Давно стемнело. Снаружи, на бетонных ступенях, присяжную Руби Роуз терпеливо ждала команда, сгрудившись островком тепла и счастья в осенней холодной ночи; глядя на своих через стеклянные двери холла, Руби вздохнула:
— Правда, зачем я здесь?
— Повестку прислали.
— Лось, это "почему". А вот зачем?
Лось не нашелся с ответом. Видимо, вспомнил печальное донельзя, потому что даже переменился в лице. Не дождавшись, Руби протянула ему флягу в зеленом чехле:
— Возьми. Получается, это и есть взрослая жизнь? Мы тут стоим, и тетки эти, и дядьки. Слушаем... Все это. А там, вон, окна светятся. Дети ждут маму или папу с работы.
Руби оглянулась и понизила голос:
— Лось, правда, что твой Капитан за моей сестрой ухаживал?
— Сфигали такие вопросы?
— Я представила, что Янг... Что у Янг тоже ребенок. И сейчас вот Янг тут, на крыльце. А где-то там светится окно. И кто-то там ее ждет. Маму ждать очень тоскливо, Лось. У меня с Янг в этом богатый опыт.
Лось внимательно поглядел на Руби, но ничего не сказал, потому что в дверях зала показался обсуждаемый Капитан. Он сдал, наконец, папку "Старшины коллегии", и тоже мог ехать домой. Если бы, конечно, его хоть кто-нибудь ждал. В городе Ноль или где угодно еще.
* * *
— Еще раз!
— Руби, на заседание опоздаешь.
— Ерунда, пробежимся.
Сегодня Руби в суд не спешила.
Сегодня ей выносить приговор. Хорошо хоть, не в одно лицо. Но и то... Руби поежилась и все-таки попросила Вьюрка:
— Давай еще разок!
Тот улыбнулся; вроде бы со стороны Вайсс долетело сдавленное: "уи-и-и!" — и свистнул Большому.
Большой легко поднял тележку прямо с прикрученным позади велосипедом:
— Поворотный круг потом сделаем. Пока так...
И переставил в нужном направлении. Обещанная чудо-машина Деревянной Железной Дороги состояла из четырехколесной платформы со вполне привычными лавками на четырех же человек — и присобаченного в хвост велосипеда, опертого спереди вилкой на платформу, а сзади — громадной шестеренкой на шпалы. Чтобы зимой по наледи тяговое колесо не проскальзывало, как вот прямо сейчас объяснял жутко важный Вьюрок съемочной группе.
И да, все детали не то, что тележки, а и велосипеда, фавны выпилили из дерева. Без единого гвоздя, как посмеивался тот самый дедушка Люка, пришедший поглядеть на чудную коляску, раз. Ну и в телевизоре лицом торгануть, что для мастера-резчика весьма рекламополезно, два.
Блейк, притащивши съемочную группу, напрочь о ней забыла. Вообще, все девочки из RWBY хором забыли, что они взрослые и серьезные Охотницы, и набились в тележку, вспоминая, как родители водили их в городской парк.
На велосипед уселся, конечно, Большой — для его медвежьей основы четыре девчонки не нагрузка.
Цепь из дерева толковую не сделать, получаются либо тонкие планки, усилие не держат, либо слишком толстые и некрасивые. Так что педалями Большой крутил шестереночку поменьше, та цеплялась за зубчатку побольше, а уже та вертела большую тяговую шестерню, зубья которой входили четко в междушпальные промежутки.
Фавн выдохнул и нажал. Рраз!
Тележка полетела по уложенной сотне метров с непередаваемым звуком: не суровый железнодорожный лязг, пробирающий до зубов, а вполне сказочное ворчание шестерней за спиной, вроде кто-то быстро-быстро топочет деревянными ботинками до деревянной же мостовой. Облаком легкий шорох, иногда клекание на стыках. В остальном фанерные колеса шли по деревянным рельсам беззвучно.
— Вот кстати, старшой, — после отъезда журналистов к Вьюрку подошел новый связист-светофорник. Он всегда обращался к Вьюрку без подначки, несмотря ни на возраст, ни на рост барсеныша, и всегда объяснял суть вопроса подробно, издалека: не все же обязаны разбираться в дорожной автоматике. Поэтому Вьюрок легко понимал бородача.
Светофорник потыкал носком сапога зеленые от химии бруски рельсов:
— На шахте два рельса металлические. Замыкает их металлический скат, колесная пара. Есть контакт, есть сигнал, горит красный свет: поезд на перегоне, блок-участок занят, ехать нельзя. А у нас рельсы дерево и колесная пара дерево. Ни то, ни другое ток не проводит. Вот, и как мне получить сигнал, что блок-участок занят? Вручную глупо, человек рано или поздно ошибется.
Пока Вьюрок думал, вернулась тележка с Большим, и медведефавн доложился:
— Девчата умотали в суд. Вот, Блейк целый блокнот автографов оставила, вечером раздам хлопцам. А в чем беда?
Светофорник повторил вопрос и прибавил:
— В книжке у меня решение имеется. Но оно жутко дорогое. Надо такие новые штуки, инфракрасные датчики называются. На сто-полтораста метров они потянут. Провод придется купить, усилители релейные сделаю. Но датчики...
Большой непочтительно махнул рукой:
— Так вон же в магазине электроники, пять льен штука.
— Так их надо штук сто, на десять километров. И резервные обязательно.
— Давай на стройке купим П-профиля, — сказал Танавоалм, — он оцинкованый, и стоит всего трояк за пачку, на десять километров триста льен. Сверху на брус насадим, оно и выглядеть будет, как настоящая железка. А контакт через два подшипника, это уже семечки.
— Нет, стойте, господа акционеры, — Вьюрок взялся за подбородок. — Наша сила в экзотичности. Вы же подумайте: деревянная железная дорога! Звучит крышесносно. Сразу вопрос: что за диво такое дивное? Интерес.
Барсеныш махнул рукой в сторону прииска:
— Узкоколейка не фокус. Железная колея на любой шахте есть. А фанерно-спичечной нигде нету. Может, лучше потратимся на датчики?
Резким взмахом обеих рук Большой остановил беседу:
— Сейчас план делать надо, мы и так выбились из-за съемок.
— Съемки — реклама! Важно!
— До заморозков надо основание утрамбовать. Погоде про рекламу не объяснишь. Короче, давайте это на собрании решим? Дождемся вечера.
* * *
Вечера третьего дня суда все ждали с напряжением.
Утром коллегии присяжных раздали опросный лист. Копии раздавала та самая блондинка-человечка, умотанная до того, что Руби предложила ей воды.
— ... Благодарю. Задолбалась перепечатывать, его окончательно согласовали только утром.
— Всю ночь сидели?
— Угу. Теперь ваша очередь париться.
Руби уже знала, в чем беда. Ответ на каждый вопрос необходимо дать единогласно, всей коллегией. Если сразу не договорились, то ответ получается большинством голосов. Но по регламенту, допускается голосование не раньше трех часов от начала обсуждения. Чтобы первые чувства схлынули и мозг включился хотя бы на пол-шишечки. Три часа коллегия варится в собственном соку, и только потом голосует.
А восемь теток в собственном соку, да еще и по скандальному делу... Где-то через час Руби откровенно вжалась в Лося и прошептала:
— Когда у меня появится ребенок, я стану таким вот придатком? Тупой самкой, которая только и может видеть во всем угрозу для детеныша? А его самого в любом говне оправдывать?
Лось молча протянул ей фляжку и вздохнул:
— Своего еще понятно. Но, поскольку тетки за своих не уверены, на поступки чужих они тоже глаза закрывают. У нас их пятеро, чуть не половина состава. Если еще и ты на их сторону встанешь, мы никогда ничего не решим.
Руби помотала головой в полном отчаянии:
— Нам три дня такие подробности зачитывали, что я сегодня одна заснуть не могла, Янг со мной сидела. И мне даже не стыдно, понимаешь, Лось!
Лось опять вздохнул. Вокруг тетки рассуждали в несколько голосов, криком возмещая недостаток уверенности:
— Они же маленькие! Подумаешь, бордель защищали!
— Да, да! Надо же как-то зарабатывать.
— С кем не бывает!
— А если бы это твой сын там сидел?
Руби не выдержала и крикнула громко, звонко, наверное, ее услышали даже в зале:
— А если бы это вашу дочку там привязали и драли в три ствола шесть часов! До разрывов, отеков и некроза? Тогда что?
В комнате наступила мертвая тишина, но продержалась, увы, жалкие несколько минут. Окаменевшие наседки довольно скоро отмерли и заквохтали вновь:
— Вина его доказана, но давайте дадим ему особое снисхождение — пусть три годика отсидит. А то вдруг он не виноват?
Руби рявкнула:
— Что вы несете? Если считаете, что не виновен, почему вы на первый вопрос ответили, что его вина доказана?
Тетка в тулупе отмахнулась:
— Ты мелкая еще. Своего родишь, тогда поймешь!
— Я понимаю головой, а не тем, чем рожают!
— Ну да, доказана, а вдруг на самом деле он не виноват?
— Не знаю, я вообще не уверена в том, что он виноват.
— Нет, ну так да: вот же показания. Он виноват.
— Да, теперь я знаю — он виноват!
— А мне кажется, не виноват. Потому что все происходило не так!
— Да, теперь я точно знаю, что он не виновен!
Руби в откровенном ужасе отодвинулась:
— Ничего себе мыслящие существа! Цвай умнее, хотя он и собака!
Тут Капитан проржался и мобилизовал моряков с шахтерами. Так что вину подсудимых единогласно сочли доказанной. А вот по снисхождению спорили еще долго, выжимая регламентные три часа.
Проголосовали, и Капитан сообщил суду, что коллегия готова.
От облегчения бабы собрались все разом в туалет; Руби не пошла чисто из противоречия. Очень уж не хотелось быть клушей даже в таком.
Через четверть часа конвой привел теток обратно.
И тут бабы сообразили, что настало время отвечать за свои решения.
Как же они заныли!
— Ой, давайте все исправим...
— Как в глаза матерям смотреть...
— Ой, мне плохо
— Ой, боюсь...
Не то, что у Руби, у Капитана лицо сморщилось на манер куриной жопки. Но делать нечего, он — Старшина коллегии. Сходил, сообщил суду: нет, пока не готовы. Час перекраивали ответы на новый лад. Вопросный лист превратился в узкоколейку Вьюрка: на каждый дюйм вдоль строки три-пять шпал-зачеркиваний.
Понятно, что ухоженный франт, фавн-заяц, который председатель суда, такого неуважения к правосудию не потерпел и потребовал все переписать начисто. В результате еще через час, опять к темноте, ответы получились ровно те же самые, что до исторического похода теток в туалет.
Руби уже сама в туалет захотела, но подумала: за это время они опять все перерешат, и что тогда, сидеть до полуночи?
Лист отдали Капитану, и тот зачитал решение коллегии.
Владельцы борделя признаны виновными.
Охранники борделя признаны виновными, но к ним применено особое снисхождение.
Что это означает в конкретных сроках и действиях, суд определит завтра. Уже без присяжных.
Судья поблагодарил коллегию. Адвокаты с кислыми лицами поглядели на Капитана; тот встретил их взгляды открыто и спокойно.
Председатель суда с облегчением замахнулся молотком, но часы над головой, на ратушной башне, успели раньше.
Бауммм!
И все потянулись наружу, как вчера. Там теток встретили мужья, шахтеров, соответственно, жены. Моряков не встречал никто, и они печально побрели в сторону ближайшей яркой вывески.
Лось увидел за темной массой ближней стройки своих друзей-деревяннодорожников и замахал им руками, и те, махнув ответно, направились к ратуше.
Руби повисла сестре на шею и даже не плакала: стояла, грелась, а Вайсс и Блейк неловко гладили ее по плечам.
Капитан смотрел в черное небо месяца знобильника, и просто радовался, что не надо пока ни думать, ни решать.
Наконец, большая часть людей и фавнов разошлась. Руби вспомнила, что она, вообще-то, лидер команды, и хватит уже хныкать носом в сестру, и сказала:
— Я думаю, что...
Услышав женский голос, Капитан содрогнулся всем телом, и Руби, заметившая это движение, чуть не заплакала от обиды:
— Это же я! Как вы могли меня перепутать с... С квочками!
— Прости, — выдохнул Капитан. — После такого импотенцию лечить надо. Я вон даже с Янг не поздоровался. Хорошо, что их в коллегии осталось только пятеро. Десятерых я бы перестрелял прямо там.
Руби едва не предложила: поехали, переночуешь у нас, тебе же некуда здесь идти! Но Лось раньше понял, что надо все брать в свои руки:
— Так! Отставить похоронные мысли. Пошли-ка лучше треснем по пиву с моими друзьями! Да и вам они не чужие, успели познакомиться утром.
В самом деле, подошли все те фавны, что утром забивали щебенку в шпальную клетку. Среди них Капитан узнал Большого; а Вьюрок шел чуть позади медведефавна и о чем-то живо говорил с бородатым связистом-светофорником. Вот они приблизились настолько, что Капитан различил голоса:
— Иван, я не знаю, откуда ты такой вылез, но у нас боги не абстракция. Смотри, я тебе расскажу. Боги...
* * *
— ... Боги — два могущественных существа, которые создали тут все, ну вообще все, понимаешь?
Компания сидела уже в подвальчике под той самой вывеской, замеченной моряками. Потому что разговоры на бегу и всухую Лось пресек безжалостно: вы че, мужики? У нас девушки трезвые, у нас парни голодные, а мы о метафизике? Сперва базис, потом надстройка, коммунисты мы, или как?
— ... Два брата. Старший Бог света, а младший — Бог тьмы. Бог света создал силы жизни, а Бог тьмы создал проводников смерти. Мы их знаем под именем гримм-тварей...
То-то, должно быть, удивились бармен с вышибалой, когда после пары мореманов с очевидными дырками в карманах по лесенке ссыпались четыре свеженьких Охотницы, еще и с Блейк, еще и с "поющей смертью" Шни, которая, правда, таращилась на продымленые стены, но в целом особо не охала.
— ... В какой-то момент они договорились положить конец братской вражде...
— Братской вражде? Ты че лепишь?
— Все Вьюрок правильно говорит, у меня пятеро братьев. Там, наверное, до ножей уже дошло. Я потому и говорю "наверное", что успел из дома убежать.
— ... Короче, братья-боги вместе создали Человечество...
Следом за Охотницами в подвальчик ввалились строители деревянной узкоколейки — этих содержатели бара знали, потому что кормили уже пятый день, с тех самых пор, как "господа акционеры" все хором взяли отпуска на своих работах и рванули к светлому будущему. Директор будущей дороги, мелкий барсеныш, сейчас и держал речь перед одним из своих работников-людей, с какого-то хрена пересказывая тому общеизвестные детям вещи:
— ... Короче, боги его пришибли. А его жена, Салем, под обещание бессмертия собрала приличную армию, пришла к старшему богу...
— Который жизнью заведовал? — уточнил этот самый работник, бородатый, худой мужчина без примеси фавновской основы; бармен гадал добрых полчаса, пока не понял, что бородатый попросту человек.
Пил, правда, этот человек впору верблюжьей основе. Радовало одно — платил, а так улетало в него, что в прорву: и крепленое, и сухое, и горькое.
Моряки по безденежью подсели к новым гостям, а те и не ворчали особо, наливали всем одинаково. За суматохой последняя двойка визитеров — здоровенный фавн-Лось и уже несомненный человек в мятой форме КПС — просочилась в подвальчик незаметно. Первым делом опоздавшие спросили крепчайшего черного чаю.
Как-то вышло, что почти два десятка собравшихся друг дружку знали минимум шапочно, а потому все прочие посетители оказались на обочине чужого пира, каждый сам по себе, россыпью одиночек против компании, и потому довольно скоро разошлись.
