Старый Мертвый Свет

Тяжелый подсердечный хрип

Эх, лучше б я погиб

Многоголосый темный вой

В моей душе болит

Идет навстречу человек

Вчера он был врагом

Теперь все проще — все вокруг

Враги, враги кругом!

Из телефонной трубки шум

Моей родной земли

Она зовет меня домой —

Грядет гроза, беги!

Увы, на твой немой вопрос

Нам не найти ответ.

Прости, приятель, это всё

Мы выжили, ты — нет.

 

'Старый Мертвый Свет'

Предисловие

Красивое незнакомое место, бесконечно далекое от того, где я сейчас нахожусь. Справа бушующая зелень деревьев, шум соленого ветра и шелест листьев, а слева — сонное неторопливое море. Оно степенно катит шипящие волны, в бесконечном и безнадежном сражении разбивающиеся о камни, и его глубокий ритм проникнут непостижимой для человека мощью.

Я иду по узкой дорожке, и вокруг ни души, кроме таинственного незнакомца впереди. Стоит и смотрит вдаль, заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на носок, словно в нетерпеливом ожидании. Тонкий серый плащ топорщится под порывами ветра, то и дело приподнимающего аккуратные постриженные русые волосы.

Он не видит меня. Не замечает в упор, а ведь я уже подошел вплотную и машу рукой у него перед глазами. Ну же! Хоть голову поверни! Я озадачился, не зная, как же привлечь его внимание и зачем мне это так нужно. Наверное, зачем-то нужно, иначе чего я здесь забыл?

Попытавшись толкнуть его, я наткнулся на невидимую преграду — как, впрочем, и ожидал. Тогда я, помешкав, решил идти себе дальше, в надежде отыскать какие-нибудь зацепки в пути. Может, этот тип мне совсем и не нужен, и ответ там, дальше, тропинка-то длинная, бежит себе вдоль обрывистого берега, петляет среди сочных зеленых трав и цветов, и никак не кончается.

Взгляд незнакомца я ощутил спиной, уже отойдя на несколько шагов, но не испугался. Так, сделалось немного не по себе, как будто между лопаток провели чем-то прохладным.

Я оглянулся и выдохнул со смесью разочарования и недоумения — он смотрит сквозь меня, да так пристально, что аж не по себе. Что ж он там углядел такое? Небо солнечное, безмятежное, ветра нет — полный штиль — ничто не предвещает беды. Вот только птицы резко смолкли, а глаза незнакомца стали настолько пугающими, что я невольно отступил на шаг.

Нет, они не были глазами дьявола или демона, никаких ужастиков, упаси Бог. Просто в них, минуту назад стеклянных и отчужденных, вдруг явственно проступила горькая смесь тревоги и печали, предчувствие неотвратимой беды, которая придет, как по расписанию, минута в минуту. Совсем скоро. И ничего нельзя сделать. В его глазах застыла обреченность и, хоть на лице мужчины не дрогнул ни один мускул, я остро почувствовал перемену в его настроении — на смену любопытству, отстраненному и холодному, как любопытство ученого, изучающего насекомых, пришли сочувствие и тоска. Он надеялся, что этого не случится, но оно случилось, оно пришло.

Этот человек совершил нечто серьезное, влекущее за собой страшные последствия, и сейчас наблюдал их. Его локомотив стремительно приближался к мосту, которого вдруг не оказалось на месте, и готовился на полном ходу многотонной тяжестью рухнуть в пропасть.

Надо ли говорить, что я проснулся, так и не увидев, что так волновало персонажа моего сна? Я только помню, что небо вдруг почернело, а земля недовольно заелозила под ногами, как будто древним пластам суши вдруг надоело сидеть на одном месте, и они решили погулять. Но это длилось меньше мига, меньше крохотной секунды, а потом меня вышвырнуло из тревожных грез, как пробку из шампанского.

Это случилось ровно за неделю до того, как все началось. Вынырнув из сонной мути, как из теплого липкого болота, я сел, стиснул взмокшими пальцами одеяло и глубоко вдохнул врывающуюся через открытую форточку ночную прохладу. Помотал головой, стряхивая остатки сна, будто паутину.

Сердце почему-то пустилось в галоп, как будто я убегал по лесу от медведя или прыгал с парашютом. Все-таки хорошо, что я ничего не увидел, хорошо, что подозрительный разум, пекущийся о своем благополучии, разбудил меня, почуяв угрозу. Я ведь стоял на пороге, и неизвестно, что за поджидало меня за ним. Наверное, лучше и не знать.

Подождав, пока пульс придет в норму, я встал, сунул ноги в тапочки и прошлепал на кухню, стараясь не разбудить спящих в соседней комнате родителей. Выпил немного воды и решил постоять несколько минут у окна, посмотреть на спящую улицу, дабы окончательно убедиться, что в родном районе все спокойно и можно вернуться в постель. И не надо удивляться, каждому из нас знакомо то странное ощущение ночного кошмара, когда пробуждение приходится на темный или предрассветный час, и ты не можешь вот так вот сразу отмахнуться от всех этих пугающих картин и ощущений. Понимать-то все понимаешь, но вот это нездешнее чувство — оно уходит не сразу.

Тускло горел фонарь, единственный работающий из четырех, что стояли во дворе моего дома. Нужда в нем вот-вот отпадет — чернильная ночь помалу разбавлялась рассветом, превращающим ее в фиолетовые утренние сумерки. Вот-вот на востоке, над серой крышей детской поликлиники заалеет тоненькая полоска, положив конец ночному царству.

Сухой потрескавшийся асфальт, молодая травка на неопрятных газонах, с трудом пробивающаяся сквозь окурки и пустые бутылки, припозднившийся алкоголик, не нашедший в себе сил дойти до дома и провалившийся в объятия Морфея прямо на лавочке у соседнего подъезда — все, как всегда, и в то же время в привычные ощущения вкралось нечто новое, чуждое и незнакомое. Я не смог подобрать слова для описания этого тогда, как не могу сделать этого сейчас. Есть вещи, лежащие совсем в другой плоскости — бесконечно далекой от мира слов — но это не делает их менее понятными. Скорее наоборот.

В голове с потрясающей ясностью возникло понимание того, что привычной жизни вот-вот наступит конец. Не знаю, с чего я вдруг так решил. Скорее, за меня решили и сообщили, поставили перед фактом.

Пройдет совсем немного времени, и привычного суетливого мира, в котором люди смотрят исключительно себе под ноги и копошатся в своих проблемах, не станет. А что будет тогда? Ничего не шло в голову. Да и откуда мне знать? Единственное, в чем я не сомневался, так это в том, что пора готовиться к самому худшему — оно случится. А что будет дальше, да кто знает...

Не буду даже пытаться примерять на себя роль пророка, предвестника — не по Сеньке шапка, очень уж это неблагодарно и хлопотно, а, главное, бессмысленно. Но, согласитесь, наша цивилизация подошла к некой черте, не правда ли?

Недаром ведь напряжение во всем мире установилось такое, что полыхнуть может хоть где — и в Азии, и в Африке, и в Европе, и даже, чем черт не шутит, в Америке. Зажжется в одном месте, перекинется на другое, третье, и так далее. И никто ведь весь этот балаган не контролирует — кому-то только кажется, что он чем-то управляет, кто-то только играет в Бога, не понимая, что не способен его заменить.

Фундаментальные противоречия между народами, странами, блоками, беспринципная и беспощадная гонка за прибылью на фоне скудеющих и дорожающих ресурсов, повальное оглупение населения, позволяющее правительствам и СМИ стричь людей, как овец, не утруждая себя всякими сложными задачами вроде открытия окна Овертона и потчуя народ всякой ерундой, уводящей все дальше от истины не только 'целевую аудиторию', но и авторов таких вот проделок.

Вы ведь все чувствуете, по другому и быть не может. Ядерная война? Слишком банально, да и дураки нынче пошли трусливые, слишком уж пекутся о своей жизни, хотя жизни чужих отнимают легко, походя, не оглядываясь. Но если на твой удар может прилететь 'ответка', пусть и не такая сильная, но все-таки чувствительная, лучше обойтись без прямого столкновения.

Тогда, может, изменение климата? Ледниковый период? Почему бы и нет, планету мы изрядно поистрепали, пора бы ей дать нам достойный отпор, сбросить разгулявшихся паразитов со своего могучего тела. Может, устроит нам наводнение, ураган, землетрясения? Или разом проснутся все вулканы и дружным салютом проводят наш каменный шарик в преисподнюю?

Нет, это тоже не годится. Тот крохотный обрывок, лоскуток памяти, с трудом зафиксировавший ускользающий прочь тревожный момент, говорил — мы на пути к чему-то куда как более серьезному и неожиданному. И уже не свернуть, как ни пытайся. Остается подождать, насладиться последними счастливыми деньками, оклематься от подобного трансу оцепенения — нашего привычного ежедневного состояния.

Уж простите за такой сумбур, просто тогда, в ту ночь, мысли так и наскакивали друг на друга, смешиваясь, сливаясь в мощные потоки и разбиваясь на тонкие ручейки, чтобы потом снова сойтись и закружиться в мутной воронке.

Я вздохнул. И рассказать-то ведь некому, высмеют, не заметят, прогонят. Никому такие откровения, похожие на обычный бред, не интересны. Тогда я еще раз вздохнул, протяжнее и вдумчивее. Оставалось лишь вернуться в постель, сколько можно стоять и таращиться в окно.

Как ни странно, заснул я быстро и проспал чуть ли не до полудня, на сей раз без каких-либо сновидений. Круговорот в голове утихомирился, и стало спокойно и легко. Проснувшись спустя два часа, я принял ночное видение за неприятный сон, не более того. Только сейчас я понимаю, как ошибался.

 

1. Старые друзья

Шел девятый день моего пребывания на малой родине, куда я не приезжал уже давненько, чуть ли не год. Решение было принято спонтанно, захотелось навестить семью и проведать друзей, как-то сам собой подобрался недорогой и удобный билет, и вот я дома. Тем более что в Польше меня в тот момент ничего не держало. На учебе небольшой перерыв, связанный с майскими праздниками, постоянной работой я пока не обзавелся, а написанный диплом лежит себе на жестком диске, ждет своего часа. Ну, почти написанный.

Как это часто бывает у тех, кто возвращается домой из-за границы после долгой отлучки, первые пару дней меня переполняла эйфория — вот он, родной город, родной дом, плохие дороги и хорошие друзья и, конечно же, родители. С ними всегда так — скучаешь, а потом приезжаешь, проговоришь пару вечеров в семейном кругу, и все, больше и нет поводов соприкоснуться. Для них, наверное, просто важно само осознание факта, что я дома.

Как и все прочие сильные переживания, эйфория не может длиться долго, и где-то на четвертый день пребывания в родных пенатах я вдруг осознал, что мне здесь решительно нечего делать. Но менять билеты на более ранний срок было накладно, а снова просить денег у родителей не хотелось, и я смирился. Чего там, посижу еще несколько дней, на учебе не хватятся — студентам свойственно расслабляться в преддверии лета.

Поэтому, когда мне позвонил старый приятель Ваня и предложил отправиться на выходные к нему на огород, я сразу же согласился — все лучше, чем торчать в четырех стенах или бродить по городу, который за время моего отсутствия совершенно не изменился. Точнее, в центральной части все время что-то строили и перестраивали, лихо возводили торгово-развлекательные центры и кинотеатры, но в родном и тихом Ленинском районе все было точно так же, как и на фотографиях десятилетней давности. Время здесь будто замерло, и это то раздражало, то, напротив, вызывало самые теплые чувства. Тут и никакой машины времени не надо — пять остановок от центра, и ты в прошлом, на все про все восемнадцать рублей, ведь именно столько теперь стоит билет.

Еще одним плюсом выезда на природу было также и то, что теперь мне не придется быть в городе в День Победы. Нет, я, конечно, люблю этот праздник и искренне горжусь победой нашей Родины, но вот от слоняющейся по городу нетрезвой публики я не в восторге. Георгиевские ленточки на таких товарищах, использующих великий праздник в качестве еще одного повода напиться, кажутся циничной насмешкой, вот только одноклеточные о таком понятии, как цинизм, и не догадываются. Но маргиналов не исправить и не изменить, их везде в достатке, так что лучше просто избегать встреч с ними. Пусть резвятся сами по себе, отдельно.

Ванька пунктуально приехал за мной на своих стареньких 'жигулях' четвертой модели, которые некогда именовались идеальным автомобилем дачника, а сегодня доживали свой долгий век, жизнелюбиво дребезжа на кочках и сверкая ржавчиной на дверках и в колесных арках. Едва я уселся на продавленное пассажирское сиденье, как Ваня протянул мне початую банку пива.

— Ты чего, ты же за рулем? — удивился я, вежливо отклонив предложение товарища.

— Не хочешь — как хочешь, — обиженно буркнул Ванек и мотнул головой, откидывая длинную рыжую челку — все никак не пострижется, рок-звезда. — Сегодня ж девятое мая, все менты в центрах, за порядком следят! Тут никого нет, так что по барабану. Да и я наоборот, концентрируюсь так лучше. Ответственности прибавляется, что ли.

— Ну, смотри, — я с сомнением покачал головой. — Сейчас с этим строго, права заберут, да еще, конопатого, заново сдавать заставят. Ты и так с восьмого раза права получил, что, снова год будешь под окнами ГАИ дежурить?

Не удостоив меня ответом, Ванька резко вдавил педаль газа в хлипкий пол, и бедная 'четверка', взвизгнув шинами, пулей вылетела из двора. Вместо того чтобы свернуть на главную улицу нашего района, Ваня вдруг поехал дальше, в сторону трех недавно появившихся новостроек, по колдобинам и оставшимся после утреннего дождя лужам.

— А там-то что? Или дорогу забыл?

— Там, Димыч, Мария Ивановна. Отдыхать же едем, — хмыкнул Ванька. — А ты, кстати, почему это от пива отказался? Что, не нравится наше пивко после буржуйского?

— Всему свое время, — уклончиво ответил я — на самом деле мне просто не хотелось пить дешевое пойло, тем более, что я заказал ждущим нас друзьям пару бутылок любимого темного. — Где Леху с Семеном подберем?

— На выезде, как всегда.

Мы некоторое время петляли по серому району, а затем, возле одной из пестрых оранжевых новостроек, Ванек выскочил из машины и скрылся в первом подъезде, ни сказав мне ни слова. Я же, посидев с минуту в салоне, тоже решил размять кости и заодно устроить себе перекур.

Когда в августе я уезжал на учебу, эти дома еще не закончили строить. Сейчас здесь вовсю жили, о чем свидетельствовали красивые занавески на окнах и припаркованные машины — все сплошь иномарки. Три шестнадцатиэтажных 'свечки', новенькие и яркие, несколько странно выглядели на фоне простирающегося за ними типичного советского наследия в виде гаражного комплекса и ветхого частного сектора. Но это для нашей страны дело типичное, лепить новое и свежее рядом со старым и загнивающим. Даже во времена кризиса. Причем в кризис, пожалуй, безумие даже обостряется.

Докурив сигарету, я поискал глазами урну, но в итоге счел, что она слишком далеко и небрежно бросил тлеющий окурок на асфальт. Новый, свежий, еще чистый.

Как раз в этот момент из подъезда на свет Божий показался довольный Ванька. Фирменная ухмылка на хитром веснушчатом лице говорила об успехе операции — 'травка' у нас.

— Ну и мажор, — затараторил Ванька, едва мы снова уселись в машину. — Ты бы видел его хату, Димыч, как в кино. Телек только на всю стену, а аудиосистема какая! Туда бы еще приставку, и все, песня, а не жизнь. Я б вот тогда из дома даже за куревом не выходил.

— Так он что, серьезный дилер?

— Если и так, то травка точно не его основной товар, — пожал плечами Ванька, сдавая назад и мотая головой то влево, то вправо, чтобы не задеть припаркованные машины. — Много на ней не заработаешь, по крайней мере, у нас. Да и я в первый раз вижу этого товарища. Мне его Толик посоветовал, сам-то он уже не торгует, в офис работать подался. Говорит, вот тут в новостройках человечек появился, можно к нему обратиться. Обратился вот. Дорого, правда, но трава, говорит, такая, что до Марса долетишь. Причем до того Марса, на котором еще жизнь была.

— Еще бы он тебе что-то другое сказал, — хмыкнул я. — Снуп Догг недоделанный.

Как всегда, по весне дороги были похожи на испещренную кратерами лунную поверхность, однако Ванька с удивительной ловкостью лавировал между ямами и выбоинами, одновременно потчуя меня бородатыми анекдотами и историями средней забавности, приключившимся с ним с момента нашей последней встречи в начале августа.

Манера его вождения неизменно вгоняла меня в панику — в потоке он всегда очень близко пристраивался к идущей впереди машине, ни о каком соблюдении дистанции говорить не приходилось. Я все удивлялся, как за почти шесть лет такого вождения этот обормот ни разу не попал даже в мелкую аварию. Недаром же говорят, дуракам везет.

Пару раз и я сам был свидетелем практически безвыходных ситуаций, когда Ваньке приходилось или отчаянно оттормаживаться и останавливаться в считанных сантиметрах от маячащего впереди бампера, или выскакивать на обочину, чтобы в последний момент разминуться с препятствием. И ведь ничему жизнь остолопа не учит. Ездил бы скромнее — гаишники не стали бы так артачиться и зачли бы экзамен с первого раза. А Ванька, мало того, что заставлял инспекторов седеть и заикаться, после очередного 'незачета' начинал возмущенно препираться с ними, пытаясь добиться справедливости. Итог, как вы понимаете, предсказуем.

Леха с Семеном ждали нас возле заправки, на южном выезде из города неподалеку от универмага. Они переминались с ноги ногу, недовольно ежась под пронзительным ветром — на здешнем пустыре штиля не бывает. На запястьях спрятанных в карманы рук висели пухлые пакеты с едой и выпивкой.

Эти двое — Леха и Семен — с детства были лучшими друзьями, жили на одной улице, ходили в один детский сад и вообще были не разлей вода, на удивление всем. Высокий и плечистый Леха отличался безрассудной смелостью и впечатляющей решительностью, сверкавшей в его ясных и живых глазах, тогда как Семен олицетворял собой идеальное спокойствие. Невысокий, худой и немного сутулый он неспешно передвигался по этой планете размеренными шагами, погруженный в незамысловатые, но наверняка светлые думы, куда ни проникала ни тяжелая политическая обстановка, ни эпидемия Эболы, ни даже курс доллара. Во всяком случае, мне всегда так казалось.

Что связывало этих двух? Для меня это всегда было загадкой, ведь даже интересы у Лехи и Семена были совсем разные, причем с самого дества — спорт и компьютеры. Леха десять лет отдал плаванию и почти столько же айкидо, это сейчас он немного утратил форму, а раньше с ним не рисковали связываться даже старшие. Семен же свободное время проводил в онлайн-играх, хотя игроманом его тоже назвать было сложно, поскольку без компьютера он обходился на удивление спокойно. Просто лучшей формы досуга не признавал, кроме, разве что, сегодняшнего времяпрепровождения.

Я стал частью их дружной компании, в которой состоял и Ванька, в 10 классе школы, когда бывшие 9А и 9Б объединили в 10А. Наши хулиганские выходки составляли бо́льшую часть моих теплых воспоминаний о школьных годах, кроме них ничего приятного вот так сразу на ум неприходило. Мы и сейчас все те же старшеклассники, просто чуть более уставшие и загруженные.

— Карета подана, сэр! — проорал в окно машины Ванька и резко остановился в метре от Семена, который, привычный к выходкам рыжего, и бровью не повел — хорошо, что я пристегнулся, иначе мой нос проверил бы на прочность бардачок, и не рискну предположить, что бы оказалось крепче.

— Доехать бы хоть до тракта на этом металлоломе, — с сомнением отозвался Леха, прищуренно разглядывая 'четверку'. — Когда уже машину купишь?

— Пешком пойдешь, — пригрозил Ванька.

— Ага, и вас обгоню.

Перекидываясь шуточками с Ванькой, Леха и Семен бросили пакеты в багажник, расположились на заднем сиденье и горячо меня поприветствовали. Как же все-таки приятно встречаться с друзьями после долгой разлуки, даже когда в планах у тебя остаться за границей и приезжать на родину не чаще, чем раз-два в году. Зато хоть кто-то есть близкий по духу, с кем можно вот так вырваться из привычной рутины. Странно, но даже нескольких посиделок в году мне вполне хватает, чтобы не падать духом на чужбине.

Машин на шоссе было немного, они сегодня устремились в центр города, пахнущий сухой весенней прохладой и пролитым пивом. Через полчаса мы благополучно свернули направо сразу же после синего знака с белой надписью 'Старый Постол'. Ванькин огород располагался в самом конце массива, у границы с лесом, среди заброшенных соседских домов, из которых вездесущие бомжи вынесли все, что только можно. Случалось даже, что мы гоняли бродяг от Ванькиного дома, когда те пытались сковырнуть неказистый замок — пришлось добавить еще один, укрепив оборону. К счастью, стекла бомжи бить не решались, очевидно, моральные принципы, которых они придерживались, исключали такое поведение.

Подняв в воздух рекордное количество пыли, Иван упорно не сбавлял скорость, двигаясь по торной, усыпанной мелкими камушками дороге со скоростью пятьдесят километров в час. Мы все прекрасно знали, что бесполезно что-либо говорить ему, можно либо ездить с Ванькой, либо нет, третьего не дано. Он стоически переносил любую критику, хотя иногда мог и вспылить и еще сильнее топнуть в пол, так что мы предпочитали молча терпеть и надеяться, что и в этот раз обойдется.

— Быстро мы, однако, — заметил Семен, посмотрев на часы. — Добрались на пятнадцать минут быстрее, чем обычно.

— Да у Ваньки совсем крыша уехала, — сокрушенно покачал головой я. — Песчаную бурю устроил, посмотрите назад — настоящий хабуб. Еще и камнями из-под колес во все сторону пуляет, ненормальный.

— Идите-ка вы сами знаете куда, — Ванька был невозмутим. — Зато вот, с опережением графика и происшествий. Я просто выпить хочу по-людски, что в этом такого? Две недели без продыху батрачил, не то, что некоторые. Студенты, блин.

И правда, что такого? Я вышел из машины и удовольствием потянулся, разминая затекшую спину и привычно осматриваясь. Крохотный домик, пять яблонь в один ряд с турником и деревянной будкой туалета, дальше — поле, за которым начинается лес. Тот самый, что окружает нас здесь со всех сторон и до которого от нашего дома рукой подать.

Ночевать нам предстояло в маленьком домике с одной-единственной комнатой, где стояли две кровати, шкаф с посудой да старенькая печка. Мы уже не раз приезжали сюда и весной, и летом, и даже осенью, и лично мне здесь нравилось. Нравилось, что не ловит сеть мобильник и, следовательно, никакого Интернета. Кстати, здесь и электричества до сих пор нет! А все потому, что дом стоит на самом отшибе и тянуть кабель от ближайшего столба бесплатно никто не будет. Помнится, отец Ваньки пытался сторговаться на приемлемую сумму с руководителем массива, но тот оказался на редкость упрямым и не уступил ни рубля. Повздыхав, Юрий Васильевич махнул на эту затею рукой. В конце концов, отдых без главных благ цивилизации был полезен, особенно нам, молодежи, которая без своих гаджетов и часа прожить не может.

Мы шустро вытащили на улицу видавший виды стол, принесли стулья и, разложив нехитрую закуску, приступили к празднованию. Глаза Семена при виде алкоголя алчно засверкали. Он страдал так называемым 'контролируемым алкоголизмом' — выпить любил и использовал для этого любую возможность, но в то же время в запоях замечен не был, да и на работе у Семена с зеленым змием проблем ни разу не возникало. Другими словами, он знал, когда начать и когда остановиться, но процессом наслаждался изо всех сил, куда как полнее Ваньки, который любит похвалиться алкогольными подвигами.

Не мешкая, выпили по маленькой, и я ощутил, что быстрее забилось сердце. Мне, чтоб напиться, много не надо, да и не люблю я это. Зато легкая расслабленность после пары стопок сейчас как вовремя. В Польше я все долгие месяцы не пил, как-то не доводилось, разве что разок угостился пивом, когда в гости заходил приятель.

— Ну, Димыч, как там в Польше? — стандартно начал Леха, хоть я уже два раза виделся с ним после первого отъезда, и с громким хрустом откусил пол-огурца, как бы и не особо надеясь на ответ — требовалось лишь открыть посиделки, и стандартные фразы годились для этого как нельзя лучше.

Интересно, хоть кто-нибудь догадается задать этот вопрос как-то более оригинально?

— Тот пан, у кого больше.

— Нет, ну серьезно, привык уже? Не тянет обратно? Сколько тебя тут не было, в августе вроде видались...

— Тянет, конечно, — признался я. — Но уже привык, если честно — похоже на Россию. Вроде и Европа, порядок везде, а, с другой стороны, люди на наших похожи. Да и говорят, считай, почти по-русски.

— Если б они не почти, а совсем по-русски говорили, — подал голос Ванька, нанизывая мясо на шампуры, — там бы никакого порядка не было.

— Слушай, а что там с девками? Колись, давай, докладывай ситуацию на фронте, — Семен, разумеется, не мог обойти самую значащую для него тему — гуляка еще тот, и наличие дамы сердца не слишком его останавливало. — А то о самом главном — ни слова. Нафиг нам твоя философия, переходи к горячему!

Это тоже каждый второй спрашивает, как по шаблону. Следующие полчаса прошли в обсуждениях плюсов и минусов польских девушек. Лично я после почти двух лет жизни там не видел большой разницы между польками и русскими, так, сущие мелочи, но раз уж друзьям так захотелось это обсудить — пожалуйста, я даже не против. Все равно информатор из меня неважный, в отношениях с местными замечен не был. Бедный Семен, только уши развесил. Он-то, небось, рассчитывал услышать сагу о сексуальных приключениях, но у меня даже красочно приврать не получилось.

Как всегда, дебаты о дамах потихоньку перетекли в разговор на самые произвольные темы — от компьютерных игр и машин до рыбалки и политики, в которой и так все были экспертами, а с начала украинского кризиса и вовсе превратились в авторитетов мирового значения.

Мы сидели и пили, делились веселыми историями, а потом умиротворенно потягивали марихуану, развалившись на траве под темным звездным небом. Теплый вечерний мир подернулся мягкой пеленой, стал безопасным и уютным, и хотелось, чтоб так оставалось всегда. А еще хотелось дальше раскачиваться на невидимых волнах и наблюдать замысловатый бег мыслей, утративших всякие причинно-следственные связи. А были ли они вообще, эти связи?

Мы отдыхали, не зная, какое несчастье вот-вот случится в нашем родном городе. Я, кстати, и сейчас многого не знаю наверняка, в голове сложился лишь общий порядок развития событий. Даже после просмотра многочисленных видео, фото и записей в блогах и социальных сетях, не все ясно. Увы, целиком собрать картину не удастся уже никогда, если только добрый волшебник не подарит мне машину времени, чтобы можно было вернуться в тот роковой день и предотвратить происшествие, положившее начало замысловатой цепочке кровавых событий.

Повторюсь, телефон на огороде не ловил, и потому мы были абсолютно безмятежны — никто не делал даже самой робкой попытки добраться до своего смартфона. У нас, кстати, негласное правило — без действительно серьезной необходимости за гаджеты не хвататься. Особенно это касается меня, заядлого информационного наркомана — два часа без новостей переживаю хуже, чем сутки голодовки.

Вскоре Леха откопал на маленьком захламленном чердаке гитару, и у костра зазвучала музыка расстроенных струн, заставив всех сморщиться. Но неугомонный гитарист долго пыхтел и крутил колки, пока не добился удовлетворяющего его результата — какофония сменилась какой-никакой мелодией.

Что меня всегда поражало в Лехе, так это невероятный природный слух и впечатляющая микромоторика — он мог неделями не браться за гитару, а потом вдруг взять и сходу выдать прекрасный и ритмически четко выверенный перебор. Многие предлагали ему серьезно заняться музыкой, найти группу или попробовать себя в сольном творчестве — Леха писал весьма недурные тексты, уже несколько толстых общих тетрадей скопилось — но он только отмахивался, говоря, что музыка для него только хобби, и то лишь тогда, когда делать решительно нечего.

От хитов русского рока плавно перешли к американскому кантри с сильным русским акцентом, а потом мы с вдрызг пьяным Ванькой сыграли пару наших собственных композиций — когда-то у нас была своя рок-группа, между прочим, пользовавшаяся успехом в определенных кругах. Леха и Семен деликатно делали вид, что им даже нравится, хоть наше исполнение однозначно оставляло желать лучшего. Я еще что-то помнил из гитарной науки, а вот Ванька и прежде не отличался выдающимся вокалом, а теперь, после дозаправки алкоголем и забористой самокрутки, и подавно. Фальшивил он безбожно, но зато пел с душой, а это тоже дорогого стоит.

Время и стимуляторы сделали свое черное дело, и в итоге всех начало морить. Кое-как устроились в той самой единственной комнате, игравшей роль и гостиной, и спальни. В принципе, можно было расположиться и в весьма просторной кухне, через которую все будут ночью бегать на улицу в туалет, но там даже летними ночами легко замерзнуть.

Друзья молча бухнулись на кровати и дружно засопели, и только мне все никак не спалось, и это при том, что место я себе выбрал самое удобное — на кровати пошире, у стены.

Сначала я просто без толку вертелся на простыне, стараясь навести в голове порядок, а потом уже погрузился в сладкое пограничное состояние, когда сон и явь сливаются в одно целое, как вдруг вернулся тот самый потусторонний страх, что липкой дрожью пробежал по телу той памятной ночью. Я снова, на бесконечной краткий миг, но все же увидел того незнакомца. Он все так же смотрел на море, и вроде бы картина осталась прежней, но что-то изменилось... Точно! Небо стало темнее. За долю мгновения оно стало совсем черным, словно тень неведомого исполина загородила солнце для всех нас, земных созданий.

Я распахнул глаза, попытался отмотать воспоминания назад и ухватить ускользающее видение. Увы, мне так и не удалось проследить, откуда пришел кошмар. Он просто врывался в мои мысли, когда хотел, и уходил, не оставив никакой зацепки. Кто там говорил, что сновидения тесно связаны с реальными переживаниями? Ну-ну, верю.

Все, теперь точно не усну, уж лучше попробовать пройтись, может, тогда меня сморит. Ну, или после прохладной улицы хотя бы захочется в теплый дом.

Набросил куртку, сунул ноги в кроссовки и побрел по едва заметной заросшей тропинке, которую утопчут энтузиасты-грибники к середине лета. Небо понемногу светлело, и все вокруг просыпалось. Переливистое чирикание ранних пташек сливалось с тихим шелестом деревьев, басовито жужжал толстый майский жук. Джинсы, которыми я при каждом касался мокрой от росы травы, уже потемнели чуть не до колена и потяжелели. Красота, одним словом.

Люблю бывать здесь весной и наблюдать, как начинающийся за границей массива лес оживает буквально на глазах, все смелее приветствуя восходящее солнце. Каждый раз, приезжая в это место, я старался встречать рассвет именно у леса, ведь там, в пяти километрах отсюда, уже начиналась вполне себе дикая природа. Постоишь вот так, посмотришь на начало нового дня, а потом уже можно спать хоть до обеда, а то и до вечера, все равно выходной.

Вместе с небом светлели и мои мысли, нарождающееся солнце спугнуло призрак ночного страха, с неохотой возвратившегося во тьму. Но надолго ли?

Действие марихуаны начало постепенно сходить на нет (торгаш, конечно, балабол), и ясность мышления возвращалась даже не смотря на недостаток сна. Пора бы на боковую, а то потом совсем не заснешь.

Я еще немного побродил по окрестностям и вернулся в дом. Поглядел на блаженные лица товарищей, забрался под тонкое одеяло, сомкнул глаза и сразу отключился, несмотря на звуковое сопровождение в виде доносящегося из трех глоток сразу оглушительного храпа.

 

2. День Победы

Приехали мы на огород в пятницу восьмого мая, и, окончательно проснувшись только к вечеру субботы, столкнулись с весьма тривиальной проблемой — закончился алкоголь. Я все дивился, и как в них столько лезет? Особенно Семен — пьет и пьет, гаденыш, и совсем ему не плохеет. Только скуластая морда расползается в довольной ухмылке.

Долго думали-гадали, кому идти в магазин, и в итоге решили тянуть жребий. Я знал, что обречен на поражение, и потому ничуть не удивился, когда идти выпало нам с Лехой. Оставив Семена и Ивана спорить о преимуществах советских танков перед немецкими, мы взяли опустевшие после вчерашней пьянки пакеты и отправились огородами сквозь девственную поросль молодых сорняков, еще не познавших беспощадных калош дачников.

— Ох уж эти диванные войска, — усмехнулся Леха. — Семен-то хоть пристроен, Машка у него есть. Правда, она сейчас в Германии, вот и дурью мается. А вот Ваньке точно девка нужна, а то он скоро на своих танках и самолетах совсем свихнется. Каждый вечер ведь играют, иногда до утра. У рыжего вообще больше ничего в жизни не происходит, только работа и танки.

— Слушай, ты ведь Ваньку дольше моего знаешь, — произнес я, задумчиво покусывая сорванную травинку. — У него хоть раз девушка была? А то сколько его помню, он тему дам как-то деликатно обходит, не интересуется совсем.

— Была. Только ты тогда уже уехал, потому и не знал, Ванек же у нас конспиратор. Полгода встречались, влюбилась в какого-то москвича и отчалила. Сейчас у него в фирме работает и на Ленд-Ровере разъезжает. Такие дела.

— И что же, с тех пор ни с кем и никак? — удивился я, неприятно удивленный Ванькиной скрытностью.

— Неа, год с лишним как нет. Да и как будто не слишком хочет. Как-то ляпнул мне, что разочаровался в девчонках. Дурак, нет? По одной паршивой овце поставил крест на всем стаде.

— Ну и аналогия. Но в целом верно! Зато у Семена полный порядок.

— Это точно, они с Машкой просто идеальная пара, нашли друг друга два чудика, — улыбнулся Леха.

Я наивно ожидал, что Леха поинтересуется, как дела на моем любовном фронте, но он этого не сделал, и разговор как-то увял, так что до магазина мы дошли молча, каждый в своих мыслях. Это я сейчас понимаю, что мог бы и сам спросить, тогда что-то не додумался.

Леха, в отличие от Семена, мучился похмельем и шел весь смурной, а я не мог нарадоваться тому, что моя голова была в полном порядке. С другой стороны, каждый из моих товарищей принял по меньшей мере вдвое больше моего. Нет, это слишком скромно — втрое будет в самый раз.

Главный и единственный магазин садоогородного массива 'Металлург', в недавнем бурном прошлом строительная бытовка, располагался у самого въезда, в десятке метров от прикрытых ворот. Когда мы добрались до дверей, за нашими спинами темным пятном мелькнула машина и юзом выскочила на дорогу, крепко ударив одну из воротных створок, распахнувшуюся настежь с жалобным скрипом. Я не успел разглядеть автомобиль — он уже исчез в клубах коричневой пыли. Зато я прекрасно видел, что толстый металл створки с поблекшей и облупившейся зеленой краской вогнулся внутрь в месте удара. Да уж, торопился человек.

— Ну, дает, — прокомментировал Леха, провожая удаляющуюся пыльную тучу взглядом. — Жена рожает, что ли. Если уж он ворота так помял, с его-то машиной что? И ведь даже не остановился, не посмотрел.

Я даже не знал, что и сказать. Гонщиков в этих краях вроде не водилось, да и кто будет гнать по такой дороге, рискуя остаться без подвески и вообще никуда не уехать. В голове в первый раз что-то щелкнуло. Эта машина, невесть откуда взявшаяся здесь в такой день и в такое время, странное поведение водителя... Словом, что-то здесь нечисто. Ощущение из странного сна остро кольнуло, но я искусственно отмахнулся от него — ну какая связь с тем, что я видел там, с торопыгой, который оказался еще и не слишком умелым водителем? Да никакой. Водитель просто был не в себе, только и всего, к чему везде высматривать двойное дно?

В магазинчике тихо и монотонно бубнило крохотное китайское радио, голос ведущего с трудом пробивался сквозь режущие уши помехи. Продавщица спала, держа в пухлых пальцах с едва заметными следами розового лака потрепанный и пожелтевший женский роман — видимо, начиталась и теперь решила сама погрезить о вечной любви, а заодно и протереть собственной щекой пыльную витрину. Что ж, дело понятное, скука здесь смертная, особенно в такой вот выходной, когда за день может не быть ни одного покупателя. Зато как откроется сезон и понаедут типичные любители огородного отдыха — пиши пропало, только успевай доставать горячительные напитки из-под прилавка. Можно уверенно работать в три смены — сюда ходят еще и с соседних массивов, где никаких магазинов нет.

Мы с Лехой замешкались было в дверях, но он быстро взял инициативу в свои руки, негромко постучав по отозвавшемуся дребезжанием витринному стеклу. Продавщица подскочила и, поправив сползший колпак (никогда не понимал, зачем он вообще нужен), уставилась на нас заспанными глазами. На левой щеке красовалось белое пятно — знатно отлежала, значит, спала крепко.

— Здравствуйте! Три бутылки водки, по ноль пять, — Леха сразу начал по-крупному. — Глазовскую лучше, вон ту, слева.

Вскоре он задумался над выбором закуски, который оказался неожиданно непростым — в этом забытом Богом месте наличествовали и чипсы, и сухарики, и сушеные кальмары, а вот денег на все не хватало. А ведь и то, и другое, и третье такое вкусное!

Доходы друзей остались прежними, но все подорожало — доллар растет, а как же, значит, и ценам надо расти! Даже бабушки возле магазина 'Родина', что на улице Клубной, всегда продавали сигареты 'Винстон' по три рубля за штуку, а теперь, вслед за колебаниями самой демократичной в мире валютой, подняли планку до пяти.

Предоставив Лехе покупки, я принялся изучать унылый вид через мутное стекло крохотного оконца, когда меня привлекло радио. Бестолковая болтовня ведущего развлекательной программы прервалась экстренным выпуском региональных новостей. Прозвучала знакомая незатейливая мелодия, и хорошо поставленный и твердый голос диктора развеял все сомнения — случилось что-то важное.

— По данным полиции и спасательных служб Ижевска, ситуацию в городе пока не удается взять под полный контроль. Объявлен комендантский час. Приводим инструкции, полученные от главы Управления МЧС Удмуртской Республики. Постарайтесь как можно быстрее добраться до безопасного помещения. По возможности стоит запастить продуктами и водой как минимум на двухдневный период и исключить все возможные контакты с соседями и друзьями вплоть до официальной отмены чрезвычайного положения. Также в сложившейся ситуации настоятельно рекомендуется избегать больших скоплений людей. Кроме того, призываем воздержаться от посещения Ижевска и возвращения в город также вплоть до отмены режима чрезвычайной ситуации. В Ижевске объявлен комендантский час, существует большая вероятность ухудшения ситуации. Берегите себя и своих близких! Спасибо за внимание, с вами был Руслан Тенсин, программа 'Известия' на Первом Удмурстком радио.

— Леха? — спросил я внезапно севшим голосом, внутри в момент все похолодело.

— Ага, — нервно кивнул тот, хотя ответ и не требовался. — На шутку не похоже.

— Здесь ведь где-то ведь ловит мобильник?

— Там, на горке, — Леха показал пальцем в окно, и я, не говоря ни слова, пулей вылетел из магазина, оставив продавщику с разинутым ртом и бутылками в руках.

Следом за мной на улицу выпал и Леха, и мы наперегонки помчались к вожделенной возвышенности, рискуя поскользнуться на траве или наступить в невидимую ямку и сверзиться с холма, свернув себе шею.

Наконец, на исцарапанном экране смартфона высветилось название оператора сотовой связи. Тяжело дыша от скоростного подъема, я набрал свой домашний номер, и тут же раздосадовано выругался — сеть перегружена, одни гудки. Я открыл онлайн-мессенджер и послал сообщение своей сестре, а потом принялся бомбардировать знакомых. Никто не отвечал, потому что сообщения просто не отправлялись, помечаемые красным восклицательным знаком ошибки.

С теми же проблемами столкнулся и Леха, только он, бедный упрямец, продолжал отчаянно названивать домой. Я же стоял, уперев руки в бока и согнувшись — все не мог отдышаться. Решил, что предприму следующую попытку чуть позже.

— Леха, хорош, сеть накрылась, потому что все друг друга бомбардируют звонками.

— Охренеть, а то я не понял, и что делать?

— Бегом назад, садимся в машину и едем домой. Сдается мне, что мы быстрее до Ижевска доберемся, чем телефоны заработают.

— Ты слышал, что по радио сказали?! — рассердился вдруг Леха. — Нельзя туда сейчас, нельзя!

— А что ты предлагаешь? Они бы хоть сказали, что там творится, сволочи, блин.

— Что предлагаю...

Леха на миг задумался, перебирая в уме отсутствующие варианты, и был вынужден капитулировать:

— Не, ты прав, Димыч, надо ехать. Не знаю, что там у них происходит — пруд из берегов вышел, что ли.

Он нервно гоготнул, выдав свое напряжение. Наше загрязненное промышленными отходами водохранилище в принципе не представляло никакой опасности, если только там ненароком не искупаться, поэтому и грешить на него, даже в шутку, не имело никакого смысла. Да и оно год от года мелело, так что выйти из берегов пруд мог только после двухнедельного ливня, да такого, чтоб дождь лил струями толщиной с руку.

— Все, дуем к парням, даем им пинка и сворачиваем вечеринку, и так вчера хорошо отдохнули.

И мы с Лехой побежали назад, что было сил, потные, одышливые и источающие тяжелый перегарный дух. Продавщица в магазине, наверное, огорчилась — не удивлюсь, если мы были сегодня первыми покупателями, а теперь и последними. Ничего, скоро и на ее улице будет праздник — лето на носу.

Когда мы с раскрасневшимися мордами добрались до цели, на нас никто не обратил внимания. Семен и Ванек мирно дремали — один живописно разлегся прямо на траве, под молодой яблонек, а другой посапывал, сидя на стуле. Рядом красноречиво почивала пустая бутылка водки.

Леха выдал серию замысловатых ругательств и угостил лежащего на земле Семена крепким пинком. Тот громко охнул и тут же вскочил на ноги, как задремавший караульный при виде офицера.

— Эй, что такое? — возмутился Семен, непонимающе глядя на нас постепенно яснеющими глазами.

— Вы откуда взяли водку? — прорычал Леха.

— Да это старая, случайно в каком-то ящике в кухне нашли, там и половины-то не было, нас просто на солнце разморило, — немного обиженно ответил Семен, потирая ушибленную задницу и, видно, забыв, что солнца сегодня не было видно из-за облаков. — А что за суета?

— Домой едем, — нетерпеливо ответил я. — По радио передали, что в городе что-то нехорошее происходит, че-пе, в общем. Звонили родным — сеть перегружена, не дозвонишься. Так что прыгай в машину.

— Но водитель-то никакой, — озадаченно ответил Леха.

Ванька и правда не внушал доверия. С трудом разлепив глаза от того, что Леха трясет его за плечи, Ванек промычал случайный набор звуков и попытался встать, но тут же сел обратно и снова заснул. Развезло его основательно, Семен в очередной раз оказался крепче.

— Ладно, я поведу, — инициатива самопроизвольно перешла в мои руки. — Грузите Ваньку назад и погнали. Я пока ключи поищу.

Хорошо, что до меня такие вещи доходят, как до жирафа, и паниковать я начинаю уже после. И это несмотря на крепнущие догадки о том, что дальше будет хуже. Обычно перед лицом неизвежности люди испытывают тяжкое чувство покорной обреченности, подавленности, унылого смирения, а я вот наоборот воспрянул духом и твердо взял командование на себя. Ничего, сейчас доберемся до дома и лично убедимся, что все это ерунда, нашим близким никто и ничто не угрожает.

Ваньке помогли усесться в машину, а я нашел ключи — они лежали на подоконнике в кухне — и уже открыл дверцу, как в голову мне пришла одна мысль.

— Ванька, канистры есть у тебя?

— В багажнике, пятилитровая, — заплетающимся языком ответил друг.

— И все?

— Ну, еще в доме лежит, у Стаса. На чердаке...

— Сейчас вернусь.

Стас — старший брат Ивана — был весьма хмурым и неразговорчивым типом, поэтому вряд ли ему понравится, что я вот так вот по-хозяйски прихватил с собой его собственность. Но мне казалась разумной идея набрать как можно больше бензина. Вдруг нам придется ехать быстро и далеко, и отвлекаться на дозаправку будет нельзя, так потом только спасибо себе скажем. Так что лучше разобраться с топливным вопросом сейчас.

В багажник, забитый всякой ерундой, десятилитровая канистра не влезла, пришлось оставить ее на заднем сиденье, к молчаливому неудовольствию Лехи. Ваньке же было все равно, он, похоже, так и не понял, куда и зачем мы едем. Едва я завел машину, как сзади донеслось тихое похрапывание — организм горе-водителя выбросил белый фраг.

Я давно не сидел за рулем, тем более за рулем отечественного авто. Да уж, никакого вам гидроусилителя, маленькие неудобные зеркала по бокам и прочие прелести продукции АвтоВАЗа девяностых годов кого угодно заставят чертыхаться, а сиденье какое неудобное!

— Как же там Олька моя, — скорбно изрек Леха, сумрачно глядя в окно, а я только удивился — что, у него появилась девушка?

— Что случилось-то? — спокойно осведомился Семен. — Пожар, наводнение, вторжение саранчи?

— Да черт его знает, сказали просто по радио, что чрезвычайная ситуация, всем спрятаться, закрыться, избегать скоплений людей, не въезжать в город...

— Так а чего обратно поехали тогда?

— Того, — буркнул Леха. — У тебя что, родители не в Ижевске живут, в Сан-Тропе, может? Я пока своих не увижу, и Олю тоже, не успокоюсь.

— Хоть бы сказали, что там, вот о чем теперь думать! — всплеснул руками Семен. — Или, может, вы сами прошляпили, прослушали?

Свирепый взгляд Лехи заставил Семена умолкнуть, а меня — воздержаться от дебатов.

Я никогда не водил машину так быстро — наверное, Ванькино настроение передалось. Выезжая с массива, я был близок к повторению подвига виденного сорок минут назад лихача. Скрипящая и дребезжащая 'четверка' вполне резво летела по ухабистой дороге, вздымая пыль и выплевывая из-под колес мелкие камни. Сам же Ванька пребывал в анабиозе, выход из которого пока не предвиделся.

У выезда на шоссе я притормозил, хотя с обеих сторон вроде бы было чисто. Как выяснилось, я проявил осторожность не зря — слева вдруг вынеслись три черных джипа с наглухо тонированными стеклами и мигалками на крышах, стремглав промчались мимо нас и тотчас исчезли за серым горизонтом.

— Презик слинял, — мрачно констатировал Семен. — Значит, все хреново.

Еще раз осмотревшись, я от души надавил на газ и лихо выехал на шоссе, подсознательно готовый к появлению других стритрейсеров. К счастью, обошлось.

Попутных машин не попадалось. Никто не обгонял нас, и мы тоже никого так и не догнали. Зато поток автомобилей, идущих нам навстречу, становился все плотнее. Пару раз я ловил на себе изумленные взгляды водителей и их пассажиров. Похоже, им казалось странным, что мы едем туда, откуда все бегут.

— Мне все это не нравится, — посетовал Леха. — Чего пялятся?

Он так и держал в руках мобильник, пытаясь дозвониться хоть до кого-то. Семен тоже предпринял пару дежурных попыток связаться с матерью, но вскоре бросил эту затею.

— Даже мобильный Интернет, похоже, не работает. Вроде 3G-сигнал есть, но никакие страницы не открываются, или отображаются не полностью и с задержкой.

— Спокойно, Леха, скоро будем в городе, — сказал я, сворачивая на заправку.

— Куда ты поехал? — Лехино негодование приобретало все более скверные обороты, это мельтешение уже действовало мне на нервы.

— У нас бензин почти на нуле, а кто знает, сколько нам придется в городе мотаться? — урезонил его я. — Семен, бери канистры, я мухой платить, а ты заправляй.

Наша машина была единственной на шесть колонок. Внутри также не было видно клиентов, только охранник и кассир о чем-то шушукались у прилавка. Их бледные напуганные лица и озабоченный тон говорили сами за себя.

— Здравствуйте, четвертая колонка, девяносто второй, полный бак, — я положил на прилавок две тысячных купюры, надеясь, что их хватит — в памяти висели недавние события с курсом рубля.

— С какой стороны едете, молодежь? — спросил охранник, стараясь придать своему голосу ненавязчивый будничный тон.

Я окинул его взглядом — самый обычный мужичок лет пятидесяти, невысокий и худой, от чего форма на нем мешковато висела. На поясе у него висел целый мини-арсенал из резиновой дубинки, газового баллончика и травматического пистолета.

— С Постола, а если точнее — из 'Металлурга'.

— В Ижевск, что ли?

Брови охранника поползли вверх. Они многозначительно переглянулись с кассиршей, и тут я не выдержал.

— Да знаем мы, что в городе что-то происходит. Может, вы нам скажете, в чем дело?

— Теракт там, — тихо проговорила женщина.

— Что?! Да ну? Кому мы нужны с нашим Ижевском?..

— Да, прямо на центральной площади. Мне сын позвонил, он был там, вот сразу и набрал меня. А сейчас не знаю, что с ним, — кассирша внезапно громко всхлипнула.

— Бомбу взорвали? — внутри у меня что-то оборвалось.

— Хуже, — дрожащим голосом ответила женщина, смазывая набухшие слезы насквозь мокрым носовым платком. — Какую-то заразу пустили. Я не знаю, что там дальше было, умирать начали, или что... Сережка то ли положил трубку, то ли его в толпе затоптали, не знаю, но он замолчал. Перед тем, как связь прервалась, было слышно, как люди кричат. Страшным голосом воют! А он у меня тихий, скромный, затопчут ведь его, задавят... А мне теперь домой никак...

Охранник тепло посмотрел на коллегу и ласково погладил ее по плечу. Слов поддержки он не нашел, но было бы удивительно, если бы у кого-то это получилось.

— А мы вот не успели никому позвонить, — сокрушенно ответил я. — Телефон на огороде не ловит сеть. Пришли в магазин, и там по радио услышали. Начали трезвонить, да было поздно, сейчас все перегружено.

— Стационарные телефоны тоже не работают, у нас, во всяком случае, — почесал нос охранник, а затем вдруг сказал. — Слушайте, а зачем вам туда ехать? Можете тут с нами остаться и пересидеть, кофейку попить. У нас хорошо, безопасно, а в город вас все одно не пустят.

— Это почему еще не пустят?

— Так карантин там. На всех въездах-выездах мобильные посты организовали, сейчас внутренние войска ждут — так по радио говорили. Серьезно это все, парень. Нам вот позвонили минут двадцать назад, велели сидеть на месте ровно, а потом телефон и того, перестал фурычить — частые гудки идут, и все.

— Спасибо, но нам надо ехать, — твердо ответил я. — Рассчитайте нас, пожалуйста.

Кассирша, шмыгая носом, сдала мне сдачу, привычным движением оторвала чек и бросила его на прилавок рядом с кассой, даже не рассчитывая на то, что покупатель возьмет его.

Когда я вернулся к машине, Семен уже успел закончить вверенные ему дела и усесться на заднее сиденье. Они с Лехой накинулись на меня за долгую отлучку, но я жестом заткнул их, давая понять, что опоздал не просто так.

Проснулся Ванька. Он задержал на нас свой расфокусированный взгляд, а потом, недовольно кряхтя, извлек телефон из кармана джинс.

— Нет связи, нет мобильного Интернета, ничего нет, — Леха не преминул проинформировать Ивана. — Можешь дальше дрыхнуть, козлина.

Тот не удостоил его ответом, старательно игнорируя Лехин укоризненный взгляд. Я же тем временем вырулил с заправки и продолжил путь домой. Навстречу прошла колонна из машин пятнадцати, одна нам даже посигналила, а затем дорога вдруг опустела. Никто не ехал с нашей стороны, не лез с наглым обгоном, не моргал фарами, и никого не было видно со встречного направления. Я как раз собрался поделиться с парнями информацией, но меня опередил Ванька, изумленно оповестив всех:

— Парни, в Ижевске теракт был...

— Да ну? Я тоже только что от кассира что-то такое слышал.

Семен и Леха с разразились гневом, требуя информации. Мобильный интернет на Ванькином телефоне худо-бедно работал, просто мы были в зоне слабого приема сигнала или конкретно у нашего оператора были какие-то проблемы — и Леха, и Семен, и я были подключены к одному провайдеру, а Ванька к другому, маленькому и не вызывающему у нормального человека доверия подозрительно низкими ценами. Он выставил телефон с заляпанным пальцами экраном на всеобщее обозрение, только я ничего не мог прочесть, сосредоточив внимание на дороге.

— Шестьдесят погибших, — прошептал Леха. — Более трехсот пострадавших, их число растет. Чрезвычайно токсичное вещество, вызывает припадки, обмороки, острые боли в желудке, возможно, заразно.... Так, ясно, что ничего не ясно. Эболу что ли привезли к нам? Или чего позабористее?

— Город объявлен зоной карантина, — продолжал читать Семен, щуря красные глаза. — Час назад запрещено посещать и покидать город, на въездах дежурит полиция. Блин, парни, мы ж там не проедем просто.

— Через лес полезем, значит, — зло отрезал Леха. — Топи, шофер.

Я послушно прибавил скорость. Когда стрелка спидометра достигала ста двадцати километров в час, машину начинало ощутимо побалтывать, Ванька что-то говорил про то, что заднее правое колесо бьет — и как он сам так летает? Поэтому разгоняться больше я просто не рисковал, потому и так приходилось вцепляться в непокорный руль мертвой хваткой.

Хотелось доехать живыми и здоровыми. Более того, попади мы сейчас в аварию, никто не будет с нами возиться. Мы даже скорую-то вызвать не сможем, раз с телефонами такая свистопляска, да и в городе черт-те что.

Пустота на тракте ужасно давила, причем не только на меня — от остальных тоже шло такое напряжение, что мне пришлось немного опустить стекло, чтобы вдохнуть свежего прохладного воздуха и немного успокоиться. А то чиркни в салоне спичкой, и взлетим на воздух. Кстати, о спичках, неплохо бы и закурить.

В густеющих сумерках пустота вокруг выглядела очень зловеще. Я уже ощущал себя героем постапокалиптического мира, колесящего по медленно разлагающемуся трупу огромной страны в компании немногочисленных выживших. Нет, не надо думать о таких гадостях, а ну как сбудется. А по обезлюдевшей Земле я лучше в компьютерных играл прогуляюсь.

— Тут и видео есть, — сказал Ванька. — Да только не загружается, скорость у меня маленькая. О, черт, посмотрите на фото!

Я не мог отвлечься от дороги, но, судя по тому, что Леха хрипло выдохнул, а Семен как-то странно ойкнул, а сразу же понял, что они увидели нечто из ряда вон выходящее.

— Что там, рассказывайте уже, не томите.

— Да ты не поверишь, Димыч, — обалдевшим голосом отозвался Леха. — Кто-то из очевидцев фотографировал. Качество никакое, изображение размазано, но везде какая-то суета, паника, на асфальте кровь, везде тела валяются. Е-мое, и все это у нас? Может, подделка? Или просто взяли фотку из фильма какого-нибудь, в фотошопе подшабашили, и делов...

— Не-а, — возразил Семен. — Не узнаешь фонтан и кусочек кинотеатра 'Ижсталь' на фоне? На монтаж не тянет, хоть я и не эксперт, конечно... Но лучшеи бы это был монтаж, все-таки...

— А чего вы удивляетесь? — вопросил стремительно трезвеющий Ванька. — У нас город столько оружия и прочей ерунды делает, что в стратегическом отношении его можно ставить сразу после Москвы и Питера. Да и он не самый маленький — шестьсот с лишним тысяч жителей. Это ж целый Лихтенштейн, наверное, или даже Люксембург!

Внезапно зазвонил телефон, оборвав рыжего стратега на полуслове. Все затаили дыхание, а потом Семен извлек китайский лопатофон из широких штанин и невозмутимо сказал:

— Алло, Маш, привет. Едем с Ванькиного огорода. Не знаем пока, а у вас? Что? Видела? Понял... Слушай, ты сама как? Ясно... А... Алло! Маша!

— Тьфу, блин, — разочарованно бросил Семен. — Долбанная связь.

— Что, из Германии звонила?

— Ага, из Дюссельдорфа. У них уже Ижевск в новостях показали, что, мол, на центральной площади во время празднования Дня Победы случился теракт. Не поверите — практически без подробностей, только что-то там про биологическое оружие. Число погибших, кстати, перевалило за сотню, но уже от каких-то беспорядков, вот такие дела. Мародеры, наверное, и бандиты всякие повылезли, раз полиция медиками помогает.

Никто не ответил, все сидели, погруженные в невеселые думы, внезапно омрачившие прекрасные выходные. Теперь без толку гадать, до города оставалось всего ничего. Все по-прежнему продолжали на автопилоте звонить домой или друзьям или писать смс, но уже без особых чувств и надежд, а я сам не заметил, как ускорился до ста тридцати — машина в принципе не позволяла выжать из себя больше, мотор надсадно хрипел, заднее колесо дребезжало, но мне вдруг стало на это все наплевать.

Кое-как заработал Интернет, ежеминутно пополняющийся новостями, полностью дублирующими друг друга — токсичный газ, возможно вирус, теракт, погибшие, беспорядки. Онлайн-мессенджеры и социальные сети тоже начали работать, но реагировали с сильной задержкой, а то и вовсе отказывались загружаться с первого раза.

Выезд на Нылгинский и Можгиский тракты и, соответственно, въезд в город перегородили четыре полицейские лады. Подъехав поближе, мы ахнули — около десятка сотрудников правопорядка пытались сдержать длиннющую колонну автомобилей, желающих покинуть город. Конец очереди скрывался где-то далеко за изгибами поворотов, но пробка на просматриваемом участке растянулась на добрый километр. Водители гудели, сигналили, выходили и ругались с полицейскими, но те пока не поддавались. Я заметил в их руках пистолеты. Кажется, если хоть кто-то попытается прорваться через оцепление, огонь откроют незамедлительно — лица у сотрудников были полны решимости, а нервы натянуты, что тетива монгольского лука. К такому навалу они не привыкли, могут так взбрыкнтуть, что всем мало не покажется — вдруг кто не выдержит, начнет палить.

Приближаясь к полицейским машинам, я начал сбавлять скорость. Да уж, таким способом в город нам не попасть, это уже совершенно ясно. Справа и слева была пологая обочина, а всю проезжую часть перекрыли бело-синие 'пятнадцатые' лады. Я еще раз примерился, прикинул, и разочарованно выдохнул — объехать не получится, даже Ванька бы не справился.

— Твою мать, — выругался Леха. — Димыч, тормозни, я сам к ним подойду.

Но, когда я выполнил просьбу Лехи, ситуация кардинально изменилась. До нас донесся глухой рев, и высоко в небе над Ижевском показались три стремительные точки самолетов. Мы зачарованно уставились наверх, провожая взглядами изящные и смертоносные махины. Я даже ненадолго оторвал взгляд от дороги — самолеты шли очень низко, и такое зрелище было достойно киноэкрана.

Появление военных привело к тому, что из машин начали выскакивать разъяренные люди. Они что-то кричали, махали руками, и вскоре самые нетерпеливые буквально бросились на полицейских, брызжа слюной и требуя выпустить их, пока не началась бомбардировка. Те все-таки не растерялись, в ход пошли дубинки, мигом охладившие пыл нападавших, а предупредительный выстрел в воздух и вовсе свел поубавившийся энтузиазм недовольных на нет. Люди злобно смотрели на правоохранителей и нехотя отходили назад к своим машинам, повинуясь коротким приказам. Но вот насколько удалось их сдержать? Может статься, что настанет момент, когда осторожность окажется заглушена отчаянным страхом за себя и свою семью.

А вот и нас заметили. Подбежал высокий и крепко сложенный сотрудник полиции, каких в рядах наших правоохранительных органов встретишь нечасто. В ручище он сжимал пистолет, палец лежал на спусковом крючке. Такой не дрогнет.

— Вы-то чего тут забыли? — гаркнул он прямо на меня, в открытое окно со стороны водителя.

Я не успел ответить, как из машины выскочил Леха.

— Нам надо в город, прямо сейчас.

— Ага, а ничего больше не надо? — хмыкнул мент. — Расскажи-ка это вон тем, что хотят выехать, да не могут.

— Что тут за хреноверть, товарищ полицейский? — я не сводил глаз с самолетов, кружащих в воздухе. Пришлось из солидарности с Лехой тоже вылезти наружу.

— Не уполномочен сообщать таких сведений. Да и мы сами пока толком не поняли, если честно, получили приказ перекрыть выезды на Казань и на Сарапул, вот и перекрыли. Биологическим оружием нас потравили, кто, зачем — не знаю, сразу говорю. Скоро тут войска будут. Вон, — полицейский ткнул пальцем в небо, — разведку уже проводят, кажись. Вертушки пару минут назад еще прошли.

— А вы сами что-нибудь видели? — я еле успел задать вопрос — Леха явно намеревался продолжить дискуссию о проезде в город. Он стоял, сжав руки в кулаки и нетерпеливо раскачиваясь с пятки на носок.

— Нет, не видели. Говорю же — теракт. Так, все, дуйте отсюда, — полицейский вдруг развернулся и направился назад, к своим коллегам, на ходу бросив. — И в город даже не лезьте, не получится у вас, только пострадаете.

— Минутку, начальник! — возмутился Леха и попытался схватить сотрудника за рукав. — Нам надо туда, чего непонятного?!

Тот с легкость выдернул огромную руку и злобно зыркнул на Леху, пригвоздив того разъяренным взглядом к асфальту.

— Нападение на сотрудника полиции! При исполнении! Пошел вон, сопляк! — полицейский вспыхнул праведным гневом, ему только нас тут не хватало. — Кругом и дали отсюда!

Леха был готов взорваться от переполняющего его возмущения, но ослушаться стража порядка не осмелился. Полицейский, посверлив его глазами еще с пару секунд, вдруг перевел взгляд на меня и совершенно спокойно сказал:

— Вы ведь откуда-то приехали, верно? Вот туда и езжайте. Через двое суток, возможно, вам разрешат вернуться. Сейчас войска приедут, порядок наведут и все, добро пожаловать обратно. А вот если вы не уедете прямо сейчас, нам придется задержать вас. Тогда вы попадете в город, при чем быстро, но семьи свои еще дольше не увидите.

— Леха, садись!

Бесполезно, Леха будто оглох. Он стоял и пустыми глазами провожал удаляющегося полицейского, вся его злость куда-то испарилась, взгляд стал жалким и беспомощным. Я силой оттащил и усадил Леху на сиденье. Тот, к слову, особо не сопротивлялся, только ногами шевелил неохотно.

— Оля-то как... — тихо сказал он, и все стало понятно.

Конечно, девушка. Я вдруг смутно вспомнил, что все-таки слышал кое-что об этой Оле. В ноябре Ванька писал мне 'Вконтакте', что Леха вроде нашел себе какую-то порядочную подругу и спьяну поделился планами возможной скорой женитьбы. Но я тогда не придал этому значения, многие с пьяну трусы поверх штанов надевают. Думал, так, увлечение-развлечение, Леха ж парень видный, почему нет.

— Все будет в порядке с твоей Олей, — я развернул машину прочь от города. — Запрется дома, и все обойдется. Дозвонишься еще до нее, может быть. Она тебя только похвалит. Если сейчас загремим, лучше кому станет?

С хмурившегося весь вечер неба закапал, наконец, мелкий дождик, и воздух вдруг наполнился запахом весны. Этот запах, наверное, у каждого вызывает свои ассоциации, но у меня он был прочно связан с ощущением детской безмятежности и предвкушением скорых школьных каникул. Каникул, когда можно ничего не делать, хорошо кушать, сладко спать и днями напролет пропадать с друзьями на улице... Снова раздалась мелодия звонка. На этот раз из моего кармана.

До этого момента каждый из нас тщетно пытался куда-то позвонить, и кроме частично состоявшегося разговора Семена с Машей никто больше не добился успеха. Один я бросил бесплодные попытки и сфокусировался на дороге, стараясь вообще больше ни о чем не думать.

Именно поэтому входящий звонок застал меня врасплох. Я на мгновение выпустил руль, и машину несколько раз крепко болтануло из стороны в сторону, прежде чем я сумел выровняться и вернуться на свою полосу. Хорошо, что 'встречка' пустовала, иначе как пить дать влетели бы в лоб такому же гонщику.

Вспотевшими руками я полез в карман джинсов и извлек оттуда телефон. Звонили с домашнего номера! Родители!

— Да, мама, алло.

— Дима, это папа. Где ты?

— Хотели вернуться в город, но нас не пустили. Едем пока обратно. Что у вас там? Целый день звоню и не могу дозвониться.

— У нас все в порядке, сидим дома, — вздохнул отец. — Юля и Андрей тоже здесь, за нас не беспокойся. И в город не лезьте пока ни в коем случае, езжайте-ка на огород, там пока поторчите.

— А что случилось-то? Кого ни спрошу, никто ни черта не знает!

— Да мы тоже немного знаем, только вот Юлька тут посмотрела в Интернете, уже видео какие-то появились. Отдаю ей трубку.

— Димка! — надрывалась сестра. — В город не вздумайте ехать! Как доберетесь до огорода — все в дом и ни шагу на улицу. Тут полный дурдом! Химию распылили какую-то, на площади прямо, представляешь!

— Да-да, это нам уже говорили, но дальше-то что? Почему в город не пускают?

— А потому, что люди мрут, один за другим! Кто-то сразу, от взрыва, а кто-то позже...

— Ну чего ты замолкла? Говори, что там с ними? Начали всех кушать и мычать 'мозги-и-и'?

— Очень смешно. Да они какие-то странные стали, кто-то лег прямо на асфальт, кто-то сел, пардон, задом в лужу. Смотрю видео — просто глядят молча по сторонам, хлопают глазами. Как умственно отсталые! А у некоторых еще изо рта как будто какая-то пена пошла, такая странная, зеленоватая. Так что вот... Потом машины скорой помощи подъехали, начали их грузить и увозить по больницам. Большинство отпустили — валерьянкой напоили, нашатырь под нос ткнули и шагай. А часа три назад что-то случилось с этими больными, причем по всему городу сразу же, как в фильмах ужасов прямо. Драться начали, нападать на людей.

— Ты это все сама придумала? — натянуто усмехнулся я. — Шутка очень плохая, честно скажу. Мы тут все и так на нервах, знаешь ли, сестра, а ты вот такие вещи говоришь.

— Если бы это была шутка, — вздохнула в трубку Юля. — В общем, мы в безопасности, полиция, скорая и другие службы уже по всему городу носятся, исправляют положение — только что из пятого подъезда тетю Таню увезли. На улице ни души, никогда такого не было... Переждите пока на огороде, правильно папа сказал, не надо сюда соваться. Ой, тут мама трубку вырывает, все хотят с тобой поговорить. Береги себя! Чао!

Но пообщаться с мамой, увы, не удалось — связь оборвалась, оглушив меня издевательски громкими гудками. Сколько я ни старался повторно связаться с домом, то и дело отвлекаясь от дороги, ни одна попытка не увенчалась успехом. Видимо, свой шанс я использовал.

Зато повезло Ваньке — уже у поворота на огородный массив он-таки дозвонился до матери. Я сразу же прижался к обочине и остановил машину, чтобы ненароком не покинуть зоны приема сигнала — где-то рядом уже не ловило. С Надеждой Викторовной, Ванькиной мамой, все было в порядке — она осталась дома у подруги, и их добросовестно охранял доберман по кличке Чейз. Ее совет в точности напоминал наставления моих родителей — сидите, ждите и терпите, глядишь, с последствиями теракта разберутся, и все вернется на круги своя. Голос у Надежды Викторовны не дрожал, она твердо верила в то, что говорила. Правда, и здесь разговор не продлился дольше минуты — ненадежная связь в который раз подвела.

Въехав в родной 'Металлург', мы решили закупиться всем необходимым в том самом единственном магазине, открытым по той причине, что продавщица жила и спала в подсобке. Открыв дверь после недолгого стука, она встретила нас настороженным взглядом, но мы заверили ее, что в этот раз убегать никуда не собираемся, и она немного смягчилась и стала пробивать покупки.

Согласно моему нехитрому умозаключению, сделанному в тот вечер, в тяжелых стрессовых ситуациях люди делятся на два ярко выраженных типа. Одни стремятся, как Ванька и Семен, забыться в алкогольном или наркотическом угаре, так, чтоб пропустить самое напряженное время и 'проснуться', когда все станет ясно и понятно.

Другие же, как, в данном случае, мы с Лехой, предпочитают оставаться кристально трезвыми, чтобы в случае чего быстро и адекватно среагировать на изменившиеся обстоятельства. Трудно сказать, какой из этих двух путей верный, но я свой выбор сделал, ограничившись упаковкой здорово подорожавшей гречки (так и не пойму, с чего бы вдруг?), буханкой хлеба и плиткой шоколада.

— Вот вам и День Победы, — Леха с хмурым видом ворошил тонкой веткой угли потухающего костра, чтобы разжечь их и подбросить веток — становилось зябко, на смену дождю пришел ветреный прохладный ветер. — Надо бы еще разок сходить до магазина, попробую до мамы дозвониться, до Оли. Неспокойно мне.

С наступления кромешной загородной тьмы минуло два часа. Мы сидели на круглом лысом бревне посреди огорода и курили, придвинувшись поближе к вновь разгорающемуся огню.

Ванька с Семеном, не внимая нашему возмущению, уже успели уговорить очередную бутылку беленькой, и теперь их храп разносился по всему участку. Мы же решили, что будем бдить. И хорошо, иначе полегли бы всей компашкой. Возможно даже, что мучительно, не осознавая до конца, что стряслось.

Безоблачное небо на востоке, полное темной глубины и испещренное холодными огоньками звезд, вдруг полыхнуло таким ярких заревом, что мне пришлось крепко зажмуриться и закрыть глаза руками, чтобы сохранить зрение — повезло, что я в этот момент смотрел куда-то вниз, иначе как пить дать, повреждение сетчатки обеспечено.

Через мгновение по земле прокатилась дрожь вперемешку с низким утробным рокотом. Надсадно захрипел лес, и сухим треском отозвался наш маленький хлипкий домик, весь заходивший ходуном. Я уже был готов к тому, что он развалится на части, похоронив под собой наших пьяных товарищей, но, к счастью, все обошлось.

Я осторожно оторвал лицо от ладоней и огляделся. Небо уже не ослепляло режущей глаза яркостью, но восточная его часть по-прежнему была светла. Оранжевая полоса горячего света играла на макушках деревьев, щекотала их и норовила проглотить, чтобы потом добраться до нас. Я посмотрел на Леху, Леха посмотрел на меня. Оба все поняли.

Несколько секунд мы просто молча пялились друг на друга, не зная, с чего начать, а потом я дрожащими, не слушающимися пальцами потянулся за следующей сигаретой. Леха с абсолютно идиотским выражением лица достал из джинсов мобильник. Понажимал на кнопки, но тот не подавал признаков жизни.

Мне едва удалось прикуриться, получилось где-то раза с десятого. Все вокруг опутало бархатное и плотное покрывало тишины — после громкого взрыва нам как будто ваты в уши натолкали. Сделалось совсем не по себе. Никогда не думал, что остаться без слуха так страшно.

— Димыч, проверь телефон, — глухой голос Лехи с трудом прорывался через заткнувшую уши вату.

Вдыхая горький дым, полез в карман. Я уже знал, что случилось, эта проверка была, по сути, чистой воды формальностью, чтоб не гадать понапрасну. Худшие опасения подтвердились. В это невозможно было поверить. Даже сейчас до конца не верю.

— Не работает, — я еще несколько раз нажал на кнопку включения. — Заряда было чуть меньше половины, он не мог так быстро сесть.

— Импульс, — тихо промолвил Леха (я прочитал слово по губам, благо, костер мало-мальски освещал наши одревеневшие лица) и как-то весь поник. — А я не дозвонился. Один из всех не дозвонился.

Он рухнул обратно на полено, утратив опору. Леха совсем не походил на себя в эту минуту. Сильный и мужественный парень, еще в старших классах с легкостью дравшийся против целой взрослой гоп-компании, в один миг превратився в слизня, из которого вынули позвоночник.

Голова безвольно повисла, плечи сжались и вздрогнули, по щеке покатилась прозрачная градинка, сразу затерявшись в щетине. Лицо все сморщилось от спазмов, и Леха сделался таким жалким, каким он просто не мог быть. Он просто не имел права так поступать. Я отворотился от него, к горлу подкотил липкий ком, но я удержался. Еще блевать только не хватало.

Хрен вам. Только страшно стало — не то слово. Мне словно пережали сердце и легкие ледяной железной рукой, дышать стало невероятно тяжко, закололо в груди. Задним умом я понял, что если просто сидеть и ничего не делать, будет лишь хуже. Главное, не дать страху застояться, потом не отпустит, захлестнен с головой и непременно погубит.

Резким движением я поднялся на ноги и пошел в дом, чувствуя, как каменеют мышцы. Наверное, я смешно выглядел, шагая на негнущихся ногах и недоумевая, почему идется так медленно, почему никак не получается побежать.

Напоминаю, такой роскоши, как электричество, на Ванькиной фазенде не водилось, поэтому пришлось воспользоваться свечкой. Где-то в заставленной всякими ящичками и тумбочками кухне лежал фонарик на батарейках, но я даже не стал искать его — возможно, он тоже отключился раз и навсегда.

К моему удивлению, Семен и Ваня уже не спали. При тусклом свете огонька свечи их бледные лица вызывали ассоциации с привидениями.

— Димыч, это что, землетрясение? — дрожащим голосом спросил Ванька.

— Не, парни, это большой звездец. Ядерная бомба, или ракета, фиг разберет, — я присел на уголок кровати, на которой еще пару минут назад беззаботно дрых Семен.

— Американцы, что ли? Третья мировая? — Зачастил Ванька — бедняга, второй раз не дали по-человечески наклюкаться. — Или, может, метеорит?

— Да откуда я знаю, может, это десятый пакет санкций, — раздраженно ответил я. — Ты мне скажи, сколько отсюда до города? Сорок километров?

— До центра чуть больше пятидесяти, — подал голос Семен. — От окраины где-то около сорока, да.

— Я, конечно, не эксперт, но мне почему-то кажется, что надо отсюда сваливать как можно шустрее, — сказал я. — Радиация поползет, не хотелось бы нахвататься.

— Блин, а если везде так? — заканючил Ванька. — Куда ехать-то? Если уж Ижевск разбомбили, значит, гудбай Казань, Уфа, Пермь и что там у нас еще по соседству? Самара, Ульяновск, Челны. Некуда ехать, выходит.

— Получается, всех наших нет, — Семен промолвил это таким отстраненным тоном, что у меня по спине побежали мурашки. Лучше б он начал орать и стенать, выть, что ли, только не надо вещать так замогильно, бессердечно.

Окинув товарищей взглядом, я понял, что они так могут долго сидеть. Требовалось растормошить увальней, а то оба уже поплыли — Семен впадал в ступор, у Ваньки как-то странно перекосилось лицо и задергался левый глаз.

— Так, парни, быстро встаем, собираем, что можем, кидаем в машину и едем. Я за рулем.

— А куда едем-то?

— Да, мать твою за ногу, хоть куда! — заорал я. — Если мы тут сейчас раскиснем, все помрем нахрен. А я вот еще пожить хочу! Вы, наверное, тоже, хоть сейчас и не совсем понимаете это. Давайте, давайте!

Ванька и Семен послушно вскочили на ноги. Кроме того, они оба изрядно протрезвели от нежданных новостей, даже по глазам видно. Вот только от перегара так легко не избавишься, а жаль — ненавижу эту вонь, хоть и сам грешен.

Я вернулся во двор, велев юным алкоголикам через полминуты быть в машине. Леха сидел все в той же самой позе, понурив плечи и прижав ладони к лицу.

— Леха, дружище, вставай, уезжаем отсюда. Семен с Ванькой собираются, сейчас будут.

Он не ответил. Я уже испугался, не хватил ли Леху сердечный приступ или что похуже, и пошел к нему, как он вдруг вскочил и набросился на меня, повалив на траву. В спину больно воткнулся какой-то здоровенный камень. Скорченное от ярости лицо Лехи оказалось в сантиметре от моего.

— Сука, как же так?! Из-за тебя в город не попали, урод ты, понял?! Надо было прорываться! — проревел он. — Почему меня там не было?! Почему меня не было с ними?!!

— Потому что не было, — отрезал я, уверенно глядя ему в глаза. — Мы не имеем права сейчас ныть, нашего города нет, страны, может, тоже нет. Что, теперь может дружно повесимся на ветке? Придурок, блин, нашел время истерики устраивать.

— Я не хочу ехать, — по слогам процедил Леха, безумно таращась на меня. — Мне вообще все пофигу теперь. Пешком блин пойду в Ижевск, не дойду — так сдохну. Ничего не буду делать. Я, мать твою, один из вас всех ни с кем не попрощался.

— Скоро ты сам с собой попрощаешься, дурень. Посмотри на небо, оно сейчас чистое, туч нет. А как только они появятся, здесь пройдет радиоактивный дождь, и это, боюсь, случится раньше, чем ты думаешь. Хочешь сдохнуть? Это что, поможет кому-то? Да отпусти ты меня уже!

Леха немного разжал руки, железкой хваткой держащие меня за кофту.

— Пошел на, — я отпихнул его, и он, не сопротивляясь, откатился в траву, прерывисто дыша.

Я встал, немного отряхнулся и, пошатываясь и потирая крепко ушибленную спину, побрел к машине. Ключи по-прежнему были у меня. Место, в которое воткнулся чертов камень, само будто окаменело. Синячище намечается будь здоров, неделю на спине спать не смогу.

Как же я боялся, что 'четверка' не заведется, но она завелась. Никогда еще для меня не был таким сладким тарахтящий звук мотора старого отечественного автомобиля. Времена быстро меняются, что поделать. В какой-то книге я однажды прочитал, что иномарки чувствительнее к ЭМИ, чем 'наши', в силу обилия электроники. Не знаю, правда это или мечта квасного патриота, но лошадка родом из Тольятти была готова к пути.

Мы собрались достаточно быстро, даже Леха в конце концов взял себя в руки, причем без дополнительных уговоров. Уговаривать, собственно, было некому, Ванька и Семен помогали мне с погрузкой. Правда, выглядеть Леха лучше не стал и ни с кем не говорил, но это поправимо. Хорошо, что обошлось без сцен и мордобоя, сейчас я особенно хорошо это понимаю.

Еду с собой брать не стали — мной овладела паранойя, что она вполне могла впитать в себя какой-нибудь яд или радиацию, и разумные доводы Семена не действовали. Да уж, чем сидеть без дела в социальных сетях и играть в экспертов по геополитике на форумах, надо было изучать ОБЖ. Сейчас бы хоть примерно представляли себе степень опасности.

Наконец, уселись, захлопнули двери и тронулись в путь. Проезжая мимо бытовки-магазина, я притормозил, но, поколебавшись секунду, перебросил ногу на крайнюю правую педаль. Пятый член экипажа нам ни к чему, простите.

— Предлагаю пока ехать в сторону Казани. По дороге свернем в какую-нибудь деревню и спросим, что и как. Может, только нас разбомбили.

— Мне почему-то кажется, что это свои же и бросили бомбу, — предположил Семен, потягиваясь и гремя костями. — Никогда бы не поверил, что у Америки хватит духу. Они только в кино такие крутые, а на деле даже от доходяг типа Северной Кореи шарахаются.

— Если это Штаты, тогда копченый и вправду стал копченым, — вынес вердикт я. — У нас же есть эта, как ее, мертвая рука. Задушила гадов, надеюсь.

— Ладно, все равно скоро разберемся, — махнул рукой Семен, навалился головой на стекло и задумчиво уставился в черноту за окном.

Даже в эту минуту он оставался впечатляюще спокойным. Ну, или его эмоции были спрятаны где-то совсем глубоко. Во всяком случае, никаких признаков стресса или расстройства разглядеть было невозможно, выражение лица Семена оставалось бесстрастным. Кроме того потустороннего тона, что я слышал в доме, Семен с тех пор ни разу никак не выказал подавленности или тревоги. Он был собран, сосредоточен, немного бледен, но не более.

— Да, в общем-то, без разницы, какой мудак это сделал, это ж ничего не меняет, — подал голос Ванька. — Едрена вошь, мне что-то вообще не верится. Вот так — раз, и готово.

— Мы еще долго ничего не поймем, — пробурчал вдруг Леха и снова утих, нахохлившийся, как попугай.

Я закурил, и моему примеру последовали все, кроме Семена, к его неудовольствию — он ненавидел запах сигарет, а еще больше ненавидел ждать нас, пока мы устраиваем перекуры.

Здорово быть молодым, до чего же прекрасно. Адреналин взрывает кровь, и ты ничего не боишься. Ты можешь идти, бежать и сражаться, пока не оставят силы, а они не оставят. Будь я лет так на десять-пятнадцать постарше, точно бы съехала крыша, потому что мигом начал бы думать, оценивать, анализировать и присвистывать от того, какой же унылый расклад нам достался. А так — жми себе на газ, гони туда, не знаю куда, слушай ветер и травись дешевым табаком. Подумать о произошедшем еще успеется.

 

3. Страшная правда

В ту ночь далеко уехать не удалось. Выбравшись на шоссе, мы преодолели не больше сорока километров, а затем были вынуждены свернуть в какой-то маленький поселок, названия которого даже не успели прочесть. Мы испугались заполыхавшей вдалеке фарами-прожекторами колонны грузовых автомобилей (военных, как предположил Леха), которые шли нам навстречу, и тут же юркнули в так удачно подвернувшийся съезд.

Я был уверен на все сто процентов, что нас заметили, просто, видимо, смысла преследовать белый жигуленок не было. Мы лихо пронеслись по деревенской ухабистой дороге под жалобный скрип подвески и свернули на последнюю улицу, упирающуюся в густые заросли леса. Я быстро заглушил двигатель и выключил фары.

— Сидим тихо. Если за нами поедут, придется драпать — лес рядом, если что. Не знаю, конечно, что они могут нам сделать, но мне что-то подсказывает, что ничего хорошего.

— Да, мы ж со стороны Ижевска ехали, — вздохнул Ванька и потер глаза. — Приняли бы нас за террористов или их пособников. И поди докажи, что мы вообще ни при чем. Эти зайца заставят признаться, что он медведь.

Прошло несколько напряженных минут ожидания, но рев мощных моторов не нарушил тишину, только в ближайшем к нам доме, одноэтажном и приземистом, зажегся тусклый свет. К окну прильнула дородная женщина, сложив ладонью козырек. Несколько секунд она изучала нас настороженным взглядом прищуренных глаз, после чего удалилась восвояси, не обнаружив в чужаках ничего подозрительного, кроме самого того факта, что они чужаки. Лампочка погасла, и темнота снова наполнила дом.

Как-то сложилось так, что мы решили заночевать прямо здесь, в машине, запершись изнутри, предварительно развернувшись задом к лесу и передом к дороге — вдруг придется быстро уезжать. Превратившийся в пустыню Ижевск остался в девяноста километрах позади, отделенный от нас густыми лесами и тонкими речушками. Расстояние не ахти какое, но мы тогда еще не знали, как выглядит ситуация по стране в целом, и решили не пытать судьбу на ночь глядя.

Сам не знаю, каким образом нам вообще удалось заснуть. За ребят не стану ручаться, но я заснул спустя несколько минут после того, как положил прижался щекой к подголовнику сиденья, и в этой неудобной позе самозабвенно дрых до первых лучей солнца.

С появлением этим самых лучей я возмущенно расклеил глаза и тут же зажмурился — ну и дурак, поставил машину передом к восточной стороне, так что рассвет одновременно заметили мы все. С другой стороны, это стало хорошей побудкой, после которой вся наша компания дружно очнулась и начала тереть заспанные зенки.

Мы вышли на свежий воздух, поразмять затекшие конечности. Спина отозвалась такой болью, что я аж взвыл. Мало того, что абсолютно каждая мышца от ночи в машине онемела, так еще и под правой лопаткой запульсировала жгучая боль — это туда мне вчера воткнулся камень.

Тут же всплыли скомканные воспоминания от вчерашнего вечера, и то, что я в момент пробуждения принял за остатки сна, оказалось реальностью. Посмотрев на лица друзей, я понял, что они, похоже, тоже спросонья приняли вчерашнее за ночной кошмар. А теперь вот дошло до них, что все взаправду, и на лица вернулось напряженно-хмурое выражение.

Леха делал зарядку, интенсивно размахивая руками, Семен зачем-то вытащил мобильный, а Ванька, конечно же, закурил.

Где-то в конце улицы закричал петух, ему вторил громкий лай — странно, что собаки не оповестили хозяев о нашем приезде еще вечером, они в деревнях обычно жутко подозрительные. Ветер со скрипом качнул калитку того самого дома, из которого нас внимательно разглядывали, и с молодецким задором понесся дальше, довольный ранней побудкой.

— Что делать-то будем? — вопросил Семен, заложив руки за голову.

— Думать, — внезапно ответил Леха совершенно нормальным голосом, не имеющим ничего общего со вчерашним хныканьем. — Ну, в сторону дома мы уже точно не поедем. Можно прямо сейчас подорваться и дальше двинуть, только, может, лучше у местных разведаем, что стряслось? Тут у них телевизоры есть, или радио хотя бы.

— Я на это и рассчитывал, — согласился я. — Только дадим им проснуться, а сами пока посидим потише. Можно еще вздремнуть, а лучше поесть.

— Только бы местные нас вилами не погнали, сами, небось, все перепуганные сидят, нахохлились.

Два с небольшим часа мы проторчали в машине, изо всех сил растягивая завалявшуюся под передним сиденьем пачку чипсов и две упаковки лапши быстрого приготовления, которую тоже грызли всухомятку в лучших традициях студентов техникума или таджикских рабочих.

Мобильный интернет снова начал чудить — сигнал но был, то пропадал, так что никаких новостей нам почитать не удалось. Мы все извелись от нетерпения, когда Ванька заметил в одном из огородов движение, и, решив, что час настал, рассредоточились по деревне. Мне достались три ближайших дома. Как я и предполагал, моему появлению никто особо не радовался и даже необорот.

В первом доме попытки контакта просто проигнорировали, зато из второго, стоило мне постучать в дверь, донесся отчаянный мат. Общий смысл эмоционального монолога сводился к тому, что мне следует срочно отойти от двери, а лучше и вовсе уехать из деревни, пока со мной и моими товарищами не приключилось чего нехорошего. Я покосился на здоровенного, похожего на волка пса с внимательным тяжелым взглядом, прикованного к будке чуть ли не якорной цепью, и решил даже не пытаться, тем более что этот монстр с первой секунды смотрел на меня, плотоядно облизываясь. Такой так просто гавкать не будет, просто клацнет челюстями — и нет человека.

Удача постигла меня, когда, наученный новым опытом, я с опаской открыл калитку третьего дома. Лежавшая возле будки неказистая рыжая дворняжка, нежившаяся под утренним солнцем, тоненько заскулила и метнулась в свое жилище. Странно, чем меньше собака размером, тем больше она гавкает на всех и вся, а эта поступила соразмерну своему росту — сбежала. Вот так и ломаются стереотипы.

— Чего тебе?

Я поднял голову. Из открытого окна покосившегося дома высунулся сухонький старичок, одетый в легкую куртку непонятного темного цвета. Такие, кстати, можно встретить на мужчинах самых разных возрастов практически в любой российской глубинке — откуда они их вообще берут? И как они, куртки эти, выглядят в нормальном, незамызганном состоянии?

— Да мы не местные, из Ижевска едем. Хотим только...

— Что? А ну, пошел вон! — лицо деда исказилось от злобы, он уже хотел захлопнуть оконную створку, но я успел.

— Не бойтесь Вы! Мы не заразные! Мы не совсем из города едем, из Постола! На огороде мы отдыхали, у друга. Вон он, кстати, от индюка убегает, — я показал пальцем на Ваньку, испуганно удирающего от здоровенной и чересчур раздражительной птицы. При каждом шаге индюка висящая на шее кожа задорно подскакивала, что придавало всему происходящему комичный вид. Только Ваньке было не до веселья — индюк нехотя отстал лишь в конце улицы, когда запыхавшийся рыжий от страха чуть в штаны не наложил. Да уж, такого монстра можно держать вместо собаки.

— Хм, — старик задумался, но окно обратно открывать не стал, оставив лишь узенькую щель, через которую буравил меня прищуренным глазом. — Ну, допустим. Только я тут причем?

— Да мы просто хотим хоть от кого-то услышать, что случилось. Не можем домой дозвониться, сотовые не работают, а здесь с нами что-то никто не торопится заговорить.

— Эх, бедолаги, — дед вдруг погрустнел, уткнул маленькие темные глаза в подоконник под носом. — Ну, заходите, что ли.

Дед, назвавшийся Тарасом Тимофеевичем, жил скромно. Жена его умерла три года назад, единственный сын с женой и тремя детьми жил в Петербурге и отца навещал нечасто — последний раз был ровно год назад — и деду недоставало общения. Наверное, отчасти поэтому он и решился впустить в дом малознакомую компанию молодых парней.

С другой стороны, даже нехватка хорошего разговора не могла убедить старика переехать к сыну в Северную столицу, куда тот приглашал отца чуть ли не каждый день после смерти матери.

Говорил Тарас Тимофеевич охотно и много, но, увы, очень витиевато, сбивчиво и косноязычно — что ж, возраст. Так или иначе, отфильтровав словесные потоки, хаотично следующие один за другим, мы кое-что поняли.

По словам гостеприимного деда выходило, что неизвестное лицо (или лица) во время празднования Дня Победы на центральной площади выпустило (хотя, все-таки, скорее выпустили) на свободу некую инфекцию. Как они это сделали, Тарас Тимофеевич сказать затруднялся, пожимая плечами и проклиная тех, кто принес заразу.

Жертвы, оказавшиеся у эпицентра, сразу погибли, другие же начали жаловаться на недомогание разной степени тяжести — у кого-то сразу разболелась голова или живот, а кто-то начал испытывать подозрительные симптомы только спустя несколько часов. В любом случае, финал у всех оказался одинаковым — потеря сознания, а потом пробуждение в новой ипостаси. Люди превращались в зверей и, едва раскрыв глаза после недолго сна, начинали крушить все вокруг, нападая и на здоровых, и на больных, и снося все на своем пути. Они не реагировали ни на какие вербальные обращения, ничего и никого не боялись, хорошо чувствовали боль, но, в то же время, она почти не останавливала их. Словом, пострадавшие заболели некоей формой бешенства, коей прежде человек не видел.

Как уже было сказано выше, у многих такие вспышки ярости начались уже в больнице или дома, спустя несколько часов после предполагаемого заражения. К этому времени в городе уже творилось черт-те что — жители успели испуганно разбежаться по своим домам и районам, и уже там превращались в монстров, заражая членов семьи и соседей. Полиция оказалась совершенно бесполезной, ее категорически не хватало, и в итоге, чтобы не допустить выхода инфекции за пределы Ижевска, наверху было принято решение просто уничтожить город.

Поверить в такое вот так сходу было решительно невозможно, но какой смысл старику врать? На совсем выжившего из ума он не похож, да и звучит вроде бы логично — началось заражение, половина города сошла с ума, а другая половина оказалась под угрозой. А еще эти люди вполне могли стать переносчиками инфекции, даже ей не заразившись. Вообразите себе панику в высших кругах — такое немыслимое происшествие, проблема, которая по всем законам не могла случиться, а решение нужно уже сейчас.

Уничтожив очаг, наши власти принесли один город в жертву остальным жителям страны, да и, можно сказать, всего мира. Это мы себе места не находим, из нас будто кусок плоти вырвали щипцами и без наркоза, а остальной земной шар небось вздыхает с облегчением и готовит гумпомощь российским чиновникам, храбро пожертвовавшим часть своей родины.

В общем и целом, от таких известий вся наша компания уронила челюсти на пол, только Тарас Тимофеич оставался спокоен и невозмутим. Он появился на свет за пять лет до начала Великой Отечественной и в жизни повидал достаточно зверств как со стороны власти, так и со стороны сограждан, так что к скудной жизни, полной лишений и опасности, ему не привыкать, да и для него почти ничего не изменилось. В город он совсем не ездил, жил себе тихонько здесь, а происходящее за пределами деревни не шибко его волновало. Огород есть, худо-бедно прокормит, в магазин ходить — так только за хлебом, макаронами и водкой, а ведь ее можно и самому гнать, за этим здесь шибко не следят...

Наш шок невозможно передать словами, но вместе с ним было и некоторого рода облегчение — это не ядерная война, Семен был прав, наш родной город уничтожили свои же. Значит, остальная часть огромной страны точно так же спит, ест и ходит на работу. Ну, разве что выражение на лицах чуть более озабоченное, чем обычно.

— Помните, когда мы выезжали из 'Металлурга' в Ижевск, прямо перед нами пронеслись три джипа? — вспомнил вдруг Леха и стиснул зубы до скрежета.

— Ну...

— Эти суки все заранее знали, — злобно прошипел он он. — Президент наш и кучка его 'шестерок'. Они уже тогда понимали, чем дело кончится! Через несколько часов после начала 'звездеца'! Как всегда, блин, что за страна... Этот мусор теперь будет жить, а от наших семей даже пыли не осталось.

— Слушайте, — задумчиво промолвил Семен, как будто слова Лехи его не касались и вообще, все это понарошку, на экране монитора. — А ведь если вирус этот не сразу проявляет себя, то он уже может быть везде... Сколько людей уехало или улетело из Ижевска после теракта? Аэропорт у нас и в Москву, и в Питер народ отправляет, и во всякие Самары. Эх, новости бы посмотреть, а лучше в Сеть выйти...

Здравомыслие Семена опять попало в яблочко, оторвав нас от возмущенного обсуждения удмуртской власти. Удивительный он человек — на вид розовощекий Емеля-дурачок, а на деле все больше молчит, терпеливо слушает, а уж если что скажет, то всегда строго по делу и в точку. Так скажет, что удивятся — и как же мы сами, такие умные, об этом не подумали?

— Тарас Тимофеевич, что еще по радио передавали? Или по телевизору?

— Так не работают они, — пожал плечами дед. — Свет-то у нас еще есть, а вот телевизор да радио сегодня с самого утра молчат. Хотел 'доброе утро' послушать, хотя б московское — но приемник только шипит, и все. Я крутилку повертел, везде одно и то же. Вчера только говорили, чтоб все дома сидели и никуда, значит, не высовывались. Да только мне все одно надо выйти, недалеко, в магазин сходить хоть за хлебом...

— А знаете, сидите-ка дома, Тарас Тимофеевич, — поднялся Леха. — Мы сходим и все Вам принесем. Что еще нужно купить, кроме хлеба?

— Крупы возьмите, ребята, да можете водочки, полушку, а то и две, когда теперь завоз-то еще будет, — воодушевился старик и полез в карман висящей на крючке в прихожей потрепанной фуфайки. — Я денежку дам, погодите.

Семен, решительным жестом отказавшись от денег Тараса Тимофеевича, поспешил вслед за выскочившим на улицу Лехой в магазин, а мы с Ванькой вышли во двор на перекур. Уселись на старенькие крылечные ступеньки, упруго гнущиеся под нашим весом — мне сразу вспомнились детские поездки на огород к тете, там было похожее крыльцо из нестроганых досок, тонких и гибких. Неказистый серенький домик, небольшой и не слишком опрятный огород — все точно так же привычно и знакомо, как и пятнадцать лет назад, даже запах деревни остался прежним.

— Все интереснее получается, — заговорил Ванька со злой досадой. — Подумай сам. Кто за все это отвечает? Наше паскудное правительство. Теракт в главный государственный праздник, а потом больше полумиллиона жизней вот так вот, в труху... Там же наши родители были, Димыч, у Лехи вон мама, девчонка его, Оля. Я просто пока вообще не могу это все в голове уместить, все обещаю себе, что потом думать буду, а то, блин, того и гляди додумаюсь, свихнусь и буду пузыри из слюней пускать.

— И не говори, — негромко ответил я, чувствуя, как внутри разверзается бездонная рана, с которой еще только предстоит помучаться. Она будет моей спутницей до конца, и сейчас, когда я пишу эти строки, она все так же саднит. — До меня пока тоже, кажись, не добралось еще. То есть, я вроде бы понимаю, что ни семьи, ни дома больше нет, но сам удивляюсь, что пока держусь. Просто это ведь никогда не отпустит, сколько бы мы сейчас не протянули.

— Хотя вру, Димыч, — признался Ванька, затянулся, слегка поперхнувшись, и продолжил. — Сегодня вот видел во сне, что сижу я дома с матерью, она с работы пришла, что-то приготовила — как всегда, короче. И вот поели мы, пьем чай, телек на фоне бормочет, я уж думаю спатеньки идти — завтра смена с шести — и как бабахнет! Точнее, звука я никакого не слышал, просто свет, яркий, аж черепу изнутри горячо. Я даже как будто бы ослеп, но это же сон... И все замерло, и слышу тихий голос мамы — иди, говорит, отсюда. Хорошо, что тебя здесь не было.

Под конец фразы голос Ваньки немного дрогнул, он выдавил из себя некое подобие кривой усмешки и еще раз жадно затянулся. Я с пониманием смотрел на друга и на его слегка заблестевшие глаза, которые он быстро опустил, принявшись изучать ползущую по башмаку божью коровку. Я не знал, как подбодрить его, потому что мучался теми же мыслями. Наверное, каждый из нас в течение дня ловил себя на мысли о том, что же пережила его семья, осознав, что через долю секунды их ждет быстрый и страшный конец.

Не было ни малейших сомнений, что они успели о чем-то подумать, наш мозг способен воспринимать и перерабатывать информацию за тысячные доли секунды, за это время он нередко даже успевает прийти к каким-то умозаключениям — об этом нам еще в школе говорил учитель физики. Не знаю, откуда ему такое известно, но я всегда с интересом и доверием внимал тому, что вещает этот умный и глубоко пьющий человек. Он всем рассказывал одну и ту же историю про мужчину, попавшего под трамвай по пути в магазин — как его голова катилась по дороге и думала 'ни фига себе, за хлебом сходил'.

Наверняка перед мгновенной кончиной у людей-таки успела проскочить одна тревожная мысль, состоящая из смеси удивления и досады. Никто ведь не верил, что атомное оружие будет использовано, слишком очевидны и разрушительны его последствия. Но это случилось, безо всякого объявления, без малейшей помпы. А мои родители точно обо мне вспомнили и, может, даже успели порадоваться, что я далеко. Наверняка успели.

Я не имею никакого права быть сейчас слабым, нельзя сдаваться. Надо только добраться до ближайшего уцелевшего города, пойти в полицию и пусть нами, как жертвами, занимается горячо любимое государство.

Интересно, какая компенсация нам полагается? Лично я бы не слишком удивился, постигни нас незавидная участь помещенных в какой-нибудь карантин, причем пожизненно, только бы не расстрел на месте — сдуру наши правоохранители и на такой шаг пойдут, уверен. И не только наши, наверное. Ситуация действительно из ряда вон.

Но даже если нас приголубят и расщедрятся, как можно компенсировать то, что не продается и не покупается? Даже если предположить, что правительство вдруг посочувствует и подарит квартиру с окнами на Красную Площадь, что заполнит пустоту от нашей потери? Ничто и никогда не сможет заставить нас это забыть. Я вообще бы не отказался для своего же блага прилечь ненадолго в психиатрическую клинику, но там меня охотно сделают овощем, я ведь как-никак пострадавший, фактически беженец, много чего интересного могу рассказать журналистам, а за деньги заткнуть не получится. Я поделился размышлениями с Ванькой.

— Не думаю, что они настолько бессердечные, — покачал головой друг. — Да и толку-то нас по психушкам прятать, думаешь, мы одни такие счастливчики, кого на атомы не расщепило?

— Нет, конечно, и других хватает. Интересно, чем они сейчас заняты.

— Да все тем же, уверен. Тоже ищут информацию и гадают, только по нам бабахнули или вообще весь мир в труху. А если кто уже узнал, что это свои подсуетились, так там уж все непредсказуемо, от жажды мести до суицида.

— Ага. А у нас, выходит, посерединке выходит, — я ткнул Ваньку кулаком в плечо, пытаясь подбодрить, хоть у самого горько саднило в горле. — Мы и Кремль брать не собираемся, и с собой кончать не планируем вроде. По крайней мере, я на это надеюсь. Выше нос, конопатый. Нас хоть четверо осталось, все друг друга давно знаем, не многим так везет в таких ситуациях. Каждый может рассчитывать на каждого.

— Слово 'везение' тут вообще не уместно, — едко огрызнулся было Ванька, а потом поднял на меня извиняющийся взгляд, вспомнив, что не он один переживает все это. — Да нет, ты прав, прав. Расклеиться все могут, а вот собраться потом — не только лишь все. Сейчас парни вернутся, и поедем куда-нибудь, хоть в Челны те же, толку-то по деревням мотаться. Обратимся в отделение, посмотрим, что получится. Кстати, документы есть только у нас с тобой — права — а паспортов вообще ни у кого.

— Да разберемся, по базе пусть пробьют, у них же должна быть хоть какая-то система, в которой все записаны. Или пусть счетчиком Гейгера измерят, посмотрят, как от нас фонит. И вообще, на ментах тоже немалая часть ответственности за весь этот бардак лежит, так что пусть только пискнут. Не волновайся, в общем, прорвемся.

Ну, а чья ж вина во всем этом трагическом балагане? Всем понятно, чья. Полиция должна действовать, решительно и оперативно. Ежу понятно, что толстопузые офицеры МВД смелостью и ясностью мышления не отличаются — сытая за счет взяток и обилия бумажной работы жизнь сделала их не только ленными и неповоротливыми физически, но и морально — очень немногие оперативники могли сегодня похвастаться смелостью и соображалкой, про физическую форму даже заикаться не будем.

Так можно бесконечно жертв терактов оплакивать, тогда как надо эти теракты предотвращать. Да и ситуацию можно было повернуть вспять, действуй полиция более оперативно. Стреляли бы сразу на поражение, брали бы на себя ответственность — им бы потом еще ордена за это дали — и спасли бы город, пусть даже ценой нескольких тысяч жизней. А так что? Так всех до единого потеряли, и здоровых, и больных.

Мне вдруг вспомнился тот полицейский, что развернул нас на тракте. Он что-то про внутренние войска говорил. Мол, приедут и порядок наведут. Видимо, им сверху так сказали, дезинформировали, а на самом деле хотели просто запереть людей в ловушке и накрыть всех сразу. Да уж, мента жаль, мне он показался хорошим человеком. Откуда такие вообще в наших органах берутся? А ведь встречаются время от времени честные и бескорыстные сотрудники. Ума не приложу, чего им стоит сохранение своих принципов в таких глубоко аморальных структурах.

Ладно, чего уж там. Почки отвалились, за Боржоми можно не ходить. Доберемся до полиции, пообщаемся, там сориентируемся, что дальше делать.

Показались Леха с Семеном, в гробовом молчании возвращающиеся из магазина с хлебом, крупами и водкой. Неумытые рожи хмурые, но взгляды чистые — значит, порядок. Значит, разберемся.

 

4. Вести с Востока

Томаш протер слипшиеся глаза и неторопливо приподнял гудящую голову, чтобы посмотреть на часы. Виски тут же отозвались болью, и Томаш рассерженно скрипнул зубами — как же он ненавидит похмелье!

Ого, почти два часа дня. Да уж, неплохо вчера было у Алана. Мать, конечно, вечером опять заведет свою песню, но ведь пятница на то и пятница! И вообще, он честно ищет работу, и нет никакой вины Томаша в том, что она, работа, никак не находится. Нет, ну он, конечно, мог бы пойти горбатиться сторожем на складе или таскать ящики в порту, но уж лучше плевать в потолок, чем заниматься такой хренью. Как ему говаривал один из более старших товарищей по фанклубу — если однажды согласишься на мало, никогда не получишь много, а нормальному пацану малого хватить не может.

Кое-как добравшись до ванной, Томаш жадно припал губами к прохладному крану. Он ощущал такую жажду, что, казалось, был готов высосать всю воду из городского водопровода. Наконец, вдоволь напившись, он посмотрел на себя в зеркало. Да уж, ну и видок, как будто постарел лет так на пятнадцать.

Не стоило так смело мешать пиво с водкой, хоть башка бы сейчас была полегче. Под глазами залегли мешки, морда лица распухла. Каждое новое похмелье почему-то ощущается болезненнее, чем предыдущее, а ведь ему всего двадцать три. Еще пару лет назад после такой попойки хватало восьми часов сна, и наутро никакое недомогание не беспокоило. А сейчас — спал бы и спал.

И тут Томаш вспомнил, что проснулся он не просто так. Что-то разбудило его, и это была не боль в чугунной голове и даже не онемевшая рука, всю ночь пролежавшая под головой и теперь будто бы существующую отдельно от остального тела.

Да, точно, он видел какой-то хреновый сон. Не сказать, что кошмар, скорее просто что-то необычное с легкой примесью жути. Какой-то тип в темном невзрачном плаще гулял вдоль моря, которое совсем не походило на родное Балтийское. Вокруг были южные деревья, на некоторых даже апельсины висели, почти поспевшие, да и в прогретом утренним солнцем воздухе пахло иначе — сладостью.

И вот, этот мужик ходил взад-вперед по белому песку, как будто ждал чего-то. А вокруг такая тишина, благодать стояла, ни звука — не шумели моторы машин, яхт и катеров, даже людей на прекрасном пляже не было. Только чайки время от времени издавали свои пронзительно переругивались друг с другом, кружа низко над водой. Тишина оказалась обманчивой, потому что потом так тряхнуло...

В груди закололо не то во сне, не то и по-настоящему тоже — с перепугу. Под ногами все так заколыхалось, заходило ходуном, а этот идиот стоит, лыбится и дальше на море смотрит, как будто так и должно быть. Ну его, хреновый сон. Надо срочно очухаться — покурить, например, а заодно воздухом подышать.

Нащупав в кармане куртки помятую сигаретную пачку, Томаш заглянул внутрь и выдохнул с досадой — последняя... Черт, скоро придется тащиться на улицу. Кстати, что там сегодня с погодой?

Томаш выбрался на небольшой аккуратный балкончик, чиркнул зеленой спичечной головкой и с наслаждением вдохнул в себя едкий сигаретный дым. Он любил прикуриваться от спичек, было в этом что-то эдакое, гангстерское, что ли. Томаш ведь не какой-нибудь фраер напомаженный, все-таки, а человек, мало-мальски известный в своем районе, который как раз эту минуту раскинулся перед ним во всем своем великолепии.

Повсюду виднелись типовые четырех— и пятиэтажки, появившиеся здесь во времена позднего коммунизма и перемежавшиеся с новостроем в виде квадратных высоких башен. Правда, от своих серых и полуразваленных российских сестриц польские 'хрущевки' отличались в значительно лучшую сторону — после вступления в Европейский Союз их отремонтировали, а также покрасили в приятные глазу цвета изнутри и снаружи. Больше того, здесь даже не пили пиво ни во дворах, ни в подъездах, которые стали чистыми, светлыми и безопасными. Хотя Томаш совсем не возражал бы, будь у него возможность в дождливый денек присесть с ребятами прямо на лестничной клетке. Ну а что? Он тоже тут живет, и, значит, право имеет поступать так, как ему вздумается.

Видел Томаш и небольшую станцию городской электрички — СКМ (SKM — Szybka Kolej Miejska, Скорый Городской Поезд) — сквозь которую то и дело проходили следующие в оба направления поезда. Вот сине-желтые вагоны замерли напротив платформы и с шипением разъехавшихся дверей выплюнули из себя людей, торопящихся ступить ногой на твердый бетон и поскорее миновать опасную пропасть между подножкой вагона и краем платформы. Нетрезвые граждане, случалось, переоценивали свои силы и ломали ноги, что вызывало задержку состава и бурное недовольство остальных.

Наконец, все желающие вышли, и настал черед тех, кто хотел войти в поезд. Таковых набралось совсем немного, а вот ближе к вечеру, через два-три часа, в СКМ, возможно, будет не протолкнуться. Все попрутся в центр, в Старый Город, выгуливать своих красоток или искать их. А всякие обалдуи из Гдыни поедут в противоположном направлении, на север, в сторону своего унылого городка. Набьются в вагоны, как сельди в бочку, и всю дорогу недовольно зыркают друг на друга, пыхтят и тихо друг друга ненавидят.

Погода была хорошей, прохладной и солнечной, и Томаш уже не имел ничего против того, чтобы сходить в магазин за пачкой 'Лаки Страйк'. Только надо немного посидеть на 'Фейсбуке', полистать новые фотки знакомых девиц, а заодно проверить, как там после вчерашнего приятели — наверняка все сейчас такие же придавленные.

Стартовая страница бразуера показывала последние новости. Томаш давно уже собирался поменять ее на что-нибудь поинтереснее, ибо изменения стоимости акций и прочая лабуда его не слишком волновала. Но в этот раз его взгляд задержался на одном из прямоугольных новостных хабов — новости из России, причем с пометкой 'срочные'.

— Ого, — воодушевился Томаш. — Это мы почитаем.

Журналист, имя которого Томашу ни о чем не говорило, в свойственной польской прессе манере описал последние события, говоря как можно меньше о деле и как можно больше о тупоголовых и злобных русских.

Оказалось, что в каком-то маленьком городке (ничего себе маленький, больше полумиллиона человек!) неизвестные лица совершили теракт с помощью то ли биологического, то ли химического оружия. В общем, кацапы полегли от непонятной и быстро распространяющейся болезни — число жертв стремительно росло и уже приблизилось к двум сотням. Чудеса, что за начало дня!

Томаш ощутил приятное нервное возбуждение, даже головная боль как-то притупилась. Такой информацией было необходимо с кем-то поделиться, и чем скорее, тем лучше. Он взял в руки телефон и набрал своего лучшего друга, Павла по кличке 'Француз'. Почему Француз? Да потому что картавый, как лягушатник.

— Хэй, Француз!

— Томек, мать твою, какого художника ты так орешь? — донесся из трубки возмущенный хрип. — У меня в башке аж эхо гуляет.

— Ты сейчас офигеешь, Француз, — довольно осклабился Томек. — Зайди в Сеть и почитай, что у русаков творится. Тебе полегчает, поверь.

— Чего?

— Мозги включи, Француз. Зайди, говорю, в Интернет и почитай новости.

Томаш нажал 'Разъединить', накинул куртку и отправился на улицу — сигареты сами себя не купят и домой не поднимутся, а курить что-то захотелось так сильно, что нет мочи терпеть. Насвистывая любимую мелодию, Томаш спустился до первого этажа, где встретил самую склочную старуху в доме и, пожалуй, на свете, пани Ядвигу, вечно согбенную, в одном и том же бежевом плаще и с темно-зеленой матерчатой сумкой в руках. С сумкой, в которой обычно лежали только ключи от квартиры.

— Что, пани, наказал Бог русских? — спросил Томаш вместо приветствия. — Слышали новости?

Ядвига, возившаяся у двери с ключами — она часто путалась и пыталась открыть замок ключом от мусоропровода — подняла на Томаша глаза и с укоризной сказала.

— Беда у людей, а ты...

— Не у людей беда, а у кацапской курвы, — отрезал Томаш. — Слыхали, значит.

— Эх, дурачок, — покачала головой старушка и снова забренчала ключами. Новостей она не пропускала никогда.

Томаш вышел из подъезда, засунул руки в карманы серых спортивных штанов, которые не мешало бы постирать, и зашагал к магазину. Похмелье как-то само вдруг выветрилось, уступило место радостным, ярким мыслям.

Чертовы русские, вот и ваша очередь получать по заслугам. Что же это за край такой! Общее количество народов, оккупированных москалями в разные времена, наверняка превышало число, до которого мог сосчитать Томаш. Да они ж даже в своей стране оккупанты — Кавказ вон, например, заняли, и уже не отпустили, а народы Севера и Дальнего Востока! Единственные книги, которые время от времени почитывал Томаш, как раз были посвящены истории — или польской, и российской, а то и совместной, особо кровавой и полной взаимных обид. Правда, у Польши было куда больше причин обижаться на москалей, ведь они все не давали покоя и лезли, лезли и снова лезли к западному соседу. Теперь вот на Украине воду мутят, а это уже совсем близко к польским границам.

Кстати, если вы не знали — Польша была единственной страной в мире, кому удалось взять Москву! И поляки гордятся этим, с невинным искренним гонором, при этом ненавидя москалей за оккупацию своих земель.

А ведь они долго в Польше сидели, суки, указывали, что полякам делать, а чего не делать. Еще язык свой паскудный учить заставляли, тьфу! Когда Томаш был маленьким, мама иногда пела песни на русском. Ему вроде бы даже нравилось, но потом он стал просить ее замолчать, а сейчас и вовсе выходил из себя, если из уст матери даже тихонько вырывалась одна из тех дебильных советских мелодий.

И ведь русаки уже вроде чуть ли не вымерли, спились всей страной к ядреной бабушке, но умудрились вон от украинцев Крым откусить, да так откусить, что даже хваленые Штаты потявкали для приличия, да перестали. Союзники херовы. Нет бы приехали и раскатали этих алкоголиков в ватниках, весь мир бы спасибо сказал. Трусы заокеанские, как бомбить слабаков — всегда пожалуйста, а как наподдать тому, кто перед смертью может крепко покусать, так сразу в кусты. И оттуда, из кустов, стреляют теперь своими санкциями да пророчат, что рубль скоро упадет еще ниже, и кацапы оставят в покое украинцев, а заодно и весь мир.

Хотя, если честно, Томаш и украинцев не жаловал — приезжают тут, работают чуть ли не за еду, а потом нормальные польские парни, как он, дома сидят и не знают, куда податься. А еще любят давить на жалость, мол, кацапы обижают, а поляки — наши братья, нас поддержат. Хрен вам, фашисты, Волынь в Польше не забудут никогда.

Но как только появились кацапы, с украинцами сразу захотелось дружить. Да Томаш бы хоть с куском дерьма дружил, только не с русаками, которые, как известно каждому уважающему себя хулигану, куда хуже любого дерьма.

В душе Томаш искренне надеялся, что русские понесут как можно больше потерь. Пусть судьба их за все накажет, пусть все цивилизованные страны, с Польшей во главе, закроют от них свои границы — задолбали уже эти придурки из Калининграда, каждые выходные осаждавшие Икею, торговые центры и продуктовые магазины. Пусть у себя сидят и не шелохнутся. Кто там говорит, что русские из Калининграда приносят чуть ли не десять процентов выручки региону? Идите к черту, предатели. И вообще, Калининград неплохо бы у них забрать и отдать Польше, за тот же Крым. А что? Томашу все казалось вполне справедливым. Тем более город, говорят, симпатичный, что и неудивительно — немцы же строили.

На немцев у каждого поляка тоже есть зуб, но не такой, как не русских — в Германию ведь теперь можно ездить и зарабатывать. Да и последние фашисты, в конце концов, остались гнить в земле в сорок пятом, а русаки не отступали до конца восьмидесятых. Это из-за них Польша так отстала от своих соседей и теперь с трудом удерживалась даже в экономическом арьергарде Евросоюза. Позади нее уныло плелись только прибалты и всякие недостраны навроде Румынии, то и дело балансирующие на грани экономического кризиса.

Вернувшись из магазина, Томаш первым делом включил телевизор. Отец, по шесть-семь месяцев в году пропадавший на торговых судах, неплохо зарабатывал и перед последним выходом в море купил жене и сыну хороший плазменный смартвизор. Томаш обычно резался на нем в приставку, но сегодня вот решил посмотреть трехчасовые новости. Тем более что новых игр он так и не купил, а старые уже надоели.

Банка открылась с приятным шипящим звуком, и спустя мгновение Томаш уже наслаждался замечательным пивом местного производства. Вот, в Польше еще и пиво отличное делают, а что умеют делать кацапы? Девки у них разве что ничего такие, но польки все равно лучше.

Как и ожидал Томаш, новости начались с экстренного сообщения о происходящем в России. Пока было трудно объективно оценить потери и последствия, ясно было лишь одно — в этом Ижевске, который находился, к счастью, очень далеко за Москвой, творился форменный бардак. Люди мерли как мухи, врачи разводили руками, народ начал массово выезжать из города. На экране появились люди в полицейской одежде.

— Мда, ну и видок у вас, — не сдержал смешок Томаш, хлебнув еще пива.

Русские стражи порядка показались ему забавными — какая-то невзрачная форма из плотной темной ткани, на лицах глупая растерянность... Большинство полицейских как будто вчера окончили школу, худые все, нескладные, глаза выпучили и беспомощно хлопают ресницами как на экзамене, вытянув неудачный билет. Да уж, если б такие подошли к Томашу на улице и начали выписывать штраф, скажем, за распитие в публичном месте, он бы с легкостью убежал от них. А будь он в плохом настроении, то уже они бы от него удирали, смешно размахивая в воздухе своими костлявыми руками.

Похоже, кацапские врачи и спасатели сработали в целом недурно и своевременно забили тревогу — сообразили, что покидающие город паникеры так же могут быть заражены — вон, уже отдали приказ перекрыть все выезды. Ведущая сбивчивым голосом поведала, что в больницы все еще поступают сообщения от тех, кто только-только обнаружил первые симптомы инфекции, а с момента теракта минуло уже почти семь часов! Врачи делают предположение, что жалуются те, кто находился далеко от эпицентра взрыва, но кого он все-таки коснулся. Кроме того, болезнь может оказаться заразной, хотя пока сложно что-либо говорить наверняка.

Томаша вдруг посетила весьма пугающая мысль — так что, получается, если люди начинают заболевать и через шесть, и через семь часов... Это ж выходит, что они могут чуть ли не по всему миру разъехаться, прежде чем поймут, что больны, и, самое главное, прежде чем это поймут другие. Такая перспектива его совершенно не радовала. Польша не так далеко от России, и кацапы частенько бывают здесь не только благодаря низким ценам на еду и одежду, но и с другими целями — проездом в ту же Германию, например. Понимая, что эту информацию не удастся удержать в одной больной голове, Томаш снова позвонил Павлу.

— Здоров, — жизнерадостно пробасил тот. — Да, ну и удивил ты меня. Черт, за это надо выпить! Не как вчера, конечно, но немного смазать трубы не повредит.

— Ага, только я че подумал, Француз, — озадаченно протянул Томаш. — Тут по телеку сказали, что типа многие все еще не знают, что им пора на кладбище. Типа, уже чуть ли не полдня прошло, а они только поняли, что заразу подхватили.

— Ну и? — Француз жирный обормот. Такому всегда надо долго объяснять очевидные вещи. Как он школу закончил? Хм, а разве он ее закончил?

— Где семь часов, там и десять, а то и двенадцать, дубина, а значит, они могут чуть ли не по всему миру разбежаться и всех заразить. А мы ведь не так уж и далеко...

— Точно...

— Ну, ты тупой, — Томаш прижал ладонь к лицу. — Дважды два сложить не можешь.

Повисла пауза, которая спустя несколько секунд прервалась удивленным вопросом Француза.

— А кто тебе сказал-то, что это вообще заразно? Об этом вроде речи нет, я читал, или есть?

— Не помню, — честно признался Томаш. — Вроде, сказали, что пока неизвестно. Изучают там что-то. Хотя я думаю, что нам и десятой доли правды не говорят.

— В Интернете разное болтают, но никто не знает, что и как. Так что нечего паниковать, погнали, сообразим по пивку.

— Мать прибьет, — вздохнул Томаш, с облегчением переключаясь на более приличные проблемы. Да и беззаботный голос друга действовал успокаивающе.

— Да мы по кружечке, да по домам, — заверил Француз.

— Кто еще будет?

— Ну, обзвоню наших — Дамиана, Дональда, остальных тоже... В общем, давай, через часика три подтягивайся. Все равно освежиться надо, а то гадское похмелье замучило уже.

— Ага, до скорого.

Томаш еще немного поразмышлял над тем, что будет, если москальская бацилла все-таки достигнет Польши. Но пока к этому не было ровно никаких предпосылок — вон, Француз же сказал, что это, похоже, вообще не заразная хрень, а так... Так что если кто и передохнет, так это кацапы, а о них один черт никто горевать не будет. Наоборот, чем их меньше — тем миру легче.

Однако вспомнив, как они всей компанией праздновали позапрошлогодние теракты в Волгограде, радуясь, точно дети новой игрушке, Томашу стало немного не по себе. В памяти всплыли просочившиеся в Сеть фото жертв взрывов, глядя на которые Томаш сразу забывал, что трупы вообще имели национальность. Вот и сегодня в новостях показали развороченную центральную площадь русской провинции, усеянную телами, и радоваться такому горю казалось как-то неприлично.

Так, Томаш, стоп, хватит. Что ж ты как нытик, сопли развесил? Можно простить тех, кто веками издевался над тобой? Тех, кто насиловал матерей и вырезал отцов? Тех, кто целые семьи безо всякой причины высылал в холодную Сибирь, из которой вернулись единицы, со сломанной психикой и судьбой? Наконец, можно ли простить ублюдков, кто поставил в ряд всю польскую интеллигенцию и хладнокровно расстрелял, всех до одного?

Нельзя, что бы ни случилось — литовцы вот на поляков все еще зуб точат, хотя Польша до последнего тащила тупых хуторян в цивилизацию. И пусть точат, кретины, их господин еще за ними вернется. Когда-нибудь. А пока хочется выпить пивка и радоваться жизни, тем более что в родном Гданьске все замечательно. Томаш почувствовал, как настроение снова поднялось до прежней отметки, а то и немного ее перескочило. Да и как можно унывать, если через пару часов тебя ждут верные боевые товарищи и вкусное польское пиво?

5. Начало пути

Мы планировали провести у Тараса Тимофеевича только одну ночь, передохнуть, выспаться, а потом обратиться в полицию в Набережных Челнах (лучше ничего не придумали), но в итоге задержались на целых два дня. Выяснилось, что ехать-то нам теперь некуда, и надо вновь думать, что делать и как жить. Но обо всем по порядку (меня до сих пор передергивает, когда вспоминаю тот момент, когда я узнал об истинных масштабах катастрофы).

Вчера, как раз в день предполагаемого выезда, Леха и Семен отправились на разведку в соседнюю деревню, где было почтовое отделение, и принесли весьма интересные новости. Интернет исправно работал, и на почте им даже удалось насладиться кратковременным доступом к Всемирной паутине.

Во-первых, мы все неправильно поняли ситуацию, недооценка оказалась ужасающей, драматичной, трагичной и просто невероятной. Все встало на свои места, и мы до конца поняли, почему лишились своего города.

Правительство решилось на столь кардинальные меры по одной простой причине — в городе действительно начало происходить нечто, не подходящее ни под какие определения. Слова Тараса Тимофеича о неведомой заразе и ядерной бомбе сами по себе казались бредом сумасшедшего, но все это не выдерживало никакого сравнения с тем, что поведали друзья.

В общем, случилось то, о чем, должно быть, мечтали многочисленные геймеры и любители творчества Джорджа Ромеро со всего мира. Нет, мертвые не встали из могил, упаси нас Бог, но живые были ничуть не лучше. Так, стоп, я же обещал по порядку! Сбавим темп и начнем с начала.

Некто неизвестный (а то и неизвестные) оставил взрывчатку прямо на центральной площади Ижевска, которая сработала ровно в полдень. Все, кто видел, как она выглядит, уже не могли ничего рассказать. Да и взрыв-то был так, сухой трескучий хлопок и странная, серебрящаяся под солнечными лучами пыльца, весело устремившаяся во все стороны.

Спохватились только когда те, кто стоял слишком близко и 'нанюхался' гадости начали один за одним валиться замертво. Остальные, также попавшие под удар, почувствовали легкое головокружение и тошноту, кто-то раньше, а кто-то позже, в зависимости от степени удаления от источника заразы.

Теракт случился во время парада, когда по Пушкинской катилась техника, а концентрация народа была максимальной. Веселая толкотня, предвкушение зрелища и ноги, налитые тяжелой усталостью от нескольких часов топтания на месте. Усталость эта бесследно таяла, стоило первым военным грузовикам показать свои квадратные носы, и сменялась трепетным восторгом, хоть провинциальный парад и не шел ни в какое сравнение со столичным размахом. Зато он был желаннее, и потому манил людей со всех концов города. Ничего не скажешь, долбанный террорист не прогадал.

Тех, кто сразу захворал, весьма оперативно развезли по больницам — на центральную площадь стянули буквально весь городской автопарк автомобилей 'Скорой помощи'. Дальше началось самое интересное. Некоторые пациенты сетовали на сильную, быстро становящуюся нестерпимой боль в области живота и груди, и кричали, суча руками по постели, а другие просто теряли сознание, порой не успев вымолвить ни слова. Так или иначе, абсолютно все зараженные рано или поздно отключались. Врачи, еще совершенно не подозревавшие, с чем имеют дело, старались, как могли — реанимация, капельница, приборы, трубки... Но тут 'больные' вдруг возвращались к жизни, открывали глаза и стремились поскорее вскочить на ноги. Перекошенные от слепой злобы лица свидетельствовали о том, что намерения жертв теракта далеки от благих. Вокруг вспыхнуло невиданное и непревзойденное в своей жестокости бешенство.

Зараженные дрались насмерть друг с другом, используя кулаки и зубы. Доставалось и тем, кто не понимал, что происходит, и безуспешно пытался растащить дерущихся, думая, что это обычная потасовка. Увы, врачи и полиция скооперировались не сразу. Подумаешь, сцепились, с кем не бывает! Но когда к вакханалии присоединились несовершеннолетние и пожилые пациенты, запахло жареным.

Отдельно говорилось о том, что некоторые зараженные метко плюют, целя в глаза. В вязкой слюне зомби (мы, не сговариваясь, окрестили этих существ близким сердцу словом) содержалась какая-то едкая гадость, которая заставляла чувствительную кожу век сильно зудеть и при попадании на сетчатку могло привести к временной слепоте. Атакованная таким способом жертва теряла подвижность и становилась легкой добычей, которую можно быстро растерзать зубами или свалить и забить кулаками.

Люди поняли, что имеют дело с вирусом, уже после первых видео, загруженных отважными очевидцами на YouTube, и блеяние телевизионных морд о том, что это все заразано, никого не убеждало. Молодежь безошибочно опознала зомби — 'такие же, как в 28 дней спустя!', говорили люди. Живые, но от этого не менее страшные. Даже наоборот, живые подвижнее, быстрее, от них тяжело уйти, но, к счастью, их можно сравнительно легко убить. Целить в голову не обязательно, зомби легко умирали и от ран груди и живота.

Если инфицированный кусал здоровую жертву, та была обречена. Любой контакт с кровью зараженного гарантировал скорую потерю рассудка. То же касалось и слюны зомби, но только в том случае, если она соприкоснется с открытой раной — тогда заражение происходило медленнее, но от того страшнее. Говорят, жертвы долго бились в конвульсиях и корчились от боли, царапая пол и стены и стирая в кровь пальцы, и до последнего оставались в сознании. Они молили родных и близких прекратить их муки, и те нередко решались на этот шаг. Находились и безумцы, кто выкладывал такие сцены в Интернет. На кой ляд показывать, как убиваешь родных и друзей тогда, когда онлайн-популярность уже никому не нужна? Инерция, подсознательная надежда, что привычный мир вот-вот вернется...

Очевидно, наши власти (как, впрочем, и любые другие, тут уж грех пенять) оказались в растерянности. Но, с другой стороны, какая реакция может называться адекватной в ситуации, которую невозможно было предусмотреть и с которой никто и никогда прежде не сталкивался? Я как-то читал, что в США и Великобритании Министерства Обороны всерьез разрабатывало программу на случай атаки зомби. Вот посмотрим теперь, что у них получится.

Через несколько часов после теракта зачищать Ижевск стало поздно — зараженные были везде и всюду, а в 'скорую' сыпались звонки от встревоженных людей, кто только-только начал понимать, что с ним происходит что-то неладное. Видимо, это были те, кто получил очень малую дозу вещества, распыленного террористами, или кто имел контакт с кровью зараженных, но не был укушен. Увы, им не удалось избежать печальной участи — о ней они узнавали все из той же всемирной паутины. По прореженному городу прокатилась волна самоубийств. Люди бросались с крыш, балконов, глотали таблетки.

Предположения Семена оправдались — вирус мог сидеть в организме и не выдавать себя достаточно долгое время, предположительно до семи-восьми часов, хоть в Сети мелькали и намного бо́льшие цифры. Таким образом, все крупные и средние города Поволжья молниеносно охватила эпидемия, но по ним уже не били ни бомбами, ни ракетами. Армия, можно сказать, практически полностью самораспустилась в течение одних-единственных суток — солдаты, узнав о напасти, начали разбирать оружие и группами, состоящими преимущественно из земляков, покидать воинские части и на всех парах мчаться домой — офицерам-то наверняка сообщили, что вирус заразен и способен расползтись по стране за считанные часы и дни, а уж потом информация дошла до срочников.

У меня язык не поворачивался назвать это дезертирством, я бы сам сделал точно так же. Смысл сидеть в части на горе оружия, если дом твоей семьи окружили прожорливые твари? Или защищать чужой город, когда твоих близких в любой момент могут убить? Офицеры тоже люди, у них тоже есть семьи, которым нужна защита, и они в большинстве своем не чинили своим бойцам препятсткий.

Мир остолбенело замер. Он не был готов уверовать своим глазам, именно из-за этого паралич разбил все правительства и все армии, не только нашу. Вирус уже отметился практически везде — Китай, Египет, Греция, Польша, страны Балтии, Великобритания, Франция, Испания, этот список можно продолжать и продолжать.

Увы, в век информации самые последние и самые страшные известия прибыли с опозданием — когда в заграничных новостях проскользнули размазанные видео с озверевшими людьми в Ижевске, в аэропортах уже начали происходить первые беспорядки и нападения.

Относительно стабильной ситуация оставалась только в США. Полицейским удалось локализовать заражение — в аэропорту имени Джона Кеннеди приземлился самолет с плановым рейсом из Домодедово, на котором перед самой посадкой обратился кто-то из зараженных. В итоге всех 'бешеных' нашпиговали свинцом, а уцелевших пассажиров и команду поместили в карантин. Но это было только начало — сколько рейсов в этот момент совершается из уже зараженной Европы и Азии в Чикаго, Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Вашингтон? Достаточно. Сейчас лавинообразно начнутся отмены полетов и вообще перекроются все сообщения между странами, но будет уже поздно. Нет у человечества никакого плана на случай подобной пандемии, все слишком привыкли ждать угрозы другого характера. Прежние болячки навроде свиного гриппа и Эболы по сравнению с новым вирусом казались не страшнее ОРВИ.

Обнадеживало лишь то, что смельчаки убивали зомби просто и много, в том числе подручными средствами. Леха рассказал о видео из Москвы, где группа спортивных молодых людей кавказской наружности без особого труда расправилась с десятком зомби в торговом центре Европейский. Правда, когда трое молодчиков уже допинывали последнюю жертву, та изловчилась и вцепилась одному из них в ногу. Лицо зараженного напоминало кровавую кашу, и было непонятно, его ли это кровь или кровь жертвы, которой он с хрустом впился в неприкрытую шортами лодыжку. На этом видео закончилось, оставив интригу и тягостное ощущение.

По пути назад, к нам, Семену удалось связаться с Машей. Та сидела с иностранными приятелями в студенческом общежитии и ждала эвакуации, которую объявили рано утром. Однако на данный момент вывезли лишь несколько сотен жителей Дюссельдорфа, преимущественно чиновников и их семьи — их погрузили в автобусы и отправили на юг, на американскую военную базу Раммштайн, где устроили лагерь для беженцев, нагнав трейлеры и расставив сотни палаток прямо в чистом поле. Северо-Атлантический Альянс уже объявил о развертывании охраняемых военными эвакуационных пунктах в Германии и Бельгии, а позже, в течение следующих двух дней, такие появятся и в других странах-членах ЕС.

По словам Маши, в Берлине вовсю гулял вирус, улицы столицы пустели, а зараза весело перекидывалась на соседние города и расползалась дальше. Вчера вечером Семенова любовь с облегчением рассказывала, что немецкой полиции и силам НАТО удалось сдержать угрозу на территории аэропорта, а сегодня оптимизм сошел на нет. Что ж, видимо, вирус проник вместе с носителем на железнодорожном или даже автомобильном транспорте, за всеми ведь не уследишь.

— Ситуация, конечно, неоднозначная, — заговорил я на нашем обеденном собрании. — Думаю, нам сейчас нужно всем дружно как следует пораскинуть мозгами...

— А ты слишком много не думай, — посоветовал Леха. — А то котелок перегреется, и нам придется тебя с ложечки кормить и подгузники менять.

— Давайте ближе к делу, — Ванька отправил в рот ложку рисовой каши и сам же последовал своему совету, говоря и одновременно жуя свое недосоленное варево. — Понятно уже, что конкретно ради полиции в Челны ехать нет смысла, вы вон рассказали, что и там, пардон, полная задница. Но вообще куда-то ехать смысл есть, вы так не думаете? Я вот тут сидеть не очень хочу. То есть, здесь хорошо, и Тараса Тимофеича бросать не хочется, но какой смысл нам оставаться в деревне? Возрождать цивилизацию с сохой и плугом? Не, нафиг.

— Я не знаю, как вы, — решительно заявил Семен. — Но я поеду к Маше.

— Серьезно? — хмыкнул я, а Леха аж поперхнулся. — И каким образом? На самолете или на пароходе? Да в России уже наверняка вся транспортная система накрылась сами знаете чем.

— На машине. Можно добраться на машине. Если не терять времени, доедем до Дюссельдорфа за три дня, а то и быстрее, карту я посмотрел. А я его, время, то есть, терять не собираюсь, — не допускающим возражения тоном молвил Семен. — Сразу говорю — с собой никого тащить не буду, дорога дальняя, можно и не доехать. Я вот понятия не имею, что там на шоссе вообще и дальше, на границе и за ней.

— И где ты возьмешь машину, Рембо?

— Да у вас отберу, — Семен сперва усмехнулся, а потом, заметив на наших лицах ухмылки, сдвинул брови и возмутился. — Чего ржете, придурки? Вам сейчас есть куда ехать? Или тут будем сидеть, в глухомани? Сами же говорите, что бессмысленно это!

Семен показал пальцем на Ваньку, тот поднял руки — мол, я ничего не говорил, вы не так поняли. Тем временем внезапно взвившийся Семен вещал дальше:

— Ничего ведь нет — у меня, блин, даже паспорт дома остался, я сейчас вообще никто, даже не гражданин, так, какашка без бумажки. И терять мне нечего. Может, вам есть? Нет, серьезно, ребята, мы друзья или где? Вы тут хотите свои задницы уберечь? Может, по лесам ныкаться начнете, или будете здесь ждать погоды? И чего добьетесь? И сюда приползет зараза, не сегодня, так завтра, а не завтра — через неделю все равно дотянется. И никуда вы отсюда уже не денетесь, как ни крутите. Я предлагаю подобрать сопли и ехать. Никаких границ завтра уже и не будет, я удивлюсь, если они сегодня еще есть. Людям ведь побоку все границы, когда у них дома такая хреноверть начинается, разве нет? Логично? Ну, а если военные или какая-нибудь банда решит с нами разделаться, так лучше уж так, чем тут сидеть и куковать.

Это была самая длинная и пламенная речь Семена за все долгое время, что я его знал. А то и за всю жизнь друга — такой вывод я сделал по опешившему Лехиному лицу.

С удивлением я отмечал решительный взгляд Семена, обычно отстраненный и безмятежный, твердость голоса и соленые капли пота, от напряжения выступившие на лбу. Семен сам по себе человек флегматичный и на все согласный, вывести его из себя практически невозможно, равно как и вовлечь в спор — он непременно один раз изложит свою точку зрения, но и пальцем не шевельнет, чтобы ее отстоять. Как в том анекдоте про долгожителя, чей секрет был в том, что он никогда ни с кем не спорил.

Есть у меня такая гадкая черта, провоцировать людей на эмоции и наблюдать за их поведением. Так вот, еще на заре нашего знакомства на одной из вечеринок я целый вечер изводил Семена подколками и насмешками, за которые получил бы по лицу даже от Папы Римского, но тот лишь посмеивался да вяло отшучивался, совсем не затаив зла и ни разу с тех пор не припомнив мне моего хамского поведения. А сейчас Семена не узнать — глаза горят, руки сжаты в кулаки, в общем, человек нацелен действовать и точка, и лучше даже не спорь с ним.

— Ну ладно, — протянул я, поглядывая на притихших Ваньку с Лехой. — Положим, мы с тобой. Так что ты конкретно предлагаешь?

— Ванькина машина не годится для того, чтобы на ней тащиться в такую даль, — сказал Семен и, властным жестом руки заставив замолкнуть возмущенно привставшего с крыльца Ивана, продолжил. — Знаю, не стоит ломиться в города в такое время, но выхода нет. Нам нужна хорошая машина, нужно какое-никакое оружие, ну и продукты. Стандартный набор, короче, кино ведь все смотели. Лично я не вижу другого выхода, кроме как обзавестись всем этим в Набережных Челнах, в ближайшем к нам большом городе. Там совершенно точно найдется все и на всех. Один раз рискнем, сунемся, раздобудем, что надо, а потом будем объезжать города за версту.

Все задумались, глубоко и неторопливо заворочали мыслями.

— М-да, — изрек Леха после минутного молчания, рисуя палкой непонятные узоры на рыхлой сухой земле. — Ну, ты загнул, дружище. В Сети же пишут, что там, в Челнах твоих, то же самое, что было в Ижевске пару дней назад. То есть ад и Израиль. И мы будем дичью.

— Нам в любом случае придется стать мародерами, — пожал плечами Ванька. — Лекарства, оружие, консервы. Скоро все это к чертям выметут отовсюду, и будем мы лапу сосать, или что похуже. Лазать по домам придется, шариться по машинам в поисках той же аптечки. Мне уже вообще без разницы, что делать. Да, мы выжили, здорово, но что дальше-то? Семен дело говорит, пожалуй, торчать в глухомани глупо, да и окапываться и готовиться к новой жизни в новом мире совсем не хочется. Это всегда успеем. Знаете, а я ведь до сих пор понятия не имею, как называется эта дыра, где мы торчим уже третий день.

— Кулаево, — ответил Леха. — Когда шли с почты посмотрели.

— Кулаево, Кукуево, — отмахнулся Ванька. — Мне тут такая забавная идея в голову пришла — я ж за границей никогда не был, поездка в Симферополь ведь уже не считается. А теперь, значит, виза не нужна и даже этот, как его, загранпаспорт — я согласен с Семеном, никаких границ либо уже нет, ну или они исчезнут в самое ближайшее время, как раз пока мы к ним шлепаем. Вы только представьте себе Европу, с ее-то плотностью населения и психологией в стиле 'зомби тоже человек', и все будет понятно — кто будет стеречь границу, за которой больше нет страны? Так что я однозначно 'за'. По коням, братцы! А то еще передумаете, особенно Димыч, знаю я таких.

Осталось выслушать Леху, хотя его ответ уже ничего не менял. Да и не противился он, все на лице написано.

— Я ведь тоже нигде не был, — признался он. — И да, лучше уж по дороге концы отдать, чем, как сказал рыжий, в Кукуево. Прокатимся лучше по автобану на первой космической, чем торчать здесь и не знать, что в мире творится. Сходим в Лувр, без очереди — как вам, а? Мону Лизу стырим и на стену повесим!

— Ее уже до нас свистнули, — уверенно возразил Ванька.

— Ну что ж, — Семен поспешил перейти к подведению итогов, желание воссоединиться с возлюбленной свербило у него в одном месте похлеще шила, и он не хотел, чтобы мы отклонялись от темы. — Раз никто не возражает, пора бы и к делу.

— И то верно, — Леха хлопнул себя по ляжке и первый бодро вскочил на ноги. От его разбитого и раздавленного альтер-эго позавчерашней давности не осталось и следа. Утром, правда, на него явно что-то накатывало, но Леха стралася не подавать вида, а сейчас смотрелся бодро и уверенно.

Как только решение было единодушно принято, все сразу бросились собираться. Мной тоже овладела нетерпеливость, после почти двух дней простоя захотелось действовать — идти, бежать, лететь, ехать.

К тому же вдруг заиграло любопытство, с легкостью перевешивающее страх перед неизвестным. Скорее бы покинуть это тихое место и посмотреть на то, что же стало с большим миром, а заодно сравнить увиденное со своими собственными предположениями касательно конца света. Ясен пень, что ничего общего с пост-апокалиптическими фильмами ждать не приходится, но все равно, как ни крути, интересно. Только жаль, что рассказать некому. И что опасно и можно не дожить до впечатлений.

Друзья быстренько скрылись в доме, и сообщать Тарасу Тимофеевичу о нашем отъезде пришлось мне. Эх, таких друзей — за хвост, да в музей. Самое сложное на меня свалили.

Когда я проходил мимо собачьей будки, оттуда выскочил рыжий пес — потомственный дворянин по имени Тимка — дружелюбно виляя хвостом. Он встал на задние лапы и поднял на меня озорные глаза, требуя ласки. Пришлось погладить, тем более что с Тимкой мы уже успели подружиться. Наконец, я с трудом отделался от неугомонно вьющейся под ногами собаки и пошел дальше.

Я обогнул дом и по узкой дорожке, проложенной меж аккуратных грядок и видавшим виды парником, зашагал к старику. Тот сидел на лавочке возле сарая и с задумчивым видом курил папиросу, щуря и без того морщинистое сухое лицо. Не знал, что 'Беломорканал' у нас еще в ходу, или у рачительного деда тут старые военные запасы?

Завидев меня, Тарас Тимофеевич кивнул и подвинулся, освобождая мне место. Я уселся рядом.

— Что, молодежь, отчаливаете? — сходу спросил хозяин дома.

— Да, Тарас Тимофеич, труба зовет, — не без сожаления ответил я, дивясь прозорливости деда.

— И куда собрались?

— Не поверите — в Германию, — улыбнулся я. — У Семена невеста там учится, вот, едем выручать.

— А там что, тоже беда? — вскинул седые бровиТарас Тимофеевич.

— Да везде одно и то же.

Старик умолк, притих и я, думая, как закончить разговор. Ничего оригинального в голову не пришло, а времени рассиживаться и беседовать за жизнь не было — парни уже дверями багажника захлопали, пакуя манатки.

— Ладно, Тарас Тимофеич, спасибо Вам большое за помощь, за то, что приютили.

— Да хорош брехать, — меланхолично махнул рукой старик. — Пойдем, провожу вас хоть, чо ли.

К нашем приходу Леха и Ванька успели отнести сложенные матрацы на чердак, где им и место — Тарас Тимофеич постелил нам на полу, а сам спал на старой советской кровати, железная сетка которой по ночам издавала совершенно инфернальные звуки даже при малейшем движении. Даже богатырский храп гостеприимного хозяина казался милее уху, но, увы, металлический скрип он перебить не мог.

Вчера мы нашли, чем отблагодарить доброго старика. Леха с Ванькой накололи ему полный сарай дров, а мы с Семеном привели в более или менее приличный вид покосившийся забор, а заодно подергали вездесущие сорняки, уже начавших свою подрывную деятельность на всем участке. На фоне общей разрухи деревни все это были лишь капли в море, но Тарас Тимофеевич все равно очень радовался нашей помощи. Да и, как я уже говорил, ему явно не хватало общения.

В деревне нас избегали, да и старика не слишком жаловали. Друзей у него здесь не водилось в силу отсутствия тяги к спиртному, и большую часть времени Тарас Тимофеевич проводил в полном одиночестве, которое слегка разбавлялось передачами из допотопного радиоприемника да разговорами с Тимкой. Пес охотно слушал, но с выражением своей точки зрения испытывал определенные трудности. Такова судьба старого трезвенника — он просто обречен быть деревенским нелюдимом.

Было немного жаль снова оставлять деда совсем одного, но мы делали это не просто так. В конце концов, остановить Семена не представлялось возможным. Он весь горел и поехал бы к своей Джульетте даже без нас. Вот только при таком варианте развития событий его шансы выжить стремились бы к нулю, и мы лишились бы доброго товарища. А вчетвером все проще и спокойнее.

Семен был единственным из нас, у кого кто-то остался в этом огромном мире, и он очень рассчитывал на помощь своих друзей.

Когда мы сердечно попрощались с Тарасом Тимофеевичем и сели в машину, я заметил, что местные жители все как один припали к окнам домов и к заборам. Они провожали нас взглядами, полными облегчения — мы были для них чужаками, приехавшими из источника заразы, и они опасались нас. Страшно теперь даже подумать, как они будут смотреть на Тараса Тимофеевича. Но деду не привыкать, как-нибудь справится, а для особо настойчивых у него есть Тимка и 'сайга'. Ну, а нас ждала долгая и опасная дорога, полная разных событий — и приятных, и не слишком. Дорога, к воспоминаниям о которой я сейчас возвращаюсь с тоскливой сосущей горечью. Мне никогда не забыть всего того, что выпало на нашу долю.

Как только отгромыхавшая по торным ухабам Ванькина четверка вернулась на серый асфальт шоссе, сердце наполнилось тревожным предвкушением грядущего приключения. Я и подумать не мог, чем все это обернется.

6. Хуже некуда

Дело приняло скверный оборот, и об этом Томаш узнал только поздним вечером, захмелев после пятой кружки пива. Или это была шестая? А, да хрен его знает, но дело-то в том, что собирались на пару.

Француз разошелся и вовсю хлестал водку, опрокидывая один за другим шоты и сально поглядывая на извивающихся на танцполе девиц. Да, девки в Польше что надо, а в Сопоте они хороши особенно, ведь в здешних развратных клубах на Монте-Кассино собирается весь цвет Трех Городов.

Яцек с Дональдом уже клевали носом — этим вообще много не надо, чтобы отчалить. И только Дамиан, традиционно не пропускавший ни одной юбки, широко шагал в направлении туалета с подвыпившей красоткой. Ее крашеные светлые волосы покачивались в такт нетвердым шагам, а рука с огромными бренчащими браслетами обхватила широкий торс Дамиана, которому уже можно было давать звание мастера спорта по клубному съему.

Окинув мутным взглядом окружающих, Томаш встал и пошел к выходу, лениво расталкивая локтями танцующих — захотелось курить, а в помещении, увы, это запрещено. Можно было рискнуть в туалете, натянув на пожарный датчик презерватив, но туалет уже занят. Навряд ли Дамиану понравится, если Томаш прервет его посреди столь увлекательного процесса, можно ненароком и леща поймать. Так что от греха подальше проще пойти на свежий воздух.

Томаш спустился на первый этаж и прошествовал мимо гардероба и охранников, ловя на себе их подозрительные взгляды. Ой, да пошли вы все. Тоже мне секьюрити. Главное, чтобы обратно впустили. Хотя, было дело, Томаш проходил в клубы и в худшем состоянии. Однажды его и вовсе заносили на руках Француз с Дональдом, при том, что сами тоже лыка не вязали. Правда, тогда на фейсконтроле работали их знакомые.

Воздух на улице был привычно прохладным — приморские ночи неизменно приносили свежесть и облегчение даже если день был невыносимо жарким. Просто то, что нужно — затянуться сигареткой вперемешку с соленым ветерком, дующим с мола, а потом вернуться в душное от разгоряченных тел помещение и опрокинуть еще одну кружечку 'Лежайского'. Красота. Что еще может быть нужно человеку от жизни? Томаш хотел только одного — чтобы футбольные матчи были почаще.

Прикурившись, Томаш достал из кармана телефон. Он все надеялся на смс от Натальи, но та, похоже, так и продолжала дуться. Вот ведь стерва, ни капли уважения. А ведь он на нее не жалел ни времени, ни денег — недавно вот купил ей сережки, двести злотых выложил. Он таких подарков никому еще не дарил, а она смеет на него обижаться. И было бы из-за чего! Ну, приревновал, ну, расквасил одному клоуну морду — пусть валит в свою Гдыню, насквозь пропитавшуюся рыбным смрадом, и там девок клеит, в Гданьске ему не рады. Дело-то житейское! Но нет, Наталья вскипела и заявила, что с таким дегенератом ничего общего иметь не хочет. Ситуацию ухудшал ее папаша. Если поначалу он сквозь пальцы смотрел на то, что его дочь, приличная девочка, путается с каким-то обормотом, то в последнее время он все больше злился по этому поводу. Если Наталья рассказала отцу о той драке, то пиши пропало.

Прошло несколько дней, а от вредной девчонки ни слуху, ни духу. Томаш пытался до нее дозвониться, но не вышло. Раз даже заглянул к ней, но в дверном проеме появилась квадратная морда ее папаши, который, кстати, когда-то весьма успешно боксировал на любительском ринге. Неторопливо смерив Томаша презрительным взглядом, он ледяным тоном сообщил, что дочь ночует у подруги. Если б эта была ее мать, Томаш бы непременно спросил, у какой именно и метнулся туда, но с этим дядей шутки плохи. Да и отец Натальи был ему противен. Корчит из себя хрен знает что, бизнесмен нашелся. Ничего, девчонка еще сама прибежит, надо только взять паузу на недельку-другую. Да и не до нее пока.

Новостная лента фейсбука полнилась тревожными новостями, часть которых шла уже не из России. Сердце бешено застучало, вмиг вспотели ладони — Томаш едва не выронил скользкий телефон из рук. В Варшаве и Кракове беспорядки! В аэропортах! Его мозг, не приученный к какой бы то ни было аналитической работе, все-таки сумел прийти к единственно возможному заключению. Значит, эта кацапская хрень оказалась заразной! У, сволочи, дотянулись-таки. Сами подохли, и других за собой тянут. Все как всегда.

Томаш немедленно вышел на страницу поисковика и начал жадно поглощать содержание всех новостных ресурсов, какие только попадались ему на глаза. Так, ага. Точно! Вирус, с невероятной скоростью распространяющийся из России. Польская полиция, хоть и не пользовалась фанатской любовью, но свое дело знала. Несмотря на это, она была не готова к такому повороту. В одном только аэропорту имени Шопена двадцать три трупа! А по городу больше сотни. И, похоже, ситуация выходит или уже, мать его в душу, вышла из-под контроля — в столице объявлен комендантский час, по улицам носятся полицейские и кареты скорой помощи, подтянули спецотряды, стреляют боевыми, бьют на поражение.

В Кракове все оказалось не так трагично — суматоха в самолете началась уже перед самой посадкой, стюарды сумели своими силами 'отключить' зараженного и, таким образом, обезопасить остальных пассажиров. В аэропорту немедленно отменили все международные рейсы, а всю толпящуюся в терминалах братию поместили в принудительный карантин, наплевав на возмущение людей. Точно такие же меры приняли и во всей Европе, правда, кое-куда зараза-таки добралась, протиснулась сквозь спешно выставленные кордны — Берлин, Лондон, Париж, Амстердам... Список оказался внушительным, и, листая вниз, Томаш чувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Внутри поднималась темная волна гнева, постепенно приобретая масштабы цунами. Гребаные русские, наверное, специально вывели эту бациллу, для отвода глаз выпустили ее у себя, а потом и в цивилизованный мир. Кстати, что там у самих русаков творится?

Увиденное еще сильнее поразило Томаша, а злость сразу куда-то улетучилась. Русские уничтожили собственный город! Ижевск по размеру был примерно как Познань или Вроцлав, а они его бомбой, да еще и ядерной. Только вот это не помогло, опоздали на добрых десять часов. Вирус разбежался практически по всей европейской части страны, дошел до Урала — вот видео из Челябинска и Екатеринбурга. Отдельные вспышки зафиксированы даже во Владивостоке и в городах, название которых вообще ни о чем не говорили. Да зараза уже везде, куда ни плюнь. Можно наугад взять любой милионник или любую столицу хоть в Азии, хоть в Европе, и убедиться, что вирус благополучно добрался и туда, чтобы потом ручейками поездов, автомобилей и автобусов разлиться по городам и весям. Кстати, об Азии — китайцы успели потерзать труп России, накрыв аккуратным ракетным залпом приграничные районы и оставив от Хабаровска, Читы и Благовещенска только память. Наверное, думали, что так остановят заразу, да не тут-то было. Они просто напрасно потратили силы на добивание трупа, которые уже начинал пованивать.

Несмотря на колотившую руки нервную дрожь, Томаш решился посмотреть видео с места событий. Он наугад ткнул пальцем в один из роликов, и его глазам предстала пыльная улица российского города, сжатая с обеих сторон серыми обшарпанными коробками домов.

Где-то что-то горело, кто-то куда-то бежал, повсюду кричали люди и бились стекла. Но не это заставляло кровь столбенеть, а то, что русское окружение было слишком уж похоже на польское. Как будто это происходит не на пятидюймовом прямоугольнике экрана, а прямо за окном, а то и вовсе перед глазами.

Оператор снимал на бегу, камера прыгала в руках, но ему удалось передать самое главное и страшное — крупная пожилая женщина в сером пальто, секунду назад неподвижно лежавшая на асфальте рядом с перевернутым набок джипом, вдруг села и повертела головой. Затем резко встала и с неожиданной прытью бросилась за кем-то в погоню. Оператор повернул камеру, и Томаш увидел, что взбесившаяся дама нацелилась на паренька лет тринадцати в широких джинсах и смешной шапкой на голове. Пацан отступал с недоуменным выражением на лице и выставив перед собой растопыренные ладони, еще не зная, что его ждет. На тот момент их разделяло два или три метра, и плевок стал полной неожиданностью для жертвы. Зеленоватая слюна застила мальчишке глаза, и он начал бешено тереть их руками, громко вереща, как будто веки обожгло огнем. Зараженная тем временем сбила его с ног и вцепилась зубами в шею, как голодный пес в кость. Прошло несколько долгих секунд, и бедняга затих, испустив дух.

Женщина же, мгновенно потеряв к нему интерес, быстро нашла себе новую жертву — такого же зараженного, крепкого мужчину в спортивном костюме. Подняла измазанное кровью лицо, оценила ситуацию, а затем попыталась наброситься на здоровяка, но тот отвесил ей такую крепкую затрещину, что послышался хруст, и тетка кубарем покатилась по дороге. Однако сознания она не потеряла, просто к чужой крови на лице добавилась своя — из сломанного носа.

Помедлив, тетка поднялась с земли и зарычала на противника, тот же косолапо пошел дальше, не обращая на нее внимания. И тогда женщина, наконец, заметила оператора, единственную добычу в непосредственной близости. Она вперилась в него красными сузившимися глазами, а от вида побитого кровоточащего лица Томашу сделалось нехорошо. Подобные чувства были и у оператора — тот что-то быстро сказал по-русски, что-то, заканчивающееся на 'ять', и прекратил съемку.

Томаш поднял голову и посмотрел на бульвар Монте Кассино, самую красивую улицу Сопота. Звучала музыка в клубах, беззаботные распаренные люди выходили покурить и поболтать, смеялись, дурачились, бродили припозднившиеся туристы. Никто из них не знал, что смерть уже на пороге, и она не будет утруждать себя стуком в дверь, а просто войдет, широко взмахнет бритвенно-острой косой и начнет жатву. Все эти праздношатающиеся морды жили в параллельном мире, который доживал последние часы.

Но этого ведь просто не может быть! Томаш просмотрел еще несколько подобных видео — Москва, Петербург, Казань, Киев, Вильнюс, Таллинн, Варшава. YouTube буквально разрывался от этих роликов с совершенно невероятным содержанием, люди ежемоментно загружали новые видео. Курва-мать, куда покатился мир? Эти материалы никак нельзя назвать постановкой, их уже больше тысячи, да и каждый ролик выглядит настолько правдоподобным, что сомневаться в его подлинности глупо. Это так же глупо, как зарывать голову в песок, когда на тебя идет цунами или торнадо. Да, глаза ты от кошмара спрячешь, но себя-то никуда не денешь. А потом, умирая, в голове красной лампочкой будет пульсировать одна мысль — 'какой же я дурак'. Ведь, будь я благоразумнее и смелее, я мог бы спастись.

Нет, так Томаш не закончит. Он успеет принять все необходимые меры, чего бы это не стоило. Нужно только заставить себя посмотреть еще немного, чтобы лучше понимать, на что способен новый враг. Пусть бьют, кусают, рвут, убивают. Пусть. Томаш будет знать, к чему готовиться.

Некоторые картины выглядели уж совсем нездешними. Всемирно известный политик выступает перед огромной аудиторией, время от времени постукивая перебинтованной ладонью по трибуне. Вдруг он теряет сознание и стекает вниз, скользя слабеющими пальцами по гладко отполированному дереву и опрокидывая стакан с водой в попытках удержать равновесие.

По залу эхом раскатились встревоженные охи и ахи, люди вставали со своих мест, вытягивали шеи и возбужденно судачили, строя безумные догадки. Политика тут же мягко подхватили охранники, выбежавшая откуда-то из-за кулис медсестра взяла бледное одутловатое лицо в руки, подняла веки и просветила зрачки фонариком. Потом недоуменно пожала плечами и помахала рукой.

Появились два крепких парня с носилками. Едва они начали укладывать на них упавшего в обморок политического деятеля, как тот очнулся. Атмосфера в зале уже была накалена до предела — того и гляди, рванет. Поэтому, как только зубы того, кто пять минут назад уверенно докладывал о первых успехах в борьбе с пандемией, сомкнулись на широком запястье медбрата, люди свихнулись. Все потонуло в криках и стонах ужаса интеллигентных, образованных людей, и в грохоте и треске разлетающихся во все стороны дорогих стульев.

Политика пытались оттащить, но это удалось не сразу. Сошедший с ума толстяк успел покусать еще троих, попутно забрызгав зеленоватой слюной с десяток случайно подвернувшихся людей. Наконец, среди мечущейся по залу публики нашелся смельчак, который ловко запрыгнул на сцену и успокоил психа хорошим хуком в челюсть. Политик отлетел к стене, крепко приложился затылком и сполз на пол без чувств.

Тем временем его охрана накинулась на отважного мужчину, скрутила ему руки и повела за кулисы, подбадривая бедолагу чувствительными тумаками. Раненый медбрат сжимал рану на руке, дожидаясь, пока коллега обработает и перевяжет ее.

Сквозь пальцы бежит и капает на пол кровь. Вот второй медик подносит ватку с дезинфецирующей жидкостью к укусу, а пострадавший вдруг заваливается на пол. Тело гулко падает на паркет, но, к счастью, жертва лишилась чувств еще до того, как голова встретилась с полом.

Куда эти идиоты смотрят? Томаш ни капли не удивился, когда укушенный резким движением сперва сел, а потом и встал, а второй медбрат схватил его за плечи и начал трясти, что-то спрашивая. Камера была установлена где-то под потолком, и разглядеть лица зараженного было невозможно. Он обрушил пудовый кулак на лицо коллеги, отправив того в глубокий нокаут, а потом принялся за охранника. Последний от неожиданности выпустил заломленную за спину руку 'боксера'. 'Боксер', в свою очередь, юрко вырвался из захвата второго секьюрити и скрылся в толпе в партере. Он точно не пропадет, смышленый паренек.

Тем временем очнулся оглушенный, но не сломленный политик и присоединился к кровавому пиру, набросившись на какую-то высокую худую тетку, тщетно пытавшуюся пробиться поближе к выходу — тщетно, потому как в момент нападения она была в самом хвосте очереди. Она даже охнуть не успела, а он уже подмял ее и замолотил кулаками по затылку.

В это самое время народ стремительно покидал зал, но добрая половина еще оставалась внутри, представляя собой загнанную в ловушку и абсолютно беззащитную добычу, топчущую и давящую друг друга. Две пары широких дверей не могли вместить в себя всех желающих сбежать. Тупые люди, в подавляющем большинстве обрюзгшие от сидячей работы и далекие от физической активности, посходили с ума со страху. Они-то привыкли видеть смерти на экранах телевизоров и мониторов, даже те смерти, что устроили сами.

Леденящее кровь представление заняло все внимание Томаша, и он не заметил, что слишком сильно прикусил губу, с которой уже стекала подбородку алая капля.

Видео закончилось спустя пятнадцать минут, когда помещение опустело, и лишь на полу осталось несколько лежащих в крови тел. Очнулся нокаутированный медбрат, огляделся и упал от увиденного в обморок. Его не заразили. Ему чертовски повезло.

Действо, смонтированное из записей камер внутреннего наблюдения, переместилось в узкие коридоры отеля, где пара десятков зараженных преследовала своих жертв, пополняя свою численность и попутно расправляясь друг с дружкой. Многие из убегающих тоже несли на себе следы смертельных укусов, и они, должно быть, уже понимали, что жить все равно осталось недолго. И чего бегут? Ох уж этот инстинкт самосохранения, в такой ситуации он выглядит донельзя нелепо и даже вредно. Лучше бы кончали с собой, тюфяки, ведь так они сделают всем только хуже. Служители народа, блин, разносчики инфекции — прыгайте в окна, кретины! Нет, они дальше тащат бациллу. Жаль, что природа не встроила в людей такой вот полезной функции, антипода инстинкта самосохранения, который заставлял бы человека убивать себя в случае, если он представляет опасность для других.

Томаш погрузился в глубокий транс, с отрешенным видом поглощая видеоматериалы с разных концов света, когда ему пришло сообщение от оператора сотовой связи, что скорость передачи данных снижена — он использовал выделенный на месяц трафик, и теперь надо доплачивать. Денег нет, так что придется идти назад.

Вернувшись в ставший совершенно неуютным клуб, Томаш подсел обратно к друзьям. Те сразу заметили, что с ним что-то не так.

— В чем дело, Томек? Где тебя вообще носило? Блевал, что ли? — осведомился Дональд, пьяно икнув.

— Пошел ты, придурок, — огрызнулся Томаш. — Телефоны достаньте и посмотрите, что в мире творится. Русская зараза уже в Варшаве и Кракове. Везде, в общем. Того и гляди, сюда нагрянет. Подохнем, как сельди в бочке.

— Да ну? — опешил Француз. — А я когда из дома выходил, предки как раз телек смотрели, и так сказали, что в Штатах и Европе уже приняты какие-то меры, мол, не допустят такого.

— Допустили, — мрачно ответил Томаш. — Кацапы один из своих городов вообще ядерной бомбой раскатали, так что дерьмовые наши дела.

— Бомбой? Ну ты гонишь...

— Сам посмотри.

— Да нафиг, — заплетающимся языком ответил Дональд. — Давай с нами, тут сегодня такие цыпы пляшут — типа прощальная вечеринка у студентов, кто по обмену приехал, вот...

Едва закончив фразу, Дональд упал головой на стол и отключился. Француз приобнял товарища и разразился мерзким пьяным хохотом. Натуральный кабан, жирный и мерзкий. Даже во время смеха хрюкает, да еще так противно, громко и влажно. Томаш почувствовал, что очень хочет уйти отсюда. Немедленно.

— Ладно, пацаны, я домой, что-то нехорошо мне, — Томаш поднялся и подал руку Французу, натыкаясь на привычное дряблое рукопожатие. — И вы бы тоже топали отседова, пока еще можете.

— Да чего ты перетрухал весь? Полиция же есть, расстреляют твоих зомби, как мишени в тире, попугают нас немного по ящику и все. А потом цены на пиво поднимут и новый налог придумают.

— До завтра, — ответил Томаш. Напускная уверенность Француза его совсем не убедила.

Выйдя из клуба, он понял, что протрезвел от увиденных новостей, и ему это решительно не понравилось — столько стараний прахом. Мозгам требовался алкогольный фильтр, соприкасаться напрямую с такой реальностью они категорически отказывались, грозясь перегревом с последующим отключением.

По дороге попался круглосуточный магазин, где Томаш купил водки. Он ополовинил поллитровую бутылку из горла и едва сдержал рвотный позыв. Постояв немного и почувствовав, как спирт обжигающим теплом расходится по телу и обухом бьет в голову, он плавно заковылял на станцию городской электрички. Скорее домой, запереть двери, зашторить окна и засесть за комп, чтобы, наконец, разобраться, как вести себя дальше.

Время в тряском и пропахшем куревом вагоне электричке пролетело как один миг, и вот Томаш уже на стации 'Университет', неподалеку от дома. Воздух стал вязким, в атмосфере повисло напряжение, как перед грозой. Успеть бы добежать домой перед тем, как разыграется буря — никакой зонт здесь не поможет. Он еще, дурень, по ошибке вышел со станции через неправильный переход — теперь надо пересекать дорогу, ждать зеленого сигнала светофора...

Путь Томаша пролегал вдоль самой широкой дорожной артерии Гданьска — Грюнвальдской Аллеи. Теплую вечернюю тишину рассекла сирена неотложки, и Томаш враз все понял. Машина неслась на всех парах со стороны Старого Города, отчаянно моргая синей мигалкой и оглушая всех вокруг пронзительным воем.

Немногочисленные водители спешили скорее освободить полосу. Вдруг сине-белый микроавтобус Фольксваген резко сдал влево, протаранил стоящие в крайнем ряду легковушки и вылетел на встречную полосу. Перед столкновением автобус успел набрать неслабую скорость, и теперь, проскочив лишь чудом оказавшуюся пустой 'встречку', на полном ходу, даже не пытаясь притормозить, снес деревянные столы и стулья возле 'МакДональдса' и въехал внутрь кафе, сопровождаемый оглушительным треском дерева и звоном стекла.

К счастью, заведение в столь поздний час уже было закрыто, и машина ворвалась в пустой зал, никого не раздавив. Она смяла опору и так и замерла, с оставшимся снаружи задом. Ждавшие зеленого света водители повыскакивали из своих машин, взбудоражено гомоня и напрочь позабыв о светофоре, тщетно манящий их зеленым сигналом. Те же, чьи автомобили развернуло после тарана микроавтобусом, прилипли к креслам, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в рули и благодаря судьбу за то, что остались целы.

Кто-то уже достал телефон и набирал номер полиции или службы спасения. Томаш же горько усмехался. Он-то не сомневался, что звонить поздно. Задняя дверь машины скорой помощи распахнулась от мощного удара, и оттуда, как черт из табакерки, выскочил здоровенный плешивый мужик в окровавленной разорванной рубашке и мятых брюках. Не раздумывая ни мгновения, он целенаправленно ринулся к людям.

— Бегите! — что было мочи, возопил Томаш, но его никто не слушал.

Напротив, какая-то женщина даже покинула кожаный салон дорогого джипа и сделала пару шагов навстречу безумцу, уверенная, что тому нужна помощь. Через секунду помощь требовалась уже ей — мужчина схватил ее за плечи, как будто намереваясь крепко обнять, и жадно впился зубами прямо в лицо, куда-то в область носа. Женщина закричала так страшно, что коротко стриженные волосы Томаша встали дыбом, а на глазах непроизвольно выступили слезы, заставляя смотреть на мир через подрагивающую пелену.

Проезжающие мимо машины останавливались, оттуда выбегали люди. Совместными усилиями со свидетелями аварии они начали оттаскивать бешеного, и, наконец, им удалось повалить мужика на асфальт. Тот махал руками и мычал что-то нечленораздельное, и пришлось успокоить его хорошим пинком по блестящей под светом фонарей бугристой башке. Мужик громко булькнул и отключился. Теперь люди всем скопом бросились к бедной женщине. Она лежала на асфальте и глухо скулила, прижимая бледные руки к тому, что осталось от лица. Между ее пальцев обильно струилась кровь, стекая на разбросанные по асфальту светлые волосы. Бедняга сучила ногами, боль была так сильна, что не позволяла даже закричать. Прошло совсем немного времени, и дама упокоилась. На время.

В этот момент из разверзшегося чрева неотложки, на которую уже никто не обращал внимания, бесшумно показалась еще одна фигура. По растрепанной белой форме Томаш узнал в ней медсестру. Кожа на лбу была рассечена, кровь из саднящей раны заливала лицо — это, наверное, во время аварии приложилась. По дерганым движениям Томаш догадался, что девушка тоже заражена. Его мысль подтвердилась, когда медсестра кинулась на какого-то припозднившегося алкоголика, который спускался с параллельной улицы и явно не ни о чем не подозревал. Мужичок только-только показался из-за угла кафе, шагая характерной нетвердой походкой, когда хрупкая девица упругим прыжком пригвоздила его к земле. Внезапность атаки обеспечила стопроцентный успех. Мужчина даже не трепыхался, когда медсестра вонзила зубы в его шею, только один раз странно мелко дернулся от укуса и моментально обмяк.

И тогда Томаш протрезвел во второй раз за этот проклятый вечер. Такого ужаса с ним еще не приключалось. Это было хуже той всепоглощающей паники, которая случалась, когда во времена беззаботного детства он выпускал в толпе руку мамы и ему казалось, что судьба забросила его в какое-то далекое место, полное высоких равнодушных людей. Это было даже хуже того, что он увидел на экране телефона сорок минут назад возле клуба, потому что ЭТО разыгралось уже здесь, в его родном городе, на хорошо знакомой улице. Смерть сошла с экранов и пошла за данью, и от этой дани отвертеться уже не получится.

Томаш крепко зажмурился, до появления маленьких звездочек и приятной мышечной боли, распахнул глаза, а потом собрал все свои немногие силы в кулак и побежал. Он несся так, словно эти бешеные гнались именно за ним, хотя на самом деле они пока были заняты другими, по неосмотрительности пытавшихся протянуть зараженным руку помощи.

Встала женщина с откушенным носом, встал и бездомный, бледный и дырой в шее. Жизнь покидала его через рану, отмерила ему несколько минут, и он решил использовать их сполна.

Зомби развязали вакханалию, нападая на всех и вся. Люди в панике разъезжались и разбегались, ехали по встречной полосе или выскакивали на проезжую часть без оглядки, заканчивая свой жизненный путь под колесами автомобиля. Но всего этого удирающий Томаш не видел, только чувствовал расплескавшийся по улицам ужас каждой клеточкой кожи. Даже воздух стал холодным, неприятным. Все повернулось против людей, абсолютно все.

Непривычные к нагрузке ноги болели, кололо в боку, но Томаш не успокоился, пока не добежал до родного четырехэтажного серого дома. Он вихрем ворвался в подъезд, забыв о всяких предосторожностях, и вскоре уже подпирал и без того закрытую на замок входную дверь большущим шкафом-гардеробом. Из гостиной вышла заспанная мать в голубом халате с недоумением на лице. Она недовольно сощурилась, затем поникла и спросила убитым голосом.

— Сын, ты что, опять пьяный пришел? Ты же сказал, что вы идете в кино, а сам явился черт-те когда, в каком вообще состоянии... Ты чего странный такой? Теперь еще и обколотым приходишь, куда шкаф поволок?!

Томаш, весь перекошенный от ужаса, отпустил шкаф и повернулся к матери. Та в ужасе отпрянула, схватившись за сердце. Казалось, она вот-вот упадет, но на сей раз обошлось, опора в виде стены пришлась очень к стати.

— Что с тобой?! Ты весь седой, Томек, сынок...

— Мама, — Томаш слышал свой жалкий дребезжащий голос будто со стороны, издалека. — Иди спать. И не заводи будильник — на работу ты завтра все равно не пойдешь.

 

7. Разбитое сердце

Тоненькие солнечные лучи, проникавшие в комнату через неплотно зашторенное окно, скупо освещали небольшой круглый столик с набитой окурками пепельницей и початой бутылкой виски. На полу под столом стояли ее пустые предшественницы, выстроившиеся в ровную шеренгу, точно солдаты неведомой армии.

Виктор плеснул крепкого напитка в стакан и поджег следующую сигарету. И без того прокуренную комнату вновь заволокло едким дымом, но, похоже, Виктора это совершенно не беспокоило. Он отстраненно подумал о том, что умудряется не терять лица даже во время запоя, который длился уже почти неделю — многие другие давно бы сдались и начали пить из горла, не вставая с дивана, а он все потягивает виски из хрустального бочкообразного бокала, сидя за не слишком чистым, но пока в целом опрятным столом.

Настенные часы замерли еще год назад, и Виктор понятия не имел, который час. Он недавно проснулся, за окно еще не выглядывал. Но, судя по тому, что в комнату худо-бедно пробивается розоватый солнечный свет, дело идет к закату — окна выходили на западную сторону.

Эту квартиру в одном из старых районов Парижа Виктор купил семь лет назад, когда дела шли хорошо, а вокруг жили преимущественно белые французы. Они с женой Леной только-только встали на ноги в новой стране и начали прилично зарабатывать — она устроилась преподавателем русского в хорошую языковую школу, а он развивал интересный IT-проект. Все шло прекрасно, а как закончилось...

Впрочем, начнем с начала. Виктор приехал в Питер из Смоленска, сразу после окончания школы. В Петербурге жил дядя, который помог племяннику с обустройством. Дядя, к слову, совсем не бедствовал — он владел небольшой строительной фирмой и еще парой коммерческих объектов, на сдачу в аренду которых зарабатывал больше, чем Виктор тогда мог себе представить. Так что на первое время племянник с комфортом устроился в дядином доме, получив в распоряжение отдельную комнату с телевизором.

Виктор поступил в хороший вуз изучать программирование, где на третьем курсе на студенческой пирушке познакомился с Леной. Она была на два года младше, и было в ней нечто такое, что заставило Виктора на первой же их встрече влюбиться раз и навсегда. Может, стройная фигура и светлые волосы, а может, ироничный и насмешливый, но при этом очень теплый взгляд и ее фирменная улыбка, для описания которой трудно подобрать слова, ибо слишком много всего в ней было — и снисхождение, и интерес, и загадка, и даже легкое пренебрежение к собеседнику. Виктор сходу угодил в сети женского очарования, и никто и ничто не могло вызволить его.

Но Лена тогда Виктором не слишком интересовалась — ей нравились молодые люди совсем другого типа. Виктор был скромным, но обаятельным, он, в общем-то, пользовался успехом среди представительниц прекрасного пола, однако Лену зацепить не получилось. Впрочем, Виктор не сдавался, и спустя год настойчивых ухаживаний с самым что ни на есть творческим подходом и множеством изобретательных сюрпризов добился-таки взаимности.

Сразу же после окончания учебы Виктор сделал Лене предложение, и через пару месяцев она стала его женой. Так появилась семья Сухаревых. Виктор вскоре устроился на работу в молодую перспективную фирму, стремительно набирающую обороты, а Лена спокойно доучивалась на филологическом факультете.

Когда пришел черед Елены сдавать госэкзамены, Виктору вдруг написал школьный приятель, который сразу после получения золотой медали эмигрировал в США, поступив в какой-то тамошний вуз. Он предложил Виктору переехать к нему в небольшой городок Фолс-Черч, неподалеку от американской столицы, и принять участие в интересном проекте. К тому моменту Виктор уже успел получить неплохое продвижение в питерской компании, которая за эти два года отвоевала немалую долю рынка и продолжала динамично развиваться. Выбор был, признаться, непростой — и в Штаты хотелось, и хорошую работу бросать было жалко.

Все решила Лена. Виктор безумно любил ее и органически не мог противостоять ее капризам. В итоге, промыкавшись с год на преподавательской должности в школе, жена заявила, что в России ловить совершенно нечего, а такой шанс предоставляется один раз в жизни. И через два месяца Сухаревы прибыли в Вашингтон, округ Колумбия.

Началось все неплохо, Виктор и Лена сняли хорошую квартиру, а приятель помог с машиной, страховкой и прочими формальностями, включая документы. В итоге за три с лишним года работы новообразованная компания добилась неплохих результатов — по сути, на чужбине судьба Виктора повторялась.

Он много и с удовольствием работал, параллельно изучая английский. Правда, у Лены долго не получалось куда-то пристроиться на постоянной основе, но в этом, если честно, не было большой необходимости, Виктор зарабатывал достаточно, и им хватало не только на жизнь, но и на отдых и помощь своим семьям. Более того, Сухаревым даже удалось в скором времени скопить основательную сумму — одноклассник Виктора был человеком не жадным, усердному сотруднику он платил щедро, по справедливости. Как раз тогда-то Виктор с Леной и купили квартирку в Париже, куда стабильно приезжали дважды в год. Их медовый месяц прошел во французской столице, и светлая память заставляла их возвращаться в Париж снова и снова.

В США большую часть времени Лена проводила в салонах красоты и торговых центрах, изредка давая уроки русского детям иммигрантов, которые уже во втором поколении утрачивали родной язык. Все резко изменилось во время мирового финансового кризиса. Люди вокруг теряли работу, закрывались фирмы, рушились банки, и, увы, компания, где работал Виктор, также не избежала незавидной участи. Зато Лене вдруг повезло — за полтора года до этого она устроилась на полставки преподавать русский в хорошую школу, и вот, наконец, была принята на полную ставку с хорошей почасовой оплатой и неплохими бонусами.

Потеряв работу, Виктор два месяца провел в тяжелейшей депрессии. Он рвался домой, в Россию, но Лена категорически не хотела возвращаться. Приткнуться на теплое местечко больше не удавалось, несмотря на неплохое портфолио и отсутствие проблем с документами. Все больше попадалась то разовая, то не слишком хорошо оплачиваемая работа, в основном на бывших соотечественников, которые почему-то любили вымещать свое недовольство буржуйской Америкой, милостиво давшей им кров и хлеб, на подчиненных.

Появились проблемы с алкоголем. К слову, Лена даже не пыталась морально поддержать мужа. Сперва она устраивала шумные истерики с битьем дорогой посуды, требуя прекратить быть тряпкой, а потом и вовсе перестала общаться с Виктором, выселив того из спальни на диван в гостиной. Между супругами разразилась холодная война, готовая в любую секунду перейти в горячую фазу.

В итоге одно из нескольких десятков собеседований не закончилось дежурными обещаниями, и Виктора приняли в фирму. Опять небольшая компания, опять начинать с нуля, но что делать. Увы, вскоре Виктор понял, что перспективы роста здесь практически нет, ниша была занята гигантами отрасли, и фирма с трудом удерживала своих клиентов. Но податься было решительно некуда, да и сама мысль о новых собеседованиях вызывала отвращение.

Так Виктор и промыкался в организации, состоящей из четырех человек и попугая, разражающегося отборным испанским матом по поводу и без, целый год. Коллектив, в общем-то, хороший, лучше, чем на прежних местах, но работы было очень много, а дома ждала жена, стремительно менявшаяся на глазах. Теперь она приносила в дом достаток, а недавно ее и вовсе повысили до заместителя директора. А Виктор-то, лопух, сразу и не понял, в чем дело.

Правда вскрылась неожиданно и банально, стоило лишь заглянуть в 'фейсбук' жены. Да, Лена уже более полугода крутила роман с новым директором их языкового центра. Их переписка была настолько горячей и эмоциональной, что ошеломленный Виктор, пролистывая диалоговое окно, с каждой новой строкой ощущал, как его сердце распадается на маленькие осколки — с ним жена никогда не была такой страстной даже в самые яркие моменты, а такие были и не раз. Что ж, теперь ясно, откуда берутся задержки на работе и чуть ли ни еженедельные командировки на один-два дня то в Чикаго, то в Бостон, то в Филадельфию. А она все рассказывала сказки, что, мол, ездит проверять, как там работают недавно открытые языковые центры их сети, как франчайзи справляются со своей работой. Ну да, конечно.

Что ж сразу-то не понял, что почем, когда жена только-только поставила пароль на свой ноутбук и начала брать телефон с собой даже в ванную? Надо же, как все интересно сложилось. Виктор ведь, можно сказать, вывел Лену в жизнь, тянул семью, купил квартиру в Париже — а они ведь хотели переехать по Францию и открыть там бизнес, поэтому он и не думал пускать корни в Штатах, довольствуясь съемным жильем. Ну, у Лены теперь с квартирой проблем не будет. А вот что ему делать? Разводиться? Пожалуй. Тем более что Ленка со дня на день сама все расскажет — из переписки Виктор узнал, что его жена почти уговорила начальника развестись с его благоверной. Тот же, жук, до последнего вихлял да приглашал ее в Канкун в июне. Да уж, Виктор не мог похвастаться таким правильным и немного нахальным лицом и упругими бицепсами, равно как и пухлым кошельком и дорогой машиной, что в этой ситуации кажется важнее. А ведь, будучи на волне удачи и излучая успех, он всегда стойко отвечал отказом всем тем бойким миловидным девицам, недвусмысленно предлагавшим ни к чему не обязывающие отношения.

Подавать на развод самому не хватало решимости. Ее вообще хватило только на то, чтобы сразу после прочтения переписки собрать небольшую сумку, отзвониться на работу и вызвать такси в аэропорт. Телефон Виктор оставил дома, а заодно и записку, состоящую из трех слов — 'я все знаю'. Да уж, патетика в лучших традициях бульварной драмы, но по-другому, будучи взвинченным и одновременно подавленным, Виктор поступить не сумел. Шеф не стал задавать лишних вопросов. Он все понял и моментально дал десять дней отгула, которые почти что истекли.

Взгляд Виктора поблуждал по комнате. Да, все здесь хранило постепенно меркнущие отпечатки страсти. Большая уютная постель, ныне разметанная серыми комьями постельного белья, блестящий паркет пола, в безумные моменты казавшийся самым удобным местом в мире, подоконник с завянувшим цветком, даже крохотный балкончик, где прохладной сентябрьской ночью Виктор и Лена рисковали стать очередными звездами Интернета, пойманными в объектив камеры случайного счастливца. Везде были ее следы, ее присутствие, которое еще не выветрилось отсюда после их последнего визита осенью. Как раз перед тем, как она нашла другого. А здорово тогда было, до чего хорошо!

Виктору вдруг захотелось выйти на улицу, атмосфера в квартире начала давить. Ничего, он испытывал эти панические атаки каждый день по нескольку раз. Сначала они выпуливали его из дома, где стены начинали неумолимо придвигаться ближе, грозясь раздавить, а потом настигали и на широких парижских улицах, душа простором и с безжалостной холодной злобой загоняя назад в пропахшую куревом раковину квартиры.

Можно прогуляться, чуть-чуть, минут десять, а потом купить еще бутылочку и пачку сигарет, а то и две, на это денег достаточно, теперь копить не на что. Эх, три года назад ведь бросил курить, и совсем не тянуло, зачем опять начал? Теперь от этой гадости так просто не отцепишься, она похлеще любовной зависимости.

На обувном шкафчике в коридоре лежала газета, которую Виктор купил во время своей последней вылазки. Кажись, даже сегодня в обед, когда он выбрался в подъезд, вынул ее из почтового ящика и счел, что пора бы вернуться домой, до вечера запасов хватит. До улицы так и не добрался, подурнело еще на лестничной клетке.

Он хотел отдохнуть от Интернета и компьютера с собой не взял, так что информацию черпал из новостей, но даже самые животрепещущие заголовки казались пресными и были неспособны найти отклик в душе. Так что Виктор просто читал их в туалете, чтобы скоротать время и хоть чем-то занять воспаленный разум.

Там писалось про какую-то эпидемию в России, мол, куча жертв, и все такое. Виктор как раз думал позвонить родителям в Смоленск, да так и забыл. Надо бы сейчас дойти до телефона-автомата, пока опять из головы не вылетело — соображал Виктор неважно, некогда слаженный конвейер мыслей дал сбой и превратился в эталон броуновского движения — уже седьмой день концентрация алкоголя в его крови значительно превышала допустимую норму.

Выйдя на узкую мощеную камнем улочку, Виктор поспешил выбраться на людный проспект, чтобы оттуда потопать к хорошо знакомому магазинчику. Солнце к этому времени уже скрылось за крышами домов, мягкой пеленой опустились пастельные сумерки. Продавец, едва завидев знакомого клиента, решительно потянулся за бутылкой 'Джек Дэниэлс'. Этот клиент стабильно делал ему 'кассу' вот уже седьмой день, и выучить его предпочтения оказалось несложно.

— Я тут типа звезда, — хмыкнул Виктор.

— Вам пора бы прекратить это дело, — участливо сказал продавец, крепкий чернокожий мужчина лет сорока с короткими и полностью седыми волосами. Его густые брови, в отличие от волос по-прежнему черные, как смоль, забавно приподнялись домиком. Да, этот парень добряк, по-настоящему, без притворства.

— Прекращу, куда денусь, через пару дней улетаю. А там работа, рутина, и никакого алкоголя.

— Ни одна женщина того не стоит, — вздохнул продавец, а Виктор озадачился и попытался вспомнить, рассказывал ли он ему о своей беде. Выходило, что не рассказывал. Экий проницательный.

— Что-нибудь еще?

— Да, крепкие 'Мальборо', пожалуйста, две пачки. И еще, не подскажете, где здесь поблизости есть телефон-автомат?

Серый корпус телефона с глухим побрякиванием проглотил монету, присоединившуюся к другим железным кругляшам на дне глубоких недр, и в трубке послышались гудки. Виктор на память набрал номер родителей и через пару секунд услышал голос мамы.

— Ой, Витенька! Как ты, мой хороший?

— Все нормально, как ваши дела?

— Да, что у нас, все так же. Что за голос у тебя? Пьешь, что ли?

— Да, мам, развожусь скоро, — сразу признался Виктор — обманывать мать он так и не научился. Если сразу не признаться, через минуту все равно догадается. Да и лучше резать правду, тогда, может, удастся избежать лекций на тему алкоголя.

— Что?! С Леной?

— Нет, блин, с Бритни Спирс.

— А что случилось?

— У нее роман с другим. Но ты не бери в голову, я разберусь. На крайний случай, вернусь домой, в Смоленск, начну какой-нибудь бизнес или еще что. Не переживай, в общем.

— Не лучшее время возвращаться в Россию, — в голосе матери послышались странные тревожные нотки. — У нас тут настоящая чума гуляет, какой-то вирус бешенства. В Смоленске пока вроде тихо, а вот в Москве и Петербурге стреляют уже на улицах, да без толку, все больше народу заражается... А у вас там как?

— Да черт знает, мам, только вот проснулся...

— Что? Уже ведь вечер? Что ж там такое пьешь-то, Витя?

— Мам, дай отца, пожалуйста.

Отец, кажется, все это время стоял рядом с женой и слушал разговор — едва Виктор попросил его к телефону, как он тотчас взял трубку.

— Виктор, ты вообще где сейчас? В Америке?

— Нет, в Париже. На недельку приехал отдохнуть.

— Без Лены, что ли?

— Мама тебе потом объяснит. Скажи лучше, что у вас там такое.

— У нас форменный бардак. Какой-то теракт устроили, полстраны болеет неизвестной заразой, а остальная боится теперь нос из дому высунуть. У нас, кстати, уже тоже стреляли, мама твоя просто из дома не выходит и потому информацией не владеет, а я вот у соседей был, только вернулся... Ой, Витя! Повиси-ка немного на линии.

Виктор устало прислонился к стене и прикрыл глаза, с трудом удерживаясь, чтобы ненароком не впасть в дрему. Из трубки доносился неясный шорох, в котором при желании можно было разобрать взволнованный голос ведущего новостей. Только желания у Виктора не было.

— Тут новости показывают, сказали, что Ижевск взорвали! — взбудораженно-громкий голос отца резанул по ушам.

— Что-что взорвали?

— Ижевск, город, не знаешь что ли?

— Не уверен. Может, слышал что-то. А кто взорвал? Зачем? — Виктор уже начинал сомневаться в реальности происходящего. Неужто белочка? Вроде не так долго и пил. Да и алкоголь был исключительно качественный, уж он бы отличил... Или что, война-таки началась? Тогда и ему недолго...

— Да наша же армия, ядерный взрыв! Оттуда ведь и пошла зараза, хотели остановить, локализовать, так сказать, ну и все, разбомбили, к чертям собачьим. Да ведь поздно сообразили, телепни. О-бал-деть, целый город, региональный центр... Едрена копоть, вот уж не думал, что такое на моем веку... Тут еще дочка у тети Любы, соседки нашей, сказала, что в Москве и Питере вовсю стреляют, куча народу уже болеет! А у вас в Париже что? Эх, ехал бы ты в Штаты обратно, они далеко, глядишь, и не достанет.

— А у нас блаженное спокойствие, — пожал плечами Виктор, все еще не совсем понимая серьезности слов отца.

Он хотел сказать что-то еще, успокоить семью, как из-за угла здания выскочил здоровенный негр в синем спортивном костюме. На миг притормозив, он кинулся к Виктору, тараща выпученные глаза с испещренными кровавыми ниточками капилляров белками. На уголках его губ пузырилась отвратительная зеленоватая слюна, а движения были совершенно неестественными — резкими и угловатыми, но при этом поразительно быстрыми.

Виктор был крепким и высоким молодым мужчиной, с небольшим животиком из-за недостатка физических нагрузок. Когда-то он занимался айкидо, боксом и чем-то еще, но все это было несерьезно и давно, в студенческие годы. А сейчас на него летел здоровенный мужик, на полголовы выше и чуть ли не в полтора раза шире, и бежать было совершенно некуда. Да и куда от такого йети убежишь, это ж помесь дяди Степы и Шакил О'Нила, один шаг этого исполина равен трем человеческим.

На автопилоте Виктор попытался уйти с линии атаки, выронив из рук телефонную трубку. Та брякнулась о кирпичную стену как раз в тот момент, когда негр, не сделав даже самой жалкой попытки изменить траекторию, полетел дальше. Виктор отскочил очень неуклюже, и это даже сыграло ему на руку — противник, проскакивая мимо, зацепился за его ботинок. В итоге Виктор чудом сохранил равновесие, лишь круто развернувшись на месте, а вот незадачливый агрессор распластался на асфальте. Он начал бешено махать руками и сучить ногами, точно хотел дотянуться до Виктора, но в его пустую башку почему-то не приходила мысль о том, что для этого неплохо было бы встать на ноги и подойти к своей жертве.

Виктор поспешил вернуться к телефону, не сводя глаз с сумасшедшего верзилы.

— Папа, у нас тоже началось, похоже. Бегу в квартиру, в ближайшее время свяжусь с вами, без паники. И это, маме не говори, если можно.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку, взял пластиковый пакет с виски и сигаретами и быстрым шагом направился в сторону дома. Тем временем негр сел и начал озираться по сторонам. Долго искать новую цель не пришлось — два молодых подвыпивших паренька, явно туристы, возвращались в свой отель или просто прогуливались.

Завидев их, негр, наконец, сообразил, как возвратиться в вертикальное положение, встал и стремглав бросился в атаку. Судя по обрывистым сполошным крикам за спиной, бедолаги быстро пали жертвой неожиданной агрессии. Оглядываться и проверять, чья взяла, не имело смысла — шансов были неравны изначально..

Из двора расположенного слева шестиэтажного дома донеслись сдавленные вопли и звуки борьбы, эхом отскакивая от стен старинных домов, жавшихся громадами почти вплотную друг к другу. Виктор решил прибавить шаг, а вскоре и вовсе перешел на бег, наплевав на вспышку головной боли и мерзкую одышку. Кипучий случай, откуда они все повылазили, только ведь тишина была. Где, блин, объявление по громкой связи на весь город или что-то еще? Магазины работают, машины едут, люди прогуливаются с детьми. Да еще и связи-то никакой нет. Надо бы прикупить мобильник, что-нибудь дешевенькое, с предоплатой, чтобы просто совершать звонки и не слишком переживать о заряде аккумулятора. И сделать это лучше бы сейчас. Чуйка у Виктора была что надо, и она настойчиво шептала — дальше будет хуже, и это 'хуже' наступит ой как скоро. Счет идет на часы и даже на минуты.

Помотав головой по сторонам, Виктор юркнул в тихий переулок, оказавшийся тупиком. Тускло горел невысокий фонарь, мерно покачивающийся на хлипком столбе под слабым прохладным ветерком, тихо гудела трансформаторная будка, и ни души вокруг — вроде безопасно. Правда, если сейчас еще какой-нибудь псих вздумает заглянуть сюда, бежать будет некуда, придется драться. Бутылка виски вполне сгодится для того, чтобы разбить башку такому вот ненормальному. А если их двое?

Поразмыслив секунду, Виктор спрятался за грудой пустых деревянных ящиков — сюда выходила задняя дверь маленького продуктового магазина, и вечером пустую тару вывезти еще не успели. Похоже, уже и не успеют.

Он достал кошелек. На американской карточке было почти пусто, может, баксов сто от силы, а наличности, к счастью, хватало — шестьсот евро, на недорогой телефон и прочие расходы хватит с лихвой. Еще надо бы сразу купить продуктов и побольше выпивки, а потом запереться на неделю в квартире — причина для продления отгула нарисовалась отличная, грех не воспользоваться — и просто понаблюдать. Авось само рассосется. Принимать какие-то сложные стратегические решения Виктор все равно сейчас был не в состоянии.

Так, план действий, пусть и не самый лучший, благополучно сформировался — сам, безо всякого участия сбоившей мыслемешалки. Виктор осторожно высунулся из-за угла здания, напряженно вглядываясь вдаль. Никого не было, пустая улица стрелой уходила вдаль.

Он прикинул в уме маршрут, и, пропустив вальяжно шелестящий шинами джип, перебежками направился в супермаркет. Разумеется, в такой час, да еще и в субботу, магазины техники уже не работали, но неподалеку находился большой магазин самообслуживания всемирно известной сети, он, кажется, был открыт до одиннадцати вечера или даже до полуночи.

Во время своего десятиминутного марш-броска Виктор двигался быстро и осмотрительно, стараясь идти на приличном расстоянии от изредка встречающихся людей. Никто из них не был сумасшедшим и, кажется, даже не подозревал, какое завтра уготовано Парижу — шли себе, беззаботно болтая и смеясь, по своим привычным делам. Предупредить бы их, да кто послушает. Пошлют на три буквы или подумают, что это дурацкий розыгрыш. Лучше позаботиться о себе, в такой ситуации своя рубашка ближе к телу, как никогда. Только, провалитесь все к чертям, почему молчит правительство? Почему отправляют людей на убой? Или психи разбежались только по центру, и их уже благополучно 'приняли' копы? Слабо верится, конечно, но разумного объяснения Виктор подобрать не сумел.

Уже у дверей супермаркета он понял, что времени осталось совсем немного. На соседней улочке тоже разразилась битва, сопровождаемая истошным женским визгом и шлепками ударов. Затопали ноги, кто-то с кем-то яростно схлестнулся, закричал, зарычал...

Извергая потоки отборного мата себе под нос, Виктор вихрем влетел в магазин и взял корзинку, куда сразу же кинул пакет с незатейливым содержимым, купленным в прежнем мире. Мире, прекратившем для Виктора свое существование пятнадцать минут назад. Что-то подсказывало, что уже этим вечером находиться на парижских улицах будет по меньшей мере неразумно, а грядущее утро обещает быть интригующим. Только бы сюда не ворвались. То есть только бы не сейчас. А в будущем, понятное дело, магазин не останется незамеченным. Это сейчас здесь приятная кондиционированная прохлада, аккуратные стеллажи и льется из колонок под потолком незатейливый мьюзак.

Следом за виски и сигаретами в корзинку отправилась дешевая 'Нокия', симкарта с предоплатой, шесть пачек макарон, несколько упаковок с крупами, сахар, соль, какие-то консервы... Завершили процесс покупок четыре бутылки водки. После стресса, который Виктор пережил за последние полчаса, такой казалась идеальным лекарством. Русской водки здесь не было, но вполне годилась и польская, братья-славяне, как-никак.

До кассы Виктор добрался с трудом, одной рукой придерживая гору продуктов и проклиная себя за спешку. Взял бы тележку, и готово, но не хотелось терять драгоценные минуты и возиться с поиском монетки, которую нужно было опустить в разъем. Иначе тележку не удастся отцепить от 'паровоза' ей подобных.

Кассир, приятная темноволосая девушка, с легким недоумением покосилась на выбранный Виктором товар, но вскоре на ее лицо вернулась милая улыбка. Выучка, ничего не поделаешь. В российской глубинке кассир непременно бы поинтересовался, с какой целью покупатель затаривается таким интересным набором продуктов, а здесь — скучная вежливость.

— Добрый вечер.

— И Вам того же, — ответил Виктор, смутившись — внезапно он пришел к мысли, что от него сейчас за милю несет вонючим перегаром, да и выглядит он почище парижского клошара — немытый, небритый, весь мятый.

— Сто десять евро, — сообщила девушка.

Виктор отсчитал деньги, раскидал покупки по пакетам и направился к выходу. Повинуясь внезапному порыву, он обернулся и сказал:

— Советую Вам срочно выйти в Интернет и просмотреть сводки последних новостей, желательно мировых, а потом закрыть магазин и не покидать его, пока не станет безопасно. Или, если Вы на машине, попробовать прорваться домой.

Девушка наморщила лоб, напустила на лицо недоуменное выражение, как и следующий покупатель, полный дядечка интеллигентного вида, и в сторону Виктора направился скучающий смуглолицый охранник, довольный тем, что хоть кто-то разбавил привычное уныние его работы.

— До свидания, месье, хорошего вечера, — заявил он, подходя ближе и как бы давая понять, что Виктору остается шагать только в одном направлении — в направлении улицы.

— И Вам, — с досадой вздохнул Виктор и вышел на парковку. Связываться с охраной он не хотел. Не хотят спасаться — что ж, их дело.

С тяжелыми баулами скрытно двигаться не получалось — даже просто тащиться было нелегко, руки заныли на полпути от дома, растягиваясь, как у орангутана. Виктор представлял собой просто идеальную добычу даже для самого глупого и ленивого хищника. Конечно, коль уж возникнет необходимость удирать, сумки придется бросить. Но даже если он добежит до дома и захлопнет дверь перед самым носом у смерти, что потом? Еды толком нет, даже напиться нечем. Не слишком радостная перспектива. Зато о работе в Вирджинии можно забыть — это стало окончательно ясно, как только прямо перед Виктором из окна четвертого этажа выпала грузная женщина.

Уклоняясь от дождя из осколков, Виктор осоловело наблюдал, как дама обрушилась на росшее под окнами молодое дерево и стремительно помчалась навстречу земле под аккомпанемент хруста ломающихся веток. Он успел отвернуться как раз в момент удара ее головы о бордюр, зажмурившись от громкого сухого треска кости. Ну, надо же упасть именно так! К горлу подкатил ком, но Виктор удержался.

Всеми силами борясь с соблазном посмотреть на расплескавшиеся по рельефной брусчатке мозги, он поднял глаза выше, к разбитому окну. Оттуда на него таращился огромный качок. Даже снизу было видно, как поблескивает его вспотевшая лысина под ярким светом качающейся люстры, а на правой щеке полыхают алым четыре глубокие борозды, оставленные острыми женскими ногтями.

Качок дернулся к окну, но прыгать не стал — видать, не совсем дурак. Виктор опустил взгляд, прибавил ходу и совсем скоро вернулся на хорошо знакомую улицу. Вдалеке взвыли полицейские сирены, пару раз даже донеслись хлопки выстрелов. На душе стало полегче — похоже, стражи порядка уже проинформированы о том, с чем имеют дело, и церемониться с бешеными не будут. Виктор был железно уверен, что на предложение поднять руки вверх и встать на колени эти психи среагируют агрессией и получат ударную дозу свинца. Что ж это за болезнь такая? Прямо Обитель Зла, не хватает только непобедимой Милы Йовович в облегающем костюме. И опять вопрос, все тот же, набивший оскомину, но ничуть не утративший актуальности — что там с правительством? Почему громкоговорители не оживают? Бред какой-то!

Виктор вообще-то любил фильмы ужасов и книги жанра пост-апокалипсис, но ему никогда не приходило в голову, что такая типично фантастическая эпидемия в принципе может возникнуть и начать косить людкй, тем более сейчас, в такое время, когда про зомби не слышали только те, кто совсем не пользуется Интернетом и не ходит в кино. Такие вообще остались?

Последним препятствием стал подъезд, и Виктор шел наверх особо медленно, стараясь ступать бесшумно и не шуршать матерчатыми пакетами. Свет было решено не включать, уж лучше по-тихому, в потемках. Каково же было облегчение, когда Виктор, наконец, ввалился в квартиру, быстро захлопнул дверь, подпер ее плечом и заперся на оба замка. Дверь, конечно, доверия не внушала. Он бы такую высадил за полминуты, а то и быстрее, если постараться и правильно ударить. В Европе, как и в США, квартирные двери не отличались прочностью и служили скорее формальностью, знаком, ограничивающим территорию. Не готова старушка к такой напасти, ой, не готова — даже оружия ни у кого нет.

Бросив пакеты на кухне, Виктор стал размышлять, как укрепить вход. В дело пошел старинный и наверняка дорогущий гардероб, доставшийся от прежних хозякв, а следом и уродливый комод, приобретенный Леной в антикварной лавке. Во сколько обошлось им это несуразное чудо? Кажется, в полторы тысячи, если не больше.

Используя выбор жены в возведении баррикады, Виктор исполнился чувством удовлетворения — этот квазимодо мебельного мира только для такой задачи и годился.

— Ох, тяжелый, сволочь, — прокряхтел Виктор, последним усилиям прижимая комод к гардеробу.

Шкаф он на дверь наваливать не стал — она открывалась наружу — да и не смог бы, ибо тот не пролазил в проем, который было решено просто наглухо перегородить. По всему выходило, что тандем гардероба и комода сумеет задержать психов дольше, чем тонкая дверь.

После нехитрых операций по укреплению обороны настроение ощутимо приподнялось, а страх отступил. Негромко насвистывая незатейливую мелодию родом из девяностых, Виктор сполоснул свой стакан и привычно плеснул остатки виски из старой бутылки, затем взял в зубы сигарету и вышел на балкон. Он искренне надеялся, что бешеные либо уже перебиты, либо, как минимум, находятся на пути к этому, но увиденное превзошло худшие ожидания. Робкий оптимизм, зародившийся при звуках выстрелов, улетучился раз и навсегда.

Вход во двор дома, где жил Виктор, располагался со стороны тихого проулка, а окна и балкон выходили на оживленную широкую улицу. И то, что на ней творилось сейчас, не укладывалось ни в какие правила и рамки.

Виктор сходу насчитал четырех зараженных, каждый из которых был занят погоней за жертвой. Вот молодая девушка в велосипедном шлеме догнала щуплого мужичка в смешных бриджах и, повалив его на асфальт, начала молотить по голове руками. Тому почти удалось вывернулся, встать и бежать дальше, но девица, стоя на четвереньках, жадно впилась ему в ногу. Мужчина исступленно завопил, в момент сделал ручкой своим моральным принципам и, вырвав окровавленную конечность из капкана зубов, крепко ударил безумную коленом по лицу. Девица кубарем покатилась назад, но вскоре снова поднялась на ноги, как ни в чем не бывало. Освещение на главных парижских улицах было хорошим, и Виктор видел, что рот у девчонки перемазан кровью, к которой добавлялась кровь, хлещущая из сломанного носа. А ей все ни по чем.

Освободившаяся жертва побежала прочь, заметно прихрамывая. В голову Виктора вдруг закралась нехорошая мысль — а ведь этот мужик теперь тоже станет безумцем и будет бросаться на других. Вопрос один, как много времени ему осталось. Почему-то не было сомнений в том, что это заразно, и что гадость передается именно так. Раз уж мир решил сойти с ума, то он сделает это по полной программе, не оставив людям никакой надежды. Чем страшнее — тем лучше.

Молодой человек в хорошем костюме и с дипломатом в руке оказался менее удачливым. Его жертва, спортивного сложения парень, сумел убежать. Но псих (Виктор окрестил его директором) совсем не выглядел расстроенным. Он тут же ринулся в сторону одинокого голубого 'Пежо', замершего на светофоре. Сидевшую за рулем блондинку парализовало от ужаса. Она просто таращила глаза на обезумевшего человека, пока тот бежал на встречу, и вздрогнула, когда директор в приступе ярости заколотил руками по боковому стеклу. Бедняга, ей было куда привычнее, когда такие ребята подходили, чтобы попросить ее номер телефона или пригласить на чашечку кофе. Такое навязчивое внимание она, похоже, еще не встречала.

Стекло треснуло, и это вывело девушку из ступора. Она резко тронулась, бросив сцепление, и машина с визгом сорвалась с места. На ее пути возник еще один безумец, хорошо знакомый Виктору. Чернокожий здоровяк выставил вперед руки — видимо, инстинкты у них еще сохранились — но не отступил, и оказался на капоте. Девушка затормозила в пол, многострадальные шины аж задымились, и незадачливый пешеход кулем свалился на асфальт, здорово приложившись головой и, кажется, потеряв сознание. А может, он и вовсе коней двинул, хоть в это Виктору верилось слабо.

Секундной заминки хватило, чтобы до машины добрались еще двое зараженных — назойливый противный директор и девушка в униформе какого-то заведения быстрого питания. Виктор понял, к чему все идет, когда треснутое боковое стекло дрогнуло под новым ударом, и руки зомби дотянулись до вновь оцепеневшей блондинки. Она ведь могла вырываться, ехать, бежать! Да что ж такое-то, от досады Виктор начал грызть ногти на левой руке, совсем как в детстве.

Разыгралось леденящее кровь, но в то же время завораживающее зрелище, от которого Виктор был не в силах оторвать глаз. Наверное, это заложено в нас природой, иррациональная тяга к любованию сценами насилия, несмотря на то, что оные всегда оставляют паршивое ощущение. Точно так же подростки шерстят YouTube в поисках видео уличных драк, убийств и ограблений. Людям словно не дает покоя вопрос, до чего способны дойти их сородичи в состоянии аффекта или под воздействием наркотиков. Здесь состоянием аффекта или запрещенными веществами и не пахло — эти люди были больны, и очень тяжело. А судя по совершенно неадекватному виду 'пациентов', еще и неизлечимо.

Виктор вообще на удивление безболезненно и спокойно принял этот факт, небрежным штрихом добавив его в свою картину мира, давно сложившуюся и упорядоченную. Более того, он четко осознавал, что это лишь начало, дальше будет куда хуже. При виде уличного хаоса последние сомнения развеялись.

Теперь уже со всех сторон слышались, то тише, то громче, крики, удары, звон стекла и скрежет металла, город начал погружаться в алое море насилия. Все это так увлекло Виктора, что он и думать забыл о сигарете и вспомнил о ней, лишь когда тлеющий огонек обжег губы. Выругавшись, Виктор выплюнул окурок с балкона вниз.

Сирены заголосили ближе, и на место происшествия подъехала полицейская машина. Похоже, полицейские уже представляли, что надо делать. Меткий выстрел в голову отправил кровожадного директора к праотцам, а вскоре за ним последовала и зараженная девушка, упокоившаяся на тротуаре с двумя пулями в груди.

Полицейские, убедившись, что непосредственной угрозы нет, вышли из машины и с оружием наготове пошли к атакованному автомобилю. Виктор повертел головой, пытаясь понять, куда пропала девчонка-зомби в велосипедном шлеме, но ее и след простыл. А жаль, упокоили бы и ее заодно, очень уж она верткая и пронырливая.

Девушку в Пежо успели несколько раз ударить и укусить, Виктор видел это. Полицейский обратился к ней, та не ответила. Она сидела, положив разбитое лицо на руль и мелко подрагивая. Плакала, наверное. Тогда полицейский медленно открыл лишившуюся стекла водительскую дверь, и Виктор сразу понял, что это большая ошибка. Последствия не заставили себя ждать, Виктор даже не успел окрикнуть бедолагу, рискуя поймать шальную пулю.

Блондинка стремительным движением кинулась на полицейского. Тот, не ожидая атаки, подался назад и опрокинулся на спину. В этот же момент его коллега оказался сбит очнувшимся чернокожим здоровяком — Виктор снова проворонил зомби, до чего ж они быстрые! Полицейские не успели оказать сопротивления, град ударов и яростные укусы, вырывающие куски кожи и плоти, полностью деморализовали их, и после короткой схватки оба остались бесчувственными лежать на проезжей части.

Здоровяк, увидев, что его жертва не подает признаков жизни, тут же прекратил экзекуцию, выпрямился и куда-то побрел, как будто не мутузил только что неудачливого копа, не вколачивал разбитую башку противника в асфальт.

Виктор готов был поклясться, что негр что-то бормотал, что-то неразборчивое и навряд ли имеющее отношение к человеческому языку. Девушка же по инерции нанесла уже поверженной и обездвиженной жертве несколько чувствительных оплеух, затем неторопливо поднялась и направилась вслед за первым зараженным. Они почти догнала его, как вдруг чернокожий повернулся и сильно пнул ее ногой по животу. Девушка отскочила, жалобно проскулив, а богатырь невозмутимо пошел дальше. С минуту блондинка постояла на месте, решая, куда двинуться, и взяла курс на приснопамятный супермаркет. Жаль охранника и ту милашку за кассой, но их ведь предупреждали. Остается надеяться, что охранник ее защитит, на вид вроде парень решительный, серьезный.

Виктор тем временем считал в уме. Ему хотелось знать, как быстро встают зараженные. Он уже видел преображение девицы, которая так и не сумела уехать от смерти, и ему совсем не хотелось верить, что это всегда происходит так быстро. Кстати, жаль, что ремень безопасности у неудачливой блондинки оказался расстегнут — иначе второй коп бы выжил и покончил и с ней, и с этим бессмертным чернокожим монстром.

Первый новообращенный, искусанный и побитый свихнувшейся девушкой, очнулся примерно через минуту после того, как чернокожий богатырь и блондинка скрылись из виду. Он резко сел и начал шарить безумными глазами, один из которых стремительно заплывал, по сторонам, затем с третьей попытки встал и на ватных ногах потащился вдоль улицы. Он успел прошагать с десяток метров, а потом его блуждающий взгляд, тяжелый и пустой, остановился на Викторе. Это было настолько страшно, что Виктор почувствовал, как задрожали ноги и руки. Он стоит на балконе третьего этажа, зомби не доберется до него. Разве что вычислит его квартиру и наведается в подъезд, ха-ха. Нет, на это ему точно не должно хватить ума, иначе у человечества нет даже призрачного шанса, и лучше сигануть рыбкой с балкона прямо сейчас, чтоб не затягивать.

Несколько долгих секунд зомби стоял, скалил зубы и буравил Виктора совершенно потусторонним взглядом, полным горячей дремучей ненависти. Затем до него дошло, что добыча недосягаема, и он пошел дальше. Где-то раздался очередной стон, полный недоумения и страха, а следом за ним громкий сухой хлопок. Зомби суматошно метнулся на звук, смешно размахивая руками на бегу. Вот кому-то не повезет, ведь законопослушные французы вполне могут принять это чудище за настоящего полицейского и дать ему подойти слишком близко. Виктор жадно затянулся новой сигаретой.

Второй полицейский пришел в себя позже, через минуту-полторы после первого. Что же влияло на скорость обращения? Группа крови, что ли? Или, может, близость укуса к каким-то важным органам или сосудам? На эти вопросы у Виктора ответов не было, не было даже предположений. Хотя нет, одно было. Черный бигфут изрядно потрепал копа, Виктор сначала даже думал, что совсем убил. Во всяком случае, зубов у зомби осталось раза этак в два меньше, а нос переехал левее, сделав лицо устрашающе ассиметричным.

Но больше всего Виктора занимало другое — каким образом, если вирус так быстро изменяет жертву, все зараженные не остались в этом своем Ижевске и сумели незаметно даже для себя самих увезти свою болезнь так далеко? Над этим надо будет подумать, это достойная головоломка, да и ответ, кто знает, выжить поможет. Подумаем, подумаем. Но — потом!

А сейчас — 'лекарство' и спать. Может, наутро весь этот бред рассеется в тумане тяжелого похмелья. Во всяком случае, только на это Виктор и надеялся, в душе осознавая, что после следующего пробуждения он уже не узнает этот мир.

 

8. Мародеры

Покинув Кулаево, мы ненадолго задержались в соседнем поселке — решили еще раз наведаться на почту, чтобы почитать новости в Интернете и ввести себя в курс дела, а заодно прикупить в сельпо немного продуктов. Кто знает, вдруг и другие города бомбить собрались — может, где-то как-то случится утечка, и информация окажется в Сети, да и еда лишней не будет.

Ничего подобного не нашли. Пик активности пользователей пришелся на день катастрофы, сегодня же лишь единицы строчили сумрачные послания непонятно кому и публиковали их на форумах и в социальных сетях. Апокалипсис, Господь гневится, доигрались и так далее.

Нас изрядно удивило спокойствие сотрудниц — для них точно ничего и не изменилось. Хотя, если подумать, для таких деревень действительно потеря была невелика — до Ижевска отсюда не меньше семидесяти километров, до Челнов и того больше, а других крупных населенных пунктов поблизости нет.

В город здешние ездят нечасто, да и зависят от него не слишком сильно, потому как у всех есть огороды и скотина. Правда, скоро водка и сигареты закончатся — подвозить-то некому. Первое заменят самогоном, а второе... А черт с ним, с табаком, переживем.

Мировые новости не давали никакого повода для оптимизма. Чума двадцать первого века предсказуемо опрокинула немощную старушку Европу на тощие лопатки, все крупные города Старого Света были охвачены вирусом, военные организовывали лагеря для беженцев, попутно спасая себя и нередко оставляя службу в отчаянном порыве, желая воссоединиться напоследок с близкими. Писали даже, что некоторые военные объекты также перестали функционировать — зараза и туда добралась, несмотря на то, что всех приезжающих досматривали медицинские специалисты. Подобные новости отнимали последнюю надежду. Мне довелось немного поколесить по Западу, и я прекрасно знал, как тамошние полицейские и военные относятся к своему долгу. Если уж Европа, по сути, уничтожена, то что же с Россией? Об этом и вовсе думать не хотелось.

Американцы держались из последних сил, вспышки эпидемии были зафиксированы в Чикаго, Бостоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Далласе и ряде других больших и средних агломераций. Там стремительно разворачивались внутренние войска, срочно подтягивали армию со всех концов света, но уже было понятно, что локализовать угрозу не получится, фронт был слишком широк и разбросан по всей стране. Хотя бы поэтому Европе не стоило даже рассчитывать на помощь своих заокеанских партнеров — тем бы самим удержаться. Теперь даже Иран может смело пулять во все стороны ядерными ракетами, а Северная Корея — покарать южан-капиталистов. Кстати, а ведь вполне может быть, что северян вся эта суматоха и не коснется, к ним в Пхеньян прилетает полтора иностранца в месяц. Так, глядишь, и станут державой номер один. В мертвом мире.

По Азии и Южной Америке данные почти отсутствовали, однако несложно было догадаться о тамошней ситуации, принимая в расчет высокую плотность населения и прочие свойственные этим регионам факторы, включая слабо развитое медицинское обслуживание и трусоватую полицию, хорошую только в грабеже населения.

Увы, не минула недобрая участь и Австралию с Новой Зеландией, а значит, на карте мира больше не осталось незараженных мест, кроме разве что крохотных точек удаленных островов, до которых при таких обстоятельствах нам точно никогда не добраться без матерого морехода за штурвалом краденой яхты, да полюсов.

Мы совсем не походили на давно устаканившиеся в общественном сознании типажи постапокалиптических фильмов и книг. Никто из нас не был бравым воякой (в армии отслужил только Леха, потратив двенадцать месяцев жизни на охрану складов и подсчет ворон на проводах), никто не был выживальщиком, то есть, иначе говоря, мы являлись теми, кого режиссеры ужастиков первым делом пускают в расход. Но счастливый случай помог нам уцелеть, что уже достижение, и, следовательно, стартовые условия были не самые худшие. Теперь нам требовалось быстро научиться тому, чему не учит ни одна школа — быть дружными, смелыми и терпеливыми по отношению к ближнему своему. Другие надолго не задержатся.

Мы выехали на Набережные Челны в три часа дня. До темноты оставалось долго, но и дорога предстояла не длинная, так что мы рассчитывали успеть разжиться всем необходимым и добраться до какого-нибудь безопасного места до заката. Ночевать в городе и вообще вблизи поселений не слишком хотелось, это в Кулаево пока тихо, а кто знает, как обстоят дела в других деревнях и поселках? Может болезнь добраться, а то и бандиты — реквизировать имущество и раскулачивать тех, у кого есть хоть что-то. Маргиналам и отморозкам такая ситуация ой как на руку, теперь они, вчерашние отбросы и неудачники, могут пережить свою яркую и короткую минуту славы.

На шоссе царила траурная пустота, лишь пару раз нам попались искореженные машины, улетевшие в кювет. Я все недоумевал -да как же так, мы что, одни такие везучие? Как можно за несколько десятков километров не встретить ни одной живой души? Значит, действительно дело дрянь.

Впрочем, мы могли пропустить нескольких раненых выживших, потому как пролетали все сошедшие с трассы автомобили без остановки — нельзя было терять время, поэтому судьба водителей и пассажиров осталась нам неизвестной. Только у самой Можги навстречу пронесся военный 'Урал', и тогда мы крепко перепугались. Но на нас никто не обратил никакого внимания. Видимо, прежний порядок действительно перестал существовать, и каждый был сам за себя. Водитель и пассажир, оба в военной форме, даже не повернулись в нашу сторону. Они напряженно смотрели вдаль и переговаривались между собой, ведомые одной им известной миссией.

Вскоре мы добрались до крупного поселка, названия которого я уже не помню. Сквозь него проходило наше шоссе, где образовалась пробка из десятка машин. Все они были брошены в произвольных местах, на некоторых виднелись темные следы крови и даже пулевые отверстия. Чтобы объехать все это безобразие, нам пришлось сильно сбросить скорость. Ванька был отличным водителем, и мы ему полностью доверяли, сосредоточив свое внимание на происходящем вокруг.

Мое сердце рухнуло вниз, когда я увидел, как из приоткрытой калитки старого покосившегося дома показался тощий и высокий человек в каком-то сером рванье и бордовой кепке с надписью Калифорния Бич, невесть откуда им раздобытой. Страшно стало от его взгляда — он был пустым, остраненным, нездешним, и в то же время полыхал неистовой злобой, какой человек не может знать даже в минуты гнева. Невольно возникла ассоциация с пожаром в пустом доме, когда языки пламени изнутри облизывают мертвые окна. Так мы впервые увидели зараженных своими глазами, и, надо сказать, встреча была не из приятных.

Я почувствовал себя участником сафари, когда от льва, провожающего машину внимательным и безжалостным взглядом, меня разделяли лишь тонкий металл и стекло. Заглохни машина — и все, приехали.

Человек порывистыми, дергаными шагами побежал к нам, и тут же испуганно заголосил Леха, тыкая пальцем — с другой стороны дороги мчались еще двое, наверняка тоже вылезшие из своих дворов на шум мотора. Наконец, в поле зрения оказалось еще и подкрепление в виде маленькой сухонькой старушки. Она отчаянно ковыляла к нам со стороны поворота на Набережные Челны, то есть заходила с фронта. Вид старой женщины, уже много лет наверняка живущей на одних лекарствах и в привычной жизни еле волочащей ноги, потряс меня больше всего.

Обтянутое тонкой сухой кожей лицо перекосилось от глубокого болезненого спазма, в уголках рта скопилась пена, которая пузырилась мерзким зеленым цветом при каждом выдохе зараженной. Старушка сильно прихрамывала, но на боль в нездоровой ноге не обращала внимания, ловко волоча ее и уставив на нас полные ярости глаза, красные от лопнувших капилляров. Потертое пальто местами темнело бурыми пятнами крови, следы укусов виднелись на правом запястье, которое выступало из рукава при каждом взмахе рукой в такт ходьбе. До нее оставались считанные шаги.

— Спокойно, — процедил Ванька.

Он весь напрягся, думая, как бы обогнуть бабку, а зомби, со спринтерской скоростью бегущие с двух сторон, подобрались на опасное для нас расстояние..

— Ванек, придется бортануть ее, — Леха нетерпеливо постучал по спинке водительского сидения, подгоняя Ваньку. — Давай, хрен с бампером и даже с капотом, иначе нами тут откушают, оглянуться не успеешь.

У меня возражений не имелось, о чем я не замедлил сообщить. Объехать старуху теоретически можно было лишь по узкой обочине, раскисшей после ночного ливня. На ней вполне можно было не удержать управления и вписаться в деревянный столб, да и вообще, на кой ляд нам такие вот нелепые задержки?

Ванька надавил на газ и вдруг вильнул право, словно намереваясь протаранить колонну брошенных машин. Старушка метнулась в том же направлении, и Ванька выкрутил руль в другую сторону. Машина натужно взревела, набирая скорость, свистнула резиной от резкого виража, а мы затаили дыхание. Наш Шумахер, конечно, надеялся все же объехать зараженную, но в итоге мы немного задели ее крылом. Старушка, отлетая, умудрилась в нас плюнуть. Да-да, она плюнула прямо в правое боковое стекло, то есть целясь в меня. Я шарахнулся в сторону, врезав Ваньке затылком по лицу и выслушав о себе много интересного. К счастью, мои спонтанные маневры не отвлекли его от дороги, и путь вперед был свободен.

Зомби, оставшиеся позади, протопали за нами метров пятьдесят и разочарованно остановились. А потом один из них вдруг бросился на другого, и они начали кататься по асфальту в яростной борьбе. Третий, посмотрев на дерущихся, понял, что вписываться в такую оживленную драку будет непросто и лениво поплелся в ему одному известном направлении, прочь от поселка.

— Звездец, — тихо выдавил Семен, весь побелевший, вдавленный страхом в сиденье.

— Прошли боевое крещение, — хихикнул Ванька и нервно хрюкнул, заставив остальных так же натянуто усмехнуться. — Ничего, пока мы на машине, они нам не страшны.

— Только не в городе, — мрачно отозвался Леха. — В Челнах, правда, дороги в основном широкие, только по закоулкам мотаться не стоит. Но если они кинутся на нас со всех сторон, можем даже не успеть разогнаться.

— Кстати, заблокируйте двери изнутри, — предложил я. — Я об этом первым делом позаботился.

— Думаешь, у них хватит мозгов дернуть за ручку? — удивился Леха, но просьбу мою выполнил.

— Не имею понятия. Но лучше исключить такую возможность. В противном случае будем как герои американских ужастиков, которых сожрали за тупость. Хоть чему-то Голливуд нас учит, так ведь?

— А еще давайте в следующий раз не жалеть машину и идти на таран? — предложил Семен странно дребезжащим голосом. — Иначе, Ванька, ласточка твоя останется целехонькой — разве что стекла вышибут — а нам не поздоровится. Я вот со страху запросто могу окочуриться, если такая рожа близко подойдет. Без шуток, я лучше килограмм вареных тараканов сожру без соли, чем позволю этим уродам приблизиться.

Ума не приложу, при чем тут вареные тараканы, но я согласен. Ну его нафиг, беречь древнюю ржавую повозку. Их сейчас полно везде, бесхозных, подходи да бери.

Мы ехали со скоростью сто километров в час — Ванька упорно не хотел идти быстрее, сетуя на разваливающуюся машину, которой в ее-то годы уже полагался постельный режим. И чего это он озаботился состоянием своего ведра с гвоздями? Как на огород ехать по колдобинам, так можно 'тапку в пол', а теперь вдруг разволновался, не поломается ли наш транспорт. Странно все это. Хотя, чего странного — заднее колесо колошматило все сильнее, порой возникало ощущение, что едешь по стиральной доске.

Спустя десяток километров нас вдруг обогнали две 'Нивы', явно принадлежащие любителям внедорожного спорта — огромные колеса, 'кенгурятники', лебедки, шноркели, все, как говорится, по науке. Оказавшись впереди, 'Нивы' поприветствовали нас задними фарами и скрылись вдали, легко оторвавшись от жигуленка. Завести с нами разговор водители и пассажиры, увы, не пожелали.

Оставшийся путь прошел в полном одиночестве. Парни о чем-то переговаривались, даже шутили, а я все смотрел в окно, за которым то проплывали сочные зеленые квадраты полей, изредка с замершими посреди них комбайнами, то вдруг на дорогу надвигался сосновый лес, стискивая ее с двух сторон и тревожно нависая над ней.

На пустом месте вышли быстро вышли, долили в машину бензин 'под пробку', и сразу же двинулись дальше. День выдался таким погожим, солнечным и ярким. Он не казался каким-то необычным, каким-то мрачным, все точно так же, как всегда здесь в мае, разве что дорога пустует, ей не хватает машин и коптящих небо черным дымом грузовиков. Неужели конец света так и выглядит, просто, незатейливо, без всякой помпы? Перефразируя известное высказывание, апокалипсис происходит в головах, а не в клозетах.

В целом наше путешествие до Набережных Челнов прошло без приключений. Самое интересное должно было начаться уже в городе, где нам наверняка придется снова столкнуться с зараженными. Как же не хочется-то, Боже, как же боязно смотреть на них даже из машины, я уж молчу про рукопашную. В то же время другого выхода удовлетворить потребности в оружии, а по возможности и медикаментах и еде в голову не приходило, так что все молчали и морально готовились к тому, что, возможно, сегодня нам впервые придется кого-то убить. А так хотелось прошмыгнуть незаметными, нам ведь всего-то и нужно, что похватать все, что можно унести, и сделать ноги.

Над Набережными Челнами кружили птицы, и фонам их мельтешащим в вышине точкам служило чистое, без единого облака прозрачное небо. Оно снова принадлежало только им. Вполне может статься, что птицам еще долго не придется ни с кем делиться своими владениями. Люди навряд ли покусятся на них в ближайшее время.

Кто знает, сколько пассажирские самолеты уже не покинут аэропорты, и в воздухе можно будет заметить лишь военную авиацию — те же беспилотники, например. Уже тогда было ясно, что события, сотрясшие мир за последние три дня, носили необратимый характер. Человечество еще не сталкивалось с такими проблемами. Были, конечно, эпидемии чумы и холеры, но зараженные не гонялись за здоровыми, норовя утянуть тех с собой в преисподнюю. Да и уровень развития цивилизации тогда был таким, что наверстать его можно было сравнительно быстро, а сегодня, увы, знания накопленные человечеством, теряются навеки.

Мы активно пользовались плодами прогресса, но ведь их необходимо беспрерывно поддерживать — АЭС, космические станции, да те же дороги и коммуникации. Постепенно, и даже быстро все придет в упадок, и тогда нас ждут экологические катастрофы, которые усугубят и без того незавидное положение выживших. Я видел выход в том, чтобы убраться от всех этих благ цивилизаций, обернувшихся против нас, как можно дальше. Но пока рано выступать по этому поводу — посмотрим, как будет в Челнах. Если удастся выполнить поставленные задачи и выбраться без потерь, тогда можно будет начинать строить какие-то планы. Точнее, план спасти Семенову Машку у нас уже есть, а у меня имеются еще и кое-какие свои соображения касательно маршрута, но что потом? Хотя загадывать рановато, в любой момент все может встать с ног на голову.

Город начался резко, недружелюбно встретив нас многочисленными брошенными там и сям машинами и пустыми окнами серых типовых многоэтажек. Многие автомобили, столкнувшиеся во время всеобщего переполоха, так и остались стоять, уткнувшись друг в друга, этакие окаменелости, памятники пока еще недалекого прошлого. Они ведь так и будут стоять, кому их растаскивать? Да и зачем?

Встретилась нам и перевернутая на бок обгоревшая 'Газель', в которую влетела дорогая 'Хонда'. В Хонде в момент удара сработала подушка безопасности, сейчас напоминавшая сдутый шарик. Почему-то я совсем не удивился, когда увидел на ней кровавые разводы. А где же водитель? В машине пусто, а по асфальту протянулась темная дорожка, прерывающаяся в придорожных кустах. Жуть.

Странно было видеть этот молодой, просторный и всегда оживленный город таким безмолвным. Чувствовали мы себя неуютно, из этих мест жизнь как будто выветрилась за неполные три дня. Наверное, люди просто позапирались по домам и сидят, ждут. Но от бесхозного транспорта и безликих блочных построек вокруг все одно накатывала ледяная жуть.

Ванька нервно чертыхался, кусал губы и то и дело вытягивал шею, чтобы убедиться, что впереди все спокойно. Пока жаловаться было в общем-то не на что, проезд был везде. Ехали мы медленно, стрелка спидометра не поднималась выше тридцати, высматривали зараженных и других выживших, которые вполне могли быстрее нас сориентироваться в ситуации и подготовить засаду. Брать у нас, конечно, нечего, но они-то об этом не знают — сперва пальнут разок-другой, а потом уже будут разговаривать, исключительно с позиции силы. Может, наоборот стоило ехать быстрее, стараться проскочить опасный открытый участок, но страх попасть в аварию пересиливал все остальное.

Вокруг стояла тишина, к которой, кажется, пора привыкать. Некоторые города уже умолкли, другие еще бьются в предсмертной агонии, но и им осталось недолго. Такие привычные уху горожанина звуки, как шум автомобильных моторов и гомон толпы, кажется, почили в Бозе, и даже при самом лучшем раскладе прежний суетливый, вечно спешащий и вечно опаздывающий мир навряд ли вернется так же быстро, как пропал. Ломать ведь не строить. Интересно, сколько народу полегло по всему свету за эти первые три дня? Не удивлюсь, если число жертв перемахнуло за несколько миллиардов, особенно в развитых странах, где сам факт разгула уличного насилия уже заставляет толерантное население столбенеть и робеть. Это больным фашистам из батальона Азов да бойцам Исламского Государства не привыкать к жестокости и смерти, они, как раз, запросто могут все это пережить. А вот Европа, толерантная, демократичная, подгнивающая изнутри и одрябшая, она же беспомощна, совершенно беспомощна.

— Леха, командуй, — Ванька, наконец, нарушил поглотившее нас четверть часа назад гробовое молчание, объехав новообразовавшееся автомобильное кладбище и вернушись на широкую дорогу.

Леха был единственным из нас, кто мало-мальски ориентировался в городе. Ему довелось пожить в Челнах год, и потому вся надежда была на него. Заблудиться здесь за несколько часов до темноты нам совсем не улыбалось.

— Так, первым делом катим в оружейный. Он тут недалеко, давай направо, после светофора. Прикольно, он еще работает. Да чего встал, езжай на красный, кому какое дело!

Ванька послушно повернул. Улицы в Набережных Челнах действительно удивляли шириной и простором, а жилые дома отстояли от дороги на приличном расстоянии, так что зомби не смогут подобраться к нам незамеченными. Как-никак, город один из самых молодых в стране, строили его с учетом будущей автомобилизации населения, с размахом.

В подтверждение моих слов от стены одной из пятиэтажек отделились три фигуры и решительно пошли в сторону нашей четверки, постепенно переходя на бег. Мы заметили их издалека, сюрприза не получилось.

Но, как назло, сразу за поворотом нас вновь поджидал затор — городской автобус развернуло поперек дороги, да так, что придется выскакивать на 'встречку' через разделительный газон, по своей полосе никак протиснуться не удастся.

— Да твою же мать! — в отчаянии Ванька крепко хлопнул ладонью по приборной панели. — Приплыли, блин.

— Давай по разделительной, смелее, — поторопил я водителя. — Парни, вооружаемся на всякий, кто знает...

У Ваньки в машине была бита — куда же без нее — а также баллонный ключ. Их тут же разобрали Леха с Семеном, и мне пришлось бродить по деревне в поисках какой-нибудь хорошей палки — запасной топор Тарас Тимофеич отдавать наотрез отказался, да я не был уверен, что смогу кого-то ударить таким оружием. По крайней мере, не сейчас. В итоге я обнаружил черенок от лопаты, который и взял с собой, стараясь не обращать внимания на сальные шуточки друзей.

Зараженные — три парня лет двадцати, крепких и спортивных — быстро приближались рваными неровными шагами, Ванька же аккуратно заезжал на бордюр разделительного газона, оказавшийся слишком высоким, и не слишком спешил.

— Мля, Ванек, или гони, или стой, и мы выходим драться, — проревел Леха, который уже был готов к бою. В подтверждение своих слов он с щелчком разблокировал дверь и подался вперед, как будто всерьез собирался выходить.

— А, хрен с вами, — выпалил Ванька, надавил на педаль газа, и машина перескочила разделительную полосу и оказалась на 'встречке'.

Снизу что-то гулко грохотнуло по днищу, но автомобиль продолжал ехать. Зомби снова остались с носом, с бессильной свирепостью скрипя зубами, а мы второй раз легко отделались. Я все это время пребывал в каком-то оцепенении, в беспамятстве, какое бывает в драке — эмоции наглухо выключаются, мысли тоже, ты бьешь, тебя бьют, и ничего больше, никаких переживаний.

— Если без подвески останемся, лучше будет?! — нервно вопросил Ванька. — Сейчас машина как развалится, тогда вообще труба. Она и так у меня на ладан дышит, старушка.

— Ничего с твоей старушкой не случилось, хоть ты всю жизнь над ней изгаляешься, как хочешь! — возмутился Семен. — Тем более, они почти догнали нас.

— Да, по возможности надо избегать их, бьем только при крайней необходимости. Видали, какие шустрые? Пока ты с одним возишься, еще несколько подскочит, — назидательно вещал Леха. — И тогда — привет.

— Кстати, вы помните, там, в деревне, час назад, та старушенция в нас плюнула? — спросил я.

— Она явно в тебя целила, Димыч, — серьезно кивнул Леха. — Да, я же рассказывал, там в Сети что-то об этом писали, что некоторые плюются. У них в слюне что-то едкое, стремятся бить по глазам, от чего те зудят, болят, и ты становишься беспомощным. А еще, если плевок попадет на открытую рану — пиши завещание, только быстро.

— А они все так умеют?

— Похоже, что все, — кисло подтвердил Семен, напряженно вглядываясь в свое окно — вид зачумленных здорово его напугал. — Они и против своих это используют. Все больше говорили о том, что они кусают и бьют, но обычно не до смерти, а пока человек не отключится. Хотя это часто тоже приводит к смерти, вон, гляньте, лежат в кустах.

И правда, из только-только оперившейся троутартной растительности торчали две пары ног в кроссовках. Никогда не видел мертвецов вот так, на улице, и сейчас, на счастье, кроме неподвижных конечностей ничего не заметил. Разве что обилие мошек, чье жужжание прорывалось даже сквозь закрытые окна. Друзья тоже старательно отводили взгляд от покойников, пристально высматривая зомби — кто их знает, откуда теперь выпрыгнут.

— Может, они как тираннозавры из Парка Юрского Периода? — я невольно улыбнулся. — Видят только движущиеся объекты. Так что нам надо просто застыть, и дело в шляпе.

Семен пожал плечами — он плохо понимал юмор, и я бы не удивился, прими он мое предположение за чистую монету.

— Ванек, по кругу влево и там уже до упора прямо, — Леха хорошо вошел в роль штурмана. — Кстати, эти уроды, помнится, меж собой тоже не слишком дружными были. В каждом втором видео в Сети они не шибко разбирались между своими собратьями и здоровыми людьми, прыгали на всех и всех же били и рвали. А вот сейчас, пожалуйста, эта троица слаженно бежала за нами. И когда мы оторвались, они остались на месте и провожали нас печальными взглядами, никто не спешил выяснять друг с другом отношения. А я-то ждал зрелища...

— Мы ж сразу уехали, может, потом и сцепились... — возразил я. — Возможно, здешние просто раньше заразились? Они ведь технически живые, вполне могут и умнеть, и соображать, и развиваться. А если это вообще временное помешательство и скоро люди начнут приходить в себя?

— Ладно, не будем пока ломать голову, все одно вот так на-гора никакого дельного объяснения не придумать, — махнул рукой Леха, и тут же торжественно объявил. — А вот и магазин 'Охота', справа. Время не тянем, не сачкуем, работать надо по-быстрому. Место, кстати, популярное, сюда могут и другие заглянуть, если еще не заглянули, так что надо быть начеку.

Магазин представлял собой небольшое квадратное панельное здание, возведенное по скоростной и дешевой технологии — таких сейчас полным полно. При взгляде на него казалось, что стоит крепко подуть, как делал волк в сказке о трех поросятах, и он тотчас сложится. Хижине Наф-Нафа он в прочности проиграет стопроцентно.

Никто не сомневался, что огнестрельным оружием нам навряд ли удастся разжиться — его не так просто раздобыть в провинциальном магазине, в основном такое делается по знакомству, да и местные наверняка уже разобрали все, что смогли унести. Так что мы были бы рады даже простому оружию самообороны, от пистолета с резиновыми пулями до перцового баллончика, зараженные наверняка реагируют на газ точно так же, как и здоровые люди. В Интернете все постоянно об этом упоминают — мол, да живые они, живые, просто ненормальные.

Прибыв на место, мы с разочарованием убедились, что в магазине уже успели побывать — двери распахнуты настежь, одно из окон зачем-то выбито. Уходя, мародеры решили не обременять себя лишними заботами — похватали все, до чего дотянулись, с пинка открыли дверь и были таковы.

Надежда все равно тлела в наших мрачных думах. Ванька аккуратно подъехал к самому крыльцу задом, и мы вышли на улицу.

— Елы, да тут как на ладони, надо по-шустрому тариться и давать лося отседова, — Леха озадаченно провел широченной пятерней по волосам. — Мы с Семеном идем внутрь и выносим то, что нам надо, а вы на стреме. Идет?

— Идет. Будем караулить здесь.

Леха с Семеном аккуратно прикрыли двери машины, чтобы не наделать шума, и, пригибаясь, молнией скрылись в магазине. Мы же с Ванькой остались снаружи на стреме. Я сразу же предложил ему не маячить вот так вот, у всех на виду, а укрыться за машиной, откуда вполне можно просматривать окрестности. Друг не стал упрямиться. Можно было и внутри остаться, но тогда обзор и слышимость в любом случае пострадают, да еще и пальнуть могут, издалека, метко, проделав в наших буйных юных головах аккуратные дырки.

— Тишина тут какая, — прошептал Ванька. — Слушай, как-то похоже на общий глюк, ага? Я слышал, такое бывает у людей...

— Ну да, после принятия соответствующих веществ, в список которых ни водка, ни марихуана не попадают. То есть ни от того, ни от другого так долго не 'кроет'.

— И все-таки дивно как-то... Ой, Димыч, гляди, там у подъезда еще один жмур, с головой пробитой... Твою в качель, и еще два, на газоне...

Я не ответил и занялся тем, чем должен был — наблюдением. Не хватало еще бередить свою чувствительную натуру созерцанием трупов. Жаль людей, конечно, но после пары дней на теплом солнышке, я думаю, выглядят они (точнее, их останки) совсем неважно. Волевым усилием я сосредоточился на том, что имело для нас хоть какую-то практическую ценность.

Магазин окружали типовые серые пятиэтажки с аккуратными газончиками, зелень которых хоть как-то оживляла унылый постсоветский пейзаж. Одни окна были наглухо зашторены, другие дышали прозрачной пустотой, но у меня не было ни малейших сомнений, уцелевших хватает. Наверняка они тихо сидят в своих квартирах, думая, что же делать дальше и пока не решаясь высунуть зомби. Самое страшное, кажись, впереди — если зомби не перемрут или не образумятся, многие окажутся заблокированными в своих четырех стенах, возникнет проблема голода...

Убедившись, что зомби поблизости нет, я бесцельно заскользил взором по отражению облаков на оконных стеклах, как вдруг от неожиданности пронзительно кольнуло глубоко в груди — мои глаза встретились с взглядом какого-то мальчишки на третьем этаже. Он понял, что я его заметил, и несмело помахал мне рукой. Я ответил ему тем же. Мальчику на вид было лет восемь — худенький, большеглазый, с взъерошенными волосами он чем-то походил на одного из героев Ералаша. Взрослых рядом с ним видно не было. Может, он сидел один дома, когда в город пришла беда? Ждал родителей с работы, да не дождался? Тогда надо отбить паренька у тварей и забрать с собой, вот только страшно, если честно, как бы нас вместе с ним не утащили — кто знает, сколько зомби прячутся в подъезде? А мы ведь далеко не спецназ.

— Ванька, гляди, пацан вон, — я ткнул в бок рыжего, с раскрытым ртом и застывшими глазами разглядывавшего мертвых — их оказалось не меньше дюжины, трупы были рассыпаны по всей округе.

Ванек повернул голову, заметил ребенка, и с дебильной ухмылкой, изображая доброго дядю, помахал ему сразу двумя руками. Мальчуган рассмеялся, но внезапно на смену улыбке пришла тревога. Я вопросительно поднял брови, и мальчик вытянул правую руку с оттопыренным указательным пальцем. Он на что-то показывал!

Я привстал так, чтобы моя голова лишь немного показалась над окружавшими вход в магазин кустами и капотом четверки. Угроза, о которой нам любезно сообщил ребенок, находилась на небольшой парковке, примыкающей к оружейному магазину. Там, среди нескольких оставленным хозяевами автомобилей, медленно плелся зомби — рослый кавказец в кожаной куртке и вельветовых брюках. В его руке был нож, лезвие которого уже успело хлебнуть крови. Причем недавно, она еще не успела побуреть. Выходит, зараженные могут пользоваться оружием! Еще одно неприятное открытие. Может, он ножом еще в нормальном состоянии махал, этот горячий парень? Хоть бы так...

При виде опасности Ванька нервно сглотнул и затравленно посмотрел на меня, а я и сам весь растерялся, как будто в землю врос. Зомби же вдруг замер, поднял лицо к небу и странно повел носом, словно принюхиваясь. В этот момент из магазина показался ни о чем не подозревающий Леха.

Дальнейшее прекрасно смотрелось бы как сцена крутого боевика, показанная в новомодной замедленной манере — указательный палец моей правой руки медленно поднимался к губам, чтобы предупредить о том, что шуметь нельзя ни в коем случае. Леха же, мельком глянув на нас с Ванькой, уставился на зомби — с крыльца ему было хорошо видно зараженного, а зараженному было прекрасно видно Леху. Затем Леха, пользуясь тем, что зомби смотрит в другую сторону, осторожно начал спускаться. У него бы получилось, все было бы хорошо, но...

По закону подлости и фильмов ужасов нога его прошла мимо ступеньки и скользнула ниже. Леха кулем шлепнулся на асфальт, пробороздив пятой точкой все крыльцо, а его ноша, которую я даже не успел рассмотреть, с бряканьем раскатилась по сторонам.

Зомби настороженно дернулся. Я еле успел пригнуться ниже, чтобы ненароком не попасться ему на глаза, и тут вслед за Лехой, которого теперь как и нас скрывала машина, на крыльцо выпал Семен. В одной его руке был пистолет, в другой — магазин. Вот идиот, почему не зарядить оружие загодя? Теперь он один маячит на виду, пока мы трое прячемся за белой мечтой советского огородника.

Разумеется, зомби не оставалось ничего другого, кроме как сломя голову броситься навстречу жертве. Насмерть перепуганный Семен не со сдавленным воплем юркнул обратно в помещение.

— Не давайте ему плеваться! — заорал Леха, наплевав на остатки маскировки — надо прикрывать товарища.

Он вскочил на ноги, выхватил у меня бейсбольную биту, которую доверил нам стеречь на время своего отсутствия, и приготовился встречать чокнутого. Тот, как и следовало ожидать, не стал делать крюк по асфальтовой дорожке — он несся на нас прямо через газон, на кусты, на машину, за которой сидели мы. Он несся, как таран, мощно и бесстрашно. Ему, кажись, и в голову не приходило, что кто-то в этом мире может оказать сопротивление. Такой яростный напор зомби ввел меня в легкий ступор.

Ситуацию спас Ванька, нежданно воспрянувший духом. Он поднял с земли здоровенный камень и выпрямился в полный рост, целясь и размашисто отводя назад руку. Зомби, до сей поры не заметивший храбрящегося с битой Леху, продолжал изо всех сил бежать за исчезнувшим Семеном, издавая странные звуки — то ли чавканье, то ли утробное булькание. Высунув нос над машиной, я видел, что до зараженного осталось не больше семи-восьми метров, он не может быть настолько тупым, и точно — зомби заметил-таки Ваньку и Леху и немного подкорректировал траекторию. Леха сделал шаг навстречу, а Ванька швырнул свое оружие, точно ядро, тяжело и надрывно, изо всех своих немногих сил.

Булыжник, описав красивую дугу, со смачным треском врезался в скулу зомби. Того крепко качнуло, и он, пробежав по инерции пару шагов, потерял равновесие и упал на траву, в паре метров от машины.

— Давай, гаси его!

Леха с битой наперевес подскочил к зомби и со всего маху шарахнул его по спине. Снова хрустнуло, теперь глуше и тяжелее. Зараженный сдавленно хрюкнул, но его упрямству можно было лишь позавидовать. Монстр начал подниматься, игнорируя фонтанирующее кровью рассечение под глазом от Ванькиного камня, и Леха хлестким уверенным движением нанес удар снизу вверх по поврежденному лицу противника. Я ожидал, что челюсть бедолаги разлетится на кровавые осколки, но вместо этого треснуло дерево, а бита развалилась на две неравные части, оставив в руках ошеломленного Лехи лишь рукоять.

А зомби уже стоял на ногах и заносил руку с ножом для своей атаки. Он-то свое оружие не выпустил. Я заметался, не зная, как помочь. Готов уже был просто броситься на чертового зомби голыми руками, но тут над головой захлопали выстрелы. Семен!

Зомби резко дернулся — пуля врезалась ему в спину. Семен выстрелил еще три раза, и последняя пуля нашла затылок зараженного. Тот-таки упал мордой в траву, потеряв сознание, а Леха поднял брошенный Иваном камень и, спешно давя внутреннее сопротивление, обрушил его на затылок поверженной твари. Череп громко треснул, и мужчина затих. Я же, увидев хлещущую из головы кровь, немедленно отвел глаза.

Да уж, использовать резиновые пули против здоровенного зомби в плотной кожаной куртке — это то же самое, что явиться на бандитскую перестрелку с водяным пистолетом. Хорошо, что по башке попал, да еще как удачно!

— Семен, — яростно сплюнул рассвирепевший Леха. — Ну, ты козлина! Куда пропал-то?!

— Я вам жизнь вообще-то спас, — обиженно отозвался тот, хотя всем было видно, что он устыдился своей минутной трусости. — Слушайте, потом будете меня строить. Мы тут нашумели, между прочим, пора ноги делать. Да и вроде наскребли немного добра, больше поживиться нечем.

Но мы не успели и шагу ступить — неразличимый еще секунду назад шум моторов быстро приближался. Я зачем-то снова посмотрел на то самое окно, где видел спасшего нам жизнь мальчугана. Там никого не было.

9. В окружении

В ту сумасшедшую ночь Томаш так и не заснул. Да он, впрочем, и не пытался — сидел за компьютером до самого рассвета. Сигареты закончились еще в три часа утра, но теперь ничто не заставит его выйти на улицу, где ситуация менялась на глазах. Томаш слышал стрельбу и крики, крики и стрельбу, было даже несколько каких-то хлопков — то ли взрывы вдалеке, то ли дорожные аварии, а то ли все вместе.

Курить хотелось так, что сводило зубы, а рот наполнялся слюной. Ломка напоминала голод, только вот подобрать слова для ее описания было куда труднее. Просто внутри чего-то не хватало, чего-то важного. Ситуацию худо-бедно спасал крепкий кофе, но все-таки мысли то и дело возвращались к табаку.

Мать Томаша, наотрез отказавшись верить сыну, не придумала ничего лучше, как включить телевизор. Там полным ходом шли экстренные выпуски новостей, из которых выходило, что дела не просто плохи — в Польше происходила катастрофа, остановить которую не представлялось возможным. Все силы были брошены на борьбу с новым противником, но пока одно поражение следовало за другим. А ведь готовились, а ведь ждали беды, но все равно где-то что-то проворонили.

Варшава, Краков, Вроцлав, Познань, Катовице, Люблин, Лодзь и, увы, родное Трехградье оказались в зоне заражения. Томаш даже узнал, как вирус попал в Гданьск — его принесли в себе два пассажира, прилетевшие из Мюнхена. В итоге один из них обратился в аэропорту, при получении багажа, а другой ехал в такси и там потерял сознание. Мимо проезжала 'Скорая помощь', и водитель передал пассажира ей. А остальное Томаш видел своими глазами. Зараженный покусал и медсестру, и водителя, который, судя по всему, погиб в аварии. И слава Богу, лучше откинуть копыта — лягнуть календарь, как говорят поляки — чем становиться вот таким бешеным куском плоти.

В крови тонула не только многострадальная Польша, во всем мире творилось невесть что, даже всесильные американцы дрогнули, махнули на своих союзников рукой и переключились на защиту своей земли. Словом, человечество сдало позиции за неполные сутки, не успев ровным счетом ничего предпринять.

В Интернете откуда ни возьмись запестрели эксперты всех мастей. По их словам, уже сейчас ясно, что надежда на счастливое будущее распространяется только на маленькие и отдаленные населенные пункты и островные государства или закрытые страны с железной дисциплиной, которые вскоре неожиданно для самих себя окажутся в числе мировых лидеров, если в мертвом мире такие звания вообще имеют смысл. Это был самый впечатляющий блицкриг в истории человечества, самый амбициозный полководец бы помер от зависти.

Самое интересное началось в полвосьмого утра. В подъезде вдруг сделалось шумно, закричали, забегали, загремели башмаками по ступеням, а потом кто-то здорово приложился черепом о бетонный пол — такой звук Томаш ни с чем не спутает, он не раз его слышал. Разумеется, он подскочил к двери, аккуратно отодвинул гардероб и подобрался к глазку, но ничего не увидел. Все происходило на площадке этажом выше.

Шум ненадолго утих, но Томаш не был таким идиотом, чтобы поверить, что все хорошо. Нет, конечно нет. Что-то подозрительно тихо стало, с чего это вдруг?

Бам! От удара Томаш дернулся, больно ударившись затылком о шкаф. Зараженный на площадке сверху забарабанил по двери квартиры, которая располагалась прямо над жилищем Томаша. Сердце сделало кульбит, все внутри закипело отчаянным гневом — да хватит пугать, ублюдки!

Какого хрена?! Что это за зомби такие, что они аж из квартир людей выковыривают? Они же должны быть тупыми, беспросветно тупыми, бесцельно слоняться туда-сюда, пускать слюни и пялиться на все вокруг тупыми глазами. От зомби, черт подери, можно легко убежать, его легко убить, он неповоротлив и уязвим, а на деле все ровно наоборот.

Все это никак не желало укладываться в голове. Вроде и более или менее знаешь, что нужно предпринимать — Dead Rising и Land of the Dead кое-чему научили — но все ждешь новых неожиданностей. Не может все быть как в фильмах или играх, ведь на то они фильмы и игры, альтернатива скучной и предсказуемой реальности. Так что надо продолжать внимательное наблюдение и изучение врага. Слабые места есть у всех, у этих тоже найдутся.

Томаш отошел от двери и снова подпер ее шкафом. Жаль, что дверь открывалась внутрь квартиры. И жаль, что она была такая тонкая и хлипкая. Здоровый мужик с такой быстро управится, высадит ногой или плечом с первого раза.

Хруст наверху подтвердил мрачные догадки — дверь у соседей точно такая же. Зомби ворвался внутрь, и не прошло и секунды, как напряженный воздух разорвал истошный женский крик и грохот падающей мебели и посуды. Сердце Томаша пустилось в галоп, когда от падения на пол двух сцепившихся друг с другом тел дрогнул потолок над его головой.

— Радек, что ты делаешь, прекрати! Отпусти-и-и!!!

Ого! Так это сосед. Значит, это он ломился к себе домой. Неужто ублюдки помнят, где живут? Иначе какого художника в недавнем прошлом добропорядочный пан Михалковский, известный как примерный семьянин, отец двух успешно эмигрировавших в Лондон детей, вдруг решил направиться именно в свою квартиру? Его женушка ведь сидела тихо, как мышка. Почему не полез в любое другое жилище? Почему, наконец, не пошел на улицу, где добыча вертится под носом?

Томаш с ненавистью к собственной трусости слушал, как Радослав расправлялся с женой. Он тешил себя мыслью, что все равно бы не успел — уже через несколько секунд Божена умолкла, а пару мгновений спустя стих и весь шум вообще.

На сей раз тишину прервал не кровожадный сосед — звук донесся из подъезда. Там кто-то нетвердо зашаркал по лестнице. Томаш догадался, что это первая жертва Михалковского очнулась после укуса. Забавно, эти зомби, похоже, нарочно не убивали своих жертв, обращая их в себе подобных. Или, может, Томаш еще просто не видел таких случаев. Кто-то писал, что иногда дело кончается смертью, но обычно зомби успокаивается, как только жертва перестает двигаться и, следовательно, сопротивляться. Во всем, что совершает какие-то действия, зараженные видели угрозу. Так что, выходит, достаточно встать неподвижно, и эти морды пройдут мимо? Ага, обязательно нужно попробовать.

Пора что-то предпринимать, причем немедленно. Чутье подсказывало, что шуметь не стоит ни в коем случае, поэтому идея включить телевизор и послушать новости отпадала — еле заставил мать вчера вечером оторваться от ящика, строго-настрого запретив ей включать его. Любой звук в установившемся повсюду безмолвии мог послужить приманкой для этих тварей — Томаш только что в этом убиделся.

В Интернете на правительственных сайтах не было ничего нового — сидите дома, заприте двери, экономьте пищу и наберите побольше воды. О последнем Томаш, кстати, напрочь забыл, однако теперь ничто не заставит его открыть кран. Любым шорохом он боялся привлечь внимание соседа, затихшего в своих владениях наверху. Если этот ублюдок настолько умен, что помешает ему спуститься на этаж ниже и ворваться и сюда тоже? Выбивать двери он уже умеет на 'ура', хоть каждую квартиру не обходи по очереди в поисках аппетитных выживших.

Томаш осторожно разбудил маму, сразу же прошептав ей на ухо, что шуметь нельзя. Он вкратце обрисовал ситуацию, стараясь опускать казавшиеся лишними подробности.

Мать, потрясенная и побледневшая, молча кивала. Тяжко, наверное, слушать такое спозаранку. Трудно ей, реальность уплывает из-под ног — сидит, слушает, уставилась на его волосы. Ну, поседели, что уж теперь поделаешь. Не каждый день такую чертовщину увидишь своими глазами, ладно хоть в штаны не наложил.

Наверное, придется теперь постоянно ходить по дому в шапке, чтоб лишний раз не расстраивать себя и маму, а то и вовсе побрить черепушку под 'ноль'. Томаш строго-настрого запретил ей идти на работу — она была кассиром в супермаркете 'Пётр и Павел', который находился неподалеку, чуть ли не под окном. Барбара ничего против не имела, она уже понимала, что в ее привычной и размеренной жизни произошли кардинальные и, возможно, необратимые перемены. Хотя чувство долга человека, привыкшего посвящать двенадцать часов в день выполнению служебных обязанностей, упрямо колыхалось внутри, не желая смириться с тем, что обязанностей этих больше нет.

Схватка наверху разгорелась с новой силой. Жена пана Радослава очнулась, и между бывшими супругами начался кровавый реванш — снова все потонуло в грохоте и сдавленных воплях. В этот момент борьба разразилась и в голове Томаша. В короткой, но яростной схватке любопытство временно одержало верх над страхом, с трудом удерживая могучего и непредсказуемого противника на лопатках.

Томаш вышел на балкон. Во дворе дома, прямо возле его подъезда, стоял как статуя еще один зараженный, и Томаш знал его — это Шимон, развозчик пиццы, живший на соседней улице. Шимон тоже заметил Томаша и зарычал, брызжа слюной. Он даже сделал шаг вперед, но ему хватило скудного ума, чтобы сообразить, что на четвертый этаж забраться не выйдет. Он так хотел вцепиться в Томаша, что, если существовала бы вероятность того, что люди умеют летать, Шимон бы взмыл на вожделенный балкон со скоростью ракеты 'Союз' и впился бы руками в его, Томаша, горло.

Правая часть лица зомби была вся изодрана, будто его возили фейсом по асфальту, кровь залила белую куртку, сделав Шимона похожим на злобного мясника из дешевого фильма ужасов. Только разделочного ножа в руке не хватало. Зомби мерзко кривил морду — наверное, от боли в ране, едва затянувшейся тонкой коркой.

В ужасе Томаш отпрянул от перил, и очень вовремя — схватка соседа с женой внезапно переместилась на балкон, и Радослав решил сбросить свою благоверную вниз.

Он пихнул ее так, что пани Божена перелетела через перила балкона и зацепилась за что-то ногами, повиснув вниз головой над пропастью. Томаш ошарашенно выпучил глаза, когда перекошенное от ударов и искаженное животной яростью лицо пани Михалковской оказалось прямо перед его глазами, с поломанным носом и распухающим глазом. Деваться было некуда, в квартиру быстро не юркнешь — дверь за спиной закрыта.

Пани Божена — точнее, то, во что она превратилась — протянула руки к Томашу, нечленораздельно шипя, и, понимая, что жертву не достать, яростно и смачно плюнула. Увидев новую цель, она как будто забыла, с кем воевала минуту назад и кто сейчас старательно спихивает ее вниз, все ее злое существо рвалось к бледному молодому человеку, испуганно отшатнувшемуся от безумной соседки.

Невесть как Томашу удалось увернуться, и вязкий зеленый плевок с омерзительным звуком расплескался по оконному стеклу. Пани Божена, кажется, намеревалась плюнуть еще раз, но ее супруг довершил начатое. Зараженная, прощально взмахнув руками, пропала из виду, а через долю секунды до Томаша донесся громкий шлепок тела об асфальт вперемешку с хрустом позвоночника — Божена воткнулась головой в землю, превратив каркас, на котором полвека держались мышцы и мясо, в разбитое крошево. Ему не хватило смелости выглянуть и посмотреть, что осталось от соседки, хотя, учитывая, как она летела, зрелище в любом случае обещало быть пренеприятным.

Все, хватит. Томаш вернулся в квартиру и закрыл балконную дверь на засов, задернул обратно занавеску. Недосып и стресс вдруг разом решили заявить о себе и устроить бунт. Даже курить как-то расхотелось. Без сил Томаш обрушился на диван. Вставать чертовски не хотелось, глаза упрямо смыкались. Ну, еще минутку, что ж такое-то.

Собрав остатки воли, Томаш добрался до комнаты матери. Та сидела на кровати, закутанная в теплый зеленый халат — обычно она носила его зимой, когда было холодно. В ее руке был телефон, а рядом на одеяле покоилась раскрытая книга.

— Я звонила отцу, — прошептала она. — Еле связались с ним. Их корабль в Норвегии, порт закрыли. Никого не выпускают и не впускают.

— И что он там делает?

— Говорит, что будут ждать. Им кажется, что скоро все запреты снимут — некому будет контролировать порты — и тогда моряки разбегутся по домам. Так что он рассчитывает вернуться сюда совсем скоро. Томек, что там такое случилось?

— Да неважно. Мама, слушай, — Томаш сел на кровать. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да? — мать, кажется, уже знала, что услышит.

Томаш никогда не разговаривал с родителями в таком уважительном тоне, никогда не проявлял своей любви к ним, ну, разве что в детстве. Поэтому, различив нежные, успокаивающие нотки в голосе сына, совершенно ей не знакомые, Барбара сразу поняла, чего он хочет. Она бы все отдала за то, чтобы догадки так и остались догадками, но, увы, Томаш сказал именно то, чего она боялась.

— У нас нет никаких запасов. Ни еды, ни оружия, ни даже лекарств — много ли у тебя сердечных капель осталось? Дальше будет хуже, мам. Мне надо действовать сейчас. Я должен оставить тебя ненадолго — но клянусь, я вернусь очень быстро, и все будет хорошо. Я принесу еды, проверю аптеку, раздобуду пистолет, или ружье, или что-то еще, безоружными мы пропадем.

— Ты пойдешь один?

— Не знаю, мне сейчас надо немного поспать, а потом соображу, как это все провернуть. Возможно, ребята помогут.

На остатках воли Томаш зашторил все окна в квартире и проверил, надежно ли забаррикадирована дверь, а потом вернулся на уютный диван и тут же заснул.

Ну вот, опять двадцать пять, сразу заиграл уже знакомый сон. Все тот же пляж, все та же южная природа и все тот же кретин в плаще. В этот раз, правда, получилось получше его разглядеть — высокий, худощавый, с аккуратно постриженными волосами. Ни намека на какую-либо растительность на лице, как будто он не бреется, а полирует лицо.

Томаша осенило — а что, если из-за этого хипстера в дурацких шмотках и заварилась вся каша? Иначе за каким хреном он тут маячит, гнида? Надо бы спросить с него.

Недолго думая, Томаш уверенно зашагал по бегущей вдоль воды тропинке в направлении таинственного романтика. В нос бил запах соли, игривый ветерок играл волосами, а в голове с потрясающей ясностью пульсировал вопрос — а это точно сон? Почему все эти ощущения так реальны?

Мужчина заметил Томаша, лишь когда между ними осталось не больше двух шагов. Он оторвался от созерцания горизонта, повернул лицо в сторону гостя и улыбнулся. Открыл рот и даже начал что-то говорить, как Томаш проснулся.

Пронзительная трель видеозвонка выдернула его из крепких объятий сна. Скинув одеяло, которым его явно накрыла серодобольная мама, Томаш прыгнул за компьютер, моля Бога, чтоб зомби не прискакали на шум. Впервые он порадовался, что забыл отключить его перед сном. Француз! О, как вовремя.

— Здорово, Томек, — Француз выглядел неважнецки, похоже, тоже не спал всю ночь — вон, трет необъятную морду жирными ладонями, и без того поросячьи глаза превратились в красные щелки. — Видал эту хреноверть?

— А о чем я тебе, придурку, талдычил, — прохрипел Томаш, потирая заспанные глаза. — Ладно, ты вообще как? Я вчера как раз шел домой, когда все закрутилось.

— Да я так и понял, у нас прямо в клубе заварушка случилась, где-то через час после твоего ухода. Еле вырвались. Пытался тебя набрать, кстати, да сперва сеть была перегружена, видимо, а потом ты не отвечал. Думал, все, трындец товарищу, до дома уже не доберется.

— Пардон муа, некогда было. Скажи лучше, какие планы? Я думаю, надо бы пушкой разжиться, ну и жратвой.

— Да вот поэтому и звоню, — Француз почесал бритую голову. — Давай, в общем, мы с Дамианом за тобой заедем, потом сразу к Козловскому, прикупим стволов. Только деньги приготовь.

— Сколько?

Услышав сумму, Томаш присвистнул. У него на руках не было и четвертой части, придется попросить у матери.

— Ладно, с деньгами разрулю как-нибудь. Скоро будете?

— Ну, сейчас полночь, на улицах черт пойми что творится, так что в потемках шуршать не будем. Думаю, часикам к шести утра причалим.

— Полночь? — удивился Томаш — надо же, а во сне прошло не больше минуты. — Это ж сколько я продрых... Лады. Только это, у меня по двору уже несколько упырей носятся, так что будьте готовы.

— Будем, — заверил Француз. — У тебя в подъезде как ситуация? У меня уже и кусались, и стреляли, что-то даже горело. Третья мировая, ни дать, ни взять.

— Да тоже не очень. Помнишь того придурка, моего соседа сверху? Гонял еще нас, когда пиво на лавке пили.

— Забудешь такого, — хмыкнул Француз. — Козел, мля, я б ему рога пообломал, если бы в городе встретил...

— Этот козел тебе щас сам запросто что-нибудь отломит — он тоже стал этим, ненормальным. Искусал полгорода, похоже, а потом еще жену свою с балкона скинул, прямо у меня перед глазами пролетела и плюнула еще в меня.

— Не попала? — мигом насторожился жиртрест.

— Нет, не попала.

— А точно? — Француз продолжал мерзко хмуриться. — А то я уже видел на видео, что бывает, если такая тварь в тебя харкнет.

— Иди к черту, не попали в меня, — огрызнулся Томаш. — А если бы попали, то что? Не факт, что я бы заразился, они этим ядом могут оставить ожог, да, но насчет распространения заразы — нужен контакт слюны с кровью, дурья твоя голова.

— Ладно, ладно, — друг примирительно руки. — Устал я просто, горшочек уже не варит. Все, я тогда на боковую, а то после клуба так и не проспался до сих пор.

— Давай, до встречи. Жду вас в шесть.

— Счастливо, держись там.

Томаш вернулся на расправленный диван и решил еще немного полежать — спать уже не хотелось, он и так проспал подозрительно долго, чуть ли не четырнадцать часов. Никогда еще сон не был таким долгим и крепким. Видимо, натерпелся ужасов, и тело решило впрок запастись силами.

Он окинул взглядом свою комнату, обклеенную постерами с любимой футбольной командой и польскими бойцами MMA, а потом поднялся и потопал к матери. Та сидела на кровати и при желтоватом свете стоящей на тумбочке лампы читала какую-то потертую книжку. Хм, она обычно рано ложится.

— Павел сказал, что через него можно купить пистолет. Нам без оружия не обойтись, я видел, как все началось. Без ствола просто никак, мам, сожрут и не подавятся.

— Но как ты выберешься из квартиры, Томек? Они ведь уже в нашем подъезде, я правильно понимаю?

— Да, но пока только один, или одна, не знаю. В любом случае, он или она уже могли смыться отсюда на улицу или засесть в чьей-то квартире — пока я спал, ты ведь ничего не слышала? Нет? Ну, вот, значит, ушли. На оружие все равно придется потратиться. Дай все, что есть у вас с отцом, потому что больше ни на что деньги вам не понадобятся.

— Томек, это не шутки, — вдруг разозлилась мама — на ее щеках выступил румянец, а ноздри при каждом вдохе и выдохе возмущенно подрагивали, что говорило о крайней степени напряжения. — Это не твои дебильные компьютерные игры. Ты не боец и не спортсмен, это не камнями в полицию кидать после матча или толпой накидываться на одного. Я понимаю, что происходят ужасные вещи, но я не позволю тебе собой рисковать! Надо сидеть и ждать, пока все не успокоится! Иначе зачем нам полиция, армия?!

Она забылась и перешла на крик, и бешеный сосед сверху забарабанил по полу, понимая, что внизу кто-то есть, но не зная, как до них добраться. Томаша с досадой чертыхнулся — он-то надеялся убедить мать, что пан Радослав покинул подъезд, чтоб она не волновалась, а потом по-тихому прирезать его или незаметно прокрасться мимо.

Чего ж этой твари наверху не спится? Чует ведь жертву, чует, но достать не может. Хм, значит, не такой уж ты сообразительный, засранец. Барбара зажмурилась и обхватила голову руками. Томаш едва подавил приступ гнева — он ненавидел, когда родители повышали голос, но еще больше он ненавидел, когда его план рушился вот так. Выдохнув, он сглотнул слюну и спокойно произнес:

— Я иду, у меня нет выхода. У нас нет выхода, мама. Так что ты запрешь за мной дверь и будешь сидеть тихо, никакого телевизора, вообще ни шороха. Я вернусь, как только смогу — надеюсь, до темноты, попробую вытащить Наталью, если получится с ней связаться. И я иду не один, так что за меня не бойся. Я тебя разбужу перед выходом, в шесть утра. А сейчас спи давай, и так выглядишь как привидение.

Томаш вернулся в свою комнату и вновь принялся блуждать по новостным порталам и Youtube, набираться полезной информации и заодно воспитывать в себе стойкость к сценам насилия — это сегодня точно пригодится.

С каждым любительским видео и журналистским отчетом его надежды на то, что это недоразумение скоро прекратится, стремительно таяли. Горячо нелюбимая поляками Варшава встала на дыбы, всюду пожары, взрывы, изувеченные тела, в том числе и детские. Укушенные бегут из города вперемешку со здоровыми, прыгают в поезда и автобусы и садятся за руль, где теряют контроль над собой и таранят заправки или в считанные минуты превращают весь вагон в кровавое месиво. Полиция лихорадочно отстреливает зараженных, а ее ряды ежеминутно редеют — зомби слишком много, и уничтожить всех невозможно. Многие легавые теряют надежду, хватают семью и удирают прочь, и сложно осудить их за это.

Войска НАТО тоже оказались неспособны что-либо предпринять. То ли им не дали однозначного приказа, то ли велели отойти на базу в Германии, непонятно, но, в любом случае, не было никаких авиаударов и массированного противостояния тварям, а уж о переброске нового контингента из США и речи быть не могло. Зомби же тем временем шатались по улицам и нападали на всех без разбора — и друг на друга, и на незараженных.

Из злого любопытства Томаш поискал и видео из России. Москва выглядела похлеще польской столицы — как вам твари, гоняющие туристов по Красной Площади на фоне Кремля? Пусть еще Лениным закусят, вот потеха будет! И где ваш вонючий карлик, паршивый убийца? Он-то небось улетел, ублюдок. Такой не пропадет нигде и никогда.

Русские внутренние войска распались — солдаты со страшной скоростью дезертировали, приватизируя оружие и служебный транспорт. Они неслись домой, им не хотелось защищать чужие города и бросать свои семьи на произвол судьбы. Кацапы превратили один из региональных центров в пустыню, но поздно спохватились, выродки, когда весь мир уже скрутило.

Русакам вообще пришлось хуже всех — вся европейская часть уже уничтожена, а Урал, Дальний Восток и Сибирь вот-вот повторят ее судьбу. Правительство эвакуировано, народ, точнее, его остатки, деморализован. Все, в общем, их песенка спета. Непобедимый народ нагнули в два дня, да так, что разогнуться уже не получится. Кто там хвалился на весь мир о своей храбрости и независимости, кто колотил себя в хилую грудь и дышал перегаром? Поделом вам, сволочи.

Так, а что у нас в Америке. Едва взглянув на интерактивную карту, Томаш обомлел — в США эпидемия тоже разыгралась не на шутку. Самая сильная страна мира держалась на честном слове — то, что творилось в густонаселенных городах и в этнических районах поражало воображение и вызывало приступы тошноты. На одном из видео трое зараженных налетели на хрупкую симпатичную девушку.

Один сломал ей шею и тут же впился зубами прямо в лицо, двое других затеяли между собой драку. Ноги бедной девчонки подкосились, и она обмякла и осела на асфальт, точно тряпичная кукла. Зараженный с какой-то омерзительной нежностью придерживал ее за талию по последнего, а потом завалился на нее, не отрываясь от лица. Лишь когда бедняга перестала конвульсивно трепыхаться и испустила дух, зомби отбросил ее, как капризный ребенок ненужную игрушку, и с окровавленной рожей пошел искать новую жертву, сплевывая куски кожи. Он не пытался съесть ее, нет, он изуродовал и убил девчонку по каким-то только ему ведомым причинам.

Тысячи роликов со всего света показывали одно и то же. Вспышки насилия, агрессия невиданного масштаба. Томаш даже забыл забористый польский мат, он лишь снова до крови кусал губы и открывал все новые страницы. Пару раз набирал номер Натальи, но ее телефон был отключен, хотя она редко засыпает раньше двух.

Странно, но почему-то сейчас судьба этой потаскушки не слишком-то его заботила. Внимание было увлечено теми глобальными переменами, что со сверхзвуковой скоростью проносились по планете, превращая города в помесь сумасшедшего дома и зоопарка. Проблемы мелкого масштаба казались незначительным. В общем-то, такими они и были.

Попадались в Сети и отчеты из Гданьска. Трехградье вообще оказалось в ужасном положении — сразу три города, Гданьск, Сопот и Гдыня, фактическая граница между которыми давно исчезла, представляли собой настоящее поле боя. И побеждали, увы, не нормальные люди, а безумцы, которые лезли на ножи и пули, не ведая никакого страха. Томаш помнил шутки про русско-китайскую войну, в которой узкоглазые закидали Иванов шапками. Точно так же побеждали и зомби, по трупам своих сородичей добираясь до немногочисленных выживших.

На одном из видео Томаш даже увидел себя. Кто-то, сидящий в машине на том злосчастном перекрестке не успел заснять аварию скорой помощи, но сумел запечатлеть самое страшное. В одном из эпизодов, когда стало ясно, что зомби одерживают верх, водитель тронул автомобиль, и камера сместилась вправо, захватив в кадр удирающего Томаша, а затем и троих зараженных посреди проезжей части, молотящих руками по стеклам в панике разъезжающихся авто.

Ночь пролетала незаметно. За окном в целом было тихо, при том, что большая дорога пролегала всего в паре сотен метров отсюда. Несколько раз Томаш вздрагивал от далекого звука полицейских сирен и выстрелов, но к началу пятого и они стихли. Наверное, уже насовсем.

Люди на форумах и на фейсбуке тоже сходили с ума. Попадались дебилы, выкладывающие фото и видео с зараженными, сопровождающиеся их восхищенными комментариями — мол, как здорово, наконец-то это случилось, зомби-апокалипсис. Томаш бы с такими дерьмоедами с удовольствием разобрался лично, познакомив их морды с бордюром.

Зато он узнал и кое-что полезное. Убедился, что слюна зомби все-таки не таила смертельной угрозы и не заражала, если только не вступала в непосредственный контакт с кровью — в разговоре с Французом полной уверенности в этом не было.

После ядовитых плевков на коже жертв неизменно оставались ожоги, но даже после попадания в глаза острота зрения возвращалась спустя несколько часов. Об этом говорило сразу несколько известных блоггеров, уточняя, что необходимо как можно быстрее промыть глаза и тогда можно вообще отделаться легким испугом.

Их мнения подтверждались в комментариях пользователей, которых, правда, становилось все меньше. Причем зараженные опять же не видели никакой разницы между больными и здоровыми, пуская в ход зубы и с теми, и с другими. Били и кулаками, и ногами, попалось даже видео, где какой-то здоровенный белобрысый мужик гонялся за девчонкой лет десяти с бейсбольной битой, уже покрытой чьей-то кровью. К счастью, ей удалось оторваться — она пролезла в узкую дыру в заборе и унеслась прочь, помахивая бантом на тоненькой косичке и испуганно попискивая. Снимающий с балкона оператор что-то тараторил на незнакомом Томашу языке, но даже без лингвистических способностей было ясно, что человек выражает свое облегчение от такого удачного исхода.

В общем, мир продолжал погружаться в преисподнюю, и ситуация стремительно ухудшалась. Надо было что-то делать, сидеть сложа руки и просто наблюдать за агонией человечества казалось невыносимо. Томаш глянул на часы. Уже можно было собираться.

10. От теории к практике

Две белые Лады и темно-синий микроавтобус Фольксваген подъехали к магазину 'Охота', изящно перекрыв нам выезд. Мы торчали на виду, бежать и прятаться было некогда и некуда, разве что забаррикадироваться в магазине, сразу же превращая возможно случайную встречу в противостояние.

Нормальное оружие было только у Семена, тот самый 'травмат', отправивший зомби в нокаут. Леха суматошно кинулся к своей рассыпанной ноше, но осекся, поняв, что не успеет, мы же с Ванькой даже и не думали двигаться с места, растерянно переминаясь с ноги на ногу.

Я весь напрягся, мне почему-то подумалось, что в нас могут начать сходу стрелять. Вдруг примут за больных? Или просто так, из любви к насилию. В конце концов, на нашем шарике обитает достаточно людей, склонных к жестокости. Как только условности и ограничения, принятые в социуме, вместе с этим самым социумом и справедливыми последствиями исчезают, для таких товарищей наступает раздолье. Бей, стреляй, режь, руби, коли — одним словом, живи на полную, полиции больше нет, бояться некого. Это как если в цирке или зоопарке открыть все клетки и дать хищникам разгуляться. Разве что хищники убивают по своей природе и нужде, а отморозки — по отмороженности.

Из машин начали выходить люди. Кажется, семь молодых ребят. Нет, восемь, вон еще один вылез, с огромной двустволкой в руке. Все примерно нашего возраста, а то и младше, худые, угловатые, нескладные — да, точно, вчерашние школьники, едва перешагнувшие рубеж восемнадцатилетия. Они подходили с неторопливой настороженностью, не сводя с нас пристальных холодных взглядов. У многих в руках были пистолеты и ножи, безоружным оставался только один — невысокий коренастый татарин со шрамом на щеке. Явно Чингисхан местного разлива, лидер народного ополчения, пахан и вождь в одном лице.

— Ну что, соседи, приехали? — ухмыльнулся он, кивая на номер региона на нашем номере.

— Ага, — кисло отозвался Леха. — Протащились двести километров, чтобы с вами повидаться.

— Вы из Ижевска? Ильнур, давай завалим их на хрен, они ж заразные должны быть! — переполошился тощий высокий паренек с нелепой зеленой банданой с черепами и положил руку на прицепленный к поясу разделочный нож.

— Цыц, — спокойно отозвался тот, кого назвали Ильнуром, даже не повернув в сторону бузотера головы. — А вы как из Ижевска-то вылезли, не выпускали ж никого, до самого взрыва?

— Мы на огороде были, в сорока с лишним километрах от города, — взял слово я, решив, что честная дипломатия лучше сохранит нам жизнь, чем игра в молчанку или пререкание. — Хотели было вернуться, когда узнали о теракте, но нас не пустили менты. Ну и пришлось обратно на огород тащиться. А потом бахнуло.

— Красиво стелите, — вздохнул Ильнур. — И, похоже, не врете. Только этот город наш теперь. А вы сюда приехали явно не просто так. Что-то увезти хотите, я правильно понимаю?

— Мы не знали, что тут вообще кто-то нормальный остался, — сказал Ванька и скептично добавил. — И что весь город принадлежит тебе. В прошлые выходные еще 'Ягуаром' давился, небось, да мечтал о том, как бы нагнуть всех этих козлов да уродов. Теперь хорошо, да? Никаких ментов, можно устраивать беспредел безнаказанно.

Ильнур легко подскочил к нему и коротко, без замаха ударил в солнечное сплетение. Ванька даже не успел испугаться и с опозданием осел, хватая ртом воздух и выпучив глаза. Я дернулся в его сторону, чтобы помочь встать, но он, прочитав мой взгляд, остановил меня коротким вымученным жестом.

— Щас бублики твои из ушей повыдерну. За хамство, — Ильнур кивну на сережки-'тоннели' в Ванькиных ушах. — Так, ну, не знали, теперь знаете, какие у нас порядки.

Ильнур посмотрел на Леху, который сверлил его бешеным взглядом, сжав кулаки. Когда татарин подошел поближе, я заметил, что он далеко не так молод, как его банда. Наверное, ему было около тридцати, так что немудрено, что он возглавил молодежный отряд. Эти только таких и уважают, им нужна сильная рука, человек, который на личном примере не гнушается проявлять жестокость.

— Не кипятись, нам нет смысла вас валить, разве что сами напроситесь. Только верните все, что взяли в магазине, и расход.

— Слушай, мы и так пустые, — возмутился Леха. — Огнестрела там все равно нет — вычистили уже, если вообще было что чистить. Оставьте нам хоть по одному стволу на человека, что за беспредел? У вас вон, целый арсенал...

— Никакого беспредела, — покачал головой Ильнур. — Оставлю два на всех, остальное наше. И даю вам ровно три минуты сдристнуть отсюда, потом начинаем стрелять. Нам некогда с вами разговаривать, у нас своих дел по горло.

— И куда вам столько? Ну куда? — не унимался Леха, опять, как и случае с полицейским, прогуливающийся по лезвию ножа.

— Куда надо, скоро оружие будет главной и единственной валютой, даже травматическое — эти твари чувствуют боль, мы проверяли. Пальнешь пару раз, и он уже делает ноги, скуля от страха. Видите, информацией с вами делюсь, а вы все какие-то стояче-вздрюченные. Расслабьтесь.

Мы ответили настороженным молчанием. Ильнур кивнул своим, и к нам подошли два паренька — один демонстративно вынул маленький пистолет. Я не знаток оружия, но у меня почему-то не было сомнений, что в магазине были не резиновые пули. Проверять не хотелось.

Они заглянули в нашу машину, но ничего не нашли. Шерстить и заглядывать под сиденья и коврики им явно не хотелось, равно как слишком тщательно обшаривать нас. Мародеры увидели рассыпанные Лехой пистолеты, которые он так и не успел подобрать, и позволили отдышавшемуся Ваньке и мне взять по одному стволу и по два магазина. Я кинул взгляд на Семена, тот стоял с безмятежным выражением лица. Его руки были пусты, пистолет был наверняка пристроен на поясе, под курткой. На наше счастье, его так и не заметили. Им хватило шести 'травматов' с запасными магазинами, которые мы им подарили.

— Все, дуйте отсюда. И не вздумайте здесь больше мотаться — еще раз вас увидим, не выходя из машин положим, — Ильнур похлопал Леху по плечу, тот аж позеленел от злости. — Да, и двигайтесь в ту же сторону, откуда прибыли. Серьезно, парни, просто сделайте, как я говорю. Мы проводим вас печальным взглядом и искренне пожелаем удачи.

Наше положение не позволяло спорить. Преимущество на стороне бандитов, их вдвое больше и они по-настоящему вооружены. Огнестрельное оружие они наверняка у полицейских отобрали или тиснули у какого-нибудь знакомого барыги. А барыга, может, уже заразился и ему все до фени, или лежит с дыркой во лбу.

Даже если бы мы ввязались в драку, заполучили бы их оружие и чудом одержали верх, потерь было бы не избежать. Я не хотел терять никого из своих друзей хотя бы даже потому, что они — это все, что у меня осталось. К счастью, это понимали все, даже несдержанный Леха, который в пылу слепого гнева может пойти один против батальона ОМОНа. С предсказуемым финалом, конечно.

— Стас, выпусти их, — велел вожак одному из своих шакалят. — Отгони автобус. И аккуратнее, на жмурика не наступи, а то наши соседи-земляки тут наследили.

Мы уже рассаживались по местам, насупившиеся и недовольные, как я задержался и, наполовину закрыв дверь, остановился и высунулся обратно.

— Слушай, Ильнур.

— Ну?

— Там на третьем этаже пацан, лет восьми, — я показал пальцем на окно. — Он, похоже, один остался. Позаботьтесь о нем. Жалко же ж, так оставлять.

— Позаботимся, — серьезно и несколько задумчиво кивнул Ильнур. — Удачи, парни. Надеюсь, больше не встретимся.

Шестерка отогнал микроавтобус, чтобы выпустить нас. Ванька завел 'четверку', и мы покатились к выезду из города. Лишь убедившись, что никто не идет по следу и не стреляет в спину, мы облегченно выдохнули и через пару километров остановились у обочины. Поблизости не было ни кустов, ни зданий, если что, зомби мы увидим издалека.

— Надо же, весь план сразу к черту, — досаде Лехи не было предела, да еще и зажигалка никак не хотела работать — в ярости он вышвырнул ее в окно, взял мою, прикурил и продолжил. — Хотели оружие раздобыть, а уехали с каким-то дерьмом. Вон, у нас с Ванькой какие-то стремные копии Макарова, шесть резиновых пуль в магазине! Смешно, нет? Да одной обоймы даже на одного дебилоида не хватит! Семен, кстати, ты что себе подобрал?

— Грозу, пятнадцатизарядную, — с нескрываемым удовольствием ответил Семен. — Слушай, а ты что хотел-то в этом магазине найти? УЗИ, может, или бластер из Звездных Войн? Те, кто жил неподалеку, небось мигом огнестрел сообразили. Владелец магазина тоже не лыком шит небось, не будет же он психов и всякую шпану из арбалета разгонять?

— А у этих-то откуда столько оружия тогда? — полюбопытствовал Ванька.

— Наверное, всегда было, — пожал плечами Семен. — Тот старший у них вполне сойдет за мелкого бандита, а остальные — так, гопота дворовая, им свистни, так они будут рады под ружье встать, вместе гадить веселее. Да нам в том магазине ничего и так не светило, скажите спасибо, что хоть что-то наскребли. Так что не знаю, что эти уроды там для себя найдут...

— Не наша забота, лучше вернемся к делу, — мне вдруг пришла в голову мысль. — Нам же машина нужна. Когда мы сюда ехали, я автосалон видел.

— Круто, и ты, конечно, предлагаешь туда вломиться, выбрать машину себе по душе и весело уехать на ней вдаль? — скептичность Лехи начала меня раздражать.

— Именно, Шерлок.

— И какой автомобиль изволите?

— Нам нужно что-то большое, мощное и вместительное — джип, пикап, микроавтобус. Там наверняка что-то найдется. А если не там, то в другом месте.

— Если только до этой гениальной мысли никто не додумался раньше нас, — усмехнулся Ванька с легким сожалением — понимал, кажется, что с любимой ласточкой придется расстаться. — А то получится, как с пушками. Поехали скорее, я уже проголодался.

— Да, у меня тоже живот аж сводит, но сначала давайте дела порешаем, — подвел итог Семен, и Ванька тронул машину.

Вскоре показалась и стеклянная коробка автосалона, весело бликующая розовеющими лучами. Когда я воочию убедился, что никто не посягал на него, мое сердце сделало радостный кульбит. Наверное, когда все началось, в салоне или был выходной, или рабочий день уже закончился. Да и находился он на выезде — в черте города таких привлекательных своей теперешней доступностью мест еще с десяток наберется, и в их сохранности я как раз уверен не был.

Парни проверили свои оружейные находки, еще раз скептически пофыркали, и мы пошли на разведку. Я никогда не занимался взломом и грабежом, но теперь, когда ответственность за содеянное вряд ли настигнет кого-то из нас, можно и попробовать. Да и кому будет хуже, если мы заберем один автомобиль из сотен и тысяч бесхозных и с его помощью немного продлим свое существование? Нас бы точно никто не осудил. Я не испытываю сомнений в том, что в независимости от того, что происходит сейчас с владельцем этого автосалона, его машины ему больше не нужны.

Огромные стеклянные стены открывали нам прекрасный вид на все автомобили. Было несколько машин и на парковке салона — два 'фокуса' и одна подержанная 'фиеста' однозначно не подходили, и наше внимание привлек поблескивающий хромом радиаторной решетки темно-синий пикап. Он одиноко стоял чуть поодаль, и потому казался особенно громоздким. Ванька, преданный фанат американского автопрома, от неожиданного счастья разинул было рот, но быстро взял себя в руки и пошел в наступление.

— Блин, парни, берем, это же 'Рейнджер', новехонький! — горячо затараторил он, а в глазах заплясал огонек истинного вожделения. — Это ж не машина, а танк! О, Боже, я всю жизнь о такой мечтал! Мы на этом монстре можем хоть до Луны доехать. Ну, че стоите-то?! Что скажете?

— Давайте попробуем, — пожал плечами Леха, будто бы совсем не впечатленный. — Лучше тут ничего не найдем, а так хоть внутрь лезть не надо.

— Пошуметь все равно придется — ключи-то надо искать в салоне, — возразил я. — Бензин должен быть, хотя бы немного — машина потому тут и стоит, что на ней катали потенциального покупателя, так что навряд ли бак сушили. Кстати, Ванька, там случаем не дизельное топливо?

— Оно самое, — отрапортовал тот, бросив взгляд на задние шильдики.

— Значит, таки зря бензином запасались... Что ж, ищем ключи. Только вот как-то внутрь надо бы попасть, может, дверь не заперта, — я пошел к двери, но не успел и шага ступить, как понял, что в этом больше нет необходимости.

Леха долго не думал. Он поднял с асфальта здоровенный камень, невесть как очутившийся на здешней парковке, и запулил его что было силы. Сложно сказать, что прозвучало первым — визг сигнализации или звон бьющегося стекла.

— Твою мать, Леха! — выругался я. — Теперь все делаем в темпе, сюда скоро сбегутся или зомби, или наши новые знакомые. Даже не знаю, кого боюсь больше.

Пинками бронированных дерьмодавов Леха буквально прорубил нам вход в стене, усыпав все вокруг кусками стекла. Ванька остался дежурить у машины, заодно выливая ненужный больше бензин из канистр в водосток — емкости нужны под 'солярку'. Мы с Лехой и Семеном вынужденно разделились в поисках ключа, внимательно глядя по сторонам — зараженные вполне могли притаиться где-то рядом и преподнести неприятный сюрприз.

Мы суматошно носились по подсобкам, ожидая, что сюда в любой момент кто-нибудь может нагрянуть и до дрожи опасаясь появление из темноты кровожадного монстра. Я так и не мог решить, кто же, все-таки, страшнее — зомби или какие-нибудь серьезные бандиты. Первые ничего не боятся, что делает их хорошей мишенью, вторые же достаточно умны, чтобы быстро и без потерь перебить нас и забрать машину, а то и весь ассортимент салона себе. Пожалуй, люди все же опаснее.

Через пару минут лихорадочных поисков помещение гулким эхом сотряслось от радостного вопля Лехи — он нашел какой-то ящик, где, судя по всему, лежали ключи от всех машин. Правда, никто из нас не мог сообразить, какой именно ключ нам нужен, так что мы взяли с собой все имеющиеся.

Похоже, судьба решила преподнести нам подарок после такого неудачного старта путешествия — четвертый ключ подошел. Семен умудрился слить в канистру немного дизеля из 'фокуса' и заправить наш пикап, пока мы с Лехой перебрасывали в новую машину из 'жигулей' самые важные вещи.

Все это время пронзительно верещала сигнализация, а я все больше нервничал, с минуты на минуту ожидая появления опасности — ну, не может никто не клюнуть на такую хорошую наживку. И ведь клюнули!

Сначала со стороны города, откуда мы приехали, захлопали выстрелы, эхом заплясавшие по стенам домов. Похоже, юные мафиози, прогнавшие нас со своей 'территории', от кого-то отстреливались. Мы же предпочли немедленно ретироваться — нам приключения не нужны, у нас-то каждый патрон на счету.

Едва мы запрыгнули в пикап и захлопнули двери, как оказались словно в эпицентре голливудских съемок. На дороге как из-под земли выросла целая армада зараженных, и с каждой секундой к толпе присоединялись новые зомби, выныривающие из-за зданий, машин и деревьев. Они бежали от города к нам, на разрывающий барабанный перепонки звук синализации.

Мы завороженно уставились на эту живую волну, подпитывающуюся новыми ручейками из окрестных дворов и домов и подкатывающую все ближе, а потом Ванька нажал на кнопку запуска двигателя.

Звук мотора рейнджера был бесподобен. Меня сложно отнести к заядлым автолюбителям, но американские большие машины всегда вызывали непроизвольное уважение — отчасти я проникся им благодаря Ваньке, который вдохновенно рекламировал всем встречным-поперечным заокеанские масл-кары, джипы и пикапы. Низкое урчание мощного двигателя успокаивало, этот монстр на колесах казался воплощением надежности и силы, которому все ни по чем.

— Давай в сторону Нижнекамска, — Леха снова вошел в роль штурмана и принялся подгонять Ваньку, который в темпе вальса подталкивал кресло ближе к рулю — предыдущий водитель, судя по всему, был родственником Хагрида. — Выезжаем на ту же дорогу, по которой приехали, и, не доезжая до Камы, уходим налево, на развязке.

— Охренеть не встать, — одними губами проговорил Семен, глядя на . — Жаль, телефоны не работают, сейчас бы их снять.

— Насмотришься еще, — ответил ему Леха, который сам при этом на зомби не глядел. Я даже слова выдавить не мог, такое впечатление эта толпа произвела на меня. К счастью, лицезреть искривленные, будто в страшной муке, лица людей обоих полово и всех возрастов мне довелось считанные мгновения — мы уезжали. Ничего конкретного в памяти не отложилось, только странное ощущение от соприкосновения с чем-то темным, чужеродным и даже потусторонним. Хотя нет, вру, кое-что я запомнил — руки, изо всех сил вытянутые в нашу сторону, вытянутые синхронно, одним общим движением, одним общим импульсом.

Ваньке явно требовалось время, чтобы привыкнуть к машине — из-за слишком близко придвинутого кресла он уперся ногой в педаль газа и очень резко тронулся, а потом при наборе скорости нас всех вдавило в спинки сидений, прямо как на американских горках. Несмотря на более чем внушительные габариты, пикап отличался впечатляющей прытью, которой так не хватало нашей 'четверке'. Но это никоим образом не умаляло моей благодарности детищу отечественного автопрома — оно выдержало электромагнитный импульс, который наверняка бы сделал бесполезными современные автомобили, напичканные всевозможной электроникой. А так хоть было на чем уехать из ставшего опасным места, без транспорта мы бы там с ума сошли.

Зомби быстро поняли, что добыча им не по зубам. Ванька с легкостью разогнал рейнджер до ста с небольшим, и преследователи быстро исчезли. Уже в третий раз за день мы оставили чудовищ с носом, пока везло — им не удавалось подобраться к нам незамеченными. Правда, одно появление этих гадов заставляло все внутри сжиматься. В их виде читалась такая решимость, что от самой мысли о возможной рукопашной становилось дурно.

Идея с угоном машины принесла свои плоды. Новое просторное авто позволяло расположиться с каким-никаким комфортом и смотреть на окружающий мир свысока, а заодно не бояться умеренного бездорожья. Уж с раскисшей грязью деревенских дорог рейнджер наверняка справится. Зараженным станет куда сложнее охотиться на нас.

— Значит, едем в Нижнекамск? — осведомился Семен, как только опасность осталась далеко за нашими спинами и мы остались наедине с нависающим на дорогую с обеих сторон лесом.

— Да, в Челны нам путь заказан, да что там делать? Кстати, из еды у нас с вами только то, что нашлось в сельпо в Королево — две пачки гречки, немного риса и куча лапши быстрого приготовления, — отвечал Леха. — Маловато, не кажется? Я один всю кашу запросто слопаю, если что. Нам не помешал бы хороший магазин. И еще, парни, я думаю, что неплохо было бы прихватить смартфоны и ноутбуки, а заодно и рации какие, вдруг когда придется разделиться? Вообще, вещь не лишняя...

— На что нам сейчас телефоны? — недоуменно спросил Ванька. — Не работают же сети.

— Уже должны работать, — не согласился Леха. — Они были перегружены, но сейчас звонить-то некому — большинство населения занято делами поинтереснее. Да и доступ в Интернет лишним не будет. И, наконец, появится связь между собой. Говорю ведь — кто знает, как все пойдет?

Семен одобрительно закивал. Ему-то телефон точно не помешает, хоть какая-то связь с запертой в немецкой общаге Машей.

— Правда, я не имею понятия, как долго все это проработает — Интернет, мобильные сети, — продолжал Леха, идущий сегодня на рекорд словоохотливости. — Может, уже все накрылось, пока мы тут от зомби удирали. А может, еще месяц-другой сможем пользоваться. Фиг знает, как все эти сотовые сети работают. Кстати, как там с топливом?

— Неплохо, — отозвался Ванька, посмотрев на датчик. — Я ожидал меньше, конечно. На сотню километров нам точно хватит, а то и поболе, если компьютер не привирает. Но не мешало бы заправиться поскорее — так, для общего успокоения, ну, и чтоб запасов сразу наделать. Как-то на душе светлее, когда бак под пробку — захотел, тапку в пол и езжай себе, куда хочешь. А сейчас приходится думать, километры считать.

— Раз в салоне сработала сигнализация, значит, электричество еще есть, — включился в обсуждение Семен, почуяв задачу по своей части. — Это означает, что и на АЗС все может работать. Я хорошо знаю, как там все устроено, главное, чтобы свет был. Хотя и без него можно, конечно, но сложно...

— В кузов можно еще несколько канистр с топливом накидать, — продолжал планировать Ванька. — И если потом с электричеством будут проблемы, никто не запрещает нам сливать солярку у брошенных машин. Думаю, никто не будет возражать. Хоть о топливе не надо беспокоиться — гляньте по сторонам, везде стоят 'доноры', которые уже никуда не поедут.

— Ага, и водители их отдыхают, с пассажирами вместе, — я показал пальцем на обочину.

Там на небольшом асфальтовом пятачке прямо посреди трассы, где любят остановиться на перерыв дальнобойщики, возле пыльной вишневой 'семерки' лицом вниз лежали мужчина и ребенок, девочка лет шести, в джинсовом комбинезоне и забранными розовой резинкой в хвост длинными темными волосами. На одежде виднелись аккуратные круглые дыры — стреляли в спину. Кто и зачем? Теперь уже не разберешь. Кровь под телами засохла, в воздухе вились вечно голодные мушки.

Такие картины попадались всюду, и эта была еще не самая страшной. Те, от которых леденели внутренности и становились дыбом волосы, уже стерлись из моей памяти. Точнее, размазались так, что самые жуткие детали сделались нечеткими, расплывчатыми.

Нам встречались и дети, и старики, и целые семьи, погребенные под стальной тушей грузовика и изодранные острым металлом измятого кузова или растрелянные прямо в своих машинах.

Даже смерть может примелькаться — мы быстро перестали ей удивляться, хватило часа, чтоб перестать разевать рты и вздрагивать каждый раз, когда в поле зрения попадал очередной мертвец. Глубоко внутри щелкнул тумблер и отключил какие-то определенные реакции, облегчив нам жизнь. Я был этому рад, несказанно.

Я все говорил себе, что это всего лишь шоссе, бояться нужно городов. В Челнах мы, считай, не побывали — так заглянули на окраину и дали деру. Но вот если въехать вглубь города, любого, наверное, вот уж где кровь точно заледенеет в жилах.

Вскоре обнаружилась так нужная нам АЗС. К счастью, это была станция старого, почти исчезнувшего типа, из такой можно нехитрым способом получить топливо даже без электроэнергии. Однако здесь все работало, и Семен, два года отдавший служению корпорации 'Лукойл', залил бак рейнджера под завязку. Заодно мы раздобыли еще четыре пятилитровые канистры — теперь у нас было с собой тридцать пять литров топлива про запас, и, самое приятное, что в кузове пикапа осталось достаточно места — следующим пунктом плана был визит в магазин.

Примерно на полпути до Нижнекамска мы стали свидетелями весьма занятного зрелища. Оно немного разбавило напряженное уныние своим комизмом, заставив нас улыбнуться.

За все три дня после начала катастрофы никто в нашей компании всерьез не задался вопросом, чем же питаются зараженные, чтобы хотя бы минимально поддерживать свои силы. У меня пару раз такая мысль проскакивала, но сразу попадала в категорию 'Досужее любопытство' и откладывалась на неопределенное 'потом'. А ведь это не мертвецы, это люди, или, как минимум, живые существа, и им необходимо как-то поддерживать свои силы.

Нет, к счастью, зомби не ели трупы людей — по крайней мере, я каннибализма за ними не замечал. Встреченный нами зараженный сидел на обочине рядом с аккуратно припаркованной бежевой тойотой на фоне бескрайнего зеленого поля и за обе щеки уплетал черствеющий каравай. Где он раздобыл хлеб — ума не приложу, но ел он с большим удовольствием, успешно оприходовав первую половину. Интересно только, где он возьмет воду, она-то как раз важнее. Голодать можно и несколько недель, а вот без воды можно получить билет наверх уже на третий день.

При виде этого зомби — упитанного мужчины в хорошем костюме и с благородной сединой на висках — я сразу же нарисовал в голове примерную картину событий его личной трагедии. Лацканы пиджака помяты, рукав потрепан, а на ладони виднеется след укуса в виде темного синяка. Значит, цапнули-таки. Потом мужчина, должно быть, решил уехать из города — наверное, от страха, как раз в момент, когда на улицы Набережных Челнов выплеснулась чума. Немного погодя зараженный почувствовал себя плохо. Наверное, начало мутить, штормить, в общем, не знаю я и знать не хочу, что бедные люди чувствуют перед тем, как заснуть и проснуться зомби. Однако мужчина сумел остановить автомобиль и более или менее безопасно припарковать его перед тем, как лишиться сознания. Предположительно, он даже вышел наружу, еще будучи в здравом уме — может, решил, что свежий воздух принесет облегчение. И так и обратился. Чудо, что никто его не размазал по асфальту.

— Ого, да они не такие и безмозглые, — прокомментировал Леха, прильнув к окну.

Ванька немного снизил скорость — боялся переехать бешеного, если тот вздумает выскочить на дорогу. Но зомби лишь вперил в нас злобный взгляд и продолжил трапезу, покрепче сжав каравай, точно боясь, что мы его отнимем. Пожав плечами, Ванька вновь разогнался. Мужчина мрачно зыркнул вслед и вернулся к своему занятию.

— Какой-то неправильный зомби, — задумчиво произнес я. — Те вон как за нами мчались, а этот даже встать поленился.

— Может, голод на них так действует? Слабеют, рыхлеют, — высказал предположение Ванька. — Я вот впервые вижу, что они что-то жуют. Кстати, а вам не кажется, что с водой им будет туговато? Сколько там можно без питья прожить?

— Только что об этом думал. Три дня — крайний срок, или около того, — я вспомнил далекие слова учительницы биологии. — Тогда странно, что те твари в Челнах так резво бежали за нами. Они как минимум двое суток провели без жидкости, это же серьезное обезвоживание, там уж не до физкультуры...

— Наверное, скважину пробурили, для колодца, — вдруг нервно хохотнул Семен. — Из лужи напьются, господи. Инстинкты-то у них наверняка остались, хотя бы базовые, ходят ведь как-то, дерутся, значит, и пить могут, а воды кругом навалом. Она, может, грязная и не самая вкусная, но им точно до лампочки.

— Ага, инстинкты сохранились, кроме самосохранения, — хмыкнул Леха. — Прут под пули, прут под биту. И невдомек бивням, что могут серьезно схлопотать. Хотя, спасибо им за это, хоть какое-то облегчение для нас.

— Главное, чтобы они вопроизведением самих себя еще не занялись, — вставил слово Ванька, помолчал и вдруг грустно добавил. — Даже с машиной из-за этих гадов попрощаться не успел, бросил ее и слинял, тьфу.

Прямо на въезде в Нижнекамск находился здоровенный супермаркет известной на всю страну сети. Правда, добраться до него оказалось непросто. Перед самой катастрофой здесь затеяли ремонт дороги, и одна из полос была перекрыта. Каток и самосвал с некогда горячим асфальтом так и остались здесь, характерные памятники вчерашнего российского прошлого. И ведь не успели доделать дорогу, кто бы сомневался! Хотя хорошо, что в мае начали — это уже признак улучшения, обычно за такие дела дорожники принимаются ближе к октябрю. Принимались, то есть.

Сузившуюся вдвое из-за ремонта проезжую часть закупорила авария, в которой поучаствовало аж пять автомобилей. В итоге шедшую первой 'Волгу' развернуло на девяносто градусов, а остальные машины образовали паровозик, нос которого уткнулся в левую заднюю дверь детища нижегородского автозавода. Все машины пустовали, и я не удержался от робкой надежды на то, что люди успели уйти целыми и невредимыми. Крови рядом не было, гильз и дыр от пуль тоже.

— Ну, опять, — вздохнул Ванька. — Везде аварии, да еще в таких местах. Эти-то, гляди, уехать хотели. В сторону Челнов. Не понимали, что ли, что зараза оттуда идет?

— А я, если честно, вообще надеялся, что здесь никакой заразы нет, — признался Семен. — Думал, что маленькие города не коснется это все.

— Да уже всех скоро коснется, — мрачно и авторитетно заявил Леха таким тоном, как будто уже не раз колесил по миру, охваченному зомби-пандемией. — Только глухие деревни отсидятся. Там и не заметят, поди, что все изменилось.

А вот тут он попал в точку. Мне сразу вспомнился рассказ Глуховского 'До и После', когда в заброшенной сибирской деревушке люди узнали о том, что случилась ядерная война только спустя месяц или около того. От человеческой цивилизации не осталось даже жалкого призрака, а им хоть бы хны — они и так особо благами этой самой цивилизации не пользовались, так что, услышав невероятные новости, пожали плечами, для порядка поохали да разошлись по своим делам. А один товарищ, помнится, радовался, что теперь не придется выплачивать кредит за новый автомобиль.

— Нижнекамск не такой и маленький, — заметил я. — В Польше, да и вообще в Европе, например, сорок тысяч жителей — уже вполне себе город. Да и из Челнов наверняка сюда многие поехали, не в Ижевск же ехать.

— А как же Казань?

— А что Казань? В Нижнекамске у многих были родственники, уверен, да и ближе он намного. Тоже надеялись в маленьком городке отсидеться, но эпидемия в момент разлетелась. Достаточно одного зараженного на город, и все, пиши пропало, кого-нибудь да цапнет, а уж там завертится.

Тем временем Ванька сумел-таки аккуратно протиснуться между 'Волгой' и катком, утвердившись в звании заслуженного миллиметровщика. Но делал он все это с огромной осторожностью — если уж он так пекся о ржавой 'четверке', то за рейнджер, наверное, вообще жизнью пожертвует.

Наконец, нам открылся прямой путь к магазину.

— Так, товарищи бойцы, надо бы нам составить список покупок, чтобы не пришлось дважды бегать, — заметил Семен и тут же извлек из внутреннего кармана ветровки ручку. — Потом еще спасибо мне скажете, что время всем сэкономил.

Бумагу тоже долго искать не пришлось — в кармане Ванькиных джинсов завалялся длиннющий чек, судя по которому не далее как две недели назад рыжий приобрел водки для неизвестных миру героев из алко-батальона.

— Ну, первым делом здоровье, — Семен чиркнул по чеку и убедился, что ручка исправно пишет. — Значит, берем всякие противовоспалительные, потом бинты, антибиотики, йод, зеленку... Короче, хапаем столько, сколько можно унести, надо целый полевой госпиталь организовать. Надеюсь, аптека там есть, иначе придется еще где-то останавливаться.

— Консервы запиши, — подхватил Леха. — А то на одних бэпэшках далеко не уедешь. Вообще макароны ненавижу.

— Питьевая вода, — добавил Иван.

— Да это пока не так важно, можно из любого водоема набрать и прокипятить, — отмахнулся Леха.

— Да, а если она заразная?

— Тогда нам все равно хана. Сколько литров мы можем увезти? Сорок? Пятьдесят? Они же все равно закончатся.

— Погоди, Леха, — урезонил я друга. — Ванька дело говорит. Нам по пути заправочные станции будут попадаться, всякие придорожные заведения, ларьки,магазины, в конце концов, запасы воды можно пополнять регулярно. А когда мы покинем Россию, вполне может быть, что никаких зомби уже не будет — мы же сошлись на мысли, что им надо что-то пить, иначе наступит обезвоживание и смерть. Вот, глядишь и передохнут, собаки.

— Что-то волнуюсь я, — заявил вдруг Семен, глядя на темную махину универсама — мятый-перемятый чек со списком 'покупок' он аккуратно сложил вдвое и убрал в карман-кенгуру толстовки, ветровку же снял и положил на сиденье рядом. — В ужастиках вечно в таких вот супермаркетах самое страшное происходит.

— Думаю, здесь оно уже произошло, — ухмыльнулся Ванька и резко выкрутил руль влево — так, что мы с Лехой стукнулись головами о стекла дверей, а Семен обрушился на Леху.

Вместо того чтобы воспользоваться асфальтированным въездом, наш шумахер решил проскочить по газону и тротуару. Затормозив у самой стены, Ванька заглушил машину и только тогда заметил наши полные возмущенного недоумения взгляды.

— Эй, вы чего? — удивился он с неподдельной искренностью. — Просто хотел посмотреть, как этот монстр ведет себя в, скажем, не совсем стандартных условиях.

— Посмотрел? — процедил Леха, потирая ушибленную голову. — Нашумал только, балбес!

— Результатом доволен, — радостно кивнул Ванька и уже хотел открыть дверь, но я схватил его за рукав.

— Стоп. Давайте-ка сразу решим, куда потом двинем — вдруг придется удирать, чтоб потом на ходу не соображать, в какую сторону поворачивать. Обратно поедем, на шоссе, или через город попробуем?

— Выбор невелик. Надо на Казань ехать, можно не возвращаться к Челнам и двинуть через Чистополь, я так катался, — сразу ответил Ванька. — Тем более что прямо на въезде в Челны болтаются зомби. Вдруг они добредут до трассы? Кто их знает.

— Так и стоит поступить, — согласился Леха. — Только я опасаюсь, что там может быть какой-нибудь затор, не как здесь, а уже конкретный, километровый — дорога узкая, неважнецкая, это вам не М7, где иногда можно спокойно сто пятьдесят топить и даже больше.

— Да не, дорога наверняка пустая, никаких дачников, камер, радаров и прочих ментов, — возразил Ванька. — А на рейнджере мы меньше, чем за три часа до Казани доедем. Пробку, если что, можно обойти по обочине, мы ж теперь на танке. Короче, во мне не сомневайтесь.

— Ну, доедем, а дальше? — нетерпеливо спросил я. — Какой маршрут вообще?

— Блин, нельзя об этом позже? — поморщился Семен, он-то уже настроился идти в магазин и теперь злился на то, что я вклинился со своими вопросами в такой неудобный момент.

— Все просто, — Ванька, как и Леха, неплохо ориентировался в дорожных делах. — В Казань соваться ни в коем случае не будем, двинем по объездной на Нижний, через Чебоксары. Нижний, кстати, тоже можно объехать. А вот потом нас ждет суровый МКАД, который я предпочел бы миновать любым доступным способом, даже если потеряем время. Уверен, там куча ненормальных гуляет, повылазивших из застрявших в пробке лексусов.

— Ладно, как Владимир проскочим, так и подумаем над этим, а пока маршрут более или менее ясен, — кивнул Леха. — Нам бы пригодился дорожный атлас. И, кстати, GPS-навигатор! Точно, вдруг все это еще работает. Надо бы с картой Европы что-нибудь.

— Такое найдется, — я уверенно кивнул, не сомневаясь, что все перечисленное ждет нас за подозрительно целыми стеклянными дверями. — Семен, да не записывай ты, это уж как-нибудь запомним. А теперь по коням, джентльмены.

На улице нас ждал теплый майский вечер с чуть заметным ветерком и розовеющим на западе небом. Солнце тихонько клонилось к маячащим вдалеке верхушкам деревьев и поблескивающим крышам, но до заката оставалось больше часа. Пока мы не выбивались из предполагаемого мной графика. Дай боже, к следующему вечеру Москва останется далеко позади, а перед нами раскинется во своем пост-апокалиптическом великолепии Старый Свет.

11. Полночь в Париже

Виктор сам не был уверен, сколько времени он провел в глубоком запое. Внутренний счетчик окончательно сбился, теперь верить ощущению времени было бы неразумно.

Пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что после встречи с тем бешеным негром прошло два или три дня — то есть не больше трех, но и не менее двух. Время пролетело как в тумане, пил Виктор не просыхая. По сути, он только и делал, что спал, ел или прикладывался к алкоголю. На улицу не выглядывал, курил прямо дома, открыв форточку. Боязно было высунуть нос даже на балкон, да и как-то не хотелось. Тем более, там, за окном, много постреливали, кто-то орал, все билось и рушилось. Только сейчас вот совсем тихо.

Как ни странно, после пробуждения — за окном уже стемнело, или еще не рассвело — Виктор не чувствовал ни сильной головной боли, ни пресловутой сухости во рту, разве что тело было вялым и дряблым. Какое-то странное похмелье, подозрительно милосердное.

Так, а если оно просто затаилось и вот-вот себя проявит во всей красе? Тогда надо сесть и проверить. Только не надо вскакивать, как солдат при побудке — спокойно, плавно и без резких движений подняться и подождать, проверить обстановку.

Нет, голову не кружит, ничего вокруг не плывет. Здорово, он, похоже, приобрел иммунитет к похмелью. Эта мысль заставила Виктора улыбнуться, в первый раз за последние мрачные дни. Ладно, раз жалоб на здоровье нет, кроме сумасшедшей жажды, беремся за работу.

Первым делом Виктор выпил два стакана воды из-под крана и проверил, есть ли в доме электричество. Да будет свет! Щелкнул выключатель, и люстра послушно зажглась. Натянув джинсы и свитер, Виктор направился на балкон. Отодвинул плотную занавеску и открыл дверь, впустив в душную комнату ветерок. Теперь, подставив нос под струю свежего воздуха, он понял, как сильно запустил жилье — там воняло так, словно на этих сорока квадратных метрах три месяца квартировал цыганский табор.

Он осторожно выбирался на площадку балкона из своей зачумленной берлоги, точно боясь, что откуда-то сверху вдруг свалится зомби и вопьется ногтями ему в лицо. Но вместо этого Виктору открылся знакомый вид — широкая улица, деревья, тротуары, грустные пустые окна старинных домов, стены каждого из которых хранили в себе больше интересных историй, чем, например, Канада.

Никаких признаков жизни. Такое ощущение, что город просто спал, или что Виктор попал на съемки фильма-катастрофы, и операторы вот-вот займут свои места на опустевших тротуарах. Кто-то скажет 'мотор', и начутся съемки... Хренушки, это скорее реалити-шоу, чем кино.

А что, если отсюда эвакуировали всех жителей, а Виктор проспал свой счастливый билет в какой-нибудь окруженный бетонной стеной и колючей проволокой лагерь для беженцев? Туда, где дают еду четыре раза в день и есть врачи. И женщины, наверное, тоже. Симпатичные и незамужние, а еще напуганные, нуждающиеся в защите. Эк, Витя, куда ж тебя несет-то...

Хотя, кто знает, где безопаснее. В эти лагеря — если они есть, конечно — наверняка набилось столько народу, что контролировать такую толпу никому не под силу. А ведь могут приезжать и малодушные зараженные, старающиеся этот неприятный факт скрыть, надеясь непонятно на что. И ведь скроют, с них станется, поди-ка, проверь каждого досконально — времени не напасешься. А потом такой городок, где кроме тканевых стенок палаток или картонных летних домиков нет никакой внутренней защиты, превратится в бойню, из которой так просто уже не сбежишь. Военные, охраняющие периметр, наверняка отступят — они-то ждут удара снаружи, а тут рвануло внутри. Солдаты тоже люди, хотят жить, хотят вернуться к семьям, их можно понять. Каково стеречь незнакомых тебе людей, когда родные голодают, забаррикадировавшись в доме и готовясь к медленной смерти.

Стоило немного постоять и внимательнее рассмотреть все вокруг, как стало ясно, кое-что все же изменилось. Во-первых, в доме напротив сгорели две квартиры, расположенные друг над другом. Огонь давно утих, и сейчас из очерченных неряшливой черной рамкой выгоревших окон в воздух поднимались слабенькие струйки бледного дыма, еле заметные при свете фонарей. Если бы Виктор в кратких перерывах между сном, лежанием на кровати и возлияниями не поленился выходить покурить на балкон, он, возможно, увидел бы что-нибудь интересное. А так, через задернутые шторы и пелену табачного дыма, которым здесь уже пропитался каждый уголок, много не разглядишь. Шум выстрелов и визг тормозов как-то быстро перестали удивлять и потрясать, словно так и должно быть. В любой другой ситуации они бы заставили Виктора выйти и посмотреть, что делается в мире, но не тогда, когда мир утратил для него всякую притягательность. Пусть горит, пес с ним.

Во-вторых, к прежним свидетельствам катастрофы — голубому Пежо и брошенной полицейской машине с распахнутыми дверями — добавился еще какой-то солидный джип, сваливший фонарный столб прямо на навес летнего кафе, от чего тот опасно прогнулся. Ну и, в-третьих, кто-то превратил стеклянные стены булочной на углу в груду осколков. Жаль, там были прекрасные круассаны. Виктор, конечно, не был экспертом в этой области, но ему нравилась выпечка из этого места— два шага от дома, и мягкий, теплый завтрак готов.

Единственное, что осталось неизменным, так это трупы тех, кого подстрелили сотрудники полиции. К счастью, их было невозможно изучить лучше — все открытые участки тела облепили мушки. Какая гадость!

— Туды ее в качель, значит, это все на самом деле, — Виктор задумчиво потер бороду. Раньше он брился через день или, в редких случаях, через два, а вот теперь уже больше недели не прикасался к бритве. Увидела бы его сейчас Лена — ох, досталось бы, она ненавидела щетину.

Виктор только что понял, что жена на самом деле слишком вмешивалась в его личное пространство, постоянно указывала, что надеть, как выглядеть. Даже сейчас он практически каждый свой поступок невольно подгонял под шкалу оценок, заданную супругой и совершенно не учитывающую его, Виктора, мнение. Самое худшее, что при этом в душе начинало ворочаться чувство вины, садня и без того ноющую рану.

Да, Виктор превратился в жалкого подкаблучника, но вот сейчас мир предоставил ему возможность научиться быть сильным, независимым. Может, тогда Лена поймет, что совершила ошибку, если им вообще еще доведется встретиться.

Кстати, о Лене. Надо бы ей позвонить, узнать хоть, как она, не чужой ведь человек. Ну и родителям, конечно. Кольнула совесть — за эти два (или все-таки три?) дня ни разу не звякнул старикам, они там, наверное, на валокордине сидят. Только бы живы были...

Виктор еще раз окинул безмолвную улицу взглядом и заметил, что на пятом этаже дома, расположенного выше по улице, горит свет. Так, минутку, совесть подождет.

— Да я здесь не единственный счастливчик, — обрадованно проговорил Виктор и сам удивился тому, как на смену унынию пришло воодушевление, да еще какое!

Он тотчас решил, что надо бы заглянуть в гости. Только к этому следует тщательно приготовиться. Вернувшись в квартиру, Виктор решил перво-наперво поставить вариться макароны и разобраться с телефоном, а уж потом переходить к важному делу. Заодно хмельной дух повыветрится, а на смену ему придет какая-никакая ясность мышления.

В соответствии с написанным на упаковке на счету симкарты уже было пять евро. На несколько звонков хватит, а там разберемся. Телефон преподнес Виктору приятный сюрприз — он был почти заряжен. Значит, не так уж и долго трубка провалялась в магазине.

Активировав симку, Виктор набрал смоленский номер. Прижав телефон к уху плечом, он помешивал макароны и слушал гудки, и с каждым новым к горлу подступал горький ком. Казалась, прошла целая вечность, прежде чем на том конце ответили.

— Да.

— Папа!

— Витя! — закричал отец. — Ты куда запропастился?! Ты ж нас чуть с ума не свел!

— Боря, ну-ка дай трубку, — послышался рядом суровый голос матери, спокойный, твердый и оттого особо устрашающий.

— Привет, мама. Извините, я тут был занят.

— Это чем же? — мать не сумела удержаться в образе железной леди, вот-вот сорвется на плач.

— Выживанием, чем же еще. У нас в городе, похоже, совсем никого не осталось. Только одно окно горит на всей улице, да и то непонятно, есть там кто живой или просто забыли свет выключить. А у вас как?

— Плохо, — бесцветным голосом ответила мама. — Добралось и до Смоленска несчастье. Дома сидим, продукты заканчиваются, а по улицам эти сумасшедшие разгуливают. Помнишь Рустама Ахметовича из третьего подъезда?

— Ну, предположим, — Виктор действительно смутно припоминал добродушного старика, каждый вечер прогуливавшегося с любимой дворняжкой по кличке Плюшка. Та, даром что пережила добрую половину своих 'дворянских' подружек, всегда источала такую энергию, какой не могли похвастаться иные щенки. Дети собаку любили, кстати...

— Даже его не пожалели, — вздохнула мама. — Голову ему разбили, сволочи.

— Убили, что ли?

— Убили, ой жестоко убили. Налетели вчетвером, свалили с ног, да он головой на бордюр и налетел, крови было... А потом меж собой драться-кусаться начали, и одному аж шею прокусили. А какой-то звук-то был, ужас, Витя, как страшно! Все это так страшно!

— Они никого не жалеют, — вздохнул Виктор, во всех красках вспоминая виденное накануне. — Они же не понимают, что делают, мама. Это болезнь, это точно хворь какая-то, пока нам непонятная.

— Ты-то там как?

— Я всем запасся, недели полторы-две точно протяну. А вот вам что делать? Буду думать, как помочь. Интернета еще нет, не взял с собой ноутбук, идиот. Но, думаю, и так понятно, что самолеты и поезда уже не актуальны.

— Да, в новостях вчера сказали, что отменили все рейсы.

— А что еще говорят?

— Сегодня уже ничего, — призналась мать. — Нет сигнала ни по телевизору, ни по радио. Вчера-то один канал только работал, да и то с перебоями. Еще бы лебединое озеро включили, болваны.

— Ладно, мам, я вам скоро еще позвоню, надо сейчас делами заняться.

— Да какие дела, Витя? Нету больше дел никаких!

— Есть, еще как есть. У вас еды на сколько дней?

— Ой, откуда ж мне знать, — вздохнула мать. — На три, четыре, может быть. Ну, еще есть соседи, вроде все живы-здоровы, по домам сидят. Дверь в подъезд заперта, никто не залезет. Надеюсь...

— Понял. Хорошо, мам, целую, папе привет. Не выходите никуда, даже на площадку, я что-нибудь придумаю. Будем на связи.

— Удачи, сынок, звони нам!

— Обязательно.

Следующей на очереди была Ленка. На сей раз томиться ожиданием не пришлось, жена ответила сразу.

— Алло, — холодный, но такой родной голос.

— Привет, Лен.

— Витя! — потрясенно воскликнула супруга. — Боже, Витя, где ты? Ты в порядке?

— Я в Париже, пока в порядке, но ситуация здесь невеселая.

— Да и у нас тоже, — призналась Лена. — Из Вашингтона зараза моментально по всей Вирджинии разбежалась, в Мэриленде тоже беда. Вообще, все выходит из-под контроля, полиции просто не хватает. Что происходит вообще, а...

— А ты сейчас где?

— В Бостоне, — кратко ответила жена, и в голове Виктора будто что-то взорвалось.

— С ним?

— Да. Не сейчас, Витя...

— Конечно, — легко согласился Виктор. — Просто хотел знать, жива ли ты.

— Как видишь, то есть, слышишь... Ты вернешься сюда?

— Как? Телепорт еще не изобрели.

— Ну да... Будем надеяться, что все как-то наладится. А ты зачем в Париж-то поехал?

— Да ведь сама знаешь. Хотя, признаться, жаль, что я поехал именно сюда — хотел ведь домой съездить, стариков навестить, вместо этой Франции. Сейчас был бы с ними, помогал бы, а то как на иголках — как они там.

Лена хотела что-то ответить, но осеклась и напряженно задышала в трубку. Виктор тоже не мог подобрать нужных слов, хотя неоднократно прокручивал в голове их возможный разговор, с каждым разом добавляя туда все больше едкой драмы. Правда, обстоятельства сейчас здорово отличались от тех, в его воображении.

— Мне очень жаль, — промолвила, наконец, жена неожиданно смягчившемся голосом и заговорила в странной, незнакомой манере, делая между предложениями многозначительные, но при этом явно не наигранные перерывы, словно осмысливая все сказанное уже в процессе. — Я видела записку, Витенька. Знаю, тебе сейчас больно. Это все так несправедливо... Но я очень надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся и спокойно поговорим.

— Ага. Только вот увидимся ли... Не уверен, что выберусь отсюда, но без боя не сдамся. В любом случае, удачи, — а вот Виктора голос подвел, да еще под конец разговора, предатель вшивый — сделался каким-то нетвердым, дребезжащим, в горле вдруг снова пересохло.

— Прости, Витя, — всхлип, шмыгание носом — неужто и впрямь переживает? — Я хотела все сказать... Но не успела. Береги себя!

Виктор положил трубку. Нарочито спокойно отцедил воду, высыпал макароны в тарелку, достал из холодильника кетчуп и щедро полил им свой холостяцкий холестириновый ужин. Как ни странно, руки не ходили ходуном — наоборот, они налились хмурой тяжестью, как и все тело.

Он все воспринимал отстраненно, от третьего лица. Реакция на стресс бывает и такой, когда становишься слишком спокойным, незыблемым, двигаешься плавно и четко, а в голове будто щелкнули лампочкой, там сделалось так светло, так чисто, так ясно. Похоже на затишье перед бурей, но, если взять себя в руки, то удастся эту самую бурю предотвратить, и именно этим и занимался Виктор, проделывая механические манипуляции со скудным ужином.

Надо же, как все повернулось. Люди вокруг все померли или чокнулись, а он, Виктор, больше всего переживает из-за не сложившегося брака. Все-таки странные существа эти люди, им бы больше думать о том, как дожить до рассвета, а они все о чувствах. Нестерпимо захотелось курить, и Виктор снова вышел на балкон.

Несмотря на долгие часы, проведенные перед монитором в силу профессии, зрение у Виктора было по-прежнему орлиное. Он не мог ошибаться — тот человек, в чьей квартире горел свет, тоже вышел на балкон! Спасибо уличным фонарям, продолжающих отважно разгонять тьму, хоть и некому оценить этого. А вот в России, где во многих городах уличное освещение включаются вручную лихим нажатием рубильника работником подстанции, по ночам теперь наверняка темень. Хотя, кто знает — за те годы, что он прожил в США, в родной стране многое могло поменяться.

Требовалось как-то обозначить свое присутствие, чтобы другой выживший заметил Виктора — вдруг он не такой зоркий и не видит, что в паре сотен метров ниже по улице тоже горит свет.

Кричать боязно, могут прибежать зомби. Этих дважды звать не придется, только покажись, и они тут как тут. На балкон, конечно, не взберутся, но могут запомнить, где прячется потенциальная жертва.

Виктор в панике заметался в поисках решения. Взгляд упал на фонарик, лежащий на ящике с инструментами. Только бы не сели батарейки, он же столько им не пользовался. Нет, работает! Виктор прибавил яркости и начал махать фонариком. Это, конечно, тоже может стать приманкой для зомби, но все же свет казался безопаснее звука.

Человек на балконе никак не отреагировал, а через пару секунд и вовсе скрылся в квартире. В отчаянии Виктор разразился благим матом (к счастью, только в своей голове) и опять закурил, положив фонарик на место. Как же теперь с ним связаться? Что ж, придется ловить незнакомца при свете дня, когда шансов на успешную коммуникацию точно будет больше. Можно, в принципе, сразу нагрянуть к нему в квартиру, чтобы не терять времени. Действительно, не выкликивать же его, стоя под окнами на виду у монстров. Но и пугать не хочется человека, а ну как шуганется и пальнет в незваного гостя. Только бы все это не пригрезилось, не оказалось похмельной галлюцинацией — такими темпами возлияний все возможно.

Внезапно где-то справа заметалось пятнышко света. Да это же тот самый парень (Виктор не сомневался, что это именно парень)! Он тоже принес фонарик и теперь обращался к Виктору! Все, точно пора собираться в гости. Одному все равно остается меньше шансов выжить, чем с кем-то в компании, да и тоска зеленая, не передать словами.

Довольный Виктор улыбнулся от уха до уха, еще раз на прощание помахал фонариком, щелчком отправил бычок на асфальт и, полный сил, начал приступать к приготовлениям. Наскоро уплетая остывшие остатки макарон, Виктор начал напряженно думать.

Первым делом нужно оружие. С этим, конечно, туго. Есть кухонные ножи, но для боя сгодится разве что один, разделочный. Виктор сомневался в его остроте, поскольку особо им не пользовался, но разве был выход? Где-то завялалась ножеточка, но поди найди ее. Неплохо бы заиметь что-то типа бейсбольной биты или лопаты, чтобы держать психов как можно дальше от себя, а то пока одного кромсаешь ножом, другой подскочит и достанет.

В каком-то фильме про живых мертвецов Виктор видел, как хрупкая девица охаживала безмозглых зомби тяжеленной чугунной сковородой. Таковых в квартире Виктора, увы, не водилось. Единственная тефлоновая сковородка была слишком легкой, такой непросто будет пробить голову. Хм, но ведь и одним ножом сыт не будешь — все-таки совсем не хотелось доходить до рукопашной на такой близкой дистанции. Наверное, Виктор еще не готов никого резать.

Решение пришло быстро — новая надежда придала сил и упорядочила мысли. Так, пластиковая швабра тоже никчемна. Можно попробовать заострить ее, но все равно в лучшем случае получится слабенькое одноразовое оружие. А вот ножка от табуретки вполне сойдет за небольшую дубинку. Была б она еще чуть тяжелее, эх... Но, в любом случае, ей точно можно отбросить жаждущего плоти зараженного, если ударить прямо по его пустой башке.

Виктору пришлось попотеть, прежде чем удалось отломить ножку -молодцы, хорошо приклеили. Длиной она была сантиметров сорок, а то и сорок пять, годится. Он подержал ножку в руках, пару раз взмахнул ей — а что, вполне увесистая и ухватистая, держать удобно, даже баланс неплох. Еще бы гвоздей в нее наколотить, но, во-первых, некогда, а во-вторых Виктор совсем не хотел видеть, что остается после удара таким оружием, даже у зараженного. Достаточно будет просто тюкнуть гада по тыковке, и он обмякнет.

Так, что у нас дальше по списку. Они кусаются. Надо бы позаботиться и об этом. Судя по термометру, на улице прохладно, двенадцать градусов, май в Париже нынче непривычно суровый. Можно нацепить на себя плотную рубашку и шерстяной свитер — Виктор не держал в этой квартире много вещей. Два слоя рукавов точно будут серьезным препятствием для зубов, так просто не прокусишь. Уподобляться герою Бреда Питта и наматывать на руки толстые глянцевые журналы Виктор не стал, это казалось бесполезным и нелепым. Да и изоленты здесь нет, это ведь дом для отдыха, и единственные инструменты здесь — крохотные молоток да тонкие кусачки с парой отверток.

Затем Виктор натянул джинсы и сунул ноги в тяжелые ботинки, которые он давно хотел выбросить, да все никак не решался — ему они очень нравились, а у Лены вызывали приступы тошноты. Что ж, с одеждой и 'оружием' все более или менее понятно.

Непонятно было только, брать с собой запасы, приобретенные в тот роковой вечер, или лучше идти налегке? Дорога, в общем-то, близкая, нужно пройти лишь три дома, то есть что-то около четырехсот метров. Но что, если Виктору встретится с десяток кровожадных тварей, а у того товарища нечем поживиться? Эх, выбор, выбор.

В итоге Виктор все же решил не тащить с собой никаких продуктов и в первый раз просто сходить в гости и пообщаться. Сожрут так сожрут, все лучше, чем куковать тут одному без всякой надежды. Если человек на том конце улицы попадется толковый, можно будет вместе вернуться к Виктору и выгрести все, что можно съесть и выпить. Так и безопаснее будет, вдвоем идти.

Поколебавшись и тщательно взвесив все 'за' и 'против', Виктор все же принял решение попытать счастья утром, сразу после рассвета. Не слишком хотелось рисковать жизнью в темноте — а вдруг у этих тварей зрение стало, как у кошек? Да и вообще, не стоит действовать вот так вот на эмоциях, жизненный опыт подсказывал, что спонтанные решения часто приводят к плачевным последствиям.

Как только последние сомнения развеялись, а внутренняя борьба прекратилась, Виктор облегченно выдохнул и начал обратно раздеваться, чтобы принять душ и поскорее заснуть.

Теперь оставалось дождаться солнца, и можно выходить. Самое главное — к страстному желанию выжить, свойственному всем живым существам на нашей планете, прибавилась долгожданная надежда выживать не в одиночестве, а в компании другого человека, а то и не одного. А с надеждой в сердце, как известно, человек способен на все. Или, как минимум, на многое.

12. Один

Когда на часах было без пятнадцати шесть, Томаш начал одеваться. Тело колотилось мелкой дрожью, пальцы рук и ног липко похолодели, как перед серьезной дракой. Унять тревогу не получалось, но, начав подготовку, Томаш сумел немного приглушить ее.

Самое главное — чтобы твари не прокусили ему кожу и не запачкали ее своей паскудной кровью, да и вообще любой контакт с зомби может стать последним. Томаш надел толстый свитер, с трудом найденный в пыльном шкафу, и старую кожаную куртку. Подумав, он замотался шарфом по самые глаза, напялил солнечные очки, потом понял, что в них неудобно, отбросил и, наконец, зачем-то натянул старую шапку. Интересно, она-то от чего защитит? Разве что от вредного и меткого голубя. Но с ней как-то спокойнее. Ох, жарко будет, конечно, но Томаш надеялся скинуть лишнюю одежду, как только доберется до машины друзей.

Тем временем на улице послышался звук мотора, один-единственный посреди моря тишины. Томаш метнулся к окну — да, это черный 'Гольф' Дамиана въезжает во двор. Друзья излишней пунктуальность не страдали, и Томаш подивился тому, что они приехали вовремя.

Черт, зараженных под домом поприбавилось! Сразу три бешеных кинулись к автомобилю, и Дамиану пришлось удирать от них по газону, оставляя на свежей траве темные проплешины. Каким-то чудом Француз успел заметить Томаша, высунуться в окно и вполне разборчиво проорать:

— Будем у пиццерии, дуй туда!

Машина вырулила из двора, зомби прекратили бесполезную погоню и остановились, с тупой злобой глядя вслед ускользнувшей добыче. Томаш команду понял и метнулся прочь от окна. Перед выходом он велел матери ни в коем случае не открывать шторы и тем более не выглядывать во двор.

— На балкон, само собой, выходить не вздумай, — твердил он. — Под окнами лежит пани Божена, и этого, поверь, лучше не видеть.

— Что? — встрепенулась мать. — Божена? Под окном? Она тоже...

— Была, да, но ее муж сбросил вниз, — нетерпеливо перебил Томаш. — Она чуть меня за собой не утянула, потому и говорю, чтобы ты из дома даже носа не высовывала. Просто слушай меня, мама, и все будет нормально.

— Радек ее сбросил?! Боженку?

— Он тоже стал ненормальным.

— Сынок, — всхлипнула Барбара. — Что вообще происходит?

Каждый раз, когда мать плакала, Томаш понимал, насколько она постарела. А он заставлял ее проливать слезы чуть ли не каждую пятницу, когда приходил под утро, едва держась на ногах. В эту секунду он себя ненавидел. Он обнял мать за плечи и произнес скороговоркой:

— Француз и Дамиан ждут меня и пиццерии, я должен бежать. Просто будь дома, не открывай никому, даже к дверям не подходи, сиди тихо, как мышка, и жди. Сейчас я выйду, ты запрешь дверь и обратно навалишь на нее шкаф, хорошо? Он тяжелый, конечно, но ты справишься. Вот и славно, идем!

Барбара протянула сыну плотную пачку денег, завернутую в пакет. Тот кивнул и убрал их во внутренний карман куртки, застегнув его на молнию.

Стараясь ступать бесшумно, Томаш подобрался к дверям, аккуратно отодвинул громоздкий шкаф и посмотрел в глазок. Чисто. Подождав для порядка несколько секунд, Томаш приоткрыл дверь и выглянул на площадку. Никто не бросился на него, никто не устроил засады, все было спокойно. Он посмотрел на маму, маленькую, уставшую и хрупкую, в мягком домашнем халате, и ободряюще улыбнулся ей. Она слабо улыбнулась в ответ бледными губами. Томаш отвернулся и шагнул вперед. Ноги сделались ватными и такими слабыми, что захотелось как можно быстрее сесть — казалось, они вот-вот подогнутся сами, и он упадет.

За спиной с тихим сухим щелчком закрылся замок. Томаш вытащил из-за пояса огромный кухонный нож для мяса, который не решился показывать матери, и сжал его в правой руке. Это придало уверенности — теперь он может быстро нанести смертельный удар. Вопрос только, хватит ли смелости бить живого человека ножом? Даже зараженного? Даже когда он рвется, чтобы убить тебя? Хватит.

Никогда прежде родной и знакомый подъезд не таил в себе столько угрозы, даже в детстве, когда Томаш с друзьями боялись старой и потемневшей от времени двери в подвал, из которого постоянно несло сыростью. Они были уверены, что там живет какой-то жуткий монстр, и если ребенок припозднится по дворе до темноты, то, стоит ему войти в подъезд и направиться к ступенькам, как чудище схватит его и утащит в сырую и затхлую темноту. Поэтому, заигравшись в футбол или прятки, Томаш всегда вихрем влетал в подъезд и старался как можно быстрее преодолеть несколько лестничных пролетов, чтобы скользкие щупальца подвального монстра не добрались до его лодыжек, не обвились вокруг них ледяным склизким змеем.

Тогда, в детстве, Томаш знал, что все эти чудища понарошку, и бояться их было просто забавно. А сегодня все по-настоящему, и это, черт подери, сводило с ума.

Он медленно спускался боком, мертвой хваткой вцепившись в рукоять ножа и стараясь не дышать. Сейчас он жалел, что жил на третьем этаже — до выхода пилить и пилить. Томаш боялся, ужасно боялся, и интуиция подсказывала ему, что победить страх можно только одним способом — действием. Он бросал взгляд то вверх, то вниз, готовый отразить нападение с любого направления, но пока все шло хорошо. Движение и пристальное наблюдение давали иллюзорное ощущение контроля, единственное противоядие для заставляющего цепенеть ужаса.

Второй этаж не таил в себе угрозы. Из одной из квартир доносилась приглушенная музыка и беззаботный смех — похоже, кто-то решил устроить пир во время чумы. Или кому-то было просто наплевать на все вокруг. Странно, что зомби еще не попросились к ним на огонек, громкие звуки вроде как привлекают их, а дверь у этих ребят все та же тощая древесина, как у Томаша и у Михалковских. Это дверь, это ширма.

— Идиоты обкуренные, — еле слышно процедил Томаш, с неприязнью глядя на дверь. — Хана вам.

Первый этаж. Здесь тоже ничего не вызывает опасений. Но только на первый взгляд. Одна дверь, справа, была приоткрыта! Томаш замер, им овладела нерешительность. С одной стороны, хотелось шустро и бесшумно проскочить, как мимо подвального чудища, а с другой он боялся, что незамеченным пройти не удастся, и упырь вопьется в спину. А то и запрыгнет сзади и укусит прямо в шею. Томаш представил, как на горле в сжимаются охочие до крови зубы зараженного, пережимая и рассекая кожу, а в лицо веет смрадом из напившейся невинной крови пасти, и ему стало нехорошо, настолько нехорошо, что подступила тошнота. Нет, нет! Хватит. Не время трусить, дома мама, она одна, она без него не справится.

Он спустился на ступеньку ниже, еще раз перехватил мокрой ладонью нож — рукоять немного выскальзывала. Томаш не сводил глаз с приоткрытой двери. Он чувствовал исходящую оттуда угрозу, и был готов ее отразить. Обычно его предчувствия оправдывались достаточно редко, так и оставаясь предчувствиями, но сегодня все было по-другому. Вредная бабка Ядвига с прытью, какой позавидовал бы ямайский спринтер, метнулась из своей квартиры навстречу, вылупив подслеповатые глаза и раззявив беззубый рот, исторгающий из себя пузыри зеленоватой слюны.

Томаш неуверенно взмахнул ножом, лихорадочно отступая и думая только о том, чтобы не споткнуться. Лезвие рассекло тянущуюся к нему руку старухи, и на серые ступеньки закапала кровь. Ядвига что-то шипела, испещренные тонкой красной сеткой белки глаз, казалось, были готовы вот-вот лопнуть. И тут Томаш разозлился по-настоящему, вид омерзительного и кровоточащего противника невероятным образом придал сил, как хищнику при виде сдающей добычи. Это уже не угрюмая 'старая торба', как многие звали Ядвигу, это — нечисть, самое что ни на есть порождение дьявола, и Томаш был готов дать отпор.

В нем не было такой ярости, даже когда он разбивал башку тому балбесу из Гдыни, что прогуливался с Натальей за ручку по набережной.

Он начал рубить тяжелым ножом, как рубили своими мачете отважные покорители джунглей, пробивая себе путь сквозь хитросплетения лиан. Он старался действовать быстро, прикрывая второй рукой лицо от прыскающей во все стороны крови и от слюны, что любой момент могла вырваться из пасти зомби.

Зараженная, еще вчера бывшая обычной пожилой женщиной, ворчавшей себе под нос на всех и вся, заверещала от боли дурным голосом, нечеловеческим. Теперь уже она пятилась, неуклюже пытаясь защититься, закрыться иссеченными и изломанными руками, но было поздно. Черт, плоть хрустела так громко! Нож-то оказался не только тяжелым, но и острым.

Томаш остановился, лишь когда Ядвига упала на пол у самой двери своей квартиры, так и не успев вернуться туда, в спасительную затхлость старушечьей обители, и затихла. Грудь Томаша вздымалась и опускалась, выдавливая из себя отрывистые хриплые выдохи. Он переводил помутневший взгляд с окровавленного ножа в своей руке на то, что осталось от соседки по подъезду. Нет, это все ненормально, этого не должно было быть! Порубленные дряблые руки, глубокие темнеющие борозды на обмершем лице, по которым застручились ручейки крови, водопадами скользящие по ступенькам вниз...

Сверху донесся топот. Кто-то бежал за ним, на шум! И Томаш знал, кто. Мало этой скотине, видимо, две жертвы за утро. А может, и больше — две только в их подъезде. Хорошо, что тот, первый, исчез.

Звук шагов приближался, и Томаш побежал. Он пинком распахнул подъездную дверь, у которой опять сломался магнитный замок, и не глядя по сторонам ринулся туда, где его уже ждали друзья. Боковое зрение ухватило труп пани Божены, и Томаш с трудом поборол пугающее искушение посмотреть на него. Нет уж, пусть очертания остаются размытыми, а сознание само дорисовывает картину.

Черт, напрямую к пиццерии не прорваться — несколько ублюдков маячат возле дальнего угла дома, придется в обход. Бегом, на тропинку, может, удастся проскочить. Хрен там! Заметили, твари, и откуда они только взялись?

Из кустов и с детской площадки за ним погнались сразу трое, еще один — точнее, одна, худосочная тетка лет сорока с гаком, почему-то не выпускающая из руки маленькую сумочку — припустила из рядошнего подъезда, выскочив из его темной прохлады, как чертик из табакерки.

Томаш бежал и бежал, чертыхаясь и понимая, что нужно было идти коротким путем и прорываться — маршрут, который он ошибочно счел безопасным, оказался самым коварным. Новые участники веселой охоты не замедлили присоединиться к развлечению.

Под аккомпенемент надсадно кряхтящего в разгоряченой груди сердца Томаш быстро оглянулся — по следу шло уже семь кровожадных чудищ. Их лица были искажены злобой и они, казалось, не знали усталости. Вообще. Томаш слышал лишь булькающее сбивчивое дыхание за спиной вперемешку с захлебывающимися хрипами, но почему-то силы покидали только его. Или же зомби просто не могли остановиться, даже если это нужно? Возможно, ярость гнала их вперед и будет гнать, пока не остановится изможденное сердце и зараженный не упадет, пробежав по инерции на подогнувшихся ногах еще с десяток метров.

Томаш петлял между машинами и ловко перескакивал невысокие ограждения, неприученные к движению мышцы отзывались острой болью. Дышать становилось невероятно тяжело, каждый вздох обжигал легкие, в голове стучали барабаны, глухие и темные. Томаш на бегу сорвал шарф и хотел было избавиться и от куртки, но вспомнил, что там лежат деньги. Лучше бы в трусы засунул, блин.

Ему все-таки удалось немного разорвать дистанцию — неутомимые зомби оказались не такими уж маневренными, особенно когда доходило до преодоления препятствий, например, забора или ограды. Ближайший, надоедливый сосед (да что же это такое, он что, воплощение сатаны?!), отставал на метров двадцать, а то и двадцать пять. Но он бежал быстро, кривя похожую на семафор раскрасневшуюся рожу, не то от чужой крови, не то от подскочившего давления. Томаш чувствовал, что перестает адекватно воспринимать действительность — краски тускнели, все как-то странно плыло, катастрофически не хватало воздуха, а ноги при этом стали какими-то подозрительно легкими, готовыми пробежать еще хоть целый марафон. Но эту гонку он вот-вот проиграет, бухающая в висках кровь прорвет какой-нибудь сосуд, и он умрет от внутреннего кровотечения еще до подхода тварей, распластавшись в нелепой позе на асфальте и бессильно наблюдая за тем, как они приближаются. Останется молиться, чтобы сознание успело угаснуть.

А вот и пиццерия, крохотное квадратное здание с огромной пластиковой пиццей на стене. Кто-то где-то кричал и верещал, кто-то за кем-то гнался, кто-то кого-то убивал. Улицы были полны насилия и страха, но все это проносилось мимо сознания. Томаш почти добрался до места, и он видел, что машины нет. Француз и Дамиан уехали! Оставили его! Все, теперь домой уже не вернуться.

Он сам не знал, зачем продолжает бежать. По следу шли только два зомби, включая упрямого соседа — остальные нашли себе другую, более доступную добычу, или просто махнули рукой. Из последних сил Томаш перебежал через пустую дорогу, по которой еще вчера проносились автомобили, и добрался до пиццерии. Твари были близко, они все-таки догоняли его. Но он не сдастся.

Томаш решил оббежать здание вокруг, затаиться за углом и встретить этих ублюдков с ножом, а потом уже думать, как попасть обратно, в квартиру. Но, едва он завернул за угол, как увидел фольксваген. Дамиан быстро завел мотор, и уже через пару секунд Томаш плюхнулся на соседнее сиденье — Француз молодец, заранее пересел назад. Видимо, ожидал, что за Томашом будет погоня. Зомби выскочили навстречу автомобилю, но Дамиан легко разминулся с ними и беспрепятственно выехал на дорогу. Пан Радослав лишь злобно щерился, похожий на запыхавшегося злобного петушка — тощего, всклокоченного и очень-очень злого. Он, гнида, как пить дать чувствовал, что жертва держится на честном слове и вот-вот можно будет пригвоздить ее к асфальту. А ведь сам как тяжело дышит, при каждом вдохе грудь так поднимается, как будто вот-вот лопнет.

— Твою мать, — просипел Томаш, стягивая куртку. — Думал, не добегу.

— Мы и сами уже не ждали, — признался Француз, с тревогой посмотрев на друга. — Ты как, в порядке?

— Угу. Едем к Козловскому?

— К нему. Нам тоже нужны волыны, — усмехнулся Дамиан и прибавил скорости.

Пот тек ручьем, заливая глаза. Футболка приклеилась к спине, а температура воздуха в кроссовках была выше, чем на поверхности солнца. Томаш избавился от куртки и кофты, но шапку, под которой короткие волосы слиплись, словно макароны, снимать не стал — не хотелось показывать друзьям седую башку. Они хоть и сами те еще храбрецы, но случая подтрунить над приятелем не упустят.

Дамиан вел машину уверенно, лихо обходя время от времени попадавшиеся препятствия в виде пустых автомобилей и трупов, многие из которых были истерзанные, с переломанные конечностями, синие и вызывающие первобытный ужас. Через десять минут съехали с кругового движения и оказались в соседнем Сопоте.

— Ну и дела, — протянул Томаш, наблюдая за происходящим вокруг, а потом глубокомысленно добавил. — Курва ма-а-а-ть...

Зараженные были везде — гонялись за прохожими по улицам, врывались в подъезды, прыгали на машины. Машин, впрочем, было уже совсем немного, и водители старались ехать как можно быстрее, махнув рукой на правила. Это помогало миновать расправы от рук зомби, но повышало вероятность аварии с летальным исходом — шанс столкнуться с такими же торопыгами, не глядя вылетающими со второстепенных дорог, был велик.

Свидетелями столь трагичного события и стали Томаш с друзьями — из неприметного двора на главную выскочил красный потрепанный жизнью Опель, преследуемый добрым десятком зараженных. Он едва разогнался и внезапно впечатался в бок миниатюрному Смарту. Смарт, машинка размером чуть больше скутера, ехал слишком быстро, поэтому водитель не успел отреагировать на угрозу. В итоге малыш отлетел и кубарем покатился к обочине, несколько раз перевернувшись и остановившись на противоположной стороне дороги. Сработали подушки безопасности. Больше того, водитель остался в сознании.

Правда, у него явно были повреждены или зажаты ноги — он тщетно пытался выбраться в течение нескольких долгих секунд, пока на него не накинулось несколько только и ждавших подходящего момента зомби. Они вытянули руки, залезли в окно, наплевав на острые осколки стекла и сочащиеся кровью раны, и начали выковыривать жертву. Каждый тянул парня в свою сторону, а он орал, как резаный, и от боли в ногах, и от страха, и от того, что смерти уже не миновать.

Водителю Опеля повезло меньше — он то ли потерял сознания от сильнейшего удара об руль, то ли вовсе сразу испустил дух. Хотя, может быть, ему как раз наоборот повезло. Психопатичные чудики на него и внимания не обратили, сосредоточившись на карликовой немецкой машинке.

— Пристегиваться надо, — покачал головой Француз. Этого бегемота хрен проймешь, тут люди как мухи мрут, а ему до лампочки. Але, гараж, это уже не кино! Это еще похуже, чем русское вторжение, о котором четверть века без умолку кудахтали по телевизору. Хотя, кстати сказать, в какой-то степени это оно и есть — гадкая болячка-то пошла оттуда.

Зомби с удовольствием дрались и друг с другом. Иногда кроваво и отчаянно, с таким неистовством, словно не убивать они уже не могли, словно это стало залогом их жизни. Но Томаш подметил одну вещь — такое поведение наблюдалось далеко не у всех чудиков. Некоторые вполне себе мирно бродили и слаженно, группами бросались на замешкавшийся транспорт или мелькнувшего во дворах меж домами прохожего. Что-то изменилось.

— Это ж зоопарк какой-то, — продолжал комментировать Француз. — Хотел бы я знать, что за мысли крутятся в их расплавленных мозгах.

— А ты подойди да спроси, — хохотнул Дамиан, тщетно пытаясь подражать спокойному, как удав, приятелю — это он с виду только такой крепыш да качок, на деле обычный 'чипа', так в Польше зовут трусов, тех, кто горазд шлепать языком попусту и строить из себя крутого.

— Кстати, почему по объездной не едем? — полюбопытствовал Томаш, помалу приходящий в себя.

— Потому что все туда прут, может быть пробка, да и вроде кто-то уже говорил вчера по радио, что там затор. Кстати, ты может шапку свою дурацкую снимешь?

— Отхлынь, — огрызнулся Томаш, поправив взмокший головной убор, под которым волосы слиплись, как не размешанные вовремя макароны. — На дорогу смотри.

Ехать надо было далеко, до городка под названием Реда. Томаш боялся пробок, но главная улица, идущая через Гданьск, Сопот и южную Гдыню была очень широкой, а машин попадалось все меньше.

Томаш вспомнил, что надо позвонить Наталье — не время больше играть в обиженных. На счастье, сотовая сеть снова работала стабильно. Похоже, тех, кто ее перегружал, уже превратили в безмозглых болванов, и теперь можно спокойно звонить и отправлять сообщения.

Еще вчера вечером телефон Натальи был выключен, но теперь она была доступна. Волна облегчения прокатилась по телу, сменившись волной тревоги.

— Томаш?

— Привет, детка. Ты в порядке? Не спишь?

— Сплю? Нет, нет, не сплю... Я в порядке, а вот папа и Марчин...

— Укусили? — встревоженно спросил Томаш, отрешенно глядя, как здоровенный дядька на тротуаре сидел на тощем пацаненке и с хрустом долбил его голову огромным булыжником.

— Да, — Наталья ожидаемо захныкала. — И до мамы не могу дозвониться, она вчера в Варшаву уехала к подруге. Телефон не отвечает.

Томаш прекрасно понимал, что это означало, но ему хватило ума не озвучивать свои домыслы.

— Ты сейчас где?

— Дома.

— А отец твой с братом?

— Не знаю, были во дворе, но уже с полчаса, как пропали. Что мне делать, Томаш?

— Я за тобой приеду, через пару часов, — буркнул Томаш, и тут же сердито добавил. — А ты почему сама-то не позвонила? Телефон выключила.

— Да я как-то растерялась, — новые всхлипывания, на сей раз более громкие и какие-то гнусавые, ну что за истеричка. — Забери меня, пожалуйста.

— Конечно, пупсик, не плачь, закройся в своей комнате и ни шагу на улицу, поняла?

— Ага, поняла. Мне страшно.

— А мне-то как страшно! Но я ж сказал — вытащу тебя, потерпи маленько. Давай, до встречи. Я совсем скоро буду.

— Жду, Томек, поспеши, пожалуйста...

Ждать она будет, ага. Томаша охватила злость — чем же она, стерва, раньше думала? Могла бы позвонить, точно могла. Хотя, если ее папашу и дебила-братца покусали эти психопаты, тогда, наверное, правду говорит. Странно, что у нее крыша не поехала. Хотя может, что и поехала, по телефону же не поймешь.

К зараженным, устроившим кровавую баню на всех улицах города, Томаш вдруг потерял всякий интерес. Он не то, чтобы привык — к такому никогда не привыкнешь — просто их вид перестал так шокировать. Носятся, дерутся, плюются и кусаются, и пусть, только меня не надо трогать. Интернет успел подготовить его к разливающемуся по грешной планете безумию, после Интернета вообще ничему не удивляешься.

В Гдыни все было совсем плохо. Один раз Дамиан едва успел прибавить газа и уйти из зоны поражения — три полицейские машины перекрыли встречную полосу и отстреливали зомби, которые лезли и лезли, как в тире. Дамиан был хорошим водителем, его отец когда-то числился в гонщиках-любителях и научил сына кое-каким вещам. Гольф задорно ревел мотором и виртуозно огибал зараженных, не давая им сделать ровным счетом ничего и крепко цепляясь за дорожный асфальт. Несколько плевков от разъяренных зомби оставили на стеклах тошнотворные зеленые кляксы, но с этим как-то можно было смириться.

Очень много автомобилей направлялись в сторону Румии и Реды — выжившие бежали из города, ломились на север, начисто игнорируя правила движения. Другие заезжали на эстакаду моста и мчали на юг, по хорошей современной автостраде, которая еще вчера была платной. Сегодня, понятное дело, никто плату брать не станет. Как сообщил Француз, народ валил в Щецин и оттуда в Германию, надеясь, что там будет безопаснее. Кто-то слышал информацию о лагерях для беженцев, охраняемых бойцами НАТО. Представитель Северо-Атлантического Альянса о Польше не сказал ни слова, хоть Польша и была одним из самых крупных государств Европы и, как заявляли американцы, очень важным союзником США. Как всегда, западные партнеры оставили свою восточную союзницу один на один с бедой. Чего скрывать, янки пользовались поляками и их землей, потому что отсюда можно легко гадить кацапам в утрееннюю кашу. Прибалтика не в счет, это и не страны, так, поселки. Особенно Литва, которую Томаш вообще воспринимал как часть Польши, по недоразумению называющуюся отдельным государством. Так что на роль красной тряпки для России годилась только Польша. До Томаша только что дошло, что для вашингтонских начальников эта тряпка не только красная, но и половая.

Когда Гдыня осталась позади и до квартиры Козловского осталось не больше километра, на дорогу с моста вдруг сиганул зараженный. Он явно планировал грохнуться на крышу автомобиля, а потом выковырять оттуда добычу. Дамиан заметил движение боковым зрением и едва успел притормозить и вывернуть руль вправо. Зомби — молодой тучный паренек — со свистом пронесся мимо и неуклюже шлепнулся на асфальт, поломав себе ноги. Упади он на машину, всем пришлось бы худо.

— Мне придется покружить по району, чтобы отвести этих ублюдков подальше, — нарушил молчание Дамиан. — Француз, звони Кубе, пусть готовится и прикрывает нас из окна. Соседи в полицию не позвонят, пусть не боится.

Француз полез за телефоном.

— Привет, Козловский. Да-да, мы уже подъезжаем. Покатаемся немного по округе, оттянем их от твоего дома. Ну, а ты прикрывай наши задницы из окна. Круто я сказал, да? Ненавижу, мля, зомби — прям как у Гая Риччи, — Француз мерзко заржал над откровенно несмешной шуткой, вызвав недоуменные взгляды Дамиана и Томаша. — Ладно, отбой.

Зараженных здесь оказалось не так уж и много, за машиной погналось едва ли больше десяти человек. Дамиан специально снизил скорость и шел чуть медленнее тридцати километров в час, чтобы зомби не теряли цель из виду и не прекращали преследование. Их следовало подбадривать, как ослика морковкой.

Гольф кружил между однотипными четырехэтажными домами, симпатичными и аккуратными. Этот новый благополучный район сдали пару месяцев назад. Томаш сам подумывал о том, чтобы перестать пропивать родительские деньги, устроиться на работу и снять здесь квартирку с Натальей, но, как-то не сложилось.

— Ладно, рули уже к Козловскому, — махнул рукой Француз. — И так далеко отъехали.

Дамиан резко развернулся и ускорился. Не доехав до зомби, он свернул в арку, а потом направо, и поехал еще быстрее. Таким образом, до дома Козловского друзья добрались без хвоста. Сам Куба с сигаретой в зубах и заляпанной жирными пятнами майке уже высунулся в распахнутое настежь окно и помахал черной винтовкой. Смуглый, высокий и худой, как палка, он напоминал мексиканского наркобарона. Сходство Кубе нравилось, и, дабы усилить его, он отрастил себе характерные тонкие усы.

— Давайте, девочки, по одной, — гаркнул Козловский, загоготав. — В подъезде чисто, код двадцать три четырнадцать.

Все трое выскочили из авто и подбежали к крыльцу. Француз уже вводил код, когда над головами друзей грянул гром выстрела.

— Сука! — заорал Павел, от страха поспешивший и нажавший на какую-то лишнюю кнопку.

— Давай заново и успокойся, — процедил Томаш, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Козловский шлепнул бешеного, все нормально.

Ну и зрение у этого доходяги, с удивлением подумал Томаш. Сам он никого не видел, пока Козловский не нажал на спуск. Одновременно со звуком выстрела что-то шевельнулось и упало на землю в кустах в метрах пятидесяти.

Наконец, бестолковый Француз ввел верный код, и друзья оказались в подъезде. В большинстве домов в Польше подъездные двери почти целиком состояли из стекла, поэтому говорить об их пользе в такой ситуации не приходилось. Любой зараженный, даже самый хилый, сможет выбить стекло и войти внутрь, если захочет. Если захочет... Интересно, а хотя ли чего-нибудь вообще эти твари, кроме чужих жизней?

Квартиру себе Козловский оттяпал знатную — трехкомнатная, обставленная с размахом дорогой мебелью и современной техникой. Томаша всегда удивлял этот жулик, как ловко он приторговывал наркотой и оружием прямо под носом у полиции. Причем Якуб Козловский держался на плаву уже очень долго — с самого низвержения коммунистического строя. А все началось с торговли травкой, когда Кубе было всего шестнадцать.

— Давай, заходим, — Козловский впустил друзей внутрь, потом высунул башку в подъезд и осмотрелся.

Не обнаружив опасности, Куба довольно крякнул и захлопнул дверь.

— Сегодня тут носились, — пояснил он, кивком указывая на лестничную площадку. — Пришлось подняться на этаж выше и потратить целый магазин. Не очень-то хочется, чтобы эти сукины дети начали ломиться ко мне, эта долбаная дверь даже от моего пердежа дрожит. Вот ведь давно знал, что надо ей заняться, да так и протянул.

— А что, они могут вломиться? — осведомился Дамиан.

— Да, еще как, — ответил Козловский, откупоривая бутылку водки. — Как раз на четвертый этаж сегодня заглянули на огонек, к молодоженам. Те, видать, не натрахались еще, твари их прямо в койке искусали и избили, а потом меж собой начали что-то выяснять.

— И что, выяснили? — по-свойски спросил Француз, плюхаясь на кожаный диван.

— Не успели. Двоих в голову, третьего в сердце, — не без гордости отозвался Куба. — Я не верил во всю эту хрень с укусами и прочей мистикой, что там в Сети такие, как вы пишут, так что решил молодым помочь. Парень пошел в ванную мыться — ему еще морду расквасили, нос сломали, кровища моря. А девчонка его в одеяло закуталась и давай тихонько хныкать. Симпатичная, зараза. Я с ними посидел минут пять да думал идти, а она раз — и отключилась. Ну, кинулся я за бойфрендом, стучусь в ванную, а тот молчит. А потом как заколотит в дверь! И давай что-то орать. Да так сильно бил, гнида, что дверь чуть не вылетела к чертям. Ему, чтоб открыть, надо было просто ее на себя потянуть, а он так и не догадался.

— Голливуд прямо, — восхищенно покачал головой Дамиан.

Томаш с неприязнью посмотрел на него. Еще один псих, ничуть не лучше зомби. Что он, что Француз — для них это все как игра, как новая стрелялка из магазина. Невдомек болванам, что все только начинается, и что скоро им придется решать проблемы посерьезнее нынешних.

— Ну и я говорю! А тут еще чувствую, что сзади кто-то топчется. Оборачиваюсь, а там красотка в неглиже с дикими глазами, из комнаты выпорхнула и на меня нацелилась. Я сразу сообразил, что тут почем, и шарахнул ей по лбу. А потом, чтоб подстраховаться, прямо через дверь остатки обоймы в ее хахаля высадил. Тот тихонько похрипел и умолк. Вот такое у меня утро, блин. Как тут не пить?

Куба снова присосался к бутылке. Затем, утолив жажду и вернув себе хорошее настроение, он окинул друзей слегка помутневшим взглядом и спросил.

— Кстати, а вы что конкретно хотели-то?

— Я ж тебе звонил, — раздраженно сказал Француз. — Три пушки...

— Ты что, думаешь, один такой, кто мне звонит, идиот?! Только до вас двое клоунов были уже, — вдруг вспылил Козловский. — Какие пушки? Что предлагаешь за них?

— Мы ж договорились, — Француз назвал сумму.

— Не, — просто ответил Куба. — Деньги уже не нужны никому.

— Что? Ты ж сам сказал...

— Так это когда было? Вчера вечером, когда я был под мухой и ни хрена не понимал, что творится. А сейчас, хоть я и не протрезвел до конца, но уже допетрил, что всему пришел звездец, и деньгами теперь можно или подтираться, или костер разводить. За них даже шлюху уже не купишь.

— А что ты хочешь?

— Машину, — пожал плечами Куба. — Она у вас далеко не новая, так что за один ствол пойдет. Нужно еще оружие — пригоните что-нибудь поинтереснее.

— Мы за каким чертом сюда пилили?! — в Томаше начала подниматься ярость.

— Да мне по барабану, — пожал плечами Козловский и с невозмутимым видом в очередной раз припал к тающей на глазах водке. — Можете идти прямо в задницу.

Дамиан вскочил, намереваясь броситься на лживого паршивца, но тот ловко отставил бутылку и стремительным движением поднял ствол винтовки. Он смотрел прямо в грудь Дамиану, и тот был вынужден остановиться и ограничиться свирепым взглядом.

— Так, а ну-ка на выход, джентльмены, — Козловский улыбнулся, и его усы противно затопорщились. — Не нравитесь вы мне, буяните что-то.

Он стоял спиной к балкону, Томаш же сидел аккурат напротив него и все видел. Видел, но не успел никого предупредить, все произошло слишком быстро. Два зараженных мастерски спрыгнули с балкона этажом выше и оказались прямо за Козловским, который так и целился в Дамиана.

Звон стекла, крик. Козловский пытается обернуться, но делает это чертовски медленно, и зомби, высоченный мужик в дорогом пиджаке, сбивает его с ног в невероятном броске. Оружие Кубы, старая винтовка М14, вылетает и падает прямо под ноги Французу, который, увы, не успеет воспользоваться подарком, потому что прямо на него как танк прет еще один зомби, кряжистый седой дядька со сломанным в двух местах носом, распухшим и ставшим вдвое больше, чем положено.

Француз орет, зараженный бьет его кулаком в лицо. Француз поднимает руки, закрывается, и зомби жадно, с хрустом впивается зубами в его запястье. Павел кричит еще громче, и ему вторит Козловский, которому вырывают ухо, заливая дорогой паркет мутной кровью.

Томаш помотал головой, сгоняя оцепенение. В руке оказалась бутылка водки, ополовиненная Козловским, и Томаш обрушил ее на голову твари, сидящей на Французе. Удар пришелся вскользь — в последний момент зомби немного дернулся. Так или иначе, зараженный переключил свое внимание на нового противника, который начал нерешительно пятиться.

Дамиан, не издав ни единого звука, выскочил в коридор, открыл дверь и сделал шаг на площадку, явно намереваясь удрать и бросить товарищей. Но, похоже, кто-то встал на его пути. Судя по сполошным крикам, зомби не оставили ему шанса.

В голове Томаша в фоновом режиме пульсировала тревожная мысль, что твари устроили настоящую засаду. Ударили с балкона, потом подстерегли там, куда, предположительно, должны отступать жертвы. Тем временем зомби пер на Томаша, расставив руки и ощерив зубы. Его верхняя губа, прикрытая жиденькими слипшимися усами, мерзко подрагивала, а изо рта непрерывно вылетали капельки слюны, смешиваясь с идущей из носа и рассеченной брови кровью. Слюна. Он же может плюнуть! Не дать сделать этого, ударить первым.

Томаш размашистым движением снизу зарядил бутылкой зомби прямо в челюсть, и на сей раз попал, как надо. Голова зараженного откинулась назад, он потерял точку опоры и свалился на паркет, и Томаш ударил еще раз. Бутылка раскололась о макушку крепыша, и тот обмяк. Возможно, умер, а может, просто потерял сознание. Томаш вытер о штаны руки, залитые остатками водки, и осмотрелся.

Француз встал на ноги, кривясь и сжимая рану на запястье здоровой рукой. Козловский уже не шевелился. Он был мертв. Из прокушенной шеи выбежало столько крови, что на полу уже образовалось бордовое озеро. Убийца торговца поднялся с бездыханного противника и замешкался с выбором новой жертвы.

Все это время истошно вопил Дамиан. Он пытался захлопнуть входную дверь, но зомби уже просунули свои руки и громко орали, иногда перекрикивая его. Всем своим существом они хотели дотянуться до жертвы, их не останавливала даже боль.

Тем временем зараженный выбрал Француза — наверное, решил, что раненого добить легче. Томаш же воспользовался моментом и поднял винтовку, оброненную Козловским. Он немного разбирался в пистолетах и револьверах, но это оружие знал только по играм. Томаш понятия не имел, сколько патронов в магазине и взведена ли винтовка, он просто вскинул ствол, упер его в спину зараженного, повисшего на выставленных перед собой толстых руках Француза, и нажал на спусковой крючок.

Выстрел бабахнул настолько громко, что от неожиданности заложило уши. Отдача ушла в плечо, да так сильно, что Томаш сразу понял, что болеть будет очень долго. Он никогда не стрелял из такого оружия, поэтому впопыхах не сообразил, что надо было упереть приклад в плечо.

Зомби всем своим немалым весом свалился на переставшего что-либо соображать Француза. К счастью, пуля не прошла навылет, и Павел не пострадал, а вот зараженный мгновенно распрощался с жизнью.

— Томаш, помоги, — орал Дамиан, из последних сил удерживая дверь. Кто-то из зомби плюнул ему прямо в глаза, и тот жмурился, пытаясь вытереть слюну о рукав порванной кофты. — Ай, щиплет, ничего не вижу левым глазом! Сейчас залезут ведь!

— Француз, давай со мной, — Томаш выскочил в коридор и, особо не целясь, трижды выстрелил в зомби, лезущих в квартиру, едва не зацепив при этом Дамиана.

Ему не удалось разобраться, сколько их там ломилось, но, получив отпор, зараженные отступили. Дамиан захлопнул дверь и дрожащей рукой запер ее на замок. И он, и Томаш начали напряженно слушать тишину, ожидая, что она прервется новой атакой. Но этого не случилось. Топот убегающих тварей давно уже стих, бояться было нечего.

Томаша снова неприятно кольнула мысль, что зомби действуют подобно хищникам на охоте. Ему почему-то не верилось, что этот штурм квартиры носил стихийный характер. Томаш своими глазами видел, как зараженные спустились на балкон Козловского — они повисли на руках, чуть ли не синхронно качнулись и буквально влетели в квартиру Кубы, как заправские акробаты. Так что, выходит, они разумны? Нет, конечно, не похоже. Но наблюдения, собранные за эти полтора часа, серьезно настораживают.

— Француз, ты как?

— Херово, — Павел сидел на полу, баюкая покусанную руку. — Все, трындец мне, ребзя. Живот, мля, свело так, что я щас кишки выплюну.

Кровь из укуса уже почти не бежала, но Француз менялся на глазах. Его лицо покраснело, как от натуги заслезившиеся глазки забегали, язык постоянно нервно облизывал высохшие губы. Томаш стеклянными глазами уставился на друга, понимая, что не может ему помочь.

— Тебя же укусили, — дрогнул голос у Дамиана.

— А в тебя плюнули, — мрачно ответил Томаш. — И чего у тебя кофта вся порвана? Тоже ведь цапнули, да?

— Пытались, да не вышло, — нервно ответил Дамиан — Нехорошо мне что-то.

И тут его обильно вырвало. Это стало последней каплей. Томаш понял, что избежать того, чего он так боялся, не удастся. Сразу два приятеля превратятся в зомби на его глазах, с минуты на минуту, и он ничего не может для них сделать.

Сранно, но никаких эмоций, он не чувствовал. Никакой горечи, никакой боли, ничего. Посмотрев на Дамиана, который пару минут назад порывался бросить его и Француза и смыться на машине, он спокойно сказал.

— Давай ключи от машины. Вы остаетесь здесь.

— Что? — Дамиан вытаращил глаза, Павел же просто опустил скорчившееся от боли лицо. Кажется, он теряет сознание, это очень плохой знак. Надо скорее смываться, надо уходить прямо сейчас!

— Давай ключи, сука, иначе я тебе прямо сейчас мозги по стенке размажу, — Томаш сам удивлялся своему спокойствию. Эх, если б он раньше умел так говорить, давно бы стал самый крутым в своем районе. Ни один мускул не дрогнул, наоборот, каждая клеточка тела исполнилась решимостью, а винтовка в руке придавала такой уверенности, какой ему испытывать прежде не доводилось.

Дамиан замахнулся для удара, но Томаш был готов к этому. Стремительный взмах, и приклад винтовки встретился с квадратной челюстью предателя. Сухой шлепок, и Дамиан упал, держась за лицо.

— Сейчас выстрелю, — предупредил Томаш. — Ключи.

Выплюнув кровавый сгусток с куском зуба, Дамиан полез в нагрудный карман рубашки и дрожащими пальцами с третьего раза достал заветные ключи, разъяренно глядя на Томаша. Когда он вытянул руку, рукав рубашки немного поднялся, и взору Томаша предстали аккуратные следы зубов.

— Ты еще и обмануть нас хотел.

Новый удар опрокинул Дамиана на спину. Он даже не пытался защититься.

— Брось ключи на пол и ползи в ванную. И закройся там. Ты все равно уже не жилец.

Дамиан подчинился. Поднявшись, он нетвердой походкой направился в ванную комнату и честно закрыл зверь, а потом и запер — это подтвердил металлический щелчок щеколды. Вздохнув, Томаш утер со лба пот, аккуратно поднял ключи, осмотрел их на предмет крови и положил в карман джинсов, а после перевел взгляд на Француза. Тот будто уснул — сидел, привалившись к стене, голова свесилась на бок, лицо разгладилось. Даже вроде посапывал негромко. Жаль, что блаженная дремота продлится недолго.

— Ты, конечно, был придурком, но ты мой друг, — сообщил Томаш обмякшему Французу и выстрелил, на этот раз прижав приклад покрепче. Больно, но пока терпимо.

Француз дернулся, голова метнулась влево, как от крепкой затрещины, на молочно-белую стену выплеснулась серая клякса мозга, и тело лучшего друга сползло на пол. Томаш достал магазин — из десяти патронов осталось четыре. Со щелчком он вернул его на место. Теперь надо поискать еще какое-нибудь оружие и патроны. Он старался не косить глазами на мертвого Француза, чье лицо превратилось в кровавую маску — все боялся, что вид мертвого друга вдруг станет невыносимым — не вечно же Томашу быть таким непробиваемым.

В это время из ванной комнаты донеслись какие-то звуки. Дамиан очнулся, кидала. К нему Томаш не испытывал ни малейшей жалости. Он лишь продолжал удивляться предельной ясности собственного мышления, никогда прежде он не соображал так четко.

За десять минут Томаш обшарил все шкафы в квартире Козловского, но, увы, кроме старого ТТ польского производства и двум магазинам к нему ничего обнаружить не удалось. Самое главное Козловский хранил в сейфе в соседней комнате, доступа к которому у Томаша не было и теперь уже и быть не могло — кодовый замок знал только владелец, а пытаться угадать комбинацию или взломать стальную махину было глупой идеей. И с собой ее не заберешь, слишком тяжелая.

В любом случае, уж лучше пистолет, чем ничего, тем более что за ним Томаш сюда и приехал. Внезапно его озарила интересная мысль. Томаш брезгливо обшарил карманы штанов Козловского, стараясь не запачкаться в его крови, и обнаружил полный магазин к винтовке — логично, ведь Куба с самого утра с ней не расставался.

Находка подняла Томашу настроение. Кроме того, на M14 должен быть калибр 7,62 миллиметра, такие патроны наверняка можно будет раздобыть у тех же полицейских. Наверняка многие участки никто не успел обчистить — большинство граждан слишком законопослушны, чтобы даже подумать о таком. Хотя, нет, большинство граждан теперь зомби, так вернее!

Томаш подошел к двери в ванную комнату и прислушался. Он вспомнил, как Козловский каких-то двадцать минут назад хвастал, что изрешетил зараженного прямо сквозь дверь. Выпускать Дамиана наружу, чтобы прострелить ему башку в коридоре, Томаш не планировал, а оставлять вот так все же показалось гадким. Одно дело, если бы Томаш успел уйти до того, как друзья обратятся. Раз уж не успел, значит, надо расстаться достойно.

Вздохнув, Томаш легонько пнул по двери носком, и зомби тут же начал колошматить по ней. Дамиан крепкий парень, завсегдатай тренажерного зала, так что хилая деревянная преграда долго не продержится. Томаш взял прицел примерно на уровне грудии дважды выстрелил. А вот теперь плечо заныло совсем уж остро и жалобно, из груди даже вырвался вскрик.

Грохот и стук падающего тела — попал. Теперь пора и о себе подумать. Потирая плечо, Томаш вернулся в гостиную и ткнул прикладом крепыша, об чью голову он разбил бутылку с водкой. Тот не подавал признаков жизни. Надо же, сегодня Томаш убил, как минимум, трех человек, а то и больше — он так и не знал, скольких зомби он подстрелил насмерть из тех, кто охотился за Дамианом.

Вид с балкона не вызывал опасений — никаких подозрительных субъектов поблизости не наблюдалось. Только где-то вдалеке, в паре сотен метров, кажется, бродил один, медленно удаляясь. Спокойствие бывает обманчивым, в тихом омуте зомби водятся, так что ухо надо держать востро.

Неуклюжим движением Томаш сменил обойму в винтовке. Он посмотрел в глазок — площадка, как и двор, пустовала. Затем осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Никого. Только тихонько завывает ветер, врывающийся в подъезд через разбитое окно. Убежали, явно убежали.

Он вышел на клетку. Все вокруг в крови. Ниже на ступеньках лежал подстреленный им зомби, прижимая руки в пробитой груди. Значит, одного все же прикончил. Четыре трупа за одно утро! Томаш на секунду задержался, не решаясь перешагнуть через мертвеца — ему все казалось, что тот схватит его своими остывающими пальцами за ногу и вопьется зубами в лодыжку. В итоге он перепрыгнул чуть ли не половину ступеней и с громким шлепком приземлился на площадку, с пальцем на пусковом крючке, готовый стрелять в любой момент. Нет, никого. Черт, эти твари точно не такие уж тупые. Уж если они по балконам скачут, как макаки по джунглям... Томаш внезапно подумал о своей маме, которая осталась одна в квартире. А если запрыгнут на их балкон? Она ведь совершенно беспомощна.

Эта мысль заставила поторопиться. Томаш выскочил на улицу, быстро осмотрелся, открыл машину, сел и заблокировал двери. Через мгновение заурчал мотор. Он глянул на датчик топлива и удовлетворенно выдохнул — почти полный, катаемся до упаду.

Теперь надо забрать Наталью, потом быстро добраться до магазина, закупиться продуктами и ехать домой. Понимая ценность каждой секунды, он с лихо выехал с парковки и помчался на юг, в сторону Гданьска.

13. Супермаркет

У меня одного не было пистолета, и я вооружился баллонным ключом — приснопамятный черенок мы позабыли в четверке. А что, ключ тоже годится — в руке лежит удобно, прочный и достаточно тяжелый, чтобы проломить черепушку. Только я руками махал в последний раз классе эдак в девятом, так что боец из меня еще тот.

Вот тогда-то мне захотелось пневматический пистолет, ой как захотелось. В Челнах я нос воротил, думал, что ерунда это все, не больно и не нужно. Еще как нужно, особенно когда так не хочется сближаться с этими гадами даже для того, чтобы садануть им ключом по башке.

В супермаркете было светло — электричество по-прежнему исправно подавалось из дожигающей последнее топливо станции. При нашем приближении автоматические двери разъехались в сторону с легким стеклянным дребезгом. Тревожно озираясь, мы вошли внутрь.

В голову настырно лезли типичные для зомби-ужастиков клише — сцен с большими магазинами хватало практически в каждом фильме. Неужели тогда идея стать героем таких событий казалась привлекательной? Казалась, казалась, чего душой кривить. Вот я был дурак, да и не только я. И не только был, пожалуй.

Главное — не разделяться, как безмозглые янки, которых потом хлопают по одному, что мух. Не разделяться, и баста! Эх, если бы все было так просто...

Никто не кинулся на нас из засады, хотя зомби мы увидели еще издалека. Три сутулые фигуры бродили в другом конце гигантского зала возле витрины с мясными продуктами. Мы переглянулись. Нет, отступать не будем, где гарантии, что в следующем магазине будет лучше? Идем дальше Но в то же время что-то подсказывало, что зомби здесь куда больше, чем мы ожидали. Так оно и вышло.

Пригибаясь и стараясь ступать мягко, идущий первым Иван решил повести нас в крайний правый ряд. Здесь находились всевозможные хозтовары и кухонная утварь. Когда все скрылись за стеллажом, я поднял руку, привлекая внимание. Друзья уставились на меня.

— Придется их валить, — прошептал я. — Без шума и незаметно мы отсюда ничего не вынесем.

— Да, но я не могу понять, сколько их, — так же шепотом отозвался Леха. — Если слишком много, придется нам самим уходить.

— Давайте тихонько обойдем зал и посчитаем.

Зомби, казалось, и не ждали людей. Кто-то из них в режиме ожидания бесцельно шаркал по рядам, уткнувшись в пол, кто-то угощался продуктами, а двое особо находчивых мужичков и вовсе нырнули в холодильники с мороженым. Я осторожно высунул голову. Да они же слизывают со стенок тонкий лед, стремительно тающий на глазах! Ну, прям пионеры. Похоже, смерть от обезвоживания им все же не грозит, а жаль.

Видели мы и спящих зомби. С невинными выражениями лиц они лежали прямо на полу, подложив под головы руки, или навалившись на витрины. Я сначала решил, что они мертвы, но потом заметил, как поднимается и опускается грудная клетка. Дышат. Отдыхают.

Еще один товарищ, худощавый юноша с жидкими прилизанными волосиками, вертел в руках темно-зеленую стеклянную бутылку с дорогой минералкой. С той, что продавалась за сто с лишним рублей за поллитра. Не удивлюсь, если ее разливают прямиком из крана. Разливали, то есть.

Настойчивый зомби явно хотел добраться до содержимого, но не представлял, как это можно сделать и буравил близкую, но недоступную воду непонимающим взглядом, шевеля сухими шелушащимися губами. В итоге, побултыхав минералку и так, и сяк, он вдруг гневно взрыкнул и со всего маху шарахнул бутылкой по полу. Звон стекла взбудоражил остальных, и нам пришлось вжаться за стеллажи с чипсами и закусками, чтобы зараженные не заметили нас — они мчались к источнику шума, возбужденно каркая и расталкивая друг друга.

Послышалась какая-то возня. Спустя несколько секунд мы поддались любопытству и с предельной осторожностью показали носы из укрытия. Зомби лакали воду прямо с пола, с упоением шоркая языками по грязному полу и царапая их об осколки, от чего лужицы воды розовели. Потом первооткрыватель, кому пришла в голову гениальная идея добычи живительной влаги, начал хватать остальные бутылки и швырять их вниз, улюлюкая и гогоча. Я готов был поклясться, что зомби издавали торжествующие звуки, припадая мордами к мутному питью и отпихивая ближнего своего. Воды им точно не хватало, и теперь вот нашлось решение. Я себя чувствовал как ученый, наблюдавший за стаей приматов и ставший свидетелем их воодушевляющего открытия. Даже невольно порадовался за эволюционный прорыв зомби, но быстро себя одернул.

— Охренеть, — потрясенно проговорил Семен. — Короче, ни фига они не передохнут.

Но это было еще не все. Внезапно откуда ни возьмись появился особенно дерзкий зомби. Он начал с рыком расталкивать всех остальных, раздавая направо и налево оплеухи и затрещины. Это был молодой мужчина среднего роста с маленькими близко посаженными глазками и квадратным подбородком. Как ни странно, никто из зомби и не подумал дать ему сдачи. Все покорно оторвались от водопоя, поднялись на ноги и утихли. Тогда вожак сам приник к маленькой лужице, побуревшей от пыли и крови, и в один момент с жадным хлюпаньем втянул ее в себя.

Немного оправившись от первого шока, я быстро пересчитал зараженных. Двенадцать человек. Много, слишком много.

— Слушайте, может, сжечь их? — предложил Ванька.

— Не, мы можем весь магазин спалить, — покачал головой Леха. — Нам здесь много чего нужно, конечно, но жить я хочу больше. Отходим. Пусть сюда придут те, кто лучше вооружен, и перестреляют нежить, не будем лишать других того, что нам не досталось.

Очень хотелось поспорить с ним, но это не имело смысла. Сам вид кровожадных монстров в непосредственной близости, когда нас разделяет ненадежная преграда в виде стеллажа, заставлял мелко дрожать от страха и забыть о противостоянии. Вы только представьте — как бросятся всей толпой, и хоть каким ты будь суперменом, все равно проиграешь. Будь у нас хоть один автомат, тогда еще можно рискнуть, но вот так, переть с травматическим оружием против как минимум трехкратно превосходящего противника не имело ни малейшего смысла.

Меня волновало и еще кое-что — с каких это пор зомби такие дружные? Организовали водопой, подчиняются некоему подобию вожака... Эволюционируют, это же видно. Тогда вся эта заваруха все больше напоминает не то компьютерную игру, не то медийный проект. А нам это все добавляло лишней головной боли и, конечно, риска.

— Давайте, назад, — прошипел Леха и первым начал отход.

Бесшумно возвращаться оказалось сложнее. Это как слезть с высокого дерева — забраться запросто, а вот спуститься, да так, чтобы ничего себе не повредить, нелегко.

Привлечь внимание зомби можно любым неосторожным движением или звуком, только что убедились...

Мы почти выбрались. Никто не издал лишнего звука, не опрокинул стойки с жвачкой и шоколадками, и я уже мысленно гадал, успеем ли сегодня попасть в другой большой магазин или нет, когда двери за нашими спинами разъехались.

Не буду врать — нам сказочно повезло. Мы находились возле касс, так, что вновь вошедшие нас не заметили — мешали прилавки кассиров — а от зомби, торчащих в торговом зале, нас скрывали покоящиеся на невысоких открытых витринах уцененные товары и всякая мелочевка, которую местные жители во время последних сборов не сочли полезной и оставили на своем месте.

Все это спасло нас и позволило, как зрителям на трибунах, наблюдать за столкновением двух группировок зомби. Пришельцы оказались почти вдвое многочисленнее, но, кажется, чуть менее организованнее, да и гендерный состав их бригады хромал — больше половины разновозрастных женщин. О, и ребенок, девочка с портфелем, на вид класс так пятый-шестой. Ты-то здесь откуда, бедняжка...

Пришлые шумно ворвались в магазин, чем привлекли к себе внимание его текущих обитателей. Те тотчас бросили водопой и задорно затопали навстречу, возмущенно клекоча. Пара-тройка зомби из пришельцев пробежали совсем рядом со мной. Опусти любой из них взгляд хоть на долю секунды, и нас, вжавшихся спинами в стойки кассира, бы заметили, но зараженные были слишком увлечены друг другом.

Два 'отряда' яростно схлестнулись. У меня в который раз возникло стойкое ощущение того, что происходящее — всего лишь сон. Ну, не могут люди вытворять такие вот гадкие вещи, не могут мужчины бить женщин, детей и стариков, даже если те сами напрашиваются и наскакивают с кулаками, щеря зубы. Но жизнь в очередной раз доказала, что она изощренней и богаче любого сновидения и тем более сюжета.

Удивительно, но нападавшие, несмотря на то, что противостояли им главным образом мужчины от двадцати до пятидесяти (по крайней мере, на вид), оказались намного смелее, злее и отчаяннее.

Зомби пускали в ход не только кулаки и зубы, но и предметы — у кого-то был нож, кто-то махал палкой, а самый умные на ходу хватали все, что подвернется под руку и даже опрокидывали на оппонентов стеллажи.

Короткая стычка показала, что пришлые все же одерживают верх. Семь их сородичей лежало на полу без чувств, включая и школьницу, которой проломили голову молотком — я даже не успел отвернуться или зажмуриться. Вот этот кадр запечатлелся в голове накрепко. Как металл сошелся с височной костью, и как та сухо хрустнула, и как девчонка свалилась в тот же миг, пав первой жертвой.

Защитники оставили на поле боя четверых и теперь отступали вглубь зала, с каждым разом все слабее отбиваясь от наскоков противников. Вот и пятый готов, с ножом в животе хватает ртом воздух и царапает пол.

— Пойдем тихонько за ними, — громко прошептал взволнованный Леха — зомби уже не обращали на нас внимания. — Расстреляем победителей в спины, и делов. Они ж за нас работу делают!

Мимо лежащих на полу зомби мы проходили с опаской, вынужденно не сводя глаз с их лишившихся жизни тел — а ну как на самом деле не все мертвы? Сейчас очухаются и возьмутся за нас, какая им разница, кого сцапать. Семен к тому же то и дело оглядывался на дверь. Боялся, что может нагрянуть третья волна охочих до еды захватчиков. А что, такое вполне могло случиться. В новом мире никто ни от чего не застрахован.

Зомби дрались без всякого инстинкта самосохранения, но только до поры до времени. Когда оставшихся впятером защитников приперли к холодильникам с тухнущей и смердящей рыбой в противоположном конце зала двенадцать агрессоров, те бросились врассыпную.

Они пытались ускользнуть и увернуться от рук преследователей, мчались сквозь стеллажи к выходу, где, должно быть, надеялись на прекращение преследования.

Настало время действовать. В таких делах бесспорным лидером был Леха, решительностью превосходивший нас троих, вместе взятых. Он взял тяжелую автомобильную покрышку из стопки в хозяйственном отделе (их осталось всего три — видно, мародеры постарались), быстро раскрутился и, дав пробежать пустившемуся наутек сломленному вожаку с квадратной челюстью, запулил ей в троих преследователей — пожилого мужчину и двух очень похожих друг на друга женщин. Наверное, мать и дочь или сестры с большой разницей в возрасте.

Появление третьей силы стало для зомби полной неожиданностью. Покрышка врезалась аккурат в голени бегущим первому мужчине, мигом скосив его, а потом, по инерции, и женщин. Мужик смачно шмякнулся мордой в пол и обмер, а дамы оказались не так просты. Первая, молодая, с лиловым синяком вместо правого глаза, вскочила моментально, вторая же поднималась с трудом, сипя и хрипя.

Леха стиснул зубы, навел пистолет на зомби и трижды выстрелил. С расстояния в десять шагов он пустил все три патрона в цель. Девушка поймала первую пулю прямо в больной глаз, куда ушла вторая — я не видел, но одной хватило. Ее родственница получила в шею, которую рассекло так, словно Леха бил скальпелем. Женщина замахала руками, ловя воздух и тщась завопить дурным голосом. К счастью, это длилось недолго, какие-то две-три секунды. Руки с глухим стуком упали на пол, ноги вытянулись в струну. Все.

— Парни, хорош ссать, — процедил Леха. — Всем противно, но или мы, или нас. Погнали.

И мы погнали. Мне так и не пригодился баллонник. Леха с Семеном расстреляли всех оставшихся в магазине зомби, опустошив свои магазины, а тех, что решили сбежать, не преследовали. Таких, впрочем, я насчитал только пять. Многие зараженные не умерли, но получили серьезные ранения и теперь скулили и елозили по полу, размазывая кровь и хватаясь за полки и стеллажи. Странно, в таком состоянии они как никогда походили на людей. Даже в глазах вместо поселившейся поначалу слепой злобы легко можно было разглядеть страх и мольбу, мольбу о пощаде. Не удивлюсь, если кто впечатлительный мог на такое поддаться. Протянет руку, а зомби его и цапнет, а то и шею свернет, а потом снова сделает жалобный вид и будет ждать следующего дурака.

На всякий случай мы еще раз обошли зал и, не обнаружив опасности, перевели дух. Сбежавшие зомби возвращаться не спешили, остальные не представляли угрозы. Почти все были мертвы, несколько раненых тоже отдавали концы, жить им оставались считанные мгновения. Можно было, наконец, переходить к тому, ради чего приехали. Вот-вот стемнеет, времени немного, да и задерживаться после такой резни здесь не хочется — к запаху подгнивающих продуктов прибавился запах крови, тяжелый, железный.

Для начала решили провести инвентаризацию среди отдавших концы зомби, широко огибая раненых. Добыча оказалась скромной, но я все равно обрадовался — теперь и я при оружии.

— Слушай, Димыч, вот тебе презент, хорошая копия Макарова, — Леха вручил мне травматический пистолет. — У охранника добыли. Точнее, у бывшего охранника, который рядом с выходом лежит. А то ты у нас один беззащитный ходишь.

— Спасибо, — я взял пистолет. — Правда, стрелок из меня хреновый.

— Как из любого гуманитария, — Леха снисходительно похлопал меня по плечу. — Но мы сделаем из тебя человека, рано или поздно. А теперь — за работу.

Мы быстро загородили вход тележками. Конечно, это не задержит ни зомби, ни нормального человека, но шум оповестит нас о том, что мы здесь больше не одни — зараженные просто прорвут препятствие, чем и выдадут себя. Я все еще был весь взбудораженный, хотелось действовать, двигаться, в теле билась нерастраченная энергия, колотя конечности мелкой дрожью. Она не получила совсем никакого выхода, я же не участвовал в расправе. Можно, конечно, пойти и упокоить нескольких тяжелораненых, но бережно взращённая родителями вежливая мягкотелость не позволяла поднять руку на того, кто не может дать сдачи, а тем более опустить ее.

Перемещаться по магазину все равно приходилось медленно, с оглядкой, прикрывая друг друга — вдруг где-нибудь остались особо хитрые зараженные, которые мастерски прикинулись мертвыми, а сейчас только и ждут, чтоб кто-то повернулся спиной и подползают ближе, пока мы повернуты спиной. Никто уже не сомневался, что они умнеют, одна внезапно возникшая иерархия чего стоит, не так ли?

В супермаркете нашлось практически все, что нам требовалось. Помимо еды и лекарств, расположенных в аптеке у входа, мы раздобыли два нетбука, а заодно сгребли с десяток телефонов и смартфонов, пару автомобильных зарядных устройств и единственный оставшийся навигатор. Он завалился под стойку с чехлами, и лишь благодаря этому уцелел. Похоже, многие мои сограждане сочли безопасным прыгнуть в машины и свинтить из городов куда подальше.

Все-таки есть преимущества у таких больших магазинов, в них найдется все, от лекарств до посуды. Даже после набега перепуганного люда, стремящегося поскорее убраться из города или, напротив, вернуться в свои квартиры с запасами и задраить люки до лучших времен. Таких сейчас миллионы по всей стране. Ждут и надеются, что зомби перебьют друг друга или помрут с голодухи.

Мы нашли и антибиотики, и бинты, и противовоспалительные, и шприцы — медицинского добра набралось чуть ли не пол-телеги. Ванька зачем-то порывался прихватить несколько банок с витаминами и бадами, но, наткнувшись на Лехин недоуменный взгляд и палец у виска, вернул все на место.

Чтобы перетаскать трофеи в машину, нам потребовалось не больше четверти часа. Всем страстно хотелось отсюда уехать. Это место давило на нас, все быстро стали какими-то нервными, дергаными, как будто чувствовали, что угроза не миновала, но ненадолго отступила и в любую секунду может вернуться. Да и за стеклами смеркалось, тьма становилась гуще. Фонари, кстати, горели только возле магазина, а дальше вдоль дороги уже нет. Понятия не имею, почему так.

Когда основное уже было загружено в кузов пикапа, Семен остановил нас и предложил заодно запастись дровами и прихватить жидкость для разведения костра — авось пригодится, да и место, как выяснилось, в кузове еще есть. На наше счастье, в туристическом отделе мы наткнулись не только на дрова, но и еще и на спальные мешки и даже палатки. Такие вещи становятся незаменимыми, что уж говорить.

— Кстати, мы ж даже не подумали, где будем ночевать, — сказал Ванька, беря под мышку спальник и брезгливо глядя на лежащего рядом лицом в пол зомби с проломленным затылком. — А ведь на природе, подальше от города и дороги, должно быть безопасно.

— Хм, а почему бы и нет, — Лехе Ванькина мысль понравилась. — Есть идея — проедем Алексеевское, свернем с трассы и заночуем у Камы, я там место знаю хорошее. Кстати, нам бы помыться не помешало, а на речке это организовать — раз плюнуть.

— Ты хочешь в реке мыться? — удивился я. — В начале мая?

— Согреем воду, дубина. Видишь вон те кастрюли? Возьми две, из больших, справа, а мешок свой мне дай, я сам донесу.

Наконец, с шоппингом было покончено, и мы окончательно возвратились на парковку. С пистолетом в руках мне было спокойнее, хоть, повторюсь, я никогда не имел дела с оружием. С другой стороны, надо ли быть хорошим стрелком, чтобы попасть с десяти метров в несущуюся на тебя тушу? Вряд ли.

В стремительном развитии зомби нам в очередной раз довелось убедиться, едва мы подошли к рейнджеру и закурили. Вообще-то, конечно, надо было бы ехать себе отсюда, но курить хотелось сильнее. Мистический был вечер, скажу я вам, такого не было со мной ни до, ни после.

Вроде бы и ехать надо, и даже хочется поскорее дернуть отсюда, да что-то будто магнитом держит, не пускает. Так и стояли возле пикапа, курили да наблюдали за первыми звездами, пока Семен не показал вдруг пальцем влево, на черный минивен.

За аккуратно припаркованной вдоль линий в тридцати шагах от нас машиной темнела чья-то фигура. Мы напряженно вглядывались, пытаясь понять, к какой категории отнести незнакомца. Тот тоже выжидал. Ванька пожал плечами, бросил окурок на асфальт и открыл водительскую дверь, намереваясь влезть внутрь, и тогда человек подался в нашу сторону.

Он сделал несколько широких шагов и снова остановился, но теперь под светом фонаря. Стоило увидеть его глаза, как сомнения мигом рассеялись. Я поднял пистолет, то же самое сделали Леха с Семеном. Ванька же запрыгнул в машину и завел мотор, испуганно глядя на нас — мол, чего стоите-то!

— Он не нападает, — тихо промолвил Леха, опуская пистолет. — С чего бы вдруг?

— Может, отвлекает нас? — предположил я. — А остальные сейчас кинутся сзади?

Зомби нерешительно покачивался, точно думая, стоит ли игра свеч. Буравя его пытливым, изучающим взглядом, я попытался представить мысли, занимавшие его отравленный разум. С одной стороны, он бы с удовольствием растерзал нас. А с другой, ему было прекрасно видно, что численный перевес на нашей стороне. Кроме того, ему не удалось подкрасться незамеченным, что уже сводило шансы к нулю. Но и уходить не спешит, какой-то инстинкт гонит его вперед, буквально толкает в спину.

Наконец, тихонько прорычав что-то нечленораздельное, зомби сделал робкий шаг, неуклюже, точно человек, в первый раз вставший на коньки. Его пальцы были сжаты в кулаки, голубая ветровка и белые кроссовки были перепачканы кровью, на которую налипли комья земли и мокрая трава. Он нервно кусал губы, причем кусал сильно, до крови, и смотреть на это было не слишком приятно.

— Стой! — крикнул я. — Назад!

Зомби теперь уставился на меня. Он чуть склонил голову, ища мои глаза своими пустышками. В них была злость, но если еще вчера она заполняла все, то сейчас в выражении лица парня я заметил еще и настороженность и даже интерес. Он примитивно анализировал ситуацию и напоминал древний компьютер, которого заставили работать на предельной мощности, хотя задача не была сложной, с ней играючи справится даже китайский смартфон за сто долларов. Вот только компьютеры не 'умнели', а эти бьют все рекорды.

— Уходи, иначе мы убьем тебя, — как же дурацки звучал мой голос — ну еще бы, я ведь говорю с зомби!

Руки дрожали, пистолет ходил ходуном, но, сделай эта тварь еще один шаг в мою сторону, я бы сумел остановить его. И тут Леха громко топнул ногой и исступленно завопил:

— Пошел на хрен! Ты че, оглох?!

Зомби ощерился и отступил. Он попятился! Он испугался! Желая убедиться в своих мыслях, я выстрелил, надеясь попасть в ногу зараженному. Пуля чиркнула асфальт совсем рядом, в паре сантиметров от правого кроссовка зараженного, и это стало последней каплей. Зомби развернулся и стремглав помчался прочь. Отбежав на метров тридцать и укрывшись за фонарным столбом, он снова повернулся в нашу сторону. Прощаться насовсем зомби не хочет.

— Едем отсюда, — тихо проговорил Семен, и мы с удовольствием последовали его совету, хоть и понимали, что один зараженный ничего нам не сделает. Просто все одно не по себе.

Пикап покинул парковку, оставив странного зомби позади, и понесся по пустынным улицам Нижнекамска, с легкостью обходя по тротуарам и разделительным газонам автобусы и автомобили. У Ваньки больше не было причин миндальничать с машиной, наш железный конь как раз и был создан для преодоления подобных препятствий — может, не таких урбанистических, но все же.

Изредка попадались выгоревшие квартиры и даже магазины, а где-то дым еще поднимался к темнеющему небу, а ветер доносил до нас запах гари. Людей тут словно не осталось, они сидели ниже травы по своим квартирам, заперев двери и надеясь на чудо, как и в Набережных Челнах, как и везде.

Уже через какие-то четверть часа мы покинули мертвый город и оказались на шоссе, в ставшей привычной атмосфере. Настолько привычной, что при виде убегающей вдаль серой ленте асфальта мне сразу сделалось так спокойно, что захотелось спать.

Сумерки перешли в дождливую ночь, поприветствовавшую нас крупными холодными каплями. Они выстукивали по крыше и стеклам мистический ломаный ритм, убаюкиващий, успокаивающий. Никому не хотелось разговаривать, каждый был погружен в свои мысли, переваривая увиденное сегодня и делая свои собственные выводы. Я сам не заметил, как задремал, а затем дрема плавно сползла в крепкий здоровый сон. Уже на самой границе между мирами я вспомнил, что как раз сегодня должен был вернуться в Гданьск, а завтра возвратиться на учебу. Но, как видите, судьба распорядилась иначе.

14. Вылазка

Под утро Виктора все-таки сморил сон. Причем какой-то дурацкий, таких с ним прежде не случалось. Во-первых, все казалось слишком реальным. Во-вторых, Виктор прекрасно понимал, что спит, но ничего не мог с этим поделать. Он когда-то баловался с осознанными сновидениями и, хоть впечатляющих результатов и не добился, кое-что усвоил. Как минимум, отличать сон от яви он умел превосходно, а уж если ты понимаешь, что спишь, тебе открываются совершенно безграничные возможности. Хочешь — летай, хочешь — преврати всех вокруг в попугаев. Словом, полная свобода.

Здесь же Виктор словно оказался в чужом сне. Он был волен бродить где угодно и делать, что хочет, но не имел возможности что-то менять и влиять на ход событий. Как будто бы очутился в чьем-то скрипте.

Ему открылась пыльная автомобильная дорога, крутой асфальтовой дугой исчезающая за невысоким пологим холмиком. Виктор пошел по ней, и вскоре наткнулся на уходящую влево тропку, затерявшуюся среди пестрого разнотравья, начинающегося сразу за дорогой.

Запах здесь стоял такой странный, такой приятный и в то же время тяжелый, что у Виктора слегка закружилась голова. Он свернул на тропинку и вскоре добрел до моря. Сказать, что вид был потрясный — значит, не сказать ничего.

Ломаная береговая линия, испещренная серыми проплешинами камней, обрывалась на высоте примерно десяти метров над морем, чей соленый запах не спутаешь ни с чем.

Сидящий прямо на траве незнакомец любовался недавно взошедшим солнцем. Он свесил ноги вниз и безмятежно покусывал травинку, а в глазах было такое умиротворение, что Виктор сам немедленно сел рядом и тоже сорвал тонкий зеленый стебелек. Виктор повертел головой, осматриваясь, и заметил чуть поодаль белое пятно крыши — наверное, какой-то небольшой элитный отель. Сложно сказать точно, солнце охотно отражалось от перламутровой крыши и слепило, скрадывая очертания постройки, которая к тому же была окружена пышными деревьями и кустами, некоторые из которых имели густой малахитовый цвет и яркие, режущие глаз цветки.

Мужчина повернулся к нему. Он был одет в легкую серую рубашку и такие же брюки, а на ногах носил бежевые броги, необычно сочетающиеся с остальной одеждой. Виктора, конечно, знатоком моды назвать нельзя, может, поэтому такой стиль кажется ему немного странным?

На вид незнакомцу было слегка за сорок. Темно-русые волосы аккуратно причесаны и уложены, лицо гладко выбрито. Странное лицо, вроде и правильное, и приятное, но совершенно не запоминающееся. Идеальный разведчик.

— Где мы? — спросил Виктор, и слова эхом разнеслись над морем, отражаясь от его глади и теряясь за линией горизонта.

— Как где? Здесь, — неожиданно звонким, юным голосом ответил незнакомец. Посмотрел несколько секунд на Виктора, а потом опять повернулся к морю и вымолвил. — Приезжай сюда, это хорошее место, доброе. Я его люблю.

— Но куда? — повторил свой вопрос Виктор, а незнакомец будто и не слышал — опять взялся грызть травинку.

Будильник еще никогда не звонил так не вовремя. Хотя, эта сволочь вечно прерывает ночные приключения в самый интересный момент, чтоб его, но сейчас Виктор особенно обозлился. Так, скорее выключить звук, чтоб зомби не набежали — в такой гробовой тишине чихнешь в Париже, услышат в Лионе.

Эх, сон был такой... Необычный, что ли. Как будто Виктор и впрямь ненадолго переместился куда-то далеко, на юг, на теплое морское побережье. В доброе место, как сказал этот тип... Что это вообще такое было? Мистика, да и только. Но не мрачная и пугающая, а наоборот, притягательная, чарующая.

Он оказался в чьем-то сне. Но в чьем? Кто этот мужчина? Виктор на всякий случай порылся в воспоминаниях, но не нашел там ни кого хоть каплю похожего на этого человека.

Может, показалось? Игры разума, все такое. Все-таки длительный запой, к чертям нарушенный график... Человеческая психика горазда на выдумки, порой создавая такие реалистичные миражи, что Голливуду и не снилось.

Сон так увлек Виктора, что он на некоторое время и думать и забыл о том, чего ради завел будильник на такую рань. Пришло волнительное время сборов. В голове все сразу встало на место, размышления о предрассветных грезах отошли на задний план — потехе час, как говорится.

Если вылазка окажется напрасной, ему будет, за чем возвращаться — в морозилке дожидалась своего часа ополовиненная бутылка водки, последняя. Потом можно побродить по округе, порыскать в магазинах ноутбук и модем, кто знает, вдруг Интернет еще работает. Пожалуй, сейчас только Сеть даст ответ, что за чума потрясла человечество. Правда, и радио никто не отменял — экстренные сообщения как раз по нему и пускают. У Виктора даже телевизора не было — они с Леной его давно не смотрели.

Добросовестно сделав зарядку под мелодичный хруст давно не трудившихся суставов и одевшись, Виктор взял свое нехитрое оружие — табуретную ножку да кухонный нож, заткнутый за пояс. Он тихо отодвинул баррикаду и посмотрел в глазок. Увиденное заставило его отпрянуть и тихо чертыхнуться. На площадке, спиной к двери, стояла высокая и худая старуха, отстраненно глядя в окно и мерно покачиваясь с пятки на носок. Тьфу ты, сама смерть приперлась, только косы для полноты образа не хватало — темный плащ и капюшон, хоть и покоящийся на спине, а не на голове, наличествовали.

Убедив себя, что бояться женщин ниже его достоинства, Виктор отпер замок. Хорошо, что он догадался снова посмотреть в глазок — старушка не просто так торчала здесь в режиме ожидания. Она моментально повернулась на звук и рваными движениями приблизилась к двери, бестолково разглядывая ее, ища источник. Виктор быстро взвесил все за и против и решил, что выходить все равно надо сейчас. Навряд ли зомби уйдет отсюда, а вот новые вполне могут подтянуться. И вообще, он никак не узнает, сколько их, пока не покинет безопасность квартиры, так что хорош тянуть.

Он выдохнул, дернул дверь на себя и, опережая реакцию престарелого зомби, мощным ударом ноги врезал бедолаге куда-то в область живота, чуть не потянув мышцу.

Старуха отлетела и кубарем скатилась по ступеням вниз на следующую площадку, а подъезд наполнился эхом гремящих костей. Виктор, раскрасневшийся и с табуретной ножкой наготове, вывалился на лестничную клетку и огляделся. Кто-то тут же затопал по лестнице с верхнего этажа.

— Русские не сдаются! — проревел Виктор и сделал шаг навстречу источнику звука, ожидая увидеть гориллоподобного верзилу, похожего на того бессмертного негра.

Его взору предстал мальчуган лет десяти в разорванной футболке и шортах парижского футбольного клуба Пари Сен-Жермен. Когда их разделяло несколько шагов, парнишка злобно скорчил личико и плюнул, но откровенно не рассчитал своих сил. Плевок размазался зеленой кашей по шершавым ступеням, не долетев до цели добрый метр, и зомби прыгнул на Виктора с выставленными вперед руками, как супермен.

За долю секунды подавив внутренний моральный бунт, Виктор встретил зомби размашистым бейсбольным ударом. Табуретная ножка с треском врезалась прямо в лицо зараженному ребенку. Хотя, какой, к чертям, ребенок. Невинное дитя безвозвратно покинуло наш мир в момент заражения.

Мальчик брякнулся о перила и на лестницу упал уже плашмя, без созания. Или мертвый. Виктор еще долго с напряжением вглядывался в лицо мальчугана, прижатое щекой к ступеньке и по-прежнему злобно скорченное, и не мог заставить себя подойти и опустить ему веки. Все-таки зараженные дети выглядят намного хуже взрослых. И страшнее. Прости, малой, до чего же тебя жаль! Прости, если сможешь.

Виктор сплюнул и осмотрел самопальную булаву. Да, плохи дела, от первого же серьезного удара пошла продольная трещина. Глубокая она или нет, сказать было трудно. Но одно было понятно, много такой дубинкой не навоюешь. Что за мебель нынче делают?! Рано или поздно придется взяться за нож, и, пожалуй, скорее рано.

Когда он дрался в последний раз? Кажется, на втором курсе института, когда к его компании, выходящей с рок-концерта, прицепились бритоголовые. Нацистам не понравились проколотые уши, длинные волосы и татуировки. Тогда Виктор неплохо проявил себя, успев расквасить морды двоим, прежде чем самому поцеловать асфальт и очнуться уже в 'Скорой'. Но это было так давно. По прошествии лет, да еще и после достаточно долгой жизни в благополучной стране, где драки можно увидеть лишь на экране, сама мысль о насилии вселяла дискомфорт. То, что он сделал сейчас, расправившись с пожилой женщиной и ребенком, произошло как-то само собой, на автопилоте, что ли. Ну, да ладно, хочешь жить — умей вертеться, и, раз уж все так быстро изменилось, придется измениться и Виктору.

На лестничной клетке больше никто не встретился. В нескольких квартирах были выбиты двери, и Виктор проходил мимо них с настороже, с занесенной для удара табуретной ножкой и выставленной вперед рукой с ножом — точно так же он прокрался мимо почившей старухи. Все внутри было перетянуто, точно гитарная струна после неумелой настройки, и могло лопнуть от малейшего шороха.

К счастью, обошлось. Разум и чутье вместе подсказывали, что в квартирах наверняка затаились зомби, готовые ринуться навстречу любому источнику звука. Но что, черт подери, так гнало этих тварей? Они ведь не ели своих жертв, могли покусать, поколотить, убить, но они не питались плотью. Во всяком случае, Виктор такого не видел. Зато он видел, что подстреленные копами зараженные так и лежали на дороге под солнцем, и кроме мух да, может быть, собак и ворон на них никто не посягал.

Подъездная дверь на магнитном замке была закрыта. Стекло мелкими осколками рассыпалось по серому холодному полу. Теперь понятно, что зомби сюда все-таки проникали. Они были неаккуратны и не боялись травм, или просто не знали, что если ломиться башкой через стекло, то можно здорово пораниться. Осколки были перемазаны кровью, которая уже успела побуреть, и крупные следы от кровавых капель вели наверх, на первый этаж, заканчиваясь возле угловой двери. Сама дверь была плотно закрыта, никаких следов борьбы. Странно, очень странно.

Рука Виктора потянулась к кнопке, которая размыкала замок и открывала дверь, но в последнюю секунду он замер. Все дело в том, что нажатие сопровождалось короткой мелодией, громким мажорным трезвучием, и наверняка этот звук услышат те, от кого Виктор так старательно скрывается. Значит, придется осторожно пролезть через пролом. Если не напортачить и не оступиться, получится намного тише.

Наверное, впервые в жизни Виктор пожалел о своем немалом росте и богатырской комплекции, несколько подпорченную малоподвижным образом жизни. Но, как сказал герой одной хорошей книги, 'страх заставляет человека бешено, рьяно учиться и вспоминать все, что было забыто'. Вот и он вспомнил.

Так, Виктору удалось безукоризненно пролезть в ощерившееся осколками отверстие, ни издав ни звука. А ведь поранься он об острое стекло, уже помеченное кровью зараженных, инфекция этих тварей могла передаться и ему. Кто знает, насколько живуч этот вирус?

Рассвет был прекрасен. Именно такие дни Виктор больше всего любил в Париже — теплые, безветренные, с небом, затянутым высокими молочными облаками, которые изредка пропускают игривые золотые лучи. На фото или в кино такой пейзаж может выглядеть мрачным, но в жизни ему нет равных. По крайней мере, для Виктора — было в этом что-то питерское, балтийское.

Тишина, прекрасная тишина. И невероятно обманчивая. Хочешь проверить? Выйди на середину улицы и сосчитай до трех.

Выглянув из-за угла, Виктор окинул взглядом улицу. Вот полицейская машина посреди дороги, а чуть поодаль хорошо знакомый голубой Пежо, замерший в объятиях с фонарным столбом. Чуть поодаль мертвые тела. Их местонахождение можно без труда определить по жужжанию наскомых-падальщиков, а если подойти ближе — и по смраду.

Виктор прекрасно помнил, что здесь случилось и как все это выглядело из окна. Оказавшись, что называется, в эпицентре минувших событий, он еще раз пережил все то, что здесь разыгралось. Теперь от первого лица.

Это с третьего этажа прекрасно видно, кто откуда бежит и как можно спастись. А здесь, внизу, охваченный паникой и не отдающий себе отчет о происходящем человек не имеет практически никаких шансов. Вокруг суматоха, прохожие почему-то бросаются друг на друга, да еще с такой зверской жестокостью... Нет, все же здорово, что в тот вечер Виктору удалось вернуться домой, целым и невредимым. Дуракам везет, что ли?

Путь не казался длинным, нужно было преодолеть каких-то триста метров или даже меньше. Виктор ступал вдоль припаркованных у тротуара машин, пригибаясь и постоянно оглядываясь. Нужный дом серой громадой возвышался на противоположной стороне дороги, и ее рано или поздно придется перейти. Виктор не знал, на каком участке это лучше сделать. Сейчас зараженных не видно, но, покажись он даже на секунду на открытом пространстве, они могут повылезать откуда угодно. Интересно, что они делают, когда рядом нет жертвы? Впадают в спящий режим? Из того, что Виктор видел, зомби не чужды насилия и по отношению к себе подобным. Тогда тем более странно, что все вот так стихло — ни криков, ни борьбы, ни погонь. Что, все кеды в газету завернули? Нет, не может быть.

Наверное, не стоило так безбожно пить два дня (или все-таки три, твою мать?). Теперь вот придется работать в условиях недостаточной информации. Ну, а если все же была всеобщая эвакуация, а улицы зачистили, и потому тут такая тишь, будто кто-то нажал на кнопку 'Mute'? Нет, слишком мало трупов для зачистки. Кроме тех, напротив его дома, Виктор видел еще с пяток разбросанных там и сям тел. Легкий ветерок доносил тяжелый запах разложения. Пришлось остановиться, отвернуться и уткнуть нос в рукав, чтобы не вырвало.

Переждав тошнотворную бурю, Виктор благополучно добрался до перекрестка. Он еще раз тщательно изучил окрестности и заметил, что вдалеке, в стороне центра, в небо поднимается толстый столб дыма. Пожар, наверное. Неудивительно, если представить себе, что большинство пострадавших были застигнуты врасплох. Верная жена (какая ирония) готовит мужу ужин, а любимый супруг приходит домой весь какой-то странный, а потом просто кусает жену, и вот странными стали уже оба. Настолько странными, что им и в голову не приходит выключить плиту или хотя бы отодвинуть прихватку подальше от огня, который может запросто перекинуться на шторы, и пошло-поехало.

Тишина все-таки оказалась обманчивой. Виктор еще не успел начать бросок на другую сторону улицы, как из переулка на него бросилось сразу шестеро разномастных зараженных. Секунды потекли медленно, и он успел рассмотреть каждого из них. Возглавлял погоню высокий тощий араб с переломанным носом, следом мчали два упитанных джентльмена средних лет в костюмах — один даже в абсолютно чистой и каким-то чудом не помявшейся серой 'тройке'. От них не отставала женщина лет тридцати, в легкой розовой курточке, а в арьергарде злобно ковыляли морщинистый старичок, похожий на урюк, и девочка-подросток с разорванной и пропитанной кровью штаниной, разодранной, болтающейся на ветру, как парус.

Тонкий хлопок выстрела, секундное эхо, и араб, напоследок всплеснув руками, опустился на асфальт с дыркой во лбу. Виктор поднял голову кверху и, прикрываясь ладонью от внезапно выглянувшего солнца, крикнул:

— Какой подъезд?!

— Третий, средний, — прогудел голос сверху. — Давай бегом, во дворе и в подъезде уже чисто, а тут еще клиенты на подходе, с твой стороны идут, за тобой.

Не задавая лишних вопросов, Виктор стрелой пересек широкую проезжую часть и юркнул во двор. За спиной доносились частые выстрелы, некоторые из которых сопровождались визгом и скулежом. В криках умирающих был слышен страх и досада, но не от того, что жизнь закончена — они сожалели, что не успели дотянуться до жертвы.

Оглядываться Виктор совершенно не хотел, как и осторожничать. Он почему-то поверил незнакомцу, что двор безопасен, равно как и подъезд. Уж больно сноровисто тот парень укладывал бегущих зомби, как-то сразу хотелось ему доверять. Да и выбора не было.

Виктор толкнул дверь, она легко поддалась, и он оказался на темной лестнице. Пятый этаж после алкогольно-табачного марафона казался вершиной Эвереста, но только не тогда, когда на плечах висит сама смерть. Виктор даже в школе бегал не сказать, чтобы хорошо, но сейчас он, наверное, поставил бы олимпийский рекорд, будь в мире такая дисциплина, как скоростной подъем по ступенькам.

Кровь колотилась в висках, с каждым выдохом изо рта выбивалась вязкая слюна, как у финиширующего биатлониста, но он добежал. Едва Виктор ступил на площадку, как дверь квартиры справа распахнулась, и его взгляду предстал рослый немолодой араб с таким суровым лицом, что в голове сразу возникли сомнения — а стоит ли туда заходить?

— Быстрее, — рыкнул здоровяк, развеяв сомнения. — Уйди с линии огня.

Виктор послушно отскочил в сторону, прижался спиной к стине, и араб поднял руки с пистолетом.

— Уши закрой, на всякий случай.

Едва голова зомби показалась над перилами, как спаситель Виктора открыл огонь. Череп твари разлетелся, подобно гнилой дыне, мозги забрызгали свежеокрашенную желтую стену, превратив ее в шедевр современного искусства. Виктор отстраненно подумал, что за такое произведение вполне можно срубить полмиллиона долларов на каком-нибудь дебильном аукционе. А потом его вывернуло на симпатичный серый коврик возле соседской двери. Все вокруг потонуло в грохоте выстрелов, оглушающий звук которых эхом отскакивал от стен, и жалобных воплях зомби, отголоски которых с трудом прорывали шумовую завесу.

Ничего не понимающего Виктора схватили за шиворот и как нашкодившего ребенка втащили в квартиру. В лицо плеснули ледяной воды, и сознание быстро начало проясняться. Наконец, помутневшие очертания интерьера вернули свою резкостью, и Виктору удалось сфокусировать взгляд.

Перед ним, рассевшимся на полу и прислонившимся спиной к стене, возвышался крепкий короткостриженый мужчина лет сорока пяти, а то и старше. Он был одет в камуфляжные штаны пустынной расцветки и черную однотонную футболку. Его лицо было точно вырублено из дерева, а черные сощуренные глаза внимательно изучали гостя.

— Это Вы махали фонариком? — робко спросил Виктор.

— Да, — кивнул мужчина. — Меня зовут Хамза.

— Виктор.

— Ты откуда?

— Из США... Из России, точнее.

— Так из Америки или из России? — Хамза удивленно приподнял брови. — Эти страны находятся далековато друг от друга, чтобы вот так перепутать.

— В Америке семь лет прожил, а родом из России, — пожал плечами Виктор.

Хамза протянул ему руку и помог подняться.

— А Вы? Откуда Вы?

— Из Алжира, но я живу здесь уже почти тридцать лет. Пойдем, налью тебе воды.

Хамза усадил Виктор на диван в гостиной, а сам отлучился на кухню, по пути прихватив загаженный гостем коврик c площадки и швырнув его в ванну. На светлом полотне, расстеленном прямо на полу, было разложено столько оружия, что у Виктора зарябило в глазах — он безошибочно узнал автомат Калашникова, револьвер Наган и два пистолета 'Глок', а рядом с ними лежал огромный дробовик и еще какая-то неизвестная снайперская винтовка, из которой Хамза, судя по всему, и отстреливал бешеных с балкона, как мишени в тире. Здесь же было и несколько ножей разной длины и ширины, соседствующих с большим темно-зеленым ящиком. Виктор догадался, что там, должно быть, хранятся патроны.

— Держи, — вернувшийся Хамза протянул Виктор стакан воды.

— Спасибо, — автоматически вылетело у Виктора, и он понял, что новый знакомый обратился к нему по-русски. — Вы знаете русский?

— Давай на 'ты', чего как в школе. Учил десять лет, но уже больше года без практики, — араб говорил практически без акцента, куда лучше, чем по-английски. — Теперь вот тебя встретил.

— Да уж... Да у тебя тут прямо оружейный склад, откуда все это?

— По долгу службы у меня были некоторые связи, — уклончиво ответил Хамза. — А винтовкой разжился как раз в тот день, когда все началось. Забрал ее у трупа в полицейской форме.

— Где это было?

— Недалеко от Елисейских полей. Было много полиции, спецотряды подтянулись, да только поздно сообразили, что стрелять по этим тварям надо сразу же, как только их увидел. Они ведь не реагируют на предупреждения или слова.

— Черт, да как такое может быть?! — в сердцах воскликнул Виктор. — Как профессионалы с оружием не могут положить этому безумию конец? Зомби ведь тупые и безоружные, да и убить их не сложно.

— Но их много, они быстрые, бесстрашные и, самое главное, их очень сильно недооценили. Никто не хотел верить, что такое возможно в реальной жизни, а раз невозможно, то какое право ты имеешь палить по людям? — Хамза взял свою винтовку. — И, между прочим, они не такие тупые. Как только я добрался до дома тем вечером, я начал наблюдать за ними.

Он постучал пальцами по оптическому прицелу, а потом многозначительно посмотрел на Виктора, проверяя, сложил ли собеседник два плюс два.

— Не знаю, что это за вирус такой, но они быстро сообразили, что к чему. Под пули больше без повода не лезут, охотятся стаей, точно хищники. У них даже вожаки появились, представь себе, и некое подобие тактики. И это на четвертый день эпидемии!

— Чертвертый? — Виктор поморщился. — Какое сегодня число?

— Двенадцатое,— хмыкнул Хамза. — А ты что, проспал?

— Типа того, — сокрушенно ответил Виктор. — Скажи, у тебя есть Интернет?

— Есть, конечно. Только со вчерашнего вечера кризис добрался и до него, многие сайты уже не работают, серверы отключаются.

— Я могу воспользоваться твоим компьютером?

— Да, конечно.

Хамза взял со стола изящный серебристый ноутбук и протянул Виктору. Тот выхватил устройство, раскрыл его и сразу же зашел на сайт поисковой системы и принялся изучать новости из России.

— Мог бы меня спросить, — сказал Хамза, доставая магазин винтовки. — Нет больше России, как и большинства стран Европы.

— У меня там родители, — выдавил Виктор, переходя на страницу с видеороликами из Смоленска.

До чего же дико было видеть злобных монстров, носящихся по с детства знакомым улицам, на фоне родных православных церквей, коими так славен родной город Виктора, по знакомым с детства улицам. Разбитые машины, опрокинутые автобусы,

Карта мира превращалась в кровавое море с одинокими островками отдаленных деревень и городков, куда зомби пока не добрались и, может статься, уже не доберутся. Широка страна моя родная, ничего не скажешь. Неужто Россия опять выстоит благодаря своим колоссальным размерам? А Хамза уже ее похоронил.

— А про США что скажешь?

— США — крепкий орешек, — задумчиво ответил Хамза. — Сильная армия, хорошо обученная полиция, множество частных военизированных структур, оркжие у каждого второго. Последнее не вегда хорошо, но это лучше, чем здесь — все безоружные, дряхлые, слабые. Так что они там худо-бедно держатся, американцы. Крупные города, конечно, оставлены, но никто не обошелся с ними так, как вы обошлись с Ижевском.

— Кто — мы?

— Русские, кто.

— Ага, провели, блин, всероссийский референдум с вопросом 'Хотите ли Вы нажать на красную кнопку и увидеть здоровенный гриб на горизонте'?

— Ладно, не буду тебя донимать, — примирительно сказал гостеприимный араб. — Лучше скажи, ты голоден?

— А то, я не успел позавтракать — сразу к тебе.

— Хорошо, пойду что-нибудь приготовлю. У тебя не больше двадцати минут, потом завтракаем и выходим.

— Выходим?! — опешил Виктор. — Куда?

— Как куда? — ответил удивлением Хамза. — Надо зачищать наш район, дружище. Нужно собирать уцелевших, кооперироваться, иначе как ты хочешь выжить? Квартира у меня большая, три комнаты, запасов тоже хватает, а нас пока всего двое. Так что пойдем с оружием, будем отстреливать всю эту мерзость и помогать тем, кто уже никакой помощи не ждет. Это ведь наш долг, разве нет?

— Я не умею стрелять.

— Некогда проводить мастер-класс, будешь учиться на ходу. Поначалу будешь прикрывать меня и стрелять только по команде. Поверь, этому быстро учатся, очень быстро.

Хамза отложил винтовку и ушел на кухню, оставив Виктора сидеть с разинутым ртом — он-то собирался хорошенько отдохнуть здесь, побольше пообщаться, выведать еще какую-нибудь информацию.

Хотя, с другой стороны, новый знакомый прав. Если зомби так быстро умнеют и уже дозрели до идеи стадной охоты, с ними нужно расправляться как можно быстрее. Или хотя бы вытеснить их из этого района, как-то обезопасить его.

Да, стрелок из него никакой, единственный раз Виктор брал в руки автомат Калашникова в десятом классе на военных сборах. В Штатах можно было разжиться оружейным добром, но что-то руки не доходили, да и они жили в хорошем, спокойном районе. Что ж, придется учиться. Сидеть дома и ждать чуда и впрямь глупо и нечестно, по отношению к тем, кто не может защитить себя.

Так, с этим ясно, а что там еще в мире интересного?

В городах России все же проводились кое-какие мероприятия, направленные на защиту населения — эвакуация в близлежащие свободные от заразы населенные пункты, в наспех организованные лагеря для беженцев. Правда, учитывая отвратительную инфраструктуру, транспорт наверняка не заберет и не увезет в безопасность и сотой доли выживших. Интересно, а сколько людей сидит сейчас запертыми в своих квартирах и с тоской созерцает тающие запасы провизии, с каждым днем затягивая пояс потуже? Наверняка достаточно.

Виктор страшно захотел домой. В Смоленск. Фоллс-Черч больше не был его домом, ибо единственный близкий там человек вмиг стал совершенно чужим и даже хуже. Любопытства ради Виктор просмотрел американские новости. Да, там пока все не так плохо, власти более или менее справляются и с зараженными, и с мародерствующими бандами, которые появились чуть ли не в день начала эпидемии, как грибы после дождя. Такие молодчики только и ждут подходящего момента, чтобы с оружием в руках начать вершить произвол. Все, что было недоступно в прошлой жизни, буквально упало к их ногам. Немудрено, что членам всех этих банд и шаек сорвало крышу, а у копов затряслись поджилки.

Однако в среднесрочной перспективе поводов для оптимизма у американцев немного. Ну, эвакуируют они своих из Ирака и Европы, ну, получит их армия и нацгвардия подкрепление, но зомби-то все равно в десятки раз больше. Да и этнические банды будут только крепнуть. День ото дня. А еще эти банды могут хорошенько потрепать нацгвардию и реквизировать новейшее вооружение, и тогда начнется кровавый хаос...

— Виктор, готово! — прогремел с кухни Хамза.

Виктор вздохнул и закрыл ноутбук. Опять придется идти на полную опасности улицу. Зато в этот раз он хотя бы не один, и есть реальный шанс найти и других здоровых, нормальных людей. Значит, от депрессии и одиночества помирать не придется, а то он уже успел предстаить себя Робинзоном, обреченным на долгие месяцы и годы молчания. Стараясь отогнать дурные мысли, упрямо лезущие в голову, Виктор пошел завтракать.

15. Спасение

Понимая текущую ситуацию, Томаш не рассчитывал на легкий путь назад, в самое сердце трех городов. Наталья жила в Сопоте, как и положено настоящим богачам, в тихом районе недалеко от пожарного отделения.

Машин было по-прежнему много, но подавляющее большинство ехало на север, по направлению к Вейхерово и дальше. Томаш не совсем понимал, зачем они лезут туда, откуда вряд ли будет путь к отступлению, разве что уходить в море. Теперь вообще везде настоящий хардкор, куда ни плюнь, так что не проще ли остаться там, где ты находишься, и как-то защищаться на месте? Или хотя бы прорываться на юг, к большой земле.

Повсюду бегали твари, гонялись за редкими прохожими и изредка бодались друг с другом. Томаш заметил, впрочем, что между собой они уже воевали уже не так рьяно. Могли рыкнуть, толкнуть, изредка огреть сородича или цапнуть, но скорее для острастки или в борьбе за что-то — за убегающую добычу, к примеру. К тому же периодически попадались незараженные идиоты, зачем-то решившие выйти погулять, и охотиться за ними было интереснее. Эти люди что, вообще в изоляции живут? Ну куда, куда вы повылазили? Только травите душу своими нелепыми и жестокими смертями.

Чудовища быстро сообразили, что прыгать на едущие машины не есть хорошая идея, и особенной прыти на дороге не проявляли. Светофоры погасли, теперь для всех горел зеленый свет. Конечно, тем, кто выезжал с второстепенных дорог и спальных районов, пришлось худо. В этом простом уравнении даже короткая остановка почти всегда равнялась смерти, приходилось не глядя вылетать на основные дороги, где запросто можно схлопотать в бочину мощнейший удар от других. Они ведь тоже спешат. Томаш хорошо помнил ту аварию утром.

Самые находчивые водители гнали по тротуарам, нередко проезжая по трупам, набирали скорость и безбоязненно выезжали на дорогу. Те, кто путешествовал на больших машинах, могли позволить себе маленькую шалость — посшибать на своем пути зомби, точно кегли. Разлетались зомбяки здорово, видеть это было отрадно.

Сердце рухнуло в желудок, когда, пролетая очередной перекресток, Томаш краем глаза заметил, что зомби нагло открывает дверь машины, вынужденно пропускающей поток. Водитель намеревался повернуть направо и присоединиться к колонне беженцев, но этому идиоту не хватило мозгов запереться изнутри! За это и поплатился. Толстяк-зомби распахнул дверь и попытался вытащить тщедушного мужичонку, но ремень безопасности не давал осуществить задуманное. На заднем сиденье верещали дети.

Томаш не видел, чем все закончилось, но догадаться нетрудно. Несколько раз он объезжал сбитых зараженных. Большинство было мертво, но некоторые, скуля и корча рожи от боли, ерзали на асфальте, щедро обагряя его своей отравленной кровью. Даже в таком состоянии все их мысли сосредотачивались на ставших недосягаемыми целях.

Уже на самом въезде в Сопот Томаш, объезжая остановившийся прямо посреди полосы микроавтобус, не успел среагировать и проехал по еще живому зараженному. Он толком не разглядел монстра, просто надавил на газ, понимая, что тормозить не стоит. Раздался хруст и сдавленный вопль, и черный Гольф помчался дальше. Ощущение было, как будто на большой скорости проскочил по лежачему полицейскому. По мягкому лежачему полицейскому.

Томаш облегченно выдохнул — не хватало еще тут застрять! Изредка хлопали выстрелы, но больше где-то вдалеке, центральная же улица была целиком во власти зомби. Да и малыми силами ее не удержишь, проще оборонять переулки и собственные дома. Вот, наверное, американцам сейчас весело с их-то картонными домиками, то ли дело в Польше — кирпич и камень.

Пришло время подумать, как спасти Наталью и уцелеть самому. Тварей было много, они быстры и бесстрашны, а на всех патронов не хватит, даже если каждый выстрел будет смертельным. Но Томаш не мог быть в этом уверен. К тому же плечо ныло все сильнее, и болеутоляющего адреналина уже не хватало.

Поворот направо, на круговом движении налево, и вот и нужная улица. Справа возвышается здание экономического факультета, где учится Наталья, слева — общежитие. Пожарное отделение через двести метров, и еще два раза столько же до пункта назначения.

Твою мать! Дорогу почти полностью перегораживала красная пожарная машина, опрокинутая на бок. На ней уже бесновались два зомби-подростка, беззлобно бодавшиеся между собой. Будь они обычными прыщавыми юнцами со здоровыми мозгами, Томаш бы прихлопнул их одной рукой, не вставая из-за стола. Но не теперь.

Не снижая скорость, он пересек встречную полосу и выскочил на тротуар. Машина несколько раз подпрыгнула, ее крепко повело налево, но Томаш удержал руль и вернулся на дорогу, сыпя проклятия с перепугу. Уф, пронесло, зомби бессильно скалятся вслед. Снова повезло, но повезет ли в следующий раз?

Возле дома Натальи никого не было, однако чуть выше на улице зараженные носились от дома к дому в поисках новых жертв. Тел вокруг не видно, но это не значит, что никто никого не убил. Сколько их здесь, бешеных? Кажется, четверо, но может и больше.

Не давая себе времени испугаться еще больше, Томаш вышел из машины с винтовкой наготове. Оружие взведено, только стреляй. Тут он вспомнил, что в суматохе забыл позвонить Наталье, и она не знает, что он уже здесь, если только не караулит у окна. Возвращаться в гольф было поздно, твари обязательно набегут, потом хрен их сбросишь, так что полный вперед!

Томаш постучал в дверь, подождал пару секунд для приличия и изо всех сил врезал по ней ногой. Дверь надсадно крякнула, но не поддалась. Какого хрена? Наталья же боится из комнаты выйти, неужто хватило смелости спуститься и запереться после того, как братец с папашей отчалили? Томаш взял небольшой разбег и попробовал ударить плечом. Оно тут же отозвалось такой сильной болью, что на секунду потемнело в глазах, но зато ему удалось ввалиться внутрь и даже удержать равновесие.

— Наталья! Бегом! Выходи! — заорал Томаш, морщась от боли и осторожно выглядывая в дверной проем. Как же он не подумал, что бить надо здоровым плечом.

Они уже были близко, они бежали сюда, вот ведь сволочи!

— Иду! — раздалось со второго этажа.

— Стоп, оставайся на месте! — скомандовал Томаш и начал осторожно подниматься по лестнице, держа вход на прицеле.

Он едва успел нажать на спусковой крючок. Чертова винтовка дернулась в руках, и пуля вырвала щепки из дверного косяка, никак не навредив ворвавшемуся в гостиную зомби. Да это же сосед Натальи, обрюзгший старый пердун, чей пес обгадил все газоны в округе! Он был в семейных трусах и разорванной на груди майке. На шее и руках виднелись укусы, уже немного потемневшие. Вся морда — сплошной отек, над правым ухом еще и багровеет какой-то порез. Ну, вояка.

Услышав звук выстрела, зараженный замер. Остановились за его спиной и другие зомби, чей топот был слышен еще секунду назад. Что-то смутило тварей.

Внезапно старик в семейках развернулся на сто восемьдесят градусов и по-молодецки бодро ринулся обратно на улицу, но Томаш снова взял его на мушку и уложил точным выстрелом аккурат между лопатками. Они боятся выстрелов! Они боятся! Вот курвы, ну, хоть какая-то управа есть на них.

— Томек! — визжала Наталья. — Что там происходит?!

Не ответив, Томаш поднялся на второй этаж, пробежал по короткому темному коридору и оказался в комнате девушки. Та сидела в углу, вся зареванная, обняв руками бледные коленки и прижавшись спиной к письменному столу. На ней была джинсовая юбка и розовая футболка с какой-то дурной золотистой надписью по-английски, любимая футболка Томаша.

— Одного приголубил, — буркнул он, захлопнув за спиной дверь. — Ты собралась?

— Да, — кивнула Наталья. — Собралась.

Она встала и взяла с кровати увесистый пакет. Наверняка половину упакованных вещей составляли всякие глупости типа косметики и прокладок. Бабы, одним словом, их не вразумишь и не поймешь.

— Слушай сюда, — Томаш схватил Наталью за плечи, невольно задержав взгляд на ее больших карих глазах, которые на солнце отливали зеленым. Как же он соскучился по ней, что ни говори. — Их там много. Я иду первый, ты идешь за мной, и ради Бога, не ори. Все делай молча, ясно? Иначе ты можешь сбить меня с толку, я промахнусь, и нами по очереди закусят все твои долбанные лицемерные соседи, а то и папа с братцем подтянутся. Усекла?

— Ага, — девушка продолжала тихонько всхлипывать и дрожать, и Томаш обнял ее и погладил по голове. Зря он брата с отцом приплел, зря, но слово не воробей.

— Успокойся, конфетка, нам надо только добежать до машины, а потом будет безопаснее. Готова?

— Готова, — кивнула Наталья, шмыгая носом. — Идем сейчас, иначе я не выдержу.

Томаш первым делом выглянул в окно. Двое зараженных переминались с ноги на ногу возле машины, точно караулили водителя. Издалека сойдут за нормальных, пока не подойдешь ближе и не увидишь лиц.

Других зомби Томаш так и не заметил, но они могли притаиться возле входа, под стеной или даже в гостиной. Обзор из окна оставлял желать лучшего, мертвых зон достаточно.

Высунув винтовку наружу, Томаш тщательно прицелился, задержал дыхание и выстрелил. Он хотел попасть зараженному в сердце или хотя бы просто в грудь, но пуля снова ушла выше, царапнув зомби плечо. Тот отреагировал мгновенно, крутанулся и с воплем пустился бежать, а следом за ним помчался прочь и второй зомби.

— Все, на выход.

Напряжение было таким, что голова Томаша вот-вот готова была взорваться. Но вместе с тем его переполнял азарт, какого раньше никогда не было. Древний инстинкт, безмятежно дремавший в генах сотни лет, был беспардонно разбужен и охотно взял вожжи.

Удар ногой, дверь распахивается, но в коридоре чисто. Томаш быстро подскакивает к лестнице и едва не сваливается с нее, с трудом успев вовремя остановиться — сбылись его худшие прогнозы, зараженные были в гостиной, сразу трое. Зная, что наверняка промахнется, Томаш все же выстрелил, и это спугнуло тварей и заодно расколотило огромную вазу в метре от выбитой двери.

Женщина в деловом костюме юркнула в двери и удрала вверх по улице, а еще два зомби скрылись в кухне, ибо до выхода им было далековато. Бабу пришлось отпустить, тем более, что она бежала так, что пятки сверкали, не оглядываясь. А вот теми двумя придется заняться, оставлять их за спиной глупо.

— Детка, держись рядом, буду стрелять. Только не бойся.

Ответа не последовало, Наталья могла лишь тихонько попискивать и еле сдерживаться, чтобы совсем не разреветься. Томаш прошел мимо входной двери, быстро зыркнул на улицу и, убедившись, что на смену позорно бежавшему зомби не пришли другие, сделал еще несколько шагов.

С кухни монстрам деваться некуда, разве что в окно прыгать. И чего это они там так затихли? Суки, чтоб их. Да еще эта дура сзади скулит, тихо, но все равно слышно, наглухо срывая его попытк подкрасться. За каким чертом приперся вообще за ней? Она же предала его, предала. Но он ее любит.

— Выходите, твари! — заорал Томаш, но ответа не последовало.

До кухни оставалось не больше пяти шагов, и он стоял, не решаясь идти дальше. По спине лились холодные капли, в любом момент могли ударить сзади. Паскудные зомби явно приготовили засаду, и эта мысль заставляла Томаша быть максимально осторожным. Он не имел права на ошибку.

К счастью, гостиная и кухня не были разделены дверью — одно помещение с другим соединялось симпатичным арочным проемом, сквозь который Томаш хорошо видел угол обеденного стола и окно, задернутое тюлем. На подоконнике стояли какие-то ухоженные цветочки, которые так любила мать Натальи, и ваза с фруктами.

— Прям натюрморт, — пробормотал Томаш, неистово стискивая винтовку.

Зомби не выдержали первыми. Возможно, их болезнь прогрессировала невероятными темпами, и вирус делал своих носителей все сообразительнее, но пока до Эйнштейна им было далековато. Почему-то зараженным пришла в головы идея атаковать одновременно, и они столкнулись в проеме, замешкавшись и дав Томашу разделаться с ними, как с мишенями в тире.

Первым выстрелом он раскроил череп пожарному в тяжелом мешковатом костюме, и тот шумно обвалился на дощатый пол. В глазах второго зараженного, молодого хипстера (его поистаскавшийся спортивный пиджак теперь выглядел еще более стильно), заметался страх. Томаш же хладнокровно нажал на спусковой крючок, практически не целясь, и быстро отвел глаза от своей работы — немного затошнило, парню выбило глаз. Эх, а Томаш целил в бороду, которую в последнее время так полюбили эти ублюдки.

Наталья обещала не кричать, но она все же не удержалась от того, чтобы тоненько взвизгнуть идиотским голосом. К счастью, ей хватило ума зажать себе рот ладонью. Томаш все равно успел бросить на Наталью испепеляющий взгляд. Он все больше злился на себя за то, что приехал сюда, пока мать сидит дома одна, без всякой защиты. Любовь любовью, но семья дороже.

— Уходим, — процедил он. — Если тебя укусят, сама будешь виновата.

Они выбежали на улицу. Где-то неподалеку кричали, часто звучали выстрелы выстрелы, а чуть дальше, на перекрестке, горел огромный американский джип, которого три минуты назад не было. Значит, в ту сторону соваться смысла нет, придется вернуться на главную улицу.

Томаш сел за руль и приятно удивился, когда Наталья плюхнулась рядом, захлопнула дверь и тут же заблокировала ее. Девица даром что блендая, как поганка, и колотит всю, но ума не теряет.

Резко тронувшись назад, Томаш быстро развернулся, задев при этом ограду, но такие мелочи его отныне не заботили. Хрен с ней, с задней фарой, да и с оградой тоже, больше за такую ерунду штрафов никто не выписывает.

Большой супермаркет, куда направлялся Томаш, находился в паре километров от его дома, в не слишком густонаселенном районе, поэтому основания полагать, что удастся избежать встречи с толпой чумных имелись.

Впервые Томаш летел по городу с такой скоростью — стрелка спидометра порой доходила до ста тридцати километров в час. Наталья знала, что это машина Дамиана, но, на удивление, сидела молча и не задавала никаких вопросов. Шок, похоже, или все же того, чердак протек. Сколько она не ела, интересно? По всему выходило, что сутки или около того. А ведь она наверняка не ела, боялась носа высунуть со второго этажа.

Дорога прошла без сучка, без задоринки. Зомби мелькали за окнами, стремительно оставаясь позади, а на пути никаких серьезных препятствий не встретилось.

Когда Томаш увидел магазин, с его плеч будто камень свалился. Сразу четыре полицейские машины и с десяток хорошо вооруженных сотрудников оцепили парковку и охраняли людей, совершающих покупки. Вокруг тут и там лежали тела зараженных, и очень много зомби сновало по округе, не решаясь подойти и скаля морды издалека. Все-таки Томаш ошибся, здесь оказалось очень опасно и, если бы не полицейские, дело было бы совсем худо. Как бы зомби славно покуражились в магазине, раздирая перепуганных людей. А те, в свою очередь, повели бы себя как стадо баранов — начали бы разбегаться кто куда, не пытаясь объединиться и дать отпор.

Томаш свободно проехал рядом с легавыми и достаточно быстро припарковался на место крохотного Опеля, который с визгом тронулся и умчался в неизвестном направлении, с забитым всякой всячиной салоном.

Подбежал полицейский с автоматом. Томаш и Наталья вышли из машины и вопросительно уставились на него.

— Не укушенные? — подозрительно спросил полицейский.

— Нет, конечно. Хотите — проверьте.

— Некогда нам проверять! — отчаянно выпалил сотрудник правопорядка. — Поспешите, мы здесь будем не больше часа.

— А потом? — удивился Томаш.

— У нас тоже есть семьи, — буркнул полицейский и направился обратно к своим.

Томаш повернулся к Наталье.

— Давай бегом, мне будет нужна твоя помощь. Надо набрать как можно больше, если там еще хоть что-то осталось. Они скоро уедут, и тогда здесь начнется бойня.

Им повезло — удалось разжиться и консервами, и макаронами, и крупами. Томаш даже урвал хороший охотничий нож, невесть как оставшийся незамеченным в толчее. Народу и вправду было много, и это радовало. Значит, еще не все потеряно. У некоторых было оружие, все больше пистолеты, и их уже никто не прятал. Томаш пожалел, что не взял свой. О винтовке, конечно, и речи не шло, на такое полицаи бы точно глаза не закрыли — им только не хватало перестрелки между гражданами разнимать.

Самое интересное, что, снуя по магазину, время от времени сталкиваясь и наступая друг другу на ноги, люди спешили извиниться и ободряюще улыбнуться друг к другу. Они были вежливее, чем обычно, хотя по всему полагалось, наоборот, толкаться и драться за каждый кусок хлеба.

Никто уже не обращал на ритмичные выстрелы снаружи — зомби все же не оставляли попыток прорваться в магазин. Томаш представил, как манила этих монстров беззащитная толпа испуганных людей, мечущихся между прилавками. Но зачем, чего же ради вы это делаете, выродки? Для чего мы нужным вам?!

Они с Натальей вывезли тележку на улицу и подкатили к машине, быстро опорожнив содержимое. Девушка что-то сказала насчет того, что неплохо бы вернуть тележку ко входу, но Томаш чуть не пинками загнал ее внутрь, завел мотор и выехал в сторону дома. Только бы все было хорошо, только бы.

— Томаш, а что у тебя на голове? — тихо спросила Наталья, как только они выехали с парковки.

Томаш молча снял шапку. Наталья ахнула и прижала ладони к лицу. Он все ждал вопросов или комментариев, но девушка, видимо, больше не могла выдавить из себя ни слова — всю смелость израсходовала на давно назревший вопрос. Она только робко и очень нежно погладила его по плечу.

Во дворе зомби не было, видимо, здесь уже некем поживиться. Но твари могут караулить в подъезде, и возникал вопрос, как поднимать наверх четыре полных огромных пакета. Один, потяжелее, он взял себе, второй отдал Наталье. За остальными сбегает один, куда деваться. Взгляд Томаша упал на тучу мошек, вьющихся над трупом пани Божены, окруженным загустевшей кровью, издалека почему-то похожей на карамель. Мерзость, какая же мерзость, сжечь эти смердящие останки, что ли? Только смрад поднимется прямо к ним в окна. Оттащить тоже не получится, не хочется трогать это, когда оно уже начало разваливаться.

Наталья при виде изломанного трупа шумно сглотнула и отвернулась, не проронив ни слова.

Томаш поднял глаза. Дверь, ведущая на его балкон, была закрыта, целая и невредимая, а все окна остались зашторенными. Он позвонил матери, та была дома, говорила тихо. Никто не врывался, только один раз в дверь постучали, но она не отозвалась.

Пока мама разбирала установленную Томашем баррикаду, они с Натальей вошли в подъезд. Мерзкое жужжание мушек над телом убитой старухи эхом раскатывалось по подъезду, как будто насекомых было несколько сотен.

Вид Ядвиги вызывал желание немедленно опорожнить и без того пустой желудок, но Томаш удержался. Каким-то чудом устояла и Наталья. Завтра здесь будет вонять, как сейчас воняет от пани Божены, но та хоть лежала на улице. Хотя и сейчас труп начал смердеть, и при каждом вдохе пока еще легкий могильный запах царапал нос и горло.

Наконец, они добрались до квартиры и вошли внутрь. Мать кинулась Томашу на шею, но он отстранил ее.

— Надо еще три пакета поднять. Держите винтовку, она заряженная, если кто-то полезет в квартиру — стреляйте. Я постучу вот так, три раза быстро и три раза медленно. Только тогда можете открывать.

С собой он прихватил пистолет и бегом понесся вниз, не оглядываясь и надеясь проскочить Ядвигу как можно скорее. Томаш крепко сжимал пистолет, чья холодная тяжесь вселяла уверенность. С подобным оружием доводилось обращаться прошлым летом на даче Француза, где они палили по банкам, так что Томаш был уверен в своем оружии.

Он дважды спускался и поднимался, нервно моргая и подпрыгивая от каждого шороха, но тревога каждый раз оказывалась ложной. Дверь той квартиры, откуда утром доносилась громкая музыка, была разворочена, и Томаш ожидал, что оттуда кто-нибудь выскочит. Наверное, все или погибли, или отправились на улицу в поисках добычи — замок подъездной двери уже почти неделю не работал, и открыть ее мог каждый. Зомби наверняка наловчились тянуть дверь на себя, если убеждались, что толчком она не открывается.

Наконец, миссия по обеспечению себя и близких продуктами и предметами первой необходимостью закончилась, и Томаш быстро восстановил входную баррикаду. Затем, с чувством собственного достоинства обведя глазами притихших и испуганных, но благодарных ему женщин, он понял, что сделал великое дело, и теперь имеет право отдохнуть.

16. На Запад

Маленькие круглые перламутровые облака прильнули к земле так низко, как будто хотели спуститься, упруго прокатиться по полю и снова взмыть вверх. Солнечные лучи играли золотом на их белых барашках, и я не мог отвести взгляд от красоты этого рассвета. Давненько не выпадало минутки насладиться подобным.

Легкий восточный ветер шевелил кроны деревьев на противоположном берегу, пологом и таинственном, еще хранящим в себе ночь. Кама неспешно несла темные воды, вчерашним вечером Лехиными стараниями подарившими двух здоровенных лещей.

Из палатки доносился Ванькин храп. Мое дежурство было последним — три часа назад меня разбудил Леха и тут же сам заснул мертвым сном, измотанный и раздраженный. Я был только рад, ведь нет ничего не лучше, чем встречать рассвет. Восходящее солнце всегда приносило людям надежду. Наверное, так повелось еще с тех давних времен, когда даже самые простые, известные сегодня любому ребенку законы природы оставались загадкой, и человек искренне радовался, завидев на востоке тонкую полоску света, чтобы вечером снова задаться вопросом, а взойдет ли солнце завтра.

Вчерашним вечером мы добрались до Камы. Вода, как и предполагалось, оказалась ледяной, и мы несколько раз черпали ее в большие кастрюли и грели. Наконец-то удалось помыться, ощущение свежести теперь дорогого стоит и доступно не каждому. Как говорится, не только лишь всем, но очень немногим.

Вопреки моим ожиданиям, разговоров у костра было немного — все хорошенько подустали — но обошлось без такого напряжения, как в первый день. Мы быстро втягивались и, как ни странно, все меньше думали про близких, которых уже нет. Так же о синяках и кровящем носе не думает борец на ринге — он понимает, что для этого время еще будет, а сейчас главное выстоять. Да и не поможет близким наша печаль, совсем не поможет, а нам навредит.

Правда, оставшись в одиночестве, я не мог прекратить думать о семье. В голову упрямо лезли картины из детства, которые прежде таились где-то в глубинах памяти и никак не давали о себе знать. Я и сам не думал, что храню так много воспоминаний.

Перед внутренним взором проплывали походы в парк отдыха, вкус мороженого, то непередаваемое чувство, возникающее в груди, когда в первый раз садишься на быструю карусель, на которую год назад тебя еще не пускали. 'Чертово колесо', 'Орбита', 'Вихрь' — да это же была сказка, а не жизнь! Как мы все ждали момента, чтобы родители забрали нас в Парк Имени Горького, который мы в Ижевске почему-то называли Летним Садом!

Желтое солнце, желтое лето, беззаботные люди в легкой одежде, горячий растрескавшийся асфальт и небо, голубое, безмятежное. И это неповторимое ощущение полета на старой советсткой карусели! Такого я даже в Диснейленде, увы, не испытывал. И даже в Порт-Авентуре.

И да поморщатся скептики, но даже в свои двадцать пять я мог уверенно заявить, что тогдашние эмоции не просто сильнее сегодняшних, но и живее. Давно я не испытывал ярких переживаний, приятного волнения, предвкушения. Все притупилось, несмотря на то, что ничего особенного я не познал и не обрел. Наверное, поэтому и хочется купаться в прошлом, и пусть это бессмысленно и глупо, но зато так можно испытать хоть тень тех малых и больших радостей. Только не стоит переусердствовать, а то так можно затереть воспоминания, выхолощив из них все самое лучшее. Тогда останутся просто картинки. Родные, добрые и светлые, но опустошенные.

Из палатки показался заспанный Семен, весь мятый, с топорщащимся вихром волос. Он провел рукой в тщетной попытке пригладить лохматость, потянулся и неспешно поплелся в мою сторону.

— Доброе утро, — слово 'утро' плавно перетекло в продолжительный зевок. — Ну что, все спокойно?

— Ага, кому мы тут нужны, — я с неохотой прервал раздумия — Семен, Семен, еще пять минут поспать не мог?

— Да уж, здесь нас никто не найдет. Надо бы Машке позвонить. Из-за этого так и не спал толком, все переживал.

Семен уселся рядом со мной, вставил симку в китайский смартфон и включил его. Настороженное выражение лица говорило о недоверии к устройству из Поднебесной, но вот дисплей посветлел, и Семен сразу расслабился.

— Почти разряжен, — грустно резюмировал он через полминуты. — Но позвонить, надеюсь, получится.

Получилось. Новости от Маши были неутешительными. В их полку прибыло, теперь в общежитии находилось около двух десятков уцелевших студентов. Один оказался покусанным, но его вовремя разоблачили и заперли в подвале, по которому он теперь и носился, громыхая всем, чем можно. Еды пока хватало — питались тем, что было в столовой и примыкающем к ней небольшом складском помещении. Семен клятвенно заверил ее, что уже завтра они увидятся. Я совсем не был в этом уверен, но решил не портить другу настроения, хоть и не понимал, чем он думает. Любое препятствие на дороге, и мы застряли. Может статься, что и надолго.

Через полчаса, пролетевшие в болтовне о всякой ерунде, проснулись и Ванька с Лехой. Мы планировали выезжать как можно раньше и не останавливаться, пока не покинем Россию — у нас два водителя, которые могут сменяться, плюс Семен на подхвате, и большие перерывы нам ни к чему. Правда, Семен что-то мямлил насчет того, что давно не водил. Лично я в этом проблемы не видел, но он настоял на том, что сядет за руль только в крайнем случае.

Наскоро позавтракали всякими вредными сладостями, запив все это дело абрикосовым коробочным соком, и начали собираться.

— Нам надо объехать МКАД, — сказал Ванька, закидывая сложенный спальник в кузов пикапа.

— С навигатором разберемся, — Леха продемонстрировал нам свой трофей, добытый все в том же счастливом супермаркете. — Написано, что тут есть карты России и Европы. Вот только батарейка села, так что на ходу включим и посмотрим.

— Можно сделать крюк, двинуть на Тверь, а потом оттуда на юг, в Ржев, Вязьму и потом на Смоленск, — Семен решил предвосхитить события и развернул настоящую дорожную карту страны, которая должна была пригодится на тот случай, если навигатор окажется бесполезным. — Должно получиться.

— Дорога только может быть плохая, — заметил я.

— Ага, а на МКАДе можем капитально встрять, потом придется назад катить, объезжать все это безобразие, — возразил Ванька. — Ты представь, какая шумиха поднялась в Москве, когда до них добралось. Все бросились вон из города и дружно встали, а потом их дружно перебили или превратили в себе подобных. По сути, они там все оказались заперты в пределах этой своей кольцевой.

— Ладно, давайте в объезд, мне, в общем-то, все равно, — я поспешил закончить нарождающуюся дискуссию. — Только поехали уже, спорить можно и в машине. Семен, карту аккуратно складывай, не хватало еще порвать ее.

Я уже изнемогал в предвкушении от грядущей дороги. Всегда хотелось проехать подобный маршрут, из глубины России на Запад, в Европу, а сегодня нам выпал шанс сделать это небывало быстро. Мечта сбылась тогда, когда все вокруг рухнуло, и радоваться этому было очень цинично. Но чему-то ведь надо радоваться, когда поводов для этого больше не осталось?

Впрочем, радость моя вскоре омрачилась. Первые проблемы началась на мосту через Каму, сразу после Чистополя, мимо которого мы пролетели на всех парах. Пару раз вдалеке мелькнули небольшие группы зомби, но никто из них, похоже, не ждал гостей и не предпринял даже дежурной попытки атаковать нас.

Сбылся наш худший прогноз — на узком мосту все же случилась пробка. Дорога была полностью перегорожена, и мы в задумчивости остановились. Выход предложил Семен, такой простой и логичный, что додуматься до него может только тот, кто не тратит времени и сил на поиски сложных решений.

— Нужен трос, кажется, — почесал репу Ванька. — Будем оттаскивать.

— Никакой трос не нужен, — ответствовал Семен и показал на три легковушки, сыгравшие в догонялки и в итоге всем скопом влетевшие в автобус, который слишком сильно высунулся из правого ряда на левый. — Вышибем стекла, снимем с 'ручника', если надо, и откатим.

Так и сделали. Стоило взяться за работу, и стало ясно, что существенную помеху представляет лишь несколько машины. Почти все двери остались незапертыми, бить стекло мне пришлось лишь раз — заодно опробовал 'балонник'.

В течение всего процесса я не выпускал из рук пистолет, отказываясь верить, что в таком удобном для засады месте нет зомби. Но на глаза попадались только трупы, причем куда меньше, чем должно быть. Почти все мертвецы лежали на дороге или сидели в разбитых автомобилях. Хорошо, что нам не приходилось иметь дело с транспортом, набитым трупами. Даже не хочу представлять, какой там царит смрад.

Кто-то был раздавлен, но были среди погибших и укушенные. Синяки и обильные кровоподтеки говорили о том, что зомби получили смертельные ранения от тупых предметов — наверное, их колотили битами и монтировками, которые присутствовали в каждом втором российском автомобиле. Водители и их пассажиры, вероятно, бросились вперед пешком, понимая, что в пробке они обречены, по пятам шла смерть. Интересно, насколько далеко они сумели убежать вперед? И что случилось потом? Вполне возможно, что и там их ждали с распростертыми объятиями злобные чудовища, а теперь они ждут нас. Или же мы увидим кучу мертвых тел.

Пока мы возились с машинами, Семен в гордом одиночестве пошел разбираться с автобусом — допотопным пазиком. Он являл собой последний камень преткновения, и, пожалуй, самую непростую задачу.

— Даже залезть туда не смог, чуть в обморок от смрада не упал, — честно признался Семен. — Там кладбище натуральное, камрады.

Добравшись до 'пазика', мы увидели и причину пробки. Оказалось, что мост перекрыли две машины полиции и четыре кареты скорой помощи. Возможно, здесь планировали быстро проверять людей на вирус и лишь потом пропускать, но что-то пошло не так, и в итоге не уехал вообще никто.

Странно, что мобильный пункт не поставили на въезде на мост, что было бы логичнее, а почти на самом выезде. Время, наверное, не позволяло.

Полицейские лады стояли нетронутыми. Более того, мы подергали за ручки и выяснили, что двери заблокированы. Я заглянул через пыльное стекло в салон, прикрыв глаза ладонью, но ничего не увидел. Леха отрапортовал, что и во втором автомобиле пусто, ни оружия, ни документов. Значит, эти или бежали, или хотя бы попытались это сделать, надеясь впоследствии вернуться за своими машинами.

Белые микроавтобусы с красным крестом на бортах пострадали больше — выбитые стекла, кровавые дорожки на асфальте возле двери кузова, через которую внутрь вносили больных при госпитализации. За одним из автобусов в смертельных объятиях замерли два высоких крепких мужчины. Один был в форме медбрата, другой же был типичным представителем провинциальных спальных районов — кроссовки, спортивный костюм с лампасами, бритая голова.

Из груди зомби торчал скальпель, а его рот был весь в крови — своей и врага, которому он прокусил горло. Судя по всему, смерть медбрата и зараженного наступила примерно в одно и то же время. Они до последнего стальной хваткой держали друг друга, надеясь успеть сразить врага и уцелеть самому, но силы оказались равны.

Войти в ПАЗик нам удалось только со второго раза, когда мы отдышались после первой неудачной попытки и вновь пошли на штурм, прикрыв лица носовыми платками. Внутри было несколько мертвецов разного пола и возраста, и от затхлой вони слезились глаза. К счастью, водительское кресло пустовало, ибо сам водитель, с укусами на правой руке и лице и аккуратной дыркой от пули в затылке, лежал на полу между сиденьями первого ряда.

Окоченевшими пальцами он сжимал ключи, и доставать их пришлось мне, потому что я стоял ближе. Стараясь не касаться синей руки, я взялся за торчащий из кулака кусок металла и крепко дернул на себя. Хрустнули пальцы, но не разжались. После нескольких попыток я, наконец, достиг успеха и передал ключи брезгливо сморщившемуся Ваньке.

— Я два дня есть не смогу, — глухо пробормотал я через платок. — Быстрее бы.

— Слушай, Ванька, отгони автобус, мы будем на улице, — хотел схитрить Леха, тоже весь скривившийся. — Прикроем тебя, то да се...

— Ага, сейчас! — разозлился Иван. — Всем стоять, я не собираюсь один это нюхать.

Он повернул ключ и мотор надсадно затарахтел, как будто жить ему осталось не больше пары минут. Едва Ванька аккуратно отпихнул полицейскую машину, загораживающую выезд, как автобус заглох.

— Черт, да что с ним? — недоумевал Ванька, безрезультатно пытаясь снова завести двигатель.

Так или иначе, автобус еще двигался по инерции, и Ванька аккуратно увел его с нашей полосы и, когда скорость упала почти до нуля, с филигранной точностью прижался к правому борту моста, упершись носом в нос машины скорой помощи. Путь для нас был практически свободен — полицейские почему-то встали так, что между носами лад вполне проходила даже габаритная машина, наподобие нашего форда.

Единственным, кто был освобожден от муки в пазике, стал разведчик-Семен. Но и он время не терял — искал топливо.

Было немного боязно оставлять его одного, но мы же недалеко — если что, подбежим, поможем, да и пистолет у Семена самый лучший из всех наших.

— Я машину заправил, под завязку! — радостно оповестил нас он. — А то бак почти высушили уже. Да и тросы нашел тут в ниве, нам лишними не будут, убрал в багажник. А еще одну пленку реквизировал, такую же, какой мы еду в кузове накрываем. Тоже всегда может пригодиться.

— Ну, Семен, хорош, — Леха с улыбкой похлопал друга по плечу. — Ты сегодня просто недельную норму выполнил, стахановец. Теперь всегда будем тебя в тылу оставлять, в качестве прикрытия.

— Не возражаю, только пушку мне получше раздобудьте. Я и снайпером могу быть, я хорошо стреляю. Помнишь, Леха, мы ходили на стрелковый кружок?

— Стараюсь забыть, — мрачно ответил Леха. — Меня через три занятия выгнали.

— Вот, а я городские соревнования выиграл, — с гордостью похвалился Семен, а потом решил утешить Леху. — Ну и зря выгнали, ты ведь в армии здорово стрелял.

— Потому что был обижен на жизнь, учился, как проклятый — не хватало, чтоб еще в армии на смех поднимали.

— Давайте в машину уже, снайперы, — подгонял всех Ванька. — Следующая остановка — обед.

Я все возился с радио, но ни одна станция не работала. А чего я хотел, там же везде люди сидят, тоже небось эвакуировались, если успели, конечно. Оставалась надежда на какие-нибудь сообщения от армии или правительства, что-нибудь о точках сбора беженцев, например, или какие-нибудь инструкции по выживанию. Ничегошеньки, только трескучие помехи в эфире, какие частоты ни крути.

День распогодился, за окном бурно зеленели леса и поля. Попадались и деревушки, прижимавшиеся к дороге своими серыми деревянными боками. В некоторых из них на улицах можно было увидеть спокойно передвигающихся людей, а также пастухов, ведущих коров в поле. Жили, точно ничего и не случилось. Наверное, тоже думают, что до такой глуши вирус не дойдет. По крайней мере, в России. Чтобы совершить такой марш-бросок, из города в деревню, зомби, во-первых, должны как-то узнать о существовании последних, а во-вторых, им придется запастись едой и водой или научиться охотиться в дикой природе. Ага, представляю, как зомби носятся за лосями с копьями на перевес и ставят капкан на зайца, а все для того, чтобы добраться до какого-нибудь Простоквашино и покусать полторы бабушки. Хотя, смех смехом...

Догадки об эволюции зомби подтвердили новости из Интернета — Семен подзарядил от прикуривателя свой новый смартфон и теперь сообщал нам самое интересное.

— Многие страницы уже не открываются, — вздыхал он. — Новостные порталы тоже помирают, на нашем главном последние новости от вчерашнего вечера, сегодня никаких записей не добавляли.

— Что там в мире вообще?

— Димыч, ты у нас лингвист, на вот, посмотри.

Я взял телефон и зашел на сайт CNN. Хм, американцы молодцы, держат удар, отдельные случаи дезертирства в рядах армии и национальной гвардии еще не приняли массовый характер.

— В Штатах лучше, конечно, но главные города оставлены полностью. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Бостон и остальные. Пишут вот, что зомби устроили настоящую засаду в Фоллс-Черч, неподалеку от Вашингтона. Сами налетели на полицию с трех сторон и перекусали или перебили почти всех. В Белом Доме тоже вечеринка, да вот беда — первые морды успели смыться. А так, в целом, хана Штатам — кроме зомби еще и латиносы с неграми разгулялись. О, кстати, еще о зараженных! Пишут, что в их поведении прослеживаются признаки стаи. Некоторые ученые сходятся во мнении, что группы зомби демонстрируют типичное поведение стайных хищников, которые просто охраняют свою территорию от всех, кто в их шайку не входит.

— Свою? — поразился Леха. — Они что, уже успели ее пометить, как собаки?

— Ну, они считают ее своей, — невесело усмехнулся я, пролистывая новости. — И да, они поумнели, пьют воду из фонтанов, луж, да откуда угодно, а с едой у них точно никаких проблем нет и не предвидится. Супермаркеты, рынки, маленькие магазины — все к их услугам. А для тех, кто не привередлив, на первое время сгодятся и мусорные баки.

— Шведский стол, прямо, — покачал головой Ванька. — Скоро борщ варить научатся. Лишь бы нам такую засаду тут не устроили, как американским копам, а то не сдюжим, боюсь.

— Согласен, — кивнул Семен. — Я после той бойни в магазине все еще не могу в себя прийти. До сих пор как-то не верится, что целехонькими вышли.

— Просто надо головой думать, — авторитетно заявил Леха. — Не они должны нападать неожиданно, а мы. Ударять быстро, по всем фронтам, чтоб ни один зомби не успел сориентироваться. Самая лучшая защита — нападение, а особенно умное нападение.

— В нашем случае это вроде работает, — закивал я. — А еще охотник всегда теряется, когда добыча сама превращает его в свою жертву. Как-нибудь попробуем самим напасть, только с нормальным оружием. Ну, если будет нужда, конечно. Так просто-то не полезем, зачем?

Могучие колеса пикапа с легкостью пожирали километры, как кит пожирает планктон, я мы скользили взглядами за проплывающими за окнами деревнями и городами и молчали. Рейнджер прекрасно вел себя на шоссе, и Ванька то и дело жмурился от удовольствия и поглаживал массивный руль.

Я посмотрел на спидометр. Сто пятьдесят километров в час. Иногда, когда дорога шла прямо и хорошо просматривались, он гнал и быстрее. Впрочем, на ухабистых участках и на крутых поворотах приходилось сильно снижать скорость.

— В Европе беда, — после периода всеобщего молчания я перешел на польские новостные сайты. — В Германии лагерь беженцев уничтожен, туда проникла зараза. Военные и часть гражданских вроде успели куда-то передислоцироваться, но связь с ними потеряна. Отмечают перебои и в мобильных сетях. Телевидение и радио не работают.

— Как хорошо, что Машку туда не забрали, в лагерь этот, — присвистнул Семен. — А то бы ехать было уже некуда. Эх, хоть бы уже завтра добраться... Неспокойно мне братцы, душа не на месте.

Все задумчиво покивали, соглашаясь с Семеном, а потом вдруг прорвало Леху.

— Парни, а знаете, что я понял? Это ж третья мировая! А что? Кто сказал, что война обязательно между странами должна идти? Человек против нелюди, глобальное противостояние. Или вот так — человек против своего же порождения, ведь теракт люди устроили? Люди. Сами заразу выпустили, а теперь остатки цивилизации с ней борются и пока на всех фронтах отступают.

— Эйнштейн был прав, — Ванька тоже решил блеснуть своими познаниями, почерпнутыми из тематических подписок в соцсетях. — Они нас перебьют, а когда поумнеют до такой степени, что начнут и между собой войны развязывать, драться будут палками и камнями.

— Если темпы их развития сохранятся, — с сомнением проговорил Семен, — то, может, они перестанут быть нам враждебными и даже оклемаются. Уже встречаются мнения, что это болячка временная, с последующим самоисцелениям.

— Будем надеяться, — вздохнул Ванька. — Вдруг дурь на самом деле повыветрится. Правда, население планеты здорово сократится... Вы видели глаза того зомби на парковке?

— О, а я думал, что один заметил, — хмыкнул я.

— Не, Димыч, ты не один такой умный. Так вот, мне интересно, почему он один был, если они теперь вроде как стаями разгуливают?

— Может, его не приняли, вдруг он больной — даже для зомби — и странный, — пожал плечами Леха.

— Тогда странно, что он даже для приличия не попробовал напасть исподтишка и, если не убить, то хотя бы заразить.

— Наверное, в их планы не входит нас заражать. Ты ж сам только что в Интернетах читал нам, что когда они видят человека, то хотят только одного — сделать так, чтобы он перестал подавать признаки жизни, то есть умер или потерял сознание, — вещал Семен. — Я вот подумал, они ведь действительно ведут себя как хищники и защищают свою территорию. Когда мы выезжали из Набережных Челнов, их привлек звук сигнализации, и они побежали...

— А потом стали меж собой грызться, — перебил Леха. — Семен, что ты пытаешься уложить все это в какую-то теорию?

— Они начали драться между собой, потому что, должно быть, были из разных группировок, — тихо проговорил Семен и снова вперился в смартфон, проверять свое предположение.

Через минуту он радостно воскликнул, как будто решил задачку по математике.

— Да, точно! Это не мы одни заметили. Зомби научились определять, кто 'свой'. А кто 'чужой'. Чужими теперь являются все, кто не входит в их стаю. А в стае может быть в среднем от пяти до двадцати зараженных. Но это все очень не точно, такие же люди, как мы, пишут. А видят они далеко не все, так, из окна одним глазком поглядывают. Хотя вот так, помалу, черпая отовсюду по кусочку информации, вполне можно собрать этот пазл.

А это уже было похоже на правду. Только теперь я понял, что насторожило меня в тот момент, в Членах — зомби бежали на нас небольшими организованными группками из разных дворов. Может, это и совпадение и мы просто маемся дурью, но ведь должно быть хоть какое-то объяснение происходящему. Навряд ли явление, в эпицентре которого мы очутились, можно назвать бессистемным.

Казань мы заметили издалека по клубам дыма, идущим вверх от города. Местами дым был черный, как смоль. Казань крупный город, вдвое больше Ижевска, и уж если там заполыхали пожары, то что же творится в Москве, Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске и других миллионниках? Страшно даже представить. Небо все заволокло чернотой, зомби там, наверное, все поголовно кашляют от гари и пыли. Может, хоть потравятся. Да и темно в Казани — солнце даже здесь с трудом прорывается сквозь полотно дыма.

Согласно нашему плану, столицу Татарстана мы обогнули по объездной. Временами нам встречались брошенные машины, иногда с выбитыми стеклами. Некоторые из них врезались в отбойники, от других тянулись по асфальту следы потемневшей крови вперемешку с тормозным следом. Пару раз попадались и скопления автомобилей, которые появлялись по самой банальной причине — идущий первым водитель не справился с управлением, в него въехал второй торопыга, третий, четвертый и так далее, по принципу снежного кома. Пассажиры и водители часто так и оставались внутри искореженных машин и привлекали не только мошек, но и ворон, которых тут кружило немало. А трупы, лежащие возле леса, были изрядно потрепаны, чуть ли не обглоданы — волки и медведи осмелели, начали выбираться из чащобы аж к самой трассе. Быстро животные чувствуют перемены!

Люди выезжали из города в спешке, гнали, как сумасшедшие, поэтому немудрено, что очень и очень многие не успевали не то что затормозить, но хоть как-то среагировать на препятствие. К счастью, дороги в республике были очень широкими, по сравнению с той же Удмуртией, и в большинстве отличались действительно качественным покрытием, поэтому такой проблемы, как на выезде из Чистополя, не было.

Миновав Чебоксары, мы решили пообедать, но Семен настоял на том, что предварительно нужно снова заправить бак — как же, если застрянем без бензина, визит к Маше откладывается. В общем-то он был прав, мы проехали больше четырехсот километров. Однако в этот раз судьба нам не слишком благоволила — все попадавшиеся АЗС были пусты и обесточены, и мы уже отчаялись, как вдруг впереди замаячила маленькая заправочная станция старого образца. На ее территории стоял грузовик с резервуаром, и Семен воодушевился.

— Это же АРС-14, с ручным насосом! Удача, парни! Если, конечно, там дизель.

Все-таки хорошо иметь среди друзей такого человека и тем более в такое время. Семен был ярким представителем рабочего класса, где он только ни работал — помимо двух лет на АЗС ему довелось с переменным успехом потрудиться на нескольких крупных и малых производственных предприятиях. Кроме того, он был мастером на все руки и всю работу по дому выполнял сам с младых ногтей, ему очень нравилось возиться с ключами и отвертками или разбираться с электрикой.

Леха и Семен занялись грузовиком и резервуаром, в котором-таки оказался подходящий вид топлива, а нам с Ванькой было поручено разыскать еще одну или две емкие канистры — в кузове осталось немного места, а такие запасы лишними не бывают.

Нас спасла только неожиданно хорошая реакция Ивана. Я безмятежно открыл дверь и вошел в полутемный небольшой торговый зал, когда из-за невысокого прилавка на меня кинулась темная скрюченная фигура. И как только Ванька успел выстрелить?

Зомби взвизгнул от боли, резко изменил траекторию движения и скрылся за стойкой с кассой в противоположной конце помещения.

— Димыч, ты чего спишь! — нервно заорал Ванька. — Как к себе домой заходишь, блин.

— А если он тут не один? — дрогнувшим голосом спросил я, сдавив холодный пистолет руками.

— Ну так и смотри в оба!

Света было мало, чертовски мало, и глазам требовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к потемкам. Но у нас и одной минуты не было, особенно если учесть, что зомби теперь наловчились нападать исподтишка.

Осторожно, приставными шагами двигаясь к стойке я все ждал, что кто-то вот-вот бросится на меня с какого-нибудь неожиданного направления. Воображение живо рисовало, как зомби повалит меня на пол и сомкнет зубы на моей шее, обдав гнилым смрадом из давно нечищеной пасти. Я нервно передернул плечами и продолжил пристально всматриваться в сторону прилавка, до слез напрягая глаза.

Зомби не стал ждать, когда мы подойдем вплотную. Он выскочил со стороны Ваньки и начал бешено озираться, ища, куда бы юркнуть. Ванька выстрелил трижды, один раз куда-то в грудь и два раза в лицо. Зомби отшатнулся и привалился спиной к белой двери, ведущей в подсобное помещение.

Я подбежал и тоже наставил на зараженного оружие. Мы с Ванькой стояли, готовые продолжить атаку в любой момент. Зомби же закрыл лицо руками, сквозь бледные пальцы тоненькими струйками бежала кровь. Он выглядел худым и изможденным, и синяя униформа сотрудника АЗС висела на нем грязным бесформенным мешком. Зараженный не пытался напасть, он стоял, прижимая руки к ране на лице. Его глаза, виднеющиеся меж расставленных пальцев, испепеляли нас ледяной серостью. Решительность покинула нас, нажать на спусковой крючок уже не казалось так легко.

— Эй, что тут такое?! — раздался голос Лехи.

Зомби понял, что прибыло подкрепление и, видимо, утратил остатки надежды. Он неуклюже, словно нехотя, подался в сторону Ваньки, и тому ничего не оставалось, кроме как выпустить еще две пули в голову агрессора. Зомби потерял равновесие и упал на пол. Он бешено дергался и хрипел, крови было все больше.

— Да ты ему в глаз попал, — в голосе подбежавшего Семена впервые прорезалось нечто, похожее на тревогу.

— Надо проверить, что за той дверью в подсобку, — спокойно сказал Леха, точно ничего страшного не случилось. Хлопнул по плечу Ваньку и отошел. Ванек же переводил взгляд выпученных глаз то на пистолет, то на подстреленного мужчину, мучительно испускавшего дух. Мой товарищ весь мелко дрожал, и в наступившей гробовой тишине был слышен дробный перестук его зубов.

Я смотрел на корчащегося зомби с горьким сочувствием. В нем было что-то человеческое, действительно было, и сейчас оно проступало особенно заметно. Он напал на нас не потому, что хотел поживиться нашей плотью или сделать нас такими же. Кажется, для него не существовало другого выхода.

Сначала он защищал свою территорию от незваных гостей. Нападение не доставляло ему удовольствия, это же было видно! И его взгляд... В нем точно не было того слепого безумия, которое мы видели у той твари у оружейного магазина. Неприязнь — да, явная, но уже без примеси ненависти. Всего день прошел, но какая разница! Или, быть может, тот зомби в Челнах был из 'свежих'? Ибо он выглядел ужасающе.

Наконец, подстреленный зомби умолк. Правая рука еще пару раз дрогнула, как будто хотела помахать миру на прощание, и невезучий охранник отмучился.

Леха подергал дверь, она была заперта на замок. После нескольких крепких ударов ногой ее таки-удалось открыть, и нам в нос прянул мерзкий запах разложения. Трупы женщины и двух мужчин были раскиданы по крохотной подсобке. Женщина тоже была сотрудницей АЗС — мы поняли это по знакомой синей униформе с логотипом компании, который был почти не виден под темным пятном вокруг раны в груди. Тот неброско одетый мужичок с щетиной, видимо, водитель грузовика-бензовоза, из которого мы выкачали топливо. А третий, молодой парень в смешной мятой бейсболке с нарисованным на ней персонажем какого-то мультсериала, походил на его помощника или просто на случайного посетителя.

Все трое были основательно покусаны, и мы сделали вывод, что они умерли от недостатка воды. Тот, кто напал на нас, запер их здесь, а затем обратился. Наверное, в пылу борьбы на него попала инфицированная кровь или ядовитая слюна угодила в рану, а он еще не знал, чем это грозит. Во всяком случае, на шее и лице застреленного нами зомби не было никаких укусов, да и одежда была подозрительно целая, хоть и не слишком чистая и свежая.

— Брать нечего, так что валим отседова, — коротко определил план действий Леха.

Семен профессионально закончил манипуляции с заправкой нашего пикапа, а затем доверху залил единственную оставшуюся на заправке десятилитровую канистру.

— Я есть хочу, — проворчал Ванька, прикуривая сигарету. Кажется, он немного пришел в себя. Во всяком случае, на конопатые щеки вернулся румянец.

Мы привычно отошли за коробку здания, чтобы не чиркать спичками в опасной зоне, хоть сейчас никто не станет гонять нас. Вдыхая едкий дым, я ответил:

— Точно, просто какой-то зверский аппетит проснулся. Хотя после того автобуса пару дней поголодать собирался.

— Привыкнем скоро, — Леха с отрешенным видом выпустил клуб дыма, глядя на голубое небо. — Настолько привыкнем, что совсем перестанем как-то на это реагировать.

Не прошло и пяти минут, как наш темно-синий пикап, по-прежнему сияющий чистотой, помчался дальше. Еще немного времени ушло на выбор места для пикника. Наконец, мы скатились с дороги прямо в поле, где и расселись, доставая наши внушительные по нынешним временам запасы. Семен до последнего настаивал на том, что обедать надо на ходу, что нельзя терять времени, но нам хотелось поесть по-человечески и подышать свежим воздухом.

Чувство голода притупило бдительность, и когда до нас донесся рокот мотора, поздно было даже пытаться скрыться — до машины так просто отсюда не добежишь, а по ней нас и так, и сяк найдут. Да и наверняка уже завидели нас, сидящих в чистом поле, как на ладони.

Это были военные. Два грузовика Урал с полными кузовами солдат с автоматами шли со стороны столицы на восток. Они ожидаемо остановились на обочине встречной полосы напротив Рейнджера, а мы взирали на них затравленными взорами.

В нашу сторону тут же направились два крепких мужика с калашниковыми наперевес. Семен с кислой миной сидел с открытой бутылкой минералки, немного не донесенной до пересохших от жажды губ, а Ванька задумчиво изрек:

— А я уже семь лет от армии бегаю. Вот, добегался.

— Все на колени, руки за голову, — гаркнул один из подошедших, почему-то вперив хмурый взгляд в меня.

Мы безропотно подчинились и выжидающе-напряженно уставились на военных, несколько ошеломленные таким началом. Второй крепыш достал сигарету, неторопливо прикурил ее, и, выпустив ноздрями дым, поднял на нас зеленые водянистые глаза:

— Ну, а вот теперь поговорим.

17. Зачистка

Самым большим испытанием стал не выход на улицу. Напротив, Виктор только этого их хотел, поскорее вырваться на полный опасности свежий воздух. У него, кажется, проявилась некая форма клаустрофобии — полный трупов подъезд стал казаться уже, стены начинали давить на плечи, а потолок норовил обрушиться на макушку и похоронить Виктора среди разбросанных по ступеням тел.

Хамза проделал хорошую работу за три дня эпидемии, зачистив все квартиры. Из соседей, увы, никто не уцелел, да и не все были дома в момент начала конца. Так что бывший солдат с истинно армейской дисциплиной обошел каждое жилище, разделался с зараженными, отыскал ключи и запер дверь. Теперь несколько больших связок тихонько бренчали в карманах разгрузки.

— Давай скорее, Виктор, хватит морщить нос, — командовал Хамза, досадуя на брезгливого помощника. — Если сейчас не управимся — завтра здесь будет такое!..

Виктор стиснул зубы, схватил подбитого в грудь молодого паренька за ноги и послушно зашагал за Хамзой в угловую квартиру, куда они стаскали все тела.

Шестой труп оказался последним. Положив его на брезент рядом с остальными, Виктор поспешил выйти, а Хамза принялся укутывать мертвецов, чтоб сильно не смердели. Он говорил, что как только их станет больше, можно будет, наконец, вынести останки зомби и сжечь их. Хоронить смысла нет — слишком много придется копать. Виктор же думал, что не нужно никого сжигать — можно просто переехать в место получше.

Первые зараженные поджидали людей у выхода из подъезда. Они проследили за Виктором или за теми зомби, что за ним гнались, и несли караул, разумно надеясь, что рано или поздно жертва может снова выйти на улицу. Стоило Хамзе бесшумно отворить подъездную дверь и сделать шаг на залитую солнцем улицу, как из густых кустов навстречу прянули твари. Они просчитались. Будь зомби чуть более терпеливыми и умными, они бы дали Хамзе и Виктору переступить порог и уже тогда бросились бы на них, отрезав путь к отступлению.

Хамза тут же запрыгнул обратно в прохладные сумерки подъезда, в движении нажав спусковой крючок дробовика. Получилось очень зрелищно, в лучших традициях боевиков. Мощным ударом картечи обоих зомби откинуло назад. Один уже не поднялся, а второй, обливающийся кровью из многочисленных мелких ран, косолапо заковылял прочь, стараясь двигаться как можно быстрее. Кусты колыхнулись и затихли — остальные пустились наутек. Подъездная дверь тем временем мягко закрылась.

— Теперь идем, — скомандовал Хамза. — И держи ухо востро, я могу кого-то не заметить.

Виктор попытался поймать удаляющегося зомби на прицел Глока, но Хамза положил руку на пистолет.

— Он и так далеко не уйдет, смотри, какой след за ним тянется, а ты потеряешь патрон. Эти двое — как омеги в волчьей стае, их кинули на наши пули в целях разведки. Остальные и дальше будут на нас охотиться.

Они обогнули дом, вышли на улицу, по которой пришел Виктор, и двинулись вниз, как раз в направление его жилища. Широкая улица хорошо просматривалась и, по счастью, она не была заставлена автомобилями — многие французы в момент начала трагедии находились за городом, где нередко проводили выходные.

Чуть выше по дороге наблюдалась печальная картина в виде огромного грузовика, въехавшего в киоск. Именно оттуда сегодня утром за Виктором и погнались зараженные, перед этим, наверное, прохлаждавшихся в теньке. Слава Богу, что Хамза такой хороший стрелок.

— Слушай, а зачем тебе русский? — Виктор решил нарушить молчание, тем более прямой опасности пока не было.

— У нас приветствовали знание языка потенциального противника, — ответил Хамза. — Я служил в Иностранном легионе, Виктор. Был, кстати, в Югославии в девяносто девятом, и ваших там видел.

— Ясно говоришь, — вздохнул Виктор. — Интересно, хоть кто-то нас во враги не записывал?

— Ага, Куба и Никарагуа. А если серьезно, все не так просто, но понимают это лишь единицы. Я, между прочим, здорово струхнул, когда ваши кинулись на Приштину. У нас тогда многие думали, что с этого все и начнется.

— Толку-то от этой Приштины, — зло отозвался Виктор. — У меня в Штатах был сосед, из Сербии, совсем старик. Так он с такой горечью об этих событиях вспоминает. Вспоминал, точнее. Семья у него в Косово была, так вот они с дочкой в Штаты еле сбежали, мать и сестра там остались, в земле.

Хамза внезапно перехватил дробовик, точно приготовившись стрелять, и навел его куда-то вправо. Виктор тоже переполошился, но ему никак не удавалось разглядеть то, что напугало Хамзу.

— Они идут за нами, — пояснил тот. — Идут параллельным курсом, через дворы. Ты левую сторону держи лучше. Я не удивлюсь, если им достанет наглости взять нас в клещи.

И они пошли дальше, не сводя глаз с прилегающих дворов и время от времени озираясь. От напряжения на лбу и переносице выступал пот, и это раздражало Виктора — он то и дело смахивал соленые капли или быстро стирал их рукавом. Хамза же оставался непоколебимым, точно вышел на прогулку или на худой конец на учебную тревогу, где стреляют пулями с краской. В каждом его движении была твердость и уверенность, ничего лишнего.

— Те омеги, — продолжил делиться наблюдениями Хамза, не ослабляя, впрочем, внимания, — были по какой-то причине лишними. Но по какой причине два крепких мужика могут быть лишними в стае? Сдается мне, они пленники из побежденной группировки, и их смело используют, как наживку.

Это озадачило Виктора, и он не нашелся, что ответить. Опираясь на последние мало-мальски ясные воспоминания, он представлял себе зомби предельно тупыми, неорганизованными и нелогичными, и потому еще час назад искренне удивлялся, что в Париж еще не ввели войска и не очистили город от нечисти. Только утром все начало вставать на свои места, после рассказов Хамзы. Зараженные стремительно прогрессируют, и военным противостоят уже не психи, но небольшие дружные стайки, весьма смелые, но в то же время хитрые.

Дом Виктора уже остался позади, когда зомби все же решились напасть. Хамза как в воду глядел — они побежали с двух направлений, от перекрестка и со стороны дворов. Хамза тотчас уверенно повернулся навстречу угрозе, а Виктор дрожащими руками поднял пистолет, видя, как бегут прямо на него сразу несколько оскалившихся монстров.

Первым выстрелом он промазал, и зараженные тут же прыснули в разные стороны — кто-то юркнул за припаркованную машину, кто-то исчез за деревом, но никто даже не попытался удрать. Это означало, что твари настроены решительно, но лезть под пули не намерены. В подтверждение этому выругался по-французски Хамза. Виктор быстро обернулся и увидел, что отставному военному удалось подстрелить одного зомби, но остальные тоже попрятались.

— Виктор, готовься, сейчас попрут, — прорычал Хамза.

Он направил дробовик в сторону брошенной на обочине малолитражки, за стеклами которой виднелся силуэт затаившегося зомби, и выстрелил. Дробовик грянул, как пушка, и грохот выстрела смешался со звоном разбитого стекла. Зомби беззвучно упал, а Хамза быстро повернулся навстречу новой угрозе.

Зараженные снова ударили все вместе и с разных направлений. Виктор уже успел обреченно подумать, что все кончено, но ему повезло попасть в голову ближайшему зомби, до которого оставалось около десяти метров. Еще трое неслись справа, и он просто начал беспорядочно палить в их сторону. Три пули угодили бегущей в авангарде чернокожей женщине в живот, еще одна вошла в грудь толстяка, где-то позабывшего штаны, но третий зомби — крепко сложенный парень — таки добрался до своей цели.

Он прыгнул на Виктора с грацией тигра и свалил его на асфальт. Искаженное злобой лицо, полопавшиеся пересохшие губы, отвратительный запах пота и мерзкая вонь изо рта заставляли цепенеть. Руки зомби тисками сомкнулись на шее жертвы. Виктор едва не выронил пистолет, в последнюю секунду ухватив выскользнувшее оружие за ствол.

Он бросил отчаянный взгляд в сторону и увидел, что Хамза делает один выстрел за другим, крутится, как юла, а зомби все ближе, и бывший морпех никак не сможет помочь своему напарнику — ему бы себя защитить.

Все было будто во сне. Обреченность вытеснила страх, и Виктор спокойно встретил голову безумной твари рукоятью пистолета. Он метил в висок, но зомби как-то извернулся, и удар пришел в челюсть. Как оказалось, этого вполне достаточно, чтобы дезориентировать зараженного, хоть удар нельзя было назвать сильным.

Он немного поплыл, как боксер после нокдауна, но руки по-прежнему крепко держали шею. Виктор, чувствуя, как выходят из легких последний воздух, начал быстро наносить новые удары рукоятью своего оружия, с каждым движением руки слабея.

Мир начал меркнуть и мутнеть, как медленно темнеет последний кадр фильма — от углов к центру — когда очередной удар вдруг вышиб из зомби дух, и тот скатился на асфальт. Виктор попытался быстро вскочить на ноги, но мир кружился в стремительном танце, и он упал на колени. Хамза что-то кричал, но Виктор не понимал его. Нужно было сделать вдох, хоть небольшой, легкие уже начали гореть. Наконец, Виктору удалось втянуть в себя воздух, пропитанный идущим от зараженных смрадом. Его обильно вырвало недавним завтраком, и сразу полегчело.

Он обвел мутным взглядом поле боя. Восемь трупов, а вокруг бегает еще с десяток нелюдей. Они окружают их, сжимают в кольцо. Вот бегут двое, уже близко, метят в Виктора, видят его слабость.

Он с хрипом встал на одно колено и взял ближайшего зомби в прицел, дивясь накатившему вдруг спокойствию. Зараженный был уже близко, промахнуться просто невозможно. Щелчок выстрела, и пуля врезается в грудную клетку, пробивает кость и застревает внутри, немного разминувшись с колотящимся сердцем. Зомби вскидывает руки, точно приветствуя доброго друга, которого давно не видел, пробегает по инерции несколько шагов и падает прямо лицом в асфальт.

Второй зараженный, на вид мелкий клерк в дешевом костюме изодранном, оказался куда хитрее. Он начал вихлять и петлять, сбивая Виктора с толку, и первая пуля ушла в молоко, зато вторая зацепила бедро и раскрутила клерка на сто восемьдесят градусов. Виктор выхватил из-за пояса огромный нож, тоже данный ему Хамзой, и помчался на зомби, как гладиатор на дрогнувшего врага. Тот хотел броситься навстречу, но не успел.

Виктор старался не смотреть на длинное лезвие и практически вслепую вонзил его противнику в солнечное сплетение. Вонзил, тотчас вынул, поражаясь, как легко идеть острое жало, и отпихнул зомби ногой.

Тот упал на асфальт, прижимая руки к ране и напоминая выброшенную на берег рыбу — он все пытался хватать ртом воздух, которого вдруг оказалось слишком мало. И лицо его здорово переменилось, дебильное озлобленное выражение сменилось гримасой боли и страха, как у обычного, здорового человека. Может, они перед смертью прозревают?

Этого Виктору узнать не удалось. Зомби через несколько секунд затих, а глаза превратились в безжиненные стекляшки. И после таких метаморфоз с умирающим ученые еще убеждают нас, что души нет?

Хамза быстро перезаряжал дробовик, всюду были рассыпаны здоровенные гильзы от картечи. На поле боя вернулась тишина.

— Что, все? — недоверчиво спросил Виктор, обводя взглядом окрестности.

— Да, все, — удовлетворенно ответил Хамза, а потом вдруг насторожился. — Слушай, а ты молодец. Не плюнули, не покусали?

— Нет, — помотал головой Виктор и подошел к зомби, что чуть не задушил его.

Он разбил ему голову в нескольких местах. Где-то просто рассек кожу, а где-то повредил череп. Все же ему здорово повезло, что зомби не начал плеваться или просто ненароком не капнул слюной — утром Виктор уже успел прочесть в Сети, что слюна чудовищ ядовита для кожи, а при контакте с кровью мигом заражает. Надо бы защиту какую-то, что ли. Он поделился этой мыслью с Хамзой.

— А смысл? — не понял тот. — Можно, конечно, раздобыть костюмы, маски... Вот навесишь на себя кучу всяких тяжестей, за минуту выдохнешься, и на тебя навалятся всей толпой. Хотя глаза, в общем-то, можно и прикрыть — теми же лыжными очками, они широкие и удобные, здесь согласен.

Виктор аккуратно обтер нож о рубашку убитого им зомби и вернул его в ножны. Они с Хамзой предусмотрительно надели перчатки, но все равно не хотелось бы, чтобы отравленная кровь находилась близко к коже.

Оставшиеся зомби в количестве пяти здоровых и двух подраненых особей отступили. Преследовать их было бы глупо, лишний риск не имел смысла, равно как и потеря времени. Немного отдышавшись и проверив карманы мертвецов на предмет хабара, Хамза и Виктор вернулись к своей миссии. Они вглядывались в пустые окна домов, махали руками, выкликивали людей, надеясь встретить выживших, но никто не отзывался. Многие стекла на балконных дверях были выбиты, и Хамза пришел к выводу, что зараженные таким образом добирались до здоровых соседей.

— Пугает меня такая эволюция, вот Дарвин бы обалдел, — говорил он. — Того и гляди, завтра изобретут колесо, а послезавтра устроят выборы президента.

— Наверное, поэтому здесь до сих пор нет военных.

— Пожалуй. Да и большинство наверняка разбежалось по своим семьям, и никто их особо не держал — у офицеров тоже есть жены и дети, Виктор. Кому охота куковать на базе или ехать отбивать Париж, если все твои близкие живут в другом месте и остаются без защиты? Дисциплина дисциплиной, да и контрактные обязательства никто не отменял, но вот враг-то у нас внутри страны, а не снаружи... А еще народ как-то быстро докумекал, что нет больше нашего уютного мирка, и все соглашения превращаются в ненужную макулатуру. Ты ведь тоже сразу понял, верно?

— Понял, — вздохнул Виктор. — Но не верил.

Потихоньку они дошли до супермаркета, где Виктор делал покупки в роковой вечер. Они почти миновали его, когда на Виктора вдруг нахлынула неясная тревога и решительно потянула его в темный торговый зал.

— Хамза, давай зайдем внутрь, — он указал пальцем на магазин.

— Зачем? Запасы у меня есть... — не понял тот. — Искать там выживших? Кто будет прятаться в магазине? Только идиот, а идиоты до сегодняшнего дня уже не дожили. Там же никакой защиты.

— Серьезно, я хочу войти туда.

Хамза уставился на Виктора испытующим взглядом, глаза сузились, точно пытаясь рассмотреть, что творится в голове у этого сумасшедшего русского. Видимо, ничего подозрительного обнаружить не удалось, и Хамза смирился.

— Ладно, давай. Только договоримся обо всем на берегу.

— Я весь внимание, — нетерпеливо сказал Виктор, то и дело поглядывая на супермаркет.

— Входим осторожно. Если я велю уходить, то уходим, не вступая в бой и не выдавая нашего присутствия. Идет?

— Хорошо, — кивнул Виктор. — Пошли уже, товарищ командир.

По парковке было разбросано с две дюжины тел, которыми уже полакомились вороны и, возможно, бродячие собаки — на трупах отсутствовали крупные куски. Тут уж даже Хамза не выдержал, отвел глаза да покрепче взял дробовик.

Как назло, еще день так ладно распогодился — на смену утренней серой угрюмости приходил золотистый полдень, теплый, добрый и ласковый. Под прямыми лучами солнца эти трупы, наверное, начнут гнить и смердеть так, что спасения не будет нигде.

Магазин был оборудован широкими раздвижными дверями с автоматическим открытием. Свет внутри не горел, и двери перестали работать. Зомби, впрочем, не слишком расстроились и просто разбили их, и теперь широкий проход был открыт для любого желающего.

Хамза, как опытный боец, пошел первым, Виктор прикрывал тыл, ежесекундно оглядываясь и проверяя, не бежит ли за ними очередная орда зараженных, дабы загнать в ловушку и отрезать все пути к отступлению.

Бесшумно проскользнув в супермаркет, они спрятались за колонной, чтобы привыкнуть к полутьме — свет сюда поступал из небольших окон, расположенных на семиметровой высоте у самого потолка. Чуть дальше начинался ряд касс, а за ним и торговый зал, ныне изрядно прореженный и погромленный.

Наконец, Хамза ткнул Виктора в бок и жестом показал, что пора двигаться. Они медленно пошли, пригибаясь и посматривая под ноги, готовые в любой момент вскинуть оружие.

Многие стеллажи были опрокинуты и разворочены. Пятна засохшей крови, осколки бутылок с водой и различными напитками, тут и там валялись раскатившиеся и помятые консервные банки и всякая мелочь.

Был у зомби один плюс, делавший их уязвимыми. Если они не готовились к засаде, то вели себя достаточно шумно, и обнаружить монстров не составляло никакого труда. Возможно, вскоре они поймут, что следует вести себя потише, но сегодня такая мысль их еще не посетила.

Упитанный паренек в ярко-желтой майке и нелепых бриджах, еле налезающих на дебелые колонны ног, сидел на полу, привалившись спиной к холодильнику. Он жрал воняющую тухлятиной рыбу, каждый раз откусывая огромные куски прямо с костями. Жевал он, похоже, тоже не слишком обращая внимания на эти самые кости — рот немного кровоточил.

Теперь встал вопрос, как устранить его и не нашуметь. У Хамзы, разумеется, было хорошее решение. Он бесшумно обошел стеллаж с ножом наготове и оказался за спиной толстяка. Ловко перегнувшись через холодильник, он быстрым движением провел острым лезвием по горлу зомби. Тот даже не пикнул. Голова тут же повисла, а по желтой майке весело заструился алый ручеек.

Виктор силой заставил себя смотреть на бегущую из раны кровь и не отводить взгляд в течение нескольких долгих секунд. Он должен к этому привыкнуть, он должен приучить себя не бояться крови и смерти, и, самое важное, он должен сам научиться отнимать жизнь, так же хорошо, как это сделал Хамза — чик, и готово, ничего личного. В противном случае ему не будет места в новом мире, возиться с ним никто не станет.

Как ни странно, сейчас уже было не так противно. Человек способен быстро перестроиться и в экстремальной ситуации спокойно смотреть на то, чего в обычной жизни бы не выдержал. А сейчас везде одна большая экстремальная ситуация. На ум пришла фраза из какого-то давно виденного фильма — 'то, что кажется зверством в мирное время, в военное превращается в рутину'.

Вернулся Хамза и с невозмутимым видом продолжил путь. Виктор сам не знал, какого черта они тут забыли, но интуиция подсказывала, что нужно обойти все и уходить только в том случае, если никого не обнаружат.

Решив поступить по примеру Хамзы, Виктор вытащил нож, которым уж точно не наделаешь столько шума, как пистолетом. Он сделал это как раз вовремя. Хамза прокрался дальше, а Виктор замешкался у полок с мукой. Ему показалось, что здесь, совсем рядом кто-то есть, кто-то притаился. Он остановился и медленно, изо всех сил борясь с дрожью в руках, начал отодвигать упаковки в сторону. Хамза быстро все понял и положил руку на дробовик, готовый сменить холодное оружие на огнестрельное.

Как только третья упаковка оказалась в стороне и открылся сквозной просвет на параллельный ряд, Виктор убедился, что предчувствие не обмануло. Спиной к нему стоял зомби и копался в стеллаже напротив, что-то жуя. Да уж, теперь пойди реши, что делать.

С одной стороны, можно продолжить обход и оставить зараженного, но ведь он может рано или поздно заметить их и ударить со спины. А если в этот момент придется отбиваться от других тварей? Надо убивать, Витя, хорош малодушничать.

Хамза знаками показал, чтобы Виктор сидел и не двигался, и что он сам все сделает. Но Виктор решительно помотал головой и начал обходить своей стеллаж с левой стороны. Он нарочно не смотрел на отчаянно жестикулировавшего Хамзу, призывавшего его вернуться на место.

Зомби был увлечен поеданием печенья. С громким шуршанием он вскрывал одну упаковку за другой корявыми движениями, рассыпая половину содержимого, и жадно обжирался, засовывая в рот сразу по несколько крекеров. Виктор поудобнее перехватил нож вспотевшей ладонью, бесшумно приблизился, замахнулся. Зараженный будто бы заподозрил неладное и даже успел обернуться, но, когда он понял, что дела плохи, горло обожгло могильным холодом, и жизнь, если это состояние зомби можно окрестить таким сильным словом, начала покидать его упругими толчками.

Это был мужчина в замызганной рабочей одежде. От него неприятно пахло — кровью, потом и чем-то еще, незнакомым и непонятным. Он обратил на своего убийцу мутнеющий взгляд, полный глубокой тоски и, как показалось Виктору, мольбы. Зараженный схватил Виктора за рукав, пытаясь удержаться на ногах, но хватка стремительно слабела. Виктор не дал зомби упасть. Чтобы не наделать шума, он аккуратно положил его на пол.

Когда Виктор вернулся, Хамза встретил его с восхищенно-удивленным выражением лица.

— Прекрасно, Виктор! — горячо прошептал он, округлив глаза, а потом строго добавил. — Только теперь давай действовать сообща, мы же условились, что ты выполняешь мои команды.

Во время обхода им попалось несколько трупов. Все они умерли зараженными, скорее всего, от рук своих же сородичей. На руках, плечах, лицах были следы укусов и побоев. Судя по виду, зомби отдали концы не слишком давно, потому что следов сильного разложения, равно как и сшибающего с ног трупного смрада, Хамза с Виктором не заметили. Так, обычный запах не мытого несколько дней тела. В Париже таких товарищей и до эпидемии хватало, дело знакомое.

Больше ничего интересного в торговом зале не встретилось, разве что Виктор прихватил случайно замеченный бинокль, парочку фонариков и несколько упаковок батареек, рассовав их по карманам. Хамза одобрительно кивнул, мол, хорошо, молодец. Ну, хоть какая-то польза от оказавшегося бессмысленным рейда.

В последнем ряду внимание Виктора приковала к себе широкая белая дверь, практически незаметная в потемках между стеллажами с кукурузными хлопьями и хлебом. За ней предположительно находились подсобные помещения. Хамза сразу понял, чего хочет Виктор, и, покачав головой, велел Виктору открыть дверь на счет три, а сам поднял дробовик.

— Давай, раз, два, три! — крикнул Виктор и резко дернул дверь на себя.

Дверь легко поддалась. Хамза остался неподвижен. Он напряженно вглядывался в темноту коридора, но, видимо, ничего подозрительного не заметил.

— Идем, и фонарики заодно опробуем.

Пока Виктор держал под прицелом дверной проем, Хамза быстро повесил дробовик за спину, взял в руки свой глок и фонарик и растворился в темноте. Виктор еще раз быстро осмотрел торговый зал перед тем, как последовать за Хамзой и захлопнуть за собой дверь. Он все опасался, что зомби рано или поздно перехитрят их. После рассказов Хамзы о том, как эти гады наловчились расправляться с людьми, любой бы сделался параноиком.

Хамза с Виктором мелкими шагами продвигались по коридору налево. Хамза светил фонариком вперед, а Виктор — назад. Они по очереди открывали незапертые двери и просвечивали помещения, но не нашли ни здоровых, ни больных.

— Тупик, — остановившись у последней двери, заявил Хамза, и решительно дернул за ручку.

Но дверь не поддалась. Он посветил фонариком вокруг, и луч света выхватил из темноты неподвижную фигуру, лежащую на полу в форме эмбриона. Виктор испуганно дернулся, чуть не нажав на спусковой крючок, а Хамза и бровью не повел.

С пистолетом наготове он приблизился к человеку и осмотрел его. Виктор тем временем следил за коридором.

Хамза ногой перевернул труп на спину, и Виктор сразу же узнал его — это был тот самый охранник, что выставил его прочь из магазина, когда он, Виктор, хотел предупредить этих идиотов о грядущем конце света. Охранник был укушен в шею, прямо классика жанра. Только непонятно, от чего он умер, следов насилия и крови, кроме как темных пятен вокруг укуса, не было.

— Я его знаю, — горячо выпалил Виктор, осененный внезапной догадкой. — Как знаю и еще кое-что!

— И что же? — насторожился Хамза, несколько сбитый с толку неожиданной эмоциональностью напарника.

— Кто может быть этой дверью, — Виктор отстранил Хамзу и постучал. — Мадемуазель, откройте! Помните, я предупреждал Вас о том, что нужно уходить? Зря Вы не послушались, конечно, но, слава Богу, Вы остались живы.

Ответ последовал незамедлительно.

— Предупреждаю, я вооружена, — донеслось из-за двери. — Сперва отойдите, а потом я открою. Сколько вас?

— Двое.

— Хорошо, три шага назад!

Виктор и Хамза подчинились. За дверью началось копошение — что-то тяжелое поволокли по полу прочь от выхода — а затем лязгнула щеколда и створка приоткрылась. Луч фонарика осветил бледное перепуганное лицо молодой девушки с поднесенным к нему тонким ножом, который годился только для резки хлеба. Девушка тут же зажмурилась и, выматерившись по-французски, захлопнула дверь.

— В чем дело, мадемуазель? — раздосадованно всплеснул руками Хамза.

— Я чуть не ослепла, у нас уже сутки нет электричества, я сидела в темноте.

— Выходите, мы забираем Вас с собой.

— Куда с собой? — девушка, кажется, не слишком-то доверяла двум незнакомым мужикам, внезапно появившимся в магазине. Это вполне логично, но, черт подери, не тогда, когда эти самые незнакомцы эвакуируют тебя из кишащего зомби района.

— В безопасное место. Послушайте, как Вас зовут?

— Анжелика.

— Очень хорошо. Анжелика, полиции больше нет, нашей с Вами страны тоже. Мы с моим другом сейчас собираем всех, кто жив и здоров, потому что вместе выживать и защищаться легче. Выходите, Вам тут все равно долго не протянуть. Обещаем — рук распускать не станем.

— Хорошо, убедили, — быстро сдалась девица.

Дверь вновь открылась, и Виктор предусмотрительно опустил фонарик так, чтобы свет падал на пол, под ноги.

— Только в торговом зале эти... Ну, вы поняли, — Анжелика замялась, не сумев подобрать нужных слов.

Взгляд девушки остановился на мертвом охраннике, и она вскрикнула.

— Ой, Клод!

Ага, увидела охранника. Неужто не знала, что парень копыта откинул и уже начинал попахивать?

— Ты тут от него спряталась? — Виктор неожиданно даже для самого себя перешел на 'ты', хоть у французов граница между вежливым и неформальным общением была весьма размытая. — Зомби в торговом зале больше нет. По крайней мере, пока.

— Да, и от него, и от тех, других. Точнее, мы с ним вместе забежали сюда, через полчаса, после того, как Вы... Как ты ушел, — рассказывала Анжелика, пока все трое шли обратно по коридору. — На него напал какой-то сумасшедший, укусил, но Клод свернул ему шею.

— Надо было сразу слушать меня, — сокрушенно покачал головой Виктор.

— Я подумала, что у тебя не все дома, если честно. Выглядел как алкоголик или бомж, хотя одно другому не мешает, — прямолинейность Анжелики поражала. — А потом начали врываться они, эти...

— Зомби, — подсказал Хамза. — Мы зовем их так.

— Да. Как я уже сказала, укусили Клода, но он отбился. А потом они повалили толпой, начали убивать покупателей, и нам пришлось прятаться за стеллажами, а потом незаметно пробраться в этот коридор. Вот только Клоду сразу поплохело.

— И ты поняла, что его ждет, и закрылась в той комнатке, да? — любопытствовал Виктор.

— Я вообще-то не дурочка, — поджала губы Анжелика. — Фильмы про живых мертвецов смотреть доводилось, хоть они мне и не слишком нравились.

— Ты, кстати, сказала, что у тебя есть оружие, — усмехнулся Виктор. — Это ты в тех фильмах про живых мертвецов подсмотрела, что с врагами можно расправиться пилкой для ногтей?

— Ой, отстань, ради Бога, — взмолилась девушка. — Да, приврала я, чтобы вы губу не раскатывали.

— Тихо, — шикнул Хамза, когда они вернулись к выходу в торговый зал.

Он приоткрыл дверь сперва на пару сантиметров, подожал пару секунд и распахнул ее. В руках бесстрашного араба снова оказался дробовик, а на лицо вернулось прежнее спокойное и сосредоточенное выражение. Виктор сменил фонарь на пистолет, сразу почувствовав себя увереннее. Уверенности добавляла и Анжелика, подслеповато щурившаяся при ярком свете и держащая его за рубашку на спине.

Путь к выходу был свободен, однако Хамза все равно дал понять, что бежать нельзя. Виктор уже начал раздражаться на излишне осторожного напарника, но тот вдруг встал, как вкопанный, и поднес палец к губам. Стало так тихо, что даже дыхание перепуганной Анжелики, бледной и исхудавшей от недоедания, стало казаться слишком громким.

— Виктор, дай-ка бинокль, — напряженно сказал Хамза.

Хорошо, что Виктор сразу же распаковал полезное устройство и повесил его себе на шею — теперь оставалось лишь снять его и протянуть напарнику. Тот пару секунд посмотрел вперед, поводил головой влево и вправо, и вернул бинокль Виктору.

— Не выйдем. Я насчитал около тридцати зомби, — напряженно выдохнул Хамза. — Такой толпы я еще не видал. Если хочешь, можешь сам посмотреть. Гляди за машинами там, справа, на парковке, и левее, в зарослях. И могут быть другие. Какая-то неприлично большая стая.

— А почему они не вошли внутрь? — прошептала Анжелика. — Почему ждут там?

— Потому что мозги у них появились, — зло сказал Виктор и взял бинокль. — В лоб идти не хотят, мы же вооружены.

Он навел бинокль на указанную Хамзой цель. И правда, за десятком ставших бесхозными машин укрывались зомби, не сводя злых глаз с супермаркета. Их было едва ли больше десятка, но еще две кучки зараженных расположилось за кустами на другой стороне огромного паркинга, и посчитать их было затруднительно. Они присели за ветвями и сосредоточенно вглядывались в недра магазина, недоумевая, почему жертвы остановились и начали передавать друг другу какой-то странный предмет.

Зомби застыли, как изваяния, они были совершенно неподвижны. Неестественность такой окаменелости пугала не меньше, чем сосредоточенное выражение лица зараженных или их странные глаза, одновременно излучающие ледяную ненависть и полные чуть ли не буддистской отрешенности. Вторая, кстати, теперь преобладала над первой.

— Они ведь нас сейчас видят, — вдруг дошло до Виктора, и от этой мысли сделалось не по себе.

— Конечно. Но они не уверены, видим ли их мы. Ждут, пока мы окажемся на открытом месте и отойдем от здания на порядочное расстояние, чтобы сразу взять в клещи или даже кольцо. Они не оставят нам шанса. Отходим.

Зомби такой вариант развития событий не устраивал. Едва троица начала медленно отступать, как они ринулись в атаку. Вот гады, сообразили, что их неплохая, в общем-то, засада раскрыта.

— Бежим! — гаркнул Хамза, припомнив киношное клише — ну зачем, скажите, командовать отход, если все и так уже несутся в укрытие?

Анжелика и Виктор первыми промчались по торговому ряду, свернули влево и нырнули в уже знакомый темный коридор. Следом забежал Хамза, захлопнул дверь и запер ее, всадив между дверной ручкой и стеной так кстати подвернувшуюся швабру. Зомби это не остановит, но задержит и даст пострелять их в упор, а то и обратить в бегство.

— Они вряд ли видели, куда мы побежали, и, скорее всего, не найдут нас, — успокоил всех Хамза. — А теперь подумаем, как будем выбираться.

— Давайте со мной, — Анжелика взяла у Виктора фонарик и повела своих спасителей по коридору.

В торговом зале затопали зомби, что-то падало, разбивалось, гремело — они пребывали в озадаченности. Куда же делись люди, которые еще несколько секунд назад были на виду, а потом как сквозь землю провалились. Все стихло только через пятнадцать минут, когда Хамза, Виктор и Анжелика при свете фонарика сидели в той самой каморке, где провела три с лишним дня девушка, точно узница мрачного замка, заточенная в камере без окон. Это была маленькая кухонка для персонала магазина, где обед был за счет администрации, а ужин каждый приносил себе сам. Оставаться здесь надолго, чтобы переждать, не имело смысла — вода из крана еще бежала тонкой хилой струйкой, но последняя нормальная еда закончилась вчера днем. Холодильник не работал вот уже сутки, так что все мясные и рыбные продукты, хранившиеся в нем, навряд ли годились к употреблению. Да и торчать тут без света и понапрасну расходовать батарейки фонариков казалось глупой идеей. Нужно было выбираться, и желательно побыстрее.

18. Ночная встреча

Весь следующий день после спасения Натальи Томаш провел дома. Мать никогда не испытывала восторга по поводу его девушки, их общение, как правило, было натянуто-вежливым. Поэтому Томаш был удивлен тому, как женщины внезапно нашли общий язык и целый день о чем-то негромко и дружелюбно переговаривались, потом вместе приготовили вкусный обед. Интересно, конечно, а он решил посидеть немного дома лишь для того, чтобы предотвратить возможный конфликт...

Но потом, поняв, что его присутствие не требуется, Томаш все-таки не захотел идти на разведку и весь день проторчал за компьютером, собирал информацию. Он правильно поступил, что не стал тянуть с этим — один за другим прекращали работу интернет-сайты, и скоро, видимо, всей глобальной паутине придет конец. Делать в любом случае была нечего, так что Томаш листал ставшие редкими новости. Их все больше писали очевидцы-энтузиасты, большинство новостных порталов прикрылось еще вчера.

Похоже, что американцы тоже начали сдавать под натиском зомби. Писали о том, что твари вдруг стали очень дружными, начали сбиваться в стаи и вообще превратились в непредсказуемых и опасных хищников, атакующих умно и достаточно осторожно. Так что, если зомби не боится вас и лезет под пули, это может значить лишь то, что он недавно заражен. Таких было все меньше, ибо люди разделились на зараженных и выживающих еще три дня назад.

Мать не спрашивала, откуда у Томаша машина. Точнее, она прекрасно знала и Дамиана, и Француза, но, увидев, что сын вернулся один на машине друга с оружием в руках и безумным огнем в глазах, все прекрасно поняла. А может, Наталья ввела ее в курс дела. В любом случае, Томаш был безумно благодарен ей за этот покой. Покой, продлившийся совсем недолго.

Вечером двенадцатого мая позвонил отец, Томаш сам говорил с ним. Как выяснилось, польским морякам уже позволили покинуть порт, и даже переправили на вертолете в Швецию. Они добрались до городка Карлскруна на южном побережье скандинавской страны и теперь ждали возможность отплыть в Польшу. Все это делалось, разумеется, исключительно через дружеские и профессиональные связи, которые тоже вот-вот прикажут долго жить.

Увы, до Гдыни на вертолете было не добраться. В теории, конечно, можно было бы уговорить пилота, но ведь ему нужно заправиться перед вылетом обратно, а это не представлялось возможным. К счастью, вариант все же нашелся — проходящее судно, идущее в Таллин. Польским морякам согласились выделить моторную шлюпку и даже сделать небольшой крюк, дабы высадить их в ста километрах от северного побережья Польши.

Отец просил Томаша приехать за ним, успокоив, что тому не придется ехать в одиночестве. Сын еще одного из моряков также должен был приехать из города Торунь — именно оттуда были коллеги отца. Томаш записал телефон этого парня на клочке бумаги. Связь была плохая, звук постоянно прерывался, поэтому долгого и внятного разговора не получилось.

— Когда он приедет? — подошла мать.

— После трех, — ответил Томаш и поднялся на ноги. — Ладно, я пошел собираться.

— Сейчас? Но ведь еще только восемь часов!

— У меня мало оружия, — Томаш начал раздражаться. — Раз уж я выбираюсь из дома, надо запастить как следует. Поеду по полицейским участкам, посмотрю, что там.

— Ты в своем уме?! — вспыхнула Наталья. — Это же преступление!

Томаш задумчиво посмотрел на нее. Эта двуличная девка сегодня вытворяла в койке такие чудеса, что можно бы ее и простить. Да и у нее с тем ботаником вроде ничего такого и не было, так, за ручку подержались, пообжимались, может быть...

Вообще-то у Томаша с Натальей табу на интим, когда кто-то из родителей дома, но минувшей ночью на обоих что-то нашло, точно бес вселился. Мать вроде ничего не слышала, или просто виду не подает, кто ее разберет.

— Оставьте меня в покое, хорошо? Винтовка будет у вас, но не думаю, что она вам пригодится. Не помню точно, сколько там патронов, утром считал. Кажется, пять или шесть.

Томаш торопливо показал Наталье и матери, как пользоваться оружием. Затем, оставив женщин в недоумении, закрылся в своей комнате, подошел к окну и закурил. Он приоткрыл штору, и взгляду открылась серая улица. Начался дождь, небо заволокли тучи, и потому было довольно темно, хотя еще вчера в это же время никакими сумерками и не пахло. Зомби больше не шатались под окнами, пугая своим диким видом. Скорее всего, где-то прячутся и высматривают из укрытий чужаков, посмевших посягнуть на их территорию. А так глянешь — обычный темный двор, ничего подозрительного.

Видеоролики на Youtube и прочих сайтах давали хорошую пищу к размышлению. Зомби начали разбиваться на группировки, каждая из которых пыталась контролировать свой клочок земли. Между собой они тоже охотно ссорились, но это случалось все реже. Столкновения носили главным образом захватнический характер, когда одни зомби хотели отнять территорию других — например, если на ней располагался нетронутый продуктовый магазин. Некоторых побежденных убивали, других принимали в свои ряды как пушечное мясо и в очень редких, даже в исключительных случаях как полноправных членах группы. О критериях отбора рассуждать было сложно, ибо никто не мог даже приблизительно представить, как монстры решают, кому сохранить жизнь. Они часто убивали крепких и здоровых, принимая слабых и больных, что претило не только здравому смыслу, но и инстинктам.

Куда более страшным открытием оказалось то, что твари стали соображать, с какой стороны браться за нож и как им бить, а заодно научились своевременно убегать при виде оружия в руках человека. Все сделанные прежде загадки подтверждались.

Из оружия остался только пистолет и шестнадцать патронов, негусто, если честно. Стрелок из Томаша не очень хороший, да и пистолет не винтовка, целиться куда сложнее. Зато хоть плечу отдых — оно все еще поднывало.

— Что ты будешь делать, — вздохнул Томаш и метким щелчком отправил бычок в форточку, заодно открыв ее пошире, чтобы проветрить комнату.

Еще возник вопрос, связанный с заправкой автомобиля. АЗС, возможно, еще работают, надо бы запастись топливом. Вообще, стоит раздобыть машину получше. Гольф, конечно, шустрый, надежный и весьма экономичный, но с точки зрения практичности стоит поискать машину побольше и помощнее. А может, просто покруче — когда еще доведется порулить каким-нибудь элитным автомобилем? А страсть, как хочется.

Внезапно Томашу в голову пришла идея. Он вытащил из заднего кармана джинсов ту самую бумажку, где был записан номер сына коллеги отца, и взял в руки телефон.

— Адриан? Привет, это Томаш, сын Гжегожа.

— Ну, здорово. Гжегож — это друг батьки моего, что ли? — пробасил Адриан — голос был пугающе похож на голос Француза, оставшегося в забитой мертвецами квартире.

— Угу, наши отцы уже десять лет вместе плавают.

— Понял, понял. Ну, слушаю тебя, Томек.

— Есть дело. Ты еще в Торуни?

— Ну да, через часика три думал выдвигаться. Знаю, что слишком рано приеду, но лучше уж раньше явиться, чем опоздать.

— Это точно. Ты один едешь? Как с оружием у тебя? Какая машина?

— Хо-хо, — усмехнулся Адриан. — Сколько вопросов. Один еду, братьев с матерью оставляю дома, малы еще, со мной кататься. С оружием не густо, сразу скажу — пацанам 'травмат' оставил, сам вот с вальтером хожу, полмагазина патронов осталось, блин. Я его у взбесившегося охранника отобрал, и им же и застрелил гада. Машина у меня опель астра. А теперь я тебя спрошу — хватит ходить вокруг да около, что предлагаешь?

— Выезжай из дома прямо сейчас. Прокатимся по полицейским участкам, разживемся стволами и встретим отцов во всеоружии, кто знает, вдруг там в канитель какую встрянем. А еще можно попробовать пересесть на тачки получше, сейчас один хрен никому они уже не нужны.

— А дело говоришь, — сходу согласился Адриан. — Ладно, я минут через десять выйду и сразу газу до отказу, за час долечу до Гданьска, а то и быстрее, если только какой-нибудь козел не перегородил дорогу.

— Кстати, — вспомнил Томаш, — На объездной поаккуратнее, поговаривают, что там огромная пробка. Но это севернее Гданьска, вроде бы. В любом случае, будь осторожен.

— Лады, где встретимся?

— Давай на автовокзале, он как раз на въезде будет, с твоей стороны.

— По рукам, через часик буду.

— Не потеряешься?

— Нет, у меня навигатор в машине, спутники вроде фурычат еще. До встречи.

— Ага, отбой.

Томашу не сиделось дома — и правильно, сколько можно торчать в четырех стенах. Едва он положил трубку, как появилось страстное желание отправиться на полную опасности улицу и заняться мародерством. Черт, да это же просто как в компьютерной игре, только по-настоящему! Можно выйти из дома и взять себе все, что хочешь, и никаких проблем. Никто не арестует, никто не будет даже осуждать, ибо это и делать-то теперь, в общем-то, некому. Жаль, что Француза больше нет, они бы сейчас здорово покуражились. Француз, Француз, что ж ты такой балбес, ну как можно было дать тому зомбяку цапнуть себя? Как же жаль!

Поскорбев о друге, Томаш еще раз выглянул в окно. Фонари пока горели, но их бледный свет таял под напором стихии. Дождь монотонно колотил по карнизу, поблескивал черный асфальт. Зомби по-прежнему не было видно. Засели где-нибудь, наверное, твари.

Томаша никак не оставлял в покое чокнувшийся сосед — пан Радослав. Он помнил, как мама сказала ему сегодня днем.

— Томаш, я видела его. Радек бродит где-то здесь! Он убил еще одного человека, помнишь того спортсмена из первого подъезда? Кажется, его звали Габриэль.

Томаш напряг память. Да, кажись, припоминает. Такой высокий, холеный и самовлюбленный тип, постоянно с новыми телками, одна краше другой. Теннисист, вроде.

— Ага, помню.

— Так вот, Радек разбил ему голову камнем, а потом прокусил ему горло. Представляешь? Трепал его, как куклу, пока тот не потерял сознание.

Для Барбары это все было совершенно невероятным. Самым большим злом представители ее поколения привыкли считать своего большого восточного соседа, под игом которого поляки прожили почти сорок пять лет. А тут такие ужасы, да причем не по телевизору, а прямо перед носом. Хотя и те, кто выжил, наверняка винили во всем русских — даже заразу у себя удержать не смогли, щедро расплескали свой яд по всему свету.

Радослав пугал Томаша. Он и в прежней жизни добрым нравом не отличался. Как гаркнет, так и хочется сразу сквозь землю провалиться. Пару раз он гонял Томаша с друзьями прочь из подъезда, когда те искали, где бы попить пивка в тепле, или со скамейки во дворе летним днем. Никто с ним и не пытался спорить. Была в этом человеке какая-то внутренняя сила, и она чудовищным образом сохранилась в нем даже после заражения. Уж лучше встретиться с десятком зомби, чем с одним Радославом.

Еще немного поразмыслив над маршрутом, Томаш решил не колесить по району и сразу выдвигаться в сторону Старого Города, к месту встречи с Адрианом, и заодно попробовать найти машину получше и решить вопрос с оружием. Он оделся тепло и основательно — отцовские непромокаемые ботинки, старые джинсы, вязаный свитер, ветровка, шарф и кепка, полный набор. Теперь погода не будет так досаждать, да и тварям такой прикид не по зубам.

С собой он взял только пистолет и фонарик. Наталья смотрела на его приготовления с таким видом, точно вот-вот разревется, а Барбара делала вид, ничего не замечает, хотя даже из другого конца комнаты было видно, как крепко она стиснула зубы. Лишь когда Томаш уже встал в дверях с оружием наизготовку, мать сочла нужным дать ему хоть какое-то напутствие, незаметно промокнув влажные глаза рукавом халата.

— Сын, умоляю, береги себя, отец на тебя очень рассчитывает.

— Да, конечно, — пробормотал Томаш, он вдруг почувствовал себя неловко. — И если связи не будет — не переживайте. Потихоньку все отключается, даже Интернет. Так что без света вот-вот будем сидеть, готовьте свечи. Есть у нас? Или принести?

— Есть, есть, — ответила Барбара. — Ступайо спокойно, Томек.

Первым делом, выйдя на лестничную площадку, надо немножко послушать. Нет подозрительных звуков? Вроде бы нет, ну и прекрасно! Томаш включил свет на лестничной клетке, замотал предварительно опрысканным одеколоном шарфом нос, и пошел вниз, вытянув перед собой руку с пистолетом.

На весь подъезд воняло мертвечиной, и запах пробивался даже сквозь плотную и хорошенько надушенную ткань. Главным образом смердела проклятая Ядвига, с которой Томаш разделался позавчера, но к ее вони добавлялась и вонь тех, кто умер в своих квартирах. Таких, только что выяснилось, тоже хватало — дверь весельчаков, кутивших в тот приснопамятный день, оказалась буквально вдавлена, вмята внутрь. Из квартиры тоже тянуло гадким душком.

Дождь сильно ухудшал видимость, но мешал он не только Томашу, но и зомби, так что здесь счет равный. Больше всего он боялся внезапного нападения, когда заводил машину и несколько секунд пребывал в уязвимом состоянии, но никакого движения в округе заметно не было. Черт, да куда вы запропали? Так даже страшнее. Схоронились где-то, суки, не к добру это, ой не к добру...

Первым делом оружие, решил Томаш, и направился в сторону полицейского участка на улице Белой. Требовалось проехать около пяти километров, почти весь путь лежал через Грюнвальдскую Аллею. Захотелось сделать небольшой крюк и вернуться на роковой перекресток, с которого началась Гданьская чума. Пришлось включить дальний свет и противотуманные фары, ибо в кромешной тьме был риск напороться на какое-нибудь препятствие. Так, конечно, для зомби заметнее, но зато в определенном смысле безопаснее.

Автомобили стояли на тех же местах, что и в тот самый вечер. Когда Томаш проезжал мимо, в его голове вихрем пронеслись страшные моменты того дня, которые он уже вряд ли забудет. Вот выпрыгивает из скорой помощи первый зомби, а вот зараженная медсестра терзает припозднившегося пьянчугу. А ведь их было всего лишь двое! Потом, конечно, обнаружились и другие, в аэропорту и на вокзале, но началось-то все с тех двоих.

Только тел почему-то на перекрестке нет. Неужто тогда никто не умер? Странно. Только три машины — влетевшая в МакДональдс 'скорая', вольво сердобольной женщины и фольксваген поло, владельца которого Томаш уже и не помнил. А, да лучше бы он вообще ничего не помнил, лучше бы забыл эту сцену. И чего поперся сюда?

Дождь усиливался. Зомби практически не было видно — пару раз их силуэты мелькали где-то сбоку, выхваченные на долю секунды светом фар, но Томаш несся по пустой улице с огромной скоростью, практически не смотря по сторонам — он не видел ни одной машины вокруг и совершенно не боялся возможной аварии. У самого полицейского отделения он выключил фары и на нейтральной передаче плавно закатился на парковку.

Те копы, что охраняли вчера супермаркет, наверняка вымели отсюда все подчистую, но проверить не помешает. Если не получится, по пути к месту встречи с Адрианом есть еще одно отделение, а потом будут работать в паре и станет легче — один ищет, другой прикрывает. Добычей, конечно, придется поделиться, но у всего есть свои минусы.

Вместе с дождем пришел и ветер, злой, резкий и порывистый, какой часто бывает на Приморье. Его Томаш ощутил сразу же, стоило ему выйти из машины — холодные капли градом ударили в лицо, заставив надвинуть козырек кепки чуть ли не на глаза. Направляясь ко входу в отделение, Томаш напряженно водил глазами из стороны в сторону. Что, неужели никто даже не попытается напасть? Слабовато как-то. Уж лучше бы они поскорее вылезли, а то напряжение нарастает, а выхода ему все нет.

Дверь полицейского участка была закрыта, но не заперта. Томаш постарался бесшумно открыть ее, но петли предательски скрипнули. Он затих и прислушался. Из глубины бетонной коробки донесся шорох. Может, крысы? Да откуда же в полицейском участке будут крысы, дебила кусок, это наверняка зомби.

Перед Томашем возникла новая дилемма — включать фонарик и рисковать привлечь целую кучу тварей или попробовать прокрасться незамеченным? Чушь какая, его уже заметили. Пути назад нет, надо идти вперед и по возможности бить первым, ошарашить этих выродков.

Свет фонарика осветил широкий пустой коридор и ряды закрытых дверей. Руки дрожали, на лбу выступил пот. Томаш вошел, спешно закрыл за спиной дверь. Ступать осторожно, не шуметь, поднять пистолет чуть повыше и не дергаться, как бы со страху не нажать на спусковой крючок, тогда вся округа переполошится.

Источник шума оказался справа, в 'обезьяннике', который Томаш сперва и не заметил. Там слабо трепыхался зомби, распластавшийся на полу. Томаш навел на него фонарик, и в глазах твари зажегся недобрый огонь. Зараженный начал в бессильном гневе царапать кровавыми пальцами холодные неровный бетон и злобно таращиться на Томаша. Он что-то хрипел, и еле слышные звуки были подозрительно похожи на слова.

Что? Ему не послышалось? Томаш присел рядом с решеткой и навострил слух. Точно! Среди неразборчивых, бессмысленных звуков, которые сухи хрипом вырывались изо рта зомби, несколько раз явственно проскочило всемирное известное польское ругательство.

— Арррр... Гхххх... Куррррва.

— Ну, ты, сукин сын, — озадаченно спросил его Томаш. — Понимаешь меня?

— Ррррр... Куррррва... Убью... Арххххх...

Томаш помотал головой. Ничего себе, у них что, мозг еще как-то работает? Или слова выскакивают в случайном порядке с примерным соответствием ситуации? Хрен его разберет.

Зомби выглядел неважно — весь какой-то облезлый, губы потрескались, а в уголках рта какая-то вязкая гадость. Да он же подыхает от жажды!

— Ладно, урод, живи пока, — Томаш легонько пнул решетку. — Был бы глушитель — ты бы уже тут не елозил. А шуметь из-за тебя я не буду.

Некоторые двери были заперты, а открытые вели в пустые кабинеты и небольшую кухню. Оружейная должна быть где-то здесь, надо лишь поискать ключи. О, а вот и пухлая связка. Томаш закрыл висящий на стене за столом дежурного ящик с ключами и начал открывать двери по порядку. Зомби все это время так и шуршал за решеткой — жизнь держалась в его истрепанном жаждой и побоями теле на честном слове.

В оружейной царила пустота. Томаш дважды обшарил все коробки, полки и ящики, заглянул под стол, но ничего не нашел. На всякий случай он решил обойти все оставшиеся кабинеты, прежде бывшие запертыми, и в третьем ему улыбнулась удача. Оттуда тянуло мертвечиной, и он натянул шарф на нос перед тем, как войти.

Похоже, какой-то полицейский заразился, и его застрелили прямо за рабочим столом. Труп лежал лицом вниз, окруженный бурым ореолом засохшей крови, и Томашу как-то не слишком хотелось копаться в причинах убийства сотрудника правопорядка, 'псов' он ненавидел огранически. Зато Томаш сразу заприметил пистолет на поясе. Так, что у нас тут? Ах, да это глок. Маленький какой, легкий, на оружие-то не похож. На поясе мертвеца отыскался и запасной магазин. Что ж, уже лучше. Теперь можно переходить к следующему пункту — найти нормальную машину.

Направившись к выходу, Томаш задержался — ему пришла в голову интересная мысль. Он вернулся в кухню, нашел там стакан и набрал в него воды, а потом просунул стакан между прутьями решетки. Лежавший неподвижно зомби вдруг шевельнулся, его глаза блеснули в свете фонарика. Он совершил над собой усилие и медленно пополз к воде. Неловким движением зараженный опрокинул стакан на пол, расплескав его содержимое, которое принялся тут же с наслаждением лакать, заодно загребая в глотку комья промокшей пыли.

— Все с вами ясно.

Томаш поднялся и навел свой ТТ на голову зомби. Тот не обращал на Томаша никакого внимания, слизывая капли драгоценной влаги с грязного пола. Нет, не стоит сорить патронами и лишний раз шуметь, все равно зомби не выберется отсюда и здесь же и подохнет. С легкой досадой Томаш опустил руку — бить зомби по башке не хотелось, вдруг изловчится и схватит за запястье.

А снаружи все так же лил дождь, крупные капли со шлепками разбивались о темный асфальт. Внезапно стало совсем темно. Томаш не сразу понял, в чем дело, и лишь несколько секунд спустя до него дошло — уличное освещение отключено. Твою-то мать, теперь хоть вешайся, вообще ни черта не видно.

Он вернулся в участок и поколдовал над режимами работы фонарика. Вещь хорошая, отец откуда-то издалека привез, давно еще. О, теперь самый раз, свет тусклый, с широким рассеиванием. Если не поднимать высоко, может, зомби и не взбудоражатся.

После конца света Томашу вдруг начало везти, раз за разом. Он вновь убедился в этом, уже подходя к машине и собираясь выезжать на автовокзал. Среди припаркованных однотипных полицейских автомобилей, один вид которых навевал самые неприятные ассоциации, затесался шикарный черный мерседес. Настоящий красавец, новый или почти новый. И как он сразу не приметил эту машинку? Наверное, слишком боялся встретиться с зомби. Когда нутром чуешь, что на тебя открыта охота, внимание направлено на несколько иные вещи.

Томаш обошел машину, посмотрел название модели. Точно, такая конфетка стоит столько, сколько он бы и за пять лет не заработал, даже если бы откладывал всю зарплату целиком. О том, что работать ему еще, в общем-то, не приходилось, Томаш как-то сразу позабыл.

Водительская дверь не заперта, ключи с брелоком нашлись на полу, да и не нужны они — нажал кнопку и поехал. Ну, просто подарок судьбы какой-то! Восхитительно, видели бы это Дамиан с Французом. Нет, точно, они бы сейчас так отрывались, что зомби боялись бы носу высунуть из своих укрытий.

Хотя нет, Дамиан, крыса помойная, пытался их кинуть, оставить на съедение злобным тварям. Вот и сам получил, гнида. А Француза жаль, конечно. Пустозвон был тот еще, но от него удара в спину ждать не приходилось. Томаш ничего не мог поделать — мысли то и дело возвращались к погибшему корешу, единственному в его жизни настоящему другу.

Единственная проблема, с которой столкнулся в новой машине Томаш, это практически полное отсутствие бензина. Электричество отключили, значит, заправиться по-простому не выйдет. Ладно, надо добраться до Адриана, может, он что подскажет, до вокзала мерседес дотянет.

Томаш не проехал и километра, как на глаза ему попалась заправочная станция. Там горел свет! Как это так, везде тьма, а тут прям Рождество? Наверное, какой-нибудь запасной генератор включился. В таких местах обычно страхуются от перебоев с электроэнергией, чтоб не терять драгоценных клиентов.

Залив бак прожорливой машины под пробку, Томаш закрыл бензобак. Какая красота, теперь не надо идти и платить — даже отсюда видно, что за кассой никого, а в небольшом торговом зале царит разгром, как будто там устроили черную пятницу.

Краем глаза Томаш заметил какую-то тень, быстро метнувшуюся ему за спину. Хорошо, что догадался перед выходом взвести оружие. Он быстро развернулся и едва успел выстрелить из ТТ в несущегося на него зомби. Тощий мужик в одних трусах с огромным ножом в руке получил пулю прямо в сердце и кулем плюхнулся на асфальт.

Снова задрожали руки. Сам не свой от ужаса, Томаш запрыгнул в машину и резко тронулся, оставив на асфальте следы от шин. Он сделал это очень вовремя. Похоже, что единственное оставшееся светлое место в районе привлекало зомби — те, словно бабочки на огонь, мчались сюда со всех направлений.

Томаш быстро вырулил с заправки, благодаря производителя за мощный движок, и, полавировав немного между зомби (те не обращали на него никакого внимания, отчаянно стремясь к манящему островку света), во весь опор помчался к автовокзалу.

Он сразу понял, что назначать встречу в старом городе было нелепой идеей. Чем ближе был центр, тем больше зомби попадалось на пути. Они пили воду из набухших под дождем луж, встав на четвереньки, и провожали недосягаемого человека горящим взглядом и звериным оскалом. Поумнели, суки, никто даже ради приличия не прыгает под колеса.

Адриан, к счастью, уже был на месте. Тачка у него тоже была, что надо — здоровенный джип сузуки. Но он вроде говорил, что у него опель, хрен разберешь.

Подъезжая к автовокзалу, Томаш позвонил ему, и тот сказал, что поблизости зомби нет, только за забором пара-тройка шныряет по рельсам городской электрички.

Припарковавшись рядом с джипом, Томаш с бравым видом вышел из своего нового автомобиля. Адриан оказался невысоким крепышом с огромным лбом и маленькими поросячьими глазками. Они пожали друг другу руки.

— Ну что, прошвырнемся за стволами? — небрежно спросил Томаш, примеряя на себя роль крутого бандита. — Я вот как раз по пути сюда один раздобыл, у ментов.

— Давай, — кивнул Адриан. — Только дорогу покажи.

— Покажу. Кстати, ты ж сказал, что у тебя опель, — Томаш кивнул на джип.

— По дороге попалось кое что получше, — небрежно бросил Адриан. — Как и тебе, похоже. Поехали, потом потрындим.

Они вернулись в машины. Томаш завел мотор и, моргнув Адриану фарами, повел шикарный мерседес к выезду с автовокзала.

19. Прощай, Родина

— Это вы откуда такие красивые? — поинтересовался военный, разглядывая нас.

— Ижевские мы, товарищ капитан, — подал голос Леха.

— Ого? — капитан удивленно поднял брови, заинтересованно посмотрел на Леху. — А ты, наверное, еще и служил?

— Да, в Пугачево. Как раз за год до того, как там склады на воздух взлетели.

— Ижевские, говоришь? — спросил второй офицер, низкорослый и щуплый. — А как это вы тут оказались?

— На огороде вот у него были, — Леха кивнул на Ваньку. — Потом началось, хотели вернуться, да не успели.

— А здесь-то вы что забыли?

— В Германию едем, — без обиняков заявил Леха.

— Девушка у меня там, учится, — подтвердил Семен. — Училась, точнее. Сейчас она в общежитии, забаррикадировались от этих уродов. Родни у нас не осталось больше, благодаря вам, так что едем за ней.

— Это ты не нас благодари, — покачал головой капитан и бросил окурок в траву. — Мы здесь ни при чем, сами по домам едем. Дезертируем, так сказать. За Москву дрались, между прочим, три с лишним дня продержались.

— Поздравляю, — холодно бросил Семен.

— Да вы встаньте, кстати, — разрешил капитан. — Подумал сперва, что вы мародеры какие. Но нет, вижу, вроде нормальные ребята. Машину, конечно, вы скоммуниздили, да и номера на ней совсем не удмуртские но это уже ваше дело, мы тут моралей читать не собираемся. Да и хочется вам верить.

— Товарищ капитан, что, армии нет больше? — спросил Леха с надеждой.

— Нет, уже больше суток как нет. Все, каждый за себя теперь, — в голосе капитана слышалась горечь. — Я сам из Перми, парни вон, что с нами, тоже из Пермского края. Набрали оружия, сколько могли, теперь едем свои семьи защищать... И это, давай без этих всех товарищей, сейчас уже не нужно...

Капитан пару секунд помолчал. Его низкорослый напарник — лейтенант, судя по погонам — кинул на старшего вопросительный взгляд. Капитан вышел из задумчивости, снова посмотрел на нас и продолжил.

— Вообще-то, машины нам тоже нужны, а по городам рыскать нет времени. Честно скажу, хотели вашу приспособить. Но раз уж вы из Ижевска, то мы вас не тронем. И так судьбой побитые, бедолаги.

— Ой, спасибо, — съязвил Семен. — Спасибо за милосердие.

Я видел, как заиграли желваки на скулах лейтенанта. Был бы он один, без старшего по званию рядом, Семен уже лежал мы мордой в землю, а с ним и мы, за компанию. Злой лейтенант, сразу видно. Капитан же никакой провокации словно и не заметил.

— С оружием как у вас? — дружелюбным тоном осведомился он, пропустив колкость мимо ушей.

— Травматы одни, нормального оружия достать не сумели.

— Слушай, Корляков, — обратился капитан к лейтенанту. — Давай парням два калаша уступим. Пропадут ведь, туристы, блин, а мы с запасом набрали.

Тот пожал плечами и неохотно двинулся к грузовикам, скользнув по Семену холодным неприязненным взглядом. Я же воспользовался ситуацией, чтобы еще поприставать к вежливому офицеру с расспросами.

— Как думаете, мы через границу нормально проедем? Хотим через Белоруссию в Польшу, а оттуда в Германию.

— Конечно, — уверенно кивнул капитан. — Европы тоже, в общем-то, больше нет. И янки загибаются, да все никак не загнутся. Хотя, у них уже полстраны заразилось, так что все равно ясно уже, что никакой супердержавы больше нет. Они ведь нас бомбить хотели, когда только началась эта свистопляска — мол, мы выпустили джинна из бутылки, весь мир поставили на грань, и все такое. А наши им говорят — давайте, ждем ваши ракеты, нам уже по фигу, если честно. Кто-то предлагал ударить первыми, надуть амерам холода в жопу, но какой в этом смысл? На этом все и закончилось. А европейцы еще быстрее нашего сдались, полетали над столицами своими, постреляли немного, а потом поняли, что все без толку, и все эти потуги — как капля в море, зараза-то уже везде. Так что лучше б вы в Северную Корею ехали, парни, или в Монголию.

Военные преподнесли нам щедрый подарок — два автомата АК-47 и шесть запасных магазинов. Леха бережно принял автоматы на правах служивого, мне же достались 'рожки'.

— Что ж, пацаны, удачи вам. Будьте осторожны и берегите патроны.

Офицеры пожали нам руки — один искренне и крепко, а второй осторожно, будто ожидая от нас какой пакости — и отчалили к своим. Что-то бросили им, и солдаты, отъезжая, тоже помахали нам руками, а мы помахали в ответ.

— Во, дела! — воскликнул Ванька, как только грузовики скрылись из виду. — Я уж думал, что и пикап наш отожмут, и нас самих до нитки оберут...

— Не, это настоящие мужики, — покачал головой Леха. — Если б у нас в армии везде такие были, никакие Штаты на нас бы не вякали. Бомбить нас захотели, ага. Им лишь бы бомбить, кого угодно.

Семен был весь на нервах из-за своей Маши, изводя нас укоризненными взглядами и как бы подстрекая. Так что, наскоро закончив с обедом, мы поехали дальше. Ванька освоился с машиной и выработал для себя новый принцип — медленнее ста пятидесяти километров в час по шоссе не ездить, даже когда дорога начинала петлять, а ее покрытие напоминало минное поле, на котором все без исключения мины успешно взорвались.

Каждый считал своим долгом время от время его одергивать. Ванька скрипел зубами, снижал скорость, но через десять минут снова летел как угорелый. Я сдался, поняв, что выкорчевать из Ваньки такую манеру вождения все равно не получится, горбатого исправит только могила. Да и, честно говоря, водителем он был отменным и очень внимательным — он ни разу не тормозил в пол без повода и не подверг нас серьезной опасности.

Я все ерзал на сиденье — спина что-то снова разболелась. Да уж, крепко меня Леха приложил тогда, истеричка, блин. Но я на него совсем не сердился, да и как бы я только мог — у человека, можно сказать, только новая, зрелая жизнь начиналась, маячила за поворотом, совсем близко, и все вдруг вмиг осыпалось прахом.

Иногда у съездов в населенные пункты или на больших развязках нам встречались настоящие автомобильные кладбища с гниющими трупами внутри машин и снаружи, на асфальте и обочинах, с выклеванными воронами глазами и даже вырванными кусками плоти. Вороны, кстати, пиршествовали вовсю, наше появление их нисколько не смущало. Они умудрялись даже драться за добычу, которой появилось так много, что хватит каждой на месяцы вперед.

Вспомнилась книга по истории России, где автор рассказывал про последствия страшного голода в Москве, во времена великой Смуты. Тогда повсюду бродили толстые, отъевшиеся волки, ибо умершие от истощения люди лежали там и сям, на дорогах, на подворьях, на трактах... Не исключено, что и мы с этими хищниками встретимся, совсем не исключено.

Насмотревшись на эти ужасы, мы представили себе, что сейчас творится на МКАДе и порадовались, что решили двигаться в объезд.

Нижний Новгород постигла та же участь, что и Казань — в городе тут и там бушевали пожары, небо над славным российским миллионником было затянуто черными клубами дыма. Семен предположил, что полыхает частный сектор, в котором огонь с легкостью перекидывается с дома на дом. А уж как хорошо горят заборы из штакетника!

Теперь я благодарил Ваньку за спешку — смотреть на такое было очень больно, хотелось как можно быстрее проехать бьющиеся в предсмертных конвульсиях каменные джунгли. Вот и вся наша славная страна, с богатой культурой и многовековой историей, пережившая истребительные войны и лицемерные выходки псевдодрузей и так называемых партнеров, в один момент павшая от страшного удара, исходящего из самого ее сердца. Кто бы в здравом уме мог себе представить, что апокалипсис, да еще и такой беспощадный и стремительный, развернется не где-нибудь в американском мегаполисе или на худой конец в той же Японии, а в средней полосе России? Если бы я от кого-то услышал, что в Ижевске заведутся зомби, я бы немедленно вызвал этому товарищу санитаров, для его же блага.

В паре сотен километров от Твери мы стали свидетелями живого воплощения придурковатой рекламы девяностых. Все, наверное, помнят слоган 'Имидж — ничто, жажда — все'. Наш путь пролегал мимо симпатичного придорожного кафе, в прошлой жизни явно пользовавшегося успехом — на огромном заасфальтированном паркинге возвышались громады грузовиков, преимущественно европейских и американских, хватало и легковых автомобилей. Словом, дела здесь шли на славу.

У выхода из заведения стоял на четвереньках респектабельного вида мужчина в хорошем костюме. Мне было решительно непонятно, как он оказался в таком месте, но куда интереснее было другое — он жадно хлебал воду из маленькой грязной лужи, хрюкая от удовольствия, и кончик его дорогого шелкового галстука весело плескался в коричневой мути.

При нашем приближении зомби поднял голову, и еще несколько упырей обоих полов высыпали через выломанную дверь на крыльцо. К счастью, они ограничились мрачными взглядами, на машину никто прыгать не собирался. Я зачем-то помахал им рукой, и мужик в костюме встрепенулся и резко сменил позу — теперь он был похож на бегуна, ждущего выстрела стартового пистолета. Поэтому, когда кафе осталось позади, я заслужил подзатыльник от Лехи. Никакой угрозы для нас эти зомби не представляли, но когда этот тип будто изготовился к прыжку, стало как-то не по себе.

Позади остался славный Владимир, и мы повернули на Северо-Запад, начав наш обходной маневр вокруг Москвы. До столицы было далеко, но я все равно явственно ощущал холодное дыхание мертвого мегаполиса. Страшно было представлять масштабы всеобщей паники в первый день катастрофы. Теперь же, наверное, все было так же, как в Казани и Нижнем, только с бо́льшим размахом — в небе зарево от пожаров, замерли вагоны метро, превратив подземку в западню и мясорубку, а улицы опустели, став пристанищем для зомби, бестолково глазеющих в пустоту и ждущих случайную жертву.

Хотя, с другой стороны, как пошутил Ванька, было бы неплохо пройти в Мавзолей без очереди и прокатиться на бесхозном Бентли или Ламборджини. Петросян, блин, нашелся. Интересно, а успели ли убежать власть предержащие, или их тоже не миновала судьба, уготованная простым смертным? Да и куда им бежать? Везде ведь творится одно и то же безумие. Конечно, можно махнуть на райские острова, окруженные спасительным океаном, и переждать, но до островов еще надо добраться. Да и инфекция проникла в Москву через аэропорты, так что толстосумам оставались или частные самолеты, или надежда переждать цунами в своих крепостях на Рублевке, куда наверняка уже наведались любители халявы и нелюбители жирующих чинуш. В этом случае я был бы целиком солидарен с мародерами — надо же всем этим проворовавшимся мордам хоть когда-то за все ответить.

Теплый солнечный денек плавно сменился прохладным майским вечером. Небо затянуло облаками, дело, кажется, шло к дождю. Мы как раз вышли на улицу, чтобы слить топливо из одиноко стоящего на обочине Фрейтлайнера — последние десять километров горела лампочка, предупреждающая о том, что бензобак скоро опустеет. Мы уже думали, что придется доливать из канистр, как подвернулся такой хороший вариант.

Семен деловито размотал реквизированный с одной из заправочных станций шланг и взялся за дело, мы же просто разминали кости. Подул свежий ветерок, и по коже, успевшей привыкнуть к уютному теплу машины, побежали мурашки. Ванька зябко поежился, одновременно зевая. Устал, надо бы сменить его.

Водитель грузовика лежал в траве неподалеку, с простреленной головой. Я уже обещал себе, что не буду смотреть на трупы, но не удержался. Он был убит несколько дней назад, может быть, даже до начала эпидемии. Мало ли у нас бандитов на дорогах водится? Телом уже успели поживиться звери и птицы. К горлу подкатил липкий ком тошноты, я отвернулся от трупа и возвратился к своим.

Друзья снова успели проголодаться, настало время ужина. Семен до последнего упрашивал нас поесть в машине, но нарвался на гневную отповедь Лехи. Нам требовалось хоть немного свежего воздуха — пройтись, подышать, кости размять. В машине хоть и удобно, но конечности и спина все одно затекают, немеют.

Ванька, вон, чуть ли не от рассвета до заката за баранкой просидел, как матерый дальнобойщик, ему отдых полагается по умолчанию. Так что Семену пришлось уступить, и мы по нашей новой традиции устроили пикник прямо в поле в сотне метров от дороги, отъехав от грузовика на порядочное расстояние. Тем более что поднялся сильный ветер, принесший издалека пока еще тихие раскаты грома — дело шло к грозе, и трапезничать на улице вот-вот станет невозможно.

В этот раз ошибки прошлого были учтены — пикап увели с трассы и припарковали не на обочине, а ниже, за густым кустарником. Теперь, если особо не приглядываться, то и не заметишь. Да и нас в высокой траве не слишком видно. Единственное, что могло выдать — дымок от костра. Но у нас теперь хоть оружие есть, от зомби отобьемся.

— Надо, парни, сосиски доесть, они и так уже, кажется, не очень, — домовитый Ванька сразу принялся кашеварить. — Так что хотите, не хотите, а по четыре штуки каждый съесть обязан. И это минимум, жалко добро переводить. Тем более неизвестно, когда еще мяса поедим.

— Ты это мясом называешь? — хохотнул Леха и ткнул пальцем на божью коровку, неторопливо взбирающуюся вверх по стеблю. — Вон в той букашке мяса больше, чем во всех твоих сосисках.

— Да пошел ты, — огрызнулся Ванька. — Сейчас букашек своих и будешь есть.

— Ладно, брейк, — вмешался я. — Вы мне лучше вот что скажите — почему дороги-то везде пустые? Я вот помню, сколько мы с вами фильмов про мертвяков пересмотрели, везде хаос, паника, забитые под завязку шоссе.

— Так это ж ты про Америку свою любимую все говоришь, — рад был сменить тему Ванька, раскладывая бледные сосиски на решетке для барбекю. — Семен, чего булки разложил, костром займись, опять я один, как мать Тереза.

— А, да, — рассеянно ответил Семен, секунду назад самозабвенно изучавший горизонт, а потом, поднявшись, добавил. — Какая еще мать Тереза, болван?

— Семен, дружище, — Леха похлопал его по плечу. — Хорош переживать, сейчас поужинаем нормально и рванем дальше, завтра, может, уже получится доехать. Главное, чтоб с нами форс-мажора не приключилось.

— Только теперь я поведу, — предложил я.

— Да, я посплю, пожалуй, — поморщился Ванька. — Башка болит что-то. Только ты аккуратно, машину не попорть. Одну уже у меня забрали, также 'спасибо' сказать ей не успел — папкин ведь подарок-то, не просто шихта на колесах...

— Ванек, иногда это самое 'спасибо' говорить и не надо, оно и так понятно. А насчет пустой трассы, — вернулся к теме Леха, намазывая масло на хлеб. — Так а кто по ней поедет? Куда ехать-то? Огороды далеко не у всех есть, да и день праздничный был, народ гулял, веселился, выпивал, все в городе торчали, кто на параде, кто у зомбоящика. А тут — такая напасть. Никто и не успел особо вырваться. Хотя, думаю, кое-кто успешно удрал. Те, у кого власть, деньги, личные вертолеты да самолеты.

— Бросили страну, — согласился Ванька. — Наверное, поэтому так сразу все и развалилось. Как увидели, какими темпами чума эта разбегается, так и махнули на все рукой и свою задницу начали спасать. А в Штатах вот на дорогах наверняка аврал, там даже у домашних питомцев по две машины.

Я закурил, хотя планировал это сделать после еды. Мерзкая привычка, пора уже с ней расстаться. Давно уже собираюсь, да как только до дела доходит, сразу еще больше курить начинаю. Заграничные друзья и знакомые часто пилили меня за это, хотя, по моим личным наблюдениям, курят в Польше точно не меньше, чем в России, и это при массированной пропаганде из телевизора — мол, надо быть спортивным, современным, что это за привычки из прошлого века. Может, хоть сейчас брошу? Да где там, сигареты теперь везде и бесплатно, кури не хочу, да и срок годности у них огого.

На самом деле я сильно нервничал. Нервничал, потому что до последнего сомневался в своем решении, но вот звесь и сейчас, наконец, принял его твердо и окончательно. Осталось самое трудное. Нужно было сообщить друзьям о том, что не давало мне покоя с самого начала конца.

— Слушайте, — начал я, тут же прикуривая еще одну сигарету. — Я все понимаю, Семену действительно надо попасть в Дюссельдорф. Навигатор у вас есть, по-русски все, разберетесь...

— Димон, че это ты? — удивленно перебил меня Леха. — Все нормально?

— Да, да, нормально, — нервно отмахнулся я. — Просто в Белостоке, сразу после Белоруссии, мы с вами разбежимся в разные стороны.

— Но зачем? — Семен пребывал в крайнем недоумении — так и замер в полусогнутой позиции, с зажигалкой, почти поднесенной к бумаге, которой мы разжигали костер.

— Я хочу поехать в Гдыню, к себе. Там хоть какой-никакой дом у меня. И там есть кое-какие вещи, семейные, понимаете? Хочу вернуть их, они нужны мне. Докинете меня до Белостока, там машину какую-нибудь соображу и поеду. Потом, глядишь, обратно воссоединимся. Я не задержусь там надолго.

— Переобулся, значит. И ты только сейчас нас посвятил в свои планы?! — Ванька здорово набычился, похоже, сейчас кинется на меня с кулаками — он это может, даром что дохлятина костлявая. — Почему так долго темнил?!

— Да не был я уверен, хватит мне смелости оторваться от вас или нет! — воскликнул я и даже всплеснул руками, показывая, как тяжело мне говорить все это. — Не знал, как поступить, а вот сейчас знаю! Ну как вам еще объяснить?

— И сколько ты будешь там торчать?

— Не знаю, Ванек. Если ничто не задержит — то практически нисколько, могу ехать в ночь, по вашему следу. Или могу дождаться, пока вы домой повернете, и присоединиться.

— А кто тебе сказал, что мы обратно поедем? — вопросил Ванька. — Я вот хочу на юг куда-нибудь, к морю, чего мне тут торчать, в средней полосе, я уже по горло сыт этими местами.

— Димыч, один не поедешь, — веско и негромко произнес Леха, внезапно понимающе посмотрев на меня. — Я с тобой, Ванька с Семеном пусть в Германию катят.

Возражать Лехе не имело смысла, с ним спорить — как с поленом или бетонной стеной, аргументов он не слышит. У меня будто гора с плеч свалилась. На самом деле мысль о том, что придется одному колесить по обезлюдевшей Польше, которая русскому человку и в обычном-то состоянии совсем не дружелюбна, меня совсем не радовала, но при этом от своего дурного плана я отказаться тоже не мог. На автопилоте я сразу же согласился.

— Спасибо, Леха, только...

— Только у нас такое условие, — перебил меня друг. — Мы добираемся до твоего дома, ты берешь, что тебе нужно, а потом едем к Ваньке с Семеном, без проволочек и лишней возни. Как тебе?

— Слушай, дружище...

— Димыч, ты по делу отвечай, — обозлился Леха. — Будешь мямлить — дам по репе, и вообще никуда не поедешь. Одного тебя никто никуда не пустит. Ты же меня на огороде тогда не кинул, верно? Я раскис, и если бы не эта оплеуха — кто знает. Так что возвращаю долг, от чистого сердца, по-братски.

— Хорошо, хорошо, договорились, — я поднял руки в знак примирения. — Только как мы Семена с Ванькой найдем? Можно им, конечно, польские сим-карты поставить в телефоны, да ведь сеть наверняка со дня день накроется. Вон, пол-Интернета уже как не бывало.

— Мы подождем вас в общежитии, — хмуро сказал Семен, изучая меня пытливым взглядом. — Димыч, ну какого черта ты тянул так долго? Это ведь, как минимум, некрасиво.

— Еще раз говорю, — начал злиться я. — Я сам долго не мог решить, хочу ли поехать туда! Ну что вы тоже как дети! Я ж у вас ни оружия не прошу, ни транспорта, потому вам это все нужнее будет.

— Ты прямо этот, Робин Гуд, — Ванька выразительно покрутил пальцем у виска. — Один 'калаш' с Лехой себе заберете, второй мы с Семеном. И еще, мы вас будем ждать не больше трех дней. Если не подъедете, а у нас появится перспектива уехать в лучшее место, оставим вам сообщение. Краской на стене намалюем или еще как-нибудь, придумаем, в общем. Сделаем так, чтобы вы точно мимо не прошли.

— Годится, — кивнул я после секундной паузы. — А теперь давай мне ключ, а сам баюшки. До границы я поведу.

Остаток ужина прошел в насупленном молчании, и мы, быстро покончив с едой, вернулись в спасительное тепло машины как раз под первыми холодными каплями.

Друзья мои все одно надулись, и погода как нельзя лучше подходила нашему безрадостному настрою. Небо налилось густой чернотой, которую время от времени прорезала ослепительная молния. Выглядело жутко, и подспудно хотелось покинуть это место как можно скорее. Это желание приобрело особенную силу, когда очередное перламутровое копье ударило прямо в старое высохшее дерево, одиноко возвышающееся в поле в сотне метров от нас. Тут же занялся огонь, а сверкнувший как на рентгене ствол точно раскроили надвое невидимым острым клинком.

Я где-то слышал или читал, что белый цвет молнии свидетельствует о том, что она будет 'целить' в деревья и, как следствие, может запросто вызвать пожар. Хорошо, что удар пришелся не в лес, нам еще лесных пожаров не хватало, а одиноко стоящее дерево, да еще под таким дождем, не должно спалить все вокруг. Очень на это надеюсь.

К сожалению, водил я не так уверенно, как Ванька, который, хоть и постоянно рисковал и отчаянно превышал скорость, но ни разу в жизни в дорожно-транспортных происшествиях замечен не был. Да и дорога пошла все больше узкая, с резкими и затяжными изгибами поворотов, так что в среднем я двигался со скоростью около ста километров в час. И то мне порой казалось, что я еду слишком быстро, что вот-вот можно потерять контроль на ставшей скользкой трассе. Да и пикап казался по меньшей мере восемнадцатиметровой фурой, никак не мог до конца привыкнуть к такой мощи.

Спустя час или около того обстановка немного разрядилась. В кармане Ваньки нашлась флэшка с десятком папок с музыкой, и ехать стало веселее. Только Семен с Лехой изредка бурчали и просили переключить композицию — они предпочитали русский рок, а мы с Ванькой фанатели от шведского и американского метала.

Вождение всегда успокаивало меня, вводило в некий транс, когда тело управляет машиной на автопилоте, а разум отправляется в свободное плавание и может, наконец, спокойно приступить к разбору полученной до этого информации. Мерно качались дворники, мелькали указатели — Старица, Ржев, Нелидово и других уголков необъятной Родины, названия которых ровно ни о чем не говорили. Навигатор приятным женским голосом предложил повернуть налево, что я и сделал.

Теперь с обеих сторон не очень хорошей дороги тянулся густой лес. Верхушки деревьев мерно покачивались на ветру из стороны в сторону, напоминая маятник метронома. Без пролетающих на юг и север автомобилей эти места казались заброшенными, лишенными человеческого внимания и присутствия, единственным памятником цивилизации оставалась плохонькая дорога с 'волнистым' асфальтом.

Дождь успокоился, и небо помалу расчистилось, явив нам прекрасный звездный небосклон, который нет-нет да и скрывался на минуту-другую редкими и быстро проносящимися облаками. Где-то вдалеке раздался вой, громкий звук которого пробился к нам даже сквозь плотные гитарные риффы, хорошо вписавшить в композицию In Flames.

— Ого, слышали? — тут же встрепенулся закемаривший Леха. — Это ж волки!

— Похоже, начинают понимать, что люди больше не хозяева, — предположил я и вспомнил свои недавние размышления на эту тему. — Не чувствуют нашего присутствия. А ведь и правда, животных больше ничто не ограничивает. Могут спокойно по городам бродить, закусывать свежатинкой в виде зомби, а для истинных гурманов остались супермаркеты и мусорные баки.

— Это точно, — протянул Семен. — Ненавижу волков, вообще даже собак боюсь. А они сейчас наверняка хорошо расплодятся, как только сообразят, сколько доступной еды разгуливает по городам и деревням. Да и падали много...

— Интересно, а что случится, если такой вот волк укусит зомби? Тоже заразится?

— Не дай Бог, — Семен аж побледнел. — Нам еще волков зараженных не хватало. От них уже спасу не будет. Будем надеяться, что зверям хватит мертвецов, как бы гадко это ни звучало.

Зарождающуюся дискуссию нагло прервал Ванька.

— Блин, ребзя, мне в туалет надо, — пожаловался он.

— А после ужина ты чего, не ходил, что ли? — спросил я. — Тут пока негде остановиться, да и темно, надо искать какое-то светлое и просматриваемое место, что ли. Жди, в общем.

— Только я долго не вытерплю, — честно предупредил Ванька. — Это ж не от меня зависит, организм — дело тонкое, и воле нашей неподвластное. Да и живот так бурчит, что в любой момент может рвануть похлеще Чернобыля. Сосиски, что ли, уже привет передают? Вы-то ведь их так и не ели почти, только я семь штук умял, принял удар на себя. Тормози давай, тут лес кругом, ни деревни, ни города, чего ты боишься? Зомби пока еще летать не умеют.

Я вздохнул и затормозил на обочине. Место было не самое худшее — слева, через дорогу, простирался жиденький лесок, а справа невысокий обрыв и поле. Необычайно яркая луна давала какой-никакой свет, и ближайшие двадцать-тридцать метров хорошо просматривались.

Ванька, не колеблясь, устремился к деревьям, прихватив с собой целый рулон туалетной бумаги, мы же воспользовались возможностью и устроили перекур. Эх, лучше б бежал в поле — мы бы посмеялись, конечно, но зато... Впрочем, обо всем по порядку. Вернемся к тому, что наша банда вышла на перекур.

Леха взял с собой подаренный военными автомат. С трехдневной щетиной и сигаретой в зубах высокий и широкоплечий Леха мог бы сойти за крутого гангстера, если бы не идиотский спортивный костюм, превращавший его в классического персонажа девяностых. Которых он, к слову, сам не переносил на дух, а костюм напялил специально для огородных посиделок.

Автомат Леха взял без конкретной цели, просто с оружием как-то спокойнее, да и приятно держать в руках такую мощь. Никто и не думал, что придется использовать АК по прямому назначению так скоро. Едва я докурил и растоптал окурок ботинком, со стороны перелеска раздался исступленный вопль, в котором едва можно было узнать голос нашего друга. На смену крику пришел стремительно приближающийся к нам треск — Ванька в панике продирался сквозь придорожные кусты.

— Парни, в машину, бегом! Димыч, газуй, я на ходу залезу, едем!!!

Напуганные внезапной угрозой, мы среагировали мгновенно. Только Ванька подвел — я завел мотор, готовый тронуть машину а этот оболтус споткнулся и растянулся на дороге. Из темного леса вынырнули многочисленные фигуры. Думать было некогда, не бросать же обормота.

Леха передернул затвор автомата, ногой открыл дверь и заорал.

— Ванька, не вставай!

Ванька послушно прижал лицо к бугристому асфальту и прикрыл голову руками. Леха начал бить короткими очередями, зомби завизжали и прыснули в стороны. Я выхватил своей пистолет, быстро опустил окно и начал палить наобум, целиться по мельтешащим противникам все равно бы не получилось. Зараженных было все больше, они вылезали на дорогу спереди и сзади от нашего пикапа.

— Ванька, в машину, бегом!

Лехе удалось скосить нескольких зомби, прикрыв Ваньку, и теперь тот мог бежать. Через пару секунд я уже включил вторую передачу, а перепуганный Иван на ходу захлопнул дверь.

Раздался громкий удар, потом еще один — зомби чем-то швырялись в нас! Некоторые из них держали в руках палки и, кажется, даже бейсбольные биты. Один зараженный подскочил так, что вполне мог бы выбить мне боковое стекло, так что пришлось немного сдать влево и отбросить его углом капота. Зомби полетел назад, кувыркаясь и неуклюже выбрасывая в воздух руки, а Ванька издал второй возмущенный вопль — теперь от возмущения и страха, что я помял его любимый пикап.

Какой-то особо прыткий монстр запрыгнул в наш кузов. Он подпрыгивал на небольших кочках, а когда я решил поболтать машину из стороны в сторону, зомби крепко вцепился в правый борт. Такой безбилетный пассажир с радостью прокатится с нами хоть до Парижа, доставив немало хлопот.

— Хватит болтать машину, еще слетим с шоссе, — скомандовал Леха. — Держи ровно, Димыч. Попробую его снять.

Он переместился вправо, достал свой травматический пистолет и открыл окно. Зомби, увидев жертву, заметно оживился, начал дергаться и елозить свободной рукой по холодному металлу кабины, не зная, как бы к ней подступиться. Леха же с ледяным спокойствием взял его на прицел и дважды выстрелил. Обе пули впились в живот, пальцы зомби разжались, и он кувырком вывалился из кузова и шлепнулся на дорогу.

— Твою же мать, — Леха заткнул пистолет за пояс и глянул на все еще бледного трясущегося Ваньку. — Вот так вот, посрать сходил. Скромный ты наш, говорили же — иди поле удобряй.

Я перевел дух и немного сбавил скорость, а то слишкм уж раздухарился — дорога незнакомая, после дождя еще мокрая, вся блестит. Барабанная дробь в висках стихала, дыхание становилось ровнее, но одно я понял твердо — больше никаких остановок до рассвета, уж лучше пусть все гадят в машине. Ванька вон и сам сидит не жив, не мертв, да и Семен с Лехой притихли, по которому кругу осмысливая случившееся. Я посмотрел на дисплей навигатора — до границы оставалось сто пятьдесят километров.

20. Побег

Они просидели в служебном закутке не меньше часа. Хамза уставился куда-то сквозь стену, обдумывая план побега, а Анжелика нервно мяла тонкими бледными пальцами свою рабочую форму приятного голубого цвета. Виктор же не знал, чем занять свои мысли, и поочередно посматривал то на девушку, то на Хамзу — ему в голову ничего оригинального не шло, и он баловался фонариком, меняя настройки и проверяя, как выглядит результат.

Зомби ничем не выдавали своего присутствия, но по прикидкам в торговом зале их было больше двух десятков. Хамза напряженно прислушивался, однако из коридора не доносилось никаких звуков. Значит, зараженные не догадались, что их жертвы спрятались именно здесь, или просто не нашли двери. В любом случае, нужно было выбираться. Ждать, пока зомби наскучит в супермаркете, было неразумно — кто их знает, может, они будут торчать здесь, пока не помрут. Хотя с такими запасами еды и воды в чудом не разграбленном подчистую магазине на это уповать не приходилось. Все свидетельствовало о том, что поумневшие двуногие монстры скорее засядут здесь, вблизи корма, и выкурить их отсюда не так уже просто.

— Жаль, конечно, что так вышло, — задумчиво проговорил Хамза. — Я еще надеялся пополнить свои запасы. Нет, у меня их, конечно, много, но консервы и макароны лишними бы не оказались, коль уж мы сюда забрались.

— У меня в квартире много еды, я как раз здесь закупался в первый день, — ответил Виктор и покосился на Анжелику. — Хотел ее предупредить, чтобы спряталась, да ее дружок, тот, что за дверью разлагается, выставил меня вон.

— Сам виноват, — взмахнула ручкой Анжелика. — Я же уже объясняла — приходит к нам мужик, похожий на бомжа, покупает кучу пойла и какой-то отравы, какую нормальный человек ни за какие коврижки есть не станет, а потом еще и пророчит конец света. Скажи спасибо, что полицию не вызвали.

— Она бы уже не приехала, — спокойно ответил Виктор.

— Так, — поднял руки Хамза. — Давайте к делу. Нам нужно выбраться отсюда. Есть два варианта — выход на крышу и спуск через пожарную лестницу, или черный ход. Но я бы предпочел третий, не самый очевидный.

— То есть? — не понял Виктор.

— Анжелика, ваш охранник ездил на работу на машине? — Хамза повернулся к девушке, не удостоив Виктора ответом.

— Да, серый пежо, — кивнула она.

— Где он его паркует?

— М-м, обычно на стоянке для сотрудников, она у нас отдельная, метров двести от входа.

— Далеко... Так я и думал... Что ж, Виктор, план такой. Сейчас мы все отсюда тихонько выходим в коридор, потом мы с Анжеликой поднимаемся на крышу, а ты берешь ключи у мертвеца и покидаешь помещение через черный ход. Тебе нужно обогнуть здание — не бойся, я буду прикрывать с крыши, если ты не будешь шуметь и греметь, зомби сразу валом на тебя не кинутся, а пару-тройку особо хитрых я не подпущу, будь уверен. Садишься за руль, заводишь Пежо, выманимаешь их и уводишь за собой — покружишь немного по кварталу. Мы в это время спускаемся вниз, отстреливаемся, если кто из зараженных останется, а ты возвращаешься за нами, предварительно оторвавшись от зомби. Водить ведь умеешь?

— Конечно, — кивнул Виктор. — Но почему мы не можем пойти все вместе? К чему эти сложности?

— Потому что троих заметить проще, чем одного, — терпеливо объяснял Хамза. — К тому же, если будет совсем плохо и нас не подпустят к машине, с Анжеликой мы далеко не убежим — чего греха таить, двести метров по опасной улице для нее сейчас многовато. Зомби там целая куча, патронов на всех может не хватить, да и сорить ими ни к чему, они еще не раз нам пригодятся.

Виктор удрученно вздохнул. Хамза дело говорит, девчонку тут не бросишь, это она только на вид такая дерзкая да неприступная, как Бастилия, а на деле от голода аж знобит всю, Виктор даже сам невольно захотел есть. Да и машина им не повредит, из города надо будет убираться, рано или поздно. Судя по темпам развития зомби, будущее принадлежит маленьким городкам и деревням, никак не большим агломерациям.

Они вышли из кухни с оружием наготове. Пока Хамза с дробовиком наперевес держал на прицеле коридор, на случай, если зомби обнаружат служебную дверь, Виктор брезгливо обшаривал карманы остывшего охранника. Он постоянно был начеку, хоть и понимал, что от мертвого зомби вред невелик. Наконец руки нащупали холодный металл, и Виктор с кислой миной продемонстрировал Хамзе и Анжелике находку.

— Выше нос, камрад, — подбодрил его Хамза. — Тебе страшно, понимаю, и мне тоже. Я бы сам пошел, но ты не очень хорош в стрельбе. Так у нас больше шансов выжить, только и всего.

Ладно, Виктор, соберись, не будь тряпкой. В конце концов, ты же мужчина, и ты можешь постоять за себя! И это не просто слова, надо только вспомнить, когда в последний раз удалось дать отпор и одержать победу. Тот случай после концерта не в счет, его ведь, по сути, тогда чуть не убили, а одной храброй безрассудностью сыт не будешь.

Пожалуй, была одна ситуация в выпускном году, точно. Виктор учился в самой обычной школе в спальном районе Смоленска, и в его классе всем заправлял Шамиль, крепкий чеченский парень. Он занимался самбо и, кажется, еще и боксом, и немудрено, что с учебой у него не клеилось.

Виктор был лучшим в классе по математике, и как-то раз Шамиль просто в подошел и потребовал, чтобы Виктор решил за него домашнее задание. Обычно все ограничивалось списыванием, но в тот раз учительница дала всем разные варианты — готовила к выпускному экзамену. А настроение у Виктора было паршивое, теперь уже и не вспомнишь, почему. Может, не с той ноги встал.

Шамиль всегда его раздражал, этакий самодовольный и заносчивый, считавший, что все в мире принадлежит ему, и при этом до безобразия тупой. Русские одноклассники побаивались его и либо избегали, либо стремились подлизаться. Виктор был в первой группе, но и он не решался сказать что-то поперек, когда Шамиль просил (а, точнее, требовал) помочь. Но одно дело дать переписать задание, и совсем другое решать его целиком, тем более, когда у самого голова от учебы уже гудит — задачки-то на экзамене были о-го-го какие.

— Слушай, отвали от меня, видеть твою рожу больше не могу, — выпалил тогда в сердцах Виктор прямо в лицо наглецу, тут же осознав, какую глупость он совершил.

Он видел, как менялось лицо Шамиля, и ожидал ощутить привычный страх, заставлявший его внутреннее сжиматься и в очередной раз покоряться. Но в тот памятный раз вместо ужаса откуда-то из закоулков подсознания выплыло новое чувство, которое Виктор прежде не испытывал — темная непроницаемая злость, заставившая стиснуть зубы и смотреть врагу в глаза. Горячая жажда расправы вытеснила не только страх и инстинкт самосохранения, но и все мысли, сделав голову совершенно пустой. Наверное, такого состояния пытаются достигнуть в своих духовных исканиях буддисты.

Шамиль не стал медлить и коротко, в треть силы заехал Виктору по челюсти, от чего пол с потрясающей легкостью выдернуло из-под ног, как ловкац выдергивает скатерть из-под посуды, а мгновением позже пол вернулся, жестко встретив затылок и спину. Виктор прекрасно знал, что парой ударов драка с жестоким горцем не заканчивается никогда, он любил долго пинать, топтать и унижать своих жертв, заставляя тех выдавливать из себя оскорбления не только в свой адрес, но и в адрес семьи.

Голова кружилась, стены решили пуститься в пляс, а потолок то падал, то взмывал обратно. Виктор действовал исключительно по наитию. Когда Шамиль взобрался на него, чтобы добить, Виктор ухватил его за пышную черную шевелюру, а второй нащупал левый глаз противника и начал давить. Шамиль орал от боли, а Виктор от злости. Шамиль нанес несколько болезненных ударов наощупь, надеясь, что боль заставит Виктора ослабить хватку, но она наоборот помогала давить еще сильнее.

Кровь из рассеченной брови заливала глаза, разбитый нос обиженно пульсировал, но большой палец упрямо вжимался в мягкую плоть, и Виктор ощущал округлое упругое глазное яблоко, податливое и мерзко подрагивающее под его напором. Шамиль начал всхлипывать. Он прекратил борьбу, и Виктор сбросил его с себя. Шамиль даже не пытался подняться, только прижал руки к лицу, а в Викторе проснулся дикий зверь, некогда загнанный глубоко внутрь добрым родительским воспитанием. Но с каждым новым унижением этот зверь становился крепче и сильнее, он питался болью и ненавистью к себе и окружающим, жадно облизываясь и требуя еще. И вот он, наконец, наелся и ощутил в себе достаточно сил, чтобы вырваться на свободу.

Виктор начал неумело добивать и без того поверженного противника руками и ногами, пока классная руководительница не привела физрука. Ошеломленный происходящим седовласый Лев Палыч тогда с трудом оттащил здорового, но совершенно не развитого физически парня — в секцию бокса Виктор записался только в университете, чтобы больше никогда никого не бояться.

После этого случая Виктор со дня на день ждал расправы — чеченцы ведь не прощают обид, их сила в том, что они за своего всегда горой, даже если он не прав, потому никто и не рискует им перечить. Но его не тронули. Шамиль появился в школе спустя неделю, сделав вид, что ничего не произошло. К счастью, никакой серьезной травмы он не получил. И ни он, ни кто другой больше не докучали Виктору.

Воспоминания стрелой просвистели в голове, уместившись в пару секунд. Виктор дошагал до двери и положил ладонь на широкую нажимную ручку. Всемогущий адреналин расширил сосуды, и разгоряченная кровь полилась по ним свободным потоком. Под ритмичный стук сердца Виктор толкнул дверь и вышел на свет. Сразу огляделся — здесь зомби нет — и медленно пошел вдоль стены, не снимая пальца со спускового крючка пистолета. Эх, забыл ведь сменить магазин, в старом почти закончились патроны.

Он ждал угрозы не только со стороны главного входа и парковки для сотрудников, где находился нужный автомобиль — одиноко стоящий пежо Виктор приметил еще отсюда. Магазин был окружен кустами и деревьями, а как раз с той стороны, где он крался, начинался небольшой парк, и зараженные могли подтянуться и оттуда.

Легкий ветерок с шелестом проходился по молодой траве и листьям деревьев, с мальчишеским задором гоняя по асфальту пакеты и шуршащие бумажки, и все казалось таким спокойным и безмятежным. Но Виктор не давал себе расслабиться, постоянно поглядывая то на постепенно приближающийся Пежо, то направо, в сторону парка. Наконец, он добрался до угла. Остался марш-бросок до машины, и при этом в любом случае он на несколько продолжительных мгновений окажется в поле зрения зомби, торчащих в торговом зале.

Виктор глубоко вдохнул и сжал кулаки. Он не трус, он не слабак, в решающую минуту он способен посмотреть смерти в лицо и, если уж так надо, принять ее. Но сперва надо попытаться выжить, верно?

Быстрый взгляд наверх, на крышу. Хамза поднимает палец вверх, и Виктор срывается с места. Он отчаянно бежит, активно работая локтями и на ходу нажимая на кнопку брелока сигнализации. Старенький Пежо пищит и моргает фарами, дверные замки щелкают, неохотно отпираясь. Осталось пятьдесят метров. Хлопок, еще один, крики боли сзади. Виктор понимал, что если оглянется, то потеряет время или даже споткнется, и эта неизвестность, это ощущение близости преследователей подстегивали его. Он уже чувствовал затылком зловонное дыхание. Ну же, быстрее!

Рывком Виктор открыл водительскую дверь, неловко нырнул внутрь, чувствительно стукнувшись макушкой о низкий потолок, и завел мотор. Лишь после того, как ключ повернулся и раздался звук работающего двигателя, он поднял глаза. До ближайшей пары зомби было метров пять, не больше, они уже готовились к прыжку. Еще два трупа лежали поодаль. Выстрел, и к ним добавился третий.

Первая передача, газ, резкий поворот руля, и твари врезаются в правую пассажирскую дверь и отскакивают, потеряв равновесие. Машина резко дернулась на старте, Виктор едва не бросил непривычно тугое сцепление и не заглох, но обошлось. Все, теперь так просто не догонят. Хвала небесам, пронесло, а ведь близко подобрались.

Виктор лихорадочно замотал головой, выбирая маршрут, чтоб не завязнуть на этих узких улочках, которые теперь еще и были забиты препятствиями в виде трупов, обломков непонятно чего и бесхозного транспорта.

Подавляя желание разогнаться и быстро оторваться, Виктор заставил себя ехать медленно, на второй передаче. Зомби попались на удочку и, гневно плюясь и шипя, бежали следом. Он видел их перекошенные от злобы рожи в зеркалах заднего вида, их изодранную, грязную, пропитанную своей и чужой кровью одежду. Быстро бегают, суки, а какие злые!

Пежо повернул налево — там было свободнее — и неторопливо покатил по улице прочь от супермаркета. Хамза не питал надежд на то, что все зомби настолько глупые, чтобы вот так вот сунуться в ловушку. И правда, несколько зараженных не стали бежать за Виктором, вместо этого они обратили взоры на крышу, стараясь определить источник огня. Хамза не успел, а, точнее, не догадался укрыться и, проклиная всех и вся, начал стрелять. Зомби молнией метнулись обратно в спасительное здание супермаркета, и троим из пяти это удалось.

— Анжелика, идем вниз, за мной, — скомандовал Хамза, возвращая пистолет в кобуру и скидывая со спины дробовик.

— Нет, — внезапно уперлась девушка, на припухших от бессонницы глазах выступили слезы. — Я видела, они там! Они внизу!

— Их мало, — Хамза взял ее за руку и мягко потянул за собой. — Сейчас вернется Виктор, и нам надо ждать его там, потому он нас ждать наверняка не сможет!

— Я не пойду туда, — истерично взвизгнула Анжелика. — Отпусти, иди один, если хочешь! Я не...

Хамза раздосадовано качнул головой и внезапно залепил девчонке легкую, но чувствительную пощечину, оборвав ее на полуслове. Как и ожидалось, она умолкла и только потрясенно захлопала ресницами.

— Все, скорее, вниз.

В руки Хамзы вернулся дробовик, его верный союзник в эти неспокойные дни. Анжелика послушно побежала следом, не прижимаясь, но и не отставая. Она удивленно гладила себя свободной рукой по щеке, все еще не понимая до конца, что случилось.

— Мне точно придется стрелять и, возможно, они подойдут близко, так что будь готова. Но я не дам тебя в обиду.

Едва они вернулись в ставший хорошо знакомым коридор служебного отсека, как в дверь, ведущую в торговый зал, забарабанили. Хамза сжал зубы — вот это да! Нашли все-таки, или учуяли, а то и сообразили! Видимо, эти зомби были из самой первой волны, уже научились делать кое-какие логические выводы — не клюнули на наживку, нашли источник огня, укрылись от пуль, а потом решили напасть, верно поняв, где затаились люди... Что же это за существа такие?

Щелкнув затвором дробовика, Хамза выпустил картечь прямо в дверь, мигом превратившуюся в решето. Зомби отлетел, врезался в торговый стеллаж и опрокинул его. Все потонуло в грохоте — двое уцелевших зараженных убегали, роняя и круша все вокруг, а Анжелика еле успела прикрыть уши и зажмуриться. Путь к выходу был свободен.

Тем временем Виктор совершил очередное шокирующее открытие. Уводя зомби, он решил пойти простым путем и просто-напросто проехать по кругу. От магазина он ушел налево, затем свернул на первую улочку направо, потом еще раз направо. Зомби так и бежали за ним, то немного приближаясь, то отставая. Их стало меньше — некоторые не выдержали гонки и, выбившись их сил, падали или садились на землю, чтобы с тяжелым хрипом перевести дух.

Виктору удалось отвести угрозу на достаточное расстояние. Он был готов ускориться и начать отрываться, как вдруг слева, из двора старой пятиэтажки, внезапно появились другие зараженные, преимущественно африканской наружности. Их набралось всего около дюжины, и они с громким ором бросились вперед. Самое интересно, что бежали они не к Виктору, а к его преследователям. Те охотно приняли вызов и, несмотря на мучительную усталость после долгой погони, пошли вперед. На их стороне было численное преимущество, а на стороне суппостата — атлетизм.

Две группы зараженных схлестнулись в смертельном бою — в ход шли камни, палки, у кого-то были ножи, куски стекла. Они не чурались использовать зубы и ноги. Виктор зачарованно наблюдал за ними, на несколько секунд совершенно забыв о собственной безопасности, и еле успел ускориться, чтобы не позволить какому-то отбившемуся от своей стаи хитрецу разбить стекло машины подобранной с земли толстой веткой.

Удар зомби рассек воздух вплотную к машине, и Виктор понял, что пора делать ноги отсюда. Он включил третью передачу и вскоре вновь оказался возле магазина, а позади сражение новых хищников городских джунглей было в самом разгаре. Это ж прямо сюжет для какого-нибудь дурацкого американского фильма, накропанный на коленке укуренным режиссером. Неужели эта хренотень происходит на самом деле? Нет, ну серьезно...

Зато теперь путь был свободен, а единственным препятствием были два зомби, удиравших по парковке прочь от супермаркета. Они даже не посмотрели на Виктора — то ли были так напуганы Хамзой с дробовиком, выбежавшим следом за ними, то ли торопились поддержать своих собратьев в борьбе за территорию. Тут на улице показалась и Анжелика. Виктор наконец-то оценил ее при свете — симпатичная девушка, стройная, с приятными чертами лица и темными прямыми волосами, как раз в его вкусе. Но сердцу не прикажешь, тоска по Лене не утихала даже сейчас.

— Давайте, в машину! — окликнул Виктор.

— Ну-ка, Виктор, прыгай на пассажирское сиденье, — ответил на бегу Хамза. — Я лучше знаю город.

Виктор без малейших препирательств сделал, что было велено. Анжелика уселась сзади, Хамза передал ей дробовик и уверенно повел автомобиль. Виктор тотчас затараторил, рассказывая о потасовке зомби.

— Точно, землю делят, — сосредоточенно кивнул Хамза, объезжая разбросанные на дороге тела — здесь кто-то расстрелял сразу шестерых человек. — Потом из выживших побежденных сделают тех, кого мы видели сегодня.

— Лучше б они их убивали, — угрюмо изрек Виктор. — А то эти 'омеги' совсем ничего не боятся.

— Хотят доказать верность новой группе, наверное. Ничего, наблюдаем, собираем информацию, паниковать еще рано.

Непоколебимое спокойствие Хамзы передалось Виктору и Анжелике, которая вскоре задремала, и ее голова забавно подскакивала на спинке заднего сиденья на небольших неровностях дороги. Зомби попадались нечасто, а те, что возникали в поле зрения, не выказывали намерений атаковать. Многие даже головы в сторону людей не поворачивали — искали еду, дремали в теньке, привалившись к стене или просто на асфальте. Но сломайся допотопная малолитражка охранника Клода здесь или неподалеку, как вся эта братия мигом слетится, и моргнуть не успеешь.

В квартиру Виктора решили идти ночью, оставив Анжелику в безопасности жилища Хамзы. Острой необходимости в немедленном пополнении ресурсов, в общем-то, не было, но хотелось максимально запастить как можно скорее. Зомби становились очень непредсказуемыми и, наблюдая развитие ситуации, нетрудно прийти к выводу, что с каждым следующим днем они будут все опаснее. Через неделю, может быть, Виктор и носу из дома не сможет высунуть.

Сжимая рукоять пистолета, несколько раз спасшего ему жизнь за сегодняшний день, он с удивлением осознавал, что вся эта абсурдная ситуация лично для него все же имела какое-никакое преимущество. Благодаря ей Виктор хорошенько понял, как не хочется умирать и как же это здорово — жить. Даже в таком мире, когда выживать, казалось бы, и не для чего, как бы патетично это не звучало. Цивилизации больше нет, целей, неотделимых от нее, тоже, и всех достижений человечества удержать не удастся даже при самом удачном исходе. Но вместе с тем уйдут и отвратительные побочные эффекты цивилизации, паразитирующие элементы и структуры, превратившие человеческое общество в гигантский муравейник, в котором судьба каждого в той или иной степени предначертана еще до рождения. Может, теперь получится построить мир с нуля, по новой? Почему бы и нет...

Старый мир ушел в небытие, канул в лету, рухнул, точно колосс, которому умелый воин одним внезапным и выверенным ударом ловко подрубил глиняные ноги. Все началось с обычного областного центра в сердце России, а продолжилось на улицах Парижа, Нью-Йорка, Токио и других больших и малых городов мира. А где все закончится? Пока неизвестно, но Виктор дал себе слово, что сделает все возможное и невозможное, чтобы это узнать.

21. Порт

Несмотря на полностью нарушенный режим сна, Томаш совсем не хотел спать. Напротив, он был полон сил и оптимизма — что может быть лучше, чем кататься по полицейским участкам и собирать урожай в виде оружия, по пути отстреливая забавы ради зазевавшихся чудиков? Когда в твоих руках оружие, зомби кажутся легкой и совсем не страшной добычей. И куда только они все схоронились? Разбежались, как тараканы по углам. А так хочется пострелять...

Да это ж не жизнь, а сказка, и никакой тебе дебильной работы на какого-нибудь самодовольного кретина, бери все, что пожелаешь и сколько сможешь унести. А не сможешь взять все сейчас — нет проблем, вернись позже. Весь мир твой, абсолютно весь, и почти без конкуренции среди тебе подобных.

А каким же было удовольствием разъезжать на мерседесе! Сказка, а не машина. В салоне буквально пахло роскошью, но больше всего Томашу понравился мощный руль с приятной наощупь кожаной отделкой. Вообще, он быстро привык к новому автомобилю, словно тот был создан для Томаша. Быстро трогаться, упруго разгоняться и плавно тормозить он научился за какие-то десять-пятнадцать минут, а слушать хип-хоп про польскую уличную жизнь на оглушительной громкости — за считанные секунды.

Адриан все больше хранил молчание, держался обособленно и наладить общение с Томашем почему-то не спешил. Они действовали как напарники, соблюдая некую дистанцию. Это было не слишком здорово, но куда лучше и безопаснее, чем работать одному. Один, как известно, в поле не воин. Ждать от Адриана удара в спину не приходилось, пока они связаны одной целью и нужны друг другу.

В первых двух участках практически ничего полезного не обнаружилось — Адриан нашел пистолет, а Томашу пришлось довольствоваться двумя дополнительными магазинами к Глоку. Зато на пути к шестому отделению они нашли настоящий клад — несколько пустых полицейских машин и фургонов, один из которых перевернуло от столкновения с гражданских грузовиком, и два трупа в форме.

Наплевав на льющий как из ведра дождь и элементарные меры предосторожности, Адриан с Томашем со всей прыти кинулись к мертвым полицейским, точно вороны на блестящее золото. Каково же было их счастье обнаружить два пистолета-пулемета и по запасному рожку к каждому.

— Это MP5, — с уважением произнес Адриан, покачав оружие в руке. — Легкий какой... Похоже, тут спецотряд был. Смотри, как настреляли!

Он посветил фонариком. И точно, в темноте-то не разберешь, пока не наступишь. Все пространство вокруг машин было усыпано гильзами, как будто здесь прошло какое-то серьезное сражение. Странно, где же тогда остальные? Томаш поделился размышлениями с Адрианом.

— Хрен разберет, — пожал плечами тот. — Заразились, наверное. Может, этих двух первыми покусали, и их свои же и того, пристрелили. А потом и сами не сдержали зомбяков. Хотя чокнутым тоже досталось.

Адриан посветил фонариком вправо, и Томаш увидел несколько десятков трупов, распластавшихся на тротуаре и газоне.

— Ладно, в общем-то, хрен с ними всеми, — махнул рукой Томаш, любуясь трофеем и не сдерживаясь от улыбки.

Зазвонил телефон. Томаш вытащил его из кармана и поторопился прижать к уху под капюшоном, чтобы спрятать от дождя.

— Алло.

— Томаш, это я.

— Привет, пап. Что там?

— В общем, в Гдыню нам не попасть — говорят, там в порту вообще черт-те что произошло, мясорубка. Так что дуйте во Владиславово, там должно быть спокойно и нам намного ближе, в полтретьего-три доберемся дотуда.

— Ладно, будем.

— Вот и славно. Увидимся, сын.

— Пока.

Томаш вернул телефон в карман, посмотрел на Адриана и встретился с его любопытным взглядом.

— Ну, чего там? — нетерпеливо спросил Адриан.

— Надо во Владиславово ехать, они туда поплывут — в Гдыни, говорят, в порту катавасия какая-то. Могли, конечно, к любому участку берега на лодчонке своей пришвартоваться, но хотят во Владиславово — там, мол, точно лучше.

— И ближе, — кивнул Адриан. — Гораздо ближе. Надо было вообще на Хель их отправить, подобрали бы и там.

— Да не, им по воде безопаснее, чем нам по суше — зомби пока еще по морю не гуляют, а нам лучше слишком далеко не заезжать.

— Тоже верно, — задумчиво ответил Адриан.

Томаш осмотрелся — зомби вроде поблизости нет, бесшумно они ходить не умеют. А если научатся, у него теперь автомат есть, как пустит очередь прямо от бедра, так все и полягут, пусть хоть как неслышно подкрадываются.

Убедившись, что ему ничего не угрожает, Томаш закурил. Адриан с сомнением покосился на тлеющий в темноте огонек сигареты, вполне способный привлечь тварей, но ничего не сказал, только перехватил свой MP5 так, чтобы сразу можно было начать стрелять в случае чего.

— У нас еще пара часов, — сказал Томаш. — Надо бы еще в Гдыне в отделение заглянуть, глядишь, и там что будет.

— Давай двигать тогда, до Владиславово отсюда час-полтора езды, надо ж будет на месте еще сориентироваться, пострелять, может, придется.

— Да, зачистим место, чтобы папани наши не пострадали, — согласился Томаш, добил сигарету мощной затяжкой, небрежно бросил окурок в лужу и пошел к машине. — Едем. Только в участок надо все-таки заскочить, это почти по пути.

Ну, здесь Томаш приврал, крюк до полицейского отделения в Гдыни был порядочный. Увы, автоматов там не оказалось. Томаш в душе лелеял мечту найти дробовик, который он так любил в компьютерных играх о зомби, но из участка удалось взять только пистолет, старый P-83. Адриан, который не нашел ничего, поначалу расстроился, но потом внезапно наткнулся на гранату. Повертел ее в руках, посветил фонариком, довольно хмыкнул и положил в карман.

На выходе пришлось схватиться с зомби, но удалось отделаться малой кровью. Темные силуэты зараженных сперва скрывались в тени здания, но Томаш вычислил их, как только те зашлепали по лужам навстречу жертве. Адриан предложил сесть в машины и свинтить, пока не поздно, но Томаш отказался. Он стоял с сигаретой в зубах, чувствуя себя крутым ковбоем. Сперва хотел взяться за MP5, но все же удержался, решив оставить пистолет-пулемет на десерт.

В руках оказался ТТ. Как же приятен был холодный тяжелый металл, таящий в своем нутре совершенно безграничную мощь. Такой маленький пистолет, но такой смертоносный, с приятной упругой отдачей выплевывающий из себя кусочки свинца. Давай, сука, иди сюда, я устал бояться убивать, я вообще устал бояться.

Томаш искусственно накручивал себя. Он все вживался в роль гангстера, которому все ни по чем, даже смерть. Сигарета стремительно таяла, огонек добрался почти до фильтра. А вот и побежали. Адриан сделал выстрел, не попал — пуля прошла мимо цели, чиркнула по окаймляющей периметр сетчатой металлической ограде и умчалась вдаль. Пришел черед Томаша. Пистолет немного дернулся, короткий бросок пули закончился в груди врага. Зомби не успел крикнуть, только надсадно захрипел. Должно быть, Томаш пробил ему легкое. Зараженные вдруг остановились. Скудный свет фонарика не мог во всех деталях показать их морды, но Томаш уже знал, какое на них выражение.

— Идите сюда, выродки, ну!!! — потухшая сигарета выпала изо рта, сердце заколотилось быстрее. — Че, суки, ссыте?! Давай, по одному, курвы!

Томаш пошел навстречу зомби, распаляя себя громкими криками. Адриан с тревогой посмотрел на него и спокойно промолвил:

— Вернись в машину, Томаш, ты уже спугнул их, они отойдут сами. Не лезь на рожон.

Но Томаш его не слышал. Он шел вперед, и один из остолбеневших зараженных прянул из темноты на встречу. Выстрел, шлепок тела, упавшего в грязную лужу, топот убегающих ног. Томаш торжествующе заорал, воздев руки к небу. Он смог! Он больше не боялся! Он отнял две жизни, а точнее две ее уродливые подделки, и в этот раз руки совсем не дрожали. Он становится сильнее.

— Томаш, мать твою, едем! — рыкнул не выдержавший Адриан и, не дожидаясь его, сел за руль и хлопнул дверью.

— Да не бойся, — засмеялся Томаш. — Это они теперь нас боятся. Мы здесь хозяева, мать их, это ведь наша земля!

До Владиславово доехали спокойно, поднапрячься пришлось только между Редой и Румией. Здесь образовалось настоящее автомобильное кладбище, растянувшееся на несколько километров. Через пару лет под воздействием снега и дождя оно превратится в гору ржавого металла, заодно поуменьшившись благодаря расторопным мародерам — добра здесь можно было раздобыть прилично.

Томаш помнил, как он улепетывал по этой же самой дороге из квартиры Козловского — точно, тогда многие перли из Гдыни на север, а он вот не мог взять в голову, за каким хреном они это делали.

Дождь размыл обочину, и Томаш, объезжая пробку, дважды забуксовал, но ему удалось выбраться своими силами. Адриан был отменным водителем, он проскочил эту слякоть с такой легкостью, точно его машина вообще не касалась земли и передвигалась по воздуху. Хотя сузуки куда лучше подготовлен к проблемам на дороге, чем мерседес.

Начало пробке положил грузовик. Огромная скания с длинным прицепом потеряла управление, разворотила разделяющий полосы отбойник и пробороздила поток выезжающих из города на север легковушек. Интересно, на кой ляд фура летела в сторону Гдыни с такой прытью? В городе ведь вся зараза. Наверное, водитель, как и Томаш вчера, стремился на помощь к семье.

Водитель пренебрег ремнем безопасности, и отсутствие ветрового стекла красноречиво свидетельствовало о его участи. Из-за непроглядной тьмы и дождя Томаш не сумел разглядеть тело. Впрочем, об этом он не слишком сожалел. Насмотрится еще, куда торопиться.

На подъезде к Владиславово дождь, наконец, прекратил выстукивать на капоте и ветровом стекле причудливые ритмы. Капризная приморская погода в один миг смела с неба тучи, позволив необычайно яркой луне поделиться своим бледным светом с людьми. Теперь было видно и дорогу, и тянущиеся вдоль нее рекламные щиты и дома, пустые и темные. В квартирах наверняка ютились другие выжившие, которых теперь оставили еще и без света, а в подъездах, кафе и магазинах несли свой караул зараженные.

На фоне темного ночного неба показался простертый вверх крест местного костела. Томаш аж поежился, так жутко это выглядело. Он причислял себя к истинным патриотам Польши, но на службы ходить не любил, все это казалось скучным и немного пугающим. А вот мать с отцом (когда тот был дома, конечно) посещала костел каждую неделю, временами подолгу беседуя с ксендзем. Эти мрачноватые величественные строения еще в нормальное время казались Томашу неуютными и даже отталкивающими, а теперь и подавно. Они с уродливой укоризной возвышались над смертными, а те посещали их лишь из внутреннего долга, без всякого личного желания. Лицемерие, самое настоящее лицемерие. Интересно, помогли попам их кресты в борьбе с разгулявшейся нежитью? Навряд ли. Священнослужители теперь сами в рядах зомби, Томаш видел одного мельком.

С правой стороны дороги раскинулся темный лес, и даже он вызывал более теплые чувства, чем нависшие над дорогой угрюмые каменные своды. Правда, в лес Томаш тоже сейчас бы и шагу не ступил, даже если все зомби мира будут пыхтеть за спиной.

Проехав около двух километров, Томаш и Адриан синхронно остановились и вышли из машин. Приморский городок не подавал никаких признаков жизни. Припаркованные возле домов автомобили с поблескивающими влагой крышами были похожи на больших дремлющих жуков. Чуть слышно скрипел, покачиваясь на ветру, флюгер в виде расправившего крылья орла. Томаш снова начал нервничать. Не нравилась ему эта глухая тишина.

Щелкнула зажигалка, и крепкий табак отозвался негромким треском. Стоило ядовитому дыму ворваться в легкие, как стало легче.

— Давай тут все осмотрим, — предложил Адриан. — Возьми ствол и иди направо, я пойду налево. Через пятнадцать минут встречаемся здесь.

Какая дурацкая идея — разделяться, их же и так всего двое. Если на одного нападет стая зомби в этом пусть и маленьком, но незнакомом городке, может быть худо. Но показаться слабаком было еще хуже.

— Валяй, — вальяжно бросил Томаш и направился по своему маршруту, вниз по улице.

Он ступал по мокрой тротуарной плитке, пристально всматриваясь в каждый кустик, но никто не спешил напасть. Залаяла собака. Резкий звук скальпелем рассек окутавшее все вокруг покрывало безмолвия, и Томаш остановился и взвел оружие. Он бешено завертел пистолетом, не зная, куда его направить, и лишь спустя несколько секунд сообразил, что пес лаял в доме напротив. За окном двухэтажного кирпичного строения мелькнул тусклый свет — должно быть, фонарик или свеча — мелькнул и пропал.

Дверь дома с тихим скрипом отворилась, и на пороге показался мужчина с большим фонарем. Свет скользнул по Томашу, тот недовольно сощурился.

— Ты что тут делаешь? — сердито спросил человек. — Решил прогуляться?

— Типа того, — ответил Томаш. — Фонарик опусти, папаша.

— Ты откуда такой, умник? — грозно осведомился мужчина, но луч от лица собеседника отвел.

— Из Гдыни, за отцом сюда приехал. Моряк он у меня, должен приплыть в ваш порт.

— Заходи, — мужчина посторонился, показал на дверь. — Переждешь у нас. Тут тебе не парк культуры и отдыха, балбес, эти твари могут прискакать сюда вот хоть прямо сейчас.

— Я вообще-то их и ищу, — Томаш помахал в воздухе пистолетом.

— Не, ну ты совсем ку-ку, с этой пукалкой решил поохотиться на диких животных? Быстро заходи, иначе я закрываюсь, а ты дуй дальше, или приключения на задницу. Только посолить себя не забудь, поздний ужин.

Сам не зная почему, Томаш решил принять приглашение. Возможно, подействовал твердый голос незнакомца, которого хотелось слушаться. Томаш с секунду нерешительно потоптался на месте, а потом пошел к дому.

— Вот, другое дело, — явно обрадовался мужчина и посторонился, давая нежданному гостю переступить порог.

Высокого и крепкого, похожего на медведя хозяина дома звали Збышком. Збышку было сорок два и он владел автомастерской на другом конце городка. Жил Збышек с беременной женой Агатой, сыном Оливером и хаски по имени Рейчел. Это она напугала Томаша пронзительным лаем.

— Я ее уже вроде научил помалкивать, когда эти тут расхаживают, — рассказывал Збышек, наливая Томашу горячий чай. — Сегодня вот только что-то не сдержалась. Наверное, почувствовала, что ты нормальный, истосковалась по гостям — Рейчел очень общительная. А как сумасшедшие появляются и маячат в округе, так она только к полу жмется да тихонько рычит.

— Слушайте, я тут не один, со мной приехал знакомый, он пошел в другую сторону улицы.

— Еще один болван, — с досадой обронил Збышек. — Давай, зови его, если он еще цел.

— Уже звоню.

С Адрианом все было в порядке, на его пути тоже пока не встретилось ни одного зараженного. Он выслушал Томаша и с явным облегчением и охотой принял приглашение Збышка.

— А где Ваши жена и сын? — спросил Томаш и откусил здоровенный кусок домашнего пирога, который ему подогрел гостеприимный хозяин.

— Оливер спит, ночь уж, — Збышек с тоской глянул на холодный лунный пейзаж за окном. — А Агата девятого мая была в Кракове, в командировке. Звонил ей два дня подряд, сперва не брала трубку, а потом телефон сел, наверное. В общем, остались мы вдвоем...

Тусклый желтоватый огонек свечи придавал окружающей обстановке мистический оттенок, выхватывая из темноты лишь малую часть кухни — холодильник, микроволновка, подвесные шкафчики. Обычная кухня в обычном доме.

Рейчел лежала в ногах Збышка, время от времени лениво позевывая. Но вот она навострила уши и уставилась на дверь, в которую через секунду постучали. Собака тихонько зарычала, и Збышек успокоил ее, почесав за ухом.

— Это Адриан.

Томаш хотел было подняться, но Збышек жестом велел ему оставаться на месте. Он взял со стола свой громоздкий фонарь, который вполне сошел бы за неплохое оружие ближнего боя, и пошел в прихожую. Стук повторился.

— Кто? — спросил Збышек.

— Это Адриан, друг Томаша...

Ага, друг. Полотенце для рук, блин. Друзьями они вряд ли могли бы стать, Адриан какой-то весь мутный, скрытный, себе на уме. Томаш таким никогда не доверял.

Они просидели у Збышка почти до трех, болтая о том, о сем, когда у Томаша в кармане заиграла знакомая мелодия.

— Пора, похоже.

И точно, звонил отец. Сказал, что подходят, вот-вот причалят. Томаш убрал телефон в карман и поднялся на ноги. Збышек тоже встал, чтобы проводить внезапных ночных гостей.

— Слушай, Томаш, — сказал он вдруг. — Дом у меня огромный, нас тут всего двое, а в Гданьске у вас точно опаснее, чем здесь. Тут-то что, городок маленький, гадов этих тоже не так уж много. Это я один с ними бодаться не рискую — сына-то на кого оставить, коль не выгорит. А вот если бы ты с семьей перебрался сюда, к нам, так мы бы тут совсем по-другому зажили.

Неожиданное предложение застало Томаша врасплох. А ведь Збышек говорит правду, во Владиславово с монстрами вполне можно покончить полностью. Только где тут остальные мужики, неужто только в этом доме сохранилась жизнь? Странно...

— Хм, Вы знаете, я подумаю, — задумчиво изрек Томаш. — Вот заберу отца, привезу его домой, и завтра мы с ним покумекаем. А мысль хорошая, пан Збышек, спасибо.

— Удачи, ребята.

Адриан пожал хозяину руку, и они с Томашем вернулись в ночную прохладу. Снова заморосили мелкие тонкие капли. Здесь, в Померании, часто шли такие дожди, состоящие из таких маленьких частиц влаги, что вытяни руку или подставь стихии лицо, и ты почти ничего не ощутишь. Вроде и не дождь вовсе, но на асфальт постоянно что-то падает, а воздух весь набухший от влаги.

— Ого, так ты сюда еще и на колесах приперся, — хмыкнул Томаш, кивая на хамски припаркованный посреди тротуара джип.

— Конечно, так безопаснее, — серьезно кивнул Адриан. — Прыгай, докину тебя до твоего 'мерса', а потом каждый на своей едет.

Через пять минут они были в порту. Машины оставили на пристани, сами вышли с трофейными МР-5 наперевес. Благодаря луне здесь было совсем светло, хорошо проглядывался небольшой бетонный волнорез, обнимающий прибрежные воды и защищающий порт от временами разрушительной стихии.

Зомби заметили сразу, не дав им подойти близко. Было непонятно, они пришли сюда по следу людей или наткнулись на них случайно. В любом случае, зараженных было много, человек этак двадцать с гаком. Они разбились на три кучки, одна пошла прямо в лоб, а две другие побежали в обход. Сердце Томаша при виде таких маневров забилось так, что в спине закололо. Впервые ему показалось, что, возможно, эта схватка будет последней — постреляй-ка теперь по врагу, идущему с трех сторон сразу.

Адриан выпустил из MP5 короткую очередь, но она почти вся ушла в молоко, ранив в плечо одного из зараженных.

— Может, по машинам и валим? — дрогнувшим голосом спросил Томаш, сам не понимая, что несет.

— Какой валим, дерьма ты кусок?! — Адриан вдруг сорвался на крик, на него накатило какое-то безумие. — Наши уже на подходе, стреляй давай, ссыкло!

И Томаш начал стрелять. Он снова доверился ТТ. Три пули ушли сторону наступающих по центру зомби, еще три — на фланг. Попадания были и там, и там, об этом свидетельствовали сдавленные вопли подбитых и яростный рык уцелевших.

— Бери тех, что слева! — прокричал Адриан. — Я увожу остальных.

Он побежал к бетонному волнорезу в сторону моря, отстреливаясь вслепую, и зомби радостно метнулись следом. Твари смекнули, что впереди будет вода, и загнанная жертва окажется в тупике. Они бежали так быстро, что Адриан едва успел прошмыгнуть мимо третьей стайки зомби, широкой дугой огибавшей людей с фланга, не дав ей отрезать последний путь к отступлению.

Этот смелый маневр напарника значительно облегчил задачу Томашу, который тут же сам ринулся навстречу бегущим зомби. Одного он уже свалил, осталось еще шесть. Он стрелял на бегу, тяжело дыша. Раз, два, три, четыре, пять выстрелов и три трупа. Осталось еще три, они неслись навстречу и почему-то не хотели отступать. Томаш подумал, что зря он так попер смерти навстречу, надеясь испугать ее — видимо, не все зараженные подвержены этому чувству. Или они наловчились считать оставшиесяв магазине патроны по числу сделанных выстрелов.

Но Томаш не мог остановиться, что-то подсказывало ему, что надо додавить врага. Он громко заорал и выпустил две последние пули. Они не нашли цели, руки Томаша ходили ходуном, но зомби дрогнули. Их разделяло около десяти метров, когда зараженные прыснули в стороны — один влево, еще двое вправо.

Томаш попытался выстрелить им в спину, но слышал лишь щелчок пустого магазина. Трое зараженных снова соединились и убежали в том же направлении, откуда и явились — через низкий забор на чей-то участок.

Тем временем Адриану никак не удавалось разорвать дистанцию. Он бежал и бежал, напрягая все силы, но зомби держались почти что вплотную. Томашу даже показалось, что они догоняют. Вода была уже близко. Что, неужели конец? Море ледяное, да и с автоматом и в такой одежде много не наплаваешь, придется бросать. А вдруг зомби тоже умеют плавать? Этим холод точно ни по чем, утопят, как нехрен делать.

Охваченный паникой и не понимающий, как помочь, Томаш тоже побежал на волнорез, по следу Адриана, хотя догнать его и зомби было уже решительно невозможно, а стрелять из автомата отсюда — рисковать зацепить напарника.

До Томаша донесся приближающийся гул мотора. Отец! Удача в эту ночь точна была на стороне людей. Адриан понял, что ему придется прыгать в воду, но он уже видел бледное пятно моторной лодки, а ее экипаж видел его. Рука нащупала в кармане гранату, чека с едва слышным звяканьем брякнулась на бетон, а следом за ней упала и сама граната. Осталось три шага, два, один. Адриан с силой оттолкнулся от края волнореза и коснулся ледяной воды как раз в тот момент, когда раздался взрыв.

Зомби дико заверещали, исторгая из себя крики боли и ненависти. Взрывная волна разметала их в разные стороны, многие повалились в воду и тут же пошли ко дну — нет, все-таки плавать они пока не умеют, от рефлексов осталось только бестолковое барахтанье на месте с последующим погружением.

На волнорезе удержалось шестеро, еще двое лежали, нашпигованные осколками, не подавая признаков жизни. Томаш спешно сменил магазин ТТ, остановился и приготовился стрелять. Но зомби не торопились идти на него. Они не двигались с места, изучая мутными взглядами одинокого человека, наставившего на них маленький черный пистолет. Из такой штуки по ним уже били, они видели, как падали их сородичи и больше не поднимались, и им совсем не хотелось столь незавидной участи для себя.

— Вот так-то, — удовлетворенно заявил Томаш. — Там и стойте.

Он начал медленно пятиться, а затем перешел на бег. Зомби не преследовали его, они так и переминались с ноги на ногу, хрипя и порыкивая. Лодка причаливала к берегу, Томаш увидел отца, приветственно машущего ему рукой.

Через несколько минут они уже ехали на шикарном мерседесе в сторону Гданьска, а следом вел машину отец Адриана — сам Адриан отогревался на заднем сиденье, кутаясь в покрывало и попивая водку из блестящей фляжки. К ним присоединились еще двое моряков, тоже возвращающихся в Торунь.

— Ты где такую машину-то взял, сын? — удивлялся Гжегож. — А автоматы, пистолеты? Ты что, воинскую часть ограбил?

— Нет больше никаких военных, — отвечал Томаш. — Даже полиции нет. А машин теперь полным-полно, бери любую, какую пожелаешь.

— Что же в мире-то творится, — вздохнул отец.

— Просто нам с соседями не повезло.

— Да они первые и пострадали, чего уж теперь... Ну-ка, возьму автомат, я хоть в армии служил, знаю, как пользоваться. Не то, что вы с Адрианом, солдаты удачи, — засмеялся Гжегож. — Хотя ход с гранатой был неплох, признаю. Но мы здорово перетрухали, думали, что он может и не выплыть.

В Гдыне идущий сзади сузуки дважды моргнул фарами, прощаясь, и свернул на объездную — так до Торуни будет быстрее, да и безопаснее, чем по городу. Оставалось только надеяться, что слухи об огромной пробке на шоссе на самом деле слухи. А даже если и нет, их теперь четверо, разберутся.

Спустившаяся минувшей ночью на город тьма дезориентировала зомби — они привыкли к свету неоновых вывесок и уличных фонарей и теперь слетались, как бабочки, на любой освещенный объект. Таких оставалось немного — заправочные станции, некоторые магазины...

Иногда зомби подходили к краю тротуаров, завидев машину Томаша, и разочарованно провожали мерседес глазами, сожалея, что внезапно появившийся свет так же внезапно уходит. И чего он их так манит?

У дома тоже все было спокойно. Томаш все так же содрогался об одной мысли о соседе, но тот пока не попадался на глаза. Возможно, уже умер от чьей-то пули или даже от рук сородичей, а может, примкнул к какой-нибудь стае зомби и теперь роется в мусорных ящиках в поисках еды и осушает лужи. Во всяком случае, в подъезде его тоже не оказалось. Единственной проблемой была лишь вонь от трупа Ядвиги, от которой уже не спасало ничто.

Томаш предлагал отцу прикрыть чем-нибудь нос, но тот не внял предостережениям. Они ногами впихнули тело в квартиру и захлопнули дверь. Смрад все равно будет подниматься, но, может, не так интенсивно. В родное жилище, оставшееся без электричества, отец с сыном вошли с позеленевшими лицами, отчаянно подавляя рвотные позывы.

— Гжещу, живой, здоровый, — ударилась в слезы Барбара, бросаясь обнимать сразу и сына, и мужа.

Наталья смущенно улыбалась, стоя за ее спиной, вся заспанная, растрепанная и чертовски милая в этой своей розовой пижаме и при свете многочисленных свечей, которые Барбара успела расставить по всей квартире. Томаш взглянул на нее и понял, что чертовски соскучился. А еще он понял, что у их отношений, похоже, состоялось второе рождение.

22. Старый Мертвый Свет

— Ты хоть зад-то подтереть успел? — Лехе наскучило, опять принялся подтрунивать. — Эй, Ванек, что-то ты бледного словил, совсем неважно выглядил.

— За мой зад не волнуйся, бестолочь. Я о гигиене первым делом подумал. А потом послышалось мне, что там, дальше, кто-то или что-то есть. Темень кругом, я ж не знал, что лесок-то так себе, жиденький, и выпал на поляну. Ну и попал какой-то слет любителей внедорожников, похоже — куча всяких 'проходимцев' с лебеками, 'кенгурятниками', шноркелями... И наши, и импортные. Увидел водителей и штурманов и понял, что поздно пить боржоми.

Только они какие-то странные были, не как всегда. Стоят, головы опущены, как будто их кто-то на гвоздь за воротник подвесил, и качаются чуть заметно. А еще воздух стал плотный, колючий какой-то, как будто по нему слабенький ток пустили, неприятно вдыхать такой. Ну, я насмотрелся на это все и хотел к вам вернуться, но поторопился и наступил на ветку какую-то, а она как хрустнет. Вот и заметили меня, сразу очухались и вперед, в штыковую.

— Да уж, хорошее было приключение, — покачал головой я. — Сперва две смены за баранкой отпахал, потом чуть дважды в туалет не сходил, до и после встречи с зомби.

— Да пошли вы, — беззлобно отбивался Ванька. — Семен, вон, вообще дрыхнет, Ромео. Ему, похоже, до своего друга дела никакого нет. Я еле ноги унес, а этому — все ни по чем. Эгоист.

И правда, Семен незаметно отключился почти сразу после того, как мы оторвались от зомби. За ним вообще частенько такое наблюдалось — в разгар бурной вечеринки кто-нибудь рано или поздно неизменно замечал, что в компании не хватает одного человека, а потом обнаруживал, что Семен уже мирно посапывает в кресле или на диване. На вопросы о том, когда он ушел и почему никто этого не заметил, как правило, все затруднялись ответить. Сам Семен наутро просто пожимал плечами и признавался, что много выпил, захотел спать и лег, куда пришлось, ни от кого специально не скрываясь.

Вот и сейчас он в очередной раз показал, что даже в такой ситуации находится на своей волне. Что за человек такой, мог бы запросто стать звездой какой-нибудь телепередачи или вести тренинги на тему жизни без тревог и хлопот, но нет, предпочитает монотонную, но стабильную работу на госпредприятии, у станка.

Мои размышления о многогранной личности Семена резко прекратились, когда я бросил взгляд в зеркало заднего вида, чего не делал давно, поскольку необходимости осторожничать в маневрах уже нет. Посмотрел и обомлел — на шоссе со стороны Смоленска выехал военный грузовик, а следом за ним два автобуса. Они оказались аккурат за нашими спинами, слепя дальним светом.

— Димыч, ну-ка поднажми, — встрепенулся Леха, тоже растревоженный огнями. — Один раз нам с военными уже фартануло, другой раз заберут машинку, и дело с концом.

— Да они ж сами из Смоленска явно едут, — возразил Ванька. — Если б им нужна была машина, там бы и раздобыли.

— Нет, давай все же оторвемся, — настаивал Леха. — Газу, газу!

Я послушался и поехал быстрее, хоть дорога здесь была очень далека от идеальной. Форд хорошо вел себя на российском шоссе, но как только военная колонна скрылась из вида я снизил скорость до привычной. Стоило мне оторваться от тех, кто, возможно, вовсе и не собирался за нами гнаться, как Леха успокоился, пусть ненадолго. Правда, вскоре переполошились уже мы все, и только Семен продолжал невозмутимо сопеть, упершись лбом в холодное стекло.

На широкой обочине вдоль шоссе стояло еще два военных грузовика, и при виде нас из кузова одного из них выскочили несколько солдат с автоматами и встали цепочкой вдоль дороги. Какой-то пузатый тип в фуражке жестом велел прижаться к обочине, прикрывая лицо рукой от света мощных фар рейнджера. Избежать остановки у нас бы никак не вышло — объехать негде, а попытайся мы прорваться, машину превратят в решето. Даже развернуться нельзя, ибо по следу шли точно такие же военные, и от нас их отделяло не больше десяти километров, а свернуть на обратном пути и укрыться было практически невозможно. Разве что удирать по полю и потом через лес, наудачу.

Остановивший нас военный подошел к машине, я опустил стекло. В одной руке у него был фонарик, а в другой пистолет. Он бесцеремонно посветил мне прямо в лицо. Я отпрянул, а он ехидно вопросил:

— Приятно, когда в морду светят? Да ладно, ребята, я это по долгу службы, но вообще-то дальний свет надо выключать, когда впереди кто-то есть. Меня зовут лейтенант Фахрутдинов. Откуда и куда едете?

— Из Ижевска. В Германию.

Лейтенант присвистнул, а потом крикнул своим:

— Представляете, хлопцы-то в Германию намылились!

Кто-то из солдат наигранно загоготал, кто-то просто усмехнулся, но большинство продолжало смотреть на нас с самым искренним усталым безразличием.

— И чего там делать будете?

— У моего друга, вон он, дрыхнет, — я показал большим пальцем на соседнее сиденье сиденье, — там девушка сейчас, едем ее спасать от монстров буржуазного мира. Нас уже останавливали военные, и то же самое спрашивали. Нет дома больше у нас, товарищ лейтенант, вот и мотаемся.

— Так вы серьезно из Ижевска? — нахмурился Фахрутдинов. — Я бы это проверил через базы, если б Интернет работал. А так, придется принять ваши слова на веру. Номер-то у вас не удмуртский.

— По пути поменяли машину, не буду врать. Взяли бесхоз, никого не трогали. А что, Сеть не работает?

— Нет. Сотовая связь тоже вот-вот накроется, наверное, — вздохнул офицер. — Ладно, давайте к делу. Шмонать вас не намерен, равно как и задерживать, но предложить обязан.

— Что ж, предлагайте, — улыбнулся я, с облегчением поняв, что угрозы от военных нет.

— В общем, под Могилевом открыт центр для беженцев, охраняемый армиями России и Белоруссии. Точнее, тем, что от них осталось. Вот мы сейчас разослали наших в Смоленск да в соседние поселения, поискать выживших, по радио сигнал пустили. Вы что, не слышали?

— Нет... Последние несколько часов только свою музыку слушали, с магнитолы. Вот идиоты.

— То-то же, — назидательно подтвердил Фахрутдинов, изучая нас хитрыми и одновременно добрыми глазами. — Так что, поедете? Только машинку с оружием сдать придется, там это все вам не пригодится. Взамен — кров, еда, девчонок много, кстати, напуганных, беззащитных. Ну и безопасность, понятное дело.

— Девчонки — это здорово, конечно. Но нет, спасибо, нам серьезно надо в Германию. Скажите, кстати, что там на польской границе?

— Насколько я слышал — народ как раз в Польшу еще три дня назад ломился, да только Польша сама того, не жилец. Так что оперативной информацией не располагаю. Может, там пробка десятикилометровая, а может, вообще никого. Это направление у нас никогда интереса не вызывало, так что — порадовать, в общем-то, нечем.

— Понял Вас. Но как-нибудь прорвемся. Спасибо, товарищ лейтенант, всего Вам доброго, — я уже хотел попрощаться, как вдруг мой взгляд упал на датчик топлива. — Ой, а знаете, Вы не могли бы нам помочь кое-чем другим? У нас осталась только четверть бака. Еще немного есть в канистрах, но кто знает, когда получится что-то слить, и не встанем ли мы посреди шоссе.

— Хм, ну, этим поможем, дадим то, что есть с собой в канистрах. Что-то около сорока литров. Сгодится?

— Более чем! — обрадовался я. — У нас как раз 'дизелек'. Только отплатить нам нечем.

— Сочтемся, — ухмыльнулся Фахрутдинов. — Люблю наглых.

Лейтенант подозвал двух бойцов, и те без лишних вопросов принесли четыре канистры и даже сами залили солярку в бак. Мы начали рассыпаться в благодарностях, но лейтенант прервал нас.

— Бросьте, молодежь, — с неким сожалением промолвил он, глядя куда-то вниз. — Если надумаете — приезжайте, ждем вас в любой момент, сильного пола у нас дефицит. Найдете, не потеряетесь, мы находимся немного южнее Могилева, неподалеку от Дашковки. Радио включите только, и все, сориентируетесь — у нас там записанное сообщение уже второй день транслируется.

— Будем иметь в виду, — я кивнул и включил первую передачу. — Вы нас здорово выручили, удачи Вам!

— И я желаю удачи, — кивнул лейтенант. — Она вам здорово пригодится.

Стоило въехать на территорию Белоруссии, как машина перестала постоянно подскакивать на кочках и выбоинах, и управлять ей стало куда удобнее, да и разогнаться можно было посильнее. Дороги в братской республике были не чета нашим, российским. Качество шоссе ничуть не уступало Европе.

— Ну, все, матушка-Русь позади, — потянулся Ванька. — Теперь и поспать можно.

— Давай-ка поспи, ага, а мы еще порулим, — согласился Леха. — Не бойся, Димыч, я с тобой досижу. Семен-то хорош, гонит нас вперед без остановки, а сам — без задних ног.

— Да ладно, пущай отдыхает, это он так стресс переносит, — ухмыльнулся я. — Зато как проснется — удивится, как все вокруг переменилось.

Сперва я думал ехать на Брест, но потом, посмотрев на карту в навигаторе, в очередной раз убедился в своих убогих познаниях в географии. По всему выходило, что в нынешней ситуации разумнее было ехать чуть севернее, по прямой, на Бобровники, и надеяться, что пропускной пункт там не такой загруженный, как в городе-герое.

— Если здесь такая же ситуация с дорогами, как в России, тогда согласен, — одобрил мой план Леха, посмотрев на карту. — Но вот если затор какой-нибудь будет... А, чего там, выкрутимся как-нибудь, такого не предугадаешь — сколько раз по пути уже убедились.

— И не говори. Сколько времени, кстати?

— Полвторого.

Мы были в пути уже почти двадцать часов. Я был только рад этому, вождение и быстрая смена обстановки отвлекали от нежелательных мыслей. Да и до чего же приятно было лететь по пустым дорогам! Так можно и весь свет за две недели объехать!

Один раз мы обогнали попутный транспорт — две старенькие тойоты, под завязку нагруженных едой и другими вещами, к багажнику на крыше одной из них был примотан даже велосипед. Поморгали водителям фарами, те тоже ответили приветствием. Был иногда и встречный транспорт, больше одинокие легковушки или джипы, а раз даже встретился большой автобус. Пассажиры прижали лица к стеклу, разглядывая нас и наши странные номера, а потом умчались в неведомую даль.

— Тут еще катаются, — комментировал Леха. — А у нас уже на третий день все кончилось.

— Да в Россию расстояния между городами намного больше, а из деревни в деревню какой смысл особо ездить? Может, и уезжает кто, конечно, просто мы не видели.

— Ну, а что стало с такими же, как мы, любителями огородного отдыха? — не унимался друг.

— Не забывай, все завертелось в праздничный день. У нас же День Победы по популярности чуть ли не как Новый Год, и народ как магнитом тянет на всякие парады да салюты, за город мало кто уезжает. Так что те сволочи, кто все это затеял, выбрали очень подходящий момент.

— Вот интересно, чьих же рук это дело.

— Вряд ли мы когда-либо найдем ответ на этот вопрос, — вздохнул я. — И самое обидное, что этот урод вполне мог успеть скрыться — пока все вокруг начали помирать и с катушек слетать, у него было время добраться до машины или мотоцикла, или на чем он там приехал, и двинуть прочь из города. Полицию нашу ты сам знаешь, как хорошо она работает. Карманников по два года ловят, а террористов, наверное, только в кино видели.

— Я сперва думал, что это американцы.

— Да ну, а как ты догадался? — притворно удивился я.

— Да иди ты, — фыркнул Леха. — Да-да, теория заговора, план Даллеса, знаю, глупо. Но кто еще может так сильно желать нашей стране смерти? Кому еще мы как заноза в одном месте?

— Да кто угодно, даже наши граждане, отмороженных диссидентов и всяких либералов хватает. В конце концов, сам посуди, стали бы Штаты или любой другой потенциальный противник выпускать то, что спустя сутки ударит и по ним?

— Нет, конечно.

— То-то и оно. Сделай это наши, гм, враги, то они бы подготовились, не пустили заразу к себе, — продолжал я. — Тем более что у многих первичных зараженных болезнь проявилась спустя двенадцать часов, а то и позже. Это сейчас, если тебя укусят или если будет контакт со слюной или кровью зараженного, все произойдет сравнительно быстро — да и то это еще неизвестно, информацию-то мы пока только из Интернета черпаем. А тогда, после первого контакта с вирусом люди умудрялись чуть ли не до Австралии из Ижевска добраться, прежде чем им крышу сносило.

Километры дороги стремительно таяли под массивными колесами американского пикапа — я стабильно двигался под сто тридцать, правая нога аж затекла от неподвижного контроля педали. Вскоре небо начало светлеть, и мы поехали еще быстрее. Ради любопытства Леха попробовал поймать какую-нибудь радиостанцию. Он долго колдовал с навороченной магнитолой, но единственным сигналом было записанное и закольцованное сообщение от вооруженных сил Белоруссии и России, о том самом лагере под Могилевым. Здесь оно звучало уже не слишком четко, но пока вполне разборчиво.

Неожиданно надо нашими головами сгрудились свинцовые тучи, и полил сильный дождь. Что ж, опять непогода. Здорово разошелся ветер, загудел так, что сразу же захотелось свернуть с шоссе и переждать бурю. Такая же идея посетила Леху.

Долго искать место нам не пришлось — едва мы миновали съезд на Минск, как попалось большое придорожное кафе.

— Леха, буди пионеров, они что-то совсем обнаглели уже, — я зевнул и потянулся, морщась от покалывания в одревеневшей спине. Шея затекла, стоило качнуть головой, как раздался мелодичный треск суставов. А это, говорят, вредно.

Коль даже на голодный желудок клонит в сон, это значит, прикорнуть придется. Тем более что уже через несколько часов нам с Лехой предстоит отделиться от товарищей и поехать в Гдыню, а это опять дорога, и не самая близкая, и снова внимание и риск.

Мне было немного стыдно, что из-за моей блажи могут пострадать мои друзья, но я не мог по-другому. Я должен был попасть туда. У парней, увы, в этом мире не осталось о семье никакой памяти, кроме разбросанных по всей стране дальних родственников, а вот у меня в польской квартире хранились кое-какие фотографии и памятные вещи, которые я из сентиментальности прихватил из дома два года назад. Иногда приятно было просмотреть снимки из девяностых, вернуться мыслями в детство...

Я ведь никого с собой не тащил, Леха сам напросился, а остальные поддержали. А так, если бы я один поехал, им втроем было бы ничуть не хуже, чем со мной вчетвером — толку от меня немного, отряд, как говорится, и не заметит потери бойца. Вот Леха — это другое дело. Именно из-за его выбора меня совесть и пилит, зараза.

Ванька недовольно огрызался, когда его будили, а Семен встал свеженьким и бодрым. Ну еще бы, он проспал практически суточную норму для взрослого человека, чего ему жаловаться. А бедный Ванька совсем не отдохнул — под глазами круги, сами глаза красные, а ему еще сегодня тоже ехать и ехать, а потом еще с зомби драться, без этого навряд ли обойдется.

Один Леха казался бодрым. Он ловко выпрыгнул из машины с сигаретой в зубах и автоматом и решительно направился на разведку.

Кафе дышало пустотой, никаких машин рядом не было, так что, глядишь, все и обойдется. На улице под навесом стояло несколько зеленых пластиковых столиков и стульев, здесь и расположимся. Только надо сначала проверить, как там внутри, чтобы не было недоразумений с незваными гостями, зашедшими на огонек.

Ванька потащился поискать дрова — наши, 'нижнекамские', почти закончились, — а Семен отправился в пикап за едой, которую он каждый раз вместе с остатками супермаркетных дров заботливо укутывал полиэтиленовой пленкой, удачно найденной в Нижнекамске. Вскоре до нас начало доноситься Ванькино ворчание — из-за дождя все потенциальное топливо было мокрым, а сухого здесь не найдешь. И чего бурчит что-то себе под нос? Есть ведь бумага, без огня не останемся, как-нибудь уж на последних запасах вырулим.

Нам с Лехой выпала самая сложная и опасная задача. Натянув капюшон ветровки, чтобы защититься от холодных капель, я пошел в обход маленького кирпичного здания, на небольшой огороженный забором задний дворик. Леха же сунулся внутрь. Едва он вошел, как застучал калашников — я бросился другу на помощь. Короткая очередь стихла, и Леха поспешил всех успокоить.

— Все хорошо, было двое только, больше никого.

Он вышел и плотно закрыл дверь зачищенного заведения. Потом достал рожок и пересчитал патроны.

— Нормально, семнадцать штук осталось, — удовлетворенно сообщил Леха и вогнал магазин обратно в приемник.

Семен и Ванька на выстрелы никак не отреагировали, продолжая заниматься приготовлением завтрака. И правильно, чего лишний раз башку поворачивать, дело-то нынче привычное.

Семен развел небольшой костерок прямо у стены под козырьком и поставил кипятиться кастрюлю с водой. Ванька принес пару плиток шоколада и печенье.

Я вернулся последним, обогнув коробку из красного кирпича и не обнаружив никаких следов зомби. Мельком посмотрел на Леху. Тот по-прежнему держался молодцом, не показывая никаких эмоций ни из-за утраты возлюбленной, ни из-за очередной пары смертей, записанных на его счет. Нет, я, конечно, понимаю, что убивать зомби необходимо, но каждая отнятая жизнь забирает и частичку твоей. Угрызения совести есть у всех, даже профессионалы не убивают абсолютно хладнокровно.

— Хорошо питаемся, джентльмены, запасы уходят, — объявил Ванька. — На обед-ужин есть еще, а потом придется снова затариваться.

— Ну, это уже вы с Семеном сами разберетесь, — ответил Леха. — А мы с Димычем.

— Точно ведь, разъезжаемся, — хлопнул себя по лбу Семен. — Я как-то подзабыл. Эх, Дима, может, передумаешь? Ну ведь дурацкая идея, зачем тебе туда вообще?

— Я с собой никого не тащу...

— Да хорош, — перебил Ванька. — Я просто не понимаю, за каким макаром ты туда лезешь? Что там у тебя такого драгоценного? Хочешь фотографии прихватить, подарки мамины? И что делать с ними будешь? Они ж тебе душу только растравят, будешь все глубже закапываться в прошлое, и что дальше?

— Пошел ты. Мое дело, хочу и еду. Посмотрел бы я на тебя, поменяйся мы местами.

— Ладно, хрен с тобой, давайте есть и дуем отсюда, — Ванька понял, что спорить бесполезно, и что Семен весь как на иголках из-за каждой потраченной впустую секунды, и жадно вгрызся в горький шоколад. — Я уже хочу на Европу эту вашу посмотреть.

— Посмотришь, посмотришь. Как-нибудь, глядишь, экскурсию вам устрою, — я не сдержал улыбки.

После завтрака Ванька робко предложил навестить какую-нибудь деревню с целью получения топлива — везде есть трактора, которые, возможно, уже и не нужны. Он опасался, что Семен начнет бунтовать и снова рваться к Маше — перерыв на завтрак он перенес с привычным угрюмым напряжением — но, к нашему общему облегчению, он первый выразил свое согласие. Мы с Лехой, разумеется, тоже ничего против не имели.

Искать подходящий поселок долго не пришлось. Невзрачные дома и заборы выглядели бедновато, но очень аккуратно — видно, что люди здесь заботились о своих жилищах и огородах.

Нашелся и трактор, к которым сразу же занялся Семен. Нам ничего не оставалось, кроме как устроить перекур и поглазеть по сторонам.

Вид отсюда был весьма живописный — деревня, состоящая из трех улиц, раскинулась на пологом холме. Ниже рябило под ветром зеленое покрывало поля, а за ним до самого горизонта простирался лес с множеством маленьких прогалин. Этакая картина типичной славянской природы, которая здесь, по моим субъективным ощущениям, была уже ближе к польской, нежели к русской.

Прибыв на место, мы не заметили здесь ни признаков людей, ни зомби, но ведь кто-то здесь должен быть. Мы покричали хозяев, для порядка постучались в пару калиток, но никакого ответа не последовало. Только лаяли да выли изголодавшиеся собаки, когда кто-то из нас подходил к домам, и иногда в ноздри врывался отвратительный запах разложения. Не то скотина померла от голода, не то жители. Леха назвал это место 'гиблым', и все с ним согласились. Атмосфера здесь была какая-то тяжелая, давящая.

Лишь перед самым отъездом, мы узнали о горькой участи селян — пока Семен реквизировал тракторный дизель, а мы любовались здешними красотами, на соседней улице тихонько собралась большая толпа нелюдей. Сперва я подумал, что это просто жители сообразили, что мы им ничем не угрожаем, и решили попривествовать или хотя бы прогнать нас в шею — они вышли из своих домов и подошли к калиткам и оградкам, провожая нас взглядом, который вкупе с немного дерганными, ломанными движениями их и выдал.

Конечно, с такого расстояния невозможно было хорошо их рассмотреть — зомби мы заметили уже из машины, уезжая — но мы видели достаточно, чтобы разобраться, люди это или нет. Перед нами предстали пустые марионетки, из которых словно вынули душу. Они имели пугающее сходство с киборгами из футуристического боевика, синхронно поворачивающими головы в направлении потенциального противника и готовыми в любой момент ожить и с механическим упорством броситься в бой.

Дальнейшие несколько минут я и сегодня плохо помню, полную картину событий мне уже навряд ли когда-либо удастся восстановить. Я почувствовал взгляды этих холодных глаз, они скользили по моим рукам и лицу, заставив кожу покрыться мурашками от ледяного прикосновения.

Мир затрепетал огнями алого пламени, а голова взорвалась от трескучей боли, парализующей каждый мускул и не позволяющей даже закричать. Я растерянно хлопал глазами, но видел только сплошную пелену огненных сполохов. Движимый безотчетным ужасом, я замахал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но ничего не чувствовал — меня сбросили вниз, в бесконечную раскаленную пропасть, в жерло самого глубокого в мире вулкана.

Затем все померкло, но лишь на краткий миг. Свет зажегся, экран подернулся рябью, а затем по нему поплыли страшные картины, этакая раскадровка артхаусного ужастика, которую бы оценил каждый уважающий себя хипстер.

Какая-то беготня, суета, безотчетный страх, неразбериха, гортанные крики и топот тех, кто бежал по моему следу. И тут разрозненные кадры сложились вместе, слились воедино, утратив границы и стыки и превратившись в чьи-то спутанные и необычайно яркие воспоминания. В мои воспоминания.

Я несся по тропинке прочь от оставленной на шоссе машины — моей машины — и за мной гнались те, кого я минуту назад вез в больницу, выжимая все возможное из старого вольво — скорая уже не выезжала на вызовы. Беременная молодая женщина, моя жена, начала немного отставать, но вот мальчишка лет десяти был все ближе.

Мне тяжело дышать, я больше не могу, голова сейчас лопнет. Возраст не тот, чтобы так носиться, да и брюхо, будь оно неладно. Я обернулся, расставил руки, оттолкнул сына. Он зашипел, он не похож на себя, из его рта вырвалась липкая зеленая слюна. Она обожгла мои глаза, я ослеп. Я схватил лицо руками, оступился и упал на траву, а его зубы сомкнулись на моей ладони. Больно-то как!

— Димыч!

Леха неистово тряс меня за плечи, с тревогой заглядывая мне в глаза, а моя голова болталась взад-вперед. Над лехиным плечом виднелось бледное пятно Семенова лица, который развернулся в мою сторону на переднем сиденье.

— Очнулся, — Леха шумно выдохнул, отпустил меня и откинулся на сиденье, с явным облегчением.

— Я один это видел? — я потер заслезившиеся глаза, все еще не до конца веря в то, что кошмар закончился.

— Нет, — покачал головой Леха.

— Это зомби, — Семен коротко озвучил очевидное.

— И тебя зацепило сильнее, — признал Леха и выдавил неловкий смешок. — Крепко они за Димыча взялись, да, парни?

— Да нас всех накрыло, — подал голос Ванька. — Я чуть баранку не выпустил, ладно Семен помог, а то вместо шоссе уехали бы в лес. У всех голову сильно закружило, барабанные перепонки чуть не лопнули... Только нас быстро отпустило, а ты все что-то мычишь, какую-то околесицу несешь. В общем, подзадержался ты на минутку-другую.

Я хотел спросить, видели ли мои друзья то, что видел я, но почему-то не решился. Сил не осталось даже на то, чтобы ворочать языком, и я прижался головой к двери и тотчас окунулся в лишенное сновидений забытье. Слишком силен был разрыв шаблона, чтобы о чем-то думать. Лучше просто спать.

Проснулся я за двадцать километров от границы, когда меццо-сопрано навигатора вежливо напомнило, что пора приготовить документы для прохождения таможенного контроля.

За все это время друзья видели лишь одну машину — желтый микроавтобус. Водитель моргнул фарами и помахал нам рукой. Ванька начал тормозить, надеясь поговорить с шофером, но в планы того, видимо, остановки не входили, и он проскочил мимо, не снижая скорости. А жаль, можно было бы обменяться полезной информацией.

Опасения по поводу загруженности пропускного пункта не оправдались. Не передать словами, как такой исход нас обрадовал — сразу же отсекалась тысяча возможных проблем, связанных с объездом или прорывом.

Под сводами павильона пограничного досмотра одиноко стоял пассажирский автобус с эмблемой турфирмы на огромном боку. Его двери были открыты, но пассажиры, живые или зараженные, отсутствовали. Может, ушли куда? Неизвестно.

Здание таможни явно пустовало, даже служебных машин на парковке не осталось. Наверное, как только узнали о надвигающейся катастрофе, сразу кинулись спасать семьи, забыв о службе.

Резко началась Польша. Сначала мелькнул синий щит Евросоюза, почему-то прошитый пулевой очередью аккурат по центру, снизу вверх, а спустя несколько километров потянулись аккуратные частные домики с ухоженными садами и серыми оштукатуренными стенами, иногда окрашенными известковой краской, милые маленькие магазинчики и величественные католические костелы. Странно, но нам полегчало. Напряжение куда-то улетучилось, и мы начали шутить и веселиться как ни в чем не бывало.

Я предупреждал друзей о так называемых ложных друзьях переводчиков, но они все равно чуть со смеха не лопнули от надписей 'склеп', что означало банальное 'магазин'. Про 'салон уроды' я им решил не рассказывать, приберечь на потом, иначе быстро пресытятся.

Делегация руссо туристо прилипла к окнам. Им все было интересно, и они щедро делились впечатлениями (нередко состоящими только из междометий) от всего увиденного, даже от таких мелочей, на которые я давно перестал обращать внимание. Я все переживал, как бы Ванька не наделал дел — он все мотал головой то вправо, то влево, а на дорогу почти не смотрел. От моих предложений смениться он упорно отказывался.

В Польше День Победы не празднуют, это вполне себе обычный рабочий день, так что передвигаться по здешним дорогам наверняка будет куда сложнее. Да и машин здесь в процентном соотношении больше, чем в России, в силу их доступности — махнул в Германию на выходные, прикупил за тысячу евро старенький 'опель' и езди себе спокойно.

Польские деревушки здорово отличаются от русских, украинских или белорусских — везде неплохие асфальтированные дороги, магазины и даже перекрестки со светофорами, что уж говорить о городах. Развитая инфраструктура и повальная автомобилизация в данном случае играли против нас.

Пробки здесь вполне вероятны, особенно вблизи региональных центров. Шестьдесят пятое шоссе должно было вот-вот плавно перейти в улицу Барановицку, которая приведет нас в пригород Белостока. Пока все шло согласно плану, и мы ни разу не потеряли больше десяти минут на объезд аварий или просто брошенного транспорта.

Я глянул на часы — девять утра. Надо же, как время летит. Странно, проспал едва ли два часа, а в голове ясно и легко. В ход пошли сокровенные резервы молодого организма.

— Ну и как вам Польша? — спросил я с интересом.

— Неплохо, — ответил Ванька. — Дороги хорошие, дома красивые, так и думал, в общем. Жаль только, с людьми навряд ли повидаемся. С нормальными, я имею в виду.

— А еще нам всем от оператора смс-ки пришли, добро пожаловать в Польшу, — рассмеялся Семен. — И интернет здесь работает, только деньги на счету тают.

Редкие частные дома вдруг сменились привычными русскому глазу хрущевками и мрачными многоэтажками. Польша уже много лет не могла полностью избавиться от коммунистического наследия, но с подачи Евросоюза некоторые меры все же были предприняты — здания активно красили в приятные цвета, подъезды и лифты блистали чистотой, во дворах царил полный порядок и с асфальтом, и с парковочными местами, и с зелеными островками газонов. Словом, сделали все, что могли, чтобы откреститься от навязанного извне коммунистического прошлого.

— А по мне — прямо как дома, — улыбнулся Леха, — если дороги у подремонтировать, конечно.

— Ага, я влюбился в это шоссе, — вторил ему Ванька. — Вот скоро еще до немецкого автобана доедем, там, говорят, нет ограничений скорости, жми, сколько влезет. Хотя, сейчас вообще никаких ограничений нет, а у фрицев и подавно, там широко, прямо и быстро...

— Аккуратно все как, — высказал свое мнение Семен. — Разве что по мне зелени во дворах чуть маловато... Эх, и чего я раньше в Европу не ездил? Были ж деньги, и Машка так звала.

— Ничего, зато больше визу делать не надо, — подмигнул ему я. — Сейчас тут покатаемся, а потом еще в Штаты двинем, туда теперь тоже всех пускают.

— Да, в Америку я бы хоть на надувной лодке поплыл, — размечтался Ванька. — Добрался бы до Калифорнии, взял бы шевроле корвет, и все, бывайте, хлопцы, жизнь удалась.

— Вот и отправим тебя на лодке, — рассмеялся Семен. — А сами яхту угоним или самолет.

Разговор прервался внезапным появлением зомби. Они крадущимся шагом приближались к дороге, скрываясь за брошенными вдоль тротуаров авто. Я насчитал девять чудовищ. Шествие возглавляла шла симпатичная блондинка сжимающая в правой ладони маленький аккуратный молоточек. Голубые джинсы ободраны и потерты, макияж превратился в серые разводы, но даже это не могло скрыть ее привлекательных холодных черт лица. Чем милее она была при жизни, тем страшнее выглядела сейчас.

В голове начал нарастать уже знакомый гул, окружающий мир снова окрашивался в красный.

— Ванька, уснул? Газуй давай! — Леха занервничал, взял в руки автомат, но сорить патронами не пришлось.

Ванька послушно ускорился, и через секунду звук исчез. Вместе с зомби. Закралось ощущение, что они вовсе не выслеживали нас или других людей, что наши с ними дороги пересеклись случайно.

— Что, снова? — я с недоверием огляделся.

— Кажись, да, — Семен потер уши. — Как они это делают?

— Тебе не все равно? — не слишком любезно ответил Леха, тоже весь сморщившийся. — Как будто иголкой в ухо залезли, блин. У меня аж зубы заболели.

— Какие-то неправильные здесь зомби, — дребезжащим голосом сказал Ванька. — Наши вот за мной по лесу гонялись, а эти какие-то...

— Ты давай увози нас отсюда побыстрее, — раскомандовался нервный Леха. — И не надо ныть раньше времени. Разберемся скоро, что к чему.

Но здесь быстро ехать не получалось. Белосток достаточно большой город, и на каждом перекрестке нам приходилось искать дорожку сквозь скопления транспорта. В некоторых машинах были пулевые отверстия, и водители вместе с пассажирами так и оставались в салонах, другие же были в спешке оставлены прямо с открытыми дверями. А ведь у всех нас есть рефлекс захлопывать дверь за собой.

Ванька лавировал, как мог, слишком спешить и рисковать разбить машину или даже перевернуться не стоило, уж лучше ехать со скоростью тридцать-сорок километров в час — зомби все равно не догонят. Вот только если они опять обрушат на нас эту какофонию, вызывающую у меня сильные галлюцинации, придется набирать скорость и продираться через пробки, жертвуя безукоризненным обликом рейнджера, иначе все поляжем. Главное, чтобы Ванька это понимал, а то эти автолюбители странный народ — могут металл пожалеть, а себя нет.

После короткого рандеву с упырями разговоры утихли. Теперь молчаливо высматривал зомби, которые могли таиться в придорожных кустах и магазинах. Мы слишком увлеклись и проворонили очередную угрозу с совершенно неожиданного направления — дорога проходила под невысоким мостом, и, едва капот пикапа выглянул из тени, как сверху спрыгнул человек, а за ним еще двое.

Разумеется, все подумали, что это зомби, и Ванька резко крутнул руль, чтобы объехать их. Но когда вслед нам раздалось два пистолетных выстрела, стало ясно, что это местные мародеры. Наверное, заметили нас в последний момент и решили сначала сигануть, чтобы испугать, а потом и подстрелить.

Леха вслепую ответил им короткой очередью автомата, практически не целясь, и злоумышленники прыснули в разные стороны. К счастью, в этой неожиданной стычке не пострадали ни мы, ни машина. Хотя, за машину не ручаюсь, мы ее на предмет царапин особо не изучали. Во всяком случае, не помню такого.

Мы с Семеном тоже похватались за оружие и до самой остановки не выпускали пистолеты из рук. К нашей радости, пользоваться ими не пришлось. Все зомби, что встречались нам, были достаточно далеко и подходить не спешили. А видели мы их, признаться, неожиданно много. Но они куда-то шли, прочь от нас, мелькая на мгновения между домами и машинами. С ближайшими зомби нас разделяло не меньше трехсот метров.

Вскоре мы с Лехой приглядели себе машину. Выбор пал на субару форестер, и тому было несколько причин. Во-первых, нам был нужен мощный мотор и нормальные внедорожные качества, а во-вторых машина не должна быть слишком большой, ибо застрять на забитой другими автомобилями улице было делом простым.

Пока мы проверяли местность на наличие зомби, Семен помог нам слить бензин из соседних авто, а потом мы полным составом доехали до АЗС, чтобы раздобыть там шланг и канистры, а заодно набрать еды в мини-маркете. Я похватал все предоплаченные сим-карты, выложенные на крутящейся витрине у кассы — получилось по десятку на человека. Без связи теперь не останемся, если только она совсем не пропадет. Ну, и следовало не забывать информировать всех о смене номера, как только на счету закончатся деньги, заплатить-то теперь не выйдет даже по Интернету, парни уже проверили и убедились, что Сеть практически не работает. Редкие страницы отображались в нормальном режиме, и их число уменьшалось. Виртуальная реальность вот-вот станется только в нашей памяти.

Леха добровольно вызвался подежурить со своим АК на выходе, но стрелять не приходилось. У зомби, похоже, наступил тихий час, улицы безмолвствовали. Мы ведь были в центре города, так куда они запропастились? Кроме тех банд, удаляющихся в неизвестном направлении, большие скопления зомби нам в этом городе не встретились.

Во дворах, конечно, маячили отдельные сутулые фигуры, неприкаянные и лишенные поддержки стаи, и один раз видели в придорожном магазине двух толстых мужиков, безуспешно пытающихся слопать сосиски вместе с упаковкой, но этим и дела не было до проезжающей машины с людьми. Они увлеченно слюнявили скользский полиэтилен, тщетно пытаясь зацепить его зубами, и на туристов им было до лампочки.

Покончив с насущными делами, наша веселая компания поехала дальше, в Белостоке миссия была выполнена. Мы перевели часы на местное время и тронулись на запад по шоссе Е67. Вскоре добрались до съезда на дорогу номер 64, и прямо там решили сделать последний совместный привал. Наскоро перекусили, а потом затянулись польскими сигаретами — Ванька набрал несколько блоков разных марок.

— На вкус, как наш 'Парламент', — оценил Леха. — Только помягче.

— Они тут все стоят дороже твоего 'Парламента', — ответил я. — Двести с лишним рублей за пачку по новому курсу, как тебе?

— А по-моему, такое же дерьмо, — пожал плечами Семен. — Сколько вообще можно курить? Не в школе уже, пора бы понять, что это для здоровья вредно.

— Кто бы говорил, алконавт ты наш.

— Ну, иногда можно, — простодушно улыбнулся Семен. — Зато я в отличие от вас марафон могу пробежать, а вы свои легкие на третьем километре выплюнете.

Я бросил окурок на асфальт и притоптал его, потом обвел друзей взглядом.

— Ладно, пора, — я произнес эти слова с деланным спокойствием, а на душе скребли кошки.

— Ну так езжайте, — вздохнул Ванька. — Получается, что сегодня уже там будете, так?

— Должны быть.

— Хорошо, будем вас ждать. Долго там не грустите, а потом прямо с утра выезжайте, успеете. Будем на связи, телефоны при себе держите.

— Договорились, — кивнул я. — Удачи вам, сегодня ведь тоже должны доехать, к вечеру.

Пожали друг другу руки, расселись по машинам и завели моторы. Вскоре мы с Лехой уже вовсю неслись на север по узкой дороге, змейкой извивающейся среди сочно-зеленых полей. Над головой вновь светило солнце, и все было таким спокойным и безмятежным, что я невольно погрузился в свои думы, привычные и спокойные, абстрагировавшись от происходящего вокруг.

Уставший Леха, больше суток не смыкавший глаз, тихонько уснул, обнимая автомат своими здоровенными ручищами. Через три-четыре часа мы уже будем на месте. Я очень ждал этого, хоть все еще не мог дать себе ответа на вопрос 'а стоит ли оно того?'.

В семейной фотографии и пары-тройки памятных вещей не будет никаких ответов, никакой истины, просто почему-то с той самой минуты, как я узнал, что у меня больше нет родного дома, меня потянуло в неродной — ведь там часть моей жизни, последние ее два года, и я не могу выбросить их из головы так просто.

Да и чего переживать, наша разлука с друзьями будет недолгой, уже послезавтра мы встретимся и будем решать, что же делать дальше. А сейчас все мои мысли занимала только дорога.

23. Павший город

Анжелика освоилась на удивление быстро. Перво-наперво ее хорошенько покормили, но, по настоянию Хамзы, девушка ела осторожно и маленькими порциями, растянув обед на несколько приемов, чтобы ненароком не навредить себе после небольшой голодовки. Потом она спала и не просыпалась до следующего утра, что было на руку мужчинам — ночью Виктор и Хамза навестили жилище Виктора. Виктор же был только рад идти ночью — заляпанные кровью и мозгами стены и лестницы выглядели ужасно, Анжелика даже пыталась что-то вытошнить из пустого желудка при виде этих прелестей, но ограничилась болезненными спазмами.

— Как ты ее! — присвистнул Хамза, с изумлением глядя на труп старухи, отправившуюся в мир иной после встречи с башмаком Виктора.

— Да в ней кожа да кости, отскочила, как мячик.

Дорога туда и обратно прошла без каких-либо осложнений. Зомби держались поодаль, нападать даже не пытались. Один раз Хамза попробовал нанести упреждающий удар. Он метнулся в сторону десятка зараженных, затаившихся за забором автостоянки, и в упор через металлическую сетку выстрелил из дробовика. Два тела тут же упали на землю, а остальные кинулись врассыпную.

— Так я и думал, — Хамза назидательно поднял палец. — Они превращаются в стайных хищников, достаточно умных для того, чтобы быстро ретироваться, если превосходство не на их стороне. И не дай Бог, если они созреют до пистолетов и автоматов. Ножи и палки уже освоили, судя по твоим словам.

— Если созреют до 'огнестрела', то с ними наверняка можно будет уже вести какие-то переговоры, — отозвался Виктор. — Без капли разума стрелять не научишься, и даже этой самой капли хватит, чтобы начать общение и решать вопросы мирно, без насилия.

— Хотел бы я в это верить...

Интернет стал практически бесполезным — даже государственные сайты уже обвалились. Работало лишь несколько не очень нужных ресурсов и поисковых систем. Электричество в квартире Хамзы тоже отключилось, как и в супермаркете, где несколько дней просидела взаперти бедная Анжелика. У запасливого отставного военного был генератор, и автономная электроэнергия наличествовала — хоть без связи не останутся, пока есть как заряжать телефоны и пока они работают.

Виктор перешел на главную страницу поисковика и уставился на экран, не веря своим глазам.

— Хамза! Поди-ка сюда!

— Тише ты, — прошипел Хамза. — Анжелику разбудишь!

— Ты лучше посмотри на это!

Прямо под строкой поиска была ярко-красная надпись крупными буквами и сразу на нескольких языках, включая и русский.

— 'Вниманию выживших', — вслух прочел Виктор и перешел по ссылке.

Послание людям было написано строгим черным шрифтом на безупречно белом фоне. Это был список лагерей для беженцев, которые охраняли военные. Несколько пунктов было вычеркнуто — один в Германии и два в Италии. Виктор поискал глазами Россию, но не обнаружил ее.

Огромное пятно родной страны, окрашенное на этой карте в темно-зеленый, пустовало. Оранжевые точки усеивали только США, Канаду, Западную Европу и Австралию. Была в списке и Франция, единственный уцелевший из четырех лагерь расположился южном побережье — остальные пометили черными крестиками.

— Хм, далековато, конечно, но за день доедем, — Хамза задумчиво почесал нос. — Самое интересное, что я сам там служил — похоже, на нашей базе все это дело устроили. Торопиться некуда. Подождем, пока проснется Анжелика, и все обсудим. Иди пока тоже вздремни, а то на привидение похож.

Виктор послушался совета — после ночной вылазки страсть как хотелось прикорнуть. Он уже и не помнил, когда в последний засыпал вот так легко, едва коснувшись небритой мордой подушки. Вымотался, бедолага, даже думы о непутевой женушке оставили его в покое.

А еще Виктор не помнил, когда видел такие яркие и реалистичные сны. Он не сразу сообразил, что спит — испугался и заметался, обнаружив себя не на жестком диване, а на тонкой полоске песка между величественно-спокойным морем и прекрасными высокими деревьями. Кажется, это кипарисы — такие статные, стройные.

Легкий ветерок приятно скользил по коже и игриво пробегал по волосам, а от дурманящего запаха южных растений шла кругом голова. Да он же снова в осознанном сне! Забавно, тело там, далеко, отдыхает, а Виктор здесь, на прекрасном берегу. Как насчет полетать?

Виктор с интересом подпрыгнул и взмахнул руками, как крыльями. Он прекрасно понимал, что толку от этого никакого, но во сне ведь нет законов физики и прочих ограничений.

Тело послушно взмыло вверх, да так прытко, что Виктор испугался. Стоило сердцу екнуть, как намерение летать дало трещину, и Виктор шлепнулся обратно на песок с семиметровой высоты.

Шлепок оказался чувствительным, но не больным — так, немного обожгло спину, ничего особенного. Куда интереснее то, что Виктор упал ровно на тоже место, откуда взлетел — рядом остались следы на песке — но теперь над ним возвышался незнакомец.

Не высокий, но и не сказать, что очень низкий. Не толстый, но и не тощий. Странный малый, весь такой обычный, что и на секунду не запомнишь. Идеальный разведчик, такого потом даже под страхом пыток не опишешь, хоть заглядись на него. Да-да, это был тот самый тип, говоривший загадками.

Ничем не примечательное спокойное лицо, разве что темные глаза посажены друг от друга чуть далековато. Стоит, смотрит вдаль, как качаются волны. Как будто чего-то ждет.

Виктор встал рядом, осторожно заглянул незнакомцу прямо в лицо. Тот несколько мгновений не замечал его, а потом резко отдернул голову, отступил на шаг и расплылся в улыбке.

— Ох, напугал ты меня.

— Простите, я не хотел, — извинился Виктор и развел руками, и только

сейчас заметил, что видит собственные руки вместо плотных серых рукавов свитера.

Странно, он одет в белую футболку и коричневые шорты, а на ногах легкие сандалии. И как только сразу не заметил? Ох уж эти сны!

— Так ты заглянешь ко мне в гости? — спросил незнакомец, снова переключившись на пристальное созерцание моря.

— Не имею ничего против. А куда нужно идти?

— Да прямо сюда, — мужчина обвел рукой море и берег. — Приходи в любое время, и приводи друзей, если хочешь. Места всем хватит.

— Спасибо за приглашение, — озадачился Виктор таким неожиданным объяснением. — А...

— Не время, — властно оборвал его незнакомец. — Сейчас начнется. Ты в следующий раз пораньше приходи, с расспросами-то...

Ничто не предвещало беды, но похожее на бескрайнее зеркало море вдруг вздыбилось цунами, и вдалеке родилась огромная волна. Она хищно покатила на берег, прямо на людей, с каждой секундой прирастая высотой и неистово громыхая.

Земля заколыхалась под ногами, глубокие недра недовольно зароптали, и их тяжелый гул смешался с пронзительным воем взбрыкнувшего моря, тотчас впитавший в себя все вокруг. Небо, несколько мгновений назад безмятежное, затянуло черной пеленой и разрезало тысячами перламутровых молниевых копий, срывающихся с вышины и тающими в темнеющем водяном валу.

Дрожа всем телом от беспомощного липкого страха, Виктор поднял глаза на волну. Она была уже близко, наклонилась над берегом, ростом не уступающая десятиэтажному дому, и могуче обрушилась вниз. Эх, пришибла бы сразу, влет, вмиг, чтоб не бултыхаться и не стремиться в бесплодном порыве на недосягаемо высокую поверхность, не сжигать легкие понапрасну едкой солью.

Виктор проснулся без крика. Мышцы сковало ледяными скобами, грудь и горло сдавило стальной хваткой, а перед глазами все покачивалось и подрагивало, как после многокилометрового марафона. Уф-ф... Ну и сон! Как будто в реальности не хватало кошмаров. Хотя то, что Виктор видел несколько минут назад, оказалось куда страшнее, чем даже тысяча зомби.

Он вообще недолюбливал воду, сам не знал, почему — вроде ни разу не тонул, плавать умел и не сказать, что плохо, но вот не любит воду, и все, темная она, мрачная и чуждая. А здесь гигантская волна, ненормально огромная, мощно и неотвратимо надвигающаяся на берег, и убежать невозможно — такая догонит и через километр.

Настенные часы показывали полдень. На кухне уже хозяйничала Анжелика, выспавшаяся, посвежевшая и довольная.

— Что хочешь на завтрак? — прощебетала она Виктору, взъерошенному и подавленному дневным кошмаром.

— А, да что угодно. А разве не подошло время обеда?

— Ну да, но никто ведь не завтракал — так что я готовлю завтрак. Ты чего грустный такой? — девушка выпрямилась и внимательно посмотрела на Виктора, оторвавшись от изучения рассованных по всем ящикам и шкафчикам запасов Хамзы.

— Нет, я просто еще не проснулся до конца.

В такие моменты, когда в голове шумным роем вились мысли, Виктора страшно раздражали расспросы. Чтобы ненароком не нахамить Анжелике, которая ничего плохого не сделала, он ушел в свободную комнату. Взгляд упал на сотовый. Точно, надо ж позвонить родителям! Обещал, да чуть не прообещался.

Домашний телефон не отвечал. Виктор три раза попробовал, но монотонные гудки так и остались единственным звуком, доносящимся из трубки. Борясь с нарастающей тревогой, он набрал номер мобильного своего отца. Телефон у Сергея Юрьевича простой, без наворотов, и аккумулятор мог держаться без подзарядки хоть целую неделю, да и отец с ним не расставался. Хорошо, что он так и не принял предложения Виктора выслать ему новенький смартфон с яблочком на задней крышке.

— Алло!

— Папа! Как вы?

— Витя, как хорошо, что ты позвонил, — обрадовался отец. — Говорят, что связь вот-вот накроется. У нас все хорошо, а у тебя?

— А почему домашний телефон не отвечает? — проигнорировал встречный вопрос Виктор, экономя время.

— Так мы и не дома, нас вчера эвакуировали!

— Да? Кто? Куда?

— Под Могилев, здесь организовали лагерь для беженцев, уже три тысячи человек привезли. Сейчас вот ездят по городам и деревням, ищут еше выживших, да заразу заодно отстреливают. Только вот чудища эти странные какие-то стали, совсем уж чокнулись там — куда-то бредут все вместе, сбиваются в кучи... Главное, что нас не трогают больше.

— Ну и слава Богу, — Виктор с облегчением провел рукой по сальным волосам — пора бы заглянуть в душ. — Еды-воды хватает? Что там с электроэнергией?

— Всего в достатке, — уверенно отвечал отец. — Говорят, что даже если десять тысяч человек наберется, то два месяца точно проживем. А потом планируется освобождение городов, постепенное. Да и, болтают, что большую часть этих чудиков постреляют — я ж говорил, они собираются в толпы огромные и куда-то топают, тем нам легче. Ты-то как?

— Я тоже в порядке. Пока в Париже, нашел еще двух выживших, запаслись продуктами и теперь думаем, что делать. В Интернете висит список натовских лагерей, предполагали в один из них выдвигаться. Но я сейчас, если честно, передумал. Наверное, к вам поеду.

— Вить, тут мама твоя мне сейчас руку вместе с телефоном оторвет. Передаю трубку.

— Сынок, Витенька, наконец-то ты позвонил, паразит!

— И я рад тебя слышать, мам, — от звука родного голоса стрельнуло под сердцем. — Вы под Могилевом, говоришь?

— Да, под Могилевом, рядом с Дашковкой. А ты что думаешь делать? Ты в безопасности?

— Сейчас да, я не один, нас уже трое. Что думаю делать? Тут и думать нечего, я еду к вам, — Виктор заявил это так, словно изначально планировал выдвигаться к родителям, хотя на самом деле решение родилось одновременно со сказанными словами.

— Из Парижа?!

— Ну да. Возьму машину — они тут все сейчас бесхозные.

— Витя, не надо, — взмолилась мама. — Ты ж один не доедешь! Говорят ведь, что везде эта эпидемия, все стали ненормальными, а выживших единицы и они прячутся, от голода помирать скоро начнут! Может, переждем уж? Военные вон радуются, говорят, завтра начнут стрелять их...

— Мам, когда я в последний раз был дома? — с улыбкой спросил Виктор.

— Ну, два года скоро будет...

— Вот именно. Так что ждите меня. Я уже большой мальчик, знаю, что делаю. Вот только помогу, чем смогу своим новым знакомым, и потом сразу к вам. Если связи не будет, ты не волнуйся, я все равно скоро приеду.

— Сереж, он совсем сбрендил, сюда ехать собрался, — мать обращалась к отцу. — Вот, сейчас папа с тобой поговорит.

— Виктор, — когда ситуация была серьезной, Сергей Юрьевич всегда называл сына полным именем. — Не вздумай даже. Ты не доедешь, я тебя уверяю, тем более один. Где спать будешь? Где машину заправлять? Позже увидимся, нам сейчас абсолютно ничего не угрожает, и...

— Слушайте, — разозлился Виктор. — Мое решение обсуждению не подлежит, поняли? Все, сейчас мне надо идти. Всего доброго.

Не слушая возражений отца, Виктор положил трубку. Весь в раздумьях, он откинулся на спинку дивана и обхватил голову руками. У него не было никаких сомнений в том, что нужно ехать к родителям.

С другой стороны, а куда вообще ему теперь ехать? Хамза и Анжелика ему фактически чужие люди, и сосуществуют вместе они лишь по одной простой причине — так проще выживать, и только. Ну, еще с психологической точки зрения втроем комфортнее, чем вдвоем и тем паче одному.

Радость от того, что с родителями все хорошо, придала сил и подбросило настроение на уровень выше. Лагерь, охраняемый военными, казался лучшим местом в сегодняшних условиях. Натовское убежище тоже годится, но среди 'своих' находиться приятнее, с этим не поспоришь. Итак прожил много лет, окруженный вежливыми и, в общем-то, доброжелательными, но в то же время абсолютно равнодушными людьми с чуждым мироощущением.

Но и обольщаться не стоит — среди последних новостей на немногочисленных работающих порталах упоминался и случай на базе Раммштайн, в Германии. Инфекция каким-то непонятным образом просочилась туда, и в течение нескольких часов почти все заразились. Молодой парень, опубликовавший новость, чудом спасся, уехав со своей девушкой на мотороллере.

В снятом им видеоролике толком было ничего не разобрать — все бегут, все вопят, над головами свистят пули, жадно хрюкают зомби. Хоть сразу на экраны пускай, сейчас ведь так любят эти тупые ужастики в псевдодокументальном жанре. Только концовка заставляет леденеть кровь, когда дорога идет вверх, и видеокамера показывает настоящий масштаб катастрофы — огромный лагерь, охваченный бешенством и насилием.

— Виктор, завтрак готов!

Звонкий голос Анжелики мгновенно вернул Виктор в реальность. Он был слишком глубоко погружен в свои мысли и не слышал, как девушка вошла в комнату. Увидав Анжелику в дверях, Виктор вздрогнул и изумленно захлопал глазами.

— Ты чего? — рассмеялась она при виде его растерянной физиономии.

— Да я так, задумался, — смутился Виктор и пошел на кухню следом за девушкой. — Не слышал тебя.

Ему удалось хорошо рассмотреть ее только сегодня. В первый раз, в магазине, он почти не запомнил Анжелику из-за тяжелого похмелья и озабоченности более насущными проблемами, а во время второго визита в супермаркет любоваться женской красотой не было времени, хоть кое-какие детали он подметил и тогда.

Анжелика была невысокой девушкой с весьма посредственной внешностью и безграничным обаянием, какое нередко идет от современных недалеких людей, радостно живущих здесь и сейчас и не обременяющих себя излишними размышлениями о никогда не наступающем завтра.

Нет, она не была уродиной, напротив, у нее были вполне приятные черты лица (кроме, разве что, слишком тонких губ) и неплохая фигура, но очаровавывало другое. Все, что Анжелика делала или говорила, выглядело таким естественным и привлекательным, что противостоять было невозможно. Потому-то Виктор без боя пал жертвой чар француженки, как только троица оказалась в безопасности стен уже знакомой квартиры. Хотя, с другой стороны, он хорошо осознавал мимолетность этого увлечения — уже завтра от него и следа не останется.

Глядя, как девушка накладывает ему омлет и наливает кофе, Виктор невольно залюбовался изящными движениями ее рук и тут же отметил, что пальцы слишком тонкие и длинные. Вот у Лены идеальные руки, просто само совершенство. Нет, Виктор, это не любовь и даже не влюбленность, не мечтай.

— Яйца надо съесть сегодня, — ворковала Анжелика, расставляя тарелки с сыром, хлебом и маслом. — Хамза сказал, что холодильник нам уже не нужен, и тратить энергию на него мы не будем. Нужно избавиться первым делом от тех продуктов, что быстро портятся. Так что с тебя два бутерброда, а лучше, если съешь больше..

— Я что, похож на бегемота, — ухмыльнулся Виктор. — Мне ж столько не проглотить.

— А ты попытайся, — разнесся по коридору бас Хамзы, а в следующее мгновение и сам Хамза показался на кухне, в черных спортивных штанах с белыми лампасами и затасканной футболке с потускневшим американским флагом. Ну, прямо марокканский гангстер из Марселя.

Анжелика тут же повисла у него на шее и поцеловала в щеку в знак приветствия. Виктор поперхнулся, и Хамза тут же бросился стучать ему по спине.

— Нет, нет, я в порядке, — просипел Виктор.

Он с облегчением отдувался и представлял, как сейчас выглядит — морда вся раскраснелась, жидкие светлые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Да уж, красавец, все девки твои.

Тем временем Хамза уселся напротив, а Анжелика устроилась между мужчинами. Виктор решил, что темнить и медлить он не будет и сразу выложит все карты на стол, как только представится такая возможность.

— Мне нужно вам кое-что сказать, — начал он.

— Так говори, не надо этих прелюдий, — скривился Хамза.

— Моих родителей эвакуировали военные, они в Белоруссии. И я поеду к ним.

— Ясно, — просто кивнул Хамза. — Когда выезжаешь?

— А вот этого я еще не решил. Может, вам еще нужна какая-то помощь? Я готов.

— Да нет, — хозяин квартиры пожал плечами. — Мы тут как-нибудь сами. Скорее тебе нужна помощь, Виктор.

— Я буду очень благодарен, если ты дашь мне какое-нибудь оружие.

— Возьмешь пистолет, только магазин поменяй. И еще дам тебе с собой немного патронов. Уж извини, слишком щедрым тоже быть не могу — неизвестно, что будет дальше, сумеем ли еще разжиться добром, и когда это будет...

— Да, ты прав, — Виктору совсем расхотелось есть. — А что с той военной базой, на юге? Поедете?

— Какая база? — Анжелика вопросительно посмотрела на Хамзу, а Виктор все пытался сообразить, когда же они успели так спеться. Или перед его глазами разворачивается лишь первый акт? Похоже, когда Виктор ушел спать, Хамза перешел к операции 'cherchez la femme'. Или, скорее, 'trouvez la femme'.

— Мы сами только сегодня ночью узнали, — кивнул Хамза. — В Интернете висит сообщение со списком лагерей для беженцев, охраняемых военными. Ближайший находится под Марселем.

— Мы поедем туда?

— Скорее всего. Мне нужно еще чуток подумать, все прикинуть. Я бы остался здесь, но одного боюсь — если армия как структура уцелела хоть в каком-либо виде, скоро она попытается отбить потерянные города. За минувшие дни руководство оправилось, произвело первую оценку ущерба, узнало противника, и теперь наверняка накропало план возрождения человечества.

— Так это ж хорошо, — удивилась Анжелика. — Разве нет?

— И да, и нет.

Перед тем, как продолжить свой монолог, он забросил в рот здоровенный кусок омлета и неторопливо отхлебнул кофе. Прожевав, Хамза с видом лектора степенно продолжил.

— Я предполагаю, что в данный момент они зачищают ближайшие к базе города и деревни, а также дороги, а потом создают там буферные зоны и окружают их мобильными постами, чтоб зомби не подошли неожиданно. К сожалению, я не имею понятия о том, когда там появился этот лагерь для беженцев — в первый день катастрофы, или, быть может, на третий? Не знаю. В любом случае, до Парижа они доберутся и очень скоро — не удивлюсь, даже если эту случится через минуту. Еще сегодня, когда ты уже, а ты — еще спала, — он с улыбкой посмотрел на Анжелику, подтвердив догадки Виктора, — я видел в небе вертолет. Военный. Разведка уже началась. Вскоре они поймут, что ситуация удручающая, а выживших в черте города настолько мало, что можно ими пренебречь.

— И что тогда? — тихо спросила Анжелика, а Виктор уже, кажется, догадался.

— Тогда по местам скопления зомби будут нанесены ракетно-бомбовые удары. Не думаю, что кому-то сейчас придет в голову церемониться с историческими памятниками и даже с Эйфелевой Башней и Лувром. Париж важнее любой истории. Если там будет много зараженных, туда прилетит ракета. А после бомбардировки спустят десант, потому что жертвовать солдатами сейчас нельзя. Не тронут только главные дороги, чтобы потом перебросить сюда подкрепление по земле.

— Да уж, — сказал по-русски Виктор. — Звучит, честно скажу, страшновато. Тогда вам тоже нужно уходить.

— Нужно, — согласился Хамза. — Завтра или, на худой конец, послезавтра мы отправимся на юг. И ты, Виктор, не мешкай.

— Ты уверен, что так все и будет? — недоверчиво спросила Анжелика. — Зачем им Париж? Ведь вся страна вымерла...

— Париж — сердце Франции, и освободить его от чумы куда важнее, чем любой другой город. Освободить любой ценой, даже сравняв с землей. Важнее хотя бы для поддержания боевого духа. Так было во всех войнах, так будет и в этой.

За столом повисла тишина. Виктору даже не хотелось смотреть на еду, но, видя, с каким аппетитом и спокойствием Хамза и Анжелика уплетают завтрак, он решил, что поесть все-таки стоит. На сегодня они ничего не планировали, решили устроить выходной. Даже на разведку не пошли, перенеся все мероприятия на завтра.

Хамза и Анжелика ожидаемо уединились в одной из дальних комнат, а Виктор окопался в крохотной гостевой спальне. Он лег на диванчик, заложил руки за голову и уставился в потолок, сосредоточенно покусывая губы.

В голове бурно вызревал план дальнейших действий. Первое — найти машину. Второе — решить проблему топлива. Хотя, какая это проблема, автомобили повсюду, подходи и сливай бензин, сколько влезет. Он сам этого не делал, но не раз видел, как делают другие. Немного ловкости рук, и совсем никакого мошенничества.

Также нужно запастись продуктами, по возможности одним или двумя запасными колесами и оружием. Пистолет даст Хамза, но Виктору это особого спокойствия не внушало. Вряд ли он получит больше двух обойм, которых не хватит даже на три полноценных стычки с зомби, если таковые будут — с его-то навыками стрельбы каждая вторая пуля пойдет в молоко. Поэтому неплохо бы заскочить в какой-нибудь оружейный магазин или полицейский участок, может, что и найдется. Жаль, что в Европе законы касательно оружия такие строгие. Будь Виктор сейчас в Штатах, он бы просто обошел дома в ближайшем квартале и гарантированно разжился парой карабинов и десятком револьверов. Кстати, как там Лена, интересно?

Виктор с трудом поборол желание позвонить жене, объяснив себе, что с ней уже все раз и навсегда кончено. Вместо этого он подошел с просьбой к Хамзе — они с Анжеликой играли в карты на аккуратно застеленной постели.

— Мне нужно найти машину, а потом немного прокатиться. Ты со мной?

— Конечно, — кивнул Хамза. — Прямо с утра и пойдем, сегодня я уже не хочу выходить из дома. Надо бы денек переждать, что-то мне подсказывает, что небольшая пауза лишней не будет.

Виктор не стал спорить. Хамза и Анжелика в итоге проспали чуть ли не весь день, а Виктору сон не шел — во-первых, он целую неделю только и делал, что дрых без задних ног, а во-вторых было немного боязно, а ну как этот кошмар снова привидится.

До рассвета Виктор забавлялся с ноутбуком Хамзы, нещадно расходуя запас домашнего дизельного генератора. А что? Все равно со дня на день уезжают, да и солярки кругом завались. Давно он не играл в старые добрые 'Герои', прямо как детство вернулся, даже о зомби напрочь позабыл. Поставил любимую третью часть, которая в его геймерские годы была свежей и желанной, и — в бой.

На улице стояла мертвая тишина, а может, наоборот, живая — никогда раньше безмолвие не казалось таким приятным. Исчез постоянный фоновый гул от проносящихся вдали машин, бегущего по проводам электричества и человеческих голосов, в центре Парижа не смолкающих никогда.

Лишь под утро Виктор решился прилечь. Зря осторожничал, загадочный человек, равно как и берег смертоносного моря не вернулись, сны шли легкие и приятные. Виктор их забыл сразу, как проснулся, только в душе осталось теплое ощущение чего-то хорошего, доброго.

Собирались неторопливо. Хамза долго возился с оружием, подгонял поудобнее разгрузку, с чувством делал зарядку и размеренно завтракал. Возникало ощущение, что он собирался на последний бой, как собирался Гектор, принимая вызов Ахиллеса. Наконец, в половину второго изнемогающий от нетерпения Виктор получил от старшего товарища отмашку — вперед, навстречу приключениям!

— Только будьте осторожны, — попросила Анжелика, сделав грустное лицо. — Я не хочу снова остаться одна.

— Не волнуйся, — подмигнул ей Хамза, закидывая за спину дробовик. — Мы ненадолго.

Погода на улице стояла чудесная — с месячным опозданием изволила явиться настоящая весна. Теплые солнечные лучи приятно согревали руки (Виктор ограничился джинсами и футболкой), легкий ветерок ерошил волосы, благодать, одним словом. Не хватало только манящих ароматов из булочных, которые тут были на каждом углу. Многие так и остались нетронутыми — мародеры их раздербанить не успели, а зомби почему-то не заинтересовались. Наверное, не любят выпечку, от мучного страдаем фигура, а им толстеть никак нельзя.

Виктор все смаковал беззвучие, которое оказалось ярче любого звука. Жизнь остановилась, время замерло, ни шороха, ни скрипа. Где же зомби? Они хоть как-то нарушали это мистическое молчание, и Хамза, в отличие от Виктора, чувствовал себя неуютно.

— Не по себе мне, как на кладбище, — поморщился он и передернул плечами. — Не хватает чего-то.

Не сговариваясь, они пошли в сторону центра, поскольку именно там оставляли свои роскошные автомобили успешные и богатые люди. Заодно Хамза хотел разузнать, много ли в том районе зараженных и как обстоит дело с дорогами и возможностью проезда — им с Анжеликой быстрее было бы прорываться именно в этом направлении.

Первые зомби встретились лишь спустя двадцать минут, в раскуроченном продуктовом магазине. Были здесь и взрослые, и подростки, и даже девчушка лет десяти в помятом голубом платьице.

Впервые Виктор видел зараженного ребенка так близко — того мальчугана в подъезде он, к счастью, не успел толком рассмотреть. Милая мордашка заострилась, глаза, которым положено быть любопытными и добрыми, точно затянуло какой-то серой пленкой, сделав их окнами в далекий, нездешний мир.

Зеркала души уже не полыхали безудержным гневом, ему на смену пришло нечто иное, холодное, темное и неотвратимое. Продолжая метафору, можно было сказать, что зеркала отражали не наш мир, но некое иное пространство, лежащее от нас бесконечно далеко. Никаких ассоциаций с этим взглядом, одинаковым у всех зомби в магазине, не возникало. Сравнивать такое не с чем.

Хамза положил руку на дробовик, а Виктор на пистолет, но доставать оружие они не спешили. Людей и зомби разделяло не больше двадцати метров — магазинчик располагался на другом конце улицы, через дорогу. Зараженные заметили чужаков, насторожились, оторвались от поглощения небогатых остатков ассортимента, разбросанных по всему магазину.

Виктора в очередкой раз как ледяной водой обдали, когда взгляды обратились на него. Через глаза бывших людей на мир взирали неведомые нам создания, настолько далекие, что о взаимопонимании не могло быть и речи. Интересно, остались ли в мире такие исследовательские организации и научные центры, кто сейчас наблюдает и делает выводы? Было бы очень любопытно почитать их доклады, если, конечно, еще доведется вообще что-нибудь почитать.

— Ты погляди, — тихо сказал Хамза. — смотрят, выжидают.

— Ты им только дай повод, — так же негромко возразил Виктор. — Резкое движение, шаг в их сторону.

— Не знаю, сомневаюсь. Сдается мне, они уже соображают, что эти предметы у нас в руках способны убить их.

Вдруг заложило уши, как в самолете. Виктор посмотрел на Хамзу, тот сделал встревоженное лицо и пожал плечами.

— Ты ничего не слышал? — спросил он Виктора.

— Нет, просто будто вату в уши натолкали.

— Странно... Мне показалось, что кто-то свистит, тоненько так. Интересно...

Они снова перешли на русский. Анжелики рядом не было, а на родном языке выражаться куда комфортнее. Французский Виктор хорошо понимал и вполне сносно говорил, но, если уж начистоту, Хамза все же лучше владел русским, чем Виктор французским.

Стоило людям отдалиться от магазина на приличное расстояние, как зомби расслабились и вернулись к трапезе. Сегодня они поедали чипсы, шоколадные батончики и лапшу быстрого приготовления с утроенным рвением.

— Ты видел их глаза? — дрожащим голосом спросил Виктор. — В первые два дня, может, три, они просто были бешеные, а сегодня какие-то другие, задумчивые, что ли... Только так еще страшнее. Столько перемен — а идет всего-то пятый день. Я себя как в зоопарке чувствую, если честно.

— Ага, и такое чувство, что эволюция у них с каждым днем ускоряется, — кивнул Хамза. — И никакого организованного сопротивления нам, если только мы сейчас не находится в огромном хитром капкане, который должен вот-вот захлопнуться. И люди все как сквозь землю провалились! Ох, как мне все это не нравится. Посмотри, столько машин, и никого, ни души. Бери что угодно, никто тебе не указ. Где же банды, где, черт возьми, разгул преступности и полицейский произвол?

Хамза обвел рукой пустую улицу с одиноко стоящими машинами. Виктор вертел головами в поисках подходящего автомобиля и в надежде приметить хоть одного нормального, не зараженного человека. Но окна и балконы пустовали. Неужели никто здесь больше не живет? Сколько можно хорониться в квартирах! Враг уже не у ворот, он у вас под домом, давно пора заявить о себе и начать бороться. Или что, все такие умные и загодя запаслись необходимыми вещами на несколько недель вперед?

— Глаза у них, конечно, это нечто, — продолжал Хамза. — Они вроде бы снова становятся похожими на людей, но в то же время и нет, понимаешь? И ведь сейчас они на нас смотрели без какой-то ярости и злости, просто настороженно. У меня, если честно, возникает нехорошее предчувствие насчет всего этого.

— Предчувствие? Какое?

— Сразу скажу — я не ученый, от социологии, биологии и вообще любой науки я далек, — Хамза, кстати, нередко начинал свою речь со вступления, хоть сам терпеть не мог предисловий и каждый раз бесцеремонно прерывал их, как сегодня утром. — Но я много повидал, общался с самыми разными людьми, так что какой-никакой опыт у меня есть. Ты слышал что-нибудь про коллективный разум?

— Доводилось, — кивнул Виктор. — Но ничего конкретного не помню.

— Так вот, эта инфекция точно активирует в них какую-то программу, некую заранее кем-то созданную последовательность действий. Поначалу идет инкубационный период, серьезная внутренняя перестройка — человек превращается в зомби, начинает махать кулаками, кусаться, прыгать на каждого, кто попадается в поле зрения. Ты ведь помнишь, они нападали на всех, даже на таких же монстров. То есть кого-то заражать умышленно зомби не пытались. Все, что им было нужно — устранить противника, сделать так, чтобы они перестал оказывать сопротивление и, как следствие, представлять угрозу. Так что заражение больше похоже на побочный эффект, когда человека искусали или испачкали инфицированной кровью, потом шарахнули чем-нибудь по голове и он потерял сознание, но не умер.

— Вполне возможно. А зубы они пускали в ход от того, что это просто древний инстинкт, хранящийся в наших генах с незапамятных времен. Укусить кого-нибудь, чтоб испугался и удрал, а если враг не бежит или бежит плохо, значит, надо с ним покончить — он либо слишком силен, либо слишком слаб. И в обоих случаях он заслуживает смерти.

— Именно. А сейчас все успокаивается. Они потихоньку переходят к организованным структурам — группам, или, если хочешь, стаям, и защищают территорию, которую считают своей. От всех защищают, и от нас, и от других стай и одиночек, которых, кстати, все меньше. Но при этом, если особой угрозы в нас нет, они уже не всегда готовы бросаться под пули. Но это было позавчера. Вчера мы просидели весь день дома. Но логика проста — были одиночками, превратились в стайки...

— Я понял, куда ты клонишь, — Виктор уловил мысль Хамзы. — Они будут объединяться в более крупные структуры. Несколько групп соберутся вместе и образуют крупный отряд, а потом все зомби города будут заодно, и так далее, по нарастающей.

— Верно, я к этому и вел. Не знаю, правда, чем это конкретно нам грозит, но хорошего все равно мало. На месте военных я бы начал равнять с землей вообще все крупные населенные пункты. Отвоевать их неповрежденными все одно не удастся. Ты только представь, Виктор, в Париже жило два с половиной миллионов человек. Многих ли ты сейчас видишь на улице? Кто-то спрятался, кто-то сбежал, но это единицы. А две трети, а то и три четверти населения заразилось, многие еще и погибли. Французы неспособны справиться с такой напастью. Что с ордой зомби сделает тысяча солдат? Даже десять тысяч? Куда им против двух миллионов, и это только в Париже! Это ж какие жертвы будут среди военных.

— Оружие, бронетехника, Хамза, разве нет? Зомби же умирает от пули, как обычный человек. Можно последовательно зачищать квартал за кварталом, дом за домом. Страховать друг друга, прикрывать, палить залповым огнем, минометами, зачищать квадраты...

— Сразу видно, стратег из тебя никудышный, — рассмеялся Хамза и хлопнул Виктора по плечу. — Ты даже не представляешь себе, что такое масштабное столкновение с живой силой, да еще и в условиях города. Зомби все равно дорвутся до солдат, хотя бы по телам своих сородичей. Да и ты сам видишь, они уже начали думать и нападать с умом, лишний раз не рискуя. Вот мы всего лишь день 'пропустили', а уже гадаем, какие сюрпризы приготовили нам эти ублюдки.

За разговором Виктор и Хамза дошли почти Сены и, протиснувшись между нагромождением машин на мосту, добрались до борта и встали, как вкопанные, не в силах сделать новый шаг. Внизу, на бетонных платформах, где летом любили позагорать и поболтать ногами туристы, праздно прохаживаясь между теплоходов с музыкой и ресторанами, топталось такое количество зараженных, что у Виктора зарябило в глазах.

Они свешивались с берега и хлебали грязную речную воду, черпая ее руками и не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Те, кто еще не успел напиться, локтями и иногда зубами прокладывали себе путь вперед, стараясь всеми правдами и неправдами добраться до живительной влаги, остальные же бестолково и совершенно бесцельно топтались и стояли на месте.

Между зараженными совершенно беспретятственно пробежал невесть откуда взявшийся пес — золотистый ретривер, с большим коричневым ошейником. Он беззаботно помахивал хвостом и бежал к воде — к месту, где берег был чуть ниже, а речная муть — ближе.

Зомби как будто и не видели собаки, а та, в свою очередь, не боялась зараженных. Больше того, они немного раздавались в стороны, насколько это было возможно, чтобы дать псу дорогу. Наконец, тот добрался до желанной цели, налакался воды и побежал восвояси. Спустя несколько секунд Виктор и Хамза потеряли его из виду за сотнями и тысячами фигур, собравшихся на водопой.

Некоторые зомби под напором толпы плюхались в воду и барахтались, возмущенно вереща. Сородичи тут же вытягивали их обратно, резво, уверенно и без всякой паники, демонстрируя впечатляющую слаженность действий. Они делали это подозрительно легко, как будто сверзившиеся в загаженную Сену сородичи весили не больше дюймовочки.

Бродили зомби и по опустевшим туристическим кораблям и теплоходам, заменяя собой туристов — переворачивали там все вверх дном, поедая все, что только можно запихнуть в рот и переварить. Интересно, а гастрит и язва у них бывают? А аллергия?

Виктор помотал головой. От нервного напряжения мысли пошли совсем не в том направлении. То есть, это все интересно, конечно, но подождет, они ведь за машиной вообще-то вышли.

Веренице зараженных не было видно края, она протянулась до самого горизонта, правда, только с одной стороны — с другой вдоль берега проходила автодорога, да и сам берег возвышался над водой на добрые четыре метра, до воды не дотянуться.

— Вот тебе и раз, — прошептал Хамза. — Виктор, пригнись и иди за мной, только, умоляю, сильно не шуми.

Два раза объяснять не требовалось. Виктор хорошо представлял себе, что будет, если зомби внезапно сочтут парочку чужаков угрозой, тогда их уже ничто не спасет. По спине пробежал неприятный холодок, в голове непроизвольно начали один за другим прокручиваться варианты возможной расправы. Их ведь чертовски много, сотни и даже тысячи зомби в центре Парижа, превосходно! И не убежишь, как от той огромной волны в мрачном кошмаре. Беги, верещи, но все равно догонит и погубит, и никак не избежать боли и тех последних трепыханий разума, осознающего, что жизни закончилась.

Хамза вдруг шикнул, поднял ладонь и остановился возле черного автобуса, уткувшегося носом в пикап. Он повернулся к Виктору и жестами показал, что надо залезть под днище. Виктор вопросительно округлил глаза, но его спутник уже лег на живот и аккуратно заполз под автобус. Виктору ничего не оставалось, кроме как сделать то же самое. Он едва не ушибся макушкой о какой-то грязный выступ на днище, прошипел бранное слово и притих.

Несколько мгновений прошли в напряженной тишине, а потом Виктор понял, что спрятались они совсем не зря. Перед глазами возникли десятки ног. Зомби шли с впечатляющей синхронностью, почти одновременно ступая правой, а потом левой ногой, и это при том, что им тоже приходилось постоянно петлять и протесняться между близко стоящим транспортом.

Они шли молча, никто не проронил ни единого звука, но, как только отряд (другого названия подобрать было просто невозможно) зараженных подобрался ближе к автобусу, под которым укрылись Хамза и Виктор, уши почему-то взорвались болью. В них одновременно ворвались два громких звука — низкий гул, заставляющий вибрировать все вокруг, и тоненький омерзительный писк на грани ультразвука. Виктор сжал голову руками, ожидая, что из ушей на пальцы хлынет теплая кровь, но боль прекратилась, едва успев начаться.

Облегчение оказалось кратковременным. На смену потусторонним звукам пришло кое-что другое, пострашнее ощущения того, как будто тебе буром высверливают виски. В голове Виктора начали проноситься какие-то обрывки из слов, мыслей и изображений. Вот он сидит в комнате, с газетой в руках, как тяжелая деревянная дверь со стуком распахивается, и внутрь неуклюже вваливается приятная женщина лет сорока в распахнутом халате и со следами укуса на смуглой шее.

Она подбегает, бьет его по лицу раз, другой, а потом будто тянется поцеловать, но вместо родных теплых губ его встречают твердые зубы, вцепляющиеся в мягкую плоть. Он испугался так сильно, что сознание мигом померкло, избавив от созерцания предсказуемого продолжения.

Безоблачное небо, далекие крики птиц, тихое озерцо. Мокрые ноги утопают в мягком песке, как же это приятно! Мужское лицо, лицо мужа... Моя рука в его руке, мы идем рядом. Бежит мальчик, лет шести, только пошел в школу. Сын. Что с его лицом? Почему он весь в крови? И почему не плачет? Он бежит к нам, так быстро, надо скорее обнять его, иди ко мне, мой хороший. Зубы сомкнулись на шее, кровь закапала на песок, как же больно! Срочно домой, нужно ехать домой, показаться доктору!

Хорошо знакомые улицы, старый мост, здесь я частенько проезжал, по утрам и по вечерам. Проклятые туристы, везде лезут, никакого покоя, и с каждым годом этих гадов все больше. Ненавижу! А сейчас иду. Иду. Я не один. Мы идем. Все вместе. Вместе нам спокойно, нас все больше. Иногда просыпается гнев, я хочу ударить кого-нибудь, кого угодно. Я хочу вонзить зубы в его руку, в ее шею, в их лица, плюнуть в этих тварей, раздавить их, как назойливых букашек. Но только иногда, все реже и реже. Скоро внутри меня воцарится покой, и все будет по-другому.

Хлесткий удар, щека запылала, на черном фоне проступили ослепительные всполохи звезд, резко сменившиеся реальностью. Виктор поморщился, открыл глаза. На него смотрел Хамза с занесенной рукой, готовый дать товарищу еще одну пощечину, если потребуется.

— Ты... Ты видел? — еле слышно прошептал Виктор.

Хамза молча кивнул. Он изменился. Он тоже испугался, очень сильно испугался, и... Черт, да ну? По короткому ежику черных, как смоль, волос Хамзы пробежала белая змейка.

— Хамза, друг, да ты поседел.

— Что?

Виктор повторил по-французски. Хамза непонимающе потрогал свои волосы, как будто бы это могло помочь проверить их цвет. Наконец, до него дошел смысл слов Виктора, и рассеянное выражение лица уступило место сосредоточенности. Он мотнул головой, сбросил оцепенение, и отрывисто заговорил.

— Они прошли, вон уже к воде спускаются. Давай скорее, уходим обратно, пока еще кто сюда не заявился.

Не выпуская из поля зрения занятых водопоем зомби, они вернулись по мосту на свой берег и свернули в первый же переулок, чудом не попавшись на глаза еще одной группе зараженных, тех самых, что они видели в магазине! Зомби шли к воде.

По дворам и закоулкам они быстро прошли, едва ли не пробежали, несколько километров, и только тогда Виктор немного успокоился и, усевшись на лавочку в одном из уютных зеленых дворов, позволил себе закурить. Он не делал этого с той самой секунды, как вышел из дома вчера на рассвете, и, как ни странно, организм на сутки с лишним забыл о вредной привычке, хотя обычно тягостное желание потравиться преобладало над здравым смыслом.

Хамза сперва неодобрительно посмотрел на пачку, не желая делать привала, а потом вдруг сам попросил сигарету и неумело прикурил.

— Виктор, надо уезжать, — горячо сказал Хамза. — И медлить мы не можем. Нужно покинуть Париж сегодня же.

— Что ты видел? — Виктор повернул все еще перекошенное от пережитого ужаса лицо к арабу. Он чувствовал, как мелко подергивается веко на левом глазу, а рот весь скривился, как у пережившего инсульт. Лицо вообще как-то странно онемело, но потихоньку приходило в норму.

— Так, какие-то образы, мутные, непонятные. Я больше чувствовал, чем видел. Во мне все горело, а потом я то летел прямо по воздуху, то нырял в темную ледяную воду. Я не мог дышать. А дальше... А, черт с ним, не стоит об этом говорить. Главное, что мы оба после этого не свихнулись, но я больше не хочу пережить такое.

Под конец фразы голос Хамзы дрогнул. Виктор понял, что бывший боец иностранного легиона к таким вещам решительно не был готов — телепатическим навыкам зомби не было места в давно сложенной картинке его мира, которая выдержала даже первый натиск Апокалипсиса, когда все казалось одним большим безумием. Но Хамза все сам видел и чувствовал, и так просто выбросить из головы сегодняшний случай невозможно. Ему просто требовалось время, чтобы все постепенно улеглось на свои места, как поднятый вверх песок постепенно опускается обратно на дно реки после того, как в воду бросили что-то тяжелое. Нужно подождать, это единственно возможное решение, и уверенность вернется к отставному военному.

Виктор и сам понятия не имел, что нечто подобное может существовать где-то, кроме фантастических книг — зомби-телепаты, как вам? Но стоит один раз увидеть своими глазами, как от скептицизма не остается и следа, а в голове странно еще долго шумит и покалывает, как будто кто-то влез внутрь, переворошил все мысли, как сухие листья, и ушел, громко хлопнув на прощание дверью.

— Нам нужно разбомбить все города к чертям собачьим, — вдруг зло выпалил Хамза. — Как сделали русские. Ядерные удары, только так. Пусть земля отравится, она переживет, она и не такое переживала. Иначе мы не переживем. Они истребят нас, сволочи. А так — укроемся где-нибудь, переждем, и дети наши переждут. Эти их психотронные штучки, они ведь нас...

— Сейчас бессмысленно об этом говорить, не до словоблудия, — Виктор с удивлением понял, что пора взять командование на себя и смело перебил напарника. — Пойдем, поищем машины для меня и для вас с Анжеликой, а потом сразу отправимся в путь.

Они докурили и поднялись. Немного поразмышляли, в какую сторону лучше идти, потом Хамза сориентировался на местности и повел Виктора в сторону Эйфелевой башни. Виктор никогда прежде не чувствовал себя настолько неуютно. Это были не просто домыслы, нет, он просто начал четко осознавать, что в этом городе вот-вот грянет нечто такое, от чего скоро уже не убежишь. Поэтому уезжать нужно как можно быстрее и как можно дальше, а уж там спокойно подумать, каким будет следующий шаг.

24. Отец и сын

Как же хорошо было провести целый день дома со своей семьей и девушкой, даже при тусклом свете свечных огоньков. Свечи рассеивали мрак только на небольших участках, отчего темнота в неосвещенных углах казалась густой, как чернила.

Они никогда так много не общались, как в тот день. Играли в карты, отец рассказывал всякие интересные истории из дальних рейсов, много смеялись и веселились, точно ничего не произошло и за окном было все спокойно, как неделю или год назад. Вот только Гжегож никак не мог привыкнуть, что темно-русые патлы сына стали белыми, как снег. Но ему хватало сил не показывать свое удивление каждый раз при виде Томаша, и так с трудом уговорили балбеса хоть дома снять шапку.

За последние годы Томаш успел напрочь забыть этот приятный вкус семейных посиделок. Прежде отец постоянно отсутствовал из-за работы, мама тоже была вся вечно уставшая, не выспавшаяся, замотанная домашними делами, ну а Томаш пропадал с друзьями на футбольных матчах и пьянках. Теперь семья воссоединилась, правда, для этого ей потребовался конец света. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Следующим утром Томаш поведал отцу про пана Збышка из Владиславово. Гжегож, вопреки опасениям сына, не стал сходу отбояриваться от предложения и внимательно выслушал рассказ до конца. Потом он несколько минут молчал, переваривая услышанное. Томаш хорошо знал манеры отца и помнил, что, пока тот пребывает в глубоких раздумьях, ни в коем случае не стоит его беспокоить.

Наконец, Гжегож дал свой ответ.

— Я думаю, что нам стоит поехать. Коль скоро здесь ловить нечего, если верить тебе, Томаш, то, значит, надо перебраться в другое место, более удаленное и безопасное. На крайний случай у нас будет море, куда можно будет в любой момент отойти — там полно брошенных лодок и катеров. Здесь, конечно, мы тоже можем уплыть, но от нашего дома до воды еще добраться надо.

— Отлично, — просиял Томаш, ему уже не терпелось. — Когда поедем?

— Можно стартовать завтра с утра, предварительно хорошо выспавшись, а то чувствую, скоро начнет морить, три ночи толком не спал. А сегодня будем готовиться, пока за окном день.

— Что задумали? — Барбара вошла в комнату, села на диван рядом с мужем и положила голову ему на плечо.

— Будем переезжать, дорогая.

— Что? Но куда?

— Во Владиславово, у Томаша там есть знакомый, который живет с сыном в огромном доме. Он пригласил нас, и, я думаю, надо соглашаться и ехать.

— Чего тебе не сидится дома? — на лице Барбары отразилось недоумение. — У нас все есть, еда, вода, мы в безопасности!

— Бася, ты как устрица, живешь настоящим моментом, — поморщился Гжегож и потер нос, как всегда делал, раздражаясь. — Надо и о завтрашнем дне подумать, за продуктами в магазин больше не сходишь вот так просто, когда вокруг сотни и тысячи ненормальных. А там вместо двух защитников у тебя будет три и еще пес, который за пятерых сойдет, разве это не здорово?

Барбара поджала губы и умолкла. Гжегож тут же сменил гнев на милость и обнял ее.

— Ну, дорогая, ты же понимаешь, что долго мы так не проживем. Просидим неделю, может, две или даже месяц, а потом? Допустим, перемрут эти психи с голодухи, а нам что с этого? Жить здесь, среди горы трупов? Вонь будет похлеще, чем когда на пристани опрокинулось норвежское судно с рыбными отходами. Владиславово маленький городок, спокойный, там мы сможем сладить с этими тварями, потихоньку будем теснить их, чтобы убрались от нас подальше. Опять же до моря рукой подать. Устроимся и подождем, чем дело кончится.

— Хорошо, — вздохнула Барбара. — Только пусть это будет последний раз, когда мы все вместе подвергнем себя опасности, хорошо?

— Конечно, — улыбнулся Гжегож.

— Ладно, я вообще-то пришла позвать вас завтракать. Томаш, буди Наталью и приходите на кухню.

Мать с отцом отправились наливать кофе, а Томаш вернулся к себе в комнату. Наталья еще спала. На ее симпатичное личико спадали пряди тонких светлых волос, и Томаш невольно залюбовался ей. Этой ночью они побили рекорд ночи минувшей, но ему почему-то было мало. Хотелось и сейчас, но нужно было идти завтракать, да и раскачивать скрипучий диван посреди бела дня, привлекая внимание родителей, было не лучшей идеей. Ночью они наверняка все слышат, но, похоже, его теперь тоже считают взрослым и потому никаких претензий не предъявляют.

— Вставай, крошка, — прошептал Томаш, наклонившись к уху Натальи.

Та сонно разлепила глаза и улыбнулась.

— Который час?

Спросонья в голосе Натальи всегда появлялась сексуальная хрипотца, и Томаш вновь с трудом подавил в себе желание забраться к подруге под одеяло.

— Десять утра, мама уже завтрак приготовила.

— Хорошо, встаю.

Наталья нехотя села на кровати и потянулась, зевая, а затем надела спортивные штаны и поплелась в ванную. Томаш вдруг понял, что очень голоден.

Газ продолжал исправно поступать в квартиру, и семья Кошевских с удовольствием пользовалась этим. Правда, все сходились во мнении, что после отключения света черед газа и воды не за горами. Гжегож думал набрать полную ванну сразу после того, как все примут душ. Осталась только Наталья.

На завтрак Барбара приготовила свою фирменную яичницу с беконом, а также поставила в центре стола тарелку с вкусными булочками, маслом и кусочками сыра и колбасы.

— Вкуснятина, — нахваливал яичницу отец, соскучившийся по нормальной еде, хотя вообще-то от этого блюда он никогда не был в восторге.

Гжегож, наверное, в душе даже радовался, что выпала возможность приехать домой пораньше — вообще-то по графику ему предстояло скитаться по свету еще с пару месяцев, оставался рейс в Южную Америку. Как говорится, в каждой ситуации есть свои плюсы.

Наконец, к завтраку присоединилась Наталья, которая уже успела прихорошиться. Барбара подарила ей теплый взгляд и пожелала доброго утра, девушка ответила взаимностью.

И чего это вдруг мать так подобрела? Эта мысль никак не давала Томашу покоя. Наверное, все дело в том, что Наталья осталась без семьи, родители-то ее того, по улицам бродят с безумными глазами. Да и братец, мерзкий прыщавый упырь, постоянно норовивший застукать сестру и Томаша за чем-нибудь этаким, чтобы потом вытягивать деньги на карманные расходы. Да, наверное, мама просто сочувствует ей. Хотя Томашу их хорошие отношения были в любом случае на руку.

После завтрака Томаш прошелся по квартире и распахнул все шторы. Зомби не было, сколько он ни вглядывался в мертвый пейзаж за окном. Потом даже вышел на балкон, с омерзением посмотрев на темно-зеленое пятно на стекле — засохший плевок трагически погибшей пани Божены. Надо бы смыть эту гадость, только ни в коем случае не трогать руками, там запросто может быть какая-нибудь зараза.

С балкона пришлось поспешно уйти — смердело мертвечиной, во дворе покоилось несколько трупов, пролежавших три с лишним дня под майским солнцем. Результат немного предсказуем, да и видок, прямо скажем, не очень.

Отец тем временем взял в руки лист бумаги и ручку и начал составлять план на день. Из ванной доносился шум воды — рачительный хозяин уже набирал запасы. Они все равно завтра уезжают, но, если воду вдруг отключат раньше, помыться не получится, так что лишним не будет. Платить ведь уже некому, это раньше главным правилом в семье было 'не больше десяти минут в душе'. Сейчас хоть на целый день открывай кран и топи соседей, которым тоже все до лампочки.

— Итак, первое, — начал Гжегож, как только Томаш подсел рядом. — Нам нужна нормальная машина. Мерседес это здорово, но следует подыскать что-то попрактичнее.

— Пусть будет две тачки, па! — возмутился Томаш. — Вы с мамой на одной, мы с Натальей на другой. Мерседес — монстр, он везде проедет. Я не хочу его бросать.

— Хм, ну ладно, — на удивление легко согласился отец. — Второй пункт — оружие. У тебя как с этим?

— Глок, ТТ и еще MP5, который ты уже видел.

— Выходит, с оружием тоже порядок. Ну, ты бандит, не ожидал, если честно... Дальше — еда, вода.

— Мы с Натальей успели побывать в супермаркете, пока его менты охраняли. Принесли столько, сколько могли. Холодильник и шкафы на кухне ломятся...

— Деньги-то у тебя откуда взялись?

— Мать на ствол давала, да я его так взял, бесплатно.

— Ну-ка подробнее. — Глаза Гжегожа сузились.

— Да какие там подробности, — отвел взгляд Томаш. — Ездили с Французом, Павлом то есть, и Дамианом к нашему знакомому, он пообещал пушки продать. Мы только уселись, и эти психи ворвались через балкон. Француза и того знакомца покусали, я одного завалил, бутылкой по башке его огрел. Дамиан хотел сбежать, но его в дверях тоже цапнули. Вот и все.

— Искусали? И что дальше с ними стало?

— А то ты не понимаешь! — разозлился Томаш — ну зачем, зачем отец заставляет его еще раз все это проживать?

— Ты их убил? — серьезно посмотрел на него отец.

— А был выход? — развел руками Томаш. — Я не мог оттуда сбежать так сразу, мне было нужно поискать оружие, патроны. Пришлось со всеми разделаться. Но Француз и Дамиан успели обратиться, так что мне с ними делать прикажешь?...

Он, конечно, приврал — Француза он убил раньше, хотя вполне мог оставить его и уехать. Но Томаш сделал это лишь из жалости к другу, навряд ли тот хотел превращаться в сумасшедший кусок мяса. Уж лучше вовсе не просыпаться.

— Все правильно сделал, — кивнул Гжегож, а потом порывисто встал и начал расхаживать по комнате.

Томаш провожал его настороженным взглядом, до конца не веря, что отец не дал ему за такое по башке.

— Что ж это такое-то вообще, — сокрушался отец.

— Это надо бы у русаков спросить, если хоть один кацап еще живой.

— Ой, да что ты завел про русских? Они тут при чем? Они первые и полегли.

— При том, что от них всегда какое-то дерьмо прет, и всегда нам достается, — гневно выпалил рассвирепевший Томаш, сжав кулаки. — Не помнишь что ли, что твоя бабушка рассказывала? Что солдаты сделали в лесу с ее сестрой? Впятером?

— Ты идиот, Томаш, — процедил отец. — Какие это были времена? А какие сейчас? Мне доводилось работать с русскими, и, поверь, они ничуть не хуже тех же французов или арабов.

— Только ни французы, ни арабы на нас войной не ходили...

— На этом закончим треп, пора бы делом заниматься. Иди лучше одеваться. И перчатки не забудь.

— Зачем перчатки-то?

— Чтобы ненароком не хватить заразы — если порежешься или поцарапаешься, и в ранку капнет зараженная кровь, что будет?

— А, да, точно, — сообразил Томаш, все еще не до конца утихомирившийся — в груди еле клокотал гнев. — Кстати, можешь на балконе посмотреть, пани Божена оставила нам сувенир на стекле, он до сих пор весь зеленый. Вот эта дрянь, похожая на сопли, оставляет химические ожоги. Во всяком случае, когда они ей плюют.

— Божена? Соседка сверху? — брови Гжегожа удивленно поползли вверх. — А что с ней?

— Ее муженек с балкона сбросил, а сам исчез, так что нет у нас больше соседей, — пожал плечами Томаш. — Она так и валяется под окнами на асфальте, только не советую на это смотреть. Я позавчера глянул мельком, так чуть наизнанку не вывернуло. Хорошо, что мы с тобой ночью возвращались, не пришлось снова любоваться.

— Мда, — отец почесал русую шевелюру, изрядно отросшую во время плавания. — Ну, что теперь сделаешь. В общем, дуй одеваться, через десять минут выходим.

На сей раз Гжегож не пренебрег советом Томаша и повязал на лицо шарф, тщательно опрысканный туалетной водой жены. Вонь из подъезда начала помаленьку просачиваться и в квартиру, пришлось приоткрыть окна на противоположной от балкона, благо день выдался теплый. И это при том, что труп старухи закрыли, наконец, в ее квартире (Томаш деликатно умолчал о том, кто так варварски разделался с пожилой женщиной, да и отец не спрашивал). Значит, гнила не только она.

Во дворе запах вообще стоял невыносимый — кроме трупа Божены во дворе покоилось еще несколько тел, к которым то и дело подходили собаки и подлетали вороны. Животных ситуация совершенно не смущала, наоборот, они будто даже воспряли духом. Томаш не знал наверняка, но пока он не видел ни одной зараженной собаки или кошки. В Сети, которая окончательно зачахла ночью, этому почти не уделялось внимания. Кое-кто болтал только, что зомби вроде как сами на животных не бросаются, не замечают их, а те не испытывают страха при виде зараженных. Хрен поймешь, что вообще происходит.

Было два часа пополудни, когда отец и сын вышли на залитую солнцем улицу. Подъеденное тело бывшей соседки лежало справа в окружении собственных внутренностей, источая тяжелый, сбивающий с ног смрад. Как хорошо, что скоро не придется этого вдыхать. Казалось, что запах смерти режет дыхательные пути и навсегда остается внутри, в маленьких тонких ранках, и куда ни беги — забыть его не удастся.

Мерседес Томаша решили пока не трогать, он вполне мог пригодиться, если рейд окажется неудачным. Бензина там было еще достаточно, чтобы доехать до Владиславово и обратно, и это как минимум.

В свои пятьдесят два Гжегож находился в неплохой форме и, пожалуй, мог дать фору своему сыну, который никаким спортом никогда не занимался, если не считать секцию настольного тенниса в шестом классе.

К чести отца, тот весьма спокойно и стойко воспринял изменения, свалившиеся на мир, как снег на голову. Не выказал он ни малейшей паники и тогда, когда впервые увидел зомби на расстоянии выстрела. Конечно, Гжегож мог полюбоваться зараженными еще во Владиславово, когда они гнались за Адрианом по волнорезу, но до них было далековато, да и ночью много не увидишь. А ведь он человек другого поколения, для которого нынешний дурдом кажется чем-то совсем инопланетным.

Зомби оккупировали круглосуточный магазинчик 'Жабка', пожирая все, до чего могли дотянуться. Стеклянные стены были выбиты, о чем свидетельствовали многочисленные осколки, усеявшие тротуар, и все твари были на виду. Некоторые из них наловчились скручивать крышки с бутылок и теперь наслаждались теплой минералкой или газированными напитками. Какая-то толстая тетка на глазах Томаша и Гжегожа влила в себя всю литровую бутылку Пепси целиком, ни разу не прервавшись. Правда, спустя мгновение после окончания водопоя из нее вырвалась такая продолжительная и громкая отрыжка, что остальные зомби вздрогнули и разом повернули головы, а потом что-то недовольно забурчали. К алкоголю зомби не притрагивались.

На людей они особо не смотрели, хотя присутствие Томаша и Гжегожа не осталось незамеченным, это было очевидно. Дюжина как на подбор рослых и крепких зомби это много, но и Томаш теперь не один. Зараженные находились в тридцати метрах, так что, вздумай они броситься в атаку, люди успеют с ними разделаться.

— Хм, не сказал бы, что они похожи на безмозглых психов, — с сомнением сказал отец и покрутил указательным пальцем в левом ухе. — Что-то заложило. Простудился, что ли.

— Они походили, ты просто не видел ничего в своем порту. Но ты прав, что-то в них изменилось, — рассказывал Томаш, не сводя глаз с ярко-желтой вывески с изображением веселой пухлой зеленой жабы. — Эти твари с каждым днем умнели, сейчас вот начали стаями бегать и бутылки с водой открывать. А народ поначалу надеялся, что они за несколько дней все от обезвоживания передохнут. Я еще видел, как они из лужи воду хлебают — жадно, как слоны на водопое, каких по Animal Planet показывают. Так что такие точно своей смертью не помрут.

— Интересно, конечно. Давно они перестали бросаться на людей? Я уж думал, придется стрелять...

— Похоже, сегодня и перестали, — невесело усмехнулся Томаш, вспоминая позавчерашнюю ночь. — Или вчера, мы ведь никуда не выходили. Говорю же, они быстро меняются.

— Так, может, это признаки выздоровления?

Вопрос отца озадачил Томаша, об этом он даже и не думал, в чем честно и признался. На этом разговор прекратился, пришла пора искать машину и включать режим повышенной осторожности. Как назло, попадалась всякая рухлядь типа фольксвагенов, шкод и опелей десятилетней давности, а то и старше. Пару раз они натыкались на хорошие кроссоверы, но машины были заперты, а выбивать стекла не хотелось — где потом новое вставить? Не пойдешь ведь так просто в мастерскую Збышка, зомби не дремлют. Лучше еще побродить, авось попадется что получше.

Прошел час бесплодных поисков, прежде чем Томаш с отцом наткнулись на прекрасный вариант. Здоровенный джип тойота стоял посреди улицы с распахнутой водительской дверью. За ним тянулся широкий темный тормозной след от массивных колес. Водитель явно заметил какое-то неожиданное препятствие, вдавил педаль тормоза в пол, и машину повело юзом. Он вышел, и тут же был атакован. Об этом свидетельствовала небольшая вмятина на крыле и несколько темных капель крови рядом с передним колесом. Наверное, беднягу шарахнули головой о железо, искусали или оставили в бессознательном состоянии. Потому что будь водитель в сознании, даже искусанный и потрепанный, он бы непременно заскочил обратно в машину и умчался прочь, не оглядываясь. В итоге он и умчался, только на своих двоих, в поисках добычи.

— Тут и на сиденье кровь есть, пара капель буквально, — сообщил Томаш отцу.

— Стой, не подходи к ней, — тут же велел Гжегож. — Надо что-то постелить. Будь здесь и прикрывай, если что, а я пойду вон туда, принесу какую-нибудь пленку или покрывало.

Он показал пальцем на небольшой строительный магазин на первом этаже одного из жилых домов на другой стороне дороги. Томаш взвел и ТТ, и Глок, и приготовился в случае чего дать отпор зомби, которые наловчились нападать внезапно. Правда, сегодня они что-то не спешили даже подарить проходящим мимо чужакам свой дежурный оскал, ленивые засранцы. Проголодались, видимо, жрали все подряд, точно отъедались перед каким-то важным событием, а после еды человек, даже такой чокнутый, становится сонливым.

Гжегож держал автомат уверенно, он служил в армии и в свободное время любил сходить в тир или поиграть в пейнтбол. Конечно, такой опыт бесконечно далек от боевого, но это куда лучше, чем не иметь опыта вообще.

Стеклянная дверь была заперта, и Гжегож без долгих колебаний разбил верхнюю секцию резким ударом приклада. Расчистив проход от осколков стекла, он повернул ручку замка и открыл створку. Пленка отыскалась практически сразу, но Гжегож немного задержался — решил взять несколько, на всякий пожарный.

Едва он вернулся на улицу, как увидел, что Томаш присел, укрываясь за корпусом джипа. Сын махал рукой, давай понять, что надо уходить, но осторожно, не привлекая внимания. Гжегож, низко склонив голову, побежал к машине. На полпути он на секунду бросил взгляд влево и, беззвучно чертыхнувшись, прибавил ходу.

На них надвигалась целая армада зомби, заняв собой всю проезжую часть и тротуары. Зараженные широким строем неспешно вышагивали в сторону старого города. Они двигались мерно и неторопливо, до тойоты им оставалось еще метров двести, не меньше. Время есть, спокойно, не терять голову.

Гжегож быстро пристроил пленку на сиденье водителя, потом на пассажирском кресле, и завел мотор. Томаш занял свое место и тут же опустил стекло и высунул пистолет.

— Не вздумай, — коротко бросил Гжегож и отпустил педаль тормоза. Внезапно виски сдавило от нестерпимо острой боли, а в ушах что-то тонко и противно зазвенело. Возникло ощущение, что в мозг воткнули тысячи проводков и пустили по ним электричество. Превозмогая себя, Гжегож передвинул рычаг КПП на Drive и надавил на педаль акселератора.

Машина бодро взревела и направилась прочь от толпы зараженных. Гжегож мельком глянул на датчик топлива, работающий только при заведенном двигателе, и облегченно выдохнул — половина, то есть не меньше сорока литров. Красота. Да и голову отпустило, стоило только оторваться.

Зараженные так и шли, словно бы не заметив такой желанной еще два дня тому назад добычи, ускользающей буквально у них из-под носа. Они как будто плыли по воздуху, над самой землей, влекомые в одно им ведомое место. Лишь когда зомби скрылись из виду, Гжегож понял, что зараженные утратили последнее сходство с людьми, если вообще его имели. Они невозмутимо маршировали, накатывая на город подобно цунами, и ничто не могло их сдержать. От этой совершенно нездешней армии исходила такая мощь, что мыслей о противостоянии им даже не возникало. За их плечами шла сама Смерть, и бороться было бесполезно, как размышлять над тем, куда она ведет свое воинство. И никакие танки не помогут, никакие самолеты и ракеты. Дело приняло совершенно неожиданный оборот...

Томаш видел, как крепко отец вцепился в здоровенный руль джипа — так, что побелели костяшки пальцев. Плотно сжатые губы и посеревшее лицо свидетельствовали о том, что он из последних сил держит себя в руках. Томаш тоже перепугался, и от крика он удержался лишь потому, что кто-то словно пережал трахею мерзкой холодной рукой, заставив сердце конвульсивно трепыхаться от недостатка кислорода, а уши чуть не лопнули от странного шума, заполнившего черепную коробку и суматошно искавшего выход наружу. Он смог сделать вдох лишь спустя полминуты, которая показалась ему вечностью, и тогда кричать расхотелось — отец и так весь на взводе, не стоит добавлять ему хлопот.

Ситуация выглядела скверно, такого Томаш никак не ожидал. Он видел из окон машины, что зараженные идут по параллельным улицам, выходят из дворов и жилых домов на главную дорогу, выбираются из разоренных и разворошенных продуктовых лавок и супермаркетов, движимые одной целью, которая лежала где-то на юге, в стороне исторического центра Гданьска.

Одиночки спешили присоединиться к стаям, которые затем сходились в большие группы, а те, в свою очередь, ручейками вливались в плотный поток шагающих в ногу роботов, еще неделю назад таких непохожих друг на друга, а сегодня превратившихся в одно целое. А хотя, так ли уж они были непохожи? Как были серой массой, так ею и остались. И Томаш — типичный представитель этой самой безликой серости, унылой, инертной и невластной над своей жизнью.

Джип остановился только проехав с десяток километров. Нужно было быстро запастись бензином и подумать, как вернуться домой — повсюду были зомби, повылезшие из своих темных нор. Теперь встреча с ними сулила куда более серьезные проблемы, чем прежде. Томаш и представить себе не мог, что сделают с ним эти чудовища, если он снова попробует сам на них напасть. В бегство зомби точно больше не обратятся, проверять не требовалось — Томаш твердо знал это.

Внезапно раздался рев мотора, и из-за поворота пулей вылетел черный автомобиль. На огромной скорости он пронесся мимо машины Кошевских, проигнорировал оглушающе громкий сигнал, на который едва успел надавить Гжегож, и помчался на север, прямо навстречу толпе.

— Твою мать! — зарычал Гжегож, с визгом тронулся и круто развернул автомобиль.

— Ты что, за ними решил ехать?! — от волнения голос Томаша дал петуха.

— Конечно, — буркнул Гжегож. — Пристегнись, сын, и оружие приготовь.

25. Тригород

Леха проспал немногим больше часа, а потом начал засыпать меня жалобами на неудобное сиденье.

— Какое-то оно мягкое слишком, вот в Форде было в самый раз. Сядешь, ляжешь, навалишься — и как в болоте.

— Так ты лезь назад, там устройся и спи себе, нам еще ехать и ехать.

— Да ну, чего я, хоббит что ли, чтобы на заднем сиденье уместиться? Это ж как придется ноги поджать! Вот ты бы еще мог, или Семен, а мы с Ванькой высокие, каким и положено быть порядочным людям.

— Ну, извини, отель пятизвездочный предложить не могу, — я раздраженно пожал плечами. — Терпи уж, коль подвизался меня сопровождать.

— А куда деваться, своих на войне не бросают. Даже глупых и слабых. Вот жили бы мы в Спарте...

Мы проехали еще несколько километров. Леха елозил по креслу, безрезультатно пытаясь устроиться на боку, и в итоге плюнул на эту затею и предпочел остаться злым и не выспавшимся. И хорошо.

— Тормози!

Его крик вывел меня из сонной задумчивости — недостаток отдыха начал незаметно сказываться. Я спешно перекинул ногу на педаль тормоза и одновременно с этим бросил взгляд на спидометр. Да уж, сто семьдесят километров в час. Но на пустом шоссе с хорошим покрытием даже такая скорость не ощущается — прекрасно помню это по путешествию из Польши в Голландию, когда мы с друзьями на такой же скорости летели на видавшим виды опеле по немецкому автобану, а по левой полосе нас с легкостью обходили более современные и мощные автомобили.

Я успел остановиться за несколько метров до пробки. Вереница машин тянулась достаточно далеко вперед, и со своего места я не мог разглядеть, что там стряслось впереди.

— Давай по обочине, что ли, попробуем, — предложил Леха.

Увы, едва я сунулся на обочину, как снова пришлось тормозить — через десять-пятнадцать метров там тоже начиналась пробка.

— Вот дерьмо, — расстроился я. — Придется идти вперед, там искать новую машину и ехать на ней, куда деваться.

— Не, давай лучше поедем другой дорогой, мне здесь не нравится, — признался сразу Леха.

— Можно и другим путем двинуть, конечно, только придется сперва на пятьдесят километров вернуться, да и неизвестно, как там будет — вдруг тоже затор. Давай-ка выйдем и прогуляемся немного, может, пробка короткая и можно будет не терять времени и сразу ехать дальше на чем-нибудь другом.

Леха пожал плечами и что-то буркнул, что я истрактовал как согласие. Вещей нам тащить надо было в случае чего немного, за одну ходку управимся — еще не затаривались ни едой, ни другими припасами, только в мини-маркете в Белостоке набрали фатсфуда. Может, и прав был Леха, сразу предложив развернуться и потерять время на другой путь, но мы решили поступить по-моему.

Яркое солнце и бурная майская зелень раздражали глаза, и без того красные от недосыпания — в машине еще можно было укрыться козырьками, а на улице никакой защиты не было. Надо бы солнечные очки прихватить, как только представится случай, а то вот так вот идти и щуриться, прикрывая лицо ладонью, совсем не улыбается.

Дорога взбегала на пологий холм и, как только мы добрались до вершины и нам открылся вид вниз, причина пробки сразу же стала понятна. Через километр с небольшим дорога сильно сужалась. Там проводились дорожные работы, вон, даже опрятный желтый каток бросили на огороженной оранжевыми конусами полосе. Сузившаяся проезжая часть оказалась слишком мала для грузовика и пассажирского двухэтажного автобуса известной фирмы — такие колесят по всей Польше, завлекая клиентов низкими ценами и, в общем-то, неплохим сервисом. Они очень спешили и в итоге не поделили дорогу, заблокировав не одну сотню человек. Автобус думал, что проскочит, перестраиваясь прямо перед фурой, но не проскочил.

— Блин, Димыч, пошли обратно, а, — Леха явно заволновался.

— Что такое-то? — я совсем не понимал, что так тревожит друга.

— Серьезно тебе говорю, пойдем назад, — настаивал он.

— Леха, возьми себя в руки, раз уж пошли — давай хоть дойдем до конца, поглядим, что там. Видишь черный джип впереди? До него ж рукой подать.

Я с удивлением посмотрел на товарища. Он что-то весь как-то побледнел, напрягся. Никогда его таким не видел.

— Да что с тобой? — не выдержал я. — Давай быстренько, туда-обратно, и, если не получится взять новую машину, дуем назад в старую. Потеряем минут пятнадцать, не убудет.

Леха дергано кивнул, и было видно, что соглашается он очень неохотно. И на кой черт я так упорно туда тащился? Да кто его знает, просто что-то потянуло, поманило, и противиться этому чувству я был не способен.

Пробираясь между близко стоящими автомобилями, я размышлял о том, куда же делись зомби, раз ни одного здесь не осталось. Был только порядком разложившийся труп, неизвестно сколько дней провалявшийся на солнцепеке в траве рядом с дорогой. От него так разило, что мой желудок даже предпринял робкую попытку вернуть наполовину переваренный завтрак, но я волевым усилием подавил позыв и упрямо попер дальше, сжав зубы. Видали уже эти ужасы, и хвала небесам, что здесь это тело лежит в одиночестве — других я, во всяком случае, не видел.

Вблизи масштабы аварии потрясли меня еще сильнее. Наверняка перед сужением проезжей части стоял соответствующий знак, сообщающий о дорожных работах, но я, например, тоже его проглядел. Если автобус точно так же летел на всех парах, подгоняемый тревожными новостями из радиопотока, водитель тоже мог не обратить на знак внимания. В итоге перед ним стал выбор — или таранить каток и гарантированно превратить двухэтажный фрегат в груду приправленного кишками металлолома, или попробовать вписаться прямо перед грузовиком.

Ему почти удалось, но почти не считается — старенький вольво вошел в хвост автобуса, от чего тот развернулся поперек дороги, а потом, немного протащившись юзом, плотненько лег на бок. Грузовик тоже пострадал, передок кабины изрядно помялся, но лобовое стекло уцелело, хоть и покрылось трещинами, и, судя по приоткрытой двери, водителю удалось выбраться.

Возле автобуса мы проходили с удвоенной бдительностью. Оттуда тоже доносился отвратительный запах мертвечины, перед которым, пожалуй, меркнет любой другой смрад. Я точно ничего более омерзительного в жизни не слышал. Хорошо хоть, внутрь заглядывать не пришлось.

— Если я еще раз подобное унюхаю, — шумно сглотнул Леха, как только автобус остался позади, — то до конца жизни есть нормально не смогу. Уж лучше с зомби схватиться, чем вот так вот...

— Ну иди, схватись, — медленно и тихо проговорил я, глядя на молодой лесок, начинающийся справа в десятке метров от обочины.

Там, среди прямых, гладких и ровных, как палка, деревьев виднелись темные человеческие силуэты. Их было много, очень много, и что-то подсказывало мне, что я вижу лишь небольшую часть — остальная скрывалась в прохладной тени леса, в доброй сотне метров отсюда.

Со смутным предчувствием чего-то нехорошего в груди я пригнулся и неторопливо, стараясь не шуметь, направился к лесу. Воля моя была подавлена, и никакого желания идти в лапы к нескольким сотням, а то и тысячам монстров я совершенно не желал, но меня тянуло, как железную опилку к мощному магниту.

— Димыч, ну-ка обратно, — зашипел Леха, которому не изменило чувство реальности.

Я не ответил ему, лишь жестом велел следовать за мной. Даже не оглядываясь, я чувствовал, как он колебался, разрываясь между своими страхами и нежеланием бросать друга. В короткой, но ожесточенной борьбе к моему огромному облегчению возобладало второе. Мы вошли в лес вместе. Леха вцепился в автомат, как в последнюю в своей жизни надежду, я же почему-то ступал абсолютно бесстрашно, погруженный в липкий уютный туман, густеющий с каждым новым шагом в сторону зомби.

Когда до ближайшего зараженного осталось не больше тридцати шагов, я понял, что мне показалось странным еще в тот момент, когда я мы только заметили чудовищ. Они стояли абсолютно неподвижно. Человек так не может, даже во сне. А эти были похожи на игрушки, из которых вынули батарейки и повесили на крючок — все как один стоят, уронив голову на грудь, которая почти незаметно приподнимается и опускается в такт скупым вдохам.

Леха ткнул меня в бок и показал пальцем влево. Я глянул и ахнул — подходили новые зомби. Они шли спокойным расслабленным шагом, занимали среди деревьев свое, ведомое только им место в толпе сородичей и сразу же 'отключались', роняя подбородки в яремные ямки.

— Все, я ухожу, — прошипел Леха нервно облизнул губы. — Ты, Димыч, вообще с ума сошел, я это еще на дороге заметил. Полез сюда с дебильной рожей, и хрен тебя остановишь. В общем, я пас.

— Уходим, — кивнул я, пытаясь вспомнить, когда отступило наваждение — в голове прояснилось, и я искренне недоумевал, за каким макаром пришел сюда и притащил Леху.

Я повернулся к дороге, и мое сердце чуть не выскочило из груди — прямо передо мной был крепкий лысый мужик в потертом джинсовом костюме. Но он не видел меня, он вообще ничего не видел. Шел, глядя в пустоту, чтобы присоединиться к другим зараженным. Он занес ногу для шага и неизменно наткнулся бы на меня, если бы не Леха.

Тот, переволновавшись со страху, врезал зомби прикладом в затылок, и тот рухнул, как подкошенный, успев при этом сломать пару-тройку сухих веток. Громкий треск пронзил лесную тишину, и мы испуганно замерли с перекошенными от страха лицами, готовые бежать. Напрасно. Никто не обращал на нас внимания! Даже те, кто еще не успел впасть в 'спящий режим'.

Прошло несколько долгих секунд, а потом Леха грязно выругался и побежал, а я поспешил за ним. Добираясь до субару мы, наверное, поставили новый мировой рекорд в беге с препятствиями. Добежав, сразу нырнули в уют салона и помчались назад.

Лишь когда мы добрались до поворота на шестьдесят третье шоссе, оставив на юге городок Ломзу, Леха расслабился и закурил. Он с наслаждением выпускал дым в приоткрытое окно, другой рукой поглаживая автомат.

Последующие два часа мы провели в гробовом молчании, летели по пустой дороге сквозь безжизненные островки городов и деревень, пока Леха не заявил, что хочет есть. Голод пришел вовремя — я как раз отстраненно поймал себя на мысли, что внимания на дорогу совсем не хватает, так что выскочи на проезжую часть толпа зомби или здоровенный кабан, я наверняка не успею среагировать.

Мне пришло в голову одно место, где я часто бывал проездом, когда ездил на автобусе из Гданьска в Варшаву и обратно.

Позади остался Ольштынек, и вскоре потянулись ухоженные частные дома. Только Лехе до Европы больше не было никакого дела, он был весь на взводе после того случая. Непонятная аура зомби, или как еще это назвать, меня дурманила и манила, а Леху, напротив, пугало до ужаса.

— Ну что, скоро? — нетерпеливо спрашивал он каждые пять минут. — В желудке черная дыра уже, нехорошо как-то.

— Да, мы уже в Оструде, через десять километров остановимся.

После увиденного в лесу я понадеялся, что зомби больше не будут нападать на нас. По крайней мере, так, как раньше, выбегая из кустов или из-за угла дома.

В Оструде их наблюдалось немного, и все они небольшими кучками или поодиночке тащились куда-то вглубь города, в то время как мы двигались вдоль его восточной окраины. Один раз нам даже пришлось притормозить и почти полностью остановиться, чтобы пропустить небольшую группу зараженных. Никто из них даже не счел нужным на нас отвлекаться, все ровно шагали в одном направлении примерно в одном темпе — выбивались только старики, дети и раненые. Да-да, и такие были. Шли с изувеченными лицами, в изодранной одежде, с вывихнутыми ногами, словно не чувствуя ничего странного и даже не кривя лица.

Все вокруг залила слепящая боль, а вместе с ней вернулся и потусторонний вой, подозрительно быстро ставший привычным. Он шел из моей головы, откуда-то изнутри, из таинственных глубин подсознания, танцуя в моей черепной коробке и вонзаясь сотнями крохотных и тонких игл в мозг. Этот темный вой был моим, и в то же время чужим, незнакомым, дремавшим за семью замками сотни и тысячи лет в нас всех, в абсолютно каждом.

Реальность тонула в боли, замещаясь ею. Из носа хлынула кровь, голову закружило, и, похоже, мозг наконец-то сжалился над телом и только решил уйти в самоволку, подарив мне блаженство временного забытья, как шум начал утихать. О нет, он отступил не сразу, не исчез в одно мгновение, как сегодня утром в Белостоке. Он медленно таял, подобно снежному сугробу под мартовским полуденным солнцем, но, как и снег весной, писк отчаянно не хотел уходить быстро. Как раставяший снег оставляет после себя лужу грязи, полной мусора и окурков, так и этот ужас оставил во мне отвратительную мутную дурноту. Я даже не успел испугаться.

Потихоньку картинка вокруг начала проясняться. Проступили цвета и оттенки, очертания домов и силуэты деревьев, серая лента асфальта впереди, Леха с мокрым от пота и слез лицом бился покрасневшим лбом о бардачок. Нетвердой рукой я придержал его за плечо, прекратив самоистязание. Все кончилось, все стихло. Просто в Белостоке мы быстро скрылись из виду, а здесь мы слишком долго находились в зоне поражения. Подпустили зомби близко. Точнее, сами подобрались к ним.

Зомби прошли. Они пересекли дорогу и скрылись в переулке. Звуки снова исчезли из мира. Хорошо, что мне-таки удалось на автопилоте остановить машину, иначе мы неминуемо врезались бы в эту мистическую процессию с весьма предсказуемыми последствиями. А ведь ближайший чудик прошествовал в каком-то метре от бампера.

— Леха, все, все, они ушли.

Друг открыл глаза и уставился на меня неясным взглядом.

— Димыч, у тебя вся морда в крови.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и не сразу узнал свою физиономию. Кровь из носа запачкала куртку и продолжала струиться бодрым теплым ручейком, но это было еще не все — кровоточили и глаза, из уголков которых тоже потянулись красные дорожки. Я разразился черным потоком ругательств, но только от страха.

— Сиди, я за аптечкой схожу, — глухо изрек Леха и вышел из машины.

И опять он стал нормальным, словно не колотил башкой о приборную панель. Все-таки странный он, этот Леха. Как и с Олей его. Сначала короткая истерика, потом полное успокоение, долгое затишье и по новой...

Аптечка без проблем нашлась в багажнике. Новая, ни разу не открытая. С Лехиной помощью я быстро заткнул нос ватными тампонами и обтер испачканное лицо. К счастью, кровотечение из уголков глаз остановилось быстро, а вот с покраснением пришлось смириться.

— Садись, отъедем, — бросил я Лехе.

Едва мы тронулись, как он спросил.

— А теперь ты что-нибудь видел?

— Нет, я вообще как будто ослеп. Какие-то круги перед глазами плясали, точки... Я уж думал все, конец. Уж лучше бы снова глюки были... А что?

— А я видел, — хрипло ответил Леха. — Не поверишь, дружище, да я и сам с трудом верю. Я как бы смотрел их глазами!

— А я вам боялся в этом признаться, — у меня как гора с плеч свалилась. — Думал, глюки у меня. Они тоже мне показывали это. Когда мы в той деревне в Беларуси были, вот тогда я и видел всякие странности.

— Думаешь, чего я как девка расхныкался? — продолжал Леха, потирая стремительно набухающую на лбу багровую шишку. — Я ж не договорил. Хрень такая, Димыч, ни за что бы сам не поверил. Сперва я как бы побывал в их памяти. Был — смейся, если хочешь — какой-то маленькой девочкой, которая заперлась в комнате от зараженного мужика — отца, должно быть. Так он выломал дверь с одного удара, вытащил ее из-под кровати и начал бить и кусать. Прибежала ее мать, шарахнула его по башке, тот откинул копыта. А потом я — то есть та девчонка — открыла глаза, и все было как-то по-другому.

— То есть ты был ей, но уже зараженной? — уточнил я, с неохотой пробегаясь по всплывающим жутким картинам, что довелось увидеть самому.

— Ну да, — Леха кивнул, плюнул в окно и вернулся к рассказу. — Лицо матери было каким-то расплывчатым, нечетким, она протянула руку, поставила на ноги, начала что-то вокруг меня суетиться, гладить, причитать. А потом раз — и контуры стали резкими, четкими, и я вцепился в лицо той женщины зубами. Ну, девчонка эта укусила ее, значит. Да так крепко! Я эту кожу аж до сих пор на зубах чувствую, как она трещит и лопается, вся такая мягкая, теплая.

Он еще раз сплюнул, а потом врезал кулаком по пластиковой панели в бессильном гневе, от чего та жалобно скрипнула.

— Ничего себе! Интересно, почему я сейчас ничего не видел. Хотя, оно и к лучшему, мне уже ухватило.

— Наверное, эта хрень на всех по-разному действует, — пожал плечами Леха. — Не знаю, не думаю, что все привиделось, я ж в психах не числился никогда. Даже сплю без снов, сколько помню себя. Наверное, шла там эта девочка, среди зомби.

— Наверное, шла... Нет, это нам не показалось, и ты, и я, мы видели все по-настоящему, — уверенно сказал я. — Надо научиться бороться с этим, не пускать их к нам в голову. После того раза из меня как будто душу вынули, и я нескоро очухался. Не исключаю, что если такая хрень еще раз случится, у меня шарики за ролики заедут.

— Хоть бы хны, — мрачно согласился Леха. — Похоже на то, как если бы мне холодной рукой залезли во внутренности и все там переставили местами. В этой Европе даже зомби какие-то чокнутые, не то, что наши.

Мы подъехали к хорошо знакомому мне пятачку, где разместилась заправочная станция, пиццерия и пара ларьков с фаст-фудом. Здесь свое последнее пристанище нашли старенький опель и блестящий рейндж-ровер, покинутые владельцами прямо возле колонок, у опеля даже шланг остался в бензобаке. Прямо памятник вчерашнему дню. Было в этой картине что-то монументальное.

— Все, прибыли, — объявил я, остановил машину и устало навалился на руль. — Видишь АЗС? Вот туда я постоянно бегал за кофе, когда автобус здесь делал остановку. Жаль, что сейчас так не получится, кофе там уже нет.

— Твои истории и путешествия, конечно, очень интересные и захватывающие, но меня куда больше беспокоит, нет ли здесь этих уродов.

Не рискуя вылезать из субару, мы произвели тщательный осмотр местности. Ни малейшего признака зараженных здесь не было. Единственное, что насторожило Леху, так это клубы дыма, гонимые ветром на запад. Они серой поволокой парили в вышине, уходя все выше.

— Просто что-то горит в городе, — успокоил его я. — Помнишь, как Казань и Нижний пылали? Вот и здесь то же самое. Так что, сударь, прошу к столу, ибо в рыцарском кругу забралом не щелкают.

Мы расселись на пластиковых стульях при одном из ларьков, продававших хот-доги, и достали еду. Костер решили не разводить, не хотелось здесь задерживаться, так что будем довольствоваться сухомяткой. Я все надеялся на то, что в моей квартире еще есть газ и получится нормально пообедать или поужинать там, приготовить человеческой еды. Сейчас же мудрить не стали, решили перекусили в лучших традициях посетителей кинотеатров — чипсы, печенье, шоколадные батончики и газировка.

— Слушай, надо бы парням позвонить, — вспомнил вдруг Леха, набив рот крекерами. — Как они там сами-то.

— Да, сейчас.

Я набрал номер Семена — не хотелось отвлекать Ваньку от вождения. Друг ответил после второго гудка. Едва я включил громкую связь, как Семен возбужденно заговорил:

— Блин, парни, вы не поверите! Еле уехали сейчас! Прикиньте — катим себе по шоссе, никого не трогаем, и вдруг целое стадо ненормальных переходит дорогу, человек пятьдесят, гадом буду. Притормозили мы, и опять ЭТО началось! Ванька вообще отключился сразу же, пришлось мне жать на тормоз. Ладно, хоть успел машину остановить, а то ко мне тоже шиза пришла, кажись. Я такие вещи видел, что даже говорить не буду...

— А и не надо, — перебил его Леха. — У нас один в один ситуэйшн была, Семен, не поверишь. Так что теперь каждый из нас это видел, и давай лучше не будем об этом. Вы сейчас где? Как Ванька?

— Да нормально он, все хорошо. Где мы? Город недавно был, большой такой, промышленный, — ответил Семен с привычными нотками заумчивости — голос вернулся в норму. — Не помню названия, к сожалению.

— Лодзь, — сообразил я, бегло прикинув, сколько они могли проехать с момента нашего расставания. — А зомби куда шли? Вообще, куда они все идут?

— Ну, эти явно в город шли, — тут же отозвался Семен. — Только не знаю, что они там делать будут — все небо прокопчено, дым страшно валит, они ж там задохнутся. Леха, так что ты там видел-то?

— Потом как-нибудь обсудим, — буркнул Леха. — Давай о чем-нибудь более важном — например, о погоде. У нас вот солнечно.

— А у нас закапало, пару инут назад. Не, может ты не то видел — я прямо глазами этих чудиков смотрел, представляешь? Без шуток, парни...

— Семен, мы все это видели! Сказал же тебе! — раздраженно перебил его Леха. — Нехорошо мне все еще, давай пока об этом не будем.

— Понятно говоришь, — протянул Семен. — Вано вам привет передает.

— И ему привет, пусть не хворает, — ответили мы с Лехой. — Ладно, Семен, еще созвонимся. Если еще что-то подозрительное заметите, звоните сразу же нам. Будем оповещать друг друга обо всех этих странных переменах, что с ними творятся.

— Договор. Все, счастливо! Держитесь там.

— И вы держитесь!

Мы с Лехой покончили с трапезой, и я по привычке выбросил весь мусор в урну, уже и без того переполненную. Машина стояла буквально в двух шагах, и мы могли сорваться с места в любой момент, но, когда показались первые зараженные, это показалось слишком сложным и опасным.

— Только не к машине, заметят... Назад, Димыч, назад, — велел Леха дрожащим голосом. — Совсем мне не здорово, совсем плохо даже, колбасит как-то странно... Знаю, что удрать успеем, но все-таки. Я их теперь как огня боюсь...

— Лады, давай вон за ресторан тогда, по-быстрому, только спокойно, Леха! И пригнись пониже.

Так мы и поступили, совершив мастерский марш-бросок до массивного квадратного здания и затаившись за углом.

Зомби брели в сторону города, предположительно, центра — предположительно, потому что мне в Оструде гулять не доводилось и о местонахождении сердца этого населенного пункта мне оставалось только лишь догадываться.

Зараженных оказалось около трех десятков. Они делали несколько шагов, потом замедлялись или даже останавливались, чтобы дать присоединиться к себе новым участникам этого странного шествия, подтягивающихся со всех сторон. Одни выходили из леса, другие догоняли сородичей, двигаясь от пригорода. Была и парочка субчиков из знакомой сети заведений быстрого питания — две девушки в характерной красной рабочей форме. Они выплыли из стеклянной коробки АЗС, и, выходит, мы с Лехой набивали животы прямо у них на виду, а сами, значит, ни сном, ни духом. Будь зомби плотояднее, как пару дней тому, они бы не упустили случая доставить нам неприятности.

Зомби прошли совсем близко, и мы на всякий случай посильнее вжались в шершавую бревенчатую стену ресторанчика, стилизованного под избушку. Зомби, хоть и начхать на нас хотели, навредить все же смогли.

Когда между нашей засадой и девушками-продавщицами с заправочной станции осталось не больше десятка метров, мои уши опять чуть не свернулись в трубочку. Знакомый ультразвук дополнили невероятные низкие басы, железной рукой сдавившие сердце, а затем и все тот же мертвенный вой, каждый раз один и тот же, и в то же время разный, сейчас, например, похожий на завывание ураганного ветра в тоннеле. Мои внутренности решили пустились в пляс — живот свело, внутри как будто затеяли перестановку, вырывая все с корнем и меняя местами.

Сам не знаю, как оказался на земле лицом в траве, в обморок вроде бы не падал. С огромным трудом удалось сохранить сознание, за край которого в последние несколько секунд я цеплялся уже одной рукой, и даже какую-никакую ясность мыслей. Я боролся с ними, не впускал в себя эту дрянь, пришедшую из невесть каких темных закоулков мироздания, и, кабы не сглазить, кое-что получилось!

Леха устоял на ногах. Он по-прежнему прижимался спиной к стене, но лицо его самым жутким образом перекосилось, на лбу заблестели крупные бисеринки пота, на шее вздулись жилы. Я догадывался, какую цену платил мой друг за то, чтоб не терять равновесие. Но он сорвался, и я понял это еще за несколько секунд до его первого шага.

Вот Леха медленно отводит руки от ушей и опускает их ниже, находит висящий на ремне АК. Побледневшие губы вытянулись в струну и сжались так, что стали почти неразличимы, на скулах яростно заиграли натянутые желваки.

Щелчок затвора, нетвердые руки пытаются взять прицел, уже пойманный глазами в закачавшемся мире.

— Нет! Не надо, Леха! — я хотел закричать, но вместо этого еле слышно просипел.

Хлопок выстрела, идущая последней девушка беззвучно опустилась на колени и завалилась на бок. Ее спутница как будто бы ничего не заметила. Страшные звуки исчезли. Я помотал головой, приходя в себя, Леха вымученно улыбнулся. Он, кажется, что-то хотел сказать мне, как зомби сделали ответный ход.

В этот момент я как раз начал подниматься с земли, и меня с силой прижало обратно. Удар выбил из легких весь воздух, в глазах потемнело. Лехе тоже досталось — невидимая рука крепко толкнула его, и он головой со всего маху врезался в наше бывшее укрытие. К счастью, Леха проверил прочность бревенчатой стены лбом, а не виском или затылком. На многострадальном челе уже и так образовалась здоровенная шишка, и Леха зарычал от боли, но рассудок его остался кристально чистым.

Одновременно с этим мерзкие звуки вернулись, став гораздо громче и злее. Зомби оборотились на нас, с возмущение и яростью, и я почувствовал себя маленьким хоббитом под огромным всевидящим оком.

Леха скользнул по мне отстраненным взглядом и совершил единственно верный поступок, доведя начатое до конца. Он снова высунулся из-за угла и начал палить во всех подряд. Под градом пуль тут же полегло трое зараженных, через секунду к ним присоединился четвертый.

Синхронно шагающий строй зомби нарушился, ощущение целостности врага лопнуло, и единый организм распался на отдельных, хорошо знакомых нам безмозглых зверей, заметавшихся в поисках спасения. Телепатическое давление сошло на нет, ко мне тотчас вернулись силы.

Убедившись, что нового удара не будет, я подбежал на дрожащих ногах к машине, удивительно быстро завел ее онемевшими руками и помахал Лехе. Того дважды приглашать не требовалось. Расстреляв остатки магазина, Леха ловко заскочил на переднее сиденье, оглушительно хлопнул дверью, и я тронулся так резко, как только мог. Шины возмущенно забуксовали и выплюнули из-под себя ошметки земли и травы. Субару начал резво набирать скорость и выехал на асфальт, а остатки отряда зомби разбегались кто куда, испуганно вереща и причитая на непонятном языке. Черт, да они же выкрикивали какие-то слова!

— Димыч, да как же так?! — бушевал Леха, порывистым нервным движением меняя пустой рожок АК на полный. — Ты хоть понял, что они сделали?!

— Телекинез называется, — кивнул я, тщетно силясь унять дрожь в ноге, которая подпрыгивала на педали газа, заставляя машину мелко подергиваться. — Такое раньше только в кино показывали. Ученые все в один голос твердили, что это антинаучно, нет никакого телекинеза. Сейчас, небось, сами им пользуются и не жалуются.

После небольшой паузы Леха, как будто собравшись, наконец, с мыслями, выдал:

— А они ведь знали, что мы за ними наблюдаем. Просто трогать не хотели. У них поважнее дела были, но какие — этого я не понял.

— Мне тоже так показалось, но это же невозможно, — с горьким сомнением я покачал головой. — Какие у них, нафиг, дела?

— Нет, возможно. И они не хотели пугать нас этой своей телепатией, то есть, у них это выходит неумышленно, это из них само прет, и...

— Леха, — взмолился я и даже схватился за голову, рискованно выпустив руль. — Нас сейчас обоих просто колошматит, как фанеру на ветру, так что ты не обижайся, но твои слова похожи на бред сумасшедшего. Они ж еще позавчера бегали за нами, как собака бежит за кошкой, автоматически, по умолчанию, потому что так надо. Увидели чужих и пустились по следу. А теперь вдруг начали о нас печься, обижать не хотят, пугать... Да ну, я уже ничего не понимаю.

— И я! — Леха отчаянно развел руками. — Я не трус и не паникер, ты-то уж это знаешь! И пусть я сначала хвост поджал, но сейчас я говорю спокойно. Но как это все тогда объяснить? Кто они, сукины дети?!

— Не знаю, — прорычал я и сильно стукнул кулаком по рулю и тут же пожалел, сильно ушибив мизинец. — Не нравится мне чувствовать себя таким бессильным, никчемным.

— А я вот, кажется, начинаю въезжать, — не обращая внимания на мои порывы, твердо вещал Леха. — Это был не просто теракт.

— Да? А что же это было? Заговор, что ли?

— Все это спланировано, я тебя уверяю. Те первые дни — это ерунда, никакое это не бешенство. Видимо, так просто зараза в них приживалась, а агрессивное поведение было этим, как его, побочным эффектом, или же использовалось неведомым террористом-программистом для отвода глаз. На самом деле есть кто-то, кто ими управляет. Возможно, он сейчас сидит в бункере или где-нибудь в домике на берегу океана и наблюдает за всем, нажимает на нужные кнопки, и зомби делают нужные ему вещи. Или же он изначально запустил в них эту программу, которая только-только по-настоящему начала исполняться. Вряд ли целью этого террориста был хаос во всем мире. Нет. Хаос — это только начало, он смывает то, что было до, и отводит наше внимание от того, что будет после. Уже сейчас что-то идет совсем не так, верно? Куда они все, мать твоя женщина, вдруг намылились? Это же очевидно, что зомби собираются в каких-то конкретных местах, и нам нужно понять, что это за места и почему они их так влекут. Иначе скоро случится кое-что похлеще догонялок на улицах, и тогда мы уже так легко не отделаемся. Так что надо разобраться, что за паломничество устроили наши друзья. Придется нам, Димыч, за ними поохотиться теперь, а не бегать и прятаться.

Все, выдохся говорун, и теперь уставился на меня испытующим взглядом, ожидая немедленной реакции.

— Ну, ты прям великий теоретик, — я покачал головой, восхищенный внезапно прорезавшимся у Лехи красноречием. — Не ожидал от тебя такой тирады.

— Да пошел ты, — беззлобно ответил Леха. — Я все правильно сказал. И ты давай не веди себя, как идиот, не спорь попусту, а лучше признай мою правоту и думай, что будем делать дальше.

— Ну а как я могу возражать?! Я тоже думаю, что зомби сбиваются в какую-то структуру, иерархию, да как ни назови, суть одна. Сперва по одному, все против всех, потом стая на стаю, а теперь вот чуть ли не городское собрание устраивают. Не знаю, и пока знать не хочу, что или кто за всем этим стоит. Мне нужно поспать, уже совсем котелок не варит. А утром подумаем, как им помешать.

— Скоро поспишь, навигатор говорит, что ехать меньше часа.

Я гнал, как сумасшедший. Остановились только один раз, когда до Гданьска оставалось двадцать два километра, чтобы залить бензин из канистр. Терять время на поиски автомобиля, откуда можно слить топливо, сейчас не хотелось, тем более что поблизости таковых и не наблюдалось, широченные автострады подозрительно пустовали. Все, чего я хотел, это поскорее добраться до своей квартиры, поэтому я несся на запредельной скорости, заставляя мотор субару басовито реветь на высоких оборотах.

То, что произошло дальше, я до сих пор припоминаю весьма смутно. В памяти отлично запечатлелось лишь начало. В голове знакомым приближающимся эхом нарастает звук, который мы сегодня слышали уже столько раз. Тревожный писк смешался с могильным воем и многоголосым жужжанием гигантского роя пчел, который облепил мой мозг и начал безжалостно жалить его. И опять я не успел среагировать, укрыться, защититься. Снова поймали врасплох...

Становится так больно, что все вдруг разом исчезает, даже убийственный шум. В ушах будто вата, я ничего слышу, а перед глазами появляется картинка с падающей девушкой, застреленной Лехой. Я смотрю налево, и вижу огромную толпу зомби, которую мы каким-то чудом не приметили издалека, вышагивающую из пригорода.

Они растянулись живой цепью на километра полтора, и шли к дороге. Лишь потом я понял, что они шли в сторону Гданьска из Орунии, а тогда я был просто потрясен их количеством, задавая самому себе риторический вопрос — откуда они взялись и куда идут?

Как бы быстро мы ни ехали, отделаться от монстров бы не получилось, их слишком много, они везде. Я с удивлением смотрю на руль, который запрыгал в руках из стороны в сторону. Это они, они пытаются выхватить его и сделать так, чтобы мы разбились. Но за что? Мы убили... Убили многих из них. Они долго терпели, но после бойни в Оструде их терпению пришел конец. Их собратья пострадали без причины, просто так. Мы забрали их жизни, а теперь взамен отнимут наши.

Я жал на газ, как безумный, стрелка опустилась до ста восьмидесяти километров в час. Всем своим существом я противился ментальному натиску... зомби? Нет, не зомби. Уже не зомби. Совсем не зомби.

Это что-то другое, новое, с чем прежде никто не имел несчастья столкнуться. Больше не безмозглые болваны, как ошпаренные носящиеся повсюду и охотящиеся за всеми подряд, но страшные, жуткие и чрезвычайно сильные создания, явившееся к нам из таких далеких мест, о каких мы и не слышали.

Мне удалось, упругим волевым усилием я выдавил чужеродное присутствие из своего разума. Они больше не властны над нами, они потрясены, они не ожидали. Но они разозлились еще сильнее, и я не берусь ручаться, что хлипкая оборона не прорвется под повторным натиском.

Мне не удавалось посмотреть, как там Леха, я был слишком сосредоточен на том, чтобы удержать машину. Мощный удар пришелся прямо на водительскую дверь, она вогнулась внутрь и больно уперлась в левое бедро. На руки и колени посыпались острые осколки бокового стекла, но я не замечал их, как не замечал и ворвавшегося в окно ледяного густого ветра, хлестнувшего ухо.

Я вцепился в руль, как капитан в штурвал во время шторма, понимая, что одно неверное движение — и корабль опрокинется. Зараженные испустили громкий крик, странный, мелодичный и завораживающий, и я закричал вместе с ними. Они нанесли последний удар точно в заднее крыло субару, и машину замотало на дороге. Был бы на моем месте Ванька, он бы справился, а я... Я тоже справлюсь, я должен! Руль в сторону заноса, но не перекрутить, приотпустить газ. С замиранием сердца я ловил дорогу, ныряя то вправо, то влево и впритык расходясь с ограждениями. Эти доли секунды растянулись на часы. Все было так медленно, так плавно. Наконец, шины как следует сцепились с асфальтом, и машина пошла ровно.

Гипнотизирующие напевы остались за нашими спинами, а впереди раскинулись знакомые улицы Гданьска. Поворот, и справа как из ниоткуда возник старый город Старый Город, величественный и прекрасный, вынужденный терпеть нелепое соседство архитектурных уродцев социализма и раннего капитализма. Замаячила слева башня гданьского вокзала, похожая на башню из детских сказок.

Мой воспаленный и уставший от борьбы с чудовищами разум отгородился от реальности, я смертельно устал. Все, о чем я мечтал, было упасть и заснуть, а потом долго-долго проспать, и пусть хоть потоп, хоть землетрясение, плевать. Никогда еще не случалось со мной такого утомления.

Именно поэтому я не сбавил ход, когда нам посигналили люди, сидящие в солидном джипе — проносясь мимо, я разглядел лишь два нечетких контура и два белых овала лиц, повернувшихся в нашу сторону. Они явно хотели что-то сказать нам, предупредить, да только я не понял. Вернее, слишком поздно понял.

Наш многострадальный субару юзом вписался в крутой поворот, махом проскочил не меньше километра, и мы нос к носу столкнулись еще с несколькими сотнями зомби, марширующими навстречу. Они заметили нас и даже прибавили шаг, но были еще слишком далеко, чтобы воспользоваться своими сверхъестественными способностями. Сам не знаю как, но я чувствовал это.

— Нет! Разворачивай! — зарычал Леха и в панике вцепился в руль, выдергивая его из моих рук.

Леха сорвался, он больше не контролировал себя. Его богатырская сила не замечала моих жалких потуг, он вырвал руль, и машина резко, на миг приподняв левые колеса в воздух, соскочила с дороги и на огромной скорости по диагонали помчалась через обочину в небольшую аккуратную арку, соединяющую два высотных дома, а потом и во внутренний двор.

Всеми силами я навалился на руль, выкрутил его, насколько это было возможно, и вдавил педаль тормоза в пол. Вопреки моим стараниям машина все же зацепила угол арки, и дальше, как я узнал позднее, несколько раз перевернулась и остановилась лишь от удара о нерушимую бетонную твердь стены.

А тогда, едва асфальт в первый раз встретился с крышей автомобиля, я сразу же погрузился в спасительную тьму, великодушно раскрывшую мне свои прохладные объятия. Она накрыла меня, спасла от боли и страха, и, видя затухающим взором десятки быстро приближающихся к нам ног, я был безмерно благодарен ей.

26. Прорыв

Один конец прозрачной трубки надевается на пипетку медицинской груши, или, если уж по-простому, клизмы. На второй конец натягивается гайка, желательно потяжелее, ибо ей предстоит сыграть важную роль грузика. Затем как следует сжимаем клизму, опускаем конец трубки с гайкой в бензобак и медленно ослабляем хватку. Бензин весело бежит вверх и все, что остается сделать, это перегнуть и сжать трубку, отцепить клизму и, наконец, вставить трубку в бензобак своей машины или любую другую емкость.

Хамза с интересом следил за манипуляциями Виктора, заодно посматривая по сторонам и держа палец на спусковом крючке дробовика. После случая на мосту он стал чересчур нервным, как бы не начал палить без необходимости — кто его знает.

Виктор тем временем опустошал уже третью машину. Первые два бака дали ему бензин для своего автомобиля — компактного темно-зеленого рено — а из третьего он наполнил четыре больших канистры, подготовив запас.

Было видно, что Хамза торопился, но и Виктора дергать не хотел. Виктор, в свою очередь, все прекрасно понимал и стремился завершить свои дела как можно быстрее, ведь еще нужно помочь другу.

Зараженные периодически мелькали в соседних переулках, один раз даже четыре человека, по виду отец, мать и двое сыновей-подростков, как ни в чем не бывало, вышли из соседнего подъезда. Хамза и Виктор быстро пригнулись, пряча головы за припаркованными вдоль тротуара автомобилями. Хамза едва не выстрелил, его остановило только то, что Виктор положил руку на дробовик.

Зомби все больше напоминали деревянные обломки, которые потихоньку, пока еще медленно, засасывает в жуткую воронку. Проследив направления движения зараженных, Хамза пришел к выводу, что эта таинственная воронка находится неподалеку от Эйфелевой башни — примерно там, где разношерстная орава собралась попить воды из Сены.

Когда зараженные только появились в поле зрения, в голове снова зашумело. Хамза зажмурился, стиснус зубы и едва не открыл огонь, но Виктор не позволил. Но в этот раз боль длилась недолго. Зомби скрылись за углом, и все, как будто бы ничего и не было. Да и их было слишком мало, чтобы причинить людям серьезный вред.

— Слушай, Виктор...

— Да-да, Хамза, закругляюсь, — нервно перебил Виктор. — Можешь подгонять свою машину вон к тому синему фиату.

Хамза сделал выбор в пользу нового корейского джипа, поскольку планировал в случае чего ехать проселочными дорогами, а то и вовсе по бездорожью. Ну, по французскому бездорожью, то есть по нормальным локальным дорогам со старым и неровным, но хотя бы существующим асфальтом.

Надо сказать, ему повезло — бак машины был почти полон, а в емкий багажник с легкостью уместилось еще шестьдесят литров бензина в канистрах. Хамза порывался поставить еще несколько на задний ряд, но на той заправочной станции канистр больше не было, а другие АЗС находились на порядочном удалении, и добираться до них, вероятно, пришлось бы через полчища зомби, прущих к Сене. Уж лучше потом, на трассе, там 'заправок' хоть отбавляй.

Виктор никак не ожидал, что бывший военный, знакомый с дюжинами разнообразным механизмов, будет с таким интересом разглядывать, как он сооружает примитивный самодельный насос для откачки чужого бензина. Наверное, это был первый и единственный раз, когда Хамза довольствовался ролью подмастерья, а не учителя.

Бензин глухо ударил по жести канистры, когда легкий западный ветер принес пока еще далекий и едва уловимый стрекот вертолета. Звук рассекающих воздух лопастей становился все ближе и различимее, и вскоре в небе над Парижем показались три маленькие темные точки.

— Надо уходить, — нервно облизал сухие губы Хамза. — Это или разведка, или сейчас начнется. А ведь разведка-то уже была, Виктор, была... В любом случае, делаем ноги. Черт, я думал, это будет не так быстро!

Виктор ничуть не удивился вердикту. Недаром в душном воздухе с самого утра копилось и искрилось напряжение, предвосхищение грядущего торнадо. Шестое чувство у него работает, как надо.

Только бы успеть выехать на шоссе! Там уже будет более или менее безопасно. Если военные хоть немного изучили вирус, они ни в коем случае не будут бить по едущей машине — зомби ведь еще не успели вспомнить навыки вождения.

Под нарастающий гул вертолетов Виктору еле хватило терпения залить последнюю канистру до горловины — жадность, пардон, хозяйственность-таки одержала верх. На ходу закручивая крышки, они с Хамзой прыгнули каждый в свою машину и, не медля, поехали за Анжеликой. Планы в очередной раз были порушены, продуманное отступление превращалось в паническое бегство.

Приближение зомби теперь можно было заметить, даже когда зараженные не попадали в поле зрения. Все начиналось с тихого шипения, которое можно принять за помехи в радиоэфире или даже за игру ветра за стеклом. Чем ближе были зомби, тем отвратительнее становился звук — иногда это шипение расщеплялось на невыносимое сочетание высоких и низких звуков, а иногда просто обращалось в писк или, напротив, низкий глухой рокот, от которого все внутри начинало прыгать.

В таких случаях шедший первым Хамза сразу менял маршрут, сворачивая в проулки и даже в сквозные дворы. Он очень спешил, и Виктору стоило больших усилий не отставать от проводника. Пару раз Хамза выбирал неверные направления, и тогда телепатическая атака зомби обрушивалась на них всей мощью, заставляя стискивать зубы и впиваться пальцами в руль, выворачивая его обратно.

Не желая терпеть свербящую виски боль, Виктор умудрился научиться кое-чему прямо за рулем машины. Теперь он мог в некоторой степени препятствовать возникновению странных и чужеродных образов в его разуме, блокировать эти всплывающие окна с назойливой 'рекламой' — во всяком случае, когда зомби шли небольшими группами или виднелись на порядочном удалении. В противном случае перед внутренним взором сразу же начинали бежать кадры, и стоило больших усилий выдворить их восвояси.

Боль никуда не делась, при каждом попадании в область мысленного излучения она принималась с молодецким задором высверливать виски, гулким эхом отдаваясь в темени и затылке. Но теперь Виктор не терял контроля над своим телом и разумом, уверенно управляя автомобилем и начисто игнорируя попытки зараженных телепатов поведать ему о своих последних воспоминаниях и ощущениях. Причем Виктор был стопроцентно уверен, что зомби показывают свое кино непреднамеренно — оно само по себе вертится в их головах, и бедняги наверняка и знать не знают, что 'нормальные' тоже это все видят. Судя по уверенным маневрам Хамзы, с его самообладанием проблем также не возникало.

Следя за лихим серым 'киа', рвавшимся во весь опор, и борясь с невесть откуда взявшимся у зомби психотропным оружием, Виктор отстраненно размышлял. У него так часто случалось в казалось бы самые неподходящие моменты, само собой — нередко он задумывался, сидя среди визжащей молодежи на американских горках или любаясь кровавыми пейзажами фильмов ужасов в кинотеатре, когда зал застывает в ледяном оцепенении. Даже в десткие и подростковые годы Виктор умудрялся чудесным образом погружаться в мыслемешалку во время драки или убегая от кого-то. Такая вот у его психики особенность. Все мы, в конце концов, немного больны.

Виктор все больше уверялся, что нынешняя пандемия имела сильное сходство с паднением метеорита, уничтожившим динозавров. Люди — что динозавры, злые, кровожадные и не ведающие жалости. Небеса их покарали страшной карой, как и холодных ящеров с острыми, как бритва, зубами и когтями.

Непредсказуемый тяжелый удар разрушил старый мир, а новый же возникал постепенно, по мере того, как приходила в себя планета, как рассеивалась в воздухе пыль, скрывающая землю от солнца. Точно так же рассеивалась и взметнувшаяся из всех закоулков пыль в сознании зараженных, проясняя его и открывая его носителям их общие цели. Этакое сверхсознание, коллективный разум, выкристаллизовавшийся всего-то несколько дней спустя начала инфекции, собирал зараженных вместе и вел их в неизвестном для Виктора направлении.

Одно ясно, зомби становятся слишком сильными и опасными, и пора бы решать этот вопрос с помощью остатков армий разных государств. Жаль, конечно, города, архитектуру и память, но, если уж выбор стоит между окончательным уничтожением крупнейших оплотов цивилизации и жизнью, решение очевидно — рисковать. Причем не только памятниками архитектуры, но и своими жизнями. Возможности ответного удара у зомби растут ежечасно, пора бы пресечь это мракобесие.

А вот и ставший за эти два дня хорошо знакомый дом и подъезд, по которому тяжелым дурманом плавала вонь разложения — трупы гнили в квартирах, куда их распихали Хамза и Виктор, и смрад пробивался сквозь одеяла и ковры, в которые завернули тела. Все говорило о том, что здесь людям больше не место.

Конечно, Анжелика удивилась и даже слегка возмутилась из-за такой спешки, но Хамза собрал остатки терпения и объяснил, что город могут начать бомбить в любой момент, что зомби здесь наверняка не меньше миллиона, а значит, церемониться не будут.

В подтверждение его слов в квартиру через приоткрытое окно ворвался оглушительный грохот.

Хамза автоматически присел и прикрыл голову руками, а Виктор с Анжеликой остались стоять, разинув рты. Авиаудар пришелся на ппару километров западнее. Пыльная туча вперемешку с дымом взмыла в воздух, тонко задребезжали стекла, откликаясь дрогнувшей земле.

— Не успели, — процедил Хамза, поднимая голову. — Они уже начали.

Новые взрывы сотрясли Париж. Один раз бабахнуло совсем рядом, и тогда стекла не выдержали и брызнули осколками. К счастью, Виктору и Анжелике хватило ума отойти от окон подальше.

Виктор насчитал двенадцать ударов, после которых весь город завыл автомобильными сигнализациями. Какофонию дополнял рокот авиационных моторов, доносившихся сквозь облака.

— Это не конец, — предупредил Хамза, недоверчиво выпрямился, подошел к Виктору и Анжелике. — Не знаю даже, бежать сейчас или ждать здесь и рисковать.

— Ждать, — немедленно отреагировала Анжелика и вцепилась в крепкую руку Хамзы. — Я никуда не иду, ни-ку-да. В этот раз точно, и не надо снова бить меня по лицу.

Виктор с удивлением уставился на Хамзу, тот сделал непонимающее лицо, которое сменилось на укоризненное, когда Хамза обратился к Анжелике.

— Скажи спасибо, что не оставил тебя тогда, а потащил за собой, а то сейчас ты была бы для них хорошей мишенью.

Он показал пальцем вверх. Один из самолетов снизился, и Виктор различил стремительные очертания темного корпуса. Участок, подвергшийся бомбардировке, наверняка представлял собой бесформенное серое месиво, затянутое к тому же непроницаемым облаком пыли и дыма.

Никто сперва не понял, как это произошло. Образовавшееся после ракетного удара мутное облако прорезал ослепительный перламутровый луч, различимый в своей неземной яркости даже на фоне дневного неба. Достигнув самолета, он 'подсветил' его хищный корпус и дернулся вниз.

Самолет заревел, нос устремился к небу, точно ребенок, просящийся, на руки к матери, но взлететь не удавалось. Стальную птицу все сильнее тянуло вниз, и сопротивления мощного мотора хватило лишь на пару секунд. Виктор, Хамза и Анжелика остолбенело наблюдали, как бомбардировщик камнем рухнул вниз, рассекая воздух своей массивной тушей. Он с треском упал прямо в серую завесу, дополнив ее новым всплеском пыли и обломков.

Второй пилот проявил сообразительность и сделал все, что мог, чтобы ретироваться, но и ему не дали уйти. Точно такое же 'щупальце' присосалось к днищу самолета и потащило к земле. Нос воздушного судна послушно опустился вниз, и из-под крыльев вырвалась ракета, а следом за ней еще одна. Обе взорвались в десятке метров над землей, разбившись о незримую преграду, выставленную могущественным врагом. Хотя в момент взрыва она как раз-таки стала видимой, на долю секунду сверкнув, и тотчас вновь исчезла. Да это же силовое поле из фантастических фильмов восьмидесятых, ни дать ни взять!

Хватка на миг ослабла, а потом яростная сила вдруг швырнула самолет, как детскую игрушку. Он летел с огромной скоростью, бешено вращаясь, и Виктор понял, куда целились зараженные. Преградой стала Эйфелева башня, принявшая на себя чудовищной силы удар. Казалось, что прочнейшая металлическая конструкция выдержит атаку, но оглушающий хруст опор известил об обратном.

Самолет разорвало и разметало на бесчисленные обломки, и на глазах изумленных людей прочнейшая конструкция символа Парижа надломилась. На миг Эйфелева башня стала Пизанской, а потом ее верхняя часть со всевозрастающей скоростью понеслась навстречу земле.

— Бежим, — Хамза первый вскочил на ноги. — Берем только оружие, нет времени. Давайте, давайте, и только пискни, Анжелика!

Та и не думала возражать. Она была неглупой девушкой и прекрасно понимала, что оставаться в квартире больше не имеет никакого смысла. Мужчины разобрали самое тяжелое — ящики с патронами, и ей осталось лишь хватать все, что подвернется под руку и что она сочтет полезным.

Лихорадочно хватая все самое необходимое, Виктор снова с удивлением отметил, что вполне может ясно соображать, пока руки в фоновом режиме делают свое дело. В уме билась мысль о том, что теперь ни у них, ни у кого-то еще против зомби нет просто-напросто никаких шансов. Он видел то, что видел. Да, бомбардировщики частично выполнили свои задачу, но, скорее всего, зараженные не свалили их сразу лишь потому, что не знали, какую угрозу несут самолеты. А теперь знают. И впредь не подпустят к себе.

Как они делают, черт их дери? Телекинез? Ладно, допустим. Но на таком расстоянии? Разве что... Разве что, когда их много, они способны аккумулировать энергию всех членов своей гигантской стаи и бить концентрированно. Боги, какой бред! Это ж вообще такая нелепица, что даже артхаусные режиссеры со своими порой гениальными идеями нервно курят в сторонке, кидая завистливые взгляды на внезапно сбрендившую реальность.

Под грохот шагов по подъездным ступенькам Хамза велел Виктору следовать за ним — он выведет машины из Парижа через восточную часть города, а потом они разойдутся каждый в свою сторону. Виктор, услышав это, искренне обрадовался. Автомобильные дороги французской столицы оставались для него загадкой, он легко мог заплутать в их хитросплетениях и потерять кучу времени, а то и вляпаться в историю с коротким и печальным концом.

Хамза вывел джип из двора, затем, попетляв по переулкам, вырулил на широкую дорогу. Голова тут же отозвалась болью, и Виктор едва не впечатал только обретенный автомобиль в здоровенное дерево. Перед глазами на миг возникла страшная картина — стремительно несущийся вниз снаряд, взрыв, запах паленого мяса и разлетевшиеся повсюду останки тел. Кипящая злоба, вся обратившаяся на этого железного змея, обхватила его, подобно лассо, и увлекла к земле не обращая внимания на жалкие попытки оторваться. Один упал, второй тоже, но остальные скрылись! Месть! Месть!!!

С трудом Виктор отбрыкнулся от вторжения зараженных. Не притормаживая, он резко выкрутил руль влево, объезжая препятствие, а потом обратно вправо, возвращаясь на серый асфальт сразу за Хамзой. Хамза резко прибавил скорость, видно, тоже старался как можно скорее покинуть зону поражения.

Быстрый взгляд в зеркало заднего вида — ужас, в левом глазу не выдержали капилляры, и белок налился кровью. Мир помутнел, глухая стена с потрясающей легкостью отсекла все звуки, и впереди показались зомби. Они бежали, и их было очень много. А вот и еще бегут, справа. Слева чисто, но туда на машине не уйти. И все так медленно, так неторопливо, лишь мысли продолжают нестись с неимоверной скоростью. И куда торопятся? Ясно куда. Люди, все и каждый, виновны, пора выставить им счет и добить жалкие остатки непутевого племени, его срок годности давно истек.

Хамза высунул дробовик из окна. Его машину резко мотнуло, он с трудом удержал руль и начал стрелять. Раз, два, три, четыре, дюжина убитых и раненых на асфальте. Анжелика истошно визжит, слышно даже Виктору. На морды зомби вернулась злоба, да только это была не та тупая ярость, виденная еще двумя днями ранее, а вполне направленная, осмысленная агрессия. У них был конкретный враг, и они расправлялись с ним осознанно, отдавая себе отчет в своих действиях.

Серебристый джип был уже совсем близко к прореженной дробью толпе, и, казалось, что сейчас зараженные дрогнут и раздадутся в стороны, но не тут-то было. Они еще плотнее сомкнули ряды и встали, как вкопанные. Джип вдруг взмыл вверх, на секунду замер в воздухе, а потом кубарем покатился прочь. Он сделал шесть или семь оборотов через крышу перед тем, как остановиться.

Машину искорежило так, что теперь было трудно поверить, что еще пару секунд назад она куда-то ехала и вообще имела форму. Виктор понял, что это, похоже, конец, а пути обратно нет — зомби, заходящие справа, были уже совсем близко, не развернуться, да никто б и не позволил.

Внутри все похолодело и сжалось в предвкушении страшной смерти. Все, Виктор, приплыли. Нежданчик, как говорится. Он уже ощущал, как и без того небольшой автомобильчик сжимается, скрипя и кряхтя, и как трещат ребра, острыми осколками вспарывая бешено стучащее сердце. Только бы не мучиться, не корчиться, пусть сразу. Бедная мама...

Виктор сделал то немногое, что только мог — надавил что было сил на педаль газа. Стрелка спидометра бодро скакнула вверх, за секунду достигнув отметки 'сто', когда рено врезался в толпу.

Эти твари обладали поистине безумной реакцией. Они отскакивали от стремительно надвигающейся угрозы так быстро, что их движения ускользали от человеческого зрения, подобно взмахам крыльев колибри. Просто стоял человек, и вот его здесь нет — он уже в метре от тебя, как будто телепортировался. Виктора тут же осенила страшная догадка. Зомби не отпрыгивали сами, их оттаскивали сородичи, как будто дергая за ниточки, вот чем вызвана эта странность, режущая глаз порывистость их движений, куда более заметная, чем в первые дни.

Понять, почему его не постигла участь Хамзы, Виктор так и не успел. Голова налилась такой сильной болью, что обозримая действительность сузилась до крохотной точки, через которую Виктор с трудом видел несколько метров дороги. Его пытались атаковать, с ним тоже хотели разделаться.

Как только Виктору удалось отразить натиск на свой ум, зомби начали действовать жестче и ударили по машине. Но они не могли опрокинуть или развернуть ее, не потеряв при этом своих людей — автомобиль все равно бы зацепил с десяток зараженных, причем зацепил бы серьезно. Врага подпустили слишком близко.

Удача снизошла на Виктора — там, где заканчивалось скопление монстров, начинался крутой поворот направо. Виктор вынужденно сбросил скорость, боясь вылететь с дороги. Но теперь у зомби был призрачный шанс остановить его, как только рено отъедет от толпы и не придется рисковать своими. Все решат доли секунды.

Такому вхождению в поворот, наверное, мог позавидовать даже профессиональный гонщик. Виктор сделал все просто идеально, и спустя мгновение его скрыла спасительная стена высокого офисного здания, за угол которого он и повернул.

Уже знакомый сияющий белизной хлыст, похожий на кустарную декорацию к дешевому триллеру, прянул вслед, но промахнулся. Первый его удар рассек ставший слишком плотный воздух и обрушился на то место, где мгновение назад была машина Виктора, оставив глубокую трещину в асфальте. Второй выпад пришелся на офисный центр, укрывший улепетывающего врага своей громадой. С грохотом и звоном осыпались стеклянные стены, погнулись опоры, здание с тяжелым хрипом накренилось, и замерло, так и не обрушившись полностью.

На прямой зомби достанут его, что им стоить забежать за угол и еще раз занести свой бич, хорошо видя цель? Поэтому Виктор начал исступленно и хаотично петлять по переулкам, стараясь строго придерживаться направления главной дороги. Зараженные частично обвалили еще два жилых дома и смели с десяток автобусных остановок, прежде чем Виктор окончательно вырвался из их цепких лап.

Он пришел в себя лишь когда под колесами многострадальной побитой машины начали таять километры широкого шоссе, ведущего в Бельгию. Виктор даже и предположить не мог, каким таким чудесным образом он самостоятельно разыскал нужную дорогу — наверное, в режиме автопилота ориентировался по знакам, пока взбудораженное сознание после всего увиденного и пережитого срочно подыскивало себе новую точку опоры, чтобы вернуться с из преисподней на землю.

Виктор действовал чисто механически, давно бросив бесплодные попытки достучаться до своей 'думалки'. За спиной остались хорошо знакомые пейзажи — грязный пригород с кучами мусора и растрескавшимся асфальтом, перетекающим в гладкое и прямое как стрела шоссе.

Сочные поля, идеально ровные квадраты которых Виктор прежде видел только в иллюминатор самолета, теперь раскинулись по обе стороны. Вдалеке белели ветряки, задорно молотя лопастями воздух и вырабатывая никому ненужную электроэнергию. В небе на огромной высоте пронеслись три боевых самолета. Да, их ряды сегодня поредели, впредь будут начеку. Кто ж знал, что эти чудовища на такое способны. Военные теперь наверняка вообще растеряются и перейдут в глухую оборону, не желая больше подвергать и без того немногочисленный оставшийся личный состав смертельному риску.

В ушах еще шумела кровь, но мысли плавно остывали, принимая привычную форму. Ясность помалу возвращалась, а вместе с ней и горечь недавней потери, и осознание полной беспомощности перед невероятным врагом.

— Да мать вашу! — прокричал Виктор. — Это что ж получается, я опять один остался. Ладно, это мы еще переживем. Бедный Хамза. Анжелика, бедная... Суки, выродки, что ж вы творите-то, а?! Откуда вы вообще взялись?! Кто вас сюда послал?.. Мы ведь так хорошо жили...

Гнев разливался тяжелой кипучей волной, заполняя собой каждую клеточку тела и каждый уголок разума. Виктор резко нажал на педаль тормоза. Шины возмущенно взвизгнули, оставляя темный тормозной след на ровном, как стекло, асфальте.

С пинка открылась водительская дверь, жалобно скрипнувшая и еле удержавшаяся на петлях. Виктор выбежал наружу, охваченный яростью и отчаянием. Так хотелось чем-нибудь по чему-нибудь врезать, но вокруг были лишь асфальт, земля и железо отбойника, разделяющего разные направления движения. На секунду задумавшись, Виктор подбежал и подошвой что было сил пнул ни в чем неповинное ограждение. Металл упруго колебнулся, и нога отскочила обратно. Виктор ударил еще несколько раз, а потом силы резко иссякли. Из него будто вытащили позвоночник, тело все обмякло. Сразу захотелось сесть, и он тут же сделал это, привалившись спиной к покрывшемуся следами подошвы отбойнику. Еще бы закурить, да за сигаретами надо идти в машину.

Когда он плакал в последний раз? Должно быть, в школе. Да, наверное, это было в девятом классе, когда, возвращаясь домой, Виктор в подъезде ненароком попал под раздачу вечно пьяного соседа, отмотавшего в общей сложности лет двадцать. Тогда он заливался слезами от неожиданной и совершенно беспричинной обиды, вихрем вылетев прочь из подъезда, прикрывая расквашенный нос. Рассказывать родителям о случившемся не хотелось, ибо отец непременно пошел бы выяснять отношения, а соседу ничего не стоило пырнуть его ножом и вернуться в хорошо знакомое место с понятными и близкими сердцу законами. Только отца уже не вернешь, да и что толку от такой мести? Так что оставалось только реветь от несправедливой обиды и пережидать на холодной улице, пока эта гнида не скроется в вонючей квартире.

С тех пор Виктор не давал себе волю, даже в драке, даже в тяжелые моменты. Как будто берег право, которым настоящие мужчины пользоваться могут только в самых исключительных случаях, на потом.

Случай настал, и слезы полились ручьем, а лицо стянуло в такую гримасу, что Виктор бы сгорел от стыда, посмотрись он сейчас в зеркало. Рыдания сотрясали его все сильнее, превращаясь в судороги, соленая влага застилала глаза. Жалость к недавно приобретенным и только что утраченным товарищам как-то незаметно перетекла в жалость к самому себе. Сколько Виктор не взывал к совести и не одергивал себя — это же не он, в конце концов, остался погребенный под грудой острого металла, не он умер страшной смертью, возможно, в мучениях и страданиях — но сердцу не прикажешь.

Он снова остался один, совершенно один. Все навалилось скопом. Единственная женщина, кого он по-настоящему любил, использовала его как трамплин, дожидаясь подходящего случая, чтобы перескочить повыше, ухватившись за более приемлемый вариант. Наверное, поэтому Лена всегда на корню отметала все разговоры о детях. И чем он думал? Почему раньше не расшифровал столь понятные знаки? Даже родители, поначалу деликатно молчавшие, в последние пару лет нет-нет да и намекали на то, что жена явно темнит. А Виктор ее защищал, оправдывая Ленино поведение нормальным для современной женщины желанием сделать карьеру и реализовать себя и свои амбиции. Огрызался на родителей, обвинял, что им только внуков подавай, а остальное неважно. Эх...

А Хамза! Хороший был мужик Хамза, смелый и справедливый. И так нелепо погиб. Его жизнь, и без того полную жестокости и смерти, оставивших неизгладимый след, но не изуродовавших душу, безжалостно отняли не ведающие никакой жалости существа. Существа, почти неделю назад увлеченно копошившиеся в своих уютных мирках, переживая из-за безответной любви, решая проблемы на работе и время от времени задумываясь, чего же все это ради и заливая непонятное алкоголем. Сегодня с людьми они уже не имели ничего общего, даже внешне зараженные начали меняться. Человеческие тела были их пристанищем, но куколке пора превратиться в бабочку.

Даже воздух, получивший долгожданный отдых от бесконечного шума и дыма (хотя, как сказать — пожаров хватало), теперь становился другим, чужим и незнакомым. Где-то внутри зародилось и помалу крепло предчувствие того, что все это лишь цветочки, и ждать ягодок долго не придется — увертюра уже сыграна. Мир больше не принадлежал людям, и те бесы, что вселились в тела мирных и не очень обывателей, преследовали теперь какие-то свои цели, явно идущие вразрез с целями тех, кто сохранил разум и душу.

Доживающие последние дни сотовая связь и Интернет с обваливающимися по принципу домино страницами и ресурсами казались насмешливым отголоском вчерашнего дня, полного забот и тревог, заставляющих забывать о самом главном. Но уютное, знакомое вчера перетекло в смертоносное завтра.

Что делать теперь? Ехать, куда запланировал, куда деваться. Попытка связаться с родителями не увенчалась успехом, и без того скромная сумма денег на счету закончилась, да и заряд телефона вот-вот исчерпается. В суматохе двух последних дней Виктор совсем забыл подключить телефон к генератору автономного питания в квартире Хамзы, а аккумулятор оказался на удивление слабым.

Связи нет, по крайней мере, у него. Чтобы раздобыть новую симкарту и мобильник, нужно заехать в какой-нибудь населенный пункт с большим магазином. Что ж, придется, хоть и вовсе не хочктся.

А вот чего хотелось, так это сорваться в путь и ехать как можно быстрее, пока на приборной панели не загорит желтым крохотная лампочка бензобака. Тогда нужно выйти из машины, позаимствовать топливо у тех, кому оно уже ни к чему, и продолжить сумасшедший бег, не останавливаясь ни при каких обстоятельствах.

Родная земля вдруг стала такой манящей и такой далекой, что Виктор готов был ехать хоть двое суток напролет, лишь бы поскорее увидеть с детства знакомые поля, озера и густые леса, с мудрой хмуростью взирающие на мир. Вековым деревьям многое довелось повидать, но такого, что происходило в данный момент, навряд ли.

Виктор встал, протер глаза разящим потом рукавом и размял спину, наслаждаясь негромким хрустом костей. Накатившая волна катарсиса бережно обняла его и понесла вперед, и вот он уже заводит мотор и включает передачу.

За окном мелькают деревья и редкие домики, и ярко-розовый диск солнца, нашедший брешь в облачном покрывале, опускается все ниже, кокетливо прячась за верхушками раскинувшегося вдалеке леса. Он еще не исчез до конца, когда на западной потемневшей части небосклона за пеленой туч зажглись первые холодные огоньки.

Теплый день нехотя уступил вахту короткому вечеру, который бесцеремонно вытолкнула нетерпеливая ночь, отпустив ему пару коротких часов. Свет фонарей и вывесок больше не мешал ей безраздельно властвовать над миром, на место беспокойных и непоседливых муравьев-людей пришла совершенно новая сила, только-только вступающая в свои права.

Шелестели шины, оставляя позади метры и километры, и свет фар широким конусом выхватывал расстилающуюся впереди дорогу, то прямую, как стрела, то петляющую в замысловатых изгибах. Путь был бесконечно долог, но само движение уже было наполнено смыслом и, следовательно, жизнью. Виктор твердо смотрел вперед, уверенно держа руль. Он знал, где находится конечная точка его путешествия, как знал и то, что должен туда добраться. Когда есть цель, даже такая незатейливая, все становится проще.

Он доберется до семьи, все устаканится, люди найдут управу на поганую нежить, и все начнется сначала. Жизнь войдет в колею, и он останется дома, к черту эту Америку. Сослуживцы, если уцелели, помогут, наверное, с продажей его небогатого скарба в виде машины, мебели и плазменного телевизора. А если и нет — не беда...

Прохладный ночной ветерок ворвался в открытое окно, принеся с собой не только свежесть, но и новый звук, который монотонно тянулся, изредка меняя тональность, похожий на голос какого-то духового инструмента с очень широким диапазоном.

Уже зная, что увидит, Виктор повернул голову влево. Он разинул рот, не в силах подобрать слова даже для того, что объяснить происходящее самому себе. В нескольких километрах от дороги зомби столпились на вершине холма, окруженного лесом. Они стояли, разгоняя тьму окутавшим их искрящимся светом. Этот звук шел от них, но не из головы Виктора, как прежде, а снаружи — зараженные были слишком далеко, чтобы снова влезть в его разум.

Зомби пели. От иномирных голосов испуганно и мелко дрожала земля, деревья под темным напором склонились, брезгливо отворачиваясь от зараженных. А те затянули свою заунывную, но дьявольски прекрасную песню, заставляющую резонировать все вокруг.

Через дорогу прочь от зараженных побежали лесные животные. Виктору пришлось снизить скорость, чтобы пропустить белок и зайцев, кабанов и лис, проскочил даже здоровенный лось, испуганно фыркая и в упор не видя человека в маленькой машине.

И тут небеса соединились с землей широким столбом света, сейчас особенно яркого, и вокруг стало светло, как днем. Перепуганные животные в панике припустили еще быстрее, торопясь нырнуть в лес на противоположной стороне дороги. Они толкались и пробивались вперед, хищники даже не смотрели в сторону травоядных. Инстинкт самосохранения был сильнее, и он гнал их прочь от проклятого места.

Виктор остановил машину, неторопливо закурил и вышел. Его все равно трясло так, что он не мог ехать дальше. Было бы глупо попасть в аварию сейчас, ночью, на пустой дороге, когда до дома полтора-два дня пути.

Как только он увидел светлое зарево над оставшимся далеко позади в стороне Парижа, почему-то стало ясно, что спешить уже некуда. Просто захотелось посмотреть, что будет дальше. Через минуту к первому светопредставлению присоединилась еще одна группа зомби, находившаяся на порядочном удалении от шоссе — лишь слегка посветлело небо на юге, у самого горизонта. Прошло несколько долгих мгновений, и еще два луча ударили в вверх, один совсем близко, за лесом, а другой вдали, на северо-западе.

Что ж, похоже, следующий этап уже начался. Виктору вдруг подумалось, что, коль скоро завязка плавно перетекла в кульминацию, ему стоит поторопиться — перед смертью очень хотелось повидать семью, уж лучше умереть рядом с родными людьми, чем здесь, на чужбине. Он уже не питал иллюзий по поводу будущего, оно обещало быть мрачным и с предсказуемым финалом.

Маленький темно-зеленый рено вновь помчал на восток, и вскоре, по мере удаления от французской столицы, небо над дорогой вернуло свой ночной цвет, а заодно очистилось от бесформенных туч.

На черном покрывале вновь проступили звезды, знакомые, привычные и бесконечно далекие, не согласные с хмурыми мыслями одинокого путника. Они улыбались Виктору, подбадривая его и говоря, что, возможно, это все-таки еще не конец.

Друзья, спасибо большое за то, что прочитали эту книгу. В данный момент я работаю над редактированием продолжения и одновременно завершения этой истории, написанной чуть больше года назад и нечаянно найденной на жестком диске.

Если кто-то из вас желает материально поддержать мой проект, вы можете сделать это следующими способами:

WebMoney — R398893738155

Сбренбанк — 5469 6800 1021 1219

Яндекс.Деньги — 41001536843983

Также книга участвует в проекте Сбор-Ник, и вы можете сделать свое пожертвование здесь:

http://www.sbor-nik.ru/kick.jsp?id=sbor5644829883105280

Разумеется, это совершенно не обязательно. Главной вашей благодарностью было и остается ваше драгоценное время, которые вы посвятили этой истории, а также то, что вы рассказали о ней своим друзьям. Мы не прощаемся с вами, но ненадолго расстаемся, чтобы совсем скоро, через несколько недель, встретиться вновь! Спасибо и до скорой встречи! Продолжение уже в разработке!