Путевка на дорогу истины

— Вот только не надо. — Сразу же поморщилась она. — Женихами сыта по горло. И потом, то, что ты находишься здесь якобы на правах "суженого", еще не дает тебе права заводить разговор на тему, которую приличная девушка может поддержать только в присутствии родителей.

— А приличной девушке подобает уделять занятиям со шпагой больше внимания, чем нарядам и балам? — С интересом спросил Наместник.

— Вот благодаря этому и удается таких, как ты, держать на подобающем расстоянии! — Она вновь начинала заводиться. Наместник обругал себя идиотом. Нельзя ж так бессовестно, в самом-то деле...

— Простите мое невежество, — покаялся он. — Я долгое время был лишен приличного общества, а потому мои манеры далеки от идеала. В знак того, что я дорожу вашим обществом и вниманием, я хочу преподнести вам маленький подарок...

Немного рисуясь, он сложил вместе ладони, дунул на них, как фокусник в цирке, и развел в стороны. И медленно проступила, соткалась из воздуха — это даже было заметно — лилия на длинном стебле, с пятью лепестками цвета "звездного молока". На нежных, ворсистых лепестках совершенного молочного цвета чуть заметно выделялись извилистые разводы бледнолимонного оттенка.

В символике Эс-Дагара такой цвет означал искреннюю заинтересованность в личности человека. Поэтому такие цветы не принято было дарить молодым девушкам, но Наместник надеялся, что она правильно истолкует его намек.

А еще его интересовало, возьмет ли она растение, прикоснется ли к нему, или сразу попросит поставить в одну из многочисленных вазочек на полочках у стены.

Она помедлила, затем протянула руку... И приняла от него цветок, даже поднесла к носу, понюхать. Де Морральен мысленно утер пот со лба. Интересно, тот, первый змей, он тоже пребывал в таком напряжении, искушая Еву съесть яблочко?

— Настоящая... — Удивленно протянула она. — Не дым, не фантом, не призрак... Но ведь — из ничего...

— Вам нравится?

— Очень. У вас хороший вкус, господин зазеркальщик. Кстати, я забыла представиться — девичья память...

— Что вы, пустое...

— Меня зовут Флоретт.

— Красивое имя. А титул?

— Баронесса Райджент. Но я не люблю, когда меня называют по титулу. — Она наконец-то отошла от двери, и Наместник поздравил себя с маленькой победой. Флоретт поставила его лилию в вазу голубоватой северной керамики, и присела на такой же, как у него, туго набитый бархатный пуфик. Ее любимая, похоже, вещь — смахивающая скорее на легкий меч бастарда нашла свой покой в ножнах, которые оказались прислонены к трюмо. Девушка села так, чтобы в любой момент успеть схватиться за эфес. Вот какие воительницы, оказывается, воспитываются в благородных домах Таварра...

— Баронесса Райджент... Это не ваш ли отец — Министр Двора при королеве?

— Да. Вот и вы в первую очередь вспомнили о нем. — Ее синие глаза погрустнели. — Стоит только заговорить с кем-то, как сразу же вспоминают о том, кто мой отец... И начинают расспрашивать о том, что он любит, как к нему можно подольститься, или и того пуще — где и когда он будет один и без охраны.

— Они думают, что имеют дело...

— С дурой набитой! — Бросила она. — Без охраны папа не ходит. Прошу вас, не надо заводить разговор на эту тему. Если и вас также интересует мой отец, то лучше вам пойти и поговорить с ним. Он сейчас там, в зале, у нас прием в честь Наместника.

— Эс-Тьери? А почему же вы не с ними? Я ни в коем случае не лезу в ваши тайны, просто мне кажется это немного странным...

— Не знаю сама. — Флоретт пожала плечами. — Кузину папа сам услал с глаз долой, она у нас глупенькая, а я... Мне кажется, я не люблю Наместника.

— Почему? Он же полубог!

— Вот именно. Он и не человек, и не бог.

Наместник Тьмы поднял бровь в знак вопроса.

— Вокруг него холодно, — почти шепотом призналась Флоретт. — Не знаю, почему я с вами так откровенна... Может быть, потому, что наша встреча слишком уж невероятна, утром мне наверняка покажется, что это сон, так пусть и будет сон. Все равно... Я видела его дважды. Один раз во дворце, он разговаривал о чем-то с королевой. Кстати, говорят, она его ставленница... А во второй раз — уже у нас дома. Он приветливый, вежливый, но с ним тяжело. Рядом с ним себя букашкой чувствуешь. Как посмотрит... Эти глаза — ртутные, с вертикальными зрачками... Кстати, третьего дня он подарил королеве котенка ледникового тигра. Я его видела. У них глаза — одинаковые. Не человеческие.

— Быть может, божественные?

— Я не знаю. Я не видела Эссалона, хотя, говорят, он иногда является людям. Но я не святая, чтобы Он захотел встретиться со мной...

Флоретт замолчала и отвернулась в сторону, сложив руки на коленях. Наместник больше не чувствовал... Ну, почти не чувствовал исходящих от нее волн страха и обеспокоенности по поводу его персоны. Эта девушка нравилась ему все больше и больше. Вот сейчас, когда она, как-то внутренне сжавшись, сидела напротив — не слева и не справа, а строго напротив — и явно думала о чем-то неприятном, ему захотелось обнять ее. Просто так обнять, по-дружески. Сам удивившись собственной разнеженности, Наместник осторожно протянул руку и коснулся кончиков ее пальцев.

Вербальный контакт потихоньку перерастал в ментальный на основе физического.

Она быстро отодвинула ладонь, но прикосновение все-таки слегка взбодрило ее.

— Господин...

— Лучше просто Аларик. Мы же договорились на "ты".

— Ладно. Я постараюсь. Скажи, зачем ты все-таки пришел сюда? Как? Кто ты вообще, и откуда?

— А какие у тебя есть версии?

— Дворяне не отвечают вопросом на вопрос. — Снова очень забавно насупилась она. — Ты не эсс, у тебя черные глаза и круглые зрачки, и ощущение от тебя другое... По идее, мне тебя надо опасаться, но почему-то уже не получается. Ты похож на сон, знаешь?

— Такого мне еще не говорили! — Развеселился Наместник. — Чем же это? Я материальный, вполне настоящий и благовоспитанный. Если хочешь, можешь меня потрогать. За край плаща, например.

— Правда?

Он кивнул. В свою очередь, Флоретт протянула руку и дотронулась до края его кожаного плаща. Потом осторожно подняла руку... И Наместник в самый последний момент догадался, что хочет сделать дочь Министра Двора. Она намеревалась пощупать его пульс, как у своей кузины.

Перехватив ее маленькую кисть, он быстро поднес ее к губам и запечатлел у запястья легкий джентльменский поцелуй. Вскинул голову, рукой поправляя волосы:

— Пусть я останусь твоим сном. Хорошо?

— Настоящий... — Протянула она. — Ты настоящий, но настолько невероятный, что, пожалуй, достоин того, чтоб быть моим сном. Решено! Я, баронесса Райджент, нарекаю вас, благородный Аларик де Морральен, званием моего настоящего сна! Носите это звание гордо и достойно.

— Благодарю вас!

— Это я благодарю вас, мой верный сон...

Запрокинув голову, Наместник рассмеялся. По-настоящему, искренне и чисто. Ему вторил ее звонкий смех, и на пару они хохотали добрых несколько минут.

А ведь где-то совсем рядом был сам Эс-Тьери...

— ...Ну, а все-таки?

— Кто я такой?

Заинтригованный кивок в ответ. Наместник слезает с пуфика и по-простецки садится на пол, скрестив ноги, а спиной опершись о стену с мягкой обивкой.

— Твой сон. Твоя тень. Посмотри, как пляшут тени на стене... — И делает жест — словно сдувает с ладони невидимую пыль. Внезапно в три раза ярче загораются свечи, а противоположная стена оказывается освещена, как театральная сцена. Девушка с прелестным именем Флоретт тихо вскрикивает от восторга — на стене разворачивается теневой театр. Маленькие, но очень четкие тени начинают спектакль — то ли драматическую пьесу, то ли трагикомический фарс... Любовь, ревность, ненависть, радость — у крошечных силуэтов все это выражено в несколько раз резче, чем у людей. В несколько раз отчетливее и без прикрас — ведь тени лишены контрастов. Жизнь теней — подобие человеческой жизни, но присутствуют в ней лишь два оттенка.

— Ты кошмарно странный... Я в тебя не верю.

— Может быть, поэтому ты меня не боишься? Нельзя бояться того, в чьем существовании сомневаешься.

— Может быть. А скажи, к кому ты все-таки хотел придти?

— Боишься, что ошибся адресом? — Смеется де Морральен. — Честно признаться, я искал просто лазейку в ваш мир. В ваш дом. Хотелось кое-кого повидать, да, видно, не суждено...

— Кого же это? — Немного ревниво (уже!) спрашивает она.

— Эс-Тьери.

— Зачем?

Наместник пожимает плечами.

— Хорошая тема для романтической беседы... Посмотреть в лицо врагу.

— Старший сын Эссалона — твой враг?!

— У меня к нему маленький личный счет.

— Сумасшедший... — Тихо, с отчетливой жалостью говорит она. — Ты сумасшедший. И я тоже, раз говорю с тобой об этом...

— А я разве спорю? — Эхом откликается он. — И потом, чего ты еще хотела от такого неправдоподобного гостя? Чтоб я оказался банальным шпионом, посланным выведать секреты твоего папеньки?

— Твоя логика ставит меня в тупик, — ежится она, словно от холода. Глаза Наместника снизу вверх смотрят ей прямо в лицо, ни на секунду не прерывая контакта. Они ироничны, насмешливы, совершенно не по-эссовски снисходительны... И в них есть что-то еще, чего пока она не понимает. И потом, сам факт наличия этого даже не странного — аномального гостя, и звучание их разговора не укладываются у нее в голове. Так бывает, когда события настолько выходят за рамки привычного, что мозг начинает воспринимать их как красочную галлюцинацию. Просто чтобы не нарушать границ условностей, стереотипов, за которые любой человек цепляется, как за спасательный круг, порой даже не отдавая себе в этом отчета.

На этом построена масса приемов психологических атак — на одном-единственном принципе: если подопытному человеку удастся сломать его систему стереотипов, защитных психологических барьеров, из него, с очень большой долей вероятности, получится слепить кого угодно. Хоть по своему образу и подобию, хоть по чужому... Главное — это надежно закрепить потом новую систему ценностей, рамок приличия и правил поведения. И человек становится другим, сам того не замечая...

— А откуда ты? Из зазеркалья?

— Нет. Я из вашего Мира, из Эс-Дагара... Но я, как это сказать, немножко с другой стороны. Я с Границы Мира.

— Ты Страж?

— В каком-то роде, можно сказать и так...

— А почему ходишь через зеркало? Эс-Тьери — Страж, а он перемещается обычно, как все люди...

— Поэтому ты так испугалась, увидев меня?

— Да. Существует старая-престарая... Ну, легенда, что ли, или просто поверье...

— Уточним: народное мнение.

— Вот-вот. О том, что ничего хорошего из зеркала выйти не может. Зеркала ведь отражают, переворачивая с ног на голову... Правое там — левое, соответственно, что у нас хорошо — у них плохо, ну и так далее...

— Кажется, мне удалось опровергнуть стереотип?

— Кто знает...

— Близится утро. — Сказал Наместник. — Скоро мне будет пора уходить.

— Так быстро? Только что ведь была полночь! — Удивилась она.

— В моем присутствии время всегда летит быстрее, — развел руками он. — На самом деле сейчас до рассвета — не больше полутора часов.

— Нельзя, чтобы тебя видели здесь. — Решая в уме какую-то проблему, сказала Флоретт.

— Уже не хочешь заложить меня своему папеньке? — Подмигнул ей Наместник.

— Ты — мой сон. — Важно сказала она. — А сны — это единственная тайна, которая может быть у девушки. О таких снах, как ты, не рассказывают никому.

— Отрадно слышать. — Он встал и направился к двери. — Сны и тени — в близком родстве, мой прекрасный ночной цветок. Мне пора уходить...

— Ты вернешься? — Вдруг спросила она.

— А ты хочешь этого? — Он обернулся через плечо, снова ловя взгляд чистейших синих глаз. — Если захочешь, я вернусь...

— Как и когда? Через зеркало снова?

— Нет. — Он отрицательно покачал головой. — Забудь про игры с зеркалами, Флоретт — Цветок Ночи. Сегодня случайно тебе повезло. Но запомни: всякий раз, когда ты вглядываешься в бездну, она тоже вглядывается в тебя. Поэтому не рискуй, и не позволяй этого кузине. Оттуда, с той стороны, вместо меня может придти кто угодно.

— Тогда как же мы встретимся?

— Скоро в ваш дом, может быть, пожалуют два человека... — Поведал де Морральен. — Пусть твой папа их не гонит. Предсказываю: я вернусь к тебе тогда, когда эти двое переступят ваш порог.

— Когда это будет?

— Может быть, скоро. А может быть, очень скоро... — Прошелестело в полумраке. Странный гость растворился в нем...

"Как тот самый соблазнитель в ночи", — машинально подумала девушка. Этой мысли захотелось улыбнуться. По дамской комнатке словно пронесся ветерок, моментально задувший свечи. И уже в темноте, погружаясь в сон, она услышала негромкую лирическую мелодию...

Я ревную тебя к дождю,

Что над домом твоим прольется.

И сквозь стекла тебе улыбнется.

Но наученный ждать, я жду...

Я приду к тебе в этом дожде...

Я ревную тебя к себе... — Прозвучало прощальным аккордом.

Тихий шелест песни усыпил, убаюкал ее...

Сливаясь с тенями, шагая из тени в тень, Наместник Тьмы целенаправленно двигался хорошо обозначенным курсом. Его вел маячок, так же явственно видимый в магическом плане, как и обыкновенный маяк на каком-нибудь скальном мысу отлично заметен всем проходящим кораблям. Только, в отличие от настоящего опознавательного огня, Этот маячок выключиться никак не мог, при всем желании своего хозяина.

Это был маячок искорки Тьмы, которую когда-то подселил, попросту вплавил Наместник Тьмы в своего противника — Наместника Эс-Дагара. Избавиться от такого подарочка невозможно ни человеку, ни богу. Есть только один способ — стать по-настоящему святым, чтобы любое Зло рассеивалось при соприкосновении с тобой. Но обрести святость из-под палки, господа мои уважаемые, не удавалось еще никому, тем более заносчивому и уверенному в себе, как атомный авианосец, Сыну Божьему. Кое-как он свое Темное Начало, де Морральен был осведомлен точно, навострился держать в узде, но вот полностью одолеть Тьму старшему потомку эссалоновскому не достало крутости...

Близилось утро, и ощущался тот непередаваемый аромат свежей выпавшей росы, помолодевшего и очистившегося за ночь от скверны мира, пытающегося сохранить свою чистоту насколько возможно дольше, но увы, точно знающего, что с первыми лучами солнца люди опять замусорят, испоганят и испохабят все, что было очищено несколькими часами мирового спокойствия. Де Морральен шел по парковой аллее, а тот, кого он искал, двигался ему навстречу.