— Думаешь, ты чище меня, потому что на тебе лишь двадцать пять ушедших? — умудряется спросить Аугусто, барахтаясь. — Да, давай. Отправь меня в Тень. А потом Апрель тебя туда же смахнет, потому что у него будет двадцать четыре, так, да?
Отпускаю.
— Ты не тем решил меряться, Шеш, — Аугусто демонстративно потирает шею. — У нас слишком маленький процент выживаемости, так что надо не по одному в четверть века обращать, а чаще и больше. Намного больше. Тогда хотя бы раз в двести лет и будет новый собрат.
— Мало глотнуть нашей крови, — качаю головой, — если он слаб — кровь не поможет. Сделает хуже.
— Ага, ты каждого так выбирал, да. А толку?
— А ты брал случайных. Толку? — возвращаю ему его же фразу.
— А это, дорогой мой Наставник, — слово "Наставник" выделяет интонацией, — жизнь покажет.
— Весна покажет, кто где... — говорю присказку по-русски.
— Именно! — широко улыбается Аугусто. На лице вновь безмятежность.
Подхожу к Ветру, касаюсь силой. Дергается, поднимает на меня мутный взгляд, в котором плещется голод.
— Когда ты его кормил? — спрашиваю Аугусто.
— Позавчера. Девочку принес. Молоденькую такую, сладкую. Так пахла...
Мне это не интересно. Аугусто всегда был неравнодушен... к женскому полу. И это сохранилось, только трансформировалось.
— Хочешь есть? — интересуюсь на бенгали столетней давности.
— Да, сахиб.
— Не сахиб, — поправляю птенца. Я уже говорил ему об этом, но он, видимо, забыл. — Меня зовут Шеш. Для тебя я — Старший. Повтори.
— Старший, — выговаривает с трудом. Черты лица плывут.
— Ты сильнее голода, — говорю. — Повтори.
— Я... сильнее... голода.
— Повтори еще раз.
— Я... сильнее голода.
— Голод будет с тобой вечно. Не думай о нем. Как ты не думал о слепнях и оводах. Закрой глаза, — кладу руку на голову Ветра.
Трудно.
Аугусто с интересом вслушивается в мои слова.
— Мне ты так не объяснял.
— Потому что ты не был случайным, — недовольно отвечаю.
Подчиняясь моей силе, Ветер расслабляется. Лицо вновь приобретает человеческие черты.
Именно поэтому птенцов нельзя оставлять одних. Тень всегда рядом. И она ждет.
Алена как-то спрашивала, что мы будем делать, если появится кто-то, кто питается нами.
Но ждать — не надо. Он уже есть. Она. Тень. Тьма.
Голод накатывает.
Именно поэтому только сильный allil может заводить птенцов.
Кажется, я просижу в убежище с малышами не час и не два.
* * *
Тропический дождь — это очень много воды.
Возвращаюсь в дом, вымокший до нитки. Отряхиваюсь, стоя у двери. На улице — сплошная завеса.
— ...теперь еще раз считаем, — голос Апреля. — Один, два...
— Три! — голос Ромы.
— Молодец! Дальше?
— Четыре! Пять!
— Шесть, — недовольный голос Вити. — Семь, восемь, девять-десять-одиннадцать-двенадцать...
— Так, Витя! — перебивает его мой птенец. — Это мы в курсе, ты считать умеешь. Ты задачку дорешал?
— Нет, — бурчит Витя.
— Вот, дорешай ее, а потом будешь Роме указывать. А то Марк Витальевич не принесет вам бананов.
Поднимаюсь по лестнице.
— Я супу хочу.
— Тогда супу не принесет. Давай, не ленись. Лениться будешь, когда все знать будешь.
— А вы все знаете?
— Я? — в голосе — веселье. — Я — нет. А вот Марк Витальевич знает.
— Все-все?
— Да, все-все.
— А он мне задачку решит?
— Тогда и суп сам съест. Договорились?
— Не-е-ет!
Вхожу в комнату. Детишки сгрудились вокруг стола, на котором едва теплится огонек светильника.
— Марк Витальевич! — радуется Витя. — А мне Антон Генрихович задачку задал, а я не могу решить! Помогите, пожалуйста!
— Что за задачка? — заинтересованно смотрю на птенца.
— Про лошадей!
— Условие?
— "Тройка лошадей бежала со скоростью 24 километра в час. Сколько километров в час бежала каждая лошадь?"
— Хорошая задача, — перед глазами учебник математики за третий класс... восемьдесят девятого года. Тысяча девятьсот восемьдесят девятого. — А ты подумай.
Насупливается.
Вздыхаю.
Придется объяснять. Но чуть позже.
— ...девять, десять, — Апрель возвращается к устному счету с Ромой.
Перевожу взгляд на Аню. Делает вид, что сосредоточена над тремя кучками фасоли.
— А у тебя что, маленькая?
— Недесятичные системы счисления, — отзывается за нее птенец. — Я ей объяснял восьмеричную.
— Что тебя на математику потянуло? — фыркаю.
— Ну... ты же меня математикой нагрузил, — пожимает плечами. — Что я, рыжий — один страдать?
Вздыхаю еще раз.
Из угла муркает кошка.
Нашлась, гулена.
* * *
Август. В средней полосе — хорошее теплое время. Продаются яблоки, груши, виноград, дыни, арбузы...
В тропиках — сезон дождей.
Хороших таких дождей. Не просто проливных — тропических. Этакого не душа — потока воды. Сплошного.
В доме — сырость. Дверь разбухла, прилегает, только повинуясь силе allil. Готовить около дома нет никакой возможности, открытый очаг заливает водой — не предусмотрел Аугусто, что в доме будут жить люди, по крайней мере — дольше пары дней. Поэтому еду приходится носить из деревни, плотно упаковав и закрыв крышкой. Суп с дождем — не то, чем стоит питаться детям младшего школьного возраста.
Кошка регулярно тоскует у двери, но с отвращением оглядывает улицу, когда я предлагаю ей выйти. С еще большей ненавистью воспринимает пластиковый поддон, выполняющий роль кошачьего лотка.
Август. В сентябре детям — в школу.
Маша улетит в Англию. С Машей — нет проблем.
А вот дети Алены...
Аня носит мою метку. Она — слуга. Пусть и не осознает это в полной мере, но ее жизнь теперь рядом со мной. В обычную школу ей идти нельзя.
В прежнюю школу я не отправлю и Рому. Ему сейчас нужны нагрузки. Не просто нагрузки, а очень интенсивные, на пределе возможностей. Со слезами, со швырянием учебников в стену, с раскидыванием в стороны учебных пособий, наглядных материалов и прочего, чем пользуются педагоги и учителя. Он должен не просто восстановиться — он должен научиться пользоваться тем, что получил от меня.
Витя? Гимназия или лицей вполне подойдут. Но та же проблема, что и в прошлом году у Маши. Сколько времени моя природа будет для него секретом? Интернат?
"Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах..."
Интернат — не лучшее.
Пора возвращаться в Хабаровск.
* * *
— Ты не думал о покупке самолета? — интересуется Аугусто, когда я возвращаюсь на остров в последний раз. Осталось забрать Апреля.
— Зачем?
— Ну, будешь таскать своих людей оптом, а не в розницу, — смеется. — Ты ж четвертый раз сейчас полетишь.
— Какой самолет, Боинг? — прищуриваюсь.
— Зачем Боинг? Возьми что-нибудь простенькое, типа Cessna. Хороший вариант — Cessna 525. Хватит на всех твоих людей, а дальность полета у нее — чуть меньше двух с половиной тысяч километров.
— А у тебя есть ВВП? — фыркаю.
— Ну, тогда возьми амфибию какую, — отвечает ничуть не смутившись. Grumman Mallard неплохой. Правда, там в экипаже двое, но ты один справишься, я полагаю.
— Grumman Mallard сняли с производства, — морщусь. — Да не в этом дело. От самолета нет смысла, пока я живу в городе. Где мне приземляться? В аэропорту? Или около набережной на потеху зевакам?
— Ну, сам смотри, — пожимает плечами. — Тебе таскать, о Великий Транспортник.
— Апрель у меня получит, — улыбаюсь. — Выдумал.
— А что, я не прав? — голос Апреля. — Полетели уже.
— Полетели, — киваю.
* * *
На календаре — двадцать шестое августа. Дети возятся во дворе, играют "в магазин".
Пребывание на острове Аугусто пошло на пользу всем троим, поправились, загорели, хотя Ане пришлось несладко. По-прежнему называет меня "хозяин", хотя я и уточнил, что ей нет никакой необходимости это делать. Впрочем, настаивать не буду — я действительно ее хозяин.
Главное, чтобы не проговорилась на людях.
Хотя бы еще лет десять.
Учителей для Ромы придется искать тщательно. Психологов, педагогов, дефектологов — пруд пруди, но мне нужны те, кто воспримет мои указания по обучению неукоснительно, без попыток утвердить свое "единственно верное" видение.
Мой опыт все равно больше.
Даже без учета выпитого.
Смотрю, как дети обдирают растущий во дворе вяз, определяя его листья на "денежки". На земле — "товар" — камешки в обертках от конфет, горстка песка, какая-то солома и колоски овсюга.
Маше и Вите игра интересна. Рома больше играет "за компанию", слабо понимая, что происходит. Аня играет, потому что больше играть не с кем.
Витю придется тоже учить, но не так, как Рому. У него сформировались не очень хорошие черты характера — он ленив, пытается равняться на Рому. Это понятно, ведь Аня всегда была старшей, а значит — более умной и умелой. Да и внимание их матери было больше сосредоточено на Роме. Рома младше всех, вдобавок — умственно отсталый. Ему, в отличие от других детей, одно и то же надо объяснять не несколько раз, а несколько десятков раз.
Поэтому Витя и привык лениться.
Аня совершенно на них не похожа. Старательная, без вопросов выполняет требуемое. Внимательна к мелочам.
Хорошая слуга.
Будет выполнять все мои пожелания.
Вопрос в том, что я хочу.
У меня слишком много людей.
Особенно детей.
* * *
Агентств по подбору нянь и репетиторов — полный Интернет. Просматриваю анкеты, дипломы, сертификаты-аттестаты. Выбрать подходящих несложно даже на расстоянии. Но анкеты — еще не все.
Личная встреча — важнее всего.
К абстрактному ребенку можно относиться как угодно, и будущие воспитатели могут искренне верить, что будут относиться к Роме максимально хорошо, но личная встреча с будущим подопечным решит все.
Поэтому Рома должен присутствовать на собеседовании.
Отодвигаю ноутбук, придвигаю к себе лист бумаги, беру карандаш.
Составлю план реабилитации Ромы.
Человеческий мозг — сложная штука. Как и психика. Под давлением невозможно заставить выучить. Должен быть мотив. В детстве максимально эффективен положительный мотив — ребенок достигнет наибольших успехов лишь в том, что ему нравится. И только повзрослев, человек приучается действовать из отрицательных мотивов — "не будешь учить — поставят двойку, наругают... выгонят из института..."
Рома — еще ребенок. Поэтому "заставлять учиться" бесполезно. Все должно быть в игровой форме... и максимально насыщенно, чтобы Роме было интересно.
Спустя полтора часа лист исписан. Рома будет жить в приемной семье, каждый день посещать педагогов. С утра и до вечера. Но в семье исполняющая роль матери тоже не должна давать послабления ребенку — то, что он будет изучать с педагогами, нужно повторять и закреплять. Причем не в академической форме, а в игровой. Выучили счет — вечером "мама" заставляет считать ложки на столе. Выучили породы собак — "мама" включает кино про собак, побуждая Рому вспоминать, где какая порода...
Чему и как его будут учить педагоги — на следующем листе.
* * *
Просматриваю сайты кадетских школ в Москве.
Кошка сидит на стуле, деловито облизывая белый бок, извернувшись немыслимым для человека образом.
Апрель, демонстративно смотря в другую сторону и едва ли не посвистывая, аккуратно подводит руку откуда-то снизу и сбоку и тычет кошку в пушистую шерсть. Но кошка успевает раньше. Поднимает голову и смотрит недоуменно, при этом не забыв выпустить когти и уцепиться за сиденье.
— Мр?
— Блин, я надеялся, она не заметит и свалится, — огорченно вздыхает птенец и отходит в сторону.
— Она оказалась умнее, — пожимаю плечами.
— Так всегда, — выдвигает табурет, садится. — Что ты надумал делать с детьми?
— Рому отправлю в приемную семью на год, — отвечаю. — Затем в интернат, но пока не решил, какой. Витю пока подержу рядом, но буду гонять, чтобы не ленился.
— А Аню?
— Аню буду учить сам.
— А справишься?
— Ну, должен, — отодвигаю ноутбук. — В конце концов, кто мне выучит слугу, ежели не я?
— Это да, на слуг вампиров никогда не обучали, — фыркает.
— Ну почему, — смотрю на птенца. — Когда-то в Америке была целая система при храме одного бога.
— А сейчас где?
— А сейчас это все отсутствует. Испанцы развалили, когда индейцев завоевывали. Это было полтысячи лет назад. Так, легенды какие остались.
— Если бы сохранилось, было бы легче.
— Если бы, да кабы... Мы имеем то, что имеем, — перевожу взгляд на кошку, старательно чешущую за ухом задней лапой.
— Эт точно.
* * *
Андрей просыпается раньше детей. Зевая, заходит в кухню.
— Доброе утро, — говорю слуге.
— Доброе утро, — отзывается.
Мнется у холодильника, открывает его и закрывает.
Спроси его, что там лежит — вряд ли запомнил.
Запах напряжения и неуверенности.
— Спрашивай уже.
— А?
— Ты же хочешь что-то спросить, — не отрываю взгляда от ноутбука, пролистывая страницы. — Так спрашивай. Не мучайся.
— Почему Аня называет вас хозяином?
— Потому что я принял ее служение, — отвечаю.
— Это... как я, да?
— Да, — киваю, наконец-то определившись с выбором подходящей кадетской школы. Закрываю ноутбук, перевожу взгляд на Андрея.
Хмурится.
— А что она попросила?
— В смысле?
— Ну... мне вы дочь вылечили... А ей?
— Ей... Ей ничего, — нехотя признаюсь.
Недоумение.
— Аугусто заигрался, — хмуро говорю, совершенно не горя желанием рассказывать, но вопрос задан. Отвечать придется. — Если бы ей не поставил метку я, то это сделал бы Аугусто. Тогда мне пришлось бы отдать ее ему, а, как ты понимаешь, я не мог этого допустить.
— Почему? В смысле — почему отдать?
— Почему? — поднимаюсь из-за стола, подхожу к окну. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву растущего у дома вяза, играют бликами на полу. — Метка свидетельствует, что никто не имеет права на человека, кроме хозяина. Никто из других вампиров. Слугу чисто технически невозможно украсть — хозяин всегда найдет его. Право хозяина — священно. Он волен делать все, что угодно, со своим слугой. А Аугусто... он не отличается любовью к своим слугам или рабам. Я не мог допустить, чтобы Аня осталась в одной из его деревень, а ее дети пошли бы на корм Аугусто.
— А... эм... переставить метку?
— Нельзя, — оборачиваюсь спиной к окну. На лице Андрея — напряженная работа мысли. — Технически не получится. Метка одна и на всю жизнь. Так что... сам понимаешь.
— А у мальчиков?
— А у мальчиков меток нет, — понимаю, что расспросов будет много. — Я сумел убедить Аугусто не трогать их. А с Аней не успел, — опережаю следующий вопрос. — Ты ведь сам помнишь, я их переносил не одновременно... Ну, и Аугусто успел влезть не в свое дело.
