Во главе товары, с первой мажарой идет Овал. Северин решил, что пусть все погонщики попробуют идти первыми, в начале колонны. С третьей повозкой идет Арт. Впервые за три дня к мажаре встал. Руда тот хоть понемногу, но каждый день на 2-3 часа ребят подменивал. Вчера, даже рысью разок пробежал. Троха, заменив Адея, в конце товары на "золотой" подводе едет. Поменял их Северин, но ничего объяснять не стал.
Лива никого далеко отпускать не стала. Перед ней пятёрка "старых" по степи веером разошлись, с ними Айназ первая идет, другая пятёрка сзади движется, тылы обоза прикрывает.
Прида с голубятней в пределах видимости держится. Впереди Прида едет, верхом, на небо поглядывает. За ней одна из голубок повозкой правит, вторая забралась наверх голубятни, сидит наверху и тоже на небо посматривает, головой во все стороны вертит.
Белогорцы, все верхом, вдоль товары слева и справа растянулись. Лезна с Вагой справа командуют, Волна с Ненадом слева руководят. Лива впереди беспута едет, на Айназ посматривает. Северин со своим сопровождением вдоль повозок маячит, присматривается к волам, погонщиков расспрашивает, к мажарам прислушивается. Раненых прибавилось, пришлось и погонщиков из каравана на повозки уложить. Хрон возле них с Аудой, сестрой Речеслава, постоянно находится. Один из раненых белогорцев, Колода, повозкой хрона правит, второй в ней лежит.
У женщин Чигары заботы о раненых прибавилось, некогда им теперь с Надейкой развлекаться. Надейка тоже при деле, за ранеными волами присматривает, хотя есть, кому смотреть, волов с работы же не сняли и погонщики никуда от них не делись.
Один раненый вол к Арту в упряжку попал, а ко второму Руду Северин приставил.
— Ты у нас дважды пострадавший, тогда за тобой следили, теперь ты выхаживай. Следи за ним, если что мажару останавливай.
Надейка самого начала видела, как из воликов стрелы вытаскивали. Собрались все возле мычащего от боли вола, держат его за рога, кто покрепче — Гриша с Вилли. Хрон острым ножичком своим разрез сделал в обе стороны от древка, и тут же дернул за стрелу, замычал было вол, но смолк потом, из раны кровь толчками пошла. Вилли заткнул туда лист широкий, в кипятке замоченный, через некоторое время вол успокоился, траву щипать принялся. Точно так же и со вторым волом обошлись, вырезали стрелу и в рану распаренный лист лечебный заткнули. Всё это ночью, при свете костра и факелов. Потом уложили одного, первого, вола и, смазав ему вонючей мазью рану, перед этим промыв и вынув лист, Вилли принялся зашивать ее. Последними двумя швами затянул края раны и пришил к ним кусок ткани, пропитанный мазью.
— Не перевязку же ему делать, — объяснил любопытствующему хрону Вилли.
Второй вол точно также пережил болезненное лечение, и теперь они оба тянули свои повозки вслед за мажарой Овала, и готовились перейти на "лосиную рысь".
Прида ни слова не сказала, когда недалеко от неё остановились Мосейко и Речеслав с Надеждой. Подъехали молча и встали в сторонке, наблюдая за их действиями.
Высоко над ними пролетал голубь. "Голубки" метались в своём курятнике, вытаскивая из клетки ястреба-истребителя. Стрельнула Надейка вслед за Придой из своего самострела, яркое солнце помешало, даже близко не попала. Стрельнул Мосейко из своего лука, тоже не попал, помчался стрелы разыскивать, болт подбирать. Ястреб догнал мечущегося голубя, обрушился сверху, сдавил острыми когтями. Сделал круг над "курятником", бросил свою задушевную добычу прямо на крышу голубятни.
Ещё одного сбила Прида, достав из чехла новый лук Заряны.
Обедали прямо в степи. У Приды и голубок обед с собой был, а Надейка просто дождалась вернувшегося от Вилли Мосейко, привезшего обед на троих. Пообедали на виду у товары, потом принялись вчетвером Надейкин самострел испытывать. Товара недолго стояла на обеде, наслаждаясь отдыхом. Сначала ушёл караван, а потом за ним тронулся и обоз. Налетели тучи, закрыли палящее солнце, дунул свежий ветерок, побежал по степи, гоня пыль перед собой, но дождя так и не дождались.
Вперед к вечернему стану ускакал десяток "старых" с Лезной и Волей, за ними потянулись малый обоз и табор Чигары под охраной "братаничей". В ту же сторону вслед за ними погнала курятник и Прида.
Надейка с охраной вернулась к товаре. Слезла с коня Речеслава. Обошла всю товару, подкормила раненых воликов, забралась на ящик первой мажары и всю оставшуюся дорогу до стана проболтала с Овалом и Мосейко.
Свернув с дороги, прошли немного и с ночевкой на берегу маленькой речки Журавлихи встали. Недалеко, на другом берегу речушки, поселок небольшой, Глаша. Ближе подойти не могли, берега речки с двух сторон, под поля, огороды, заняты. Крутится, скрипя, ветряк, через кожаные шланги воду из реки наверх гонит для полива. Кое-где местные жители на огородиках копаются. На ветхой вышке часовой по сторонам озирается, от степной напасти стережется.
Часть погонщиков Северин на ужин отпустил, часть делами занял, дров набрать, воды Грише в бочку залить, колёса поменять, оси смазать. Рядом караван, догнавший их, встал. Охрану выставили дальнюю, ближнюю. В ночное с "братаничами" белогорцы пошли. Матвей старший, Карась с ним, Глеб, трое новеньких. А еще и охрана своих коней пригнала, большое стадо получилось.
У реки Гриша с парнями бочку наполняет, в стороне голубки возле своего курятника плещутся. Поели, дела переделали, укладываться в сумерках начали. Надежда к Александру в телегу забралась, как всегда под телегой трое — Полкан, Саня, Северин. Вокруг телеги Мосейко ходит, зевает. Недалеко в сторонке, Рим присел, к службе готов, отоспался за день. Стан уснул.
Ночь, дальний пост у самой дороги держали "старые", полтора километра от стана.
Чёрный прислушался, по дороге в темноте шли люди. Много. Только он приподнялся, чтобы дать сигнал тревоги на следующий пост. Как кто-то одной рукой сдавил ему горло, и грубая кожа перчатки легла ему на губы, зажав рот, готовый раскрыться в внезапном крике.
— Тише-ее.
Давление на шее исчезло, и он увидел перед собой лицо Заряны, приложившей палец к губам. Он закивал головой, и она убрала руку от его рта. Только он набрал воздуха и хотел спросить, как тут же она снова закрыла ему рот, и, надавив на шею, вжала его щекой в песок.
— Тихо, лежи!
Он послушно затих и попытался рассмотреть в темноте лицо жиги, лежавшей напротив. Она чуть улыбнулась и снова прижав палец губам, подержала его, а потом прошептала:
— Слушай! Слушай.
Он прислушался. Там за кустами по старой дороге шли люди, шли молча, но их было столько, что просто само их существование на этой дороге, не могло оставаться незаметным: кашель, дыхание, шелест одежды, звуки движения босых ног, мягкий топот гаснущий в пыли.
Сколько их прошло мимо ? сотни? тысячи?
Заряна стукнула его пальцем по носу и знаком показала, что можно подниматься. Не понравилось, что он на неё так долго пялился?
В ночном мраке Чёрный успел разглядеть уходящие в ночь силуэты людей, одетых в серые балахоны с накинутыми на голову капюшонами.
Вдруг среди них какое-то движение. На дорогу из уходящей толпы вышла темная фигура, остановилась и принялась всматриваться в сторону стана. Там горели костры, оттуда доносились звуки ночного лагеря. Заряна сжала руку Чёрного, не давая поднять ему лук:
— Тише ты, не видит он нас, не мы ему нужны, ...
И тут же тёмный выхватил из-под полы балахона самострел, едва прицелившись, выпустил болт в сторону кустов.
Оттуда донесся визг, треск кустов и топот убегающего зверя . Тёмный развернулся и пропал во тьме, проглотившей уходящую колонну странных людей.
— Вот сволочь, в котёнка попал! — ругнулась Заряна.
— Что за котёнок, откуда?
— Лев, степной. Самка, молодая, глупая, любопытная. От Юмашево за нами по ночам идет. И даже возле убитого верблюда не осталась.
Приподнялась над кочкой, вслушалась в темноту, и повторила:
— Глупая и любопытная.
Встала и пошла в сторону дороги. Черный пригнувшись, скользнул сквозь кусты за ней.
— Кто они? — спросил Чёрный у Заряны, разглядывая в темноте отпечатки босых ног, сидя на корточках.
Она промолчала, подхватила под локоть, и повела с дороги.
— Откуда здесь лев? — уже на своём посту-лежке, оглядываясь нервно по сторонам, спросил Чёрный.
— Откуда здесь всё? это Степь, Другая Степь... и эти на дороге, они тоже другие,
Прислушалась, вглядываясь в ночное безбрежье, помолчала немного, выдохнула:
— Своим много не рассказывай, Айназ только скажи...
На безмолвный вопрос, застывший в его блеснувших глазах, ответила другим вопросом:
— У тебя ответы есть на их вопросы? Что ты скажешь, когда они начнут доставать тебя своими расспросами?
Помолчали, прислушиваясь к звучащей вокруг них ночной жизни. Чёрный посмотрел на неё, улыбнулся и протянул руку:
— Можно?
— Что?
— Лук!
Она скинула с плеча темно-красный чехол с луком и протянула его Черному:
— Держи.
Чёрный быстро сел на землю, скрестив ноги, принял от нее лук. Вынул из чехла, положил на колени, погладил его, закрыл глаза и что то прошептал, едва пошевелив губами. Так и провел по нему несколько раз ладонями. Потом открыл глаза и спросил:
— Ты знаешь, кто такой Дикун Удата?
Заряна кивнула.
— Год назад мы вышли на его логово. Он успел уйти, увезя часть своей добычи. Представляешь, что у него там было? Сколько всего, если он бросил нодара!!!
— Ребята из моего десятка хотели продать его несколько раз, но я не давал, мы редко им пользовались, дорогая игрушка, чтобы таскать его на выход в поле. Обещал своим что выкуплю, просил для себя, но ты же знаешь Айназ...
— Как только, так сразу! — похоже передразнил он свою старшину.
С сожалением засунул в чехол лук и протянул его жиге:
— Теперь уже никогда...
Помолчал немного:
— Там в колчане стрелы, на древке кольца зелёные. Эти стрелы я делал. Айназ на единственной охоте с нодаром, две стрелы упустила. Я на замену десяток сделал, с запасом...
Заряна кивнула, небрежно закинула чехол за спину, встала:
— Пойду, котёнка проверю...
Отошла несколько шагов, повернулась:
— Странный ты, "старый".
— Здравствуй, мой верный друг! — передразнив, похлопала по чехлу с луком, — Что он ответил?
А кто тут не странный? Девушка с большими глазами, видящая в во тьме ночи как днем... Девушка, уходящая в ночную степь, проверить как себя чувствует раненый лев?
— Иди, иди к своей подружке, приятного аппетита ей.
14 мая 1236 года от сотворения потопа.
Каршинская степь. Глаша. Берег речки Журавлихи.
Четырнадцатый день разгона.
Чигара проснулся после петушиного крика, полежал немного, вскочил, вспомнив что-то важное. Выглянул из повозки. Огляделся, немного успокоился, увидев возле телег сидящего на лошади Рима. Накинул рубаху, натянул штаны, схватил пояс с саблей и потопал босиком через весь просыпающийся стан. Прохладное утро обещало нежаркий день.
Рим кивнул, здороваясь. Из — под телеги вылез Северин, вытянул спящего Саню, поднял на ноги, выставил его по направлению к речке, толкнул в спину, тот так и пошел, не открывая глаз. Чигара осторожно заглянул в телегу, приподнял одеяло, улыбнулся довольно:
— Здесь наша егоза! Спит!
Он развел руками, как бы жалуясь в спину Северину на неугомонность Надейки.
Потом осторожно убрал с одеяла руку, уснувшего рядом Мосейки, выщил осторожно из под него пояс с саблей, закинул на плечо. Тихонько потянув сына из телеги, взял его осторожно на руки, и потащил к речке, следом за Северином и Александром.
Берег, плеск, испуганный крик Мосейки, барахтающегося в мелкой речушке под смех просыпающейся товары.
— А не хрен спать на посту, даже в не свое дежурство! — гогочет довольный Чигара.
Товара поднялась и тронулась вовремя. Черный с проводником из своего отряда вернулся на свой пост и они по следам нашли место, где Заряна поймала и скрутила зверя, а потом Калера удивилась вслух:
— Это сумасшедшая отпустила льва! — и показала на цепочку следов, уходящую за бугор, заросший колючими кустами.
— Что они там ищут? — обратил внимание Северин на "старых", бродящих в стороне от дороги. Вилли не отрывая глаз от края дороги, где сохранились отпечатки множества босых ног, озабоченно покачал головой:
— Беду свою и нашу!
Вернувшись на стан, Черный подъехал к Волне, навьючивающей лошадь, и спросил:
— Заряна здесь? Она вернулась?
— А что ты хотел, верный друг?
Так. Понятно. Вернулась. Вернулась и растрепала всем подслушанное... И чего её лев не сожрал...
— Она в порядке? Там, — он махнул в сторону степи, — кровь на ее следах.
Волна хмыкнула, и удивленно посмотрела на "старого":
— По следам за ней ходишь? Ушей своих не жалко? Не боишься?
Она перекинула через плечо сумку и вскочила в седло:
— Цела она, оцарапал её котёнок чуток, когда из него арбалетную стрелу доставала.
— А стрелу можно посмотреть?
Волна повернулась к нему всем корпусом:
— Вали отсюда, следопыт! Делом займись, спите на посту, "старые"! Не стан, а зверинец какой-то! То волки, то котята. То пленные сбегают. Далеко правда не ушли. Догнал их кто-то, и клочками рванными, по кустам развесил.
Черный, зная про ночное нападение волков на караван, и про побег пленных степняков, удивился:
— Какими клочками?
— Иди-иди уж.
Надейка проснулась уже в дороге. Привычно пошарила в углу телеги нашла там затаренный дядей Сашей кувшин с молоком и лепешкой . Помахала, здороваясь, Риму, едущему верхом чуть поодаль. Побрызгала водичкой из бутыли на руки, протерла сонное лицо мокрыми ладошками, помылась. Узнала от дяди Саши, что Мосейки нет, потому что Чигара его утопил, за то, что тот уснул на посту возле неё. Часовым спать нельзя, а то приходят на стан по ночам волки и нападают. Режут верблюдов и лошадей.
— Какие волки?
— На караван ночью напали, верблюдов покусали. Не слышала, как они с утра орали? Лечили их, раны прижигали. Караванные ночью еле отбились от волков. Одного смогли живьем поймать. Не побоялись ведь стаей мимо часовых прокрасться. Верблюдов потом долго собирали, далеко успели убежать, пока собирали — задержались немного. Теперь сзади караван идёт, после обеда догонят.
Встали на дневку. Место плохое, песок кругом, травы нет, воды тоже. Кончается вода у Гриши.
Собрались жиги:
— Северин, встаем здесь для отдыха на час и дальше уходим. Гришу вперед вышлем с Завьялом и "старыми". Не нужно всем колодец видеть. Если он есть, встанем на озере, Гриша подвезет сколько надо. Колодец в таком месте самим пригодится.
Обед. Никто не выпрягает тягло. На месте кормят, поят. Поели. Дальше тронулись, за Гришей, по его следам идут. Караван догнал и без остановки дальше пошёл. Люди на ходу перекусили, верблюдам было все равно, а лошади до вечера потерпят.
Ушли тучи, ни капли дождя не упало. Душно, ветерок пропал, солнце палит вовсю, обжигает. Проваливаются колёса, копыта вязнут в обжигающем песке. Где там, это озеро? Но за песчаным холмом вырастает следующий, и казалось, что им не будет конца и краю, и тут навстречу Гриша с полной бочкой выезжает. Вовремя.
