Представилось гадкое — красная опалённая кожа, волдыри и местами чёрное, сожжённое мясо. Чёрное, трескается; брызжет сукровица, уголь с отвратительным шуршанием шелушится...
...Очнулся Дарен в докторе. На прозрачной крышке капсулы крутился одинокий оранжевый глиф форсажного режима: доктор расточительно расходовал картриджи.
Глиф погас. Щёлкнуло, крышка поднялась. Из капсулы Дарен выбирался с осторожностью, слишком уж свежи были воспоминания о недавней боли. Как обычно бывает после скоростного излечения, всё тело чесалось и зудело. Инженер принялся с удовольствием, шипя и чуть не подвывая, скрестись.
Рядом пискнуло. Дарен подошёл к соседней капсуле. Там, за потемневшей крышкой, булькало и дымилось туманом. Очертания тела едва угадывались, а на стекле пульсировал алый глиф. Таймер показывал примерно полчаса до завершения работы. Похоже, омаланец едва не сгорел в своём скафе.
Тот, кстати, торчал у выхода, загораживая дверь из медотсека, застыв на полушаге, распахнув броню и светясь охристым внутренним слоем. Дарен воровато оглянулся на доктора с чрезмерником, подошёл ближе к скафу и заглянул: тёмно-оранжевую внутреннюю поверхность пятнали мерзкого вида чёрные кляксы и бугристые полосы. На глазах у инженера одна такая полоса осыпалась пеплом в нижнюю часть скафа; там чмокнуло и зашипело. Было в этом нечто непристойно-интимное и Дарен отвёл взгляд, принялся искать свой комбез.
Одежду Дарен нашёл на полу. Ну как, одежду? Располосованные обрывки и клочки комбеза, залитые красным; маска разорвана пополам. К бурым лоскутам инженер решил не приглядываться. Мало ли что увидит? Хикман здорово торопился — срезал комбез, и хорошо если не с мясом.
Подобрав с пола окровавленные лохмотья, инженер скачал из маски последние записи, и забросил бывший комбез в утилизатор. Подумав, швырнул туда же вполне сохранившиеся ботинки. А затем напечатал пару одноразовых белых восстанавливающих халатов, закутался в один из них и принялся ждать Хикмана, примостившись на выдвинутом из стены диванчике. Халат скоренько пообщался с доктором и принялся расчёсывать зудящую кожу Дарена.
Инженер же размышлял. Ситуацию требовалось срочно обсудить, а Хикман застрял в медкапсуле. Да ещё в чрезвычайном режиме, — чрезмерник пострадал настолько, что обычные схемы лечения могли не сработать. Заглянув в статус доктора, Дарен сумел разобрать, что идёт восстановление кожного покрова и повреждённых сухожилий на ногах. Остальное было такой заумью, которую толком понимали лишь капитан и чрезмерник, с их хорошо прокачанными медицинскими навыками.
Потому Дарен отключился от капсулы и взялся за инженерку общего назначения. Требовалось срочно рвать все связи между кормой и остальной частью корабля. Много тут не сделать, но все трубопроводы, каналы и короба инженер изолировал, кое-где даже использовав аварийные средства. В переходном отсеке и хребтовом коридоре наддул давления и, на всякий случай, полностью остановил вентиляцию; часов через семь-восемь начнутся проблемы, но это время Дарен планировал потратить с толком.
Тут на браслет упало сообщение. В нём — тощенький пакет с информацией от Хикмана, — буквально в двадцать страниц, десяток чертежей и видео, — о плесени. Дарен поднялся, осторожно заглянул в медкапсулу: там всё так же булькало и крутились туманные вихри; вернулся на диван и принялся изучать послание. Как чрезмерник умудрился отправить сообщение ещё во время процедуры восстановления, думать даже не хотелось.
А вот информация о плесени зацепила с первого же взгляда. Для специалиста по нанике, каким себя считал Дарен, нашлось много, скажем так, странного. А если сказать прямо — то бреда и ереси. На первый взгляд. И на второй. И на... нет, на третий... и Дарен утонул в моделях, числах, инфокинетических графах и посевочных структурах.
Через полчаса крышка капсулы поднялась. Из доктора выбрался Хикман, голый и мокрый, с торчащими волосами и обширными красными пятнами по всему телу. Он цапнул одноразовый халат, прошлёпал до дивана и повалился рядом с Дареном.
— Ну как?
Дарен поднял на Хикмана затуманенный взгляд. Перед мысленным взором ещё крутилась трёхмерная модель активного мицелия плесени. Да можно ли его назвать мицелием? Серая плесень оказалась конгломератом одинаковых организмов, находящихся в непрерывном взаимодействии: то накрепко соединяющихся, то скользящих вдоль друг друга, то образующих краткие, но явно важные для всей структуры связи.
Отдельный организм напоминал букву Г, на короткой перекладине которой с десяток пилообразных выступов, сидящих по спирали вокруг перекладины, а длинная часть на конце раздваивалась, образуя этакое незамкнутое кольцо. Этих, на первый взгляд, нехитрых приспособлений хватало для образования множества различных комбинаций, составляющих то линейные структуры, то непрерывную длиннейшую пространственную сеть из миллиардов элементов, то небольшие шары из десятка-другого.
Инженер позвал Хикмана в свой симтем. Показав модель одиночного организма плесени, принялся её крутить.
— Здоровенная какая кочерга, в десяток раз больше обычной наники. И никаких стандартных ключей или шлюзов. Как же ей управляют?
— Говорил же, плесенью не управляют. Она жрёт и жрёт.
— Так не бывает, — уверенно заявил Дарен. Представить, что кто-то создал неограниченно распространяющуюся наномеханику, было совершенно невозможно. Это противоречило всему... да вообще всему!
Омаланец хмыкнул.
— Если узнаешь как управлять — большие кредиты заработаешь. Есть целые системы в карантине, там когда-то за плесенью не уследили.
Пару минут оба молча рассматривали заразившую блокадник дрянь, затем Хикман вышел из симтема, выбросил в переработку халат и забрался в скаф.
— Пойдём. Нас давно ждут в рубке, скоро первый прыжок в Фиолетовый.
— О, — спохватился Дарен. И верно, во внутренней сети было подозрительно тихо, а ведь два члена экипажа попали на экстренное лечение. — Так они не знают?
— Я заблокировал наши статусы.
— Зачем? — изумился Дарен.
— Нельзя приходить к нанимателю с проблемой, — Хикман скривился. Он буквально выплёвывал слова: — Вот я такой красавчик. Явлюсь к Хассанди. И скажу: ты потерял свой блокадник. Нормально? Нет, руку мне на плечо, такого быть не должно! Я обязан принести решение. Ясно?! — и чрезмерник воткнул в Дарена колючий взгляд.
Тот почувствовал себя четверть как неуютно и неохотно кивнул:
— Ну... да.
— Вот и отлично. Не подведи меня, парень. Да и ты не захочешь зря волновать подружку, ей и так нелегко.
— Не хочу, но не дави на это.
Хикман насмешливо приподнял бровь:
— Тебе вилку или есть? Пожалей девчонку, она тайком в медотсек бегает.
— Да жалею, жалею, кому и знать, как не мне... — Дарен осёкся, понимая, что невольно проговорился.
Омаланец раздвинул губы в едва заметной улыбке:
— Хассанди тоже видит, что ей приходится туго. Наверняка клянёт себя на все лады, что сделал такое неудачное вложение, лучше бы опытного пилота взял или потратился на искин.
Дарен мысленно вздохнул: как же, уговоришь этого скрягу на искин. Тот ведь обойдется в десяток годовых зарплат Вольки. Но — и хорошо, что капитан столь деньги любит, иначе бы Дарен никогда с Волькой не встретился.
Закрыв симтем, инженер покопался в шкафу у выхода, нашёл простенький комбез, переоделся и обернулся к чрезмернику:
— Есть идеи, что с плесенью делать? Пока расковыряю структуру на симуляторе, времени немало пройдёт.
— Слышал о паре простых методов, должны сработать. Вечером расскажу. Распространение задержат, а там уж шевели форматом. Всё, идём.
Медотсек располагался на два уровня ниже рубки и в дальнем конце коридора, потому время подумать у Дарена нашлось. Скрывать от капитана такую новость не хотелось, но и чрезмерник прав: надо находить пути избавления от проблемы, а не только вываливать её перед нанимателем.
С выключенной вентиляцией в корабле было непривычно тихо. Тишина давила на уши, как будто выкинули тебя в пустоту в неисправном скафе, и вот есть только ты и твоё тяжкое, заполошное дыхание. А ещё — ожидание скорого конца.
От такой-то обстановки и мысли на ум шли тревожные. Одна из них не давала покоя Дарену, и он решился спросить:
— Так может, не торговцы с "Крагиса" нас заразили?
— А кто?
— Ну, может, того. За тобой хвост протянулся. Раз уж эта дрянь из ваших краёв.
Улиссан Хикман долго молчал. Они уже миновали коридор и поднялись уровнем выше, когда чрезмерник повернулся к инженеру. Уронил:
— Может.
— Что делать-то будем?
— Подумаю. Но чего не будем, так пугать капитана домыслами. Завтра расскажем.
— Ладно, до завтра успею в спецификации поковыряться, — принял решение Дарен. — Глядишь, найду как выключить.
Хикман лишь мрачно хохотнул.
В симтеме появилась радостная Волька и крикнула Дарену:
— Ты куда пропал? Быстро в рубку! Через час прыжок в Фиолетку!
— — —
Фарид Хассанди, пыхтя и отдуваясь, наряжал ёлку.
Капитан блокадника "Твёрдые намерения" висел под потолком рубки пузатым золочёным шаром, блестя богатым червонным шитьём на багряной ткани комбеза. Шар мотыляло туда-сюда, поскольку взобрался Хассанди на последнюю ступеньку высокой стремянки; лестница скрипела, гнулась, но пока держалась. И теперь, опасно балансируя на верхотуре, капитан кружил по рубке вокруг прикрепленного к потолку длинного штыря. Время от времени приходилось за этот дрын хвататься, удерживаясь от падения.
Снизу за стремянкой ходила изрядно подуставшая Волька, держа в руках большую коробку. Из коробки доставала ветви-крестовины из зелёного пластика, отыскивала и яркие цветные многоугольники, а то откапывала светящиеся пузыри, иногда вытягивала длинные серебристые шуршащие ленты. Хассанди, держась одной рукой за ёлочный ствол-штырь, с трудом сгибался, забирал из рук вытягивающейся на носках девушки очередной предмет и кое-как крепил к штырю. Ствол заканчивался в паре метров над полом, и чтобы собрать праздничную конструкцию, пришлось изрядно помучиться.
Больше всего возни потребовали крестовины, цеплять их следовало на определённом расстоянии друг от друга, а потом ещё отгибать "ветки". Хассанди сверялся с нужным порядком, рассматривая большой эскиз, нарисованный вручную на бумажном листе, засаленном и потёртом на сгибах.
К моменту, когда в рубке появились припозднившиеся чрезмерник с инженером, половину штыря уже обвесили крестовинами, так что конструкция взаправду напоминала диковатого вида дерево, а уже поверх пластиковых "ветвей" переливались яркими цветами шары, многолучевые звёздочки и блескучие ленты.
Изумлённый Дарен остановился у входа. Чрезмерник же взглянул на Хассанди, пробрался через рубку, ловко уклоняясь от вихляющей под капитанским грузом стремянки, и спокойно разлёгся на ложементе.
— Это что? — спросил Дарен.
— Это ёлка! — хихикнула Волька.
— Ага, — только и нашёл, что сказать Дарен. — Ёлка. А зачем?
— Крайтова, не отвлекайся, — пропыхтел Хассанди. — Давай следующую.
Девушка пошуршала в коробушке и протянула Хассанди очередную крестовину. Пока тот, тихо ругаясь сквозь зубы, навешивал деталь на штырь, Волька попыталась утереть пот со лба. Дарен очнулся, отобрал коробку, оказавшуюся весьма увесистой, и кивнул на пилотский кокон. За что получил улыбку и поцелуй.
Следующие полчаса капитану помогал Дарен. Наконец, всё оказалось развешено в должном порядке, Хассанди внимательно сверился с эскизом, облазил ёлку сверху донизу, убедился в правильности расположения деталей. Напоследок поправил пару шаров и отпустил лесенку, нахлобучив на неё опустевший короб. Стремянка поспешно удрала, только её и видели.
Хассанди же прямо под ёлкой поднял из пола стол и расставил на нём яркие объёмистые упаковки. На удивление — никому не доверил; разложил сам, опять же, сверяясь с эскизом, шевеля губами и что-то тихо бормоча. Дарен расслышал нечто вроде "всё равно сроки годности вышли", но предпочёл решить, что это почудилось.
И вот, готово — стол накрыт, ёлка сверкает, команда в достаточной мере заинтригована, а сияющий улыбкой Фарид Хассанди совершенно доволен собой. Хлопнув себя по лбу, Хассанди выкатился из рубки, но вскоре вернулся, принеся непривычного вида объёмистую пузатую бутыль — очень широкую, как бы приплюснутую сверху. Осторожно утвердив бутыль на столе, добыл из кармана четыре затейливого вида серебряных стаканчика.
С важным видом оглядев команду, Хассанди позвал всех к столу:
— Времени у нас маловато, придётся поторопиться.
Ложементы сдвинули к столу, и каждый уселся, а то и улёгся, на своём месте.
— Чего отмечаем? — спросил Дарен.
Хассанди не ответил, раздал стаканчики и лично набулькал тёмной остро пахнущей жидкости из бутыли. Вольке — меньше всех, что и понятно: ей ещё блокадник в гипер отправлять.
Дарен понюхал налитое: пахло лесом. Самым что ни на есть натуральным лесом, сосново-еловым, с небольшой примесью дубов и осин. Аромат свежести, сладкий дух мокрой листвы и терпкая смолистость молодого ельника, как будто после краткой летней грозы. На грозе парень и остановился, фантазировать перестал; запах был странным и незнакомым, слегка тревожащим.
Омаланец пригубил, удивлённо приподнял бровь и залпом выпил. Причмокнул и заявил:
— Достойно.
— Так вот, отвечу тебе, Вернер... — начал Хассанди, поднявшись и с торжественным видом держа перед собой стакан.
— ...кин-Вернер, — прервал его Дарен, для которого вопрос фамилии был до сих пор болезненным.
— Не перебивай! Так вот, сегодня годовой чек закончился. Подбиваем итоги.
— Это как?
— Новый год, говорю тебе, грошовник!
Дарен уставился на сошедшего с ума Хассанди.
— У нас на родине считают, — важно заявил тот, — как встретишь Новый год, так весь следующий год и проведёшь. Чем больше авансов выбьешь, тем больше тебе будущее и ассигнует.
— Новый год через месяц, — не выдержал Дарен.
— Ну да, — осторожно поддержала Волька. — Сегодня ведь конец ноября?
— Растратчики и оборванцы, — припечатал Хассанди, изрядно отхлебнул из стаканчика и плюхнулся в свой вычурный ложемент. Достал большой платок и принялся утирать пол со лба; гель-подушка мягко колыхалась под дородным телом. — С кем спорите? Сегодня закрываем финансовый год, кого волнуют календарные года!
Команда переглянулась: такая мысль никому в голову не приходила, даже омаланцу.
— А год назад мы праздника не устраивали, — заметил Дарен.
— В прошлом году мы и в Фиолетовый сектор не лезли.
— Так это что, ритуал? — наконец-то дошло до Дарена. — Этот, суеверный? На счастье и удачу?
— Сам ты суеверный! — рявкнул обозлённый Хассанди. — Верный обряд, всегда помогал.
Чрезмерник насмешливо хмыкнул. Хассанди тут же сбавил тон:
— По крайней мере, хуже не сделает, да и налоги с него не платить. Если дело серьёзное затеяно, то не помешает и за четвертью кредита нагнуться, всё в бюджет.