Молодой русский воевода располагая хорошо поставленной разведывательной сетью, знал не только примерную численность сил противника, но и месторасположение ставки коронного гетмана. Не желая дать Сапеги возможность собрать все свои силы в единый кулак, Скопин-Шуйский решил действовать на опережение врага. С этой целью он разделил свою армии и оставив пехоту под командованием воеводы Воротынского, сам с конницей, устремился на врага.
Конечно, молодой полководец сильно рисковал совершая подобный шаг, но его расчет оказался верен. Совершив стремительный бросок, он подобно грому среди ясного неба обрушился на противника, захватил его врасплох и опрокинул его.
Удар Скопина-Шуйского пришелся на время обеда, когда ничего не подозревавшие шляхтичи отправились спасть после сытного обеда. Некоторые из них успели покинуть свои шатры или повозки и вскочив на коней скрестить оружие с противником, но эти славные подвиги были подобны одиноким голосам вопиющих в пустыне. Поляки были разгромлены наголову и позорно бежали, оставив победителям свой лагерь со всем добром.
Одержав столь сокрушительную победу молодой полководец получил шанс продолжить преследование бегущего врага и на его плечах ворваться в Вильно, но Скопин-Шуйский отказался от этого. В преддверие встречи с сильным отрядом гетмана Калиновского он предпочел не повторять ошибок противника и действовать вместе с воеводой Воротынским.
Правильность подобных действий очень скоро подтвердилась, когда разведка донесла, что в составе сил Калиновского есть и польские гусары и немецкие ландскнехты. Желая встретить врага всеми силами, Скопин постоянно подгонял Воротынского, но как не спешил воевода он опоздал ровно на один день.
Отряд Калиновского раньше его подошел к теперь уже бывшему лагерю Сапеги и от немедленной атаки на русских, воеводу удержало известие о разгроме коронного гетмана и незнание численного сил противостоящего противника. Когда же Калиновский разобрался — было уже поздно, русские войска соединились и перед ним возникла дилемма: атаковать противника или отступить.
Сам Кшиштоф Калиновский был человеком не из робкого десятка, равно как и все его командиры. Все они высказались за сражение, апеллируя тем, что кавалерия Скопина-Шуйского понесла потери в схватке с Сапегой, а также тем, что русская пехота устала после длительного марша.
Выстроенный Калиновским расчет был абсолютно точен и логичен, но в дело вмешалась русская непредсказуемость. Пехота Воротынского действительно устала, но после того как к ним обратился сам князь воевода и попросил продержаться час, от силы два, пока конница не разгромит врага и не ударит в тыл солдатам противника, у воинов выросли крылья. Скопина-Шуйского простые солдаты любили и его речь, объяснявшая воинам их задачу, помноженная на неприхотливость и выносливость русского человека совершило подвиг.
Несмотря на бешенный натиск наемной пехоты, солдаты Воротынского продержались до прихода дворянской конницы, которая в пух и прах разгромила гусар ротмистра Новодворского, а заодно разгромила ставку самого Калиновского.
Выстоять пехотинцам под натиском врага помогали четыре легких орудия, что самоотверженно вели огонь по врагу, несмотря на оружейный огонь противника. Большая часть орудийной прислуги была им выбита, но пушки не прекращали вести огонь по врагу.
Только после разгрома Калиновского Скопин двинулся к Вильно и взял город без боя, так как у противника не было сил его защищать. Сапега покинул столицу Великого княжества, успев вывезти из неё казну и другие ценные сокровища.
Многие по этому поводу высказывали сочувствие молодому воеводе, но тот только усмехался в ответ.
— Вместе с казной и сокровищами литовской короны Сапега вывез в Варшаву куда более важную для мена на данный момент вещь. За что я премного благодарен, господину коронному гетману — загадочно говорил Скопин-Шуйский.
— И что — это? — терялись в догадках досужие любопытные.
— Страх, — коротко отвечал полководец. — Сейчас в Варшаве он пожирает умы и сердца польской знати, духовенства и короля.
Переполох в польской столице действительно стоял знатный, особенно после того как стало известно, что Скопин взял Троки и стал, в ожидании прихода армии Пожарского. Моментально распространился слух, что соединившись под Новогрудком, они двинутся через Брест на Варшаву. Многие горячие головы стали покидать польскую столицу, видя как мало войска в распоряжении польского короля.
Паника все сильнее и сильнее охватывала Варшаву и тогда, по совету Игнатия Стеллецкого король решился на переговоры с Московией.
— Сделайте это как можно скорее, ваше величество. Не дразните шведского короля соблазном разрыва перемирия и похода на Варшаву. Поверьте мне, такие разговоры циркулируют в свите короля — убеждал духовник короля и тот, скрепя сердцем согласился.
Вскоре, князь Понятовский не теряя времени отправился в лагерь к Скопину-Шуйскому с предложением заключить перемирие между Польшей и Русским царством сроком на пять лет. Каково же было его удивление, когда молодой князь заявил, что о перемирии не может идти и речи.
— Только мирный договор или наши войска продолжат движение на Варшаву, где с божьей помощью мы будем подписывать не мирный договор, а принимать капитуляцию — хладнокровно заявил князь и по его глазам было видно, что он не шутит и настроен весьма серьезно.
Много повидавший на своем веку разных личностей, Понятовский в серьез испугался молодого воителя, что крепко схватил птицу удачи за хвост и не желал её отпускать. На таких как правило не действует лесть, разумные доводы и прочие приемы политического торга, ибо молодые ещё не набили себе шишек и считают, что должно быть только так и не иначе.
Пытаясь осадить зарвавшегося победителя, Понятовский заявил, что князь не может диктовать ему условия, так как принимать перемирие или нет прерогатива императора Дмитрия. Не желая обострять и без того накаленную атмосферу, поляк именовал русского государя его полным титулом, однако приведенный им аргумент не сработал. Скопин крикнул своего ключника и тот принес ларец с документом, согласно которому Дмитрий разрешал воеводе самолично решать вопросы мира и войны, заключать или не заключать мир или перемирие.
Стремясь сохранить мину при плохой игре, Понятовский заявил, что в мировой практике между воюющими сторонами сначала заключаются перемирия и только потом подписываются мирные договора.
— С турецким султаном Ахмедом Польша сразу подписала мирный договор, без всяких перемирий — тут же парировал Скопин и Понятовскому было нечем крыть.
— Я должен довести ваши требования до его величества, а это как вы понимаете требует определенного времени — начал вертеть шарманку посланник короля, но молодой князь тут же его оборвал.
— Прекрасно. Я нисколько не ограничиваю вас в действии и даже готов помочь вам ускорить ваши сношения с королем. Сейчас мы в Троках, недели через две мы с князем Пожарском будем в Новогрудке. Думаю от туда вам будет легче обращаться с королем, а из Бреста и подавно.
— Не стоит быть столь самоуверенным, господин князь. Жизнь полна неожиданностей и назначая мне встречу в Новогрудке и тем более в Бресте вы можете туда и не дойти. Как у вас говорят: — широко шагаешь, штаны порвешь. Польша потерпела поражение в сражении, но не в войне.
— Я думаю, что король шведский поможет мне сохранить мои штаны. Его посланники из Риги должны прибыть в наш лагерь в скором времени.
— Вы, блефуете, господин князь! Шведский король не нарушит перемирие!
— Оставайтесь и вы увидите, его посланников — снисходительно предложил поляку Скопин и того пробила дрожь. Именно ради невозможности заключения союза России со Швецией, король так спешно и направил его в лагерь врага.
— На каких условиях вы хотите заключить мир? Что мне написать моему королю? Только прошу будьте реалистичны и не стройте сильных иллюзий относительно слабости Польши. Как только вы перейдете Буг, весь народ встанет на защиту своей родины — пафосно воскликнул Понятовский, но его слова не произвели никакого воздействия на русского воеводу.
— Расскажите об этом шведам. Это они хотят свергнуть вашего короля и захватить Польшу. Нам достаточно наших исконных земель находящихся в вашем подчинении.
Понятовский пыхнул праведным гневом, но Скопин властно поднял руку и заговорил.
— Из земель Великого княжества литовского мы требуем себе Полоцк, Витебск и Мстиславль. Все остальные земли мы готовы вернуть королю Сигизмунду. Кроме этого мы намерены удержать за собой все бывшее Переяславское воеводство и Киев с той территорией, что была отдана вами гетману Сагайдачному.
— И это все?
— У вас плохо со слухом, господин Понятовский? — язвительно произнес Скопин. Поляк вновь дернулся, но взял себя в руки и сдержался.
— У меня хорошо со слухом, господин князь. Занятый столь важной миссией как мирные переговоры, я всегда предпочитаю уточнить услышанное, чтобы потом не оказалось, что я не правильно понял сказанные слова.
— Это всё. Так можете написать королю Сигизмунду. Если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, я готов отправить вас в Москву к императору. Однако сразу предупреждаю, что движение моих войск за время вашего путешествия остановлено не будет — жестко ответил воевода и выжидательно посмотрел на посланника.
— Я сегодня же отправлю гонца в Варшаву с вашими требованиями, господин князь. И прошу вас прекратить боевые действия сроком на месяц.
— В вашем распоряжении будут ровно две недели начиная с завтрашнего дня. После этого срока мы возобновим свое продвижение к Бресту. Честь имею — Скопин сдержанно поклонился поляку и того как ветром сдуло из его шатра. Нужно было торопиться.
Когда король получил письмо Понятовского у него задрожали руки, закололо в боку от гнева, но вместо лекаря он приказал позвать к себе Стеллецкого. Пан Игнатий немедленно откликнулся на зов короля и ознакомившись с содержанием письма разразился праведным гневом в адрес князя Скопина и царя Дмитрия.
— Это лишнее доказательство того, что русские по своей натуре относятся к азиатским варварам, а не к цивилизованной Европе! Вместо привычного перемирия как это принято между культурными государствами, эти дикари требует немедленного заключения мира! Немедленного!! — возмущался королевский духовник, потрясая от негодования руками.
— Подумать только, какой-то желторотый юнец диктует нам условия так, как будто он захватил Варшаву и мой собственный дворец. Неслыханная наглость, пан Игнатий.
— Неслыханная, ваше величество и господь его за это наверняка накажет! Истинно говорю вам — пообещал королю духовник. Парочка единомышленников еще некоторое время давала волю чувствам, но затем вернулись к реалиям жизни.
— Что мне делать, пан Игнатий? Понятовский пишет, что в планах Скопина дойти до Бреста и это, к сожалениям, ему по силам. В Великом княжестве литовском по словам гетмана Сапеги войск нет и в скором времени не предвидится. Князь также пишет, что Скопин имеет большую надежду на то, что шведы разорвут перемирие и решат попытать военное счастье на полях нашего королевства.
— Следует честно признаться, что положение действительно может статься таковым, как пишет князь Понятовский — со вздохом констатировал Стеллецкий и глядя мимо жаждущего взгляда короля заговорил.
— Будь в нашем распоряжении хоть часть войска того, что было год назад — я без колебания призвал бы вас драться и испытать воинское счастье на поле брани. Имей я твердую надежду на порушенное войско — я бы призвал вас крепиться и положиться на волю божью. Если бы шведский король воевал бы сейчас с датчанами или померанскими княжествами, мой ответ был бы иным, но сейчас я призываю вас ради блага страны подписать мирный договор с русскими также быстро, как вы пописали его с турками. Тем более в нем имеется пункт, закрепляющий на долгие года вражду Москвы и Стамбула.
— Переяславское воеводство? — встрепенулся король.
— Вот именно. Русские и турки ещё долгие годы будут смертным боем драться за эту кость, оставив в покое наши остальные земли.
— До тех пор пока мы не окрепнем и набрав силы вернем их обратно. Тем более, что Сейм никогда не признает подписанного мною договора с русскими.
— Я завидую вашей логике и вашему пониманию, ваше величество — склонил голову Стеллецкий.
— Русские хотят мира на своих условиях? Что же они его получат и пусть потом не гневят бога своими мольбами помочь им в борьбе с турками и татарами! — Сигизмунд величественно вздернул головой и приказал позвать к себе секретаря, а затем собрать малый королевский совет.
Все приказания короля были тот час исполнены и уже к вечеру, был отправлен гонец к Понятовскому с подробными инструкциями как следует вести дело со Скопиным-Шуйским. Вместе с ним отправилась и дипломатическая свита, так как король не мог позволить себе нарушение светских правил.
В отличие от молодого гонца, свитские плохо переносили дорогу связанную не со спокойным передвижением в карета, а с непрерывной скачкой. Останавливаясь на проезжем дворе и с трудом покидая опостылые седла, они от всей души поминали всех тех кто отправил их в это путешествие.
Успев к назначенному Скопиным-Шуйским сроку, поляки уложились с подписанием договора за три дня. За это время были обговорены не только будущие границы двух государств, но и обмен пленными, отказ от взаимных претензий и многое другое.
Поляки особенно не хотели платить за разорение Гомеля Лжедмитрием, упрямо утверждая, что к действиям этого авантюриста Польша не имеет никакого отношения. Понятовский очень надеялся, что этим отказом он сможет создать прецедент и тем самым затянуть переговоры в надежде на лучшее. Вдруг турки изменят свое решение и нападут на Московию или на худой случай крымские татары. А то и вовсе, помрет Дмитрий, начнутся внутренние смятения и русским будет не до переговоров, однако на его удивление, Скопин неожиданно согласился не включать спорный пункт в договор.
Услышав об этом, Понятовский сильно обеспокоился. Раз противная сторона идет на уступки, значит он чего-то не понял или недоглядел. Князь всю ночь просидел за текстом договора, но так и не нашел скрытого подвоха. Сверив каждую букву, каждую запятую, сличив польский текст договора и русский, Понятовский ничего не нашел, но даже после подписания мира, князь чувствовал, что Скопин-Шуйский его в чем-то обошел.
В чем и как, королевский посол узнал через месяц, когда к нему в Варшаву приехал подскарбий Вильно Гжегош Брянка. Он рассказал, что перед тем как вывести войска с территории Великого княжества литовского, русский воевода потребовал с Трок и Вильно денежную контрибуцию за то, что удержал своих солдат от разграбления этих городов. В случае отказа, Скопин-Шуйский обещал наверстать упущенное.
На справедливые замечания властей на то, что уже подписан мир, русский воевода нагло отвечал, что в нем не указаны сроки, когда он должен покинуть пределы великого княжества и потому, он может задержаться в Вильно и Троках, столько сколько душе угодно.
