— А вот это уже точно не твое дело, не так ли? — довольно зло поинтересовался он, эмоции все равно били через край, хоть голос пока и удавалось сдерживать.
— Надеешься перебить обаяние светлого? — словно услышав шокировавшую его новость, удивился Игорь и наигранно округлил рот: "О-о!", подняв брови.
— Так не твое же дело-то, на что я надеюсь, — напряженно повторил Леша. — Оставь ее в покое!
— А то что? — издевательски протянул нелюдь, и лезвие незаметным движением метнулось в сторону парня, хищно подрагивая в каком-то сантиметре от его подбородка.
— Ничего особенного. Но что-нибудь уж придумаю, чтобы ты пожалел о собственной глупости.
— Да ладно, тебе нечего мне противопоставить и предложить! — продолжал кривляться инкуб, — а твое обаяние, извини, не по моей части.
— Тебе тоже, — Леша, продолжая держать взгляд Игоря, резким движением перехватил нож прямо за лезвие левой рукой и, нажимая, повел его вбок от себя и вниз. Ладонь набухла кровью, и нелюдь резко побледнел, словно эта кровь отливала от его лица.
— Ты! Ты... ты сам напоролся! — почерневшими от ужаса глазами инкуб смотрел на стекающие с ножа капли.
— Сам, — согласился парень, стряхнув ему в лицо брызги с пальцев и поднеся почти к самому носу окровавленный кулак, — это чтобы ты подумал получше в следующий раз, когда угрожать соберешься!
Леша развернулся на пятках, закинул брошенный в ногах рюкзак на плечо и, чуть отставив окровавленный кулак, спокойным шагом отправился в туалет, не заметив, как провожает его взглядом блондинка с возбужденно раздувающимися ноздрями. И не услышав, как падает нож и обескровленные губы нелюдя шепчут, кривясь от боли, расползающейся от метки по руке: "я не нарушал!"
...
Лёшка злился. На себя, на этих недоделанных провокаторов, на то, что сорвался. Нисколько не сомневаясь в абсурдности угроз Игоря, он мысленно честил себя подхваченными у строителей эпитетами, рядом с которыми "идиот" — необидный диагноз, а любимое дядей Саней "дундук" — ласковое прозвище глупыша, если не агукающего младенца.
Он пролетел лестницу, никого на ней не замечая и, глядя под ноги, несся по пустеющим коридорам в дальний туалет, продолжая отчитывать себя.
— Как там Лёля сказала? Яйцо? Вот-вот, недалеко ушел! Похоже, переобщался с мелким. Даже отец, несмотря на свою любовь к игрушкам, вряд ли бы поддержал такой бредовый разговор. И сейчас неважно, что говорил он об этом только с Вадькой и Лёлей, но — на полном серьезе обсуждать какие-то мифические расы? Да так, что в словах Игоря, кажется, увидел то, чего в них не было! Или было? Или он и правда — тоже не человек? Что проще? Считать, что в нашей жизни существуют страшные сказки, или что парень прикалывается, сговорившись на пару с Эдом? Или что они оба просто клиенты психушки? Но тогда некоторые галлюцинации получаются заразными... гипноз? И зачем это Эду? Напугать Олю? Нелогичные поступки сомнительного эльфа, его нестандартные ценности и интересы, убежденность Лёли и собственное внутреннее нежелание видеть в нем врага, удивляющее и его самого, заставляли все-таки склоняться к мысли о правдивости нечеловеческой природы Эда. В эту версию все-таки укладывалось большинство фактов, как бы ни хотелось ему отправить обоих "нелюдей" в дурдом.
— В любом случае, — он придержал дверь туалета плечом и рюкзаком, аккуратно следя за рукой, чтобы не уронить на себя все еще бегущие с кулака капли. Бросил на подоконник торбу, оглядел пустые кабинки. И, засунув руку под воду, злым шепотом стал дальше объясняться с дебилоидом из зазеркалья. — Мы живем в мире обычных людей! Ладно, наивная девушка и ребенок! Им простительно верить в сказки! А ты-то! Все гордился, что ответственнее собственного отца, да? Вот и должен был смотреть на все трезво! И уж точно понимать — когда, что и кому можно говорить! Сорвался он, понимаешь ли! Раздражился! Пусть немного, но проговорился, что тоже в курсе всего этого бреда! А это — неправильно...
Он осторожно попробовал разжать занемевший кулак, недовольно зашипев сквозь зубы, все-таки вполголоса выматерив и Игоря и Эда и всех любителей фентези до кучи, для которых тоже, как и для себя не мог подобрать никаких цензурных слов.
— Ладно, — сцепив зубы, пообещал он злому отражению, пригладив разлохматившиеся вихры мокрой рукой, — теперь буду жестко следить, чтобы подобная чушь обсуждалась только дома!
Адреналиновый шторм откатывал, и после холодной воды из расправляющейся ладони пробилась боль вместе с вновь набухающими кровью порезами. Лёша поморщился на неровные глубокие полосы и тяжело вздохнул — и без доктора понятно, что придется накладывать швы. Насмотрелся уже и на свои и на Вадькины подвиги. В сотый раз чертыхнувшись, безуспешно пошарил в карманах рюкзака — ничего подходящего для перевязки не нашлось, ну не шарфом же заматывать! Заглянул по кабинкам и таки надыбал в одной туалетной бумаги, зажал её пальцами над раной и намотал немного сверху прямо поверх сжатого кулака.
Бумага тотчас же промокла, пришлось поменять и её и планы. Желание бежать на лекцию сейчас вряд ли осуществимо, только девушку пугать, и Лёша понадеялся, что при половине потока Лёле ничего не грозит. Увы, в медпункте, конечно же, зашивать его не будут, проще сразу ехать. Куда? Ну не в травмпункт же. Замечательно представляя, сколько придется ждать в районном калечном учреждении, где по такой скользкой погоде стоят едва не суточные очереди, он без сомнений бегом двинулся в платную на Сущевском валу, продолжая вспоминать нынешнее утро, столь урожайное на глупости и ошибки.
Еще одна глупость — пошел на поводу у ребенка. Да он даже обсуждать с мелким свои отношения с кем бы то ни было не собирался! А сегодня, спросонья, не отследил... Вадька разбудил его в несусветную рань, еще до будильника, диким вопросом: "А первый ли он увидел Лёлю?"
Лёша не сразу и сообразил — о чем это братец вещает, пока тот взахлеб объяснял, что по его логике будет справедливо считать, что Оля — "их девушка", если он познакомился с нею раньше, до приезда Эда. Пришлось уверить, что совершенно точно он первый "её увидел", попеняв ему на дурацкое сравнение с тапками. Так мало же того, что выслушал, еще и безропотно, не раздумывая, согласился с Вадькиным планом пригласить её к ним в гости, раз уж мелкий заговорщик брался уговорить бабушку "передать ребенка с рук на руки в метро".
Нет, он не жалел о своем согласии, хотя из-за него не получится пойти с ребятами в кино в воскресенье... ну разве что попробовать перенести встречу с одним заказчиком. Скорее предвкушал и опасался. Сам он не видел повода, да и не осмелился бы позвать девушку в гости. А так получится целых два дня общаться почти наедине... ну пусть с Вадькой, зато она лучше узнает этого обормота... вдруг у них дома, на своей территории, он её тоже начнет раздражать? Один раз обжегшись, он намеревался заранее расставить всё по своим местам. И надо не забыть сразу построить брата — а то выкинет какой-нибудь очередной фортель, — и всё испортит.
Вынырнув из метро, Лёша кинул единственный взгляд на, конечно же, пустую остановку и тут же целеустремленно двинулся пешком в сторону клиники. Он со столь насупленным видом лавировал в толпе, кидая на прохожих короткие пронзительные взгляды исподлобья, что ему невольно уступали дорогу. Занятый собственными мыслями он и не заметил, как добежал до клиники. Запись и ожидание у двери хирурга под недовольное бурчание очереди на рентген тоже прошли мимо его внимания, несмотря на то, что врачей он недолюбливал и опасался, и очень, очень не любил посещать подобные заведения в одиночестве. Однако на этот раз Лёша слишком серьезно обдумывал, как лучше реализовать клятвенное обещание самому себе "больше никогда не допускать вмешательства кого бы то ни было в его отношения с Лёлей", чтобы тратить время на страхи. Да и волна адреналиновой решимости еще полностью не сошла.
Очнувшись от своих мыслей в кабинете, он с удивлением узнал врача, дважды зашивавшего Вадькины геройские ранения в детском отделении. Только устроившись на раздражающе белом сидении с неудобно вывернутой рукой, Лёша запоздало испугался, увидев под обнажающим бесстрастным светом свою развороченную ладонь. Три глубоких пореза, один через всю ладонь, и несколько мелких царапин. Внутри сжался мерзкий скользкий комок, проворачивающийся холодным шариком вслед стенаниям врача над грубо порезанным сухожилием мизинца. Тот же по старому знакомству отчитывал его за влезание в бандитские разборки, — Лёше пришлось признаться, что порезался он не разбитым стеклом, как указал в регистратуре. Потому как доктор крякнул и основательно уселся, собравшись скрупулезно вычищать и промывать рану от гипотетических мелких осколков, по ходу дела поясняя свои действия.
Обрадованный отсутствием необходимости искать в ране стекло и удовлетворившись небольшой лекцией по избеганию отморозков, Михаил Михайлович перешел непосредственно к штопке, отвлекая пациента, прикипевшего взглядом к дырявящей кожу игле, наставлениями по разработке руки.
— Увы, — объяснял врач, — мизинец до конца выпрямляться не будет, а ладонь необходимо будет разрабатывать, чтобы швы не стянули её в "горсточку" навсегда".
Лёша бледнел, терпел и механически кивал. И радовался пропущенному завтраку, благодаря чему кульбиты, выписываемые желудком, не приводили к позорному результату. Дослушав рекомендации, он вполуха отмечал реплики между врачом и сестрой, мысленно снова и снова обмусоливая угрозы Игоря и бесполезность Эда в деле помощи Лёле. Будущие проблемы с пальцем отложились в памяти увеличившимся счетом к обоим нелюдям и волновали куда меньше, чем общая ситуация, в которой он буквально не знал куда наступить и что сказать, да и посоветоваться оказалось решительно не с кем. Только что принятая им за "рабочую версию" нечеловеческая суть Олиного родственника, вовсе нежеланное подтверждение которой свалилось на него нежданной февральской грозой, перевернув обыденность и размывая утрамбованные стойкие убеждения хрупкими кавернами предположений.
Оценивая положение с "фентезийной" точки зрения, оставалось принять то, что непонятно ему в этой игре абсолютно все, — и кто и за кого играет, и какими возможностями обладают игроки, и, собственно, по каким правилам идет сама игра. Злую иронию над нечеловеческим происхождением Эда и Игоря заменил куда более насущный вопрос — как защитить девушку от них обоих. То, что ей необходима защита — сомнений не вызывало, оставаясь для него единственным неизменным во всей этой гнилой ситуации. Продержавшись на этих размышлениях всю неприятную процедуру, Лёша в конце даже ухмыльнулся, сообразив, что инициативный Вадя успел сыграть на опережение — так что и завтра и в субботу он будет рядом с Олей и заодно постарается вытрясти из её гостя хоть какие-то ответы.
Поблагодарив врача и пообещав больше не лезть на рожон, он помчался обратно в институт. К собственному удовольствию благополучно забыв на время про боль в туго перетянутой защитной лонгеткой кисти, — анестезия ещё не отошла, он сосредоточился на вопросах к Олиному нелюдю, первым из которых на язык просился самый простой: "Почему, черт возьми, он её не защитил как-то от другие ему подобных, если уж такой весь из себя сверхъестественный?"
Успев на обратном пути помаяться самоедством на тему сравнения себя с идеальным эльфом, если тот вдруг заинтересован в Оле. Лёша представлял себе Эда и так... и эдак... и, как ни неприятно, признавал — изъянов в его внешности или уме не видел. А поведение... что поведение? Может иметь какую-то причину... лучше бы он её имел, — сжимал он зубы. И тут же сам его и оправдывал — японцы или американцы тоже по другим правилам живут, и тут только вопрос — мы с их точки зрения странные, или они — с нашей.
— Да уж, я тоже хорош, — продолжал Лёша про себя перечисление собственных недостатков. — Максовы сопли меня раздражали, видите ли. Как и его страдания от пошатнувшегося в глазах приятелей "крутого" образа. И ведь, бедненький, одновременно трясся, как бы слава бабника не оттолкнула от него девушку. Определился бы уже.
Он невольно проводил параллели своего и Максова поведения... и поймал себя на меленькой мыслишке, что ему льстит принятая роль защитника, — какой он, мол, весь благородный, не смотрит на прошлое своей девушки, ни о чем не спрашивает, только помогает. Леша даже остановился от удивления, с раздражением сплюнув заныканную за щекой жвачку, еще в клинике истертую до противности. Какой же он идиот, на самом-то деле! Пока он играл сам с собой в обиженного после той вечеринки и кичился гордостью от порядочности "не воспользовавшегося заманчивым предложением", Оле, оказывается, была нужна его помощь. Так чем он лучше Макса со своими прекрасными иллюзиями? Только тем, что о них никто не знает?
Остановившегося у ступеней на выходе из перехода парня огибали люди, вынужденные из-за него торить по свежевыпавшему снегу новые тропинки и изощряясь в матерных комплиментах. А Лёша с удивлением перебирал свои знания о девушке — и почти ничего не находил. Причем почти за все имеющиеся сведения стоило поблагодарить почемучку-Вадю. Вот тебе и "люблю, хочу жениться". Но ему же совсем небезразлично, какая она, просто... просто времени пообщаться не было! Ладно, будет хандру разводить, надо исправляться, — он поправил рюкзак и двинулся дальше, так и не услышав ни одного посланного в его адрес эпитета.
...
Всю лекцию Оля нет-нет, да и поглядывала на вход, ожидая появления рыжей макушки. Хлипкая дверь, уже потерявшая под напором студентов магазинный лоск, без стеснения пропускала все за-аудиторные звуки и периодически нервически вздрагивала от сквозняка или хлопнувшего где-то в конце этажа окна, тут же притягивая к себе Олин взгляд. Но дверь оставалась закрытой, а Лёша так и не появился.
Вошедшие сразу за лектором Макс с Люсей, попавшие в помощники, раздали методички и переселились на второй ряд. Читал замещающий болеющую преподавательницу восточного вида мужчина вполне занимательно, но сосредоточиться на теме Оле никак не удавалось. Наверное, сейчас её не увлекла бы и история в изложении Татьяны Васильевны, столь любимая в прошлом году, особенно на фоне невнятных валеологий и социологий. Мысли неизменно возвращались к Лёше. И, как назло, дергающийся при каждом звуке к двери взгляд постоянно натыкался на угнездившихся неразлучниками новых друзей. Оля тихонько проглотила очередной тяжелый вздох и, сдвинув тетрадь, дорисовала в ноги улыбающемуся Вадьке ворону. Птица свернула голову набок, выцелив клювом блестящую пряжку на сапогах мальчишки. Теперь немного изменить взгляд — и вот уже нарисованный ребенок с интересом наблюдает за вороватым агрессором.
Оля снова попыталась прислушаться к лекции. Что же Лёшка с нею делает-то, а? Все мысли только о нем, никакой учебы, да и надежд ведь тоже... никаких... А о чем ей еще думать? Об Эде разве что. Так он не мешает ей жить, привыкла. Макс занят Люсей, Вадька чем угодно, уж очень любознательное существо. Вот ворона бы его внимание заняла куда как полнее, чем какая-то взрослая девица. А Лёша — она снова вздохнула, невольно набрасывая силуэт парня за спиной Вадьки. Что ж, Лёша занят некоей Катей. Как бы Оле хотелось забыть само имя этой девушки, не говоря уж о её внешности и выражении их лиц на фото...
