— Иди сюда, подлый и грязный раб, — обругал он Катыка. — Иди сюда и ты узнаешь, как сражаются благородные эльфы. Я проткну этим кинжалом, твое черное сердце.
Катыку некуда было деваться. Из трех противников он выбрал самого безобидного и надеялся на длину своих рук, и длину меча. А что будет потом, об этом он старался не думать. Раб медленно шел вперед, оттягивая, сколько мог, момент своего столкновения с эльфом.
— Давай, Альдарион, покажи ему, как сражаются и проливают кровь отважные чиновники бургомистра славного города Геликса, — поддержал эльфа Мичигран.
— Раб повыносливей, и меч у него длинней, как бы он нашего эльфа не зарубил, — усомнился в благоприятных результатах поединка неплохо знакомый с воинским ремеслом монах.
— Убей их, и я накормлю тебя мясом до отвала, — поддержал своего бойца Бахаррак.
— Если он зарубит эльфа, то плакали наши денежки, — продолжал рассуждать Буркст. — И твои, и мои... И Бритого Мамонта, — вспомнил он.
— Это верно, — согласился Мичигран. — Надо их остановить.
— Во имя святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, прекратите поединок! — потребовал Буркст.
Святого Фестония, как и всех других святых, Катык побаивался, но Фестоний был далеко, а хозяин рядом. Катык продолжал двигаться навстречу эльфу, но делал это, как только мог, медленно.
— Кому сказано: прекратить поединок! — поддержал монаха маг.
Катык жалобно посмотрел на него, но сделал еще один небольшой шаг.
— До чего вы мне все надоели! — поморщился маг. — Им бы только кровь друг другу пускать...
Он сделал несколько быстрых шагов, и несильно ткнул рабу в лоб концом посоха.
Катык выронил меч и закрыл глаза. Лицо его стало спокойным и умиротворенным, а на губах появилось что-то вроде улыбки. Бывают же и у раба счастливые минуты: он показал, что готов выполнить приказ хозяина и не погиб от кинжала эльфа... Катык облегченно вздохнул и довольный жизнью упал на траву.
— Правильно, — сказал Буркст. — Нечего без толку кровь проливать. А ты чего разошелся, — повернулся он к варвару, наблюдавшему за поединком. — Ты чего разошелся!?
— Так обидно же, когда тебя сравнивают со слугой или начинающим воином. Я назир Бахаррак!
— Знаем, что назир. Тебе что Мичигран предлагал? Ты хоть помнишь?
— Ну, помню.
— Он тебе предлагал заплатить четыре золотые монеты, как знатному вождю, как назиру большой Орды. Это тебе обидно?
— Это не обидно. Я и есть назир Орды.
— А ты золотые платить не захотел. Ты предложил две медные монеты.
— Вы мне сразу не сказали: кто сколько должен платить. Я думал, вы хотите выманить у меня золотые.
— Думал он, — возмутился Буркст. — Чуть не зарубил нас всех. И раба на нас натравил.
— Так не зарубил же. А за лечение я заплачу, — Бахаррак сунул руку в карман, вынул оттуда пять блестящих золотых монет и отдал их Мичиграну. — И пусть на вашей площади всем скажут, что великий воин, назир большой Орды варваров Бахаррак заплатил за лечение пять золотых монет. Пять! А сейчас лечите, разрази вас гром!
— Непременно объявим, — монах ловко вынул из руки Мичиграна золотые монеты и опустил их куда-то в глубину своего балахона.
— Ты чего?.. — только и успел сказать маг, и замолчал, не стоило выяснять отношения при варваре, да и при Альдарионе тоже.
— Я сохраню эти монеты, — прогнусавил Буркст, — и передам их на строительство храма святого драконоборца, дважды рожденного Фестония, да славиться его имя в веках.
"Вот у кого надо учиться, — подумал Мичигран. — Так легко вынуть из варвара пять золотых монет! И так быстро забрать их у меня... Ни один маг со всеми своими заклинаниями не сумеет такого сделать".
— Ладно, сейчас вылечим, — Мичигран вынул из кармана платок. Не следовало показывать варвару кристалл Мультифрита. — Надо завязать глаза.
— Это зачем, еще, разрази тебя гром? — нахмурился Бахаррак.
— Я стану лечить тебя магией. Если ты будешь смотреть, как проходит лечение, кость не срастется.
Пришлось Бахарраку покориться. Мичигран плотно завязал ему глаза. Буркст снял чехол с наконечника копья и кристалл Мультифрита опять засиял. Маг осторожно ощупал ногу, нашел место, где кость была сломана, и приложил к нему кристалл.
— Считай до ста, — велел он варвару.
Когда Бахаррак закончил считать, Буркст убрал кристалл и надел на него чехол. Мичигран снял с глаз варвара повязку.
— Болит? — спросил он, нажимая на то место, где был перелом.
— Нет, не болит, разрази ее гром! — удивился Бахаррак.
— А теперь? — Мичигран нажал сильней.
— И теперь не болит, разрази тебя гром! — радостно сообщил варвар.
— Вот мы тебя и вылечили.
— А руку? — протянул варвар опухшую ладонь, провой руки. — Я в нее меч взять не могу.
Не было смысла лечить горячему варвару руку.
— Сегодня нельзя, — объяснил Мичигран. — В один день два магических лечения провести невозможно.
Бахаррак не поверил, но смирился.
— Подожду до завтра, — согласился он. — Вы только не забудьте сказать, что я, за лечение ноги, заплатил пять золотых монет, разрази вас гром! — напомнил варвар. — Вы просили четыре, а я отдал пять.
Глава двадцать пятая.
Кныпш когда-то работал в балагане акробатом. Особой мудростью он не отличался, так что никто не ходил к нему советоваться, даже по мелочам. Советоваться ходили к Хахаганге, женщине-змее, которая была по настоящему мудрой, гораздо умней Плешивого Дылды, хотя тот был хозяином балагана, а она всего-навсего женщиной-змеей. Но к Кныпшу относились хорошо. Он был добр, у него всегда можно было перехватить монету-другую, и не было случая, чтобы он кого-нибудь подвел. Характер у Кныпша был упорный. Уж если он задумывал чего-то добиться, то непременно добивался. Он и акробатом стал не столько из-за своих способностей, сколько из-за упорства и твердости характера. В балагане его считали умелым и удачливым. Он легко делал тройное сальто, вертел на перекладине "солнце" и на трапециях, под куполом, вытворял такое, что у зрителей дух захватывало. Но, однажды, ему тогда уже перевалило за тридцать лет, что для акробата возраст немалый, выполняя самое обычное двойное сальто с переворотом, он неудачно приземлился на оставленную на арене, каким-то идиотом, дубовую, скамеечку и сломал правую ногу. Кости срослись плохо, неровно, Кныпш оказался хромым и вынужден был забыть об акробатике.
Хозяин балагана, вечно мрачный Рогозей, которого за глаза все называли Плешивая Дылда, хотел выгнать калеку, но за хромого заступилась женщина-змея Хахаганга. А характерец у Хахаганги был по-настоящему змеиный. Поговаривали, что и слюна у нее ядовитая. Ее побаивались все, даже сам Дылда.
— Не надо его выгонять, — сказала Хахаганга. — Во многих балаганах есть Мудрецы. И нам пора завести этот номер. Кныпш упорный и способный, он вполне потянет Мудреца, — и посмотрела на Плешивого вприщурку.
Рогозей поежился, но возразил:
— Такие умники как этот, — он ткнул длинным пальцем в сторону хромого акробата, — просят подаяния на улице Стриженых Свиней или воруют черствые лепешки на базаре.
— Дадим ему пару помощников, и он создаст хороший номер для нашего балагана, — не отступала Хахаганга.
Плешивая Дылда не хотел верить, что из Кныпша можно сделать Мудреца.
— Пусть катится, нам хромые не нужны.
А Хахаганга ничего больше не сказала, просто уставилась на Рогозея зелеными глазищами. Тот застыл. Хотел отвести взгляд, но не смог.
— Не смотри на меня так, — попросил он.
Хахаганга взгляда не отвела и, вроде, даже улыбнулась. Или не улыбнулась, просто зубы показала. А зубов у нее полон рот, может быть раза в два, или в три больше, чем нужно человеку. Все острые, белые. Впечатляющие зубы.
Рогозею почудилось, что если он еще немного будет смотреть в ее глаза, то завизжит и полезет Хахаганге в пасть. А она проглотит его, как змея кролика. Так что сломался.
— Если ты за него ручаешься, пусть работает, — неохотно согласился он.
Но характерец у Плешивой Дылды тоже был не слабый. Когда, добившаяся своего, Хахаганга отвела взгляд, он вытер пот со лба и тут же показал, что сколько бы змеюка ни щурилась, хозяин балагана все-таки он.
— Номер, — заявил он, — серьезный, умственный. Если у него проколы пойдут, сразу выгоню.
Отрастил Кныпш солидную бороду, а умельцы обесцветили ее, так что выглядела она, как седая. Пока борода отрастала, калека-акробат читал две умные книги. Их тоже Хахаганга где-то достала. Это были толстенные словари, в которых встречались слова настолько мудреные, что в Геликсе ни среди заморских купцов, ни среди магов, ни среди ученых алхимиков не нашлось бы человека, который бы все их знал. Когда Кныпш выучил сотню таких слов, его одели в полосатый халат, а на голову накрутили что-то вроде перевернутого сорочьего гнезда из голубой ткани. И стал бывший акробат похож на самого настоящего мудреца. Хахаганга ему еще и имя подходящее придумала: Непревзойденный Мудрец Кахангаран с плавающего острова Буридуринг.
Дали Кныпшу двух подручных, и стал он работать Мудрецом: угадывал, разгадывал, предсказывал и давал советы. Угадывать и разгадывать было просто: смотрел на подручных и по их жестам, движениям, мимике говорил все правильно. С предсказаниями и советами обстояло сложней. Но Кныпш, и верно, оказался сообразительным. В свои предсказания и советы напускал столько тумана, что заблудиться в них было проще, чем в дремучем лесу. Если сбывалось его предсказание, то всем становилось ясно, насколько умен и всеведущ Непревзойденный Мудрец из балагана. А когда не сбывалось, то оказывалось, что сам, просивший совета, виноват: поступил не точно так, как посоветовал Мудрец; или звезды не так сложились; или ветер дул не с той стороны; или птица не вовремя пролетела... Кныпша сильно зауважали. Появилась у него слава Мудреца и Провидца, и многие шли в балаган только ради того, чтобы испросить у него совета. Или, просто, хоть бы увидеть его.
За три года такой работы Кныпш услышал столько похвал, что и сам уверовал в свою мудрость и, даже, в то, что он может предвидеть будущее и предсказывать его. И от этого стал Кныпш свысока поглядывать на своих товарищей. Он, как и раньше, мог дать в долг пару монет, но смотрел при этом так, что брать у него взаймы перестали. И разговаривать он стал с другими актерами балагана небрежно. Вел себя так, чтобы все почувствовали, кто он, а кто они все.
Окончательно уверовав в свою исключительность, Кныпш решил уточнить отношения и с хозяином балагана. Весь доход от его мудрости шел в карман Плешивой Дылде, а ему, Непревзойденному Мудрому Кахангарану, с плавающего острова Буридуринг, платили лишь немногим больше, чем другим работникам балагана.
Он пришел к хозяину и потребовал восстановления справедливости.
Для Плешивой Дылды это было настолько неожиданно, что тот, вначале, даже не понял, чего Кныпш хочет.
— Мои предсказания дают балагану большой доход и по справедливости я должен получить не меньше половина этого дохода, — объяснил Кныпш.
Это Рогозей понял.
— Ты сам такую глупость придумал или тебя какой-нибудь идиот научил? — поинтересовался он.
Кныпш объяснил, что это решение — плоды его размышлений и совершенно серьезно потребовал восстановления справедливости в монетах.
Плешивая Дылда понимал справедливость совсем по другому и решил избавить Непревзойденного Мудреца от вредных заблуждений.
— Справедливо это когда доход получает хозяин, — по-хорошему объяснил он Кныпшу. — А ты только работник, и я плачу тебе столько, сколько считаю нужным.
— Нет, — заупрямился Кныпш. — Я не просто работник, я Мудрец и могу предвидеть будущее. Поэтому должен получать не меньше чем ты.
Дылда не мог с этим согласиться и напомнил Кныпшу, что тот вовсе не мудрец, а туполобый акробат, со сломанной ногой, и что он, Рогозей, только по известной всем доброте своей, назначил Кныпша Мудрецом и пригрел хромого бездельника на своей груди, иначе тот бы сейчас просил милостыню на улице Стриженых Свиней.
Вот так столкнулись между собой два понятия о справедливости.
Рассерженный Кныпш заявил Рогозею, что тот жалкое ничтожество и должен гордиться, что в его балагане работает такой Мудрец, как Кныпш.
В ответ, не менее рассерженный Рогозей, сообщил, что у левой задней ноги рыжего кота, который прыгает через горящий обруч, мозгов больше, чем в голове Кныпша. А еще он очень нелестно отозвался о родителях, и других родственниках бывшего акробата, ближних и дальних. И даже о Хахаганге, которая уговорила его оставить в балагане возомнившего о себе идиота.
Кныпш решил напугать хозяина и пригрозил, что если его требование не будет удовлетворено, он уйдет из балагана.
Рогозею невыгодно было расставаться с прибыльным номером, но чувство хозяина взяло вверх и он предложил Кныпшу катиться на свой дурацкий плавающий остров Буридуринг.
Тогда Кныпш обозвал хозяина Плешивой Дылдой и Неадекватной Функцией. И тут оказалось, что, несмотря на бороду, халат и некоторый опыт работы Мудрецом, Кныпш далеко не всегда мог предвидеть будущее.
Рогозей вытерпел, когда его обозвали Плешивой Дылдой. В конце концов, он был и длинным и плешивым. А номер Кныпша давал неплохой доход. Но в "Неадекватной Функции" почувствовал смертельное оскорбление. Он скрежетнул зубами и объявил, возомнившему себя мудрецом, идиоту, что тот сам и есть Неадекватная Функция. А если Кныпш немедленно не уберется из Геликса, то Рогозей переломает ему все кости. В доказательство серьезности своих намерений, Дылда ухватил Непревзойденного Мудреца одной рукой за шиворот, второй — за штаны, легко поднял его, вынес из комнаты, и выбросил за порог, в дорожную пыль.
После такого, оставаться в Геликсе Кныпш не мог. Следовать совету Плешивой Дылды и отравляться на плавающий остров Буридуринг он тоже не собирался, ибо не знал, где тот находится и, вообще, сомневался в том, существует ли такой остров. А идти в Неокс к гномам не имело смысла. Гномы были слишком прижимисты. За советы и пророчества они норовили расплатиться старыми гвоздями, заявляя при этом, что гвозди изготовлены из самого лучшего железа, а потому, не менее ценны, чем монеты. Поэтому Непревзойденный Мудрец решил, что его место в гуще народа, который любит его и поддержит в трудную минуту. Во главе народа он еще вернется в Геликс, и с позором изгонит из города Плешивую Дылду.
Жить в каком-нибудь определенном поселении Мудрецу не хотелось. Кныпш понимал, что в поселении к нему быстро привыкнут и не станут относиться так трепетно, как он этого заслуживает.
"Мудрец не должен быть постоянно на виду. Он должен время от времени являться и изрекать. Надо жить недалеко от какого-нибудь поселения, — решил Кныпш. — Пусть все знают, что Мудрец живет в уединении, предается размышлениям и ведет праведный образ жизни. И пусть народ почтительно приходит к нему за советами и пророчествами. И приносит свои дары. А уж он поможет всем, кому это нужно".
Подходящее место Кныпш знал. Это была небольшая роща, как будто специально обустроенная для уединения Мудреца. Раскидистые деревья давали приют многочисленным птицам, услаждающим слух нежным щебетом. Заросли боярышника, малины, ежевики и шиповника пестрели сочными ягодами и разноцветьем бабочек. Тихо журчал неширокий ручей с прозрачной ключевой водой, берега которого густо заселили крупные, величиной с ладонь ромашки. А в центре рощи стояли высокие скалы с просторными и сухими пещерами. В каждой из этих пещер можно было поселиться и, при желании, обустроить ее так, что пребывание там станет удобным и даже приятным. И, что очень важно, невдалеке от рощи находились три поселения, жителям которых представится полная возможность навещать Кныпша, оказывать ему знаки уважения, а так же пользоваться его мудрыми советами и предсказаниями. И снабжать его свежими продуктами.
