Они помолчали немного, и Ксандр продолжил:
— Почему ты не остался на ночь? И кто на этот раз та счастливица, которую ты одарил своим вниманием?
— Ксандр! Ну, ты завернул. Счастливица, которую я одарил своим вниманием? Это ж придумать надо! — рассмеялся Даркус.
Ксандр продолжал рисовать:
— Но все же?
— Одна из танцовщиц. Я так устал от настойчивости жриц ту Эрро, что решил отдохнуть от них.
'Значит, танцовщица, — Диеро пытался вспомнить всех, кто приехал развлекать верхушку светлоэльфийской знати, — Они уедут только через неделю, значит, у меня в запасе есть еще несколько дней, чтобы найти ее и...'
— Стыдно признаться... — прервал его размышления Даркус, — Никогда не думал, что я такой эгоист, но когда увидел тебя с Марой, я внезапно почувствовал одиночество. Ты так страстно ее целовал... Знаешь, я тоже хочу так любить. Вот только никто не вызывает во мне такого желания. Это ведь ненормально, да, то, что я ничего не чувствую?
— Даже к Лили? — Ксандр откинул голову и вгляделся в лицо Предрассветного.
— Даже к Лили, — Даркус спрятал улыбку, когда заметил, что Ксандр втихушку пытается расплести косички, которые заплела принцу молодая танцовщица.
У Ксандра при этом было такое сосредоточенное выражение лица, будто от этого зависела его жизнь. 'Вот же упрямец', — Даркус потеребил пучок на голове друга.
— Почему ты все время скручиваешь волосы в этот жуткий узел?
— Потому что он вызывает в тебе желание прикоснуться ко мне.
— Глупый, — Даркус уткнулся в зеленые пряди, чтобы скрыть смущение.
— Если так говорит мой Повелитель, — ресницы Ксандра дрогнули, и нежная улыбка коснулась его губ.
На небе взошла Эмрад и озарила Владыку и его будущую Тень. Мрак рассеялся, растягивая тени. Перед рассветом.
Глава 40
— Как это он переехал на нижние этажи? Они же для смертных и полукровок! — крики Наместника с самого утра перепугали не только слуг, но и придворных.
Ставрус схватил со стола высокую вазу из голубого фарфора и швырнул в седовласого слугу, который только утром решился доложить об этом императору. Слуги, привыкшие к срывам главы клана Комподжоу, молниеносно, не издавая ни звука, отбежали к стене и попытались слиться с интерьером. А пожилой эльф схватился за голову — он отклонился, но ваза все равно задела его висок, а потом с гулким эхом покатилась по мраморному полу и разбилась о ступени у трона. Тонкая струйка крови побежала по лицу Гидемона ту Амона, помнящего еще правление Миримона Справедливого. Старый эльф с достоинством поправил алую с золотым ливрею и не торопясь вытащил из кармана кипельно-белый платок и приложил к ране. Это был эльф старой закалки, невысокий, с редкой проседью в каштановых волосах, и с той особой статью, которая присуща только дворецким знатных и древних родов. По сравнению с тонкими чертами ту Амона широкоскулое лицо Комподжоу казалось грубым и простоватым, а придворные манеры, которые Гидемон впитал с молоком матери, заставляли сомневаться, кто из них, император или слуга, является благородным хозяином.
Этой ночью к Гидемону примчались перепуганные слуги, которые так боялись реакции Наместника из-за выходки его младшего сына, что умоляли бывшего управляющего помочь им. Гидемон знал, как неистовы были Комподжоу в гневе, особенно главы этого клана, поэтому он не мог отказать детям и внукам тех, кто еще недавно прислуживал во дворце под его началом. Старый управляющий и сам был словно частью императорского дворца, но прислуживать Ставрусу, которого он ненавидел едва ли не сильней, чем его отца, было выше его сил. После гибели Даркуса он немедленно покинул свой пост и вернулся во дворец только после того, как Лея стала императрицей.
— Кто может указывать Повелителю, где ему ночевать? — Гидемон отвесил Наместнику поклон, который можно было расценить как легкое пренебрежение, не выходящее за рамки приличий. Все-таки тысячелетие службы при императорском дворе откладывало свой отпечаток, и этот представитель семейства ту Амон умел ступать по тонкой грани между почтительностью и оскорблением.
Слова Гидемона заставили лицо Ставруса пойти пятнами.
— Пошел вон! — заорал Наместник, брызгая слюной, — Пока я собственноручно не оторвал твою дряхлую голову! Время Предрассветных закончилось, заруби себе это на носу!
Гидемон невозмутимо смахнул с лица брызги, и Ставрус не выдержал: он подскочил к старику и схватил его за грудки.
— Ты слышишь меня, старик, Даркус сам все уничтожил!
Гидемон поднял на Ставруса выцветшие, некогда ярко-карие глаза.
— Единственное, в чем великий Правитель ошибся — это в том, что он оставил за себя вашего батюшку.
И быстро, пока Ставрус не очухался, вырвался из его захвата и с необычной для его возраста скоростью двинулся к выходу. Уже у самых дверей Гидемон слегка поклонился Наместнику и произнес:
— Мое почтение Наместнику... Истинного Повелителя.
Вторая ваза, пущенная уже в закрытые двери, разлетелась на тысячу острых осколков. А Гидемон поспешил к Повелителю, пользуясь забытыми переходами, чтобы предостеречь: Наместник твердо решил поселить младшего сына в закрытом крыле, в которое даже старый управляющий не решался входить.
* * *
— Нет, стой, прошу тебя, не уходи! Останься со мной!
Дени бежал то по узкой горной тропинке, то по дворцовым коридорам. Колонны, подобно песочным часам, осыпались, поднимая в воздух столпы пыли, похожей на снег. Темное небо пузырилось, превращая синий в зеленый, а зеленый — в ярко-пунцовый. Пустота в груди начала поедать внутренности, и эльфенок хватался за дыру, пытаясь стянуть ее за концы. Но оказалось, что тело его невредимо. Тогда где эта демонова дыра, что так ноет и ноет?
— Стой, остановись же! — тяжелые дыхание разрывало легкие, но мальчик все бежал и бежал за длинной тенью между мраморных плит и цветных облаков.
Еще немножко, еще чуть-чуть, и Дени увидит свою половинку, дуэно. Это за ней он так отчаянно бежал, это ее он боялся потерять из виду.
Кончики длинных волос мелькнули за поворотом. Дени рванул туда, перепрыгивая через зияющие дыры, появляющиеся на мраморной плитке.
'Только бы догнать, только бы не потерять из виду!'
Сердце стучало, как бешеное, пропасть между эльфенком и высокой фигурой, будто сотканной из первозданной Тьмы, становилась все больше и больше. Дыры расползались, меняя белый на черный. Прыжок — и мальчик едва устоял у края пропасти, раскачиваясь, пытаясь восстановить равновесие. Но за первой дырой последовала вторая, а за нею еще и еще одна. Пропасти растягивались, разрывая пространство с металлическим скрежетом.
— Мне не угнаться за тобой! Остановись, прошу тебя! — Дени с разбегу налетел на искореженный пол.
Фигура в темном вздрогнула и кинулась было к нему, но потом остановилась, вцепилась побелевшими пальцами в лицо и закричала.
У Дени внутри все скрутило в тугой узел. 'Половинка — она же единственная. Аро был прав, дуэно — все, что мне нужно!'
Маленький принц вскочил, чтобы побыстрее оказаться в объятьях любимой и утешить ее. 'Только не оставляй меня, не сейчас, когда я, наконец, нашел тебя...'
От резкого движения перед глазами все поплыло, раскрошившийся под ногами мрамор полетел в темноту, а Дени упал и свесился с острого края. Рыдания подступали к горлу, а его половинка обхватила себя руками и пожирала мальчика взглядом.
— Тебе тоже больно? — из-за слез Дени не мог разглядеть ни ее лица, ни фигуры. Он лишь знал, что дуэно — прекрасна.
— Я люблю тебя, — шептали губы маленького принца.
— Я люблю тебя, — отвечали губы дуэно.
Между ними ревела бездна, будто тысячи водопадов обрушивались сверху и издавали утробное эхо где-то на самом дне.
— Останься со мною, — эльфенок вцепился в каменное острие, горло перехватило.
Фигура в черном покачала головой.
Дени упрямо приподнял подбородок, поднялся и приготовился к прыжку — ему было все равно, что он мог не допрыгнуть и разбиться. Те чувства, что воскресли в груди... Они были всеобъемлющи.
Словно земля и небо поменялись местами и стирали между собой границы.
— Прошу тебя, — шепот, что сорвался с губ мальчик, даже ему самому показался тише шелеста листьев.
Но половинка услышала.
— Возвращайся, пожалуйста, — фигура, будто сотканная из тьмы и света, сгорбилась и отвернулась от Дени, — Это место не для тебя.
Этот голос, Дени его уже слышал, он точно знал и не понимал, почему же не может его вспомнить.
— Потому что я не хочу, чтобы ты мучился. Не вспоминай, ради меня. Просто будь счастлив, — бархатный голос с хрипотцой, наполненный мукой.
У Дени защекотало в груди, он помнил, как этот голос ласкал его тело в прошлом. И он шел за ним день за днем, даже когда остался один, и Пустота преданным спутником поселилась внутри.
Маленький принц схватился за голову, казалось, будто гигантские молотки били его по вискам, не давая сосредоточиться.
А на небе заиграло сияние, ярче и насыщеннее земного северного. Оно стало разрастаться и затягивать Дени обратно, в комнату, где он заснул.
— Нет! — закричал эльфенок, еще крепче схватившись за мраморное острие, — Я не отпущу тебя! Нет, никогда! Ты меня слышишь, я вспомню тебя, я вспомню о нас и найду тебя. Я обязательно вспомню...
Дени не видел, но точно знал, что дуэно улыбается. Улыбается самой желанной улыбкой на свете!
— Ты слышишь меня, я обязательно вспомню! — эльфенок кулачком погрозил высокой фигуре.
— Я люблю тебя, — улыбнулась Тьма.
— И тогда я найду...
— Я люблю тебя.
— И тогда ты не сбежишь от меня, — Дени уже не стеснялся реветь в голос, рукавом вытирая слезы.
— Ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя...
Дени вскрикнул, сорвался с места и все-таки прыгнул, протягивая половинке руки, умоляя не прогонять. Но пропасть была непреодолима. Мальчик замер на миг прямо в воздухе, размахивая руками, будто крыльями, а потом начал падать прямиком в черную бездну.
— Нет, Саша! — дуэно ринулась следом, с невероятной скоростью оттолкнувшись от земли, и уже через мгновение Дени оказался в теплых объятиях.
Они падали вниз, в темноту, в неизвестность. Но Дени не помнил, чтобы когда-нибудь был так счастлив.
— Ты правда любишь меня? — эльфенок поднял лицо с груди дуэно, пытаясь вглядеться в ее глаза.
Ветер и гул падающих вместе с ними камней заглушали слова половинки. Но Дени и не нужны были доказательства — дыры внутри больше не было.
— Я счастлив, — Дени вздохнул и закрыл глаза, еще крепче прижимая к себе дуэно, когда почувствовал, с какой нежностью та целует его глаза и шепчет:
— Когда ты рядом, я вспоминаю, что Бог есть.
— Тогда не отпускай меня, и я не дам тебе об этом забыть.
Дуэно засмеялась, горько, с надрывом, с такой силой прижимая к себе эльфенка, будто желал укрыть его своим телом.
— Люблю, люблю тебя, — повторяла дуэно, не в силах оторваться от голубоглазого принца и покрывая его лицо обжигающими поцелуями.
Дени задыхался от счастья, он так боялся, что его бедное сердце не выдержит и все-таки разорвется от радости. Он боялся даже пошевелиться и лишь молился, чтобы всемогущий и жестокий Бог принял их за единое целое. Может, тогда Он не сможет их разделить?
По щекам катились холодные слезы, а под ладошкой билось сердце его половинки.
— Я обязательно вспомню, — прошептал эльфенок, потянувшись к губам любимой. Но вместо тепла он нащупал лишь Пустоту.
Дени в ужасе распахнул голубые глаза. Темноты не было, как не было и дуэно. Первые лучи восходящего солнца заиграли на тюли золотисто-розовым светом.
— Неет! — закричал Дени, заставив скрывающиеся тени собраться в одну и подскочить к маленькому Повелителю.
Ксандр держал эльфенка, бьющегося в агонии, и боялся спросить — сколькое он уже вспомнил.
— Тише, Дени, все хорошо. Я здесь, я с тобой.
Дениэль замер и впился требовательным взглядом в серебристые глаза своего Хранителя.
— Ксан, как думаешь, а Бог есть? — голос принца всколыхнул прошлое.
Хранитель не выдержал и отвел взгляд:
— Ты даже дуэно убедил в этом, а теперь сомневаешься?
— Ксан, пожалуйста, помоги мне все вспомнить, моя половинка, без меня... она же забудет об этом!
Ксандр опустил голову на плечо маленького принца. Но на этот раз Дени не распустил его пучок и не зарылся руками в зеленые пряди.
— Ксан, Ксан, пожалуйста, — Дени положил маленькую ладошку на голову Тени.
Ксандр не ответил, но Дени было прекрасно видно, с какой силой Хранитель стискивает в кулаках белые простыни.
— Во сне ты видел дуэно? — Ксандр осторожно встал и отошел к окну.
Безразличный тон не мог обмануть Повелителя.
— Да, — ответ Дени заставил Ксандра напрячься.
— Но ты все равно не вспомнил, кто это? — вопрос прозвучал скорее как утверждение.
— Откуда ты знаешь? — Дени прищурился, отбросил в сторону простыни и подошел к мужчине, — Ксандр, почему ты молчишь?
Хранитель опустил голову, но так и не повернулся и не ответил принцу.
— Не молчи! Ты слышишь меня?! — Дени затрясло, пустота в груди снова ныла, и теперь, когда он почувствовал, что значит быть полноценным, эта боль стала нестерпима, — Говори! Не смей молчать, я приказываю!
Стены комнаты задрожали, первозданная Сила волнами расходилась от груди мальчика, голубые глаза вспыхнули, а зрачки сузились и начали мелко подрагивать.
— Говори же! — слова Повелителя толкнули Хранителя, он закачался и рухнул на колени, — Почему ты молчишь? Это же моя половинка, я имею право знать!
Ксандр вытянул руки и коснулся ног Повелителя.
— Прекрати немедленно! Не смей унижаться, просто ответь мне, кто это. Ксандр, Ксан, — Дени прикрыл глаза рукавами, — Я не смогу без дуэно.
Было так одиноко. Мальчик чувствовал себя потерянным и обманутым. Он совершенно ничего не понимал и только обхватывал себя руками, не давая дыре заглотить себя без остатка. Быть может, Ксандр был прав, и ему не следовала вспоминать, но было уже слишком поздно. Его половинка целовала ему глаза, половинка говорила с ним и обнимала так нежно, так бережно... Разве Дени может вот так просто забыть об этом?
Ксандр обнял мальчика за талию и прижался щекой к его животу:
— Тебе больно?
— Да.
— Но ты даже не знаешь, кто это.
— Мне все равно.
— Но твоей половинки больше нет.
— Значит, я воскрешу ее, пусть даже в собственных воспоминаниях.
— Глупый.
— Ты забываешь. Это Даркус так тебя называл.
— И я глупый.
Несмелые улыбки преобразили лица обоих. Упрямое и заплаканное — Дени, виноватое — Ксандриэля.
— Ты так и не скажешь мне? — принц облокотился подбородком о макушку Хранителя.
— Прости, но я слишком люблю тебя.
— Это проблема, — протянул Дени.
— Еще какая, — вздохнул Хранитель.
Ноющая боль слегка отступила, и Дени выдохнул:
— Пора собираться. Мне нужно о многом узнать перед праздником.
Ксандр, не вставая с колен, протянул руку и достал со столика колокольчик. Мелодичная трель разнеслась по комнате, и спустя пару минут в двери вошли близняшки, невероятно очаровательные в легких светло-лиловых платьицах.
