— Как обнаружили, и кто вы?
— Обнаружил прибором, устройство расположено в настольных часах, а я из другой Организации — под конец всё-таки и на этого нажать пришлось, не хочу я о себе распространяться. Получилось. Из окошечка дохнуло не то, чтобы радостью, но удовлетворением, причём, с примесью злорадства.
— Одну минуту! — мужчина отошёл от окошка, слышно было, как он крутит диск старинного аппарата, докладывает: — Онущенко из двадцать восьмого... у нас шестёрка... и техническая группа нужна... нет, не трогали... аппаратурой, но прибор посторонний... понял.
— Товарищи, прошу вас вернуться на рабочее место, ничего не трогать и не обсуждать находку. Специалисты будут в течение часа. — Окошко захлопнулось.
Мы вышли в коридор.
За дверью зама явно кто-то есть. Пьяный? Тогда понимаю злорадство Михаила Владимировича, может, его и повысят.
— Вы не забыли сейф с образцами зарыть? — вернул я завлаба к жизни. — И да, когда приедут эти специалисты, боже вас упаси про моего друга сболтнуть хоть что-нибудь, тогда ни образцов вам, ни сверхпроводимости. Про меня — пожалуйста, и что знаете, и о чём догадываетесь, и даже что придумаете, а то, что у меня в квартире слышали — нет. Понятно?
Альберт кивнул.
— Ну и ладно, а я по своим делам.
Попрощался и уехал. Мне ещё до Жоры добираться.
Глава 25
Жора встретил меня в аэропорту, порывался тащить на завод, но я воспротивился — по питерскому времени первый час ночи, да и дорога к отдыху не располагает. Отвёз в отель.
Зато утром, ни свет ни заря, вытащил меня из постели и утащил на производство. Я и не сопротивлялся.
Перемены оказались разительны, на месте двухэтажной заброшки встало шестиэтажное здание; без особенных архитектурных изысков, белая коробка с зеркальными стёклами, но живое и работающее. Сроки немыслимые.
Двор укоротился примерно наполовину, старая фабрика тоже не остановилась.
Да, она не приносит больших денег, но вполне рентабельна -Жора правильно истолковал моё удивление — персонал привык работать вручную, ну и пусть работает, кто хотел учиться, тех перевёл.
Несколько часов мы лазали по этажам, сначала было интересно, потом не очень, наконец, я запротестовал.
— Всё здорово, и ты гигант, конечно, но я есть хочу!
Так что экскурсию скомкали и отправились в город, благо, всё рядом. За обедом дела не обсуждали, Георгий ел без особого аппетита, я жадно. За кофе немного расслабился.
— Ты дом-то себе собираешься покупать?
— Собираюсь, конечно, страховку уже выплатили. Но искать особо и некогда, то, что нравится, или далеко, или дорого, вот дела разгребу, и займусь вплотную.
— На заводе живёшь?
— То на заводе, то у подруги. Больше на заводе, конечно.
— С уважаемыми людьми расстались полюбовно?
— Да, сказал, что партнёр больше не может, опасается чего-то. Они на прощание мне телефон для связи оставили, доверяют.
— Нет, пока никаких контактов, вот осенью посмотрим.
— А ты что угодно предсказать можешь?
— Нет конечно.
— А колебания курса?
— Могу, наверно, но зачем? Я вот биржевые колебания предсказывал, кучу денег на этом заработал, но неинтересно это, понимаешь? Вот завод наш — интересно, мой завод в Карелии тоже, а соревноваться с другими жуликами, кто кого ловчей объегорит? Тем более, у меня преимущество, получается игра в одни ворота. Деньги заработать можно, но не удовлетворение.
— Как ни странно, только теперь стал тебя понимать, когда новый корпус сдали.
Переместились на завод, коснулись дел финансовых.
Пока шла стройка, банку выплачивались только проценты, дохода от старой фабрики хватало. А в конце марта нужно будет и тело кредита гасить, два миллиона шекелей. Георгий их хотел бы покрыть за счёт оплаты сырья, но он оплату и так задержал, и если нельзя, то можно из страховки за дом, там хватит. Но дом тоже хочется.
Рассказал мне такое и смотрит, ждёт, что я скажу.
Не врёт, правду говорит.
А я в затруднении, ведь не зря, наверно, дед предупреждал, что Жору лучше контролировать. Мне-то эти алмазы от Пьера бесплатно достаются, но легко соглашаться нельзя, на шею сядет.
— Нет, — говорю — страховку не трать, я попробую с биржи денег вынуть.
— На два миллиона?
— Да, хотел ещё к Борису сегодня заехать, вот и посмотрю, во что они вложены. Но к концу марта всяко можно вынуть.
А! Так вот чем вы с Борисом занимаетесь, то-то он говорил, что ты хорошо предсказываешь.
Ну да. Хорошо предсказываю, если знаю, что предсказывать.
Траты Георгия мне не отследить, все документы непонятными значками заполнены. Понятно, что буквы, но уж очень необычные. Да по большому счёту и не так интересно, смысла большого нет в бумагах рыться.
Насчёт сырья — алмазов — тоже договорились, в середине каждого месяца заявка, в конце — поставка, если что-то срочное, то по телефону. Если нет заявки, то поставка по предыдущему месяцу, ориентировочно на двадцать тысяч карат.
Самолёт у меня поздно вечером, теперь можно и к Борису. С Жорой распрощались, он такси вызвал, меня посадил. Назвал водителю адрес, куда ехать — хоть русских тут достаточно много, но таксисты попадаются почему-то арабы, мне с ними не объясниться.
Да, ничего-то от Жориного дома не осталось, только лёгкий заборчик стоит, не поймешь, развалины там, или ровная площадка. Впрочем, место не должно пустовать, скорее, что вывезли всё.
Позвонил в дверь Борису, открыла Жози, сказала что-то типа "Т"аст", поздоровалась, надо думать. Я тоже.
Борис встретил в следующих дверях, загорелый и... испуганный? Так переживает, что меня подставил? Смутно припоминаю, я ведь ему кары какие-то обещал, когда согласился Жозефину спасать. Но при последней встрече на Кипре отпустил же грехи?
— Борис, что ты жмёшься, ничего ведь не случилось, я с одним из визитёров потом по телефону разговаривал, расстались вполне мирно. Не бери в голову! — хлопнул его по плечу.
Но он даже голову в плечи втянул.
Прошли в другое помещение, я бы сказал, в гостиную, Жози уже для разговора стол сервировала — бутылка чего-то, лёгкие закуски. Появилась ненадолго, ведя за руку ребёнка — теперь точно знаю, дочку! — но та при виде меня заорала благим матом. Опять мы остались с Борисом на пару.
Не проходящий никак страх навёл на невесёлые мысли, неспроста Боря так, что-то натворил.
— Слушай, ну нельзя столько времени бояться, мы же партнёры, колись давай, где накосячил?
Колоться не стал, только вину свою глубоко сознаёт.
— Ну что же мне допрашивать тебя? Скажи хоть, с амулетами что-нибудь напортачил?
Головой мотает, а ведь на жесты у меня чувство лжи намного хуже срабатывает.
— Боря, скажи сам, что случилось, поверь, если я тебя заставлю, будет гораздо хуже.
Молчит, идиот.
Ладно, сам виноват.
— Борис, СКАЖИ ПРАВДУ, ты что-то не то сделал с браслетами для похудания?
— Нет.
— Ты кому-то кроме того француза на Кипре разболтал про мои секреты? СКАЖИ ПРАВДУ!
— И Георгию ещё, ты сам разрешил, когда у него дом взорвали. Больше никому.
Слава те господи, хоть отвечать начал. Что у нас общего осталось, биржа?
— Просадил мои деньги на бирже?
— Да. И свои тоже.
— Все?
— Почти, осталось только то, что не успел реализовать.
— Сколько осталось?
— Шестьсот двадцать тысяч долларов.
— Понятно... предложили надёжную сделку, но действовать нужно было очень срочно?
— Откуда ты знаешь? — он, наконец, повернулся в мою сторону.
— Классика разводок, не застал ты наши девяностые... значит, так, слушай внимательно:
— Во-первых, всё по американцам и браслетам сейчас же отдаёшь мне, и бумаги, и планы, и браслеты, если остались. Украденные деньги взыскивать не буду, но больше мы с тобой не партнёры.
— Во-вторых, если ты кому-нибудь что-нибудь попытаешься рассказать обо мне или о моих делах, у тебя случится обширный инсульт, врачи не помогут. Я запрограммирую так, чтобы тебя парализовало, не умрёшь, но будешь молча лежать.
— Но на что же я жить...
— Я тебе сказал — мы не партнёры. Неси всё, что есть по браслетам. — Ишь ты, столоваться ему негде!
— Но я...
Пришлось дохнуть на него ужасом. Подействовало, вылетел из комнаты.
Н-да, вот тебе, бабушка, и цивилизованный мир. Обманул, обокрал и еще рассчитывает, что я его на содержание возьму!
Минут десять пришлось подождать, наконец, явился недоволный Борис, передал мне тощую папку, я полистал — переписка на английском, контракт, отчёт за прошлый год.
— Где бумаги на предприятие?
— Я директор!
— Ты что, не понял? Ты дышать теперь можешь, только если я разрешу! — и заблокировал ему дыхание. — А что директор, так решением большинства голосов акционеров я тебя от должности освобождаю.
Подождал немного, глядя на искажённое ужасом лицо, отпустил. Дал отдышаться.
— Тебе повторить?
— Не надо, иду — снова ушёл.
Вот и наступил случай проверить, как проклятие накладывать. Плохо, что сразу такое сложное, с условием, да еще и на намерение.
Но справился, через полчаса уже шёл по улице, пытаясь поймать такси. Нет, не просто такси, а с русским водителем. Где-то к концу первого десятка такой попался и отвёз меня в аэропорт, а дальше уже дело техники. Но, боже мой, как это муторно! Ладно деньги, для меня это теперь не критично, предательство тяготит.
Собственно, не совсем предательство, я же его близко не подпускал, чувствовал что-то гниловатое. Сам, получается и виноват? Помог человеку раз, с женой тогда, потом на биржу вернул — это два, потом бизнес на браслетах предложил, три получается. И ждал не то, что благодарности или преданности, боже упаси! Чего же я ждал? А, честности я ждал, точно! И может ли человек, который каждый день пытается надуть на бирже других, остаться честным и порядочным?
Вот-вот! Не довелось ему пионером быть...
К утру прилетел, невыспавшийся, уставший и злой. Включил телефон, куча вызовов с незнакомых номеров, со знакомых тоже. Ничего, обождут. Доложился Маше, смотался на хутор за тётей Тасей, принял душ и спать.
Хорошо так провалился, но настырный звонок вытащил меня в реальность.
— Да? — ответил, не глядя, просыпаться неохота.
— Николаев Александр Николаевич? — молодой голос, даже мальчишеский. И, не дожидаясь ответа: — вы без разрешения покинули место проведения следственных действий, вам следует сегодня в двенадцать пятнадцать явиться...
— Ничего мне не следует, отвянь, мальчик! — и выключил телефон к чертям собачьим.
Но сон пропал. Перекусил. Открыл папку с документами нашего с Борисом предприятия, обнаружил в ней флешку. Сунул в ноут — оказалось, токен, второй банковский ключ, или подпись.
Ага, вот и деньги для Жоры. Не счету как раз хватит мартовский платёж закрыть, даже останется. Перевёл ему, пока помню, потом спохватился, снова телефон включил.
Позвонил Игорь, пожарный генерал, пригласил на совещание. В пятницу, в два, у них. Министр будет, а я? Заверил Игоря, что тоже буду, с их министром у меня отношения ровные, теперь даже неплохие, можно сказать, а что он батон на меня крошил, так это дело прошлое, разобрались.
Потом снова позвонил разбудивший меня мальчишеский голос и заявил:
— С вами говорит старший лейтенант Федеральной службы...
— Удостоверение покажи! — прервал его. — А не показываешь, так иди ты в /
* * *
/! И не звони больше, я тебя блокирую.
Сильно подозреваю, что это и впрямь старлей из ФСБ, по поводу прослушки у Альберта, но не фиг меня будить, а уж разбудил, так хоть поздоровайся! Ишь, явиться мне следует, да по пробкам в центр, да туда и обратно! Занёс его в чёрный список.
Да, а с кипрской фирмой надо что-то делать, это Борису удобно было, а мне? И Бориса я из директоров-то сам могу выставить, а из партнёров никак, это и письмо от него нужно, и нотариус местный, проще с американцем договор переделать. В общем, позвонил кипрскому тёзке-таксисту, попросил свести меня с русским адвокатом по регистрации предприятий.
И на завод отправился, что там Антонина думает о расширении ассортимента?
Там до меня и начальник этого старлея дозвонился, нормально с ним пообщались, договорились, что я ему свои показания, как всё было, на почту скину. Насчет молодого объяснил, тот вторую неделю только после училища. Извинялся.
А лимонады? Прикинули с Антониной, что ещё можно из её разработок поставить, выбрали шесть позиций. Сначала по ведру, потом решим. Я на "Байкал" пытался подбить, она ни в какую — мол, отдельное производство требуется, подготовка сырья совсем другая, чуть ли не в стекло разливать. Нерентабельно, одним словом.
Потом согласилась, что в той же Черноголовке что-то такое делают, но всё равно очень хлопотно натуральное сырьё закупать.
— А если самим что-то выращивать? Пустующих земель полно, безработных тоже. Шалфей и кардамон купим, зверобой, дягиль, полынь и горечавку вырастим. Не сами, конечно, а местных организуем. Что там ещё? Масло хмеля и эвкалипта тоже купить не проблема, цветы бузины мимо, конечно. Вот элеутерококк, это непросто, но сколько его нужно?
— Элеутерококк и есть главная проблема, он только на Дальнем Востоке растёт, вот сколько нужно? В виде экстракта, думаю, пара килограмм на тонну, цену смотреть надо, но столько не производят, сколько нам нужно.
— А Черноголовка где покупает?
— Думаю, химией бодяжат.
— А вы попробуйте узнать, всё-таки, может у меня и получится достать. Именно "Байкал", конечно, воспроизводить не будем, тут нас живо поправят, а какую-нибудь "Карелию", почему не попробовать?
— Без химии не обойтись.
— Консервант и краситель, это понятно. Но ароматизаторы будут натуральными. Я не говорю, что вот сейчас начнём, но давайте прикинем?
— Хорошо, подумаю.
Продавил я Антонину. Сам не понимаю, зачем так настаиваю.
На совещание в Москву приехал минут за полчаса до начала, хотел с Игорем пообщаться, но не сложилось, он основным докладчиком оказался. Бумагами обложился, волнуется, на меня руками замахал — не до тебя, мол. Я и не стал мешать, в коридоре устроился.
Вызов, смотрю на номер — Альберт. Он в последнее время больше напрямую с Пьером общается.
— Александр Николаевич, — заговорищицким голосом, конспиратор хренов — а можно теперь вашему другу позвонить? ЭТИ сегодня не появлялись!
— Конечно, можно. Что-то случилось?
— Да! ЭТИ два дня не давали работать, только вечером вчера начали, и представляете, два образца, на которые вы расшифровку не дали — сто тридцать и сто восемьдесят!
— Что сто восемьдесят?
— Да Кельвинов, конечно! Так я могу ему сообщить?
— Уже сообщили, он слышит разговор. Но лично поздравить будет уместно.
— Тогда звоню!
"Пьер, слышал?"
"Конечно, командир. А какие номера?"
"Ну, ты даёшь! Вот сам и спроси, а я тебя поздравляю".
"Спасибо, шеф, но ты тоже участвовал".
Интересно, мне эта проводимость до лампочки, в общем, а всё равно приятно. Или за Пьера радуюсь?
Только отключился, новый вызов, международный, три-пять-семь. Беларусь, что ли?
