— Нет, сожалею, Коммодор, я не видел такой вещи у Ааврона. — Пиппер искренне огорчился.
— Не мог бы ты, господин Пиппер, навестить жену Ааврона, и узнать — только для меня — есть такая вещь среди его диковин?
— Я немедленно сделаю это, Коммодор!
— Только не напугай, пожалуйста, жену Ааврона, господин Пиппер. Я слышал, что она...что у нее плохой характер.
— Нет, Господин Коммодор, я буду очень обходителен с госпожой Ааврон... А характер у нее... У Ааврона тоже характер...
— Может быть, семья Ааврона нуждается в деньгах, и ты купишь эту вещь у жены Ааврона? Если она у него в доме...
— Боюсь, что она не продаст мне и никому другому ни одной диковины, что собрал Ааврон, Великий и Могучий Коммодор. Ааврон строго запретил касаться их. Он говорил, что они — магические. Их все боялись брать в руки. Кроме Ааврона.
— Хорошо, убедись только, что нужная мне вещь — в доме Ааврона, господин Пиппер. Я буду очень признателен тебе,— Коммодор так дружески посмотрел Пипперу в глаза, что тот прослезился.
— Еще до вечера я все узнаю, господин Коммодор, Великий и Могучий! — дрожащим от волнения голосом пообещал Пиппер.
Пиппер шел вниз по улице Нижнего Колодца так быстро, что у него даже подрагивал нажитый за это лето маленький животик, не останавливаясь, чтобы перекинуться словом с многочисленными знакомыми. Пиппер очень торопился.
— Коммодор, я очень внимательно посмотрел собрание диковин Ааврона. Там нет такой вещи,— тем же вечером сообщил он своему благодетелю, и с печалью отметил, как огорчился и озаботился Коммодор.
— Спасибо, господин Пиппер, — с невеселым лицом ответил ему благодетель. — Очень жаль. Как жаль!.. Благодарю тебя за хлопоты. Я вижу — ты старался. Скоро стекловары, господа Старший и Младший, принесут тебе — пока только для показа — красиво ограненные бокалы из прозрачного стекла. Ты сегодня видел такой бокал. Вот точно такой же. Их секрет в том, что они не бьются. — С этими словами Коммодор бросил бокал на пол, в то место, где он был не покрыт ковром. Раздался тонкий серебряный звон, бокал подпрыгнул и покатился. Целехонький! Это волшебство!.. Да за такую посуду чужеземные купцы любые деньги заплатят! — Ты наживешь хорошие деньги, продавая их, господин Пиппер.
— Благодарю вас, Великий! И мне так жаль, так жаль, что я не смог услужить вам, Коммодор... — плача, пробормотал Пиппер.— Мне очень жаль, Великий и Могучий...
Сердце господина Пиппера не билось — еле барахталось и сжималось — от сочувствия Коммодору. Он раскланялся с ним и госпожой Принцессой и медленным шагом тяжело нагруженного человека по привычке направился на Торговый Рынок. Что-то неясное беспокоило господина Пиппера, что-то он упустил или чему-то не придал значения. Озабоченным и грустным он предстал перед глазами помощников, они бросали на него встревоженные взгляды, но он был так погружен в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. И трижды пересчитывал выручку, сбиваясь каждый раз.
Именно в эти минуты мелкий торговец Ааврон из порта Дикка, стоя по колено в гнилой воде своей глубокой ямы-тюрьмы на Зеленых Землях и не надеясь пережить сегодняшнюю ночь, вспоминал свой дом, детей, порт Дикка, свое собрание забавных вещиц, и думал: "Если в мире существует цена, я готов заплатить ее Судьбе и выкупиться отсюда любой ценой. Любой!". Почему-то ему сегодня уже много раз вспоминался тот ужасный волосатый гигант-раб, у которого он, по сути силой и страхом, отобрал амулет. Поверье истинно, оказывается. Не отбирай у человека надежду и Судьбу, его амулет, ибо ты принимаешь их на себя. А он принял: Ааврон вспоминал последний, запомнившийся, взгляд раба. Проклятый раб!.. "Помогите!" — выкрикнул Аарон, и сам понял, как слаб его голос, гаснущий в яме.
В преддверии ночи, когда в джунглях начало стремительно быстро темнеть, а над головой, на поверхности почвы около горловины ямы по пожухлым листьям зашуршали жабы-вампиры, Ааврон догадался, какая связь между ним и тем рабом, погибшим уже, наверное, в Империи чугов. Раб отдал ему свой амулет, желая его сберечь, отдал свою надежду на жизнь. Амулет раба цел, хранится в шкафу между другими забавными вещицами. Теперь раб умер, и его Судьба закончена, умерла. По правилам амулет умершего подлежит уничтожению. Но амулет остался в доме, целехонький. И Судьба раба пришла за Аавроном.
Он чувствовал, что его ждет неминуемая смерть. "Помогите мне!", надрывно закричал Ааврон.
Старая гадалка по прозвищу Толстуха на Площади порта Дикка сквозь дремоту уловила слабый голос, звавший на помощь, вздрогнула, очнулась и осмотрелась вокруг. Веселый народ, празднующий завершение строительства "Девятого вала" шумел, кричал и приплясывал. Голос был не из этой толпы. Если Судьба будет благосклонна к звавшему, он еще раз докричится до нее, решила гадалка, и пусть назовется и кричит с толком, а не просто "Помогите мне!". Гадалка поерзала на своей скамеечке и задремала опять. Но скоро ее разбудили клиенты: молодая парочка — ладный рыжеватый парень и высокая гибкая девушка, обнявшиеся. Видно, совсем недавно поладили. Ну, и конечно, и они хотели узнать, как у них сложится жизнь. Глупые-глупые-глупые люди! Как же они не поймут, что у каждого человека — своя Судьба, а не общая. Да и разве вправе кто-нибудь еще, кроме самого человека, знать свое будущее? И как они не сообразят, что общая их дорога может получится кривой или короткой, и об этом никогда никому нельзя объявлять, если ты честная провидица. Чужак, Великий и Могучий, но не Вождь, а Провидец, много дней назад несколькими простыми и понятными словами, прямо в ухо, объяснил ей, что она не жалкая обманщица-гадалка, а честная провидица. И ободрил. С того дня Толстуха словно помолодела и выпрямилась, не телом, конечно, а душой.
— Приходите по одному,— с добродушной улыбкой, жалея их глупость и молодость, велела Толстуха. — И в разные дни, уж договоритесь между собой. И пообещайте мне, прямо сейчас, что не перескажите один другому мои слова. Перескажите — не сбудутся!
Кадет, разбиравший за столом в нижней комнате дома рисунки и чертежи, накопившиеся за время строительства, ощутил слабое беспокойство, в его сознании мелькнул образ амулета и пропал.
— Ты звал меня? — Принцесса вышла из кухни, подошла к нему, обняла его голову, прижала к своей груди. Она изменилась после покушения. Задорная девчоночья стремительность быстро покидала ее, на смену ей приходила спокойная мощная решительность жены-Стража. И из пылкой, трепетной и ненасытной торопливой любовницы она превращалась в мечту любого мужчины всех семи Галактик: отзывчивую нежную, страстную и умелую женщину, спокойного самостоятельного друга-советчика и матерински-заботливую жену в оболочке юной красавицы. — Мне почудилось...
— Мне тоже, Стрела... — Кадет куснул ее руку. Губы Принцессы придвинулись к его уху и издали тихий призывный свист степной змеи: фс-фс-с!..
— Ыр-р-р... — ответил Кадет глубоким басом благодушно настроенного черного медведя с планеты Урду.
Дочь Ааврона внезапно почувствовала острый укол в сердце, образ отца мелькнул в ее памяти. Вечером, перед сном, она свесилась со своего, верхнего ложа на двухъярусной кровати, и шепнула младшему брату, укладывающемуся спать на нижнем ложе:
— Ты поклялся никому не говорить про ТО, смотри, не предай меня! А то я признаюсь маме, что это ТЫ взял и потерял ТУ папину вещь!
Прием проводился в помещении будущей воинской казармы, встроенной в толщу новой крепостной стены. Просторное удобное помещение не намекало, а просто кричало о том, как много воинов смогут безопасно разместиться в нем при необходимости.
Сначала всех присутствующих угостили розовым вином, и Глава порта произнес короткую и деловую речь, восхваляя мудрость и дальновидность жителей порта, а затем пригласил гостей в сопровождении всех Старейшин города полюбоваться видом стены со стороны порта Дикка и ее же видом со стороны дорог из Империи и Королевства.
Так случилось, что во время приема к воротам "Девятого вала" подъехали первые повозки нового торгового каравана из Стерры в сопровождении необычайно сильного боевого охранения, и все гости стали свидетелями строгого досмотра повозок и допроса сопровождающих их людей.
Лорд Барк, Специальный Посол Короля Стерры с удовлетворением убедился в соответствии рисунка его воплощению, и его надежды укрепились. "Девятый вал" подавлял своей угрожающей мощью. Лорд Специальный Посол почувствовал вполне определенную уверенность в том, что возможный неожиданный налет знаменитой конницы чугов на порт Дикка — чего он боялся все эти годы больше всего — здесь будет остановлен. Он поздравил Главу порта и Старейшин и позволил себе прозрачный намек. "Теперь я буду спать ГОРАЗДО КРЕПЧЕ", — сказал он, и его слова были приняты с понимающими улыбками. В поздравительных словах лорда Барка Главе и Старейшинам порта была нескрываемая искренность, и Глава порта ответил на эту искренность крепким и многозначительным пожатием руки.
Было объявлено, что отныне все это многосложное укрепление порта Дикка будет именоваться "Крепость "Девятый Вал". В честь этого учреждался специальный праздник, сегодня и ежегодно. Всех много раз обносили вином и жареными орешками.
Коммодор с женой, как всегда укрытой платком, мастер Проекта и даже некоторые строители "Девятого вала" тоже присутствовали на приеме, скромно держась немного в стороне от почетных гостей. В той компании было оживленно и весело, заметил лорд Барк. Но почувствовали ли они, что от них уже отчуждаются? Несправедливо и недальновидно со стороны порта Дикка, однако, это так. Резидент, будущий лорд Диккар, сработал безупречно. Надо выждать некоторое время и мягко поторопить мастера Каддета с отъездом в Стерру.
Владетельный господин Посол Великого Императора чугов был рад тому, что, наконец, в сегодняшнем срочном донесении ему есть, что сообщить своему Императору. "Крепость "Девятый Вал"!.. Надо написать Императору, что для ее взятия потребуется много катапульт и длинных лестниц. И, заносчиво кивнув Главе порта, он заторопился домой — потому что зуд между ногами от этого нового отвара становился непереносимым.
Когда наступила ночь, и желто-зеленые жабы-вампиры начали свешивать свои плоские широкие головы в яму, а пересохшее горло торговца Ааврона не могло уже издавать никаких понятных звуков, он беззвучно выкрикнул в далекие звезды, рассыпанные у него над головой: "Я раскаиваюсь!" И, словно в насмешку, коварная Судьба в это мгновение уронила ему на шею первую жабу.
Гадалка Толстуха, в это время с помощью своего непутевого внука ковылявшая к себе домой, споткнулась и остановилась. Сила и ясность услышанного ею вопля была так велика, что она узнала голос.
— Стой! — велела она Блохе. — Стой! Я услышала! Плохая весть, Блоха... Ты знаешь, где живет семья торговца Ааврона?
— Бабка, ну, пошли домой!.. — заныл уставший от вечерней работы на Площади внук.
— Знаешь, где живет семья Ааврона? — рявкнула старая гадалка.
— Давай серебрячок, скажу! — потребовал зевающий паршивец. Взглянул на бабку и обмер — никогда он ее такой не видел: тусклые глаза ее светились, распущенный рот собрался в узкую щель, все лицо осунулось и запало, и ему показалось, что это не его бабка, а какая-то незнакомая страшная женщина сверлит его глазами, как вестник Судьбы. Бабка дернула его за вихор, стукнула его по голове и вцепилась рукой ему в плечо. — Ну?!
— На улице Нижнего Колодца, далеко,— испуганно пробормотал Блоха.
— Завтра и еще два дня ходи туда и смотри. Ты должен знать, как выглядит дом, который навестила смерть.
— Зачем?!
— Почувствуешь чего — скажешь мне, научу кое-чему. Пригодится тебе в жизни. При твоей-то работе... Теперь тащи меня домой, бестолковый!
Последний вопль Ааврона, спонтанная ментограмма, отправленная всем, кто когда-либо знал его на планете Гиккея, заставила Кадета разомкнуть объятия и сесть на кровати.
— Ментограмма,— хмуро объяснил он Принцессе, собравшейся обидеться. — От торговца Ааврона. Кажется, он умер.
— А я ничего не почувствовала,— удивленно сказала Принцесса.
— Потому что тебя с ним ничего не связывает, Стрела. Ни Долг, ни чувство, ни вещь. — Принцесса заметила, как огорчен ее возлюбленный. Она обняла Кадета.
— А что тебя связывало с ним, любимый? Он был твой друг? — Она повернула кольцо на подставке холодного светильника, и в комнате стало светлей.
— Нас связывала только одна моя вещь, милая.— Каддет поцеловал ее — извинился, и Принцесса повеселела. — Очень важная для меня вещь. Первая часть от этой вещи. — И Каддет, наконец, показал ей маленькую вещицу, которую она среди ласк уже давно нащупала у него под кожей на животе, на три пальца ниже пупка, справа. Сначала она думала, что это грубый след от старой раны, а потом, что это какой-то редкий драгоценный камень, ну, вроде, Последнего Сокровища, которое должно иметься и быть запрятанным у каждого достойного мужчины. А оказалось, что это маленькая твердая пластина, разрисованная странными значками и рисунками. Неспящий попытался ей что-то объяснить, но Принцесса отмахнулась от него.
— Это чип,— назвал вещицу Кадет. — Мой личный чип. В нем записаны все сведения обо мне и моих правах, нашей собственности, а еще в нем наши деньги.
Принцесса взяла в руку эту вещицу, "чип", потрясла ее, но никакие деньги из нее не посыпались.
Кадет нажал на угол пластины, и она раскрылась веером лепестков — гибких, но жестких.
— Это мой паспорт с планетарными визами, это мой биопаспорт, — перебирал он лепестки, — это мой счет в банке, это паспорт "Робинзона" и ключ к нему, это нанокомпьютер... — и, видя ее нарастающее недоумение и интерес, он почему-то очень грустно произнес,— мне давно пора рассказать тебе, любовь моя, о том, кто я и откуда. Но мне очень не хотелось пугать тебя, Стрела! Мне тревожно, милая. Хочешь, чтобы я тебе все рассказал? — У него был виноватый голос. — Это будет... нелегко.
Взволнованный Неспящий предупредил Принцессу: крепись, сейчас мир перевернется.
— Говори, муж мой! — произнесла Принцесса твердым голосом, а чтобы лучше подготовиться, взялась рукой за теплую и сильную руку возлюбленного. Нет, своего господина.
Дочка Ааврона проснулась и громко заплакала.
— Папа умер,— сказала она матери, прибежавшей к ней.
— Что ты, что ты! — всполошилась мать. — Это просто плохой сон, моя девочка! Повернись на другой бочок... — забормотала она, зажигая свечу. — Не заболела ли ты?..
— Нет, мама, это не плохой сон!.. — рыдания отчаяния сотрясали девочку. Захныкал ее братишка.
— Я виновата, это из-за меня папа умер,— сквозь слезы и рыдания произнесла девочка. — Мама! Прости меня! Папа, прости меня!
— Как ты можешь быть виноватой, если твой отец никогда не слушал никого, кроме себя! — начиная лить слезы, сказала ее мать.— Вечно ему не сидится на месте, все он куда-то ездит, собирает никому не нужные пустяки, когда другие отцы работают или торгуют... Наживают состояния...
— Он искал магию, мама! — сердито закричала девочка, и ее слезы просохли. — Он знал, что магия есть, он показывал мне!
