— Иза почитает все водные источники в краях велесов. Моя мать пусть только вторая княгиня, но её возносят сами сириги, хранители Ледяного Света. Мачеха порой винит её за презрение к духам, забвение гралов, но княгиня Иза верна своей вере и слову, за что и любима всеми.
Дуглас уже вытянул руку, но не успел постучать по доскам, как перед ним раскрылся вход вовнутрь. Он ступил в теплую комнату, в которой мужчины расположились около печи и длинного стола, заполненного охотничьими снастями. Его взгляд тут же столкнулся с внимательными темными глазами Ланса, который поджидал гостя: видимо, он расслышал, что кто-то вступил на порог и решил приоткрыть дверь, чтобы не заставлять посетителя мерзнуть снаружи.
— Я проверял, привиделась ли мне твоя фигура в окне, или ты все-таки прошел мимо, так и не заглянув к нам на огонек, — усмехнулся Ланс. Он почетно поклонился, приветствуя друга, а за ним в своей манере знаки внимания гостю оказали чужестранцы. — Мы собирались заглянуть к тебе в избушку, чтобы поздравить с приходом настоящей зимы. Но думаю, Алон не так уж обрадовалась бы поведению оравы мужиков. А для малышки Лиссы подарок к наступающим зимним празднествам Моря еще не готов. Ты считаешь, ей понравится новая игрушка, пусть даже его оскал не лишен острых клыков? — Ланс указал на шкуру кабана, которую Елизар набивал соломой и опилками. Дуглас покосился на чучело разъяренного вепря.
В другой раз он бы вслед за хмурыми взглядами опустил за подобные проделки строгие замечания, а также запреты. Он иногда не обращал внимания на убийства зверей для пропитания, но истребление и охота ради удовольствия и забавы никогда не поощрялись рудокопом. Но теперь Дуглас лишь грустным осуждающим взглядом окинул Ланса. Его пальцы крепко сжимали письма, которые следовало передать графу, и он молча подсел к столу на старую расшатанную лавку. Ведимир, занимавший место на другом краю, выстругивал из веток новые стрелы. Велес налил гостю кружку неизвестного напитка, от аромата которого рудокопа тут же прошиб жар.
— Да не суди так строго, Дуг, — смиренно произнес Ланс, заметив недовольный обеспокоенный вид друга. Он подошел к столу, затачивая лезвия двух длинных ножей. — Этот зверь несся с диким ревом на Ратмира, и тот заколол его кинжалом, хотя при этом здорово пострадал от огромных клыков.
Поднеся кружку ко рту, рудокоп решил залпом вылить её содержимое вовнутрь. Однако глоток получился небольшим, горло обожгло огнем, а глаза расширились от неожиданной крепости напитка. Мужчина закачал головой, возвращая себе ясный незамутненный взор и ум.
— Ха-ха-ха, — засмеялся молодой де Терро. — Велесы варят такую брагу из свеклы и редиса. Не забудь запивать её водой, а не то Алон не дождется мужа к вечеру, во всяком случае, уж точно он не сам дойдет до дома, — пошутил Ланс, и Ведимир поддержал его веселье, так как княжич действительно понимал речь морийцев. Дуглас принял от того другую чашу с чистой водой и, только осушив её до дна, смог произнести:
— Надеюсь, что не этот напиток задерживает твоих друзей в лесу, Ланс, — он смотрел на графа свысока, хотя тот на двух ногах возвышался над его головой. — Я принес тебе письма от Ортека и Элбета. Ты должен собираться в скорую дорогу. Но кажется, что это лишь на руку униатам, которые тоже спешили в величественный Алмааг? — Дуглас протянул послания графу, при этом вопросительно взглянув на молчаливого, но внимательно прислушивавшегося к разговору Ведимиру.
— Да, нам с Веди отныне по пути, — ответил де Терро. Он взял в руки бумаги, но даже не думал их раскрывать. — Но покамест мне нечего искать в Алмааге.
Дуглас еще сильнее нахмурил брови, не спуская взгляда с Ведимира. После выпитой браги уже кружилась голова, но он все же прекрасно расслышал слова племянника и взирал на его нового друга, ожидая от того пояснений.
— Неужели вы решили отложить свои поиски? — недоуменно спросил он княжича.
— Расскажи ему всё, — велел Ланс. Он вернулся к своему занятию, а письма небрежно бросил на стол.
Ведимир внимательно и настороженно разглядывал рудокопа, а после медленно заговорил на морийском языке. Его речь была почти правильной, но парень каждый раз запинался, подбирая нужные слова, пока Дуглас не предложил ему изъясняться на родном наречии, которое бы он прекрасно понял. Размышления, откуда юноша из далекого восточного племени велесов мог знать морийский язык, уже посещали голову рудокопа, теперь же с каждым новым словом он осознавал разгадку этих дум, но одновременно перед ним вставали новые беспокойства от услышанного признания.
— Мы с дружинниками тронулись в путь более полугода назад. От высоких предгорий Синих Вершин шли по нехоженым лесным тропам. Не посмел бы я покинуть родину в дни, когда неприятель напал на земли и угнетает мой народ. Не привык я во время войны отправляться в дальние странствия, да и никогда прежде не покидал родные края. Но княгиня Иза, моя мать, призвала меня из войска и молила во имя верности и любви, милосердия и смелости, чем славится наш род, двинуться в эту опасную дорогу. Не смел я отказать княгине, даже против желания отца пошел на поводу у матери, так как взяла она с меня клятву, что принесу ей истинные известия из далеких краев, откуда она происходит родом. — Веди замолк и обратил взор на Ланса. Казалось, что воин впервые осматривает лицо и фигуру графа, любуется ею и изучает его черты. — Моя мать светловолоса, ликом бледна и чиста, она ничем не отличается от женщин униатов, и по праву считается самой красивой из них, лишь темные глаза в диковинку среди велесов. С малых лет рассказывала она мне истории о далеких странах на берегу бескрайнего моря, втайне от великого князя обучала родному языку своего края, а совсем недавно поведала, что есть у меня в этих землях родной брат. В его поиски и уговорила отправиться. Должны были мы идти до острова Алмааг, там разузнать о графе Оквинде де Терро, а также об его сыне, которого могли наречь именем Ланс. Так говорила матушка. Она написала письмо для этих людей, а также просила потребовать с них золотой перстень с изумрудом размером большого семечка, чтобы удостовериться в истинности их лиц. И вот теперь, когда с приходом снега мы всего лишь достигли пределов леса, а до острова в Великом море еще долгие дни пути, гралы направили на наш след того человека, что являлся нашей целью. Долго я удивлялся, услышав его имя, еще больше сомневался, узнав фамилию и род капитана Ланса, но заметив это кольцо на его пальце, — Ведимир указал на графа, который прекратил скрежетание ножей друг о друга, поглядывая то на княжича, то на рудокопа, — я поведал ему о замыслах нашего похода.
— Я прочитал письмо, Дуглас, — серьезно проговорил Ланс, когда велес замолк. — Его написала Лисса, моя мать. Уж я хорошо знаю её почерк.
Дуглас потянулся к чарке с брагой и сделал еще один глоток обжигавшего напитка. В голове никак не укладывалась невероятная история. Лисса Риза Росси, его сводная сестра, тайя, уже более двадцати лет назад утонула в водах волшебного озера. Никто никогда не сомневался в этом. Она канула в объятия зачарованных вод и стала русалкой, дочерью Моря. Хотя появление младенца из вод моря и встреча Вина с русалкой на пляже в Аллиине давали хрупкую надежду, что девушка могла все еще выходить из подводных пучин на прибрежные скалы, как описывали видения русалок вблизи острова, все-таки Дуглас давно смирился, что не сумеет противиться воле бога, избавившего его от болезни взамен жизни близкого человека. А где к тому ж вход в царство Моря, куда следовало тронуться для спасения сестры?! Это не было известно даже видиям, даже колдунам, противостоявшим всемогущей стихии и её детям.
— Этого не может быть, Ланс, — тихо ответил рудокоп.
— Русалка не может родить сына — в этом я всегда был убежден и не поверю иному, пусть сама Алмааг явится передо мной! А то, что моя мать стала княгиней велесов, может оказаться сущей правдой. И я собираюсь убедиться в этом сам.
— Если бы она была жива, то никогда не покинула бы своего ребенка. Отчего ж ты, Ланс, оказался так далеко от неё? — Дуглас не мог представить, что рядом с ним на скамье сидит еще один сын Лиссы. Он вновь разглядывал лицо Ведимира и узнавал контур губ, вырез глаз, изгиб бровей, что остались в его памяти от облика любимой сестры.
— Я уверен, у неё найдется достойное объяснение для всего этого. Она ведь не бросила меня, а всего лишь передала на воспитание отцу, разве не так? Вот здесь я храню её письмо, — Ланс прикоснулся ладонью к своей груди, на которую была одета кожаная куртка с меховыми вставками. — Я хочу выслушать все, что здесь написано, из её уст. Она жива, Дуглас. Она меня не забыла, а теперь и я многое вспомнил — так что у меня нет иного пути, чем возвратиться с Ведимиром в его края.
— Почему ты только сейчас мне говоришь об этом?! — сконфуженно вымолвил Дуглас. Он догадывался, что граф собирался в далекое странствие на восток уже не первый день, но рудокоп узнавал об этом в последние минуты. Притом тогда, когда парня немедленно следовало отослать совсем в другие места. Но кто мог управиться с его упрямством, не говоря об упрямстве колдуна?! — Разве я не заслужил твоего откровения намного раньше?
— Всему свое время, — на губах у Ланса заиграла язвительная улыбка, которую тем не менее он пытался скрыть. — Ведь этому ВЫ научили меня: говорить лишь, когда тебя сами об этом спросят! Да к тому же это мало что изменило бы, Дуг, — уже более мягко и добродушно продолжил он. — Прошло слишком много лет, в эту дорогу я иду один, без тебя. Теперь у тебя есть Алон и Лисса, и они не могут отпустить тебя на поиски неведомо чего. Но когда я вернусь, то непременно передам тебе известия от своей матери. Уверен, я найду её, и она будет рада за тебя!
— Ты не можешь никуда уйти, Ланс. Прошу тебя прочти эти письма. Тебя ждут в Алмааге не менее важные дела, которые нельзя отложить на потом. Их вообще нельзя откладывать, от этого зависит судьба всего государства, — Дуглас старался быть убедительным. Под его настойчивым взглядом граф взял в руки сложенные послания.
В первую очередь Ланс пробежал глазами вскрытый свиток, содержавший известия от графа Элбета. Его лицо оставалось бесстрастным до тех пор, пока глаза вновь не оглядели окружающих. Только тогда Дуглас заметил, как похолодел его взор. Второе письмо он, не раскрывая, спрятал за пазуху, там, где хранил послание Лиссы.
— Я ничем не смогу помочь ни Алмаагу, ни Мории, — мрачно проговорил он. — Тем более там меня отныне никто не ждет. Я найду свою мать, ведь только она поможет мне вспомнить, кем я был. Нынче я разорванный на части, Дуглас: без прошлого и будущего, бредущий во тьме настоящего.
— Ты ведь понимаешь, что от твоего решения зависит очень многое? — рудокоп уже читал на лице племянника, что тот не отступит. В глубине души он не знал, радоваться или печалиться этому выбору, ему оставалось лишь его принять — для колдуна не было иного существования как поход навстречу туманных замыслов, и ничто не могло остановить желавшего познать себя.
— Я не сойду с пути, Дуглас, — де Терро непроницаемо глядел вперед. Пожалуй, колдуну действительно было невозможно идти против собственной воли, и Дуглас лишь пожелал, чтобы тот постиг притягательного знания и финала.
— Помни, что ты обещал проститься, прежде чем уходить.
— И обещаю сюда вернуться, — Ланс посмотрел на рудокопа и широко улыбнулся ему, по-доброму, как нередко улыбался своим друзьям его отец Вин.
Колдуны каждый раз давали эти обещания, прежде чем покинуть мирные пристанища в Деревне. Но многие из них не сдержали своих слов, и лишь известия, которые приходили иногда спустя долгие годы, рассказывали о судьбах тех, кто не пришел назад.
Глава 9
ВЫБОР ДЕВЯТИ
Острые пики дозорных башен, возвышавшихся на отвесных скалах, о которые разбивались буйные волны, показались на горизонте серым пасмурным утром. А вскоре меж стаи чаек и низких белых облаков выглянули развевашиеся на ветру морийские стяги — тринадцать вышек располагалось вдоль скалистого побережья острова, тринадцать разноцветных полотен встречало суда, подходившие к главному порту государства, его столице Алмаагу.
Стоя на корме, государь невооруженным глазом вглядывался в родные берега. Его лицо озарила недолгая улыбка, когда в небо над островом полетела яркая вспышка, загрохотавшая на десятки лиг, а вершины башен почти одновременно заполыхали сигнальными кострами, дым от которых еще более усиливал утренний туман. Город приветствовал возвращение своего правителя. В ответ на это многочисленная команда алмаагского фрегата заревела хриплыми глотками хвалу государю, солдаты обнажили мечи, в воздух полетели потоки красноперых стрел, матросы запрыгнули на борт судна и на его мачты, радостно размахивая руками.
Ортензий I, наконец, вновь вступал в столицу могущественного, самого великого по территориям и военной мощи государства, чьи пределы он расширил до Рудных гор на востоке, алмирских копий в южных горах, а запад и север принадлежал морянам во все времена, ибо там простирались владения бога Моря, чьим сыном не раз называли юного всесильного государя. На вид этот прославленный правитель мало чем отличался от прочих воинов, стоявших рядом со своим вождем — даже в жаркое лето государь носил высокие сапоги, темные брюки, заправленные в голенища, грудь скрывала белоснежная шелковая рубаха. Его выбор этого цвета, тогда как обычно Ортек носил лишь темные тона, был единственным признаком того, что нынче в Мории предстояли небывалые до этого торжества.
Капитан уверенно вел судно между рифами и отмелями прибрежных вод, и вскоре корабль вошел в широкую бухту, защищенную со всех сторон скалами и смотровыми площадками с укреплениями на них. На рейде стояло лишь три малых парусника, однако они были очень далеко от главной пристани, уходившей в море. Нынче этот деревянный помост заполнился гудящей толпой, собравшейся с самого утра в ожидании чуда, которое несомненно должно было ознаменовать приезд домой победителя и завоевателя, государя Ортензия, прозванного в народе Разителем, ибо его удары, как и слова, всегда достигали цели. Несмолкаемая барабанная дробь прогремела с вершин скал, а после в воздух полетели цветы и монеты, и самые удалые юноши, обнаженные по пояс, занимавшие крайние к воде места на берегу, как по единой команде, бросились в священные воды моря.
— Вы отлично справились, капитан Шерт, — обратился Ортек к молодому голубоглазому далийцу, который проходил службу на флоте и планировал далее остаться в морских войсках для служения государю.
— Для меня была большая честь сопровождать вас, Ваше Величество, — моряк ответил поклоном на похвалу. — Тем более благодаря вам нам всю дорогу сопутствовал ветер! — По взмаху его руки с мачты спустили паруса, и корабль коснулся правым бортом пристани, на которую был спущен трап.
Гул восторженных приветствий и звук барабанов не утихали ни на мгновение. Ортек замахал рукой своему народу, который так жарко встречал государя. Он прижал ладонь к груди, склоняясь в знак почета и благодарности. Правителю не следовало быть столь милосердными к своим подданным, но Ортек знал, что любовь этих людей он снискал именно из-за того, что всегда стоял с ними наравне. Его душа наполнялась радостью, ибо именно это было его неизменным желанием — быть вместе с ними, быть одним из них. Быть первым из них, пронеслось в голове. Он шагнул вниз с палубы корабля на заполненную людьми пристань. Тут же следом двинулись верные воины, наряженные в лучшие одеяния со сверкавшими заточенными мечами и кинжалами в руках. Они прикрывали его спину. Впереди толпа расступалась перед величием правителя, перед его взглядом, перед тем чудом, что они непременно ожидали. Ортек, едва сделал первые медленные шаги по земле, окинул округу безразличным, казалось, взором — однако тут же по прочным многолетним доскам под ногами замерцали невысокие языки пламени, которые заставили людей вздрогнуть, а затем издать восхищенные возгласы. На их глазах по волшебному завораживающему огню двинулся государь, а за его ступнями пламя отступало, и дощатая поверхность омывалась влагой. Он дал им фокус, который они желали. Огненная дорога добежала до песчаного берега, местами выложенного круглыми гладкими камнями. Там его тоже поджидали: богатые дворяне, гвардейцы, встречавшие государя, и обычный рабочий люд. Когда Ортек ступил на небольшую мостовую, уводившую к главной улице портового района, по его прихоти воздух пронзил удар молнии, а после с неба хлынул теплый летний дождь.
