Разобрались, правда, быстро, даже свидетели не потребовались — установленная в зале камера наблюдения со свойственной электронике скрупулезностью зафиксировала, что происходило и кто начал драку. Французов утащили в госпиталь — прежде чем представить перед судом, их надо было как минимум поставить на ноги. Ничего серьезного им, правда, не грозило — штраф, компенсация за причиненный ущерб и, если подвергнувшиеся нападению русские в лице Соломина, Джораева и Бьянки (для девушки было шоком узнать, что ее, оказывается, считают здесь русской) решат подать жалобу, пара месяцев исправительных работ. Соломин, впрочем, жалобу подавать не собирался, да и его товарищи тоже — зачем? Только лишние бумажки, а французы и так свое получили — им еще лечение свое оплачивать, это суммы немалые. Это для русских лечение бесплатное, а чужим в России лучше не болеть — лучшая в мире медицина и стоит соответственно, и тратить время непонятно на кого врачей не заставит никакая клятва Гиппократа.
А вот когда они уже покидали дежурное помещение, и начались неприятности. Навстречу им в коридоре попалась группа офицеров с базирующейся здесь эскадры, которые возвращались на свой корабль с отдыха. Для Соломина так и осталось загадкой, кто их узнал, а главное, откуда этим офицерам был известен род их занятий, однако между офицерами пробежал легкий шепоток, и один из них, капитан-лейтенант лет тридцати, брезгливо скривил губы и бросил:
— И здесь пираты. Что этой швали у нас понадобилось?
Джораев моментально покраснел — от предков ему достался вспыльчивый характер. Соломин не успел удержать своего подчиненного — тот шагнул вперед и дважды врезал хаму по щекам тонкими кожаными перчатками.
Наступила тишина, такая, что было слышно, как жужжит какой-то местный аналог комара. Тишина была вязкой, она ощутимо давила на уши, и было от чего — пожалуй, впервые для большинства присутствующих, обнаглевший пират нанес оскорбление русскому офицеру, демонстративно, при всех. За это убивали.
Точнее, за подобное убили бы любого нерусского, причем сразу. Если за границей расклады были чуть иными, то на территории Российской империи за нападение либо публичное оскорбление дворянина или офицера (статус офицера в период службы и после выхода на пенсию был приравнен к дворянскому) иного наказания чем смертная казнь не предусматривалось. К своим отношение было проще — если это совершил штатский, не имеющий титула, то ему банально набили бы лицо, а дворянина (или, опять же, офицера) вызвали бы на дуэль. А вот статус пирата, пусть и русского, был несколько неопределенным, хотя к пиратам "настоящие" военные традиционно относились несколько брезгливо.
Прелесть же сложившегося положения заключалась в том, что среди молодых (самым старшим был все тот же тридцатилетний капитан-лейтенант) офицеров обстрелянных, похоже, не было. Они несли службу в тихом районе, были хорошо подготовлены, но вот по-настоящему воевать им не приходилось. Конечно, будь при них оружие, дальнейшие расклады были бы непредсказуемы, но оружия-то у них как раз и не было — закон независимой, пускай и формально, планеты приходилось соблюдать. Так что же им, пытаться заколоть Джораева кортиками? Так ведь не сумеют, да и не готовы они к подобным действиям...
Ситуацию разрулил вышедший из-за угла мужчина лет тридцати пяти, с погонами капитана второго ранга. Увидев, что происходит нечто не совсем понятное, он рыкнул:
— Отставить! Смирно! — потом перевел взгляд на Соломина, и лицо его вытянулось от изумления. — Товарищ капитан первого ранга...
— Вольно, — сделал отмашку Соломин. — Пасынков, это ты, что ли?
— Так точно!
— Японский городовой, а это что, твои парни?
— Так точно...
— Да что ты заладил так точно, так точно... Я, если ты не заметил, в отставке, так что говори нормальным языком. Ты какими судьбами здесь?
— Командую крейсером "Ирбис", базируемся здесь. А вы, я слышал, на вольные хлеба подались?
— Ну да, собственная эскадра, уже четыре корабля. Наших, естественно.
Пасынков присвистнул:
— Здорово!
— Ну так... Чай, не дети уже. Долго еще здесь будешь?
— С неделю примерно. Корабль встал на плановый ремонт.
— Я столько же, поэтому завтра прошу ко мне. Номер дока...
— Да я знаю, где твой корабль ремонтируется. Не знал только, что именно твой. Где нашел красавца?
— Завтра и расскажу. За рюмкой чая.
В этот момент был еще очень хороший шанс все замять, свести к недоразумению. Пасынков когда-то был штурманом на крейсере, которым командовал Соломин, они хорошо друг друга знали. Да и вообще не было ничего удивительного, что встретился знакомый — прослужив на флоте всю жизнь и достигнув немалых чинов, сложно не обрасти знакомствами. Если бы остальные промолчали, то на этом все бы и закончилось. Джораев промолчал. Отхлестанный по щекам офицер не захотел.
Короче говоря, все закончилось формальным вызовом на дуэль. Конечно, будь Джораев иностранцем, или не будь он дворянином — какая там дуэль? Нападение на гражданина Российской империи карается везде и одинаково, однако сейчас была иная ситуация. Джораев был русским, и гражданства его никто не лишал. По законам империи он не был преступником, так как на территории России никаких преступлений не совершал, а что уж он творил за ее пределами — только его дело. Он был офицером, пускай и в отставке, а главное, он был дворянином. Не будь этого, последнего обстоятельства, все можно было бы замять, однако дворяне, даже не служащие, в отношении отстаивания своей чести были равны офицерам. Вот и понеслось...
Правда, как вызванный, он имел право на выбор оружия. Флотские привыкли к дуэльным шпагам — оружию, которым весьма сложно убить, хотя можно здорово попортить внешность, шрамы эти клинки, предназначенные исключительно для рубящих ударов, оставляли довольно жуткие. Десантники придерживались чуть другого кодекса, и это было для противника Джораева полной неожиданностью. Больше всего это походило на одну из разновидностей дуэлей на Диком Западе — дуэлянты заходили в пустое помещение с определенным количеством патронов в обойме пистолета, а выходили или расстреляв патроны, или после безоговорочного поражения одного из них. Был вариант с использованием бластера, но Джораев предпочел все же пистолет.
Откладывать не стали. Пустое помещение нашлось сразу же — небольшой склад, которым никто давно не пользовался. Прочные стены, которые пулями не попортишь, металлические стеллажи — вот, собственно, и все. Ну и две двери в разных концах помещения — то, что доктор прописал. Длина почти полсотни метров, для пистолетов уже не слишком удобно, это давало хоть какую-то гарантию, что тот, кто зазевается, не будет убит сразу, и дуэль пройдет более-менее честно.
В роли секунданта Джораева пришлось выступать самому Соломину, хотя, узнав о происходящем, из города примчались еще несколько человек. Однако они прибыли слишком поздно, все уже было решено. Секундантом задиристого офицера вызвался быть один из его товарищей, хотя в этом виде дуэлей роль секундантов была, скорее, номинальной.
Джораев был абсолютно спокоен — уж он-то мог быть уверенным в себе. Его противник, напротив, нервничал — до него, похоже, дошло, как он вляпался, но сдавать назад было поздно. Дуэльный кодекс — штука серьезная, думать надо до того, как он пришел в действие, после вызова же можно, конечно, отменить поединок, но клеймо труса и конец карьере будут наградой отказавшемуся от боя. Конечно, случались и прецеденты, когда отказ не портил репутации, но сейчас был явно не тот случай.
Результат был неожиданным, хотя и закономерным. Все ожидали хотя бы короткой перестрелки, но камеры наблюдения показали лишь, как оба дуэлянта одновременно шагнули каждый в свою дверь, после чего Джораев одним плавным, текучим движением скользнул влево, одновременно его пистолет дважды выплюнул короткие, почти незаметные даже в полумраке склада струйки пламени, и на этом, собственно, все и закончилось. Обе пули ударили его противника в грудь и отшвырнули назад. Пистолет к его конвульсивно дернувшейся руке выстрелил, однако толку от этого не было никакого — пуля ушла в потолок. На том, собственно, дуэль и закончилась.
Пять минут спустя, когда незадачливого дуэлянта унесли в реанимацию, обе группы поддержки отправились в тот же бар, с которого все и началось, уселись в разных углах и принялись активно принимать на грудь, поглядывая настороженно на своих визави. Настроение что у проигравшей стороны, что у победителей было гаже некуда, и ничего в том удивительного найти не удалось бы даже под микроскопом. Русские, вполне нормальные, не бандиты какие-нибудь, а офицеры, поднявшие друг на друга руку — это никак не могло добавить им всем настроения. И Соломин понимал, что, хотя его человек со всех точек зрения был прав, любви к ним происшедшее не добавит. А это значит, что как только корабли будут готовы к старту, лучше немедленно покинуть гостеприимную планету и минимум с полгода на ней не появляться. Конечно, сделать им ничего не сделают, но и глаза людям лучше не мозолить, пускай все немного забудется. В общем, паршивая ситуация.
Немудрено, что, как только появилась, наконец, возможность для старта, Соломин и его спутники немедленно отправились на свой корабль, откуда не вылезали больше до самого конца ремонта. Пасынков, правда, все равно прилетел в гости, как обещал, и они с Соломиным славно посидели, но все равно капитан не стал отменять своего приказа, что экипажем было встречено без восторга, но с пониманием. Да и недолго все было — ремонт подходил к концу, и уже через неделю все корабли были готовы к старту.
Самым большим минусом было то, что корабли-то оказались готовы, а вот обещанного пополнения как не было, так и нет. Соломин несколько раз связывался с Петровым, но тот "кормил его завтраками", и лишь когда капитан сорвался и высказал, не стесняясь в выражениях, все, что думает по поводу этой ситуации, тот со вздохом объяснил проблему.
Бюрократия непобедима. В Российской империи, благодаря сильной центральной власти и упрощению, благодаря этому, многих процессов бюрократов было несколько меньше, чем в большинстве стран. В свое время была затрачена масса усилий по снижению количества чиновников, но, увы, они во все времена плодились, как мухи, и в результате иногда их деятельность создавала проблемы. Сейчас была как раз такая ситуация — нет, корабль с новобранцами придет, но насколько затянется этот процесс, было совершенно неясно.
Соломину оставалось лишь выругаться сквозь зубы. К счастью, буквально на следующий день после этого разговора пришел первый корабль с пополнением — тех, которые не "сидельцы", а просто авантюристы, отправили отдельно. Благодаря этому пополнению удалось заткнуть дыры в штатном расписании, сформировать экипажи для эсминцев и даже выделить отдельную группу для пополнения экипажа "Альбатроса", но ситуацию с десантниками это не улучшило, а, скорее, даже ухудшило — часть десантников, имеющих соответствующую подготовку, перевели в летный состав. В результате сейчас имелись полноценные экипажи для космических походов и боя, но не было возможности провести намеченную операцию. Кроме того, все еще не прибыли обещанные Петровым врачи и лекарства. Кстати, транспортные корабли для их перевозки, как оказалось, не требовались — рассчитав необходимые объемы, выяснилось, что и людей, и груз можно легко разместить на собственных кораблях, что сразу снимало массу проблем.
В день, когда "Эскалибур" вышел из дока, Соломин испытал чувство законной гордости. Красавец, ничего не скажешь, и архаичные обводы ничуть его не портили — напротив, придавали особое очарование. Внушительно и неторопливо пройдя мимо в изобилии суетившейся вокруг мелюзги, линейный крейсер-исполин лег в дрейф на отведенной ему орбите, рядом с эсминцами, вышедшими на пару часов раньше. Теперь, после модернизации, боевая мощь и скорость корабля значительно увеличились, это была уже сила, с которой пришлось бы считаться кому угодно. Оставались ходовые испытания — и все, можно стартовать.
В этот день у Соломина состоялись три разговора, и все важные. Вначале он встретился с Воропаевым — пригласил старого товарища отпраздновать событие. Ну и заодно обсудили создание фирмы — Воропаев был не против, но не хотел светиться. Договорились о привлечении человека со стороны, при условии, что Воропаев за него ручается. Ничего неожиданного для Соломина в таком раскладе не было, и потому он согласился без особых нравственных терзаний.
Второй разговор касался только его самого. Ближе к вечеру он вызвал к себе Бьянку, приказав прихватить кофе. Не без основания Соломин предполагал, что в неформальной обстановке утрясти проблему будет легче. Так и получилось.
— ...в общем, девочка, слушай мой приказ, который, если ты помнишь устав, не обсуждается. Через три месяца я списываю тебя "на берег".
Сказать, что Бьянка была ошарашена — значит, ничего не сказать. Во всяком случае, слезы на глазах появились. Соломин смотрел холодно и спокойно, а потом негромко сказал:
— Хорош плакать. Жизнь только начинается.
— Я вам надоела?
— Нет. Как раз поэтому я и решил так поступить. Слезы-сопли отставить, слушай сюда. То, что я отправляю тебя с корабля, не значит, что я не хочу тебя на корабле видеть. Ты полезный член экипажа, да и твое ко мне отношение разве что слепой не заметит. Но что дальше?
— Я...
— Помолчи, пожалуйста, это был риторический вопрос. Расклады просты — сейчас ты помогаешь коку, выполняешь кое-какие простые работы. Ты собираешься заниматься этим до старости? Очень сомневаюсь, что это предел твоих мечтаний. Что же касается чувств, то, извини, все это проходящее. Даже если ты чего-то добьешься, в чем лично я сомневаюсь, то что дальше? Хочешь, скажу?
— Если можно, — девушка, похоже, овладела собой.
— Образования у тебя никакого и круг интересов, по сравнению с моим, достаточно узок. Это не показатель твоего ума или его отсутствия — это всего лишь разница в возрасте и все том же образовании. Понимаешь, свежесть впечатлений уйдет, потом останутся взаимное уважение и общие интересы. Насчет уважения не знаю, а вот с интересами проблемы будут наверняка. Поэтому я и затеял этот разговор — с возрастом мы ничего сделать не можем, а вот с образованием ситуацию поправить реально. В общем, я хочу отправить тебя учиться. Договориться у меня получилось — тебя без экзаменов примут в военное училище, не элитное, но вполне приличного уровня, где ты пройдешь подготовку согласно своим способностям. Кем станешь — не знаю, может, штурманом, может, артиллеристом, механиком, десантником... Вариантов много. Главное, ты вернешься равной среди равных, вот тогда можно будет обсуждать дальнейшие планы. Будет тяжело, и вылететь из этого училища ты сможешь запросто — у тебя три месяца на подготовку, ребята подтянут тебя по общеобразовательным дисциплинам, если что, я тоже помогу, а остальное зависит исключительно от тебя. Справишься — молодец, нет — лучше не возвращайся. И поверь, ничего запредельного там не будет — женщин в нашем флоте немного, но они есть, и как-то ведь справлялись, так что захочешь — и все у тебя получится. Как, согласна?
