— Хм, гкхм… Меня зовут Николай Александрович, пани Родомила. Ради Бога простите за мою бесцеремонность, но позвольте спросить: не испытываете ли Вы какие-то затруднения — какие я бы мог Вам помочь решить?
Девочка моя, видать ещё не знала убойной силы своей красоты — поэтому, слишком как-то по-простецки сказала на довольно приличном русском:
— Я беженка из Варшавы, господин офицер, только что прибыла поездом из Вильно и хотела бы снять гостиничный номер… Если недорого…
— Боюсь, «недорого» не получится, пани. Хотя в Могилеве и, порядка сорока гостиниц — но в связи с переездом в этот город Ставки Верховного Главнокомандования, цены на номера очень сильно взлетели…
Сердце Моё опустила очаровательную головку и, по щекам её потекли горькие слёзки:
— Тогда, я… Я… Я… Я только на работу устроюсь, сразу же…
— Почему Вы одна, пани Родомила? Где ваша семья?
— Маму я потеряла при эвакуации — ещё до Вильно, а мой папа… Мой папа, умер задолго до войны…
— Почему же, вы с вашей мамой эвакуировались из Варшавы? Германцы — культурная, европейская нация и вам ничего не угрожало… Мало того, мне доподлинно известно — что многие поляки с радостью встретили германскую оккупацию, принёсшую им «освобождение» от российской…
Пани Родомила, горько усмехнувшись, отрицательно замотала головой:
— Мой отец был крупным российским чиновником — за это его в седьмом году убили боевики Юзефа148. Когда стало ясно, что русская армия оставит Варшаву, наши соседи — все как один, вдруг сделались такими злыми! Шипели из-за каждого угла… Всякие гадости говорили, обзывались нехорошими словами… Мы с мамой терпели, только улыбались в ответ — но когда наши солдаты уходили из Варшавы, нам стали угрожать: «Не долго вам осталось жить, собачья кровь»! Мы очень сильно испугались и, схватив первое попавшееся в руки, побежали на вокзал…
Понятно: соседи на барахлишко или жилплощадь семьи российского чиновника позарились. Обычная история — испортил жилищно-денежный вопрос варшавян!
— Вы упомянули, что ищите работу… Умеете ли работать ни пишущей машинке, пани?
— Да, пан офицер! — из-под широко раскрывшихся длинных-предлинных ресниц, напоминающих крылья волшебницы-феи, выпорхнула вспыхнувшая надежда, — я очень хорошо умею печатать на пишущей машинке!
— Тогда я приглашаю Вас к себе на работу в качестве секретарши-машинистки… Каков будет ваш ответ, пани?
— Я… Я… Я, право не знаю…
— Значит, так и запишем — Вы согласны. Я правильно Вас понял, пани Родомила?
Лёгкий, еле заметный кивок прелестнейшей головкой!
Как бы там не было, но я должен ей помочь — хоть немного компенсирую вред, причинённый моим Реципиентом. На футляре, которую пани при разговоре поставила на землю, имелась надпись «Remington». Взявшись за него, я спросил:
— Ещё какие-нибудь вещи имеются, пани?
— Нет, пан офицер… Только то, что на мне — остальное украли на вокзале в Вильно…
— Да, там могут.
Закинув довольно тяжёлый и громоздкий футляр на заднее сиденье, я повелительным тоном спросил у лиц меня сопровождающих:
— Кто-нибудь из господ желает прогуляться пешком?
Соскочили сразу двое — Дворцовый комендант генерал-лейтенант Воейков и, не так давно вернувшийся из служебной командировки, генерал-майор Александр Иванович Спиридович — начальник Особого Отряда Императорской дворцовой охраны. Хорошо ещё, что сам Кегресс не выскочил — этой штукой я ещё управлять не пробовал и, если честно — не испытываю не малейшего желания!
Рисунок 91. Печатная машинка «Remington».
А управление этим автомобилем, было сказочно сложным. Не три педали на полу — как я привык, а целых девять: по две для левого и правого тормозов, стояночный или «горный тормоз», педаль газа — здесь называемая «акселератором», усиленная подача масла в двигатель и пневматический сигнал. Кроме этого, многочисленные рычаги — пускового устройства, пневмодомкрата, подкачки шин…
Недаром, «местных» шоферов сравнивали с инженерами! Мне и, в голову пока не приходило подменить Кегресса за рулём.
* * *
Так… Так, куда её? Ну не в кино же даму приглашать!
— Пани, должно быть сильно голодна?
Конечно, можно было накормить её в вагоне-ресторане, но… Седина в бороду — бес в мошонку!
— Не знаю, приличествует ли…
— Ну, тогда в ближайшую ресторацию, Адольф!
Блин, чувствовал себя как Киса Воробьянинов — запавший на отощавшую на «овощных» котлетах студенточку из общежития имени монаха Бертольда Шварца… Довольно идиотское «чувство» — должен признаться, но ничего с собой поделать не мог!
Комендант, действительно — почапал куда-то на своих двоих, а Спиридович — выгнав из автомобиля сопровождения подчинённого ему жандарма из Конвойного эскадрона, отправился следом за нами.
На ходу, чтоб не молчать, я рассказывал пане об достопримечательностях Могилева, с которыми уже успел достаточно хорошо познакомиться:
— Не смотрите на столь убогий внешний вид, пани! Могилев — достаточно современный город — в нём уже есть электричество, телеграф, телефон, водопровод и даже трамвай на конной тяге…
— А это — разбитый на месте старых городских укреплений Муравьёвский сквер, названый так — в честь губернатора конца прошлого века.
— Позвольте… Да никак, это театр?!
— Да, это театр, пани. В городе ещё и синематограф есть — под названием «Чары»…
— «Чары»?! …Что это за здание, Николай Александрович? Какая прелесть!
— Это, мы заехали в так называемый район «Школотица», населённом местными евреями… Обратите внимание, пани Родомила: это высшее еврейское учебное заведение — «Ешибот»! А эту синагогу в приснопамятном 1645-ом году — на праздник Рошга-Шана, разгромил достославный бургомистр Ребрович со товарищи…
— Ой, как интересно Вы рассказываете, Николай Александрович!
Видать, мой шофёр Кегресс подслушивал или неправильно меня понял, но привёз он нас как раз к «Чаре». Только хотел ругнуться, как заметил напротив двухэтажное здание под большущей вывеской «Дом Граната», на первом этаже которой кроме ювелирного магазина Моисеевой и магазина дамского платья Кагана, мною была замечена какая-то забегаловка. Возникли кое-какие сомнения:
— Сами то Вы, здесь бывали, Адольф?
— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — отчаянно грассируя, заверил тот, — отличная французская кухня: здесь и, наш посланник — мсье женераль Жанен, частенько бывает.
Так вот, где у него происходят конспиративные встречи со своим резидентом! Совсем, русского царя — за дурачка считает, раз привёз сюда.
Я пошарил по карманам: разум у этого тела другой, а привычки остались теми же — у царя ни гроша за душой!
— Рассчитаетесь за нас, Адольф? Как только разбогатею, тотчас верну — честное императорское.
«С германских репараций, блин»!
…ЧТО, ЧТО?!
Кажется, только что, в мою голову пришла хорошая идея…
* * *
Наш «роман», сразу же пошёл как-то не так, как мне хотелось бы: моя любимая так жадно ела, что отвлекать её от этого занятия любовным трёпом, было как-то совестно… После французской кухни, пани Родомила Вуйцик покраснев, отпросилась «попудрить носик» и я её довольно долго ждал. Затем, вернувшуюся за стол, мою забавницу начало конкретно «плющить»! Человек был явно на пределе своих сил — видать, довелось ей хлебнуть лиха…
Ну, что ж поделать? Всякие там «пуси-муси», придётся отложить до более благоприятного момента.
К Царскому поезду, привёз её уже спящую.
Вагоны «поезда-дублёра», когда стало ясно — что я буду постоянно обитать и царствовать здесь на полустанке — а не в резиденции могилёвского губернатора, как сперва предполагалось, с мой же подачи начали потихоньку «обживать» — превращая их в спальные… Вот здесь я и, поселю мою радость. Не проживать же ей, моей прелестнице, в гостинице — в городе, как консервная банка килькой, набитой лощёнными штабными офицерами?! И, не ездить же моей лапушке, на работу каждый день из города на извозчике — как какой-то простой купчихе?
Когда приехали и я очень осторожно растолкал Родомилу и она удивлённо спросила, оглядывая обстановку:
— Извините, Николай Александрович… Совсем забыла спросить: кто Вы? У кого я буду работать?
— У Хозяина Земли Русской, пани Родомила.
Она, внимательно пригляделась в моё лицо и вдруг воскликнула в благоговейном ужасе:
— ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО!!!
Вот так мы и, познакомились с моей милой лапушкой…
* * *
Три дня, пока пани Родомила обживалась и обвыкалась, пока знакомилась со своими должностными обязанностями и, получив аванс, ездила с Кегрессом на любезно предоставленном ей автомобиле по магазинам — восстанавливая утраченный положенный всякой приличной девушке минимальный гардероб, я к ней практически не подходил.
Только работал с бумагами, встречался с людьми и мечтал, как приглашу её в уже более-менее приличный ресторан, театр, синематограф… Как мы будем с моей Единственной кататься на «Фюрермобиле» по окрестностями Могилева, на лодке по Днепру, гулять по этому чудесному сосновому бору… Я научу её стрелять из нагана с двух рук, ловить рыбу на земляного червяка или опарыша и, как мы будем — сидя с удочками на высоком днепровском берегу, целоваться при восходе и закате Солнца и…
Хм, гкхм… Так далеко в своих мечтах, я «заходить» ещё не смел!
Я стал чрезвычайно рассеян, отвечать нас вопросы порою невпопад и улыбаться в тех местах разговора — где надо быть серьёзным и, даже злым… Лейб-медик Фёдоров, уже стал было с тревогою на меня поглядывать.
Как вдруг!
Решив, что пришла пора, что настал момент серьёзно поговорить и пригласить панну Родомилу куда-нибудь поужинать вечерком — давая намёк на моё желание начать с ней серьёзный «роман», я приосанившись, зашёл в оборудованный специально для неё крохотный рабочий купе-кабинетик в вагоне Генерального Секретариата и, замер на пороге, как соляной столб — в который превратилась враз окаменевшая жена Лота, оглянувшаяся на Содом и Гоморру…
Моя Богиня весело щебетала с моим личным секретарём Сергеем Михайловичем Крупининим.
Нет, нет, нет!
Никаких «ути-пути»! Чисто профессиональный разговор — про делопроизводство, оформление документов и всём таком прочем…
Но, КАК(!!!) они при этом разговаривали! КАК(!!!) они смотрели друг на друга, не замечая ничего вокруг, даже — моего появления! И, я всё враз понял: я здесь — ЛИШНИЙ!!!
«Дурак, дурак, дурак! — со злостью повторял я про себя, потихоньку выйдя обратно на перрон, — старый дурак! Педофил позорный! ДОЛБО…Б(!!!) конченный!»
Заперся у себя, объявив чтоб не беспокоили и попробовал отвлечься работой… Но, ничего не получалось — всё из рук валилось. Просидел целый час с объятой ладонями головой…
Что делать?
Конечно, если я захочу — он её мне уступит и, она… И, она мне отдастся. Но… Разве, я ЭТОГО(!!!) хочу?! Я ж, её так сильно люблю, мою Ненаглядную… Я ж, её так долго искал, мою Единственную…
Что делать?
« — Что ТЫ(!!!) сделал из-за любви к женщине?
— Я отказался от неё…», — пришло откуда-то из глубины сознания.
— ЕСАУЛ!!! — заорал я, выскочив из вагона.
— Слушаю, Ваше Величество! — он, как будто под окном стоял.
— Пулемёт на стрельбище! И, проследите, чтоб в округе ста вёрст ни одной живой души не было — сегодня я желаю стрелять совершенно один.
Начальник Конвоя озадаченно сморщил свой горбатый шнобель…
* * *
— Что в народе про меня и пани Родомилу Вуйцик говорят?
Наутро я спросил у Алексея Николаевича, бреющего меня и «поправляющего» наш с ним патентный полубокс — за который, мы с ним уже получили по первые сто рублей от его могилевских коллег.
Как я и, предвидел — эта стрижка, становится популярной: многие офицеры Свиты — первым делом из моего «ближнего круга» уже щеголяли «Имперским полубоксом» и небольшими аккуратненькими усиками под носом «а-ля Николай Второй Кровавый». Первым, приобрёл себе новый облик Мордвинов, за ним оба моих секретаря и даже комендант Воейнков. В городе и в Штабе стали уже частенько попадаться офицеры — из тех, кто помоложе с таким новым обликом. Как мне доложил на днях Алексей Николаевич, его «жидок» уже выехав в обе столицы — оформлять «привилегию» там.
— «Народ», теряется в догадках, Ваше Величество! Сперва шептались, что у Вас с ней «амур», а потом видят…
По интонации, было сильно заметно, что он и сам сгорает от любопытства.
— У меня «амур» только с моей законной супругой — Императрицей Александрой Фёдоровной, — несколько равнодушно, прервал я поток его словесности, — к пани Родомиле же, я испытываю чисто отеческие чувства — она напомнила мне одну из моих дочерей… Понятно?
— Это, какую же из них? — в полном недоумении, парикмахер перестал меня брить, — ни одна из…
— Ту, которая ещё не родилась! Не тупи, компаньон — без тебя тошно.
После этого, при рабочих контактах с Родомилой я, нет-нет — да и называл её «доченькой» и, возникшие было грязноватые сплетни про нас, тот час же исчезли — как жирные пятна на фарфоровой посуде от действия «Fairy Oxi».
Глава 17. Вторая древнейшая профессия.
«Интеллигенцию же Папа (Николай II) не любит и подавно. Он произносит это слово совсем особенно. Когда Папа говорит «интеллигенция», у него бывает такая физиономия, какая бывала у моего мужа, когда он говорил «сифилис».
Он всегда произносил это слово отчетливо, в голосе его был страх и какая-то особенная брезгливость…, — Вырубова А.А. «Фрейлина Её величества. Дневник и воспоминания Анны Вырубовой».
Мне, как «выходцу» из двадцать первого века, как свидетелю того — каким макаром был развален СССР, как прочитавшему сотни статей и десятки книг после выхода на заслуженный отдых и, просмотревшего не меньшее количество фильмов — роль средств массовой информации была ясна как Божий день.
Поэтому, одной из первых задач данных генералу Спиридовичу а через него — всем правоохранительным органам Империи, был таким: собрать, обобщить и проанализировать всю имеющуюся информацию по всем печатным СМИ — других, слава Богу, пока не имеется!
— Через месяц, господин генерал, я хочу знать максимально много: кому принадлежит газета или журнал, из каких средств финансируется, привычки хозяина, редактора, корректора, журналистов… Короче, про всех — вплоть до последней уборщицы в редакции! Если, есть какой компромат (а он обязательно должен быть — мы все человеки!) — подать сюда. Задача ясна? Тогда выполнять!
