— Шутишь?! Да за это время...
— А я говорил не рыпаться.
— Если бы не...
— Ууу! Сколько можно трындеть? Внезапно, понимаешь!? Благодари Араса, что ноги унесли оттуда.
— Да ясно, ясно. Но ведь здесь-то я могу Шагать! — с досады ударяя кулаком о землю.
Двое сидели за небольшим костерком, распространяя по дубовой роще аромат жарящейся ящерицы, фаршированной травяным сбором. А вокруг стояли шалаши и лежали топчаны, брошенные в тишине молящимися, с упреком раздувающими ноздри.
— Шшш! Коленопреклонные шмакодявки любят тишину!
— Щепки, шибздики, шмылки, шастики... Брр! Хоббиты или полурослики.
— Один ял, как ни назови этих щуплых. Вот феи...
— Хых! Оу! Ты ничего не почувствовал?
— Да вроде нет, хотя...
— Что-то под землей стало чуть сильнее греть, чем вчера, да?
— Не что-то, а...
— Не парь, Арам, главное ты тоже это ощутил.
— Глянь, двуцветики зашуршали!
— Дымчатые, двуцветики...
— Зануда.
— Зазнайка.
— Мы так окончательно в детство впадем среди этих...
— Впадешь с ними, как же! Щаз как начнут опять оргию...
— Зато как эффективно! Половина самок уже с животиками, а прошло...
— Не напоминай о времени, и так тошно. И они не животные.
— Побывавшие мягнами...
— Их жесты можно по-всякому интепре...итер. Тьфу на тебя!
— И кто из нас был отличником?
— Злой ты.
— Гляди лучше, к священной поляне никак?
— Что-то новенькое.
— Йейль! Спалишь к ялу!
— Сам же отвлек.
— Перемещай туда.
— Обленился вконец. Ножками-ножками.
— Раздавлю еще шкета.
— А ты на цыпочках.
— Я хочу и есть, и смотреть.
— Так ешь и смотри. Под ноги.
— Злой ты.
— Уговорил. На ту же ветку?
— Будто там их десяток.
— Сложно сказать "да"?
— Сложно сразу переместить? И так пропустили поди чего...
— Свихнемся тут, — беря протянутую руку и перемещаясь.
— Розжиг огня все же пропустили.
— Не гунди.
— Не чавкай.
А на поляне тем временем плясали шаманы, похожие на стога сена. Их длинные волосы, переходящие у части из темно серого цвета в светлый тон, а у другой наоборот, свободно свисали гривой со спин, развеваясь по ветру во время подпрыгиваний и прогибов назад.
— Моара! Моара! — скандировали они тихими грудными голосами, потрясая дубовыми посохами, которые им сделали люфр и люф.
А вокруг на пятках сидели остальные две тысячи полуросликов расходящимися кругами. Они держались за плечи соседей и раскачивались, причем соседние круги в разные стороны. Их длинные волосы разных темных оттенков коричневого с примесью легкой других цветов, были распушены из боевых кос во время розжига. Только последнему кругу некому было распускать, да и не требовалось, рядом с ними было оружие, подобранное у мягнов, кроме того, что из сиссуа.
На поляне лежало три десятков трупов, очередная и богатая жатва смерти. Обычно их сжигали в полдень, удобряя пеплом почву рощи, но не сегодня по неизвестным для двоих причинам.
— Как обучение у твоих?
— Туго идет лор, ну хоть сам лучше их понимать стал.
— Аналогично. Теперь как мякну, и любая кошка как ляжет...
— Хоть мекни, все от смрада сдохнет.
— Фу на тебя! Чисти, раз заикнулся, — подставляя зубы под заклинанье.
— Травку жуй. И не дыши в мою сторону.
— Лентяй!
— Словил бы не такую вонючую ящерицу.
— Эти самые сытные.
— Ладно уж, подставляй, пока не сгнили.
— Аэуоэаэоуаэ.
— Прям как главный шаман, только в веточках!
— Эээаа!
— Да-да, прикрой, а то мух залетит и нагадит.
— Уууо!
— Проветривание, не аукай. Тоже помогает, порой. Ладно-ладно!
— Йейль!
— Рад знакомству, я Арам!
— Зззараззза!
— Не кипятись, все пучком! И спасибо за утренние купания, вода бодрит!
— Сссс!
— Шшшш!
— Знал бы...
— Знал бы...
И одновременно заткнули друг другу рты, чтобы не испортить очередной ритуал диким ржачем. Однако встретившиеся кулаки, вознамерившиеся пихнуть соседа, прорвали плотину, благо Чако Шагнул на самый край рощи, сотрясшейся от двух изнемогающих шалопайский глоток.
— Заметил, Фуагра опять фукал, это все ты виноват! — подняв новую волну смеха.
— Завтра нам не подадут желудей, — состроив грустную мину.
— И кустики останутся целыми, — копируя.
— Идиот!
— Не меня же с них каждый раз проносит...
— Верно, это все твой загаженный организм, переварит любое г. Или д.
— Будто у тебя чище. Вертай назад лучше.
— А спать кады?
— Слабак.
— Во где уже эти кольца, — показывая.
— То дневные.
— Фуагра не оценит наглых рож.
— С чего ты о его душевном здоровье подумал?
— Да че та тепло внутри стало, вот и подумалось.
— Влюбился?
— Ляпнешь тоже, — кладя руку на плечо и возвращаясь на ветку.
— Моара! — выкрикнули в этот момент шаманы.
— Моара! — повторило первое кольцо.
— Моара! — подхватило следующее.
— Моара... — прошептал Чако.
— Эй, что с тобой!? — неподдельно взволновался Арам.
— А?...
— Ты повторил за ними.
— Показалось правильным...
— Ты... это... кончай выпендриваться! — тряся.
— От него теплей... внутри...
— Давай спать уйдем?
— Ну уж нет.
А тем временем уже два кольца повторяли одновременно, с задержкой в слог. Три, четыре. Все кольца заволновались, дополнительно наклоняясь все разом к центру и назад, не прекращая покачиваний в стороны. А над поляной кружились два маленьких феникса, играя в театр теней.
— Крон-Ра! — разнесся во все пределы рощи неожиданно сильный тенор застывшего после иступленной пляски Фуагра.
Каждый лист, каждая ветка и травинка откликнулись шелестом, а потом ярко засветилась сама земля. Чако покачивался в такт с закрытыми глазами и не падал только благодаря очумевшему Араму, сберегшему кроху разума. Но и она отказала бедняге, когда само Небо, лишившееся всех низко висящих туч, засветилось мириадами звезд. Благо покачивания прекратились, и ввысь смотрели все без исключения, раскрыв рты, глаза, души. Все съела Тишина. Застыли и животные, и насекомые, а деревья, казалось, раздались в стороны, открывая потрясенным разумным безмерно дикую нереальность действительности.
— Махоан, — пронеслась одинаковая мысль у раженьцев, всколыхнув омут воспоминаний, одинаково прояснив разум до кристальной чистоты, зеркалом глаз отражающей Космос.
— Крон-Ра! — выкрикнул один из шаманов через некоторое время, отправляя в костер первое тело.
— Крон-Ра! — второй, поступая так же.
Все трупы сложились, создав бездымный столб пламени вровень с деревьями, который с последним телом оторвался от костровища и стал вытягиваться в скрученную иглу невообразимой длины, в какой-то момент унесшейся в безграничную даль, не оставив и точки.
— Моара Крон-Ра! Мияааууу!
За первым среди равных повторили остальные, а последний крик слетел со всех глоток, не миновав и двоих на ветке. На третий раз с небес как сорвали всю жизнь, оставив жалкие огрызки имитации.
— М... — затянули кольца звук, идущий низким гулом из груди, похожий на мурлыканье.
Через какое-то время кольца переформировались, освободив в центре достаточно места для того, чтобы там весь не осеменённый женский пол собрался вместе с самыми сильными и умелыми мужчинами, отличившимися в боях. К оргии под вновь затянувшийся звук "М" приступили и шаманы, десять во главе с одним. Никто совершенно не стеснялся, им страстно хотелось выжить, любой ценой сохранить возрожденных себя в потомках. Слишком многих они уже потеряли, добираясь до этого островка, где и приютились, гонимые грязью ошибок древних предков, которым затуманили разум не желающие перемен предатели расы хоббитов.
— Точно в порядке? — лежа на берегу реки и смотря в небо.
— Что-то подобное было со мной. С ним... Я рассказывал тебе, — сладко зевая.
— Наводит на мысли...
— Дай хоть деление поспать. И сам прикорни, все утром из реки никто не ползет.
— Спи, сердешный мой, дай умным покумекать.
— Вумник белобрысый... — и для проформы пару раз всхрапнул.
— Эй, вставай! — тряся под рассвет как раз через деление. — Да проснись же!
— Ууум, чегоо?
— Глянь на рассвет, поймешь.
— Оооо...
— Это Крон-Ра, дурень.
— Да понял я, — смотря во все глаза на верхушку поднимающейся короны, четко видимую в необычно радужно расцвеченном небе, успевшим к утру разжиться четырьмя высокими перистыми облаками. — Сказки оживают...
— За лето четыре.
— Феи, хоббиты, Крон-Ра...
— А хвастался-то... Цветущий Камень.
— Точно! — хлопая себя полбу ладонью с водой, еще раз умываясь и увлажняя волосы.
— Нашел же время.
— На свежее лицо и краски ярче.
— Боже, как красиво...
— Моара Крон-Ра приближается, — выговорил на лоре торжественным тоном Фуагра, незаметно для двоих очутившийся рядом.
— Ага, — ответили оба одновременно, лишь на миг оторвавшись от созерцания рассвета для принятия плошки с приготовленными желудями.
— Чего это он? — тихо, когда полурослик отошел.
— Радуйся, что о ночи не вспомнил.
— Серьезно.
— Зачатки эмпатии у тебя. О!
— Привет Зеф, привет Фиф! — нежно почесав под клювиком зеленого и фиолетового. — Тоже не спится?
— Он не следит, — жуя, — скармливай им все, больше пользы.
— Они не собаки!
— Извини.
— Ладно уж. Я знаю, ты рад, что они с нами.
— С тобой. И как умудряются следовать твоим Шагам?
— Ешьте, огнешки, силы нам всем скоро пригодятся.
— Сам тоже пожуй, я тебе тут собрал.
— Спасибо. Утром мягны обычно разогреваются, поспи, я настаиваю. Мы с Зефом и Фифом справимся.
Арам внял уговорам, уйдя с берега и устроившись за толстым стволом под Куполом Тишины(!!!). А на берегу разворачивалась привычная перестрелка, мягнов не тронуло необычное явление на солнце. Огненные росчерки не были опасны только для растений, по которым они водой скатывались и безвредно уходили в землю.
Мелочь была за плетеными щитами, пара десятков всего, больше высокие не стали делать, ведь требовалось срезать материал с живых деревьев. Где-то за стволами сотни рук обрабатывали захваченное вчера дерево подобранным когда-то оружием, вытачивая аккуратные стрелы в свой рост, используя местную траву как оперенье, Арам и Чако в свое время наладили производство.
Две птицы зависли по бокам от Чако. Красные лучи с противоположного берега, просвечивающие охраняемую Чако часть берега, непостижимым образом искривлялись, попадая прямо в фениксов, казалось, пожирающих сие магическое пламя. Увеличившись раза в три-четыре, птицы широко размахивались крыльями и делали порхающее движение, поворачиваясь туловищем в воздухе вертикально вверх. С хвоста и кончиков их крыльев одним взмахом в сторону врага улетали их огненные перья, а Зеф и Фиф обратно уменьшались до нормального размера. Одни перышки, попадая, отравляли соки, другие, вращающиеся, перекручивали пространство вокруг точки попадания, так же поджигая сухие волосы и все легко воспламеняющееся.
Отправляемые Чако в огромном количестве стрелы, рядом с которыми вчера шаманы плясали, с длинного вычурного лука, были не менее убойными, чем мягновские арбалеты. Люфр не только прореживал сторону врага, метко попадая, но и делал дыры в магической обороне, давая стрелам собирать свой урожай. Другие особенности его снаряжения подходили для более близкого боя.
На этот раз неудачников не оказалось, высадка в другой части берега была перебита, и никто из полуросликов не помер, легкие и тяжелые раны от копий и стрел не считаются, как не жаль, но лазарет увидит доктора Арама еще не скоро, придется некоторым терпеть. С выбранной излучины река далеко простреливалась.
Бой уже почти иссяк, когда из-за поворота резко выскочил баркас, замедляющий движение. Ни весел, ни паруса, а против течения. Чако лишь передернул бровями, не профукав выстрел, снявший высунувшегося любопытного на противоположном берегу.
От неведомого корабля до края рощи оставалась /пара сотен метров/, когда с двух сторон в него ударили десятки огненных лучей, быстро перевалив за сотню. Все мягновские шаманы сосредоточились на новом противнике, явно знакомом им, в этом Чако мог бы поклясться.
Краем глаза он смотрел по течению, продолжая стрелять подаваемыми ему стрелами по открывшимся врагам. Его рука ни разу не дрогнула, в отличие от ушей, встопорщившихся на диковинное. И было от чего!
Огонь попадал на сферу, четко очерчивая ее, и дорожками собирался на самой верхней точке защитной сферы посудины, полностью остановившейся. Уже после первых попаданий проявился такой знакомый Чако трисвог, который по мере увеличения числа нападавших, усложнялся и ускорял свое вращение, разрастаясь вширь, в какой-то момент превысив размеры самого баркаса.
Чако сглотнул, когда сразу восемь огненных копий, которые Арам по одному еле-еле сшибал, предпочитая сбегать от большего числа, полетели в сторону баркаса. Еще стрелка удивило поведение фениксов, переполнившихся радостью, которые порывались полететь к обстреливаемому мягнами неведомо откуда взявшемуся...
— Неужели?! — он даже опустил лук как раз в момент, когда все восемь копий ударились в щит.
Его разрывала догадка и страх. Но от сердца отлегло — ярость пламени была бессильна перед защитой, превратившейся в нападение. Вверх из бешено вращающейся фигуры полетело множество необычных сосулек в рост хоббита. Фонтан ударил по обоим берегам, точно вышибая агрессивно настроенных мягнов даже под щитами.
Очаги агрессии были быстро подавлены. А все хоббиты еще при первом появлении корабля едва не побросали щиты, их лица были просветленно-счастливыми. И если у Чако ухнуло сердце, когда вращающийся ужас слетел в их сторону, то окружающие дружно грянули свое: "Моара!". Диск прокосил берег почти у самой земли, плавно развернувшись у самого края рощи, очерченного мощными кустами шиповника, он пошел стричь Бразхаон с легким наклоном, валящим высокие сосны, ели, клены, березы в сторону от пристанища дивного народца. Не все мягны сумели вовремя сбежать. Чако очнулся только когда на противоположном краю на стороне врага диск под наклоном и на издохе врезался в почти достроенную каменную крепость, порождая убийственный вал обломков, покатившийся по земле и разлетающийся в воздухе неприятеля.
А на берег к этому моменту уже высыпали все, даже раненых принесли, а Фуагра привел разбуженного Арама, беспокойно оглядывающегося. Не замечая мелководья, "Лейо", как вслух выдохнул подошедший к Чако Арам, пристал к берегу, откинулась и удлинилась сходней часть борта.
— Боже милостивый...
— Благой Арас...
— Моара Крон-Ра!
Такова реакция на появление двух, люфа и люфса, вместе спускающихся. Их руки были сцеплены в замок. Один проявлял скромное любопытство, второй легкое полуулыбающееся недовольство, косясь в сторону раненных, поддерживаемых женщинами. Стояли только высокие, остальные сложились в три погибели, приподняв головы, следящие за ногами. Люфа и люфра оттеснили подальше, вперед буквально шмыгнули шаманы, рухнувшие на колени перед парой таких знакомыми двум лиц.
