Виктор и сам понятия не имел, что нечто подобное может существовать где-то, кроме фантастических книг — зомби-телепаты, как вам? Но стоит один раз увидеть своими глазами, как от скептицизма не остается и следа, а в голове странно еще долго шумит и покалывает, как будто кто-то влез внутрь, переворошил все мысли, как сухие листья, и ушел, громко хлопнув на прощание дверью.
— Нам нужно разбомбить все города к чертям собачьим, — вдруг зло выпалил Хамза. — Как сделали русские. Ядерные удары, только так. Пусть земля отравится, она переживет, она и не такое переживала. Иначе мы не переживем. Они истребят нас, сволочи. А так — укроемся где-нибудь, переждем, и дети наши переждут. Эти их психотронные штучки, они ведь нас...
— Сейчас бессмысленно об этом говорить, не до словоблудия, — Виктор с удивлением понял, что пора взять командование на себя и смело перебил напарника. — Пойдем, поищем машины для меня и для вас с Анжеликой, а потом сразу отправимся в путь.
Они докурили и поднялись. Немного поразмышляли, в какую сторону лучше идти, потом Хамза сориентировался на местности и повел Виктора в сторону Эйфелевой башни. Виктор никогда прежде не чувствовал себя настолько неуютно. Это были не просто домыслы, нет, он просто начал четко осознавать, что в этом городе вот-вот грянет нечто такое, от чего скоро уже не убежишь. Поэтому уезжать нужно как можно быстрее и как можно дальше, а уж там спокойно подумать, каким будет следующий шаг.
24. Отец и сын
Как же хорошо было провести целый день дома со своей семьей и девушкой, даже при тусклом свете свечных огоньков. Свечи рассеивали мрак только на небольших участках, отчего темнота в неосвещенных углах казалась густой, как чернила.
Они никогда так много не общались, как в тот день. Играли в карты, отец рассказывал всякие интересные истории из дальних рейсов, много смеялись и веселились, точно ничего не произошло и за окном было все спокойно, как неделю или год назад. Вот только Гжегож никак не мог привыкнуть, что темно-русые патлы сына стали белыми, как снег. Но ему хватало сил не показывать свое удивление каждый раз при виде Томаша, и так с трудом уговорили балбеса хоть дома снять шапку.
За последние годы Томаш успел напрочь забыть этот приятный вкус семейных посиделок. Прежде отец постоянно отсутствовал из-за работы, мама тоже была вся вечно уставшая, не выспавшаяся, замотанная домашними делами, ну а Томаш пропадал с друзьями на футбольных матчах и пьянках. Теперь семья воссоединилась, правда, для этого ей потребовался конец света. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Следующим утром Томаш поведал отцу про пана Збышка из Владиславово. Гжегож, вопреки опасениям сына, не стал сходу отбояриваться от предложения и внимательно выслушал рассказ до конца. Потом он несколько минут молчал, переваривая услышанное. Томаш хорошо знал манеры отца и помнил, что, пока тот пребывает в глубоких раздумьях, ни в коем случае не стоит его беспокоить.
Наконец, Гжегож дал свой ответ.
— Я думаю, что нам стоит поехать. Коль скоро здесь ловить нечего, если верить тебе, Томаш, то, значит, надо перебраться в другое место, более удаленное и безопасное. На крайний случай у нас будет море, куда можно будет в любой момент отойти — там полно брошенных лодок и катеров. Здесь, конечно, мы тоже можем уплыть, но от нашего дома до воды еще добраться надо.
— Отлично, — просиял Томаш, ему уже не терпелось. — Когда поедем?
— Можно стартовать завтра с утра, предварительно хорошо выспавшись, а то чувствую, скоро начнет морить, три ночи толком не спал. А сегодня будем готовиться, пока за окном день.
— Что задумали? — Барбара вошла в комнату, села на диван рядом с мужем и положила голову ему на плечо.
— Будем переезжать, дорогая.
— Что? Но куда?
— Во Владиславово, у Томаша там есть знакомый, который живет с сыном в огромном доме. Он пригласил нас, и, я думаю, надо соглашаться и ехать.
— Чего тебе не сидится дома? — на лице Барбары отразилось недоумение. — У нас все есть, еда, вода, мы в безопасности!
— Бася, ты как устрица, живешь настоящим моментом, — поморщился Гжегож и потер нос, как всегда делал, раздражаясь. — Надо и о завтрашнем дне подумать, за продуктами в магазин больше не сходишь вот так просто, когда вокруг сотни и тысячи ненормальных. А там вместо двух защитников у тебя будет три и еще пес, который за пятерых сойдет, разве это не здорово?
Барбара поджала губы и умолкла. Гжегож тут же сменил гнев на милость и обнял ее.
— Ну, дорогая, ты же понимаешь, что долго мы так не проживем. Просидим неделю, может, две или даже месяц, а потом? Допустим, перемрут эти психи с голодухи, а нам что с этого? Жить здесь, среди горы трупов? Вонь будет похлеще, чем когда на пристани опрокинулось норвежское судно с рыбными отходами. Владиславово маленький городок, спокойный, там мы сможем сладить с этими тварями, потихоньку будем теснить их, чтобы убрались от нас подальше. Опять же до моря рукой подать. Устроимся и подождем, чем дело кончится.
— Хорошо, — вздохнула Барбара. — Только пусть это будет последний раз, когда мы все вместе подвергнем себя опасности, хорошо?
— Конечно, — улыбнулся Гжегож.
— Ладно, я вообще-то пришла позвать вас завтракать. Томаш, буди Наталью и приходите на кухню.
Мать с отцом отправились наливать кофе, а Томаш вернулся к себе в комнату. Наталья еще спала. На ее симпатичное личико спадали пряди тонких светлых волос, и Томаш невольно залюбовался ей. Этой ночью они побили рекорд ночи минувшей, но ему почему-то было мало. Хотелось и сейчас, но нужно было идти завтракать, да и раскачивать скрипучий диван посреди бела дня, привлекая внимание родителей, было не лучшей идеей. Ночью они наверняка все слышат, но, похоже, его теперь тоже считают взрослым и потому никаких претензий не предъявляют.
— Вставай, крошка, — прошептал Томаш, наклонившись к уху Натальи.
Та сонно разлепила глаза и улыбнулась.
— Который час?
Спросонья в голосе Натальи всегда появлялась сексуальная хрипотца, и Томаш вновь с трудом подавил в себе желание забраться к подруге под одеяло.
— Десять утра, мама уже завтрак приготовила.
— Хорошо, встаю.
Наталья нехотя села на кровати и потянулась, зевая, а затем надела спортивные штаны и поплелась в ванную. Томаш вдруг понял, что очень голоден.
Газ продолжал исправно поступать в квартиру, и семья Кошевских с удовольствием пользовалась этим. Правда, все сходились во мнении, что после отключения света черед газа и воды не за горами. Гжегож думал набрать полную ванну сразу после того, как все примут душ. Осталась только Наталья.
На завтрак Барбара приготовила свою фирменную яичницу с беконом, а также поставила в центре стола тарелку с вкусными булочками, маслом и кусочками сыра и колбасы.
— Вкуснятина, — нахваливал яичницу отец, соскучившийся по нормальной еде, хотя вообще-то от этого блюда он никогда не был в восторге.
Гжегож, наверное, в душе даже радовался, что выпала возможность приехать домой пораньше — вообще-то по графику ему предстояло скитаться по свету еще с пару месяцев, оставался рейс в Южную Америку. Как говорится, в каждой ситуации есть свои плюсы.
Наконец, к завтраку присоединилась Наталья, которая уже успела прихорошиться. Барбара подарила ей теплый взгляд и пожелала доброго утра, девушка ответила взаимностью.
И чего это вдруг мать так подобрела? Эта мысль никак не давала Томашу покоя. Наверное, все дело в том, что Наталья осталась без семьи, родители-то ее того, по улицам бродят с безумными глазами. Да и братец, мерзкий прыщавый упырь, постоянно норовивший застукать сестру и Томаша за чем-нибудь этаким, чтобы потом вытягивать деньги на карманные расходы. Да, наверное, мама просто сочувствует ей. Хотя Томашу их хорошие отношения были в любом случае на руку.
После завтрака Томаш прошелся по квартире и распахнул все шторы. Зомби не было, сколько он ни вглядывался в мертвый пейзаж за окном. Потом даже вышел на балкон, с омерзением посмотрев на темно-зеленое пятно на стекле — засохший плевок трагически погибшей пани Божены. Надо бы смыть эту гадость, только ни в коем случае не трогать руками, там запросто может быть какая-нибудь зараза.
С балкона пришлось поспешно уйти — смердело мертвечиной, во дворе покоилось несколько трупов, пролежавших три с лишним дня под майским солнцем. Результат немного предсказуем, да и видок, прямо скажем, не очень.
Отец тем временем взял в руки лист бумаги и ручку и начал составлять план на день. Из ванной доносился шум воды — рачительный хозяин уже набирал запасы. Они все равно завтра уезжают, но, если воду вдруг отключат раньше, помыться не получится, так что лишним не будет. Платить ведь уже некому, это раньше главным правилом в семье было 'не больше десяти минут в душе'. Сейчас хоть на целый день открывай кран и топи соседей, которым тоже все до лампочки.
— Итак, первое, — начал Гжегож, как только Томаш подсел рядом. — Нам нужна нормальная машина. Мерседес это здорово, но следует подыскать что-то попрактичнее.
— Пусть будет две тачки, па! — возмутился Томаш. — Вы с мамой на одной, мы с Натальей на другой. Мерседес — монстр, он везде проедет. Я не хочу его бросать.
— Хм, ну ладно, — на удивление легко согласился отец. — Второй пункт — оружие. У тебя как с этим?
— Глок, ТТ и еще MP5, который ты уже видел.
— Выходит, с оружием тоже порядок. Ну, ты бандит, не ожидал, если честно... Дальше — еда, вода.
— Мы с Натальей успели побывать в супермаркете, пока его менты охраняли. Принесли столько, сколько могли. Холодильник и шкафы на кухне ломятся...
— Деньги-то у тебя откуда взялись?
— Мать на ствол давала, да я его так взял, бесплатно.
— Ну-ка подробнее. — Глаза Гжегожа сузились.
— Да какие там подробности, — отвел взгляд Томаш. — Ездили с Французом, Павлом то есть, и Дамианом к нашему знакомому, он пообещал пушки продать. Мы только уселись, и эти психи ворвались через балкон. Француза и того знакомца покусали, я одного завалил, бутылкой по башке его огрел. Дамиан хотел сбежать, но его в дверях тоже цапнули. Вот и все.
— Искусали? И что дальше с ними стало?
— А то ты не понимаешь! — разозлился Томаш — ну зачем, зачем отец заставляет его еще раз все это проживать?
— Ты их убил? — серьезно посмотрел на него отец.
— А был выход? — развел руками Томаш. — Я не мог оттуда сбежать так сразу, мне было нужно поискать оружие, патроны. Пришлось со всеми разделаться. Но Француз и Дамиан успели обратиться, так что мне с ними делать прикажешь?...
Он, конечно, приврал — Француза он убил раньше, хотя вполне мог оставить его и уехать. Но Томаш сделал это лишь из жалости к другу, навряд ли тот хотел превращаться в сумасшедший кусок мяса. Уж лучше вовсе не просыпаться.
— Все правильно сделал, — кивнул Гжегож, а потом порывисто встал и начал расхаживать по комнате.
Томаш провожал его настороженным взглядом, до конца не веря, что отец не дал ему за такое по башке.
— Что ж это такое-то вообще, — сокрушался отец.
— Это надо бы у русаков спросить, если хоть один кацап еще живой.
— Ой, да что ты завел про русских? Они тут при чем? Они первые и полегли.
— При том, что от них всегда какое-то дерьмо прет, и всегда нам достается, — гневно выпалил рассвирепевший Томаш, сжав кулаки. — Не помнишь что ли, что твоя бабушка рассказывала? Что солдаты сделали в лесу с ее сестрой? Впятером?
— Ты идиот, Томаш, — процедил отец. — Какие это были времена? А какие сейчас? Мне доводилось работать с русскими, и, поверь, они ничуть не хуже тех же французов или арабов.
— Только ни французы, ни арабы на нас войной не ходили...
— На этом закончим треп, пора бы делом заниматься. Иди лучше одеваться. И перчатки не забудь.
— Зачем перчатки-то?
— Чтобы ненароком не хватить заразы — если порежешься или поцарапаешься, и в ранку капнет зараженная кровь, что будет?
— А, да, точно, — сообразил Томаш, все еще не до конца утихомирившийся — в груди еле клокотал гнев. — Кстати, можешь на балконе посмотреть, пани Божена оставила нам сувенир на стекле, он до сих пор весь зеленый. Вот эта дрянь, похожая на сопли, оставляет химические ожоги. Во всяком случае, когда они ей плюют.
— Божена? Соседка сверху? — брови Гжегожа удивленно поползли вверх. — А что с ней?
— Ее муженек с балкона сбросил, а сам исчез, так что нет у нас больше соседей, — пожал плечами Томаш. — Она так и валяется под окнами на асфальте, только не советую на это смотреть. Я позавчера глянул мельком, так чуть наизнанку не вывернуло. Хорошо, что мы с тобой ночью возвращались, не пришлось снова любоваться.
— Мда, — отец почесал русую шевелюру, изрядно отросшую во время плавания. — Ну, что теперь сделаешь. В общем, дуй одеваться, через десять минут выходим.
На сей раз Гжегож не пренебрег советом Томаша и повязал на лицо шарф, тщательно опрысканный туалетной водой жены. Вонь из подъезда начала помаленьку просачиваться и в квартиру, пришлось приоткрыть окна на противоположной от балкона, благо день выдался теплый. И это при том, что труп старухи закрыли, наконец, в ее квартире (Томаш деликатно умолчал о том, кто так варварски разделался с пожилой женщиной, да и отец не спрашивал). Значит, гнила не только она.
Во дворе запах вообще стоял невыносимый — кроме трупа Божены во дворе покоилось еще несколько тел, к которым то и дело подходили собаки и подлетали вороны. Животных ситуация совершенно не смущала, наоборот, они будто даже воспряли духом. Томаш не знал наверняка, но пока он не видел ни одной зараженной собаки или кошки. В Сети, которая окончательно зачахла ночью, этому почти не уделялось внимания. Кое-кто болтал только, что зомби вроде как сами на животных не бросаются, не замечают их, а те не испытывают страха при виде зараженных. Хрен поймешь, что вообще происходит.
Было два часа пополудни, когда отец и сын вышли на залитую солнцем улицу. Подъеденное тело бывшей соседки лежало справа в окружении собственных внутренностей, источая тяжелый, сбивающий с ног смрад. Как хорошо, что скоро не придется этого вдыхать. Казалось, что запах смерти режет дыхательные пути и навсегда остается внутри, в маленьких тонких ранках, и куда ни беги — забыть его не удастся.
Мерседес Томаша решили пока не трогать, он вполне мог пригодиться, если рейд окажется неудачным. Бензина там было еще достаточно, чтобы доехать до Владиславово и обратно, и это как минимум.
В свои пятьдесят два Гжегож находился в неплохой форме и, пожалуй, мог дать фору своему сыну, который никаким спортом никогда не занимался, если не считать секцию настольного тенниса в шестом классе.
К чести отца, тот весьма спокойно и стойко воспринял изменения, свалившиеся на мир, как снег на голову. Не выказал он ни малейшей паники и тогда, когда впервые увидел зомби на расстоянии выстрела. Конечно, Гжегож мог полюбоваться зараженными еще во Владиславово, когда они гнались за Адрианом по волнорезу, но до них было далековато, да и ночью много не увидишь. А ведь он человек другого поколения, для которого нынешний дурдом кажется чем-то совсем инопланетным.
