-за них не видно. Или поставили знак далеко от обочины, чуть с разворотом, да еще краска на знаке простая, не светоотражающая — ночью такой легко не заметить, особенно когда встречная идет. А еще бывает — надо тебе направо, повернул за угол, и только тогда видишь запрещающий движение знак. И как тогда быть? Задом сдавать? А там поток машин, едущих прямо. Хорошо, если ты на легковой, а если на длинном грузовике?
— Ладно, я понял, накручу потом Щелокову хвост.
— Да при чем здесь Щелоков? Конечно, где именно ставить знаки, они решают, но ведь существующие правила установки никто впрямую и не нарушает.
— Знаю, что ты сейчас скажешь. Законы надо менять. Одна и та же у тебя песня.
— Песня одна, мотивы разные — улыбнулся черт. — Ты, кстати, что решил с правами республик на выход из СССР?
— Ничего. Преждевременно это отменять. В ООН после этого обязательно вой поднимут, насчет членства Белоруссии и Украины. Сейчас то они формально независимые.
— Ой, дался тебе этот ООН. Наплюй ты на них, тебе о стране в первую очередь думать надо. Ты видишь, что в Турции творится? Курды не только независимости требуют, но и борются за нее.
— Хотел бы я знать, откуда эти курды оружие и взрывчатку берут? Мы не поставляем, Америка вроде тоже. Да не вроде, в Пентагоне то не совсем дураки работают, чтобы рубить сук, на котором сидят. Это нам ничего, а им уже пришлось с одной авиабазы эвакуацию производить.
— Наивный ты, Леонид Ильич. Откуда в войну партизаны оружие брали? Им ведь его тоже никто не поставлял, во всяком случае поначалу. Но Турция тебе примером должна служить — локальные перевороты возможны даже в самой авторитарной стране. И сколько тех бунтарей было в Турции еще два месяца назад? Человек двести всего на свободе, ну пусть тысяча. А сейчас? Главное — внушить людям, что живут они плохо только потому, что метрополия их обдирает, а стоит отделиться, так сразу молочные реки потекут с кисельными берегами. И это при том, что у них со времен царя Гороха даже простой автономией не пахло. А у тебя — право свободного выхода. И потенциальных недовольных — миллионы. Посмотри на Эстонию, на Литву, на Западную Украину, да на Азербайджан. Даже в городах начинается "моя твоя не понимай", хотя всё они "понимай".
— С западными окраинами ты в чем-то прав, но с Азербайджаном ты, конечно, загнул. Да и с Украиной переборщил. Единая республика, что мнение Западной может значить против мнения Восточной и Центральной? Да и некуда Галичине и Волыни отделяться — с запада сплошной соцлагерь, перекроем со всех сторон кислород — назад через месяц запросятся.
— Это пока с Польшей все более-менее в порядке. А если Польша уйдет из соцлагеря? Поляки вечно чем-то недовольны, вечно у них брожения, независимо от того, кто у них у власти. Давай-ка, Леня, сбрасывай газ, заканчивается дорога.
— Да я сам знаки вижу — недовольно буркнул Брежнев. — Только-только во вкус езды вошел. Ты же километров сто обещал, а мы и семидесяти не проехали.
— А кто обещал, что мы стартуем от самого начала построенного участка? Ничего, если тебе кататься не надоело, то сейчас развернемся и в обратную сторону все сто проедем, а потом еще и назад.
В первых лучах восходящего солнца показались кучи песка, преграждавшие дорогу. Брежнев остановил машину, заглушил двигатель, вышел.
— Хочу посмотреть, что там дальше.
Гора
Брежнев прошел по оставленному между куч проезду и присвистнул. За кучами стоял новенький строительный вагончик, за ним цивилизация заканчивалась, еще через десять метров ровная поверхность обрывалась. Генсек подошел к краю и взглянул вниз. Прикинул высоту — до верхушек деревьев метров сорок, не меньше. Внизу шумело неровное море тайги, изрезанное мелкими сопками, блестела вода какой-то речушки. Бескрайним назвать это море не получилось бы даже у поэта — впереди, километра через два, взгляд упирался в довольно высокую гряду, уходящую куда-то далеко и на север, и на юг.
— Кто так проектирует? — огорченно спросил подошедшего черта Брежнев. — Ну и как дальше эту дорогу вести? Ладно вниз, хотя такой уклон не всякий автомобиль осилит. Но вот дальше, с этой горой как быть? Поворачивать на 90 градусов и черте-знает сколько ехать, пока гора не закончится? Эдак твои хваленые пять тысяч километров запросто превратятся в шесть, а то и в семь. Заранее надо было углы срезать.
— А ты что, Леонид Ильич, решил, что мы сюда по равнине ехали? Поедем назад при свете дня, приглядись хорошенько, там почти то же самое было. Не тушуйся, в этой горе тоже разроем проход, и вынутой породой эту ямку как раз и засыплем, не совсем, конечно, засыплем, река там все-таки.
— Это сколько же вы будете гору разрывать? Лет пять, как минимум? — продолжал проявлять пессимизм Брежнев.
— Давай грубо прикинем объемы. Между границами асфальтированной части дороги 27 метров: четыре полосы, две обочины и разделительная. Добавляем еще семь метров, на будущее, вдруг через 20 лет по три полосы в каждую сторону понадобится — что ж, перекрывать дорогу, чтобы еще часть горы срыть? Итого 34 метра. Плюс канавы с каждой стороны.
— Зачем?
— А осадки? Всю воду, что над проходом выпадет, надо отводить, не по дороге же ей бежать. Да и зимой снег с дороги куда-то надо сбрасывать. Канавы дают 20 метров, ну и с внешней стороны канав нужно еще столько же, на случай всяких оползней. Итого нужен проход шириной 83 метра в основании и расширяющийся к верху под углом, исключающим осыпи. Длиной он будет 1200 метров. От этого уровня, где мы стоим, до гребня горы всего 150 метров. Кажется, что она намного выше, но это лишь оптическая иллюзия, реально всего 150. В общем, по результатам грубой топографической съемки производим вычисления и получаем, что переместить надо около 15 миллионов кубометров грунта.
— 15 миллионов кубов? Это сколько ж... Грузоподъемность новых БелАЗов 110 тонн, значит, за один рейс перевозит полсотни кубов. 15 миллионов кубов делим на 50, грубо — 300 тысяч ходок. Заполнять кузов — минут десять, при круглосуточной работе рейсов в сутки будет сделано всего...
Брежнев примолк, пытаясь подсчитать.
— 144 рейса в сутки, — подсказал черт. — Всего понадобится 2430 БелАЗо-суток, или 6,6 БелАЗо-лет. Если одновременно заполнять шесть БелАЗов, по три с каждой стороны горы, то потребуется чуть больше года.
— Всего-то? — удивился Брежнев. — Ну ладно, тогда еще ничего.
— Только вот серийный выпуск твоих БелАЗ-7519 еще не начался, — обломал Брежнева черт. И учти, что мало кузов наполнить, содержимое кузова еще надо отвезти и высыпать. Даже если водитель обернется всего лишь за те 10 минут, за которые загружают следующий самосвал, то БелАЗов сюда надо уже 12. А таких вот гор на пути дороги 186, да еще тридцать восемь штук, которые будут повыше раза в два-три. Это я не о высоте вершины, а о том, сколько срывать придется. Ну а небольших горок, где земляных работ всего-то метров на двадцать-тридцать, тех, как говорится, и не счесть. Но самое неприятное — это все-таки крутая высокая гора, а не пологий холм, так что срывать ее возможно только сверху вниз. А дороги для самосвалов на вершину нет. Конечно, можно ее сделать, соорудить серпантин, но прикинь, сколько времени придется самосвалам добираться вверх и обратно?
— Да, — протянул Брежнев, — а не проще ли тоннель прорыть? Обочины и всякие канавы убираем. Посчитай-ка мне.
— Ширина двадцать пять метров, высота семь, длина те же самые 1200 метров. Итого 210 тысяч кубов.
— Вот! Пять на пятнадцать — в 75 раз меньше земли вывозить.
— Проще только в том случае, если это была бы сплошная скала. Всего сантиметр в минуту — за три месяца управились бы. А здесь — выберешь грунт и почти сразу сверху осыпаться начнет, надо сразу своды укреплять, а укрепление — это уйма попутных бетонных работ. Еще один минус длинного тоннеля — в нем не особо комфортно ехать, толща земли сверху на психику давит.
— Ездят же миллионы людей в метро и с ума не сходят.
— То метро, там город, там масса людей. В метро ты в него опускаешься с ровной поверхности, на эскалаторе и не чувствуешь, на какую именно глубину опускаешься. А здесь ты предварительно видишь, что будет над тобой, и эти жалкие 150 метров в твоем воображении превращаются в полкилометра. В конце-то концов, в городе у тебя выбор есть, как ехать, здесь его нет, дорога одна. Человеку нужен свет в конце тоннеля, но по техническим причинам длинный тоннель не может быть прямым, иначе его затопит.
— Это почему?
— Потому что вода всегда течет вниз, а низ там, где к центру Земли ближе. А ближе, если длинный тоннель прямой, будет как раз его центр. Ну представь себе мяч, проколотый длинной иглой...
— Ясно.
— Ну и как ни крути, тоннель обслуживать надо. Вентиляция, освещение, регулярный осмотр. Зимой еще и снег сквозняком будет заносить. Плюс природные катаклизмы. Случись землетрясение, обвал — и всё, других дорог нет. Ладно, смотри как мы с этой горой разделаемся.
Черт повел рукой и на стене вагончика засветился большой экран, пошла анимация. В низине по линии дороги начали вырастать бетонные опоры.
— На эти опоры ставим другие, металлические. Не просто опоры, а выдвижные. Сверху этих опор механизмы канатной дороги. По мере работ перепад высот будет все время уменьшаться, и высота части этих опор будет изменяться. Длина тросов тоже изменяется вместе с опорами. По сути, это несколько канатных дорог, объединенных в одну линию. Над опорами происходит переход с одного тягового троса на другой, так проще и надежнее. Сам смотри, какой поначалу уклон большой, а вагонетки вниз с грузом идут, и немалым. Так что поначалу производительность этой дороги всего максимум пятьдесят кубов в минуту.
— Почему максимум? Что, точных цифр нет?
— Максимум — это потому, что поначалу будет всего два куба в минуту. Перевезти можно пятьдесят, но нечем грузить. Там, на вершине, в самом начале работ и одному проходческому комплексу тесновато. Но по мере срытия ...
— Ну да, что-то я сразу не сообразил. Чем ниже, тем площадка больше.
— До определенного предела, — поправил черт. — Ты склоны прохода не учитываешь, чем ниже, тем проход уже. Так что однажды наступит момент, когда технике снова тесновато станет.
— И сколько времени понадобится?
— Полтора месяца.
— Всего-то? Что-то я не пойму. Вроде решение простое, ученых в стране полно, почему никто до такой дороги не додумался, никто проходы в горах не прорывает?
— Подвесные дороги давно придуманы и так же давно работают, только по-другому, на постоянных опорах. И ваши конструкторы все что угодно спроектировать могут. Проблема в том, что, во-первых, спроектировать — это именно спроектировать, а не изобрести, а во-вторых, чтобы найти решение, как срыть гору, нужно несколько прорывов мысли, относящихся к разным сферам. А изобретают люди только тогда, когда видят, что изобретение можно где-то применить. Вот кому нужна вот такая быстро изменяемая канатная дорога, если нет задачи делать проходы в горах, да еще и нет техники, позволяющей срыть гору в приемлемые сроки? Кому нужна такая техника, если нечем вывозить срытое и опять же, нет поставленной задачи? Кто поставит такую задачу, если всем понятно, что нет механизма ее решения в приемлемые сроки и по приемлемой цене?
— Намекаешь на отсутствие у нас политической воли? Мы реалисты, Советской власти скоро уже 60 лет. Это при Сталине можно было одним росчерком пера приказать тайно строить аж два тоннеля на Сахалин, один настоящий, второй ложный. И не только приказать, но и построить один из них. А мы... Да, мы не можем. Нет у нас ресурсов ни материальных, ни человеческих. Либо строить то, время чего еще не пришло, либо поднимать жизненный уровень советского народа. Где людей то взять, эти горы срывать? Вон, тебе миллион человек дай, тому дай, этому дай, этих из страны выпусти...
— Да нет, ни на что я намекаю. Мне надо было выполнять обещание насчет дороги? Надо. Значит задача уже поставлена. Техника для срытия, в принципе, уже изобретена. Недавно на Западе появились дорожные машины, убирающие старый асфальт без всяких отбойных молотков. Едет такой механизм, у него вращается горизонтальная фреза, срезающая слой асфальта на нужную глубину. Конечно, это не совсем то, что необходимо, техника сырая, мало кто ее видел, но идея, которую можно развить, уже есть. Увеличить размеры, чуток изменить концепцию, добавить универсальности под разные грунты. Остается система транспортировки, остается придумать, как вывозить срезанную породу. Вот тут да, ничего на ум не приходило.
— Ну и как ты выкрутился?
— Очень просто. С нашими то полномочиями... Всего лишь визит в редакцию научно-популярного журнала с заданием разместить в номере интересную статейку с открытым вопросом — как сделать? Присылайте, мол, предложения, рассмотрим. Объявляем конкурс, первая премия 500 рублей, две вторых по 200, три третьих по 100. Итого прямых затрат всего 1200 рублей. Конечно, можно было и за бесплатно результаты получить, но с материальным стимулированием оно гораздо надежнее. Да, конечно, редакции пришлось снять с номера какие-то другие материалы, но чего не сделаешь, когда к тебе приходят с такими вот полномочиями... Затем визит в деканаты пары институтов. Задание обзвонить местных студентов соответствующих специальностей с предложением вместо сентябрьских работ в колхозах поработать в августе в конкурсной комиссии. В итоге через две недели решение найдено. Жаль, победителя к дальнейшим работам пока нельзя привлечь — оказался школьником. Он не только придумал, но и смастерил во дворе на куче песка действующий макет, благо по математике и физике у него пятерки и его папа работает в колхозе токарем, помог выточить некоторые детали макета.
— А как проблема была решена теми, кто занял второе место?
— В принципе, очень похоже. Они оба установили несколько башенных кранов, которые используются при строительстве домов. Только у кранов не одна стрела, а две у первого конкурсанта и восемь у второго, целая карусель. Вот, смотри, вверху загружается подвесная емкость, затем кран поворачивается на 180 градусов и одновременно эту груженую емкость опускает. На противоположной стреле поднимается пустая. Емкости связаны тросом через шкив тормозного редуктора. Так как груз мы только опускаем, двигателя на этот трос можно не ставить, только тормозную систему. Конечно, двигатель тоже есть, но вспомогательный, для работы системы на холостом ходу, когда обе емкости пустые и весят одинаково. А чтобы башня крана не испытывала нагрузок на излом, сверху этой пары стрел имеется подвижная система противовесов. Это сам принцип, теперь про всю систему кранов. Когда груженая емкость внизу, вращение останавливается и происходит ее перецепка на следующий кран, а обратно перецепляется пустая. Здесь у этих проектов самое слабое место, потому что стрелы этих двух кранов, хотя и вращаются один по часовой стрелке, другой против, могут столкнуться. Требуется точная синхронизация, а с учетом того, что кранов во всей системе больше двух — сложность синхронизации возрастает в разы. Конкурсанты этого не учли.
