Напутствуемый нанимателем, ухожу из подземелья.
У освещенного летним солнцем резервуара — вышедшая на шаг раньше Тома Мато.
Когда я согласился представительствовать, мне в целом разъяснили суть работы. Я знаю, где скрывается юноша А, а также где он живет. Моя работа — просто связаться с А и передать "тебя родители ждут домой". На душе неспокойно, но если это все, я просто это сделаю и получу что причитается.
— Сёдзай. Насчет бейсбола. Это, мячей, поворачивающих вбок, правда нет?
Мато-сан заговорила, как ни странно, не о работе.
— Нет. Часто выражаются, мол, вбок или под прямым углом, но как мяч ни крути, так его не повернешь.
— Вот как. А такого, чтобы он один раз повернул, а потом еще раз, совсем в другую сторону?
— Это даже не вопрос новичка, Мато-сан... Такой бред даже говорить неприятно, но — этот ваш Синкер что, бросает такие мячи?
Это уже не бейсбольный питчинг.
Это — буквально одержимая демоном подача.
— Ага. Мяч пролетел мимо убегающего бэттера, два раза повернул под прямым углом вбок и раскроил ему череп. Если смотреть сверху, траектория будет что-то вроде равнобедренного треугольника. Есть мысли?
— Слишком идиотично... Еще какие-то бредовые особенности?
— М-м... Это пока не в моем ведении, я точно не знаю, но вбитые в тела жертв мячи вроде обожженные, и видно, что внутри.
Мяч повернул из-за обжигающей скорости вращения? Да ладно, так тоже не может быть. Вообще, даже если допустить, что каким-то неведомым хватом можно заставить мяч повернуть под углом, это еще не дает возможности поворачивать два раза. После пуска мяч меняет направление вращения и с вертикали переходит в горизонталь? Это в НФ называется телекинезом.
Одержимые меняются телом. Таких вздорных способностей — физически двигать что-то оторвавшееся от тела — нет. Разные "мозговики" вполне бывают, могут обманывать взгляд наблюдателя... еле-еле укладывается, ладно, но когда есть третьи лица, это тоже маловероятно.
— М-да, пока что место действия — комната. Вряд ли он внезапно станет кидаться мячиками. А что, Мато-сан... SVS ведь стала проблемой? Почему полиция не ловит?
— Хотелось бы, но, к общему раздражению, они не нарушают законов. Они предупреждены и даже не мешают проходу.
Ну, естественно. Максимум проходу ночных патрулей.
— М-м... Стоп, а что, если не останавливать, а побивать? Слышь, Сёдзай, я не могу пойти питчером? Руку натренирую, и...
— Не можешь. Ты вообще стреляешь не теми шариками.
Отмел со скоростью света.
"М-м", — сожалеюще умолкла Мато-сан... Она иногда говорит такие милые вещи.
— А-а, но вообще в этой игре бьющие безнадежно перевешивают, может, и пригодятся детоубийственные подачи а-ля Мато-сан. Говорят, питчеров мало.
— Почему бьющие перевешивают?
— Бьющие носят оружие. В нужный момент бита — сильная штука. А если серьезно, бросать сложнее, чем бить. И тренировки нужны. Бьющий развивается сравнительно легко, поэтому их больше.
Прощаюсь, иду на остановку.
Может, стоило проехаться на "мерседесе" AMG SL55 Мато-сан, но нет настроения.
— В общем, я позвоню, когда поговорю, подождите поблизости. Мато-сан, вы даже на работе ездите куда бог пошлет. Бросайте вы это — я звоню, а вы в Мышином царстве или где еще.
— Знаешь что. Мне в такие места одной не хватает смелости ехать. На вот, возьми с собой. На всякий случай. Не раздумывай. Я представлю как самозащиту.
Тома Мато вынула из багажника страшного вида ножище и всучила мне — на!
Спасибо ей за моральную поддержку, но мне это напомнило вновь, что у нее работа состоит в обращении с подобными штуками.
— Черт, я поторопился...
Хоть я и сказал так, но в отсутствие чувства опасности — ни мурашек, ни капли пота. Смотрю на золотой сотовый, сверяю время. Сейчас как раз полдень. Дата — жаркая солнечная пятница, тринадцатое число.
"""
Несколько минут ходу от станции в Ясакадай. Я прибыл к цели — десятиэтажке.
Издали — ничем не примечательное офисное здание.
Вблизи заметен холл, в гостиничном духе на весь первый этаж.
Но на самом деле здание занято под ставшие обычным делом караоке-комнаты. Что ни говори, а все здание — искусственный рай, сотворенный только ради караоке. Это чудесный иной континуум со вместимостью в восемьсот человек, каждый из которых может держать микрофон. Что это, как не воплощенная песня?
Юноша А должен скрываться на четвертом этаже этого здания. Комната N20. Он занимает самую дальнюю и широкую комнату — вот уже третью неделю кряду.
На входе в здание приветствуются все, и стар, и млад, мужчины и женщины. Повторюсь: это — опустившийся рукотворный рай. Если скажешь: "Сегодня же рабочий день!" — тебе с твоей чопорной правдой здесь не место.
Быстро, самым естественным образом миную приемную, зазывающую сверкающими голосами и атмосферой.
Добро пожаловать. Вы один? Нет-нет, встречаюсь с другом. Приятного отдыха. Да, спасибо.
Лифтов в заведении два. Захожу и сразу нажимаю восьмерку. В момент закрытия дверей жму четверку. Беспокоился, что не сработает, но лифт честно подсветил кнопку 4. Несмотря на бытность тайным прибежищем для маргинального юношества, охраняется местечко из рук вон плохо.
Приятно, что сделано умно. Правда же, если бы не ладящий с законом владелец поставил на кнопку пароль или ключ-карту, общение с таким любителем тайных баз было бы вдвое безнадежнее и вчетверо больней.
За какие-то секунды я выхожу на четвертом. Освещение темнее, чем на других этажах, еле слышны звуки радио.
Коридор узкий, длинный, спиралью закручен от лифта. Одноколейка какая-то. Представьте себе гоночное кольцо, где финиш на старте, но прямо перед стартом стена. Как круг к концу человеческой жизни, аж тошно.
Вход, где лифт, — в самом центре южной стены, и проход тянется на запад, врезается в стену и виляет на север, в следующую — на восток, опять упорно врезается в стену и ломается к югу, а под конец изгибается к западу и кончается у последней комнаты. Чтобы дойти до комнаты N20, придется сделать полный оборот.
На полу коридора расстелен красный ковер, обои целиком черные. Так неуютно, что случайный человек просто не войдет. По-настоящему сумрачный коридор, как в доме с привидениями, проплывает мимо меня.
Я знаю, что в глубине скрывается маньяк-убийца, но эта неуютность — самая малая для Сикуры. У Исидзуэ Арики нет детектора опасности, да и если бы я такого боялся, мне бы только присниться могло, как мне снится, что я решил подремать в подземной комнате Кайэ.
Поворачиваю за первый угол.
В стене по левую руку выстроились заклеенные солнцезащитной бумагой окна, по правую — двери караоке-комнат. Очень тихо. Я миную седьмую дверь.
Поворачиваю за второй угол.
За углом, с лицом как лепешка, стоял ужасный убийца.
Хрясь.
"
— Эй, поосторожнее!..
Я с криком отбегаю назад.
Вообще не дают отдышаться. За углом стоял ужасный убийца — это я перегнул, но ужасный безработный диснеевский виннипух, и он без лишних слов накинулся на меня с кулаками!
Собравшись и сделав невинное лицо, гм, третьего лица, свернувшего за угол, я решаю, что это была зажигательная комбинация из трех ударов.
И что виннипухом был Кирису Яитиро.
— Эй, ты че увернулся?!
Сам накинулся, да еще и недоволен.
Видимо, медвежий суперудар был привычным, основным. Только вывернувшей из-за угла цели влепить раз-два по физиономии, обезопасить и добить в живот — возможно, до отлета в теплые края.
Но ввиду бредового поведения цели все удары ушли в пустоту.
— Да пофиг! Ну, я сам не очень понял, но плевать! Потому что днем ты еще больше намахался!
Я стал орать в том же тоне, что Кирису... точнее, просто моя рассудительность куда-то сбежала.
Это было как налетающий из-за поворота самосвал, а в смертный миг человек бессознательно уворачивается.
И вот мы, даже не подумав о вариантах вида "ты что здесь забыл" и "о, знакомый, надо поболтать", набычились друг на друга.
Кирису, в подсознательном боксерском стиле, и я, в "выставил правую руку вперед стой давай поговорим" стиле.
Несколько секунд изучаем друг друга. Кирису с угрюмым видом поднимает руки.
— Ишь. А ты в этом стиле, оказывается, умеешь, — говорю. Ура пацифизму. Все-таки разум — это сила.
— Чего бы я умел... Просто вид такого робкого торчка дает противнику плюс к наглости, и все. Не делай так больше.
С этими словами Кирису совершенно теряет волю к драке. Не думаю, что он из таких, кто опускает руки перед знакомым лицом, и его сдача без боя меня напрягает.
— Не похоже на тебя. Ты точно Кирису?
— Ну, блин, я же случайно убить могу.
— Я даже нарочно не хотел бы убиться... А что, ты за полтора года привык так?
— Вот кто страшный, так это ты, когда такие темы всерьез поднимаешь. Если бы я не перестал, ты бы небось подхватил тему. Ну и дошли бы до предела. Хрен нас знает, кто бы первый слажал, но по-любому оно бы того не стоило. Так что завязали. Да и я свою обязаловку отработал.
Видимо, Кирису хочет сказать, что раз провалил свою рабочую атаку, теперь что раздавать, что получать напряжно. Такому стилю жизни надо учиться.
— Ну, и? Ты к гостю дальней комнаты, да?
— Ага, попросили тут домашние. Дескать, убеди его вернуться, мы не сердимся. Мне бы самому быстрее передать и домой, но приказано лично поговорить... Ну, как бы. Я не стану спрашивать, почему ты здесь, так, может, пропустишь наконец?
— Уф... Давай, я понял, иди-иди. Я пойду уже. Делай что хошь.
Передав мне эстафетную палочку, Кирису испарился.
Вдалеке слышится "бзыньк" лифта.
Зачем накидываться на меня, посетителя, — могу себе представить, но раз Кирису молча ушел, видимо, в этом деле он умыл руки. Дело на четыре пятых сделано. Теперь осталось просто поговорить.
"Ура-а", — я облегченно поворачиваю за третий у...
— А...
Рука не успевает.
В темечке врывается белое оружие со скоростью сто сорок километров в час.
В конце коридора — фигура бокового питчера-левши.
Форма "подлодки", когда рука, чуть не касаясь земли, выпускает мяч по растянутой кривой.
Но, в отличие от скрюбола, мяч не нырнул, а впился мне в череп прямым ударом.
На этот раз я не отболтался, не увернулся хитро, а вырубился на красном ковре.
(?)
Для боли перерождения нет описания.
Это опыт вне человеческого знания, истина, что не должна быть в нем. В здравом уме такое не переварить. От зверского воя, от боли, разламывающей мозг, я открываю глаза. Конечно, это метафора. Мозг не чувствует боли. Просто мозг пересчитывает полученные телом повреждения и трансформирует их.
Боль по большей части исходила из левой руки.
Управляющее левой рукой правое полушарие скрипит.
От парадоксальной боли "нигде" человеческое сознание кричит.
Живет. Живет. Живет.
То, что умерло, живет.
Боль — знак существования, и эта несвобода дает тошнотворный кайф.
Неоднозначность плоти дает иллюзию всемогущества.
Бога нет, поэтому есть это всемогущество.
Дьявол есть, поэтому оно так жалко и бессильно.
Оригинал рождает фальшивку, фальшивка создает оригинал, оригинал поглощает фальшивку.
Дьявол топил мозг.
Ничто дало мозгу переписать правила реальности.
В миг перерождения...
Я видел крик новорожденного — комка черной ненависти.
(?)
От культи до головы пробило искрящей кочергой, и я пришел в себя. Конечно, это метафора. Меня пробудила боль без раны.
Я лежу на спине на красном ковре.
Бытийная боль из левой руки, ставшей плавящейся земной корой.
Конечно, это факт. Протез, охвативший левую руку, жидко сочась, вытянулся вперед на десятки метров. На конце — нечто бесформенное, собаковидное, чудовищное со вкусом, удовольствием грызет нечто в форме конечностей и торса — с вгрызающейся пасти летит мелкая грязная пена, с плачем теряет сознание, — что через несколько секунд станет очень вкусным педигрипалом.
А-а... собаковидное ест человекоподобного.
—
!..
Голова человекоподобного бьется в стороны, он орет. Голова стукает в пол, отлетает, и опять — бом, бом, шмяк, хрясь. Он так разобьет голову еще до того, как станет вкусной едой.
Человекоподобное отчаянно стряхивает с себя собаковидное, но его левой руки уже нет, да и тело, пока я безучастно смотрю, похоже на размешанную кашу.
Проблема в том, что это собаковидное тянется во-от сюда, к моей левой руке.
— Э... Так, стоп.
Еще несколько секунд, и собачий обед кончится.
Только такая штука могла подожрать это, но объедки собираются и тут. Проходящие по руке трудноусвояемые остатки вторгаются в мое тело.
— Э, стой, собачка, фу!
Хрум, хрум, хрум. Наш песик такой игривый. Совершенно не слушается.
— А ну брось, голову, голову не жри, умрет же, оно умрет же!
Собаковидное не бросает.
Загадочный протез стал загадочным монстром и бесится как хочет.
От этого вида я на самом деле не занервничал.
"Понятно, вот оно что", — где-то в глубинах сознания что-то знает, что происходит. Надо думать, он мне подошел. "Моя рука была именно такой штукой", — осознаю я.
— Не, все равно стой, псина, это же, наверно...
Во всех смыслах невкусно, совсем не надо такое кушать.
— Ах да, нож...
Я отмеряю две культи по левой руке и с нажимом втыкаю туда нож Мато-сан.
Вот теперь все. Временное чувство всемогущества отрезано. Понимание устройства протеза исчезает. Черная лава втягивается в собаковидное и вмиг пропадает. Человекоподобное перестало проситься под телемозаику и вернулось к невредимости.
— Кх...
И меня неприглядно рвет. Я всего лишь ткнул в протез, но отсутствующие ощущения взяли и облили мой мозг болью ампутации.
— Уй... ё-о...
От боли в левой руке, которой не должно быть, и чего-то противного, что извивается в груди, с меня градом полил пот.
То ли беспокоясь о таком представителе хозяина, то ли что, черный пес притопал ко мне и, сопя, потыкался носом. Поправка: он не беспокоится. Похоже, просто подошел на вкусный запах. Кстати, кажется, у пса в доме Кайэ не было глаз.
— Эй, песик, ты...
Поднимаю голову.
Ни признака чего-то живого. На ковре — один только сорванный протез Карё Кайэ.
"
Парень, влепивший в чужую голову жесткий мячик, был тем самым юношей А, которого предстояло убедить.
Сэкура Юмия. Третий курс высшей школы Коалагаока, ас бейсбольного клуба этим летом.
Перед караоке-зданием стоят два патрульных автомобиля и "скорая помощь".
Санитары тащат Сэкура Юмию, который еще в сознании, но не реагирует. Полицейские, с целью расследования и улаживания ситуации, на какое-то время останутся в здании.
— Молодец. Уладил, в общем-то, по заказу. Ну, половину.
Мато-сан, под плавящим жаром летнего синего неба, пила себе эбиан.
Положение дел таково: гипермаркет поблизости от караоке-здания. На крыше его объемной стоянки мы смотрим на центр событий.
