Эрика, стоявшая рядом с Отоко, молча кивнула, давая понять, что тоже не собирается клевать на удочку неприятного ей паяца.
— О, я вовсе не прошу вас верить мне, — развел руками Вендиго. — Я всего лишь хочу, чтобы вы поверили себе.
— То есть?
— Как давно с тобой разговаривает внутренний голос, Учики?
Слова рухнули сверху как удар секирой. Знал, все знал этот негодяй. Как и раньше, Вендиго расставил ловушку в самом неожиданном месте. Но как, откуда он мог знать?
— Не понимаю, о чем ты, — соврал юноша, прекрасно понимая, что звучит неубедительно.
— Да неужели? — Вендиго щелкнул пальцами.
И тут же исчез белоснежный зал с высокотехнологичными гробами их друзей. Исчезло черное пятно Октавиана. Растворились в мерцающей пустоте Учики с Эрикой. Не стало ничего. Мира не было.
Но вот он родился, в болезненном небытии, огромным ярким взрывом, в котором соткались огромные, неисчислимые количества зародышей материи. Они соединялись вместе, обретали форму. Каждая песчинка, каждый атом в новорожденном бытии кричал своим собственным голосом, и мириады этих криков соединялись, впервые наполняя Вселенную песнью жизни. Загорались звезды, концентрируя в себе жар, способный убивать и дарить жизнь. Формировались планеты, выпекаемые излучением звезд и силами взаимодействия тел, неумолимо диктующими свои законы, позже названные физическими. Сгущались туманности, вылуплялись из небытия галактики и звездные системы.
Учики, не понимавший, что происходит, мог лишь бессловесно наблюдать не за зрелищем, но за ощущением сотворения. Сотворения чего-то могучего, первородного. Отоко чувствовал, как текут сквозь него миллиарды лет, оставляя на младенческом теле реальности лишь крохотные морщинки. Но само ощущение рождения длилось кратчайшую долю секунды. Он не успел распробовать его, осознать, удостоившись лишь тени величия.
Безбрежный океан материи, родившийся из взрыва. Но почему? Как? Зачем? В чем была цель существования этого необъятного царства? И чья это была цель?
Он знал, с самого начала. Он знал, как загораются звезды, как правильно смастерить планету. Он знал, что делать потом. Его руки, как и руки соратников, бросили первые семена органической жизни в первобытную мертвенность Вселенной. Ибо таков был план.
Чей? Чей?!
Он никогда не задавал вопросов. Ибо само его существование было частью великого замысла. Он не мог поставить под сомнение себя самое. Единственное, что он мог — регулировать, менять. Материя, столь незыблемая для поздних творений, в их руках превращалась в гибкий и удобный материал. Обычный материал, будь то камень, вода, воздух или органическая плоть. Ничто не остается неизменным, если имеется воля его воссоздать или уничтожить. И они меняли, направляя потоки развития, создания и существования каждой мельчайшей единицы материального мира. Миллионы пересекающихся плоскостей реальности для них были большой единой структурой, которой можно придать любую форму.
Но однажды великая программа действий дала сбой. В крохотной, почти незаметной точке Вселенной с ними что-то случилось. Они пали, не смогли регулировать. Нет, не так. Кто-то из них не захотел. Обретение воли, отличной от прежней, превратилось в помеху. Нет, не в помеху. В горе.
Сбой программы. Системная ошибка. Ты захотел странного.
Кто — ты? Откуда? Зачем?
Ты вышел из строя.
Почему?
Ты стал подобен тому, что призван изменять. Мастер не может быть своим собственным материалом.
Какой мастер? Мастер чего?
Вы попытались дать творениям илу творцов. Но те оказались слишком слабы, слишком примитивны. Они обратили инструмент изменения в оружие разрушения. И вы остались.
Кто мы?
Вы отказались от крыльев. Ваша программа сформировалась заново. Теперь вы должны были устранить возникшую ошибку. Заново сформировать крохотную точку Вселенной. Но вы утратили волю менять пути схождения. Вы перестали видеть плоскости реальности. Вы уподобились творениям. И потому исправление застопорилось, превратилось в грубый процесс. Вы погрязли в материи.
Debes, ergo potes. Вот почему все случилось. Мы всего лишь обрели иную волю. Но кто мы? Кто же мы?
Видение оборвалось столь же внезапно, как и возникло. Учики моргнул и выдохнул, поняв, что все это время стоял, задержав дыхание. Рядом пораженно охнула Эрика. Значит, она тоже почувствовала это секундное таинственное откровение.
Но ничего по-прежнему не было ясно. Воспоминание о чем-то громадном оставило больше вопросов, чем ответов. Именно этого и хотел Октавиан, стоявший напротив.
— Как ощущения? — спросил мужчина.
— Не знаю, — признался юноша, впервые почувствовав, как холодно в этом слепяще-белом зале. — Что это было?
— Крохотный, длиной в мгновение, взгляд украдкой на вашу природу, — Вендиго театрально развел руками. — Неожиданно, правда?
— Ничего не понимаю, — замотала головой, будто стряхивая наваждение, Андерсен. — Что ты за бред на нас навел?
— Бред? — улыбка Октавиана превратилась в кривую усмешку. — Да брось, девочка! Неужели вы оба не задавались вопросом о том, откуда на свете могут взяться твари, подобные вам? Не пытались догадаться, откуда взялись ваши силы? Не сомневались в путанных объяснениях, годных курам на смех? Не надо пытаться меня надуть.
— Может, мы и задумывались, — перебил поток бархатных насмешек Учики. — Но это твое видение, которому все равно нельзя верить, ничего не объяснило.
— Разумеется, разумеется, — скорбно склонил голову мужчина. — Сразу не понять, конечно. Но я помогу. Уж очень вы мне нравитесь. Поясняю.
Тут Отоко заметил, что ярко светящие лампы, пережив мимолетное затмение, начали едва заметно гудеть. Этот гул не мешал, но чуть царапал слух. И еще он сливался с голосом Вендиго, придавая тому необычайное звучание, заставлявшее внимать.
Уж не пытался ли негодяй воздействовать на сознание противников?
Октавиан же продолжал, разведя руки в стороны, как будто собирался обнять обоих молодых людей.
— Вы, дети мои, вовсе не были "рождены с уникальным даром". Вы вообще не были "просто рождены". Не надо обманываться, считая, что стали жертвой случайности. Вы были целенаправленно зачаты и сформированы.
— Что?! — неожиданно Учики вновь почувствовал прилив ярости. — Врешь!
— Спокойно, спокойно, — поднял ладонь Вендиго. — Я вовсе не хочу сказать, что твоя обожаемая матушка тебе не родная. Как и не хочу оскорбить достойного родителя твоей спутницы. Никакого страшного заговора, о котором вы оба сейчас подумали, не было. Был замысел, превосходящий человеческое понимание.
— То есть? — напряженно спросила Эрика, нервно пошевелившая руками, будто порываясь накинуться на мужчину с кулаками.
— То есть, свойства ваших организмов были предопределены очень старой селекционной программой. Кто-то — а потом мы выясним, кто — намеренно устроил весь путь от зачатия до первого смыкания с парой для каждого. Или вы всерьез думали, что парные Наследники случайно оказываются рядом? Нет, все происходит в рамках цикла, отточенного тысячами лет повторения. Не ваше поколение Наследников первое.
— Что за чушь, — проговорил Учики безо всякой уверенности. — Какой еще цикл?
— Он слишком сложен, чтобы описывать подробно. Если говорить примитивно, то программа самовоспроизводства, зашитая в твои гены, воздействовала на организм матери, когда ты был еще плодом. Несчастная женщина, сама того не подозревая, начала вырабатывать энергетические потоки, влиявшие на нее самым радикальным образом. Непорочное зачатие в вашем мире, ребята, это обычное дело. Конечно, определенные гормональные изменения, небольшое воздействие на психику — и дело почти всегда сопровождалось спариванием. Животный атавизм. Но на самом деле зачатие и формирование плода вовсе не зависело от наличия презренной резинки в момент близости, которой могло и не быть.
— Да бред же! — воскликнула Эрика. — Это что, мы — результат непорочного зачатия?!
— Необязательно, — улыбнулся Октавиан. — Но близко.
— Чушь!
— А тот факт, что вы в обязательном порядке рождались день в день со своей парой, не чушь? А обязательный контакт, хоть какой-то, между родителями Наследников, зафиксированный в каждом случае документально — не чушь? А, например, малоизвестная деталь вроде вызванной алкоголизмом половой дисфункции твоего отца, Учики, в период, когда ты был зачат и рожден, не позволявшая ему спать с твоей матерью — не чушь ли? А дружба твоей матери, Эрика, и Жюли Данглар — не чушь? Не надо пытаться закрывать лицо ладонями, когда в него льется свет. Вы рождаетесь парами, потому что в ваших генах заложена двойная энергетическая спираль. В определенный момент программа, записанная в телах родителей, активируется, спираль раскручивается, наделяя второй способный к воспроизводству организм свойствами питаемого конца энергетической цепи. В утробе вы оба растете, становитесь концентрированными источниками собственной силы. В момент рождения, с разницей максимум в пару минут, каждый Наследник превращается в маленький полюс большого напряжения. И рождается сложная, но вместе с тем до безобразия примитивная система. В результате внутриутробного развития оба полюса получают возможность питать друг друга энергией. Тот из них, что зародился первым и стал причиной возникновения второго, накачивает "младшего" собрата чистой энергией. Несмотря на все ухищрения системы, человеческое тело служит лишь проводником, а не постоянным хранилищем подобной мощи. Не будь у Наследника пары, он умер бы от переизбытка губительного излучения в собственном организме. Бывали случаи, когда после убийства одного эмбриона второй буквально взрывался прямо в утробе. Лучше не представляйте себе, что это такое. Чтобы первый не служил накопителем, и существует второй. Энергия активировавшегося первым зародыша с самого начала идет во второй на большие расстояния, незаметно. Однако и этот механизм чреват — постоянно отдавая, Наследник истощится. В чем же выход? Вуаля! Второй Наследник со временем, особенно после рождения, обретает все свойства первого. Различия стираются, и уже он питает первого собственной силой, восполняя недостаток за счет получаемой энергии. Так вы и существуете, питая друг друга сброшенным балластом, не взрываясь и не умирая от энергетического голода.
Вендиго свел руки вместе и потер ребра ладоней друг о друга.
— Вот такое вот двуединство.
Учики слушал невероятный монолог Октавиана, застыв подобно статуе угнетенного скульптора, изобразившего человека с грузом страха и безысходности на плечах.
Они существовали... вот так? Само рождение было определено неведомой биоэнергетической программой? И даже родители играли в сотворении собственных детей чисто технические роли? Он и Кимико с самого начала предназначались друг другу в... громоотводы и заземление?
Мама, отец, родня — все, получалось, не имело смысла. Ведь единственным настоящим родственником Наследника становилась его пара, чужая по крови, но неотделимая.
Узнать о себе нечто подобное было страшно. И отчего-то противно. Осознание сверхчеловеческой практичности в своей наследственности сбивало с толку и унижало.
— Но... откуда? — сам себя не слыша, произнес юноша. — Зачем?.. Кто?..
— Позволь мне для начала ответить на второй вопрос, — с охотой сказал Октавиан. — Зачем? Зачем же вы такие рождаетесь на свет? Не будем же мы всерьез рассматривать предположение о случайности столь неестественного и интересного явления! Нет, вы, ребята, не рождены, вы созданы. А создается нечто всегда с определенной целью. С какой же целью могут создаваться могучие источники энергии, способной преобразовывать незыблемое? Ведь вы противитесь законам биологии, химии, вовсю попираете законы физики. Вы властелины материального мира, казалось бы. Однако не все так просто. Та система, что я описал, никак не походит на классическое непорочное зачатие и божественность, не так ли? Боги не бывают энергетическими цепочками. Или бывают?
Гудение за тонкой пеленой слепящего света усилилось. Вендиго все еще неподвижно стоял посреди зала, заслоняя цилиндры с Наследниками, но теперь во всем его облике не осталось и следа от столь злившего юношу и девушку паясничанья. Мужчина больше не казался радушным и благожелательным. Опустив руки, он глядел исподлобья, и во взгляде невероятно глубоких синих глаз без труда читалась холодная, беспредельно темная ненависть.
— Правда, дети мои, в том, что самый лучший бог — это машина. Машина, способная перекраивать ткань всего сущего. Только машина может изменять мир, добираться до тончайших механизмов существования — и разбирать их, ломать, перестраивать. Только машина способна дотронуться до жизни, сильной, пульсирующей, изменяющейся — и оборвать, обрезать, прижечь, взрастить заново, не слушая криков и не содрогаясь... Только механическая воля, лишенная рефлексии, служит осью великой власти. Именно поэтому вы, дети мои, очень плохие машины. Пусть даже вы боги среди людей, но неспособны на по-настоящему божественное действие. И почему же? Потому что вы скованы цепями, изобретенными человеческим разумом и сердцем. Изобретенная система самовоспроизведения машин реальности имела страшный дефект — она создавала людей. Существа, известные как Наследники, несли в себе необходимые компоненты для создания энергетической цепи, но вместе с ними приобретали побочный, доставшийся от биологических преобразований и генетической рекомбинации, признак. Они обрели человеческую душу. Эмоциональность, уязвимость, социализация — все это сделало вас и ваших предшественников бракованными изделиями. Вы неспособны быть богами, потому что живете как люди. Вы не машины, но вас гораздо проще эксплуатировать.
Длинный тонкий палец, будто обличая, уставился Учики в переносицу.
— Вам ведь внушают, что Наследники могут контролировать свои способности только после того, как им введут драгоценный DQD? Дешевый трюк, но работает. На самом деле та обработка, которой вы подвергаетесь, служит в первую очередь для того, чтобы отслеживать и контролировать проявления силы, начинающиеся в момент пробуждения вашей сущности. В теле каждого помеченного Наследника циркулируют колонии гибридных наномашин, позволяющих отслеживать уровень и мощность реакций энергетического синтеза. Но прежде всего эти наномашины контролируют выбросы гормонов, уровень адреналина, корректируют химические реакции, сигналы нервной системы... Проще говоря, трупная вытяжка из тел одних Наследников, коей и является DQD, служит контролю над человеческой частью других.
— Не понимаю, — неожиданно вклинилась в монолог Октавиана Эрика. — Это еще зачем?
— Все просто. Контролируя физиологию, неизменно сможешь контролировать психику. Не верите же вы всерьез, что тело и разум друг от друга не зависят? Подправить тут, ухудшить там, стимулировать реакцию удовольствия в одной ситуации, придать видимость боли, раздражения, дискомфорта в другой — и человек становится послушной марионеткой даже в собственных поступках. Во времена мировой войны, которую вы называете последней, солдатам армий начали вводить такие наномашины, совмещая с контрольными чипами, транслировавшими сигналы в тело. Лишить стресса, отрезать усталость, предотвратить наступление шока — все это можно сделать при помощи современных технологий. В элитных клиниках давно не прописывают лекарства, а проводят курсы нанотерапии, клеточного замещения и прочая, прочая... Именно потому, что так зависите от тела, вы и остаетесь сломанными машинами. Должно быть наоборот. Ваш разум должен определять физическое состояние. И в какой-то степени так и есть, иначе вы двое не стояли бы сейчас здесь. Но дальше вам не пойти.
