Было ли неожиданностью вдруг возникшее у всех — и у Джессики, и у Луиса, и у Ванессы, и у Мигеля — понимание, что важно что-то сделать не вообще, не для иденцев, не для людей, а для Явика. Для протеанина и только для него? Хотя потом, чего уж отрицать-то, пришло и понимание, что делая что-то полезное для Явика, они, все четверо, делают очень полезное и для всех иденцев. И здесь уже не важна расовая принадлежность. Да, Явик — единственный выживший протеанин, но он один стоит десятка тысяч иденцев, а может быть — и сотни тысяч. Он не хочет вот так сразу показывать и проявлять все свои расовые способности — или даже их большую часть, не хочет лишать нынешних разумных органиков возможности проявить свои собственные возможности. В конечном итоге, он — один, а разумных органиков других рас — очень много. Миллионы. И они — должны выжить, должны встретить врага достойно, не сдаться, не согнуться. Должны победить.
Пришло понимание того, что Иден, оказывается, не просто так, совсем не просто так был важен и ценен для протеан. Здесь были протеанские башни, здесь раз за разом, пусть и не каждый день и даже не каждую неделю, но находили разнообразные артефакты, сразу относимые именно к эпохе Протеанской Империи. И потому... потому сформировалось убеждение в том, что наследие протеан, в том числе, конечно, и эти артефакты, должны быть защищены от угрозы разграбления.
Ясно, что информация о выжившем протеанине ушла с Идена. Окольными путями. А значит, ценность, важность, даже денежная стоимость протеанских артефактов сразу резко возросла. И нашлось немало разумных органиков, пожелавших на этом обогатиться. Финансово или материально. Как угодно, но — обогатиться. Джессика тогда прямо сказала: 'на этом многие делают свой маленький бизнес'.
Каждый из 'четвёрки' решал сам. Сейчас Джессика не удивилась бы, узнав, что кто-то отступил. Не струсил, нет, просто посчитал себя не готовым. Может быть — даже слишком слабым для такой работы. Но ведь никто не отступил. Ни мальчики, ни девочки. Обдумали многое, колебались — куда же без этого. Спорили. Не торопились, не искали встреч с протеанином вот так сразу. Но ведь решились.
Явик... не хотел взваливать на них, четверых, такую нагрузку. Очень не хотел. И причины этого нежелания, пусть даже частично, были понятны не только Джессике. Одно дело — нынешние разумные органики, для которых Жнецы — новый враг. И другое — выживший протеанин, для которого Жнецы — старый враг, уничтоживший галактическую империю, в которой сосуществовали не десятки, а сотни рас разумных органиков.
Ванесса тогда настояла на том, чтобы поговорить со многими приятелями, друзьями, знакомыми. Пояснить им многое. На это тоже потребовалось время. Пусть несколько часов, но... Снова ведь никто не спешил, не торопился, не искал Явика, не пытался пообщаться с ним. Даже по официальным нормандовским адресам и каналам, известным к тому времени большинству иденцев. Вокруг 'четвёрки' сформировались несколько инициативных групп. Не сразу и не вдруг, конечно. Тоже надо было обдумать услышанное, принять свои собственные решения. Решиться.
Сложно было в первый раз говорить с родителями. Тогда и Джессике, и Луису, и Мигелю и Ванессе самим не всё было ясно, очевидно и понятно. Но взрослые тоже стали готовиться к войне. Серьёзно готовиться. Явик действовал, работал. Общался с очень многими иденцами. И словесно, и своими мыслеобразами. Влиял. Не терял времени. Нормандовцы — все без малейшего исключения — тоже работали, общались, взаимодействовали с иденцами.
Если уж первый бой со считавшимся древней легендой Жнецом состоялся над Иден-Праймом, значит именно жители этой человеческой колонии — и не только люди, кстати — должны сыграть одну из основных ролей в подготовке к схватке с внегалактическим врагом. Остановить и уничтожить Жнецов. Не дать им завершить очередную Жатву успехом.
Что сделал Явик с ними четверыми? Сейчас Джессика понимала, что Явик влиял на них, человеческих детей, не только мыслеобразами, не только сказанными вслух словами, не только своим поведением. Трудно даже дать определение тому, чем и как именно он влиял, но в том, что он именно влиял, теперь у Джессики не было ни малейших сомнений.
Он, безусловно, плотно пообщался, серьёзно, глубоко пообщался с азари-матриархом Бенезией... Он повлиял и на неё. А она — на многих, очень многих иденцев. Женщины из команды и экипажа фрегата 'Нормандия' сделали очень многое, чтобы иденцы подготовились к переходу на военный график жизни быстро и относительно беспроблемно.
Ванесса — молодец. Точно и глубоко чувствовала, практически 'читала' протеанина. Явик... Вполне возможно, он не 'закрывался' от неё. Всё же иденцы для протеанина — не враги, не оппоненты, не противники. Благодаря Ванессе и спор, предшествовавший встрече с Явиком на остановке, получился не спором. Во всяком случае — не классическим спором, рисковавшим несколько раз перейти в драку. А обменом мнениями. Да, иногда — на повышенных тонах, но никто никого всё же и пальцем не тронул. И выражались, даже Луис с Мигелем тоже вполне прилично, сдерживались, на мат и брань не переходили. Эмоции, чувства — этого было достаточно, но без физического воздействия обошлись. Сумели.
Может быть, и правильно взрослые недооценивают своих детей. Иначе дети превратились бы в маленьких взрослых. И на детей тогда быстренько бы возложили — сразу — все взрослые обязанности. Явик, безусловно, взрослый. Он не только старше любого нынешнего разумного органика на пятьдесят тысяч лет, он старше почти любого нынешнего разумного органика, даже многих кроганов и азари чисто хронологически. Ему не несколько сотен — ему несколько тысяч лет. Как минимум. Впрочем, вопрос о своём возрасте он никогда не ставит в центр восприятия собеседников.
Явик не спешил, думал, размышлял, планировал. Обязанность взрослого разумного. Как бы и кто ни говорил, всё равно ясно, что Ванесса, Мигель, Луис и Джессика — дети. Десять-одиннадцать лет — это не двадцать и не тридцать.
Ванессе досталось тогда. Она ведь читала молчавшего протеанина, когда 'четвёрка' и воин древней расы пришли снова на берег озера. Читала полно и глубоко. Единственная из 'четвёрки'. И дело даже не в том, что Явик позволял ей это. А в том, что она вынуждена была балансировать между детским и взрослым уровнями понимания, а это — очень сложно. С непривычки — так очень и очень сложно. Что-то такое Явик в Ванессе разбудил. Знать бы точно, что. Или, может быть, лучше никому другому, кроме Ванессы и Явика этого не знать?!
Долго Явик думал. И всё же — решился. Показал карту, на которой были отмечены все протеанские артефакты, размещённые в пределах Иден-Прайма. Как и когда эту карту он составил — тогда, да и сейчас тоже не было уж очень важно. Главное — такая карта существовала. И Явик не стал скрывать её от детей. Отдал защищённый от копирования файл карты на инструментроны всех членов 'четвёрки'.
Можно считать, что с этой карты всё и началось... Явик не ограничился передачей карты. Он подробно, точно и чётко рассказал, как и что следует делать для того, чтобы протеанские артефакты — самые, кстати, разные — не стали источником обогащения для немногих, очень немногих разумных органиков, а послужили всем иденцам, а в перспективе — и обитателям других населённых миров. Долго Явик тогда говорил. Подробно. Для него не было новым признание Мигеля в том, что услышанное надо обдумать. Может быть — не только услышанное, но и почувствованное?!
Потом была встреча. Был доклад Явика. Не только о Жнецах. О многом другом. Наверное, он и тогда влиял, доступными ему средствами, способами и методами. Влиял на слушавших его разумных органиков. С тех пор у 'четвёрки' появилась серьёзная, сложная, взрослая работа. И теперь приходится совмещаться. Учиться в школе и работать. Да, календарно — каждому — Луису, Ванессе, Джессике, Мигелю — всего по десять-одиннадцать лет. Но фактически... может быть, намного больше. Уже намного больше. Кто сказал, что хронология — единственное, на что следует ориентироваться в понимании?
Пассбус плавно затормозил. Джессика увидела, как водитель вопросительно смотрит на неё в зеркало заднего вида, встала, прошла к открывавшейся двери, прощально кивнула, сошла на обочину. Вот она, башня. До неё — несколько сотен метров. Она вблизи — намного более высокая и монументальная, чем если смотреть на неё от Стояночного Поля. И именно с этой башни следует начать. А те башни, что расположены недалеко от Стояночного Поля — и до них дойдёт очередь. Эта башня... она станет первой. И, может быть, станет не последней. Хорошо бы успеть 'отработать' все башни Иден-Прайма. Конечно, ей в одиночку сделать это нереально, но она — не одна. У неё много помощников и помощниц. Они — справятся. Вместе, коллективно — справятся.
Джессика проводила уходивший по шоссе пассбус взглядом и ступила на тропинку, уходившую к башне. Да, она будет не первой гостьей, но, наверное, одной из немногих, кто пройдёт эту башню от самых глубоких подвалов до шпиля. Пройдёт, чтобы ни один артефакт не остался ненайденным, не описанным, не учтённым. Башня — сама по себе артефакт. Наступит момент — и она послужит иденцам. Чтобы Жнецы не смогли захватить планету и уничтожить её жителей. Чтобы Жнецы стали прошлым. Легендой, которая никогда не получит возможности воплотиться в реальность.
Маргарет видела, как Джессика вышла за калитку, как тихо прикрыла створку за собой, как пошла по тротуару. Дочь решила взять на себя проверку огромной башни, причём не одной из тех нескольких, что находились достаточно близко к Стояночному Полю, а той, что располагалась довольно далеко, на другом конце посёлка, в нескольких километрах от границы поселения. Почему она так решила? Вряд ли только потому, что эта башня была самой старой. Наверное, были и другие причины, побудившие Джессику выбрать для работы именно эту башню.
Майкл... Он беспокоится о дочке сейчас больше, чем раньше. Да, по приказу командира взвода он ушёл из дому на службу рано, ещё до рассвета. Джессика привыкла к тому, что папа с недавних пор может уйти — и надолго уйти — совсем неожиданно. Приказ. У иденцев появились новые заботы, новые обязанности, новые дела.
Башня — огромная, высоченная. Да, там есть каменные лестницы — не одна, несколько. Но... боязно всё же. Старая башня, очень старая. Удивительно — простояла больше пятидесяти тысяч лет. Умеют протеане и проектировать и строить. Куда там земным — и не только земным — инженерам и строителям. И вот теперь Джессика будет проверять эту башню. Искать и описывать артефакты, решать, что с найденными артефактами делать. Явик, конечно, постарался сделать всё, чтобы дети не пострадали, найдя артефакты и в башнях и в подземных комплексах — а на Идене есть и такие, оказывается, но... всё равно боязно. Жажда наживы меняет поведение разумного органика очень резко и существенно.
Надо собираться на работу. В поселковой больнице теперь ввели строгий график. Надо успеть придти вовремя. Дел очень много. И для медсестёр, и для фельдшеров, и для санитарок. И, тем более, конечно же, для врачей.
Обойдя комнаты, Маргарет убедилась, что в доме всё в порядке и вышла во двор. Скоро придёт автобус-развозка, собирающий медиков. Надо выйти на тротуар, чтобы водитель увидел пассажирку. Стукнула калитка, щёлкнула задвижка. Взгляд вдоль улицы. Вот и автобус выезжает из-за угла. Водитель увидел, кивнул, плавно прижал машину к бровке. Открылась дверь. Приветственные возгласы, кто-то из коллег уже протягивает руки. Обычные обнимания. Подруги целуют, усаживают на свободное место. Хорошо. Главное — рядом люди, рядом — друзья. Это — важно и ценно.
Мигель
Мигелю не спалось. Приоткрыв глаза, он нащупал взглядом табло часов. Четыре часа утра. До шести часов — ещё целых два часа, а спать... совершенно не хочется. Рука привычно нащупала лежащий на тумбочке возле кровати мяч. Холодок кожи стал давным давно обычным и приятным. Да, мечта стать футболистом только укреплялась, хотя... Появились новые задачи, которые надо выполнять. Сегодня он пойдёт осматривать то подземелье, которое, как оказалось, нашёл Явик. Нет, его построили не протеане. И, наверное, не иннусанонцы. Те, кто колонизировали и жил на Иден-Прайме тысячи, десятки тысяч лет назад. Да, это были разумные существа. И сейчас не важно, были ли они органиками или синтетами. Важно то, что они были разумными и тоже исчезли, потому что Жнецы в очередной раз зачистили Галактику от высокоорганизованной, а скорее всего — от всей разумной органической жизни. Тупо зачистили.
Откинув одеяло в сторону, сложив его привычным движением 'гармошкой', Мигель повернулся, лёг навзничь, вытянулся. Если сна нет, валяться в кровати незачем. Надо потянуться, дать нагрузку мышцам, пробудить тело ото сна. В комнате тепло, но... наверное, скоро этот комфорт исчезнет. Едва только в Галактику придут Жнецы. Глаза привыкли к полутьме, окно больше чем наполовину занавешено тяжёлыми матерчатыми полотнищами. Выходной день для школьников, но не для взрослых иденцев. У тех — обычный рабочий день. Надо вставать.
Сев в кровати, Мигель потянул к себе разложенный на стуле комбинезон, но затем раздумал. Незачем торопиться. Всё равно надо будет позавтракать как обычно, проверить рюкзак. А сейчас можно вот так, в трусах и в майке быстро поплескаться в ванной, почистить зубы и... Да мало ли что можно успеть за два часа! Решено — надо вставать и приниматься за дела.
Сказано — сделано. Выходя из ванной комнаты, Мигель увидел входившего в дом отца.
— А, уже проснулся, — сказал тот. — Хорошо, что встал. Мне вот тоже пришлось пораньше встать. Выехать в поле, посмотреть, посчитать. Знаешь, решено попытаться увеличить урожайность, да и сократить сроки созревания тоже надо. Понимаешь?
— Понимаю, пап. Если эти 'креветки' явятся, то... многие поля будут сожжены, а значит... урожайность упадёт. Нельзя допустить голода. — Мигель обменялся с отцом рукопожатием. — И?
— Вот целый час и ходил, мерил, думал. Не я один — многие агрономы так делали уже. И делают и будут делать. Ты прав. Нельзя допустить голода. Ни на планете, ни на Земле. А Жнецы, наверное, будут делать многое, чтобы мы, разумные органики, голодали, — отец шагнул в ванную комнату. — Ладно, Миге. Иди на кухню, мама уже приготовила ранний завтрак.
— Иду, пап. — Мигель, видя, как закрывается за отцом дверь ванной комнаты, прошёл на кухню. — Доброе утро, мам!
— Доброе, Миге, — обернулась женщина, хлопотавшая у плиты. — Не спится?
— Нет. Я как узнал, что Явик обнаружил этот подземный комплекс... прямо покой потерял, мам. Это — не протеанское.
— И совсем не обидно, что в ближайшее время не придётся заниматься поиском и описанием протеанских артефактов? — женщина указала сыну на стул у обеденного стола. — Садись, садись. Сейчас отец придёт — и будем завтракать. Ранний завтрак получился, но ничего, — она посмотрела на табло часов. — Успеваешь?
— Да. Пешком пройду до окраины и там сяду на межгородской пассбус. На окружной дороге, мам, — уточнил Мигель, садясь на стул и пододвигая тарелку с гренками. — Можно молока?
