-Всегда испытывал определенную слабость к неизвестности, — в тон ему ответил Юст, подходя к нужной двери. — Что ж, вот мы и на месте. Пройдемте?
-Медальон, Вайтль. Быстрее, я жду.
Время, казалось, застыло. Каждое движение давалось ему с огромным трудом, трудов больших стоило лишь скрывать это.
-Все мы чего-то ждем, — бесцветным голосом протянул Юст, отщелкивая крышку медальона — взгляд его остановился на часах, точного времени отнюдь не показывавших. — Вы — моей смерти, а я вот, вашей...знаете, в чем закопалась вся ирония?
Бенедикт вопросительно выгнул бровь.
-Им одно время, что вашей, что моей. Видите ли, мой друг, в мире есть два типа людей. Одни расставляют ловушки, а другие в них попадаются. Вы попались, Кальдервуд, — холодно улыбнулся Юст, взглянув в гранитно-серые глаза Бенедикта. — Окончательно и бесповоротно.
-Что за вздор вы несете? — прорычал Бенедикт.
Возмущение в его Цепях, чувствовалось сейчас, наверное, за добрый километр. Еще секунда и он сорвется, он ударит — прямо здесь, прямо...
Спокойно, но без лишней медлительности Юст опустил свободную руку в карман. Все звуки словно оставили мир, кроме одного — бешеного боя его собственного сердца. Сейчас. Сейчас или уже никогда.
-Наша с вами погибель, Бенедикт, — глухо произнес он, выудив из кармана нечто крохотное, преспокойно помещавшееся в ладонь. — Вам, должно быть, известно, что это?
Кресло Кальдервуда отчаянно заскрипело. Вытаращив глаза, он впился взглядом в маленький, откровенно жалко выглядящий предмет, что покоился на ладони Юста. То был серый, плохо видимый в полумраке паучок из металла, который трудно было определить с первого взгляда.
-Вы изволите шутить? — зашипел Кальдервуд. — Как это должно вас спасти?
-Никто и не говорил о спасении, — продолжая держать паучка на вытянутой ладони, подернул плечами Юст. — Мы с вами умрем вместе, Бенедикт. Хотите знать, как? Что ж, извольте взглянуть поближе...
Полумраку маг был сейчас рад как ничему другому — он мешал увидеть, насколько бледным сейчас было его лицо. Голоса со сцены существовали где-то в другом мире — а в этом он протягивал Бенедикту крохотный конструкт, каждую бесконечно долгую секунду ожидая смертоносных чар в ответ.
Бенедикт сдержался. Протянув руку в перчатке, он сгреб паучка в ладонь и, зажав меж пальцев, поднес к своим глазам — напряжение, что в них плескалось, не могли скрыть никакие заклятья.
-Эфирная нить? — наконец, проскрипел он, выдернув наружу тонкий, едва видимый невооруженным глазом волосок, что коротко блеснул, прежде чем быть разорванным. — И это вы мне хотели показать, Вайтль? Вы, похоже, совершенно утратили разум. Что вы хотели мне сделать этой детской бирюлькой?
-Вам — ничего, — мрачно усмехнулся Юст. — Вы, возможно, заметили, что длиной эта нить похвастаться не может. Контролировать с ее помощью хоть кого-то этот конструкт не сможет. Никак не сможет.
-Тогда что...
-Но воспроизвести заложенный в нее заранее импульс и передать цели — для этого столь малого количества вполне хватит, — невозмутимо продолжил маг. — Импульс очень простой, я бы даже сказал — примитивный. Чистое, без примесей, желание убивать.
Скрип кресла, скрип перчаток. Застывшее уродливой маской лицо.
-Вы были совершенно правы, когда говорили, что обследовали театр и ничего не нашли, — пальцы Юста погладили циферблат часов. — Вам следовало осмотреть его посетителей. В частности, обратить внимание на то, что спряталось у них под воротниками...
-Абсурд, — зашипел Кальдервуд. — Вы пришли позже меня. Вы бы не успели. Вы бы ничего не успели сделать...
-Боюсь, вы не правы. Эти малыши получили приказы, когда я только вышел из машины, а дальше мне и не нужно было ничего делать, кроме как отвлекать вас, пока они не проникнут в здание. Это, признаюсь, было далеко не самой сложной частью...
-У вас не было ни ресурсов, ни времени на то, чтобы...
-Очередная ошибка, — покачал головой Юст. — Я заключил соглашение с леди Митик, по условиям которого мне предоставили все материалы, что я запросил. А что же до времени...конструкция этих букашек весьма примитивна. Ассистировать мне в их создании смог даже текущий глава рода Морольф. Конструкция, как я уже сказал, весьма примитивна, равно как и заложенная в них программа. Они просто находят ближайшее живое существо — при условии, что то не обладает Цепями — и присасываются к нему, ожидая сигнала. А при его получении... — он выразительно постучал пальцами по циферблату. — Мы с вами покойники, Бенедикт. Я дам сигнал, и это здание станет нашей могилой. Посмотрите вниз, посмотрите на этих людей — зал набит практически до отказа. Вы, конечно, убьете меня сразу, как только я это сделаю, но вы не успеете меня остановить. И не сможете остановить импульс, как и подавить его. Все эти люди начнут рвать друг друга на куски, резать, ломать и жечь все, что видит глаз. Как скоро они доберутся сюда, как скоро ворвутся в эту ложу? Скольких вы сможете уничтожить — в настолько замкнутом пространстве, полагаясь только на свои собственные силы, без единого растения в запасе? Сколько вы сможете протянуть, прежде чем они вас затопчут? Прежде чем растерзают вас, сожрут вас заживо, не оставив ни клочка от вашего тела? От Метки, что так и не получит ваша дочь? — он задыхался, но остановиться уже никак не мог. — Ваша дочь, которая останется совсем одна?
-Ты блефуешь, щенок!
Бенедикт растерял последние крохи и без того притворного спокойствия. Чары слезли окончательно, обнажая его перекошенное от бешенства лицо — застывшее так же, как палец Юста на крохотном рычажке, что самую малость выступал из медальона.
-Хотите убедиться, правы вы или нет?
Напряжение, переполнявшее его, было таково, что, наверное, вот-вот должно было заставить крошиться зубы и литься кровь из ушей. Он неотрывно глядел в серые пятна бенедиктовских глаз, шаг за шагом растягивая губы в кривой, полубезумной улыбке.
-Я заключил соглашение с леди Митик. Если я проиграю, она получит все, что принадлежит нашему роду, в том числе и мою Метку, — прохрипел он. — Я сам сжег за собой все корабли. Пути назад для меня нет, а что до людей там, внизу...я вас умоляю, вы что, правда посмели хоть на секунду подумать, что мне до них есть какое-то дело?
-Ты...
-Вы устали, Бенедикт. Вы выдохлись. И явились сюда лишь потому, что сочли мое положение дел еще хуже. Но вы ошиблись. Вы загнали меня в угол, но дали мне слишком много времени. Если мне придется умереть, если дому Вайтль придется умереть, он заберет с собой и дом Кальдервуд. Все, что у вас есть. Я заставлю вашу дочь страдать. Заставлю ее остаться в полном одиночестве. Заставлю ее испытать то, что испытал я по вашей вине. Вот только у нее, в отличие от меня, никаких шансов не будет.
Скованное судорогой лицо Бенедикта висело у него пред глазами. Оно было недвижимым, но представить тот безудержный хаос мыслей, что сейчас клубился за этими глазами, Юст мог без труда. Как-никак, в его голове творилось нечто схожее.
-Щенок. Ты...
-Вы все еще не поняли, Бенедикт? Вам больше нечем мне угрожать, — выдохнул Юст. — Но сигнал еще не дан. Хотите знать, почему? Я не стану томить вас ожиданием дольше положенного. Если вы хотите, чтобы я дал вашей дочери шанс, вы примете предложение. Мое предложение.
Левый глаз Бенедикта дернулся — раз, другой. Скрюченная рука потянулась к воротнику, расстегнув верхнюю пуговицу. Со сцены тем временем неслось для них сейчас едва слышное:
-Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам я — сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить... (1)
Пальцы Кальдервуда вцепились в подлокотник. Налитое бешенством лицо, от которого, казалось, отхлынула вся кровь разом, приблизилось так, что еще немного — и они столкнулись бы лбами.
-Предложение?
-Вы расслышали правильно, — кивнул Юст. — Но прежде того, я должен вам признаться. Я должен был сделать это еще очень, очень давно...
Чуть вытянув левую руку вперед, он заговорил — голос, казалось, вот-вот сорвется на истерзанный хрип.
-Вайола надела перчатки сама, по собственному желанию и без принуждения в любой форме с моей стороны или со стороны кого-либо из рода Вайтль, в том числе конструктов или слуг любого иного толка, — он выплевывал каждое слово аккурат в искаженное ненавистью лицо. — Я не выступил с обвинением, потому как не желал для нее наказания, коему вы бы ее неизбежно подвергли, случись мне все рассказать. Сказанное мною есть правда, заверяю в том Меткой.
Краткая вспышка на миг осветила ложу. Воцарившееся за ней молчание, казалось, можно было пощупать рукой.
-Моя вина была лишь в том, что я повел ее туда, куда вести не следовало, — судорожно вдохнув, продолжил Юст. — Она сама навлекала на себя беду, как и вы, Бенедикт, когда не сумели сдержать свои эмоции. Вы сами виновны в том, что ваша семья развалилась на куски. Мой отец даровал вам шанс, которого вы не заслуживали, и вы отплатили за него чистейшей подлостью. Но теперь ваше зло вернулось к вам. Это я.
Рука в кожаной перчатке резко дернулась вверх, сгребая в кулак воротник темно-зеленого костюма. Конвульсивно сжав ткань и себя самого в том месте, где полагалось быть сердцу, Бенедикт испустил хриплый, полузадушенный вздох. Метаморфозы, что случились сразу за тем, были столь скоротечны, что проследить их Юст не смог, встретившись уже с тем, что осталось от мага после.
Бенедикт Кальдервуд напоминал шар, из которого выпустили весь воздух. Сгорбившийся и, казалось, ставший чуть ниже ростом, он застыл в своем кресле, слепо щупая руками воздух перед собой — словно пытаясь найти там спасение. Лицо его, покрытое испариной, то и дело сводила жестокая судорога.
-Не правда ли, приятное чувство? — усмехнулся Юст. — У вас еще будет время его посмаковать, не сомневайтесь. А пока что давайте-ка перейдем к делу.
Бенедикт не ответил — лишь еще сильнее нагнулся вперед.
-Я заключил договор с леди Митик, суть которого уже вам объяснил, — голос Юста самую малость выровнялся. — Предлагаю вам другой.
-О чем...о чем речь? — прохрипел, подняв глаза, Бенедикт — взгляду его мог бы позавидовать покойник.
-Все очень просто, — свободной рукой маг извлек из своих одежд лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое. — Вот, можете взглянуть.
Кожаные перчатки полетели на пол. Буквально выдрав бумагу из его руки, Бенедикт впился глазами в убористый текст. Его сбивчивое дыхание в тишине ложи касалось поистине оглушительным.
-Это...это... — наконец, выдавил он из себя, почти задыхаясь. — Ты совсем обезумел, щенок! Я никогда...
-Вас что-то смутило? — улыбнулся Юст. — Быть может, какая-либо деталь требует того, чтобы я ее пояснил?
-Отдать...отдать вам...все... — сопел Кальдервуд, потрясая бумагой. — Принести клятвы...ты...
-Клятвы, как вы могли прочесть, принесем мы оба, — пожал плечами Юст. — Я не ставлю вас в невыгодное положение, нет — я даже предлагаю вам куда больше, чем вы заслуживаете. Вы не сможете причинить вреда мне, я — вам. Я отпущу вас с миром к вашей дочери, как только вы расскажете мне все, что я потребую.
-Вот так вот просто? — прорычал Бенедикт. — Я должен поверить в то, что ты откажешься от мести? Я должен...
-Вовсе нет, — Юст чуть дернул головой. — Вы ведь, я думаю, все внимательно прочли. Вы любите свою дочь. Ради нее вы начали лить кровь. Ради нее вы сейчас пытаетесь изыскать лазейку. Не ради себя, нет — ведь вы о себе давно уже не думаете, я уверен. Вы все прекрасно понимаете. Одна-одинешенька, без Метки, без отца...у руля, который ей вовек не удержать...акулы из вашей же Башни сожрут ее в два счета, а вы уже будете мертвы. Умерев сейчас, умерев вместе со мной, вы лишитесь шанса ее защитить. Я даю вам такой шанс. Вы подчинитесь. Вы отдадите мне все, что имеете и я отпущу вас к вашей дочери. Прочите договор еще раз, если не верите. Вы знаете, что его никак не получится обмануть. Я не смогу вас тронуть, даже если захочу.
Скрипнув зубами, Бенедикт вновь уставился на лист старой бумаги. Тяжело дыша, заскользил по нему взглядом, пытаясь найти хотя бы намек на подвох. Руки его дрожали от бессильной злобы.
-Мой отец даровал вам жизнь. И я готов сделать то же. Условия вы видите пред собой. Ваш ответ, Бенедикт? Жизнь или смерть?
Глаза Кальдервуда на миг закатились — Юст отчаянно желал прикрыть свои хотя бы на секунду, но никак не мог себе этого позволить. Пока еще не мог.
-Вайола... — отрешенно пробормотал Кальдервуд, уткнувшись взглядом в пол.
-Ваш ответ, Бенедикт? Если вы и правда желаете спасти свою дочь, он может быть только один.
-Я...я согласен, — едва слышно прохрипел маг. — Согласен.
-Рад слышать, — Юст протянул левую руку, сплошь мокрую от пота, сжав часть бумажного листа и часть пальцев Бенедикта. — Начнем?
Слова они проговаривали нестройным хором — голоса обоих охрипли и стали куда глуше обычного, голоса обоих дрожали от чудовищного напряжения, готового разорвать на части, выплеснуться наружу потоками кипящей крови и осколками костей. Выписанные на старой бумаге буквы на миг вспыхнули, полыхнули и их Метки, впечатывая произнесенные клятвы, вливая их в самую душу и переплетая с ней намертво.
Боль в Цепях — короткая, но удивительно резкая — быстро дала о себе знать, и листок выпорхнул на пол из ослабших рук. Магов отдернуло друг от друга — каждый откинулся в своем кресле, пытаясь восстановить начисто сбитое дыхание.
Бескровный поединок был завершен — и вымотал ничуть не хуже настоящего.
-Теперь...все, — нервно ощупывая собственное горло, произнес Бенедикт. — Мы обезоружили друг друга. Навсегда.
-Верно, — лицо Юста было мокрым от пота. — Верно, Кальдервуд. Теперь моя месть сможет, наконец, свершиться.
У Бенедикта уже не осталось сил говорить. И потому он лишь повернул к Юсту свое лицо — изможденное, искривленное болью и стыдом, с совершенно осоловелым взглядом когда-то волевых глаз.
-Отказ от мести? — Юст, попытавшись сесть поровнее, улыбнулся ему. — А кто сказал, что через это не свершится моя месть? Вы, как и я, с малых лет ни в чем не нуждались. Вам никогда не приходилось думать о том, где вы сегодня будете спать или что вы будете есть. Вам никогда не приходилось быть в бегах. Вы никогда не чувствовали того, на что обрекли меня. Иногда убийства достаточно, чтобы отомстить. В вашем случае нет. Я отпущу вас, и вам придется бежать. Вам и вашей дочери. Вы будете бродить от двери к двери, как бродил я, и никто вам не откроет. Вы не сможете и пальцем шевельнуть в мою сторону, и со временем сойдете с ума, но часть вас, где-то глубоко внутри, всегда будет помнить, что во всем виноваты вы сами. Вы будете кричать, но вам никто не поможет. О вашем позоре узнают все, до кого я дотянусь. Над вами будут смеяться, и вы будете молить о смерти, но никто не сочтет вас достойным поединка. Никто вас не пожалеет. А я буду рядом. Я всегда буду рядом, Бенедикт. Я всегда буду рядом с тобой, подлое животное, — наклонившись к нему, Юст оскалился так широко, как только мог. — Я всегда буду в твоей голове. И ты будешь умолять небо, чтобы я замолчал.
