— Кажется, я понял. А в чём вопрос? — спрашивает нахмуренный Кирилл.
— Где решение? Как решить эту задачу с положительным исходом? Как убрать зло? Ведь злодей оказался не злодеем. А вполне себе нормальным управленцем. И его устранение лишь преумножило зло. Тогда — кто зло?
— Я не знаю! — после долгого раздумья, пожал плечами Кирилл, — Это так важно?
— Нет, не важно, — покачал головой Бабуин, — Это вовсе бесполезный интеллектуальный онанизм. Совершенно бесплодный, не способный — к монетизации, к воплощению хоть в какую-то материальную выгоду. Только, видишь ли в чём дело, мне вот, лично мне — это не даёт покоя. Мне уже даже начало казаться, что решение этой простой теоремы для меня — смысл всей моей жизни.
— А почему я? — спрашивает Кирилл.
— Ну, как же?! — изумился Бабуин, — Я же тебе сказал — потому что ты не такой, как я! Я — пацифист несознательный, осознанный, но — неустойчивый. Скорее не пацифист, а — пофигист. Да, миролюбие для меня — желанное, но вовсе не обязательное условие существования. Мне убить человека — что два пальца об асфальт! Сколько их у меня! Подумаешь — ещё один! Про Коляна и говорить нечего! Я их хоть — взрывчаткой, да из пулемёта, а Колян — извращенец — только жесть, только хардкор, только рукопашка с холодным оружием.
Марина залилась смехом. Колян удивлённо поднял глаза:
— Что?
— Ничего-ничего, — отмахнулась она.
— Да и Маринка моя, — мотнул головой в её сторону Бабуин, — Попробуй при этой клуше зацепить того вон цыплёнка! Только клочки полетят по закоу...
Марина с размаха отвесила леща в затылок мужа:
— За 'клушу'!
— А я о чём? — пожал плечами Бабуин, — А вот ты — другое дело. Я не убиваю людей не потому, что я пацифист. Не из каких-то высоких идеалов, а потому, что — не хочу. Могу, но не хочу. Я вон, всех баб на планете... Ну, да! Но, не делаю же этого. Не потому что не могу, а потому что у меня вон, на галёрке — полное воплощение всего, что мне надо.
— Я тоже тебя люблю, Бабуин.
— Тишина на галёрке! Вообще-то слова эти были не для твоих ушей. У тебя в твоих бабских мозгах они не так повернутся.
— Успокоил. А я уж думала — что случилось? Чтобы Бабуин и признался в любви?
— Женщина! Знай своё место!
— Пошёл ты! Урод!
— Так! — поморщился Бабуин, — Вот, бабы! Вечно влезут в мужской разговор! О чём говорил — забыл! А-а! А вот ты — в армии не служил, раён на раён — не махался. У тебя другая точка зрения. Мне — в принципе не доступная. Вот один сотрудник полиции, как ты понимаешь, тоже носитель иной ментальности, чем я, браток, полугангстер, подсказал элегантный ход — если замена лица злодея или полное устранение злыдня не устраняет зло, то это лицо — не злодей. А — жертва. Согласись — совеем иначе схема заиграла? Совсем другими красками, да? Вот теперь тебя прошу подумать — как решить эту задачу? Если будет легче, то лица главных действующих героев и злодеев можно заменить на другие.
Бабуин покрутил руками в воздухе:
— Кто-либо, кто не будет вызывать кипения страстей в крови и мозгах, но будет хорошо знаком. Например, вот ты считаешь, да и все так же думают, что гонка вооружений — зло. И это — факт! Война — тоже никому не нужна. Особенно мне. Я-то это блюдо знаю не по описанию, а на вкус. Имеем два лица. Условно — совки и пендосы. Оба клепают оружие — тысячами и тоннами. Пушки вместо масла — классика. И это — плохо. Даже я не спорю. Оба считают себя героями, друг друга называя — злодеями. Один из них оказался пацифистом. Ну, подхватил где-то, под открытой форточкой, наверное, стоял после бани, вот и прилипло. Простудился пацифизмом. И громогласно объявил, что забивает большой и толстый батон на всё это и в этой глупости больше не участвует. Даёшь масло вместо пушек! Так? Всё логично. Он — герой. И — жертва. Как у нас любят. Героическая жертва. Все довольны и счастливы. Миру — мир, войне — peace-ка! И — сосиська! Хеппи-энд!
Кирилл открыл рот, но Бабуин не смотрел на него. Его скулы ходили ходуном, руки сильно сжимали руль, взгляд на дорогу исподлобья. Как на таран идёт. Всё же бурлят эмоции! Больно ему, совку! Сквозь зубы выговаривая:
— Рассмотрим начало второй части этой франшизы. Героическая жертва совка оказалась напрасной. Не то, что масла — не стало как-то и хлеба. И друзей не стало. Он же отказался защищать их, сложил оружие. А вот пендос не только не прекратил клепать оружие, а нарастил объёмы. И даже — пустил оружие в ход. На бывших подзащитных совка. Получается — пендос — зло? Безусловно! Но! Если присмотреться — вроде и нет. Он тоже хочет мира. Более того — пацифизм он как раз и выдумал. И к нам завёз. Не хочет он войны, пендос, ему тоже жаль бабла на пушки и бомбы. Он бы тоже раздал бездомным — снаряды и бомбы. Может быть, на день благоговения, в рамках рекламной акции или предвыборной агитации. Зло — корпорации? Они же продавливают военные заказы и бюджеты. Но они не воюют. Они делают деньги. Джаст биснес! Зачем деньги на термоядерном пепелище? Кто зло?
— Я не знаю, — вновь развёл руками Кирилл. — Это что же получается — ничего нельзя сделать?
— И я не знаю, — пожал плечами Бабуин, — Безнадёга прям, да?
— Нет! — уверенно отмахнулся Кирилл, — Не верю! Что-то же можно сделать! Человечество же не погибло! Ни в Карибских кризисах, ни после! Мы ещё живы!
— Ну, тут сложно спорить, — кивал Бабуин, — Мы — живы. Войны как-то не случилось. Повезло!
— Само ничего никогда не случается! — уверенно заявил Кирилл, — Кто-то где-то и когда-то принял верное решение. Или не принял — не верного.
Бабуин долго и внимательно смотрел на юношу. Потому спросил:
— Думаешь? Я вот готов тебе привести тысячу примеров, когда херня случается. Нипочему! Просто — случается и всё!
— Так, то — херня! Она и сама случается. А вот что-то хорошее даётся только — мыслью, потом и напряжением всех сил! Довести двух лучших друзей до драки — раз плюнуть! А вот чтобы они не передрались — тут повертеться придётся! И подумать. Крепко и быстро!
— Ай, молодца! — воскликнул Бабуин, — Марин, ты слыхала?
— Тоже мне — бидон Ньютона! — проворчала Марина, — Открытие!
— Какое 'открытие'? — удивился Кирилл, — Я же ничего не сделал.
— Сделал, малыш, сделал. Умница! Ты всю мою схему перевернул. Буквально — из двухмерной сделал её объёмной.
— Да? — удивился Кирилл, мотнув головой, — Не вижу! Я что хотел сказать-то?! Все думают, что если ничего не делать — ничего и не измениться. А это — не так! Если ничего не делать — херня начнёт случаться! Только приложение сил и контроль — не дают случаться плохому.
Бабуин нахмурился. Долго думал, потом говорит:
— Я уже готов согласиться с твоими словами, но вот моё нутро, чутьё, выработанное жизненным опытом, сыном ошибок трудных, говорит мне, что, по крайней мере — не всё так просто! Потому — не нравиться мне твоё утверждение! Не нравиться!
Кирилл пожал плечами.
— Я, конечно, думать буду, — продолжил Бабуин, — Что именно мне не нравиться, где ошибка в твоих, в общем-то логичных и разумных словах. Давай начнём опять с примеров из жизни. Как ты верно определил, я — браток. Колян, вон — первостатейный душегуб. Особенно неравнодушный к злыдням всяким. Предположим, что меня всё же заинтересует твой бумажник. Да не дёргайся ты! Чисто теоретически! Но, что ты будешь делать? Ты же сказал — надо что-то делать, так? Насилие ты не приемлешь. Отдашь бумажник? Даже так? Совсем тяжёлый случай! Усугубляем. Я — чурка. Браток-чурка. Беженец из-под миролюбивых бомб демократизаторов. Ума в голове отродясь не водилось, интеллектуально я — девственник, голова — не пользованная ни разу, там, на опалённых благодатью демократизаторов землях, как-то не принято учить людей извилинами шевелить, спинного мозга для выживания и деланья резанной бумаги — хватает. Вот я и привык сношать всё, что двигается, везде, куда влезает и где зубов нет.
— Бабуин!
— Дашка! Мультики громче сделай! Тут про орков и гоблинов разговор идёт!
— А ты — эльф? — тут же спрашивает Дашка.
— Я? Нет, родная, ни разу. Ни Логоваз из Автопрома, ни какой иной Логопед-Офтальмолог. Я — Бабуин. Русский мужик. Браток. Так вот, забыли, что я — русский. Я — гнида черномазая. И мне мало твоих денег. Да и что там у тебя? Крохи, небось. Мне нужно кое-что другое. Вдруг мне хочется восхода бородатой голубой луны? Что будешь делать? Я — человекоподобная скотина, слов — в принципе не понимаю. Что делать будешь?
— Бежать, — Кирилл был напряжён.
— Нас — трое...
— Четверо, — вставила Даша.
— Галёрка! 'Мут' — нажми на своём лице! Чтоб не слышал! До 'клиента' медленно доходит. Никак не дозреет!
Кирилл тут и, правда — испугался. Такие хорошие, разумные, шутящие попутчики вдруг оказались — чем-то ужасным! Юноша схватился за дверную ручку, но дверь оказалась блокирована.
— Бежать не удастся! Что делать будешь? Надо ведь что-то сделать! Что?
Кирилл выхватил баллончик, но Бабуин его ловко — молниеносно и изящно — выхватил.
— Перечный, — кивнул Бабуин, — Все же — насилие. А как же — насилие — не метод? А? В отношении меня ты оказался готов применить насилие. Всё же — метод? И Маринка говорит, что сколько слов не говори, а с ноги в лоб — доходчивее. И оружие у тебя было. Только оно не катит против навыков боевого сапёра-разведчика штурмового подразделения десанта. Вот и лопнула вся твоя теория, Кирюша! Всё твоё непротивление злу и ненасильственных методов. Даша!
— Что? — тут же откликнулся детский голосок.
— Всё же ты слушаешь! — покачал головой Бабуин.
— Ещё бы!
— Что 'Дискавери' говорит про тех, кто не смог защититься или убежать?
— Не остаётся ничего, — с готовностью ответила девочка, — Убийца, лев, например, съедает лишь двадцать процентов. Пап... Мам, а это сколько?
Марина задумалась — как ребёнку ответить, а вот Бабуин выставил пятерню с одни поджатым пальцем:
— Столько осталось. Как я понимаю, там набегают шакалы, птицы, падальщики, всякие мыши, жуки, мухи, муравьи. Пир на весь мир! Как у мухи-цокотухи на самовар. Кстати — заметка на полях — не это ли обозвали 'самоваром'? Кто-то навалил кучу на обочину, муха-цокотуха всех в гости зовёт, пока — тёплое. Ну, вернёмся к повестке дня! Лев и гора мяса. Была. Остаются голые кости. Муравьи особенно любят костный мозг, Кирюша. Так-то! Слабые — не живут. От них и следа не остаётся. Санитары леса им выносят приговор, остальные — зачищают это недоразумение с лица планеты. Весь твой пацифизм — фикция. Ничего не стоит. Ты не применяешь насилия не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь. А это — разные вещи. Я — могу, но не делаю. Это — другое. Я заберу у тебя — всё, сделаю с тобой всё, что только в мою больную голову взбредёт, а ты сможешь только молиться, чтобы я добил тебя, прекратив мучения.
— С тобой может произойти то же самое, — зло огрызнулся Кирилл.
— Бесспорно! — согласился Бабуин, — На каждую рыбу найдётся своя щука размера ныряющего стратегического ракетоносца. Но, такого размера рыб мало. А я — кусачий карась! Синий кит, например — тоже пацифист. Жив благодаря размерам своим. Но, миролюбие его не касается тонн планктона, которые он процеживает через свои усы. А так он — пацифист. Как носорог, который слепой пофигист, но с его весом и толщиной шкуры — это не его проблема.
Бабуин уже в открытую усмехался:
— Вот такое кино нынче, Кирюша! И всегда таким было. И будет. Слабый — погибает. И рабов никому не жаль. По мне, истинный пример пацифизма, граничащего с пофигизмом — медведь. Бродит себе вальяжно по лесу, по полгода вообще на всё с презрением забивает. Настоящий пофигист! Не тронь его — не рычит, не пугай — не воняет. Мирный зверь, весёлый. Плясать любит. Настоящий пацифист. Он же — не охотиться. Вообще! Он всеяден, но мясо ест редко. Особенно — сырое, забитое своими руками, то есть — когтями. Его считают хищником, а он — хозяин. Обходит владения, следит за порядком в его ведомстве. Чтобы овцы были целы, а волки были сыты исключительно санитарным мясом. Нарушителям — под хвостом когтями зарубки оставляет от пятерни своей медвежьей. На первый раз, как последнее медвежье предупреждение. Орехи любит, ягоду, рыбу половить. И попробуй кто к нему сунься! Сразу окажется, что это не плюшевый косолапый нелепень, а — тонна мускулов с кошачьей реакцией, с такими вот клыками и такими вот когтями! Причём — упёртый, что кабан — пока не сдохнет — не отступит от своего! Вот это — пацифизм! На его территории — мир, тишь и благодать! Никаких тебе кризисов, климаксов, катаклизмов, войн за передел сфер влияния, никаких беженцев, никакой гонки вооружений. Ни бараны рога не накапливают, ни волки акульи зубы вторым и третьим слоем не затачивают. А ты говоришь — голубь мира! Да ты знаешь, что голубь — самая поганая птица? Особенно эти, городские, пегие! Ни один вид в природе не занимается поеданием себе подобных. Кроме людей и этих вот, пегих. Хороший у вас символ, мирных голубков. Символичный. Вас — сожрут!
Бабуин покачал головой. А Кирилл сидел каменным истуканом, не принимая всех этих слов и аргументов, не желая с ними соглашаться.
— Жаль! — продолжил Бабуин, — Ты хороший парень, Кирилл. Уважаю!
Марина рассмеялась.
— Видал! — мотнул головой Бабуин, — Смеётся. Знаешь почему? Потому как раньше я вас, пацифистов, ставил на одну ступень с передастами.
Кирилл дёрнулся. Лицо его исказилось.
— Натурал! Вот радости-то! — закричал Бабуин, — Я тебе объясню. Начну издалека.
— Как всегда, — усмехнулась Марина.
— Тихо на галёрке! — шикнул Бабуин, — Я, как личность, сформировался с убеждением, возможно ложным, но — твёрдым, что всё в этом мире устроено довольно логично и — к месту. Даже черепаху бог так уделал — не просто так. Было за что, видимо. А если я не догоняю замысла божьего, то это исключительно моя проблема. Моей умственной незрелости.
— Ты оправдываешь геев? — удивился Кирилл.
— Наоборот! В голову людям Он — не лезет. Свобода воли — слыхал? Я исходил из того, что раз у меня есть что-то меж ног, а у Маринки — нехватка...
— Козёл!
— То так оно и должно быть! Каждому — своё! Мне, вон, женское естество — нравиться. Много больше противоположности. А вот ты никогда не думал, почему у женщины самое главное, что есть у людей — спрятано в самом центре тела? Равноудалено от всех поверхностей? То, что обеспечивает продолжение наше в веках? Да, для сохранности. А у нас с тобой? Почему выброшено наружу? Не надо сохранить?
Бабуин с ехидной улыбкой спросил, но ответа и не думал ждать, сам ответил:
— Ответ я нашёл в Северной Пальмире. Там гранитный мужик держит на плечах крышу. Тяжёлая, наверное! Вся его мускулатура перенапряжена, внутренние органы — под гнётом. Вот из-под гнёта и выведено самое главное. В свободное болтание.
— Муздозвон!
— Наш удел — держать крышу мира над этими вот трещётками. Их задача — продолжить нас, столпов мира, в веках. Им всего-то надо — быть красивыми, беззаботными и весёлыми. Чтобы нам не так тягостно было держать эту опостылевшую тяжесть.
— Люблю тебя!
