— И что ты намерен делать?
— Ну, если учесть, что надёжной блокады памяти я до сих пор не создал, вернуться на Дорогу Сна я по-прежнему не готов. А если учесть, что водить риллу за нос удастся не долго, я хочу разобраться с Резаком и заодно с Мифрилом как можно быстрее.
Старый высший остро взглянул на меня.
— Ты понял?..
— Что Арфа не уничтожена? Разумеется.
— Давно?
— Ещё в Сияющих Палатах. Как раз когда болтал с Ленсаро. Я во время того разговора вообще много разного понял...
Так оно и было.
Когда я не смог вникнуть в суть разговора аватары с божественным шутом, я нагрузил Параллель задачей по независимому анализу ситуации. Раз уж живые мозги дурят... И холодная машинная логика мне выдала результаты. От которых я чуть волосы выдирать не начал.
Для начала независимый семантический анализ вскрыл значение термина Дегларрэ, которым меня столь щедро наградила Омиш. С высокой вероятностью оно означало нечто вроде Зачинатель, с подтекстом — Родитель. Да-да-да. Своим импровизированным заклятьем среди самодвижущихся песков жутенькой детской я наворотил сразу много разного. То, что я спас из заключения Омиш (что моментально улучшило её характер), перенеся её суть в тело Луны целиком, сколько оставалось после веков во власти Шимо, явилось всего-навсего побочным эффектом имянаречения Айнельди. Омиш просто уцепилась за суть новорождённой богини, в каковую из-за любезно подправленной Ленсаро цепи событий превратилась Луна...
Что? Да, конечно, ситуация не из самых простых, но если поднапрячься — можно понять и без полулитра крепкого.
Итак, Ленсаро скорректировал "траекторию" перемещения. Я с телом аватары оказался в детской, а душа Луны, в полном соответствии с правилами для воплощений богов, — в том Месте, где Шимо держал сущность Омиш. Когда бог нисходит в плоть смертного, последний приобретает божественные черты, становясь аватаром (или аватарой). Когда душа смертного оказывается без защиты плоти посреди сути бога, в данном случае — богини... ну, тут всё понятно. Я вытащил Луну раньше, чем она окончательно растворилась в богине, но не настолько рано, чтобы это "купание" вообще не повлияло на неё. Потому-то Луна и не стала Полным Воплощением Омиш: не может стать таковым чужое прямое воплощение. План Ленсаро, таким образом, удался полностью. Он стал кем-то вроде повитухи, я — отца, Омиш — матери, а Айнельди — нашей общей дочерью.
Причём дочь и мать делили одно тело на двоих и вообще сильно смахивали на сиамских близняшек, ещё не подвергшихся операции по разделению.
Теперь понимаете, почему родственные отношения богов часто НАСТОЛЬКО запутанны? Ведь случай с Айнельди — далеко не самый кручёный...
Однако едем дальше.
Машинное бесстрастие Параллели напомнило мне, что Тепелью ни разу не сказала прямо о разрушении Арфы. Мне также был задан вопрос, куда именно мог отлучаться Неклюд, пока я сидел подле питающего узла и пара других риторических вопросов, вроде "что делал хоботолицый в Месте отдохновения богини Верхнего Пантеона, у которой одних ранговых богинь в услужении не один десяток?". В общем, вывод был сделан простой: Неклюд сгонял в Сияющие Палаты, уломал госпожу Тепелью устроить небольшой спектакль, а для пущей убедительности отчекрыжил от Арфы кусок... с таким расчётом, чтобы после починки Арфа работала лучше прежнего.
Наконец, благодаря небольшому независимому расследованию, проведённому Параллелью, я уточнил целый ряд акцентов в отношениях богов и риллу. Отношениях, которые не могли быть реализованы без активного участия Ленсаро (родича Финхеля, между прочим). Вообще Страж Направлений оказался тем ещё жуком. Чего стоила одна только экскурсия в детскую, которую он для меня организовал. Этакий толстый намёк: видишь, как расплачиваются те, на кого обращают неблагосклонное внимание боги Верхнего Пантеона? О его полной уверенности, что Финхель поможет нам с Омиш-Айнельди, нечего и говорить.
В общем, когда я объяснялся с Ленсаро на языке намёков, он тоже меня понял...
Правда, ничего такого уж тайного тогда не прозвучало. Но если надо озвучить, пожалуйста. Я констатировал, что боги горазды эксплуатировать смертных. И это понятно: в смертных скрыт корень божественного могущества. Однако далеко не всем смертным по нраву эксплуатация; кое кто, не будем тыкать пальцами, предпочёл бы сотрудничество. Хотя бы против риллу, если уж общего интереса не просматривается... пока... а что там в будущем случится, ещё никому не известно, даже Сулгасу, будь он десять раз божественный пророк и вообще коллега Видящих. В общем, давай-ка дружить. По принципу: ты мне, я тебе.
А если ты мне подножку вместо руки помощи, то я ведь вполне могу ляпнуть что-нибудь не вовремя. Только не надо про то, что я не успею ничего ляпнуть. ЛиМаш (получивший сведения через замаскированный ментальный канал) донесёт то, что я знаю, до риллу... а в Пестроте, как бы боги ни надували щёки, первыми среди равных зовут властительных, а не божественных.
Да. Ленсаро понял меня более чем хорошо — и оградил своей Силой кое-какие части моего разума, знакомство с которыми было бы для Мифрила совершенно лишним. А ещё он помог открыть для меня и Омиш-Айнельди тропку через Преддверие Всех Дверей, ведущую прямиком в Пятилучник. Который формально частью Пестроты не являлся и, соответственно, пребывание в котором сразу двух богинь под статьи договора богов и риллу не подпадало...
— Понял он, — буркнул Неклюд. — Лучше бы ты понял, как будешь исполнять новую клятву. Если ты рассчитываешь, что я вместе с тобой пойду убивать Резака...
— Вот уж нет. Я вообще не намерен его убивать. Доставлять Мифрилу радость? Ещё чего!
— Тогда ты умрёшь.
— Надеюсь, что нет. Хотя риск, конечно, зашкаливает.
— Как ты будешь изворачиваться?
— Строго по плану. На этот раз я пропихнул в клятву одну зацепку...
— Ну-ка, ну-ка! — оживился высший. — Подробнее!
Подобные пейзажи во множестве описывали классики научной фантастики. Например, Артур Кларк в "Свидании с Рамой". Надо сказать, воображение и чувство меры классиков не подвело. Как именно должен выглядеть изнутри мир цилиндрической формы, сила тяжести в котором создаётся центробежной силой, они описали довольно точно.
Правда, внешнее сходство в данном случае обманывало. То, что казалось цилиндром, на деле было замкнутой на себя плоскостью одного из вторичных лучей симметрии Пятилучника. Аналог силы тяжести создавался, соответственно, не вращением, а давлением прогиба, то бишь кривизной самого пространства как одним из его геометрических свойств. Раскалённый шнур, протянутый по воображаемому "центру" цилиндра и успешно заменяющий здесь солнце, наполнял энергией не какой-нибудь атомный реактор, а хорошо знакомый мне по долгим вахтам кусочек пленного хаоса: питающий узел. Зато здешняя биосфера была точь-в-точь такой же "ручной" или как минимум регулируемой, как биосфера любого искусственного мира. И не важно, техническими или магическими методами этот мир создавался.
То, что местная растительность имела отчётливый синеватый оттенок, а населяли этот вторичный луч хотя и гуманоиды, но ни разу не люди, а скорее двуногие сизые лягушки, — на фоне всего остального могло считаться сущей мелочью. Во всяком случае, Омиш полагала, что распространить веру в себя среди местных ей ничто не помешает. И Айнельди с ней не спорила.
Кто мог бы ей помешать? Разве что высшие маги Пятилучника. Но их невмешательство в большей или меньшей степени гарантировала благосклонность Неклюда. А когда в двуединую богиню уверует хотя бы пара миллионов смертных, ей и высшие маги мало что смогут сделать. Птичка клюёт по зёрнышку, но миллион зёрнышек — это уже не одна тонна питательного зерна. Если же вдобавок к поддержке рядовых смертных Омиш-Айнельди заручится поддержкой низовых адептов и верхушки магического сословия... в отсутствии прямых конкурентов, претендующих на свою долю пирога... в общем, за какие-нибудь жалкие три-четыре века можно так развернуться, что впору задумываться о вершинах. О месте в Верхнем Пантеоне то бишь.
Имея в тылу сотни миллиардов верующих — вполне реально.
...но сейчас двуединая богиня мне ничем помочь не могла. Во многих отношениях мы с ней играли на равных — что доказывал хотя бы трюк с имянаречением. А с влиянием на материальный мир у меня дела обстояли даже лучше. Что с того, что Омиш превосходила меня силой раз этак в сто? Восполнять-то потраченную энергию ей было негде... тогда как за мной всегда и всюду тенью следовало всеобъемлющее молчание Предвечной Ночи.
Как правило, смертные слабее даже мелких божков, пробавляющихся верой пары тысяч последователей. Но я-то всю свою жизнь в Пестроте построил на отрицании правил.
Когда аватара сообщила, что не может дать мне ничего, кроме своего благословения, я только рукой махнул. (Кстати, пора бы уже перестать именовать её аватарой: хотя для Омиш она по-прежнему служит воплощением, для Айнельди-то это тело — самое что ни на есть родное... с другой стороны, если не аватара, то кто? В наречиях Пестроты вряд ли найдётся нужный термин, чтобы назвать то, чем она стала!)
— У тебя только год срока, — продолжала Омиш-Айнельди настойчиво. — Я не успею...
— А я ещё раз повторю: это мой бой. И Мифрил — мой враг. Мой. Понимаешь?
— У меня есть Шимо, — суховато ответила она. "Понимаю, да ещё как..."
После известных событий в Сияющих Палатах я изменил своё мнение о старшей части двуединой богини. Впрочем, она тоже посматривала на меня... странновато, так скажем.
— В таком случае я пошёл. Всяческих удач тебе на новом месте — и до встречи.
— Постой!
— Я да вроде бы и так...
— Ты не мог бы напоследок оказать мне ещё одну... милость?
— Какую?
Будь богиня простой смертной, я бы сказал, что она замялась (вот ведь казус: не вдруг поймёшь даже, надо обращаться к ней в единственном числе или во множественном!). Впрочем, заминка оказалась недолгой.
— Ты не закончил начатое, Рин Дегларрэ.
В отсутствие божественной магии, давящей мне на мозги, я и сам соображаю довольно-таки неплохо. Конечно, присутствующая богиня могла бы на меня надавить, да только она уже видела, как я склонен на давление реагировать.
А если учесть, что ей требовалось...
— Если тебя устроит чисто магический способ, я готов.
— Мне бы хотелось... природного.
— Или магией, или никак.
— Схетта?
— Именно.
Богиня криво, совершенно не божественным образом улыбнулась. Уж не знаю, то ли Айнельди ещё не разучилась улыбаться вот так, то ли Омиш — научилась.
— Никогда бы не подумала, что стану завидовать смертной. Но ты даже невероятное делаешь обыденным... Бродяга. Неужели я хуже?
— Ты просто другая. И этого довольно.
— Не боишься женской мести?
— Вообще-то побаиваюсь. Но тут такое дело... если бы я был склонен изменять своему слову и своим... близким, я бы не был достоин твоего щедрого предложения. А поскольку мне хочется быть его достойным, я не могу его принять.
— Какие сложности ради того, чтобы сказать "нет"!
— Ты могла бы взять, что желаешь, не спрашивая.
— Неужели?
— Ну... может быть, и нет. Во всяком случае, мужской мести ты бы могла не бояться.
— О да. Мстить ты бы не стал. Ты бы просто перестал считать меня достойной. Вычеркнул из круга близких. Когда тебя оскорбляют, тебе плевать, что нанёсший оскорбление считает себя каким-то там высшим существом. Но дело не в страхе оказаться... вычеркнутой.
— Конечно. Потерять достоинство гораздо страшнее, чем друга.
— Можно подумать, что сейчас я не теряю достоинство — по капле, но неудержимо!
— Ничуть. По крайней мере, не в моих глазах.
— Да? А когда ты используешь свой магический метод, как я буду себя чувствовать?
— Так, как чувствует себя любая мать. Воротами, через которые в мир в скором времени войдёт чудо... а из-за особенностей твоего положения ты будешь также и этим чудом. Мать, приходящаяся дочерью собственной дочери...
Богиня вздохнула.
— Скажи на милость, откуда в тебе столько мудрости?
— Вот уж не знаю. Из книг, наверно.
— Не-е-ет, Рин Бродяга. Не в книжной премудрости дело... ладно. Начинай.
— Прямо сейчас?
— А разве есть смысл откладывать? К тому же ты, кажется, торопился...
— И то верно. Тогда не мешай. Работа предстоит тонкая, а я, если быть откровенным, в биомагии не очень. Может, попросишь кого-нибудь из...
— Нет. Обойдусь без "кого-нибудь".
Я пожал плечами и нырнул в транс-анализ.
В сущности, заставить женскую яйцеклетку делиться in vivo — трюк из тривиальных. Для многих видов мать-природа сделала партеногенез нормой, а магия вполне способна рамки этой самой нормы расширить. Вот только останавливаться на чистом партеногенезе я не собирался. Это показалось мне... неправильным. Даже, пожалуй, нечестным.
Омиш-Айнельди обратилась за помощью именно ко мне. К своему Дегларрэ. Пожелай она просто скопировать себя, сгодился бы любой не совсем криворукий ученик целителя.
Значит, я должен сделать больше. Хотя биомагия — это действительно "не моё".
Но кто сказал, что я обязан использовать классику биомагии?
Язык хилла — незаменимый инструмент для любого, желающего воздействовать на объект с не до конца понятной природой (биологию воплощённого божества, например). А магия подобий, применительно к живым действительно достаточно простая, способна придать ребёнку частичное сходство с "отцом", даже если этот самый "отец" в процессе зачатия просто стоял рядом, как истукан с острова Пасхи, активно шевеля исключительно мозгами.
Если я не знал, к чему приведёт вмешательство в тот или иной тонкий процесс, мне хватало ума в него не вмешиваться — в конце концов, самое известное определение описывает магическое искусство как способность сделать ровно столько, сколько считает нужным маг, и ни на волос больше. Большую часть конкретики я оставил на волю Омиш: в конце концов, телу, толчок росту которого я дал, предстоит стать её вместилищем, вот пусть она и разбирается со всякими мелкими частностями. Даже частичное внешнее сходство с собой, любимым, я прописал не как нечто обязательное, а как потенциальную возможность. Если богиня того пожелает, то трансмутирует ещё в утробе в существо, вообще на человека не похожее.
Но — жизнеспособное существо. "Запас прочности", вложенный в любой живой объект, я постарался нарастить до максимума, с каковой целью опять-таки нагло передрал несколько решений, использованных Сьолвэн при тюнинге моей бренной оболочки.
Когда я закончил свои манипуляции, оказалось, что я уложился в три часа с полтиной. Хотя мне сквозь пелену транса всерьёз показалось, что я маюсь раз в двадцать дольше. Какой-то выверт с субъективным восприятием времени, не иначе.
— Всё. Принимай работу.
Богиня приняла отрешённый вид, а её аура у меня на глазах растянулась, меняясь очень естественно и вместе с тем радикально. Омиш спешила связать себя с новым воплощением.
А потом Айнельди улыбнулась мне. И то была улыбка именно Айнельди — только её.
