Я прикусила язык, вздохнула от боли и поняла, что смогла просунуть язык мимо кляпа, достигнув кончиком уголка моего рта. Изо всех моих сил толкая кляп кончиком языка, я проделала небольшой канал для воздуха. Не больше, чем толика кислорода просачивалась через него, но это был воздух, и это все, что имело значение.
Моя голова была болезненно наклонена в сторону, лоб прижался к дереву, но я боялась двинуться, из-за страха потерять мою тонкую линию жизни — струйку воздуха, если кляп сдвинется, когда я пошевелю головой. Я сидела, не двигаясь, сжав руки, втягивая длинные, булькающие, до ужаса поверхностные вдохи, и задавалась вопросом, сколько же времени я еще смогу продержаться; мышцы шеи уже дрожали от напряжения.
Мои руки снова начали пульсировать — предполагаю, что они и не останавливались, но у меня не было времени обратить на это внимание. Теперь я заметила, и немедленно обрадовалась слепящей боли, которая опаляла каждый ноготь жидким огнем — она отвлекала от смертельной напряженности, распространяющейся вниз по моей шее и плечам.
Мышцы шеи дернулись и сократились; я задохнулась, потеряв струйку воздуха и выгнув тело, словно лук, связанные пальцы наткнулись на веревки, когда я начала бороться, чтобы вернуть возможность дышать.
На мою руку опустилась рука. Я не слышала, как он подошел. Обернувшись, я стала слепо бодаться в него головой. Меня не волновало, кто он и что он хочет, при условии, что он вынет кляп. Изнасилование казалось вполне разумной платой за выживание, по крайней мере, на данный момент.
Я издавала отчаянные звуки, скулила, фыркала и извергала потоки крови и соплей. Я яростно качала головой, пытаясь показать, что я задыхаюсь — учитывая уровень сексуальной некомпетентности, которая была продемонстрирована до этого, он может и не осознать, что я не могу дышать, и просто приступить к своему делу, не подозревая, что простое изнасилование превращается в некрофилию.
Он шарил вокруг моей головы. Слава Богу, слава Богу! Я по-прежнему держала себя сверхчеловеческими усилиями, в голове все плыло, небольшие вспышки огня вылетали внутри глазных яблок. Затем полоса ткани исчезла, и я рефлекторно вытолкнула комок ткани изо рта, мгновенно замолчав, меня рвало, и одновременно с рвотными массами выкашливался воздух.
Я ничего не ела, поэтому лишь поток желчи опалил мое горло и побежал вниз по моему подбородку. Я поперхнулась и сглотнула, вдыхая, всасывая воздух огромными, жадными, разрывающими легкие глотками.
Он говорил что-то, быстро шепча. Я не обращала внимания, не могла слушать. Все, что я слышала — было мое собственное благодарное хриплое дыхание и стук сердца. Наконец, замедляясь от безумной гонки, чтобы сохранить движение кислорода вокруг моих изголодавшихся тканей, оно застучало достаточно сильно, чтобы мое тело затрясло.
Затем, ко мне пробилось одно иди два его слова, я подняла голову и уставилась на него.
— Чт-то? — сказала я заплетающимся языком. Кашлянула, качая головой, чтобы попытаться прочистить его. Очень больно. — Что вы сказали?
В слабом зареве огня я видела только рваный, похожий на львиную гриву, силуэт с костлявыми плечами.
— Я сказал, — прошептал он, наклоняясь близко, — имя Ринго Старр что-нибудь значит для вас?
* * *
К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ меня уже ничто не могло шокировать. Я просто осторожно вытерла разбитую губу о свое плечо, и сказала очень спокойно:
— Да.
Он затаил дыхание; я поняла это только тогда, когда услышала, как он выдохнул, и увидела, что его плечи опустились.
— О, Боже, — сказал он почти про себя. — О, Боже мой.
Он вдруг рванулся вперед и резко схватил меня в объятия. Я отпрянула, придушенная удавкой на шее, которая снова затянулась, но он не замечал, погруженный в свои эмоции.
— О, Боже, — сказал он и зарылся лицом в мое плечо, почти рыдая. — О, Боже. Я знал, я знал, что вы должны быть, я знал это, но я не мог в это поверить. О, Боже, о, Боже, о, Боже! Я не наделся когда-либо найти другого, никогда вообще...
— Кхэ кх... — сказала я, срочно выгибая спину.
— Что... дерьмо! — он отпустил меня и схватил веревку, обмотанную вокруг моей шеи. Подцепил ее и дернул за петлю над моей головой, почти разрывая мне ухо в процессе, но я не возражала. — Вот дерьмо, вы в порядке?
— Да, — прохрипела я. — Раз... вяжи меня.
Он шмыгнул носом, утирая его рукавом, и оглянулся через плечо.
— Я не могу, — прошептал он. — Следующий парень, который придет, увидит.
— Следующий парень? — закричала я, насколько могла кричать сдавленным шепотом. — Что ты имеешь в виду под "следующим"?..
— Ну, вы знаете... — казалось, внезапно до него дошло, что я не жертвенный агнец, и могу возражать против послушного ожидания следующего потенциального насильника в очереди. — Эм... Я имею в виду... хорошо, не имеет значения. Кто вы?
— Ты отлично знаешь, кто я, — прохрипела я яростно, толкая его своими связанными руками. — Я Клэр Фрейзер. Кто, черт возьми, ты, и что здесь делаешь, а если хочешь вытянуть из меня еще хоть слово, ты, засранец, развяжешь меня сию же минуту!
Он снова повернулся, чтобы с опаской взглянуть через плечо, и мне смутно показалось, что он боялся своих так называемых "товарищей". Так же, как и я. Я видела в профиль его силуэт; он действительно был пышногривым молодым индейцем, тем самым, о котором я думала, что он, возможно, тускарора. Индеец... что-то щелкнуло в мозгу и встало на место, глубоко, среди сплетений синапсов.
— Проклятие, — сказала я и дотронулась до тонкой струйки крови, которая бежала из разбитого уголка рта. — Зуб Выдры. Зуб. Ты его.
— Что?! — его голова снова повернулась ко мне, он приблизил лицо, так сильно распахнув глаза, что на мгновение проступили белки. — Кто?
— Ох, черт возьми, как же его звали? Роберт... Роберт-чего-то-там... — я дрожала от ярости, ужаса, шока и истощения, прощупывая сбивчивые остатки того, что раньше было моим мозгом. Одни обломки, хотя я ведь вспомнила Зуб Выдры, так что все в порядке. Я вдруг отчетливо вспомнила, как будучи в одиночестве, в темноте, в такую же ночь, промокшая от дождя, изолированная от всех, держала в руках давно похороненный череп.
— Спрингер — сказал он и сжал мою руку с жадностью, — это Спрингер? Роберт Спрингер?
У меня хватило присутствия духа, чтобы сжать челюсть, упрямо выдвинуть вперед подбородок и держать мои связанные руки перед собой. Ни слова, до тех пор, пока он не развяжет меня.
— Дерьмо, — пробормотал он снова и бросил еще один торопливый взгляд за спину, нащупывая свой нож. Он не особо умел с ним обращаться. Если мне и нужны были какие-либо доказательства того, что он не настоящий индеец из этого времени... однако он освободил мои руки, не поранив меня, и я со стоном согнулась, засунула руки подмышки, как только кровь хлынула в них. Было ощущение, словно я — шарик, наполняющийся и растягивающийся почти до точки разрыва.
— Когда? — потребовал он, не обращая никакого внимания на мои страдания. — Когда вы пришли? Где вы нашли Боба? Где он?
— В 1946-м — сказала я, крепко сжимая плечами мои пульсирующие руки. — В первый раз. В 1968-м — во второй. Что же касается мистера Спрингера...
— Во второй... вы сказали, во второй раз? — его голос повысился в удивлении. Он притушил его, виновато оглядываясь назад, но шум мужчин, играющих в кости и спорящих вокруг огня, был более громким и заглушил обычное восклицание. — Второй раз, — повторил он более мягко. — Так вы сделали это? Вы вернулись?
Я кивнула, сжимая губы, и немного покачалась взад и вперед. Я думала, что мои ногти будут взрываться при каждом ударе сердца.
— Что насчет тебя? — спросила я, хотя была уверена, что уже знаю.
— 1968, — сказал он, подтверждая мои мысли.
— В каком году ты появился? — спросила я. — То есть, как давно ты здесь? Эм... сейчас, я имею в виду.
— Ох, Боже, — он присел на корточки, запустив руку в длинные, спутанные волосы. — Примерно могу сказать, что я здесь почти шесть лет. Но вы сказали — во второй раз. Если вы перенеслись обратно домой, на кой хрен вернулись сюда? О-о-подождите. Вы не вернулись домой, вы попали в другое время, не в то, из которого пришли? Откуда вы начали?
— Шотландия, 1946 год. И нет, я вернулась домой, — сказала я, не желая вдаваться в подробности. — Кроме того, мой муж остался здесь. Я вернулась специально, чтобы быть с ним, — решение, мудрость которого казалась в настоящее время весьма сомнительной. — И, кстати, говоря о моем муже... — добавила я, в конце концов, начиная ощущать себя обладателем нескольких ошметков здравомыслия, — я не шутила. Он придет. Уверяю тебя, ты не захочешь, чтобы он нашел меня удерживаемую тобой. Но если ты...
Он проигнорировал это, нетерпеливо наклоняясь ко мне.
— Но это означает, что вы знаете, как это работает! Вы можете этим управлять!
— Что-то вроде того, — нетерпеливо сказала я. — Я так понимаю, что ты и твои товарищи не знали, каким образом, как ты выразился, "управлять" этим? — я массажировала одну руку другой, стиснув зубы от пульсации крови. Я чувствовала борозды, которые остались на моей плоти от веревки.
— Мы думали, что знаем, — горечь наполнила его голос. — Поющие камни. Драгоценные камни. Это то, что мы использовали. Рэймонд сказал... Но это все же не сработало. Или, возможно... возможно, сработало.
Он начал делать выводы. Я услышала волнение, снова повысившее его голос.
— Вы встречались с Бобом Спрингером, Зубом Выдры, я имею в виду. Таким образом, он сделал это! И если он сделал, может, и другие тоже. Понимаете, я думал, что они все мертвы. Я думал,... думал я остался один, — его голос стал сдавленным, и, несмотря на остроту ситуации и мое раздражение на него, я ощутила укол сочувствия. Я очень хорошо знала, каково это быть одному, потерянному во времени.
В некотором смысле, мне было ненавистно разочаровывать его, но не было никакого смысла скрывать правду.
— Боюсь, Зуб Выдры мертв.
Он вдруг перестал двигаться и сидел очень тихо. Слабое свечение костра сквозь деревья обозначило его, я могла видеть его лицо. Несколько длинных прядей поднялись на ветру. Они были единственным, что двигалось.
— Как? — проговорил он, наконец, тихим, сдавленным голосом.
— Убит ирокезами, — сказала я. — Могавками, — мой ум очень медленно снова начинал работать.
Шесть лет назад этот человек, кто бы он ни был, пришел. Это, должно быть, был 1767 год. А вот Зуб Выдры, человек, который когда-то был Робертом Спрингером, умер более, чем поколение назад. Они начали вместе, но закончили в разное время.
— Дерьмо, — сказал он, и очевидное страдание в его голосе смешалось с некоторым благоговением. — Это настоящий облом, особенно для Боба. Он, вроде, боготворил этих ребят.
— Да, полагаю, он был больше всех расстроен по этому поводу, — ответила я довольно сухо.
Мои веки опухли и отяжелели. Мне пришлось прилагать усилия, чтобы заставить их открываться, но я все еще могла видеть. Я взглянула на сияние костра, но не смогла увидеть ничего, кроме слабого движения теней на расстоянии. Если там на самом деле сидели мужчины в ряд, ожидая моих услуг, то, по крайней мере, они тактично держались вне поля моего зрения. Я сомневалась в этом и молча возблагодарила Бога, что не была на двадцать лет моложе — возможно этим все и объяснялось.
— Я встречался с некоторыми ирокезами, Господи, можете ли вы поверить, я сам пошел искать их! В этом был весь смысл — увидеть, отыскать племена ирокезов и убедить их...
— Да, я знаю, что ты хотел сделать, — перебила я. — Видишь ли, сейчас и правда не время и не место для долгих дискуссий. Я думаю, что...
— Эти ирокезы — те еще грязные двуличные существа, говорю вам, — сказал он, ткнув меня пальцем в грудь для пущей убедительности. — Вы не поверите, что они творят с...
— Я знаю. Что касается моего мужа... — я уставилась на него, и, судя по тому, как он вздрогнул, взгляд был, вероятно, весьма эффектным, учитывая состояние моего лица. Я надеялась, что так — это действие причинило мне немалую боль. — Теперь, вернемся к тому, что ты захочешь сделать, — сказала я, стараясь, чтобы в моем голосе было как можно больше властных ноток. — Ты вернешься к огню, подождешь немного, затем незаметно улизнешь, и украдкой уведешь двух лошадей. Я слышу, там поток, — коротко махнула я вправо. — В том месте и встретимся. Как только мы окажемся на безопасном расстоянии, я расскажу тебе все, что знаю.
На самом деле, я вероятно, не могла поведать ему что-нибудь чрезмерно полезное, из того что он еще не знал. Я слышала, как он сглотнул.
— Я не знаю... — сказал он неуверенно, снова оглядываясь. — Ходж, он какой-то совсем не простой. Он пристрелил одного парня несколько дней назад. Даже не сказал ничего, просто подошел к нему, вытащил свой пистолет, и ба-бах!
— За что?
Он пожал плечами, покачал головой.
— Я даже не знаю, подруга. Просто... ба-бах, понимаете?
— Понимаю, — заверила я его, балансируя на тонкой грани между вспыльчивостью и вменяемостью. — Слушай, черт с ними, с лошадьми. Давай просто уйдем, — пошатываясь, я неуклюже встала на одно колено, надеясь, что смогу хотя бы подняться на несколько мгновений, не говоря уже о ходьбе. Большие бедренные мышцы скрутило в тех местах, где Бобл лягал меня; попытка встать заставила мышцы дернуться и судорожно затрястись, что очень расстроило меня
— Дерьмо! Не сейчас! — волнуясь, молодой человек схватил меня за руку и дернул вниз к себе. Я тяжело рухнула на землю, на бедро, и вскрикнула от боли.
— С тобой там все в порядке, Доннер? — донесся голос из темноты где-то позади меня. Это прозвучало вскользь, очевидно, один из мужчин просто вышел из лагеря, чтобы облегчиться, но это подействовало на молодого индейца, как электрический разряд. Он с размаху прыгнул на меня, стукая головой о землю, и выбил весь дух.
— Все нормально... правда... прекрасно, — сообщил он своему товарищу, с нарочито сбившимся дыханием, видимо, пытаясь изобразить человека, обуреваемого похотью. Это прозвучало так, словно кто-то умирал от астмы, но я не жаловалась. Я и не могла.
Я несколько раз ударилась головой, и, в результате, не видела ничего, кроме черноты. На этот раз, правда, перед глазами плясали цветные звездочки, и, безвольно опрокинутая и ошеломленная, я ощущала, словно мирно сижу на некотором расстоянии над своим истерзанным телом. Затем Доннер положил руку на мою грудь, и я моментально вернулась обратно на землю.
— Отпусти меня немедленно! — зашипела я. — Чем, по-твоему, ты сейчас занимаешься?
— Эй, эй, ничем, я ничего... извините — поспешно заверил он и убрал руку, но не слез с меня. Он замялся немного, и я поняла, что он возбудился от этого соприкосновения — намеренно или нет.
— Пошел вон! — прошипела я яростным шепотом.
— Эй, я ничего не имею... я имею в виду, я бы не сделал вам больно, или чего другого. Просто у меня не было женщины уже...
Я подняла голову, схватила клок его волос и укусила за ухо. Он вскрикнул и скатился с меня.
Другой мужчина вернулся к костру. Услышав это, однако, он повернулся и прокричал:
