Случайный эльф

А эльф нам совсем ни к чему... / На одного эльфа больше, чем нужно

Глава 1. Гость и его гид

Он лежал под балконной дверью, прямо на полу около кадки с фикусом, будто только что вошел и тут же упал. В единственной комнате не заметить двухметровое тело с разметавшейся по пушистому покрытию блондинистой шевелюрой было трудновато и девушка пялилась на него в каком-то странном ступоре.

— Не май месяц — невпопад ворчливо поругала себя хозяйка, вспоминая, что дверь не закрыла сама и зябко передернула плечами. Тело почему-то вызывало настороженность, но не опасение. Непонятно — почему, все-таки чужие мужики, валяющиеся на полу закрытой квартиры — не самое привычное для неё зрелище...

Не понимая своей реакции, она все не могла сдвинуться с места, автоматически пытаясь запахнуть полы маленького махрового халатика и ежась на прохладном после теплого душа воздухе.

— Может быть, я бы что-то услышала, если бы поменьше комплексовала, разглядывая свой нос и раздумывая, всерьез ли Леша вчера звал меня в кино... — ее мысли снова побежали по тому же кругу... он же симпатичный, но не заносчивый мачо, как Андрей или там Макс, — признанные сердцееды курса. Может я ему и впрямь понравилась... — тут неизвестное тело вздохнуло и девушка, заполошно подпрыгнув, вернулась в реальность, вспомнив, что надо хотя бы переодеться, а то не только этого неудачливого воришку не выпихнуть обратно, а и на лестницу не выскочить, если самой придется удирать. Все же странно, что она его как-то серьезно и не боится, стоит тут, занятая своими мыслями, а знатная же трусиха на самом деле... Спрятавшись за раскрытой дверцей шкафа и периодически поглядывая на недвижную фигуру, натянула штанишки и любимую маечку, в которой почему-то некоторые вечно мешающие ей жить излишки тела не замечались, зато отлично виднелись все прелести верхних девяносто... ну почти девяносто... с некоторым таким плюсом... третьим размером надо бы гордиться, а она прячет под свитерами, футболками и спортивным бельем... совсем вот не умеет кокетничать...

Положив в кармашек штанов телефон и вытащив из сумки электрошокер, еще ни разу в ее одинокой студенческой жизни не пригодившийся, она вернулась в комнату и тихонько, что не составило особого труда, — громко протопать по полу с ковролином надо еще суметь, — подобралась к нахально дрыхнущему парню. То, что тело мужского пола, — понятно было сразу — обтягивающая шелковая рубашка и брюки, наверное, замшевые, скорее похожие на лосины, не оставляли простора воображению. Невысокие замшевые же сапоги вызывали сомнения, что гость вообще выходил на улицу, — на них не осталось следов ни воды, ни грязи, да и тонкая подошва вряд ли выдержала бы московские тротуары. На машине он приехал, что ли? Но как же все-таки влез в квартиру?

Собравшись прикрыть дверь балкона, девушка задумалась — сперва надо бы выдворить гостя, но выкидывать его с четвертого этажа в бессознательном состоянии казалось все же несколько негуманно, да и сомнительно, что ей удастся его поднять... Что же с ним делать? Попал он в квартиру явно через балкон. Влез как-то... вот пусть так же и слезает. А вдруг он просто притворяется бессознательным? И только и ждет, пока она подойдет поближе? Оля вновь передернула плечами — маечка замечательно подходила для дома, но не для ноябрьского ветра за окном. Резко потемневшее небо и сумрак в квартире как-то вдруг представили для нее всю картинку совсем в другом свете, и девушка растеряла всю свою нежданную смелость.

— Я боюсь, но мне никто не поможет... парня нет даже гипотетического, родители далеко, в милицию звонить страшно... поэтому надо справиться самой, — и, выставив электрошокер на минимум, протянула его к телу и засомневалась. А вдруг умрет от разряда? Останется калекой? Гость чуть шевельнул рукой и она, зажмурившись, все-таки ткнула в него своим оружием. Испуганно подбадривая себя уговорами "сам виноват", прикрыла наконец-то дверь и, будто это действие внезапно победило страх, не торопясь обогнула тело и подошла к выключателю, осветив комнату. Сразу стало спокойнее, уютнее и теплее.

— Ну-с, и что тут у нас? — Она опустилась на корточки рядом с головой визитера, все-таки беспокоясь за последствия своей самозащиты, но предусмотрительно устроив шокер рядом, и осторожно сдвинула рассыпавшиеся по лицу волосы. Рука замерла. И не невероятная шелковистость мягких волос и не неестественная белизна кожи парня заставили ее судорожно вздохнуть — пальцы наткнулись на ухо, к которому тут же прикипел взгляд и девушка, не удержав равновесия, шлепнулась на попу.

— Вот это да! — Отдернула руку и, опершись на нее, потерла другой пострадавшее мягкое место, а потом глаза, не доверяя своему зрению. — Да ладно, это шутка! — подергала для верности острый кончик длинного уха. — Такого не бывает! Да и кому нужно меня так разыгрывать?

Ухо тем временем слегка покраснело от экспериментов, но совершенно не собиралось ни отваливаться, ни по кусочкам терять явно излишнюю лопушистость и длину. Для верности она ущипнула себя. Больно... Значит, это двухметровое нечто — точно не глюк. Обалдеть. И что теперь делать? Осторожно, кончиками пальцев отвела волосы с лица парня и замерла от восхищения. Совершенство. Мда. Если она от Лешкиного внимания краснеет, то рядом с таким ей остается только утопиться — мраморной белизны идеально вылепленные нос, лоб, скулы, подбородок... Не удержалась, обвела пальцем... красиво как, никогда такого не встречала и не видела... Ресницы и брови чуть темнее, скорее золотистые, густые и длинные... интересно, какие глаза...

— Тьфу, — испуганно отпрянула Оля, нащупывая шокер, — нет бы другое желание какое-нибудь исполнилось, — парень открыл глаза и довольно бессмысленно посмотрел в потолок голубыми, будто прозрачными глазами... с вертикальным зрачком...

Девушка дотянулась до откатившегося шокера и, сдерживая дрожь в руках, приставила его к боку визитера, хриплым голосом приказав:

— Вставай и уходи! Быстро! Иначе, — она метнулась взглядом к так опрометчиво закрытой двери и нахмурилась, — иначе я тебя выкину на балкон!

— Тернери! — сморщившись, хрипло ответил парень, — покаришь окти варуца, — покосившись, смерил ее взглядом и добавил: — варуца тив кор.

— Ишь, закривило его, — каким-то седьмым чувством она поняла, что ее оценили и дважды повторенная варуца — это про нее и совсем не похвала. — Разлегся тут у меня! А ну выдворяйся! Быстро! Ну!

— Рилишь! Тернери! — он закрыл глаза и помассировал виски, тяжело вздохнул и, быстрым движением схватив ее кисть, пригнул к себе так, что она почти легла грудью на него. Совершенно не обратив внимания ни на прижавшиеся к нему выпуклости, ни на залившую ее лицо и шею краску, — ведь он так и не открыл глаза, нелюдь — а в этом она уже была уверена, хоть и небольшая любительница фентези, но что-то да читала, — дотянулся до виска девушки и что-то мелодично зашептал на своем звучащем перекатами далекой грозы наречии. Прикосновение обдало ласковым жаром и перед глазами все поплыло. Очнулась вроде бы почти сразу, но уверенности не было — за окном окончательно стемнело и стекло атаковали порывы ветра, резко бросая на него длинные стрелы капель. Парень все так же лежал на полу, подложив под голову одну руку и ожидающе смотрел на нее:

— Пришла в себя? Скажи что-нибудь! — резким приказным тоном распорядился он.

— Что сказать? Что ты делаешь в моей квартире? Убирайся! — почему-то стоило ему посмотреть на нее или что-то сказать вот этим тоном, как всякое очарование проходило. Честно говоря, ее очень радовала эта злость, потому что с симпатичными парнями она хорошо умела только молчать. Ну вот отнимался язык — и все. Могла улыбаться или серьезно слушать. А вот ответить или задать вопрос — нет. Да даже если и собиралась с силами — либо хрипло каркала пересохшим горлом, либо пищала тонюсеньким голоском. Самой противно, а что делать. Эх, только вот с Лешкой и смогла немного поговорить, а все благодаря его младшему братишке. Она снова отвлеклась на воспоминания недельной давности.

— У тебя? Как тебя? Зовут как? — вырвал ее из задумчивости эльф.

— Ольга!

— Ты здесь живешь? Здесь же воняет! — На гордо вскинутую голову он внимания не обратил.

— Это чем это? Ничего не воняет! — возмутилась она.

— Вот этим, — он ткнул в ковролин, скривив свой идеальный нос, — больше всего. Но и еще какой-то запах... испорченных продуктов, что ли, — повел носом и указал на дверь в кухню — оттуда.

— А! Так он новый! Только летом постелили, выветрится со временем, — зачем-то принялась объяснять она и заткнулась под презрительным взглядом нелюдя.

— Зачем было портить камень? Там же камень внизу? — все также тыкая пальцем в ковролин, но при этом пытаясь его не касаться и как бы поглаживая воздух сверху, спросил он.

— Нет... там... — боже, как же это называется? Цемент? — Бетон, вот! Это искусственный камень, — зачем-то пояснила она, начав удивляться собственной разговорчивости и не удержав в себе и этого вопроса, спросила, — ты что-то со мной сделал? Что я тебе все поясняю? Я теперь всё время буду все тебе рассказывать?

— А, — махнул неопределенно перед лицом пальцами и повторил ее слова, — выветрится!

— Что? Что выветрится? — Её уже бесил его хозяйский вид.

— Заклинание гида. Я у тебя взял только знания языка, все остальное настолько неорганизованно валяется, только головную боль себе зарабатывать, если такое тащить.

— Ты копался в моей голове? — недобро сощурилась девушка, приготовившись орать.

— Да что в твоей голове копаться? Там за последние сутки одна мысль: "какой симпатичный мальчик"! А что в этом мальчике симпатичного? Понять не могу? Помесь неказистого гнома с гоблином, — он хмыкнул, — ну или с человеком обыкновенным. Хотя,— смерил он ее снова оценивающим взглядом, — ты не лучше, и твой нос как бы еще и не самая ужасная часть тела, зря ты винишь только его. Орки таких страшенных вообще убивают сразу, они все ж потомки высшей расы, а вот гоблины бы тебя взяли, — кожа белая, у них это ценится.

— Что? — Нет, Оля, конечно знала, что не красавица и нос ее всегда раздражал, а сегодня в особенности, но слышать это от такого... такого... у него же вообще ни одной неидеальной черточки нет! Это было... неприятно... особенно про Лешу. Да, точно. Как он смеет нас оценивать? Девушка взъярилась:

— Не лезь грязными лапами в мою голову и в мои отношения! Не нравится — не смотри! Я не заставляю!

— Мне придется, ты теперь мой гид. Не искать же мне все самому, на это уйдет слишком много времени.

— Ах, так значит, гид? Значит, заклинание?! — снова собравшись упереть руки в боки и от души продолжить ругаться, раз уж ее на время лишили природной молчаливости, она вдруг поперхнулась воздухом, осознав слово "заклинание". — Так что ж это, ты магичить можешь? — недоуменно и растеряно переспросила, — ты ведь из другого мира, да? У нас же нет эльфов и ...магов.... тоже нет...

— А с чего бы мне тебе давать ответы? Разоралась тут на ровном месте, низшая, — он лениво потянулся по-над полом, забавно стараясь не касаться спиной неприятного ему материала, будто бы лежа на воздухе. — Ну да ладно. Почему нет магов? Есть, наверняка. Просто в некоторых мирах, где магов мало или источники слабые или общее развитие низкое, — сразу было понятно, что последнее он адресовал ей, — им удобнее держаться в тени.

— И что, и эльфы у нас есть? — с круглыми, горящими любопытством глазами, почему-то шепотом спросила девушка.

— Нет, эльфов нет, — он неопределенно взмахнул рукой и с удивлением добавил, — хотя я чувствую нескольких наших младших на каких-то островах, — повернулся к окну и будто погладил что-то в воздухе, — и духов, вот сильфы прямо тут, с дождевыми тучами прилетели. О, им нравятся ветра над океанами и молодыми горами. Надо же, значит что-то интересное и у вас есть, это хорошо. А то я боялся уже, что проиграл, больно уж мир неприглядный.

— Жалко... слушай, а как тебя зовут?

— Можешь называть меня Эдаринаэль, — состроив ледяную королевскую мину представился ушастый.

— Хм, даже можно выговорить. Я почему-то считала, что ваши имена длинною в километр.

— Километр... мера длины? Пяди, локти, пальцы? Что в основе?

— Да не знаю я, откуда эта мера. Есть эталонный метр, — она прижала большой палец левой руки к плечу и выпрямила кисть перпендикулярно линии ключиц вверх, правую руку вытянула вбок тоже раскрытой ладошкой к небу и мотнула подбородком от одной кисти к другой, — вот это примерно метр, в километре тысяча метров.

— Глупо мерить имена в расстоянии. И ты ошибаешься, — неожиданно сменил он тему, — у нас нет таких длинных имен даже в полном стандартном написании

— Постой, так у тебя все же длинное имя? А почему не называешь?

— А что, должен? — поднял он удивленно брови. — С чего бы? Истинное имя ни с того ни с сего не называют!

— Но я-то называла? — возмутилась она.

— Ты, — другое дело. У вас, похоже, вообще нет истинного именования. Да и зачем оно вам? Живете мало, порчу какую-то накладывать, — он снова кинул на нее свой фирменный презрительный взгляд, — бесполезно, и так ущербные.

Парень встал, вразвалочку подошел к окну и, приложив к стеклу руку, будто на время исчез из комнаты.

Оля развернула компьютерное кресло и упала в него, горестно подперев голову ладошкой и разглядывая наглого визитера. Вот тебе и нос картошкой, а она еще полчаса назад надеялась, что жизнь наконец-то наладится. Что ему надо от нее, интересно? И как же быть с ее планами на завтра? Девушка печально вздохнула, вспомнив пословицу про "расскажи богам о своих планах". Опять ее личная жизнь висит на волоске, в которую этот красавчик, — она смерила нелюдя недовольным взглядом, — не вписывается ну никаким боком.

Вообще, уже то, что неделю назад она смогла поближе познакомиться с симпатичным одногруппником — стало настоящим прорывом в ее личной жизни. Девушка закрыла глаза и снова будто наяву увидела коридор перед аудиториями. Они сдавали зачет по истории молоденькой аспирантке, уходившей в декрет. Так что все, не сдавшиеся вовремя, автоматически попадали на пересдачу завкафедрой, что казалось страшнее смерти даже для вполне успевающих студентов. Не то, чтобы ему сдать было так уж нереально. Просто жестокая вещь статистика заявляла, что сдавался или один зачет ему или штук пять других зачетов. Вот такая арифметика. Поэтому на зачет к беременной преподше пришли все — больные, хромые, ленивые, хронические прогульщики и ни-разу-не-готовившиеся тоже. Оля сдала в первой пятерке и уже хотела бежать, заметила Лешку, нервно оглядывающегося в коридоре и зажимающего в угол пацаненка лет семи. Подойдя поближе, она с любопытством наблюдала забавную картину, — мальчишка активно вырывался и что-то канючил. Одногруппник увидел её, виновато улыбнулся, покраснел и, запинаясь, попросил присмотреть за братом, пока он сдаст зачет. Мама-де на работе, папа в командировке, и присмотреть за ним на только начавшихся каникулах больше некому. Оставить второклассника дома тоже нельзя, а к бабушке он его утром отвезти не успел, пришлось брать с собой. Пробормотав это себе под нос и глядя в пол, облегченно-благодарственно вздохнул на ее соглашательское "угу", и, показав брату кулак, побежал сдавать. Учился он нормально и вернулся быстро. Но Оля успела пообщаться с Вадимом и услышать много интригующих подробностей про жизнь современного школьника, вкупе с предложением запретить молочную кашу вообще и овсянку в частности, упростить отчество "Константиновна" для учителей и посылать домашние задания сразу на электронную почту, на что девушка только развела руками, — не в ее силах это. Мелкий деловито кивнул и стал жаловаться дальше. Мол, брат ему ничего не рассказывает про свою "взрослую" жизнь в институте, и этим обижает. Она удивилась, — что тут особо любопытного может быть? И поделилась, чем уж пришло в голову, — продемонстрировав пустую соседнюю аудиторию, пару учебников и тетрадь с конспектами, но, оказывается, мальцу хотелось пикантных подробностей про "отношения", он не желал верить, что она только учится вместе с его братом и "ни в какие взрослые игры они вместе не играют". Так что, когда Леша вернулся, девушка расцветкой напоминала свеклу. Хватило одного взгляда, и старший, с ловкостью, выдававшей изрядную привычку, приподнял брата за шкирку и потребовал отчета. Мелкий скорчил невинную физию и заявил, что ничего плохого не делал, это брат с Олей, нехорошие такие редиски, все от него скрывают, а сами неизвестно чем тут занимаются. Лешка тоже залился краской, встряхнул его пару раз и неловко попрощался, отводя глаза. А вот вчера... вчера он пригласил ее сходить в кино... в субботу. Завтра... как раз у них коллоквиум отменился! А тут эльф этот!

— Так, начнем, пожалуй, — будто почувствовав мысленное упоминание, нелюдь развернулся от окна и с ожиданием посмотрел на девушку.

— Что начнем? — насторожилась она.

— Экскурсию, — как-то пакостливо улыбнулся тот.

— Гм... какую экскурсию? — опасливо переспросила она, отступая к стенке спиной.

— Для начала по твоему обиталищу, — словно общаясь с тупицей, обвел он рукой ее комнатку.

— А... ну... хорошо... — она огляделась, будто видела комнату впервые. — Это диван... на нем сидят и спят, — удивляясь абсурдности текста, потыкала пальцем в диван.

— Что?!? Ты спишь тут? На этом? — кажется, рассматривать данную конструкцию в качестве спального места эльфу в голову даже не пришло. — Это неудобно! Нормальную кровать нельзя поставить?

— Некуда. Можешь спать на полу. А диван раскладывается, так что... ты поместишься, — с недовольством осмотрев два метра его роста, заметила она.

— На этом вонючем полу я спать не буду! И что, другого варианта, как рядом с тобой, нет? — обреченно закатил глаза нелюдь.

— Нет. Могу сказать, что меня это тоже не радует, — загоняя истерику поглубже, ответила Оля. Еще бы, до сих пор ей как-то не приходилось спать в одной кровати с незнакомыми мужиками, люди они там или нет...

— Ладно, сегодня посмотрю, а завтра может что-то придумаю.

— Может колданешь чего? Кровать себе материализуешь или матрас хотя бы? — вдохновилась пришедшей ей в голову идеей девушка.

— С ума сошла? Откуда у меня столько энергии? Вы что, совсем отсталые, не знаете, что материя с энергией связаны? — окатил он ее очередным высокомерным взглядом.

— Знаем! Но магия же... мало ли на что вы способны, супер-люди!

— Мы не люди!

— Вот и я о том же.

— Не наглей, — тихонько предупредил нелюдь.

— Даже и не думала, — ворчливо отозвалась девушка.

— Так что у нас дальше?

— Что? Вот это — шкаф, это — телевизор, это — компьютер. Это такие приборы... один показывает новости и всякое разное... по программе... для всех... а другой — дает информацию по... требованию... что захочешь...

— Ага, это уже интересно. Потом изучу, — покрутил он ноут в руках, и Оля улыбнулась — ей показалось, что он заглянул прибору "под хвост". — Чистая техника. Ни грана магии.

— Да нет у нас ее! Магии то есть! Пойдем дальше. Это прихожая, это дверь на лестницу, — она открыла дверь и показала на лифт и двери соседей.

— И это все? — недоуменно оглянулся на комнату. — Все твое пространство? Как же вы так живете? Тесно же! Клетушечки такие... мелкие... хотя ты же еще молодая особь для своего народа, да? Может еще просто не достигла уровня, на котором можно занять приличное жилье? — скептически размышлял вслух нелюдь.

— Молодая, молодая... какая уж есть... у некоторых и того нет... Интересно, а то, что я с тобой постоянно ворчу, это тоже из-за твоего заклинания?

— Частично, — рассеянно ответил он, разглядывая электрический счетчик в прихожей, — так выходят твои негативные эмоции, испуг там, недовольство.

— А? А... понятно, а то я уже сама удивляюсь, что веду себя так странно... мало того, что я столько с парнями в жизни не говорила, так еще и ворчливая оказалась.

— Нормально все, психика корректируется автоматически, тебе вреда от общения со мной не будет.

— Успокоил, называется. Может я не хочу, чтобы моя психика корректировалась?

— Поверь мне, так будет лучше.

— А что мне еще остается? — вздохнула и включила свет в ванной, — это выключатели, чтобы зажечь лампы... чтобы был свет...

— Странный вид энергии, — эльф проследил провода от счетчика до выключателя, — это им ты меня щекотала?

— Им. Только я не думала, что тебя это позабавит.

— Да, я знаю, ты боялась.

— Конечно, незнакомый двухметровый мужик лежит в комнате, а я должна быть спокойна?!? — все-таки взвилась она.

— Не страшно, ты мне все равно никакого вреда причинить не смогла бы.

— Да? И почему это?

— Потому что на мне было защитное плетение. Не думаешь же ты, что мы неподготовленными переходим в неизвестный мир? — с превосходством глянул он на нее сверху вниз.

— Не думаю. Я вообще ни о чем таком не думаю... А что, сейчас я могу тебе навредить? — проснулось любопытство.

— Ни в коем случае. Напротив, оберегать будешь! — усмехнулся этот гад.

— Правда что ли? — не поверила девушка, — опять заклятие какое-то, да?

— Не какое-то, а то же, гида. Оно подразумевает, что гид заботится о безопасности того, кому показывает мир.

— Ладно, убивать я тебя так и так не собиралась, — и продолжила экскурсию, — вот это ванна, раковина, туалет, — для наглядности подняла сиденье унитаза и спустила воду. Эльф покивал и вроде ничуть не удивился. — Сейчас я тебе повешу еще одно полотенце, но больше у меня для тебя ничего нет!

— Да я и не прошу. Пока. Нам вообще материальное не особенно сильно нужно-то.

— Ну вот, а это — кухня. Тут продукты хранятся, — открыла холодильник, — это стол и... очаг, — вспомнила нужное слово, — чтобы готовить.

— Можешь не стараться подбирать слова, я же считывал значения твоих слов, так что очаг и плита для меня по смыслу почти одно и то же, как и для тебя. Но лучше бы назвали камень, понятнее.

— Ну вот и все, больше показывать нечего, — развела она руками.

— А как насчет местной еды, — немного неуверенно огляделся нелюдь... — энергию надо чем-то восполнять.

— Могу угостить тебя супом, — жалко, конечно, делиться только вчера принесенным мамой борщом, но что делать, не есть же одной под его взглядом, а поесть она как раз собиралась после душа.

— О, Звезды! Как такое можно есть! Умертвие! — парень позеленел и отступил обратно в коридор.

— Какое еще умертвие? Что ты несешь? Нормальная говядина! С косточкой, мозговой, как я люблю, — почмокала губами девушка. — Не хочешь, так не ешь, посиди в комнате. Давай я тебе телевизор включу, как раз освоишь, у вас-то такого наверняка нет!

Радуясь возможности избавиться на время от назойливого внимания гостя, пробежала мимо него в комнату и привычно зарылась в подушки, плед и какие-то наверняка нужные книги и конспекты, валяющиеся на диване, в поисках ленивчика.

— Вот! — с воплем вождя команчей, снявшего скальп с какого-то особо надоедливого ковбоя, потрясла в воздухе пластиковым девайсом, отчего нелюдь ощутимо вздрогнул. — Смотри, нажимаешь эту кнопку и канал переключается на следующий, — продемонстрировав действие "стрелочки" и кнопочек "плюс" и "минус" регулировки звука, унеслась обратно к заветному борщику, искренне радуясь нежеланию эльфа его есть. И, если сказать правду, еще больше — отложенным на сладкое кофе и мороженому.

Неприлично обсосав косточку, для порядка доев полную тарелку супа и убрав его в холодильник, девушка увлеченно принялась варить кофе, мимолетно отметив, что наличие в квартире странного парня ее совершенно не раздражает. Да она даже забывает про него, если не видит или думает о своем!

— Неправильно как-то, — покачала головой, — видимо, опять какие-то волшебные штучки... она даже за одной партой с мальчиком нормально сидеть не могла, все время отвлекалась! Ну и ладно, — махнула мысленно рукой, — все равно изменить ничего нельзя, а в том, что он не сделает ничего плохого, она почему-то была уверена.

Достав из холодильника мисочку, с предвкушением облизнулась. Мороженое Оля любила. Никакие торты не могли сравниться для нее с мороженым. Поэтому на него просаживалась значительная часть ее стипендии. Причем покупались сразу и небольшие дорогие коробочки и большие "семейные" упаковки — чтобы не остаться без лакомства в конце месяца, она готова была разнообразить простой дешевый пломбир вареньем, шоколадом и орехами. Сейчас же, как раз после стипендии, в морозилке ее ждали две больших коробки "Мовенпик" — тирамису и малиновый. Почти половинка малиновой коробочки, заранее выложенная в мисочку, согревалась в холодильнике — как раз попить кофе после душа, чтобы не такой холодный есть. А тут этот...

"Видимо, у эльфа очень развитое обоняние", — сделала она вывод, рассматривая нарисовавшуюся в дверях фигуру, а ведь только и успела, что поставить себе чашечку свежесваренного кофе на стол к мороженому.

— Что это такое? Странное... похоже на драй... растительное? — парень поднес к носу турку и, недоверчиво потыкав в застывшие на ободке остатки пенки, аккуратно слизнул их с пальца. Скривился... подумал... понюхал...

— Растительное, кофе называется, зерна, плоды, — не знала, как пояснить девушка, раздражаясь из-за невольного желания отвечать на незаданные вопросы.

— Ну да, драй, надо же, он не так уж часто встречается. Только вы его как-то портите очень... горько и горелым несет, — он сморщил свой идеальный нос.

— Так зерна обжаривают, прежде чем молоть.

— Неправильно. Их надо сушить на драконьих кристаллах, — назидательно потряс измазанным пальцем парень.

— Звиняйте, барин, чего нема, того нема, — перекривила она его, приложив руки к груди.

— Что именно нема? — нахмурился гость.

— Драконов нема, сам должен был догадаться, — ворчливо ответила Оля, запуская ложку в блюдечко.

— А кристаллы?

— И кристаллов нема. Даже не знаю, что это такое.

— Да? Странно...

— Что драконов нет? — удивилась она, — что же в этом странного?

— Драконы везде есть, — пожал плечами парень, — только их не найдешь, если они сами не захотят.

— Мда? Ну не знаю, не встречала, — и она легкомысленно переключилась на кофе, отпустив мисочку с лакомством, чем не замедлил воспользоваться нелюдь.

— Так-так, что это тут у нас, — он сунул нос к белой массе, понюхал, удивленно поднял брови и стал шарить по столу глазами, ища похожий на ложку предмет. Увы Ольге, он ее нашел. — Холодное? Зачем есть холодное?!? Не понимаю...

— Отдай! Это моя еда! — возмущению девушки не было границ! Протянутую руку гад игнорировал, а от хватательных движений ловко уворачивался.

— Ты же предлагала меня угостить? А я пока даже не угощаюсь, еще чего не хватало, есть из тарелки у низшей! Я просто изучаю, не кричи!

Напряженно следя за упущенной миской, она чуть не опрокинула кофе...

— Ты обнаглел! У меня кофе остывает! Мороженое должно быть холодным, а кофе — горячим! Ты мешаешь мне есть!

— Не кричи! Сколько тебе говорить, что ничего с твоей едой не случится! — он взял в ложку немного мороженого с джемом и вернул ей миску, в которую она вцепилась как голодающий в единственный сухарь.

— Упф... другое дело... с тобой мне никаких нервных клеток не хватит! — пробурчала она себе под нос.

— Нервных клеток? Вы что, еще и каннибалы?!? — в ужасе упустил он ложку, измазав и пальцы и рубашку.

— Что? С чего ты взял?

— Нервные клетки... ты их ешь? — продолжал пялиться на нее нелюдь.

— Нет, я их не ем, — мрачно насупилась Оля, — я их из-за тебя теряю. Свои. А они не восстанавливаются!

— Пфух... — выдохнул парень, — это мелочи... а то я уже испугался, что граничные условия были неправильно заданы...

— Какие условия?

— Мира, в который можно попасть. Людоеды и другие каннибалы в мире недопустимы.

— Ну, тогда вы условия задали неправильно, — довольно улыбнулась девушка, — у нас каннибалы где-то есть. Съели Кука-то. Точно.

— Где-то? — он оглянулся, причем у Оли появилось ощущение, что осмотрел он минимум Европу, — далеко?

— Ну... не близко... на островах где-то... — кажется, так ей от гостя не избавиться.

— А, ну это погрешности. Меньше десяти процентов населения не считается. Психи где только не встречаются...

— Психи?

— Конечно, это же отклонение от разумного поведения. Сородичей можно использовать намного более рентабельными способами, — издевательски заметил этот гад. — Но бывают отсталые народы, которым детей и стариков в голодные года девать некуда, так они их и правда едят. Культы еще для этого разные придумывают. Но в развитых мирах таких нет.

— Отсталые потому что? — как-то тупо уточнила Оля. В голове рентабельность поедания людей откладываться не хотела.

— Конечно. А ты не безнадежна все-таки, иногда.

— И у вас таких никогда не было? Не верю! — вскинула она подбородок.

— Были, отсталые народы архи иногда специально переселяют. Но их или сразу цивилизовывают...

— Насильно, да? — не удержалась девушка.

— Кого-то и насильно, обычно вполне добровольно, всем же хочется хорошо жить...

— А если они не хотели хорошо жить? Или хотели хорошо жить, но при этом есть соседей?

— Тогда выселяли дальше, в другие миры, где такое поведение в порядке вещей. Пусть с подобными себе общаются, — пожал плечами парень.

— И не уничтожали?

— Вряд ли... если только переселяться не хотели...

— Ну да, ну да, резервации — они и у эльфов резервации...

— Нет уж, резерваций мы никогда не держали, вот еще, — его передернуло от самой мысли, — мы не нанимались низших охранять...

— Ага, ага, так я и поверила...

— У тебя напиток стынет, — отвернулся от нее парень и механически облизал палец, испачканный мороженым. — Надо же... съедобно! Не ожидал!

— Лучше пятно замой, — указала Оля ложкой на его грудь, — а то потом не отстираешь!

— Тьфу, и сил почти нет, и восстановить нечем... — прозвучало как-то по-другому, но очень по-человечески, когда он заметил разноцветный потек мороженого на своей замечательной рубашке. Поднес руку к крану и поводил около него. Удивленно посмотрел. Перевел взгляд на девушку. — Тут у вас вода? Или нет?

— Тут, — веселясь про себя, она встала и открыла холодную воду, — это холодная, а это — указала на красный вентиль — горячая.

— Как неудобно... руками надо трогать?!?

— Сказал бы спасибо, что горячая есть уже, а то у нас в сентябре еще воды не было.

— Почему не было?

— Ремонтируют, — Оля поняла, что если она будет еще и это объяснять в деталях, то язык у нее просто отвалится, — каждый год профилактические работы длятся примерно месяц, и воды в это время нет.

— Варвары, — печально вздохнул эльф, неуклюже поливая пятно водой прямо на себе.

— Это еще как посмотреть, — девушка едва сдержалась, чтобы не предложить снять рубашку и застирать самой. Любопытство и желание раздеть нелюдя зашкаливало, отодвинув обычную стеснительность....

— Да как не посмотри, — вымочив всю ткань вокруг и ниже пятна так, что срывающиеся капли замочили и штаны, парень сполоснул руки и двумя пальцами закрыл вентиль, будто сворачивал шею ядовитой змее.

Оля с трудом отвела взгляд от обрисовавшихся мышц живота — правда, не ожидаемыми "кубиками", а четырьмя вытянутыми полосками, и сосредоточилась на почти остывшем кофе. Впрочем, мороженое как всегда сыграло свою замечательную антидепрессантную роль и к эльфу ее внимание вернулось только после соскребывания последней ложечки лакомства.

Подняв глаза на сидящего напротив парня, она едва не поперхнулась последним глотком, — настолько внимательно он ее изучал. Рубашка, кстати, уже выглядела как новая — чистая и сухая.

— Что? — спросила девушка, нервно облизывая ложку.

— Варвары. Гостю даже угощения не предложат. А ведь я сказал, что это съедобно!

— Ну и сказал бы сразу, что тоже хочешь. А то кофе неправильно пожарен, еда холодная, — все тебе не так.

— Так где еда-то?

— Сейчас, — буркнула она, совершенно не желая делиться. И, заглянув в морозилку, обрадовалась своей запасливости, доставая килограммовую колбасу "семейного" пломбира. — Вот!

Эльф с любопытством наблюдал за сдиранием полиэтилена и попытками откромсать часть непонятной субстанции. Подцепив ложкой кусочек отколупленной белой массы он притронулся к ней языком, забавно его вытянув и чуть изогнув. Оля даже засмотрелась — таких длинных, узких и гибких розовых языков она никогда не видела, даже у Соньки, маминой кошки, язык был намного короче. Хотя, задумалась она, — Сонька же и меньше намного, чем этот странный нелюдь. И тут он фыркнул. Недовольно, возмущенно и даже как-то зло. Бросил ложку на стол и уставился вновь вытянувшимися зрачками на девушку.

— Что? — почему-то хрипло пролепетала она, чувствуя, что чем-то провинилась и сейчас ее будут убивать.

— Ты считаешь меня идиотом? — ядовито поинтересовался парень.

— Не-ет...

— Ты ела не это! Это — несъедобно! Тут, — он обличающе ткнул в обкорнанную кое-как колбасу, — испорченное масло каких-то не то семян не то плодов и еще какая-то несъедобная гадость!

— Ну... это по составу немного другое, но тоже же... мороженое... зато его много... и можно было варенья налить... — постепенно переходя на шепот оправдывалась девушка, сникнув под гневным взором нелюдя. — Ну хорошо, хорошо... — быстро оторвала от рулончика на полочке чистый пакет и запихнула в него раздербаненные куски от "колбасы", — и незачем так кричать...

— Похоже, кто-то все-таки не очень старательно задал условия, раз гид меня пытается отравить. Вернусь — спрошу, — прошипел он, а у девушки от этого пробежала по спине струйка холодного пота, заставив неуютно передернуться.

— Вот, — она плюхнула перед ним вынутую из морозилки коробочку с малинками на крышке, хотя там оставалось еще почти две трети, — это то, что ела я. Приятного аппетита!

Как ни странно, зла на него она не держала. Правда ведь не хотела делиться любимым десертом.

— Я теперь всегда буду контролировать тебя мысленно.

— И не лень?

— Просто предупредил. Не пытайся обманывать и врать.

— Да не очень-то и хотелось! — очень стараясь не хлопнуть дверью, девушка покинула кухню и прижалась спиной к шкафу в комнате.

Дверью-то хлопнуть просто. Но куда деваться ночью от навязчивого гостя в однокомнатной квартире? Вот-вот. Оля молча постояла, меряя глазами диван и напрасно пытаясь вспомнить, не завалялось ли где лишнего матраса, вздохнула и полезла за чистым бельем. Придется эльфу потерпеть, на полу она точно спать не собирается!

Разобрав постель и, не переставая ворчать, достав еще одно одеяло и положив вторую подушку, недовольно потащилась умываться и чистить зубы. Даже бальзамом рот прополоскала, кривя рожи зеркалу и продемонстрировав толстый розовый язык, совсем непохожий на эльфийский. А то, видишь ли, ему запах от нее не нравится! И нос ну толстоват чуть-чуть! И вообще... врет он все, вполне симпатичная девушка! И подкрасилась в рыжий прям вовремя, как будто Лешкиным медным кудрям позавидовала, — улыбнулась она себе, поколебалась, но все-таки достала антиперспирант.

Уже забравшись на диван, она вспомнила, что стоило бы предупредить нелюдя, чтобы не ел мороженое холодным. Да и кофе давно остыл... Но он же весь такой умный, да? Сам должен сообразить.

...

"Утро добрым не бывает", — единственная мысль, которая билась в голове у Оли в такт зверскому треску будильника. Простонав, она потянулась выключить мучителя и наткнулась на чужое теплое тело. Глаза открылись почти против воли, а тело выполнило отползание со скоростью, которую никак не мог от нее добиться учитель физкультуры.

Мысли, пометавшись вспугнутыми воронами, все-таки оставили пару толковых воспоминаний, нелепых и хаотичных, как рисунок лап на только что выпавшем снегу.

Она с некоторым трудом сосредоточилась на лежащем рядом парне. Не глюк. Точно — эльф. И в ее квартире, а что еще хуже — в ее постели! С ума сойти!

Лихорадочно ощупала себя и убытка не обнаружила, — пижамка все так же завязана на все нужные веревочки и застегнута на все пуговички.

Вторая посетившая ее голову мысль была банальнее — она идиотка! Забыла, что сегодня в институт не нужно и оставила включенным будильник. Который тем временем продолжал надрываться, насилуя ее слух. Ну да, с этим эльфом не только про будильник, про сессию забудешь.

Переползая через неподвижно лежащее тело, ее заторможенный мозг отметил еще несколько несоответствий. Несмотря на дикий звук над ухом, нелюдь не двигался, будто и не слышал ничего. И в комнате горел свет, хотя за окном уже рассветало. Забыл выключить? Не запомнил, как это сделать? Или не любит спать в темноте? Почему-то эти глупые вопросы мучили ее гораздо больше, чем неподвижность гостя, не обратившего внимания и на перевалившую через его ноги девушку.

Наконец-то будильник был пойман и лишен голоса, а Оля вгляделась в лицо парня и недоуменно всплеснула руками, — бледный, с обметанными губами и в испарине... дотронувшись до лба она уверилась в диагнозе — заболел! Объелся мороженым и как последнее дитё — простыл! Небось и горло красное!

Девушка задумалась, рассматривая пациента. Мда, попробовал, называется, иномирскую еду! А ведь могла бы догадаться, что надо предупредить, — он же упоминал, что они холодную пищу не едят! Ну и что ей с ним делать? Интересно — он без сознания или так крепко спит?

Почесав в затылке, ей пришлось признаться себе, что она вообще о лечении даже людей имеет довольно смутное представление... как и о том, что ей сейчас надо делать... Померить температуру? Так она не знает, какая у него нормальная... дать аспирин? А не отравится? Нет, ну что-то же надо предпринять!

Горчичники поставить? Или банки? Хихикнула, представив, как она будет объяснять, что жжется тоже для пользы и, не удержавшись, расхохоталась, зажимая себе рот, вообразив как наяву картинку постановки банок, — с поджиганием здоровенных каминных спичек и остающихся потом на прекрасной коже синяков.

Так, аспирин наверное, нельзя... но что-то же можно? Молоко? Теплое молоко! И... мед! Точно! И горло прополоскать... чем-нибудь... а чем? Надо у мамы спросить! Только рано еще, не звонить же ей в субботу в полвосьмого утра ...

Девушка снова дотронулась до лба своего первого пациента... который со стоном перехватил ее руку. Эльф, не открывая глаз, завладел ее пальцами и выглаживал ими собственное лицо, при этом так эротично постанывая, что Оля зарделась и невпопад спросила:

— Может тебе прохладное полотенце принести?

— А? Что? — очнулся парень, открыв непонимающие глаза, и с ужасом услышав вместо нормального голоса едва различимый шепот. — Что со мной? Я истаиваю? — невообразимый ужас, заплескавшийся в его глазах, едва не снес ее волной ничем не сдерживаемой паники.

— Не думаю, — осторожно сказала девушка, пытаясь не заорать от продуцируемой парнем концентрированной истерики. — Люди от этого не умирают, — и неуверенно добавила — наверное...

— Ты что со мной сделала, пока я спал? Отравила все-таки? Признавайся! — просипел он, дернулся поднять голову и тут же со стоном упал обратно. — Все-таки ошибка с миром произошла, раз меня травит гид. Вот же экспериментатор этот Лининдамэль, небось поленился все условия проговорить при отправке!

— Ничего я с тобой не делала! — возмутилась она, — ты просто вчера переел мороженого! Холодное надо есть осторожно! Ты же видел, — я его сперва растопила, а потом ела! Как маленький!

— Это ты, я-то намного здоровее тебя! — высокомерно скривился он. — Ты врешь, это не может быть от съедобной еды!

— Может! У нас каждый ребенок это знает!

— Я не ребенок и давно научился определять — съедобная пища или нет! От того, что я вчера ел, таких последствий быть не могло!— едва сипел он, прерываясь на тихие душераздирающие стоны. — Да я никогда в жизни так плохо себя не чувствовал! Тело умирает! Это все ты виновата! Подсыпала мне какую-то отраву!

— Да не травила я тебя, сколько можно повторять!

— А что у меня с голосом тогда? — зыркнул он на нее, пугая вытянувшимися зрачками.

— Покажи! — решила она прервать истерику действием, пока сама не запаниковала, а то уже и руки начали дрожать...

— Что?

— Горло покажи!

— Зачем?

— Посмотрю, что у тебя с горлом и скажу! — вовсе не ощущая демонстрируемой уверенности, заявила девушка.

— А ты в этом понимаешь? — усомнился эльф, сделав паузу, — я даже прочесть тебя не могу... у меня... у меня голова... болит, — изумился он, — но ведь голова не может болеть... я же не ранен...

— Не ранен, — подтвердила она, — в ранах я вообще ничего не понимаю, это совершенно точно.

— А в этом, — он неопределенно махнул кистью у своего лба.

— Тоже не очень, — честно созналась она, — но больше тут никого нет. А красноту уж как-нибудь увижу... рот открой!

— Ну, смотри... — и чуть приоткрыл губы.

— Я тебя не кормить собираюсь... и не целовать! Больше надо! — откуда ни возьмись, появился уверенный тон, — шире открывай и язык высовывай! — ну надо же, язык и правда нереально длинный и смешной такой, сразу хочется в трубочку свернуть, — похихикала она про себя, а потом восхитилась острыми белыми зубками.

— И что? — со стуком закрыл он челюсти, недовольно глядя на самозванную лекарку и покраснел, ощутив ее насмешку. Попытался дернуться и снова упал на подушку. — Почему у меня такая слабость? И вода? — провел рукой по лбу, подбородку, шее, стирая пот...

— У тебя горло красное, поэтому и говорить нормально не можешь. А пот, — потому что температура высокая. Только я не могу сказать, насколько она выше, чем нужно.

— И что мне теперь делать? Я все же истаиваю? Такое состояние, будто мое тело меня не слушается! Мне надо вернуться! Не до Звезд тут уже, какой выигрыш! — бедолага метался по подушке, что-то еще шепча в лихорадке.

— М-да. Вот так назидание для высшей расы, — не ешьте много мороженого, — Олю пробило на хи-хи, кажется, у них обоих истерика только крепчала. Поняв, что просто так ей не справиться, добрела до ванной и умылась... и еще раз... подумала, намочила полотенце, выжала и, вернувшись, решительно скомандовала эльфу:

— Садись!

— Я не могу! У меня слабость! Тело умирает! Мне надо срочно домой, а я даже портал построить не могу, — слова в нужной тональности проговорить не получается и в глазах двоится!

— Слушай, а почему у тебя зрачок то вытянутый, то круглый? Это что-то значит?

— Нет! Нашла время для вопросов! — снова заметался он.

— Так, без истерик, — она откинула одеяло и... впала в ступор, — эльф был в одних... скажем так, шортиках — облегающих второй кожей коротких штанишках до середины бедра. — Вот почему исполняются только какие-то глупые желания, а? — промчалась очередная дурацкая мысль...

С трудом отведя взгляд от идеального тела, она протянула парню руку, помогая приподняться, и начала обтирать его мокрым полотенцем. Тот прикрыл глаза и, как-то гибко изворачиваясь на одном месте, подставлял под ее руки шею, лоб, плечи...

— Да, так лучше... пожалуй, я пока не буду открывать портал, успеется, а то Лининдамэль совсем обнаглел, уже три раза подряд выигрывает.

А Оля тем временем пыталась загнать обратно, пока нелюдь не очухался и не прочитал ее мысли, идею заснять эротическое видео на телефон.

— Сейчас я принесу тебе халат! — сорвалась в ванну, чтобы совершенно безвозмездно поделиться с такой роскошной натурой любимым длинным и пушистым белым банным халатом, надеваемым исключительно после ванн для удовольствия. И все для чего? Все, лишь бы выгнать из головы компрометирующие мысли...

— И еще раз тряпочку свою прохладную принеси! — все так же хрипло и тихо, но уже с командными нотками, распорядился нелюдь.

— Бегу и падаю, — снова начала ворчать себе под нос девушка, тем не менее принеся требуемое и уйдя на кухню в поисках меда и молока.

Мед нашелся сразу, никуда здоровенная банка деться из шкафчика не могла. А вот молоко пришлось поискать. Оно так и валялось в пакете, принесенном родительницей пару месяцев назад и засунутом ею под мойку, да так там и позабытом.

Изчертыхавшись, пока закипятила молоко, все же упустив пенку, да и плюнув на нее, — все равно несъедобная, быстро разлила по кружкам. Кинула на плиту мокрую губку, стараясь избавиться от горелого запаха и уже не надеясь, что ее промах останется незамеченным, она с каким-то садистским удовольствием кинула в одну чашку кусочек сливочного масла. Как же она в детстве ненавидела это питье! Горячее, с застывающей пенкой, в центре которой расплывался жирный кружок... сморщив нос от отвращения, потащила сразу две кружки нелюдю — ну не подумала она, что надо вскипятить только половину пакета... или треть...

— Я не буду это пить! — ожидаемо возмутился гость, — оно подгорело!

— Больше молока нет. И лечить тебя больше нечем! — безапелляционно заявила девушка. — А ты заклинанием каким-нибудь полечиться не можешь?

— Нет... целительские петь надо... а я даже портальное проговорить не смог, — понуро закопался под одеяло парень, — и сил в вашей еде мало совсем...

— Значит, пей молоко! Надо же горло лечить!

— Может... еще что-то другое есть? — уже не столь уверенно вопросил эльф.

— Нет... а! Еще мед! Сейчас! — она притащила маленькое блюдечко с парой столовых ложек меда, — только я не помню, надо его в молоко или так, с молоком...

— Кто же живой мед в горячее кладет! Неучи! — он довольно выхватил у нее из рук тару, — только почему так мало?

— Мало? — недоуменно перевела взгляд с него на блюдечко девушка. Сама она столько иногда и за день съесть не могла. — Ты ешь, а я тебе еще принесу, для второй кружки.

— А где смягчающее? — удивился он, не увидев желтого пятна во второй кружке.

— Тебе что, понравилось? — восхитилась она.

— Все лучше, чем просто молоко с горелым запахом.

— Я сейчас! Как раз и меда тебе еще принесу! — снова убежала на кухню.

— Пожалуй, мне лучше поспать, как-то мне нехорошо, — пожаловался эльф, выпив вторую кружку, укутался в халат и забрался под одеяло.

— Давай я тебя еще своим укрою и пока в магазин схожу. Молока возьму еще. А ты поспи.

Полюбовавшись завернувшимся в два одеяла идеальным парнем, в очередной раз подивилась идиотизму ситуации и своему пофигистичному к ней отношению и позвонила маме.

Ожидаемо разахавшись над непутевым знакомым дочери, родительница надиктовала лекарства, похмыкав над заявленной аллергией на антибиотики и жаропонижающие. Добавила указания не выпускать из кровати, поить молоком с медом и насыпать горчицы в носки.

Переодевшись на кухне и едва не забыв телефон, девушка прогулялась под занудной ноябрьской моросью до ближайшего супермаркета, прикупив молока, хлеба, сухой горчицы, себе упаковку эклеров для заедания истерики, и до кучи указанные мамой "Йодинол" и "Стрепсилс". Ужасно довольная собой, она возвращалась вся в мечтах о том, как бы побыстрее прошло время до обеда, позвонил бы Леша и она смогла бы уйти на свидание. Словно услышав ее мысли, раздался звонок. Одногруппник весело интересовался, изволила ли она встать и не забыла ли про обещание сходить в кино. Положительно ответив на оба вопроса, девушка полюбопытствовала планируемой программой и временем старта. Договорившись встретиться в метро в три часа, она с улыбкой и бешено стучащим сердцем спрятала поглубже мобильник, — не дай бог, потеряется. Настроение зашкаливало! Надо же! У нее первое нормальное свидание! Никогда еще ничего подобного не было! Ну... в принципе, эльфом в постели тоже мало кто из ее знакомых мог похвастаться... хотя она бы предпочла все-таки не иметь столь экзотического опыта и побыстрее оказаться от него подальше... вернее, отослать его подальше... обратно к себе, откуда бы он там ни пришел...

...

Нелюдь дрых, разметавшись на всю кровать. Жар немного спал, но и халат и подушка и даже верх пододеяльника пропитались потом насквозь.

Постелив на поставленную рядом с диваном табуретку полотенце, она составила на ней композицию из темной бутылочки, блюдечка с медом и ложечкой и пачки "Стрепсилса". Полюбовавшись на натюрморт, достала чистое банное полотенце, еще одну смену белья и радостно улыбнулась, наткнувшись в шкафу на огромную футболку с зеленым монстром, всунутую ей в нагрузку на какой-то распродаже.

Довольная выполненной наконец-то работой сиделки, девушка вспомнила, что с утра так и не ела и ушла на кухню завтракать. Напрасно. Надо было исполнять роль качественнее и остаться пить чай рядом с пациентом. Потому что через полчаса он проснулся и... снова решил, что его бросили умирать.

Нет, не сказать, чтобы ее ошибка была смертельна... с точки зрения девушки, там и ошибки-то никакой не было. Но эльф так не думал и, лишенный голоса, по пробуждении начал привлекать к себе внимание всеми доступными способами... кинув пачкой леденцов в шкаф, уронив бутылочку, нашарил рукой собственные сапоги и отправил их в полет к двери... От второго сапога вышедшая из кухни девушка увернулась чудом и, удивленная такой активностью больного, уперла руки в боки:

— Почто скандалим? Позвать нельзя было? — сама удивилась она вновь прорезавшимся в голосе стервозным ноткам.

— Говорить не могу, — едва прошептал пациент, — мне плохо. Тело умирает. Жестокая глупая стерва!

— Нет, ну надо же! Я ему тут за молоком бегаю, в аптеку за лекарствами, и я же еще и стерва! Давай, сейчас принесу молоко, выпьешь, переоденешься, я тебе постель перестелю и будешь дальше спать!

Теоретически, Оля представляла себе, что такое больной мужчина. Но реально большего, чем эпизодическая помощь маме в духе "принести отцу чаю или газету", от нее никогда не требовалось. Поэтому знание это, хоть и вполне практическое, скорее походило на чай вприкуску — сахар вроде есть, но так, по желанию, хочешь — откусил маленький кусочек, хочешь — побольше, а можешь и вовсе без него попить. Сейчас же она словно вынуждена была глотнуть подслащенного каким-то склеротиком до приторности напитка, — эльф артачился, упирался руками и ногами, закатывал истерики и ругался едва слышным хриплым шепотом. Обвинял в отравлении, убиении и прочем геноциде старшей расы. Причем геноцид он вспомнил, увидев монстра на майке. Но альтернативы Олиной заботе у него не было. Поэтому молоко он покорно выпил, причем опять сразу целый пакет, вытерпел обтирание от пота, одел вместо халата майку и улегся в перестеленную постель. После настойчивого убеждения попробовать, горло тоже удалось прополоскать с каким-то магическим вывертом всего одной чайной ложкой синего раствора, — уж больно его испугал цвет.

Упарившись от столь интенсивного общения, Оля присела на краешек дивана и, выломав из блистера конфету "Стрепсилса", протянула ее нелюдю. Не успела она даже слова произнести, как та была разгрызена на мелкие кусочки и проглочена довольным собой парнем, наконец-то сделавшим что-то самостоятельно.

— Вот это зубы! — восхитилась девушка, тут же нахмурившись и начав его отчитывать... дежа вю, как будто с маленьким ребенком возится... Вадька у Леши и то сознательнее, — пришла в голову забавная мысль...

— Так, — достала она еще один леденец, — его надо не есть, а медленно сосать!

Нелюдь взял конфету, а она тяжело пересела в кресло, вытянув ноги... намаялась... а ведь уже почти два часа! — забыв про усталость, подхватилась за оставленным на кухне телефоном и стала срочно перебирать вещи, не зная, как лучше одеться...

— Я сейчас уйду, а ты поспи!

— Что значит уйду? А как же я? Кто будет со мной сидеть? Вдруг мне станет плохо?

— Станет плохо, тогда позвонишь вот так, — она набрала на трубке домашнего телефона свой мобильный номер и показала, как сделать вызов, — и я тебя услышу, — вызов прошел и в кухне зазвонил мобильник.

— Нет, я не верю, ты правда уходишь? Когда я в тебе нуждаюсь? Невероятно! Гид так поступить не может!

— Твоей жизни ничего не угрожает. Поспишь без меня. Белье я повесила на батарею, приду, снова перестелим. А ты спи и лечись.

— Чем?

— Хорошо, — она показала с трудом вставшему парню, где стоит банка с медом, поставила на стол пакет молока и вспомнила, как бабушка заваривала ей сухие яблоки с малиной в термосе. Малины нет, но яблок много! Вышла на балкон, выгнав обратно в комнату неотступно таскавшегося за ней эльфа, нудевшего, как же она может оставить его, болящего такого, одного дома! Тот, прислонившись лбом к стеклу, наблюдал за доставанием яблок из ящика и, уложенный снова в кровать, продолжал совестить опаздывающую девушку, как же это немилосердно, и вообще, бессовестно, куда-то уходить развлекаться, когда ему так плохо. Все-таки слабость победила, а голос вновь совсем пропал, — пришлось повторить кружку молока, полоскание и леденец. Понаблюдав, как она ставит на табуретку еще и термос с нарезанными яблоками и заливает их кипятком из электрического чайника, пристраивая рядом миску с медом, он обреченно выдохнул:

— Когда вернешься-то?

— Не бойся, к вечеру вернусь... часам к семи, может к девяти, — кивнула на часы, — питье и мед я тебе оставила. Попьешь, потом прополоскаешь горло и пососешь леденец. Понятно?

— Понятно, — буркнул парень, — еще никто никогда так меня не бросал.

— Ну ты так еще и не болел никогда.

— Тем более, — он отвернулся, — человек, что с тебя взять! Почти животное.

Выходя из дома, Оля решила, что пара положительных последствий неожиданно выявилась и в болезни гостя. Во-первых, он на время отстал от нее с вопросами — говорить ему было тяжело. Во-вторых, зарекся есть ее мороженое. Ну и в-третьих, не смог помешать пойти с Лешей в кино. Может, все еще не так и плохо?

...

А свидание, — да, да, вопреки всем ее боязливым ожиданиям, это встреча все-таки выглядела как самое настоящее свидание! И эльф ей его все-таки подпортил!!! Нет, он не звонил, но Оля каждые полчаса поглядывала на мобильник, чего Леша, конечно же, не мог не заметить. Отговорившись домашними проблемами, которые подождут, но могут дернуть ее в любой момент, она тем не менее с огромным удовольствием посидела с ним за чашечкой кофе и парой пирожных на маленьких диванчиках в холле кинотеатра, болтая ни о чем ...хотя разговор подозрительно часто скатывался на мелкого хулигана, проделки которого старший брат вовсю оправдывал добрыми намерениями, а она в общем-то совсем и не злилась на Вадю...

Леша же никак не мог в это поверить — с его первой девушкой мелкий постоянно конфликтовал. И парень весь вечер мучился, пытаясь понять, при этом оставаясь максимально объективным, — успел ли Вадька напакостить ему снова, или Оля дергается только из-за своих домашних проблем? И что это за проблемы, которых вчера еще не было? Девушка ему нравилась и он планировал не торопясь познакомиться поближе, пообщаться. Все-таки, в отличие от Кати, она выглядела намного скромнее и вокруг нее не вились тучи поклонников и обожателей, от которых пришлось бы отбиваться. С Олей казались не нужными пафосные заявления и прилюдные демонстрации. Парень искренне считал, что никакого смысла форсировать события нет. Вот узнали бы друг друга получше, и тогда, может быть, стоило бы познакомить ее с семьей и Вадей в том числе, если все еще сложится... но вышло так, как вышло... Хоть вроде фатального ничего и не произошло, но с братом трудно быть в чем-то уверенным... Хорошо еще, успел вовремя предупредить этого разведчика, чтобы не растрепал родителям раньше времени! Правда, эта просьба только доказала Ваде обоснованность подозрений. И стоила ему обещания мелкому шантажисту разумной услуги или желания.

Разглядывая в фойе кинотеатра афиши, Леша гадал, какой же фильм выберет Оля. Рядом с ней он ощущал себя старшим, сильным, умным... в общем, тепло, хорошо и даже отлично себя чувствовал, хотелось защищать и оберегать, а не задираться по-петушиному с другими претендентами, как раньше.

После рассмотрения сеансов, они неожиданно единодушно выбрали новый боевик с, как выяснилось, любимым обоими Кейджем.

Оля же чувствовала себя странно. Считая себя любительницей кино и каждый раз полностью погружаясь в выдуманный мир фильма, она обычно переставала замечать все вокруг буквально с первого кадра. Теперь все изменилось, — то ли рядом сидящий парень был ей интереснее, то ли сыграла свою роль невероятность произошедших за последние сутки событий, но впервые она отвлекалась во время просмотра на какие-то другие ощущения — пушистого рукава Лешкиного свитера, касающегося ее руки, шумного разговора соседей справа, даже почему-то ставшего неудобным кресла, на котором она тихонько ерзала, боясь помешать парню и косясь на его четко обрисовывающийся в темноте профиль, совсем не такой идеальный, как у эльфа.

С другой стороны, — признавалась она себе, — за два года института это был ее лучший вечер! И благодарить за него, как ни странно, приходилось и нелюдя тоже, — все же без его заклятия она наверняка не смогла бы так легко и свободно общаться с парнем, а мямлить и молчать было бы так обидно!

Попрощавшись у подъезда с Лешей и не сдерживая счастливую улыбку, довольная девушка готова была сделать для эльфа все возможное, — и гидом побыть, и сиделкой, и даже курьером по доставке продуктов, раз уж его появление в ее жизни дало такой отличный побочный результат.

Парень же, немного постояв с запрокинутой головой, стараясь вычислить ее окна и ловя ртом ледяную морось, мысленно усмехался собственной робости, — у него не хватило смелости поцеловать девушку хотя бы в щечку. Но, поглаживая у подъезда ее замерзшие пальчики, он пообещал себе в следующий раз набраться наглости и найти способ напроситься в гости.

...

Несмотря на благостное настроение, войдя в квартиру, Оля сразу почувствовала неладное. Пахло паленым молоком и изоляцией или пластмассой... непонятно... сбросив пуховик, заглянула в комнату. Эльф лежал со страдальческой миной на физиономии и делал вид, что спит... балкон открыт настежь... и холодно.

— Да что же это за наказание такое, а? — спешно выпрыгнув из дутиков, она кинулась закрывать дверь.

— Это не наказание. У вас просто отвратительный воздух! — обвиняющим тоном проскрипел болящий.

— Только что заметил? — злиться не хотелось на этого... ребенка великовозрастного... потрогала лоб. Горячий. — А что, раньше не обращал внимания?

— Не знаю, — даже растерялся нелюдь, — сперва энергии непонятные... много, сильфиды с дождем летали, потом заболел... но сейчас это совсем невыносимо!

— Похоже, кто-то что-то сжег! — констатировала она, уловив более сильный запах горелого из кухни и направилась выяснять подробности. — М-да. Хорошо, квартиру не спалил... — рассматривала она убитый чайник. Еще утром он блестел металлическим напылением и — Оля точно помнила, потому что недавно чистила его средством от накипи, — яркой золотой спиралью. Теперь поверхность чайника снаружи и внутри выглядела совершенно одинаково — как серо-кремовый пластик, а спираль — обычной железкой. Присмотревшись, она обнаружила на столе подсохшие потеки молочной пенки и заляпанную ими же окружность подставки под чайник.

— Так, и что это было? — инквизиторским тоном вопросила она болящего, нависая над диваном с испорченным чайником.

— Я же не знал, что так получится! Я только хотел подогреть молоко! — закуклившемуся в одеяло эльфу не очень удавался высокомерный вид. Вернее, совсем не удавался, и у Оли не получилось с ним серьезно поругаться. Ну, сделал что-то не так. Бывает. Она уже догадалась, что в чайнике он кипятил молоко, и оно убежало.

— Но ты можешь сказать, что произошло-то? — уже вполне миролюбиво присела она на край постели, — чтобы в будущем не повторять таких ошибок.

— Ты и так все поняла. Я подогрел молоко. Оно убежало. Он — кивок на чайник, — загрязнился. Очень. Воняло. Я почистил заклинанием, удаляющим все, нанесенное на поверхность вещи. Он стал таким. Все.

— В общем, все понятно, — задумчиво повертела она грязно-серое безобразие в руках, — и им даже можно пользоваться... наверное... пойду попробую. А ты — переключилась она на гостя, — учти, что он только для воды и наливать ее можно только вот по эту рисочку... — поискала черточку ...и не увидела, — шкала с метками тоже стерлась... — ну половину... но не больше двух третей!

— Молока еще сделаешь? — как-то жалобно попросил эльф, — а то я все выпил...

— А на столе еще осталось?

— Нет...

— Ладно, горе мое, схожу еще за молоком, — она вздохнула и быстро оделась обратно, пока не передумала, — сколько тебе купить-то?

— Таких вот пачек? Десять...

— Нет уж, столько не понесу, лучше завтра еще схожу, — и она хлопнула дверью, раздумывая над странностями судьбы... идет вот в десять часов ночи, в темноту и дождь... за молоком для эльфа, который ей ну вот никаким боком не сдался...

...

Утром болезный чувствовал себя получше и затребовал внимания, начав задавать вопросы. Оля отбивалась с трудом, открыв параллельно гугл, википедию и академику и иллюстрируя ответы картинками. Дурдом, а не воскресное утро!

Эльф сипло возмущался количеству повторяемых "не знаю", хотя глаза его периодически закрывались, а голову он так и не мог оторвать от подушки. Вчерашнее проветривание тоже не прошло даром, — теперь он мог похвастаться и заложенным носом.

Сделав перерыв на завтрак, состоявшего опять же из молока с медом и, не трогая уснувшего после горячего питья парня, она наконец-то засела за курсовик, заткнув уши наушниками плеера.

Увы, проспав каких-то три часа, нелюдь ожил и снова потребовал молока. Пришлось идти в магазин и действительно тащить десять пакетов.

Выдув в один присест почти два литра и съев миску меда, он раздухарился, завалив ее разными "почему", "зачем", "для чего" не хуже пятилетнего почемучки. Оля только разводила руками, не в силах представить, как ей разъяснить отличия обычаев разных народов, кроме как особенностями погоды и верований, примерно на уровне третьего класса школы, если не детсада...

— Как же ты мало знаешь о собственно мире! Как так можно жить? — вполне искренне недоумевал эльф, — или ты еще ребенок? Или совсем ничему не научилась? И глупая?

— Я нормальная! И вообще-то не антрополог или этнограф... или кто там еще изучает малые народы... и диссертацию по философии, знаешь ли, тоже как-то не пишу!

Заинтересовавшись ядом кураре и бумерангами, эльф надулся, обидевшись на отказ предоставить ему образцы таких интересных вещей!

— Ладно, бумеранг я тебе может и найду, видела вроде как-то в сувенирной лавке, но про яд забудь!

— И как я с таким гидом могу надеяться что-то выиграть? — риторически вопросил парень у потолка.

— Слушай, что ты вообще выигрываешь? И, если я тебе так не нравлюсь, выбери другого! Как ты вообще ко мне попал? То есть — почему именно ко мне?

— Спор, я же говорил. И нам-то все равно куда открывать дверь, проход всегда ведет в место, которое может принять, — слабо, как от мухи, отмахнулся он от нее.

— То есть как так — принять?

— Просто — принять, то есть место, безопасное и соответствующее обычным стандартам, в том числе позволяющее наложить первичное заклинание приятия на присутствующих в точке перемещения живых существ. Я же лежал у тебя около двери?

— Ну да, только балконной, через нее не входят в квартиры.

— Да какая разница-то?

— Не знаю, тебе виднее...

— Раз мне виднее, то никакой. Дверь открытая есть? Открыто — значит можно войти!

— Но дверь не на улицу! Это не значит, что можно войти!

— Значит. Открытая дверь во всех мирах обозначает приглашение. Итак, дверь есть. Помещение безопасное есть? Есть. Абориген, восприимчивый к заклятиям и способный принять существо из другого мира и послужить гидом, есть? Тоже есть. Вот они меня и пихнули.

— Кто? Как это пихнули?

— Я же тебе говорил, — как малолетней идиотке, едва ли не по слогам, стал заново объяснять эльф, устало прикрыв глаза, — мы спорим, кто найдет в мирах вещицу поинтереснее. Нас выкидывает по жребию в неизвестные нам миры. Необследованные и не туристические. Раз они никого не заинтересовали, значит и найти там что-то любопытное трудно. Зато находки бывают изумительные.

— То есть ты у нас что-то должен взять интересное и вернуться?

— Да, но сперва это что-то нужно найти.

— И что это? То, что ты ищешь?

— Я пока не знаю, я же ищу!

— А сколько ты будешь это искать?

— Тоже пока не знаю, — как-то грустно сказал гость, — но хотелось бы побыстрее.

— Странный у вас какой-то спор... пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что... сказочный прямо! — его тон ощущался неуверенным и это настораживало. Одно дело — приключение с незнакомым... гм... эльфом... самой смешно... на пару дней, и совсем другое, — более длительное пребывание сего нелюдя на ее жилплощади...— а поподробнее можно?

— Зачем тебе?

— Может и помогу чем? Вдруг?

— Конечно, ты мне поможешь! Должен же кто-то рассказать мне о мире!

— А может я что-то конкретное подскажу? Что обычно находят-то?

— В том-то и дело, что находят разное, главное, чтобы у нас это не было известно. Как ты можешь подсказать, если не знаешь, что есть в наших мирах?

— Ну как хочешь, не мне нужно-то... А тебе обязательно находить или можешь так просто вернуться?

— Могу и просто вернуться, выигрывает-то всегда кто-то один.

— Постой, так это вы просто развлекаетесь так? — вдруг дошло до нее.

— А почему бы и нет? Еще и учимся, и надеемся подзаработать, — вальяжно развалившийся наискосок на диване, эльф являл собой пример абсолютно довольного собой существа, только слабого, как котенок.

— И хорошо зарабатываете? — почему-то именно это задело больше всего, — что он рассчитывал на ней подзаработать.

— Кто выигрывает — хорошо, да. Помнится, лет пять назад выиграла идея скользящих фонариков, так они до сих пор очень модны.

— Скользящие фонарики? Это как? — у Оли проснулось любопытство.

— Ну, — он неопределенно махнул рукой, изображая многоугольник с плавными линиями. — Фонари крепятся не на одном месте, а на связанных между собой изогнутых прутьях, как бы качелях. В них наливается разное количество масла или ставятся свечи разной толщины-высоты или вкладывается разный магический заряд, в общем, создается неравномерность. И тогда по мере уменьшения массы более легкий фонарик начинает скользить к более тяжелому, прут поднимается, освобождая для движения следующий фонарик и он тоже по мере сгорания скользит. В результате, когда задействована большая система, получается очень красиво и малозатратно. Магически на такое нужно было бы потратить в десятки раз больше сил, — нелюдь мечтательно прикрыл глаза, чуть не причмокивая от удовольствия.

— И часто такое находится?

— Увы нет, если раз лет в десять, и то удачно... но игра все равно очень азартна, — он довольно улыбнулся. — Но давай уже рассказывай дальше! Что там за вигвамы и шапки из перьев?

Оля тяжело вздохнула и, открыв картинки в Википедии, начала рассказывать.

...

На ночь глядя пришлось учить эльфа пользоваться компьютером и плитой самостоятельно. Он долго отказывался верить в ее намерение пойти в институт и снова бросить его, болезного, одного аж до четырех вечера! Опять пытался топать ногами и шепотом кричал, что она "наглая низшая девчонка!"

Но, как ни бушуй, а против зачетов-курсовиков-коллоквиумов даже эльфийская магия бессильна. Пришлось ему уступить и отпустить студентку заниматься своими делами, наказав сделав ему термос с яблочным компотом и купить по возвращении еще десять пакетов молока. Девушка только удивлялась — куда в него столько влезает?

Умывшись, почистив зубы и переодевшись в трикотажный костюм, заменяющий ей теперь пижаму, попыталась отобрать у нелюдя одеяло, получив высокомерный взгляд и пояснение, что ему холодно, и он сейчас не может регулировать температуру сам. И, если она хочет забрать одеяло, пусть тогда предложит тогда другой вариант его согреть.

— Ладно, — достала плед и старый свитер, — так и быть, в нем посплю. Только ты сегодня игривый какой-то, и намеки странные, — подозрительно смерила она его взглядом, — не вздумай приставать!

— Приставать? — эх, как красиво выгнута бровь, — я же знаю, какого ты о себе мнения! Не надо рассказывать, будто ты всерьез веришь, что я могу вообще до тебя дотронуться! Страшилище!

— Ну... мало ли какие у тебя извращения на уме! — покраснев до корней волос, она быстро забралась к стенке и отвернулась.

— Никаких извращений! Обещаю! — кинул он ей в спину и как-то мстительно добавил, — и я еще ведь не знаю, сколько мне понадобится времени на поиски... так что привыкай!

...

Неделя началась относительно спокойно — студентка училась, гость болел, смотрел телевизор и пытался самостоятельно пользоваться интернетом, — читал он по-русски с трудом, а английского и вовсе не понимал. Каждый раз по возвращению из института, Олю ждала одна и та же история, — только она открывала дверь, как в прихожей появлялся нелюдь и требовал "заботиться о нем": вскипятить молоко, приготовить еды, найти какой-нибудь сайт или ответить на очередные вопросы. Эльф, похоже, в одиночестве сильно скучал, и, обжив кухонный диванчик, разваливался на нем, хлюпая красным носом и с удовольствием наблюдая за мельтешением хозяйки.

Вечер вторника проходил по тому же сценарию, а девушка внутри возмущенно кипела — можно подумать он не понял, что и как надо делать и не мог сам себе приготовить еду! Расселся тут! Ждет он! Нашел прислугу! Но изменить ничего не могла, — действительно ведь гость, какой-никакой.

— Ты знаешь,— он привычно опустил уголок рта, а она только ухмыльнулась, — выяснилось, что ему не нравится ее обращение на "ты", но сразу он не сообразил поправить, теперь терпит, строя кислые морды, — ты похож на ангела, внешне, такой красивый, что просто... ух, дух захватывает! Но как только начинаешь говорить — все, хоть святых выноси, такая злость берет, будто истинный демон. Вот я и думаю, на одном тебе можно было бы про падших ангелов объяснять. Причем падших от собственного высокомерия, вот!

— И что эта тирада значит? Для меня твое понятие ангел звучит как высшее бессмертное существо положительное и демон — такое же, только отрицательное. А так как ко мне не применимы ваши моральные нормы, я подхожу под оба, — он лениво выскребывал раритетной бабушкиной серебряной ложкой мед из мисочки и побледневший от времени зеленый мишка на её конце подмигивал стертыми глазками.

— Ааа... — она растерялась, — не знаю... ангелы не просто положительные... они такие... красивые, с крыльями, помощники бога, живут где-то там, на небесах, — он хмыкнул, а она покраснела, представив, что кто-то рассказал бы ей про создателя где-то в космосе и постаралась исправиться. — Ну не физически, это образно. Вообще, у них там Рай или Эдем — как бы другой мир, куда хорошие люди попадают после смерти. А к демонам в Ад попадают плохие...

— Ну, вполне вероятно, что эти два мира где-то рядом, и иногда забирают себе от вас слуг. Только не после смерти, а до. Зачем кому-то зомби? — он небрежно подпер одной рукой висок, отчего Оля снова на несколько минут потеряла нить разговора, залюбовавшись. В конце концов, художник она или где? Неважно, что по компьютерной графике, — чувство прекрасного это не отменяет.

Эльф тем временем продолжал размышлять вслух, не заметив ее ступора и слегка помахивая ложечкой в такт словам:

— Зомби правильное слово? Оживленные умершие? Покойники? Еще мертвяки, упыри, вурдалаки, нежить... зачем столько слов?

— Ну...они немного разные по значению. Но зомби, наверное, правильнее. Постой, ты сказал — в качестве слуг?!?

— Конечно, а зачем вы бы им еще сдались? Может, еще в качестве рабов, но ты про ритуал продажи ничего не говорила.

— Какой ритуал? — тупо переспросила она, напоминая себе, что это реальность, а не сон.

— Продажи. Что ж ты такая бестолковая-то?

— Кто кому чего... кого продает? — она помотала головой, — в рабство?!?

— Ну да. Например, ты можешь продать своего ребенка, получив... ну что-то... ценность какую-то, долгую жизнь, здоровье...

— Гадость какая! — возмущенно всплеснув руками, Оля вскочила и принялась нервно мыть картошку. — Постой, а продажа может быть души?

— Души? — он покатал на языке слово, — нет. Зачем кому-то душа?

— Она вроде бы бессмертная...

— А, понял, у вас есть понятие "души" как "рабы", вроде бы "купить несколько душ", так? Тогда конечно, может быть продажа души. Естественно не бессмертной, но наверняка максимально здоровье подправляют, зачем кому-то краткоживущий раб.

— Это устаревшее! У нас нет рабства!

— Дорогая, все, что есть в языке, есть и в ваших головах как представление. Значит, если такое значение у слова есть, — никуда рабство не делось.

— А как же геенна огненная, страдания... зачем мучить ...рабов?

— Так вполне может быть, что мир тот для представителей вашего вида физически тяжел, почему нет?

— Боже, какой ужас! Но тогда их там хотя бы не жарят на сковородках? — потрясла для наглядности тефлоновой.

— Сковородках? — хмыкнул, оглядев указанную кухонную утварь. — Зачем? А! Почему нет? Может быть, покупатели питаются эмоциями, такие миры есть, вот хоть Куббит, крайне неприятное место, надо сказать. Специализируется на самых извращенных ощущениях, в основном сексуальных, продают их, — и как услуги и как воспоминания. Очень удобны для допросов, кстати — рассеянно добавил эльф. — А у тебя какого-нибудь фрукта нет?

— Нет, только яблоки... разве что вот, — она потянулась и добыла закинутый на верхнюю полку пакетик с нелюбимым ею инжиром, привезенным мамой "на случай болезни", подсунув под нос нелюдю. — Так кто питается эмоциями? Я не поняла.

— Тебе что, все повторять надо?!? Кто из нас вообще гид? — пробухтел он, пытаясь раскрыть зип-застежку.

— Ну пожалуйста, мне интересно! — помогла расцепить пластик.

— Сук-кубы и инк-кубы, они не только питаются эмоциями, но умеют их вызывать и сохранять так, что можно купить консервированные и заставить другое существо их испытать. Есть и миры, где предпочитают питаться эмоциями боли и страданий, а не сексуальными, — он переключился на пакетик, скептически рассматривая закаменевшие фрукты, — дааа, а горячего молока еще дашь?

— Дам! — стараясь не сорваться и не настучать по идеальному лбу, налила очередной литр в кастрюлю и продолжила допрос. — Хорошо, я верю, что плохие демоны набирают себе рабов. А как тогда быть с ангелами? Они-то никаких договоров не заключают, просто забирают к себе?

— Откуда же я знаю, что им нужно? — возмутился было эльф но, хлюпнув носом, вытер его бумажной салфеткой из таскаемой за собой пачки, и поник под жаждущим разобраться взглядом:

— Ну сама подумай, есть ли какие-то условия, чтобы они забрали человека?

— Мммм... ну да, он должен быть праведником, то есть хорошим, добрым, соблюдать заповеди...

— О! Заповеди? И что в них?

— Ну я не помню... Не убий, не прелюбодействуй... ну, их десять в общем.

— Тогда все просто, это как... а, вот... оферта... то есть если соблюдаешь их условия, то автоматически попадаешь к ним.

— Оферта? Что за ерунда? Ты с дуба рухнул?

— Это что, образное выражение такое грубое? — эльф преобразился, разозлившись, и в кухне ощутимо похолодало. — Я из клана Лиенир! С вашими растениями ничего общего!

— Образное, извини, пожалуйста, я больше не буду так ругаться! — мозги в поисках оправдания быстро выковыряли из памяти некое событие, — зато я вспомнила, у меня есть сгущенка! — достала тюбик из холодильника и выложила перед нелюдем.

— Хорошо, на первый раз извиню твое оскорбление, но я тебя предупредил!

— А расскажи дальше про оферту?

— Разве это неправильное слово? Предоставление услуги по одностороннему договору, если выполнена оплата? Как-то так? У тебя в голове очень много нечетких определений. Как можно так жить, не понимаю!

— Какие уж есть... то есть ты хочешь сказать, что это тоже своего рода рабство?

— Не своего рода, а точно рабство или служение. Им нужны люди с определенным складом... психики... или характера... видимо, послушные и боязливые. Вот они их таким образом и отбирают. Правда тогда должно быть какое-то ключевое слово для перемещения, типа "исполнил по собственной воле" или вот "в здравом уме", где-то так.

— Хм, нет, такой фразы нет... Хотя, — она вспомнила какой-то фильм, где для чуда у человека спрашивали, верит ли он, — может это быть вопросом типа "веруешь ли"?

— Конечно, раз оферта заключена с помощью публичной книги, это подразумевающей.

— Ну ни фига себе! Какой кошмар!

— Почему кошмар? Они же получают что-то за это? То, что хотели? Это сделка, не больше.

— Да, но мы-то считаем их высшими существами!

— Опомнись, человечек, они и есть для вас высшие существа, впрочем как и я, — он брезгливо отодвинул тюбик со сгущенкой, — надо же было так испортить молоко! Замочи это, — со стуком уронил на стол каменный инжир, — молоком. Горячим. Может быть, его еще и можно будет съесть.

— А магией никак? — снова пробилось ехидство. — Или все еще не восстановил? А как вымораживать вот только что кухню — так магия есть, да?

— Магию восстановил, ту, что не требует сложного пения. И запомни, девочка, — опять перед ней сидел напыщенный ледяной сноб ...с красным носом, — все, что накапливает силу само, как вот эти фрукты, не стоит трогать магией. А то получишь обратно только то, что отдал. А мы ищем в пище разнообразия не только вкусового, но и энергетического.

— Поняла, поняла, хотя мне это совсем ни к чему, я-то энергий этих не вижу.

— Не видишь, хотя могла бы. Но можешь же для собственного здоровья есть чистую пищу!

— Так, погоди, — ее вдруг осенила новая идея, — ты говоришь, что забирают в рабство по договору, так?

— Так, — рассеянно кивнул, кидая в подставленную ею плошку с молоком инжирины из пакета, — и что?

— А как же так получается, что ты меня используешь как гида, а ничего не предложил в оплату? Разве так можно?

— Ну я бы тебе сделал что-нибудь ...нужное, — слегка смешался эльф.

— Постой-ка. Почему-то мне кажется, что это было бы что-то из разряда "подать тебе эту чашку"? Нет? То есть ты бы мне сделал какую-то мелочь под ритуальную фразу и все, свободен? — Оля разозлилась всерьез. Нашел лохушку, красавец ушастый!!!

— Да, и что с того, — высокомерно ответил этот гад, — тебе выпала честь общаться со мной и ты еще смеешь настаивать на выборе услуги?

— Аха. Смею. И прямо сейчас. Я пока быть твоим гидом не нанималась, — в воздухе между ними неожиданно для девушки вдруг появились серебристые всполохи, будто дорожка из пляшущих огоньков призрачных свечей. И уже без напора добавила:

— Давай-ка, предлагай, что я получу за эту свою услугу.

— Я, эльф мира Тиниэр из рода Лиенир, именуемый здесь, в мире Земля Эдаринаэль, предлагаю человечке по имени Ольга выбрать оплату за оказываемую мне услугу гида по миру. Оплата должна касаться только упомянутой человечки.

— Я могу подумать? — почему-то шепотом спросила девушка, но эльф отрицательно качнул головой:

— Выбирай сейчас. Сама.

— Господи... — выдохнула, тут же растеряв весь кураж и лихорадочно перебирая варианты... — Исправить нос? Так он же во всех документах у нее такой! Вроде бы справка должна быть об операции, чтобы поменять фото. Проще уж так сделать. Попросить денег? И сколько? — она поизучала лениво ухмыляющегося нелюдя, явно подслушивающего ее мысли. — Что он там упоминал про оплату? Что-то про детей? Как там в фентези? Детей от эльфа, — она скосила глаза, а парень резко побледнел и уничтожающе уставился на нее. — Она мысленно хихикнула — вот еще! Матерью-одиночкой она быть не собирается, а красивое лицо у ребенка... так лучше родное, но свое, типа не родись красивым, а родись счастливым!

Пауза затягивалась, Оля нервно теребила полотенце, пытаясь вспомнить, что он только что ей рассказывал.

— А, точно, сказал, что детей продавали. Про долголетие вроде бы, — тут же представила себя немощной старушкой, скрипящей второе столетие, — а, вот еще, — здоровье! Точно! Ну это никогда не повредит, тем более все равно больше ничего сейчас в голову не приходит. С паршивой овцы хоть шерсти клок, — с вредной улыбочкой пронаблюдала за вытягивающимся лицом эльфа, убитого таким сравнением. — А ты не подслушивай, милок! Пусть будет здоровье, все не поданная с правильными словами тарелка.— И, уже вслух:

— Здоровье! ...на всю жизнь, — добавила поспешно.

— Договор! — всполохи протянулись от ее лба к лбу парня и, образовав нить из каких-то странных символов, пропали. Она облегченно выдохнула. — Умная девочка! Выбрала практически самое безопасное. И хитрая. Не ожидал даже. На всю жизнь, надо же! Догадалась добавить!

— А что было бы, если бы не сказала "на всю жизнь"?

— Ничего, срок на мое усмотрение. Час, например, — пакостливо улыбнулся эльф.

— Ну ты и гад!

— Почему сразу гад? Я бы выбрал срок до своего отбытия, мне же нужна здоровая сопровождающая.

— Эх, а мы вас такими... возвышенными представляли, а вы оказывается такие же, как все... себе на уме.

— Деточка, любое существо думает прежде всего о себе, тебе об этом должны были давно рассказать родители. И зачем мне добровольно привязывать к тебе часть своей силы, пусть и небольшую, чтобы обеспечить здоровье на всю жизнь? Если я тебя больше не увижу никогда?

— Злые вы все...

— Рациональные. Не находишь? Сама-то как только что удивлялась, что ваши же идеальные ангелы не такие уж и бессребреники?

— Так это только по твоим словам! Может они на самом деле лучше!

— Может и лучше, но вряд ли. Да ты и сама-то в это не веришь уже, не пытайся меня обмануть.

— Ладно, а как ты будешь выполнять договор? — глаза превкушающе светились любопытством. — Стой! Ты же себя не можешь вылечить! Как ты мне здоровье будешь передавать?

— Просто, — он протянул руки, — да расслабься, сядь удобно. Хорошо, что ты и так довольно здорова, я просто сохраню существующее положение как статус кво, к которому организм будет сам стремиться, — слегка помахав над солнечным сплетением, добавил, — только ешь ты всякую гадость, ну да это исправимо. Все.

— Что исправимо? — поздно спохватилась она, вскакивая с табуретки.

— Твои плохие вкусы. Теперь тебе не будет нравиться такая гадость, — и пододвинул к ней тюбик со сгущенкой.

— Да что ты говоришь? Это же вкусно! — свинтив крышку, выдавила на подушечку указательного пальца немного молока, поднесла к губам... и поняла, что не может проглотить, потому что это... какая-то химическая хрень, а не вкусная еда... — Ах ты, зараза! — замахнулась на нелюдя, но кисть была перехвачена в полете и аккуратно возвращена на стол.

— Выполнял условия договора. Если ты будешь есть эту гадость, у меня уйдет нерационально большое количество силы на твое здоровье. И так я немало на тебя потратил! Не забывайся, договор обоюдный. Если я откажусь от твоих услуг, то и тебе ничего не достанется. Радуйся, что мне просто лень идти и еще кого-то искать. Затраты силы были бы меньше.

— И как мне теперь продукты выбирать? — она обреченно заглянула под крышку сковородки, где одиноко валялся оставленный на завтрашний обед окорочок, уже понимая, что не судьба ему побывать у нее в желудке. И точно — плавающая в жире куриная нога с поджаристой корочкой вызвала непроизвольный рвотный спазм. Упав на табуретку, девушка обхватила голову руками. — Какой ужас! На стипендию и так не разгуляешься! А если еще и почти ничего дешевого не купить!

— Ничего, привыкнешь! Выбирать научишься по ощущениям, а есть можно овощи, фрукты, мед вот, кстати, очень даже хорошо утоляет голод.

— Ну ты и подстава на мою голову, — ошалевшими от свалившейся на нее проблемы глазами она рассматривала гостя, — надеюсь, ты достаточно выздоровел и быстренько найдешь то, что тебе нужно...

— Зато у тебя теперь здоровье на всю жизнь, или оно того не стоит, по-твоему?

— Стоит-то оно стоит... — подняла пакет с картошкой, осмотрела сиротливо притулившиеся в углу пяток мелких клубней и высыпала в раковину, — только питаться яблоками, медом и картошкой я тоже долго не смогу... а на творог и мороженое денег нужно куда больше... и заработать... я пока не представляю даже — как...

...

В среду Оле предстояло решить новую задачу. Необходимо было куда-то спрятать больного эльфа, — показывать его маме категорически не хотелось, как и придумывать, откуда он вообще взялся.

Родители, как всегда, планировали заехать днем, пока она будет в институте, подбросить еды, остатки дачных яблок, последние прихваченные на рынке по дороге с дачи ягоды и сахар на варенье. Ее согласия собственно никто и не спрашивал, просто ставили в известность — ключи у них свои, так что обычно вопросов и не возникало. Положив трубку, она начала оценивающе рассматривать эльфа. Итак, объяснять родителям присутствие в ее квартире смазливого парня решительно не хотелось. Но и деть болящего некуда. В среду у нее зачет и освободиться она сможет побыстрее. Но насколько раньше — непонятно и успеет ли она домой до визита родителей — тоже.

— И в чем проблема? — прочитал ее мысли нелюдь, — я накину невидимость и подожду на диване, пока они уйдут, ты же сама думаешь, что они на пару минут всего заглянут.

— Обещаешь?

— Что? Посидеть под невидимостью?

— Да, и ничем себя не выдать.

— Постараюсь. Накину еще безмолвие, если хочешь.

— Хорошо, надеюсь, ты меня не подведешь... — скептически сложила руки на груди девушка и безуспешно посверлила его взглядом, — толстокожий нелюдь был все так же непробиваем.

Посещение квартиры родителями прошло без сучка без задоринки, правда мама захотела выключить работающий ноутбук, но папа остановил ее в последнюю минуту, будто почувствовав панику эльфа, испугавшегося потери открытых страничек.

— Надь, а вдруг у нее что-то на закачке стоит? Испортишь девочке работу... видишь же, он даже в спящий режим не перешел, значит, что-то себе думает...

— Ну ладно, пусть его, вроде не испортится, если сама оставила. И что это она одеяло оставила на диване? Убрать бы...

— Оставила и оставила, не маленькая. Пойдем уже, а то у меня руки отваливаются после этих тяжестей...

В этот момент в квартиру ввалилась запыхавшаяся хозяйка. Ей было детально пояснено про забитый доверху яблоками ящик на балконе, пузатый бидон с ягодами в холодильнике, сетку с сахаром под столом на кухне, и никуда не поместившиеся последние килограмм пять бочкастых и неказистых плодов, — соответственно на той же кухне и том же столе.

Обняв, поцеловав и проводив родителей, она оглядела безмятежно валяющегося на диване эльфа с портящим всю картину красным носом.

— Интересно, а твоя невидимость физическая? Или ты ее внушаешь?

— Никогда не задумывался... но животные, если их не задать в заклинании, меня увидят...

— А если бы родители решили посидеть? Так бы на тебя и сели?

— Не решили бы, твой отец куда-то торопился.

— Куда-куда, резину менять, зима уже, а он до сих пор на летней.

— Удивительно, я понимаю все твои слова по-отдельности, но смысл от меня ускользает.

— Знаешь, мне начинает казаться, что я повешусь, если буду тебе все это объяснять!

— Так и быть, не объясняй, сделай лучше что-нибудь поесть! — затянул он обычную песню.

— Ты как себя чувствуешь? Горло болит?

— Уже почти нет, но вот нос... никак не могу понять, почему не лечится...

— Это насморк, по сравнению с горлом — мелочь! — порадовала она нелюдя. — Меньше надо было в субботу проветривать, вымерз ведь тогда снова!

— Так что насчет поесть, — опустил он ответ на ее тираду.

— Я нам творога со сметаной взяла, и опять картошки для запекания, едва приволокла. Ну еще яблок запечем несколько штук. Никак не придумаю, что еще можно есть... Будешь сейчас творог?

— Давай! — переместившись за ней на кухню, он жадно пронаблюдал за высыпанием килограмма творога в миску, поливанием пол-литровым стаканом сметаны и от щедрот хозяйки посыпанием чашкой черники из бидона для варенья.

— Пусть немного согреется, а меда потом сам себе положишь.

— А яблоки?

— Будешь так есть? Или запеченые?

— И так, и с творогом, и запеченые потом.

— Выбирай в пакете на столе, а из оставшихся страшненьких сварю варенье.

Пока перебирала, мыла и резала яблоки, девушка искоса наблюдала за своим гостем, с невыразимым изяществом покрошившим яблоки ровными дольками и залившим их медом. Получилось очень красиво, просто картинка, а не еда.

Она отвлеклась от нелюдя, кинув готовые кусочки в сироп и, неторопливо помешивая, поймала себя на том, что ей надоело жить одной. Хотя еще года два назад ей это очень нравилось. Эльф ей как-то совершенно не мешал, несмотря на все пикировки и неудобства. Вот сидит, раскладывает с серьезной миной между яблочными дольками творог и будто так и надо!

— Хватит мечтать! Я у тебя надолго не задержусь! — прервал он ее размышления.

— Не очень-то и хотелось! Может мне на твоем месте одного непоседливого шкета хочется видеть, — хмыкнула она, улыбнувшись воспоминанию о проказливой Вадькиной мордашке. Удивительно живой и общительный ребенок! Нахалёнок, конечно, но обаяния море.

— Будешь есть? Тебе оставить? — он с сожалением смотрел в опустевшую уже на две трети миску с творогом.

— А ты что, собирался все один слопать? Я тоже хочу! Я твоими стараниями теперь в столовке вообще смотреть ни на что не могу, а яблоки брать бесполезно — мне от них еще больше есть хочется.

— Тогда садись, а я потом еще пару яблок возьму.

— Да бери, видел же, их еще целый ящик.

— Это хорошо, они съедобные. Даже вкус такой интересный, у нас настолько кислых не бывает.

— Кажется, это из-за климата, вроде на юге антоновка не такая кислая.

— Да? Жалко, а я уже подумал, если ничего не найду, их взять. Парочку все равно прихвачу, посмотрим какие они у нас получатся.

— Если сейчас уйдешь, могу тебе половину ящика отсыпать, — умилилась она, представив картинку "эльф с мешком яблок за спиной". Эльф при этом был в футболке с монстром, а мешок — серым и с заплаткой, как у мишки Тедди.

— Дурная фантазия, — презрительно посмотрел на собственную грудь, украшенную буйным рисунком, — И нет, рано еще. Да и больным показываться дома не хочется. Сколько я еще болеть буду? — с раздражением вопросил он.

— Кто тебя знает! Люди болеют неделю обычно... — она помешала варенье, выключила огонь и отставила кастрюлю на дальнюю конфорку, накрыв крышкой.

— Я же лечусь!

— А это такая зараза — если лечиться, то проходит за семь дней, — выдала она бородатую шутку и уставилась на него в ожидании реакции.

— Глупо. Я же твои мысли читаю, — взял он ложку и принялся по второму кругу создавать съедобную картину.

— Ну и ладно, — Оля тоже схватила ложку и пододвинула себе миску с остатками творога, игнорируя возмущенный взгляд эльфа и едва удержавшись, чтобы не показать ему язык.

— Ты когда мне дальше рассказывать будешь? — отвлекшись от еды, решил продолжить допрос гость.

— Не сегодня, не завтра и не послезавтра. То есть в субботу и воскресенье только. Мне завтра курсовик сдавать, а в пятницу вечером зачет, так что сегодня придется тебе освоить телевизор, мне ноут нужен!

— Вот еще! Я там еще не все посмотрел!

— Там все посмотреть невозможно, — наставительно подняла палец девушка и сама рассмеялась, настолько смешно это вышло. — Я курсовик сейчас доделаю, распечатаю, тогда снова полезешь, завтра я готовиться буду, так что можешь сидеть сколько хочешь!

Нелюдь только махнул рукой, понимая, что спорить бесполезно.

Глава 2. Родственники

Суббота настала неожиданно. И недобро. Благостное настроение у выспавшейся девушки испарилось, стоило только налить чайник и обернуться на заглянувшего в кухню эльфа.

— Мне этого мало, — потыкал он в ополовиненную упаковку с пахлавой, купленной ею по поводу сданного зачета.— Ягод каких-нибудь еще достань!

— Нет у меня больше ягод! — посмурнела девушка, вспомнив, что некоторые гости без спроса схомячили всю привезенную родителями заначку.

— Что значит нет ягод? Возьми где есть! Ты же меня угощала этой... черникой!

— Чернику привезли мне на варенье! И вообще — ты сам угостился! Сожрал весь бидон в одно лицо и даже разрешения не спросил!

— Да что там было-то! Подумаешь, какой-то стаканчик! — пожал плечами он.

— Стаканчик? На три литра? — уперла девушка руки в боки и наклонила голову, собравшись таки сказать ему все, что она по этому поводу думает.

— И вообще, ягоды плохие были, мятые! — удивленный ее настроем стал оправдываться парень.

— А что ж ты их ел-то тогда?

— Потому что ты мне больше никаких ягодок не предложила сама! Я... соскучился... может быть... — добавил он едва слышно.

— Ну вот что. Тебе ягодок хочется, а у меня теперь запаса варенья нет, не есть же мне этот сахар так, — девушка расстроенно пихнула три пятикилограммовых мешка, мирно ждущих своей участи под столом. — Могу тебе предложить только все те же яблоки, что в ящике на балконе, — эльф виновато отвел глаза.

— Да ладно, не может быть! — неверяще прошептала она. — Там же половина антоновки! — и рванула на балкон проверять ящик, как была в маечке и шортиках. А дело к декабрю и на застекленном балконе вполне себе минус десять. Но Оле было не до температуры, — она потеряно перебирала солому в здоровом черном пластиковом ящике, еще три дня назад доверху набитом яблоками... и в котором теперь ни одного плода даже их вырвиглазно-кислой дачной антоновки... не находилось.

— А разве нельзя еще где-то взять ягод? Или хотя бы яблок?

— Что ж ты за саранча такая, свалился на мою голову! — расстроенно всплеснула она руками.

— Попрошу без оскорблений! Я предупредил, что не могу есть большую часть вашей пищи!

— Предупредил он! Значит так. Чернику и яблоки мне бесплатно привозили родители. Яблоки с дачи везти уже поздно — если они и остались, то поморозились уже. Сахар подарили тоже они, и я собиралась делать варенье, потому что, знаешь ли, стипендия маленькая, у родителей деньги постоянно просить не будешь, а на хлеб намазать хоть что-то хочется. Раз уж ты меня лишил возможности есть сгущенку и мясо, то я собиралась перейти на творог со сметаной и вареньем, который я очень даже люблю, вот только дороговаты такие завтраки для студентки-то! А тебя, я боюсь, мне и вовсе будет не прокормить. И вообще — наше соглашение не подразумевало, что я буду тебя кормить и еще за тобой ухаживать! Мне просто не на что покупать тебе еду! Да и на себя-то денег теперь тоже не хватает...

Оля задумалась... вообще-то деньги у нее были — родители подарили на день рождения десять тысяч и те лежали, дожидаясь исхода борьбы между желаниями и практичностью. Желания тянули купить красивое колечко... или браслетик... или цепочечку... а практичность твердила, что надо подкопить и купить маленький нетбук и таскать его в институт... или хотя бы ридер — в метро читать...

— Ты уж реши, чего ты хочешь, — лениво потянулся парень.

— То есть?

— Прими решение, сделай покупку и деньги у тебя появятся! Остаток, — пояснил опять читающий в ее голове как в публичной библиотеке эльф.

— Я тебя просила не лезть мне в голову?

— Просила. Но я не обещал, а так гораздо проще контролировать и понять, что надо делать, — с апломбом абсолютно уверенного в себе человека... то есть нечеловека, заявил он.

— Ишь какой шустрый! А может я решу добавить денег и планшетник купить?

— А ты его хочешь?

— Хочу! ...только денег нет, — мелькнула предательская мысль, которую этот гад, конечно же, не пропустил.

— Бесперспективно хочешь, — усмехнулся он.

— Это да, — почему-то сразу согласилась девушка. — Давай чай пить!

— А не с чем, — пожала плечами эта зараза, — я поэтому про ягоды и спросил. Сама же сказала — надо пить чай с медом и есть витамины. А ваши химические мертвые лекарства я есть не могу.

— Погоди, что, и меда тоже нет? — догадалась девушка, опешив — такое в ее жизни вообще случилось впервые! Каждый год они покупали два трехлитровых баллона меда у соседа по даче, дяди Гриши. И каждую осень мама, привозя новую банку, вздыхала над старой, обычно опустошенной едва-едва на треть, хотя Оля старательно ела с ним и блины и хлеб и орехи и творог, даже сметану, — все, что только могла придумать...

— И вообще, пока болею я ничего не могу есть из твоих запасов, кроме ягод, яблок, меда и творога! А картошка эта твоя печеная пресная и сил не дает совершенно! — взмахнул он рукой, звякнув украшениями.

— Хорошо, — хищно зыркнула она на его руку, так не к месту напомнившую ей о желаемом украшении. — Я думаю, мы договоримся! — эльф насторожился, не напрасно предчувствуя для себя неприятности в ее довольном тоне.

— Как?

— Просто! Я не обещала тебя кормить и лечить, так?

— Так... но я твой гость! — попытался вывернуться он.

— Гость, потому что вынудил меня работать гидом, — она не дала ему раскрыть рот, продолжив мысль, — причем гость происходит из гораздо более богатого, красивого и совершенного вида живых существ, не так ли?

— Естественно! — парень приосанился и попытался задрать сильно опухший и красный хлюпающий ежеминутно нос.

— Тогда прекрасный представитель народа эльфов может предоставить мне необходимые денежные средства для покупки нужных ему продуктов? — она невинно улыбнулась.

— Я же говорил, что подделывать деньги магией не разрешается! Что угодно, но не официальные платежные средства. Я не могу тебе помочь!

— Я помню. Но ты же читал мои мысли. У меня есть деньги. И я хочу купить себе на них колечко или браслетик...

— И что ты хочешь от меня? Покупай, — занервничал нелюдь, поняв идею девушки и не желая расставаться с собственными цацками.

— У тебя нет денег, но есть колечко. А у меня есть деньги как раз на колечко. Или на браслетик, — сделала вид, что не поняла его Оля. — И я могу потратить их на твою еду и на еду себе, так как ты мою съел, если ты отдашь мне свое колечко.

Он уже давно прочитал в ее мыслях восхищение украшениями, но не мог и представить, что каким-то образом его могут поставить перед выбором — отдать низшей свою вещь, достойную благородного эльфа, или... остаться голодным? Браслет отдавать не хотелось. Голодать тоже. Болеть тем более, но тут у него, пожалуй, выбора не было...

— Кольца я отдать не могу, — одно родовое, другие тоже имеют значение тебе недоступное, — хмуро заметил эльф.

— Значит, браслеты не несут такого значения?

— Некоторые не несут, — и он, стряхнув их к кисти, стал переводить один за другим изящные кольца по руке ближе к локтю.

Оля расстроилась, следя глазами за очередным отодвигаемым от нее шедевром эльфийского ювелирного искусства.

— Об этом даже речи быть не может, это супружеский! — поймал ее горестный вздох на особенно красивом двойном золотисто-зеленом украшении парень и себе под нос добавил: — сама мысль об обмене структурой с человеком — ужасный фарс.

Наконец на запястье осталось всего четыре браслета... задумчиво поизучав их, еще два переместил к остальным. Подергав за оставшиеся два, пощипав губу, похмурив брови и побарабанив пальцами по столу, он все же сдвинул их на кисть и застопорился.

Девушка, боясь спугнуть нелюдя, все же не выдержала:

— Неужели у тебя все такое ритуальное?

— Нет, — он убрал серебристый выпуклый браслет со странными знаками к остальным и как-то удивленно рассматривал последний — совсем тоненький, сплетенный венком из полупрозрачных незабудок на белых стебельках с малюсенькими нежно-зелеными листочками...

— Знаешь, он тебе не очень идет, — отважилась она заметить, — слишком нежный.

— Да это вообще-то младшей кузины, — себе под нос пробормотал он, — и когда одела, я и не заметил, от контроля решила избавиться, вредина!

— Какого еще контроля? — отдернула она руку, непроизвольно потянувшуюся к украшению. После внезапного пополнения собственной персоной рядов вегетарианцев эти волшебные штучки уже не казались ей такими безобидными.

— Тут заклятье обдуманности поступков и привязка к роду, поэтому просто выкинуть его маленькая не могла — только одеть на кого-то из родственников...

— А снять ты их можешь?

— Снять могу, но силы тратить не хочется. Само развеется. Ты же продавать или дарить его не будешь?

— Нет...

— Сниму только поверхностную привязку, как-то в род тебя принимать мне даже косвенно не хочется.

— Каким-то украшением? — недоверчиво оглядела она невесомый браслетик.

— Нет, конечно. Не для низших. Но это показатель защиты и при необходимости извещение о плохом самочувствии.

— Что, будет работать даже в другом мире?

— В другом не будет. Только в этом. А я тут не задержусь, так что никаких последствий быть не должно. Тем более на тебе все равно завязана частичка моей силы на заклятии здоровья, — он кивнул своим мыслям и положил невесомое украшение ей на ладошку, проведя над ним рукой:

— Все. Видимую привязку к семье снял, а вплетенные в украшение чары остались, они совсем поверхностного действия, разве что с моста тебе сигануть не дадут, а в обычной жизни ты их влияния и не заметишь.

— Правда? — Оля любовалась на украшение, представляя, что к ее серо-голубым глазам должно подойти замечательно...

— Правда, правда, неужели ты думаешь, я буду унижаться и врать человеку? — он презрительно скривил губы.

Довольная как слон совершившейся сделкой, и забыв все обиды и проблемы, девушка унеслась к зеркалу в прихожей. Покрутившись полчаса, она чуть не расцеловала эльфа от избытка чувств, едва выловленная им на подлете к стратегически важным частям тела.

— Спасибо большое! Ты же чувствуешь, что мне очень нравится?

— Да, чувствую! И мне кажется... что я почти вылечился!

— Странно, — она тоже оглядела едва красный и совсем не опухший нос парня, отставившего коробку с салфетками на подоконник, — ты и выглядишь практически здоровым! Как это тебе удалось?

— Не знаю, похоже, твоя радость стала лучшим лекарством... Ну а теперь ты меня покормишь? — с предвкушением потер руки эльф.

— Да, сейчас в магазин сбегаю! Постой! — зарылась в морозилку, — вот, раз ты уже почти здоров, то можно и замороженную, наверно... хотя нет уж, тебе холодное нельзя точно — она вытащила пакет с вишней, надрезала и пересыпала в миску. Только пусть разморозится, и потом скажешь, покупать тебе такие ягоды или нет.

— Да, покупать! — он моментально засунул в рот несколько ягодок и уже сосредоточенно их грыз, смешно выдыхая слишком холодный воздух открытым ртом.

— Ты же только что болел! Как маленький, честное слово! — отобрала миску, пристроив ее над батареей, — ничему не учишься! Пусть сперва разморозится!

...

Заиграл мобильник. Ну да, утро субботы, обещал позвонить Леша, а Оля про все забыла со своим гостем.

Отвернувшись к двери, даже и не надеясь избавиться от навязчивого внимания нелюдя, нажала прием.

— Да, Леш, я с радостью, но у меня тут... нет, нет, я смогу, точно... просто у меня проблемы некоторые... нет, ничего страшного... ко мне приехал родственник... и заболел, я его тут лечила... да, и на прошлой неделе тоже с ним возилась... вот мне нечем его сейчас кормить... понимаешь... он вегетарианец.... и съел уже все яблоки, всю чернику, что родители привезли на варенье и даже трехлитровую банку с медом... поэтому мне срочно нужно на рынок, купить ему еды... а потом я могу идти хоть гулять, хоть в кино... да... я выхожу прямо сейчас... ну не позже, чем через полчаса... да, именно этот рынок наш... спасибо, мне очень пригодится помощь... да, телефон возьму, обязательно... спасибо большое, до связи!

— Так, теперь скажи, ты свои зрачки можешь замаскировать, чтобы быть похожим на обычного человека? Морок там, иллюзия или еще как-то, я не знаю, как назвать правильно?

— Могу, — и зрачки расправились в почти ровный кружочек, — без всякой иллюзии.

— А уши?

— Уши нет. Не хочу. Эта форма удобнее.

— А замаскировать? Волосы еще длинные очень, не можешь создать видимость стрижки? У нас длинные ребята растят, конечно, но они не по пояс все-таки, да и внимание это сильно привлекает.

— Могу, но не очень долго, не хочется тратить силы просто так.

— Это не просто так! Это важно! Все твои фрукты-ягоды тяжелые, тащить их мне поможет Лешка, тебя я скрывать не буду, — не хочу его обманывать. Я сказала, что ты мой приехавший ненадолго родственник, что ты болеешь и не выходишь на улицу, поэтому я сама иду за продуктами. Можешь просто посидеть на диване, можешь с нами, но только выгляди как человек, пожалуйста. И верни ненадолго красный опухший нос для достоверности.

— Ладно, — без всякого восторга согласился эльф, видя ее серьезный настрой.

— И звать я тебя буду Эд, потому что это нормальное человеческое имя! — и убежала одеваться, чтобы не слышать возмущенного бухтения гостя.

...

Встретив ее на рынке, парень изумился ассортименту закупаемых продуктов и осторожно поинтересовался причиной такого выбора и количества фруктов.

— Он странный, из Прибалтики. Может, кислое ему нравится, не знаю, но он съел всю мою антоновку! Давай возьмем по полкило клюквы и брусники, пусть попробует!

— Думаешь, у себя не пробовал? — удивился Леша.

— А я знаю? Я вообще его неделю назад первый раз увидела! Да это мой первый знакомый вегетарианец! Только, кажется, это заразно, мне и самой мяса теперь не хочется, даже воротит... Представляешь, в столовую не могу зайти, там же котлетами этими тухлыми воняет!

— Да, котлеты у нас знатные, и представить себе не могу, что туда кладут для столь экзотического цвета, — улыбнулся он, — чисто студенческая еда. Я ее тоже не могу есть, лучше колбасы с собой взять. А вот суп люблю и иногда отваживаюсь на гороховый или куриный, их вроде испортить трудно...

— Я теперь ни тот, ни другой не ем... Да и еда же еще и дорогая! Вот! — метнулась она к молочному фермерскому фургончику, — надо творога и сыра незрелого взять, и побольше, побольше! Килограмм пять-шесть...

— Шесть килограмм творога?!? Ты столько съешь?

— Вдвоем съедим точно!

— Как удачно я рюкзак прихватил, но я думал, вдруг ты картошку будешь брать... — его неприятно царапнуло это "вдвоем" и Леша порадовался, что так удачно напросился в помощники, на гостя этого ее посмотрит заодно.

— Не буду, у меня есть, папа привез на прошлой неделе. Но вот морковка с капустой кажутся подозрительно симпатичными... — расстроенно пробормотала себе под нос девушка, — а что с ними делать я и не знаю...

— Кажется, я умею делать этот салат, — неуверенно глядя на капусту, сказал парень.

— Капусту?

— С морковью и яблоком... кажется, надо капусту мелко порезать и помять руками с сахаром и солью, — он почесал в затылке, — я когда маленьким был мама часто мне отдавала миску, чтобы отвлечь, и я ее жамкал, а потом кидала прямо мне на руки морковку и резала яблоко... вот... можно попробовать...

— Ну давай... попробуем... а что к нему надо еще?

— Майонез, — девушка скривилась и он развел руками, — просто масло я не люблю... не знаю, давай сметану попробуем...

— Ага, ее все равно надо к творогу взять... банок десять...

— Ну у тебя и аппетиты!

— Так говорю же, не едим мяса, — печально ответила она, глядя на третий по счету доверху набитый пакет.

— Мне ужасно любопытно посмотреть, что вы едите и на вегетарианца тоже, — подмигнул он ей, — пригласишь в гости салат готовить?

— Конечно, неужели же я тебя под дверью оставлю, когда ты мне столько всего тащишь для этого... нелюдя.

— Плохой человек? — насторожился Леша, мысленно переведя предстоящее знакомство в разряд подозрительных.

— Да нет, не плохой, — махнула она рукой, — странный... "и не человек", — добавила про себя.

...

Поднимаясь на лифте, Оля заметно нервничала, не представляя насколько по-человечески будет выглядеть гость, и от этого переживая еще больше. Наконец дверь была открыта и момент "Х" настал. Несмотря на футболку с монстром, смотрелся нелюдь невероятно здорово — высокий, с идеальной фигурой, классическое лицо, которое не портил даже красный нос. Волосы и глаза казались чуть темнее, а прическа — короткой гладко уложенной стрижкой, а не низким хвостом, как на самом деле. И с этой внешностью не менее идеально сочетался высокомерный вид и взгляд свысока существа, стоящего "над", отлично вписываясь в легенду о наших бывших прибалтийских соотечественниках.

— Это Эд, мой дальний родственник из э... Вильнюса, а это Леша, мой одногруппник, — представила она мужчин, смеривших друг друга петушиными взглядами, один — презрительным, второй — оценивающим.

Леша задумчиво поизучал прибалта. Встретить подобного кадра в Олиной квартире он никак не ожидал. Желание побороться немного просело под ощущением неравности стартовых возможностей, и он едва не плюнул на намечающиеся отношения. Петушиных боев ему больше не хотелось, навоевался уже. Тем не менее, с трудом сохранив спокойное выражение лица, подал Эду руку.

Оля, сделав круглые глаза, мысленно стала орать гостю: "Пожми!!!", параллельно в лицах представляя, как это надо сделать.

— А он в реальности ничуть не лучше, — с заминкой протянув руку, язвительно прокомментировал эльф. Вслух! Нахал!

— Кто? — не понял Лешка, покосившись на обилие украшений на руке странного родственника.

— Да ты, кто ж еще! — как последнему дебилу, совершенно по-хамски, пояснил ему нелюдь.

— А откуда ты про меня... — обернулся к Оле, — ты про меня ему рассказывала? — и обрадовался, да так, что просто просиял всеми веснушками. Такой сразу стал... как любимый ею в детстве рыжий-рыжий-конопатый в мультике. Вот кого он ей все время напоминал! — дошло до девушки, она умилилась, рассматривая такое преображение, и не сразу поняла вопрос.

— Ну кто еще кроме нее мог рассказать? Леша симпатичный, Леша хороший, Леша то, Леша се.

— Что ты творишь? — прошипела девушка, пытаясь закрыть перед носом эльфа дверь, — ты обещал сидеть в комнате, вот и сиди! — ткнула она его в живот со всей дури так, что он счел за лучшее ретироваться на диван, вряд ли ее толчок на самом деле его хоть чуть-чуть столкнул с места.

— Правда? — радостно-недоверчиво снова повернулся к ней одногруппник. Настроение неожиданно для него самого резко взлетело вверх. "Ну уж нет, мы еще поборемся!" — добавил про себя.

— Да врет он все, преувеличивает, не слушай его, я просто обрадовалась, что ты вызвался помочь... вот и рассказала, — заливаясь краской, невпопад оправдывалась Оля. — Я, правда, и половину этого не унесла бы одна.

— Все равно, мне приятно, что ты про меня вспоминала дома, — продолжал улыбаться парень.

— Леш, может застирать джинсы-то? — перевела она тему, пока он стоял в коридорчике, не заходя ни в комнату, ни в кухню, и одним глазом отслеживая эльфа на диване.

— Не знаю, сохнуть долго будут. А мы в кино собирались!

— Собирались, но как ты в грязных-то пойдешь?

— Давай я домой смотаюсь по-быстрому, а ты меня потом чаем напоишь и поедем? Как раз все разберешь и разложишь, — он обвел заставленную пакетами кухню, подвинув рюкзак в угол, чтобы убрать с дороги. И в очередной раз придирчиво смерил взглядом Эда. — Слушай, а у тебя что, одна комната? — вдруг сообразил он.

— Ага.

— И где он, — ткнул пальцем в "прибалта" Лешка, — спит? Надеюсь, на полу?

— Ну... нет... он же болеет...

— Ты спишь на полу? — недоверчиво посмотрел он на нее и потом на ковролин.

— Вообще-то у меня диван довольно большой....

— И как ты себе это позволяешь? — наехал он тут же на нелюдя, сам не ожидая прозвучавшей в голосе злости.

— Спокойно, — мерзенько ухмыльнулся эльф, наслаждаясь его возмущением, — я ее не трогаю. Мне тоже эта ситуация не доставляет удовольствия.

— Так не пойдет! — выражение человеческого лица в своей серьезности сейчас ничем не уступало самой холодной эльфийской мине. — Давай я тебе привезу раскладушку, и пусть на ней спит!

— Маленькая небось, — нахал явно залез в голову парня и считал внешний вид предлагаемой кровати.

— Ничего, я на ней летом сам сплю на работе, так что поместишься, — отрезал парень. — Она удобная, с толстым матрасом и 90см шириной.

— Да не надо, Эд же ненадолго! — запротестовала хозяйка, несмотря на желание заиметь еще один повод пообщаться с Лешкой. Да и от эльфа отселиться на другое лежбище была совсем не против.

— Ты хочешь продолжать спать с ним? Прости, я не подумал, — потеряно извинился он, так что даже задорный вихорчик на макушке будто поник, и — развернулся к двери.

— Подожди... — схватила Оля его за руку и тут же, смутившись, отпустила. — Мне очень хочется взять у тебя раскладушку, только неудобно... прости пожалуйста, если я плохо объяснила. Я и сама на ней замечательно посплю, если некоторые очень длинные! — она просверлила "некоторых" гневным взглядом, ничего этим не добившись: эльф сидел, закатив глаза, и изображал тошноту. Набрался ведь уже где-то, небось молодежных сериалов насмотрелся, пытаясь "вникнуть в культуру". Неужели ему так представляется нормальное поведение человека?

— Тогда я ее прямо сейчас привезу, заодно переоденусь. Потом попьем чаю и пойдем в кино, хорошо? — твердая решительность в голосе парня даже не подразумевала возможности отказаться.

— Хорошо! — с благодарностью за неожиданную заботу радостно согласилась девушка, наконец-то собравшись с духом и посмотрев в ожидающие ее ответа глаза. Ругаться за то, что кто-то взялся решать ее проблемы? Нашли дуру! Да Леша первый ее знакомый, который сам, не мямля и не рассуждая "сделать так или эдак и делать ли вообще" сразу предложил разумный выход из некрасивой ситуации. Ни минуты лишней ведь не раздумывал! Проводив его в коридор, тепло улыбнулась все еще нервно выглядывающему ее реакцию парню и щелкнула за ним замком. Теперь стоило разобраться с "родственничком".

— Ну и что бы это значило? — поза рассерженной жены удавалась Оле все лучше.

— Вы такие смешные оба! За вами так интересно наблюдать! Никогда бы не подумал! Или я не замечал, или люди у нас не такие забавные! — он сбросил маскировку и с воодушевлением юного натуралиста рассматривал ее негодующую физиономию.

— Вижу, тебе стало лучше! — вот и еще один ни капли в себе не сомневающийся мужчина! То ни одного, то на тебе — как сговорились!

— Да, я теперь уверен: это на меня так ваши положительные эмоции действуют. Никогда не читал о таком и уж точно не чувствовал. Или у вас мир такой эмоциональный? Надо это проверить! Я, конечно, запасать эмоции не умею, но мне интересно!

— Тогда, раз ты уже получил достаточно удовольствия, — фыркнула она, — и сейчас я не нужна в качестве няньки, то покину тебя, — мне надо переодеться, разобрать продукты и еду приготовить.

— Еду приготовить надо прямо сейчас, ты обещала! — девушка длинно выдохнула-вдохнула, еще выдохнула, успокоилась. Точно ведь, обоим она ухитрилась надавать обещаний...

Привычно смешав творог со сметаной, отрезала полкруга адыгейского сыра и, поставив в большой плошке мед, стала раскладывать по баночкам вымытые ягоды — бруснику, клюкву, облепиху. Перебазировавшийся на облюбованный им кухонный диванчик эльф деловито обследовал предложенное разнообразие, едва не урча от удовольствия. Катал в пальцах, нюхал, а потом пробовал ягодки по одной, забавно закрывая глаза.

— Ну и каков вердикт? — не удержалась Оля от вопроса.

— Неутешителен — почти все слишком кислое и половину, чтобы съесть, надо хотя бы полить медом. У нас такие ягоды и фрукты есть, но покрупнее и послаще. Кроме вот этих, — показал на бруснику и клюкву. — Но их и ягодами для еды назвать сложно, разве что соус сделать или приправу. Что-то похожее мы закупаем, но в сыром виде я не знаю, как они выглядят. А как их растят? — задал он неожиданный вопрос.

— Как растят? — девушка растерялась, — не знаю, вроде их специально не выращивают, просто в лесу собирают... вернее, на болоте...

— На болоте?!? — вытаращился на нее эльф, едва не с открытым ртом разглядывая ягоды, — тьфу, неужели вы специально ради них держите эту гадость?

— Какую? — не поняла она, что нового он нашел в клюкве.

— Да болота же...

— Специально? Держим? — опешила она. — Нет, мы их не держим... они... как-то сами... есть... просто...

— Сами? А зачем они вам? — удивился гость.

— Ну... не зачем-то, просто есть, — ее вдруг улыбнула мысль, что болота нужны Сусаниным заводить врагов.

— Кто такие сусанины? И как они заводят врагов? Заводят в смысле размножают... или в смысле злят? — растерялся нелюдь, прочитав ее мысли.

— Хи... Нет, Сусанин, — это такой национальный герой, а завел он врагов в смысле привел в болото так, чтобы они там утопли, не найдя дороги обратно.

— Ничего себе методы ведения войны... — поежился эльф, — и много у вас этих болот?

— Ага! Очень много!

— Ужас какой... а почему не изведете? Боитесь нападения?

— Да нет... просто не умеем изводить... вернее, хорошо не получается, наверное...

— Варвары, — вздохнул парень, расстроившись, — никогда не видел настолько отсталых варваров... ну что с вас возьмешь. Разума почти нет, сознание тоже едва теплится, обучаетесь с трудом... кошмар... и что тут можно интересного найти...

— Ну уж какие есть. Ты творог-то будешь кушать? Я сейчас шарлотку сделаю еще к Лешкиному приезду, — положила она досочку, аккуратно вырезая сердцевинку из половинок яблок, и достала вторую форму, оценив количество отбитых плодов. "Надо бы еще сапоги помыть", — напомнила падении, заныв, пятая точка. Упали они почти у самого подъезда по ее вине — она поскользнулась, Леша ее попытался поймать, но рюкзак перевесил и парень не удержался, в результате испачкались в снежно-грязевой каше оба добытчика.

Нелюдь с интересом наблюдал за готовкой, а девушка — за скоростью и манерой поедания предложенного обеда. Ей очень нравилось это зрелище, — невыразимо изящное заполнение тарелки творогом, поливание только ему ведомыми узорами медом, причем тонкой струйкой прямо из плошки, ни разу не потеряв ни капли, а затем рассыпания сверху ягодок. После чего он за пять минут все уничтожал, аккуратно поддевая чайной ложечкой с краю свой шедевр без нарушения рисунка.

"Цирк да и только", — покачала головой она.

— А ты не завидуй! — ответил вслух на ее мысли нелюдь.

...

Через полтора часа вернулся с раскладушкой Леша, — в кожаных штанах с заклепками, на которые одинаково вытаращились и Оля и ее гость. Парень немного смутился, и стал оправдываться:

— У меня чистые только летние и совсем теплые брюки, вот выбрал компромисс.

— Тебе идет, просто я никогда не думала, что тебе нравится что-то такое... — она покрутила рукой, пытаясь нарисовать в воздухе и увязать в одно слово представление рок-металл-байк — роково-мотоцикловое...

— Нравится, но вообще-то у меня просто мотоцикл есть... не особенно крутой, правда, но хороший.

— Ух ты! Никогда не ездила! — не задумавшись, выпалила она.

— Хочешь попробовать? — наклонил парень голову.

— Конечно... если можно... а не страшно?

— Мы осторожно, когда погода будет получше, — добродушно подмигнул он ей.

Эльф снова наблюдал за ними с интересом энтомолога, обнаружившего пчел, неправильно собирающих мед. Оля решила не обращать на него внимания, что с нелюдя взять?

— Куда ставим? — стянув кроссовки, Леша уже втащил завернутую в полиэтилен кушетку в комнату.

— Не знаю, — почесала тыковку она, оглядывая комнату — у длинной стены напротив двери стоял диван, ее письменный стол с полками и ближе к балкону еще бабушкин фикус на катающейся подставке. По стене напротив окна — тумбочка с телевизором, а по общей с коридором — трехстворчатый огромный шкаф.

— Давай развернем стол поперек, полки будут вместо ширмы. Дерево — сюда, — парень уже пихал тяжелый горшок в угол к шкафу, — тогда здесь вполне поместится раскладушка.

— Давай, — девушка была совсем не против отгородиться от соседа, — одно дело, что ей приятно на него посмотреть, и совсем другое — что он может в любой момент ее увидеть.

— А чем пахнет? — вдруг сообразил Леша.

— Ой, у меня же горит, наверное! — убежала на кухню хозяйка. Повезло, шарлотка сгореть не успела, хотя и была к этому близка.

Установив раскладушку, он тоже переместился на кухню, сибаритствующий эльф заказал себе лично печеных яблок, проконтролировал их укладку в духовку и подозрительно скромно устроился в уголке кухонного диванчика. Студенты старались не замечать его довольной морды, наблюдающей за их попыткой приготовить салат и таинственно улыбавшейся каждый раз, когда они краснели или смущались, сталкиваясь руками или мешая друг другу на маленькой кухоньке. Наконец-то устроившись, — накрыв стол, разложив по тарелкам салат, творог со сметаной, и на блюдечки сыр и шарлотку, уселись пить чай. Леша ненавязчиво пытался пообщаться с Эдом на предмет причины его приезда, но тот ловко уходил от конкретики, рассказывая про поиски некоего оригинального подарка, которые он вынужден отложить из-за болезни.

Нелюдь на шарлотку покривился, вроде как яйца — неблагородная пища, но пару кусочков добросовестно с блюдечка подчистил, как и персональные печеные яблоки вдогонку. И даже от экспериментального салата не отказался, хотя и возмущался "варварским изминанием продуктов плохо мытыми руками".

Неожиданно для хозяйки, он даже соизволил молчать и почти не хамить, хотя Оля пару раз замечала проскальзывающую ехидно-блаженную улыбку. И почему-то ей это его поведение и интерес сильно не нравились...

...

Уйдя в кино и не без удовольствия оставив нелюдя наедине с компьютером, Оля с Лешей, будто сговорившись, за весь вечер ни разу не вспомнили его вслух, да и девушке не было никакой необходимости поминутно смотреть на телефон. Парень плюнул на вопрос Вадькиного самоуправства и просто отдыхал — обсуждали машины, мотоциклы, одежду, еду, музыку — только нейтральные темы, будто боясь спугнуть назревающее теплое чувство и не доверяя собственным ощущениям.

Оля радовалась возможности нормально, без заиканий, поговорить с нравящимся ей парнем, который, в отличие от ее высокомерного гостя, действительно интересовался ее мнением. И даже подбадривал к высказыванию каких-то довольно личных мыслей и ощущений, озвучивать которые она не привыкла, да и никогда не стремилась.

Сжав на прощание ладошки девушки, Леша, задержав дыхание, будто ныряя, все же быстро наклонился и, едва обозначив поцелуй, дотронулся губами до ее щеки. Странное ощущение — вроде бы все то же, что и с Катей — неуверенность, боязнь получить отпор, желание сделать все правильно, понравиться... и одновременно все совсем по-другому. И страх другой — скорее опасение, как бы не сломать хрупкий цветок только-только родившегося доверия.

...

Оля находилась в приподнятом настроении почти сутки, и испортил ей его, конечно, же гость. В воскресенье вечером, после очередного "допросного выходного дня" эльф заявил, что он полностью здоров и теперь ему требуется расширить "горизонты" и выйти в люди.

— Куда, в какие люди? Один? — не на шутку переполошилась Оля, чувствуя себя ответственной за него и вспоминая потенциальные неприятности, подстерегающего неопытного гостя в столице.

— Лучше бы с тобой, но ты каким-то образом ухитряешься манкировать своими обязанностями гида! — высокомерно кинул тот.

— Я о нем беспокоюсь, а он еще и выговаривает мне... и где ты у меня в голове такие слова-то нашел! Если я сама их не вспоминаю...

— Я же не могу постоянно разговаривать как низший, мой язык намного богаче!

— У нас тоже богаче... — и про себя добавила "только не пользуемся".

— Вот именно, на редкость богатый, даже я удивился, а не пользуетесь! Поэтому и разум такой плоский да неразвитый!

— То есть, если бы мы пользовались ...м-м-м... более полным языком, то были бы умнее? — опешила она от такого вывода.

— Безусловно, разве в этом могут быть сомнения? Больше оттенков, больше градаций, больше характеристик! — кажется, он действительно был удивлен ее непониманием и не корчил своих презрительных гримас, — это же очевидно, нет?

— Нет... не совсем... мне, во всяком случае...

— Так и быть, намекну. Подумай, вы же вид разумных существ, так?

— Так, — китайским болванчиком кивнула девушка.

— А разумных от неразумных что отличает?

— Разум, — чувствуя себя умственно отсталой, она тем не менее не могла поймать его мысль.

— Угадала, — едко признал эльф, — у вас же есть животные, довольно умные, поддающиеся дрессировке?

— Да.

— Они понимают какие-то слова?

— Да.

— Вот и все. Чем больше ты понимаешь и используешь слов и возможностей языка, тем дальше ты от этих животных. Ясно?

— Ясно... — ей почему-то стало стыдно за смайлики в чате...

— Ну, элементарное эмоциональное письмо у дикарей тоже встречается частенько, — как всегда, ему не составило труда прочитать ее мысли.

— Это дополнение к языку... — все-таки покраснела она.

— Конечно-конечно, а то я не видел, что некоторые особи только ими и общаются.

— Хорошо, так что ты хочешь посмотреть? — закрыла Оля скользкую тему.

— Просто погулять, вдруг что-то вроде фонариков увижу. По рынкам и лавкам каким-нибудь, и так, чтобы товары были разные — от еды и до ваших технических устройств.

— Ты без меня потеряешься! — уверенно заявила она, вспомнив собственные плутания по Меге, где вроде бы на каждом шагу расставлены схемы с указанием "вы находитесь здесь".

— Ты думаешь? — удивленно поднятая бровь, — не волнуйся, я привяжу магический маячок на, — он огляделся, — вот хоть на шкаф. И на тебя не мешало бы... только на живых существ сил тратиться больше, ну да ладно.

— Конечно! В большом городе надо уметь ориентироваться не только по направлению. Не будешь же ты полдня идти к маячку?

— Полдня? — растерянно потер он кончик выздоровевшего носа, будто проверяя, все ли с ним в порядке.

— Да! — энергично кивнула головой, чтобы развеять его сомнения. — Надо же уметь транспортом пользоваться! Ох! — Оля вспомнила про правила дорожного движения и не на шутку испугалась, — нет, определенно, только со мной! Ты же даже дорогу переходить не умеешь!

— Так ты покажи один раз и достаточно, — с непробиваемым апломбом заявил этот... самодур!

— Ничего подобного, я тебя не ограничиваю и не угнетаю! — прочел он в ее мыслях свою характеристику.

— Еще как угнетаешь! И не лазь в моей голове, когда можно просто поговорить!

— Так удобнее, я же объяснял, — он покрутился в ее компьютерном кресле, — так куда идем?

— А... вообще, как ты собираешься на улицу выходить? Вот в этой одной рубашечке? Замерзнешь моментально!

— Она зачарована! Мне в ней никогда не будет ни холодно ни жарко.

— Ага, а все встречные-поперечные будут тебя разглядывать как восьмое чудо света, — идет такой обалденно красивый парень, да еще в одной, пусть и очень дорогой рубашке, и не мерзнет! Хочешь, чтобы на тебя вся улица внимание обращала? И, надеюсь, ты в человеческом виде идти собираешься, а не с выглядывающими из прически ушами?

— Могу в человеческом, только силы тратить на иллюзию не хочется. Можно отвод глаз наложить и все, никто не запомнит. Хотя под невидимостью проще будет, одно заклинание вместо двух.

— Может и проще... только я тогда с тобой разговаривать не буду, чтобы меня саму в дурку не потащили. Народу-то на улице много... О, вот будет у тебя и повод мои мысли читать! Я, так и быть, не против...

— Не знаю... людей много? — нахмурился он. — Это плохо, заклинание невидимости поддерживать в толпе тяжело, как и отвод глаз. Мне может внимания не хватить еще на чтение твоих мыслей, уж больно они сумбурные...

Оля про себя отметила новый факт, — что он не всегда может читать ее мысли.

— И незачем так радоваться, тебе же выгоднее, что я мысли читаю: не надо напрягаться и выражать словами то, что думаешь, — с издевательскими нотками, но как-то по доброму пошутило это чудо.

— Может мне хочется напрягаться! И это... разум развивать... сам же сказал, что полезно, — насупилась она, вдруг удивленно осознав, что нелюдь со вчерашнего дня стал как-то домашнее, что ли... менее высокомерен и ехиден, будто она из неразумной зверушки вдруг превратилась в... нет, не достойного собеседника, а так... в что-то вроде домашнего любимца.

— Да, меня тоже это удивляет, — и он мельком глянул на охвативший ее запястье браслет, задумчиво пошевелив бровями.

— Ладно, мне кажется идея с невидимостью вообще плохая, на тебя же все будут натыкаться...

— Натыкаться... это не есть хорошо... ладно, уговорила, делаю иллюзию.

— А иллюзию чего? Ты хоть телевизор посмотри!

— Я в интернете видел рекламу одежды, там и посмотрю.

— Ну как скажешь...

— Так что, когда у нас экскурсия по городу?

— В принципе, можно для начала завтра погулять пару часов вечером, покажу тебе окрестности...

— И только?

— У меня занятия поздно заканчиваются, — развела она руками. — А во вторник ничего не получится, мне готовиться к среде нужно, контрольная у нас...

— Я один погулять могу!

— Давай лучше вместе, ну хотя бы несколько раз, — Оля ощутила тянущее беспокойство, будто внутри что-то сжалось, призывая защитить гостя и не дать ему сделать очевидную глупость. Вот, видимо, и проявилась та забота гида, о которой он говорил, — она удивленно хлопала глазами, прислушиваясь к странным ощущениям.

— Да, видимо это она и есть, — озадаченно подтвердил ее мысли нелюдь. — Только что тогда было раньше? Когда ты меня лечила? — он недоумевал настолько наивно и непосредственно, что девушка невольно улыбнулась.

— Может быть, просто доброта?

— Доброта?

— Да, такое душевное качество, если ты не знал!

— Душевное, говоришь? К незнакомому существу? — он скептически разглядывал ее. — Хотя, надо признать, к известному у тебя вообще чувства просто наркотической силы, как для нечеловеческого восприятия.

— И что? — растерялась она.

— Не знаю... как-то это мне непонятно... но я начинаю думать, что ваша "продажа души" может иметь какой-то более глубокий смысл. Тем более, что представление о существах, которым могут быть интересны такие яркие эмоции, у вас есть...

— И что нам это дает? Судя по твоим словам, эльфов это наше качество не заинтересует?

— Пока ничего, слишком мало информации. Нет, мне сложно придумать, как это можно использовать в светлых мирах, разве что личной сиделкой, но мы не болеем же совсем.

— Так уж и совсем? — съехидничала она.

— Когда энергии много, физическое тело восстановить или обновить не проблема, — спокойно кивнул он. — Так что пока продолжим смотреть мир. Когда и куда пойдем?

— Давай в среду? Погуляем в центре? У меня одна пара, можем доехать вместе до моего института, а потом посмотреть достопримечательности и по магазинам пройтись, если ты меня подождешь. И... в среду лучше бы тебе не быть дома, отец завезет новую банку меда, я сказала, что ту разбила случайно.

— Опять твои родители зайдут? Почему так часто? Ты что, не самостоятельная еще?

— Почему сразу не самостоятельная? — надулась девушка, — просто я поздний ребенок, вот они меня и оберегают...

— Поздний? Я бы не сказал... Сколько твоему отцу? Лет двести?

— Пятьдесят два.

— Всего-то?

— Да, у нас ребенок после тридцати считается поздним!

— Странный мир... — он что-то прикинул, — подожди, а сколько вообще у вас люди живут?

— Лет семьдесят, как повезет.

— Семьдесят?!?

— Да, а что тебя удивляет?

— Обычно люди как раса живут где-то от пятисот до полутора тысяч... В разных мирах по-разному, конечно... А у вас еще и год небольшой... Кошмар, понятно, почему вы такие неорганизованные. Просто научиться думать не успеваете. А может из-за этого у вас такие зашкаливающие эмоции? Вы на них свою жизненную силу тратите, похоже... никогда о таком не слышал, чтобы просто так выплескивали с эмоциями столько жизни... как вы еще живы-то? Придется понаблюдать и поизучать.

— Наблюдай, раз интересно, — проворчала она, — еще бы не я была бы твоим подопытным кроликом, вообще было бы все отлично.

— Тут уже ничего не изменишь, — довольно улыбнулся нелюдь, — ты, конечно, не шедевр, но вполне себе любопытный экземпляр.

— Вот уж спасибо, утешил. Ну что, договорились на среду?

— И на завтра!

— Да, вот приду домой, поедим и пойдем гулять.

— Отлично! — эльф как-то зацепил руки в сложный замок и на мгновение поднял их ко лбу. Почему-то она, ни на минуту не задумавшись, поняла, что это жест радости, и улыбнулась.

...

Выходя в понедельник вечером из дома, Оля не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего. В квартире она как-то привыкла и к присутствию нелюдя и к его нереальной красоте и к удивительной одежде. Но вот вышедший вслед за ней, одетой в пуховик и замотанной в шарф, обалденный парень в недлинном пальто, будто сошедший с рекламного проспекта, вызывал ощущение странного сна и желание протереть глаза. Она не стала сопротивляться желанию, по-детски потерев кулачками уставшие глазки, еще и головой помотала и, только убедившись, что все-таки не спит, обреченно нажала кнопку лифта.

Эльф тем временем брезгливо оглядывал темно-бежевые стены лестничных маршей, наскальную живопись, даже не претендующую на звание граффити, обклеенные многослойной рекламой косяки лифта. Все также молча вышли на улицу. Гость тут же, на первом вдохе, закашлялся, пару раз провел перед лицом рукой и, осмотревшись, разочарованно покачал головой:

— Какой кошмар! Никогда не понимал варваров. Жизнь у вас такая короткая, как же можно ее прожить ...так... в серости, все вокруг себя поганя... даже воздух! Я еще понимаю технически неразвитые цивилизации, ведущие почти животный образ жизни, где примитивной канализации нет. Но у вас-то хотя бы минимальное понятие о комфорте есть! Почему не сделать мир удобным и красивым?

— В одиночку все равно не получится, — оглядывая двор с неубранными последствиями выходных дней, вздохнула она.

— Почему в одиночку? Вас же много?

— У нас вся жизнь — борьба... и каждому всегда чего-то не хватает... своего... всем разного... поэтому сделать что-то вместе, сразу и хорошо — как-то и не интересно, надо чтобы и потомкам осталось, чем заняться, — слегка рассеянно ответила на его тираду девушка, раздумывая "а куда, собственно, идти?"

— Ты уверена, что именно так?

— То есть? — вернулась она мыслями к разговору.

— Что... трудности нужны для того, чтобы полноценно жить? И вам их не хватает?

— Ага, — она ловила рукавичкой пролетающие снежинки, — всегда чего-то не хватает... зимою — лета, осенью — весны... трудностей опять-таки... едва удержалась, чтобы не рассказать бородатый анек про муху — все равно ведь не поймет. Смотри, какие красивые!

— Ну-ка, ну-ка, — аккуратно взяв за большой палец, поднес ее варежку поближе к носу. — Ничего нового... все это я и так знаю...

— Что? — не поняла Оля. — Это ты про что?

— Про обычные индикаторы. Даже если бы не чувствовал, по ним легко можно сказать — источник магии сильный там, — махнул рукой в сторону центра, а вокруг ее маловато, эмоциональный фон нестабильный, химических включений, нарушающих гармонию, несколько десятков.

— Ты что, все это видишь в снежинках? — подставляя под свет фонаря ладошку рассматривала она сияющие брильянтами эльфийские индикаторы.

— Конечно. Симметрию кристаллизующейся воды три года проходят. Это ж универсальный способ быстрой диагностики.

— Постой... ты же говорил, что у вас нет льда и снега?

— Я не говорил! Лед есть в горах, а кристаллизацию воды можно вызвать простым заклинанием охлаждения где и когда угодно!

— А, так это магическое знание? И что, правда целых три года учат?

— Нет, совсем не магическое, это же простая... физика? У нас понятие глубже, по-вашему будет звучать как законы мира, туда же и математика, и часть вашей химии входит, и часть биологии. Зачем вы дробите общие законы? — Оля молча развела руками, — ну да, вопрос не к тебе...

— А что, лед разный бывает? По форме? — полюбопытствовала она.

— Лед? Да, естественно! Около десятка только основных модификаций. Но ты же хотела спросить про форму снежинки?

— Да... а это не одно и то же?

— Совсем нет. Лед — это... как горная порода...

— Как это? Лед — это лед...

— Нет, лед у тебя в морозилке, лед в... айсберге и лед на вершине горы — совершенно разные. Почти как... графит и алмаз...

— Не, это я не пойму. Лучше про снежинки скажи.

— Снежинка... это только что образовавшийся кристаллик, если много примесей, то есть не чистая вода — он будет нести черты того вещества, что в ней присутствует, еще он зависит от полей... всяких... магнитных, магических, биологических, ментальных...

— Я поняла, — огорченно сдула она снежинки, — для этого надо учиться три года...

— Больше. Ведь и начальную школу никто не отменял.

— На это всей моей жизни не хватит.

— Теперь хватит, — педантично заметил эльф, — я тебе здоровье улучшил, а школа всего пятьдесят лет.

— Ага, научиться и умереть. Нет уж, лучше нормально пожить.

— Я же и говорю, — варвары! — пожал он плечами, — учиться лень! Не понимаю!

Они пошли по большой улице в сторону метро. На высокого симпатичного парня без шапки оглядывались. Да и видимость пальтеца, выбранного им по картинкам в интернет-каталоге впечатляла — двубортный френч смотрелся на подмороженных скользких улицах как-то вызывающе...

Нелюдь, несмотря на ее просьбу найти вещь попроще, отказывался, говоря, что это единственная одежда, которую он сможет естественно на себе представить, так как в его мире есть нечто подобное. Оля скептически хмыкала, но предоставить ему образчик чего-то другого не могла, а увиденные им по телевизору в программе новостей "обычные" одежки повергали представителя высшей расы в траур.

Ровно пятнадцать минут и ни секундой больше — девушка засекала, — понадобилось им, чтобы отойдя от подъезда поговорить о высоких материях, варварах, снежинках, пару раз поскользнуться на подмерзших лужах, покритиковать любопытных горожан и... бинго! Ноябрьский недружественный ветер заставил сперва ежиться, а потом и откровенно мерзнуть высокомерного нелюдя, не доверяющего мнению собственного аборигенского гида.

Через полчаса прогулки он удивлялся странным людям, при таком холоде держащим в домах холодильники, через час недоумевал, как в нашем климате вообще можно есть холодную пищу, а через полтора сдался, пожалившись, что затраты магии из-за ветра и холода чрезмерны, и попросившись в тепло.

Едва успев за час с небольшим объяснить простейшие правила дорожного движения и виды транспорта: зебру, светофор, подземный переход, краснеющую в темноте буковку "М", показать автобусы-трамваи-троллейбусы и их отличия друг от друга, девушка смилостивилась и повела своего гостя в "Старбакс", благо кофе он пил с удовольствием и финансы пока позволяли такую роскошь.

Кажется, они обнаружили первое место, где ему действительно понравилось. Он с удовольствием избавился от иллюзорного пальто, заставив обернуться на себя всех женщин в кафе, независимо от возраста, потянул носом и с радостью проговорил:

— Вот, тут точно есть что-то вкусное!

— Тогда начнем с кофе, — она оптимистично потащила его к барристо.

Перепробовав четыре разных вида, он остановился на латте, хотя и кривился, что все равно горчит больше, чем нужно. Еще признал годным тирамису и, аккуратно распотрошив слои, пытался убедить Олю, что именно это ей нужно срочно научиться готовить.

Она скептически рассматривала нежный десерт и обещала подумать, не поддаваясь на эмоциональный шантаж страждущего домашних вкусностей нелюдя.

Заинтригованный пятой заказанной большой кружкой кофе и детальным разбором "неправильно обжаренных зерен" официант предложил им купить кофе домой в зернах, на выбор. Обрадованный новым развлечением, эльф еще целый час придирчиво копался в пакетиках и выбрал-таки два вида, потребовав срочно купить их — и побольше, побольше. Официант тихо угорал с этой колоритной парочки, не забыв вывалить на них весь ассортимент кофейни. Оля морщилась, не особенно приятно чувствуя себя в роли клоуна, но азарт Эда притушить не пыталась, пусть развлечется, хоть ее не трогает какое-то время.

Единственное, что омрачило радость гостя, — что его гид, зная аппетиты нелюдя, отказалась тратить деньги, и купила самые маленькие упаковочки с любезно помолотыми зернами.

...

Никто не любит будильники. Вряд ли кому-то попадались и люди, пылающие нежной страстью к матерящимся под окнами дворникам... но Олю ждал эксклюзив — ее самым пренеприятнейшим образом будил эльф!

— Что б тебе было хорошо! — возмущалась девушка, оттирая с лица равномерно набрызганные с тонких пальцев капли ледяной воды и сонливо разглядывая намокший пододеяльник.

Тяжело вздохнув и сумев пересилить себя, чтобы не разругаться с гостем с утра пораньше, она кивнула на его веселое приветствие и пошаркала вешать снятый пододеяльник на батарею.

— Нам что-нибудь надо с собой взять? — оптимистично вопросил нелюдь за завтраком. — И когда выходить? Не пора еще?

— Не пора, — щелкнула клавишей мобильника, высвечивая экран с цифрами, — сейчас оденусь и пойдем. Ох!

— Что?

— Я совсем забыла...

— Я так и знал! Что забыла?

— Что тебе надо купить билетик в метро! Придется поторопиться! У меня же студенческий, а тебя без билета не пустят!

— Зачем ты беспокоишься? Я и так в невидимости пройду куда угодно.

— Не знаю как автоматы работают, кажется там световой сигнал, может и сможешь... Но проще купить билет, чем проверять!

— Посмотрим! Вряд ли это такая неразрешимая проблема! — от жизнерадостного эльфа можно было зажигать лампочки.

— Твою бы энергию в мирных целях, — проворчала она, вздохнув, — пока не попробуем, — не узнаем.

Завязывая шарф, Оля смотрела на нетерпеливо топчущегося в коридорчике парня, — рубашка и штаны для выхода в ноябрьскую мерзостную слякоть выглядели дико, и еще она мысленно озадачивалась:

— Почему его поведение кажется таким детским? Ведь стоит затронуть мало-мальски серьезную тему, как оказывается, что я и тысячной доли не знаю из того, что напихано в его голову?

— Не знаю. Странное сравнение, — эльф оценивающе наклонил голову, пытаясь поточнее считать ее ощущения. — Похоже, меня так переполняет ваша эмоциональность, что я не способен их, эти эмоции усвоить, и выплескиваю таким образом избыток.

— Боюсь, мне этого не понять, — девушка, машинально закрывая дверь и вызывая лифт, решила перестать комплексовать, плюнуть на непонятки и честно признаваться ему в незнании, — надеюсь, хуже от этого не будет.

— Сейчас не объясню, но позже... может быть... посмотрим, постараюсь облечь знания в понятные тебе слова, — с сомнением оглядел ее нелюдь и добавил с ноткой виноватости. — Пока не получается.

— Если ты сейчас такой откровенный... скажи, почему ты не психанул вчера? Ты же почти всегда срываешься на меня, когда я говорю или думаю что-то для тебя неприятное?

— Когда вчера? — они почти бежали, наклонившись навстречу влажному ледяному ветру, и слова терялись в нем.

— Когда официант в душе смеялся над нашим поведением? — она посеменила поближе к нему по покрытому скользкой наледью асфальту, стремясь расслышать ответ, — этот вопрос мучил ее с вечера и даже обижал немного...

— Хм... а какое мне дело до низшего? Он выполнял мои распоряжения, а мысли его читать мне незачем, я же его понять не пытался. Эмоции у него, кстати, были очень приятные, искристые такие, будто чуть перченые, — он наклонился ближе и ветер словно стих вокруг них, — она попала в зону действия заклинания.

— Да? А меня пытаешься понять? — удивилась она не на шутку.

— Конечно, ты же мой гид, мне надо привыкнуть к твоим реакциям, чтобы однозначно считывать их в незнакомой ситуации.

— Офигеть, — вздохнула она, — у тебя всегда такие рациональные причины, о которых я даже не задумываюсь обычно!

— Ты еще слишком маленькая, не цыпленок даже, а яйцо! — ухмыльнулся он, ловко уворачиваясь от вываливающихся из автобуса пассажиров, целеустремленно перебегающих ко входу в метро.

Разговаривать, лавируя между бегущими людьми, не получалось и Оля предпочла плюнуть на обидное сравнение и забыть.

С утра похолодало и бедному нелюдю просто повезло, что ехать предстояло на метро, — выставленное заклинание от ветра доставляло кучу неприятностей, помимо энергоемкости оно еще и замедляло движение, как будто он нес перед собой большой раскрытый зонт, и теперь, в толпе, его пришлось убрать.

Наконец они нырнули в переход. Толпа впереди сплотилась, обрела ритмические покачивания просачивающихся через придерживаемые двери песчинок и чуть не унесла от Оли ее гостя.

— Внимание, сейчас подойдем к дверям! — она не удержалась и попыталась схватить его под руку, ткань иллюзорного пальто шелковисто выскользнула из пальцев, не давая зацепиться.

— Зачем ты хватаешь меня за рукав! Это неприемлемо! — попытался вывернуться из ее загребущих ручек эльф, но в плотном окружении не преуспел.

— Придется, привыкай, у нас так принято ходить, а мне не хочется орать тебе при всех вещи, которые знает любой младенец!

— Как же ужасно находиться в такой толпе! — передернул он плечами от отвращения.

— Хм... это мы только в переходе, дальше будет еще хуже...

— А другим способом нельзя доехать? — он помахал перед носом кистью, ставя фильтр от запаха, — девушка узнала жест, и сама радовалась тому, что не будет слушать ворчание на вонь.

— Нет. Так быстрее, особенно утром. Наши люди на такси... — начала она и оборвала фразу, все равно бы не понял любимую присказку отца из старого фильма.

— Ну я не ваши и не люди, — чуть не промурлыкал он, — так что дальше?

— Дальше... — она вздохнула, — в булочную не ездят... Подожди меня тут! — оставив его у стенки рядом с кассой, она встала в очередь к окошку.

Нелюдь тем временем вовсю крутил головой, рассматривая будочку с недовольной теткой, будто рентгеном просверливающей пассажиров, работу автоматов, разнообразные прикладываемые к желтым кружкам предметы, самих людей...

— Стой, куда! — полупридушенно пискнула она, но не могла рвануть за спутником — подошла ее очередь. — На десять поездок, — сунула в окошечко деньги и мысленно помолилась, чтобы пережить эти десять потенциальных поездок.

Сзади раздался вой и клацанье заклинившего автомата и, уже оборачиваясь, она понимала, кого увидит рядом. Но нет. Гость стоял чуть поодаль и пялился на взбесившуюся машинку, к которой уже спешил охранник.

Молча подошла, протянула карточку и глазами указала на свою руку:

— Подносишь, загорается зеленый, проходишь.

— Я уже понял, — недовольно фыркнул он и спокойно прошел автомат.

Она, сразу нагнав его и игнорируя возмущенный взгляд, залезла ладошкой под локоть. И да, идти под руку с эльфом было приятно, хотя бы недолго, особенно ловя завистливые взгляды дамочек. Но долго с гордо поднятой головой спускаться по лестнице не получилось, — в утренней толпе большинству сограждан было откровенно наплевать на красоту и их едва не затоптали за неторопливость. Пришлось прижаться к стеночке. И только внизу, отведя его в конец платформы, чтобы попасть в самый свободный вагон, она уточнила:

— Твои проделки? С автоматом?

— Так, — слегка склонил голову набок. — Попробовал переключить сигнал. Но, видимо, магическое поле дает странную... наводку... контакты срабатывают сами...

— Закоротило... ты только дома не вздумай с этими полями своими экспериментировать! У меня лишних компьютеров-телевизоров-холодильников нет!

— А! Действительно, там же тоже есть подобные контакты, а я-то только про электрические проволочки, которые у тебя для освещения вспомнил... — задумался он, а Оля честила про себя свой длинный язык, уж очень ей не хотелось широкомасштабных проблем в духе облезлого чайника.

...

Закрутившись с уговорами, объяснениями и переживаниями о том, как они доберутся до института, Оля как-то совсем упустила из вида, какое впечатление производит ее гость на неподготовленного зрителя. А задуматься стоило заранее, или хотя бы придумать мало-мальски приличную легенду для их отношений. Потому что... всего три девицы, узревшие ее приход с божественно прекрасным "родственником" оккупировали девушку на занятии и, еще немного, — и полностью извели бы свои тетрадки на записки. Кажется, первый раз она искренне радовалась проверке знаний и строгости преподавательницы, неукоснительно следившей за неурочным общением.

Сдав работу и забившись в гущу остальных студентов, кучковавшихся около окна в коридоре, она внезапно, за какую-то минуту стала гвоздем программы, — как только в ее сторону прозвучало настойчивое приглашение на вечеринку от самой стильной девушки группы и просьба прийти вместе с ее потрясающим знакомым. Тут же половина потока поменяла свои планы "пойти в столовую-библиотеку-покурить" и ломанулась за ней следом, чтобы лицезреть это чудо, достойное столь многообещающего эпитета из уст супер-гламурной девушки.

Чудо стесняться не стало и продемонстрировало всем желающим себя даже не в том замечательном иллюзорном пальтишке, а в своем "естественном" виде — рубашке, бархатистых брючках и сапожках.

"Еще бы цацки свои на всеобщее обозрение выставил" — скуксившись, она подошла к парню и взяла его под руку, вызвав недоуменно поднятую бровь гостя и дружный вздох удивления и негодования у прекрасной половины студенток, запрудивших коридор.

— Оля, так ты придешь на вечеринку? — окликнула ее Марина, напоминая о своем предложении, — и твоего друга я тоже приглашаю!

— Мы пока не знаем, подумаем, — постаралась она развернуть любопытствующего эльфа к выходу.

— Мы очень постараемся вас навестить, — глубоким вибрирующим голосом отозвался нелюдь, проигнорировав ее возмущенный взгляд.

Пока девушки отходили от воздействия звукового оружия, к ним пробился Леша и, небрежно подав руку нелюдю, которую тот слегка брезгливо все-таки пожал, повернулся к Оле:

— Привет! Я тебе тогда позвоню днем, ладно? Чтобы планы скорректировать? — парень демонстративно обращался только к ней.

— Конечно! — радостно улыбнулась, вызвав смятение в стане восторгательниц идеальным парнем. И тихонечко добавила, — как ты с ними справляться будешь? Они ж тебя сейчас от любопытства порвут на части, я сама-то едва сбежала!

— Ничего, не бойся, эти суккубы сейчас на твоего спутника нацелились, — подмигнул, — идите лучше быстрее!

— Всем пока! — благодарно кивнув Леше, она потащила гостя к выходу, досадуя на свою оплошность. Ну что стоило подумать заранее и оставить эльфа где-нибудь в кафе поблизости? Теперь ведь они с нее не слезут, пока она не выложит им все возможное и невозможное про ее "родственника"...

— Значит, сук-кубы у вас не редкость? — оторвал он ее от самобичевания.

— Что? Почему? — непонятливо посмотрела она, с трудом сообразить, о чем он толкует.

— Если вы в бытовой речи правильно используете слово, — сквозь зубы пояснил он, — значит его смысл общеизвестен, я же уже это говорил!

— Говорил, я помню... но они у нас... миф... я их никогда не видела. И того, что ты о них рассказывал, раньше даже не подозревала...

— Да? А я вот прямо сейчас вижу инк-куба, — и, ничуть не смущаясь, кивнул на одного из друзей Макса, признанного институтского "мачо". Тоже очень симпатичный и известный ловелас, он хоть и не учился с ними, но часто появлялся в институте и считался вполне "своим парнем".

— Да ладно! Игорь часто у нас бывает, его все знают!

— Наверняка и девушек тоже часто меняет, — не обратив внимания на ее утвердительный кивок, нелюдь изучал другого нелюдя. — И ведь не стесняется ни капли! — довольно громко сказал он ей, проходя мимо мечты половины девушек института.

— Я соблюдаю правила, — пожал тот плечами, — а вот у тебя метки нет, хоть на вас ограничения и не распространяются. И вообще мог бы выбрать добровольную привязку посимпатичнее. Вряд ли кто поверит, что тебе нравится именно эта девушка.

— Мне с тобой обсуждать нечего, — и они прошли дальше.

— О чем это он? — ни слова не поняла Оля.

— Понятия не имею! — он нахмурился, — и это плохо. Пусть правила для темных на нас и не распространяются, а знать бы их надо, какими бы они не были...

...

Они выбрались из здания на удивление беспрепятственно и почти побежали к метро, — эльф решил не тратить магию на заклинание от ветра, защитив только уши и положившись на быстроту ног.

— А как так получилось, что ты не понял моего желания побыстрее сбежать и не общаться с однокурсниками? — чуть запыхавшись, решила попытать она его, зайдя в вагон.

— Я же не могу постоянно сидеть в твоей голове, мне там неинтересно, между прочим! — рассматривая рекламу с феечкой рядом со схемой линий, раздраженно ответил парень. Глаза его странно расфокусировались, будто он одновременно следил и за тоннелем и за вагоном.

— Так... ситуация же сложилась нестандартная... ты же говорил, что все контролируешь при проблемах... я-то была уверена, что ты слышишь, о чем я думаю...

— Какие такие сложности с этой толпой озабоченных самок? — давненько Оля не видела этого высокомерного выражения, даже как-то отвыкла.

— Ну... для меня эта ситуация необычная и... проблемная... я к такому не привыкла... — девушка раздраженно стукнула по поручню, тут же начав трясти отбитым кулачком, — до чего я докатилась! Всего какая-то неделя, а я уже полагаюсь на тебя и жалуюсь, что ты не залез ко мне в голову! Я! И даже не прошу прочитать мои мысли, а возмущаюсь, что ты это не сделал сам!

— Прогресс, только ты все-таки учти, что я не всегда хочу, а иногда и не могу читать твои мысли.

— Ну... мог бы прочитать чьи-нибудь еще, девушек-то было вокруг много!

— Вот именно! Много! Такая какофония, — он поморщился, — противно до боли. И голова пухнет и силы быстро тратятся. А ведь еще и эмоции настолько сильные, что мысли просто смывает и даже контроль над внешностью падает!

— Так! Тогда вообще не лезь в мою голову! Никогда! Я сама тебе все нужное скажу! — рассердилась она на собственные ожидания и глупое поведение.

— Девушки, а тем более дети неразумных варваров, такие непостоянные! Даже решить, чего хотят не могут, — он даже не пытался спрятать улыбку, с которой высокомерно-издевательски поглядывал на нее.

— Могу, — насупилась Оля, — если я захочу, чтобы ты прочитал мысли, я покажу тебе какой-нибудь подобный жест, — и она постучала пальцем по лбу, потом кулаком потерла висок. — Понятно? Договорились?

— Договорились, если ты сделаешь что-то подобное, я тебя постараюсь прочитать.

— Но только в этот момент!

— Ну уж нет. Когда мне удобно или понадобится, тогда и буду читать. А когда тебе этого захочется, — он сделал выразительную паузу, судя по нахальным искоркам в глазах наслаждаясь словленными ощущениями от проходящей парочки девушек, пялившихся на них последние несколько минут и пытающихся сквозь шум поезда услышать разговор.

— Что? Что захочется? — потерялась она в его игре и внимании посторонних.

— То, что ты обозначила только что, я постараюсь сделать все так, как ты хочешь! — победно улыбнулся он ей, краем глаза наблюдая за восхищенными краснеющими девицами.

— Пойдем, нам выходить! А то никуда не успеем! — и прошипела ему почти в ухо, — что, опять эмоции какие-то сверхъестественные?

— Да, — блаженно кивнул он, — удивительно яркие, хоть и не особенно разнообразные. Но как они тебе завидовали!

— Нашли чему, — вздохнула она, повернулась к дверям и шагнула на станцию.

— А неплохо у вас тут, — он оглядел тянущийся ряд скульптур зала Площади Революции, — так, истинно по-варварски, брутально можно сказать, это уже второй довольно интересный холльчик, не гномья конечно работа, больно грубо все сработано, но экзотично. Там, где мы утром заходили, совсем утилитарный вид был, барак-бараком. А вот если есть еще так оформленные, то это стоит посмотреть!

— Нет, таких мало, даже не четверть, — огорченно вздохнула она, — по большому счету только старые станции, зато среди них есть очень красивые, а из новых мне нравится буквально две-три, и все. Я тебе их обязательно покажу, но ездить лучше по вечерам, когда народа не так много.

— Да не к спеху, это банальное любопытство, оно моим поискам не поможет. Куда ты меня ведешь? Здесь магическое поле очень выражено, хотя энергия у него не совсем хорошая...

— В центр старого города, куда ж еще. Там крепость когда-то была, от которой город и рос.

— А что там еще есть?

— Музей и магазины, — развела она руками, — я же не знаю, что тебе надо показывать, поэтому идем по классическому туристическому маршруту.

...

Оля, как типичная жертва шаблонов, первым делом потащила нелюдя на Красную площадь, им даже повезло и они попали на экскурсию по Кремлю, правда эльфу пришлось внушить охране видимость российского паспорта, такого же, как у предыдущего посетителя.

Гость сперва расслабленно оглядывал стену, потом начал подозрительно оглядываться, иногда делая какие-то странные, но не агрессивные жесты типа поглаживаний земли на расстоянии, вытягивания невидимых нитей или протыкания воздуха пальцами.

— Не волнуйся ты так, никто на это внимания не обращает, я наложил отвод глаз, — тихонько кинул он ей, когда она уже собралась дернуть его за рукав и попросить вести себя как все.

— Ну, как скажешь... — она заговорщицки оглянулась на гида и все-таки спросила. — А что ты делаешь?

— Проверяю, изучаю, чуть позже расскажу, сейчас не отвлекай!

— Хорошо, я подожду, — она с удовольствием сама вертела головой, — когда их лет десять назад водили сюда с классом она и половины не запомнила. А может просто все уже сильно изменилось, кто знает.

Внутренние рукотворные строения нелюдя интересовали мало, зато почему-то массу внимания привлекли некоторые старые деревья, к которым он едва не принюхивался.

Выйдя обратно на площадь, они неторопливо прошли по площади к Васильевскому спуску.

— Это потешный домик какой-то? — указал на храм Василия блаженного.

— Нет, это храм... ну, место культа...

— Да я понимаю, что такое храм! Почему он такой разноцветный?

— Не знаю... а что не так? Нарядный...

— На детскую игрушку похоже. Хотя вы до старости остаетесь детьми по нашим меркам, так что будем считать, что вам можно, — снисходительно разрешил он, размашистым шагом спускаясь к Москве-реке. Поеживаясь от гуляющего вдоль реки ветра, они обошли стену, вернулись под защиту Александровского сада и доползли до Исторического музея. Оля устала и замерзла, хотя на улице распогодилось, — выглянуло солнышко, даже потеплело градусов до пяти, наверное. Эльфу же погода была, видимо, безразлична — нос и щеки слегка покраснели, но он так задумался, что не замечал этого.

"Наверное, согревающее заклинание хорошо работает, а говорил, что не будет накладывать!" — позавидовала она. И аккуратно, боясь разрушить его сосредоточенность, потянула за рукав:

— Может, пойдем в кафе посидим? Кофе выпьем? Или в музей?

— А? Кофе? — вынырнул он из своих мыслей. — Хорошо бы, а далеко? Но сперва в музей!

— Как скажешь, там тоже тепло.

Выставку присыпающая на каждом шагу девушка откровенно проигнорировала, да и нелюдь пробежал экспонаты довольно быстро, задержавшись только у пары витрин.

— Теперь можно и кофе выпить! Куда пойдем? — они снова выбрались на улицу.

— Тут два больших магазина, один подземный, другой под стеклянной крышей. Куда хочешь?

Он зажмурился, подставив лицо негреющему солнышку и определился:

— У вас так часто пасмурно, что жалко терять даже такие крохи света, поэтому пойдем туда, где можно видеть солнце!

— Отлично, мне тоже там кафешки больше нравятся, — и, уже привычно ухватив его за локоть, так что он только удивленно посмотрел на ее ладошку, устроившуюся на сгибе его руки, потащила к ГУМу.

...

— Довольно симпатично... вот только музыка, — эльф брезгливо поджал губы и качнул головой, — отвратительна. Поставлю нам безмолвие неполное.

— Неполное?

— Если кто-то обратится непосредственно к нам, мы услышим, — он смаковал уже вторую чашку капучино с корицей и ванилью, — если все магазины такие, то можно и побродить по ним пару дней!

— Нет, обычные намного проще. А этот дорогой, — огорченно вздохнула она, — но что-то можно посмотреть и здесь. Хотя денег почти ни на что не хватит...

— Деньги не проблема, надо только разобраться с вашими правилами и законами.

— Ага... с нашими законами это... мягко говоря, непросто...

— Не волнуйся, я же могу поговорить с представителем закона и, задав наводящий вопрос, считать правильный ответ!

— Наивный... это называется... коррупция... в общем, я тебе не завидую, если ты будешь что-то там считывать...

— О-у, у вас теоретическое законодательство? Или практикуется множественное толкование?

— Да... очень множественное... в пользу определенного служителя этого самого закона...

— Не страшно, я сумею его убедить поступить справедливо, — самоуверенно кивнул он.

— Хотела бы я на это посмотреть или хотя бы в это поверить... но вряд ли смогу... постарайся сперва советоваться со мной, ладно?

— Я посмотрю по обстоятельствам. Не думаю, что с таким отношением ты сможешь мне быть полезной в этом деле!

Ну, его высокомерные спичи она уже привыкла делить на два, так что спокойно ответила:

— Да, полезной я вряд ли буду, а вот предостеречь от заранее обреченных на провал поступков, могу попробовать.

— Если я решу, что задуманное мною потенциально опасно, я тебя предупрежу! — безапелляционно заявил он, закрывая тему.

"Эх, — посетовала про себя Оля, — ведь он точно понял, что я хотела сказать, а вывернул все так, что не только советоваться не будет, а вообще предупредит, мол, если захочет!".

Нелюдь секунду пристально на нее смотрел и ухмыльнулся, не собираясь продолжать разговор, занявшись смакованием нового варианта любимого напитка.

...

— Ты... не расскажешь мне, что так сосредоточенно делал, пока мы гуляли?

— Что-то я могу сказать, — лениво перевел взгляд с кофе на нее, — но до выводов мне еще далеко...

— И что? — подалась она вперед, отставляя пустую чашку и чуть не хватая нелюдя за руки.

— Тут сильное место. Крепость и ее планировка не совсем обычны... — он замялся, подбирая слова. — Понимаешь, есть некие правила построения защитных укреплений...

— Крепость и есть защитное укрепление, это же все знают, — удивилась она его "откровению".

— Нет, не просто крепость. У вас крепость по типу "гарда", это совершенно определенный тип, он защищает не только... на физическом плане. Просто чтобы тебе объяснить, придется слишком много рассказывать. Я не готов сейчас это делать и не считаю нужным!

"Конечно, как она могла забыть про высокомерие своего гостя хотя бы на четверть часа!" — мысленно воскликнула Оля.

— Это не высокомерие! Я не собираюсь тебя учить, мне только нужно время, чтобы подобрать слова и объяснить тебе на твоем уровне! — из него пыхнуло недовольством, смешанным с раздражением, — мне приходится объяснять тебе очевидные вещи!

— Постой... а "гарда" — это же наше слово, французское, наверное, — обозначает защиту у рапиры или шпаги ... кажется...

— Не только. У тебя есть еще одно правильное слово "гардарика". Ты не помнишь такого? — ввернул он ехидно.

— Гардарика? Вроде бы так называли нашу страну много столетий назад... или "Гардарики"? Не помню... но обозначало это города, страна городов, это совершенно точно. Еще "Гиперборея", но это вроде не наше слово, а латинское или греческое.

— Все так и есть, правильно. Это действительно определенное построение города. И что интересно, почти также называются укрепленные этим же способом города в нескольких других людских мирах.

— Что? То есть... мы раньше были в других мирах? Откуда? — она сбивчиво пыталась выразить охватившее ее странно нетерпеливое чувство, будто вот прямо сейчас ей расскажут о каких-то сказочных предках.

— Стоп. Это вполне логично объясняет только то, что ваш язык древний и ваша история наверняка насчитывает не один десяток тысячелетий. Я уже говорил, что язык слишком сложный для столь короткоживущей разновидности людской расы. Возможно, ваши предки жили дольше, может быть они даже пришли из другого мира. Дрейф бывает и сквозь естественные порталы, бывает и целенаправленное заселение юных миров, да и архи иногда по каким-то причинам меняют развитие того или иного мира, подселяя новые расы или народы.

— Естественные порталы? Архи? — Оля потерялась в непонятных сведениях и новых словах.

— Да, существуют естественные порталы между мирами, когда постоянные, когда временные или возникающие ненадолго на месте какой-то аномалии. Архи же — ну как руководители, поправляют, если что идет не так, неправильно.

— Почему же тогда у нас мир так косо развивается, если его поправлять должны?

— Кто сказал, что косо? И что должны? У вас есть некоторые особенности, возможно именно их и культивируют и берегут. Непонятно другое.

— Что же?

— Гарды обычно строят на пограничных землях. А ваш мир не входит в список пограничных, это одно из основных условий открытия портала — мир должен быть либо светлым, либо нейтральным, но не пограничным, ни в коем случае. Собственно, я уже послал запрос о статусе вашего мира, но ответ получить смогу не скоро, дней десять, если не больше, мы специально выбираем мир наугад, поэтому я смог отправить координаты, измеренные тут, а не стандарт из архива.

— Это плохо? Что у нас такие города? — обеспокоилась девушка, едва не навернувшись со стула.

— Скорее, это странно. Так построена сама крепость, но при этом сразу за стеной и даже местами внутри существуют темные символы и накопители, в нейтральных мирах, не говоря уж о светлых, они вообще не разрешены, а в пограничных — учитываются... У вас же я не вижу знаков, надзирающих за ними... и я этого не понимаю. А тут еще темный обнаружился с какими-то своими правилами и метками. Хорошо, что у них метки, значит точно не темный протекторат... хотя если я кого-то и ожидал бы увидеть в вашем мире, так как раз их, охотников за эмоциями...

— Темный? Что за темные миры?

— Инк-куб. Он из Куббита, это темный мир.

— Ты там был? — попробовала она раскопать новую тему.

— Нет, пока не стану Мастером, мне туда запрещено соваться.

— В темные миры или в этот конкретно?

— Во все темные миры, и в этот тем более, — чем дальше она лезла в дебри непонятностей чужих миров, тем скупее становились его ответы.

— Что, такой страшный?

— Опасный, хоть и не относится к правящим.

— Правящим?

— Да, он не слабый, но и не так уж высоко находится в их иерархии. А она у темных очень жесткая.

— А когда ты Мастером будешь?

— Лет через пятьсот, не любопытничай! — он хмуро заглянул в свою пустую кружку. — Закажи еще с чем-нибудь интересным.

— С шоколадом будешь?

— Буду, — буркнул, недовольно вперив взгляд в кофемашину в паре метров от них.

— Так что там с гардами? — начала она снова, поставив перед ним полную кружку.

— Это охранное сооружение от темных. И, судя по языку, у вас их много! Раз государство из таких городов существовало. Но мир сейчас должен считаться нейтральным! Что косвенно подтвердил и инк-куб, мне ведь не нужна метка, в отличие от него.

— И что это значит? — не понимая переспросила Оля.

— Что протекторат над миром у светлых. Но! Протекторат вводится для пограничных миров, в нейтральных он не практикуется, там паритет обычно. В общем, как-то это все запутано, пока не могу сказать точно, но ничего хорошего. Так что не будем об этом.

— Как скажешь, — расстроенно придвинула она к себе глазированную грушу с мороженым.

— Этот десерт мне тоже нравится, только без мороженого было бы лучше! — переключился на еду и он, отставив блюдечко с нетронутым шариком. — Можешь делать его дома?

— Нет, даже не представляю, как! — открестилась она от этой идеи, нагло придвигая отвергнутое мороженое к себе.

— Так научись!

— Как-то не жажду, — и поторопилась задать свой вопрос, — сейчас пойдем, посмотрим магазин?

— Да, — явно еще не освободившись от своих мыслей, кивнул эльф.

— Вот и хорошо. Жалко, что денег даже на еду мало, чтобы тут покупать, — вздохнула она.

— Ты же говорила, теперь надолго хватит? На еду?

— Так тут и гастроном тоже очень дорогой... можно все спустить... но зайдем, если хочешь...

— Конечно, зайдем!

— А еще что ты хочешь посмотреть?

— Все!

...

— Это не эльф, это сорока какая-то, — ворчала девушка вечером, раскладывая нахапанное нелюдем из едва дотащенные ею пакетов, с трудом уговаривая себя не плюнуть на все и не устроиться на диванчик, баюкая потянутые мышцы и гудящие ноги.

Сегодня это случилось! Она все-таки с ним поссорилась!

Прямо на выходе из магазина, опустошив тележку, девушка, ничтоже сумняшеся, попыталась сунуть пару здоровенных пакетов с покупками спутнику. На что получила очередную молчаливую демонстрацию высокомерного недоумения... и сложенные на груди руки.

Ну конечно! Как она могла забыть! Его Благородие ведь высшее существо! Ответом на ее мысли был легкий милостивый кивок.

Бросив пакеты под ноги она встала напротив в такую же позу и лихорадочно искала выход — оставить редкие продукты на такую сумму у нее рука не поднимется, хотя и очень хочется кинуть их прямо тут. Но и донести одна она их просто не сможет — там же килограмм пятнадцать!

Эльф чуть скривился, глядя на нее, щелкнул пальцами и, спокойно развернувшись, пошел к метро. Оля недоверчиво поразглядывала удаляющуюся спину и, вздохнув, взялась таки за пакеты, раздумывая, что-то из этого можно таки выкинуть? И тут ощутила — сумки стали раза в три легче. Но их объем-то никуда не делся! Удивляясь на свою покладистость, она поплелась за нелюдем, даже не пытаясь его нагнать и боясь зацепиться где-нибудь мешками.

Тяжко вздохнув, удивленно поняла, что таким забитым ее старенький холодильник не был вообще никогда... а еще два пакета с фруктами и хрупкой выпечкой... Грустно кинув в собственную сумку жвачку, пакетик жевательного же мармелада и пару шоколадок, — единственные мелочи, приобретенные для себя, она, раскопав среди пачек с печеньем маленький пакет, с содроганием опять вспомнила свою трехчасовую "лекцию гида".

Нелюдь гулял по магазину до закрытия, причем сперва пытался купить все, на что падал его заинтересованный взгляд. Никогда девушка не представляла себе, что ее может уходить по магазинам мужчина. И что ей придется грудью защищать те пять тысяч, что она сдуру взяла с собой. Они не пропустили ни одного отдела — ни с нижним бельем, ни с сувенирами, ни с техникой. И в каждом она отрабатывала свое здоровье просто таки безрассудно тратя его же, — дважды теряла голос, а этот гад как ни в чем небывало проводил рукой — и, пожалуйте, она снова может ему рассказывать!

Сейчас, добравшись наконец-то домой после поистине нечеловеческого шопинга, у нее осталось единственное желание — упасть и не двигаться. А кроме того малодушно хотелось заболеть и не идти завтра в институт, — ее до дрожи пугала перспектива допроса "красавиц нашего потока" о псевдо-родственнике.

Вытащив из последнего пакета шелковую тенниску, расправила ее, забрав из коридора великоватые плечики от своего осеннего пальто и хмыкнула, вспоминая "борьбу за честность" в магазине.

Пока она озвучивала назначения разных безделушек, он просто любопытничал, но когда дошли до магазинов мужской одежды, ему вдруг приспичило купить себе майку вместо той, с монстром, которую он все еще переодевал дома. И шерстяной свитер на молнии вместо курточки. Он долго крутил его в руках и решил, что сможет зачаровать как рубашку и наложить видимость пальто.

Оля только посмеялась — свитерочек был хорош, но стоил восемнадцать тысяч. Его возмущению отказом в покупке не было границ... А еще рядом вились продавщицы, довольно нагло оттирая непрезентабельную спутницу от явно богатого парня. Ну да, ну да — красив, ухожен, стоимость пальтишка небось тоже для них не загадка. Куда уж ей в своем пуховике и дутиках?

Он же отвел ее в уголок и задал странный вопрос:

— Я правильно понимаю, что им здесь ничего не принадлежит?

— Да, они только работают. Что ты еще задумал?

— Раз денег нет, я могу просто взять то, что мне нужно, спрятав под невидимостью. Был бы хозяин — я бы договорился с ним, обменял бы на какое-нибудь заклятье, например...

— Нос исправлял бы?

— Мог бы и нос.

— А как же общение с плебсом?

— Потерплю. Не хочется нарушать законы даже по такой мелочи без повода.

— Ты его нарушишь, если своруешь что-то отсюда.

— Тут и так должны воровать, вынести-то не проблема.

— Тебе только так кажется. Тут видеонаблюдение, и еще, видишь железные стойки с цветной лампочкой наверху? А на каждой вещи есть вот такое, — она потеребила близлежащий свитер и показала пластиковый кружок. — Если не снять и не оплатить, рамка будет очень громко орать, никакая невидимость этого не скроет.

— Долго что ли снять? — и прямо в ее руках пластик отпал, выпустив с острия мягкую трикотажную шкурку. — Это не монстр на твоей футболке, который прямо в нити въелся!

— Нет, пожалуйста, — испугалась она за продавщиц. — Девушки и так мало получают, а стоимость украденного вычтут из их зарплаты.

— Да? В их мыслях ничего такого нет!

— Поверь мне. Сейчас они пускают слюни на тебя, но это так и есть! Ты можешь задать вопрос. Подожди, считай сейчас мысли, я задам. — И она обратилась к ближней девушке, показав свалившийся кружок магнита. Даже ей было видно, как та побледнела и моментально выхватила вещицу.

— Да, ты права. Хорошо. Жаль все же, что с хозяином нельзя поговорить...

— Вряд ли стоит с ним говорить, кто бы он ни был, — она сперва улыбнулась, представив, как к владельцу сети этих магазинов обращается обычный покупатель, чтобы нестандартным способом оплатить небольшую покупку... а потом у нее опять что-то сжалось внутри от беспокойства. Она прикинула, какая сила стоит за олигархами, и такую диковинку, как живой эльф, вряд ли отпустят просто так. Маг он или не маг, а мало ли какие на него снотворные и прочие яды действуют...

— Может, хоть вот эту рубашку купим? — ему глянулась нежно-сиреневого цвета шелковая тенниска с коротким рукавом и без пуговиц, которую в конце ноября уценили с шести до каких-то двух с половиной тысяч.

— Не знаю, у нас очень много денег идет на еду...

— Я тебе обещаю, что в ближайшее время что-нибудь придумаю с деньгами! — и скорчил такую страдальческую мину, всего-навсего заломив бровь, что она не выдержала.

— Хорошо, только не надо давить на жалость!

— Даже и не думал, — вернул он обычное выражение легкого презрения на лицо, — у нее материал подходящий, натуральный, хорошо заклятья держать будет.

— Так домашняя тоже натуральная.

— Я такое не ношу! Я уже видеть не могу эту страшную рожу! Ты и так достаточно поиздевалась над моим представлением о достойной одежде! И это-то подходит разве что спать!

— Все, все, уже выбиваю.

Оля улыбнулась. Как ни странно, вещь ей понравилась, и почему-то даже денег было не жалко. Не иначе, он опять что-то намухлевал, с чего бы ей так спокойно относиться к всем этим бешенным тратам?

Она вернулась к пакетам, выкладывая экзотические фрукты и внимательно изучая две "одобренные" коробки с яйцами — пройдя вдоль полок, он забраковал почти все предложенное. С молоком дело обстояло получше: отвратительным он назвал продукт от трех фирм, остальные — безжизненными, но терпимыми и около пяти — вполне приемлемыми. Правда среди этих пяти было и козье молоко и безумно дорогое, кажется верблюжье, — она даже смотреть не стала на бутылку.

Закрыв холодильник и довольно оглядев кухоньку, прихватила вешалку и, насупившись, отправилась в комнату, продолжать демонстративно молчать.

— Не пыхти! — бросил сидящий у компьютера нелюдь, — ты все равно не сможешь сопротивляться желанию ответить мне, если я задам прямой вопрос. Лучше смирись и успокойся.

Она засопела с удвоенной силой — терпеть не могла, когда ей предлагали "успокоиться"! Схватила с полки первую попавшуюся книжку и убежала на кухню. И только там глянула на обложку... с эльфом! Да чтоб их всех! Раздосадовано вернув обратно книжку, взяла учебник и тетради — лучше повторит что-то на завтра. Как же этот ушастый действует на нее! — она вдруг успокоилась и смешливо фыркнула, — положительно! Вряд ли без него ее руки потянулись бы сейчас к учебнику, — села бы за ноутбук бездельничать или читать бы завалилась на диван.

Глава 3. Человеческий мир

Как бы ни ругалась Оля накануне со своим гостем, а наутро отпускала его "в свободное плаванье" с тяжелым сердцем. Вскочив ни свет ни заря она во что бы то ни стало вознамерилась выйти из дома пораньше, собираясь проводить его до Арбатской и показать расположение улицы. В душе трепыхалось беспокойство, разум подкидывал кучу теоретических бедствий, способных приключиться с одиноко гуляющим нелюдем, а практичность в который раз жалела об отсутствии денег. И вот, ежась на недружественном утреннем ветру, порошащим волосы мелкой ледяной крупкой и норовящем то сыпануть ее за шиворот, то кинуть в глаза, девушка никак не могла развернуться и оставить эльфа одного.

— Купить бы тебе телефон, чтобы я не волновалась! — расстроенно теребила она кисточки строгого серого шарфа, — единственного предмета ее гардероба, который он соблаговолил надеть.

— Потом купим, если нужно будет! — легкомысленно отмахнулся от нее он, отбирая бахрому и разглаживая ее поверх иллюзорного пальто. — Я помню твой номер, ребенок! Эти устройства есть практически у всех, если мне нужно будет, я позвоню!

— Это если тебе нужно будет! А я тоже волнуюсь! И вдруг я опаздывать буду! — вздохнула, оглядывая его напоследок, и пробурчала под нос, — и кто тут еще ребенок!

— Иди уже, если не собираешься со мной гулять! Станцию, где встречаемся, я запомнил, буду отслеживать тебя по маячку и узнаю, когда ты спустишься в метро.

— Удобно, — оценила она, — везет тебе! Хотя был бы у тебя мобильный, я бы тоже могла тебя отслеживать по карте!

— Да? — нехорошо сощурился он, — так у вас тотальный контроль? Плохо, но тогда тем более незачем мне его покупать, лишний раз следить тут.

— Не, кому мы нужны, контролировать нас!

— Как сказать, возможность контроля — большой соблазн. Ты сильно за меня волнуешься? — уточнил он, в очередной раз перехватывая ее пальцы около несчастного шарфа.

— То есть? Сильно... — зависла она, прислушиваясь к себе, — а, ты имеешь в виду, ощущаю ли заклинание?

— Да. Оно точнее выявляет опасность, даже когда ты ее не осознаешь. Так что?

— Нет, не работает, это мне воображения не хватает представить, как ты "не будешь обращать на себя внимания"... а то ведь и красивый, и богатая одежда, и иностранец же явно...

— Отводом глаз, конечно. Иди, ты же торопилась, — он независимо развернулся и пошагал, будто потек к подземному переходу.

— Ага, — махнула она рукой ему в спину и, заставив себя отвернуться, нырнула в двери метро.

И все же ей было как-то неспокойно, будто собственного ребенка первый раз отпустила одного в школу. Полночи проломав голову, ничего умнее, как предложить гостю прогуляться по Арбату, она не придумала. "В конце концов, улица пешеходная, магазинчиков много, чтобы зайти погреться, если замерзнет. Да и не стыдно, все ж таки парадная улица, лицо города, можно сказать", — утешала она себя и все равно волновалась — как он там будет один, не обидит ли кто. "Ладно, обидеть такого сложно, билет на метро у него есть, деньги какие-то — тоже, главное, чтобы не потерялся" — буквально молилась про себя девушка: "А то ишь, маячок у него. А что я волнуюсь, это ему, конечно, не важно!"

...

Первым, на что наткнулся взгляд вылетевшей через полчаса из метро девушки, оказалась знакомая худощавая фигура одногруппника Леньки, ездившего из пригорода на какой-то слишком ранней электричке и стабильно приходящего первым. В толпящемся на переходе народе он невольно привлекал внимание и заставил ее задуматься. "Так, стоп!" — догнала ее умная мысль о том, что появиться так рано — значит познать силу женского любопытства во всей его красе и, главное, разнообразии.

Устройся она даже в самом дальнем углу, — непременно кто-то подсядет и все три часа ей придется рассказывать сказки, вряд ли эти "суккубы" согласятся потерпеть до перемены. А еще и преподша злопамятная, так светиться на ее занятиях совсем не хотелось... "Надо где-то заныкаться, прийти перед самым началом и забраться подальше" — определилась она. Девушка невольно замедлила шаг — заходить по дороге было решительно некуда. На полчасика в "Шоколадницу" не в удовольствие и дорого, да и наверняка еще потом с нелюдем придется где-то тратиться, а деньги и так улетали в трубу с космической скоростью. "Ну... можно зайти в аптеку... хоть платочки купить или... леденцы какие" — вялый шаг сменился на бодрый, а озабоченный взгляд — на целеустремленный и оптимистичный, она уже перебирала варианты леденцов, старательно прячась за этой суетой от мыслей "что же ей все-таки врать об эльфе".

Сверившись с часами на мобильнике и запихнув в карман сумки остатки лакричных леденцов, девушка бегом пересекла последнюю зебру и уже взбежала по ступенькам альма-матер, когда ее остановил окрик в спину:

— Эй, ты! Тихомирова, кажется? — в развязном прокуренном голосе вопроса не было. Девушка медленно обернулась, прекрасно представляя, что увидит, и внутренне сжимаясь, будто готовилась к удару.

— Кивни, что ли, ради разнообразия. А, впрочем, ладно. Что с вас, забитых дурищ взять, — к ней размашистой "модельной" походкой уверенно подходила "Эльвира — повелительница тьмы" во плоти. У Оли мелькнула мысль, что эта яркая девушка, не признающая полутонов и именуемая по ведомости Наташей, может вполне оказаться не человеком. Уж слишком резким выглядел контраст черной гривы волос, подведенных глаз и кожаного траурного же цвета костюма с ярко-красными губами, ногтями и сапогами на невероятном каблуке.

— Как же с вами общаться-то, убогими, а? Если вы все время в ступоре, — она хамски приподняла ее лицо под подбородок одним пальцем и демонстративно пощелкала когтями перед глазами. Костяной звук проскребся в уши, Оля неприязненно дернула головой, соскальзывая с царапнувшего кожу ногтя и, слегка отступая к двери, спросила:

— Что? Я тороплюсь, — идея, зачем она могла понадобиться ни разу ранее не обращавшей на нее внимания Эве, у нее была всего одна и никак не радостная.

— Ну коне-е-ечно-о-о-о, теперь мы такие гордые и все из себя занятые! Короче, деточка. Чтобы на вечеринке у Маринки вашей твой родственничек был с тобой. Посмотреть хочу. Понятно?

— Понятно. Только он свободный э-э-э... человек, захочет — придет.

— Пусть захочет. Уж постарайся. Поверь, тебе же будет лучше. Тем более, что он согласился. Не хорошо таким нежным девочкам и мальчикам изменять, — пошловато подмигнула она, — своему слову. Буду ждать. Лучше не пытайся дергаться, — и подтолкнула ее пальцем в грудь.

Судорожно шагнув назад и едва не упав, Оля развернулась, через силу выпрямила спину и вошла в холл. Правда, глянув на часы, тут же отодвинула всякие мысли о субботе подальше — она почти опоздала! Вбежав в аудиторию за полминуты до лекции и обнаружив преподавателя на месте, она прижалась к стенке и, просканировав оживившуюся группу, с облегченным выдохом увидела машущего ей Лешку, сидящего с краю "мужского камчатского коллектива".

Пискнув на всякий случай "извините" в сторону учительского стола, она все так же по стеночке просочилась к подвинувшемуся парню, пустившего ее притулиться в угол.

— Привет, трусишка! Боишься? — смешливо сощурился спаситель, — а еще звезда сезона!

Леша довольно расслабился — она не задумываясь приняла его приглашение. И теперь сидит рядом, под его защитой. Так все ощущалось вполне правильно. Парень улыбнулся ее детскому испугу.

— Привет! Еще бы! — пригнулась она за его плечо, чтобы не видеть вытягивающих шеи в ее сторону девушек. — Не издевайся ты-то хоть! Расскажешь, что вчера было?

— Да, только чуть попозже.

— Ну хоть коротенечко, а? — беспокойно потеребила она его рукав, просительно заглядывая в глаза. — Они ж меня на перемене без кетчупа сожрут! Мне подготовиться надо!

— Ладно, — он вручил ей ручку, передвинул тетрадь и прилег на стол, подперев щеку левой рукой, заодно спрятав от взгляда преподши ее тетрадь и нервно скручивающие колпачок пальцы. — Я сказал, что это твой родственник, прибалт, зовут Эд, живет у тебя. Больше ничего не знаю.

Он не стал уточнять, сколько подозрительных взглядов и каверзных вопросов получил на тему его собственного столь детального знания подробностей ее жизни.

— И? — тихонько дернула она его снова, радуясь, что таких как Эва, на их потоке все-таки нет, — и все?

— Все, ушел.

— А они чего хотят теперь, можешь предположить? — боже, зависла Оля на минутку, как бы увидев себя со стороны. Она еще ни разу не сидела на "мужской галерке", даже представить себя там не могла, и уж тем более в ее голове никогда не возникало мысли, что она не только там окажется, но еще и нагло будет изводить одного из парней вопросами прямо на лекции. Но ответы для нее слишком важны. Девушка зажмурилась, выдохнула и продолжила допрос. — Что им еще надо?

— Они жаждут знать все! — с необидной улыбкой Лешка скосил на нее глаза, пытаясь остаться в позе записывающего лекцию студента.

Его совершенно устраивала сложившаяся ситуация. И демонстрация их отношений, о которой Оля почему-то не задумывалась. А ведь теперь все точно уверены, что они — парочка.

— Что... все? — испугалась она.

— Сколько лет, учится или работает, где живет, сколько денег. Ну и, конечно, что у него с тобой, и не женат ли. Что будешь говорить?

В общем-то, если быть честным, то его самого интересовала половина этих вопросов. Правда, еще с одним дополнением: "Когда он уедет уже?".

— Понятия не имею. Я сама про него почти ничего не знаю. Он как приехал, сразу заболел, не до расспросов было...

— Хм, придумай что-то... Или позвони на перемене да допроси, будут проверенные сведения.

— Ох... хорошо... домыслить что-то можно... а телефон... он не взял, — понимая, как глупо это звучит, нервно вздохнула она, облизала и закусила губу, стиснула ручку и отчаянно глянула на Лешку, — точно надо?

Позабавившись про себя ее детскому наивному испугу, он сдержал улыбку и серьезно ответил:

— Советую, — авторитетно кивнул он, — все равно придется, так хоть не на ходу выдумывать будешь, раз у самого спросить не хочешь. Только... он в субботу не опровергнет твои домыслы?

— А это уже его дело, — отмахнулась она. — Так. Лет... двадцать семь где-то...

— Что, даже это скрывает? — покрутил головой парень, пытаясь не заржать. Ситуация веселила его все больше и одновременно отпускало нервное раздражение, что дергало и не давало покоя с самого первого взгляда на блондина.

— Не... я не помню, а спрашивать в лоб стыдно, — отвела глаза, — дальше что? Отучился дома, на что-то обычное, типа менеджера, я не уточняла... Сейчас не работает, постоянно во всяком случае, у семьи есть деньги. Не женат... — она лихорадочно перебирала, что еще может рассказать без вреда для гостя. — Больше ничего сказать не могу.

— Молодые люди! Если вам хочется пообщаться друг с другом, вы можете сделать это за дверью. Напомню, что на следующей паре у нас практикум и вам понадобится знать то, что вы сейчас не изволите слушать!

Притихнув и уставившись в конспект, Оля все равно продолжала нервно кусать губы, представляя возможные вопросы. Повезло, к практикуму надо было перевесить рисунки, чтобы не мешали проектору, и во время перерыва преподаватель осталась в аудитории.

Поэтому первый раунд допроса прошел почти шепотом и она отбилась придуманными сведениями, надеясь, что после следующей пары пыл девушек поутихнет.

— О чем думаешь? — Леша продолжал отвлекать ее от беснующихся в голове предположений.

— Что, все на лице написано? — кошмар, не безразличный ей парень спрашивает что-то про ее мысли, а она едва не огрызается. "Какой прогресс в отношениях с противоположным полом!" — саркастически поиздевалась сама надо собой девушка.

— Да уж, просто мировая скорбь! — усмехнулся, — и что же вызвало столько отчаяния?

Леша едва не проговорился — "поделись, я помогу" — еще не время для таких просьб, увы...

— Не знаю, куда прятаться в перерыв... придется ведь повторять все это для тех, кто не слышал или жаждет подробностей...

— Повторение — мать учения, — патетично вздохнул этот шут гороховый. И на ее обиженный зырк исподлобья серьезно добавил, — не волнуйся. Бери сразу меня под руку, и мы вместе займем удобное место в следующей аудитории. А потом, — он подмигнул, — можешь сделать сильно занятой вид и, например, переписать у меня вопросы по композиции.

— А где ты их взял? — заинтересовалась она, — откуда? До экзамена же больше не будет занятий?

— Вот у старшего курса и попросил, а то получим только на консультации, и не подготовишься толком, а так я даже выписал уже кое-что.

— Знаешь, — она доверчиво взяла его за локоть, почему-то совершенно забыв про свои комплексы, — я с удовольствием и так перепишу то, что ты предлагаешь. Но все равно очень страшусь вопросов нашей королевишны, вдруг она еще что придумает...

— Я рад, — он слегка сжал ее ладошку, — не бойся, я не дам тебя в обиду, тем более ты можешь ей сказать, чтобы сама все выясняла, он же обещал к ней в гости прийти!

— Спасибо! Ты меня здорово выручаешь! Я даже не знаю, что бы делала без тебя.

— Пока не за что. Миссия выполнима, хоть и борьба нам предстоит нешуточная, — обвел оценивающим взглядом женскую половину группы, — но думаю, вместе мы справимся!

Как в детстве с Вадей, парень потянулся и прошептал ей это на ушко, будто делясь тайными сведениями. Оля, неожиданно для него, совершенно по-свойски поддержала игру:

— Если ты так говоришь, — по-шпионски склонилась она к нему, — я тебе верю!

Как ни странно, но она действительно успокоилась и, будто черпая уверенность в Лешкиной руке, за которую цеплялась, пока он едва не тащил ее в другую аудиторию, гордо задирала подбородок. И потом, когда девушки возобновили свою атаку, желая уточнений и подробностей про неженатого красавчика, она чувствовала его молчаливую поддержку за спиной, словно продолжала опираться на твердый локоть, и спокойно игнорировала ехидные высказывания и злобные подколки на тему ее совместной жизни с родственником. Даже стервозное выступление Марины после угроз Эвы оказалось не таким уж и страшным, хотя и пришлось опять клятвенно пообещать привести родственника к ней на вечеринку.

— Если не землетрясение, тайфун или цунами, — на остатках отваги добавила она в спину гламурной красавице. И уже про себя утешающе, — в конце концов, эльф попал к ней, а не к кому-то из этих... куриц!

Леша же, доведя ее до метро и проводив глазами уезжающий вагон, задумался, — место родственника в жизни Оли оставалось для него непонятным. Как можно жить в одной квартире с человеком, о котором толком ничего не знаешь? Ни возраста? Ни специальности? Судя по всему, у нее не было даже номера его телефона! Все это казалось парню очень подозрительным и, ужасно не хотелось себе в этом признаваться, — похоже, он, разумный и спокойный человек, каким себя всегда считал — совершенно безнадежно эту девушку ревновал! А ведь думал, что на такую глупость как ревность просто не способен!

...

— Странно, — Оля расстроенно оглядывала зал станции, — обещал приехать вовремя, а его нет. Не случилось ли чего? — она уже собралась второй раз обежать вкруг стен, как вдруг краем глаза уловила некое... несоответствие... покрутилась, пытаясь найти источник нестыковки и поймать ощущение, — вот будто смотришь на снежное поле, холодно сверкающее под низким зимним солнцем ледяными бриллиантами, бросающими резкие тени. И вдруг одна из теней на секунду раскрывает крылья и вспархивает теплым шоколадом крыльев, моментально пропадая где-то в других тенях. А невольный зритель мотает головой в попытке выкинуть невозможную галлюцинацию, будто нарочно четко опечатавшуюся на сетчатке.

Поймала — и вцепилась взглядом. Он стоял у стены почти рядом, всего метрах в пятнадцати, сложив руки на груди и чуть склонив голову набок. Неподвижная фигура красивого парня в красивой одежде. Ничего сверхъестественного. Но почему-то, даже не шевелясь, эльф выделялся на фоне толпы как та невероятная бабочка на январском снегу. Вот он перевел на нее взгляд, кивнул и... нет, не двинулся, будто чуть подался в ее сторону, обозначив ожидание и нетерпение. Невозможно описать, что в этом движении было не так. Только если сказать просто — оно не было человеческим. Она едва не споткнулась на этом различии и поняла, что, пожалуй, узнала бы его по одним движениям, — называя их красивыми и изящными, каждый раз упускала из виду то, что они были несвойственными для человека — плавными, текучими. Странно, что раньше она на это не обращала внимания. Наверное, потому что была рядом?

Девушка подошла и встревоженно огляделась — не может же быть такого, что это видит только она одна?!

— Нашла причину переживать! Вначале ты не обращала внимания, потому что была под действием заклинания приятия, потом для тебя это стало естественным, ведь ты знала, что я не человек. Они же, — он небрежно кивнул на суетливо мечущихся озабоченных людей, — не видят, потому что не дают себе труда посмотреть. Максимум, что они способны отметить по движениям — это "что-то не то", но разбирать никто не будет. А для особо любопытных, все-таки давших себе труд остановиться и посмотреть, наложен легкий отвод глаз. Пойдем?

— Спасибо, что объяснил, я правда забеспокоилась, — искренне поблагодарила Оля, наблюдая за видом "эльф на фоне толпы в метро". Картинка не складывалась. Не совмещались два этих образа в ее сознании. Как она ни старалась, каждый существовал сам по себе, параллельно и без возможности пересечения в обозримом пространстве.

— Сегодня идем в какой-нибудь музей и большой магазин! — оптимистично заявил гость.

— Мы не успеем уже в музей, наверное... почти пять уже, а они то ли до шести, то ли до семи... а на магазины у меня нет денег. Хочешь, в кино сходим? — вот кто бы сказал, что она сама будет звать парня в кино, честное слово, плюнула бы в... ну просто плюнула бы, не поверила бы ни за что. Просто день открытий какой-то!

— Нет, я хочу в магазин, надо же мне варварских сувениров привезти! — уперся нелюдь, копаясь в видавшем лучшие дни пакете из известного супермаркета.

— Так не на что же покупать сувениры-то... Откуда это у тебя? — пригляделась девушка, — только что его не было!

— Невидимостью прикрыл, не позориться же с вашими авоськами, — выделил он голосом последнее слово, небрежно дернул кистью, перестав разворачивать мешок, и сунул пакет ей в руки, — в конце концов, ты же мой гид! Тебе и носить! — с довольным выражением заявил этот манипулятор.

— А что... — осеклась она, заглянув в названный авоськой пакет и обнаружив там три перевязанных банковскими лентами пачки из тысячных купюр. Подняла непонимающие глаза, начав заполошно оглядывать по сторонам. — Ты что, банк ограбил?

— Как у тебя язык поворачивается такое говорить! — возмутился он, — я же сказал, что светлый! Все эльфы светлые! Только так и не иначе! И я никогда не буду без причины нарушать правила! Даже варварские!

— Тогда откуда? — она попыталась сунуть мешок ему обратно, но он все с той же неподражаемой ловкостью просто утек у нее из-под рук.

— Не важно! Я пресек потенциально опасные действия одного субъекта.

— Важно! Мне — важно! — выпятила она подбородок и, слегка поддевая, добавила, — не без выгоды лично для себя? Светлый?

— Да! Светлый! Ты. Должна. Верить. Мне. На. Слово. А ему они точно без надобности будут в ближайшее время!

— Уверен? — на самом деле она ему верила, вот на слово и верила. Что он не мог сделать ничего плохого, но беспокоилась все равно. И в первую очередь — за него же самого, собственно!

— Абсолютно!

— Точно ничего противозаконного? — провисло между ними окончание фразы.

— Я не совершал! Я не должен перед тобой оправдываться! — с презрительным негодованием смерил он ее раздраженным взглядом. — Опять тебе что-то не нравится?

— Еще бы! Не нравится, — это мягко сказано! Так... ты не совершал, — задумчиво посмаковала она эту фразу, что-то в ней было... — Он совершил?

— Да.

— И что же?

— Не важно! Никто ничего не видел и не помнит!

— Уверен? Еще скажи и камер там никаких не было! — все также сомневаясь, снова посмотрела на деньги. Лежат. А брать-то как боязно... вдруг там... как в инкассации — какие-то чернила невидимые или метки? Откуда нелюдю об этом знать?

— Я же сказал! Никто ничего не заметил! Это был вор!

— А я не уверена! Мало ли откуда у вора деньги?

— Они из кассы магазина. Вор был уверен, что они чистые. Я его прочитал! Так тебе будет спокойнее?

— Так... спокойнее... наверное... но сегодня я смотрю криминальную хронику!

— Он рецидивист, он сам так про себя думал. Так что его и обвинят. Не волнуйся! А то сейчас я тебя сам успокою!

— Не надо этих твоих гипнотических штучек! — как же ее выбешивала эта его непробиваемая уверенность! И сопротивляться невозможно, и душа не на месте...

— Как ты можешь не верить, если я, светлый старшей расы, говорю, что не нарушал ваших законов?!? — снова залез в свое холодное высокомерие этот гад.

— А вдруг тебя с ним, с вором этим, как-то свяжут... скажут подельники или еще как? Вдруг кто-нибудь тебя запомнил, несмотря на твой гипноз!

— Вот именно! Меня никто там не вспомнит, сколько бы ни пытались!

— Что ж ты такой — светлый, а деньги себе взял, а не вернул в кассу?

— Тебе известно понятие справедливости?

— Ну еще бы! Теоретически с этим редким зверем мы все знакомы, — все также тупо поглядывая в пакет и не веря собственным глазам, утвердительно мотнула головой она.

— Так вот, если бы я вернул деньги в кассу, он бы оказался ни в чем не виноват и повторил бы попытку. И тогда, возможно, убил бы человека. Ты бы этого хотела?

— Нет... нет, конечно...

— Вот. И я так не мог поступить.

— Как?

— Не мог проигнорировать. Если я способен, я должен предотвращать темные поступки, где бы я ни был! — звучало довольно пафосно, но эльф выглядел совершенно обычно, никакой намеренной позы не просматривалось.

— Темные?

— Убийство, как ты думаешь — очень светлый поступок? Он подмешал оценщику какой-то клоовеллин и тот потерял сознание. Деньги пропали и их будут искать. И найдут, я об этом позаботился. Так что ему их уже не потратить, да я и взял немного, там был целый мешок. Половину вернул в сейф, половину он унес, думая, что все получилось.

— Аха, точно, грабь награбленное, что-то в этом есть знакомое, — невесело усмехнулась девушка. Самое смешное, что он действительно совсем не считал себя виноватым. Высшая справедливость по-эльфийски, да... Но не идти же и не сдавать гостя и деньги...

— Нет, не награбленное, — совершенно серьезно отозвался нелюдь, — есть общий принцип такой помощи. Если сам нуждаешься, то можешь забрать до десяти процентов от возвращенного. Некоторые этим живут.

— Общий для кого?

— Для нейтральных миров, в светлых-то и воровство довольно большая редкость, не то, что убийство. Я же светлый! Я не могу смотреть, как совершается событие, от которого мир станет темнее!

— О! Даже в нашем мире? С низшими "человеками"? Даааа... дело ясное, что дело темное... хорошо, считай, что ты меня убедил, — сказала и тут же стало легче, будто она сбросила на эльфа все свои моральные терзания.

— Вот и хорошо, пойдем покупать сувениры!

— А ты еще помнишь, что собирался на вечеринку в субботу?

— Да, а что?

— Ничего, но тебе стоит переодеться. Боюсь, чтобы выдержать атаку озабоченных студенток, тебе понадобится вся твоя магия!

— Ну это вряд ли, — самонадеянно сложил он руки на груди, — кто там сможет меня так уж атаковать?

— Вот и увидишь! Просто давай купим тебе обычную рубашку или свитер, чтобы я не беспокоилась о твоем внешнем виде!

— Тогда и тебе надо что-то поприличнее, а то я смотрю, ты просто ...бомж какой-то! — брезгливо сморщил он идеальный нос на ее старенький пуховик.

— Надо же, какие слова у тебя нашлись для моей скромной внешности! — огрызнулась она, тоже складывая на груди руки и едва ли не первый раз в жизни ни капли не закомплексовав на тему собственного "неудачного" носа.

— Может, обменяем обратно украшение? — вкрадчиво заметил он, выразительно посмотрев на ее руку. Оля тоже перевела на нее взгляд, удивляясь тому, насколько привыкла к браслету на руке, так, что даже не снимала его на ночь, так же как и эльф свои цацки.

— Как-то я к нему уже привыкла... оставь мне его, пожалуйста! — сама удивляясь просительным интонациям в голосе, протянула она жалобно.

— Я все равно тебе денег в десять раз больше принес! — настойчиво вглядывался в нее нелюдь, чему-то хмурясь.

— Ну, так ты же на себя их тратить собираешься! — попыталась она спрятать руки за спину.

— Ты можешь взять столько, сколько тебе нужно! Даже больше, чем давала! Ты же хотела какую-то вещь купить? На которую денег не хватало?

— Да... планшет... но... — она прикрыла браслет ладошкой, будто желая неосознанно закрыть от взглядов.

— Уже не хочешь? — продолжал изуверски копать ее этот гад.

— Хочу... прости, это совершенно иррационально, я понимаю... но можно я оставлю его себе?

— Значит, все-таки подействовало, — мрачно заметил он и вздохнул. — Действительно, чистая светлая девочка, кто бы знал! Вот уж чего я точно не ждал. Ладно, оставляй. Все равно уже поздно, метка проставлена. Купим тебе то, что хотела, ты так искренне мысленно жертвовала удобствами и удовольствием ради знака.

— Метка? Знак? Мне уже бояться? Я что, могла быть темная? — всполошилась Оля, тем не менее старательно запихивая браслет под манжет куртки.

— Нет, это другое, — метка защиты моего рода. Я, когда снимал заклятие, не смог бы при всем желании убрать то, что вплетено при его создании. А там стоит родовой знак, сама вещь вокруг него сделана. Так что я вынужденно буду считаться твоим сводным родственником, как бы опекуном, раз она тебя приняла как равную. Как же неудачно обернулась мне эта ваша болезнь от холода! Простуда! Ничего более мерзкого и представить нельзя!

— Ну что ты, — съехидничала девушка, — могу тебе рассказать про множество более страшных болезней...

— Не надо! — его даже передернуло, — как-нибудь я без этих знаний обойдусь. Я уже наложил себе универсальную поддержку, и так потратил на нее недельный запас магии...

— А что ты сказал про светлую? — не удержалась она от любопытства.

— Ты светлая достаточно, чтобы принять знак, а это очень высокий уровень, как у эльфов. Я даже и подумать не мог, что такое возможно, мир-то у вас скорее нейтральный, а иногда и вовсе кажется темным...— он решительно шагнул в сторону поездов, — поедем уже, потом поговорим!

— Постой, а люди светлые или темные? — заступила она ему дорогу, вдруг осознав, что он про это так ни разу и не сказал.

— Люди могут быть и светлыми и темными в зависимости от мира, как и некоторые другие расы низших. Оборотни, например, чаще всего темные и только в очень высоких мирах они бывают светлые, — он отодвинул ее с пути и прошел на платформу. — А люди... люди непредсказуемы. В светлом мире они могут оказаться темными и наоборот, в темном — светлыми. Хотя чаще, конечно, соответствуют.

— То есть ты не ожидал, что... я окажусь светлой? — как-то дико ей было искать себе место в иерархии светлый-темный.

— Нет, меня не могло выкинуть к темному, поэтому то, что ты светлая, было понятно изначально. Но не настолько же, чтобы тебя принял эльфийский родовой знак! Теперь уже бесполезно что-то делать, я же добровольно передал браслет. Пойдем, нам надо куда-нибудь поближе к магическому источнику.

— Как скажешь, — она только удивилась, что он правильно выбрал направление поезда — к центру. — Предлагаю зайти в подземный магазин, тут пара станций всего, и одежды там много разной, и по улице ходить не нужно.

— Хорошо! А кофе там есть где-нибудь хороший? — похоже, у него моментально исправлялось настроение, стоило переключиться на другую задачу.

— Найдем! — юркнула вслед за ним в закрывающиеся двери. "Завидное качество, оптимистичное" — невольно отметила она про себя. — "Вот бы научиться также!".

...

Удивительным образом то, что эльф, пусть на время, отступился от идеи отобрать у нее браслет, подняло Олино настроение до небес. Девушка готова была скакать от радости, ходить по магазинам, докапываться до барристо в поисках новых вариантов любимого им капучино, и рассказывать все-все-все, что только может заинтересовать гостя. Скупив все найденные безделушки с чароитом и едва удостоив взглядом "благородные" камни, обозванными с высоты эльфийской надменности "примитивными поделками", он за какой-то час набрал кучку мужских свитеров, откопал где-то тенниску невероятно-изумрудного цвета и даже нашел обалденные шелковые рубашки, от взгляда на ценник которых Оля тихо села на банкетку и... промолчала. Менять брюки нелюдь отказался наотрез, только глянув на застежки и обозвав болты-пуговицы атавизмом, а на молнию сделав круглые глаза и заявив "что-такую-опасную-штуку-никак-нельзя-носить-на-этом-месте", от чего девушка непроизвольно прыснула, а гость обиделся и надулся. Штаны "на резиночке" тоже претили его изящному чувству вкуса, тем более, что шелк на них пожадничали и гладкая ткань оказалась неприемлемого синтетического происхождения, а хлопок и шерсть пренебрежительно проигнорировались — как непрезентабельные.

— Может, возьмешь дома одевать? — попыталась уговорить она его на простые спортивные брюки, не представляя, как можно столько времени находиться в одной и той же одежде, пусть и "незагрязняющейся".

— Зачем? Моя одежда намного удобнее, если бы не столь сильное ее отличие от вашей, я бы и не думал ее менять, разве что вот эти вещи из странно обработанных древесных волокон любопытны, чем-то походят на ткань, из которой мои брюки. Только дерево вы наверняка для этого погубили, а не вырастили ткань...

— А твои брюки из растительной ткани? — обалдела девушка, до сих пор считавшая их замшевыми.

— Мы не убиваем живых ради еды или одежды! — возмутился нелюдь в очередной раз, — неужели ты до сих пор не можешь этого понять? Мы можем использовать отдаваемое без ущерба — молоко, неоплодотворенные яйца, сброшенные змеиные шкурки или рога...

— Нет-нет, я это поняла, просто материал очень похож на обработанную шкуру животного...

— Это такое растение... растет на дереве поверх коры, как мох и, в зависимости от степени зрелости, выглядит немного по-разному, — неохотно пояснил он, выкладывая еще один летний свитер из модала в добавку к мягкой вязки льняному и бамбуковой футболке.

— А зачем ты тогда покупаешь вещи, если они тебе не нравятся?

— Во-первых, ты должна помнить, что на иллюзию у меня уходит много сил, поэтому при большом количестве людей, которых надо постоянно контролировать, проще переодеться. Во-вторых, все эти вещи натуральные и хорошо цепляют заклинания, так что я могу их улучшить, пусть и не так хорошо, как свою одежду. И это я тебе тоже говорил. И в-третьих, разве я сказал, что не нравится? Это же так забавно — этническая одежда, — он вдруг ей подмигнул, отчего Оля замерла с поднятым пакетом, не понимая, что от него теперь ожидать.

Пробежав за ним хвостиком еще по двум магазинам, она не удержалась и подколола спутника:

— Такое впечатление, что ты на шоппинг к нам приехал, за смешной одеждой и редкими булыжниками.

— Угадала. Еще за кислыми овощными яблоками и соусными ягодами, которые у нас никогда не вырастить, если ты права и они живут только в вашем диком климате. А еще потолкаться с аборигенами в вашей толпе, — сморщил он нос, просачиваясь мимо кодлы подростков с гамбургерами в руках.

— Если ты понимал, что в большом городе будет много людей, да и магичить трудно, почему к нам попал? Или это случайность?

— Нет, по заданному условию поселение должно быть крупным, чтобы быстрее исследовать мир, а гид — обычным аборигеном, среднестатическим.

— То есть? Ты не ждал, что я буду безумно богата? — не поняла она.

— Нет, речь о сути. Вокруг должно быть достаточно светлых близкого к тебе уровня, чтобы ты не выделялась. Согласись, глупо было бы попасть к единственному светлому — этакому мученику в городе темных. Кстати, я не наблюдаю достаточного количества светлых твоего уровня вокруг, хотя количество людей гораздо, гораздо больше, чем я ожидал. Может быть, завтра на вашем празднике таких будет побольше?

— Это вряд ли... скорее, там будет больше темных, — себе под нос пробормотала девушка, но он услышал.

— Почему? Вроде этот страшненький паренек, что к тебе приходил, не темный! Он тоже туда придет?

— Да, кажется... но мне мало кто нравится так, как он...

— Я это, между прочим, заметил! Ваши эмоции такие вкусные! Надеюсь насладиться разными оттенками, ведь у вас праздник? Значит и эмоции будут радостные! — уверенно заключил он.

— Не знаю... не уверена... куда идем дальше?

— В тот магазин с прозрачной крышей, там была вещица вместо пальто и десерты фруктовые мы не все попробовали!

...

Однако, когда в ГУМе он широким жестом распорядился выбрать "самый лучший планшетник", она вновь насторожилась и за кофе, не удержавшись, спросила "в лоб", — все равно у нее никогда не получались намеки:

— Ты отберешь у меня браслет? — наклонившись к нему, сжалась на стуле, зацепившись ногами за его ножки и для устойчивости схватившись за сиденье занемевшими отчего-то пальцами.

— Забрать насильно я у тебя его не могу, — сидевший расслабленно, как дома, нелюдь поймал взгляд девушки, отчего та зябко повела плечами, испугавшись мудрости и... печали, с которыми он на нее смотрел. Они, уже привычно для Оли, находились "в своем мирке", отгороженные пологом тишины и завесой для запахов так, будто сидели в алькове. — Но вернуть я его действительно хочу. Погоди, — предупредил он ее готовое сорваться возражение. — Сейчас я объясню тебе, что ты чувствуешь и почему так не хочешь расставаться с украшением.

Оля, с трудом заставив себя отпустить придававшее какую-то уверенность дерево сиденья, подтянула рукав свитера и посмотрела на опоясывающую запястье ниточку из незабудок. Тяжело вздохнула и полезла за палочками, — заколоть волосы и дать себе время собраться перед предстоящим явно серьезным разговором.

— Да, я слушаю, — нервно заправив в пучок непослушные завитки, она сложила руки перед собой и внимательно-обреченно уставилась на гостя.

— Все не так страшно и довольно просто... Вы живете слишком мало и, скорее всего, у вас, как во многих нейтральных мирах, в одной семье могут быть и светлые и темные... отсюда и ссоры и скандалы. Поверь, в эльфийской семье ссоры невозможны, — нас слишком мало, и любой представитель рода ценен своей уникальностью, своими особенностями. Конечно, разногласия бывают, но никому и в голову не придет не дать развиться какой-либо из наклонностей любого, даже самого юного члена рода. Мы все разные, противоречивые, но есть и объединяющие род свойства, и вот тот самый Знак Рода, лежащий в основе браслета, содержит как бы их проекцию, идеальный образ. И помогает сохранять, укреплять и приумножать именно эти свойства в отдельном существе.

— Но... у меня же нет их... этих свойств... Рода...

— Действительно, нет. Но ты светлая, в тебе, как оказалось, достаточно основы, которую Знак принял. Так что он, незаметно для тебя, стал уже поддерживать все то светлое, что в тебе есть. Это-то ты и ощущаешь, будто кто-то тебя доброжелательно страхует. И в дальнейшем он будет помогать развиваться уникальным свойствам твоей личности, — он грустно улыбнулся, — но...

— Что? — девушка снова напряглась, нервно поглаживая цветочки пальцем.

— Но все эти свойства браслета полноценно работают только сейчас, пока я рядом, потому что я, как единственный представитель Рода в вашем мире и есть этот "кто-то" поддерживающий, и все это ты получаешь через меня.

— Ты тратишь на это много сил? И поэтому хочешь забрать его?

— Нет, я совсем не трачу на это силы. Знак работает самостоятельно, я являюсь для него только образом-эталоном члена рода. Ты, кстати, тоже теоретически являешься поддержкой для меня, если воспримешь образ достаточно полно и глубоко. А это вполне вероятно, так как метка быстро появилась.

— Почему тогда ты хочешь его забрать?

— Потому что, уйдя к себе, я не смогу тебе помогать. Имей ты способности перемещаться в мой мир, и никаких проблем с меткой и браслетом бы не было. При необходимости ты могла бы обратиться за помощью к любому члену рода и получить ее. А так получается, что я пообещал защиту и не выполняю обязательств. Но не буду же я рядом с тобой сидеть всю твою жизнь!

— А метка? Если браслета не будет, она тоже исчезнет?

— Нет, метка не исчезнет, разве что ты вдруг станешь темной.

— Такое возможно? — у девушки даже зрачки расширились от испуга, а перед глазами встал образ Эвы.

— Вряд ли, для этого должно случиться что-то невероятное. А из-за метки светлого рода темные тебя будут инстинктивно обходить. У вас я пока не встречал людей со светлыми метками, только нескольких с темными.

— Хочешь сказать, что с меткой мне не страшны всякие насильники и убийцы? — сострила девушка, решив разбавить пугающую ее серьезность момента.

— В принципе, да, — не принял эльф шутку, — если ты сама удержишь метку, то есть не станешь темной.

— А браслет? Получается, что когда ты уйдешь, он станет просто украшением?

— Не совсем, что-то же он успеет помочь наработать и закрепить в тебе. В принципе, ты даже можешь подарить его своей дочери или внучке и у них он тоже сформирует похожую метку, послабее, черпая образы уже у тебя, как у члена рода.

— То есть я могу передать этот браслет по наследству, и его носитель тоже будет как бы под твоей опекой? И его тоже будут обходить насильники и убийцы?

— Да, если человек окажется достаточно светлым, то метка может появиться и у него.

— Ага, а если ты заберешь браслет, то метка будет только у меня?

— Правильно.

— Так ты жадничаешь?

— Нет, я же от своих слов не отказываюсь. Но мне бы, конечно, хотелось, чтобы ты вернула браслет... я не люблю давать невыполнимых обещаний.

— Но и отобрать не можешь?

— Только если ты добровольно отдашь, но я надеюсь тебя уговорить...

— Знаешь, я, конечно, о детях пока не задумывалась, но даже такая небольшая помощь мне не кажется лишней! — глаза ее загорелись. — О! Была бы фамильная драгоценность, всегда о чем-то таком мечтала!

— Подумай, — настойчиво повторил нелюдь, — полностью его свойства проявляются только пока я здесь! От тебя толку для детей будет мало!

— Посмотрим, но мне ужасно не хочется с ним расставаться! — по-детски надула она губки, поняв, что он сдался и не будет сейчас больше настаивать.

— Тогда пойдем, надо тебя немного переодеть, чтобы не позорила Род! Будем подчеркивать индивидуальность, — улыбнулся он, и зрачок на секунду вытянулся, будто он запоминал ее или снимал мерку.

— Как же, — перепугалась она, — я не люблю быть на виду...

— А никто про это и не говорит. Как у вас называются аристократки? Леди? Вот будем делать из тебя юную леди.

За следующий час Оля перемерила едва ли не все вещи в трех магазинах, продавщицы которых без разбору тащили все подряд в примерочную под скептическим взглядом нелюдя. Через пятнадцать минут такой примерки она перестала смотреться в зеркало, автоматически снимая-надевая новую шмотку и на секунду выглядывая из-за шторки, чтобы увидеть очередной отрицательный жест головой своего спутника. И все повторялось сначала. Удивительно, что через час она стояла таки на кассе, выбивая четыре пакета новой одежки, слабо представляя, что конкретно в них находится.

...

Выложив дома купленные прямо в дорогом магазине у дома пакетики с вкусностями и быстро перебрав свои обновки, девушка ласково погладила новенький iPad, с признательностью глядя на пробующего редкие сладости эльфа. Как же ей повезло с новым "родственником"!

— Именно. Вот так ты думаешь правильно! — как всегда не вовремя влез он в ее мысли. — И не возмущайся! Такого опекуна как я, даже в нашем мире человеку получить почти невозможно! А уж в варварском — шанс один на миллиард! Или сколько тут у вас население? Вот на столько и шанс, да еще миллион стоит прибавить на вероятность того, что знак бы тебя принял! А, и еще пару миллионов на то, что я бы захотел тебе его подарить!

— Я поняла, это просто невероятная удача! Я счастлива! — собственно, Оля совершенно не обманывала ни его, ни себя — удивительным образом ей понравились все покупки, навязанные эльфом. Не дав ей померить ни одной ее любимой цветастой и безразмерной вещи, он, как выяснилось, выбрал целую стопку однотонных почти облегающих строгих блузок и свитеров. Причем с парой из них, дополненных нежными кружевными пуховыми шарфиками, она твердо не собиралась расставаться прямо с завтрашнего дня.

— Вот и хорошо! Может, ради такой невероятной удачи научишься готовить десерты?

— Гхм, — поперхнулась она, — не, это слишком, я же не умею! А что нам мешает их покупать? Раз деньги есть?

— Не хочется мне с тобой ходить по магазинам! — поднял глаза на смешливо скорчившуюся мордашку хозяйки и добавил строго, — не смейся!

— Как тут не смеяться! Пока именно ты меня по ним таскаешь! До упаду! Причем моего! — все же расхохоталась она.

— Так то за сувенирами! Это ненадолго! А продукты ты должна сама научиться выбирать! Я уже заметил, что готовые блюда у вас хуже, чем простые. Так что лучше бы ты поучилась готовить!

— Я подумаю... — отказывать гостю совсем не хотелось, впрочем как и учиться стряпне.

— Никаких "подумаю"! В выходной пойдем с тобой тренироваться выбирать хорошие продукты! — заявил нелюдь, отодвигая испробованные пакетики с фруктами и орехами в шоколаде и поддевая наклейку на коробочке клюквы в сахаре.

— А как же вечеринка?

— Так она вечером? Или я неправильно понимаю термин? — поднял брови он.

— Правильно. Собираемся к шести. Но... обычно готовятся заранее...

— И как?

— Ну... моются, волосы укладывают... внешность улучшают, короче, — смешалась девушка.

— А тебе это тоже надо делать? — удивился он, — хотя мыться вам всем почаще не помешало бы, а то запах, — мельком глянув на нее, привычно сморщил нос, — у тебя только-только более-менее терпимый стал.

— Ах ты! Зараза! Вечно все испортить норовишь! — скуксилась девушка, отвернувшись. — Вымоюсь я, и все сборы. Но выспаться бы не помешало. Может, завтра вечером в круглосуточный сходим?

— Можно и завтра, — ничуть не расстроился эльф, выудив длинными пальцами пачкучий шарик и скептически разглядывая его. — Это чистый сахар? Вредно же!

— Как фрукты в шоколаде или меде, так не вредно, а сахар — плохо? — все еще обиженно протянула она, — там зато ягода внутри не сушеная.

— Да? А как же она сохраняется? И, увы, сахар намного хуже! Лучше не ешь! — девушка только фыркнула, глядя на его совершенно серьезное выражение лица.

— Не знаю, — развела руками, — я никогда не задумывалась...

— Посмотрим! — он положил пару шариков в рот и... резко скривившись, попытался выплюнуть, но, увидев ее лицо, сдержался, — это что? Они испорчены? Они кислые!

— Нет... — улыбнулась, стараясь не заржать, — они и должны быть кислые, ты же клюкву уже ел.

— Это те, которые только для соуса? — он недоверчиво обломал с одной ягодки сахарную шкурку, — какие же вы все-таки извращенцы! Сделать сладкий десерт, который, когда уже нельзя выплюнуть, становится кислым. Такое даже розыгрышем назвать нельзя! Это настоящее издевательство!

— Да ладно тебе, прикольно! — Оля с удовольствием зажевала пару шариков, — а иначе же очень сладко! Сам же говорил, что столько чистого сахара вредно!

— Вредно, но такие издевательства еще вреднее!

— А ты представь это как... контрасты вкуса! Может тебе подойдет для того, что ты ищешь?

— Нет, контрасты у нас есть, конечно, но они должны быть гармоничными, а не так бить по рецепторам. Такими десертами только врагов угощать!

— У тебя есть враги? — искренне удивилась она, — ты же говорил, что у светлых даже воровства не бывает!

— Нет, среди светлых у меня, конечно, врагов нет. Под врагами понимаются все темные.

— Хм, а кто сказал, что темным это угощение не понравится? Мне вот нравится! — слегка смешалась она от того, что приравняла себя к темным.

— Темным может и понравится, — не заметил он ее оговорки и замешательства, отодвигая от себя коробочку так осторожно, будто в ней сидела кучка тарантулов, — тут дело не в отношении к свету, а в развитости рецепторов. Для нас это неприемлемо!

— Поняла, ладно, я и сама съем, я люблю! — довольно высыпала она себе на ладонь несколько шариков, повеселившись над скривившимся от наблюдения за ее действиями нелюдем.

...

Рассматривая перед сном вывешенные в шкаф новые вещи — с одной стороны свои, элегантные и простые, а с другой — эльфийские "домашние" тенниски, свитера и кофту-которая-вместо-пальто, девушка испытывала странную гордость. Что-то в этом есть — в нахождении рядом с красивым мужчиной, обладающим возможностью добывать деньги, имеющим великолепное чувство вкуса и которому даже не требуется стирать вещи! Она хмыкнула — только вот к ней он относится примерно как к забавной собаке, не то поводырю, не то охраннику. Жаль, что влюбляться в такого бессмысленно... Не по Сеньке эта шапка, — грустно вздохнула она, закрыв шкаф и оглядывая себя — вроде и выглядит как обычно, а что-то в ней неуловимо изменилось...

...

Небольшая аудитория пуста, душна и неуютна. Оля впервые пришла раньше всех, включила свет, с легким недоумением рассматривая сиротливые голые столы, кинула сумку на крайний у окна и открыла фрамугу. Еще полчаса делать было абсолютно нечего. Немного покружив у доски, стерла неприличное английское слово в граффити-исполнении и, достав тетрадь и планшетник, устроилась за скрипнувшим столиком. Тихо, на улице темно и лишь ветка в иголочках инея покачивается, отблескивая в падающем из окна свете. Девушка привычно пробежала пальцами по цветочкам браслета. Перемена в ней ощущалась почти незаметной, но радикальной, как будто сейчас за столом сидела совсем другая она, чем пару недель назад. Ее согревало странное чувство, что она не одна в мире, — и это ощущение было очень уютным. Она сама заботится и беспокоится о ком-то — и это ей тоже нравится. И что о ней заботится кто-то, кроме родителей, пусть непривычно и в ультимативной форме, — зато точно можно быть уверенной, что он умнее, взрослее, мудрее... хоть и эгоист до мозга костей. Что-то эта его забота с декларацией эгоизма не очень-то сочетается, надо будет потом разузнать, — серьезно заметила она себе. Сегодня утром девушка почему-то спокойно отпустила гостя гулять по музеям одного, — видимо, подействовала удачно закончившаяся криминальная добыча денег, да и что за старшего "родственника" переживать — взрослый, деньги есть, гипнозом владеет, — не пропадет. И "заклинание гида" не проявляло себя никаким излишним беспокойством.

Гораздо больше нервировало предстоящее в выходные сборище и, как никогда, ужасно не хватало близкой подруги. Увы, школьные друзья остались в Зеленограде, а смешливая мелкая Ленка, с которой они моментально подружились в первую же неделю своего студенчества, неожиданно бросила ее, скоропалительно по залету выскочив летом замуж и взяв академ. И вот, оставшись к середине второго курса прибивающейся к разным группкам одиночкой, она мысленно грустно перебирала одногруппниц, в компанию к которым можно было бы попроситься, понимая, что веселые девчонки вряд ли будут приглашены Маринкой, а если и удостоятся этой сомнительной чести — то просто не пойдут.

Улегшись на парту и вяло зарисовывая на полях тетради настырно тыкающуюся в стекло ветку, девушка с сожалением вычеркнула из мысленного списка всех знакомых. Справедливости ради стоило отметить, что большинство в их группе были похожи на нее и Ленку, только трое во главе с Мариной выбивались из их "спортивно-непринужденного" стиля своим высокомерием и "богатством". Да и на всем потоке таких уж зазнаек можно пересчитать по пальцам одной руки, а подобных Эве, на счастье, на их курсе вовсе не наблюдалось.

Кроме того, просить кого-то составить ей компанию, зная, что она будет привязана к эльфу, казалось нечестным, и Оля все чаще с надеждой возвращалась к предложению Леши пойти вместе. Она подвинулась на одно место, ближе к проходу, переставляя сумку на свободный стул рядом с окном. Может быть, увидев рядом с ней свободное место, он подойдет? Две встречи, один "почти поцелуй", который она тайком, краснея, вспоминала каждый день перед сном, — чтобы сосед случайно не прочел. И еще вчерашнее спасение — слишком мало данных для предсказания, что же парень подразумевал под предложением и насколько готов помочь. Да и никак не представляла она себя в компании сразу двух парней, причем оба, на ее собственный взгляд, достойны лучшего общества, чем она...

Хлопнула дверь и, щурясь от яркого света дневных ламп, в аудиторию неторопливо забрел Леня, донельзя удивленный, что в кои-то веки его кто-то сумел опередить. Поздоровавшись, мысли девушки потекли в другом направлении. Она разглядывала тощую длинную спину в общем-то веселого, компанейского и хорошего парня и не понимала, — почему ее внимание, как и большинства девчонок, постоянно останавливается на красавчиках, будто нарочно соскальзывая с таких, более обычных парней. Ведь и Леша и Леня в принципе ничем не уступают тому же Андрею. Не глупее и тоже симпатичные. Почему взгляд невольно притягивается к блондинчику? Так Макс с параллельного потока брюнет, но проходя в коридоре все равно хочешь-не хочешь, а замечаешь именно его? Правда, если на их фоне представить эльфа, — остальные также бы померкли в его свете, точно. А хотела бы она внимания такого... существа, как Эд? Именно сексуального? Она представила себя рядом с ним и мысленно расхохоталась — курица и барс — несовместимо. Хмыкнув над глупой картинкой даже покачала головой — настолько нелепой показалась идея, что он мог бы оказывать ей какие-то знаки внимания или пожелал бы обнять или поцеловать! Тут ее глобальные размышления прервались ввалившейся группой промокших студенток, костерящих внезапный снег и отряхивающих зонты и шапки. Следом вошла пара ребят и Лешка. Оля замерла, поняв что его ищущий взгляд прошелся по партам и, просияв, остановился на ней. Девушка несмело улыбнулась, приглашающе приподнимая сумку и пересаживаясь к окну. Тут же отбросив всякие глупые размышления о парнях. Главное — он был рад ее видеть!

...

Последнее время Алексей постоянно торопился в институт, это заметила даже мама. Отговариваясь сдачей зачетов и хвостов перед сессией, тихонько показывал за спиной кулак мелкому, который, озорно блестя глазами, пытался выдать собственную версию его занятости. Пока Вадьку удавалось сдерживать, но по опыту старший знал — это ненадолго. Срочно нужно что-то придумывать, чтобы его отвлечь или... или все же познакомить с Олей поближе. Последний вариант страшил — а ну как она не простит ему жесткие выходки мелкого? С этим он мириться не собирался. Не в этот раз.

Леша зашел в аудиторию и все вылетело из головы, — необычно одетая и очень симпатичная девушка несколько неуверенно приглашала его к себе. Парень даже не попытался сдержать улыбку, понадеявшись, что она тоже ждала встречи.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — заметил он, бросая рюкзак и расправляя на спинке стула промокший шарф, — есть повод?

— Повод? — неожиданный вопрос застал ее врасплох, — нет, никакого особого повода нет, меня Эд таскал по магазинам и переодел заодно... получше...

— Вот значит как, — помрачнел парень, встряхивая мокрый клапан рюкзака и выкладывая тетрадь с телефоном. Устроившись на стуле вполоборота от нее, нейтрально добавил:

— Ему удалось, тебе очень идет.

— Правда? Мне нравится, но я еще не привыкла, — инстинктивно испугавшись похолодевшего тона, она тихонько дотронулась до его запястья, — слишком все подчеркивает и какая-то слишком... серьезная эта одежда, что ли... Тебе правда кажется, что она мне подходит?

— Правда, — испытующе посмотрел на ее пальцы и, решившись, накрыл их другой рукой, словно поймав в капкан. Минуту посидели, делая вид, что ничего не происходит, и только тут заботливо спохватился, — ты замерзла? Руки совсем холодные! Давай от окна пересядем?

— Не надо, я сейчас согреюсь, — подпихнула ногой брошенную на пол сумку и, одной рукой сдвинув молнию, достала шарф. Думая при этом, что скорее не мерзнет, а боится оценивающих взглядов девчонок. И тут же, настойчиво, — лишь бы не отпустил руку... так бы и сидела... и все равно, кто что подумает!

— Но мне и твои смешные яркие свитера тоже нравятся. Ты в них такая уютная и трогательная, как большой ребенок, — чуть повернувшись и будто не замечая, как поглаживает ее пальчики под ладонью, отстраненно заявил он.

— Мне в них удобно, — пожала плечами, — но они не удовлетворяют эль... элегантному вкусу моего родственника.

— С чего бы он взялся за твой вид? Кажется, он демонстрировал, что ты ему довольно безразлична? — напрягся парень. Он реально не собирался отступать, но слишком уж много форы у этого родственника!

— Вроде как чтобы не позорила его, раз вместе гуляем и тем более идем на вечеринку.

— Понятно, — губы парня сжались в твердую линию, — ты все еще не против, если я завтра с вами пойду?

Он задумал не просто пойти с ними, а не отходить от нее ни на шаг. "Знаем мы эти вечеринки — напьются, накурятся и такого набедокурят, сами потом не рады" — сдвинутые брови прорезали на лбу хмурую упрямую складочку. Отец не просто так говорил, что он серьезнее их всех вместе взятых — парень действительно чувствовал себя в ответе за семью и близких, в круг которых уже включал и Олю.

— Наоборот, буду рада, — и добавила жалобно, — я совсем не знаю, что делать на таких вечеринках...

— И откуда ты такая взялась в наше-то время? — подколол он ее, стараясь разрядить повисшее между ними напряжение.

— От мамы с папой, откуда же еще, — ей было действительно неловко просить о помощи почти незнакомого человека, — поможешь?

— Помогу, конечно. Тем более, там нечему и помогать-то. Можешь не верить, но мне это даже нравится, — снова хлопнула дверь, впуская в аудиторию преподавателя, и он неохотно отодвинулся, отпустив ее руку.

...

В перерыве, пока старательно делала вид, что полностью увлечена переписыванием конспекта, Оля краем глаза отмечала передвижение к их парте Марины.

— Вот! — поверх ее тетради лег листочек с отпечатанным адресом и схемой проезда. На автомобиле. И без буковки "М" в пределах рисунка. М-да. Название улицы ей ни о чем не говорило, увы. — Собираемся где-то с шести до семи, но не позже восьми чтобы были!

Девушка механически кивнула и, тут же набрав адрес в поисковике, ошарашенно прочитала "Северное Бутово"... перевела взгляд на Лешу:

— Там что, метро рядом нет? Правильно я поняла?

— Нет, — он сосредоточенно что-то считал, — автобусом долго и холодно.

Оля удивленно похлопала ресницами, — он думает о том, насколько удобно ей будет ехать? И что она замерзнет? Тихонько сжала-разжала кулачок, — нет, не спит и не мечтает с открытыми глазами... странно...

— Отец мне может дать машину около шести, но пока к тебе, пока туда — можем к восьми и не успеть, а дразнить хозяйку не хочется... — тем временем продолжал морщить лоб Леша.

— Ты хотел за нами заехать? — подхватила она падающую челюсть. Такое ей, наверное, только отец мог бы предложить...

— Я не знал, что так далеко, иначе бы договорился с ребятами на воскресенье. А так утром мне надо с ними на рынок, потом отец куда-то хотел съездить, а мама с Вадькой к бабушке еще сегодня собиралась уехать, у деда в воскресенье день рождения... может, тебе такси вызвать? А я попозже приеду и вас обратно отвезу?

Парень жутко не любил менять свои планы. И ладно бы только в вариантах поездки, — ему приходилось соглашаться на то, что он не будет рядом с девушкой с самого начала вечеринки. А это его сильно не устраивало!

— Или вместе поедем, на автобусе? — никакого желания так передвигаться у него не было, конечно. Но... так он оказался бы рядом...

— На автобусе не хочется, в темноте да и в неизвестное место. Возьмем такси, ты прав! — она повеселела, радуясь своевременному появлению в их "семье" денег.

— Деньги-то есть? — продолжал беспокоиться парень.

— Есть, не волнуйся. Не думаю, что это так уж дорого, — Оля качнула головой, про себя подумав, что вот уже и о заказе такси думает без удивления.

— Хорошо! — поставив точку в разговоре, он тут же мысленно начал перетасовывать собственные планы на субботнее утро, чтобы побыстрее освободиться.

...

Утром "той самой субботы" эльф, впрочем как и каждый день, нашелся на диванчике в кухне. Уютно устроившись с ноутом на коленях, нелюдь таскал из огромной салатной миски замоченные на ночь сухофрукты и орехи. Выздоровев, он всегда ложился далеко заполночь, а вскакивал в несусветную рань и при этом выглядел свежим, как неприлично молодой огурец, отчего сонная девушка только вздыхала, молча завидуя.

— Когда мы сегодня поедем? — воодушевленно вопросил он, едва она появилась в дверях.

— Доброе утро... наверное, часов на шесть вызовем такси, — пожала плечами, растирая ладошками сонное лицо, так и не пожелавшее проснуться от умывания.

— Такси? Это то, на чем в булочную не ездят? — тут же продемонстрировал он свою великолепную память.

— Ну да... в булочную нет, а вот в гости можно, — улыбнулась его довольному виду. — Это машина, наемная.

— Да я понял, что это служба наемных экипажей. Непонятно, почему именно в булочную.

— Вот же прицепился! Это эпизод из старого фильма, просто булочная должна быть совсем рядом с домом, поэтому выглядит глупо вызывать машину ради такого расстояния, которое проще пройти. Да и хлеб стоит копейки, намного дешевле, чем поездка на такси.

— Допустим. Вопрос другой. Ты говорила, что на метро проще ездить и быстрее. Почему сейчас собираешься на такси?

— Ты намекаешь, что я деньги твои транжирить собираюсь? — вспыхнула вдруг девушка, едва не уронив пачку сметаны, фольгу на которой безуспешно пыталась поддеть своими короткими ноготками.

— Нет, но мне любопытны причины, по которым ты выбираешь тот или иной транспорт, — абсолютно спокойно возразил он, протягивая ей ножик, — я же собираюсь сам ездить по городу. Объясни.

— Потому что там от метро слишком далеко, придется ехать еще верхним транспортом, автобусом. А сейчас холодно и ждать его — удовольствие ниже среднего. Раз уж у тебя есть деньги, то такси лучше — оно привезет нас сразу к дому.

Она забрала ножик и вскрыла непослушную пачку, тут же облизав кончик ножа под неодобрительным взглядом нелюдя. "Как папа, честное слово!" — пронеслось у нее в голове.

— Логика ясна, удовлетворительно. Не вскидывайся, — осадил он рукой возмущенную девушку, — я просто согласился с твоим решением! Тем более, мне любопытно проехаться на новом транспорте. После завтрака надо выбрать мне одежду, я хочу ее немного подправить. А теперь, пока варишь кофе, скажи мне, что это за ледяные скульптуры для стола, — и он показал фотографию ледяных лебедей на здоровенных подносах посередине огромного праздничного стола.

— Ааааа... — Оля лихорадочно старалась сформулировать пояснение. Если он не приемлет саму идею холодной еды, то как пояснить лед? Охлаждающая добавка? Кивнув себе, начала рассказывать.

Благодаря заклятию ей постоянно хотелось что-то объяснять и показывать, она уже перестала сопротивляться, жалеть себя и вообще обращать на это внимание, раз уж не могла ничего изменить. Но, постепенно, становилось проще разговаривать "просто так" и она все чаще довольно быстро находила слова для каверзных вопросов гостя, что не могло не радовать.

...

Уложив волосы и переодевшись, она застала эльфа сидящим на диване с голым торсом и что-то колдующим над свитером.

— А что ты делаешь? — неуверенно спросила, боясь помешать нелюдю, сосредоточенно цепляющему на свитер, прямо в центр вышитой буквы-логотипа, небольшую пусету из чароита.

— Надоело щит от запахов ставить, он слишком трудоемкий, — довольный своим рукоделием ответил тот. — А поддерживать его приходится практически постоянно. Вот и привязал заклятие к камушку, как раз маленького хватило, главное на виду и к носу близко.

— И что, заклятье будет постоянно работать? — девушка не находила различий в облике шарика с заклятием и его копии в лежащей поодаль второй сережке.

— Не постоянно, только рядом с телом. Ты же переживала, чтобы я силы не расходовал!

— Действительно, — кивнула она, — было бы хорошо... а иллюзию внешности на него нельзя прицепить?

— В принципе можно, но она не такая затратная, много не съест, да и привык я уже ее держать, не замечаю даже. Впрочем, сейчас попробую впихнуть, пусть будет. И все-таки зря ты беспокоишься, что мне могут сделать какие-то людишки?

Но Олю продолжало снедать беспокойство, — о возможной угрозе верещала интуиция и заклинание гида ей вторило. Эльф внимательно на нее посмотрел, покачал головой и снова склонился над чароитом.

...

Наконец-то они собрались на эту несчастную вечеринку... прелестную или ужасную — как посмотреть. С точки зрения Оли, никогда не стремившейся к такому времяпрепровождению и, честно сказать, чувствовавшей себя на тусовках неуютно, ей предстояло испытание. По представлениям гостя — мероприятие являлось познавательным экскурсом в жизнь обитателей этого мира, способным натолкнуть на какие-то полезные мысли. Ну а остальные участники в большинстве своем собирались оттянуться и отдохнуть перед последним рывком к сессии и, в общем-то, не планировали обращать внимания на странных товарищей, не понимающих таких простых потребностей.

— Ты уверен, что хочешь идти? — последний раз уточнила девушка, продолжая переживать и почему-то постоянно поминая про себя Эву. Несмотря на разумные уговоры сознания и самого нелюдя, что какая-то студентка-выпускница ничего не может сделать иномирскому магу, что-то все-таки продолжало ледяным комочком опасности мешаться в груди.

— Конечно! Мне хочется посмотреть на аборигенов в естественной среде обитания! — предвкушал предстоящее развлечение гость, — я же кроме тебя и этого твоего приятеля никого толком и не видел!

— Тоже мне антрополог, — хмыкнула Оля, в который раз удивляясь вылезающему в пикировках с эльфом ехидству, раньше она никогда его за собой не замечала. — И чем тебя народ в магазинах, метро и музеях не устроил? Или на улице? Ты же сколько угодно мог их изучать на том же Арбате?

— Нет, ты не понимаешь. Одно дело — прохожий, с которым еще надо знакомиться, у него в мыслях можно и покопаться но так, походя. А тут люди будут со мной общаться сами, ты же говорила, что я привлеку внимание?

— Еще бы! Чертову прорву внимания, — проворчала она, — сияешь как голливудская звезда! Нет бы попроще лицо сделать!

— Я и так незнамо на кого похож с этой маскировкой! Знаешь ли, мне не доставляет никакого удовольствия делать из себя урода!

— Но и супер-красавчик — не лучший вариант! — запальчиво кинула девушка, хватая новые перчатки и отвечая на звонок такси.

— Можешь аргументировать? — скептически оглядывая себя и ее в зеркале прихожей, он все же не удержался и скорчил кислую мину.

— Не могу... но мне кажется лучше быть понезаметнее... — едва не прохныкала она.

— Предчувствие? Предостережение гида? — нахмурился он на ее стенания.

— Не знаю, скорее всего, обычный страх. Иррациональный. Ты слишком красивый! Даже в простом свитере...

— Зато ты почти как была, так и осталась лохматым безобразием! Разве что теперь чуть аккуратнее.

— Может, если тебе так хочется увидеть бабуинов во всей их красе, лучше в зоопарк сходить? — сделала она последнюю попытку, уже открывая дверь.

— Зоопарк? — сосредоточился, заинтересованно наклонив голову и, после секундной задержи, вздохнул, — судя по твоим воспоминаниям мне там вряд ли понравится, но я не против зайти. Птицы, похоже, любопытные. Давай на следующих выходных сходим!

— А? Ладно, — не успела она переключиться, автоматически кивнув.

— Но сейчас пойдем уже, хватит трусить! — и мягким тычком выдвинул ее на лестницу.

...

Устроившись на заднем сидении, эльф сложил пальцы в странную "козу" в сторону водителя и тут же с детской непосредственностью стал ощупывать и оглядывать салон обычного Рено. Оля, подтвердив адрес, недоуменно посмотрела на него, косясь на водителя и собираясь одернуть.

— Что ты все время волнуешься, — вытягивая и разглядывая затолканный в сиденье ремень, отозвался парень, — не видит он ничего, не слышит и не запоминает!

— А... ну ладно, хорошо, — вытянув шею рассмотрела плотно стоящие машины через лобовое стекло и тяжело вздохнула, — пробки, однако.

Минут через десять они выбрались на третье кольцо, и наконец-то хоть немного разогнались. Нелюдь занервничал, заоглядывался и с нереальной частотой стал мотать головой.

— Что такое? — удивилась девушка, — ты что-то ищешь?

— Нет, — сквозь зубы прошипел он, — я пытаюсь поставить защиту и просчитать вероятности! У меня не получается! Как можно запихнуть себя в столь малое жесткое железное пространство без возможности дополнительного выхода?

— Не волнуйся! Ничего страшного! Мы едем не так уж и быстро, — она заглянула через плечо водителя на спидометр, — всего семьдесят!

— Не быстро?!? Да что ты! Когда рядом несется еще пара десятков таких же потенциальных убивцев? — разъярился эльф, — лучше уж ваше душное метро, там хоть камень вокруг, его разрушить можно. А тут траектория у каждого своя, и скорости разные и надежности никакой!

— Все так ездят и ничего... пожалуйста, потерпи... — тут как по заказу они проехали три столкнувшиеся машины, вразнобой мигающие аварийками.

— А это что? — обвиняюще ткнул он в них палец.

— Ну, аварии бывают, но видишь же, все живы, бегают друг за другом, выясняют, кто виноват, — попыталась она его отвлечь.

— Виновата ваша глупость! Как ты не понимаешь, я из этой железной коробки ничего сделать не могу! Уже взмок весь!

— От страха? — поддела она его.

— Нет, от раздражения! — сдулся он и замолчал, вцепившись в спинку водительского сиденья обеими руками.

— Хочешь послушать музыку? У меня плеер в телефоне есть? — пожалела она его.

— Нет, какая у вас может быть музыка? Хотя потом можно и послушать, но сейчас я занят! Я поддерживаю сферу внимания, не отвлекай! — нелюдь лихорадочно таращился вперед, растопырив тонко подрагивающие уши и будто бы вздыбившиеся волосы.

"Однако... кто бы знал, где и чего он будет бояться".

— Вероятности, — прошипел он сквозь зубы, — в этих условиях очень мало положительных вероятностей, зависящих от меня.

Она только вздохнула, прикидывая, что ехать им еще полчаса, никак не меньше, и сколько сил он за это время потратит. Тех самых, которые гид так настойчиво рекомендовал сэкономить...

Глава 4. Страсти земные, обыкновенные

— Ой!!!! Девочки!!! Держите меня все! — ударила по ушам звуковая волна от вопля Даши, открывшей им дверь.

Выбравшись из такси и наконец-то перестав успокаивать спутника, Оля слишком расслабилась. И, забыв про плохие предчувствия, не успела подготовиться, едва устояв перед атакой нетрезвой одногруппницы, с размаху бросившейся на шею новому парню. В отличие от нее, эльф не растерялся и ловко переместился к ней за спину. Оказавшись средним слоем в бутерброде из "родственника" и подруги хозяйки, Оля не удержалась на ногах и припечатала шустрого к двери, удостоившись вредного шипения на тему своей неуклюжести. Да уж, начало оправдывало самые смелые ее прогнозы и обещало фееричные ощущения!

Тем временем, разобравшись, что вместо парня обнимает ее, и сильно недовольная этим обстоятельством, Даша попыталась добраться к вожделенному телу. Эд в свою очередь вывернулся из капкана, буквально перетек вдоль стены подальше от пьяной девушки, брезгливо воротя нос от лица со слегка смазанной боевой раскраской.

— Подожди, дай нам раздеться и мы со всеми познакомимся, — пыталась Оля усовестить разгулявшуюся девицу, поражаясь, насколько быстро начались неприятности.

— Тихомирова!!! Брысь! Пусти меня к лапочке! Сперва я буду знакомиться! А потом уже остальные! Я первая его увидела! И вообще, что ты, серенькая и бедненькая, делаешь рядом с мечтой? — Оля, не разжимая рук на Дашкиной талии, молча пыталась отодрать ее от себя, не отзываясь на хамство, впрочем как всегда — не умела она ни отбривать, ни давать сдачи даже словесно. Вдруг "соперница" мягко опала и выскользнула у нее из рук на пол.

— Ты? — обернулась она к спутнику, хотя ответ ей и не требовался.

— Она перевозбуждена и отравлена. Очень неприятные по спектру и силе эмоции, да и кричит слишком раздражающе, пусть отдохнет, — абсолютно спокойно сообщил нелюдь, избавляясь от кофты с мороком пальто.

— Это ты, конечно, хорошо придумал, — она криво улыбнулась пробегающему из кухни в комнату парню, указывая на разлегшееся на чужих сапогах и ботинках тело, и разводя руками, — споткнулась!

Тот непонятно мотнул головой, балансируя хрупкой конструкцией из перевернутых на подносе разнокалиберных бокалов и двух бутылок водки, одновременно зажимая подмышкой двухлитровый пакет сока.

— Так, давай спрячу кофту под свою куртку, а Дашу аккуратно пристроим на банкеточку, чтобы не так заметно было. Скоро она очнется?

— Не могу сказать, — равнодушно пожал плечами нелюдь, — не раньше, чем через полчаса. Я же не знаю, чем она отравилась, и как оно на нее действует. — А что это за звуки?

— А это, дорогой гость, современная клубная музыка, — пакостливо улыбнулась она, — можешь познакомиться с некоторыми образчиками молодежной культуры, как ты и хотел. Конкретно вот это — транс.

— Транс? Состояние сознания? Для этого она отраву принимала?

— Нет, транс это вид музыки, который ты слышишь. А отраву она и другие принимают, чтобы расслабиться, раскрепоститься, отпустить себя, в общем.

— Раскрепоститься? Неплохо! Мне их читать будет проще! Пожалуй, я уменьшу для себя громкость, что-то мне этот образчик трудновато оценить, просто шум, который давит на уши да и внимание... притупляется... так, — поморщился, взглянув на тело, — а расслабляться другими способами никак нельзя?

— Не судьба другими способами, как-то вот принято у нас именно таким. А вот и хозяйка, — шепотом добавила Оля, доставая припасенную коробку с дорогими марципановыми конфетами и медведя семейства Тедди, — ничего более оригинального придумать она оказалась не в силах.

— Какие люди! Мы вас так ждали! — обрадовалась Марина, не глядя на Олю ткнув пальцем в сторону комода в коридоре, заваленного подарками, — кинь туда.

Мстительно оставив спутника слушать воркование именинницы, девушка отправилась обходить квартиру и здороваться со знакомыми. Не увидев Эвы, облегченно выдохнула. В принципе, расслабляться рановато, — гости еще только собираются. Сейчас кучками по углам трепалось около дюжины парней и, кроме нее, еще две девушки — Маринкины "подпевалы". Эд, похоже, что-то колданул, потому что хозяйка совершенно нейтральным голосом рассказывала ему про подаренную родителями квартиру, блюда на столе, свою жизнь, ожидания от вечеринки, а он не вставлял в этот монолог ни единого слова. Никто не обращал на Олю внимания, так что она потихоньку забралась на высокую табуретку у стойки со стороны гостиной и наблюдала оттуда, как с насеста, за общением своего подшефного и трепом ребят из параллельной группы, куривших с другой стороны у окна кухни. Напряжение потихоньку отпускало и девушка решила немного выпить, подтащив себе один из выставленных рядком на подносе бокалов с мартини, благо сыр и оливки с помидорками черри тоже соблазняли своей близостью, вынуждая тянуть к ним руки.

— Я оценил твой наблюдательный пост, — задумавшись, она не заметила, как эльф оказался рядом. — Что ты ешь? Выглядит неплохо.

— И довольно вкусно. Все нам можно, я переставила туда, — она махнула рукой на стол у плиты, — рыбу и мясо.

— Я заметил, там еще и этой странной гадостью дымят, такую еду вообще нельзя есть, она же ядовитой будет! — возмутился он и потянулся попробовать оливку, — очень соленая. Никак не могу понять, зачем вы используете столько этого минерала? И почему она у тебя в бокале?

— Это коктейль! Смесь алкогольных... или безалкогольных напитков.

— Алкогольных это с тем спиртом, который отравляющее для вас вещество? — кивнул он каким-то своим мыслям и дотянулся через стойку до подноса с водкой, стоящего на подоконнике кухни около курящих ребят. Те с любопытством проследили за движением и "любезно" пододвинули самую большую емкость.

— Ты что! — зашипела она, — это же водка! Поставь на место!

— Оооо! — загоготал ближайший парень, услышавший ее возмущенный придушенный вопль, — и давно вы женаты?

— Нет! Ну тебе же нельзя! Тебе же плохо будет! — жалобно пробормотала, пытаясь дотянуться до стакана и не дать ему выпить. Куда там! Роста-то в нем все два метра! Даже на барном табурете она носом тыкалась стоящему нелюдю едва-едва выше пояса.

— Давай, давай, покажи ей, что тебе можно! — продолжил подначивать шутник.

— Мне можно! — спокойно поймал он ее руку, — это для вас отрава, — острослов поперхнулся заготовленной тирадой, — а мне интересно и вполне безопасно.

— Как... можно?!? — осипла от неожиданности девушка, — ты же... отраву... синтетику... не ешь?

— Какая же это синтетика? — он опрокинул в себя стакан, подражая ребятам у окна и... даже не закашлялся. Шутник показал ему большой палец и отвернулся к своей компании.

— Не понимаю... — растерянно проводила она взглядом движение кадыка.

— Все просто, — интимно наклонился к ее уху, — это известное вещество, оно и у нас присутствует в некоторых натуральных напитках, не такое концентрированное, конечно. Я уменьшил количество отравы и удалил лишние масла. Вещества летучие, легко испарились, стоило ненадолго нагреть. Я всего лишь хочу понять вкусовые отличия и действие именно этого вещества в вашем напитке.

— А... — слов не было. — Зачем?!?

— Чтобы разделить действующие вещества и эффекты, что тут непонятного?

— Так больше вроде ничего нет? — недоуменно оглядела подносы, — какие вещества?

— Еще то, что курят здесь, — легкий кивок в сторону кухонной компании и в ванной.

— Там тоже курили?

— Да, некое другое растение, с обезболивающим действием.

— Аааа... — ну и как прикажете объяснять ему, что такое мери джейн?

— Да я понял, что это легкий наркотик, как и эта выпивка. А теперь расскажи, что имела в виду хозяйка под "оттянемся" и "покайфуем"? В твоем лексиконе есть несколько вариантов смысла, один из которых мне не нравится. Говори спокойно, — одернул он косящую в сторону парней девушку,— я поставил незаметность, так что пока я не захочу, на нас не будут обращать внимание.

— Ну... употребление этих веществ, чтобы расслабиться и получить удовольствие, — Оля привычно собралась с мыслями, пытаясь поточнее определить разные смыслы современного молодежного сленга.

Квартира потихоньку наполнялась гостями, за окнами давно стемнело, свет тоже приглушили и поставили микс из творений популярных ди-джеев. Большинство дергалось под дико грохочущую музыку в сумраке гостиной, прихотливо озаряемой миганием цветомузыки. Эльф неторопливо обошел присутствующих, незаметно пообщался с каждым и, с довольно кислым выражением, вернулся обратно в ожидании новых людей. Гости прибывали постепенно, сразу же растворяясь в толпе. Поэтому, когда пришла Эва, Оля в полумраке не отследила.

— Тебе нравится тут? Может уже достаточно впечатлений? — не удержалась она от вопроса, устав крутиться на табуретке, рассматривая из своего уголка ребят, — ее ужаснейшим образом тянуло побыстрее сбежать.

— Ничего, забавно. Смешно, что некоторые танцуют, подражая собственным искусственным созданиям, игрушкам. Вам нравится представлять себя управляемыми? Марионетками?

— Нет, — растерялась Оля, — почему вдруг управляемыми? Просто... танец такой... дабстеп вроде... ну, подражательный...

— Сколько можно объяснять! Если что-то существует в культуре, то это существует и в ваших представлениях! — перекривил он ее, закатив глаза к потолку. — Подражают обычно богам, реже... вот оборотни какие-нибудь — желаемым умениям, полету птицы или силе и ловкости какого-то зверя. Но не самоделкам же бездушным! Еще давайте, слепите из навоза голема и сделайте его героем!

— Может быть... может быть кому-то это и нравится... а герои у нас есть из... теста... слепленный как раз, и из глины... и еще есть выструганный из дерева! Так что, почему бы и нет! Они вполне достойные персонажи! — ершисто вскинулась девушка.

— Оживленные?!? Магически? — удивился он.

— Нет, сказочные. На самом деле их не было, конечно.

— Пфух, я уж испугался, что у вас маги жизни и смерти встречаются!

— Маги? Жизни и смерти? — открыла рот девушка, непроизвольно заглотив целиком оливку и едва ею не подавившись.

— Да, оживить голема или вдохнуть в мертвое дерево подобие жизни могут только они, — он непроизвольно натыкал в гигантскую оливку деревянные фигурные шпажки с разноцветными флажками, оставшиеся от съеденных мини-бутербродиков, породив смешного ежика.

— Нет, — помотала она головой, — все это сказки, выдумка чистой воды!

— Не уверен. Это очередная странность, которую я пока не понимаю, что-то их многовато собирается...

Девушка только пожала плечами, сказать на это ей было нечего.

— Так тебе понравилось общаться с людьми? — перевела она тему разговора.

— Полезный опыт. Разве что сексуальности многовато, больше показной, поэтому не страшно, я успеваю сбрасывать, даже когда проникает за щит. — Он бросил оставшиеся палочки и с привычным выражением превосходства вальяжно откинулся локтями на барную стойку, по-хозяйски оглядывая собравшихся. — Должен сказать, что чувства твои и твоего приятеля значительно приятнее для меня, намного! Да и чище. Зато тут впечатления разнообразнее, правда ни лечебного ни стимулирующего эффекта не несут, слишком темные.

— Понятно, нас мол и дома неплохо кормят, — пробормотала она себе под нос и мысленно добавила "экий гурман нашелся".

— Да, — автоматически кивнул он, разглядывая танцующие пары, топчущиеся в медленном танце. — Именно что гурман. Все-таки у вас эмоции невероятной, потрясающей силы, а когда они еще и положительные, — это вообще великолепное, ни с чем несравнимое удовольствие. Но эти интересны так, для коллекции, поизучать.

Скучая, Оля не забывала периодически оглядываться в "свободном режиме поиска" и, в очередной раз обведя глазами присутствующих, насторожилась, — что-то было не так. Внутренний голос "гида" отчаянно верещал, требуя срочно спрятаться. Девушка прошла внимательным взглядом по каждой фигуре в пределах видимости и вздрогнула — от входа в маленькую комнату их в упор разглядывала Эва, непринужденно облокотившись о спинку кресла. Ее поза почему-то напомнила готовящуюся к атаке змею, — вот-вот оттолкнется и кааак прыгнет!

— Обними меня! Быстрее! — моментально среагировала Оля, даже не задумываясь, почему именно это пришло ей в голову.

— Это как? Что ты имеешь в виду? — растерялся спутник, до того лениво смаковавший малюсенькие баклажановые рулетики, и не торопясь изучавший спорившую о чем-то компанию у окна. Видимо, прислушивался к мыслям, раз сразу не отреагировал.

— Это просто, вот как у той парочки, — прошипела девушка, — положи руку мне на плечи и притяни к себе!

— Зачем бы? Мне это не нравится!

— Нравится — не нравится. Есть слово надо! Хочешь здесь и дальше спокойно оставаться — распсиховалась она, наблюдая за медленно направившейся в их сторону старшекурсницей, — делай как все! Можно подумать, мне хочется с тобой обниматься! — хотя, надо признать, ей было любопытно, да и пара бокалов мартини распаляла, провоцируя на безбашенный авантюризм.

— Не понимаю смысла этого действия! Мне так близко к тебе находиться неприятно! Что за глупости! — уперся рогом этот... нелюдь!

— А ты постарайся! — нервничала она.

— Иначе что? — не двигался с места и выставив подбородок, интересовался эльф.

— Иначе... ой-ой-ой... кранты нам... — выдохнула она, заметив заинтересованный взгляд Марины, зачем-то зашедшей в кухню и будто вспомнившей, кто же это тут сидит. Оля постаралась подавить истерику и ответить спокойно, краем глаза пытаясь наблюдать и за Эвой, — вот ты не счел нужным преуменьшать свою красоту, так?

— Зачем? Все под контролем.

— Вот-вот. Добавлю, и я не красавица, даже по нашим меркам.

— Не поспоришь, хотя на мой вкус весь ваш вид никуда не годится как в плане красоты, так и в плане функциональности. Другие варианты низших более узкоспециализированы и полезны.

— Знаток!

— Естественно.

— Мы ушли от темы. Вот эти девицы вокруг тоже считают, что они более достойны находиться рядом с тобой, чем я. Да ты можешь это прочитать, если захочешь, в их мыслях, мне-то и по выражению лица все видно.

— Ты предлагаешь кого-то прочитать? Но мне это неинтересно!

— А было бы неплохо. Особенно некоторых, вот хозяйку например, — переодевшаяся в невесомый соблазнительный шелковый комбинезон Марина решительно направилась в сторону ее спутника. — И ради того, чтобы доказать это тебе, пойдут на многое.

— Постой, — он проследил за ее взглядом, — она снова планирует навязать мне свое присутствие? Будет пытаться, пока не получится, что ли?

— Угадал.

— Значит, ты предлагаешь тебя обнять, чтобы не дать ей подойти ко мне?

— В точку. И другим тоже. Если ты меня обнимешь, то все...упс... — хозяйка подошла уже слишком близко, поэтому закончила шепотом, — кроме самых упертых, поймут, что ты занят. Что ты уже сделал выбор.

— Что значит "кроме"? — недоуменно смотрел он на приблизившуюся девушку, даже не стараясь говорить тише, — да я ее загипнотизирую снова и все. Зачем такие сложности?

— Ага, а как только твой гипноз развеется, она снова примется за старое!

— Почему вы не танцуете? — состроила ему глазки подплывшая белой лебедью Марина, выразительно поведя голыми плечами. — Потанцуем?

— Там слишком громкая музыка и... — он все-таки положил руку Оле на плечи, едва касаясь ее свитера двумя пальцами, и с любопытством ожидал реакции хозяйки, добавив: — от тебя такой сильный запах, он для меня просто невыносим.

Оля почувствовала себя отомщенной за собственную незаметность, ведь духи-то дорогие и модные... а она их просто не переносит!

— Воняет?!? С ума сошел? Классный запах!!! — сжав от возмущения кулачки, красавица покраснела.

— Не важно. Нам не нравится! Не могла бы ты не стоять так близко? — повторил он.

Обиженно сморщившись, хозяйка отодвинулась и, вдруг потеряв к ним интерес, перешла к курившей у окна подруге, на что та, с любопытством наблюдающая за ними, только подняла брови.

— Значит, воняет? — шепотом спросила Оля спутника, — а как же волшебство? Заклятие на камушке? Фильтр?

— Слишком много летучих эфиров в этом запахе, он почти истощил заложенный в заклятие заряд, еще же были эти растения, которые у вас тут неумеренно жгут и вдыхают дым. Пришлось срочно обновлять. Да и ее пристальное внимание не сразу удалось перебить.

— А это причем тут? — не поняла она.

— Чтобы зачаровать, нужно сперва отвлечь внимание объекта от себя. Эмоциональный разговор про запах вполне подошел для этой цели.

— А что, от нее пахнет не так, как от меня? — аккуратно спросила, чтобы не нарваться на очередную отповедь.

— Да, намного хуже, — подтвердил он. — От тебя запах пота, чего-то химического от волос и еще курятника от куртки. Просто неприятно. А он нее несет так, что будь я без фильтра, могло бы и обоняние отказать на время.

...

Опять! Как перед входом в квартиру, опять она расслабилась, отвлеклась и проворонила появление большей опасности! Неожиданно возникшая рядом Эва как-то ловко вклинилась в "их" пространство, моментально накрыла ладонями лежащие на столешнице пальцы эльфа, так, что тому судорожно пришлось их выдергивать и, почти улегшись рядом на барную стойку, промурлыкала:

— Я могу пригласить тебя на танец? Твоя маленькая сестренка не будет против? — наклоняясь еще ниже и демонстрируя обнаженный бюст, жарко заглянула в глаза, призывно облизнув губы и подавшись вперед.

Олю даже передернуло от волны какого-то иррационального ужаса.

— Она не сестренка! — неожиданно эмоционально ответил парень, резко откачнувшись от придвинутого в страстном порыве слишком близко тела.

— Я не сестренка! И я против! — точно попадая в ритм сердца у Оли билось одно желание, — защитить! И срочно!

Она передвинулась вплотную к эльфу, стараясь оттереть наглую девицу. Эд не возражал, как-то странно обмякнув и будто собираясь с силами для отпора.

— Да кто бы тебя спрашивал, на самом-то деле, мелочь! — махнула Эва рукой с когтями в сантиметре от глаз, вынудив ее отклониться. — Такой парень достоин самого лучшего, не правда ли? — мурлыкнула она снова, потянувшись к нелюдю, будто предлагая разглядеть себя получше.

— И я тоже очень против, — как-то тихо сообщил эльф, выставляя ладонь в отгораживающем жесте и, чуть пошатнувшись, неожиданно крепко схватился за Олино плечо, навалившись почти всем весом и прижимая ее собой к стене. "Где-то это сегодня уже было... дежа вю" — пронеслось в пустой голове. Честно говоря, она предполагала увидеть новые "чудеса гипноза" в исполнении своего гостя. Оправдывая ее ожидания, Эва застыла, все также опираясь локтями на стойку и бессмысленно глядя в одну точку. Минута... две... и она отмерла, резко схватив первый попавшийся стакан, слитным движением вылила в себя, отодвинув соломинки, и захрустела кубиками льда, блаженно прикрыв глаза. Тут же, отставив его на прежнее место, взяла второй и, совершенно забыв о собеседниках, пошла в "курилку".

— Что ты сделал? — шепотом спросила Оля, удивившись, что эльф молчит и все еще держится за нее.

— Стер память за последние полчаса и вызвал жажду, что уж первое пришло в голову, — едва слышно скрипуче ответил он, продолжая все сильнее наваливаться на нее и отвлекая от созерцания передвижений ничего не вспомнившей старшекурсницы.

— Что с тобой? — наконец-то всполошилась девушка, поняв, что что-то пошло не так и пытаясь не навернуться с табурета под тяжестью тела. — Что-то случилось? Чем помочь?

— Раскрепоститься, говоришь, помогает? — оттер он дрожащей рукой холодный пот с лица, окидывая неприязненным взглядом подносы с выпивкой. — Да уж, выпускает на волю так, что и демоны позавидуют!

— Что выпускают? О чем ты? — дотянувшись до салфетки из-под своего бокала, она привычно заботливо промокнула совершенно мокрый лоб, стирая испарину, да так и зависла с поднятой рукой, увидев плещущийся в расширенных овальных зрачках... ужас?

— Страсти... это намного сильнее, чем эмоции... я и эмоции-то ваши вынужден сбрасывать, слишком уж интенсивные... — как-то всхлипывающе вздохнул он и оперся второй рукой на краешек ее же табуретки.

Вот она и дождалась — они едва ли не обнимаются на глазах у всех, а ей не до шуток и удовольствий...

— Эй, парень, — донеслось от окна, — тебе плохо? Тошнит? Иди в ванну! Маринка ругается как матрос, когда ее супер-квартирку пытаются заблевать!

— Поможешь? — схватилась за эту идею Оля, наклонилась, подлезая поглубже подмышку нелюдю и, сползая с табуретки, обхватила его за талию. Недовольный последствиями собственного комментария советчик раздраженно затушил сигарету, понимая, что она одна его не поднимет, быстро подошел и, закинув вторую руку себе на плечо, потащил практически на себе этого лося в ванну.

— Дальше сама управишься? — усадив ее подопечного на бортик фигурной джакузи и прислонив к стенке, Сергей дождался утвердительного кивка и ушел.

Девушка закрыла дверь и заглянула во все также мученически расширенные глаза.

— Что сделать? — боясь лишний раз притронуться, чтобы случайно не сделать хуже, она тихонько придерживала одной рукой.

— Воду открой, — почти неслышно прошелестел надтреснутый голос, окончательно перепугав девушку.

— Да-да, конечно. Холодную? Теплую? — истерично метнулась она к крану, стараясь не отпускать его плечо.

— Теплую. Спасибо, — вцепившись в ее пояс и наваливаясь другой рукой на стенку, переполз по бортику ближе к крану и стал умываться. Обхватывающая ее талию рука дрожала.

— Я тебе могу чем-то помочь? Что случилось-то? — едва сдерживая желание успокаивающе погладить его по голове, все-таки рискнула спросить девушка.

— Это темное... сырая страсть... я не смог защититься... весь резерв ушел на щит, а она его порвала как бумагу.

— Она такая сильная? Ты сказал "демоны"? Она демон?!? — удивилась Оля, все ж таки... как бы Эва себя не называла, вся ее "демоничность" казалась игрой, маской, мишурой...

— Я сказал "демоны позавидуют", а не демон, — бледный до синевы, с огромными зрачками, закрывшими всю радужку, он тем не менее не бросил свой поучительный тон.

— Пояснишь? Или мне все из тебя вытягивать надо? Может, уйдем домой? — она готова была на себе вытащить его на улицу и там ловить машину или ждать такси в подъезде, лишь бы не видеть этого измученного и будто высохшего лица, сейчас мало похожего на человеческое.

— Поздно, я не могу идти, слишком много прорвалось, оно меня разрушает... наверное, меня сейчас от вас выдернет домой...

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. Сексуальная энергия самая сильная, а эта еще сырая, без грамма любви. Звезды! Никогда даже подумать не мог, что можно так попасть! Под удар какой-то темной человечки, даже не понимающей, что она делает.... ужас... позор-то какой! — он закрыл глаза рукой, скорбно поджав губы.

— Защититься никак не получилось? — растерялась совсем Оля от безысходности в его голосе.

— Я не мастер! Я еще не учился защищаться от страстей! Вернее, только теоретически...

— Что в них страшного? — недоуменно переспросила, все-таки опустив руки ему на плечи и едва удерживаясь, чтобы не встряхивать их от нетерпения.

— Не столько в них, сколько в количестве сексуальной энергии! Темная слишком молода и неопытна и выбросила все, что у нее было! Элементарно... слишком много! Ваши "обычные" эмоции и то невообразимо сильны, но их я могу сбросить, а вот ваши "обычные" страсти ...убийственной силы, как выяснилось. Тем более... — тяжко выдохнул, переключив воду на холодную и свесив кисти под сильную струю из-под крана, не обращая внимания на мокнущие манжеты, — без капельки настоящей любви...

— Что может помочь? Ты же знаешь, да? Хоть теоретически? — деловито продолжала докапываться Оля, не давая себе впасть в истерику и отвлечься, непроизвольно все крепче обнимая его за плечи. Он словно выскальзывал из ее хватки, истончался и исчезал прямо из рук.

— Можно только перенаправить, сбросить партнеру, но мне некому... — потерянно ответил он, — я и не пробовал никогда...

— Партнеру? Любовнику что ли? — почему-то слово "партнер" показалось ей каким-то неприличным.

— Пошло! Все у вас так ...пошло! Любимому. Жене или мужу, как у вас это называют.

— Обязательно любить?

— Да, — раздраженным слабым голосом, будто отпихиваясь от ее любопытства, — обязательно противоположного пола и обязательно любить и еще обязательно иметь связь, родственную хотя бы, если не брачную...

— Родственную?!? Постой, а мне ты можешь скинуть? Связь ведь есть? По браслету? Сам говорил! — мысль, что ей самой это может повредить, девушку как-то не посетила.

— Тебе? — он будто очнулся и, с трудом подняв к своему плечу мокрую руку, опустил пальцы на ее браслет. Несколько томительных минут в ванной слышалось только его хриплое дыхание да плеск воды из-под крана. Оля молча гипнотизировала срывающиеся с намокшего рукава капли. Но вот холодные пальцы сдвинулись, нащупали ее кисть и сжали, сняв с плеча. Все также неровно дыша, он не отрываясь смотрел на удерживаемое прямо перед глазами запястье с браслетом и все-таки ответил:

— Тебе... наверное, могу, как ни странно... я не подумал, что ты подходишь... и что можешь принять, ведь для тебя они не так разрушительны? — вопросительно, будто сомневаясь, сказал он, снова и снова проходя по ее ладошке большим пальцем, рисуя спиральку. — Ты... согласна помочь?

— Конечно, — как же она сейчас боялась, что он вот прямо тут возьмет и... умрет? Нет! Этого нельзя допустить! Сейчас он выглядел намного страшнее, чем при простуде, словно потерял краски и как-то истончился, высох.

— Хорошо. Я попробую. Других вариантов нет и времени — тоже нет.

Нелюдь снова оперся спиной на стенку, усадил ее рядом с собой на бортик и взял мокрыми пальцами ее запястья, развернув ладошками кверху на собственных коленях.

— Не бойся, закрой глаза. Если будет чувство распирания, сожми мои руки.

Оля послушно зажмурилась, ощущая как сжимаются оковами ледяные пальцы, и боязливо поднимаются волоски на руках.

Хрипло, почти на одной ноте он что-то заныл, глубоко вдохнул и прижался лбом к ее лбу, длинно со стоном шипяще выдыхая. Под веками девушки вспыхнуло белым, она непроизвольно коротко вскрикнула и вытолкнула с выдохом откуда-то из-под ложечки тянущееся ему навстречу сочувствие, одновременно жалея его и раскрываясь всем сердцем в желании успокоить и утешить. Воздух между ними внезапно нагрелся, опалив жгучим жаром. Ее кисти онемели, а пальцы парня стали теплеть и он чуть отпустил хватку, слегка разминая ее ладошки, все также по спирали от центра. Лицо полыхнуло вслед горячему воздуху и от лба парня в нее уронилась мохнатая раскаленная шаровая молния, проскакав ямочку у ключиц, сердце, задержавшись под ложечкой и у пупка, она пудовой гирей грохнулась вниз живота и, растекшись по костям лавным озером, стала подниматься обратно по позвоночнику, словно отливая его заново из расплавленного металла. Медленно взобравшись к затылку, как живая змейка, струйка вытянулась до темечка, нарисовала там сложную звезду и стекла обратно к точке, где прижался нелюдь, снова собравшись в компактный горячий шарик, но уже не обжигающий, а уютно-домашний.

— Попробуй ее, — как-то интимно прошептал парень, — потянись языком.

Мимолетно испугавшись "как же можно дотрагиваться до молнии мокрым языком!" и даже успев посмеяться над глупым страхом, она передвинула кончик языка чуть дальше за зубы к небу. Небольшая пауза и шарик послушно вытянул к нему щупальце, уколов медово-солнечным вкусом и стек опять на шею, к сердцу и вниз, уютно свернувшись солнышком где-то ниже пупка. Побежали-потекли щекотливыми иголочками его теплые лучики во все стороны, согревая и успокаивая. Расслабленно поникли плечи, разжались пальцы и голова сползла на плечо парня, позволяя его подбородку упереться в ее висок.

Через десяток минут, бездумно убежавших под ворчащую в трубах воду, Оля рискнула открыть глаза. Увидев только мутную разноцветную пелену, закрыла снова и передвинула голову ближе к шее нелюдя в желании дотронуться до прохладной кожи. Руки попытались подняться, чтобы обнять, хотя бы зацепиться за свитер, но обессиленно опали. Подбородком он придержал ее голову, не давая коснуться обнаженной шеи. Девушка разочарованно застонала и глухо, в свитер, спросила:

— Получилось?

Кожа горела, волосы едва не стояли дыбом, и мучительно распирало невероятное желание стянуть с него свитер и прижаться кожей к коже, погладить, вернуть этот жар и раствориться в его прохладе.

Эльф чуть отстранился, снова откидываясь на стену и разворачивая ее к крану. Не имея сил сопротивляться, Оля одним плечом все-таки оперлась на него и, поняв, что ближе он не пустит, разлепила ресницы и проморгалась. Странно, она даже не заметила, когда успела поплакать. Опустила глаза на бессильно лежащие на коленях руки и теперь не цепляющуюся, а наоборот придерживающую ее за пояс руку нелюдя. Цветки браслета сияли белыми бриллиантами, окруженные широким красным гало, будто раскаленные. Погладила пальцы удерживающей ее руки, пожалев, что лицо так далеко от них. Как она сейчас понимала кошек в их желании тереться о руки, требуя ласки! Это казалось самым необходимым действием, — касаться, ластиться, облизывать, прижиматься...

— Получилось. Невероятно, но получилось. Спасибо! — поймал и слабо сжал ее пальчики, не пуская дальше ласкать свои руки и протягивая их к крану, еще больше отодвигая ее от себя. — Срочно руки под воду!

Теперь он удерживал ее за плечи и она зачарованно наблюдала, как с ее кожи сбегали под воду огненные змейки, полыхая на прощание синеватыми искрами.

— А почему светится браслет? — девушка упорно смотрела на руки, чтобы не давать воли своим желаниям, обижаясь на то, как он деликатно не позволяет ей до себя дотронуться, пресекая все ее попытки приблизиться.

— Выходит избыток энергии, не поместившийся в твоем теле, его и смывает вода. Ты еще несколько дней будешь излучать сексуальную энергию, просто фонить ею во все стороны, удерживать же не умеешь. У тебя ведь даже каналы не развиты.

— А ты умеешь? У тебя развиты? Почему не удержал? — перестав восхищаться спецэффектами, хмуро поинтересовалась она, заставив себя отстраниться от удерживающих рук и представив, как она вся светится красным, словно ее браслет.

Не доверяя неверным ногам, встала, ухватившись за раковину, и заглянула в зеркало, расстроенно замычав и замотав головой от своего расхристанного вида. Нездоровый свекольный румянец, растрепанные волосы, лихорадочные глаза, покусанные губы и, конечно, растекшаяся тушь, — и она, глупая, еще приставала к эльфу! Красотка! — открыла холодную воду, выдавила большую плюшку жидкого мыла с раздражающе сильным запахом и принялась смывать косметику.

— Нет, меня она только разрушает... чтобы удержать надо уметь общаться с демонами... — все-таки ответил эльф, когда она уже крутилась, не зная, куда бросить грязный бумажный платочек.

— То есть у тебя что-то повреждено? — забыв про свои желания, испуганно вскинулась, сунув мокрый бумажный комок в карман и хватая его за руки.

— Да... но я сбросил большую часть тебе и теперь могу сам восстановиться. И мне необходимы хорошие эмоции... — потянул ее к выходу, открывая защелку на двери. Мявшиеся за ней девицы, костерившие на все корки запершихся в ванной, тут же заткнулись, восторженно воззрившись на нелюдя и прокомментировав недовольно-кислым "фьюииить" нахождение рядом встрепанной раскрасневшейся девушки.

— Все, теперь мне не избавиться от звания твоей любовницы, — столь же кисло заметила ему Оля.

— Ты бы знала, как они тебе завидуют! — самодовольство вернулось на все еще бледное лицо. — Еще бы им не завидовать, при такой внешней и эмоциональной непривлекательности! Мне рядом с ними и находиться тошно! Ты лучше!

— Аха, — она перевязывала ажурный шарфик с шеи на запястье, укутывая тремя рядами светящийся браслет, — скажи еще, что я тебе уже не так противна!

— В принципе, да, не так, все ж таки родственная основа в браслете совсем не мелочь. Эти-то дуры считают, мы и так с тобой занимаемся регулярно сексом, а мне еще и мало. Тьфу, противные чувства, грязные. Оскорбительно... но за помощь я тебе благодарен, так что пусть их, — он встряхнул кисти около лица, будто отгоняя плохие образы. — Если бы не ты, меня бы отсюда выдернуло спасательным заклинанием на последнем издыхании и с полностью сожженной структурой, — он чуть покачнулся.

— Все настолько плохо? И сейчас? — она подтолкнула его к стенке, чтобы не упал ненароком, и заглянула в глаза.

— Настолько, — мрачно ответил, пытаясь продолжить движение. Но, увидев плещущееся в ее глазах беспокойство, все же смягчился, оперся сам ладонью, снимая с нее вес, и пояснил. — Было. И, если бы ты не была человеком, то тоже не смогла бы столько принять, это же грубая энергия. Из близких такое способна только половинка или мама принять...

— То есть ты... — она ошарашенно выпустила его руку, сделав из слова "мама" некий вывод, — ты что, еще подросток по вашим меркам?

— Нет! Совершеннолетний! — недовольно развернулся и понуро уставился в пол, — а мне теперь, как ребенку, все сожженное заново восстанавливать!

— Все-таки тебе еще нехорошо, да? — посочувствовала она, не зная, как помочь.

— Плохо, но могло быть и куда хуже, — парень выдохнул, распрямляясь, и потянул ее к облюбованному ими уголку. — О, а вот и твой воздыхатель, — они, кивнув, минули Лешу, исподлобья наблюдавшего картину их выхода из ванной, почти объятий у стены и проводившего парочку "калек" рассерженным взглядом.

Девушка расстроилась но, впрочем, если бы она обернулась, то увидела бы как тот все же опустил сжатые кулаки, услышав из курилки вопрос их добровольного помощника:

— Ну что, стало легче? Не мутит?

— Да, все более-менее в порядке, спасибо за помощь, — Оля благодарно кивнула парню, неосознанно пытаясь закрыть собой эльфа.

— Дай мне нормально сесть! — с привычными интонациями возмутился тот, — не загораживай!

— Но, — оторопела она, — тебе же нехорошо? Вдруг она снова подойдет?

— Ничего она больше не сделает, все что могла уже выплеснула, слишком старалась!

— А если еще кто-то... — попыталась настаивать девушка.

— Вряд ли, она тоже не совсем правильно делала, где-то, наверное, подсмотрела, как надо сбрасывать... — рассеянно вглядываясь в мельтешение цветомузыки в соседней комнате и покачивающиеся в медленном танце пары, ответил он.

— И все-таки... если...

— То твой браслет удержит канал связи примерно до утра. Пойду-ка я поищу новых эмоций, а то сил почти нет, — оборвал он и незаметно ввинтился в танцующую в гостиной толпу, будто и не ползал только что по стеночке.

Леша, последние полчаса безуспешно пытавшийся найти Олю с ее родственником, которые "вот-вот совсем недавно где-то тут сидели", был практически раздавлен видом выходящей из ванны парочки. Чем они там занимались — сомнений не возникало, слишком уж возбужденной и взъерошенной выглядела девушка. Парень тяжело вздохнул, — такого он от нее не ожидал никак. Ни вообще, ни, тем более, прилюдно. Сжав кулаки, он рассматривал Олю, собираясь быстро попрощаться и уйти. Совсем. Ничего не спрашивая и не прося объяснений. Играть с собой он не давал никому и никогда, и не позволит и сейчас. Но. Но их так вовремя окликнул Серый. И Леша сподобился чуть остановить свое раздражение и осмотреть поподробнее прибалта, — тот, в противоположность Оле, не выглядел ни возбужденным, ни цветущим, ни вообще здоровым. Он смотрелся откровенно зеленым, высохшим и больным, если быть точнее. И парень в очередной раз нарушил свои же жесткие правила. Не ушел. Не смог. Его слишком сильно к ней потянуло сейчас, как ни разу до того, ни к ней, ни даже к Кате. Проснулось и мучило странное собственническое желание — бросить здесь Эда и утащить ее в другую комнату, в коридор, в ту же ванну, в подъезд, в машину, отвезти к ней домой в конце концов, но не отпускать. Дальше фантазия буксовала, но одно он желал твердо — Оля должна быть рядом, и точка!

Леша аккуратно обошел барную стойку, злясь на прибалта за то, что он оккупировал место рядом с девушкой, да еще, похоже, и обижает ее, судя по ее грустному виду! Чуть понаблюдав за парочкой и поразившись уходу Эда к танцующим — только что же едва ползал, а туда же! Домой бы ехал и Олю бы не мучил! Бесчувственный чурбан какой-то!

Девушка сидела пригорюнившись, зарывшись пылающим лицом в ладони, — от такого ухода эльфа ей стало ужасно жалко себя. Словно брошенная ветреным любовником, — получил свое и свалил, оставив ее одну на один с проблемами. В теле еще бродили отголоски какого-то жаркого удовольствия, взрываясь то тут то там салютами и фейерверками. Энергия бурлила, требовала срочно что-то делать, куда-то бежать, но непременно с кем-то вдвоем. Обнять, прижать, погладить обнаженную кожу, поцеловать... тяжко вздохнув, она снова перебралась на табуретку в угол и схватила высокий стакан с коктейлем. В очередной раз проигнорировав предостережение нового умения о несъедобности данной смеси, потрясла стакан. "Мята и лайм, наверное, мохито" — неуверенно определила она, выпив сразу треть и скорбно возя трубочками по льду. "Напиваться нельзя, я должна помогать этому... этому... нелюдю!" — обиженно поминала она про себя спутника.

— Привет! У тебя все в порядке? Ты грустишь? — со стороны кухни ее руки с бокалом накрыл Лешка, облокотившись на стойку и внимательно вглядываясь в лицо.

— Привет! — слабо улыбнулась она, — немного. У меня нормально, а вот Эду стало плохо. Ну да ты же видел...

— Да неудивительно, — добавил Мишка, поворачиваясь к ним от окна, — ты бы посмотрел, как он тут водку глушил! Двухсотграммовый стакан залпом!

— Герой! Го-о-орячий прибалтийский парень,— качнула головой Оля, ей хотелось его как-нибудь поддеть за то, что он ее бросил.

— Пойдем, потанцуем? — Леша чуть задержал ее руки в своих, не желая отпускать. Желание обнять ее и спрятать от всех уже едва удавалось сдерживать.

— Пойдем, — согласилась, не увидев поблизости подопечного.

Обняв Лешку, она немного поборолась с собой и, плюнув на то, как это смотрится со стороны, положила голову ему на плечо, щека ощущала тепло кожи под тонкой рубашкой. Сразу стало легче, словно она поделилась с ним распирающим жаром от поселившегося в ней обжигающего шарика. Однако к концу танца парень стал каким-то до каменности напряженным и слишком уж сильно стискивал ее в руках, будто стараясь не дать прижаться к себе крепче. Она удивленно подняла голову, встретив потемневший взгляд под нахмуренным лбом и плотно сжатые губы.

— Что? — не стала она противиться желанию и коснулась кончиками пальцев залегшей между бровями морщинки. Лешка дернулся, выдохнул, прижал ее к себе и поцеловал, напористо и требовательно, прямо посреди комнаты с обнимающимися в медленном танце парами. Кажется, это было то, чего гостящая у нее молния и ждала, бодро пробежав по уже проложенному маршруту и, разделившись пополам, зажгла ярким румянцем щеки парня. Застонали они вместе. Оля сама подалась к нему, обвивая шею, а тот, сперва собственнически прижав ее, резко отстранился, разорвав поцелуй, встряхнул за плечи и почти грубо толкнул, уронив в кресло у стены.

— Извини, — подозрительно тяжело дыша заявил он, — мне срочно надо выйти.

— Ну и что это было? — недоумевала девушка, пытаясь успокоить потерявшееся в бешенном галопе сердце и зажимая ладошками вновь пламенеющие щеки. А потом обиделась, — и этот бросил! Мужиков ей вообще никогда не понять, наверное. Опасливо пронаблюдав за пьяными студентами, чуть не падающими на нее, выписывая по невероятным траекториям "танцевальные" па, собрала дрожащие руки-ноги и отправилась обратно в свой уголок. Общаться с другими ребятами, отчего-то вдруг обратившими на нее внимание и пытающимися то обнять, то прижать к стенке, то пьяно облобызать, затащив в гущу танцующих, — никакого желания не было. Оля, вяло отбрехиваясь состоянием нестояния от веселых и скабрезных предложений, добрела обратно до "своей" табуретки и как спасительную соломинку схватила запотевший стакан с коктейлем, растерявшим весь свой лед.

"Что ж ей так не везет сегодня? Да и вообще?" — посетовала она про себя, с маниакальным упорством золотоискателя исследуя дно собственного стакана.

Наличие рядом эльфа она ощутила довольно неожиданным образом — нагрелся браслет, жар от которого опять прокатился по всему телу, будто невидимыми иголочками распаляя кожу. Углядев краем глаза привычную фигуру в интересной близости от чьих-то женских прелестей, она только тяжело вздохнула и отвернулась. Дотянувшись до ближайшего полного коктейля со льдом, девушка опустила пылающее лицо как можно ниже.

Когда ощущение жара от браслета почти прошло, она развернулась и демонстративно спокойно поинтересовалась:

— Что, все-таки я была права? И нашлись желающие поделиться с тобой энергией? Тебе впечатлений мало еще?

— Нашлись, да, как ни странно, попытавшиеся это сделать. Но с той темной не сравнить.

— И как?

— Все ушло тебе, — равнодушно ответил он, примериваясь к новой партии мини-бутербродов с сыром, лимоном и черри.

— Выходит то, что у меня тоже имеются какие-то чувства и желания, тебе все равно? — обиженно отвернулась она. — Ты здесь еще хочешь оставаться? Давай уже уйдем, а? Пока ничего больше не приключилось!

— Пожалуй, еще немного побудем. Ничего особенного уже не может произойти, я уверен!

— Уверен он! — проворчала Оля. — Пока мои прогнозы оправдываются!

— И мои тоже! Мне любопытно! — и гордо добавил:

— Я правильно предсказал действие этих ваших раскрепощающих средств, поведение их принявших постепенно меняется, становясь все менее разумным. Зато простым, предсказуемым и легко контролируемым.

— И что ты наблюдаешь такого уж интересного? Я тебе и так могла все это рассказать, даже не выходя из дома! Еще, кстати, ты забыл повышение агрессивности! — нелюдь ее откровенно раздражал. "Любопытно ему! А то, что с нею происходит — ему неважно?"

— Привычки, ужимки, обманы, сексуальное поведение опять-таки, — с довольной физиономией составляя себе в тарелку новую порцию бутербродиков почти промурлыкал он.

— Прямо как животных изучаешь, — передернуло ее. — А про человеческое поведение ты что скажешь? Вот про поцелуи, например? Это же не животное?

— Именно вот то действо, что демонстрируют парочки по углам?

— Ну... да... — смутилась она, потому что те самые парочки вели себя довольно... развязно-отвязно...

— Странно и грубо. Впрочем, каждый вид разнообразит сексуальное общение сообразно своему уровню. Чем ниже вид по развитию, тем меньше ему надо любви для реализации инстинкта размножения.

— Удивляюсь, как ты можешь говорить в обычной жизни такими фразами? Это же неудобно!

— Почему неудобно? Напротив, очень рационально, сразу уточняется все необходимое.

— О, да! Рациональность — имя твое! Удивляюсь, как ты еще не ленишься разговаривать! — все-таки ее раздражение прорвалось в их "интеллектуальный" разговор.

— Согласен, это очень неудобно, — согласно кивнул он.

— Что, разговаривать? — опешила Оля.

— Конечно, ты правильно заметила, общаться мысленно гораздо информативнее.

— Тьфу на тебя. Но мне интересно, у вас поцелуи есть? — ну да, ну выпила больше чем немножко, ну захотелось развести эльфа на поцелуй, ну и что? Он рядом, а Лешка раздразнил и сбежал, гад такой. Не она же виновата в том, что у нее по телу до сих пор будто бегают маленькие молнии, не давая спокойно сидеть!

— Скорее есть... — неуверенно ответил он, видимо считав ее желание.

— Это как это? Ты, такой четкий и рациональный, и не знаешь? Или есть — или нет!

— Как тебе сказать. Мы намного дальше от животных, чем вы, и прилюдное совокупление для нас невозможно.

— Ээээ? Как это? Это же только поцелуи... — вытаращилась она на него.

— У вас это скорее прелюдия к сексуальным отношениям, да и вот у той парочки, — он ничуть не смущаясь показал пальцем на затихарившихся в угол парня и девушку, — сейчас вот прямо именно совокупление и будет. Или это не прилюдно? — ну конечно же, он не мог говорить потише, и ребята в импровизированной "курилке" на кухне уже прислушались и, повернувшись согласно указующему персту, с интересом наблюдали за пьяными любовниками. Никто не был раздет, девушка висела на парне, удерживаясь руками за шею и ногами за талию, он поддерживал ее под попку руками под задранным платьем и они... ну в общем, можно и не раздеваться...

— Ладно, — она шустро развернулась обратно к окну, — так что с поцелуями у вас?

— У нас? Ты имеешь в виду мою расу или мой мир?

— Мир... наверное... но и расу тоже...

— Скажем, бывают... Ведь ваше понятие охватывает не только поцелуи в губы, но и прикосновение губами к любой части тела, руке, например.

— Ну и в чем проблема? Сложно сказать — да или нет? — что-то она сама начала злиться. С чего бы? Что, он не понимает ее намеков? Прямо надо сказать?

— Сложно. Потому что прикосновения губами, языком и зубами у разных рас различаются.

— Что-о-о-о?

— Например, вылизывание и прикусывание зубами характерно для сексуальных игр оборотней, а наоборот укус и зализывание — для ...кажется, у вас они называются вампирами... точно, странное определение... У моей расы же ни то, ни другое, ни ваш вариант, — небрежно тыкнул в развлекающуюся парочку, — не являются обязательной составной частью отношений и встречаются довольно редко. Поэтому и сказать тебе определенно не могу.

— А попробовать не хочешь? — все равно он уже все прочитал в ее мыслях, так что пусть уж отвечает.

— А где ты тут видишь приятный для меня объект? — ехидно скривился он. — Видишь ли, у нас сексуальное поведение невозможно без любви, поэтому мне и энергию эту так трудно перерабатывать.

— Я тебе не подхожу, да? — не удержала она язык.

— Извини, нет. Хоть ты и стала питаться лучше, но это будет чересчур, я же не извращенец! Успокойся, все пройдет. Тебе просто хочется скинуть избыток сексуальной энергии. Она тебе мешает. И все. Никаких чувств ко мне у тебя нет. Так что незачем.

Девушка промолчала — слов не было... отшил так отшил... и прав ведь наверняка!

— О, кстати, этот твой вихрастый недомерок так вкусно мне завидует! — прямо расплылся нелюдь от удовольствия. — Вот он-то как раз не отказался бы от поцелуя, правда представляет себе его как-то неуверенно, будто ты можешь обидеться. И, глядя на меня, скорбит о своей нерешительности, глупости, упущенном счастье и прочих возможностях.

— Не лезь в его голову, грязный ... вуайерист! — почему-то за Лешку стало гораздо обиднее, чем за отказ ей в поцелуе.

— Вот уже и грязный! Так бы и сказала, что я тебе мешаю с ним общаться, а то придумала тоже, пытаться вернуть мне обратно энергию, от которой я с таким трудом избавился. Раз уж так хочешь, можем домой поехать. Только давай большим транспортом, а не в этом железном гробу.

— Ха, автобус не такси, его я вызвать по телефону не могу. Леша предлагал довезти нас до дома, но можно попросить подбросить до метро, мы еще на него успеваем.

Подбросить Леша не отказался, но всю дорогу молчал и только раздраженно поглядывал на напряженного нелюдя. Неловкость, непонимание и взаимное недовольство Оля даже не попыталась развеять, понимая, что спутника ей не успокоить, а Леше его беспокойство не объяснить. Махнув на это рукой, сцепила руки и закрыла глаза, не заметив, как доехали, -ночью дорога до метро заняла меньше четверти часа. Так же молча вылезли, поблагодарив парня, снова отказалась от доставки до подъезда, вызывав еще одну жесткую складку на его лбу, после чего они довольно неловко и сухо распрощались.

Провожая глазами сладкую парочку, Алексей злился на себя. Эд имел наглость на прощание понимающе-издевательски ему улыбнуться, да еще и положить руку Оле на плечи. А та не стала сопротивляться. Раньше бы Леша просто развернулся. Не нужен — уйду. Но теперь... теперь возможность отступиться от девушки он уже не рассматривал. После сегодняшней попытки остыть, когда он битых полчаса носился вокруг Маринкиного дома в одном свитере, а потом еще расстреливал снежками пустую автобусную остановку, давая выход злости и дикому, ничем не оправданному сексуальному возбуждению, скрутившему его во время танца, Леша твердо решил держаться до последнего. Вот когда она выйдет замуж за другого, — тогда и отступится. Не раньше. И все же... все же злился он больше на себя самого. Всегда считаясь с доводами разума, парень никогда не представлял себя идущим на поводу у инстинктов или примитивного полового влечения. И тут вдруг так сорваться! Вопреки всем планам, собственным представлениям о правильном и приличном, — он едва не набросился на Олю прямо на глазах у сокурсников! Но желание ее поцеловать неожиданно оказалось выше его сил, и сдержаться просто не получилось. Собрав последние крохи воли и с трудом оторвавшись от таких сладких губ он насильно вытащил себя "проветриться". И все равно не помогло. В штанах бушевало неудовлетворенное желание, перед глазами плавали разноцветные круги и в душе кипела неудержимая зависть к прибалту, который мог обнять ее и поехать к ней домой. Правда, — втискивался в сумбур его чувств голосок логики, — ничего хорошего из возможности поехать к ней домой сегодня точно бы не вышло... Надо просто перетерпеть, — уговаривал он себя. Душ принять, поотжиматься наконец. Всегда помогало, и завтра будет полегче...

Парень с трудом успокоил дрожащие руки, выпил ледяной воды из забытой в бардачке бутылки и, пристегнув ремень, двинулся потихоньку домой, прогоняя соблазн доехать до Олиного дома и просто посмотреть на ее окна.

...

Грустно понурившись после сдержанного прощания парня, по дороге домой девушка раздумывала вовсе не о красавце, вальяжно сидящем рядом, а вспоминала их классную руководительницу, старушку-божий одуванчик, что вела у них литературу. Именно она как-то обозвала вуайеристами ребят, заловленных физруком на подглядывании в предбаннике женской раздевалки. Вот кто наверняка нашел бы у них что-то интересное для эльфа! А она даже не знает, куда его сводить и что показать, будто и вправду в их цивилизации нет ну совсем ничего хорошего...

— А ты больше ничего не хочешь? Погулять? — робко спросила она на выходе из метро, ловя губами редкие снежинки.

— Достаточно погуляли, я не хочу провоцировать у тебя новый выплеск сексуальной энергии. Я понимаю, она до конца не усвоилась, и не выветрилась, бродит в теле и мешает. Просто потерпи несколько дней. Давай в магазин зайдем, купим тебе чего-нибудь вкусного, чтобы отвлечься, и домой, а то ты так фонишь, еще маньяки какие набегут, — попытался пошутить он. — А после сна будет полегче!

Оля покорно поплелась за ним к круглосуточному универсаму, только сейчас сообразив, что после "обмена" к ней и правда приставали все парни у Маринки, да и редкие пассажиры в метро пялились как-то больше обычного.

— Да уж, маньяков мне только и не хватало, — передернула она плечами.

— Ничего, не бойся, я же с тобой, — покровительственно заметил нелюдь.

Ну что ж, все вернулось на круги своя...

Глава 5. Ломка стереотипов

Крепко обнимающая подушку девушка неохотно приоткрыла один глаз и, вспомнив "воскресенье!", тут же зажмурилась снова, спрятавшись за локтем, подтянула ноги и свернулась клубочком. "Пить надо меньше, надо меньше пить" — тяжко ворочалось в гулкой голове. Чувствовала она себя как пробежавший марафон вестник, — абсолютно выложившейся и разбитой. В непослушном размякшем теле ныли буквально каждый сустав и каждая мышца, отказывавшиеся отзываться на команды мозга. Поминутно выпадая в легкую дрему, она провалялась еще час, и все же уступила настойчивой потребности дойти до санузла, подбадривая нежелающий просыпаться мозг обещанием выпить кофе. Скрипя как древняя старушка, все еще с закрытыми глазами села, нашарила тапки, слегка помяла ладошками будто чужие щеки, и таки встала, придерживаясь за ручку компьютерного кресла. Щурясь на слабый свет зимнего утра, девушка выпустила на волю крокодилий зевок и обнаружила нелюдя сидящим на диване, а не пьющим кофе на кухне, как обычно. Что-то теплое в груди заставило ее невольно улыбнуться, пропустив мимо цензуры разума умиленную мысль о желании любоваться эльфийской красотой. Сознание, отпихнув чувства, доложило, что вид гостя на редкость потерянный, сердце обеспокоенно трепыхнулось, и глаза открылись словно сами собой.

— Э-э-э... Доброе утро? — непривычная к лицезрению его в комнате по утрам, девушка чувствовала себя неловко, представив собственный непрезентабельный вид и смутилась, густо покраснев.

Он невидяще кивнул ей, так и не переведя расфокусированного взгляда, направленного куда-то в сторону фикуса. Суетливо разглаживая на себе мятую пижаму, Оля метнулась в ванну, едва не теряя по дороге тапки.

Метод плескания в лицо холодной воды от настойчивого румянца не помог, пришлось замочить половину полотенца и уговаривать кровь убраться от щек холодными примочками. Руки почему-то тряслись, и впервые ей было небезразлично, что он о ней думает и какой видит. Этот вчерашний такой интимный "обмен энергией" что-то сдвинул в ее отношении к гостю так, что она больше не могла воспринимать его отвлеченно.

"Только еще влюбиться в него не хватало! Это совершенно безнадежно и глупо!" — одернула она себя, в очередной раз скатываясь на воспоминания о вчерашних прикосновениях и опять краснея и хватаясь за бедное мокрое полотенце.

С третьей попытки заплетя аккуратную тугую косу, что делала крайне редко и в исключительно нервных ситуациях, девушка потуже подпоясала халат и заглянула в комнату.

Нелюдь все так же задумчиво и тихо сидел на диване с ноутом. Только вот позу его никак нельзя было назвать расслабленной, а комп против обыкновения просто лежал закрытым на коленях. Блуждающий по непривычной картинке взгляд прикипел к незамеченной ею при поспешном бегстве в ванную детали — эльф рассеянно крутил в пальцах светлый шарик, похожий на переливающуюся теплыми перламутровыми сполохами прозрачную жемчужину. Непроизвольно шагнув почти вплотную, будто притянутая магнитом, девушка наклонилась рассмотреть странную блестяшку и гость наконец-то выпал из своего непонятного транса.

— Не тянись, тебе нельзя дотрагиваться. Наверное... я уже ничего про вас не понимаю... — скатил жемчужинку на раскрытую ладонь. — Посмотри так, если хочешь.

— Краси-и-ивая, — зачарованно разглядывая теплое солнышко, она непроизвольно протянула к диковинке руку, шустро перехваченную длинными пальцами. — Это же не жемчуг? Камень?

— Нет, не камень, чистая магия. Драконья...

— Ух ты! А... — в ее голове началась свара между сотней вопросов "что, зачем, почему" за право быть заданным... и она волевым усилием выбрала самый срочный, — откуда?

— От вашего хранителя. Вашего мира.

— Нашего?!? Нашего мира? У нас есть хранитель?!? — ошарашенная, она перестала стесняться и задумываться о своем виде и поступках, и плюхнулась рядом с ним на диван.

— Да, дракона-хранителя вашего мира. Хранители есть у всех, я тебе уже говорил!

— Говорил, но, прости, в это трудно поверить...

— Не понимаю, что в этом трудного. Драконы — обычное явление, высшая инстанция для любого мира. Их не может не быть, если мир существует! Во что вы, вообще, верите? — в словах слышалось привычное раздражение, но Оля уловила несвойственную ему отрешенность, говорил он как из-под палки, вроде лекции надоедливым ученикам — механически-отстраненно. Вглядевшись тщательнее, она отметила наличие все того же расфокусированного взгляда и происходящее ей резко разонравилось.

— Мы верим в создателя... ну кто верит, конечно... а драконы — это же сказка, страшная или смешная... но сказка...

— Глупости. Никакая они не сказка, — покатал он шарик по ладони. — В создателя, конечно, все верят, кто ж не чувствует-то его присутствие в себе? Но не будет же он заниматься каждым миром сам? Он слишком... величественен... громаден для этого... на то существуют архи и хранители!

— Громаден? — как-то у нее не складывалось в голове такое... — почему? ...он же человек... почти... а... нет, его сын человек... — всплывали какие-то отрывки христианства в ее голове.

— Как почему? — он на секунду глянул на нее недоуменно, — а, всегда тебе надо азбучные истины озвучивать. Неужели же у вас даже не знают, что создатель есть любовь? Истинная, по-вашему, наверное, божественная, любовь не может вместиться в одном мире и тем более одном существе! И все мы его дети! Только задачи у нас разные... — и снова его рассеянный взгляд уперся в жемчужинку.

Оля невольно передернула плечами, — от услышанного, напомнившего никогда не читанные ею церковные тексты, стало как-то жутковато, — верующей она себя не считала, как впрочем и атеисткой, и влезать в теологические дебри не собиралась.

— И что это за вещь тогда? — попыталась она перевести разговор и заодно вернуть его из заоблачных далей на землю, то есть на диван.

— Ответ на мой вопрос. Я имел глупость не поверить первый раз, развеяв фантом. И переспросил. Вот и получил материальное подтверждение. Драконий камень... информационный, временный, через пару дней растает...

— Ты хочешь сказать, что драконы ответили тебе? — открыв рот и впитывая каждое слово, Оля задержала дыхание.

— Не драконы, а их артефакт. Я знаю формулу запроса, — он поморщился, а девушка обрадовалась возвращению привычного чуть надменного взгляда, — не перебивай, я и так не горю желанием тебе рассказывать!

— А что ты спрашивал?

— Спрашивал... — он задумчиво прикусил губу и снова крутанул шарик пальцами, словно пытаясь разглядеть в его глубине что-то плохое. — Спрашивал образ мира... вернее ориентацию приходящих в него душ. Статус мира есть в архиве, но оттуда еще неделю ответ ждать. Гораздо проще обратиться к драконьему артефакту... он находится тут, в мире и его можно спросить о паритете рождений. Правда паритет считается за тысячелетие, но это сейчас не важно. Очень легко определить нейтральные миры и пограничные... какие бы темные и светлые расы их не населяли... — он замолчал, будто не веря в то, что сам говорит.

— И что? — не удержалась Оля.

— Что? Я получил ответ на следующий день, не поверил ему и спросил повторно... — голос опять сошел на нет, а взгляд начал убегать куда-то за окно.

— Направление? Это светлые или темные? — едва не дернула она его за руку.

— А? Да, созидание или разрушение, порядок или хаос, структура или энергия...

— И... что? — она поняла, что начала выпадать из реальности следом за ним.

— И — ничего! — резко тряхнул он головой, раздраженно подкинул камушек и сжал в кулаке.

— Тебе не нравится ответ? Или ты его не понял? Или не получил? — все-таки осторожно задала она вертевшиеся на языке вопросы. Она никак не могла понять, где сам ответ-то? В жемчужинке?

— Как видишь — получил! И мне камушком вежливо дали понять, что ответ правильный!

— Но почему тогда ты злишься?

— Потому что это не ответ! Такого не бывает! В любом самом светлом мире есть зерно разрушения, потому что не может быть созидания без разрушения! И наоборот — в любом самом темном есть росток созидания! Понимаешь?!

— Понимаю, — тихонько, чтобы не злить его дальше, ответила Оля, — у нас есть символ инь-ян...

— Да, — кивнул он, считав образ, — именно так и есть. Но вот тут, — разжал пальцы и выставил жемчужинку под слабые лучи зимнего солнца, — ты где-нибудь видишь хоть одну темную точку?!?

— Нет, — пристально осмотрев сверкающий шарик, вынуждена была согласиться она, — ни одной...

— И я о том же! Смешно сказать, но это значит, что ваш мир светлее, чем мой. Самый светлый из всех! Абсолютно светлый! Ты в это можешь поверить? — он не стал ждать ответа, резко хлопнув ладонью по ноге и спрятав под нею камушек. — Что в вашем мире нет темных? Нет? И правильно! Это невероятная, абсолютная дичь! Я вижу совсем иную картину, — большинство здешних людишек именно темные!!!

— Как же так... — растерялась девушка, — может, все таки ошибка?

— И я так подумал. Но нет! Даже камень не поленились прислать, значит кто-то из драконов сам обеспокоился ответом, а не артефакт сработал! — обессиленно откинувшись на спинку дивана, добавил тихо. — А самое главное, я не смею, не имею права в этом ответе усомниться, ведь драконы никогда не обманывают! Они на это просто не способны...

— А как правильно читать этот ответ? — попробовала она зайти с другой стороны, лишь бы он снова не впал в свою апатичную отрешенность.

— Что все рождающиеся души у вас светлые. Все. Абсолютно. — В его голосе впервые прозвучали потерянные нотки. — Такого нет не только в моем мире, а он один из самых старых и безопасных, чтобы мы могли нормально учиться, но и в большинстве светлых миров. Поэтому я и не поверил, и не могу поверить до сих пор.

— И... что же это значит? — под его напором никак не получалось сосредоточиться.

— Не знаю, — устало выдохнул гость, — даже не знаю, что и думать...

— А как выглядят пограничные миры? И нейтральные? — полюбопытствовала она, борясь с желанием попросить еще раз посмотреть на жемчужинку.

— Пограничные с полосой, обозначающей четкое деление, вот как ты представляла свой знак, только объемно, а нейтральные серые, они из смеси белых и черных точек — отдельных душ...

— Надо же, тогда странно... ты видишь у нас темных, а в твоем шарике они светлые? — недоуменно сползла она рядом с диваном на пол, завороженно уставившись на свет, пробивающийся от жемчужинки сквозь ладонь парня.

Нелюдь перевел на нее раздраженный взгляд и перевернул кисть, выпуская свет наружу. Шарик выглядел совершенно однотонным, как лампочка, разве что без спирали.

— Да, и я этого не понимаю. Все рожденные души у вас светлые. Тогда откуда берутся темные? И что здесь делают инк-кубы?

— Все-все? Светлые? — ошарашенно подвисает Оля, до нее только сейчас начало что-то доходить, — мы что, поголовно святые?

— Ох, нет конечно! Точно! Как я мог забыть! Рожденные души... то есть рождены вы все светлыми... — он нахмурился, — но ведь люди рождаются сразу светлыми или темными! Более или менее светлыми или темными, как и остальные низшие... у вас ведь из-за маленького срока жизни душа не раз перерождается и только за несколько жизней может поменять направление... или даже перейти на другую ступеньку...

— На какую другую ступеньку? — не успела она за его мыслью.

— Животного, например, или бога, смотря куда идти, — отмахнулся от нее, продолжая рассуждать себе под нос, — но не может же быть, чтобы вы все проходили первый цикл рождения человеком? Да еще с чисто светлого? Нееет... не может быть... куда тогда пропадают все долги и заслуги предыдущих воплощений?

— Долги? Заслуги? У нас есть понятие кармы, правда я толком его не понимаю, — попыталась она соотнести с чем-то известным.

— Да, это оно, но ты считаешь его негативным, а там есть и положительные аспекты.

— То есть можно нести в новую жизнь не только грехи, но и достижения?

— Да... возвращение к естественному состоянию, но на ступеньку выше. Получается, что для вас естественное состояние — светлое... Никогда этим не интересовался...

— То есть люди сразу рождаются светлыми или темными?

— Да, но я никогда подробно не изучал людей, у нас их довольно мало... И не знал, что они в первом рождении — светлые... или только у вас так?

— А карма? Это какие-то поступки, которые отражаются на следующем рождении? Так?

— Именно, — кивнул он, — за счет них меняется цвет последующих рождений, поэтому люди крайне редко бывают светлыми настолько, чтобы сравниться с эльфом. Как я понимаю, только в первом и последнем человеческом воплощении это вообще возможно. Но почему тогда у вас все рождаются светлыми, если потом большинство в мире — темных? Пожалуй, стоит пренебречь неписанными правилами игры и запросить информацию по людям...

Задумчиво качая камушек на ладони, эльф нарисовал другой рукой мягкую фигуру и отрывисто бросил пару непонятных слов. Оля, пока он отвлекся, осторожно потыкала указательным пальцем воздух рядом с шариком, немного не рассчитав и чуть дотронувшись до ладони парня. Он дернулся, а жемчужинка, будто только того и ждала, скатилась в ямку и словно прилипла к ее ногтю. Губы девушки медленно, как в трансе, растянулись в блаженную улыбку, веки самостоятельно поползли вниз, прикрывая невидящие глаза. Тепло летнего дня, запах молоденьких липких листочков, нагретых весенним солнышком, трель жаворонка на вечерней зорьке, прячущиеся в траве грибы, ласковый соленый морской бриз, взмах прозрачных стрекозиных крыльев, разбрызгивающих радужные зайчики, восторг и замирание в груди от первого полета на качелях, доверчиво залезающий на коленки маленький пушистый котенок, мамин радостный смех и родные объятия, радуга на очищенном грозой небе, загаданное на канувшую в темном небе звезду желание...

— Вернись! Очнись сейчас же! — эльф чувствительно тряс ее за плечи. — Что за бестолочь! Я же сказал тебе, что ее нельзя трогать!

— Извини... я случайно, — хрипло ответила она, наслаждаясь заполнившим сердце теплом и нежностью. — Но это удивительно приятно!

— Удивительно, что ты вообще что-то восприняла, а не упала в банальный обморок, — ворчливо буркнул он, — напугала!

— А что это было? Так здорово!

— Это? Драконья магия... и образ вашего мира...

— Так красиво! У нас очень, очень здорово!

— Да? — скептически поднятая бровь и сложенные на груди руки. Откинувшись на спинку дивана, ехидно вопросил, — и чем же это?

— Он теплый! Радужный! Вкусный! Поющий! — слов, чтобы описать свои ощущения не хватало.

— Гхм... не заметил. Посредственный технический мир.

— А ты много их видел, что ли? — насупилась Оля, не зная, как заступиться за свой мир.

— Много! — но поза несколько задеревенела.

— Интересно... — кажется, она догадалась, из-за чего он напрягся и ринулась раскапывать. — Технических тоже видел много?

— Технических... сам — нет, — попытался выкрутиться нелюдь.

— А как это — не сам?

— Наставник показывал, в записях видел. Обычно технические миры — темные, — неохотно пояснил он, — а туда...

— А туда ты пока попасть не можешь, ты же не мастер. Так, да? — довольная тем, что хоть в чем-то разобралась, закончила девушка.

— Да, — кивнул, — но что в них хорошего? Воздух и вода отвратительные, чтобы есть вашу пищу мне пришлось на два порядка понизить порог чувствительности! Живое убиваете, тех же ундин у вас практически не осталось, не говоря уж о дриадах, фей всего пара семей, сильфов и тех мало! Душу мира не слышите, что тут может быть хорошего?

— Наверное, ничего, — согласилась она, — видишь, мы даже драконов представляем страшилищами, а тут такая красота, — она покосилась на ровно сияющую жемчужинку, к которой ее по-прежнему тянуло.

Удовлетворенный ее покладистостью, нелюдь расслабился, едва не в сотый раз за утро всматриваясь в камушек.

— Наверное, ты тоже права, мир потенциально очень красивый, если у него такой чудесный и невероятный образ.

Они немного помолчали и девушка поторопилась разбить повисшую от взаимных слишком личных уступок неловкость.

— А что ты делал? Когда я тебя отвлекла?

— Запрос посылал наставнику по вашей расе.

— Правила это запрещают? — удивилась она.

— Нет, напрямую не запрещают, но это как признать, что ты недостаточно знаешь, чтобы выжить в мире. Не что-то интересное найти, а именно выжить. Не важно, запрос в архив миров тоже этими правилами не приветствуется, а я его сделал. Слишком тут у вас много непонятного...

— Ясно, — понятливо кивнула студентка, — как воспользоваться литературой на экзамене. Вроде если разрешили, то можно, но знания получаются уже не такие блестящие...

— Да, похоже, но мне уже все равно, эти дополнительные бонусы ничего особенного не стоят, переживу еще пару дюжин лет до следующих игр, мне ваших загадок на это время хватит.

— А я поняла, что у вас они часто...

— Часто, примерно раз в десять лет. Команды разные собираются, я в следующий раз лет через тридцать попаду в игру.

— Это часто? Но почему не в следующую игру?!? Ты не хочешь?

— А куда торопиться? И зачем? Как раз за это время можно разобраться в своих впечатлениях, в том, что нашел, все обсудить с наставниками...

— Так ты все-таки учишься еще! Не такой уж и старый! — удовлетворенно хмыкнула девушка.

— Не старый, но не значит, что маленький! — насупился он как-то совсем по-детски, что она только улыбнулась. — Мы просто все делаем основательно! Тот браслетик, что так тебе нравится, создавали полный цикл оборота звезд!

— Это сколько? У нас нет такого термина...

— Есть, судя по обрывочным сведениям в твоей голове, это 60 лет.

— Шестьдесят лет?!? Да ладно!

— Не ладно! У нас цикл сто пятьдесят оборотов планеты. В браслет сперва вплетается магия рода, сразу на основу, потом намечают остальные, вводят первый элемент и закладывают до благоприятного времени для введения следующего. И что в этом такого удивительного для тебя?

— Ничего, — девушка удрученно отвернулась, огорченная вновь продемонстрированной разницей между ними, — у нас столько не живут...

— Люди подобные вещи редко делают, им не нужно. Или передают от отца к сыну работу... вообще-то у нас люди примерно в десять раз дольше живут, чем у вас, успевают сделать... — не грусти, я не хотел тебя обидеть!

Удивительно, но Оля почувствовала его раскаяние и искреннее желание вернуть утраченное ею хорошее настроение. Как-то она подозрительно хорошо стала его понимать после вчерашнего! Не к добру это...

— Пойми, мы все делаем так, как это должно быть сделано правильно! Есть артефакты, которые изготавливаются тысячелетиями! И даже рождающиеся с миром и столько же совершенствующиеся! По сравнению с ними этот браслет — поделка, нужная и полезная вещь, но обыденная, простая. Ну, улыбнись!

Она подняла на него печальный взгляд и растянула губы в резиновой улыбке.

— Хочешь, положи руку на драконий камушек поверх моей, — подставил он ей под нос кулак, — так будет безопасно.

— Спасибо! — с радостью согласилась она, накрывая его кулак ладошкой и, закрыв глаза, потянулась к теплу жемчужинки. Чистый теплый свет, без всяких образов и мыслей. Хочется нежно гладить, прижиматься и улыбаться ему.

— Хватит, много тебе опасно, — ее руку, ласково поглаживающую пальцы нелюдя, осторожно подняли и сжали. Она как ребенок, не открывая глаз, потянулась к удаляющемуся от нее свету и наткнулась на жесткое тело.

— Хватит! Приходи в себя! А то еще приучишься, станешь магической наркоманкой, — он отодвинул девушку от себя и она, сообразив, что вот только что лежала на его коленях, снова отчаянно покраснела.

— Извини, я сейчас! — на непослушных ногах выписав загогулистую траекторию, бросилась к родным примочкам мокрым полотенцем.

Эльф тем временем переместился на кухню, откуда вышедшая из ванны мокрая, взъерошенная и рассерженная на собственный организм хозяйка уловила вкусный запах утреннего кофе. "Вот это мне сейчас и нужно" — решила она "замять для ясности" свое изменившееся отношение к эльфу и постараться больше не возвращаться к этой теме и избегать возможных прикосновений. То ли она раньше не воспринимала его лицом противоположного пола, то ли не представляла, что может относиться к нему серьезно, но факт оставался фактом — теперь рядом с ним, как и раньше, месяц назад, рядом с любым парнем, переставали слушаться руки-ноги и моментально деревенели все мышцы...

— Что за притча! — расстроилась девушка, в красках вспоминая прошедший вечер, — он же меня воспринимает ребенком каким-то неразумным! Посмеялся вчера над моими рассуждениями, а я тоже хороша! Едва не полезла к нему целоваться! Сама! Ужас какой! Она быстро переоделась в домашние брючки с майкой, судорожно пригладила и так затянутые волосы, и отправилась на зазывный бодрящий запах.

...

Настроившись в дальнейшем всячески избегать подобных намеков, Оля выдохнула и зашла на кухню. Чтобы тут же споткнуться о серьезный взгляд нелюдя. Увы, ее благим намерениям "не вспоминать о проблеме" не суждено было сбыться... кивнув ей на полупустую турку, сухим деловым тоном тот почти приказал:

— Садись. Нам надо поговорить. О вчерашнем.

"Ну вот, он меня прочитал", — мелькнула глупая мысль, — "от такого тона ничего хорошего ждать не приходится... начались... семейные разборки...". Девушка с обреченным видом вызванного на ковер к директору двоечника плюхнулась на табуретку, — диванчик, как всегда, оккупировал эльф.

— А может быть... не надо? — вяло посопротивлялась для проформы, складывая руки перед собой и всем своим видом демонстрируя желание стать паинькой. Чтобы не смотреть в глаза, сосредоточилась где-то на точке между идеальных бровей парня. Её искреннему побуждению больше никогда, правда-правда, совсем никогда не думать "о белой обезьяне", ужасно мешал изящный эльфийский профиль, широкие плечи и расстегнутая рубашка, на которые невольно соскальзывал взгляд. Девушка не выдержала, заглянула в серьезные глаза, смешалась и потупилась, понимая, что ее мысли даже читать не надо — они написаны прямо на лбу аршинными буквами.

— Написаны, — подтвердил нелюдь. — А поговорить я с тобой обязан, как старший рода, раз уж этого не могут сделать твои родители.

— Родители? Ты что, в папочки мне метишь? — мигом смыло с нее странную робость, но взгляд все равно самовольно возвращался к его лицу, и приходилось признать, что возмутил ее не столько его покровительственный тон, сколько собственное желание рассматривать эльфа как парня, а не как недоступного старшего. — Так мне родного вполне достаточно!

— Видишь ли, твой человеческий родитель не сможет объяснить, почему тебе не стоит испытывать сексуального восхищения мной, — продолжил спокойно и серьезно. Оля пригляделась, — и не нашла в его глазах привычного зазнайского снисходительного пренебрежения.

— А не стоит? — не успела она поймать себя за язык.

— Это совершенно, абсолютно бесполезно! — несмотря на обычное высокомерное выражение лица, парень не развалился как обычно, а сидел довольно напряженно, опираясь локтями на стол и просто таки буравя ее внимательным взглядом.

— Значит, как скидывать мне сексуальную энергию, — она запнулась и покраснела, но продолжила, — я же правильно поняла, что страсти — это сексуальное, да? Так можно, а как испытывать даже не надежду, а просто восхищение, так уже и нельзя? С тебя убудет, что ли? — всерьез обиделась девушка, ведь он же читает ее мысли и знает, что она ни на что не надеется и не рассчитывает! С чего бы такая отповедь?

— Пойми, тут нет ничего обидного! Разные расы по-разному воспринимают энергетические потоки, но вы, низшие рожденные, более материальны, ваша структура более грубая, поэтому вы...

— Низшие? — горько перебила она, отворачиваясь и с трудом сдерживая желание запустить туркой в нелюдя.

— Да, низшие. Это объективная реальность, как вы любите говорить. Низшие рожденные отличаются от нас, перворожденных...

— Перво... это от кого вы перворожденные? Если рожденные, то от кого-то же! Давно хотела поинтересоваться! Вопрос курицы и яйца в новом свете, — через силу иронично улыбнулась она, представляя, что поймала его на простой философский крючок. И ошиблась...

— От создателя, конечно! А ты что подумала? — с легким хмыком отмел он ее догадки. — Мы, конечно, тоже существа материальные, но... более тонкого плана...

— Тонкого? Я же тебя вижу и вот пощупать могу, — сделала она хватательное движение, вынудив его отодвинуться... точно, как от прокаженной...

— Ну как тебе объяснить, — кажется, его терпение было на исходе, — наша структура, и материя и энергия другого порядка и несут больше любви, как части создателя. Скажем, у нас разное назначение и сообразно этому разное соотношение эфирных и материальных частей тела. Поэтому мы намного сложнее. Но это не просто так, ведь и цели нашего существования другие — мы способны к упорядочиванию, развитию и совершенствованию не только себя, но и мира вокруг.

— Что-то я не заметила, чтобы ты организовал вчера избыток энергии! — ну да, вчера она вообще ничего из происшедшего не поняла, занятая своими ощущениями.

— Пойми, я способен использовать эмоции, тем более, что ваши содержат огромное количество жизненной силы. И тем не менее слишком сильные вынужден сбрасывать, я же не демон, чтобы с рождения уметь их усваивать и накапливать. А сексуальная энергия страсти, если в ней нет любви, — это просто сырая сила и она разрушительна!

— Как вчера? Она тебя разрушала?

— Да, как вчера.

— А почему в ней нет любви? У меня нет? И откуда ты знаешь? — и про себя добавила: "если я и сама еще толком не знаю, что это за зверь такой..."

— Я это чувствую, — абсолютно серьезно, без тени насмешки, ответил он, — любовь нельзя не почувствовать, для этого мне не нужно читать твои мысли. Ты ко мне относишься хорошо, но это не любовь. Вообще-то, странно, я не знал, что низшие расы не видят искру... свет души! Это же так просто! А любовь... когда душа находит свою половинку, она начинает гореть ярче, а потом и сливается с ней! Разве такое можно не заметить?

— Ну вот... и свет души я не вижу, — расстроилась она опять, — и любить не люблю и не могу...

— Почему же не можешь? В тебе много любви, ты же очень светлая, и искра твоя сияет светом. Она чистая, совершенно не мутная, ты способна дарить любовь, но, слава Звездам, не мне.

— А кому же тогда? — недоуменно глянула она, — если она уже есть?

— Родителям, друзьям. Она пока безадресная, у тебя нет половинки. И я не знаю, как у людей выглядят половинки! Но должны же они быть! И у тебя тоже... — раздраженный ее докапыванием, он кинул на спинку стула полотенце, которое подкладывал вместо салфетки под тарелку, и прислушался к крикам на улице, отвлекаясь от неприятных мыслей.

— И что же я тогда чувствую к тебе, раз ты все знаешь?

— Привязанность, сексуальное восхищение, — ответил, так и не взглянув на нее.

— И мне этого испытывать нельзя? Запрещаешь? Ну и как ты сделаешь, чтобы я этого не чувствовала? — Оле настойчиво хотелось продолжить сеанс психоанализа, потому что ее по-прежнему тянуло к нему.

— Никак. Я никак не могу это сделать, — разочарованно сморщился, едва не разводя руками, — тем более, что привязанность ко мне ты ощущать все равно будешь, как и я ее чувствую по браслету.

— И что мне теперь делать? Раз уж я справиться не могу со своим восхищением и желаниями? — хмуро спросила она, автоматически вешая полотенце на крючок и убирая сыр в холодильник.

— Подождать несколько дней, может неделю. Не выдумывать себе любовь ко мне на пустом месте.

— На пустом? Куда же делась сексуальная энергия?

— Никуда не делась. Пока не рассеялась, на это-то и нужно несколько дней. Просто если ты не найдешь себе другого объекта для влюбленности, тебе же будет плохо!

— Так я в тебя и не хочу влюбляться!

— Вот и не надо! Главное, помни об этом!

— Помнить-то не сложно... а что мне с этим делать? — она приложила ладошки к пылающим щекам. Господи, кто бы сказал, что она будет вести подобные разговоры с парнем на собственной кухне!

— Ничего не делать, только напоминать себе, что это пройдет.

— А заклинание нельзя наложить?

— Нет, его смоет очень быстро.

— Но я так не смогу!

— Сможешь. Идеально было бы, конечно, найти другой сексуальный объект... тебе же нравится этот твой рыжий парень? Вот и пообщайся с ним!

— Кхм... ты что же, предлагаешь мне... завязать с ним сексуальные отношения? Вот так просто? Подойти и предложить... что? Переспать? — не поверила она собственным ушам. — Да ты сводничаешь!? Такого отец мне бы точно не предложил!

— Нет. Хотя... в принципе-то — почему бы и нет. Для вас же это естественно...

— Что? — Оля едва сдержалась, чтобы не топнуть ногой и не бросить чем-нибудь тяжелым в собеседника.

— Сексуальные отношения без любви. Я вчера видел! Вообще, при вашей эмоциональности странно, — продолжил он нейтрально, но косясь на ее руки, — что ты еще не имеешь сексуального опыта и не умеешь сбрасывать напряжение подобного рода.

Оля снова стремительно покраснела и спрятала лицо, по-детски прикрыв пальцами глаза.

— Ты, конечно, можешь не верить, — пробормотала она из-за них, — но у меня никогда не было подобной проблемы...

— Тебе стыдно? Зря, это совсем не обвинение. Напротив, для меня и нас обоих — хорошо! Имей ты такой опыт, тебя вряд ли приняло бы заклинание в браслете, сексуальные энергии намного грубее и мешают родовой настройке. Так что, повторюсь, тебе надо просто подождать! Когда рассеется излишек, то закончится и это состояние. Это ненадолго! Потерпи несколько дней!

— Правда? Можно ничего не делать? Ни к кому не надо приставать? — с надеждой глянула она сквозь раздвинутые пальцы. Уж лучше перетерпеть "влюбленность" в эльфа, чем самой приставать к парням.

— Правда, правда, можешь оставить эти свои ребяческие замашки. Опять повторюсь, все твои чувства сейчас объясняются бурлением этой энергии, и ее желанием высвободиться. Так что давай просто на что-нибудь отвлечемся. Бери свой компьютер и иди в комнату!

— Раскомандовался тут... — облегченно проворчала девушка, составляя в раковину чашку и турку с так и не выпитым кофе. Подержала в руках бутылочку со свежевыжатым соком и отправила ее в холодильник, — есть совершенно не хотелось. Более того, ей все также мешало чувство переполненности, как будто она только что встала минимум из-за новогоднего стола. — Небось и планшетник не просто так предложил купить? Чтобы я тебе не мешала ноутом пользоваться?

— Почему же, ты хотела, вот и купили, — принял он ее желание поменять тему.

— Но? Я же слышу это "но"! — опять это его безмятежное занудство!

— Но! Теперь ты не будешь на меня недовольно зыркать, когда я пользуюсь твоим ноутбуком. А мне интернет интереснее, чем телевизор.

— Пффф, понятно, так бы и сказал, я бы догадками не мучилась, зачем ты на меня потратил столько денег!

— А ты мучилась? Тебе денег жалко?

— Представь себе! — ее озарило. — Ты это специально сейчас делаешь!

— Что?

— Вот это! Выводишь меня из себя!

— Раскрыла! — открыто рассмеялся эльф, будто поддаваясь маленькому ребенку. — Действительно, намеренно. И на самом деле ты не считаешь, что мучилась, я же тебя читаю! Не волнуйся и не пыхти, мне просто очень нравятся твои эмоции. Они мне полезны после вчерашнего!

— Ах, так ты это все ради собственной выгоды еще делаешь?

— Да, и в собственных интересах тоже, — он наклонил голову, изучая ее реакцию и прядь волос из низкого хвоста скользнула по плечу. Оля сглотнула и отвернулась, кинув:

— Ладно, тогда можешь идти на диван, так и быть, не буду я к тебе приставать!

— Обещаешь?

— Обещаю!

...

Вяло потыкав в планшет, она открыла начатый любовный роман, дошла до первого "робкого поцелуя", вспомнила вчерашний невероятный поцелуй Леши, чертыхнулась и свернула файл, вдохнула-выдохнула, натянула на ноги сбившийся плед... еще минут пять покидала бешенных куриц в зеленых свиней и выключила игрушку. Оглянулась на эльфа — нелюдь с закрытыми глазами откинулся на спинку дивана и, если бы не катаемая в тонких пальцах драконья жемчужинка, выглядел бы спящим. Ноут, как и утром, лежал рядом.

Девушка покрутилась и все-таки вылезла из своего уютного гнездышка, помаялась по квартире, сунула грязные вещи в стиралку, достала из морозилки пакеты с овощами на обед и снова устроилась на диване, с тяжелым вздохом взявшись штопать протершиеся домашние шерстяные носки.

...

Выдержала она буквально пятнадцать минут тишины. Лениво закончив с дыркой на большом пальце, оторвала новую ниточку, посмотрела на зияющий провал пятки, вздохнула, попялилась на хмурое небо за окном и снова попробовала пообщаться с соседом:

— Два часа уже... а мне есть так и не хочется... скажешь, когда обед готовить? Я овощи поставлю...

Парень неопределенно качнул головой.

— Хорошо, раз есть ты пока не хочешь и не спишь, я включу телевизор? — раскопала она ленивчик. Сосед снова едва заметно наклонил голову. Тяжко вздохнув на нечеловеческий игнор, прощелкала несколько раз все каналы и, не найдя ничего интересного, оставила Россию с дневными местными новостями. Вдевая толстую пряжу в иголку и тихо поругиваясь на вздумавшую расслаиваться ниточку, уже потянулась выключить ящик, но немного замешкалась, да так и застыла, упустив клубок на пол. И было отчего: по телевизору шла криминальная хроника, дикторша комментировала смазанную запись камеры наблюдения антикварного магазина, на которой вполоборота к зрителю, замечательный всеми своими ушами и волосами до пояса, стоял "её" эльф!

Кажется, первый раз с момента появления гостя, Оле отказал голос, и вместо членораздельных звуков она смогла только просипеть невнятное "Эээээ!!!!", тыкая в экран пальцем. Не глядя бросив носок с воткнутой куда попало иглой, прижала кнопку громкости, едва поймав окончание передачи.

— Пока непонятно, какую роль в ограблении играл переодетый эльфом человек и почему столь опытный неуловимый вор так неосмотрительно оставил в магазине свои паспортные данные, но расследование почти завершено.

— Почему? Вы не надеетесь найти переодетого свидетеля?

— Уличная камера у магазина оказалась обесточена, питание отключили в обеденный перерыв, так что лица загримированного человека мы не увидели. На Арбате толчется масса туристов и актеров, но ни один из постоянных продавцов никого переодетого "эльфом" не помнит. Если кто-то видел этого человека, просим связаться с нами по указанным телефонам.

— А как-то еще можно его попробовать разыскать? По отпечаткам пальцев? — с умным видом задавала вопросы яркая блондинка-ведущая.

— Это магазин, отпечатков пальцев там довольно много. А наши возможности разыскать человека, лица которого никто не видел, да к тому же в парике и с приклеенными ушами, довольно ограничены, — с каменной физиономией попытался пошутить представитель закона.

— А сам господин Потапов как объясняет, почему оставил свои данные?

— Никак, потерял паспорт. Но его опознали и оценщик и продавец, так что вина доказана.

— Почему вы решили, что этот человек и есть легендарный Михайло-батюшка? Ведь имя этого человека не Михаил? Это не ошибка?

— Да, долгое время предполагалось, что прозвище он получил по имени. Но у нас имеются основания считать, что это он.

— Какие?

— Извините, это следственная тайна. Подождите до суда, — полицейскому не удалась очередная попытка похожей на оскал улыбки.

Оля напряженно дождалась окончания передачи, но больше про этот случай ничего не сказали. Выключив ящик и забыв про брошенный носок, она выпуталась из пледа и, уперев руки в боки, развернулась к нелюдю:

— Ну и что ты на это скажешь?

— А что я должен сказать?

— Что нам делать? Говорила же, что ты куда-нибудь без меня вляпаешься! Как чувствовала!

— И куда же я влип? Никто меня не помнит и не узнает, с тобой было бы только хуже, тебя-то как раз могли бы запомнить, — только тут он соизволил лениво поднять на нее глаза, и спокойно добавил, — не волнуйся.

— Как же мне не волноваться, — всплеснув руками, она босиком начала наматывать круги по комнате. Хлопнув себя по лбу, резко развернулась, отпихнув и чуть не впечатав в стену кадку с фикусом. — А по одежде они тебя не могут вычислить?

— И как? — скептически поднял он бровь, — на одежду наложен морок, ментальная иллюзия, которую, что впрочем логично, ваши камеры не воспринимают. Я согласен, опыт с камерами стоит учесть. Я еще вчера сделал картинку более реальной, помнишь? Привязывал к камушку? Так что сейчас иллюзию, как и мою внешность, камеры зафиксируют по-другому.

— Да? — засомневалась девушка, — реальной? Что, и камеры будут видеть пальто?

— Нет, не пальто, а марево теплового заклинания, оно смажет картинку.

— Хорошо... — она помялась, — а ты можешь рассказать, что там случилось? Я же изведусь от любопытства!

— Ты не отстанешь? — Оля решительно помотала головой, едва не подскакивая от возбуждения.

— Так что ты сделал-то? Внушил им всем? — попыталась крутнуться на пятке, одновременно пнув кулаком челюсть воображаемого противника, "завязла" в ковролине и, потеряв равновесие, шлепнулась на попу, нервно расхохотавшись.

— Не всем, только свидетелям, — покачал головой нелюдь, глядя на ее выкрутасы и заставляя утихомириться спокойным голосом. — Этот вор намеревался при необходимости убить оценщика. Поэтому я для него изменил порядок, — это другой вариант внушения. На время, все же он темный, его совесть, как вы это называете, надолго не пробудить.

— Что?!? Порядок? — не вставая, она передвинулась по полу ближе к нему.

— Да. Тебе непонятно, почему совесть не пробудить?

— Нет, про совесть я согласна. Порядок... чего? Какой? Где?

— Поведения. У вас всех существуют разные представления о правильном поведении, они меняются в течение жизни. Это и есть порядок... тип запрограммированных машинальных действий. Они есть детские, подростковые и взрослые, последних может быть несколько. По его детским представлениям предполагалось, что он подчиняется требованиям закона и, когда просят, показывает свой паспорт. Его "взрослое я", конечно, ничего подобного делать не собиралось. Загипнотизировать и навязать определенные действия мне не трудно, но я же не знаю, как у вас это должно происходить, поэтому я на время заставил его действовать так, как он поступил бы в детстве. Потом, выйдя из магазина, он вернулся в обычное для него взрослое состояние, ничего не запомнив. Так как деньги он получил, то и посчитал, что все прошло как запланировано, и я еще немного уверенности ему добавил. Вот и все.

— То есть... у любого человека одновременно существует несколько... порядков?

— Да, но активно используется какой-то один. По-вашему это можно назвать алгоритмами поведения, когда появляется более совершенный, то старый перестает использоваться, — тяжко вздохнув, он недовольно полез за брошенным ленивчиком, отворачиваясь от настырной человечки. — Звезды, с какой радости я должен тебе это все объяснять?

— Потому что я твоя младшая? — скорчив наивную мордочку и потупившись, Оля едва сдерживала улыбку, нет-нет, но посматривая снизу вверх краем глаза на нелюдя.

— Кхм... логично... ладно... — отложил он пульт, — я никак не могу принять, что в вашем мире вообще ничего не знают!

— Не знаю... — совершенно искренне пожала плечами девушка, — я тоже до сих пор не могу поверить, что эльфы существуют.

— Меня тебе недостаточно? — недоверчиво покосился он на нее.

— Ты... слишком похож на человека... странного, но все же... — сев по-турецки и уперев локти в коленки, она положила подбородок на кулачки и, плюнув на все, восхищенно его рассматривала.

— Как похож? Где? Чем? — даже растерялся нелюдь, — нет, я видел в интернете ваши картинки, но неужели вы и правда считаете, что достаточно пририсовать уши подлиннее?

— Ну...наверное, да... считаем... вот руки... ноги... голова... — кивнув, Оля хихикнула, вспомнив картинку "палка-палка-огуречик". — А острые уши или зрачки, так и вовсе выглядят как небольшое отличие...

— Какая глупость! Только человеку может прийти в голову сравнивать внешность! У нас все, абсолютно все разное! — не на шутку возмутился он.

— Что же еще разное? Живете вы дольше... более нежные, менее эмоциональные... магией вот владеете и... все?

— Ты ненаблюдательна. А может просто неумна... или не умеешь обобщать... — он раздраженно посмотрел на ее отвисшую челюсть. — Не живем дольше, а бессмертные. И этому есть причина. Я только что тебе говорил! Мы рождены с другим предназначением! Сообразно этому у нас совершенно другая и внутренняя структура, и способности!

— К магии? — снова пропустила она все остальное мимо своих избирательно внимательных человеческих ушек.

— Магия! Магия — это ваше название! Куцое и примитивное! Мы — порядок! Мы развиваем примитивные миры, усложняя и структурируя их! Без нас вам просто негде было бы жить! — распалился нелюдь, опять натянув излюбленную высокомерную маску. — Вас и других рожденных архи приводят в мир тогда, когда он уже живет! А вы потом превращаете его вот в такую помойку, где даже стихии не воплощаются! И ведете его назад, к демонам!

— Подожди, я ничего не понимаю, не ругайся так...

— Я не ругаюсь. Это правда, это обычный цикл развития, — утихомирился он, — от взрыва до взрыва...

— А магия? Зачем она тогда?

— Магия... ну как тебе объяснить? У нас и у вас это понятие обозначает совершенно разные вещи! Для вас это фокусы, создание чего-то из ничего, почему-то вы, такие логичные, не применяете к ней даже свой любимый закон сохранения энергии, хотя стоило бы! Для нас же — это умение создавать, одна из способностей нашей расы...

— Созидать?

— Нет, не путай нас с Создателем! Упорядочивать, направлять, а не создавать совершенно новое. Мы только дети его, а не частичное воплощение как архи или драконы...

— Воплощение... — тупо повторила девушка, ее мысли не успевали за нелюдем...

— Я тебе о том, что у наших рас предназначение разное! И мы все это умеем потому, что имеем другую внутреннюю суть! Для нас материальная оболочка, — он похлопал себя по коленкам и плечам, — вторична! Вот это тело, что ты стремишься пощупать, — не главное! И любое материальное тело или действие для нас только следствие изменений в... эфирной структуре мира. Так понятно?

— Не знаю, — виновато заглянула она ему в глаза, — все это сложно так... ты поэтому не хочешь создавать материальные вещи? Потому что тяжело?

— Да, тем более, я у вас тут силу попусту спускаю постоянно, мне ее иногда на простейшие заклинания вроде очищающих не хватает! А для создания материи лучше всего договориться с дриадой, да где я ее у вас найду?

— Дриада, это воплощение ...дерева, да? — попыталась она ухватить хоть какую-то мысль.

— Да, чаще всего дерева... это то, что у вас почти утеряно...

— То есть когда-то это и у нас было? И не сказки?

— Нет, конечно. Я же говорил, сильфы с дождем прилетали, и где-то на островах живет пара родов наших младших.

— А что делают младшие? — Оля решила не пытаться вникнуть сейчас, а как-нибудь потом переспросить то, что непонятно. Все равно после всех этих потрясений в ее голове ничего не укладывалось...

— Феи? Духи чувств, общение с ними может позволить даже вам услышать воплощения других стихий, передать вибрации мира... похоже, их у вас еще ...музами называют. Исполняют желания, кстати, — хмыкнул он, — они тоже умеют структуры создавать. Но сами не способны пожелать и выбрать направление этих конструкций. Поэтому, когда рядом с ними кто-то что-то сильно пожелает, и им это желание понравится, то они могут создать эфирную, как вы говорите, магическую, матрицу. Если мир примет ее, то со временем она наполнится энергией и желание исполнится.

— Ух ты! А ты тоже умеешь исполнять желания?

— Умею, но не буду. Я сам вижу, что можно изменить, и будут ли приняты эти изменения миром.

— И у нас это делаешь?

— Чуть-чуть, это же наша суть, но я не так много могу один, — странно, он совершенно спокойно это признавал, что абсолютно не вязалось с ее представлением о его высокомерии, — и у вас очень тяжелый мир... да и, говорю же, воплощений стихий почти нет!

— А они тебе нужны?

— Конечно! Предположим, я создаю структуру и ее надо напитать энергией огня. Сам я это буду делать долго и затрачу много сил. Но можно позвать саламандру и она сама это сделает. Станцует в ней, запомнит и все!

— Станцует? — зачарованно пыталась представить девушка пляшущую огненную ящерицу.

— Не так представляешь. Смотри, это как рисунок объемный, — эльф нарисовал между ними несколько линий, сложившихся в трехмерный иероглиф. Оля чуть отползла от почему-то вызвавшего опасения рисунка, и еще чуть... и в конце концов переместилась обратно на диван, живо вспоминая прозрачные бегущие буковки, возникшие при заключении "договора" на оплату услуг гида.

— И что это? — угнездившись на старом месте, полюбопытствовала она.

— Тепловое заклинание. Я могу его подпитать сам, — и линии налились теплым желтым свечением, — но тогда оно продержится пару часов. А если договориться с саламандрой, то она может поддерживать его столько, сколько нужно и той температуры, о которой договорились.

— А откуда она возьмет энергию? — вспомнила девушка про только что упомянутый закон.

— Зависит от мира, — расслабленно покачал он головой, легко смахивая иероглиф стирающим движением, похожим на "знак Зорро", — может быть из вулканов, там как раз ставятся обратные заклинания, изымающие избыток энергии. Или из солнечного света, — если его слишком много, то тоже ставят рассеивающие щиты, а если ничего такого под рукой нет, то можно собирающие плетения поставить.

— Понятно тогда, почему у вас нет снега и зим... наверное, и пустынь нет?

— Нет, конечно! Мы же следим за миром!

— И много эльфов надо, чтобы ухаживать за миром?

— Нет, обычно живет несколько семей, нас вообще-то не так уж и много.

— Почему? Вы же бессмертны? Я всегда думала, что в каждом мире свои... нелюди...

— Отчасти это так и есть. Других низших рас много. А мы не можем всегда жить в одном мире, мы развиваемся всю жизнь, поэтому меняем их раз в несколько тысячелетий.

— Когда вам становится скучно?

— Нет, когда готовы к жизни в более сложном мире, или когда паритет рождений у низших рас стабильно смещается в сторону темных.

— Почему? Почему он смещается?

— По-разному, чаще когда мир достигает максимально возможной для него сложности, — он мечтательно провел рукой в воздухе, будто собираясь что-то нарисовать, и посмотрел на девушку светящимися глазами. Радужка занимала почти весь глаз и реально светилась, как неоновая лампочка. Эльф вздохнул:

— Жалко, я не могу тебе показать, да ты и воспринять все не сможешь...

— И что дальше-то? — Оле почему-то ужасно не хотелось гибели неизвестного прекрасного мира от рук почти ее соплеменников. — Почему мир не может жить дальше? Прекрасным? Почему разрушается? И причем тут люди? То есть низшие?

— Потому что ничего вечного и неизменного не существует. Пока мир развивается, он сперва использует энергию рождения, вот... как вулканы у вас... потом... ты, вообще, знаешь, что соединение чего-то в более сложную структуру может высвобождать энергию?

Девушка с умным видом покивала, вспомнив часто обсуждаемую бомбу, а представив почему-то, сколько бы сил она потратила, если бы сейчас стирала вручную то, что крутилось в машинке.

— Хорошо, — сомнительно посмотрел он на нее, наверное не особо удовлетворенный считанными образами, — так вот, пока возможно такое эволюционно выгодное усложнение, оно тоже дает энергию. Но рано или поздно мир выходит на плато, когда все стабильно. А потом... потом чаще всего наступает необходимость что-то изменить, что-то сломать, и тогда в мире появляются темные, ведь разрушение — их прерогатива.

— То есть ты не умеешь разрушать? Убивать, как я понимаю, тем более?

— Хоть это понимаешь, — проворчал с улыбкой родителя, объяснившего тупому чаду сложный урок. — И да, мы не можем разрушать, только если принимать, как дар — вот яблоко, например. А глобально — нет, никогда, нельзя идти против своей сути! — он встрепенулся. — Так, ты уже давно ничего не соображаешь! Иди-ка сюда. Ты же не выспалась?

— Не-ет... а что?

— И дергаешься, крутишься, — он смешливо поднял бровь, глядя как она снова заерзала, вытаскивая из-под себя забытый плед.

— Ну... я все еще нервничаю... немного... — девушка старательно сосредоточилась на своих руках, расправляющих вязаный рисунок из кос на пледе.

— Вот и иди сюда, — он похлопал по дивану рядом с собой и приткнул к колену подушку, — ложись, сейчас будем лечиться, оба.

— Я тебе мешать же буду... — покраснела она. — И так мешаю и надоедаю, да?

— Мешаешь, мешаешь. Тем, что успокоиться не можешь и крутишься все время. Давай, ложись!

— И что будет?

— Ничего. Подремлешь немного, тебе же понравился камушек?

— Да, — на ее лице сама собой расцвела счастливая улыбка.

— Вот, а мне понравились твои эмоции. Ты переключишься и расслабишься, а я быстрее восстановлюсь!

Девушка переползла на предложенную подушку и, переполненная предвкушением, обеими дрожащими ладошками обхватила подсунутый под нос кулак нелюдя, светящийся от зажатого драконьего камушка. Зажмурившись от хлынувшего потока неразбавленного счастья, она упала жаворонком в высокое летнее небо, не сдержав вздох удовольствия, ощутив тяжесть другой ладони гостя на затылке. "Ну и что, что я ему вместо котенка! Зато так хорошо! Хозяева лечат кошек, а кошки — хозяев" — улыбнулась она мелькнувшей последней мысли, и все смылось плеснувшей в лицо мириадами брызг теплой морской волной.

...

Проснувшись утром самого несчастливого дня недели еще до звонка будильника, Оля не сразу смогла вспомнить все случившиеся за последние два дня события. Осмотревшись и привычно обнаружив себя на раскладушке, она тихонько дотронулась до растянувшихся губ, не в силах перестать улыбаться, поняв, что ее переложили и даже укрыли. Кажется, у нее и правда появился дополнительный родитель. Легко потершись щекой о шелковистый сатин наволочки, потянулась, воображая, что стала длиннее, в очередной раз представляя, как на раскладушке спал куда более высокий Лешка и, ужиком сползши вниз, нащупала пальцами ног край матраса, зацепившись руками за верхнюю трубу. Перевернулась на живот, подпихивая под подбородок подушку, и поняла, что валяться больше не хочется, — выспалась. Редчайший случай для ее совиной натуры!

— Вставай! Тебе пора! Я же чувствую, что ты проснулась! — приказным тоном раздалось с кухни.

— Иду, папочка! — хихикнула она, раздумав вздыхать над неудавшейся влюбленностью в нелюдя, влезла в первую попавшуюся водолазку с джинсами и, шустро провернув утренний моцион вкупе с сокращенной до туши для ресниц покраской, появилась пред светлые очи гостя, приглаживая оставленные на свободе из-за холодной погоды волосы.

Тот, как всегда, обретался на кухне в компании с ноутом, завтраком и чашкой кофе. У блюдечка с изящной горкой художественно политого джемом творога обнаружилась обычная серая речная галька с двумя непонятными символами, вырисованными на плоской стороне легкими летящими штрихами. Лаконично и красиво — восхитилась девушка, тут же полюбопытствовав, что за штучку он сделал.

— Не сделал. Получил, — скривился гость, — я запрашивал информацию по вашей расе. Вот учитель и подшутил, прислал мне детский учебник.

— И что там?

— Общие сведения, которые любой ребенок знает, — пожал плечами нелюдь, коснувшись меньшего темного значка. Тот посветлел, и над камушком возникла трехмерная картинка мужчины и женщины в сопровождении четкого певучего языка.

— Что говорят? — вопросила она, усевшись на поджатую ногу и, покачивая второй, закопалась ложкой в банку с домашним сыром, больше перемешивая, чем укладывая в рот и игнорируя неодобрительный взгляд соседа, не принимавшего идею "еды из тары".

— Люди. Стандартная базовая раса низших. Принадлежность любая. Встречается повсеместно. Обычно переселенцы первой волны. Способности к адаптации и выживаемости высокие. Скрещиваемость полная. Вариации внешности, — на картинке последние пять минут мелькали расцветки кожи от глубоко черной до голубой и даже красной, глаз и волос от альбиносного бело-красного сочетания до немыслимых золотистых и, синих и изумрудных. Менялся рост, худые следовали за крепышами и толстячками, волосатые и бородатые чередовались с лысыми и вовсе лишенными растительности.

Явно намного сократив текст, он провел рукой над камушком, убирая картинку.

— А что дальше?

— Дальше тебе неинтересно. И слишком много объяснять бы пришлось.

— Конечно же, зачем мне что-то лишнее знать о людях, я же сама "людь" — фыркнула она, радуясь вернувшейся способности к легкому общению с гостем. — А что значит "принадлежность"?

— К светлым или темным. Как и все низшие, вы можете быть и теми и другими, что наглядно демонстрирует твой мир. Хотя, не познакомься я с тобой, решил бы, что вы все темные. Хорошее заклинание переноса, раз нашло тебя! — он задумался, — а ведь оно очень древнее, уже давно все пользуются шаблоном, а не строят его каждый раз...

— Ой, я же опаздываю! Извини, — вернула практически несъеденный сыр в холодильник, плеснула себе полчашки сока и, прихлебывая на ходу, уже из коридора, запихивая планшетник с тетрадкой и телефоном в сумку, поинтересовалась:

— Ты сегодня дома или куда-нибудь пойдешь?

— Пожалуй, пойду. Хочу посмотреть как эти камеры, запись которых по телевизору показывали, работают. И еще, где можно посмотреть как вы развлекаетесь? Массово? Есть у вас такое?

— Есть, — она даже приостановила намотку длиннющего шарфа и задумалась, потерев в растерянности висок, — но только все это вечером в основном... театры там, концерты... и я особо не интересовалась ничем, кроме кино...

— А ты во сколько освобождаешься? Давай, покажешь что-нибудь! Мне твоя помощь нужна будет, сама говорила, что я ваших правил не знаю, да и выбрать поможешь!

— Не знаю. У нас всего две пары, но на последней тест должен быть. Как напишу, так и освобожусь... а когда — не могу сказать, — извиняющимся жестом развела руками.

— Ладно, я буду тебя отслеживать. Ты говорила, у тебя там рядом какой-то театр?

— Да, но... тебе же не интересно будет...

— Хорошо, я схожу, посмотрю на камеры... да аккуратно, не волнуйся, — поймал он ее незаданный вопрос, — и подъеду, буду тебя в той кофейне ждать, что напротив института.

— Ну, если ты уверен... что тебя не узнают...

— Я уверен, — и строго добавил, — и не забывай, что сексуальная энергия из тебя сейчас просто фонтанирует!

— А? — не сразу дошел до Оли смысл фразы. — То есть это состояние не прошло? Мне поэтому и есть до сих пор не хочется, наверное, да?

— Да, из-за этого и есть не хочется. А состояние не прошло, только поменялось отношение ко мне. Вернее, вернулось к прежнему.

— И что мне делать? — посмотрелась она в зеркало, ища внешние проявления этого "фонтана". — Вроде нормально все, "мышь серая, обыкновенная". Разве что волосы стоит спрятать... — и собрала их в хвост под первую попавшуюся резинку.

— Сейчас ничего, — удивился он вопросу, — что с этим можно сделать я тебе уже говорил! Можешь выбрать себе партнера и скинуть ему. Ты сейчас для самцов своего вида будешь более привлекательна.

— Более? Да ладно! — фыркнула девушка и, махнув рукой, выскочила за дверь, щелкнув собачкой — нелюдь легко открывал своими магическими штучками только такие простые замки. — Ёлки, более привлекательна! Как же! Потом не буду, только сейчас! Ага, спешите воспользоваться моментом! А потом все развеется как дым, а я уже и губы раскатала или чего доброго влюбилась! — раздраженно ворчала себе под нос девушка, спускаясь в лифте.

Подъездную дверь ей придержал выходивший впереди парень, обернувшись и оценивающе обежав взглядом. Оля кивнула ему, с некоторой натяжкой вспомнив, что живет он где-то выше... ну не любила она общаться с соседями.

— Спасибо! — пришлось ей огибать приостановившегося парня.

— Привет! Я тебя не помню. Недавно переехала?

— Что? — здравствуй, любимый тормоз, — мысленно добавила девушка, пытаясь выбрать из мешающихся в голове ответов правильный и ...адекватный ситуации.

— Давно ты здесь живешь?

— А? Нет... второй год...

— Надо же, а я никогда не видел. Я Коля, очень приятно!

— Ага... то есть... Оля... и мне... — она ломанулась от него со всех ног, все же через несколько шагов застыдившись и, обернувшись, выпалила:

— Извини, я тороплюсь.

Едва не сшибая прохожих, она на максимальной скорости для покрытого корочкой льда тротуара, бежала к метро. И все же успела словить два вопроса "Как пройти", и по одному "сколько времени" и "нет ли закурить".

К первому она привыкла, видимо внешность располагала к такого рода вопросам и ее регулярно останавливали, дабы использовать в роли справочного бюро или путеводителя. Желающего стрельнуть сигаретку легко проигнорировала, помотав отрицательно головой, а вот вопрос "сколько времени" сперва поставил ее в тупик, — кому в век мобильных телефонов может понадобиться спрашивать время? А затем вызвал веселую улыбку — именно этого покрасневшего до корней волос паренька она отнесла к группе озвученных нелюдем "самцов своего вида". Похихикав немного, девушка слегка расстроилась — вопрошавший казался безобидным и не более опытным в деле знакомства, чем она сама. И рада была бы поговорить, но ведь и правда опаздывала, да и язык как всегда изображал паралитика, отказываясь произносить даже простые и легкие слова. Пришлось показать ему экран мобильного телефона, извинительно улыбнуться и побежать дальше.

В метро кошмар начал набирать обороты: "Куда вы едете?", "А что вы читаете?", "Студентка, наверное, на кого учишься?", "Не выходите? Может, познакомимся?" и, как апофеоз неадеквата: "Не хочешь поехать со мной в Таиланд?"

Отделываясь знаками и обычным в прошлой своей жизни невнятным мычанием, она остервенело мотала головой и отворачивалась. От особо приставучего пришлось убегать в другой конец вагона и срочно выскакивать в закрывающиеся двери, пропуская поезд. Да уж, такого экстрима в ее жизни еще никогда не было... да еще месяц назад она подобного кошмара и представить себе не могла!

Катастрофически опаздывая, Оля рванула к институту, замотавшись шарфом до самых глаз и глядя строго под ноги. Перебежав Садовое под мостом, на ходу дергая молнию и стаскивая шарф, попыталась просочиться через курящую на крыльце группу студентов но, схваченная за плечо, по инерции резко развернулась, едва не впечатавшись в удержавшего ее парня. Недоумевающе подняла глаза... и потеряла остатки способности говорить — грудь, которую чуть не поприветствовал ее нос, принадлежала Андрею — супер-мачо их курса.

"Что-то известные в институте люди последнее время часто встречаются ей у крыльца альма-матер... не к добру это...", — меланхолично констатировала факт разумная часть мозга. Неразумная же пялилась на мечту одногруппниц и невольно сравнивала с эльфом и рыжиком. Сравнение в обоих случаях оказалось не в пользу мачо, что искренне девушку порадовало.

— Опаздываем? — лениво оглядывая ее более чем обычный вид, вопросила эта популярная личность, за плечом которого ехидно улыбался идентифицированный как инкуб парень.

Оля затравленно огляделась, поникла и, не понимая, что ему от нее надо, виновато пожала плечами.

— Нехорошо! И еще более нехорошо с твоей стороны прятать такие формы, — он, будто предлагая окружающим оценить, развел полы расстегнутой куртки и девушка, моментально заалев, отодвинулась, пожалев, что ей под руку не попался какой-нибудь из старых мешковатых свитеров вместо новой облегающей шерстяной водолазки.

— Мы тебя не съедим, — как-то похабно усмехнулся придвинувшийся поближе нелюдь, — разве что чуть-чуть понадкусываем.

Прижавшись спиной к двери, она инстинктивно вскинула руку с браслетом между ними.

— Да помню я, помню, — поморщился Игорь, узрев украшение и не обратив внимания на раздраженный взгляд Андрея.

— Давай я тебя, красавица скрытная, проведу до аудитории, а то ведь еще и не пустит, — он хмыкнул, — наша строгая преподавательница.

Девушка только молча кивнула, стараясь не отстать от собственного локтя, уцепленного парнем. Она еще не успела успокоить сумбур в голове, как они уже стояли рядом с аудиторией.

— Оксана Валентиновна! — расплылся Андрей в очаровательной улыбке, заглядывая в дверь, — простите, пожалуйста, девушку, это мы ее случайно задержали. Не нарочно, честное слово.

Молоденькая аспирантка, стараясь казаться спокойной, ненужно передвинула стул и кивнула, чуть сипло разрешив:

— Хорошо, но больше так не делайте!

Оля бы повеселилась над тем, как манипулируют симпатичные ребята женскими чувствами, но... наткнулась на злой взгляд Даши, давней почитательницы Андрея, небрежно продолжавшего придерживать ее руку. Опешив от неожиданности, оглядела остальных... и уставилась в пол, пробираясь по стеночке к единственной свободной последней парте.

Такой реакции она, правда, не ожидала, глупо надеясь наконец-то расслабиться в привычном окружении. Но... увы... девушки смотрели в большинстве своем недобро... кто-то завистливо, кто-то раздраженно, и лишь трое из тех, кто не фанател от Андрея и не засветился на вечеринке — разглядывали ее с легким любопытством, как обычно и смотрят на опоздавшего студента.

Столь ужасно, пожалуй, она еще никогда себя не чувствовала в своей не особо богатой на события жизни. Ей тут же вспомнился неприглядный эпизод на выходе из ванной и Оля снова, в который уже раз за утро, залилась краской, — несложно представить, что подумали о ней нормальные в общем-то девчонки.

Любопытно-оценивающие взгляды давно знакомых парней оказались еще худшим испытанием. А Лешка... он сидел на том месте у окна, где и в злополучный день приглашения на вечеринку. И смотрел непонятно, с каким-то напряженным и тоскливым ожиданием.

Девушка готова была провалиться сквозь землю, костеря "своего" нелюдя за все хорошее, — и за желание пойти на вечеринку, и за глупую показушность, и за вот эти шепотки за спиной... и не только за спиной:

— Тихомирова, тебе что, одного твоего красавца мало? Решила всех перепробовать? — прошипела ей Даша, перегнувшись через парту, — облезешь! Или я помогу! Патлы повыдергать да рожу раскрасить не сложно! Отцепись от наших ребят!

Шмыгнув носом и не поднимая налившиеся слезами от несправедливого обвинения глаза, она добралась до стула и, плюхнувшись на него, услышала сочувственное от развернувшегося к ней Леньки:

— Не слушай девчонок, они тебе просто завидуют! А ты симпатичная, оказывается!

Оля спряталась, закрыв лицо ладошками, — так стыдно ей не было даже в детстве, когда она свалилась с дерева, порвав платье, и бежала через весь двор, сверкая трусами. Даже тот кошмар сейчас казался просто бытовой мелочью.

Как же ужасно — никогда не задумываться, и вдруг осознать, что тебя просто не замечали, не воспринимали девушкой. А тут заметили... на время и только из-за вдруг появившейся сексуальной привлекательности... Пройдет эта неделя и они будут снова удивляться — что это Тихомирова им показалась интересной? Ничего ведь особенного, мышь серая, обыкновенная... Да и бог бы с ними со всеми. Намного страшнее представить, что теперь про нее думает Лешка? Все-таки нравилась она ему до этого, а теперь как? Тогда, у Маринки он ее так поцеловал, будто имел на это право... и вообще, она же была не против! Но он тут же куда-то исчез, и потом так всю дорогу до метро и промолчал, отводя взгляд... Наверное, теперь ее чуть ли не проституткой все считать будут, раз она так легко... в ванной... ведь все увидели именно так? Ну, кроме Сережки, который помог им дойти. Но разве же он что-нибудь скажет? Да если и скажет, кто его слушать-то будет?

Не поднимая головы, она выводила какие-то слова в тетрадке, не задумываясь над их смыслом и не замечая, что некоторые тут же расплываются от прорывающихся слез.

Девушка украдкой, из-за кулачка, которым подпирала щеку, скосилась на Лешу. Тот неотрывно следил за преподавательницей, словно боялся упустить малейшее движение.

— Да, — вздохнула она про себя, — наверное, теперь все у них закончится, так и не успев начаться... грустно это... Но сейчас... все же надо собраться, не стоит реветь у всех на виду! — скомандовала она сама себе, достав платок и зеркало. — Хорошо, что почти не красилась, — только тушь чуть размазалась и все. Ну, нос опух, ну и что с того? Сейчас этот злосчастный нос был ей абсолютно безразличен.

— Ты что, простыла? Чего сопишь? — опять обернулся Ленька.

— Нет, наверное аллергия на что-то, — оправдалась она первой пришедшей в голову причиной.

— А, из-за Андрея расстраиваешься, да? Тоже по нему сохнешь? — с ожиданием посмотрел одногруппник.

— Нет, — помотала она головой.

— И правильно, он такой, — парень хмыкнул, — спортсмен! Быстрее, больше и разнообразней! Ты на долгое-то его внимание не рассчитывай, лучше с нами погуляй! Правда, Мишк? — ткнул он локтем соседа.

— Правда, правда, — не оборачиваясь пробурчал их отличник, — повернись обратно, на тебя смотрят.

Оля подняла глаза. Преподавательница, нахмурившись и резко крутя в пальцах лазерную указку, смотрела на нее, будто что-то для себя решая. "Неужели и для нее я только девушка, привлекшая внимание Андрея?" — мелькнула глупая мысль.

— Тихомирова! Оля! У тебя все в порядке? — все-таки спросила она.

Оля молча кивнула и, видя неудовлетворенное ее кивком ожидание в глазах молодой женщины, выдавила сиплое "Да".

— А с глазами что? — не унялась она.

— Аллергия. Простите, — и поймала озабоченный взгляд Леши, тут же ставший вопросительным и каким-то холодным.

Она снова спрятала глаза в тетрадке, тяжело вздохнув. Да, надежду на хорошее его отношение можно похоронить. А так жалко! Все-таки он очень ей нравится... такой солнечный, когда радуется...

— Раскисла! — одернула она себя. — Надо попробовать хоть что-то записать и собраться с мыслями, все-таки тест еще писать!

— Пять минут перерыв. Не разбредайтесь! — объявила Оксана Валентиновна и открыла дверь, чтобы проветрить комнату.

За дверью в коридоре обнаружилась та же компания, что и утром на крыльце.

— О, во дают, — прокомментировал Мишка, — у них сегодня с утра вроде бы тест на инглише должен был быть, неужели уже все написали? Надо спросить, насколько сложный!

И отправился в коридор. Оля же заметила, что Андрей и еще пара парней, подойдя к преподавателю, о чем-то с нею шушукаются. Но, наблюдая за ними, она даже ни на минуту не заинтересовалась, о чем может быть их разговор, — к ее столу подошел Леша.

— Привет!

— Привет... — она не знала, что сказать. С радостью бы оправдалась, знала бы, в чем ее подозревает парень, но самой озвучивать предположения не хотелось...

— Ну что, мне забирать раскладушку? Она ведь тебе не нужна теперь, да? — кажется, он хотел сказать это язвительно, а получилось довольно зло.

Леша, пожалуй, и сам не понимал, почему ляпнул именно это, — вопросов у него было много, но вот приличный среди них выбрать оказалось сложновато.

— Ох... она тебе нужна, да? — растерялась от неожиданности Оля. Теперь спать с нелюдем на одной кровати она бы уже не смогла, да и деньги есть... — можешь подождать денек? Мне надо купить новую...

— Новую? То есть ты на моей спишь? — недоверчиво уточнил он, внутренне отпуская накопившуюся злость и заново оценивая сложившуюся ситуацию.

— Да... как ты ее принес, так и сплю. И удобная и быстро собирается, — пробилась робкая благодарная улыбка и облегчение от осознания — с Лешей она разговаривать может! — Спасибо тебе большое!

— Ну, тогда спи сколько нужно! Мне она пока не нужна, — кивнул он. — Но тогда что происходит? Ты надеешься на внимание Андрея?

С разгона решил он кинуть еще один пробный шар, пока девушка согласна с ним говорить.

— Нет... что ты... — она стрельнула глазами в сторону учительского стола. Группка продолжала тихонько что-то втирать преподавателю.

— Почему тогда он тебя привел? Вы о чем-то договорились? Ты ему что-то обещала? — да уж, увидев их с утра вместе, парень успел напридумывать себе еще десяток неприглядных вариантов развития событий.

— Не знаю, — растерялась от его напора Оля, — задержал на крыльце, предложил проводить, раз я опоздала, чтобы меня пустили. Да я с ним и не разговаривала толком!

Парень, засунув руки в карманы и наклонив к плечу голову, внимательно ее изучал. Нет, он вполне верил, что других тоже может тянуть к девочке. Но почему вот так вот вдруг и сразу? Как мухи на мед? Только он сам все для себя решил, так и налетели!

— Хорошо, ладно... но нам надо поговорить! — обнадеженный, поторопился закрепить достигнутые успехи.

— Да... конечно, как скажешь, — кивнула Оля, с надеждой заглядывая в его серьезное лицо и едва-едва веря, что еще может получиться что-то объяснить и поправить...

— Садитесь! Приступаем! — преподаватель хлопнула дверью за спинами Андрея-сотоварищи и переставила ноут от проектора к себе на стол.

— Раз у вас сегодня намечается общепотоковое культурное мероприятие, — обвела взглядом группу и положила на первую парту рядом с проектором стопку листов с вопросами, — то так и быть, отпущу пораньше. Те, кто уже сдал курсовые, могут писать тест. А те, кто собирался сегодня сдать, подходите по одному, — похлопала по месту рядом с компом.

Группа не сдержала слаженного удивленного вздоха. Еще бы, никто ни о каком "культурном мероприятии" и слыхом не слыхивал, тем более общем для потока. И как этим прохиндеям удалось ее уболтать на "приватный" прием курсовых? Оксана Валентиновна очень любила представление работ перед всей группой и детальный "разбор полетов".

Ребята тем временем не растерялись и бодро расхватали тесты. Оля не успела попросить, как Мишка уже подсуетился и передал ей задание, успев просчитать, какой вариант приходится на ее парту. Заторможенно благодарно кивнула, на что парень только прошептал:

— Пиши быстрее, она наверняка отпустит только когда напишет больше половины группы.

— Ага, попробую, — послушно вписала в верхнюю строку фамилию, номер группы и... зависла с занесенной ручкой. В голове не обреталось ни одной мысли. Впрочем, оценка сейчас ее волновала меньше всего и она, почти не задумываясь, стала отвечать, сдерживая желание вообще все бросить и уйти домой, спрятаться от всех проблем, вопросов и ненужного внимания... и, наверное, вволю поплакать над глупостью всего происходящего с ней...

— Оля, — шагнул к ней вышедший вслед Леша.

— Э нет, шустрый какой! — попытался оттереть его Андрей, — мы тут девушку вызволяем, придумываем способ побыстрее слинять, а ты типа на готовенькое? Не получится! Сегодня мы ее освободили, мы и гуляем! Опоздал!

— Я думаю, вы все опоздали. Сегодня девушка развлекает меня. Так что и спорить не о чем, — раздался от окна спокойный прохладный голос.

— Эд! Как ты угадал, когда прийти? Ты вовремя, но я же освободилась раньше!

— Пойдем, — подхватил нелюдь ее под локоть и почти бегом поволок на улицу, — я долго их в этом ступоре не удержу. Больно уж хотят пообщаться. Но силен твой рыжий, почти сразу вырвался из-под ментального контроля, — он оглянулся на не отстающего от них Лешу.

— Оля... ты обещала! — прозвучало несколько угрожающе.

— Вынужден повторить, что она еще раньше обещала сегодняшний вечер мне.

— Тогда завтра? — настойчиво уточнил, недовольно посматривая на собственническую хватку Эда. Опять этот прибалт рушит ему все планы!

— Да, конечно, прости пожалуйста, я правда ему обещала, — чуть не плача оправдывалась девушка, понимая, что если разговаривать с Лешей здесь и сейчас, то и Андрей с компанией их легко найдут, а нелюдь слов на ветер не бросает, значит еще раз не сможет ее от них спасти...

...

Почти бегом они выбрались на улицу, молча перешли Садовое и так же молча зашли в Шоколадницу, устроившись за незаметным с улицы столиком.

— И что случилось? — вопросил гость, — ты фонила ужасом и обреченностью так, что я никак не мог игнорировать, хоть и чувствовал, что физически с тобой все в порядке.

— Физически... физически все в порядке, — подняла она опустошенно-тоскливые глаза, обнимая себя обеими руками, — только как мне теперь жить, я не знаю...

Осознание всего ужаса ситуации накрыло ее с головой.

— Так... попал я к тебе на свою голову, нянчись теперь, — сокрушенно покачал головой парень. — Давай закажем кофе и что-нибудь вкусненького, тебе нужно, ты уже сутки ничего не ела, и мне приятно. И расскажешь. А пока подумай, как собираешься мне объяснять свои проблемы, а то у тебя в голове полный хаос.

Спустя час, три кружки кофе и шесть пирожных, нелюдь резюмировал услышанное:

— Значит так. Из-за того, что случилось на вечеринке и временного повышенного внимания парней, о тебе будут ходить неприятные слухи. Из-за которых ты не сможешь нормально учиться и тебя не будут уважать, так?

— Примерно, только слухи, небось, уже ходят. И Леша же...

— О рыжем своем не беспокойся.

— Почему?

— Потому. Поговорите и все уладится.

— Правда?

— Наверное, если я правильно вижу. А у меня нет повода в себе сомневаться, — высокомерный взгляд сверху вниз и поджатые губы предостерегали от высказывания дальнейших сомнений в его компетентности.

— А с остальными что делать? — перескочила она на следующую животрепещущую тему.

— С остальными я тебе помогу.

— Как? — резко развернулась, всматриваясь не шутит ли. Вроде не шутит... не заметив упавший кусочек пирожного, потянула в рот пустую ложку.

— Так. Приду завтра с тобой на занятия, подменю немного воспоминания и дам "правильную установку", — он усмехнулся забавному слову.

— Ты это можешь? — клацнули зубы по черенку и, не обратив внимания, она передвинула пустую ложку в уголок как чупа-чупс. — Со всеми?

— Не полностью и не со всеми, но на твою группу хватит. Ну и еще особенно озабоченных можно обработать, если они нам попадутся в достаточно расслабленном состоянии.

— Расслабленном?

— Да, я же тебе рассказывал! — неодобрительно зыркнул нелюдь. — Интересно, мне стоит считать, сколько раз я уже говорил эту фразу? — потянул за кончик ложки, привлекая ее внимание к ненужному аксессуару.

— Не стоит, все равно у меня твоей идеальной памяти нет, так что и пытаться нет смысла, все равно еще раз придется повторять, — блекло улыбнулась она, доставая ложку и недоуменно пытаясь вспомнить, когда и как она ее засунула в рот.

— Да мне самому любопытно, — хмыкнул он. — Итак, я тебе уже говорил, что чтобы повлиять на человека, надо его отвлечь от основной задачи. Вот час назад мне почти не удалось воздействие на твоего рыжего, потому что он был полностью сосредоточен на желании тебя догнать и поговорить.

— А... а я-то думала, что он какой-нибудь ментальный блок поставил, — размечталась девушка.

— По сути это и есть ментальный блок, — кивнул он, — в таком состоянии внушить что-то постороннее почти невозможно.

— Здорово. Надо бы запомнить, ради интереса.

— Запомни. Полезное знание. Вполне может пригодиться.

— Да вряд ли, где у нас это может пригодиться-то? Я, слава богу, со всякими Кашпировскими не общаюсь, — первый раз с неудачного начала занятий попыталась пошутить Оля.

— Мало ли где. Например, в толпе или в ситуации, когда надо быстро принять важное решение.

— Да? Про решение более-менее понятно. А причем тут толпа?

— Притом, что человек-одиночка в толпе невольно заражается общей идеей. И нужно очень и очень постараться, чтобы продолжать думать самостоятельно.

— Надо же... спасибо! И за предложение помощи тоже спасибо! Огромное! Я уже и не надеялась... что-то исправить...

— Частично я в этом виноват, мне и исправлять, — спокойно ответил он.

— Ты... да... ты сам признаешь это? — она вытаращилась на него с отвисшей челюстью, напрочь забыв про десерт.

— Да, ведь без моего присутствия у тебя не было бы этих проблем, так?

— Так... но я не ожидала, что ты это понимаешь...

— Отказываешь мне в элементарной логике? — нехорошо сощурился в ответ.

— Нет, что ты! Как бы... у нас редко признают свои ошибки, тем более вот так вот просто...

— И что в этом сложного? — не понял эльф.

— Наверное, ничего... просто переступить через свое "я правильно поступил" трудно...

— Не понял. Зачем через это переступать? Я правильно поступил, но это привело к неприятностям для тебя. Значит, мне и исправлять, тем более, что ты сама не справишься, так? Или справишься?

— Нет, совсем не справлюсь...

— Значит, решено и закончим на этом.

...

Есть не хотелось и, отставив так и не доеденное пирожное, Оля привычно уткнулась в блокнот, меланхолично черкая приглянувшиеся лица, — на сей раз ее привлек колоритный орлиный профиль немолодого мужчины у окна. Подсвеченный отраженным свежевыпавшим снегом он выступал в темноте кофейни клювом хищной бронзовой птицы. Уже собравшись пририсовать папаху, нахмурилась, засомневавшись, — не очень ровно обрезанные курчавые с проседью волосы портили благородный вид ее наброска и, потянув хвостик мягкого ластика, засунутого в спираль блокнота, она решительно стерла прическу и наметки головного убора, отпустив своему герою волосы ниже плеч и добавив хайратник со строгими ромбами рисунка, бусинами и перьями. Довольно улыбнувшись получившемуся мужественному индейцу, перевела взгляд на модель. Мужчина, словно ощутив направленное на него внимание, обернулся и расплылся в слащавой улыбке, ослепляя золотом. Девушка разочарованно дернулась, прячась за эльфом и переворачивая листок, чтобы не испортить впечатление, и тут же для поднятия настроения быстренько набросала профиль соседа. Снизу вверх, над чашкой кофе. В очередной раз, — идеальная внешность и идеальный рисунок. И ведь не приедается и не хочется ничего ему ни пририсовать ни изменить... осторожно выглянула из-за рукава допивающего кофе нелюдя. Мужчина отвернулся, запамятовав про порыв встать и что-то ей сказать. Она не удивилась, — практически все, натыкаясь взглядом на эльфа, забывали свои желания и вопросы, переключаясь на другие дела, будто и не было никаких намерений, связанных с этим парнем. Его почти никогда не толкали, пропускали вперед, ни о чем не спрашивали, — и она чувствовала себя рядом с ним защищенной невидимой, прочной, отгораживающей от мира и неприятностей, стеной. Но вот без него... мир оказывался еще более резким и неприятным, болезненно несправедливым... к глазам снова подступили горькие слезы...

— Так, а теперь хватит рефлексировать, — прорезался командный голос у идеального парня, прерывая новый виток самосожалений, — доставай свою машинку и ищи, куда можно сходить! На ваше развлечение!

— Прямо сейчас? — не представляя, что искать, набрала "развлечения" и... глаза разбежались — кино, спектакли, концерты, музеи, прогулки, даже страусиная ферма...

— Да, гулять по вашей погоде слишком неприятно.

— Даже не знаю... музеи... все остальное вечером... — перещелкивала она вкладки, — разве что в кино?

— Киноооо? — протянул слово, будто пробуя, — это ведь то же, что по телевизору? В чем разница?

— Ну... экран больше, зрелищнее и новее...

— Неинтересно... тем более, если там все также про ваши чувства и прочее, да? Интриги и войны? — скривившись как от кислого, помотал он головой.

— Да... — просмотрела перечень выпавших фильмов, — романтическая комедия, мелодрама, детектив, фантастика, мультики... похоже, и предложить-то тебе нечего... а это что? Солнце, — она щелкнула по разделу для детей, — вот идет в планетарии фильм документальный про Солнце, снятый НАСА, хочешь? Мы прямо сейчас впритык успеем на последний сеанс, — тут всего несколько остановок, быстро доедем.

— Про вашу звезду? Это может быть любопытным! — перебрав уголки бумажек в поисках зеленоватой с тремя нолями, по-барски бросил на стол и моментально перетек к выходу.— Поехали, раз успеваем, не сидеть же здесь весь день. А что такое НАСА? — с недовольной миной придержал дверь, пропуская впопыхах застегивающую молнию девушку, едва успевшую добавить сотню и помахать рукой официантке.

— Американская... ассоциация... я не знаю, в общем, космическое... а, агентство, кажется, так правильно, — ответила, на ходу закрывая карман с планшетом и пристраивая сумку на живот, по-почтальонски. — Там аннотация крошечная, но фильм и сам короткий. Американцы запустили некий аппарат к Солнцу. Вот его съемки, этого аппарата, и показывают.

— Только звезду?

— Да, как я поняла.

— Забавно будет посмотреть, что вы о них знаете.

— О звездах? Ну... взрываются, потом горят... — ага, спроси художницу про астрофизику, она же и слов-то нормальных для ответа не найдет.

— Много, — хмыкнул он, — а что вы живете благодаря им? Хоть это-то вам понятно?

— Конечно, мы же не первобытные дикари все же, — притормозила она, возмущенно оглянувшись на эту заразу.

— Иногда я в этом сильно, очень сильно сомневаюсь, — не меняя скептического выражения и сделав подталкивающий жест рукой, ответил нелюдь.

— А, кстати, давно хотела спросить, ты телепортировался или как-то там "перешел" из своего мира от другой звезды, да? — пристроилась она рядом, не решаясь уцепиться за рукав.

— Конечно, а как иначе ты себе это представляешь?

— Не представляю вообще никак. У нас фантасты придумывают еще параллельные миры, тут же, на Земле. Еще вложенные пространства, или другие реальности, каждая из которых отстает от нашей или опережает буквально на секунду, и так далее и тому подобное. Миры у других звезд мне представить проще, но... такое перемещение все равно не укладывается у меня в голове...

— Что-то во всем этом, конечно, есть. Но объяснить тебе невозможно, — он вздохнул, снова знаком подгоняя ее, чтобы не задерживалась, — я не издеваюсь, чтобы ты там себе не придумывала. У тебя просто нет нужного понятийного аппарата.

— Конечно... всегда так... — спрятала нос в шарф и, с независимым видом засунув руки в карманы, осуждающе скосилась на него глаза, как обиженный ребенок.

— Ну, хорошо... в общем, можно сказать так. И пространства вложены, фрактальны, и время неоднородно, и полностью сущность мира вы не воспринимаете, поэтому можно сказать, что существует рядом параллельный, где есть души стихий, мы с демонами и драконы с архами... но на самом деле это все один мир, одна Вселенная, одного Создателя.

— Но ты-то вполне... почти как человек... одеваешься, кушаешь... тело имеешь вот... теплое, — локтем коснулась его рукава, — как переместить такое тело?

— Ты снова забываешь разницу между нами. Тело... теплое потому, что так оно функционирует лучше. Может быть и холоднее, я же говорил, что это не так важно. И плотность функция переменная. Для нас.

— Теплое... не важно? — вспомнила про его замерзший нос и простуду. — Но ты же заболел от мороженого!

— Как ты думаешь, сколько сил я потратил на поддержание всей связки заклинаний? Перемещение, поиск тебя, внедрение гида, изучение языка! Мне тогда нужна была энергия, кто же знал, что у вас опасная холодная еда? — он передернул плечами, — немного не проконтролировал тело, не привык к исключительно материальному состоянию.

— Ладно, пусть теплое неважно, — покладисто согласилась, ведь и вправду не могла представить, чего ему стоили продемонстрированные ей магические подвиги. — Но как переместить на другую планету твои сколько-то килограмм живого веса? Или все дело в "переменной" плотности?

— Да, и в ней тоже. Все довольно просто, если не думать о "живом весе". Главное представить себе то пространство, где надо оказаться.

— А к нам ты как попал тогда? Если не знал, куда идешь, значит и представить не мог?

— Меня отправлял ведущий игры, взял случайно выпавшие координаты, сверил данные мира на опасность, и активировал перенос. Не в определенную точку, а к определенному существу. Он видел, что я благополучно перешел и закрыл портал.

— Дело ясное, что дело темное. Все равно я этого не пойму, — вздохнула Оля. — А почему ты сейчас ешь? И одеваешься? И вообще — такой... материальный? Если тело для тебя неважно?

— Я изучаю вас и ваш мир, — чуть задержался он с ответом и поморщился, — ну хорошо, ты вынуждаешь меня отвечать, я не могу недоговаривать родственнику на прямо заданный вопрос, но и объяснить толком не могу. Представь, до сих пор я еще ни разу столь долго не общался с людьми, и не находился в настолько материальном состоянии. А у вас иначе и не получается, с источниками силы сложно, приходится брать живую энергию в пище.

— Понятно, что мне не понять, — девушка почему-то устыдилась своего допроса и вынужденного признания. Ведь знала же, что он еще молодой для эльфа, нет же, прикопалась... и самой-то не сладко, и друга еще расстроила... она озадаченно остановилась и оглянулась на нелюдя. Почему всплыло "друга"? Какой он ей друг? Хотя... вот точно же, воспринимает она его именно так... и как защитника еще... и, пока он не полез в ее мысли, поторопилась задать следующий вопрос:

— Ты говорил, у нас сильный источник? Около Кремля?

— Сильный, но однотипный.

— Одного типа энергии? Какого?

— Земли, еще бывают огненные, воздушные, водные, вот этих доступных сильных поблизости нет. И источники жизни, про которые вы уже и забыли, наверное, — вздохнул он. — Может, еще что-то и сохранилось там, где живут младшие, но они слишком далеко, чтобы сказать точнее. Не отставай! — и под начавшимся мелким снежком они забежали в метро.

...

— Ты такой молчаливый и задумчивый весь вечер... тебе что-то не понравилось в фильме? — несмотря на то, что ей очень приглянулся отремонтированный планетарий, у Оли никак не получалось отделаться от горько-противного осадка сегодняшнего утра. Без всякого энтузиазма накидав десяток слайдов для следующего курсовика, она отодвинула ноут, наоткрывав и отставив загружаться десяток сайтов с обоями, и, уперев подбородок в сложенные на столе кулаки, уставилась на своего гостя.

— Понравилось? — он чуть дернул уголком рта, не меняя расслабленной позы и продолжая рассеянно рассматривать что-то в окне за кадкой с фикусом. Будто раздумывал — разговаривать ли ему с ней или сделать вид, что ее вопрос не требует ответа. "Кажется, это мы уже проходили, с драконьим камушком. Завис мой гость, не иначе" — поставила она диагноз.

— Это слишком положительная оценка, — продолжил через небольшую паузу. — Скорее неприятно удивило, это будет правильнее. Я пытаюсь увидеть мир вашими глазами... и у меня не получается...

— Как это? Нашими глазами? А что ты видишь? — она внимательно проследила его взгляд за окно. Чуть качаются верхушки голых тополей у подъезда, отблескивает мелкая снежная крупка, попадая в скудный свет уличных фонарей, ровные ряды теплых огоньков окон сливающегося с темнотой дома напротив ограничивают горизонт, да иногда мелькают блики фар заезжающих во двор машин. Тихо. Темно. Пусто. Что тут интересного?

— Вот и я пытаюсь понять, как видит мир человек? У вашего вида есть возможность развить гораздо больший спектр восприятия, чем физический, данный при рождении, но вы этого почему-то не делаете. Так и живете с обрезанными чувствами, зашоренным разумом, сведенному к механистическому восприятию мировоззрением... и дополнительно одеваете себе искусственные фильтры — вот как восприятие через этот аппарат... я не могу этого понять, зачем вы еще больше упрощаете свой и так... черно-белый картонный мир?

— О как ты нас... ласково... — надулась девушка, — а нормально объяснить не судьба?

— Нормально для тебя не могу, извини. Это как объяснить дальтонику разницу между спелой клубникой и зеленой — нет основных внешних параметров различия, можно только пробовать.

— Не доросла, значит? Или не способна вообще? — обиды почему-то не было, хотелось разобраться.

— Примерно да, не доросла. Не развиты у тебя нужные чувства. Хотя, — он прищурился, что-то прикидывая, — при должной тренировке ты не безнадежна.

— Эх, — помотала головой, — забудь! Как тренировать то, что даже не можешь описать?

— Ну, я подумаю, может что и подскажу, правда я не специалист по людям, надо посмотреть наши упражнения для детей, — он неожиданно воодушевился. — И перевернуть их наоборот! А это может быть очень даже интересным, порядок для мыслящих изменить почти невозможно, но вот направить развитие правильным путем... я же дыхание Создателя трогать не буду... почему бы и не попробовать?

— Какое дыхание? — подозрительно уточнила, пугаясь маньяческого выражения на лице нелюдя. Вот так и знала, восхищаясь про себя уютностью и приятностью нахождения рядом с ним, что обязательно вылезет какая-то бяка и испортит все впечатление.

— Создателя, то есть искру. Можно сказать по-вашему "божественная искра", хотя боги тут абсолютно не причем. Душа, короче, — не отвлекаясь от своих мыслей и разглядывания внутри нее что-то видимое только ему, пояснил он.

— Знаешь, надо сперва эти твои упражнения попробовать сделать. Если потребуется сидеть по полдня в этой дикой позе лотоса, то я, пожалуй, обойдусь... — с опаской попробовала она отвертеться от радости побыть эльфийской подопытной свинкой.

— Сидеть, конечно, надо. Чтобы успокоить разум и потоки энергии. И чтобы мне наблюдать удобнее было. Так, да! Попробуем, обязательно! Но и правда, не сейчас, желательно сперва подробную информацию по вашей расе получить, — опять переключился он на какие-то свои мысли.

— И на эти думы тебя после просмотра фильма пробило? — уверившись в отложенной идее поэкспериментировать, девушка подперла голову ладошкой, кликая по загрузившимся заставкам для рабочего стола с космическими снимками.

— Да, увидел, как вы воспринимаете звезды... исключительно только внешние проявления, материальные... как же так можно, это ужасно... — Оля сморгнула, ей на секунду показалось, что его фигура расплывается сиреневым облачком искреннего грустного недоумения. Кто бы еще ей сказал, почему именно сиреневым и именно облачком? "Глюки наступали, но мы не сдадимся!" — пропела про себя и вспомнила:

— Звезды... ты иногда ими ругаешься!

— Ругаюсь? Нет, это совсем не ругательство... это... как ты иногда говоришь "боже мой", так и я фигурально призываю в свидетели высшие сущности, — он улыбнулся, наконец-то разморозившись, и тепло посмотрел на хозяйку... сиреневыми глазами... и в воздухе, кажется, запахло фиалками. А девушка вдруг осознала, что это едва ли не первая его искренняя улыбка, предназначенная ей, и замерла в восхищении от невероятности момента, пытаясь запомнить его всеми доступными способами, впитать всеми порами. Сразу захотелось сделать что-то хорошее, — бежать учиться готовить торты, соглашаться на эксперименты или хотя бы по-кошачьи подлезть на колени и тыкаться макушкой в ладонь, выпрашивая ласку.

— А что видишь ты? В звездах? — поспешила переспросить, пока ноги сами не понесли ее к гостю исполнять самое простое последнее желание.

— Предназначение, — короткая констатация факта и через повисшую паузу непонимания добавил. — Конечную цель существования. То, что когда-нибудь ждет всех нас, и меня тоже.

— А? — все мысли убежали. Человеческих не осталось, а нелюдские не находили конгруэнтных поверхностей в ее голове.

— Вот и я говорю, что у тебя нет подобных понятий. Вот представь, что думает о фонаре бабочка. Можешь ты ей объяснить, почему там горит лампочка?

— Неужели настолько невозможно? Голова круглая, а понятия квадратные, углы выпирают? — попыталась улыбнуться девушка.

— Примерно, — что-то точно творится с эльфом, он не ругается, только вот недавно улыбался и даже почти принял ее шутку. — Может и возможно, но рассказать совершенно другую концепцию мироздания за полчаса не получится, я говорил уже.

— Неужели мы совсем не то видим? — все же расстроилась она, обведя комнату рукой, — это все что, неправда?

— Почему? То? Все правда, но... предположи, что ты видишь только плоскость, — он погладил диван рядом с собой, — а сама вещь на самом деле трехмерна и еще имеет дополнительные параметры вроде плотности, мягкости, горючести и так далее и тому подобное. Так понятнее?

— Ладно, ты крутой, мне такого и не снилось, — захлопнув крышку, уронила голову на ноут, — я муравей, который бегает по травинке и не видит леса вокруг, да? Эх, нет в жизни счастья!

— Не грусти. Давай, подержу тебе камушек, пока он совсем не растаял, тебе завтра надо быть в хорошем настроении.

Глава 6. Разборки

Оля открыла глаза, счастливо улыбаясь в подушку и пытаясь удержать под ресницами видение, в котором они с Эдом гуляли по летнему лесу, слушали птиц, ели землянику... такой чудесный сон... такой замечательный эльф, так бы обняла и расцеловала, — потянувшись, девушка сжала подушку в объятиях, зажмурилась от удовольствия и покраснела, как всегда некстати вспомнив, что сосед частенько читает ее мысли.

Все еще переполненная радостными картинками из сна, уселась, привычно расплетая растрепавшуюся косу, и улыбка медленно стекла, сменившись озабоченностью, а потом и скорбным выражением, под стать тусклой предрассветной темноте за окном.

Все та же мысль снова свербела в ее голове: "Как, как могло так получиться, что она, ни разу всерьез не встречавшаяся с парнями, не умеющая с ними даже толком разговаривать, вдруг оказалась с репутацией едва ли не проститутки?!? Было бы за что — не было бы так обидно!"

Горестная складка перечеркнула лоб и, тяжело вздохнув, девушка уперла локти в колени и спрятала лицо в ладонях, прижимая пальцами глаза, чтобы не заплакать. Вспомнился ее единственный школьный "роман", и как бегала весь выпускной год от мальчика из параллельного класса, зачем-то пытавшегося за ней ухаживать. В то, что она могла Димке нравиться на самом деле, девушка так и не поверила. Весь этот роман, столь долго занимавший ее воображение, уложился в один поход в кино, один танец на выпускном, несколько неловких поцелуев и... все... потом его дежурство у подъезда заметил отец и быстренько объяснил, что она еще маленькая и никаких ухаживаний в ее сторону он не потерпит.

Леша же — это что-то совсем другое... с ним она смущалась, но почему-то могла разговаривать, наверное это все эльфийские штучки! Но что он-то о ней сейчас думает? Что она так себя ведет, потому что... опытная? И на поцелуй тот она так...так ответила, сама от себя не ожидала... Боже... как же стыдно...

— Что ты там страдаешь? — невозмутимо вопросили из кухни. — Иди уже завтракать, чтобы все успеть до твоих занятий, нам надо пораньше выйти. И тут тебе письмо пришло!

— Доброе утро, папочка! Что за письмо? Не спам? Ты же все равно читаешь, так удали сразу!

— Нет, что-то про цветочки и ручки, я не понял.

— Иду! — быстро умывшись, пробежала взглядом письмо. Это оказался заказ — свалять маленькую сумочку-косметичку с цветочком, как выставленный на ее страничке образец, только фиолетовую.

Оля едва не удалила письмо, решив что у нее и так достаточно проблем, и только в последний момент спохватилась и передумала, поймав себя на мысли, как бы она обрадовалась такому заказу всего какой-то месяц назад.

"А что собственно изменилось?" — вскинулась она и скрипнула до боли стиснутыми зубами, даже чуть удивившись непривычному звуку. Пусть, пусть ей стыдно. Пусть даже эльф не сможет ничего поправить. Но она ни в чем не виновата! И обвинять ее не в чем! Жизнь продолжается! Заказ? Отлично! Учебу никто не отменял, родителей тоже. Так и буду себя вести, как будто ничего не произошло. А они... ну отвечу что-нибудь, если в лицо кто-то спросит, или промолчу, если как всегда не получится найти слов. Надо же когда-то учиться отвечать! Вот и попробую. Ничего, раз эльф свалился на нее, значит он ей или она ему зачем-то нужны! Девушка грустно покачала головой, — легко сказать: "что бог ни делает, все к лучшему", но... трудновато в это поверить.

Посмотрелась в зеркало гардероба на привычные водолазку с джинсами, подержала в руках яркий пушистый свитер и отложила, — настроение требовало чего-то более жесткого. Провела рукой по плечикам и, достав пакет с плотными колготами, резко сдернула с вешалки строгий черный сарафан.

...

"Мрачно" — так сурово заценил собственный вид в стекле двери Алексей, рассматривая себя поверх лысины втиснувшегося за ним в вагон толстячка. Именно так охарактеризовал утром его и отец, собиравший Вадьку в школу. Что сказать? Он абсолютно прав. Парень бы еще добавил, что вид под стать настроению. И прямо сейчас наглядно убеждался, что и выражение лица определенно не лучше, — просто таки удивительное единство внешнего и внутреннего — уголки сжавшихся губ саркастически поползли вниз, довершая угрюмый образ. Утром он особенно не замечал, что одевает, механически натянув черные джинсы, темно-синюю водолазку и черную же толстовку с капюшоном, чтобы не брать раздражавшие его сегодня своей яркостью шарф с шапкой. Даже вместо мягких даков натянул высокие туристические ботинки, смахивающие на берцы.

"Прямо как на войну собрался" — еще больше нахмурившись, оттянул плотный ворот водолазки, будто именно он, а не больное горло царапался и мешал.

"Умудрился заболеть, идиот! Допроветривался на свежем воздухе! Наверняка и температура есть!" — с негодованием испепеляя взглядом собственное отражение, констатировал парень, на выходе из дома едва успевший увернуться от проверяющей матушкиной руки и выскочить за дверь. Сегодня он не собирался давать себе никаких поблажек! Это ненормальное состояние, преследующее его последнюю неделю, требовалось прекратить. И немедленно! Может быть он зануда, может быть слишком жесткий, но так продолжаться дальше не должно! И не будет! У него нет опыта таких "разборок"? Какая разница! Он знает, чего хочет, и сегодня он точно поставит все точки над "i"! Так, как его мотает последние дни, — от едва не эйфории и уверенности до раздражения и сомнений во всем — в себе, Оле, даже собственной нормальности — так он долго не выдержит. Хорошо, что отец забрал машину, — в таком состоянии за руль лучше не садиться, еще запилится в какого-нибудь идиота!

Позволив себя вынести потоку выходящих из вагона, перешел на Третьяковскую и, прислонившись к межвагонной двери, устало закрыл раздраженные глаза. Еще и занятия сегодня на Рабочей, и идти туда по холоду совсем не хотелось.

Как он ни усмирял воображение, но усталость и недосып брали свое. Парень ничего не мог с собой поделать — мысли отказывались подчиняться и продолжали скакать, вытаскивая как шулер из рукава козырные карты, будоражащие картинки. И чаще всего — как Оля выглядела, когда выходила со своим смазливым родственником из ванной. И как потом тепло посмотрела на него, так искренне, что он все же плюнул на сомнения — а не оставить ли ее в покое с этим прибалтом... и потащил танцевать, а потом и поцеловал... И как потом она сухо прощалась с мученически выдавленной извиняющейся улыбкой. Несмотря на вчерашнее обещание девушки, ему казалось, что он потерял ее еще тогда, в субботу, когда боясь не сдержаться и наделать глупостей, выскочил на мороз "проветриться" после их поцелуя.

Пожалуй, в таком настроении, как в этот вторник, он еще ни разу в институте не появлялся. Благодаря издевательским вывертам родного сознания и непроходящему возбуждению, с той самой ночи на воскресенье он так нормально и не спал. Стоило закрыть глаза, как кроме картинок в голову лезли тяжелые мысли и желание побиться головой о стену. Но когда все же засыпал... становилось еще хуже, и морально и... физиологически.... Оля снилась ему в таких снах, — никакие эротические фильмы не сравнятся. И он видел вчера глаза ребят — похоже, не только его посещают похожие видения с ее участием. С какой радости, интересно, такая перемена? Неужели у них взыграло из-за красивого парня рядом с ней? Да нет, у него-то это совсем не так! И целовалась она только с ним, он уверен. Если бы не сбежал как дурак на мороз, то... все равно ничего бы не было! Она живет не одна и он ее к себе пригласить не может... пока... да и повода нет... и Вадька опять-таки...

Парень пару раз приложился затылком о стекло, пытаясь вытрясти засевшие в голове мысли. Он-то считал, что она "не из таких", наивная совсем девочка... подходил осторожно, к более близкому знакомству с Вадькой старался подготовить... а она? Так ли он ее видит? Он же ее почти не знает, так, мимолетно, то тут что-то заметил, то там. Причин сомневаться в ней, в принципе-то нет... но этот Эд... как же неудачно он приехал! И родственник ли? Нет, нельзя ей не доверять, тогда совсем с катушек можно слететь. Он чувствовал, что она совершенно искренне расстроилась и удивилась вчера его желанию забрать кушетку. Да и Сергею Леша верил, не тот это парень, что стал бы просто так обманывать. Так что да, он убежден, что Оля действительно просто помогала перебравшему прибалту, но как же это нехорошо выглядело...

Встряхнул рюкзак, доставая жвачку, чтобы хоть как-то успокоить горло, и в сотый раз за утро сжал кулаки, настолько хотелось наконец-то разрешить эту ситуацию, — кажется, уже почти все равно, в какую сторону, лишь бы она стала определенной!

Лавируя между двигающимися на Римскую, выбрался на дорогу, игнорируя деревянный тесный временный коридорчик и натянул капюшон. Сунув в колючесть горла еще пару мятных пластинок, спрятал руки в карманы и, наклонившись вперед, будто шел на таран, не замечая ничего вокруг, размашистым шагом двинулся к институту.

Оля никак не шла из его мыслей. Если не перебирать последние события то, вот как сейчас, он начинал вдруг вспоминать их знакомство. Она ему понравилась сразу, еще на первой встрече группы, такая ясная и бесхитростная, растерянно и беспомощно цепляющаяся за локоть бойкой веселой брюнетки со смешными кудряшками. Как-то вдруг запало в душу ее выглядывающее из глаз искреннее любопытство, так похожее на Вадькино, открытость и готовность помочь, — и сразу захотелось познакомиться, пообщаться, — он едва поймал себя уже где-то в метре от них. Нельзя... тогда было нельзя набиваться в друзья, — его девушка не поняла бы такой дружбы... Катя вообще требовала, чтобы все свое время он посвящал только ей, ну и еще зарабатыванию денег. И — он был бы не против, но она так и не смогла привыкнуть к его отношению к семье, эта красавица, выбравшая его к всеобщему удивлению. Она до сих пор так и осталась его единственной женщиной, — он считал глупым заводить отношения с ненужными и неинтересными девушками и тем более сторонился чрезмерно активных и навязывающихся. Он понимал, что причина в его излишне "правильном" характере и примере отца, заменившего ему и лучшего друга, на которого он старался равняться. Для отца не было ничего важнее семьи и его матери. И у него будет так. Он давно решил. Именно поэтому и ни минуты не сомневался, собираясь жениться на Кате. Зачем ждать? И все же... все же тогда он не побежал за ней, не стал возвращать обиженную на жестокую Вадькину шутку девушку, — не оставлять же брата одного в квартире... Даже не поверил сперва, что она ушла — звонил, недоумевая, что за странная блажь на нее напала, — нельзя же всерьез рушить отношения из-за выходки, пусть и злой, семилетнего ребенка? Потом, когда она все-таки позвонила сама... оказалось, что перегорело все... Один раз увидел ее целующейся с другим, поняв, что слухи не врут — и моментально не обиделся даже, а как отрезало — предала... Боль, горечь, обида, — все сразу. Может, это и не любовь тогда была? Алексей не мог себе дать ответ. Но точно знал, что с Олей он так просто, из-за недопонимания или чьей-то глупости, расставаться не намерен. Сперва он во всем разберется! Сам! И сам все решит! И мелкого вредителя лишний раз строго предупредит!

Так, занятый своими мыслями и не заметил, как добрался до дверей. Едва кивая на приветствия знакомых, оставил рюкзак и вышел в коридор — караулить, претворять в жизнь решение разобраться со всем прямо сегодня.

...

Стоило им перейти на другой станции, как нелюдь начал хмуриться. Нет, внешне его безмятежную красоту ничто не нарушало, но девушка уже научилась каким-то непонятным чувством ощущать его недовольство.

— Почему ты не сказала, что занятия в другом месте?

— А это что-то меняет? — хоть и ожидала вопроса, но удивилась Оля.

— Да, планы. Нужно воздействовать на всех заинтересованных лиц в максимально короткое время, а не только на тех, кто учится с тобой. Желательно это сделать вообще одновременно.

— Прости, я не подумала, — покаялась она, — а ты на инкуба тоже можешь воздействовать?

— Инк-куба? Могу, но это сложнее, все-таки это демонская раса.

— Демоны? Они существуют на самом деле?

— Демоны? Конечно.

— Ух ты! — совершенно по-детски восхитилась она, — а демонов изгоняют? Или на них можно только внушением воздействовать? Они могут вселяться в человека?

— К-к-как? Прости? — чуть не споткнулся он, — вселяться? В человека?

— Ну... да.... есть у нас такое... в фольклоре... — вжав голову в плечи ответила она.

— Чушь какая! Никто ни в кого не вселяется! И на демонов воздействовать нельзя, они все чуждые структуры разрушают.

— Но ты же только что сказал? Что сложнее? — Оля восхитилась собственной наглости, — она, тихоня из тихонь, спорит с нелюдем!

— Я сказал "демонская раса", рожденная или выведенная демонами, или находящаяся под их патронатом. И Куббит — мир, населенный демонской расой.

— А-а-а-а, ну кто же знал, ну не помню... ладно, ладно, не поняла, виновата! — сразу сдала на попятный она, — так на Игоря ты тоже планируешь воздействовать?

— Постараюсь запрет поставить или хотя бы переключить его интерес на что-то другое, — легкое движение, намек на пожатие плеч, — важно еще его подручных перенастроить.

— Подручных? — округлила она глаза, — это наших бабников, что ли?

— Бабников, — посмаковал эльф слово, — жестко! Ребят, попавших под его влияние, которыми он управляет в собственных целях как инструментами. И — да, — понял он ее невысказанный вопрос, — это те, которые часто меняют девушек, именно на этом поведении он и кормится эмоциями и страстями.

Оля плелась нога за ногу, едва поспевая за эльфом, — тело бастовало, отказываясь двигаться и выдавая ее дикое нежелание идти в этот ад. В конце улицы она не выдержала и уцепилась за ткань свитера нелюдя как за спасительную соломинку, даже не удивившись, что в этот раз ее не погнали от рукава.

— Иди к своей группе, я попозже подойду, сперва тут нужно пообщаться, — спутник резко свернул к группке девушек, кидавших на них заинтересованные взгляды, оставив ее без опоры. Застыв на минуту в неподвижности, девушка поняла, что едва ли не падает и, чтобы позорно не разреветься прямо на глазах у любопытной публики, заставила себя переставлять дрожащие ноги.

Благо, пришли они рано и всерьез наблюдал ее передвижение по стенке только один знакомый человек — Леша.

Нервно слоняющийся от двери к окну парень встрепенулся, увидев ее, открыл рот, и, забыв все заготовленные слова, встревоженно подбежал:

— У тебя все в порядке? Ты бледная! И какая-то... печальная? — он едва не сказал что у нее похоронный вид, хотя именно так и подумал, чуть не ляпнув "у тебя кто-то умер?".

— Все нормально, спасибо, — слабо улыбнулась девушка, не зная, что сказать. — Привет!

— Извини, доброе утро! Я тебя в платье даже и не видел ни разу. Ты очень строгая, красивая, — и вдруг, неожиданно для самого себя, слегка краснея, сболтнул то, что вообще-то никогда никому не говорил, — я очень люблю хорошие строгие деловые костюмы, ну и платья на девушках.

— Да? Это сарафан... — сбитая с толку неожиданной сменой темы, Оля позабыла, что надо бояться и Леши тоже, и припомнила, — а ты говорил, тебе мои яркие свитера нравятся!

— Нравятся, ты в них очень уютная, — кивнул он, уже ругая свой несдержанный язык, — но это для дома или института хорошо, а не для работы. Родители говорят, что они меня испортили, все детство протаскав по своим офисам. Они-то как раз вынуждены ходить в костюмах и не любят этого. А мне нравится. Я даже галстуки люблю.

— Хи, — прижала она кулачком расползающиеся в улыбке губы, — здорово! Никогда не видела человека, добровольно одевающего галстук! Тебе, наверное, идет очень... я бы посмотрела...

Представила его в костюме и опустила глаза, смутившись от картинки и загрустив, — такой... такой парень явно не мог ею действительно заинтересоваться... это даже не Димка, он еще лучше... и красивее... и умнее... куда ей... Оля вздохнула, перехватила сумку и поплелась к двери, даже не задумавшись, что оборвала разговор.

— Ну не в институт же в костюме ходить, правда? — попытался продолжить его парень, нагоняя девушку. Она лишь утверждающе качнула головой.

"Вот, опять что-то не то сболтнул и все испортил! И что теперь делать? Если она на нейтральные темы не хочет со мной разговаривать? Что, все зря? Нет никаких отношений? И родственник этот еще... уехал бы поскорее!" — ругая себя на все корки, Леша зашел в кабинет и перетащил свой рюкзак за стол, за которым устраивалась девушка. И, минуту спустя, едва не сцепив зубы, завис над нею, решив уточнить:

— Можно?

— Конечно, — передвинула она свою сумку подальше, продолжая копаться в ней в поисках телефона, ручки, ну и вообще, занимая себя "делом".

— Говорить о наших отношениях ты сейчас не будешь, так? — усевшись, мрачно поинтересовался парень.

— Сейчас... немного не вовремя, тебе не кажется? — робко предположила Оля, ерзая как на иголках в ожидании Эда. — И занятие скоро начнется...

— Тебе неприятно, что я настаиваю на разговоре? — так же напряженно попытался уточнить он.

— Нет, просто не сейчас же...

— На этой перемене ты можешь выйти со мной и поговорить без свидетелей?

— Да... я же не отказываюсь... — набралась она смелости и посмотрела ему в глаза. Пусть она и тормозит по-страшному, но он вроде же серьезно разговаривает, не издевается и не шутит...

— Правда? А мне так не кажется! — ей показалось, или он и правда чего-то боится? Да нет, не может быть... глюки... наверное, злится...

...

Занятая самокопанием, Оля пропустила момент явления эльфа, обнаружив его лишь после павшей на группу мертвой тишины. Ее гость, как будто так и должно, стоял рядом с преподавательшей, вдохновленно кивающей ему и повторяющей:

— Конечно, конечно, никаких проблем.

Нелюдь развернулся, притянув к себе все взгляды и совершенно серьезно произнес:

— Вы знаете, — прямо надавил этим словом на замершую аудиторию, — что я старший родич Ольги.

"Ольги". Жестко, четко, железно-о-ооо "О!", совершенно немузыкально ледяное "Л" и резко бряцнул последний слог. Никакого смягчения округлым и незаметным "я", никакой фамильярности. Девушка поежилась и первый раз в жизни захотела представиться домашним "Лёля", от которого всегда краснела "в обществе" за его детскость, мягкость и чуть ли не инфантильность.

— Итак, вы должны знать, — опять прижал он слушателей голосом, — я забочусь о ней, она помогает мне. Я отвечаю за нее и какое-то время буду контролировать все, в том числе и ее сексуальные контакты. Я сам здесь, — похоже, только Оля отметила это негромкое последнее слово, — от сексуальных отношений воздерживаюсь. Это вы теперь тоже знаете.

Развернулся... и вышел!

"Ничего себе, вот уж сказал так сказал!" — потрясло ее его "контролировать и воздерживаюсь" — "но как же это ...это — все?!?" — в шоке открыла она рот вслед закрывшейся за эльфом двери. И только потом оглянулась. Группа как ни в чем небывало занималась своими делами, преподша что-то то ли искала, то ли открывала в ноуте, сосредоточенно двигая отставленной подальше оптической мышкой. Как будто только что и не было никакого странного выступления. "Кажется, он все-таки что-то внушил им, просто на меня не подействовало", — решила она и тут наткнулась на серьезный взгляд Леши. Странно, она только сейчас заметила, что он какой-то бледный и смотрит так изучающе, пристально.

— Что? — не удержалась девушка.

— Вот и мне интересно, что сейчас было? — хрипло спросил он в свою очередь, сглотнул и поморщился из-за все сильнее саднящего горла. Жвачка почти не помогла, а ничего другого у него с собой не было.

— Я не знаю, почему он говорил именно это, но он пообещал вмешаться и всем все объяснить, — честно ответила она, — правда, я не понимаю, какой в этом смысл...

— Смысл, похоже, имелся, только мы не уловили, — парень тоже огляделся и, несмотря на копошащиеся подозрения, с удовольствием отметил, что на Олю перестали пялиться, как будто и не было вчерашнего ажиотажа. Все вели себя совершенно обычно.

— Ты какой-то не такой, — обратила она внимание на подтянутый за шнурки капюшон, — ничего не болит?

— Горло, — односложно ответил, не собираясь обсуждать себя.

— А! — вскинулась Оля и зашебуршалась в сумке, разыскивая пластинку с леденцами, — у меня есть "Стрепсилс", хочешь?

— Да, — недоверчиво согласился Леша, — ты такая предусмотрительная?

— Нет, что ты, — спрятала она глаза, закрывая сумку, — это Эд недавно болел, ну может ты помнишь, мы тогда в кино ходили? Вот я и таскала на всякий случай.

— Ах, Эд, тогда понятно, — отодвинул он блистер, отворачиваясь, не в состоянии объяснить самому себе, почему же его так бесит любое упоминание ею этого "родственника".

— Возьми, пожалуйста, — жалобно попросила девушка, — ему же он сейчас не нужен... а тебе нужен... прости меня, — извинилась, сама не зная за что, просто почувствовала себя виноватой...

— Не извиняйся, это я... веду себя не очень... умно, — тяжело вздохнув признал он, выдавил две таблетки и закинул в рот, — спасибо.

"Прямо как эльф", — отметила про себя и зачем-то вслух добавила:

— Только не грызи!

— Да я знаю, что их надо рассасывать, — удивился парень.

— Ну да... прости... — едва не зажала она рот ладошками, чтобы не начать рассказывать, как смешно нелюдь грыз леденцы. Помотала головой — так, наверное, молодые мамочки не могут удержаться, чтобы всем встречным не рассказывать о проказах и достижениях своих чад. Странное дело, чем больше эльф о ней заботился, тем большую ответственность она сама чувствовала за него.

...

Полтора часа — не так уж много для очередного поиска огрехов в собственном поведении. Потихоньку, исподтишка, Алексей незаметно наблюдал за девушкой, стараясь определить, — где и что он упустил, что все пошло наперекосяк. Ему в очередной раз не удалось реализовать свои планы, чем парень был сильно недоволен. Он вообще считал себя крайне планомерным человеком, а с Олей ему никак не удавалось следовать по намеченным пунктам... хотя — прямо она ни разу не отказалась, ни от свиданий, ни от помощи. И... она ответила на поцелуй... Леша быстро нашел поворотную точку, заставившую его плюнуть на все свои установки и смешавшую планы "узнать получше", "познакомиться поближе". Именно этот поцелуй на вечеринке сказал ему однозначно — он от нее не откажется. Наверное, даже если бы он вдруг узнал всю подоплеку собственных ощущений и ее поведения, — это бы уже ничего не изменило. Из-за самой девушки. Она его не дразнила, не заманивала, не обещала, как когда-то Катя. Нет, она со всей своей наивностью и доверчивостью полностью открылась навстречу и, он убежден — только ему и почему-то это стало для него важным и... хотелось, чтобы такой она была только с ним...

По совести говоря, раньше он считал сексуальную привлекательность второстепенной, по принципу "главное, чтобы человек был хороший". Но теперь пришлось признаваться себе, что ничего подобного, — и Катя и Оля нравились ему в первую очередь совсем не характером... но, если уверенная в себе красавица Катя снисходила до него и его любви, оставляя между ними некую границу, называемую ею "личным пространством", то Олю, когда они находились вдвоем, он понимал и чувствовал так, будто давно знает. Поэтому, когда она вдруг неожиданно обрывала разговор или меняла тему, как сейчас, это ставило его в тупик непонимания. Будто отказала собственная рука, и парню оставалось только растерянно смотреть и искать причины такого ее поведения в себе... ну не винить же руку?

Его физически, до боли, мучила необходимость побыстрее все прояснить, не хватало сил ждать. И не просто хотелось с ней поговорить, на самом деле он... да... ждал, что она выскажется как-то определенно насчет их отношений, пусть не как Катя, собиравшаяся за него замуж, но хоть... об их приятности и желательности, что ли. Но что сделать, чтобы получить такой ее утвердительный ответ — не знал. В этом плане Катя была очень удобной девушкой — будучи старше его на каких-то два года она как-то ненавязчиво обучила его всему, что любит. Что надо делать, что не надо. Что нравится и удобно, а что нет...

С Олей же он чувствовал неуверенность — девушка вела себя довольно неловко, казалась несамостоятельной, нерешительной, и сама ему ни о чем пока не говорила... прямо во всяком случае... Он не забыл, что она о нем рассказывала родственнику еще до их первого свидания, но никак не мог понять, какого поведения она от него ждет. Ее хотелось защищать, поддерживать. Но при этом она вполне успешно два года жила одна... если одна, конечно... наличие Эда тут заложило большую мину для сомнений. И еще — при всей самостоятельности Кати она за почти два года их отношений так и не смогла найти общего языка с Вадькой. А Оля выдержала экстремальное знакомство с братом, и они даже — о чудо! — вроде бы друг другу понравились. За брата он был уверен, но и девушка ни разу при всех его намеках не отозвалась об этом хулигане неодобрительно. Ничего не поделаешь, Вадю Леша любил и честил "вредителем" и "паразитом" только последние два месяца, да и за дело. Отец вообще удивлялся, как он его тогда не выпорол.

Парень поменял положение тела, уже не скрываясь разглядывая нервно крошащую зубами пластиковую ручку девушку. И обнаружил предусмотрительно подвинутую к его телефону пластинку с леденцами. Улыбнулся и выломал еще пару штук, — не отказываться же от заботы.

Тем не менее, морщась, с неудовольствием отмечал, как девушка несколько раз обеспокоенно поглядывала на дверь, — не иначе как родственничек ждет ее после занятий. Как неудачно! Не обращая внимание на лихорадочный румянец и озноб, он пытался решить — будет ли говорить с Олей при Эде, если он и правда ждет за дверью? Ведь он был настроен еще и выяснить все про этого блондинчика! И никак не ожидал, что тот как по заказу материализуется прямо в институте со столь запутанным выступлением. Раздраженно помотал головой, — он мало что понял в кратком спиче прибалта, но все же возмущался, — за чем это родственничек тут собрался следить? Намекает, что надо у него разрешение спрашивать на общение с девушкой? Перебьется, морда смазливая!

А где-то в глубине души, старательно не пуская мысль в сознание, что-то одобрительно кивало на услышанную тираду: "вот правильно ведь сказал! Нечего всяким тут засматриваться на девочку!". Сознание же все равно фиксировало туго натянутую струну неприятия этого конкретного типа, угрозу собственным планам, из-за которой хотелось вскочить, заслонить, если вообще не обнести девушку колючей проволокой и повесить табличку "занято". Сам удивлялся этому "дикарскому" желанию, но противиться сил не находил, хотя, вообще-то такое поведение считал довольно грубым — взрослые люди должны сами договариваться о желаемом, — разумно и спокойно. Здесь же и сейчас возникала нелогичная потребность спрятать девушку себе за спину и не отпускать ни на шаг, тем более Оля иногда растерянно и с такой наивной надеждой смотрела на него... что все умные мысли и правильное поведение куда-то испарялись.

...

Первые полчаса Оля просидела истуканом, боясь оглянуться по сторонам и сделать лишнее движение, так старательно выписывая каждую букву конспекта, словно от этого зависела ее жизнь. Правда, ни слова из записанного не понимала. Вместо мыслей в голове шумел и ухал, ударяясь о стенки черепа, галопирующий пульс. Пальцы дрожали, выдавая ее нервозность, и ежеминутно таща в рот орудие труда, тут же немилосердно терзаемое зубами. Ей потребовалась почти половина пары, чтобы позволить себе сперва скосить глаза в подозрительно пустую тетрадь соседа, а затем и украдкой осмотреться по сторонам. С Лешей встречаться взглядом она боялась и совершала свои маневры все из той же нависшей носом к ручке деловито-сосредоточенной позы. Случайно поймав кинутый в ее сторону стыдливо-извинительный взгляд Леньки, девушка даже недоуменно потрясла головой — парень словно просил прощения за свой интерес. Нет, так, конечно, было лучше, чем вчера, но почему? Или эльф что-то еще внушил, когда делал свое заявление? Она тихонько выдохнула и чуть повела плечами, расправляя затекшую спину. На ручку, впрочем как всегда, когда она нервничала, было жалко смотреть — еще утром почти новая, сейчас она лишилась цветной пимпочки, а прозрачная трубка щетинилась не предполагавшимися производителем неровными иглами. С очередным вздохом Оля выломала остатки павшего в неравной битве с ее зубами пластика и, разыскав синюю кнопку, втиснула ее в укоротившуюся до стержня трубочку.

— У меня запасная ручка есть, хочешь? — неожиданно прозвучало сбоку.

Девушка перехватила покрепче огрызок и только покачала головой, все еще страшась посмотреть на соседа. И, спохватившись, что опять практически отделывается от внимания приятного ей парня, озвучила:

— Спасибо, у меня тоже есть, — и сама дернулась от сухости прозвучавшего ответа, добавив жалобно, словно извиняющийся за съеденные конфеты ребенок:

— Просто, когда я сильно нервничаю, я могу и пару ручек в день загубить. Папа мне их покупает коробками каждый год, — черные и синие.

И снова переключила внимание на переписывание очередной таблицы.

...

Алексей так и не смог сосредоточиться на занятии, что тоже совсем не было для него типично, продолжая выбирать главные вопросы, требующие немедленного прояснения. Пожалуй, сейчас в девушке его больше всего не устраивал ее родственничек. Если бы не высокомерное выражение лица прибалта и пренебрежительное обращение с Олей, он бы, наверное, так и не продолжил бы свои попытки наладить отношения еще после первого знакомства с ним. Парень невольно нахмурился и покосился на соседку, все также тщательно записывающую лекцию в тетрадку. Как она может с ним жить? При таком его к ней отношении? И... вообще... в одной квартире! Надо сказать, испытывать ревность Леше не нравилось, больше не лукавя и не обманывая себя, он однозначно определил это чувство. На вечеринке оно его едва не заморозило, пока он бегал вокруг дома, пытаясь остудить раздражающую резь в груди и пожар возбуждения. Тогда он снова чуть не бросил идею наладить отношения. Как и вчера. Как могло быть и сегодня, если бы не железно принятое решение. Сколько можно, а? Появление ее родственника вчера в коридоре, а сегодня и вовсе прямо в аудитории никак нельзя назвать приятным для него сюрпризом. От этого высокомерного типа парень совсем не ожидал, что он способен провожать девушку в институт, встречать после занятий, и тем более делать такие странные заявления. Невозможность просчитать его поведение нервировала. Парень не понял эффекта, произведенного речью Эда на группу, но с удовольствием наблюдал появившуюся во взглядах ребят опасливость поверх заинтересованности. И еще — после этого выступления внутри созрело необъяснимое, но твердое убеждение, что у них с Олей ничего близкого нет, и они действительно только родственники. Причин для такой уверенности парень не находил, но почему-то готов был за это впечатление ручаться едва ли не головой.

Но почему же она так часто смотрит на дверь? Может она все-таки неравнодушна к родственнику? Леша едва досидел до перерыва, ерзая, судорожно сглатывая щедро сдобренную ментолом слюну и никак не находя возможности разрядить хоть в какое-то действие собственное напряжение.

...

Помимо удивления от короткого выступления эльфа и произведенного им эффекта, Оле не давало покоя и другое смутно неприятное ощущение. Уже научившись отличать "беспокойство гида", в данный момент она чувствовала именно его и дергалась — все ли нормально сейчас с "её" эльфом. И вообще — они не договорились, будет ли он ее ждать или нет... На этом фоне страдания от непонимания всего остального, — и ситуации, и поведения одногруппников, и странной настойчивости Леши на разговоре, — казались неважными мелочами. И, если честно, она была благодарна за это нелюдю — доведись ей испытать что-то подобное без него, — кажется, она бы просто сошла с ума.

Переключившись на новые мысли, Оля отодвинула свои переживания и нашла в себе силы посмотреть на соседа. Леша напряженно-выжидательно словил ее взгляд, но она тут же сбежала от него снова в конспект, залившись краской и едва не доломав многострадальную ручку. Его она тоже не понимала — ни его настойчивости сейчас, ни внезапного ухода тогда, на вечеринке. Она и хотела поговорить, и страшилась этого. А вдруг она все не так поняла? И он приглашал ее не на свидание, а только как извинение за поведение Вади? Ведь он о нем столько говорил! И потом... на вечеринке он мог поцеловать ее просто из-за этой... сексуальности избыточной... может он уже об этом жалеет? И хочет извиниться? Не хотелось признаваться в этом самой себе, но... она ужасно боялась услышать от него извинения... и малодушно пыталась этого избежать, сохранить хоть какие-то иллюзии...

"Увы, — понурившись, думала девушка, — скорее всего он так настаивает на разговоре именно из-за этого... он же порядочный, вот и хочет извиниться..." От таких размышлений на глаза невольно наворачивались слезы, и она инстинктивно пыталась отодвинуть момент разборок, всеми силами оттянуть неприятный разговор.

"Откладывай-не откладывай, а настроен он решительно. Придется выслушать. Ну... ну и ладно. Жила же без парней два года. И еще проживу!" В ее страданиях период ступора сменился периодом беспорядочных лихорадочных действий. Метушась, она постоянно дергала сумку, — то ей срочно надобились носовые платки, то захотелось сменить ручку на черную. В очередной раз сбросив сумку с колен, придерживая за ручку, как она обычно делала, чтобы не наклоняться, Оля едва не заругалась на собственную неловкость в голос. Незакрытая до конца "собачка" молнии оставила пару зубчиков на свободе, — и, конечно, по закону подлости, они зацепили колготки и... ну... "не с ее счастьем такое останется без последствий", — только и успела мелькнуть мысль, как по икре вниз до дутиков пробежала яркая на черном трикотаже "дорожка". Ну, все! Жизнь окончательно не удалась! — заплела ногу за ногу, спрятав под стул. Вот поэтому она и не носит колготы! Не напасешься! Это не ручка! Не возьмешь пару лишних штук с собой "на всякий случай". Ольга снова едва не расплакалась — ну что ж такое! Вечно у нее все "не слава богу"!

...

Видя, что Оля снова закрылась и насупилась, Леша недоумевал, — неужели из-за ручки так расстроилась? Дотронулся до ее локтя, но она тут же отодвинула руку. "Может быть, не стоит настаивать дальше?" — парень устало откинулся на спинку стула. Непонятно, интересен он ей вообще или нет? — с такой неожиданной мыслью его и застал звонок.

Только он повернулся к соседке, а та уже сорвалась, вырвавшись из попытавшейся удержать руки и что-то пробормотав насчет "это срочно, извини!"

Что может быть срочного? Только то, что она в очередной раз от него сбежала?

...

Девушка едва увернулась от Лешиной руки. О каком разговоре может идти речь, когда ей срочно надо в туалет? Подхватив сумку и едва не расталкивая одногруппников, вылетела в коридор. Из туалетного зеркала на нее раздраженно пялилась бледная девица в серой водолазке и черном сарафане, — моль серая, если бы не единственное яркое украшение — пылающая заемной рыжиной пушистая коса. При такой строгости одежды внимание невольно стягивалось под коленку, где по внутренней стороне бежала яркая белая стрелка. Перерыв небольшой, да и до магазина далеко, остается только снять колготки вообще и мерзнуть... или... поступить совсем по-детски... Девушка, тяжко вздохнув, достала маркер для дисков, — все же понадежнее ручки и потолще, — и, чувствуя себя ужасно глупо, начала закрашивать кожу.

...

У Алексея никак не получался независимый вид, — несение караула неподалеку от женского туалета по его личной шкале приравнивалось к исключительно глупым поступкам. Перемена уже заканчивалась, а Оля все не появлялась. Придется отложить разговор, — осознал он простую истину, направляясь к следующей аудитории. Бросил пост, собираясь занять им место. Одно радовало — в поле зрения около девушки пока отсутствовал настырный родственничек.

...

Следующая лекция прошла для девушки как в тумане, — она чувствовала, что Эд настойчиво нуждается в ее помощи, и что он ждет ее где-то рядом. И даже раздумывала над предлогом для побега из аудитории. Поэтому, едва дождавшись звонка, забыв про рваные колготы и, не глядя, одним движением сгребая в сумку тетрадь-ручку-телефон, попыталась в первых рядах выскочить в коридор.

— Ты обещала, куда снова бежишь? Почему? — поймал Леша ее за руку, наплевав на любопытные взгляды одногруппников.

— Прости, я сейчас не могу. Я за Эда волнуюсь... мне надо срочно его найти...

— Оля! — он едва сдержался, чтобы не потрясти ее за плечи. — Оля! Он взрослый здоровый мужик. Ничего с ним не случится!

— Ты не понимаешь! — чуть сморщилась она и парень ослабил хватку, — я бы хотела тебе объяснить, но... это очень сложно...

— Да уж, мне тоже хотелось бы услышать хоть какое-то объяснение вашим странным отношениям! — Леша даже не попытался сделать "хорошую мину при плохой игре", скрывая свое отношение к прибалту.

— Я не могу... не могу объяснить... просто поверь, что сейчас я ему нужна! Я это чувствую!

— Хорошо, я пойду с тобой и посмотрю сам! Или ты против? — девушке даже почудилась в его позе какая-то угроза.

— Я? — помотала она удивленно головой, — с чего бы? Нет... только пойдем побыстрее!

...

Бледного Эда они нашли на первом этаже сидящим на подоконнике и рассеянно разглядывающим студенческую суету во дворе. Алексею и в голову бы не пришло, что ему нужна какая-то помощь. Тем более от столь слабого существа, какой ему виделась Оля, — её саму хотелось поддержать, подставить плечо для опоры. Парень иронично улыбнулся, с шутовским приглашающим взмахом руки пропуская девушку к блондину, прислонился к стене и, вытащив очередной леденец, приготовился наблюдать за общением родственников.

Не заметив его иронии, обеспокоенная Оля со всех ног кинулась к отрешенному нелюдю, остановившись буквально в одном шаге:

— Я могу чем-нибудь помочь? — Леша болезненно передернулся от участия, звучавшего в ее голосе. "Как можно так заботиться о человеке, откровенно пренебрегающем тобой?" — у него в голове не укладывалось... но может... может она все же влюблена в него? Других вариантов для такого, как ему виделось, унижающего ее поведения, он не мог представить.

Эд молча кивнул и взял ее запястье, накрывая пальцами браслет и откидываясь спиной на стену. Девушка вынужденно придвинулась вплотную, положив сумку рядом с его коленом и, опершись второй рукой о подоконник, сосредоточенно всматривалась в чуть более истонченное, чем обычно, лицо эльфа.

Интимность молчаливой сцены колола глаза наблюдавшему за ними парню. Уже привычно подавив очередной раз желание развернуться и уйти, он сжал кулаки и, набычившись, продолжал следить за парочкой, решив во что бы то ни стало дождаться окончания странной сцены.

В такой застывшести, словно они втроем изображали новые предметы интерьера института, прошло почти четверть часа. Наконец блондин устало прикрыл глаза, вздохнул и отпустил Олину руку, проведя стирающим жестом по лбу. Леше, волнующемуся за покачнувшуюся будто бы от слабости — но откуда бы слабость? Только что же с ней все было в порядке! — и привалившуюся к простенку между окнами девушку, на пару секунд почудилось, что парень смазался, подернулся туманом и как-то неуловимо изменился. Но стоило перевести на него прямой взгляд, как глюки сбежали, явив обычно высокомерное лицо.

— Спасибо, — так тихо, что Леша едва расслышал, поблагодарил посвежевший Эд теперь наоборот бледную Олю.

"Он что, какой-то энергетический вампир? — не поверил своим глазам парень, — что тут, черт возьми, происходит?"

— Да подойди уже, ничего с нею не случилось, она же нормальный здоровый человек! — едко подозвал его блондин.

— И за что это ты тогда только что ее благодарил? Ты тоже нормальный здоровый мужик! Вроде? — перекривил его Леша.

— Скажем, за родственную эмоциональную поддержку. Поверишь? Вряд ли, — озвучил нелюдь его отрицательное покачивание головой.

— Оль, ты сейчас уже не сможешь со мной разговаривать, да? Может, после занятий?

— Извини, но мне лучше поехать домой...

— Знаешь, у меня начинает складываться впечатление, что ты меня избегаешь. Мы можем куда-нибудь пойти в субботу или воскресенье?

— Можем... но...

— И что же это опять за "но"? Давай я попробую угадать! Ты куда-то идешь с ним, — кивок в сторону довольно усмехнувшегося Эда. Леша честно тыкал пальцем в небо и был неприятно удивлен своим метким попаданием. "Кажется, не судьба все-таки" — понурился он. И посоветоваться-то не с кем...

— Да... извини... прости пожалуйста, но мы и правда собирались в выходные в зоопарк.

— Что? В зоопарк? — его возмущению не было границ. За кого они его держат? Что, он должен поверить, что этот вот гламурный лось пойдет смотреть обезьянок? И холодно добавил, — можете оставить свои сказки для других!

— Да нет, не сказки, — спокойно подтвердил Эд, пожимая плечами, — мы и правда собирались в зоопарк. Хочешь, можешь пойти с нами. Не то, чтобы я был в восторге от этой идеи, но раз ты так переживаешь, то почему бы и нет.

— Хорошо, я подумаю, — почти прошипел парень и, демонстративно развернувшись в сторону Оли, добавил:

— Но! Если вы не идете в зоопарк и в субботу, и в воскресенье, то один день останется свободным? Так? Тогда ты можешь сходить со мной в кино, например?

— Да... да, я смогу...

— Вот и хорошо. А то я не уверен, что выдержу посещение зоопарка в Вашем, — он промел в сторону эльфа по полу пером воображаемой шляпы, — обществе.

И уже Оле, полностью игнорируя прибалта:

— Мы все-таки поговорим! До завтра, мне пора на лекцию, — хотя до звонка было еще минут пять, он развернулся и, так и не разжимая кулаков, не оглядываясь покинул сладкую парочку.

— Зря ты злишься, для этого совсем нет повода, — едва слышно донеслось до него от Эда. Но Леша предпочел сделать вид, что не услышал.

...

Только выйдя из метро около дома занятый своими мыслями Алексей спохватился, что не позвонил Ваде. Несмотря на всю свою шалопаистость и похожесть на отца, брат тоже желал все планировать в своей жизни сам, подражая взрослым. И обижался, когда его заранее не ставили в известность об изменении этих самых планов. Вот и сегодня Леше стоило еще утром сказать ему, что у него сегодня всего три пары и он заберет его с продленки пораньше.

— Вадим Белов слушает! — бодро отрапортовался школьник.

— Вадя, ты бы еще с чувством сообщал мне "на проводе!", — сварливо пожелал старший, — или у тебя вдруг определитель отказал?

— И как не стыдно в вашем возрасте, Алексей Александрович, не знать, что мобильная связь беспроводная?

— Вот вроде сам прикалываешься, а чужих шуток не понимаешь, да? — препираться с Вадей желания никакого не было. — Я зайду за тобой через полчаса, соберись!

— Слишком рано! Ты не способствуешь моему бизнесу! — возмущенным шепотом доложил брат.

— Так, мелкий, ты и так по поискам выгоды фору любому олигарху дашь! Я сказал, чтобы быстро сделал домашку! Свою! Я уже подхожу к магазину и потом сразу за тобой! — голос предательски засипел.

— Не забудь взять яиц! Папа сегодня сжег яичницу! — сдал он главу семьи, хотя Леша и сам понял, что утром родители неспроста гоняли на полной вытяжку. А потом отец с братом едва не опоздали в школу. Видимо, отец в очередной раз решил доказать, что на сковородке яичница поджаристее и быстрее делается, чем в мульте. Лично Леша с ним никогда не спорил — его и омлет вполне устраивал, но мама, похоже, опять его подначивала.

— На всех делал? — уточнил старший, про себя ругаясь на обледенелые ступеньки перехода.

— Ага! — это значило, что яичница планировалась из десяти яиц, и их действительно в доме могло не остаться.

— Хорошо, спасибо, что напомнил, — двинулся он по обходной дорожке, чтобы зайти еще в Авоську.

— И еще мяса и лаваша для пирога! — тут же сориентировался подлиза.

— Мама сказала — ежики! Так что я возьму фарша и сметаны!

— Ну, Ле-ошь! Давай потом пирог! Я бы его на ужин поел! У меня растущий организм! Мне надо! И вообще, я не уверен, что успею сделать домашку!

— Ты бы не вымогал, а? — парень невольно сморщился — снег не почистили, помойку не вывезли, — как в такой двор еще детей отпускают гулять?

— Ну ты же и сам его любишь, купи, а? — заканючил Вадя, возвращая его мысли к предстоящему шопингу.

— Если будет мясо — возьму, так и быть, — самому Леше есть вообще не хотелось и тем более мясного пирога с острым кетчупом, как они его обычно готовили. Но не оставлять же семью без еды из-за своего больного горла? Да и будет, чем себя занять, — в подвисшей ситуации с Олей парня дико не устраивала его пассивная роль. Ждать и ничего делать оказалось очень тяжелым испытанием для Алексея, привыкшего контролировать все происходящее в его жизни.

...

Закинув в рюкзак продукты и прихватив неучтенный пакет с перевязанной скотчем упаковкой яиц, Леша мысленно в который раз за сегодняшний день вернулся к так и не получившемуся разговору с девушкой, и посетовав на невозможность прямо узнать у Оли, что она о нем думает. Если в случае с Катей он ни минуты не сомневался, что близкие отношения подразумевают ЗАГС — рано или поздно... всего-то и надо было дождаться восемнадцатилетия. Ведь никакой необходимости срочно жениться не наблюдалось, — будучи медсестрой, девушка вполне сознательно подходила к контрацепции. То с Олей он не чувствовал твердой почвы под ногами. Неужели все парни проходят эту... стадию неуверенности? В этом что ли и заключается смысл цветов, конфет, воздушных шариков? Нет, он тоже дарил Кате цветы... по праздникам и пару раз просто так... но их отношения развивались столь стремительно и однозначно, что сомневаться в девушке и ее желаниях не приходилось... С Олей ему хотелось добиться хотя бы подтверждения наличия каких-то чувств с ее стороны, что эти отношения он не придумал себе сам, единолично. Так, для начала...

Порадовавшись непромокаемым высоким ботинкам, позволившим не смотреть под ноги и быстро добежать до школы, Леша сгрузил на лавочку покупки и, облокотившись на отремонтированную к новому учебному году персиковую стену, все еще пахнущую краской, уже четверть часа терпеливо глядел на обстоятельно одевающегося брата, мыслями так и витая в коридорах родного института. Подтянув завернувшийся воротник свитера запыхавшегося пацаненка, и удовлетворенно подергав хвостик до конца закрытой молнии, привычно щелкнул клапаном рюкзака, запихнув под нее сменку. Вадя вызвался нести яйца и Леша, всю дорогу страховал его за капюшон, — и отказываться от помощи не хотелось, и яйца было жалко.

Кроме того, такая расстановка во время движения не давала толком поговорить, и парень никак не мог изгнать из сознания лезущие туда размышления о выборе правильной стратегии поведения с девушкой. И ведь посоветоваться абсолютно не с кем! Однокашники на его взгляд оставались еще совершеннейшими детьми, многие даже не задумывались о том, как собираются зарабатывать. Ребята-строители, с которыми он проводил не так мало времени, — тоже ни о чем серьезном не задумывались, попадая домой от стройки до стройки и отрываясь эти неделю-две "по полной", соря деньгами и распуская павлиньи перья. Все это было ему абсолютно чуждо. Так что посоветовать что-то дельное и те и другие вряд ли смогли бы, да и разговор на такую тему начать не так-то просто...

С отцом советоваться тем более бесполезно, он только пожмет плечами на подобные проблемы, еще бы — он-то делал предложение, когда у мамы уже других вариантов и не было. Этот "анекдот" в семье рассказывали с удовольствием, — как на услышанное "я беременна" папа ответил: "Клево, у меня есть жена и ребенок". Мама возмутилась, что еще никаких предложений не слышала и ни на что не соглашалась. На что получила растерянное "так я тебе не нужен, что ли?" После чего пришлось срочно на все соглашаться, и на жену тоже, раз уж ребенок уже есть. Иногда, если честно, Леша ему завидовал. Так просто решить все проблемы казалось ему очень даже соблазнительным, но не всем так везет, как отцу с мамой.

За очередным обдумыванием невнятных и непонятных обрывков сегодняшнего разговора, у Леши начали закрадываться сомнения — а понимает ли Оля сама, что он пытается за ней ухаживать? Как вообще она его воспринимает? Вроде бы не сторонится, но и сама шагов к сближению не делает...

Передвигаясь след в след за братом, парень не переставал откровенно маяться, вдруг задавшись вопросом, — а как Оля видит их отношения? Всем в группе и даже этому ее Эду понятно, что они у них есть. И серьезные, в его представлении. Просто, в его понимании, отношения либо были серьезные, либо их просто не существовало. Не задумываясь об этом, Леша почти обо всем судил по-максималистски резко. Видя тридцати и сорокалетних холостяков, он недоумевал, — как можно не иметь семьи в таком возрасте? Его отец вполне удачно женился в семнадцать, хоть мама и называла его жутким раздолбаем, но отношения к семье это никогда не касалось. Парень даже немного переживал, — ему скоро девятнадцать, а надежной девушки у него снова нет. Наверное, мама права и его желание иметь собственную семью всего лишь часть потребности стать самостоятельным. И, хоть он со скрипом и соглашался с родителями, что жениться сразу не обязательно и, тем не менее, абы кого видеть рядом с собой не хотел. Поведение же Кати и вовсе расценивал как предательство и прощать не собирался, несмотря на делаемые ею попытки помириться.

Вадя впереди шел подозрительно послушно, втихаря измеряя попутные лужи и, поглядывая на занятого своими мыслями брата, забавно, по-взрослому хмурил брови, копируя его мимику. Если бы Леша обратил на это внимание, он бы сразу понял — мелкий что-то задумал...

...

Налепив шариков из риса с фаршем и поставив мультю на тушение, Леша вернул в холодильник кастрюльку со щами, отлив только одну порцию. Брат, переодевшись и дисциплинированно выложив дневник с тетрадками на проверку, задерживался, затихарившись в своей комнате. Парень не обратил на это внимание и просто крикнул бы, чтобы тот выходил обедать, но голос его подвел и пришлось заглядывать в комнату. Что ж, — сделал он это не зря, — мелкий не успел спрятать телефон и Леша услышал последнюю фразу:

— ...не только хрипит, но еще и запотелся!

— Вспотел, — автоматически поправил старший и тут сообразил, что тот сдает его маме. — Так, ты еще и ябедничать вздумал?

Увы, его хрип только вдохновил Вадю на выставление телефона динамиком к нему. И средство связи торжественно перешло в его руки.

— Да все нормально, мам! У меня леденцы есть! Не, немного, но хватит, что там такого-то особенного лечить? — поругал он себя за склероз — у него оставалась только половинка Олиной пластинки, а в аптеку зайти он забыл.

— Продукты тащил, оделся тепло, вот и вспотел, — погрозил кулаком ябеде, — я горло прополощу, честно-честно! Ну, найду что-нибудь! Да, конечно, температуру померяю. Да, до вечера!

Вадя предусмотрительно юркнул под рукой, не дав себя схватить, обидно получил по спине полотенцем и сбежал на кухню.

— Мне что, шесть лет, температуру мерять? — вопросил Леша в потолок и двинулся вслед за мелким.

— Так, с чего это ты вдруг решил маме жаловаться? — пододвигая брату тарелку с супом поинтересовался старший.

— А себе что не налил? — ответил встречным вопросом тот, съехав на всякий случай на уголок стула, поближе к стенке.

— Не хочу, — бросил Леша себе пару кусочков лимона в любимую полулитровую кружку с логотипом строительной выставки и наконец-то удовлетворенно глотнул горячего, — давай, объясняйся! Я жду!

— Ты шел прямо по лужам! — выдвинул первый аргумент Вадя.

— Я задумался!

— О чем это, интересно? — голубые глазенки хитро блеснули.

— О чем надо!

— А еще сипел и запотелся!

— Вспотел!

— Нет, запотелся! Стакан запотел, а ты — запотелся!

— Про человека правильнее говорить "вспотел"! И не спорь, что за дурацкая манера!

— Не дурацкая, — демонстративно надулся мелкий, — я логически... рассуждаю, вот!

— Ешь давай! Рассуждает он. Проще спросить.

— Надо было сказать как тетя Аня? Что ты скапустился? Так это еще меньше понятно, чем запотелся!

— Вот жеж! Ничего со мной не произошло особенного. Не выдумывай! А то кашей опять кормить буду! Молочной!

— Не будешь! Спрятать бы куда-нибудь эту мультю! Все равно без нее никто молочную кашу варить не умеет!

— Тогда и пирогов мясных больше не увидишь!

— Отец мне обещал, что раз я взрослый, то мне вообще можно не есть больше кашу! Не только на завтрак, а вообще никогда! Я и так долго терпел!

— Как-то я помню, что он говорил не вообще про кашу, а только про молочную! И, кстати, что-то ты не ведешь себя как взрослый! Ябедничаешь! Ешь! — обнаружил он "забытый" за тарелкой кусок хлеба.

— Я не ябедничаю, а докладываю обстановку! Ты вот взрослый, а не ешь почему-то! А меня как маленького все погоняешь, — Вадя отковыривал кусочки мякиша, скатывая их в шарики.

— Давай ты не будешь выступать и играться, а быстро поешь?

— А давай ты скажешь, о чем думал?

— А не лишнее ли это для тебя, а? — Леша подвинул к себе дневник брата и преувеличенно внимательно стал изучать задание на дом, сверяя с тетрадками.

— Все я сделал! Ты хуже папы!

— Конечно, папа с тобой скорее на роликах поедет кататься, чем домашнее задание будет проверять! Все сделал, да? А где рисунок?

— В классе остался, ну Леш, Косточковна же проверяла!

— Вадь, будь добр, Марина Константиновна! — и некстати снова вспомнил, что Оля тоже Константиновна — как раз сегодня обратил внимание в уголке ее листочка с заданием...

— Вот! Ты опять это сделал!

— Что?

— О чем-то задумался! Я знаю, ты об Оле думаешь! Зуб даю!

— С чего бы именно об Оле? — даже немного смутился его догадливости старший и, исправляясь, поддел:

— Да у тебя еще половина молочных! Их не жалко!

— Молочные тоже жалко! А раз я угадал, то расскажи! Ты на свидание собираешься? Такое... ну... такое... — мелкий с размаху шлепнул ложкой по остаткам супа в тарелке.

— Такое, — передразнил его Леша, передвигая ему под руку полотенце, — ничего такого не предвидится! И вообще... ничего не предвидится...

— Не-е-е-е... не верю! — вредненько возмутился малец, размазывая брызги щей по мордочке взятой двумя пальцами за уголок тканью. — Зачем ты врёшь, а? Вы же наверняка куда-то вместе пойдете в выходные! Как обычно! В субботу... или в воскресенье... тебе самому будет стыдно, что ты мне врал!

— Я не вру. И... мы идем в зоопарк! — ляпнул не подумав старший, отобрал полотенце и смахнул им с виска мальчика невесть как попавшую туда капусту.

— В зоопарк?!? Леш, я тоже хочу! Я, правда, мешать не буду! Честное-пречестное! — тут же воспользовался его оплошностью Вадя.

— И что там тебе делать, зимой-то? — брать брата ему не хотелось. Да и вообще идти в зоопарк никакого желания не было.

— Как же! — уже возбужденно подпрыгивал тот на стуле. — На дельфинов посмотрим, а? Там же люди везде, вам даже целоваться негде будет!

— Вот же ж! Нашел тоже мне аргумент! — Леша опять вспомнил не дающий ему покоя поцелуй и на минуту выпал из реальности. Что ж, вопреки всем своим представлениям, он был бы не против его повторить, где угодно. Но лучше бы... лучше бы сперва обрести некоторую ясность в отношениях...

— Ты опять задумался и за... мокрый! Вспотел! И ты мне желание должен! — внимательно наблюдая за братом, нашел Вадя последний аргумент.

— Понимаешь... мы не вдвоем идем... — без всякой радости признался Леша. — К Оле приехал родственник из Вильнюса, и мы идем с ним...

Налив брату чай он вытер вспотевший лоб хвостиком закинутого на плечо полотенца, почти так же, как только что это делал мелкий. В лихорадочно ищущий ответы на незаданные вопросы мозг пролезла новая мысль. "А почему бы собственно не взять брата в союзники? Направить, так сказать, его энергию в нужное русло? Он кого угодно уболтает. А новое лицо, тем более претендующее на "девушку брата" просто порвет...как тузик грелку"

Леша улыбнулся последней мысли, задумчиво-испытующе рассматривая Вадю. В принципе, Оля его уже видела и не испугалась. Поход в зоопарк был озвучен как познавательный, так что против присутствия пацаненка возражений возникнуть не должно...

Мелкий по-своему расценил молчание старшего, быстро доел суп и даже подобрал накрошенные хлебные шарики, преданно уставившись на брата поверх пустой тарелки.

— Хорошо, но ты мне кое-что пообещаешь! — наконец-таки согласился Леша.

...

Привычно миновав полки с мясными и рыбными деликатесами в супермаркете на углу соседнего дома, — магазина, который раньше посещала исключительно по праздникам и после получения стипендии, Оля экспериментировала с новым умением.

Эд обучил ее выбирать продукты для себя, но сейчас она пробовала искать еду, полезную для него, четко представляя впечатавшийся в память истощенный образ и прикидывая к красующимся на витринах продуктам. "Неплохо" — отозвались кочанчики брюссельской капусты, стеблевой сельдерей и морковка, перекочевавшие в тележку. Далее ее ждал длинный стеллаж с фруктами. После придирчивой "медитации" с закрытыми глазами и поглаживанием рукой над каждым плодом на нее стала подозрительно коситься дородная продавщица, дежурящая у весов. Расслабившаяся — ну да, у богатых свои причуды! — только после наклеивания ценников на дорогущие гранаты и мелкие красные бананчики, от которых дергающаяся девушка, переживающая за оставленного в одиночестве нелюдя, неожиданно успокоилась. Всегда пренебрегавшая полками с экзотикой, сейчас она решительно развернулась к ним и сосредоточилась на изучении каждой коробочки, выбрав в итоге еще физалис, дорогущие желтые манго и потрясшую ее яркостью "соответствия" состоянию гостя красную смородину. Значительно более доступные зеленые манго с красными бочками морозили холодом, напоминая картошку. Пожав плечами на странный выбор, Оля тем не менее не стала противиться рекомендациям нового навыка, не слушая голоса разума, отказывающегося за такие деньги покупать именно эту ягоду, каждую осень остающуюся в изобилии висеть на их собственных дачных кустах. Одержав победу над желанием поскопидомничать и добавив лимонов, черники, мяты и шалфея с тимьяном, стремительно развернулась к фермерскому прилавку за творогом, сметаной и недавно распробованной эльфом ряженкой, полностью игнорируя заинтересованные и сальные взгляды немногочисленных мужчин. Еще какой-то месяц назад она бы спать не смогла, словив хоть что-то едва похожее на это внимание. Сейчас же, точно зная его причину, она только равнодушно отворачивалась и закрывалась, уговаривая себя, что скоро весь этот кошмар закончится, надо еще совсем немного потерпеть. Да и люди эти ей совсем неинтересны, а она торопится домой, к гостю, зная, что тот хоть и молчал всю дорогу, но... Оля каким-то образом чувствовала, что идти ему тяжело, и чувствует он себя до сих пор плохо. Незаметно для себя она привыкла к нему, больше не казались странными его причуды и желания, не раздражали постоянные пикировки, и — о ужас! — она даже стала находить их взаимное непонимание забавным, искренне стараясь его разрешить. До полного понимания было еще далеко, но приятие, безусловно, состоялось, — как друга и как ворчливого дядюшку, капризного, едва ли не склочного, но доброго и даже восхитительного и уж точно единственного в своем роде! Вряд ли Оля обрекла бы свои ощущения в подобные слова, чуждаясь многозначительных эпитетов и окончательных решений. Но если раньше она бы всю дорогу переживала из-за порванных колгот, зажималась где-нибудь в углу вагона, то сейчас она про них совершенно забыла, стараясь держаться рядом с нелюдем, — для его удобства так, чтобы иметь возможность помочь в любой момент. И оставила она его одного с тяжелым сердцем, хотя была уверена, что дома ему кризис не грозит. Поэтому и выбежала за продуктами, даже не сменив испорченный элемент гардероба, и не глядя на собственную слабость.

Пакетов получилось многовато, как всегда, и "облегчить" их вес она сама не могла. Олю слегка шатало, но, ведомая образом истощенного эльфийского лица, она стойко добрела до дома по раскисшему снегу, коварно прячущему островки наледи в лужах, последним рывком прошмыгнув мышкой на полпролета вверх, к второму лифту, пока к ней не обернулся дожидающийся нижнего лифта недавний знакомец, Коля. Устало бросив пакеты в прихожей, побрела переодеваться, на секунду заглянув на кухню, — убедиться, что с гостем все нормально.

Эльф, так и сидящий над кружкой с чаем на кухне, довольно кивнул ее покупкам, попросил помыть шалфей и тут же захапал пластиковый стакан с ряженкой, аккуратно переливая ее в широкую фарфоровую пиалу. На минутку ей даже почудилось довольное урчание, и хозяйка улыбнулась — приятно, когда так радуются простой еде. Сполоснув мохнатые листики, бросила их завариваться в большую чашку, некстати вспоминая Лешино больное горло и жалея, что не может напоить его сейчас чаем с шалфеем и медом. Ему бы точно помогло, теперь-то точно это она знает! Потихоньку разбирая следующий пакет с фруктами, и расслабившись, она снова вернулась мыслями к предстоящему разговору с парнем. О чем он хочет поговорить? Что не так? Они же пока даже не "в отношениях", как именуют это девчонки... Зачем он так настаивает?

— Что вы вообще не поделили? У обоих такая каша в головах! — залез в ее мысли нелюдь.

— У меня не каша! Я просто не понимаю, о чем он хочет поговорить! — резковато ответила сбитая с собственных мыслей девушка.

— Но боишься-то ты не разговора! — абсолютно уверенно сдал он ее тайные опасения.

— Разговора, — покраснела девушка и выскочила в коридор за оставшимися двумя пакетами.

Эд спокойно и как всегда изящно ел ряженку маленькой серебряной ложечкой так, будто и не заметил ее возвращения. Но, улучив момент через пару минут, когда она уже расслабилась, решив что продолжения не последует, резко скомандовал:

— Лёля! — Оля вскинулась и возмущенно уставилась на него, чего серьезный нелюдь и ждал, — не обманывай себя! Это очень, очень вредно для тебя самой!

— Я не обманываю, — пробухтела она, закапываясь в пакет, — и не называй меня... так...

— Опять? А не ты ли сама этого хотела? Совсем недавно?

— Ну ладно! Ну... да... хорошо, называй!

— То-то же, а то вот еще — вздумала отказываться и от собственных желаний! Да, кстати, тебе намного больше подходит это имя. Ты не жесткая! Не Оль-га! И не надо бы тебя так называть, на орку-воительницу ты совсем не похожа, — улыбнулся он неожиданно мягко.

— Это... это как бы домашнее имя...

— Ну и что? А я тебе вроде как родственник! И мы дома. У тебя.

— Ну да, ну да, — покивала головой девушка, смешливо сморщившись, — а ты мой любимый дядюшка в командировке.

— И вот этот дядюшка тебе настоятельно советует никогда не обманывать себя, — вернулся он к первоначальной теме.

— Я не обманываю...

— Ты боишься не разговора, а...

— Зачем вслух-то говорить? Если ты все равно все знаешь? — жалобно пробормотала она, цепляясь за холодильник и не давая себе в него сбежать, хотя очень хотелось спрятать голову за дверцу, сделав вид, что ее не касаются эльфийские поучения.

— Чтобы ты сама себе в этом призналась. Так все-таки?

— Вот же... нашелся же... психоаналитик на мою голову... — зажмурившись и пару раз вздохнув поглубже, все-таки высказалась, — боюсь, что неинтересна ему... что он ко мне относится по-дружески...

— Так это хорошо, разве нет?

— Хорошо, — кивнула она, — у меня близких друзей сейчас и нет, рядом во всяком случае... а переписка в "Одноклассниках" не считается...

— Но? Ведь оно есть, это "но"?

— Но... — зарделась девушка, осторожно присела на табуретку, будто это был пируэт высшего пилотажа, поставила локти на стол, медленно сцепила пальцы в замок, сосредоточенно глядя на них, расплела и снова переплела, стиснув плотно, до боли. Помолчала. Вскинула голову и, глядя эльфу прямо в глаза, выпалила:

— Но я к нему не хочу относиться только как к другу. Он... он мне нравится... Ты вот сейчас на меня как-то действуешь? — заподозрила она его в гипнозе.

— Нет. Только помогаю сказать то, что ты хочешь выразить.

— Хорошо... ладно... — набрала побольше воздуха и выложила единым духом:

— Мне не хочется оставаться незаметной для него. Я боюсь, что он будет извиняться за свое поведение. И боюсь, что все это произошло из-за избыточной сексуальности... и пытаюсь сохранить у самой себя хотя бы иллюзию, что интересна ему...

— Во-первых, молодец! С собой надо быть честной, — все еще слабый нелюдь прямо на глазах наливался красками. — Во-вторых, ты не все сказала. Ответ на один вопрос у тебя уже есть, но ты продолжаешь страдать. На какой?

— Что я интересна ему была и раньше, до нашего "обмена"? — все-таки на минутку отвела она взгляд, уж слишком интимно до сих пор вспоминался ей этот "обмен", да и сны тревожили такие... жаркие...

— Точно. Так что тут беспокоиться не о чем. И...?

— Что, еще есть и в-третьих?

— В-третьих, если бы ты оставалась незаметной для него...

— Он бы не стал приглашать меня на свидание и настаивать на разговоре?

— Конечно, ведь это логично?

— Логично, а вдруг это все из-за Вади?

— И раскладушка тоже?

— Ну... он же добрый?

— Он, действительно, добрый, и вообще...

— Что? Есть еще и что-то в-четвертых? Я больше ничего не знаю! — уверенно поднялась, опершись на стол, и зависла над макушкой нелюдя, не давая ногам унести ее в комнату от неприятного разговора.

— В-четвертых, — весело посмотрел он на нее, — спасибо за эмоции! Такая решительная ты даже немного стала похожа на орку!

— А орки у вас какие? — расслабилась она, порадовавшись окончанию сеанса и наконец-то пододвигая к себе два вымытых сочных манго.

— Орки как орки, — пожал он плечами, — защитники, воинственные, сильные, непоседливые, верные, ну и так далее... ярко выраженный порядок охраны и алертности.

— Охраны и алертности? — непонимающе помотала головой, — это как?

— Кхм... ну и вопросы у тебя! Я тебе говорил, что мы как раса блюдем порядок?

— Да, я помню, а темные создают хаос, так?

— Примерно, это одна из граней. Так вот у каждого существа, даже у вас, существует прежде всего искра создателя, душа, идея, называй как хочешь. Вот у них, у всей расы эта идея обязательно содержит данные качества. Это и называется порядок, если хочешь — основа поведения.

— Оу, как-то все это сложно... а они светлые?

— Конечно. Кстати, а ты уверена, что у вас нет гномов?

— Гномов?!? Ты шутишь?

— Нет, с чего бы? И почему ты удивляешься моему вопросу? Это довольно обычная раса, часто встречающаяся. У вас я видел картинки с гномами! Вот недавно в рекламе фильма со странным названием "Хоббит" несколько персонажей действительно очень похожи на гномов!

— Правда? Надо будет посмотреть! А ты скажешь, какие? Интересно хоть примерно прикинуть.

— Скажу. Только тебе-то зачем смотреть? У тебя и так все перед глазами. Так ответь на мой вопрос!

— Ты себя имеешь в виду? Ты же не гном вроде! — фыркнула она. — Какой вопрос? Про гномов? Извини, но у нас точно нет гномов! Это все сказки!

— Не нравятся что-то мне ваши сказки!

— Чем это? — вскочила за тарелками и заодно досыпала в вазочку подъеденные гостем орехи. Разговор ее забавлял, душа пела, скинув тяжесть мучивших ее вопросов. Хотелось улыбаться, растормошить эльфа и вытащить его куда-нибудь погулять.

— Пойдем, погуляем, — согласился он с невысказанным предложением, — мне, благодаря твоим эмоциям, стало намного лучше.

— Никак не привыкну к таким быстрым изменениям твоего состояния, — и, пропустив пару повисших между ними минут паузы. — А ты не расскажешь, что произошло?

— Пока нет, потом посмотрим.

— Так что у нас не так в сказках?

— То, что в реальности ничего уже не найдешь, не сохранилось. А в сказках — пожалуйста, хоть големы, хоть оборотни, хоть вот гномы, будто они существовали совсем недавно!

— И эльфы, и феи, и драконы!

— Странно, что вы архов пропустили! Ну так что, нет их?

— Точно нет! А почему ты спрашиваешь?

— Да так, странно все... рыжий этот твой...

— Что рыжий? — напряглась девушка, — причем тут гномы? Давай, рассказывай теперь, раз заикнулся!

— Да ни при чем! Просто... похож он больно...

— Что?!? На гнома что ли?

— Ну да... высоковат правда, гномы-то головы на две ниже. А так — очень похож! И порядком и внешне. Крепкий, рыжий, упертый, ну и светлый. Это, к твоему сведению, тоже светлая раса.

— Офигеть! — упала Оля на табуретку, с так и воткнутым в желтый бок спелого плода маленьким ножиком.

— Зачем ты выражаешься, как шпана! — поморщился нелюдь.

— Да ладно... ты пошутил?

— Ничего я не шутил! — раздраженно отобрал он у нее истекающий соком фрукт, — не переводи продукты! Интересно, почему вы сладкий физалис называете овощем, а ту кислятину красную — фруктами? Странные порядки!

— Подожди, бог с ними, с фруктами, хотя это ягоды, но называй как хочешь. Расскажи еще про гномов!

— Ты бы сразу говорила — про Лешу! Что тут рассказывать? Правильные они, рассудительные, умные, но характер тот еще, никого не слушают, и иногда такого сгоряча наворотить могут! Силы-то немеряно, — покачал головой нелюдь. — А так очень приятная раса, у них в порядке надежность и созидательность.

— Ты их что, так хорошо знаешь?

— Конечно!

— И чем же он на них похож?

— Да всем и похож. Вот и наблюдай сколько хочешь, зачем в фильме-то смотреть!

— Да не может быть, — Оля так и не смогла закрыть рот.

— Я бы предположил, что полукровка, да ты говоришь — нет у вас гномов... удивительно... могу представить гнома, живущего с людьми, но человека, так похожего на гнома, даже и вообразить не получилось бы... порядок-то у людей другой...

— Мы что, настолько отличаемся?

— Правильнее сказать, что вы настолько хуже, — рассеянно заметил эльф.

— Люди что, всегда у тебя хуже всех будут?

— В принципе, почти всегда, вы же нейтральная раса. И не хуже всех. Лучше чисто темных. Просто порядка у вас как такового, свойственного для расы в целом нет. Все разные. И идеи у отдельных людей не развиты, обычно совсем...

— Идеи?

— Души, мы уже говорили об этом...

— А гномы? И орки?

— Они светлые. Всегда. Они развиваются в русле порядка своей расы, индивидуально. Но никогда не предадут, не изменят, не обманут. Просто не смогут.

— Почти как эльфы? — язвительно уточнила девушка, обиженно передвигая к себе новенькую огромную прозрачную салатницу с фруктами и отламывая "антидепрессивный" коричнево-красный бананчик.

— Ни одна низшая раса не может быть "как эльфы" — передразнил он ее, — но они живут в светлых мирах, рядом, и поэтому, конечно, ближе к нам. Люди... люди живут везде. Как бы посередине между порядком и хаосом. Пойдем, что ли? Лёля?

— Это я, кстати, помню. Что мы везде и посередине и можем быть любыми, — гордо заявила Оля и проворчала, — ладно, пусть буду Лёлей... даже не дома.

— И для рыжего? — усмехнулся он, опять поймав еще одну почти не осознанную ее мысль.

— До этого, я думаю, еще очень далеко...

— Ничего, у вас время еще есть.

...

Возвратившись с прогулки в приподнятом настроении, Оля немножко побаловала себя новым видом мороженого и решительно влезла на табуретку, чтобы достать до самой верхней полки шкафа. Там хранились ее сокровища, уложенные в старенький отцовский "дипломат", любовно раскрашиваемый ею несколько лет небольшими лоскутками ткани, кожи, замши и рогожки в стиле "пэчворк". Привычно огладив особенно памятные — замшевый с первых собственноручно превращенных в шорты брюк, вышитый фетровый со старой отцовской шляпы и "крокодиловый" с любимой когда-то сумки, она запихнула в приклеенный сверху кармашек "запасные" лоскутки от новоприобретенных рубашек эльфа, тихонько похмыкав над связанными с ними воспоминаниями. Внутри чемоданчика в аккуратных закутках, разделенных обклеенными тканью картонками, жили ее любимые "игрушки" — иголочки, ножнички, бисеринки, бусинки, проволочки и прочие удовольствия. Улыбаясь в предвкушении работы, она вывалила на середину комнаты из большой ашановской сумки всевозможные клубочки-моточки и пакетики кордачеса для валяния и вместе с ними выпала из реальности на два часа. Забыв обо всем и не заметив даже любопытствующего заглядывания нелюдя, ползала на четвереньках, примеривая друг к другу разноцветные пакетики и пасмы. Получив наконец-то удовлетворивший ее результат и аккуратно разложив моточки для трех придуманных сочетаний, собрала остатки обратно в сумку и, покряхтывая и потирая затекшие колени, с некоторым сожалением запихнула обратно в шкаф. Подумала и вернула на стол один пакетик, решив сделать самый интересный вариант в любом случае — на подарок кому-нибудь пригодится или, может, купит кто. Быстренько накидала в неразлучном блокноте для памяти примерные эскизики, набила в черновичок смс-ки недостающие цвета для еще двух вариантов и, довольная, поплелась на кухню наградить себя за труды еще одной порцией сладкого снотворного, мысленно благодаря эльфа, — ведь без нового умения она бы ни за что не обратила внимание на эти невзрачные упаковки пломбира откуда-то из российской глубинки. А мороженое оказалось невероятно вкусным и по-настоящему сливочным. Мучаясь выбором между тремя сортами лакомства и уже взявшись за ручку холодильника, она зацепилась взглядом за закрытый ноут, отложенный на край стола. Недоуменно нахмурившись — не представлялся ей Эд, просто так без дела сидящий на кухне, она наконец-то посмотрела дальше и восхищенно вздохнула, обнаружив перед ним необычные вещицы, заставившие ее тут же забыть про сладкое.

— Ой, какие красивые! — Руки сами потянулись к небольшим, не больше ее ладошки, тонким пластинкам, инкрустированным камнями. — Это что? Я раньше у тебя не видела!

Нелюдь задумчиво уложил последнюю игрушку в ряд ей подобных и, легко поглаживая их пальцами, отвечать не торопился. Оля подавила тоскливую мысль о невероятном искусстве эльфов: что ее валяные вещицы — в сравнении с этими непонятными "штучками" прилавки наших самых дорогих ювелирных магазинов можно спокойно выставлять как привокзальный развал "все по десять рублей". Пластиночки манили ее красотой и загадочностью, — с первого взгляда не поддавался определению даже материал, из которого они сделаны. Плюхнувшись на табуретку и уложив голову на стол так, что практически уткнулась в них носом, девушка различила металлы, дерево и камни разных оттенков, так изящно и гармонично переплетавшихся, создавая сложный многослойный узор, что насмотреться у нее никак не получалось.

— Осторожнее. Можешь взять за уголочек, но не трогай камни.

— Спасибо, — мимолетно удивившись полученному разрешению потрогать невероятную красоту, благоговейно приподняла ближайший к себе артефакт, оказавшийся неожиданно тяжелым. Осторожно придерживая пальцем за уголок, начала поворачивать, рассматривая складывающиеся в непонятные символы плетения, — она уже поняла, что это не просто украшения. Почти прозрачная пластинка, всего в треть ее мизинца толщиной, свитая из невесомых металлических кружев, обтекающих деревянную резную или плетеную основу с вырастающими из нее камушками, словно сама скользнула в ладонь и приветливо согрелась.

Рисунок камней, шелковистость дерева, приглушенно лоснящаяся вязь металла, — каждый слой создавал свой собственный узор, меняющийся от угла наклона и при этом с необходимостью перетекая на следующий уровень, словно приглашая рассмотреть подробнее.

— Не дотрагивайся до камней! Ни до угловых, ни до центральных! — раздраженно ворвался в ее оторвавшееся от действительности сознание голос эльфа.

"Беспокоится" — довольно улыбнулась про себя девушка, послушно кивнув:

— Не буду, не волнуйся.

— А то я не вижу, что ты уже готова ответить на приглашение!

"Вот как ему удается ворчать таким мелодичным голосом?" — в который раз удивилась очевидному, пока до нее не дошел смысл сказанной фразы.

— Приглашение? — Отстранила свой нос от чудо-вещички и осознала, что едва не дотронулась этой любопытствующей частью тела до углового камушка.

— Памятка согрелась?

— Памятка? Это? — Перевернув в пальцах игрушку, погладила большим пальцем причудливого "осьминожка" из деревянных волокон, поддерживающего выпуклый металлический уголок-звезду. Перехватила двумя пальцами, на всякий случай подальше от камушков, заодно убедившись, что тепло ее ладошке не почудилось.

— Да. Согрелась, — подтвердила вслух, раз уж ее ответа ждут.

— Значит, она настроилась на тебя и готова поделиться воспоминаниями. — Эльф покачал головой, — никогда не думал, что люди способны активировать памятки. Это все из-за браслета! Воспринять записанное ты все равно не сможешь!

— А что тут записано? Почему памятка? И эти тоже? — Потянулась она к остальным.

— Осторожно! — Он ревниво следил за перебирающей нечеловеческой красоты гаджеты девушкой.

— Так что это? — запнулась, — или это тайна?

— Нет, не тайна... это... сложно пояснить, у вас нет аналогов... что-то вроде мемуаров и в то же время дневников... Этим способом пользуются очень редко. Когда мы не уверены, что информация кому-то будет интересна, или когда в данный момент эти сведения никому не нужны, но автор считает, что их стоит сохранить... примерно так.

Удовлетворенный удачной формулировкой, пристукнул пальцем по одной из вещиц:

— Вот эту до меня вообще еще никто не просматривал и не запрашивал. Несколько тысяч лет.

— То есть это что-то вроде книги?

— Нет, совсем нет. И в тоже время — да. Это ответ на мой запрос в библиотеку по людям как расе.

— Как это? — прониклась его недоумением Оля, — если библиотека, то это — книги? А почему мемуары, а не учебник?

— У старших рас учебников нет, в том смысле, какой понимается у вас, — поморщился он, — только записи для детей, но и они не столько учебники, сколько... шпаргалки, если что-то не уточнил на занятии с наставником или хочешь узнать сам, или не можешь выполнить задание и нужно повторить. Я тебе показывал такой камушек, мне его учитель как напоминание прислал, что я должен сам разобраться...

— И он не поможет? Учитель?

— Почему? Он помог, когда я попросил послать кого-нибудь поискать в библиотеке.

— А сам ты библиотекарю не мог... позвонить, например, ну... попросить?

— Библиотекарю! — Нелюдь так энергично помотал головой, что девушка вынужденно выпрямилась, отодвинувшись, — вдруг она его разозлила?

— Насмешила, ха, давно так не веселился! — озвучил он это безобразие.

— Да ты, походу, вообще не смеешься у себя там! — надулась Оля, — так бы и сказал, что пришел поприкалываться над глупыми людишками. Что смешного-то в слове "библиотекарь"? Или "позвонить"? Так я... вообще... просто интересуюсь...

— Кхе, да ничего смешного, у вас-то слово библиотекарь имеет совсем другой смысл. Я же говорю, у нас нет книг в вашем понимании вообще, вот эти памятки все в единичном экземпляре существуют. Ну разве что есть еще одна того же эльфа за более поздний срок, где информация частично повторяется. Но вряд ли. Создание памятки — большая редкость, не то, что не каждый, а не каждый сотый из нас делает такие записи. И то, обычно когда уже его путь в мирах завершается, а преемника для знаний нет.

— Подожди... — ошалела она от потока чуждой культуры, — а как же вы учитесь?

— Как все, ну и вы ведь тоже ходите в свое учебное заведение. — От удивления идеальные брови сложились домиком, — от учителя принимаем знания.

— Ну... а простые вещи... повторить там... или вот когда нет учителя? По книжке же можно выучиться... — опешила девушка.

— Чему можно выучиться по книжке? Всерьез? — одарил ее снисходительной улыбкой нелюдь.

— Да всему! Математике, вязанию, рисованию! — запальчиво возмутилась пренебрежительному недоверию Оля. — С учителем, конечно, проще, но не всегда. И вот если ты... ну где-нибудь на Северном полюсе, то там нет никакого учителя! А книжку можно взять с собой, и не одну.

— Как это нет учителя? — в свою очередь возмутился эльф. — Так ничего не узнаешь! А если узнаешь, то неправильно поймешь! Образ должен передаваться полностью, вместе со связями с элементами мира, управителями, стихиями, это никакая памятка вместить не сможет, не то, что ваша одномерная бумага! И сами вы одномерные, и знания у вас такие же! А может... а может из-за этого вы и не развиваетесь? Каждый извращает знание как сам увидел? Или... посчитали такое куцое знание без понимания достаточным и остановились на этом... ремесленном уровне?

— Я не знаю... — чуть не захныкала девушка от несправедливости, — но ведь книги печатаются тысячами, а учебники — сотнями тысяч, по ним столько людей учится... неужели это не важно?

— Наверное, важно, только... надо дальше идти, а вы останавливаетесь почему-то вот на этом одноплановом техническом развитии. Все равно что складывать буквы в слова, но не понимать их смысл! И себя в результате видите какими-то... состоящими из отдельных действий и задач без общего направления движения! Биороботами, вот!— довольный найденным словом, закончил он.

— Ну и чем еще, по-твоему, мы должны заниматься? Кроме учебы? Куда идти-то? — воинственно выпятила она нижнюю губу.

— Вы, в отличие от животных, все-таки имеете нормальные искры! Ах, да, у вас это понятие идет как душа, так?

— Так... наверное, я же не знаю, что такое "искра", сколько бы ты не повторял это слово.

— Да это то же самое, как ни назови! Постараюсь использовать понятное тебе слово. Так вот, ею, душой, и надо заниматься!

— Прости, а как... то есть что с нею можно делать?

— Да ничего с нею не надо делать! Надо развивать те способности, которыми потенциально обладают носители искры!

— То есть? Не поняла... не учиться, а развивать потенциальные способности? — все еще пыталась вникнуть в его логику она.

— Учиться! Это обязательно! Мы тоже не рождаемся такими, мы начинаемся с искры! Тело приобретается потом! Поэтому не развивать ее мы просто не можем, не способны! Вы такие же, вы тоже начинаетесь с души. Только забываете об этом, а душа у вас продолжает формироваться и изменяться и после рождения тела...

— А мы... мы способны... на что? Развивать или не развивать?

— А вы способны развивать! Но живете только физическим телом так, будто искры у вас вообще нет!

— А она есть? — снесенная тирадой нелюдя, Оля уже запуталась, — душа-то у нас же есть уже?

— Да, конечно, если и мы и вы с нее начинаемся!

— Ну.. есть... и... и все! Куда еще... что развивать-то? Что за способности?

— Я сказал "потенциальные". Сами они почти никогда не проявляются, разве что сильное потрясение человек испытает, над этим работать надо. Я видел в интернете, у вас это называется "духовные практики", только там половина вранья, а на правду столько шелухи накручено, что и не разглядеть, — поморщился он.

— Что-то у меня голова уже опухла от твоих откровений. — Девушка отложила так и согревавшую ее ладонь памятку и уперла лоб в сгиб локтя, закрывая осоловевшие глаза.

— Я тут подремлю немного, — пробормотала неразборчиво, совсем забыв про желание поесть мороженого.

— Вот это и называется неразвитостью! Стоит о чем-то серьезном начать говорить, сразу голова отключается, — хмыкнул эльф, — иди уже спать, разумное существо!

...

— Мам, мне надо в институт! — Леша стоял насмерть, оттягивая ворот теплого свитера, в котором немилосердно потел. Поддетая под него футболка уже промокла, а он еще даже не вышел из дома.

— Какой в институт! У тебя температура! Небось чуть не под сорок! Померяй, жалко тебе что ли?

— Не буду, — уперся парень, — намерялся уже! Ничего особенного, пройдет!

— Хотя бы горло побрызгай! — Всунула в руки оставленный им на галошнице "Ингалипт".

— С собой возьму! Не хочу опаздывать! Это важно!

— Ничего не знаю, марш в ванну. Сперва прополоскать горло и лекарство, а потом поговорим.

— Так полчаса назад я уже полоскал!

— Ты чай пил? Пил. Все смыл. Так что в ванну, дорогой! — приглашающе открыла дверь и захлопнула за старшим дитем, прислонившись к ней для верности спиной.

— И что мне с ним делать? — вопросила у наблюдающего за перепалкой мужа.

— Дорогая, он прав, он уже взрослый. Ты же поедешь сдавать баланс хоть с температурой, хоть сонная или только из командировки!

— Ну так то же баланс! А это мелочи, можно пересдать!

— Может и нельзя, откуда ты знаешь?

— Я знаю, как узнать! — шепотом заявил мелкий, шустро залезая в карман Лешкиной куртки.

— И что же? — скорчив скептическую мину, поинтересовался старший Белов, — Вадь, не хорошо шариться по чужим карманам!

— Сейчас, сейчас... — пацан шустро перебирал контакты, воровато оглядываясь на дверь ванной комнаты, — я просто телефон себе не переписал! А мне он нужен! Мало ли что?

Отец даже не успел найтись с ответом под побуждающим к воспитательным действиям взглядом жены, как на звонок ответили.

— Доброе утро! Это Вадим Белов! — смешным звонким шепотом отрапортовался Вадя.

Родители переглянулись — шустрый младший отпрыск иногда откалывал совершенно непредсказуемые вещи.

— Да! Здорово! Нет, не волнуйся, с Лешей все в порядке! Ну почти... ты не сердишься? На меня? Ну... за тогда... за... вообще... и звоню... вот... — Женщина подмигнула мужу и покрепче прижала дверь. Младший на всякий случай попятился к кухне.

— А у вас правда сегодня какие-то занятия страшные? Ну.. чтоб прям вот быть надо? Зачем? Ну... Леша заболел, мама его не пускает учиться. Вот я так... интересуюсь... вдруг что-то важное пропустит... Сам? Сам молчит! Курсовик? А... но можно и не сдавать, да? Оль! — Проказливая мордашка сложилась в серьезную физиономию, а голосок перешел в попрошаисто-жалобный. — Вы ведь не бросите меня одного в выходные? Возьмите с собой в зоопарк! Я не буду приставать! Правда! Ну пожа-а-а-луйста! Мне очень хочется! Да, конечно, вместе с Лешей! Как же без него-то?

Отец восхищенно покачал головой, прицокнул и показал сыну большой палец, виновато пожав плечами на укоряющий взгляд жены. Дверь толкнулась, сдвигая с пригретого места отвлекшуюся на подслушивание разговора маму.

— И что здесь... — Леша однозначно выцепил взглядом в руках мелкого свой телефон и нехорошо прищурился.

— Я ничего! Я только хотел записать Олин телефон и спросил, можно ли с вами пойти в выходные!

— Да? Ты не подумал, что надо у меня разрешение спросить? — укоряющий взгляд достался пойманным на попустительстве родителям. — И вообще, мы еще ни о чем с нею и Эдом не договаривались!

— Ну, Леша! Ты обещал! Если получится! Оля не против!

— Не против? А ее родственника ты спрашивал? — голос опять сел, и Алексей устало вытер вспотевший лоб. — Давай телефон!

— Не ругайся, пожалуйста!— Засуетился мелкий, отступая еще на пару шагов к двери кухни и шустро пересылая "контакт" на свой телефон.

— Я не ругаюсь! Какой смысл, если вы уже все обсудили? Выпороть тебя еще тогда надо было, сейчас уже бесполезно!

— Бесполезно! — согласно закивал хулиган. — А еще она сказала чтобы ты лечился, ничего страшного у вас сегодня не будет! — сдал мелкий секретную инфу, и заткнулся, получив недовольный предупреждающий зырк старшего.

— Леш, оставайся дома, правда. Отлежись пару дней. Зато к выходным точно выздоровеешь! — решил внести свои пять копеек в обсуждение отец. — Кстати, вы же что-то сдаете в выходные у Сани?

— Да, Славкина бригада сдает.

— И ты не поедешь?

— Поеду, поэтому и не договаривался еще ни о чем, этот болтун вечно бежит впереди паровоза!

— Так договорись! Ну... пожалуйста! — Вадя прошмыгнул отцу за спину и корчил жалобные моськи, довольный тем, что все переключились на старшего и ему сошло с рук тыренье Лешкиного телефона.

— Все! Леша остается дома, мы с тобой опаздываем, и маме тоже скоро выходить! — разогнал отец семейства стихийный митинг.

Старший, набычившись, помолчал, переводя взгляд с матери на отца, потом махнул рукой:

— Идите уже, отлежусь. — И, с удовольствием избавившись от теплого свитера, пошел к себе в комнату, нажимая на вызов последнего набранного номера.

...

Привалившись к поручню рядом с дверьми, Оля закрыла глаза и вместо серых стен родного метрополитена под веками тут же всплыли ярчайшие картинки сказочного сна.

Белый огромный кот в темную крапушку лежит на широкой ветке над рекой. Кто это — леопард, гепард или еще какая-то разновидность здоровенных кошачьих, девушка не знала. Но кот совершенно точно был зрелой особью и охотился, карауля что-то на другом берегу реки. Сторожко поворачивающиеся уши, неспокойно охаживающий ветку хвост, сосредоточенная морда и совершенно человеческая тоска в глазах...

Девушка нарисовала уже три портрета зверюги, а воспоминание не желало уходить, нехотя потеснившись только ради еще нескольких более схематичных картинок. Ручейки серебристого расплавленного металла, растекающиеся по искусно выполненному в синем камне узору, прозрачная перламутровая паутинка, накинутая на маленького серого котенка, какие-то разрозненные узоры деревьев и листьев, будто она зачем-то внимательно приглядывалась к зелени прожилок и шероховатостям коры.

Серебряный на голубом рисунок и несколько особо красочных листьев она уже отложила в памяти, собираясь перенести на эскизы для валялок.

Выходя из вагона, дернулась, удивленно посмотрев на коснувшегося ее руки незнакомого парня.

— У тебя мобильник разрывается! — доброжелательно улыбнулся он ей, не торопясь отходить.

— А? Спасибо...

Достала телефон, автоматически принимая звонок и притираясь вплотную в нишу, чтобы не путаться под ногами целеустремленно бегущих на работу пассажиров и заодно отгородиться от неожиданного советчика.

Пять минут спустя Оля тупо смотрела на погасший экран своей Нокии. Нет, она не посмотрела заранее на контакт, не успела испугаться и "занеметь", и даже не растерялась и связно отвечала, но... мысли, разогнанные вчерашней эльфийской проработкой, стремительно заполняли ее метушащийся в поисках причин этого звонка мозг.

— Что-то случилось? — обозначил свое присутствие давешний парень.

— Что? — удивилась она его наличию рядом и, спохватившись, что опаздывает, рассеянно ответила, даже не вспомнив о своей обычной "неспособности разговаривать":

— Нет-нет, все в порядке. — И понеслась на переход.

"Он рассказал Ваде? Зачем? Он хочет пойти с нами? Или ему надо погулять с братом и это просто удобный вариант?" — мысли крутились вокруг Леши. Вспоминалось, как вчера он злился, что они не смогли поговорить. А теперь разговор снова откладывается. Она могла бы вздохнуть свободно, но не получалось, его "надо поговорить" дамокловым мечом висело над ней. Как ни крути, а поход в зоопарк его вчера совсем не вдохновлял. И ладно бы он передумал, они ведь его пригласили пойти. Но почему звонит Вадя?

Ее рефлексию прервала вибрация так и зажатого в руке телефона, снова показав тот же контакт. Оля чуть помедлила, — теперь ее догнал испуг, и бередили душу возродившиеся сомнения, — но все же нажала на прием.

Что сказать на вопрос "все ли у нее в порядке?" — она не знала. И все же призналась в удивлении и от двух звонков и от его неожиданного желания пойти с ними, да еще и взять с собой брата. И подтвердила, что да, не против такого дополнения и что совсем не злится на излишне инициативного мальчишку. Но, положа руку на сердце, была рада нестабильной связи в метро, не давшей им толком поговорить. Наскоро пообещав пообщаться сразу, как только он придет в институт и пожелав скорейшего выздоровления, она с облегчением отключилась. Перед глазами почему-то рисовался немного другой образ Леши — старше, с более длинными и жесткими, похожими на медную проволоку, волосами и такими же серыми глазами, но отливавшими голубоватой холодной сталью, а не небесным васильком. Оля прикрыла ресницы, пытаясь поймать воспоминание, — ей казалось, что такого "неправильного" Лешу она тоже видела в сегодняшнем сне, как картинку в книге или в том детском "эльфийском" камушке.

За вспоминанием сегодняшних странных снов и не менее непонятных утренних разговоров, в задумчивости механически открывая-закрывая телефон с перечнем принятых звонков, она едва не проехала свою остановку, среагировав только на слово "Римская".

...

Как удивительно скучно сидеть на занятиях, когда ничего не происходит. Нет, не сказать, что потрясения последних недель Оле нравились. Ее искренне радовало затишье и исчезновение ажиотажного интереса к собственной персоне. В двери института без поддержки Эда и Леши она заходила с опаской, и до самого звонка с последней пары у нее не получилось избавиться от нервного мандража — что кто-то косо посмотрит, беспричинно в чем-то обвинит, пристанет. Да и мысли о Леше никак не хотели покидать ее голову. Вроде бы и отношений как таковых у них нет, и на занятиях они почти не общаются, но вот поди ж ты — не хватало ей его присутствия, и все тут.

Без всякой спешки перекладывая поудобнее сумку в пустой аудитории, она удивленно исследовала еще одно новое для себя ощущение, — ей впервые совершенно не хотелось спокойно ждать развития событий. Нервно зудела потребность куда-то бежать, что-то делать, но — с кем-то... зачем-то... чтобы это хоть кому-то было нужно... она с удовольствием предложила бы помощь нелюдю, но вот именно сейчас ему, как назло, ничего от нее и не требовалось. С сегодняшнего дня эльф собрался, как хихикая она обозвала это действо про себя, "проинспектировать деревья", пройдясь по паркам, раз уж лесов в доступности нет. И отправился по ее наводке в Ботанический сад. Прогулка волнений не вызывала — гость вполне освоился, да и "чувство гида" не подавало никаких признаков опасности для подопечного. У нее же настроения идти домой не было совершенно. "Просто так" гулять по снежно-слякотным улицам — тоже. Разве что... "заняться своими делами"? Она же собиралась в магазинчик по ниточкам? Почему бы и не зайти в парочку, раз у нее есть время?

Размышляя о своем, не сразу обратила внимание на оживший мобильный, глухо напевавший "розовую пантеру" где-то в недрах сумки, и удивилась собственной популярности. Обычно пару раз в неделю ей звонили родители, изредка Наташик или Ленка, да теперь еще Леша иногда, а тут третий звонок за день. Пару секунд она рассматривала незнакомый номер, заставивший напрячься и внутренне собраться. Разговаривать ни с кем не хотелось, но вдруг это по делу? Нет, скорее, конечно, какой-то опрос или реклама. А если что-то с Эдом? Или родителями? И она, бросив выдумывать страшилки, нажала кнопочку с зеленой трубкой.

— Да? — не сразу поверила услышанному слету звонкому "не ругайся!". И даже отстранила трубку от уха, вглядываясь в номер, — нет, такого не помнила!

— Не ругайся на Лешу, пожалуйста! — повторно бодро раздалось с той стороны связи. — Это я взял его телефон! Сам! И еще вчера ныл и просился пойти с вами! Там такая классная дельфиночка, Элли! Правда-правда! Тебе понравится!

— Что? Я не Элли...

— Не, Элли — это дельфин, девочка! Она там выступает, а со мной лишний раз и не сходит никто! Некогда им! — в голосе ребенка прорезались просительно-жалобные нотки.

— Вадим? Это ты? — сообразила она сопоставить услышанное с утренним звонком. Правда, в шуме метро голос мальчика казался ей взрослее.

— Да! Я! А ты меня не узнала что ли? — судя по падению интенсивности воплей, пацан расстроился.

— Прости, не сразу! Но узнала же. Я... не ждала звонков... — зачем-то стала оправдываться Оля.

— Я же утром звонил! А сейчас со своего! Можешь запомнить!

— Хорошо, — немного растерялась она под таким напором. Впрочем, Вадя ее с самого начала озадачил своей активностью.

— Ты помнишь, что Леша болеет? Ты с ним говорила?

— Ну... да...

— А давай ты в гости придешь? Когда кто-то болеет, его надо лечить, да?

— Да...

— Вот! Приходи, полечи его!

— Амс... Вадим, мне кажется, вы его и без меня полечите, а? — невольно подстроилась она к манере разговора собеседника.

— Родители на работе. — Она почти увидела, как он махнул рукой, — когда отец меня с продленки заберет, только тогда и пойдет в аптеку. А ты бы уже сейчас принесла ему что-нибудь...

— Но... я же не знаю, что нужно... и меня никто не приглашал... — Занятая разговором, залезла на подоконник и, прижавшись виском к холодному стеклу, не замечала, как неспокойные пальцы вытанцовывают на нем ломаные тропинки.

— А он тебе скажет, что нужно! И я приглашаю!

— Знаешь, когда приглашаешь гостя, принято быть дома самому, а ты же в школе пока? — с трудом, но нашлась она с ответом. — А когда придешь, то вы и сами уже принесете лекарства.

— А просто... навестить? — немного замялся Вадя, подбирая правильное слово.

— Я думаю, он не настолько болен, чтобы мне его нужно было навещать... — Оля поймала себя на мысли, что с удовольствием бы пошла в гости, все равно делать нечего. И тщательно затолкала обратно в тот темный уголок, откуда та вылезла, ведь приглашал ее, увы, не тот брат...

— Как это? Ведь ты его девушка!

— Я-а? — голос предательски хрипнул.

— Ну не я же? Я его брат! — через шок от заявления ребенка пролезла улыбка на непробиваемую логику — ведь и правда брат, с этим-то не поспоришь.

— Вадя... извини, но, мне кажется, ты ошибаешься! — Все-таки правду необходимо сказать, как ни сложно выдавить ее против сильнейшего желания поддержать столь приятную иллюзию мелкого.

— Ничего я не ошибаюсь! Опять вы врете мне! Зачем? — обиделось непосредственное дитё.

— Да не врем мы... разве тебе Леша не сказал, что мы... — ей не хватило смелости однозначно отказаться от отношений, и она закончила, скомкав, — одногруппники?

— Сказал. Но я же вижу! — не сдавался ребенок.

— Но... это же правда, мы просто вместе учимся...— Вот кто бы объяснил, откуда у нее взялась горечь от отрицания самим Лешей догадок мелкого провокатора?

— Я его знаю. Хорошо, вот! Он бы просто так не рвался утром из дома. А если бы не к тебе, а на учебу просто-просто ехал, то зачем бы стал тебе перезванивать? — докопался новоявленный Шерлок.

— Может, ему было неудобно за твой звонок с его телефона? — выдала она наиболее похожую на правду версию, в душе мечтая об опровержении ее в максимально быстрые сроки.

— Нет, — последовал категоричный ответ. — Не правда. Не просто так. Ладно, пойду я делать домашку, раз мне самому его лечить вечером! Передать что?

— Пусть выздоравливает к выходным, если вы собираетесь с нами идти! — и неожиданно для себя добавила:

— И еще хорошо бы ему чаю с шалфеем заварить!

— А... это что?

— Это листики такие, трава, в супермаркете посмотрите.

— А... щавел-фей? А, щавель! Кислый такой, да?

— Нет, шалфей. Это совсем другое растение!

— Лады, поищу! — постарался солидно произнести мелкий. — И все-таки Леша хотел пойти в зоопарк только с тобой! Без меня и без еще кого ты там с собой берешь! Только там же целоваться негде! Поэтому меня можно и взять! Ты точно не против?

— Нет, не против! — Наплевав на хозяйку, Олины губы расползлись в ласковой улыбке. Если так думает его брат, то, наверное, он что-то такое видит? Не может же она, как и Вадя, все себе выдумывать? И у них с Лешей все... хорошо? ...как и намекал Эд?

— Тогда пока!

— Пока!

Посмеиваясь про себя над мелким махинатором, сохранила контакт "Вадя" и, больше не задумываясь и не накручивая себя, с легким сердцем помчалась на улицу — у нее же еще масса дел! Противная погода не мешала солнечному настроению, лишь заставляла покрепче затянуть капюшон, и Оля, вместо того, чтобы нырнуть в уютное метро, выскочила с другой стороны перехода в сторону церкви, к магазину с ниточками и пряжей, куда еще четверть часа назад идти поленилась бы.

Конечно, хорошее настроение вкупе с наличием свободных денег вылились в покупку в три раза большего количества всяких пакетиков — в магазинчике оказались наборчики из нескольких ниточек в одной упаковке и от жадности она хапнула все разноцветные, руководствуясь универсальным оправданием всех шопоголиков "может пригодиться".

Поскольку дома пустовал кухонный стол, то к приходу соседа на подоконнике у батареи уже красовалась заготовка для одного из придуманных вариантов косметички, а все пространство ванной занимали разложенные на просушку полотенца, клеенка, пупырка и бамбуковая салфетка.

Пришедший усталый эльф возмущенно фыркнул на "непорядок", на что усердно отрисовывающая предпоследний эскиз хозяйка даже не повернула головы, добрался до привычного места на диванчике и принялся внимательно изучать ее поделку. Повертев подсыхающий войлок так и эдак, озадаченно погладил пальцами рисунок и... через полчаса попросил сделать ему что-то похожее.

— Только... когда будешь делать, думай, что это вещь для меня, хорошо? — добавил на редкость серьезным тоном.

— А что именно сделать? — растерялась она.

— Да все равно, что-нибудь на память, — рассеянным взглядом он окидывал то вновь вернувшуюся на поднос косметичку, то ее саму и — вот Оля чувствовала, — что-то про себя прикидывал.

— Хорошо! — Не сдержавшись, хихикнула, — ей почему-то вспомнилась давняя картинка "эльф в футболке с монстром и мешком яблок за спиной". Так что она решила свалять ему сумочку "для яблок". Отодвинув незаконченный эскиз и едва не опрокинув табуретку, подорвалась раскапывать свои залежи, на ходу придумывая рисунок с яблочками и рябиной — клюква как-то не ложилась в представленный образ, хотя напомнить ему о клюкве в сахаре было бы забавно...

...

Нет, конечно, не стоило вчера начинать "эльфийскую сумочку" в девять вечера. Но вдохновение такая вещь, — приходит, совершенно не считаясь с твоими желаниями, вот и возишься как заведённая несколько часов так, что иногда и вовсе не поспишь, — Оля проглотила настырный зевок, в бессчетный раз потерев уставшие глаза. Несмотря на полночи, проведенные в ванной и снотворную лекцию по истории, настроение зашкаливало за отметку "супер"! И почему она забросила любимое увлечение? Не поленившись снова забежать в магазинчик за серенькой и канареечной шерсткой, неожиданно ушедшими на подарок гостю и прикупив бордовый моточек, — оттенить рябиновые ягодки, она взялась за окончательную отделку высохшей войлочной заготовки.

По ее лицу, почти уткнувшемуся носом в щетку, блуждали отзвуки эмоций — от мечтательно-нежных улыбок до пробивающихся "хи-хи" и немного грустных похмыкиваний. Как и просил гость, она делала вещицу для него, волей-неволей вспоминая все их знакомство. Пристрастная память подкидывала один за другим смешные, забавные и просто приятные эпизоды. Сгоревший чайник, выброшенные в помойку куриный окорочок и сгущенка, даже его жадное исследование студентов на вечеринке, чуть не закончившееся довольно плачевно для них обоих, — все сохранилось драгоценными жемчужинками памяти и сейчас вызывало тихую радость, сопровождавшую каждое движение иглы, превращающей рыхлые красные моточки в упругие ягодки.

Закончив с рисунком, с кряхтением выпрямилась и, не торопясь, аккуратно пришила внутренний "мешочек", не забыв и небольшой покупной карманчик на молнии между войлоком и подкладкой. Пусть он эльфу и не нужен, но так будет правильно. Надвязала на хлястике крючком петельку, вместо пуговицы устроив два малюсеньких яблочка на "веточке" из прочной нитки. Встряхнула поделку и, отставив на стол, откинулась на диван. Серая торбочка с желтыми и зелеными яблочками, расцвеченными румяными бочками и кисточками рябины, мягко сияла в сумрачной комнате. Довольно потянувшись, Оля мысленно представила Эда и, прикинув к нему сумку, удивилась — вещь была ее, именно ее отражением и будто протянула между ними ворсистую теплую ниточку искренней нежности, симпатии и даже... любви?

Давно сгустившиеся сумерки ограничивали Олин мирок ореолом желтого пятна от бра, подлокотником дивана и краем стола со стоящей на нем сумочкой. Одна. Опять. По-детски посасывая уколотый палец, она грустила о несбыточном. Нет, у нее не было желания жить снова с родителями, хотя она их и любила. И потребности звонить ежедневно и ездить каждые выходные, как на первом курсе, она уже не испытывала, и все же... ей было одиноко. Оля не считала себя сильным человеком, "волком", способным прожить в одиночку. И в тоже время сторонилась больших компаний, мечтая о ком-то родном и близком, кто разделил бы с нею... ее надежды и жизнь, как говорится "в горе и радости"... но мечты не спешили сбываться. Леша? Леша казался очень теплым и заботливым, но он... оттолкнул ее... и это оказалось больно... А холодный, высокомерный эльф, вот так вдруг неожиданно оказывается и теплым и близким и даже... родным? Она, незаметно для себя, ласково поглаживала цветочки браслета, вспоминая редкие улыбки нелюдя. И ведь он ни разу не сделал ей ничего по-настоящему плохого, болезненного... заботился даже... Нет, даже думать об этом глупо — одернула она себя. Уж ему-то она точно не интересна, да и уйдет он скоро...

"Скоро... А сколько времени-то?" — очнулась она от грустных мыслей. — "Ох, почти десять уже! Где он ходит?"

Паника вырвалась беззвучным зовом и почти тут же пришла мягкая ответная волна "скоро". Удивленно покрутила головой, передернула затекшими плечами и принялась сгребать свои богатства обратно в сумку.

Буквально через четверть часа появился и довольный эльф, с двумя полными пакетами кофе. Сделав ему напиток и налив себе совсем чуть-чуть за компанию, Оля привычно пристроилась напротив, с трепетом ожидая вердикта высшего существа для своей поделки.

Угнездившись на диванчике с кружкой кофе, он еще более придирчиво молча крутил в руках вещицу, повторяя пальцами линии рисунка. Очерчивая ягодки рябинки, почти улыбнулся — уголки губ чуть дрогнули, будто Оля рассказала ему что-то смешное. Покачал в горсти яблочки на застежке, и, аккуратно сложив торбочку на диванчик рядом с собой, внимательно посмотрел в глаза хозяйке.

— Молодец! Очень хорошо, я даже не ожидал от тебя!

— Тебе правда нравится? — Все же поделка в сравнении с его вещами выглядела такой простецкой... ну как валенок рядом с итальянской туфелькой на шпильке. — Но... ведь совсем на ваши идеальные вещи не похожа...

— А это и не нужно! И не должно быть похоже. Такое наивное туземное творчество. Очень колоритно и аутентично. Ценно, для меня.

— Эх, умеешь ты порадовать! — Махнула она рукой, не обидевшись на "наивное" и "туземное". — Рада, что ценно. Мне хотелось сделать ее для тебя.

— Благодарю, я чувствую это. И мне понравилось твое напоминание. Кстати, кровью скреплять было излишне. Странно, что ты вообще это сумела сделать.

— Напоминание? Кровью? А! Это случайность! — ей вспомнилась малюсенькая капелька крови, все же попавшая на бочок одной из ягодок.

— Да. Я, конечно, ничего не забуду. Но твои собственные эмоции интереснее.

— Ты их чувствуешь? Вот в сумочке?

— Конечно, я чувствую все, что ты вложила в эту вещь. Это не Памятка, но очень приятно выполненный слепок твоих мыслей и эмоций.

Оля смутилась и покраснела, вспомнив, как хотела рябинками напомнить ему про клюкву... и, вскочив, как много раз до этого, лихорадочно зашуршала, накрывая на стол и прячась от его внимания за дверцей холодильника.

— Раз у тебя получаются отпечатки эмоций, то давай попробуем простое считывание! Браслет поможет. Все равно я собирался тебе кое-что рассказать, — с олимпийской невозмутимостью заявил нелюдь полчаса спустя, поливая медом причудливо посыпанный корицей натюрморт из яблок, клубники и сметаны.

— О чем? — насторожилась Оля.

— Приходили твои родители, и я решил, что стоит немного подкорректировать их воспоминания.

— Это зачем? — стиснула она ложечку, предчувствуя, что ответ ей не понравится.

— Они стали беспокоиться, и я посчитал это нежелательной реакцией.

— А подробнее? Ты можешь подробнее рассказать? — начала кипятиться она, возмущаясь его медлительностью. — Из тебя вечно все надо вытягивать по капле?

— Легко. — Незаметным жестом достал из кармашка тенниски пусету с аметистом, сжал в кулаке и протянул ей на раскрытой ладони. — Давай руку.

— Зачем это? — испугавшись, совсем по-детски спрятала кисти под стол.

— Покажу. Попробую, вернее. Давай! Или ты не хочешь увидеть все в подробностях?

— Хочу, — проворчала она и протянула подрагивающую ладошку.

Стоило пальцам коснуться теплой руки, как реальность поплыла. Оля уже не почувствовала, как эльф разжал ее пальчики и вложил в них пусету. Ее глаза сами собой закрылись, воскрешая под веками видения прошедшего дня.

...

В окно ее комнаты заглядывает серый декабрьский день, а рядом со шкафом стоит мама, недоуменно рассматривая одежду эльфа.

— Это же мужские! — себе под нос удивилась женщина.

— Где? — полюбопытствовал отец, обладавший уникальным даром всегда слышать и видеть все, касающееся его ненаглядной девочки.

— Вот, — костеря про себя собственную несдержанность, ответила мама, отодвинув тенниски и свитера Эда от ее вещей.

— Ты думаешь? — с недоверием рассматривал отец разноцветные вещи, — они же розовые, сиреневые и са-а-л-а-а-а-товенькие! Совершенно девчачьи цвета! Кто такое оденет?

— Но размер... и деньги откуда бы? Вещи-то не дешевые... да и ее размера новые есть.

— Деньги мы ей дарили на день рождения. А размер... она же любит размахайки... хотя... — они, не сговариваясь, посмотрели в угол, где стояла сложенная раскладушка.

Оля, покраснев, похвалила себя за правило обязательно собирать раскладушку каждое утро. Ну стоит и стоит, родителям пришлось чуть приврать, что вещь одногруппника, попросившего подержать ее некоторое время.

— Тогда надо радоваться, что раскладушка, — рассудительно заметила мама, — если бы... ну в общем, тогда и дивана было бы достаточно.

Отец, не ответив, упрямо свел густые брови и молча рванул в ванную. Поджатые губы немного расслабились только после тщательного изучения всех стоявших на полке под зеркалом бутылочек, тюбика с зубной пастой и стакана со щеткой.

— Ну, — мама, сложив руки на груди, обеспокоенно-недовольно смотрела на мужа, — что нашел, шпион?

— Ничего не нашел, — все еще подозрительно перебегая взглядом по флакончикам на бортике ванной, ответил он, — второй зубной щетки нет, бритв, пены или лосьонов мужских тоже нет. А полотенца вот два висит, — обвиняюще ткнул в крючки на двери.

— Ну и что, что два, — приняла решение мама. — Перестань ты ее опекать уже, она давно взрослая! Мы же договорились лишний раз ей не звонить, не дергать и не расспрашивать! Как она научится жить сама и найдет себе нормального парня? Ты и так до одиннадцатого класса ее по вечерам встречал у школы! Всех ухажеров распугал!

— Так уж и всех! Пояснил одному немного, и — все!

Оля улыбнулась — мама до сих пор виноватила отца в отсутствии у нее кавалеров.

— Одного! Будто их прямо вот толпы вьются вокруг.

— Откуда ты знаешь? Может и вьются! Тем более, был бы настоящий мужик, так бы просто не отступил!

Похоже, — с любопытством отметила девушка, — что каждый из этих аргументов высказывался далеко не в первый раз.

— И вообще, ты вот что-то не стремишься, чтобы она научилась готовить, так и таскаешь ей продукты и еду.

— А ты мне помогаешь! — примирительно улыбнулась мама, — пусть порадуется жизни, пока можно. Вон на столе опять цветочки войлочные, значит рукодельничает и настроение у нее хорошее.

— Ну да, да... а может она на продажу что-то делает? Может, ей денег не хватает? На стипендию много не купишь! И это ее увлечение вегетарианством я не одобряю!

— Даже если на продажу, какая разница? Она в плохом настроении ничего не делает. Вегетарианство-то ладно, блажь, пройдет. Но я беспокоюсь, кажется, она стала меньше есть. Посмотри — распахнула дверь холодильника — как ни придем — он всегда полный. А сама говорит, что здорова и хорошо себя чувствует. Может, нервничает из-за экзаменов? Или влюбилась?

Оля стремительно краснела. Конечно, она подозревала, что родители переживают за нее, и "бдят", но что так... подробно... эххх....

— Так что ты сделал? С ними? — попыталась она взять себя в руки, когда "воспоминания" закончились и реальность в виде вечера на кухне с нелюдем за столом вернулась на законное место.

— Ничего. Минимальное воздействие. Они теперь уверены, что это твоя одежда висит, ты ведь любишь свободные вещи.

— И все?

— И все. Этого было достаточно. Ты видела результат — их мысли переключились на обычные темы, — он хмыкнул, — как ты мало ешь и как бы избавить тебя от увлечения вегетарианством.

— А зачем ты мне сережку вложил? — Покрутила она в пальцах сиреневый камушек на серебряном гвоздике.

— Я изучаю. Ты, с моей помощью, смогла считать простую мыслезапись. Удивительно.

— Опять экспериментируешь? — возмутилась для вида, да и плюнула на него, — пусть себе развлекается, ей даже понравилось.

— Да, интересно. У тебя ничего не болит? Слух или зрения не сбоят?

— Нет, — прислушалась к себе и подтвердила — ничего не болит, все в порядке, разве что голова немного кружится. Надо что-то делать с холодильником! Давай ходить в магазин в среду вечером, чтобы изобилие не так бросалось в глаза родителям?

Эльф согласно кивнул и, переложив свои Памятки с подоконника в новую сумочку, отправился на диван.

...

Убрав остатки ужина, и удовлетворенно оглядев "полный холодильник", Оля перебралась вслед за ним в комнату. Немного понаблюдав за расслабленно сидящим с Памяткой в руке соседом, открыла ноут, собираясь закончить макеты заказанной вещицы. Скопировала уже сделанный рисунок и, добавив к запрошенному фиолетовому в этот раз не розовый, а желтый с каплей салатового, удовлетворенно полюбовалась получившейся нежной и мягкой вещичкой, сохранила и открыла страничку заказчицы "В контакте". Отправила, написав небольшое письмо и, с улыбкой хорошо сделавшего свою работу человека, скучая, вяло перебирала странички немногочисленных знакомых. Уже собравшись привычно переключиться на "Одноклассников", посмотреть, не выложила ли Наташик обещанные еще два месяца назад летние фотки... как ее посетила здравая мысль, которая, по хорошему-то должна была прийти в ее голову давно. Посетовав на собственную тормознутость, девушка азартно принялась за поиск. Нашла. Посмотрела. На свою голову не сдержала любопытства, перелистнув фотки и почитав подписи. Перешла на другую страничку. Все тоже. Удар оказался слишком неожиданным и слишком сильным. Получается, что все-таки обманулась она. И зря на что-то серьезное, глупая такая, рассчитывала. Теперь совершенно ясно, о чем Леша хотел поговорить! Губы задрожали, в носу защипало, а сердечко зачастило перепуганной мышью. Раньше она бы так и упала на стол, чтобы вдоволь поплакать и пожалеть себя, мысленно насыпав погребальный холмик собственным мечтам. Но напротив сидел эльф, и Оля собралась с силами, сжала кулачки, дождалась выключения винды, медленно закрыла крышку и отнесла ноут на стол. Молча расстелила ненавистную сейчас раскладушку, не поднимая глаз добрела до ванной, умылась, на автомате заползла под одеяло и спряталась под ним с головой, только тут позволив себе разреветься, зажимая кулак зубами.

...

Всего десять минут ей удалось позамачивать подушку раздирающими душу слезами, как над головой раздался прохладный голос:

— Что тебя так расстроило на этот раз?

— Ничего, — глухо отозвался одеяльный холмик, еще крепче пряча обиженную личинку от нежданного допросчика.

— Твои слова противоречат эмоциям. Ты дергаешься так сильно, что меня из просмотра выдернуло!

— Я не дергаюсь, я... нервничаю... — опротестовали всхлипывания из укрытия.

— Хорошо, почему ты нервничаешь? У тебя в мыслях сумасшедший дом! И ходят по одному и тому же кругу. Я читаю тебя, но не понимаю! У меня самого голова от тебя кружится! Что ты такого обидного узнала, что места себе не находишь? — Нелюдь попытался добыть собеседницу на свет.

— Так ты в мою голову не лазь и твоя болеть не будет! — дернула плечом Оля и раздраженно потянула обратно приподнятый край одеяла, снова закукливаясь в зародышевый комочек и продолжая страдать.

— В тебе очень много любви, почему ты сомневаешься в этом? — он прихватил свесившийся с другой стороны уголок одеяла, обнаруживая рыжую макушку.

— Дело не во мне... я-то... — она покраснела и уползла в свою мягкую ракушку поглубже, будто снова читая ненавистную подпись под снимком. Вот зачем она полезла смотреть фотки этой девицы? "Мой жених, а?" А он тоже хорош! Зачем целовался? Ладно, это можно объяснить "сбросом", как бы ни было жаль... Но "свидания"?!? И вообще, зачем он к ней тогда так... внимательно... участливо... в общем... как будто у него и нет никакой невесты, а? Зачем? Обидно, да?

— Хорошо, с тобой все ясно, проблема в рыжем? — девушка зажмурилась и кивнула в своем укрытии, но нелюдь легко прочитал это движение, — ты ему не веришь?

— Нечему, — из комка высунулся нос и подозрительно блестящие глаза, — он же ничего не говорит! Значит, ничего нет!

— А что, должен? — всерьез не понял эльф, — зачем? Или у вас положены ритуальные фразы?

— Положены, — невнятно пробормотала, сглатывая всхлипывания.

— Странные вы создания, любви не видите, а ритуалы создаете. Разве ритуал заменяет чувство? — Эд нахмурился и мягко погладил воздух над Олиным коконом.

— Да, иногда заменяет, — вынырнула удивленная этой мыслью растрепанная голова, не замечая, что слезы вдруг высохли. — А это неправильно, да? То есть, ты чувствуешь, что он... не... безразличен ко мне? — наконец-то сообразила она то, что ей пытался сказать нелюдь.

— Я вижу истинные чувства, — пожал он плечами. — Но почему ты сомневаешься? Ты сама ничего не чувствуешь?

— Не знаю я... я влюблялась один раз... еще в детстве... и это было совсем по-другому...

— Так, давай-ка расскажи, чего ты сама хочешь? Мне только головную боль не хватало заработать, пытаясь разобраться в твоей мешанине.

— Вот... я бы хотела, как Сашку... чтобы доверять, чтобы... понимать... Лучше друга у меня никогда не было! Просто лучше всех! Защищал меня, помогал, мы вообще все лето не разлучались...

— Его же нет рядом?

— Нет, они уехали, за границу, еще в шестом классе.

— Так к чему все эти воспоминания? Давай-ка о рыжем своем. Чего ты ждешь?

— Не знаю... чего-нибудь...

— Вот как! Толком и сама не знаешь, но обижаешься на него?

— Да!

— А за что?

— За обман!

— Он сам тебе сказал? Или ты придумала?

— Я не придумала! Он выложил в интернет!

— Но сам не говорил? Того, что тебя обидело?

— Нет... но это же всем видно! Может, он думал, что я давно знаю? — Оля попыталась переосмыслить их встречи с нового ракурса. — Ну почему? Почему все так сложно? Почему нельзя просто сказать, чего хочешь! Почему он так странно себя ведет?

— Как странно? Мне надоело вытягивать из тебя слова! Может, стоит ему сказать все, что ты думаешь о нем? И чего ты, а не он, хочешь?

— Но я не думаю... и... я?!? Что, мне первой признаваться? — опешила она от такого предложения.

— Почему бы и нет?

Оля зависла. Покраснела. Снова завернулась в одеяло.

— Но я же не могу... не могу сама сказать Леше... Ой!

В голове поскакали наперегонки предложения, казавшиеся одно другого страшнее. "Нравится?" Определенно. Достаточно ли ей было бы этого слова от него? Да... чтобы самой сказать "нравишься". Но маловато... Неужели она ждет "люблю?" Но готова ли сказать такое сама?

— Нет... я не уверена. — Подняла на нелюдя жалобные растерянные глаза. — Мы же пока просто друзья... Он собирался с нами в зоопарк...

— Я помню. Тебя это не устраивает? Что вы друзья?

— Нет... то есть да... у меня нет друзей среди парней... да и просто друзей негусто...

— То есть тебе нравится существующее положение вещей?

— Ты меня запутал! Нравится, но он меня обманул! Не сказал, что у него есть невеста!

— Это тот ритуал? — Девушка молча кивнула. — Так что, если есть невеста, он не может быть твоим другом?

— Может...

— И может заботиться о тебе? — прочел ее мысли эльф.

— Да... может... но мне бы так хотелось...

— Не торопись, пусть будет так, как есть...

— Ты что-то задумал! — Недоверчиво уставилась она в задумчивое лицо Эда.

— Я уйду. Скоро. Ты знаешь. Может, это случится для тебя не так уж и быстро. Меня почему-то беспокоит, что с тобой будет дальше. Хочется убедиться, что оставляю тебя в благоприятном окружении. Рыжий вполне положительное окружение. Пусть остается, как раз и посмотрим на него получше.

— Ты всерьез? Не шутишь? Поможешь? Я тебе больше не безразлична?

— Ты мне не безразлична с того момента, как тебя принял браслет. Помогу. И не шучу.

— Спасибо! — Оля привстала на коленки и, доверчиво обхватив эльфа за пояс, уткнулась в живот, пошмыгивая носом и стараясь снова не зареветь, теперь от благодарности за его участие.

Ошарашенный нелюдь побоялся откачнуться назад, чтобы неустойчиво стоящая девушка не навернулась с раскладушки, и пару раз всплеснул руками, не находя правильного движения. Наконец провел правой рукой по растрепанной макушке:

— Спи, странная человеческая малявка, глупая и беззащитная, слишком открытая и доверчивая. Все у тебя будет хорошо, я прослежу. Только вот зачем это мне, я и сам не понимаю.

Растерянно уложил расслабленно упавшую на его руку потяжелевшую головку на подушку и прикрыл одеялом, усмехаясь собственному глупому поведению.

...

Леша появился в институте в пятницу, гнусаво заявляя, что выздоровел и светя на всю аудиторию красным носом. Обладай Оля большим самомнением, она могла бы подумать, что причиной тому ее вчерашнее нежелание долго с ним разговаривать. Девушка приняла твердое решение считать их отношения дружескими. Чуть больше, чем прошлогодние приятельские, и все. И старалась поступать сообразно с этим решением. Только садились они теперь, не сговариваясь, за один стол. Но это же ничего не значит? В конце концов, никаких слов сказано не было, никто никому ничего не обещал. Все по-прежнему. И в институте все вернулось "на круги своя" — ее почти не замечали. Одногруппники вели себя как обычно, Игорь, Андрей и Эва — так, будто никогда ее и не знали, один только Макс выбивался из общей картины. Этот ловелас вдруг перестал все свободное время ошиваться около инкуба с "могучей кучкой" и взялся всерьез ухаживать за тихоней Люсей Мальцевой — совершеннейшей белобрысой "мышкой"-отличницей из параллельной группы.

Вот и сейчас один вежливо поздоровавшийся Макс наблюдал их прощание с Лешей в коридоре. Оля с вымученной улыбкой подтвердила время и место завтрашней встречи, в очередной раз отрицая какие бы то ни было обиды и на него и на Вадю, но твердо отказавшись от провожания до метро. Не выдержав напора и избегая новых вопросов, отвернулась, пряча наворачивающиеся слезы, кинула "До завтра" и поспешила скрыться от обескураженного ее сухим тоном парня в женском туалете.

Поуговаривав себя не расклеиваться и смыв тушь с все-таки покрасневших глаз, Оля медленно побрела к выходу, никого и ничего не замечая. Ее сил не хватило даже на удивление, когда около дверей Макс придержал ее за локоть и развернул к себе.

В обычно довольно нахальных карих глазах плескалась странная смесь чувств, — нежности, сочувствия, и какого-то... благоговения, что ли — она затруднилась бы с определением.

Заторможено разглядывая красавца, впервые подошедшего так близко, Оля не могла найти ни одной причины такого внимания. Парень казался смущенным и тоже не торопился начать разговор. Так они переминались рядом друг с другом минут пять, пока он не решился:

— Спасибо... спасибо твоему родственнику.

Оля хлопнула ресницами, удивленно вытаращиваясь на собеседника, — никак не ожидала ничего подобного и не находилась с возможным ответом. А что сказать на это? "Пожалуйста?" — так не ее благодарят, да еще и неизвестно за что.

— Наверное, ему все равно. Но я подумал над его словами. Он прав. Прав во всем. Я дурак, что велся на подначки и споры. Есть вещи, которые важнее любого чужого мнения. То, что ты чувствуешь сам. То, что нужно, необходимо тебе самому...Ты-то ведь меня понимаешь?

Девушка неуверенно кивнула головой.

— Так хорошо, когда хоть кто-то понимает! — облегченно выдохнул парень. — Странно, что мы до сих пор не общались. Может, попробуем как-нибудь куда-нибудь сходить? Ты ведь с Лешей? А я... а мы бы с Люсей... вместе.

Оля снова едва качнула подбородком, внимательно всматриваясь в глаза парня — нет, не было в них издевки. Но к ней и дар речи не спешил возвращаться.

— Значит, договорились? Спасибо тебе! И родственнику своему благодарность передай!

— Передам, — непослушными губами прошептала девушка, совершенно ничего не понимая.

Когда Эд успел ему что-то сказать? Зачем? Совершенно не ясно. Но на душе почему-то стало легче. "То, что важнее любого мнения". Да, пусть Леша будет только другом. Она хочет с ним дружить. Быть рядом. Узнать его лучше. Это важнее. Девушка гордо вскинула подбородок. "А мнения всяких инкубов и его подпевал ее тоже совсем не интересует, вот!"

Глава 7. Люди, животные и боги.

Леша сотый раз осмотрел одетого брата. Вадя бессловесно поднял руки и покрутился, вытянул из рукавов варежки, показав их брату, и с театральным вздохом подсунул ладошку под тугой узел шарфа. Старший чуть ослабил шерстяную петлю под капюшоном его пуховика и, запихнув в карман пакет с мятными леденцами, открыл дверь.

— Все помнишь? — спросил на всякий случай перед тем, как сделать последний шаг из квартиры.

— Все, — мелкий радостно замотал головой и шмыгнул под его рукой к лифту.

— Повтори-ка, а?

— Редиска, — Вадя с третьей попытки допрыгнул до кнопки.

— Не ругайся, — Леша рассеянно похлопал себя по карманам, удовлетворенно нащупав мягкую заначку. Насморк почти прошел, но запасная пачка носовых платочков точно не помешает.

— Это не ругательство, — возмутился Вадя.

— Сейчас ругательство. А я тебя предупреждал о них! Повторяй давай.

— Не ругаться. Ни слова о ваших отношениях. Не отставать от Оли, если ты вдруг отойдешь. Но ты же не будешь отходить? Он что, такой страшный? Ты его боишься, что ли?

— Не боюсь, — вздохнул старший. — У тебя хорошо получается ходить хвостом, вот и ходи, договорились? Я тебя больше ни о чем не прошу.

— А цветы покупать не будешь?

— Не буду, — нахмурился Леша, сам не понимая, какой поступок в его случае будет правильным.

— И зря! Папа говорит, что это бес-про-и-гры-ш-ное дело, — старательно выговорил мелкий.

— Не твое дело.

— Купи тогда чего-нибудь вкусного. Мороженого!

— Растает в метро. И холодно на улице для мороженого. Еще заболеешь, — поморщился, поминая так не вовремя прицепившуюся простуду.

— А там купишь?

— Там... наверное... купим или в кафе зайдем.

— В кафе! А лучше в пиццу!

— В пиццерию. — Выходя из лифта, он прихватил мелкого за шарф, не глядя на то, что тот тут же начал выворачиваться. — Посмотрим.

— Я не маленький, сам пойду!

— Посмотрим, — повторил Леша, отпуская шарф и нажимая кнопку домофона, — выходи, чего ждешь?

— Дверь тяжелая, — важно заявил Вадя.

— Да! И не умничай! — толкнув металлическую дверь над головой пацана, добавил старший. — Ну ...без повода...

— А какой может быть повод? — хитро блеснул глазами из-под мехового отворота надвинутого братом капюшона мелкий.

— Кто его знает, — туманно заметил Леша, — если разговор станет отвлеченным, то можешь общаться, я же понимаю, что тебе трудно сдерживаться долго.

— Отвлеченный? Это как?

— Ну... не про кого-то из нас конкретно... — милостиво разрешил он.

— То есть про Элли я могу говорить? А то я обещал Оле рассказать!

— Уже обещал?

— Да!

— Вадя, скажи честно, тебе правда нравится Оля? Ты не будешь пытаться нас поссорить? — Леша присел перед мелким на корточки, загородив дорогу и пытливо всмотрелся в шалопайские глазенки, придерживая его за плечи.

— Нравится... в общем...

— И что, больше, чем Катя?

— Больше, — насупился он.

— Чем же?

— Она ни разу не отмахнулась от меня и разговаривает честно, по-взрослому!

— Ну, так и тебе уже почти восемь! А не шесть!

— Нет, — уперто выпятил подбородок. — Кате было все равно!

— И все? И, кстати, почему "в общем"?

— Я сомневаюсь уже... Она не пришла к тебе в гости, когда ты болел. Это плохо.

— Мы ее не приглашали вроде...

— Я приглашал!

— Ко мне? Молодец! Конечно же, не пришла! Я-то не приглашал! Вообще-то это невежливо — приглашать кого-то ко мне!

— Ну и что! Ты болел! Могла бы и так прийти, а не пришла! Это не правильно! Еще скажи, что ты был бы не рад!

Вадя повис на руке брата, поджав ноги и мешая идти. Задрав голову и дождавшись, пока он наклонится, настойчиво повторил:

— Скажи! Вот скажи, что ты был бы не рад!

— Рад. Я был бы рад, — признался тот и ему и самому себе, пытаясь стряхнуть приставучий репей. — Но, пожалуйста, Вадя, не надо больше вмешиваться. Ты многого не понимаешь! Чтобы больше за моей спиной такого не было! Я ясно сказал?

— Ясно. Потому что я маленький, да? Как всегда?

— Нет, потому что все сложно. Я и сам не все понимаю.

— Я постараюсь ничего не испортить. Правда! — Наконец-то он отцепился, углядев цепочку ледяных дорожек.

— Да верю я тебе. Просто боюсь... — тихо признался Леша, но мелкий, метеором пронесшись по льду, уже вернулся.

— Ты?!? Боишься? — не поверил он.

— Да, представь себе. И у меня есть повод... — он вспомнил ее вчерашний отказ от провожания. Ему показалось, что Оля в конце разговора чуть не плакала, просто убежав от него. И как это следовало понимать, он искренне не представлял.

— Не может быть! Не, не верю!

— Поверишь, когда познакомишься с ее родственником. Он, Вадя, совсем из другой весовой категории, чем мы с тобой... — вздохнул старший.

— Посмотрим! Ты у меня лучше всех!

— Я рад, что ты так думаешь! Но, будь вежлив, пожалуйста. Договорились?

— Обижаешь! Я обещал же уже!

...

Долгожданная встреча произошла на высшем, то есть на верхнем уровне станции Баррикадная, у стеклянных дверей выхода. Оля, цепляющаяся в поисках поддержки за рукав эльфа, сразу же нашла глазами ждущего их у стены парня, удерживающего за плечи активно крутящего головой мальчика.

Как она могла раньше сравнивать его с Андреем или Максом? Они же проигрывали ему по всем статьям! Девушка едва не задохнулась от обиды — ей хотелось иметь друга... но Леша казался таким... слишком солнечным, слишком правильным и серьезным, слишком притягательным. Скажи ей кто-нибудь месяц назад, что она сама будет воображать что-то дальше походов в кино, прогулок и поцелуев — она бы не поверила. Но он чересчур сильно ей нравился, так, что внутри сжимался комок от огорчения факту существования его невесты... и невозможности чего-то большего между ними, кроме... кроме дружбы.

"Перестань плакаться! Призналась уже себе, что влюбилась, так не нужно это демонстрировать! Не ты первая страдаешь без взаимности. Раз решила, что не сможешь отказаться от его дружбы — так дружи!"

Оля кривовато улыбнулась и помахала ладошкой ждущим их ребятам. Вадя вывернулся, подпрыгнул и, если бы не поток идущих к выходу людей, уже подскочил бы к ним.

Леша мельком приветственно кивнул эльфу и внимательно вгляделся в нее, заставив смущенно опустить взгляд. Не замечая активности брата, он пару минут бессмысленно разглядывал разноцветную откидную варежку на элегантном драпе френча и выглядывающие из нее тонкие пальчики, до белизны сжимавшиеся на рукаве прибалта. Оля, смешавшись, будто сделала что-то неприличное, скомкано поздоровалась, представила своего гостя мальчику и замолчала, еще крепче прижавшись к спутнику.

"Ну, и на что ты, дурак, надеялся?" — Леша тряхнул головой, отгоняя пораженческие мысли и скрипнув зубами. "Прорвемся. Попробуем. Еще ничего не решено!" — и остолбенел, словив ехидно-одобрительный взгляд Эда — "будто мысли читает, зараза".

А зараза еще и усмехнулся, чуть ли не радостно кивнув. Недоверчиво смерив его взглядом — вот же прикалывается человек, — наконец-то вспомнил о Ваде.

Тот времени зря не терял, не сводя с эльфа восхищенного взгляда. Да и нелюдь с интересом изучал мелкого, вполголоса заметив девушке:

— А вот этот совсем на гнома не похож, хотя и светлый.

Вадя, услышав невнятный и с его точки зрения "невежливый" разговор, обошел их вокруг, бормоча себе под нос:

— Странный какой... понаехали тут... гости... — и, уже в голос, — Эд, а ты кто?

— Что значит кто? — не понял вопроса тот.

А Оля невольно проверила, в порядке ли иллюзия, скрывавшая его уши, глаза и волосы.

— Кто ты у Оли? — снизу вверх, стараясь рассмотреть выражение лица собеседника, прямо вопросил пацан.

Леша обреченно выпустил только-только пойманный шарф брата и скривился, понимая, что бороться с детским любопытством бесполезно. Да и вопрос у Вади получился нестандартным, ему и самому интересно было бы услышать на него ответ.

— Я у Оли? — от удивления нелюдь наклонился вниз, внимательно изучая непосредственное дитё.

Оля едва не прыснула от такой постановки вопроса — еще бы, не она, человечка, у него. А он, высшее существо, — у нее.

— Что смешного? — зыркнул на нее мальчик и уперся в нелюдя взглядом. — Зачем переспрашиваешь?

— Он мой родственник... дальний, — вступилась девушка, — приехал ко мне в гости, ненадолго.

— Дальний? Точно ненадолго? — въедливо уточнил Вадя.

— Точно-точно, — опять она опередила ответ нелюдя.

— А почему он сам ничего не говорит? И глаза у него странные! — подозрительно заметил ребенок, — зрачки будто не круглые... не совсем...

— Оля принадлежит к моему роду, и зрачки у меня такие и должны быть, — произнес эльф, смотря ему прямо в глаза и, к восторгу девушки, ни слова не соврав.

— Ты интересный, — наклонил голову Вадя, — Оля, а ты пригласишь меня к себе в гости?

Оля поперхнулась и, впервые с момента встречи, беспомощно оглянулась на Лешу:

— Да я не против... но когда?

— Когда хочешь! Только я Лешу тоже с собой возьму, ладно?

— Возьми, — развела руками она, пряча в снуд заалевшие щеки.

— Мелкий, а тебе не кажется, что ты зарываешься? — пока нейтрально одернул его Леша. Зная брата, он собирался дать ему возможность высказать все вопросы сразу по максимуму, чем потом затыкать каждые пять минут. Но такого и он не ожидал.

— Нет! Потом мы тоже как-нибудь Олю к себе пригласим! Ты придешь? Ты же не против?

— Я-то не против, но остальные-то как? Не будут против?

— Нет, — насупился мелкий, — вечно вы понапридумываете всяких сложностев! Что, я уже не имею права пригласить к себе гостя? Гостю!

— Вадя! Не передергивай! — нахмурился старший.

— Что Вадя? Всегда Вадя! Я же сам прошусь в гости! И сам приглашаю! Я Олю уже приглашал к тебе. Она не пришла, может ко мне придет?

Честные глазенки уставились на девушку, и та развела руками, кивнув головой.

— Вот, видишь, ко мне придет! — удовлетворенно констатировал он. И тут же перешел в наступление. — А когда к тебе можно в гости?

Нелюдь с довольной улыбкой слушал перепалку, наверняка подслушивая то, что собеседники подразумевали, а остальным оставалось недоступным.

— Когда угодно, мы будем рады! — встрял эльф, смазав эффект от игры Вади.

— Только предупредите заранее, хорошо? — только и успела добавить опешившая хозяйка.

— Обязательно, — кивнул Леша и развернулся к брату. — Так когда же ты собираешься идти в гости, мне интересно? Ты всю следующую неделю у бабушки будешь!

— Да... дурацкий карантин! Будто детский сад, а не школа! — скуксился Вадя, скривив смешную рожицу. — Эх... на этой неделе не приду...

— Как утром идти в школу, так тебе не хочется, а как разрешили не ходить, так ты первый ученик! — подколол его старший.

— Но так нечестно! Все ходят, а мы как маленькие...

— Так все младшие не ходят, и третий класс тоже, не только вы. Для того и деление на старшие и младшие!

— Ну и что! Сказали, что раз в школу хожу, то взрослый уже! А теперь снова маленький! — похоже, пацан не на шутку разобиделся на школу.

— Ничего, вот вернешься от бабушки, я тебя сразу и приглашу в гости! — обнадежила его девушка, стараясь удержаться и не расхохотаться над проблемами ребенка. Сама по себе на лицо вылезла улыбка и Оля поняла, что все проблемы куда-то разбежались, не оставив и следа. Хотелось гулять, смеяться, тормошить забавного мальчишку и... держаться за руку Леши. Ну и ладно, — она покрепче уцепилась за Эда, — ничего криминального в этом нет, ведь друзей тоже можно держать за руку, правда?

— Серьезно? Обещаешь? — обрадовался мелкий.

— Обещаю! — с искренней улыбкой подтвердила она.

— Пойдем уже, маленький манипулятор! — Леша, пару секунд полюбовавшись на расцветшее улыбкой лицо девушки, подтолкнул его к выходу на улицу. — Или так и будем в метро торчать? До зоопарка никак не дойдем!

Перебираясь по окраинным сугробам через лужи снежной каши во всю ширину дорожки и скользя по наезженным ледяным дорожкам, уже через десять минут они влились в шумную толпу родителей с детьми около входа.

— Я иду к кассе... у нас один взрослый, один ребенок и два студенческих, — подсчитал Леша, — итого один билет.

— Как это один? — не понял нелюдь его странных подсчетов, протягивая купюру. Оля его строго проинструктировала расплачиваться самому, распихав по карманам свитера, игравшего роль несуществующей куртки, несколько тысячных бумажек.

— А так, — пожал плечами парень, — не знаю, как у вас в Прибалтике, но у нас детям и студентам вход бесплатный, так что билет только один — твой.

Пока Леша покупал билет, Эд заинтересованно оглядывал толпу, настолько пристально рассматривая окружающих, что даже пропустил возвращение Леши. Оле пришлось подтолкнуть его под локоть, побуждая принять протянутые сдачу и билет.

— Куда пойдем? — Леша сделал вид, что не заметил отстраненности Эда, и направился к входу, крепко ухватив брата за руку. Вадя не растерялся и подал вторую ладошку Оле. Так, "семейной группой с ребенком" они и миновали ворота.

— Давайте немного просто погуляем? — предложил все также погруженный в свое непонятное исследование эльф.

— А что вы хотите посмотреть? — одновременно спросила девушка, подойдя к ограде топчущихся по снегу лам. — Мы только рыбок сюда рисовать приходили...

— Медведей, змей и в дельфинарий, — бодро предложил Вадя. — Хотя, змеи и тут, наверное, сейчас спят.

— И я Эду еще обещала птиц показать... — про себя запомнив устроить дома нелюдю разборки из-за его поведения — ведь шли в зоопарк только ради него, а он видишь ли "просто погуляет"!

— Так, в дельфинарий надо купить билеты, пока народу не очень много! Заодно посмотрим, когда твоя Элли выступает.

Старший уверенно повернул налево, ведя следующих за ним на веревочке из рук пацана и девушку. Нелюдь молча следовал в кильватере группы, не вникая в разговор. Леша малодушно пожелал, чтобы так продолжалось как можно дольше, искренне мечтая вообще потерять этого красавца.

— Прямо сейчас в дельфинарий? — Оля чуть притормозила. — Не хочется, а? Сперва бы погулять, пока не замерзли, а потом и в помещение...

— Не, — подергал ее Вадя за руку, — билеты сейчас купим, а пойдем позже, когда захотим!

— А так можно? — засомневалась девушка.

— Можно, можно, — закивал мелкий головой, — мы всегда так делаем!

— Ну... если так, то давайте!

Побродив между площадками и порядком подмерзнув, они наткнулись на надпись о закрытии на зиму "змеюшника", то есть серпентария.

— Эх, — закручинился Вадя, — так и знал, что у них тоже спят!

— Кто?

— Змеи же! Они зимой спят!

— Правда? Не знала... — не скрыла своей необразованности девушка, чем тут же заслужила покровительственный взгляд пацана:

— Ничего, я тебе расскажу!

— Вадь, а давай не сейчас? Это же не обязательно делать здесь? Пойдемте лучше в дельфинарий, десять минут до следующего сеанса, как раз и согреемся!

— Ну... может в террариум зайдем, а? Или к обезьянам? — поныл мелкий.

— Может, правда, сразу все посмотрим, а после дельфинария пойдем уже отсюда? — робко предложила Оля, стыдясь признаться, что за два с лишним часа уморилась бегать за двумя выносливыми суперменами и одним неостановимым энерджайзером. — Нам же на представление еще далеко идти...

— Слово гостю, — несколько ядовито предложил Леша. — Ты что-то еще хочешь посмотреть?

— Я же не знаю, что тут еще есть интересного, — высокомерно отбоярился от вопроса тот, пожав плечами. — Предлагайте.

— Рыбок? — тут же влез Вадя.

— Аквариум? Это он называется "Экзотариум" — переадресовал вопрос Леша.

— Это тропическое все такое, яркое, — поспешила пояснить девушка.

— Можно, но не особенно интересно. Я уже представляю, что увижу.

— Как? — не удержалась Оля.

— По птицам. Эти рыбки наверняка такие же красочные?

— Да, и еще хищные рыбы, — кивнула, — там очень красиво.

Гость отрицательно помотал головой, Леша подозрительно покосился на странный разговор, но переспрашивать не стал — возвращаться обратно к медведям ради рыбок ему тоже не хотелось.

— Так, — Оля сверилась с планом, — больших кошек мы посмотрели, медведей и птиц тоже. Верблюды, ламы и альпаки в снегу никого не удивили. Ну ладно. А мне птицы понравились, и хочется теперь нарисовать этих розовых какаду... акварелью.

"Бумс-брямс" — все окружающие дружно вздрогнули и потянулись к горке, где два козла наставили друг на друга рога.

"Чем-то напоминает первую встречу Эда и Леши" — повеселилась Оля, искоса наблюдая за нелюдем, чтобы тот случаем не поинтересовался ее мыслями.

Выдержав достойную лучших подмостков паузу, эти воспетые народным фольклором копытные привстали на задние ноги и, резко опустившись, снова столкнулись рогами. От удара у Оли слегка заложило уши, а Вадя от восторга едва не упал с бортика, куда незаметно для всех успел влезть. Еще пару раз продемонстрировав крепость своих голов, природные рогоносцы наконец-то разошлись.

Немного взбодрившись от увиденного представления, приняли решение таки идти в дельфинарий, чуть перекусив продаваемым у ворот попкорном.

Леша ушел в очередь за попкорном, и Оля отправила Вадю с ним — выбирать и помочь нести. Тот немного покрутился рядом, пытаясь выполнить указание старшего, но все-таки побежал к брату. Отойдя на пару шагов, чтобы не мешаться на дороге, Оля поинтересовалась у эльфа впечатлениями о животных, — тот почти всю их "экскурсию" задумчиво молчал, внимательно глядя по сторонам и иногда тяжело вздыхая.

— Что с вас взять? — равнодушно и высокомерно прокомментировал тот. — Сами жметесь в каких-то клетушках, мелких и вонючих, едите гадость всякую, дышите вонью, и животных также не щадите. Жалкое зрелище.

— А что ж ты у меня живешь и гадость ешь? — Сложила она руки на груди и обвинительно уставилась на нелюдя.

— Увы, по условиям игры я должен жить как аборигены, и как бы мне не хотелось исправить положение, я один не смогу изменить что-то глобально. Раз уж вы одни остались на своей планете, вам этим и заниматься.

— А не глобально? — подозрительно уточнила она.

— А не глобально я уже изменил. Вода у тебя в квартире фильтруется, воздух тоже, еду выбираем по принципу, чтобы хоть не отрава. А ты и не замечала?

— Нет... извини, наверное, тебе у нас плохо, но я-то этого не понимаю... — устыдилась Оля своего "наезда".

— Я вроде и не рассчитываю на твое понимание, — усмехнулся он, — откуда тебе знать, что для меня важно, а что нет? Тем более, что изменить-то ты ничего не можешь. По большому счету, вы живете ничуть не в лучших условиях, чем эти бедные животные!

— Разве им тут плохо? Вон какие вольеры и загородки большие! Довольно чисто. И кормят ещё! — не соглашалась она исключительно из духа противоречия. На самом деле Оля тоже не особенно любила зоопарки за тяжелый дух и замученный вид животных. Поэтому и ходила рисовать сюда редко, чаще в аквариум. Но некоторые обитатели, вроде тех же енотов или полярных сов, совершенно точно чувствовали себя вполне комфортно.

— Какие же они большие? И это не естественные условия! Совершенно! Я вообще не понимаю вашей мании собирательства! Хочешь посмотреть на животное — иди в лес и смотри сколько хочешь.

— Наверняка не естественные, — кивнула она. — А в лесу опасно! И еще пойди найди это животное! Ребенка туда точно не поведешь!

— Я не видел ваших лесов. Но мне трудно поверить, что вы их настолько испортили! Опасные для разумных леса! — хмыкнул, — да, такое в светлых мирах и представить трудно.

— У нас ребенку в лесу опасно. И многим животным тоже.

— Нормальное животное должно быть самостоятельным и уметь выживать. Животное или дикое или ручное. Другого быть не может! А тут они разленились, готовы попрошайничать, но при этом доверия ручного зверя в них нет.

— А что, просто дружить животное с человеком не может?

— С человеком? Не знаю, ни разу не видел. Все-таки утверждать не буду, как выяснилось, я не так уж много о вас знаю. Вообще-то животным понятие "дружить" не свойственно, — поддел он её. — Это не дружба, а взаимопомощь скорее. Разновидность симбиоза.

— Ладно, а тебе хоть кто-то из животных понравился? — вернулась она к изначальной теме.

— Да, большая рыжая полосатая кошка просто восхитительна. Белые животные интересны, и у нас редки, но их выводят, для развлечения, вот как голубей у вас.

— И все? А тигрица из-за красивых полосок?

— Причем здесь полоски? Пятна, полоски — это закон упорядоченного распределения, чистая математика, — он озадаченно разглядывал ее отвисшую челюсть, — вы что, даже про это не знаете?

— Я точно нет, но я же не биолог. Что, правда, полоски можно просчитать?

— Легко, почему нет? Порядок-то живого от мира к миру практически не меняется.

— Порядок?

— Структура! Я тебе уже объяснял! И не один раз!

— Ладно, а что тогда в тигрице интересно? Мне тоже очень нравятся эти крупные кошки!

— Цвет, он очень яркий. В тех мирах, где я бывал, нет таких мест, где могла бы пригодиться такая окраска. Скорее её родиной должен быть какой-то демонский мир, где растения красного цвета, то есть солнце имеет другой спектр. Поэтому и странно, что у вас есть такие кошки.

— А птицы не понравились? Они тоже очень яркие!

— Ярких птиц и у нас выводят для красоты, как цветы. И рыб тоже. Это не редкость. Есть несколько интересных, но не настолько, чтобы с ними выиграть, — слегка рассеянно ответил он, наблюдая издалека за приобретением братьями поп-корна. Их очередь как раз подошла, и эльф присмотрелся, разглядев даже с такого расстояния взрывающиеся в прозрачной коробке зерна. — Это же растительное?

— Да, зерна кукурузы, — она подергала его за рукав, — а кто из птиц?

— Пингвины, совы белые, пеликаны... — не желал он отвлекаться от еды, — а почему она подпрыгивает? И лопается?

— Там внизу горячее дно, зернышко нагревается и лопается, при этом подпрыгивая вверх, — видя, что любопытство полностью завладело гостем, Оле пришлось отказаться от намерения расспросить его подробнее прямо сейчас. Кажется, ему попкорн понравился больше, чем животные, даже обидно за них стало.

— Что горячее дно, я понял, — снисходительно отозвался нелюдь, — почему лопается? Что-то я не помню, чтобы зерна от нагревания так дико выворачивало.

— А... не знаю, кажется сорт какой-то особенный, — сосредоточилась девушка, — и масло еще должно быть... или масло после добавляют? Я не знаю, — развела руками она, — хочешь попробовать?

— Конечно. И прямо сейчас!

Попробовав оба вида, эльф скривился, без сожалений отдав свой кулек с карамелью девушке, и компания не торопясь отправилась вдоль пруда к дельфинарию.

...

В другое время представление, наверняка, понравилось бы Оле намного больше. Нет, и сейчас она улыбалась не только веселым прыжкам Элли и смешным трюкам пары морских котиков, но и искрящемуся радостью Ваде, взахлеб рассказывающему про особенности тренировки дельфинов. И все же, искренне соглашаясь с тем, что детей тоже лучше учить как дельфинов — то есть заинтересовать, а не ругать, все же... все же улыбка надолго не задерживалась на лице, сгоняемая всплывающими помимо ее воли воспоминаниями. Просто потому, что любой ее взгляд вбок на подскакивающего между ними мальчика натыкался на Лешу. Она смотрела уже без той боли, которая мучила ее еще вчера, и видела совсем другое. Перед ее глазами стояло счастливое лицо парня, держащего на руках миниатюрную очаровательную брюнетку. Красивая девушка, небрежно прислонившаяся к его груди, и полный обожания взгляд Леши... Нет, не стыковалось. В ее сознании не складывались эти две картинки — серьезный, внимательный Леша тут, рядом, и тот "жених", с восхищением смотрящий на невесту. Не выглядел этот "её" Леша так, как на той фотографии. Не только женихом, а просто влюбленным и "имеющим отношения" не выглядел. Вряд ли она смогла бы сказать, как должен вести себя человек, собирающийся жениться. Но она отчего-то была уверена, что — не так. И из-за этого невольно вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, увидеть что-то особенное в мимике, жестах, позе, услышать в словах что-то такое, что разрешило бы ее сомнения. И, задумавшись, невольно вздрагивала, когда он ловил ее за этим занятием.

Леша же недоумевал, замечая ее маневры и вопрошающие взгляды исподтишка. Не понимая их причины, проклинал про себя навязчивого Эда и неудобное шумное место, не позволяющее вызвать девушку на откровенный разговор. Хотя, стоило отдать прибалту должное — за все время прогулки он почти не разговаривал, интересуясь чем угодно, кроме спутников. Причем людей изучал едва ли не с большим вниманием, чем животных. Некоторые "экспонаты" зоопарка у него вовсе не вызвали интереса, какие-то — только брезгливую гримасу или пару оценивающих взглядов. И все, — он отворачивался от клеток, разглядывая публику или дожидаясь их компанию снаружи, когда они задерживались в закрытых павильонах. То ли животные казались ему не стоящими внимания, то ли его раздражали условия их содержания, но выглядел он скучающим, заставляя Лешу в очередной раз удивляться, задаваясь вопросом: "А зачем ему вообще понадобилось идти в зоопарк?"

И в то же время именно Эд привлекал к ним повышенное внимание окружающих, причем кроме ожидаемого внимания женщин, к этому высоченному смазливому блондину так и липли дети — и чем младше был очередной встреченный ребенок, тем более активно он жаждал пообщаться с прибалтом. Парню, не понаслышке знающему, что такое детское любопытство, пришлось признаться себе, что терпел гость эти приставания невозмутимо, просто с олимпийским спокойствием. Молча внимательно смотрел в глаза, отцеплял ручонки и, иногда мимолетно улыбнувшись, шел дальше. Леша даже рискнул поинтересоваться у Оли, часто ли такое с ним случается. Но девушка тоже только удивленно помотала головой, шепотом признавшись, что сама видит это в первый раз. Такие "секретные" переговоры здорово поднимали парню настроение, создавая льстящее его самолюбию впечатление "они вместе против Эда" и заставляя горько усмехаться своему желанию во что бы то ни стало увидеть в поведении девушки хоть что-то, говорящее о её неравнодушии к нему.

Минуя поворот к соединительному мостику между территориями, Вадя заныл:

— А давайте еще в обезьянник зайдем? Ну совсем на чуточек!

— Все? Только туда и больше никуда не попросишься? Точно? — Леше не хотелось расставаться с Олей, и он собирался предложить еще зайти вместе в Шоколадницу.

— Мне неинтересно, поэтому после... — с многозначительным видом вмешался в планы эльф, — зайдем еще...

Оля застонала, не сдержавшись — ноги за полчаса представления почти не отдохнули.

— Не бойся, — покровительственно заметил он, — в Шоколадницу!

— А, — облегченно выдохнула она, — вы как?

— Ураааа! Мороженое? — обрадовался мелкий, а Леша только согласно кивнул.

— Любишь? — уточнила Оля.

— Очень!

— Дай пять! — рассмеялась она, протянув ладошку, по которой тот с удовольствием ударил.

— Тоже будешь? И не сидишь на диете? — почти натурально удивился Вадя.

— Нет... а надо бы, да... — погрустнела девушка.

— Нет! Не надо! Глупости! — авторитетно заметил пацан.

— Ну... конечно... ладно, замнем для ясности...

Незаметно добрались и до обезьянника, благо закрытый павильон оказался совсем недалеко от мостика.

— Ха, зачем называть "дом приматов", если наверняка даже сотрудники именуют не иначе, как "обезьянник"? — улыбнулся Леша и людская часть компании дружно рассмеялась.

— Это животное имеет какое-то смешное значение? — серьезно переспросил нелюдь.

Оля едва сдержалась от неприличного ржания, до того эльф в этот момент соответствовал анекдотичному описанию наших прибалтийских и финских соплеменников.

Леша же не удержался и фыркнул:

— Ты правда не знаешь или прикалываешься? А вроде совершенно чисто говоришь по-русски! Может, тормозишь?

— Сленг? Что-то связанное с полицией? Загон... камера для задержанных? — Он обернулся к Оле, пожавшей плечами на его взгляд:

— Ну да, КПЗ еще... камера, да...

Прошли в душноватое хорошо натопленное помещение. Крупные обезьяны выглядели слишком серьезно. Если честно, то было не совсем понятно — их показывают людям или наоборот, людей — им, настолько внимательно некоторые представители этой боковой ветви эволюции их рассматривали.

Зато мелкие веселились вовсю, вися на ветках, играя с пластиковой бутылкой, и составляя акробатические группы друг на друге.

— И почему мы потеряли хвост? Было так удобно лазить! — Вадя задумчиво изучал красивый закрученный знаком вопроса хвост небольшой обезьяны, совершенно человеческим движением стучавшей палкой по стволу. Закончив развлекать публику, она уцепилась хвостом за ветку и так, со страховкой, отправилась к сородичам, с комфортом разлегшимся на ветвях кверху пузом... тоже в очень узнаваемой позе. Оля разыскала табличку — капуцины, Южная Америка.

— Наверное, останься наши предки с хвостом, то и дальше так же удобно продолжали бы висеть на ветках, — ответил с сомнением Леша, потихоньку двигаясь на выход, как и в самом начале возглавляя их маленькую группу. — Хотя ты прав, теоретически сперва надо было слезть с дерева, и только потом потерять "ненужный" хвост.

— Мне бы он точно не помешал, атазизм этот! — разулыбался мелкий, хитро посматривая на подхихикивающую над их перепалкой Олю. — Было бы приятное напоминание о предках!

— Атавизм, — автоматически поправил старший.

— Вы что, считаете, что произошли от обезьян? — поперхнулся воздухом внезапно сообразивший о чем идет речь эльф, застопорив всю компанию. И тут же стал докапываться, впрочем, не дожидаясь ответов вслух. — Правда так считаете? Невероятно. Вот уж великолепное варварское воображение! Повеселили, так повеселили!

Ребята, не понявшие приступа веселья нелюдя, дружно переводили взгляд с него на Олю и, не придя ни к каким выводам, молча пожали плечами и двинулись на выход из зоопарка. Эд чуть отстал, чтобы просмеяться, почти человеческим движением всплескивая руками.

Когда он их все-таки нагнал у светофора, Леша решил уточнить, раздраженно нахмурившись и придерживая разогнавшегося брата за многострадальный шарф.

— Не понял, причем тут варвары? Или если вы теперь европейцы, так мы уже и варвары, да?

— Варвары, точно! — радостно кивнул нелюдь. — Редкостные причем. Идиотические, я бы даже сказал. Обычно дикие племена считают себя потомками богов. А вы, ха, какая самокритика — считаете, что произошли от животных! Прелесть! Очаровательная шутка! — продолжал не по-детски развлекаться он.

Пожалуй, такого искреннего хохота Оля у него еще и не слышала ни разу. Неужели этот высокомерный ледышка разморозился? Ведь смеется на улице, перед другими людьми, а не дома.

— Вообще-то версия божественного происхождения у нас тоже есть! Не католическая, но тем не менее действующая. Ты не забыл случайно? И хватит ржать над всеми известными, — нажала она голосом на последние слова, — вещами! На тебя даже ребенок удивляется!

— Ладно, ладно! Пошутил, — с серьезным лицом заявил "прибалт", но Оля видела по щурящимся глазам, изгибающимся губам и подрагивающим крыльям носа, что он едва сдерживает хохот.

— Ну, если пошутил, то так и быть, ладно, — в тон ему ответила девушка и тут же сама не выдержала, — а что, у тебя есть какое-то подтверждение, что от богов люди произойти тоже не могли?

— Нет, конечно! Никак не могли, боги же просто одна из ступеней человеческого развития! Причем довольно неприятная, — поморщился он.

Не ожидавшая такого ответа девушка ошалело помотала головой:

— Как так? Боги и люди — одно и то же?

— Опять тебе все надо повторять! Если в таком контексте, то боги произошли от вас! Сперва человек, а потом уже бог.

— Ха, а человек тогда все-таки от обезьяны? — ухмыльнулся Лешка, едва прилюдно не покрутив пальцем у виска — родич-то Олин, оказывается, с головой не совсем дружит!

— Не можете вы произойти от обезьян! — чуть не выплюнул тот, — хотя по вашему окружению на это очень похоже!

— Это почему это еще не можем? И почему вы? Твое окружение лучше? И ты не произошел от обезьяны?

— Мое окружение намного лучше. Не сравнить. И я точно не произошел, — эльф сказал это таким тоном, что желание спорить с ним моментально улетучилось, причем у всех сразу.

— А мы? — прервала неприятную паузу Оля, толкая дверь кофейни и устремляясь за единственный свободный большой столик у окна. Табличка "зарезервировано" исчезла по мановению эльфийской брови как-то совершенно незаметно.

— Если бы вы произошли от животных, то откуда тогда в вас душа? — ехидно уточнил нелюдь.

— А точно у нас душа есть? — Леша демонстративно оглядел себя, сняв куртку, и стал распаковывать мелкого.

— Точно, точно, — ворчливо добавил Эд, — в зеркало загляни.

— В глаза что ли?

— В них, куда еще.

— Понял. Сейчас посмотрим, когда руки будем мыть, да? Вы идите первыми, я тут пока все повешу, — собрал он их куртки, удивившись бойкости Эда, уже устроившего свое пальто на вешалке, но не позаботившегося об одежде Оли. "Сноб! Но мне же и лучше!" — определил про себя, забирая куртку девушки.

Когда они вернулись с Вадей из туалета, гость уже сидел за столом с кружкой кофе и несколькими пирожными, а Оля рассматривала витринку с салатами.

— Проголодалась? — тихо подошел сзади Леша, как-то очень интимно наклонившись к ее уху.

— Ага... и устала, — призналась она, подавляя желание опереться на него и расслабиться.

— Ничего, сейчас отдохнем, — он поправил чашку на ее блюдце, — вы все себе взяли?

— Да, все. И чаю тебе, — показала на уже заказанный ею чайничек, который как раз наливала официантка.

— Ты для меня заказала? — он с сомнением покосился на ярлычок травяного напитка, выглядывающий из-под крышки.

— Ой, извини, я не подумала, что тебе может не понравиться... — зачастила она. — Но он тебе сейчас полезнее, чем кофе... я... понимаешь, я это чувствую... но... если ты не будешь... мы выпьем сами...

— Нет-нет, я попробую! — остановил он ее. И, передумав заказывать кофе, уже мелкому, успевшему пробежать все витрины:

— Выбрал?

Тот бодро ткнул в два бутерброда, пирожное и попросил какао с мороженым, таким же, как только что понесли Оле.

Наконец устроились и принялись за еду, не стремясь прервать повисшее за столом молчание. Вадя управился первым, отставив брату тарелку с недоеденным бутербродом и, осоловев, привалился к его боку. Заказали еще кофе, какао для любопытного эльфа, и долили чайничек для Леши. Нелюдь продолжал наблюдать размытую сумерками людскую суету за окном, думая о чем-то своем. Оля, вытянув гудящие ноги, колупалась в холодном мороженом, не догадавшись сразу развозюкать его по тарелке, как это сделал Вадя, и с сочувствием поглядывала на соснувшего под рукой брата мальчика. Леша потягивал горьковатый чай, улыбаясь стараниям Оли не поднимать на него глаза и почти не шевелясь, чтобы не разбудить мелкого. Сейчас его почти не раздражало присутствие Эда, словно позабывшего про спутников.

— Может, пойдем домой? — спросил он, взъерошив макушку открывшего глаза брата и отодвигая вновь опустевший чайничек.

— Не-е-е-т! — зевнув, медленно протер глаза мелкий и перелез полностью на свой стул, оказавшись напротив нелюдя:

— Ты не сказал, как мы произошли! Если не от обезьян!

— Я понял! Мы произошли от инопланетян! — дурашливо заметил Леша, перемигиваясь с ним, — а то боги какие-то, правда?

— Боги слишком дурацкие! — согласно встрял Вадя, — тупые совершенно.

— Боги? Тупые? У вас? — эльф переключился на ребенка. — Я, кстати, согласен! А чем ваши боги тебе не нравятся?

Девушка едва поймала падающую челюсть — с чего бы нелюдю соглашаться с пацаном?

— Не... не у нас! У греков! Древних! Это раньше было! Давно! — мальчишка скорчил едва ли не более высокомерную рожу, чем Эд. — Мы их проходим! Читаем мифы! Обманывали, пакостили друг другу, глупостями какими-то занимались!

— А у вас что же, другие боги? — кажется, он просто нашел новую благодатную тему для развлечения. Точно долго с нее не слезет, — наметанным взглядом определила Оля и, вздохнув, вновь откинулась на спинку стула. Нет, она была не против поговорить. Но вот темы у нелюдя получались все какие-то больно скользкие!

— У нас другие были, да! Тоже давно. Уж получше этих! ...наверное...

— Но произошли вы не от них?

— Нет! — Мотнул головой мелкий, махая рукой в сторону шумящей машинами улицы, и с очень серьезным видом заявил, — и сейчас кто-то молится. Но мы же взрослые люди! Наука, техника, космос — о чем тут говорить? Какие боги?

Оля невольно поперхнулась — эпический спор: второклассник против эльфа. Ребята не выдержали и расхохотались от его деловито-вкрадчивого тона, будто мальчишка уговаривал скорбного умом взрослого.

— А инопланетяне? Я что-то эту теорию плохо представляю... — подыграл ему Эд.

— Да ну, тоже ерунда! — авторитетным тоном заявил Вадя, — зелененькие и страшненькие! От таких и происходить не хочется! Не лучше обезьян! А сам ты как считаешь?

— Я? Я... — он растерянно оглянулся на притихшую парочку и спустя небольшую паузу серьезно ответил:

— Я придерживаюсь теории множественности миров и перемещения порталами.

— Хорошая теория, — мечтательно протянул пацаненок и тут же оценивающе добавил, — но ты все-таки странный! Взрослые в таком обычно не признаются! А расскажи мне про миры и порталы? Раз ты при-дер-жи-ваешься этой теории?

— Эээ... может, не сейчас? — влезла Оля, делая страшные глаза своему гостю. — Уже поздно! Вот придешь к нам в гости и обо всем поговорите?

— А когда мы придем? — Вадя всем телом развернулся к брату и скорчил жалобную моську, — я же завтра к бабушке поеду! Только через неделю.

— Ну, когда вернешься... — Леша развел руками.

— А может завтра? — Мелкий влез к брату на колени и умоляюще уставился в глаза сидящей напротив него Оли. Та только развела руками, кивнув головой, что не против.

— Вадь, я завтра занят!

— А вечером? Давай поедем к бабушке, а по дороге в гости зайдем?

— Я не знаю, получится ли...

— Ну, если получится, мы зайдем?

— Если получится, то зайдем. Ненадолго. Потому что нам совсем не по дороге...

На самом деле Леша обрадовался выклянченному братом приглашению и уже мысленно перекраивал завтрашние планы, чтобы освободиться побыстрее.

— Заходите... во сколько хоть примерно-то? — растерялась девушка.

— Не раньше четырех, — с сожалением развел руками старший, — да и ненадолго совсем получится.

— Ничего, я же обещала, — ободряюще улыбнулась она довольному постреленку, вытягивая из-под Лешиной ладони папочку со счетом и решительно отдавая ему две тысячных бумажки. — От нас, поровну! Пойдем? Вы домой?

— Да, домой. Находились уже на сегодня.

— Леш!!! Сколько времени? Ты же хотел в магазин!

— В какой? — удивилась девушка, всмотревшись в темноту за окном и пытаясь угадать время.

— Точно, хотел. Около метро тут маленький цветочный. Мы раньше приехали и зашли в него. Мне надо купить там кое-что. Может, зайдете ненадолго с нами?

— Хорошо, — кивнула девушка, оглянувшись на эльфа и не увидев возражений на его лице.

— Да!!! — тут же переключился Вадя, в прыжке разворачиваясь на новый курс, — надо успеть! Побежали.

— И так вот каждый день, — шутливо вздохнул Лешка, расцветая от довольной улыбки девушки, уже помчавшейся вслед непоседе, забыв про собственные оттоптанные ноги.

— Он ей нравится! — тихо заметил нелюдь.

— Правда? Мне не кажется? Он очень шустрый, быстро всех выматывает... — с немалой толикой гордости посожалел парень.

— Правда, очень нравится. Да она и сама еще ребенок. Не волнуйся.

— Спасибо! — подозрительно оглядел он гостя. — Не знаю, как ты угадал, но спасибо!

— Не за что. Я должен о ней позаботиться.

Парень нахмурился, вопросительно полуобернувшись к отставшему на полшага эльфу.

— Или найти кому поручить о ней заботиться, — безмятежно добавил тот, — ты, кстати, подойдешь! Только мне надо убедиться, что все будет в порядке!

Леша внимательно вгляделся в нелюдя и медленно кивнул:

— Хорошо.

— Ну, где вы там отстали? — донесся до них возмущенный возглас мелкого.

— Уже идем! — откликнулся парень и они прибавили шаг, догоняя "подопечных".

...

— А что вы хотели? — Оля постаралась как-то понезаметнее разместиться в маленьком помещении довольно обычного магазинчика.

— Вазу вон ту, — показал Леша продавщице на полку.

— Красивая! — оценила девушка.

— Что красивого в этом прозрачном шарике? — возмутился Вадя.

— Он аккуратный, лаконичный, не маленький и не громоздкий, — Леша чуть отодвинул вазу, рассматривая тонкий матовый рисунок на горлышке.

— Возьми ту, с золотой кромкой! — потребовал ребенок.

— Мне тот рисунок меньше нравится.

— А мне эти бледные вообще не нравятся!

— Нет, мелкий, мы же покупаем маме, а не тебе!

— Ну и что! Разбил-то цветную, так и купи цветную!

— Не бухти. Вазы такой формы у нас нет. Сам знаешь, мама будет рада!

— Разбил вазу? Небось, любимую? — решила уточнить Оля.

— Да я ее давно разбил, мне и десяти не было. Отец только-только перешел на новую работу и мама, как она сама выразилась, впервые с моего рождения купила "совершенно лишнюю вещь для ублажения ностальгии", — вазу цветного богемского стекла. А я ее разбил, нечаянно, конечно.

— Вот с тех пор он ей или на восьмое марта или на новый год постоянно покупает вазы! Целый шкаф их уже!

— Во-первых, — щелкнул он пацана по носу, — мама их любит, особенно таких интересных форм, а во-вторых, одна ваза в год — не так уж много и занимают они пока всего две полки и то в коридоре.

— Когда они маленькие, еще ничего, — пробухтел себе под нос мелкий, — а вот та длинная, в которую ты какие-то ветки крашеные насовал? Только и цепляюсь за них!

— И что? Маме нравится, она ж не в твоей комнате стоит!

— Еще бы не хватало, чтобы в моей!

— Молодые люди, вы будете что-то брать? — не выдержала продавщица.

— Да, вот эту — Леша вернул ей круглую вазу с тонким орнаментом нешлифованного стекла по горлышку, проигнорировав фырк младшего, — мой подарок! Какую хочу, такую и дарю!

— Леш, — подергал Вадя старшего за руку, тыкая в орхидею в коробочке — а в нее можно поставить вот такой цветочек? Купи, а? У меня сто двадцать рублей есть, а остальное я тебе потом отдам!

— Ладно, какого цвета?

— Фиолетовый, вот тот, в крапинку!

— И он станет фиолетовый, в крапинку, — хихикнув, не удержалась Оля.

— Ага! Только его никто не стукал, — улыбнулся Леша, — сам вырос.

— Может тебе добавить немного? — спросила у Вади, с сомнением в правильности предложения посматривая на старшего.

— Не надо! Я быстро соберу! Вот только занятия снова начнутся!

— Ты что, из денег на завтраки откладываешь? — собралась пожурить мальца девушка.

— Вот еще! Я зарабатываю! — гордо заявил мелкий.

— Прости, я, видимо, отстала от жизни... чем можно зарабатывать во втором классе?

Пацан насупился и что-то невнятно пробурчал.

— Мог бы и внятно сказать, — укорил его старший. — А то можно подумать, что тебе стыдно.

— Мне не стыдно! Я этим тупицам домашнее задание делаю! Ну и что! Зато подарок маме купить могу сам!

— Молодец, — ей совсем не хотелось обидеть Вадю, но школьные расценки возбудили любопытство, — но неужели так можно скопить на подарок?

— И, кстати, перестань называть одноклассников тупицами!

— Можно!

— Да вообще за бесценок работает, по сравнению со студенческим ценником, — по-доброму усмехнулся Леша. — Задание по одному предмету — десять рублей. Скопить можно, но долго.

— Ничего и не долго! Я же не одно задание успеваю сделать на продленке! — возмутился Вадя.

— Да я верю, — растерялась Оля.

— Верь! Я буду таким же умным, как Леша!

— И даже умнее, — заговорщицким шепотом добавил тот.

— И вот это! — Позабытый всеми эльф сгрузил на прилавок едва ли не ведерный горшок с аккуратным деревцем, на котором спела пара лимонов.

— И куда он тебе?

— Тебе, не мне. Пусть в комнате стоит. Он очень приятные вещества эфирные выделяет, масла, тебе будет полезно.

— Ты обо мне заботишься? — удивилась Оля.

— Конечно, а ты еще не заметила? — пожал плечами нелюдь, кивая на ожидающую денег продавщицу. — Надо добавить немного мелких, у меня нет.

Оля чуть замялась, но все-таки достала кошелек, не замечая напряженности Леши и внимательного взгляда из-под бровей младшего. Вадя дернул брата за полу куртки и скорчил жуткую рожицу. Леша подумал, покрутил головой и незаметно для перебирающей монетки девушки поставил рядом с фиолетовым цветком еще один, белый с розовым язычком. Мелкий деловито осмотрел коробочку, одобрительно кивнул и подвинул продавщице их деньги.

Та, недовольно поглядывая на часы и копающуюся девушку, пробила и отдала сдачу.

Оля разыскала необходимую сумму, расплатилась и, дружно запихнув чудо-дерево в пакет, они уже собрались уходить, когда Леша, почему-то дико смущаясь, протянул ей вторую коробочку.

— Так вроде фиолетовый был? — удивилась девушка, решив, что ее просят подержать.

— Нет, это тебе...

— От нас! — влез Вадя. — Красивый же!

— Красивый... но... — Оля подняла взгляд и, разглядев упрямо нахмуренные брови обоих братьев, аккуратно положила коробочку на горшок под ветви деревца. — Спасибо!

...

Алексей в сотый раз перевернулся на другой бок и, тяжело вздохнув, потянулся к стеллажу за мобильным. Безучастная к его терзаниям электроника показывала два пятнадцать. Третий час ночи, на завтра сумасшедшее количество дел, а он как последняя нервическая барышня не может заснуть! Парень сел, откинув одеяло, горестно взлохматил пятерней вихры на макушке и уставился в окно. Который день он не узнавал самого себя. И ведь не сказать, что раньше он не волновался. Нет, конечно! И когда переезжали, и когда рожала мама, и когда Катя стала его девушкой. Но до сих пор ни разу эти переживания не мешали ему спать! Безобразие какое! С Олей все идет наперекосяк! Он себя каким-то идиотом чувствует постоянно! Почему? Почему он сам не сообразил купить ей цветы? Почему ему напоминал Вадька? Она не такая требовательная, как Катя? Значит уже и ухаживать не надо?

Он постоянно невольно сравнивал девушек, со знакомства и первых впечатлений, до сегодняшнего своего отношения к ним. Когда Катя впервые соизволила заговорить с ним — он дар речи потерял. И едва его нашел. Любил ли он ее до этого момента? Нет, даже не задумывался об этом. Восхищался — это да! Ею нельзя было не любоваться — и он любовался, воспринимая каждое ее снисхождение до него как подарок. Тянуло ли его к ней? Еще как! Так уж вышло, что до семнадцати лет он как-то не обзавелся подружкой, так что эти отношения оказались для него открытием, первой попыткой понять, с какой стороны к женщинам вообще надо "подходить". С Катей об этом и не требовалось думать — она сама все решала. Став ее парнем, он совершенно серьезно посчитал, что она останется единственной, потому что так положено, так должно, если он считает себя порядочным. Но... уже месяц как с пугающей ясностью перед ним вырисовывался не самый красивый вывод — это была не любовь. Сперва восхищение, влюбленность, преклонение, потом благодарность за близкие отношения, уважение, привязанность, привычка, согласие на компромиссы, но — не любовь. И вот сейчас ее нет рядом, и не по его вине. И что? Он совсем не скучает, нет, — он мечтает о совсем другой девушке. О той, которую заметил в толпе студентов в самый первый день их занятий.

Его и сейчас удивляло свое отношение — Оля не просила о помощи, не спрашивала совета, но при этом ему самому хотелось что-то для нее сделать. И невыразимое, просто фантастическое удовольствие доставляло ему то, как она принимала его помощь, — не высокомерно, не как само собой разумеющееся, не с россыпью пустых и безличных слов. Нет, вместе с тихим робким "спасибо" ее глаза расцветали такой благодарностью, будто во всем мире она видит только его, и он по меньшей мере спас ее от смерти, а не от падких на сплетни одногруппниц. И настолько доверчиво она принимала его решения и полагалась на них, что предать ее веру представлялось невозможным святотатством. Он не взялся бы передать то невероятное ощущение, которое при этом испытывал. Пожалуй, если обобщать, можно сказать, что с Олей он чувствовал себя настоящим мужчиной. Тем, кто решает. Тем, за кем стоит его женщина, его дом, его семья. Полностью, а не физиологически, как с Катей, и не потенциально, как в собственной семье. Только вот получалось, что с Олей ему хочется ходить в зоопарк и покупать продукты, а не дарить ей цветы. И если бы не братишка, до него бы так и не дошло, как глупо он тупит — ведь все это он решил про себя, так ничего и не сказав ей...

А на Эда-то как разозлился, тормоз! Сам до ухаживаний не додумался, а на него мысленно взъелся! Подарить дерево! Неординарно... и слишком по-домашнему... слишком лично...

"Я его не понимаю, реально не понимаю! — твердил про себя Леша, сжимая кулаки. — Старший брат? Похоже, но она же говорила, что видит его первый раз в жизни. Откуда бы такое доверие к неизвестному мужику? Все-таки влюблена, а этот мудак пытается ее спихнуть кому-нибудь за ненадобностью. Всего и порядочности, что парня сперва проверить на вшивость... заботится он..."

Странности в поведении Олиного родственника никак не шли у Леши из головы. Радовало одно — тот спокойно смотрел на его присутствие в жизни Оли и поползновений "перебить" девушку вроде не предпринимал. Вроде бы... да даже почти предлагая ее ему. Но парень много бы дал, чтобы этого родственничка рядом с нею не было.

Леша расправил одеяло и, собравшись лечь, хмыкнул. Кажется, сейчас он наконец-то стал понимать собственнические взгляды отца на маму. Испарилось под жгучей смесью новых чувств давнее недоумение его поведением, когда хотелось встряхнуть родителя и сказать: "Это же мама! Она любит нас... и никуда не денется!" Действительно, ревность не давала думать и толкала на нелогичные и совсем не рассудочные поступки. Любовь? Он улегся поверх жаркого одеяла и закинул руки за голову, словно пытаясь перестать думать.

Катей он восхищался — красотой и умом, гордился невестой, оберегал и защищал... потому что так было правильно — заботиться о своей женщине... но... не ревновал... и гордился этим даже. Вот сделала она другой выбор... и он принял его, развернулся и ушел, не безболезненно, нет, однако ж переубеждать ее желания не возникало...

Оля-я-я... Олечка... она совсем другая. Ему так лестны ее нерешительность и неуверенность... и — и вера в него. Пусть она не красавица, на которую оглядываются на улице. Путь не шепчет ему жарких слов в ночи. Все равно — она самая-самая лучшая, только его. И, даже если вдруг она выберет этого Эда, он еще за нее поборется. Обязательно. Она нужна ему! Лешу слегка передернуло при мысли, что Оля даст за себя решать Эду. Нет уж, такого допускать нельзя! Тогда для нее точно ничего хорошего в семейной жизни не будет...

Придя к такому парадоксальному выводу, парень неожиданно для себя успокоился, натянул на живот уголок одеяла и расслабленно засопел еще немного заложенным носом.

* * *

Длительная прогулка на свежем воздухе, переживания за ляпающего всякую чушь на каждом шагу гостя, внеплановая уборка перед неожиданно напросившимися гостями, облегченный эльфом, но все же неудобный горшок, который после расставания с Лешей ей пришлось волочь самой, а потом передвигать тумбочку с телевизором, чтобы не мешался на ходу. Ничего удивительного, что после столь насыщенного дня Оля уснула как убитая, стоило забраться под одеяло. Нелюдь привычно остался сидеть на диване с одной из своих памяток и, кажется, спать вовсе не собирался. Утром картина не изменилась.

Выспавшаяся девушка довольно потянулась, улыбнувшись пристроенному на ночь на компьютерное кресло цветку — с раскладушки она бы его на полке не увидела. Вскочив, сдержала звонкое "С добрым утром!", покосившись на закрытые глаза гостя, и только прошептала тихонько "Доброго!", проскользнув в ванну.

Удивившись, что Эд не появился и после наполнившего квартиру кофейного аромата, заглянула в комнату. Расслабленная поза, прикрытые глаза: полная отрешенность от реальности. Хмыкнув, девушка согласилась с правильностью этого впечатления, вспомнив свое недолгое погружение в сделанную им для нее памятку.

Яркий голубой глаз приоткрылся, вопросительно устремив на нее вертикаль зрачка.

Оля дернулась — давно не видела его глаза в "естественном виде", и спросила совсем не то, что собиралась:

— Ты что, так и не ложился? Я уже не помню, когда видела разложенный диван!

— А зачем? — лениво вернул он ей вопрос, не торопясь открывать второй глаз.

— Как зачем? А спать? — Вот опять он сбил ее с толку!

— Мне почти не нужен сон, я же не ограничен физическим телом, как вы. А когда есть энергия и ясность, то и даже при нахождении в теле сон не нужен.

Он перетек на край дивана, убирая памятку в карман и наконец-то открывая второй глаз. Зрачки обрели человеческий вид.

— Ты хотела позвать меня на кофе?

— Да...

— Так пойдем.

И, будто невзначай, добавил:

— Я тоже посмотрю сегодня на наших гостей. Поподробнее.

— Ты будто угрожаешь! — фыркнула она. Вадя теперь казался ей достойным соперником для нелюдя. — Но мне тоже любопытно посмотреть на ваше общение!

— И мне они интересны, оба. Вижу, как ты мечешься с этим их визитом, и предупреждаю, что не хотел бы ничего менять, пусть приходят.

— Как скажешь, я и не отлынивала... — Оля загнала подальше недавно появившуюся трусливую мыслишку перенести встречу в кино. — Все в порядке. Я сейчас в магазин сбегаю, что-нибудь вкусненькое куплю Ваде.

— В магазин? Пойду с тобой, — кивнул он, — хочу какао посмотреть. То, что вчера пили в кафе. Покажешь?

— Да, оно тоже в порошке продается, как и кофе. Сейчас пойдем, только переоденусь, — подорвалась с места, так ничего, кроме кофе и кусочка сыра, и не съев. Посмотрела на стол и, махнув рукой и кинув в рот оливку с помидоркой-черри, переставила грязную чашку в мойку. Есть опять не хотелось. "Так и похудею, наконец-то, с этой непонятной любовью" — как-то невесело пошутила про себя девушка.

...

В магазин под домом ранним воскресным утром свежих тортов еще не привезли, а с длительным сроком хранения нелюдь купить ей не дал, да она и сама чувствовала, что не стоит... Какао там нашлось только быстрорастворимое, так что, задавив проклюнувшиеся леность и жадность, пришлось тащить спутника к угловому дорогому супермаркету, смирившись с жалящей мелкими смерзшимися льдинками пургой.

Набрав как всегда целую тележку непойми чего, — от замороженных овощей, мороженого, заморских фруктов до банального молока для какао, поспорив со спутником о каких-то пустяках, вроде способа приготовления бамии и кислотности ряженки, Оля отправилась к сладкому. И опять не смогла выбрать ничего достойного, не считая пары упаковок творожных колец — все десерты фонили резкими, отвратительно "химическими" добавками, а посему разочарованная девушка потолкала тележку к конфетам и печенью. И тут взгляд зацепился за надпись на упаковке с длинненькими печеньями "идеально для тирамису, рецепт на обороте". Остановившись, перевернула пачку и поизучала рецепт. Удивительно, но его не требовалось даже печь. После небольших колебаний упаковку она все же взяла, но остальные ингредиенты пока искать не стала — на эксперимент требовались минимум восемь часов времени и настроение. Кинув в корзинку вафельки с джемом, уже собралась идти дальше, как нашла решение своей проблемы — коржи для торта. "И готовить тоже не надо!" — обрадовалась девушка, загрузила три штуки и, схватив простую шоколадку на посыпку, вернулась за сметаной и орехами. "Интересно, как я буду таскать сумки, когда их некому будет облегчить?" — задала сама себе риторический вопрос Оля, под изумленными взглядами покупателей взяв по три пакета в каждую руку и едва не боком протискиваясь за идущим налегке широкоплечим спутником в раздвижные двери.

* * *

— Если хочешь, можно перекусить, я закончила, — крикнула она в комнату, ставя готовый торт в холодильник.

— Ты обещала сделать какао!

— Сейчас, это чуть подольше, чем кофе.

— А когда ты мне сделаешь десерт? — громко возмутился с дивана гость. — Рыжий пришел — ты пирог с яблоками пекла, мальчик придет — еще что-то, а мне? Я тоже жду!

— Ну... Вадя же маленький! Кстати, я рецепт тирамису сегодня видела. Похоже, что не такой уж он и сложный. Я попробую, правда, надо докупить кое-что.

Пока плясала вокруг закипающего молока, а потом помешивала какао, Оля несколько раз заглядывала в комнату — памятки в руках эльфа не наблюдалось, но сидел он, тем не менее, также неподвижно, задумчиво прикрыв глаза.

— Эд, — несмело позвала она, разлив по кружкам какао и выставив на стол сыр, булочки и творожные кольца. — Готово уже... я тебя отвлекаю?

— Немного. Задумался. — Он легко поднялся и просочился мимо нее на кухню.

— Есть что-то новое? — не особо надеясь на ответ, поинтересовалась она и, копируя Вадькины вчерашние просительные интонации, добавила:

— Поделись, а? Я же изведусь от любопытства! Пожалуйста!

— Ладно, — задумчиво согласился, откинулся на заскрипевший старенькой псевдокожей диванчик, и сложил руки на груди. — Пришел ответ на второй из моих запросов. И опять пришлось уточнять...

— О нашем мире? Так он светлый или нет? А уточнял тоже у драконов?

— Да. И нет, запрос в архив миров, не драконам. Ты слушать будешь?

— Молчу, — закрыла рот ладошками и преданно уставилась на него, опять вспомнив про Вадю.

— Ответ ожидаемый! — он кривовато улыбнулся ее пантомиме и отвел взгляд за окно. — Мир нейтральный, то есть опасности я тут подвергаться не должен, но... Но — с ограничением посещаемости. Поэтому и темных так мало. Впрочем, не было бы ограничения, ваш мир давно бы стал темным.

— Но как же... то, что у нас много темных? Или ты понял, почему так? — не сдержалась она, невольно пересаживаясь поближе к нему на подоконник и тоже выглядывая за окно, машинально отслеживая муравьиные точки спешащих по своим делам людей.

— В том-то и дело. Понял, вчера еще. Когда посмотрел на детей в зоопарке. Видишь ли, то, что вы называете кармой, настигает ребенка не сразу, но рано или поздно большинство... перестает быть светлыми. Вернее, груз прошлых рождений появляется сразу, но какое-то время человек не попадает под его влияние. Это происходит, как я вчера видел, где-то от пяти до десяти лет. Дети старше десяти уже не отличаются по этому признаку от взрослых, только груз личных поступков меньше. А маленькие, до пяти — сплошь светлые, даже тяжелая карма только тенью над ними висит...

Оля вздохнула, подавив желание засыпать гостя вопросами, и еще внимательнее прислушалась.

— Хотя люди как раса чаще встречаются в нейтральных мирах, вы очень подвержены влиянию и способны выжить почти везде. Но я никогда не задумывался, что вы являетесь исходно светлой расой, считаетесь-то нейтральной, изменчивой... вообще-то я раньше видел только взрослых особей, — продолжил он задумчиво, будто с самим собой. — Вы хамелеоны, легко подстраиваетесь под выбранный мир и порядки в нем. Гоблины и орки такие же, их также много, как и людей, хотя одни исходно темные, но способные жить в светлых мирах, вторые наоборот... Мне стало интересно, и я пообщался с наставником. Так вот, он тоже ничего про это не знал, как и про ограничение посещений вашего мира, но обещал посмотреть, проверить...

— Не знал наставник? — Оля представляла себе его учителя как убеленного сединами профессора.

— Ах-ха, — повеселился нелюдь, не удержавшись и считав картинку. — Ты неправильно представляешь! Он всего раза в два старше меня. Ему только тысяча с небольшим. И он, услышав мои вопросы, просто обзавидовался уже такому нестандартному миру, едва не примчался сам. Благо, что пока идет игра, никто не может вмешаться. Так что придется ему потерпеть.

— А почему не... ну... более взрослый? — удивилась хозяйка, представив, как старшеклассник учит первоклассника.

— Так же логичнее! У вас же тоже преподаватели немногим старше вас?

— Нет... обычно нет, — поправилась она, — в школе детей учат взрослые, а в институте специалисты... они же больше знают... ты, верно, про Оксану вспомнил, так она аспирантка, это скорее исключение...

— Больше знают, но и больше отличаются. То, что должно передать юным, передают те, кто сам недавно это прошел. Старшим это неинтересно и только задержит их собственное развитие. После двух-трех тысяч лет редко кто находится в физическом теле долго. У них уже слишком сложная структура, чтобы передавать простейшие знания. А для тех, кто сам недавно это изучал, преподавание скорее повторение пройденного. То, что у вас этим взрослые занимаются выглядит очень глупо, но людская логика странная, вот другие младшие расы четче, понятнее.

— Подожди, что же, и родители не учат своих детей? — растерялась она.

— Родители еще старше. И их любовь всегда со мной. Зачем что-то еще?

— Кто же учит маленьких?

— С совсем маленькими трудно — они же чистая структура. Их наполняют да, родители, если угодно — учат собирать энергию. А потом уже старшие.

— И ты учишь? Или ты еще маленький?

— И я, — спокойно согласился, подставляя ей чашку для добавки какао. — Например, тех, кто искал памятки. Только к чему это твое любопытство?

— Извини, просто так, — повинилась она, послушно снимая пенку и доливая какао. — Так что там с ограничением?

— Не знаю пока. Свободное посещение и переселение сюда доступно только для Архов, а все остальное — с их ведома. Это непонятно... поэтому и попросил наставника уточнить...

— То есть ты нарушил что-то, когда попал сюда?

— Нет, я же не поселиться здесь собираюсь, хотя одному и можно, — усмехнулся. — Эльфы по своей воле сюда бы и не перешли жить — мир старый, духов стихий, наших помощников, почти нет. А вот демоны... эти-то точно не отказались бы от такого подарка. И привели бы сюда своих прислужников. Собственно, слуги их тут точно есть, хотя и меньше, чем можно было бы ожидать...

— Слуги? — тревожно переспросила Оля, зачарованная новой сказкой. Девушка уложила подбородок на сложенные ладошки, прямо на чашку с какао, опять напрочь забыв про еду.

— Да у вас все фэнтези кишмя кишит темными расами — вампиры, оборотни, сук-кубы...

— Ох... то есть они у нас есть? — дернулась, едва не разлив чашку, испуганная оказавшейся страшной сказкой.

— Да, но наверняка не очень много. Ведь ограничение на них тоже должно работать. Видимо с этим и связаны те метки, о которых говорил твой знакомый. Только вот...

— Что?

— Странно это все... либо вас почему-то отгородили от всех, либо... ну не занимаются же Архи вами в индивидуальном порядке? Это же полный бред! Нет, тут что-то другое.

— А что?

— Не знаю. И закрыли вопрос! — он проинспектировал гущу на донышке ковшика, погоняв остатки и признав их негодными к употреблению. — А мне какао понравилось! Сделаешь еще?

— Сделаю, куда ж мне деваться, — послушно покивала Оля, забрав тару и принимаясь отмывать присохшие мраморные разводы. В голову лезла всякая чепуха про загадочные сверхрасы Драконов и Архов... Если Драконы у них так часто мелькают в сказках, то почему про Архов ничего нет?

— Потому что они высшая инстанция для нас, как для вас — боги, — скучающий нелюдь не преминул заглянуть в ее размышления. — И вообще, Драконы тоже относятся к Архам, то есть являются частью создателя.

— Частью?

— Сложно объяснить. Вроде руки у тебя — ты же не контролируешь их, когда моешь посуду. Они сами знают, что делать. Но на самом деле ты с ними едина. Как-то так.

— А вы? Эльфы, то есть, высшие — уже не их части?

— Не их и не его, то есть мы не часть создателя. Мы воплощение его любви. И у нас есть определенная им цель существования. — Он помолчал минуту и, нехотя, добавил, — как и у демонов.

— А мы? У нас есть... цель?

— Вы — тварные, то есть созданные, а не отделенные. Вас, бесцельных, много... — пожал он плечами.

...

Резкий телефонный звонок не дал Оле найтись с ответом, заставив костерить собственную забывчивость последними словами, — она ни капли не сомневалась, что звонила обеспокоенная мама. Стыдно сказать, первый раз с момента переезда в эту квартиру у нее из памяти абсолютно испарилась необходимость отчитаться родителям. Хотя бы по телефону. Уж не говоря о том, чтобы их навестить, — с чудесного появления Эда ей постоянно не хватало времени... И ничуть не удивительно, что родительское беспокойство обрело параноидально-подозрительные черты так что, в конце разговора, пришлось пообещать не только приехать в гости в следующие выходные, но и подробно рассказать о своих новых знакомых. Мама столь уверенным тоном приперла ее к стенке, убежденная в их наличии, что она как-то автоматически созналась в появлении институтских друзей, пока еще — но только пока, — в деталях не описанных родителям. Где-то на заднем плане до нее долетали намеки папы о том, что неплохо бы на них посмотреть на своей территории и допросить как следует, но в конце концов удалось отговориться дальностью Зеленограда и близостью сессии.

Нажав красную кнопочку, Оля застонала и пару раз приложила себя трубкой по лбу. Никогда из нее не получится разведчика! Слишком легко она ведется на всякие провокационные вопросы. Если бы мама не уверила сама себя, что новые знакомства дочь завела в институте, то и про Эда, небось, разболтала бы...

— Мамочки! — Вместе с холодной испариной дошел до нее вероятный результат такого прокола. Не только жить одной не позволили бы дальше — отец, небось, начал бы снова ее провожать и отвозить... как маленькую...

— Что делать-то? — беспомощно развела она руками, — я же у них в гостях проговорюсь!

— Ты уж постарайся. Это в твоих интересах! Сдерживаться ты, конечно, не умеешь. Но, тут тебе помогут установки гида, — будешь подсознательно избегать прямых ответов, которые потенциально могут повредить мне.

— Я? Подсознательно? — неуверенно хихикнула хозяйка, — боюсь, это вряд ли. Хотя было бы неплохо.

— Поверь, ты можешь намного больше, чем тебе кажется. Все получится, но необходимо стараться изо всех сил.

— Я не собираюсь обманывать родителей! — нахмурилась девушка, то постукивая трубкой по губам, то пытаясь прикусить скользкий пластик и невольно клацая зубами. — Это... неправильно...

— Неправильно, согласен. Можешь все им объяснить в следующий приезд, но только вместе со мной. Я поспособствую, чтобы они не нервничали.

— Что? Загипнотизируешь, что ли? Не надо! А если они потом вспомнят? Как я им в глаза смотреть буду?

— Они и забывать не будут. Просто отнесутся терпимо.

— Нет, ты моего отца плохо знаешь. Он забудет поесть или машину в гараж поставить, но не меня встретить. Имелись... прецеденты...

— Да не будет большой разницы, только спокойнее станут, и все.

— Нет-нет! Им потом обратно на машине ехать, мало ли как тогда твое спокойствие обернется! Не надо! Лучше... лучше все-таки не говорить, — скрепя сердце, вздохнула Оля.

— Можно и не говорить, как посчитаешь нужным. С моей точки зрения это не обман. Ты взрослая даже по вашим странным меркам. И я за тебя тоже отвечаю как родственник. Поверь, они тебе сейчас не помогут так, как я. А договор со мной ты расторгнуть не можешь.

— Ах, вот ты как заговорил! — вспомнила она позу "руки в боки", но почти тут же сдулась, уронив таки многострадальный телефон и вылив на него раздражение, подняв и с силой ткнув в гнездо базы. Утихомирившись при звуке жалобного писка вставшей на зарядку трубки, добавила:

— Да я и не против... договора-то... мне совсем не хочется отказываться от браслета... и от тебя... тоже...

— Можешь не смущаться так, я же тебя читаю.

— Умник... и почему я тебя терплю? Мне медаль за это надо дать!

— Медаль?

— За терпение. Ты невыносим!

— Неправда, ты так не думаешь!

— Ну и не думаю! Но медаль надо! Хотя бы шоколадную! — рассмеялась девушка, — но ты реально бесишь иногда! Вот что за "бесцельные", а? Неприятно.

— Неприятно? Но это так! У людей нет порядка! Цели существования!

— А у твоих любимых гномов есть. И у орков. Так?

— Так. И у темных рас тоже. У гоблинов, вампиров, куббитов и так далее...

— У оборотней?

— Тоже, но у них сложнее, я тут на одной памятке нашел светлую подрасу оборотней. Даже не подозревал, что такие есть.

— Похоже, ты многого не знаешь еще.

— Похоже, что никому это особенно не интересно. Удобно пользоваться подрасами тварных разумных, имеющих четкий порядок. Что нам, что демонам. А люди так, на подхвате, вроде запасного варианта. Если их даже не будет в мире — никто и не расстроится, но почему-то они, то есть вы, почти всегда есть. Неистребимы, как...

— Тараканы, так и скажи, — с обидой закусила губу хозяйка.

— Похоже, но ты ошибаешься, негатива тут нет.

— Презрение?

— Тоже нет. Скорее пренебрежение. Вы непредсказуемы, если от кого и приходится постоянно ждать всевозможных неприятностей — так это от людей. Вот и не ставит никто на вас.

— Не ставит... — повторила за ним Оля задумчиво, машинально сколупывая старую краску с косяка двери, о который имела глупую привычку колоть орехи, привозимые или присылаемые дальними родственниками отца с Украины. Вот и люди сейчас представлялись ей чем-то вроде этих орехов — покрошить, а там видно будет — есть польза или нет. "Давно пора купить орехокол... — невпопад пришло в голову, — да и кухню бы неплохо покрасить... вдруг еще кто придет в гости? Неудобно..."

Нелюдь молча обозначил пожатие плечами, — вопроса-то не прозвучало.

— Даже не неприятно. Обидно, скорее. Будто пыль на шахматной доске, мешаемся. А кто с кем играет? Эльфы с демонами? И за что?

— За количество миров же! Сколько можно объяснять! Чем больше миров населяют светлые расы, тем выше общий уровень сложности конкретной вселенной, тем дольше она будет существовать и тем больше энергии получит следующая генерация. Ну а преобладание темных ведет к закату данной вселенной и обратному схлопыванию. А вы в этом счете — бесполезны. Вот и все, ничего обидного.

— Постой... про "большой бух" в начале всего — это и мы учили. Ты хочешь сказать, что он — не первый?

— Нет, конечно. Данная вселенная — третья генерация. Но вселенных много!

— Ну и бог с ними! А то так до прихода гостей и проболтаем о ерунде всякой, — подергав себя за кончик рыхлой косички, она нервно начала его заплетать вниз от резинки, никак не решаясь продолжить. — Послушай... не сердись только... я попросить хочу...

— Даже не могу догадаться, о чем, — подтолкнул он ее к продолжению, — такой сумбур в твоих мыслях. И не обижена вроде, а скорее виноватой себя считаешь?

— Ну, мне неудобно... просто... ты не мог бы вот... с ребятами помягче как-то... без вот пренебрежения... и о нашей бесцельности... с ними может не надо? Я-то потерплю, но они-то не знают, что ты из старших... ну, старшей расы... — она набрала побольше воздуха, — в общем... почеловечнее быть не мог бы? Ну вот хоть сегодня...

— Смелое заявление. Побуду, — он улыбнулся, — ты забываешь, что я пришел ваш мир изучать, кто ж знал, что в нем окажутся только люди? Тут уж что выпало, то выпало, с теми и должно общаться. А что-то объяснять, с какой стороны не посмотри — бесполезно.

— А вдруг они о чем-то догадаются? Ты ведешь себя все-таки слишком... отлично...

— Забудут, и все.

— Забудет? Ребенок? — Оля вспомнила пустой взгляд Маринки и оседающую на пол Дашу... и с полными ужаса глазами налетела на собеседника:

— Ты что! Нельзя! Ты же ничего о людях не знаешь! Вдруг навредишь? Ни в коем случае! Я против! — и тут же кинулась искать телефон, чтобы все-все срочно отменить.

— Успокойся. Он просто забудет сегодняшний день. Ничего страшного.

— Нет... ты не понимаешь... — Слов не находилось, а перед глазами стояли те пять минут, когда Сашка закрыл ее от кидающейся собаки, размахивая веткой. Разве получилось бы у нее так довериться чужому мальчику, если бы она забыла их? Нет, конечно. А ведь Вадя ей нравится... и "отношения" только начинаются... и их так легко испортить... пусть уж лучше она покажется ребятам сумасшедшей, но никакого стирания памяти допускать нельзя! Оля выпрямилась и вдохнула побольше воздуха, с силой заставляя себя открыть неизвестно когда зажмуренные глаза.

— Прямо орка-воительница перед решающей схваткой, — потешался эльф, когда она все-таки набралась храбрости на него посмотреть. — Ты забыла у меня спросить! Но, так и быть, это твой мир и тебе решать, как в нем себя вести.

— А тебе... ну... ничего не будет, если твое инкогнито раскроют? — засомневалась она, пережидая приступ его веселья.

— Мне?! С чего бы? Помнится, именно ты настаивала на маскировке. Я бы вообще пользовался только отводом глаз!

— А... то есть ты не против, если они узнают?

— Что, сама расскажешь? — подначил ее он.

— Нет, что ты, — замахала она руками, расслабляясь. — Но хоть не буду нервничать, если само как-то всплывет... ну мало ли кто про что проговорится... Пойду-ка я пока чайник залью, что ли...

Глава 8. По секрету

Когда Оля десятый раз перевернула выставленные рядком чашки и подравняла на блюдцах ложечки, отчаявшись найти себе занятие, отвлекающее от рассматривания минутной стрелки на часах и проверки смс-сообщений, наконец-то проснулся домофон и через пару минут в прихожей закрутился локальный рыжий смерчик. Открыв дверь, она только и успела по-сиротски притулиться в угол у зеркала, обеими руками растерянно прижимая врученную ей треснувшую и оттого скособоченную прозрачную коробку с пирожными. Потрясением оказалось то, что она совершенно не представляла себе, как надо принимать гостей. Моментально нейтрализовавшие все ее действия всунутым подношением, из которого по незаконному пути неторопливо просачивалась помадка, тут же склеившая пальцы и провоцировавшая поддаться "обезьяньему", как называл его папа, желанию их облизать, ребята буквально за каких-то пять минут преобразили маленький закуток. Рыжая макушка сама собой потеряла шапку, улетевшую далеко под зеркало — и не дотянуться. Маленькие плечи как на шарнирах вывернулись из расстегнутой старшим куртки, и непоседа уже трещал липучками на ботинках. Пока Леша вешал одежду на крючок, резинку свисающего с его плеча мешка безжалостно дернули и, прямо с метровой высоты, на пол шмякнулись летние тряпочные кроссовки в динозаврах.

Занятый своей курткой и, заодно, подбиранием шапок, ботинок и сумок, Леша не обратил внимания на замешательство хозяйки, никак не находившуюся с правильными словами и действиями. Зато Вадя заметил удивление от вида своих кроссовок и, поясняя, пробубнил что-то об этих вредных взрослых, которые обязательно тащат в гости его тапки. Но он же не маленький! Поэтому и взял школьные кроссы. Неправильно расценив Олин ступор, он примирительно добавил, что они чистые. Вот честно-честно! И успокоился, только получив энергичные кивки с невнятным: "Да, верю, верю..."

Всунувшись в кроссы, веснушчатый ураган пронесся мимо и, только она успела развернуться ему вслед, как деловитая мордочка уже высовывалась из двери кухни и интересовалась "Куда положить мандарины?". Когда хозяйка заходила в кухню, не дождавшийся ответа непоседа уже вываливал оранжевые шарики из варварски разорванного дна мешка в раковину.

— Ты же тоже будешь мыть, да? Как мама? — вопросил он, снова дождавшись только кивка с несколько виноватым выражением лица. Если честно, то Оля себе почти никогда не мыла мандарины и апельсины, — все равно чистить. За что неоднократно получала нотации от родительницы.

— Странные вы! Шкурку-то все равно не едим! — озвучил ее мысли Вадя.

— Ну... говорят, надо... микробы там...

— Все равно потом руки липкие и приходится мыть! Два раза! — возмущению мальчика не было предела.

— Это да. Получается, что надо... с липкими-то неприятно, правда, — согласилась Оля.

— Вот и я говорю! Правду!

Оля наконец-то скинула с себя ощущение улитки в киселе, вытряхнула слипшиеся орешки в расписную глиняную миску и с удовольствием выбросила надоевшую коробку, украдкой облизнув таки сладкие пальцы, стыдливо покосившись на затылок мелкого, уже успевшего залезть на подоконник. Вадя поелозил, устраиваясь поудобнее и обтирая коленками пыль, вызывая новый приступ виноватости у хозяйки. Огляделся, с чувством прокомментировал марки стоящих во дворе машин, проинспектировал соседский балкон, громко пожурив двух хулиганистых ворон, треплющих остатки утеплителя, неряшливо торчащие из шва облицовки.

Сверкающие разноцветными полосками супинаторов подошвы запоздало навели Олю на мысли о гостевой обуви вообще, и детской — в частности. Ладно, Леше папины тапки малы, но они хоть есть, но вот не принесли бы они с собой кроссы — что она предложила бы Ваде? Мамины с помпошками? Вот ждала же их, а не подумала, — как всегда, все только о себе переживала...

Стихийное существо тем временем, не замечая ее самобичевания, с совершенно невинной мордочкой обернулось к подошедшему брату, с деловитым вниманием выслушало распоряжение вымыть руки и, послушно спрыгнув с насеста, отправилось в сторону ванной. По пути все же не утерпев и дернув Олю за рукав и поинтересовавшись: "А сколько в гнезде вывелось воронят?".

— В каком гнезде?

— Как в каком? Вон, у дома напротив в ветках ясно видно гнездо! — Вадя развернулся, подтащил ее к стеклу и потыкал. И действительно — если приглядеться, то в облетевшем скелете высокого тополя у дома напротив просматривалось разлапистое нагромождение веток, наверняка и правда, гнездо.

"Да уж, — в который раз за эти пятнадцать минут отчитала себя Оля, — ну совершенно же невнимательная курица. Прямо под носом ничего не вижу. И ничего не могу. Правильно меня Эд обзывал несамостоятельной. Вот Лешка сколько лет с Вадькой возится, а мне до сих пор родители еду готовят..."

Пока ребята шумно обсуждали в ванной "сколько мыла необходимо для качественного мытья рук", Оля, наливая кипяток в чашки, поймала себя на...зависти. Банальной такой зависти этой Кате — да, она запомнила имя его невесты... Не сказать, что ей раньше не приходилось встречаться с этим чувством, но сейчас оно отдавало почему-то горечью...

— Ай! — браслет нагрелся и уколол её раскаленным цветком. Девушка потрясла рукой, потерла исчезающий на глазах красный след — стыдно-то как! Хорошо, никто не видел... И Эд не слышал таких глупых мыслей. Завидовать! Что она — школьница, как Вадя? Леша же не кукла, он сам выбирает. И она выберет. Когда-нибудь. Ведь должно найтись и для нее свое счастье. В конце концов, все говорят, что первая влюбленность быстро проходит... И вздохнула про себя: "Как же не хочется, чтобы проходила... Нет, надо прекратить себя накручивать. Не в ее правилах, — пусть она раньше об этом никогда не задумывалась, — отбивать чужих женихов. Да и не с ее внешностью, если честно. В конце концов, они уже почти друзья и это здорово!"

— Оль, каким полотенцем можно руки вытереть? — выглянул Леша из ванной.

— Маленьким оранжевым, внизу висит. Извини, не предупредила, — снова завиноватилась она, ругая неуместные чувства, отвлекающие от дела.

Возвращаясь на кухню, Вадя не удержался от заглядывания в комнату и громкого нарочито удивленного "Здравствуйте!". Действительно, странно, что такую персону как он, не встречают с почетом у двери все находящиеся в квартире! У мелкого получилось бы совсем по-взрослому солидно, если бы он так не вытягивал шею, стараясь разглядеть, что же там такое интересное в руках у конкурента его брата.

— Здравствуй, — откликнулся нелюдь, перекладывая с колен планшетник. Сам подошел и, заставив Олю потерять от удивления челюсть, ...протянул мальчику руку. Тот, глянув исподлобья, — не шутит ли? — серьезно отзеркалил жест и со всей силы тряхнул сжатые руки.

— Привет! — Леша за левое плечо чуть отодвинул брата от нелюдя и прижал к себе, протянув поверх руку и повторив рукопожатие на этаж выше.

Поздоровавшись, Эд продолжил спокойно стоять, разглядывая гостей. Леша тоже не нашелся со словами и, спустя секунду заминки, молча развернул мальчика в сторону кухни.

Вежливо придержав торопыжку, Леша проигнорировал возмущенное сопение и позволил эльфу проследовать на привычное место. Вадя демонстративно уселся напротив нелюдя на другой стороне диванчика, оставляя свободными две рядом стоящие табуретки, схватил мандаринку, со скоростью звука сдернув кожуру и, запихнул за щеку сразу половинку, придирчиво осматривал кухню, пока Оля добывала из холодильника сладости. Хорошо, что она успела поставить самодельный торт на стол, потому что следующего детского вопроса не ожидал никто из присутствующих. Леше же, собиравшемуся выкинуть в ведро накрошенные шкурки, не повезло и он их снова растерял, только уже на полу.

— Леш, а почему ты Оле не сделал ремонт? Тут же все уже разваливается!

Оба, и хозяйка, и обвиненный, не сговариваясь переглянулись и покраснели. И одновременно попытались взять на себя вину.

"У меня..." — получилось у них на редкость синхронно. Мелкий благосклонно кивнул брату, но Оля перебила, не желая слышать объяснения про отсутствие оснований для подобного обвинения:

— Сейчас у меня нет на это ни времени, ни денег! — Нелюдь удивленно поднял бровь, что не укрылось от внимания мальчика. — Когда я надумаю делать ремонт, я обязательно с Лешей посоветуюсь. Если его не сделает мой отец самостоятельно.

— Леш? Это же такая мелочь для тебя! Кате вы с дядей Сашей, кажется, всю квартиру сделали!

— Вадь, ты бы не лез не в свое дело, а? — Леша все никак не мог простить себе, что до сих пор не нашел времени объясниться с Олей. Ну или хотя бы пояснить своё намерение быть рядом.

— Не лезь, ага! А что, может родственники против? Ты против, чтобы Леша сделал тут ремонт? — вопросительно уставился он на эльфа.

— Я? Нисколько. Только приветствую. Любопытно посмотреть.

— Ещё бы не любопытно! Он даже из такой кухни может сделать конфетку! Леша же знаешь, какой дизайнер!

— Какой?

— Во! Отличный! — авторитетно заявил мелкий, показывая большой палец и кивая себе в подтверждение так, что, казалось еще чуть-чуть и голова оторвется и разобьет чашку.

— Ва-а-дя!!! Хватит уже! — поморщился Леша.

— А ты действительно сам делаешь дизайны? Вот прямо уже по-настоящему? То есть за деньги? Работаешь? — заинтересовавшись и забыв про приличное поведение, Оля машинально стирала прилипшие к ножу мягкие катышки коржа в сметанном соусе, тут же облизывая сладкий пальчик.

— Да, — он с трудом отвел взгляд от ее руки, заставляя себя сделать несколько глубоких вдохов. — Работаю у давнего друга отца, рисую эскизы, подбираю материалы.

— На самом деле, он у них старший! Уже два года! — гордо сдал брата Вадя.

— Ты преувеличиваешь, — открестился от должности Леша, — старший всегда бригадир. А я работаю с клиентами вместе со сметчиком, а потом смотрю за работой.

— Все равно! Это же... просто... Ух! — неподдельно восхитилась Оля, не находя слов и только эмоционально рисуя в воздухе ножом восклицательные знаки. — Это же очень интересно, наверное! А дашь что-нибудь посмотреть? И когда ты все успеваешь, а?

— Ну... в основном в выходные приходится работать, так клиентам удобнее, зато на неделе редко прихожу, я же не на полную ставку.

— Не на полную, ага, а дядя Саня говорит, что ты половину тащишь!

— Сколько могу, столько и беру, надо же ребятам помогать, — он щелкнул брата по носу и виновато пожал плечами, — вот поэтому и нет времени-то особенно...

— Вот! Оле-то мог бы сделать хоть кухню!

— Вадь, хватит уже рекламировать меня! Если Оля захочет, мы сами это решим. Займись-ка вот пирожными, а? — он придвинул ему миску с орешками и вытянул блюдце из-под чашки.

— Вообще мне интересно... Я сама только пару раз что-то для сайтов рисовала, да и то бесплатно... так что до сих пор так и не представляю, куда идти работать...

— О, ну я-то не выбирал, само как-то получилось...

— Конечно, — опять встрял мелкий, — после того, как ты нарисовал все для дачи и сам общался с бригадой и дядь Саней, он просто не мог тебе не предложить поработать!

— А для какой дачи?

— Ух! Ты не знаешь? — округлил от удивления глаза Вадя. — У нас есть дача! Леша на ней настоял, когда оказалось, что я почти все лето буду сидеть в Москве, потому что мне нельзя было летать из-за какого-то дурацкого давления.

— Не нельзя, а не рекомендовали. Ну, на самом-то деле, куда ехать с таким маленьким? А у меня каникулы, вот мы спокойно и жили на даче все лето.

— Одни? — От удивления Оля тоже потеряла пару мандариновых шкурок, только что подобранных за все успевающим непоседой.

— Когда и одни, но обычно кто-то из бабушек-дедушек приезжал, в отпуска, конечно.

— Отпуска? Они не на пенсии?

— Какое там! Даже и заикаться об этом не дают. Говорят, что молодые еще.

— Расскажи про дачу, а! У нас там здорово! — потребовал младший.

— Может в другой раз? Чай уже остыл почти!

— Хорошо! Оль, вот придешь к нам в гости, я тебе фотки покажу, вот!

— Договорились! — согласилась хозяйка и показала на самодельный торт. — Будешь?

— Какой-то он... мокрый... — покритиковал Вадя неказистый вид домашнего блюда.

— Ну, я сама его сделала из готовых коржей, вот он немного и... размок... слишком много пропитки и крема... а иначе сухой бы был, — тут же стала оправдываться Оля.

— Ты можешь и не есть, а мне положи! Пару кусочков! — Леша поднялся, дотянулся до сушилки за ее спиной и подал самую большую тарелку.

— И мне, — напомнил о себе нелюдь, — тоже два кусочка и в большую тарелку.

— Так вы все съедите, и попробовать не останется! Мне же первому предложили! — возмутился Вадя.

Оля смущенно замельтешила, краснея от неловкости, — торт норовил упасть или разломаться, не давая перенести ровный кусочек. Уронила ножик, помыла, вернулась к раковине за тарелками, споткнулась, едва их не выпустив, потом вспомнила про чайные ложки. Гости ожидающе рассматривали ее кулинарный эксперимент, а она заполошно трусила — а вдруг как невкусным окажется, не попробовала же... так стыдно будет... но переборола себя и выложила старшим по два кусочка, а себе и Ваде — по одному. Мелкий попыхтел, но не рискнул потребовать сразу второй, зато на большой тарелке уместились еще орешек и пара мандаринок. Леша ревниво следил за уложенной сопернику порцией — тот критически осматривал самодельное угощение, словно прикидывая — съедобно или нет.

Вадя тоже кидал задумчивые взгляды на блюдо, где два последних кусочка сиротливо завалились на бок и, быстро заглотив первую ложку и распробовав, пододвинул тарелку для добавки. Подумал, скосился на исчезающую порцию Эда, положил себе еще пирожное и вежливо отставил в сторону нелюдя оставшиеся орешки:

— Это мы к чаю принесли.

— Нет-нет, это я не буду, — едва не фыркнул нелюдь, будто мальчик сказал что-то смешное.

— Почему? Они вкусные! — невнятно пробормотал тот, вгрызаясь в серединку пирожного и выедая мягкое донышко вместе с кремом практически за один укус.

— Они неживые, — Эд пожал плечами, словно сказал что-то совершенно очевидное.

— Неживые? Они же печеные! Как они могут быть живыми? Это ж не сказочный колобок! — Вадя удовлетворенно оглядел оставшуюся в руке "скорлупку" с увязшими в помадке орешками и уставился на эльфа с молчаливым вопросом.

— В них мало полезной энергии, — так же непонятно пояснил он.

— А в этих есть? — Вадя кивнул на творожные кольца.

— В оболочке нет, а крем неплох, так что сойдет.

— А торт? — не отставал надоеда, сожалея о последнем перекочевавшем на чужую тарелку кусочке, хотя и свои еще не осилил.

— О, торт — это совсем другое дело! — оживился Эд, поддевая ложкой трехслойную пирамидку с красивой половинкой грецкого ореха сверху.

— Почему? — Мальчик перехватил остатки пирожного в левую руку и попробовал повторить трюк, но его ложка смяла нежные слои, и он поспешил засунуть получившуюся кашу в рот.

— Потому что тут живые и сметана, и орехи, и ягоды, а безжизненная основа хорошо ими пропиталась, вот и получается намного лучше этого, — он кивнул на кольца, и перевел взгляд на орешки, — и тем более этого.

Оля не знала, как остановить нелюдя, да и уже не пыталась, поэтому просто взяла себе орешек, в качестве демонстрации "не все такие привередливые". Леша последовал ее примеру.

— Да? — не унимался Вадя, — а тут тоже есть орешки!

— Но их совсем мало, да и суть у них какая-то другая, похуже. Кроме того, Лёля столько положительных чувств и эмоций вкладывала, когда его готовила, что получилось сплошное удовольствие. Для тех, кто понимает.

Эльф углубился в создание ложкой новых столь же ровных высоких пирамидок, наслаждаясь еще и смущением хозяйки.

— А как? Разве можно почувствовать эмоции, с которыми что-то готовилось? — недоуменно и с некоторой заминкой уточнил Вадя.

Леша, опешивший от по-домашнему прозвучавшего "Лёля", примеривал это имя к девушке. И невольно соглашался, что да, ей очень подходило. Будто недостающий кусочек паззла встал на место и пропали стыки разных представлений. И девушка, они с братом, вся эта маленькая, обшарпанная и оттого не особо уютная кухня, постепенно обрели четкость и объем правдивой, его собственной, картинки.

— Конечно! А ты — нет? Не можешь? — очень натурально удивляясь, спросил нелюдь.

— Нет!

— И что, для тебя домашняя еда не отличается от... — он замялся, не находя подходящего слова, — сделанной... машинами... для всех?

— Отличается, и не всегда вкуснее! — с вызовом ответил рыжик.

— Ну, тогда тебе проще, — пожав плечами не стал спорить нелюдь, — неудивительно, что у вас половина не усваивается, едите всякую гадость.

— А тебе нравится всё домашнее, или только... Лёлино? — коварно спросил Вадя.

— Её мама тоже хорошо готовит, но у Лёли эмоции ярче, поэтому вкуснее. И вот у них с Лешей очень вдохновительные салаты получаются.

Мальчик покосился на брата — он так и знал! Вот знал же! Все правда!

— А у Лёли все-все вкусно получается? — настаивал он, срочно отправляя в рот еще ложку смятой вкуснятины.

— Все. Она всегда готовит в хорошем настроении, да и вообще не умеет злиться. Поэтому и еда получается одно удовольствие!

— Ты забыл добавить, что я готовить почти не умею, — мрачно добавила сверкающая алыми щеками Оля, не представляя, какие выводы можно сделать из заявлений нелюдя.

— Это мелочи, главное — с каким чувством и из правильных продуктов, — оптимистично не согласился он, — а то же ты до меня такую гадость ела!

— Может не будем за столом о гадости? — вмешался Леша. — Оль, очень вкусно! А можно...

Она уже вскинулась в готовности что-то подать, как он продолжил:

— Можно мне... тоже... называть тебя Лёлей? Пожалуйста...

— И мне? — тут же вклинился младший.

— М-м-можно, — залившись краской до самых ключиц, с запинкой разрешила она и вскочила:

— Чаю еще хотите? Я поставлю? — С ребятами, заполнившими пятиметровую клетушку своими движением и энергией, звонкими вскликами Вади и звяканьем ложек о глянец тарелок, Оля чувствовала неловкость собственных действий и слов, боясь не вписаться в этот сложный танец, не попасть в такт чужих настроений и желаний. Она хваталась за каждую пришедшую в ее голову мысль, пытаясь ее исполнить, и тут же обрывала себя, заслышав новый посыл к действию от кого-то из гостей.

— Лёля! Посиди! Не мельтеши! — спокойно распорядился нелюдь, и она покорно плюхнулась на табуретку, виновато сложив руки на коленках, чтобы не дать им пуститься в новый забег.

— Мне еще интересно, как по-твоему, от нас боги могли произойти! — вывернул-таки разговор на вчерашнюю скользкую тему Вадя.

— Совсем ничего интересного, — лениво ответил Эд, вдыхая аромат накрошенных и заваренных в чашке ломтиков яблок и лимона.

— Просто не знаешь, что сказать! — победно глянул на него мальчик. — Ты всё вчера придумал!

— Не знаю, что сказать, ты прав. Зачем вообще наделять какого-то одного представителя расы большими правами, чем у всех остальных? У... — Эд мельком посмотрел на неё и Оля поняла, что он проглотил какое-то слово, — у некоторых рас есть право сильного. У других — старшинства, у третьих — мудрости и жизненного опыта. Они и... правят. Руководят, если говорить по-твоему. Но у вас совсем дикие правила приняты — позволять влиять на себя владельцам большего количества каких-то неприсущих им изначально ценностей.

— Денег, — ехидно перевела Оля, — ты хоть думай, с кем разговариваешь.

— Ну да, денег, — ничуть не смутился нелюдь. Похоже, он проверял реакцию Вади на что-то, пока все это излагал.

— Так нам проще, — добавил Леша, — поди определи, кто самый умный или мудрый. А самый старый может быть уже в маразме. А самый сильный может заодно выиграть первенство среди недоумков. Но уж тот, кто имеет много денег и способен на них усидеть — точно не дурак. Жалко только, что они все гребут исключительно под себя.

— Причем здесь боги? — жалобно заныл мальчик. — Мне про них интересно... и еще, почему они могут быть похожи, но все равно у всех разные? Вот они одни и те же, но названы по-разному или просто каждый народ придумывал одно и то же?

— Постой, у вас не один пантеон богов?

— Нет, а ты разве не знаешь?

— Никогда не интересовался.

— Странный ты все-таки... очень... даже я это знаю — наши древние боги и у греков — разные... а еще есть египетские с головами животных.. и вот Локи и Тор... не помню, чьи, но тоже старые...

— Скандинавские, но уж этих-то ты должен знать? — Леша со скептическим вызовом рассматривал гостя.

— Разные, значит... и что в них общего? — проигнорировал он последний вопрос.

— Ну там бог грома или молнии у всех есть... Зевс, Перун у нас... я наших-то больше не знаю, еще Лада вроде, но кто она была — не помню, — мальчишка задумчиво почесал кончик носа.

— Понятно, это примитивные, наверняка общие для всех. Те, которым приписываются свойства природы. Это могут быть даже не боги, а дриады или сильфы, например.

— Вот если без упоминания дриад — то все по учебнику, — добавил старший, недовольный обсуждением всей этой чуши. — Нам уже пора собираться, мы же только на часок зашли-то.

— Ну еще чуточек! Ма-аленький! — Вадя свел большой и указательный пальцы, просительно глядя на брата через щелку и, не теряя времени, снова обернулся к Эду. — А бывают не примитивные?

— Это те, кто... скажем, очень хотели власти и смогли ее получить... при следующем рождении. Такие уже вмешиваются в жизнь обычных людей, руководят ею, вот как ваши цари, к примеру.

— Так эти же и вмешиваются! Правда только у своего народа. Нам этот Зевс никто, и управлять никогда не управлял... наверное...

— О, любопытно и непонятно. Боги — общемировое явление, для всех людей. Не представляю, как это могло получиться, чтобы бог мог оказался таким... локальным, — усмехнулся предположению эльф. — Тогда это не бог, а какой-то обожествленный лидер, скорее.

— Ну, все-таки сейчас-то бог один. Который нас и создал, по образу и подобию своему, как ты и говорил про богов, — вмешалась Оля.

— Ага, нас еще заставляли читать про Моисея, который вел-вел евреев, море расступилось, и привел в землю обед-ную, нет, обедо-ван-ную. В общем, где жить можно было и что-то поесть на обед тоже. Вот если бы р-раз — и порталом из другого мира, тогда сразу было бы ясно, почему они в воскресенье работают, а мы нет. Боги-то другие. Это твоей теории не противоречит?

— Нет, наоборот, очень похоже на правду. Тогда эти люди внешне могут отличаться.

— Не, почти не отличаются... ну меньше, чем негры или китайцы...

— А что, много у вас разновидностей?

— Ты что? Ты же сам вещал про разные расы! — возмутился мальчик. — Про умных, сильных!

— И старых, ага, — улыбнулась Оля.

— Вообще, про перемещения порталами тоже интересно! Вот был бы ты не из Вильнюса, а из какого-то другого мира, я бы поверил! Ты слишком странный! Будто и не совсем человек! И уши странные! — выпалил Вадя, недоверчиво вглядываясь в эльфа.

— Совсем не человек, ты прав, — спокойно ответил Эд, заставив Олю удивленно на него вытаращиться, а Лешу, воспринявшего это как плохую шутку, — нахмуриться.

— Я догадался, да? Здоровско! — Мальчик возбужденно подскочил, едва не опрокинув чашку и уронив на пол вилку. Оглянулся на старших и заговорщицким шепотом добавил:

— А Оля знает?

Нелюдь кивнул, откровенно наслаждаясь ситуацией.

— Бли-и-ин! Кому сказать, а? Не поверят же!

— Точно, рассказать не получится. Пока можешь делиться догадками только с Лёлей.

— А ты кто? Эльф? — выдохнул Вадя и задержал дыхание, боясь пропустить ответ. Гость снова кивнул, а Оля, закусив губу, виновато смотрела в стол, боясь поднять взгляд на Лешу.

— А как тебя зовут — это секрет?

— Ты не выговоришь. Но так и быть, ты можешь называть кратко, Эдаринаэль.

— Красиво, хотя и неудобно. Не, ну не фига же себе! У нас, оказывается, эльфы реально есть?— Он влез коленками на диванчик и шустро подполз к нелюдю, схватив за рукав. Тот предостерегающе на него посмотрел и неожиданно для всех Вадя тут же послушался, отпустив материю и, откачнувшись, упал попой на пятки, продолжая восторженно рассматривать его.

— Нет, у вас нет эльфов, — с нажимом на слове "вас" пояснил Эд.

— То есть ты пришел из другого мира? А из какого?

— Из светлого.

— А как называется?

— Тиниэр.

— А темные эльфы бывают? Дроу которые?

— Нет! — Оля заметила тень недовольной гримасы на лице нелюдя, и постаралась подвинуться, прикрывая мальчика.

— А темные... ну-у вообще есть?

— Есть.

— Много?

— Столько же, сколько и светлых.

— А как они называются? Если не эльфы?

— Демоны.

— Ух ты! Демоны! Здоровско! А ты точно знаешь, что у нас богов нет?

— Почему нет? Есть, но неактивные. Мне они неинтересны.

— И мы точно произошли не от обезьян?

— Точно. И все на этом, достаточно. Вы собирались уже ехать!

Молчавший во время этого бредятинского диалога Леша решительно встал и холодно заметил, спихивая мелкого с диванчика:

— Действительно, хватит нести чушь! Зачем морочить ребенку голову?

— Зря ты не веришь, — ответил нелюдь и снял маскировку, строго посмотрев на него вертикальными зрачками.

— Дурацкая шутка! — отмахнулся тот, пытаясь отодрать от стола вцепившегося в него Вадьку, от восхищения открывшего рот и потерявшего дар речи.

Оля, старательно перебарывая поднимающуюся панику, неловко тронула его за ладонь и тихо заметила:

— Это не шутка. Он, правда, не человек.

— И твой родственник? — саркастически переспросил парень.

— Да, — она обхватила пальцами браслет, словно защищая его, — так получилось. Случайно.

— Случайно? То есть как? Случайных родственников не бывает!

— Скажем, так совпало. И теперь она отвечает за меня в этом мире, а я за нее перед родом. Вот так. Тебе просто надо это принять. И вам уже пора.

— Все-таки я увидел твои уши раньше! — восторженно констатировал Вадя свою догадливость.

— Я заметил, — усмехнулся эльф, — иначе бы и не стал рассекречивать свое инкогнито.

— Не, ну как же зыковско, а!

— Здорово, — хмуро подтвердил старший, — а теперь быстро одеваться и к бабушке!

— Ага, — поминутно оборачиваясь, чтобы посмотреть на Эда, мелкий все-таки обулся и влез в подставленные рукава курточки. Накручивал шарф и нахлобучивал шапку ему уже брат.

Придержав открытую дверь, Леша осторожно спросил девушку:

— У тебя точно все в порядке? Он не... буйный... псих?

— Нет, что ты, — помотала она головой, — спасибо тебе, но не беспокойся.

— Ну, ладно, как скажешь. Стрёмно это все...

— Ага, — развела руками Оля, — но ничего уже не с этим не сделать...

— Я подумаю... до завтра!

Попрощавшись и щелкнув собачкой замка, девушка прислонилась спиной к двери и обвиняюще уставилась на нелюдя:

— И зачем тебе это было нужно?

— Так, экспериментирую... тем более, мальчик на самом деле сумел увидеть сквозь иллюзию. Думаю, что и дети вчера в зоопарке тоже смотрели сквозь морок.

— Почему?

— Не знаю. Может, потому что моя иллюзия настроена на взрослые образы. А может, потому что дети вообще видят по-другому. Интересно-о...

Оля махнула рукой в спину отправившегося на диван гостя и, совершенно эмоционально выжатая, поплелась убирать на кухне. "Зато торт съели подчистую" — промелькнула единственная мысль, заставившая ее слабо улыбнуться и пообещать себе научиться все-таки готовить тирамису.

...

Раскрасневшийся Вадя подпрыгивал вокруг брата, безостановочно тараторя:

— Здоровски, да? Зыковско просто! Я от Лёли такого не ожидал! Такой! Такой! Не, ну представь себе! Мы знакомы с настоящим эльфом! Ух! Вот бы Дюхе рассказать! Жалко, что его показать нельзя! Как думаешь, она не разрешит его к нам привести?

— Причем тут Оля? Он сам должен захотеть. Он же не собачка. Вот сам и убеждай. И зачем он тебе дома?

— Как зачем? Показать папе, маме, Дюшке! — Ваде не хватало слов и он помогал себе, отчаянно размахивая руками.

— И что они увидят? Обычного красивого парня, — пытался угомонить его Леша спокойным тоном, но получалось резковато.

— Не, ну видно же... — Мелкий даже приостановился.

— Кому? Ты случайно попал, и он не стал отпираться. Что ты там увидел-то?

— Сам не знаю... когда на него смотришь — все вроде обычное, ну глаза немного странные, уши... будто шевелятся, волосы длинные... — Попытался собрать свои впечатления в кучку младший.

— Короткие у него волосы! — Леша недовольно наблюдал за перевозбужденным братом, кидаясь рубленными фразами, не в силах совладать с раздражением, но понимая, что успокоить мелкого сейчас не получится.

— Не, когда пристально смотришь именно на волосы, кажется что длинные! А потом, когда смотришь искоса, как бы вбок, то он... он расплывается! Получается такое... как от солнца... пятно просто светлое, без деталей! На всю кухню и даже больше! Так странно! А... ты что, сомневаешься?

— Это не сомнение, а здоровый скепсис. Что он такого показал? Уши? Зрачок? Фокус! Линзы! Чушь! Не верю я ему. И он это, кстати, прекрасно понял.

— Ну-у... ты-то или я так не можем! И ушей у нас таких нет! Все равно ужасно клево!!! — и с чувством добавил:

— Не, Лёля — это что-то! Такой родственник! Я в отпаде!

— Вот-вот, и еще называется родственником! — сквозь зубы процедил Леша.

— Так это же для тебя хорошо? Ты злишься, что ли? — Пацан с растерянной мордочкой ухватился за локоть старшего, пытаясь притянуть пониже и заглянуть в глаза.

— Нет, я счастлив! Прямо как ты!

— Что я... ну что всегда я-то? Почему ты несчастлив-то? Опять из-за меня? — Вадя обиженно хлюпнул носом.

— Нет, не из-за тебя, мелкий, — выдохнул старший и поправил шапку на рыжих вихрах.

— А что? Колись! Ну! Леша! — потребовал мальчик, тут же забыв про страдания.

— Что? Не знаю даже... Ты вот подумай — зачем он сюда приперся? Да еще и живет у одинокой девушки? Причем даже потрудился родственную связь какую-то придумать! Вот уверен, что это его идея!

— То есть, — нахмурившись, Вадя остановился, задумчиво дергая концы своего шарфа, — ты думаешь, что он... не просто так... к Оле... то есть Лёле? Она ему зачем-то нужна?

— Вот-вот... зачем-то! А зачем? Не догадываешься?

— Нет...

— Вот и я... скажем так... не хочу догадываться... во всяком случае, очень не хочу, чтобы некоторые мои мысли оказались правильными...

— А? Не, так не пойдет! Он, конечно, клёвый, но О...Лёля наша! Я тоже её уже в родственницы записал! Что-то надо сделать! Не отдадим ему! Надо что-то придумать! — Уцепившись за большой палец брата, мальчишка прибавил шагу так, что старшему пришлось едва не бежать за ним.

— Погоди, куда ты несешься-то? У бабушки, что ли, собрался совета спрашивать? — поскользнувшись, пробурчал Леша и дернул торопыгу к себе.

— У бабушки? — Пробежав по инерции вокруг него, Вадя ткнулся в карман куртки разгоряченной мордочкой. Потер приложившуюся к молнии щеку, оттянул шапку и снизу вверх с озабоченно поджатыми губами глянул на брата.

— Нет, бабушка тут вряд ли поможет! — Убежденно мотнул головой.

— Вот и я о том же, — невольно улыбнулся Леша его серьезности. — И не беги. Взмок уже!

— Ага, запотелся! — Проверил реакцию брата и поправился:

— Вспотел. Давай, придумай что-нибудь! Сейчас же!

— Что придумать-то? Если я с ней и поговорить толком не могу. То одно, то другое, то занятия, то Эд этот...

— М-да? Это нехорошо. Надо подумать. — И тут же снова переключился, мечтательно закатив глаза. — Не, ну все равно зыкавско! Повезло ей! И почему он не ко мне попал, а? Эда-как-там-его-эль! Ри-эль? Наэль?

— Эдаринаэль. — Почему-то имя четко врезалось в память и, как ни странно, пропало всякое желание его сокращать.

— Точно! — Мелкий все-таки не удержался от восхищенного вздоха. — Бывают же у людей имена! То есть, у нелюдей.

Оглянулся на мрачное выражение брата и сбавил тон. — Значит, нам надо зачушку, да?

— Что?

— Зачушку, — деловито повторил Вадя и пояснил:

— Зачем он это сделал.

Леша кивнул и братья, одинаково нахмурив лбы, в согласном мужском молчании двинулись к метро.

...

Первые две пары понедельника прошли под знаком точек над пресловутым "ё" — Леша, не решаясь на прямые вопросы об отношении к нему самому, занялся выяснением деталей о сказочном персонаже. Оле почудилось, что парень ненавязчивым образом осваивал допросное ремесло, настолько педантично он делал по два-три захода к одному и тому же вопросу с разных сторон. В результате девушка с немалым удивлением обнаружила, что может выдавать довольно связные периоды о каких-то деталях "эльфийского" варианта мироустройства, но вот о самом госте сказать может, увы, мало. Лешу она, похоже, так и не убедила, но поняв, что они проходят один и тот же круг уже по пятому разу, он все-таки отставил идею докопаться до несуществующей "правды" о тайнах их совместной с эльфом жизни.

На следующей паре Оля осталась за столом в одиночестве — Леша "отпросился" у нее "поработать" — сделать какие-то звонки, потому как еще месяц назад сдал реферат по этой теме и пообещав вернуться после занятия. Смущенно покивав головой, она невольно про себя усмехнулась этим извинениям, — всего какой-то месяц назад ей и в голову бы не пришло, что кто-то будет чувствовать себя виноватым за то, что бросает ее одну... за партой.

Сдала свою работу она быстро, в первых рядах, пока прогульщики срочно рисовали "черновики", и перебралась на галерку, выложив планшет и собираясь погуглить рецепты тирамису.

— Прости, у тебя не занято? — срывающимся на дрожь голоском полюбопытствовали над головой через пару минут.

Оля недоуменно подняла взгляд на бледную тоненькую девушку, на вид лет шестнадцати максимум, нервно кусающую губы.

— Нет, сейчас уберу. — Она сложила стопочкой на край стола тетрадь и альбом, повесила сумку на спинку стула и, окинув взглядом камчатку, убедилась, что свободных мест предостаточно.

— Я Люся, — неуверенным, будто сомневающимся в собственном имени тоном доложили сбоку, когда она, пожав плечами, снова склонилась над планшетом. А стоило повернуть голову чуть вправо, как почти под носом в поле зрения появилась подрагивающая протянутая ладошка.

— Я знаю... я Оля, — стараясь спрятать неловкость, ответила она, с осторожностью пожимая холодные пальцы, — но ты же знаешь?

— Знаю, — на губы блондинки пробилась несмелая улыбка, — но не знаю, как начать разговор...

— Разговор? О чем? — переспросила настороженно Оля, припомнив сплошные "разборки" последних двух недель. Но вроде бы Люсю в толпе она ни разу не замечала...

— Ох... если честно, я сама не знаю толком, о чем надо говорить...

Увидев округлившиеся глаза собеседницы, поспешила добавить:

— Понимаешь, у меня совсем нет подруг... совсем-совсем... — будто для лучшего убеждения отчаянно покивала головой.

— Совсем? — переспросила Оля, в общем-то не особо и удивляясь — подругами и она богата не была. А следующие слова убедили и в том, что перед нею настоящая сестра по воспитанию.

— Это трудно объяснить, но у меня отец военный... понимаешь, он полковник, а я его единственная дочь...

— И? — ободряюще подтолкнула она ее к продолжению, смутно начиная догадываться о проблемах девушки.

— Ну... мы переезжали часто... я меняла школы... так вот и получилось... — Люся развела руками, — встаю и ложусь по часам, день расписан, даже в кино только с родителями или одобренными друзьями, а в связи с их отсутствием, так почти и не хожу...

Оля кивнула, пока не понимая, к чему девушка тяжело выдавливает из себя столь личные признания.

— Понимаешь... у меня никогда не было парня... я даже представить себе не могу, как сказать что-то подобное отцу. Он его просто убьет! Я же для него все еще маленькая девочка!

— Ага, понимаю! — Оля невольно усмехнулась, первый раз наблюдая со стороны за человеком с еще большими проблемами в личной жизни, чем у нее. Она-то хоть живет одна благодаря настойчивости мамы.

— Правда? — вспыхнула радостью Люся, порозовев и нереально похорошев при этом, в секунду превратившись из бледной мышки в нежную красавицу. Просто настоящая принцесса — тончайшая прозрачная кожа, бьющаяся на виске голубая венка, золотые гладкие волосы в аккуратной косе, огромные серые искрящиеся глазищи. Оля на минуту зависла, увидев в ней проснувшуюся "Спящую красавицу", только-только смахнувшую ледяной холод хрустального гроба, и машинально потянулась за ухо в поисках карандаша. Не обнаружив его, помотала головой, чтобы стряхнуть картинку, но сделав себе зарубку обязательно нарисовать её потом.

— Да, у меня немного похоже... было, хоть и не так сурово, — чтобы развеять неловкость, вставила она в повисшую паузу.

— Было? И как ты...

— Никак, я поступила в институт, а из дома ехать далеко. Вот мама и убедила отца, что я смогу жить отдельно. Он, правда, хотел меня возить каждый день, но это очень неудобно, они-то с мамой работают рядом с домом. Сейчас проверяют, конечно, — волнуются же, но только раз в неделю.

— Везет! — вздохнула соседка. — Мама обожает отца, только и твердит, как нам с ним повезло, и что он так защищает меня. Нет, не подумай, я его люблю, но... мне иногда даже и поговорить-то не с кем... разве что в интернете, да и то роутер отец в девять выключает...

— Я понимаю, правда, — Оля грустно улыбнулась: — мой отец, я думаю, отвадит любого потенциального ухажера, стоит только кому-то попасться ему на глаза. Парень еще даже не задумался об отношении ко мне, а ему тут же показывают на порог как недостаточно серьезно настроенному.

Девушки дружно вздохнули.

— А еще он считает, что парень должен за меня бороться, иначе он не стоит внимания. Да только где я такого возьму?

— Да, — согласилась Люся и поежилась, — я думала, что достаточно смелого, чтобы просто встретиться с моим не найду... А как твой...

— Эд? — Отрицательно помотала головой. — Он мне только родственник...

— Нет, Алексей...

— Леша... так он же не мой парень... — Стараясь скрыть грусть за натянутой улыбкой, отвела глаза Оля.

— Как? — неподдельно удивилась блондинка, вскликнув чуть громче и получив предостерегающий стук ручкой по преподавательскому столу. — Прости, но вы выглядите как пара... извини-извини, если тебе это неприятно, я больше не буду...

— Нет, не неприятно, но, увы, неправда...

— А он что говорит? Или он тебе не нравится? — Люся в растерянности прикрыла ладошкой губы:

— Извини еще раз, что я полезла не в свое дело...

— Да мне-то он нравится и мы вроде друзья, вообще-то я тоже его не очень-то понимаю... — вдруг с горечью прорвало Олю. И все же, уже открыв рот для продолжения, она промолчала — признаться в наличии у Леши невесты так и не смогла.

— Да, я тоже Максима не понимаю... все это так неожиданно... но... я не собираюсь отказываться! — И гордо вздернула подбородок.

— А что... вы уже встречаетесь? — не сдержала любопытства Оля.

— Нет... еще нет... но... я ему сказала, что не могу никуда пойти вечером... потому что... папа должен одобрить... — Люся уже бормотала куда-то в столешницу, алея маками на щеках и скручивая голову прозрачной ручке.

— И? — Оля поймала себя за тем, что непоседливые пальцы вытащили клячку из пружинки альбома и лепят одну за другой гротескные рожицы, тут же скатывая их обратно в податливый шарик.

— И он захотел познакомиться с отцом...

— Да-а? — еще разок подтолкнула она ее, прижимая ладонью серенькую колбаску.

— Ну да! Самоубийца! — Девушка сжала кулачки на ни в чем неповинной ручке, и подняла на нее глаза.

"Нет, больше никогда не посчитаю её мышкой" — решила про себя Оля и поторопила разговор вопросом:

— Ты уверена, что все так плохо? Он не понравится твоему отцу?

— Конечно плохо! Если понравится, то еще хуже — отец ведь решит, что он жениться собрался.

— Прямо сразу?

— Совершенно точно! — в подтверждение своих слов кивнула головой блондинка.

— И ты ему объяснила?

— Максиму? Да.

— А он?

— Что все равно пойдет знакомиться, — и прошептала: — ужас, он сказал, что пообещает жениться, если такое условие.

— Ты ему так открытым текстом и выложила? — Оля восхитилась про себя: "Какие бразильские страсти!"

— Да, когда он спросил, почему я отказываюсь куда-либо с ним ходить. Но, понимаешь, не сам захотел, а мол, пообещает, если мне так надо. — Люся едва не плакала. — Я-то ладно, понимаю, что это ненадолго... А отец-то все всерьез воспримет!

— Обалдеть! Нет, с этим шутить нельзя!

— И я так думаю,— Люся устало закрыла лицо ладошками.

— А ты... как ты к Максу относишься?

— Я? — Алый румянец расползся с нежных щечек по ушкам и спрятался где-то под свитером. Оля с ожиданием посмотрела на кисти рук девушки — добежит или нет?

— Ты... тебе он не нравится?

— Да я в него с первого дня влюбилась, — шепотом призналась она. — Только он же бабник! Понаобещает с три короба, а потом бросит. Тогда отец его точно прибьет. Жалко же глупыша!

— Ну ты даешь! — Облегченно рассмеялась Оля. — Еще его же и жалеешь!

— Не, ну правда же... не хочется доставлять ему проблемы... но... пусть у меня будет неделя или две, но они будут мои! Пусть не любовь, но я хочу, чтобы он был рядом. Мне так необыкновенно рядом с ним... как в сказке...

— А ты не боишься?

— Чего? Что соблазнит, что ли? Я же не ребенок, в обещания давно не верю! Нет уж, просто... узнать — как это... сходить с парнем в кино... погулять... может быть... поцеловать... — пунцовая Люся уже опять едва шептала, и Оля вспыхнула тоже, устыдившись собственной трусости — у нее-то все это уже случилось... и как! А она, неблагодарная, не ценит подарков судьбы, о которых некоторые только мечтают!

Люся, просительно глядя на нее, придвинулась поближе:

— Вот... поэтому я и хочу... просить тебя... о помощи...

— Меня? А как я могу помочь? — Искреннейшим образом сочувствуя девушке, она даже не представляла, чем тут можно помочь.

— Я понимаю, что звучит не очень красиво... и мне нечего предложить взамен... кроме своей дружбы... вернее... наверное, тебе и это не нужно, еще и такие сложности...

— Постой, что? Что не нужно?

Девушка понурилась и тихонько закончила:

— Моя дружба. Это единственное, что я могу предложить за помощь, за твою дружбу...

— Но почему... я-то?

— Видишь, — она грустно улыбнулась, — у нас даже больше общего, чем я представляла себе... а на самом деле... твой родственник что-то такое Максиму сказал... я очень ему благодарна, передай, пожалуйста...

— Хорошо, — согласилась, пытаясь вытрясти из головы чувство "дежа вю".

— После этого Максим подошел ко мне, предложил встречаться, вот так сразу... и из-за Леши еще... он считает его хорошим парнем...

— Да, Макс что-то такое и мне говорил, — кивнула Оля, — но мы же не пара, как вы...

— Даже если бы и... все равно плохая это идея с двумя парами... зачем мы вам со своими проблемами?

— Глупости. Если я могу тебе чем-то помочь, то я помогу! — согласилась она, хотя и очень сомневалась, что она кому-то способна быть полезной.

— Да? — В глазах девушки стояла такая отчаянная надежда, что у Оли на какое-то время пропал дар речи и она смогла только утвердительно потрясти головой.

...

Ошарашенная неожиданным появлением в своей жизни новой подруги, Оля выскочила на улицу, не задумываясь, что Леша обычно караулит её на выходе и старается провожать до метро. Перебирая снова и снова Люсины слова, в душе она соглашалась с девушкой — при их небогатой на события жизни можно на многое пойти ради подобных впечатлений, особенно когда весь прежний опыт вопит "этого не может быть!". Казалось, за одну пару они обменялись гораздо большим, чем просто словами, — она видела в её глазах отражение своих надежд и страхов... Есть чему поучиться у этой незаметной мышки, как выяснилось, имеющей железные характер и волю. То, чего так недоставало ей самой...

Выскочив на мороз и торопливо накидывая на голову витки длиннющего снуда, Оля счастливо рассмеялась, сообразив одну простую вещь. Люсино предложение для неё самой неоценимо — это же прекрасный шанс вообще не говорить родителям про Лешу! Ведь, пообещав маме рассказ о новых друзьях, она так до сих пор и не представляла, что именно в воскресенье будет говорить про парня. А о ком же ей еще рассказывать? Не об Эде же!

А тут такая возможность... может Люся тоже согласится как-нибудь, хотя бы один разочек, показаться на глаза ее родителям? Или... или даже вместе с Максом? Оля повеселела: жизнь просветлела, уронив с ее души очередную проблему и она, обнадеженная, с довольной улыбкой повернулась к окликнувшему её Леше.

Однако, вместо ответа о теме повеселивших её дум, задала встречный вопрос: "Что он думает о Максе?"

Уже было подхвативший её ладошку, Леша дернул плечом, развернулся и внимательно вгляделся в Олино лицо.

— Тебе нужно моё мнение о нем? — резкое ударение упало на первое слово.

— Да... — Оля занервничала от столь пристального внимания, но вспомнив решительность Люси, закончила:

— Можно ли ему верить?

Леша шумно выдохнул, отвернулся, выдержав паузу, размашисто перешагнул лужу и протянул ей руку, помогая перепрыгнуть подмерзшее по краям препятствие и подхватив ремешок свалившейся сумки. Её рука уютно устроилась в ладони парня, доверяя вести хозяйку мимо занесенных поземкой коварных препятствий.

— Я недавно разговаривал с Максом... — наконец-то произнес Леша, приостанавливаясь и притягивая её к себе за пойманные пальцы. — И, если честно, он меня убедил, что говорит искренне... да и раньше у меня не было повода не верить ему... но теперь...

Оле на мгновение почудилось, что Леша сейчас погладит ее по щеке и... поцелует? Но поднятая было рука безвольно упала, задвинув за спину сумку. Чуть сжав ее пальчики, и двинувшись по неверному ледку дальше, он глухо закончил:

— Но сейчас я не уверен, что верю ему... так что... ничем не могу помочь...

— Подожди! — Разволновавшись за новую подругу, теперь уже она попыталась затормозить его и развернуть. Леша притормозил, но не повернул голову и не поднял взгляда, сжав её пальцы в почти болезненном захвате.

— То есть... как ты считаешь... это важно! Посмотри на меня, пожалуйста! — откуда-то взялась смелость настаивать. Наверное, от Люси заразилась.

Он, так и стоя вполоборота, скосил на нее один глаз. Она вздохнула про себя: "Ну почему с ними всегда так сложно?" и пробормотала, боясь не успеть объяснить все:

— Понимаешь, мне нужно знать, может ли он стать другом, не обидит ли свою девушку, если так её назовет.

— Ты же знаешь о его... репутации! И тем не менее думаешь, что он может не обмануть девушку? Зачем он тебе? Ты же не наивная дурочка? — с болью отчитал он её, рассматривая носки своих ботинок.

— Я? Причем тут я? Я про его девушку спрашиваю! Про Люсю! Она... она теперь моя подруга... вроде как...

— Про Люсю?!? — Леша резко развернулся и с пытливым недоверием вгляделся в её глаза. — Подругу?

— Ну да... — растерялась Оля, — мы вроде бы решили дружить...

— Странно... вообще-то дружить обычно не решают...

— Ну а мы решили! — Вызывающе вздернула она подбородок. — Потому что мы похожи и у нас... похожие проблемы... и вкусы не так уж отличаются...

И хотела было добавить — мечты, но не стала. Ни она, ни Люся не видели пока никакой возможности исполнения своих желаний. После почти болезненно откровенного первого диалога они дружно всхлипнули о своем и, не сговариваясь, переключились на треп о любимых фильмах, выпечке тортов и каникулах.

— Что, тебе тоже навязывается парень, с которым переспала половина потока? — ядовито переспросил он, отрывая ее от воспоминаний. — Тот же самый? Так гоните его... обе! Или ты обо мне так думаешь?

Ей вдруг захотелось сказать резкость, что де, да, думаю: морочишь мне голову своей внимательностью, когда должен с невестой гулять! Увы, она никогда не умела разговаривать, тем более ехидничать или обвинять. Чем он виноват? Что ведет себя настолько хорошо, что это похоже на ухаживания? Леша смотрел воинственно, очевидно не собираясь слушать пояснения или ожидая оправданий.

— Нет, у нас другие проблемы, — Оле разонравился разговор и она вырвала руку, почти побежав к метро.

— Постой! Подожди! Я не хотел тебя обижать, просто разозлился на Макса, прости!

Леша догнал её и пошел рядом, торопясь объяснить:

— Макс мне говорил, что он хочет все изменить в своей жизни и что ему нравится Люся. Он тоже спрашивал, не могли бы мы с тобой пару раз сходить с ними в кино или кафе, чтобы... ну как бы...

— Как что?

— Чтобы Люся от него не сбежала, вроде бы и не свидание, а так, за компанию пошли. Она отказывается от свиданий. Отказывается даже в кино сходить!

— Не потому что не хочет, там другая причина и Макс о ней знает!

— Ну... мы говорили на прошлой неделе... может что-то и изменилось... а ты против пойти вместе с ними в кино? По-моему, неплохая идея...

— Неплохая, можно сходить. Но ведь у тебя работа...

— Ничего, я договорюсь. Пойдем?

— Чтобы ребятам помочь? Конечно!

"Пусть хоть у них все получится!" — снова задумавшись о своем, Оля не заметила гримасы парня, недовольного таким поворотом разговора.

Попрощавшись у метро, и огорошив его напоследок странной фразой, что, мол, для цветочка в подарок маме ей непременно нужно немного бордового кардочеса, она убежала по переходу в сторону станции пригородной электрички.

...

Последнее время Оля частенько ловила себя на каких-то небольших, едва заметных "упрямостях". Постфактум, "задним умом" — так, как раньше замечала совершенные впопыхах глупости. Изменения поведения и... восприятия, что ли — не сказать чтобы досадные, но непривычные. Вот вдруг рассмотрела Люсю. Или приняла решение не прятаться в свою скорлупу от Леши, несмотря на то, что сейчас сердце предательски прыгало, заставляя обернуться и согласиться поехать куда угодно с оставшимся растерянно стоять парнем. Или позвать его с собой... Но нет, — развернулась, хлюпнула носом, силком переставляя ноги, спокойно прошла до поворота, пересчитала ступеньки лестницы и только тут подняла глаза, приостановившись у бортика перехода и пытаясь понять, что же не так в окружающей действительности.

Вообще городские пейзажи частенько раздражали её диссонансом ярких времянок, вроде рекламного плаката с рыбой на фоне помпезной вычурности серой сталинской громадины, или прилепленного прямо к изящной кованой ограде старинного особняка ряда сине-желтых палаток ярмарки выходного дня. Вот и на этой площади обычно она морщила нос, желая снести красные ларьки фастфуда, также, как она освобождала от мешающейся яркости карандашный набросок этих стройных зданий на фоне вечно серого от железнодорожного смога неба.

Сегодня площадь ничем не отличалась, полнясь гомоном и накладывая хаотичные цыганские сполохи цвета на оттенки прокопчённого воздуха, сгущающиеся в терпеливой корявости облетевших деревьев до хрусткой снежной глазури луж на высветленном солевыми разводами асфальте. Но сейчас яркость и суматоха ей почему-то не мешали, напротив, делали картинку объемнее, отодвигая перспективу и создавая многослойность, заставлявшую принимать образ таким, как он есть, без купюр.

Да, сине-зеленые временные палатки и красные с желтыми крышами ларьки все также не сочетались с торговым центром и виднеющимся слева вдали куполом храма. Все та же привокзальная суета, все тот же перегар электричек. И также она закашлялась, вдохнув поглубже густую взвесь путешествий, повисшую шлейфом вслед пронесшемуся товарняку. И по-прежнему хочется ругаться, оскальзываясь на обледеневшем тротуаре и вынужденно скатываясь к грязным, припаркованным слишком тесно машинам. Все то, что раньше проскальзывало мимо внимания, выкидываемое внутренним цензором в мусор как аляповатая обертка от конфеты.

Оля остановилась и запрокинула голову, чтобы рассмотреть рекламу второго этажа. Нет, ей не нужна обувь, чебуреки, фото или танцы. Но все это вместе: и гудки машин за спиной, и бегущие куда-то прохожие, и сомнительного достоинства букет запахов цивилизации, и доносящийся из кафе "Натуральный блондин" Баскова, и драгоценные камни слипшихся глыбок соли, проевшие оспины в гладких боках тротуарной наледи под ногами — все дышало людским копошением, не чахоточными вздохами больного, нет, уверенным кхыканьем слишком здорового, не задумывающегося пока о последствиях, человечества. И это чувство неожиданно грело. Они, люди, сильные. И она гордится, что она человек, что они все это, пусть с мусором и пеной, подняли сами, без всякой помощи высших рас...

Погруженной в свои ощущения девушке ткнулся в ноги клетчатый перетянутый резинками мешок. Оля оглянулась через плечо: лысоватый толстячок в засаленной куртке и съехавшей набекрень мохнатой кепке тянул две разъезжающиеся в разные стороны тележки и уже открыл было рот, чтобы поругаться, когда она, встряхнувшись, внимательно и доброжелательно на него посмотрела, улыбнулась и, ни слова не сказав, перепрыгнула бортик, отправившись дальше к переходу под путями, так и не услышав за спиной ни слова.

Действительно, зачем ругаться, когда мир такой большой и богатый? Можно принять к сведению и существование этого "челночника", и мимоходом посочувствовать его нелегкой доле, даже зная, что они никогда больше не пересекутся. Места на всех хватит! И ей, и Люсе с Максом, и Леше с Вадимкой... усмехнулась — ей всегда хотелось иметь младшего брата, и мелкий рыжик замечательно подходил на эту роль...

Ладно, об этом она подумает как-нибудь потом, а сейчас можно помечтать, предвкушая возможность порыться в коробочке с остатками, где наверняка найдутся нужные и ненужные, но симпатичные, ниточки. Притормозив у витрины любимого магазинчика, Оля загляделась на платье-паутинку на шелке, и... вдруг решилась купить на него пару шарфиков и дорогой итальянской пряжи! Ей же Эд разрешил тратить деньги! И надо же, в самом деле, когда-нибудь попробовать сделать что-то... большое, да!

...

Леша растерялся — опять и снова он весь день разговаривал с Лёлей о постороннем Эде и какой-то шизофренической ерунде и ничего не успел объяснить! С каждым таким "фальстартом" подбирать слова становилось все сложнее. Перед вечеринкой он надеялся обойтись просто декларированием желания встречаться, теперь его собственнические инстинкты уже не допускали полумер и недосказанностей. Хотелось расставить все по местам и поскорее! Но... оказывается, что он толком еще и слов-то для серьезного объяснения подобрать не смог. Почему-то представлялось, что начинать разговор с фразы "а выйди за меня замуж" не стоит — как-то пародийно выглядело такое предложение и в суете институтского коридора и в грязи зимней улицы. И не менее серьезное "Я тебя люблю" почему-то тоже требовало в его воображении какого-то предисловия и... ну, антуража, что ли... хотя бы уютного кафе и розы в подарок... Нет, он в себе и своих чувствах ни в коем случае не сомневался — было с чем сравнить. И да, то, что он говорил все это недавно совсем другой девушке, отчего-то делало слова мелкими, затертыми и обесцененными. И да, он боялся не быть воспринятым Олей всерьез.

И все же — облегчать себе разговор не собирался — простенькое "Ты мне нравишься" ощущалось слишком беззубо и ни о чем. Тем более такие слова не отражают серьезность его намерений. А он хотел иметь право находиться рядом в любой момент. Сказать "Хочу быть с тобой" — тоже не вариант, это можно понять как желание неофициальных отношений, а такого варианта он и вовсе не рассматривал. По отношению к тому, что он воспринимал "своим", Леша пошел в отца. И собирался ему подражать и дальше, тем более, что он собирается жениться не в семнадцать, а почти в двадцать!

Лёлю же Леша ревновал уже вполне основательно, в чем с неудовольствием в очередной раз убедился сегодня. Ха, его насторожил даже мужской род слова "кардочес", вот до чего дошел... правда, если это "что-то" и тем более "для мамы", то можно и перевести дух. Хотя он с радостью составил бы ей компанию в добывании такой подозрительной вещи. Но... не позвала... Значит, надо как-то пояснить ей, что он бы этого хотел...

Ну что ж, раз он пока вынужденно свободен, стоит заняться работой, — до нового года осталось всего три заказа и, к счастью, только один новый. Но, как назло, завтра ему надо встретиться с этим заказчиком... так что опять не выйдет пригласить куда-нибудь Олю... что ж за невезенье такое, а?

...

Едва не проспавшая из-за ночного бдения с ниточками — зато и брошку маме сделала и яркий полосатый чехольчик для планшета соорудила, Оля пыталась прикинуть, есть ли у них сегодня общие лекции с группой Люси. По всему выходило, что нет. Глотая зевки и теряя попеременно в сумке то перчатки, то уши плеера, то гигиеническую помаду, она первым делом прямо в метро, словив на переходе интернет, посмотрела расписание по группам — убедиться, что в одной аудитории им сегодня не встретиться. А обсудить вчерашнюю соблазнительную мысль о знакомстве со своими родителями хотелось. Как ни странно, Оля ничуть не стыдилась своей просьбы и даже не комплексовала, обращаясь к малознакомому человеку за помощью. Решительно — они с новой подружкой друг друга стоили, — улыбалась она про себя.

Поговорить получилось после первой пары, причем попалась ей девушка вместе с Максом. Обрадованный перспективами парень предложил убить одним выстрелом сразу трех зайцев. А именно — познакомить родителей Люси с Олей и с ним, родителей Оли — соответственно с ним и Люсей, а потом пойти в кино. Макс же брался и поработать за извозчика и доставить всех с максимальным комфортом. Ужасно довольная программой Оля пыталась отказаться от третьего пункта, не желая мешать ребятам и отговариваясь намерением пообщаться со школьной подругой. И все-таки, под просительным Люсиным взглядом, согласилась и на кино.

...

Они возвращались с Лешей на последнюю пару после физкультуры, прикалываясь над псевдо разнообразием ассортимента кофе в автомате и проглатыванием другим ящиком, со сладостями, лишней монетки исключительно на "вредном" сникерсе, что на взгляд Оли служило дополнительным подтверждением "неполезности" данной конкретной шоколадки. В коридоре второго этажа холл перегородила напряженная группа парней, в центре которой раздавались хриплые возгласы. Участниками разборки оказались знакомые лица с перераспределением ролей — Макс не вместе, а против Андрея. Изящная фигура худощавого Макса проигрывала широкоплечему приятелю, но устойчивость, сложенные в защитном жесте на груди руки и хмурая уверенность в глазах делали наскоки блондина пожалуй что даже и смешными. Однако Оле ситуация забавной не показалась, она невольно скопировала позу Макса, смотря на разборку исподлобья с явным неудовольствием и внимательно прислушиваясь к обвинениям блондина. Леша потянул её к себе за локоть, пытаясь увести, но сдвинуть обеспокоенную за подругу девушку у него не получилось.

Разговор приятелей набирал обороты и шел наверняка не по первому кругу. Каждую новую фразу Макс встречал только отрицательным отмахивающим движением головы и поджатыми губами. Он не возражал, не уходил, но никто со стороны не смог бы сказать, что он проигрывает непонятный спор своему вроде бы закадычному другу.

— Я в шоке, но рад, что ты высказался. Никак не ожидал от тебя такого мнения о девушках. И, кажется, напрасно называл тебя другом, ты хуже, чем... — он оглянулся на зрителей и не закончил предложение. — Забудь о Люсе, на эту тему нам больше не о чем говорить.

— Что я такого сказал? Я намекнул, а думать тебе!

— Гнилые у тебя намеки. Я подумал.

— Фигня! Пробросаешься! Одна паинька тебя не устроит! Я тебя хорошо знаю, ма-а-чо! — со злостью и издевкой выплюнул ему в лицо Андрей.

— Ничего, потерплю. Я тоже, оказывается, себя плохо знаю, раз столько времени маялся с тобой дурью!

— Потерпишь? А потом типа вернешься? Когда наскучит всё такое розовое и в цветочек?

— Там видно будет. Я не понимаю, что вам не так, но вы пока как-нибудь без меня обойдитесь.

— А как же Игорь? Он же твой друг! Ты меня с ним познакомил! Ты ему тоже скажешь — пока без меня потусуйтесь?

— Не вижу в этом ничего криминального. Потусуетесь немного без меня. Раз я с девушкой вас не устраиваю... и да, друг он мне... был... — внешне спокойно констатировал Макс, хотя искры от него так и сыпались: с нервно подрагивающих пальцев, со сведенных в судороге арлекина бровей.

— Слышь, ну ты же не взаправду эту ересь несешь! Кончай тупить! Пойдем с нами!

— Нет, — голос предательски сорвался, но парень нашел в себе силы закончить, дав еще одного петуха. — Я больше не с вами. Все.

Макс с видимым усилием вязким движением переставил ноги, словно выходя из воды, развернулся и выдохнул, пытаясь распрямиться. Подхватил куртку и, так и не разогнув плечи, притянутые к земле невидимой плитой, тяжело поплелся к лестнице.

— Я сейчас, подожди, ладно? — Заглянул в глаза Оле Леша и кинулся вслед парню.

— Конечно, — согласилась, пытаясь найти в толпе Люсю. Мысль о ней не покидала её все время показательной ссоры, как и нерадостные догадки на тему "гнилых" намеков. Наверняка девушка где-то тут... вряд ли этот сыр-бор начался без нее. А то и из-за нее... они же последнее время с Максом неразлучны...

И точно, на дальнем подоконнике у лестницы обнаружилась ее новая подружка, растирающая тушь по заплаканным щекам.

— Ну что ты! — заквохтала над нею Оля. — Пойдем-ка в туалет, умоешься! Тебе не идет раскраска под американского пехотинца! — попыталась пошутить она.

— Раскраска? — всхлипнула та, — какая теперь разница...

— Есть разница! Пойдем и сотрем! У меня платочки есть! — Настойчиво теребила рукав подружки, пытаясь стащить с подоконника.

— У меня... у меня тоже... тоже есть... влажные с-сал-фет-ф-фед-дки... — глотая буквы ответила Люся, упрямо вцепившись в опору.

— Вот что ты расклеилась? Еще и на глазах у Макса, наверное! Что он о тебе подумает? Что ты плакса?

— Не-не-не-е-ет... я позже подошла, он меня тут ждал... когда этот... и я... я почти все слышала...

— Ну что ты такого слышала? Что он еще навыдумывал? Ведь ничего правдивого он сказать-то не мог! Ну же! Не мог, так?

— Не-е-ет, но ведь все поверили... — Люся отвернулась, уткнувшись лбом в стекло.

— Ну и что? Важно не то, что Андрей врет, а что Макс делает, правда?

— Д-да... Максим... он защищал меня... что я... что я... не... не такая... но... он же теперь будет сомневаться... что я... не специально его мучаю...и дразню...

— Ох... — Оля оставила попытки стащить ее, присела рядом и приобняла дрожащую девушку. — Я это совсем недавно проходила. Помнишь, что говорили обо мне и Эде? Это казалось правдой? Вот честно?

— Ну... да... он такой... такой... красивый... если у тебя такой парень... то наверняка... не просто так... и все завидуют... — она шмыгнула пару раз носом, вскинула на Олю опухшие красные глаза, рефлекторно по-детски потерев один кулачком и поставив себе под глазом отличный черный синяк.

Оля бы улыбнулась, но смеяться опять совершенно не хотелось.

— Так вот у нас с ним ничего не было. Он и правда только мой родственник. Но ведь поверили все... и даже ты, видишь, хотя не знала толком ни меня, ни его... — до сих пор та всеобщая убежденность отдавала в душе Оли горечью.

— Я верю... и понимаю, что ошибалась, но ведь для того, чтобы поверить, надо знать...

— Вот и ты подумай — Макс ведь уже знает, какая ты? И разве поверит в то, что говорят?

— А Леша? Он тебе верит? — Девушка чуть отвлеклась от своей проблемы на чужую боль. — После разговоров об Эде?

— Я надеюсь... но я же говорила, нас нельзя сравнивать, мы-то только друзья... Давай-ка свои салфетки!

— Сейчас... где-то тут, в кармашке... — Люся перевернула аккуратную сумку на подоконник и механически закидывала обратно вывалившиеся вещи. Ключи, маленький крабик, пилочка и флешка со звоном скатились на пол и Оля, опередив заторможенную девушку, шустро собрала вещи.

— Я такая неловкая... и бестолковая, — пожаловалась подружка, прямо сидя пихая ключи в карман брюк, отчего сразу становилось ясно, насколько они ей велики.

— Не вижу, — дипломатично возразила Оля, открывая влажные салфетки. — Трудно сохранить порядок, если переворачиваешь его с ног на голову.

— Знаешь, мне надоел такой порядок, когда из года в год все на одних и тех же местах...

Девушка потянулась потереть другой глаз и зачарованно уставилась на отпечатавшуюся на указательном пальце черную полоску.

— Пойдем-ка все-таки в туалет, умоешься! — позвала она её снова, — надо вытереть тушь пока пятно еще мокрое.

— А все-таки... он верит? — вдруг переспросила Люся.

— Наверное... — для ответа пришлось набрать побольше воздуха: — Я в выходные их поближе познакомила и, думаю, теперь мы во всем сможем разобраться...

— Да... а мы еще слишком мало знакомы... — удрученно констатировала Люся известный факт.

— Но это же дело наживное? Не грусти, мы ведь по твоему плану теперь будем часто общаться! Или ты передумала? — с испугом пригасила свой энтузиазм Оля. Несмотря на то, что еще пару дней назад она не особо и горевала без близких подруг, сейчас ей до слез хотелось, чтобы Люсина затея выгорела и они действительно подружились. Один маленький намек — и внутри словно раскрылась черная дыра жажды теплого человеческого общения, не удовлетворяемой редкими разговорами с Наташкой и Ленкой, давно занятых своими заботами.

— Ох, нет, конечно! Навязалась я тебе со своими проблемами... а ты по доброте душевной еще и возишься со мной... А мне... мне тоже, знаешь, страшно... и к тебе приставать было страшно...

— Чем же я такая страшная? — успокаивающим тоном уговаривала её Оля, между делом добыв из своей сумки бумажные платочки, протянула один Люсе, наконец-то, хоть и заторможено, но вытершей слезы, да так и державшей в кулачке испачканную салфетку.

— Ты не страшная, — помотала та головой. — Ты мягкая очень, спокойная. Мне противно даже думать попросить кого-то решить мою проблему, а ведь я именно это и делаю сейчас. Просто я очень-очень боюсь... боюсь, что Максиму надоедят эти испытания и он уйдет быстрее, не через две недели, а вот завтра или прямо сейчас... Понимаешь? — она заглянула Оле в глаза и той ничего не оставалось, как кивнуть. Действительно, мысленно сравнивая парней, Оля вынужденно соглашалась с её опасениями: Макс слабее. Несмотря на проявленную только что стойкость, ему трудно без опоры. И тоненькая Люся — как раз идеальное для него дополнение, такой незаметный в своей внешней хрупкости стальной стержень. Ей же самой очень хочется прислониться к сильному плечу, почувствовать то легендарное "как за каменной стеной", но Леша занят, и вряд ли для нее найдется другой такой же парень. Так что остается только становиться сильной самой... может быть, новая подруга поможет ей в этом...

— Он уйдет и у меня не будет даже пары недель с ним, как у всех остальных... — шепотом закончила девушка, снова захлюпав носом.

— Мне не кажется, что Макс относится к тебе так же, как к другим. Он... я думаю, он изменился... — проговорила Оля с нарочитой уверенностью, которой совсем не чувствовала. И, все-таки стащив обессиленную подружку с подоконника, подтолкнула в сторону туалета.

...

На пару по начерталке Оля таки попала, уступив уверениям Люси, что с нею все будет в порядке. Леша тоже пришел, прямо перед звонком, задумчивый и хмурый. Бросил под стол рюкзак, молча достал тетрадь и с сосредоточенным выражением лица стал рассматривать задание, игнорируя вопросительные взгляды соседки. Стоило только преподавателю закончить пояснения и предоставить их самим себе, как Оля не выдержала, передвинулась поближе и потребовала разъяснений:

— Что-то случилось? С Максом? С ним все в порядке? Ты же за ним пошел?

Леша неопределенно качнул головой и неохотно ответил:

— Относительно. Он ни в чем видишь ли не уверен! — саркастично ответил он, чертыхнувшись: — Прямо ни рыба ни мясо! Вроде считает, что делает все правильно, а очкует по-черному.

Он покатал в руках карандаш и, видимо сообразив, что выражается с девушкой не лучшим образом, смутился и замолчал.

— Из-за Люси? — продолжила теребить его Оля, потянув за рукав свитера и пытаясь повернуть к себе.

— Да с виду-то из-за Люси, но похоже, что Макс сам с собой разобраться не может...

Он бросил карандаш и он пролетел по гладкому столу, стукнув сидящего впереди Мишку в спину. Тот обернулся, нагнулся за беглецом и вернул хозяину. Пришлось извиниться перед преподавателем за шум. Украсив для вида лист парой чересчур глубоко впившихся в бумагу линий и сломав таки грифель, Леша повернулся к Оле сам.

— Слушай, — требовательным тоном начал он с начала. — Я вот одного не понимаю. Как во все это влез твой Эд? Он тут причем? Почему Макс на него ссылается? Когда и что он успел ему сказать такого, что рассорило его со всей этой гоп-компашкой? Причем сам парень вовсе не собирался с ними расставаться! Он сейчас мямлил, что просто выбрал себе новую девушку, и мол его кентам она не нравится, о чем он очень сожалеет! Видишь ли, он хотел со всеми дружить! Что за детский сад? Я реально не въезжаю! Кто им мешает дружить дальше, если он будет встречаться с Люсей? Я? Ты? Эд? Я уже голову сломал, пытаясь вывернуть мозги так, как у него!

Оля молча пожала плечами, теперь уже ей пришлось преувеличенно внимательно копировать задание в тетрадь — слишком не хотелось ей озвучивать свои догадки на этот счет.

— О чем хоть Эд с ним говорил, ты знаешь? — Леша старательно опускал в разговоре любое упоминание о нелюдском происхождении её гостя.

— Не знаю, — тяжело вздохнула она, ведь её Макс тоже тогда поставил в тупик своим заявлением, — только просил передать ему благодарность за разговор.

— И все?

— И все.

— А Эд что на эту благодарность сказал? — пытался вытащить из нее несуществующие подробности Леша.

— Рад, мол, что хоть до одного получилось достучаться, — эльф и правда не так уж часто баловал её объяснениями своих поступков. А когда и снисходил — она сама не всегда его толком-то и понимала.

— То есть с Игорем и Андреем он тоже говорил? — сообразил он.

— С Андреем наверняка, а с Игорем нет, точно нет. Не о чем же...

— Хм-м, не о чем значит? Это почему же? — зацепился он за новую информацию.

— Леш, ну ты же слышал тогда их перепалку, — Оле казалось, что когда Эд говорил про инкуба, это слышала минимум половина института. — Игорь не человек, он инкуб, это темная раса, ему бесполезно объяснять.

— Темная? Это как? Ты что, всерьез? Ничего я не слышал! — возмущенный парень едва не заорал в голос, благо преподаватель вышел. — Ты же говорила, что Эд весь такой один-единственный!

— Единственный — да, эльф. А темных довольно много. Их Эду бесполезно уговаривать.

— Нет, ты серьезно? Инкуб, да? И ты веришь в эту чушь? Да даже если так, откуда он взялся?

— Эд говорит, что представители темных рас у нас живут и приходят из других миров довольно часто.

— Ах, Эд говорит. Кроме того, что он это говорит, никаких доказательств нет, так?

— Нет... но лучше ему верить, он не может обманывать меня. Да и поведение Игоря... ну, то, что он девушек меняет часто и парни из его окружения тоже — это все из-за того, что он так... питается...

— А то ты не знаешь, что таких парней вместе с таким окружением навалом без всяких инкубов? Которые наслаждаются подобным поведением?

— Понимаю, что так может быть... — покладисто согласилась она и тут же добавила:

— Но и наоборот тоже может быть, например, что каждая такая группка организована инкубом. Эд говорит, их не так уж и много у нас.

— Размножаются плохо? С чего бы при такой популярности у женщин? — едко заметил Леша, машинально заштриховав пару квадратов и обозначив выноски.

— Наверное... он сказал, что проход к нам ограничен.

— И кем? — Леша не отвлекался от рисунка, якобы увлеченно вычерчивая рамку.

— Архами, — Оля вздохнула, склонившись над своим чертежом. Совершенно не хотелось разговаривать с ним в таком тоне. Что делать, если она верила во всем эльфу, а Леша — наоборот, ни в чем не хотел полагаться на слова нелюдя.

— Ах да, теми непонятно кем, кто над твоим замечательным родственником.

— Да... но он сам еще многого не понял в нашем мире, и про ограничения тоже.

— Ладно, предположим, что твой Эд прав. — Леша скукожился, сморщив нос, словно проглотил половину лимона. — Почему ему бесполезно объяснять Игорю? То есть не так. Почему один нелюдь не может разобраться с другим нелюдем? Не вмешивая тебя, Макса или Андрея?

— Потому что инкубы темные...

— И что?

— А Эд светлый, я же объясняла, у них разные ...задачи. Инкубы из демонского мира, а Эд из светлого...

— Ну и? Что мешает всему такому светлому Эду накостылять Игорю?

— Он не может! Он физически не способен причинить вред человеку.

— Так он же не человек?

— Все равно не может, пока тот ведет себя по правилам — он должен уговаривать, а переубедить темного почти невозможно. Ну, не с его уровнем. Он же в демонских мирах пока не может путешествовать.

— Это почему? — навострил уши Леша, едва не сломав только вставленный новый грифель.

— Так ему пока нельзя, ему сперва доучиться надо...

— Постой, то есть Эд твой салажонок еще совсем?

— Ну, можно наверное и так сказать...

— Так что ж он нам мозги пудрит? Своим величием, а? Вот же с... собака!

— А мы по сравнению с ним вообще еще не родились, — коряво ухмыльнулась Оля, — практически "яйца". Правда. Поверь, пожалуйста. Он еще молод только для соперничества с демонами, а с темными расами может общаться, он же сильнее...

— Так. Я запутался. Он сильнее, но тумака дать не способен. Так?

Оля невольно хихикнула, скрипучим голоском воскликнув за мультяшного героя: "Ну все, я запутался!" и тут же серьезно исправилась:

— Да, так. Все просто. Светлые не могут нарушать законы, они сами — олицетворение порядка. Поэтому он не может набить морду Игорю по собственному почину, но способен ответить, если нападут на него или на меня. Защитой.

— А инкубу, соответственно, делать гадости не возбраняется? И эльф твой ничем тебе не поможет, пока не дойдет до серьезных последствий? Так что ли? — Леша реально разозлился. — Втягивать тебя в разборки можно, лезть ко всем со своей моралью и правилами — тоже, а как разгребать последствия — так все нам самим?

— Нет, не поможет, — Оля понурилась, соглашаясь с негодованием друга и вспоминая, как Эд спокойно втравил её в переделку с Мариной. А ведь не хотелось же ей идти на эту вечеринку! Прямо чувствовала грядущие неприятности!

— Дичь какая! Называется твоим родственником, защитником, а пользы никакой!

— Как я поняла, они оба могут только уговаривать. Ну, Эд и вообще физически контактировать с нами не желает, мы же низшие. А Игорь как раз может и хочет, но с разрешения человека. То есть сам он только на словах провоцировать может...

— Только на словах, значит? То-то же он такой языкатый, сволочь! А Макс ему зачем? Для свиты, что ли?

— Вроде бы ему все равно, кто будет поставлять энергию, а когда рядом несколько парней, он получает её больше.

— Кого? Тьфу, я опять потерял нить!

— Энергии же... Эд говорит, мы очень эмоциональны и для темных просто праздник получать столько жизненной энергии на халяву, а сексуальной тем более.

— Ну... хорошо. Допустим, что он провоцирует все эти сцены ревности девчонок, что вьются вокруг парней из его компании. Тогда что они не поделили с Максом, если за выпадом Андрея стоит Игорь?

— Не знаю, но думаю, что инкубу не выгодно, если у него будет одна девушка. Или что над нею нельзя будет поиздеваться в их манере... или просто нервы потрепать...

— Как тебе?

Оля кивнула, неуверенно добавив:

— Но Эд же потом помог прекратить все эти слухи. Ему нелегко пришлось, вмешательство оказалось сложным и тяжелым, слишком много людей пришлось обрабатывать.

— И что сделал твой такой правильный Эд? Как вмешался-то? И причем тут Макс?

— Поговорил, убедил, что люди неправильно себя ведут... но из компании Игоря только Макс изменился после разговора, прислушался...

— Да, согласен, — потер он виски и сжал голову, — что Макс с этими му... чуваками... и Макс сейчас — две большие разницы и последний вариант мне нравится намного больше. Вот только его сожаления об этих "друзьях" меня достали. Сидит и ноет, что они его почему-то не понимают. А они просто блюдут свои интересы, оказывается... Ну что ж, пока он намерен бороться за Люсю, я ему помогу. А ты?

— А я... я буду помогать Люсе, моя подруга она, а не Макс.

— Мне почему-то кажется, что будет правильнее встать на их сторону. Тем более, что твой замечательный светлый больше ни на что не способен...

— Эд сделал все, что мог...

— Или посчитал нужным, так? — саркастически перебил её Леша. — А против "твоего" ты уже не возражаешь, как вчера?

— Он мне правда помог... и я его воспринимаю как близкого родственника, честно... как дядю, например, которого у меня никогда не было...

— Это не считая того, что все твои проблемы исключительно по его вине возникли? Ведь так?

— Так... но так уж получилось... и я не жалею, совершенно.

Оля собралась с духом и посмотрела Леше в глаза. Он немного помялся и все-таки кивнул, молча смиряясь с её позицией.

...

Притащившись домой на ночь глядя и едва волоча ноги от сумбурных переживаний дня, Оля нерешительно потопталась у входа в комнату и, так и не набравшись храбрости отвлечь увлеченно возившего пальцем по тачпаду Эда, с тяжелым вздохом отправилась на кухню.

Поставила чайник, заглянула в ломящийся от продуктов холодильник, подумала и задвинула обратно сыр и сметану, вытащила бутылку с молоком и добавила в чай. Никогда раньше не понимала чая с молоком, а вот — пьет. Да еще и с бутербродом из ломтика яблока и пары капель меда. Заставив себя просмотреть записи к завтрашнему колку, она двинулась раскладывать временное лежбище, искоса пытаясь отследить паузу в занятиях Эда. Так и не дождавшись перерыва, сходила умыться и теперь перетаптывалась перед нелюдем, привлекая его внимание.

— Мне даже интересно, долго ты будешь мяться? — лениво поинтересовался он.

— Ты уже не смотришь свои памятки? Разобрался в нас? — ляпнула совсем не то, о чем собиралась поговорить, присев рядом на диван.

— Не то, чтобы полностью разобрался. Только с моментом, когда человек становится темным. Остальные особенности и потом можно поизучать. Все спросила?

— Я хотела спросить...

— Нет, не совершенно темный.

— А...

— Но и не светлый.

— А...

— Так бывает, когда человек не может определиться, я как раз это и выяснил. Или когда проходит переворот.

— А?

— Это происходит во всех пограничных мирах. Светлый или темный остаются такими на два рождения, потом может совершиться или не совершиться поворот и еще два рождения в противоположном качестве. И потом снова поворот. Если человек остается стабильно светлым или темным в течение нескольких возможных поворотов, то теоретически он может родиться в другом мире. Это справедливо для связанных регулярным обменом миров. С вами, понятно, никто не обменивается. Но у вас и фора есть — светлое рождение всегда. Если накопивший очень темную "карму" родится светлым — то он просто умрет раньше от разных причин. Чем темнее — тем более насильственной окажется причина смерти и тем быстрее она произойдет.

— То есть умрет ребенком? — заинтересовалась Оля, обрадовавшись ответам на свои несформированные вопросы, и заметив про себя не забыть дораспрашивать про Макса.

— Потому что прекращение жизнедеятельности, то есть смерть, возникнет в период "падения" на него темной кармы. Чем раньше и тяжелее он умрет, тем больше "спишется" темноты.

— А если бы родился темным?

— Тогда все равно. Но в вашем мире почему-то построено так, что вы рождаетесь светлыми, непонятная мне аномалия.

— Значит, Макс пока не определился? Он может и светлым и темным стать?

— Может, но совсем светлым вряд ли. Вероятнее всего он перед этим рождением прошел поворот, так что сейчас он отворачивается от темного к светлому. Может отвернет, а может и нет. Все от него зависит.

— Постой... мы все так поворачиваем?

— Чем равномернее душа окрашена в светлое или темное, тем менее вероятен поворот. А так — да, попытка поворота каждое третье рождение.

— Почему вдруг именно третье?

— Представь себе предмет, имеющий неровность. Он как маятник — качнулся в темное, дошел до высшей точки — это одно рождение, потом пошел обратно — второе рождение, тоже темное. Потом перевернулся и обратно. Душа должна сама выбрать свет и порядок, а если ее несет по течению — то в вашем мире вероятность, что она станет темной, почти сто процентов. Работать же над искрой вы не умеете и не стремитесь.

— А как... работать?

— У тебя есть представления о правильном?

— Ну да...

— Вот и следуй им. Душа выпрямится вслед твоим действиям. Искра станет чётче и ярче.

— У меня она тоже... неровная?

— Неидеальная, скажем так. Потенциально только от тебя зависит — сможешь ты пройти очередной соблазн откатиться в темную сторону или нет. С браслетом ты устойчивее. Но если не удержишься — будет больнее, потому что резче пропадет поддержка рода.

Не ожидавшая перехода на собственные проблемы, Оля закусила губу и уперлась подбородком в грудь, поглаживая пальцами браслет. Цветочки отзывались живым теплом и фосфоресцирующим шлейфом, остающимся за её пальцами. Казалось, что-то из самой глубины её души вплелось в украшение, и в то же время оно дышало спокойствием летнего ухоженного сада, позволяя увидеть суету со стороны и принять правильное решение. Она подняла глаза на своего гостя.

— Спасибо тебе за подарок. Он много для меня значит. Даже если твоя поддержка из него пропадет, он не даст мне забыть...

— Надеюсь. Украшение уже твое по праву. Приходится признать, что существовавшая минимальная привязка к роду благодаря самопожертвованию, с которым ты мне помогала, преобразовалась и постепенно вплела в браслет твои жизненные силы. Так что просить его отдать я больше не буду. Но должен предупредить, что владение им для тебя может вылиться в постоянные испытания. В любом светлом мире от такой привязки была бы только польза, но у вас слишком часто приходится выбирать "меньшее зло", а светлые артефакты не приемлют любое зло. Это может быть не только не просто, но и болезненно.

Растерявшись от услышанного, Оля поискала поддержку в глазах эльфа и, найдя только бескрайнее спокойствие, упрямо прикрыла украшение ладошкой: "моё". Выдохнула, наморщив лоб и глядя в окно. Пожевала нижнюю губу, прикусывая ее зубами и постепенно отпуская из захвата. Сложила руки на груди и с печальной решимостью ответила:

— Я попробую.

— Могу дать совет. Если не знаешь, что делать — делай то, что любишь и чему радуешься. То, от чего твоя душа раскрывается.

— Хорошо, спасибо, — с признательностью поблагодарила, и все-таки спросила то, что вертелось в голове с самого начала:

— А Максу как помочь?

— Сделать человека счастливым насильно нельзя, ты так не думаешь?

— Думаю... — Попыталась мысленно придумать хоть какое-то возражение и не нашлась со словами. Пришлось признать, уловив одобрение в ожидающем её решения взгляде нелюдя. — Значит, это не моя задача.

Постаравшись выкинуть из мыслей Макса и вспомнив о намерении сделать Ленкиному сынишке маленькие валеночки на новый год, улыбнулась:

— Никогда не задумывалась, что душе хочется радоваться жизни, а ведь это вполне логично. Просто нам все больше о горе и страданиях вещают... с целью самосовершенствования... вериги там, посты, отшельники...

— Самоограничения? Опять попытки воспитывать как животных — клеткой, кнутом и условными рефлексами на еду? Не думаю, что тебе это подходит.

— Вот и мне как-то не хотелось бы... так что я лучше с удовольствием поваляю!

Отсела подальше и полезла на Осинку — искать размер обувки для годовалого дитёнка.

...

Глава 9 Наводим порядок

С пластикового кружочка расслабленно стартовал мыльный монстр с добрую тыкву и, подхваченный наминающим ему радужные бока летним ветерком, потихоньку переваливался над пустым двором и гаражами в сторону парка. Лёлечка встряхнула опустевший флакончик, закатала мокрый рукав и слезла с табуретки, рассуждая про себя, что мама же не обидится, если она возьмет остатки её шампуня, все равно его там совсем на донышке! Зато пузыри получаются просто гигантские. Жалко, что показать некому.

Вернувшись с наполненной трубочкой, деловито оглядела двор — жара вынудила бабулек сбежать от их подъезда к теньку у самого крайнего, а молодых мам с колясками — спрятаться в парке. Место свободно и ругаться на её лопающиеся игрушки некому.

Тщательно запася воздух за щеками, Лёля с длинным "у-у-у-у" выдула очередного гиганта. Это был её секрет — со звуком пузыри получались больше и, как ей казалось, звонче, то есть устойчивее. "Вау! Клёво!" — раздалось прямо за спиной девочки. Она удивленно обернулась — не мог тихий звук разбудить бабушку, а больше никого дома не было. Но прямо за её спиной обнаружился знакомый рыжий мальчишка, восторженно следящий за неторопливо спускающимся тяжелым шаром. "Дашь попробовать?" — яркие голубые глаза сверкнули надеждой и предвкушением.

"Попробуй!" — великодушно разрешила Лёля, передавая пластиковый флакончик. И вот они уже смеются вместе, растирая по мордашкам ошметки пары первых Вадиных попыток, и с любопытством следят за третьим, неуклюжим пируэтом минующим балкон второго этажа. И тут позвонили в дверь...

Не открывая глаз, Оля потянулась под раскладушку в поисках будильника и от души придавила выступающую кнопку, подтаскивая мучителя, чтобы убедиться — еще слишком рано, четверть десятого, а в институт ей только к третьей паре. Где-то внизу под щекой снова придушенно затрещал звонок и она наконец-то сообразила, что это засунутый под подушку телефон. "Среда? Мама?" — заволновалась, протирая слипшиеся ресницы и со сна неловко гоняясь пальцем за стрелочкой на экране.

— Ты за рулем? — напористо вопросили с той стороны.

— Нет... — Оля отняла телефон от уха, собравшись сбросить ошибочный звонок, и увидела имя контакта. Улыбнулась и переспросила:

— Привет! А почему ты спрашиваешь?

— Потому что нельзя разговаривать за рулем! Ну... долго... мама ругается... А ты не отвечаешь! Я второй раз звоню!

— Прости, не услышала. А ты собираешься долго разговаривать? — с интересом уточнила, пальцами распутывая сбежавшие из ночной косы пряди.

— Не... а можно? Я могу! Я-то дома сижу! — бодро донеслось с другого конца трубки.

— Ну... если все-таки не очень долго...

— Это здоровско! А! Ты в метро? Не пропадешь?

— Не должна, я дома.

— У тебя ветрянка? — испуганным голоском пискнуло в ответ. — Я же тебя не это... не заразил?

— Нет-нет, все хорошо, просто мне к третьей паре.

— А! Ну, тогда ладно! — Оле почудилось, что она увидела, как собеседник деловито кивнул головой.

— И что ты хотел рассказать? — серьезно спросила, с улыбкой вспомнив мыльные пузыри, которые они только что вместе пускали в её сне.

— Да я не... не рассказать... я пригласить хотел! Тебя! В гости! К себе! Ты обещала!

— Так ты же не дома?

— Буду! Меня завтра Леша заберет! А в пятницу приедет баба Света!

— Баба Света? Она не будет против? — Как-то знакомиться с бабушкой братьев, как и с родителями или другими родственниками, ей совсем не хотелось, да она просто совершенно банально трусила.

— Не! Я тебя завтра приглашаю! Вечером! Ты же можешь, да?

— Ну... да, наверное... Если я никому мешать не буду...

— Не-не, почему? Нет! А ты меня еще к себе пригласишь? В субботу?

— В субботу? Не знаю... Леша же не может, с кем ты приедешь? — В Олином воображении почему-то нарисовался образ сорванца, наматывающего круги вокруг благообразной бабушки-божьего одуванчика под недоуменным взглядом сидящего на диване эльфа.

— Может! Он уже обещал!

— А... ну раз так, то хорошо...

— Тогда не забудь, завтра! Ага?

— Ага... то есть да, хорошо...

Оля пару минут просидела, глядя на дисплей, хихикнула в кулачок, и поменяла название контакта на "Непоседа". И только встав, сообразила, на что согласилась, уступив тараторящему напору слов маленького манипулятора. Ошарашенно покачала головой и махнула рукой — сделанного не воротишь, да и отказываться ей вовсе не хотелось. Но с Лешей обсудить свою капитуляцию стоило, и девушка целенаправленно двинулась умываться и одеваться, забыв про сонливость. Интересно, а ему Вадя как сообщил о своем приглашении? Не отменит ли старший такое поспешное предложение?

И невпопад посетовала на зиму — так вдруг захотелось позапускать с балкона мыльных монстров или вереницу мелких и легких шариков... вместе с непоседой... теперь у нее и балкон выше и шампуня сколько угодно, только вот компании опять не хватает...

Хотя что уж скрывать-то — призналась она себе, криво улыбаясь в зеркало взлохмаченному отражению и растирая на щеке красное пятно от пижамной пуговицы, — хочется ей посмотреть как ребята живут, какая у Леши комната... запрещай себе, не запрещай, а он ей очень нравится...

Уже почти собравшись, заглянула на кухню — поздороваться и захватить с собой пару яблок. Гость, привычно уткнувшийся в ноут, поднял глаза на секунду, молча кивнул на ее приветствие и снова спрятался за экраном. На столе одиноко исходила паром большая чашка с его последним "изобретением" — теплым "чаем" из яблок с клюквой и медом. "Опять ничего не ел", — вздохнула хозяйка. И ей ведь тоже есть не хочется. Так родителей всерьез переполошить можно — холодильник-то забит продуктами под завязку... Подумала и взяла с собой пакет кунжутных булочек и пачку сыра в нарезке, — можно же и угостить вечно голодных студентов, а мама хоть что-то из вновь привезенного сможет оставить.

...

Лавируя в сутолоке начавшейся перемены, Оля притормаживала, пропуская поток спешащих на крыльцо курильщиков, и кивала немногочисленным знакомым, стараясь обойти стихийно складывающиеся группки "по интересам".

— Все они только с виду такие невинные. А как наедине остаются, так куда опытнее профессионалок, да, детка? — Игорь намеренно громко обращался к стоящей рядом блондинке, цепляющейся за локоть Андрея. — Те без огонька, за деньги, а эти же для удовольствия, только дай, так кого угодно заездят. Правда, наездница?

Услышав последние слова развернувшегося к ней инкуба, Оля дернулась, затравленно огляделась и, поняв, что он пытался задеть именно её, вжала голову в плечи и почти бегом обогнула неприятную группку бывших Максовых дружков, с трудом увернувшись от выпрыгнувшего практически ей под ноги Андрея.

— Бу! — в спину летел издевательский хохот, раскатившийся на весь холл.

Игорь махнул рукой, будто стараясь до нее дотянуться, и звонко хлопнул ладонью по плечу вернувшегося на свое место блондина.

— Девочка, мы же ничего плохого тебе не сделаем, только то, что ты сама захочешь! Ты таких парней соблазняешь, нам же интересно, чем! Мы завидуем и нам тоже хочется удовольствия! — сочно, в голос, добавил ей вслед тот, скорчив обиженную морду.

"Вот блин жеж! Такое утро испортили, гады!" — Не чувствуя ног, Оля взлетела по лестнице и, загнанно дыша и полыхая пунцовыми щеками, ввалилась в аудиторию, тут же обратив на себя внимание половины потока. Неожиданно для самой себя вздернула подбородок и оглядела на секунду замолкших однокурсников:

— А! Не опоздала? — удивленно переспросила будто у самой себя.

— Не-а! — Ленька улыбнулся, и Оля с изумлением поняла, что разговоры возобновились, никто на нее уже не пялится, и уж тем более не смотрит злобно или с подозрением.

"Понятно, — дошло до нее, — Эд же говорил, что большинство приняло его внушение... значит... здесь все в порядке, а от инкуба надо самой защищаться!"

На прошлой неделе она уже словила в спину похожий комментарий от "Игоревой компашки", но времени задуматься об этом не нашлось — она убегала от Леши.

"А, собственно, зачем мне их слушать? Тогда не приняла на свой счет, зато и не волновалась, не комплексовала, и не выдумывала лишнего. Вот и сейчас не буду! — из памяти как по заказу всплыл вчерашний разговор про инк-кубов. — Сделать мне он ничего не может, только заставляет выплеснуть побольше эмоций. Он же ими питается? Да пусть подавится! Нет уж! Вот еще! Кормить этого гада!!!"

Возмущенная попыткой питаться ее энергией, девушка пробралась на "их с Лешей" стол у окна и поставила на соседний стул сумку, забивая место. Ей показалось, что она мельком видела парня, когда поднималась на крыльцо, но не стала уточнять свои сомнения на улице в группе никотинзависимых, — не любила дыма, собираясь спокойно подождать у лестницы, как вот вдруг неожиданно пришлось спасаться бегством.

"Ох, а если он слышал? И что-то подумал? — заполошно метнулась пугающая мысль. — Но я же ни в чем не виновата? Не буду оправдываться! Сделать бы вид, что ничего не поняла... да не с моими актерскими способностями... но, может, он и не слышал, за дверьми же в это время еще был... наверное...".

Она достала тетрадку и заставила себя начать выписывать ответы на завтрашний семинар из предыдущей лекции, — и дело какое-никакое делается, и в голову всякая ересь не лезет... хотя сосредоточиться не получалось и ручка то и дело дрожа зависала над незаконченной строчкой.

...

Оля зря надеялась, что Леша ничего не слышал. Потому что парень тоже увидел ее и постарался нагнать, войдя в дверь буквально следом за ней. Так что всю сцену он рассмотрел в подробностях, прямо из партера. Леша и правда подумал нехорошее, вот только совсем не про девушку. Без труда вычислив зачинщика, даже не прибегая к рассказанным вчера Олей подробностям, — и по поведению и по старшинству, да и по тому, как вел себя Андрей вне компании Игоря, — Леша шагнул к инкубу:

— Так какому такому удовольствию ты завидуешь? Может, я смогу пояснить? — исподлобья глядя на красавчика, поинтересовался он.

— Ты? Можешь, наверное. Хотя я предпочитаю общаться с девушками. А тебе могу предложить для пояснений свою подружку, — он подтолкнул к нему какую-то новенькую в их компании худую, плакатно-яркую блондинку с хищными резкими чертами.

Девица легко отпустила локоть Андрея, мазнув его полыхнувшими золотым маникюром пальцами по губам и прервав едва начатое движение ей вслед, и приблизилась, плотоядно облизываясь и словно принюхиваясь к нему:

— Я просто жажду подробностей про удовольствия! — низким хрипловатым голосом заявила она, пытаясь придвинуться еще ближе. — Зайчик! Такой юный, такой смелый, такой горячий!

— Нет, — Леша отшагнул с пути красотки внутрь тесного кружка компании и встал напротив Игоря, пристально глядя ему в глаза. — Это мужской разговор. Так я слушаю. Что ты хотел услышать? А может не просто услышать, так? Игры играть вздумал?

— Почему сразу игры, я может и всерьез. А ты-то что так близко к сердцу это принимаешь? Она видите-ли светлому нравится! Так и хочется попробовать — какова на вкус, — премерзко улыбнулся он. — Господин блюститель порядка же за нее вступиться не сможет. Прав-с не имеет. А людишки же так всего боятся — боли, страданий, что готовы на любые подлости от простой угрозы, вот пусть и убедится, на кого браслетик одел.

Смазливое лицо скорчилось: похотливо кривящиеся губы и жесткие прищуренные глаза под удивленно приподнятыми бровями сложились в ненавидящую маску. Вряд ли сейчас кто-то из поклонниц опознал бы в Игоре "гламурного красавчика" и "котика-душечку".

— Он может и не вступится, так это же не значит, что больше некому. Да и ты не можешь, насколько я понимаю, на нее как-то повлиять. Она же теперь из светлого рода.

— О! Так эти святоши откровенны с тобой! Ну надо же. Так я-то может и не могу, а людям-то все равно, какой род и есть ли он вообще. Немного позабавятся с девушкой, может и к взаимному удовольствию, вот светленький ее из рода-то и выкинет. Может и тебе тогда тоже что-то обломится. А я тут и не причем совсем, — он повертел пустыми руками.

— Ты чистенький, точно, — процедил сквозь зубы Леша. — Пусть у нас нет этих светлых, но что не пускают ваших — уже хорошо. Нам и своих отморозков достаточно.

— Тебе-то что до нее? — Раздраженный нелюдь отступил на шаг, незаметно добыл откуда-то бабочку и небрежно поигрывал закрытым пока ножом.

— Она моя девушка, — деланно удивился рыжий, — а ты разве не знал?

— Так что ж, светленький ее тебе одолжил? Так это все временно. Раз уж он ей браслетик-то презентовал, значит она ему не просто не чужая! Еще пригодится, — растягивая слова и следя за реакцией на них парня, скривился он, несколько переигрывая и портя натянутое на лицо ленивое выражение. — Вот я тут на досуге и подумал, а почему бы мне тоже не спросить девушку? Может и мне или моим друзьям перепадет малость от ее щедрот? Мелочи же такие. А мы опытные, умелые, соблазнительные!

Леша едва сдержался, чтобы не влепить ему хорошенько прямо в ухмыляющуюся рожу. "Не поддаваться на провокации! Он может только угрожать... наверное..." — твердил он про себя, внимательно следя за заводилой и в очередной раз сбрасывая руку блондинки, с блаженной улыбкой пытающейся прилипнуть к нему.

В руках инкуба хищно мелькнуло лезвие и снова спряталось в сложившуюся рукоятку. Прикрытые глаза на секунду полыхнули прорвавшимся азартом и вернулись к расчетливо-циничному выражению. Леша настороженно наблюдал за ним, с трудом удерживая себя в руках, но демонстративно игнорировал непонятную игру.

— Глупости. И ты, мне кажется, это прекрасно понимаешь. Так что тебе надо? — спросил спокойно, не отступая ни на шаг, даже наоборот, угрожающе наклонившись вперед.

— Мало ли что я понимаю? Это мое дело. А она такая взрывная девочка, да? Столько эмоций, столько запечатанной пока силы... что ты будешь делать, если он ее с собой заберет? Такие как он тут долго не задерживаются.

Лезвие серебряным отблеском продолжало играть в смуглых пальцах, но сосредоточенный на противнике Алексей взгляда не отвел. Лишь повел плечом, заступая за Андрея и снова отстраняясь от новенькой.

— А вот это уже точно не твое дело, не так ли? — довольно зло поинтересовался он, эмоции все равно били через край, хоть голос пока и удавалось сдерживать.

— Надеешься перебить обаяние светлого? — словно услышав шокировавшую его новость, удивился Игорь и наигранно округлил рот: "О-о!", подняв брови.

— Так не твое же дело-то, на что я надеюсь, — напряженно повторил Леша. — Оставь ее в покое!

— А то что? — издевательски протянул нелюдь, и лезвие незаметным движением метнулось в сторону парня, хищно подрагивая в каком-то сантиметре от его подбородка.

— Ничего особенного. Но что-нибудь уж придумаю, чтобы ты пожалел о собственной глупости.

— Да ладно, тебе нечего мне противопоставить и предложить! — продолжал кривляться инкуб, — а твое обаяние, извини, не по моей части.

— Тебе тоже, — Леша, продолжая держать взгляд Игоря, резким движением перехватил нож прямо за лезвие левой рукой и, нажимая, повел его вбок от себя и вниз. Ладонь набухла кровью, и нелюдь резко побледнел, словно эта кровь отливала от его лица.

— Ты! Ты... ты сам напоролся! — почерневшими от ужаса глазами инкуб смотрел на стекающие с ножа капли.

— Сам, — согласился парень, стряхнув ему в лицо брызги с пальцев и поднеся почти к самому носу окровавленный кулак, — это чтобы ты подумал получше в следующий раз, когда угрожать соберешься!

Леша развернулся на пятках, закинул брошенный в ногах рюкзак на плечо и, чуть отставив окровавленный кулак, спокойным шагом отправился в туалет, не заметив, как провожает его взглядом блондинка с возбужденно раздувающимися ноздрями. И не услышав, как падает нож и обескровленные губы нелюдя шепчут, кривясь от боли, расползающейся от метки по руке: "я не нарушал!"

...

Лёшка злился. На себя, на этих недоделанных провокаторов, на то, что сорвался. Нисколько не сомневаясь в абсурдности угроз Игоря, он мысленно честил себя подхваченными у строителей эпитетами, рядом с которыми "идиот" — необидный диагноз, а любимое дядей Саней "дундук" — ласковое прозвище глупыша, если не агукающего младенца.

Он пролетел лестницу, никого на ней не замечая и, глядя под ноги, несся по пустеющим коридорам в дальний туалет, продолжая отчитывать себя.

— Как там Лёля сказала? Яйцо? Вот-вот, недалеко ушел! Похоже, переобщался с мелким. Даже отец, несмотря на свою любовь к игрушкам, вряд ли бы поддержал такой бредовый разговор. И сейчас неважно, что говорил он об этом только с Вадькой и Лёлей, но — на полном серьезе обсуждать какие-то мифические расы? Да так, что в словах Игоря, кажется, увидел то, чего в них не было! Или было? Или он и правда — тоже не человек? Что проще? Считать, что в нашей жизни существуют страшные сказки, или что парень прикалывается, сговорившись на пару с Эдом? Или что они оба просто клиенты психушки? Но тогда некоторые галлюцинации получаются заразными... гипноз? И зачем это Эду? Напугать Олю? Нелогичные поступки сомнительного эльфа, его нестандартные ценности и интересы, убежденность Лёли и собственное внутреннее нежелание видеть в нем врага, удивляющее и его самого, заставляли все-таки склоняться к мысли о правдивости нечеловеческой природы Эда. В эту версию все-таки укладывалось большинство фактов, как бы ни хотелось ему отправить обоих "нелюдей" в дурдом.

— В любом случае, — он придержал дверь туалета плечом и рюкзаком, аккуратно следя за рукой, чтобы не уронить на себя все еще бегущие с кулака капли. Бросил на подоконник торбу, оглядел пустые кабинки. И, засунув руку под воду, злым шепотом стал дальше объясняться с дебилоидом из зазеркалья. — Мы живем в мире обычных людей! Ладно, наивная девушка и ребенок! Им простительно верить в сказки! А ты-то! Все гордился, что ответственнее собственного отца, да? Вот и должен был смотреть на все трезво! И уж точно понимать — когда, что и кому можно говорить! Сорвался он, понимаешь ли! Раздражился! Пусть немного, но проговорился, что тоже в курсе всего этого бреда! А это — неправильно...

Он осторожно попробовал разжать занемевший кулак, недовольно зашипев сквозь зубы, все-таки вполголоса выматерив и Игоря и Эда и всех любителей фентези до кучи, для которых тоже, как и для себя не мог подобрать никаких цензурных слов.

— Ладно, — сцепив зубы, пообещал он злому отражению, пригладив разлохматившиеся вихры мокрой рукой, — теперь буду жестко следить, чтобы подобная чушь обсуждалась только дома!

Адреналиновый шторм откатывал, и после холодной воды из расправляющейся ладони пробилась боль вместе с вновь набухающими кровью порезами. Лёша поморщился на неровные глубокие полосы и тяжело вздохнул — и без доктора понятно, что придется накладывать швы. Насмотрелся уже и на свои и на Вадькины подвиги. В сотый раз чертыхнувшись, безуспешно пошарил в карманах рюкзака — ничего подходящего для перевязки не нашлось, ну не шарфом же заматывать! Заглянул по кабинкам и таки надыбал в одной туалетной бумаги, зажал её пальцами над раной и намотал немного сверху прямо поверх сжатого кулака.

Бумага тотчас же промокла, пришлось поменять и её и планы. Желание бежать на лекцию сейчас вряд ли осуществимо, только девушку пугать, и Лёша понадеялся, что при половине потока Лёле ничего не грозит. Увы, в медпункте, конечно же, зашивать его не будут, проще сразу ехать. Куда? Ну не в травмпункт же. Замечательно представляя, сколько придется ждать в районном калечном учреждении, где по такой скользкой погоде стоят едва не суточные очереди, он без сомнений бегом двинулся в платную на Сущевском валу, продолжая вспоминать нынешнее утро, столь урожайное на глупости и ошибки.

Еще одна глупость — пошел на поводу у ребенка. Да он даже обсуждать с мелким свои отношения с кем бы то ни было не собирался! А сегодня, спросонья, не отследил... Вадька разбудил его в несусветную рань, еще до будильника, диким вопросом: "А первый ли он увидел Лёлю?"

Лёша не сразу и сообразил — о чем это братец вещает, пока тот взахлеб объяснял, что по его логике будет справедливо считать, что Оля — "их девушка", если он познакомился с нею раньше, до приезда Эда. Пришлось уверить, что совершенно точно он первый "её увидел", попеняв ему на дурацкое сравнение с тапками. Так мало же того, что выслушал, еще и безропотно, не раздумывая, согласился с Вадькиным планом пригласить её к ним в гости, раз уж мелкий заговорщик брался уговорить бабушку "передать ребенка с рук на руки в метро".

Нет, он не жалел о своем согласии, хотя из-за него не получится пойти с ребятами в кино в воскресенье... ну разве что попробовать перенести встречу с одним заказчиком. Скорее предвкушал и опасался. Сам он не видел повода, да и не осмелился бы позвать девушку в гости. А так получится целых два дня общаться почти наедине... ну пусть с Вадькой, зато она лучше узнает этого обормота... вдруг у них дома, на своей территории, он её тоже начнет раздражать? Один раз обжегшись, он намеревался заранее расставить всё по своим местам. И надо не забыть сразу построить брата — а то выкинет какой-нибудь очередной фортель, — и всё испортит.

Вынырнув из метро, Лёша кинул единственный взгляд на, конечно же, пустую остановку и тут же целеустремленно двинулся пешком в сторону клиники. Он со столь насупленным видом лавировал в толпе, кидая на прохожих короткие пронзительные взгляды исподлобья, что ему невольно уступали дорогу. Занятый собственными мыслями он и не заметил, как добежал до клиники. Запись и ожидание у двери хирурга под недовольное бурчание очереди на рентген тоже прошли мимо его внимания, несмотря на то, что врачей он недолюбливал и опасался, и очень, очень не любил посещать подобные заведения в одиночестве. Однако на этот раз Лёша слишком серьезно обдумывал, как лучше реализовать клятвенное обещание самому себе "больше никогда не допускать вмешательства кого бы то ни было в его отношения с Лёлей", чтобы тратить время на страхи. Да и волна адреналиновой решимости еще полностью не сошла.

Очнувшись от своих мыслей в кабинете, он с удивлением узнал врача, дважды зашивавшего Вадькины геройские ранения в детском отделении. Только устроившись на раздражающе белом сидении с неудобно вывернутой рукой, Лёша запоздало испугался, увидев под обнажающим бесстрастным светом свою развороченную ладонь. Три глубоких пореза, один через всю ладонь, и несколько мелких царапин. Внутри сжался мерзкий скользкий комок, проворачивающийся холодным шариком вслед стенаниям врача над грубо порезанным сухожилием мизинца. Тот же по старому знакомству отчитывал его за влезание в бандитские разборки, — Лёше пришлось признаться, что порезался он не разбитым стеклом, как указал в регистратуре. Потому как доктор крякнул и основательно уселся, собравшись скрупулезно вычищать и промывать рану от гипотетических мелких осколков, по ходу дела поясняя свои действия.

Обрадованный отсутствием необходимости искать в ране стекло и удовлетворившись небольшой лекцией по избеганию отморозков, Михаил Михайлович перешел непосредственно к штопке, отвлекая пациента, прикипевшего взглядом к дырявящей кожу игле, наставлениями по разработке руки.

— Увы, — объяснял врач, — мизинец до конца выпрямляться не будет, а ладонь необходимо будет разрабатывать, чтобы швы не стянули её в "горсточку" навсегда".

Лёша бледнел, терпел и механически кивал. И радовался пропущенному завтраку, благодаря чему кульбиты, выписываемые желудком, не приводили к позорному результату. Дослушав рекомендации, он вполуха отмечал реплики между врачом и сестрой, мысленно снова и снова обмусоливая угрозы Игоря и бесполезность Эда в деле помощи Лёле. Будущие проблемы с пальцем отложились в памяти увеличившимся счетом к обоим нелюдям и волновали куда меньше, чем общая ситуация, в которой он буквально не знал куда наступить и что сказать, да и посоветоваться оказалось решительно не с кем. Только что принятая им за "рабочую версию" нечеловеческая суть Олиного родственника, вовсе нежеланное подтверждение которой свалилось на него нежданной февральской грозой, перевернув обыденность и размывая утрамбованные стойкие убеждения хрупкими кавернами предположений.

Оценивая положение с "фентезийной" точки зрения, оставалось принять то, что непонятно ему в этой игре абсолютно все, — и кто и за кого играет, и какими возможностями обладают игроки, и, собственно, по каким правилам идет сама игра. Злую иронию над нечеловеческим происхождением Эда и Игоря заменил куда более насущный вопрос — как защитить девушку от них обоих. То, что ей необходима защита — сомнений не вызывало, оставаясь для него единственным неизменным во всей этой гнилой ситуации. Продержавшись на этих размышлениях всю неприятную процедуру, Лёша в конце даже ухмыльнулся, сообразив, что инициативный Вадя успел сыграть на опережение — так что и завтра и в субботу он будет рядом с Олей и заодно постарается вытрясти из её гостя хоть какие-то ответы.

Поблагодарив врача и пообещав больше не лезть на рожон, он помчался обратно в институт. К собственному удовольствию благополучно забыв на время про боль в туго перетянутой защитной лонгеткой кисти, — анестезия ещё не отошла, он сосредоточился на вопросах к Олиному нелюдю, первым из которых на язык просился самый простой: "Почему, черт возьми, он её не защитил как-то от другие ему подобных, если уж такой весь из себя сверхъестественный?"

Успев на обратном пути помаяться самоедством на тему сравнения себя с идеальным эльфом, если тот вдруг заинтересован в Оле. Лёша представлял себе Эда и так... и эдак... и, как ни неприятно, признавал — изъянов в его внешности или уме не видел. А поведение... что поведение? Может иметь какую-то причину... лучше бы он её имел, — сжимал он зубы. И тут же сам его и оправдывал — японцы или американцы тоже по другим правилам живут, и тут только вопрос — мы с их точки зрения странные, или они — с нашей.

— Да уж, я тоже хорош, — продолжал Лёша про себя перечисление собственных недостатков. — Максовы сопли меня раздражали, видите ли. Как и его страдания от пошатнувшегося в глазах приятелей "крутого" образа. И ведь, бедненький, одновременно трясся, как бы слава бабника не оттолкнула от него девушку. Определился бы уже.

Он невольно проводил параллели своего и Максова поведения... и поймал себя на меленькой мыслишке, что ему льстит принятая роль защитника, — какой он, мол, весь благородный, не смотрит на прошлое своей девушки, ни о чем не спрашивает, только помогает. Леша даже остановился от удивления, с раздражением сплюнув заныканную за щекой жвачку, еще в клинике истертую до противности. Какой же он идиот, на самом-то деле! Пока он играл сам с собой в обиженного после той вечеринки и кичился гордостью от порядочности "не воспользовавшегося заманчивым предложением", Оле, оказывается, была нужна его помощь. Так чем он лучше Макса со своими прекрасными иллюзиями? Только тем, что о них никто не знает?

Остановившегося у ступеней на выходе из перехода парня огибали люди, вынужденные из-за него торить по свежевыпавшему снегу новые тропинки и изощряясь в матерных комплиментах. А Лёша с удивлением перебирал свои знания о девушке — и почти ничего не находил. Причем почти за все имеющиеся сведения стоило поблагодарить почемучку-Вадю. Вот тебе и "люблю, хочу жениться". Но ему же совсем небезразлично, какая она, просто... просто времени пообщаться не было! Ладно, будет хандру разводить, надо исправляться, — он поправил рюкзак и двинулся дальше, так и не услышав ни одного посланного в его адрес эпитета.

...

Всю лекцию Оля нет-нет, да и поглядывала на вход, ожидая появления рыжей макушки. Хлипкая дверь, уже потерявшая под напором студентов магазинный лоск, без стеснения пропускала все за-аудиторные звуки и периодически нервически вздрагивала от сквозняка или хлопнувшего где-то в конце этажа окна, тут же притягивая к себе Олин взгляд. Но дверь оставалась закрытой, а Лёша так и не появился.

Вошедшие сразу за лектором Макс с Люсей, попавшие в помощники, раздали методички и переселились на второй ряд. Читал замещающий болеющую преподавательницу восточного вида мужчина вполне занимательно, но сосредоточиться на теме Оле никак не удавалось. Наверное, сейчас её не увлекла бы и история в изложении Татьяны Васильевны, столь любимая в прошлом году, особенно на фоне невнятных валеологий и социологий. Мысли неизменно возвращались к Лёше. И, как назло, дергающийся при каждом звуке к двери взгляд постоянно натыкался на угнездившихся неразлучниками новых друзей. Оля тихонько проглотила очередной тяжелый вздох и, сдвинув тетрадь, дорисовала в ноги улыбающемуся Вадьке ворону. Птица свернула голову набок, выцелив клювом блестящую пряжку на сапогах мальчишки. Теперь немного изменить взгляд — и вот уже нарисованный ребенок с интересом наблюдает за вороватым агрессором.

Оля снова попыталась прислушаться к лекции. Что же Лёшка с нею делает-то, а? Все мысли только о нем, никакой учебы, да и надежд ведь тоже... никаких... А о чем ей еще думать? Об Эде разве что. Так он не мешает ей жить, привыкла. Макс занят Люсей, Вадька чем угодно, уж очень любознательное существо. Вот ворона бы его внимание заняла куда как полнее, чем какая-то взрослая девица. А Лёша — она снова вздохнула, невольно набрасывая силуэт парня за спиной Вадьки. Что ж, Лёша занят некоей Катей. Как бы Оле хотелось забыть само имя этой девушки, не говоря уж о её внешности и выражении их лиц на фото...

Записав еще пару каких-то тезисов, совершенно не вникая в тему, Оля малодушно пожелала, чтобы им вернули физру по субботам... нет, это не мазохистское желание поездить на метро лишние полчаса, а возможность не приглашать к себе маленького махинатора. Увы, занятия давно и прочно перенесли на вечер вторника, объединив их группу с рекламщиками, чтобы набрать достаточно желающих для игры в волейбол.

— Если посмотреть здраво, то ведь ничего у нас с Лёшей быть не может, — пробормотала она себе под нос, стараясь не разреветься. — Ну пригласил в кино. Ну сходили в зоопарк, но все вместе. Ну подарил цветочек, так тоже вместе с Вадей. Но! Сбежал после поцелуя? Сбежал, как от огня. Испугался изменить невесте? Хорошо, надо радоваться, что верный. Но ей-то не легче. Что он о ней думает? Подруга, вряд ли что-то большее. Лёша добрый, справедливый... наверное она вызывает у него жалость своей слабостью...

Глаза снова забыли о приказе мозга и скользнули к двери, задев напряженную спину Люси. Оля позавидовала выдержке девушки — и не скажешь, как тяжело ей дается это спокойствие. Вот уж волевой характер, не чета ей... вряд ли Люся по ночам размазывает самоедские сопли о собственной ненужности, да и Эда для утешения у неё нет...

Лекция подходила к концу, когда Оля наконец-то нашла в себе силы и честно призналась себе, что хоть ничего серьезного у неё с Лёшей быть не может, но пересилить себя и отказаться от его дружеского отношения она не сможет. Значит, надо постараться и ни в коем случае не показывать, что ей хотелось бы большего. На её счастье есть Вадя, на которого так удобно переключаться, когда голова отказывается соображать рядом с его старшим братом.

Вот с чего она решила, что Вадя действует по указке Лёши? Почему бы не представить, что старший совсем не в курсе инициатив младшего? И Лёша не только не согласен с этим планом, а еще и окажется занят. Так что ничего и не выйдет. Мало ли, что там мелкий себе напридумывал.

...

Лёша пропустил таки лекцию, да и на практикум опоздал на добрых полчаса, заработав хмурый взгляд преподавателя на перебинтованную руку. Изъерзавшаяся и загрызшая себя сомнениями Оля наконец-то расслабилась, — пришел! И тут же подорвалась со стула, рассмотрев повязку и мельтеша по фигуре парня лихорадочным взглядом в поисках других повреждений.

Не дав себе расплыться клубничным мороженым в тепле ласкового Лёшкиного "Привет!", она настойчивым шепотом потребовала уточнений. Не получив в ответ ничего, кроме краткого "все в порядке, порезался" и успокаивающей ровной улыбки, она напомнила себе о новых правилах поведения и постановила: не волноваться. Он же опоздал, значит она обозналась, и это не его апельсиново-серый шарф мелькнул вдалеке. Выходит, зря она переживала, он ничего не видел и не слышал утром, и можно спокойно наводить справки про Вадино приглашение. А раз не пришел вовремя, то и не особенно торопился ее увидеть... ну и что же... имеет полное право...

Так что в перерыве она первым делом, все же покрутившись вокруг яркой лонгетки и дотошно вытребовав краткое пояснение: "Немного болит, на перевязку через неделю", занялась запланированным выяснением вопроса о самоуправстве мелкого. Стараясь казаться как можно спокойнее, для чего вернулась на место и обняла планшет, чтобы занять беспокойные руки.

— Знаешь, сегодня утром позвонил Вадя и пригласил меня к вам в гости... это же шутка, да? — нервно теребя мягкий клапан нового чехольчика, задала вопрос, так и не решившись посмотреть в глаза.

— Какая там шутка! — Лёшка невольно расплылся в улыбке, радуясь её волнению. — Да он мне утром плешь проел, прямо по телефону! Вот, смотри, уже небось до самого черепа дырка!

Шутливо отодвинул оранжевое солнышко чехла, придержав его больной рукой, и уронил на парту голову, звучно приложившись лбом, после чего потыкал себя здоровыми пальцами в темечко.

— Ой! Ударился, да?

— Ничего, дерево не болит. Ты лучше на макушку посмотри, а то я беспокоюсь!

Взял её руку и положил себе на голову.

— Ну, как? Много я из-за этого приглашения волос потерял? Может, там уже и черепушка видна?

Осторожно запустив пальчики в жесткие рыжие вихры, Оля не удержалась и погладила подставленную головушку.

— Нет, все у тебя в порядке. Наверное, ты ему смог отказать и сейчас меня просто разыгрываешь, — выдала свои опасения она.

— Отказать? Этому мелкому диверсанту? — Лёша искренне возмутился, повернув к ней нос и подложив здоровую руку под щеку. — Да это физически невозможно. У него убойные аргументы, честно!

— И какие же?

— Он позвонил бабушке и уговорил её приехать в гости не в субботу, а в пятницу и посидеть с ним. Так что придется его забирать раньше.

— Так он же сейчас у бабушки? — не поняла она. — Зачем его забирать тогда?

— Он у бабы Светы, маминой мамы, она у нас редактор, может работать дома. А в пятницу приедет баба Валя, папина мама, она ради Вади берет отгул, уболтал он её.

— А... поняла. Конечно, как я сразу не подумала, что бабушки две, — несколько натужно съехидничала Оля.

— Ничего, тебе они понравятся! — как о чем-то неважном сообщил Лёша.

— Так вроде Вадя говорил, что их не будет? — забеспокоилась та, не понимая, с какой радости они должны ей понравиться. Она вообще-то не собирается ни с кем знакомиться!

— Не завтра, потом! Ты уже договорилась с Люсей, куда пойдете в кино? — не заметив смятения девушки, он сменил тему на более волнующую лично его.

— Нет, договоримся потом. Завтра или в пятницу. Или в субботу утром.

— Лучше завтра. Посмотрим, может быть я тоже успею к кинотеатру... и тебя провожу, ты же не против?

— Меня Макс собирался отвезти...

— Ну, это мы еще увидим, — Лёша недовольно нахмурился, пошевелив лежащей на коленях рукой и сморщившись от боли — анестезия почти прошла и ладонь нещадно дергало.

— Больно? — тут же спохватилась Оля. — Может тебе что-то надо выпить? Аспирин?

— Нет, не волнуйся, пройдет... рано или поздно... — Он сел, отодвигаясь и доставая карандаши под придирчивым взглядом вошедшего преподавателя.

А Оле оставалось недоумевать, к чему озадачивающее стремление её проводить.

...

Нервный день давно утих, а Оля никак не могла заснуть. Не получалось, никакие овцы не помогали. Она по пять раз вспомнила все сегодняшние разговоры — каждую реплику и каждый свой ответ. Потом перебрала мысленно гардероб. Помаявшись еще в кровати, решила все-таки выпить мятного чаю с медом. Тем более, что эльф, кажется, совсем перестал спать.

— Что изучаешь? — поинтересовалась она у гостя, заливая листики кипятком.

— Места переходов, у вас их много, — отвлекся он от ноута, посмотрел в её чашку и добавил дольку яблока со своего блюдца, как будто так и надо.

— Спасибо. Какие места? — Наконец-то она отвлеклась от мыслей о завтрашнем дне, водивших хороводы в её голове.

— Переходов. Или ты думаешь, что у вас случайно столько богов, языков, и растений совершенно разного происхождения?

— Не знаю, откуда нам-то знать, мы же не можем ходить в другие миры. Да? Или нет?

— Да. Вы не можете. Это-то и удивительно. А представителей старших рас не так много, чтобы предположить их в качестве проводников. Ваш мир как ребус: что-то обычное на поверку оказывается совсем не тем, чем кажется.

— Тебе интересно? — боязливо уточнила Оля.

— Очень. Ты не рада?

— Рада... а как же что-то для твоего спора? Ты ведь за этим пришел.

— Конечно, мне хочется найти и что-то для спора. Но еще и в вашем бедламе разобраться. Не бойся, за пару ваших лет я точно управлюсь.

— Пара лет? Ты смеешься?

— Нет, и я тебя предупреждал. И я уже подумываю вернуться или прислать наблюдателя. Не все можно понять, сидя тут, поэтому надолго оставаться не планирую, не бойся.

— Вот-вот, ты же говорил, что обязательно надо уложиться в срок, — горячо поддержала она идею его возвращения.

— Не лукавь, у тебя это так забавно получается, — с легкой улыбкой поймал он её. — Я все равно еще не нашел ничего достойного. Надо бы сходить в магазин, посмотреть минералы и, хорошо бы, растения. Куда предложишь? Завтра пойдём?

Оля немного растерялась, уже привыкнув, что он обходится без её помощи.

— Я завтра и в воскресенье не могу... только в пятницу если, после занятий. И в субботу только вечером. — Она едва не расплакалась, — сама же хочет вытурить гостя домой, а помочь ему некогда.

— Давай послезавтра, — согласился нелюдь, — а куда?

— Наверное, на ВДНХ, просто больше не представляю, где можно найти много и разного. Или в музей. Но в музее растений нет, только камни.

— Лучше туда, где можно купить образцы. В музей я сам схожу, так и быть. Договорились, иди спать. — Он отодвинул от нее полупустую кружку.

— Да я не засну, наверное, — завиноватилась она, опустив глаза и обняв себя за плечи.

— Эх, ты. Ничему не учишься. Вспоминай камушек.

Как-то сразу после его слов под ложечкой словно сама появилось щекочущее тепло.

— Теперь опусти это теплое солнышко под пупок, сосредоточься на нем и спи спокойно. Иди уже.

Как ни странно, мохнатый рыжий комочек внутри, тяжёленько крутившийся в животе, усыпил её намного быстрее пресловутых овец. Девушка радостно улыбалась во сне, не зная, что её гость подглядывает, задумчиво рассматривая желтые от одуванчиков холмы Коломенского, над которыми она легко парила, позабыв про закон тяготения.

...

Четверг планировался как "день друзей". Выспавшаяся Оля решительно запихнула в шкаф все отобранные новые вещички и влезла в джинсы и старый мешковатый свитер с желтыми, красными, зелеными ромбами и зигзагами. Бессменные дутики и пуховик, сколотые на затылке волосы — и образ подруги, которая "свой в доску парень" готов. Вид себя оправдал, тем более, что за весь день она ни разу не осталась с Лёшей наедине. Даже в метро до пересадки они ехали вчетвером, выбирая фильм и договариваясь о сеансе и кинотеатре. Люся настаивала идти в кино втроем или, если сможет Лёша, — то вчетвером. Несмотря на всю свою отвагу, девушка немного стеснялась и побаивалась столь откровенного "свидания", да и разборок дома с отцом тоже, если вдруг вернется одна с парнем, без Олиной поддержки. А так ей казалось вполне безопасно — Макс с Олей заедут за ней до "мероприятия" и сдадут "с рук на руки" после... и отец не заподозрит Макса в желании остаться с нею наедине. Да и родителей своих Люся не зря именовала мастерами хронометража — они обязательно распишут всё по минутам. И не дай бог задержаться лишних полчаса в кафе...

Пришлось Оле соглашаться, так и не придумав возражений. По-хорошему, ей и самой хотелось посмотреть "Хоббита" на большом экране, особенно после рекламы эльфом некоего рыжего гнома. Одна она в кино никогда бы не выбралась, приглашать Лёшу зареклась, а Эду фильмы не доставляли никакого удовольствия — скорость восприятия у нелюдя выше и он видел отдельные картинки, которые успевал не только рассмотреть, но и прокомментировать, что не доставляло радости уже его спутнице. Еще кое-как научно-популярный фильм с ним она вытерпела, но идти на художественный не согласилась бы ни за что.

На кольце они разошлись и, наконец-то оставшись вдвоем, проехали еще три остановки, устроившись дожидаться Вадю в условленном месте у перехода. Оля смеялась над высказываемыми Лёшей с серьезным видом советами про точность и предварительную сверку часов, чтобы качественнее морочить голову Люсиным родителям. Не подозревая, что про себя Лёша совершенно всерьез переживал, что какие-то люди могут посчитать Олю подругой Макса. Ему категорически не нравилась такая путаница, даже временная.

— Я постараюсь приехать, как только смогу. Мы Вадькин день рождения празднуем, мне надо хоть часок посидеть со всеми. Я же специально утро субботы освободил, чтобы с ним к тебе зайти, а воскресенье занято наглухо, — оправдывался Лёша.

— У Вадима день рождения?

— Да, завтра.

— Ох, значит в субботу его надо поздравить! Тортика хватит? — Оля задумалась, мысленно перебирая купленные для тирамису ингредиенты.

— Конечно! Еще и жирно ему будет, сам набился в гости, ещё и угощать его!

— Нет-нет, обязательно надо что-то сделать! Я ещё помню, как мне нравились дни рождения в детстве, — заупрямилась она, — жаль, не представляю, что ему можно подарить...

— Ничего не надо! Дарить точно не надо этому нахалу! — возмутился Лёшка, припоминая моську мелкого, когда Катя ему дарила очередную мягкую игрушку.

— Не буду, но тирамису сделаю, я все равно собиралась попробовать.

— Если и так собиралась, то ладно, как скажешь. Вообще, мне бы хотелось, конечно, пообщаться без него, поэтому я очень постараюсь вырваться в воскресенье к вам. Хотя бы из кино тебя провожу...

Она нахмурилась, скосив на него опущенные и прикрытые ресницами глаза: "Зачем бы? Непонятно".

Пока Лёша набирал воздуха, как раз решив, что они наконец-то одни и он вполне аккуратно подвел разговор к нужной теме... Оля снова перебила его мысли.

— Нет, не стоит, не торопись. Я думаю, что двух молодых людей для Люсиных родителей будет много, да и мне надо еще к маме заехать.

А знакомить Лёшу с мамой ей категорически не хотелось, слишком уж она въедлива, а врать Оля как не умела, так и не умеет.

— А мне бы хотелось познакомиться, — он собирался закончить словами "с родителями моей девушки", но никак не придумывалось, как бы спросить ее согласия, и фраза неловко оборвалась на середине, когда в него с налета врезался младший брат, тут же потянувшийся к девушке.

— Ура-а! Ты с нами! Я так боялся, что мы опоздаем! Лёша сказал, что тебе домой надо, — сразу же обвинил её пацан, уставившись честными глазами. — А ты обещала!

— А поздороваться? — вклинился в треп мелкого старший, здороваясь с неторопливо подошедшей миловидной женщиной. Модная стрижка с мелированными прядками, идеальный макияж, элегантное светлое пальто и сапожки на шпильке. Оле понадобилось минут пять после автоматического кивка на приветствие и представление, чтобы сообразить, что она видит перед собой Лёшину бабушку. Светлана Петровна... и это — бабушка? Глазам не верилось! Да ни в жизнь! Скорее мама...

— Так! Ты что, без меня руку сломал? — Мелкий уже обвинительно тыкал в повязку, примериваясь к застежке-липучке на лонгетке.

— Нет, только порезался. Не трогай! — попытался отвертеться от неприятного вопроса Лёша, но тут вступила бабушка:

— Я бы тоже хотела узнать подробности! Как порезался? Чем? Где?

— Поскользнулся, упал.

— Очнулся, гипс, — закончил Вадя, заговорщицки улыбаясь, — прямо как я на даче.

— Нет, — ответил Лёша, с улыбкой вспоминая, как Вадька полез на даче снимать с дерева орущего кота в половину себя размером и огреб от него же когтями. Тогда им было не смешно — зашивали как раз у Михал Михалыча. И потом еще тащили проверять на бешенство оглашено вопящего паразита. Но родителям они гордо сказали, что мелкий порезался осколком блюдца. И все.

— Порезался, да, — подтвердил он "официальную" версию, — одну царапину даже пришлось прихватить швом. Сказали несколько дней походить с повязкой.

Он специально преуменьшал, стараясь никого не волновать, и так уже мама вчера порывалась на ночь глядя везти его на рентген.

Захваченная представлением братьев, Оля пропустила внимательное сканирование её персоны Светланой Петровной. Вслушавшись же в то, что женщина говорила понурившемуся Лёше, глядящему исподлобья удивленно и обиженно, заставило её замереть и сосредоточить максимум внимания на собственных сжатых до скрипа зубах и впившихся в ладони ногтях. Потому что отчитывала она его вовсе не за травму.

— Ты весь в отца, оказывается! — поджимая губы, выговаривала она. — Такой же легкомысленный! Ты в двенадцать лет был серьезнее, чем сейчас! А я-то надеялась, что ты в Машеньку, ответственный. А ты! Как ты мог? Вадя мне все уши прожужжал про некую Лёлю. Похоже, это она. Или нет? И у тебя есть ещё девушки? Много? Как ты можешь так себя вести! А как же Катя? Ты пудришь мозги обеим? Или троим? Или больше? Что, даешь пустые надежды? Кому и какие, мне интересно?

Повернулась к растерявшейся от резкого потока обвинений Оле и в той же твердой манере, не давая вклиниться с трудом осознающему её слова Лёше, спросила:

— Вы знаете, что мой внук уже связал себя обещанием? Или он не поделился этой информацией? Какие у вас отношения?

В голове Оли не сразу уложилось, что её вроде как и не осуждают пока — очень уж резко прозвучал вопрос, заставив застыть в позе настороженного сурка. Судорожно сглотнув, она дернулась, прогоняя ступор, отмерла и открыла рот, но со словами сразу не нашлась. Так и хватала воздух пару секунд, загипнотизированная требовательным взглядом светло-серых глаз. Благо, необходимую паузу ей обеспечил визг тормозящего поезда. Она отвела глаза, потупилась и покраснела, вынужденно медля с ответом, готовая от стыда провалиться сквозь землю. Вот прямо через этот красивый, несмотря на трещины и сколы, мозаичный мраморный пол, на котором как назло, никто не озаботился написать ей подсказку. Как и на разноцветных витражах любимой станции, по которым в поисках помощи пробежал её взгляд, не желая возвращаться к ожидающему её ответа взгляду.

— Баб, я тебе по секрету рассказывал, а ты! — тонко вскрикнул, нарушая неловкость, едва не расплакавшийся Вадя, кидаясь между ними и прижимаясь спиной к Олиным ногам, закрывая её собой. — Не обижай Лёлю!

— Бабушка, не надо, не вмешивайся, — включился и вернувший себе дар речи Леша. — Ты не понимаешь. Я виноват только в том, что не успел тебе все рассказать. У меня просто не было на это времени.

— Значит, все-таки, это и есть Лёля, — удовлетворенно констатировала она, смерив девушку уже явно недружелюбным взглядом, отчего та запахнула расстегнутый пуховик, пряча свой непрезентабельный свитер, и перенеся внимание на внука.

— Так на что тебе не хватило времени? Сказать, что ты пошел по стопам папаши и норовишь спортить побольше девушек, пока не прижали? — зло выплюнула в его сторону "милая женщина".

— Нет, — возразил Леша, скрипнув зубами и взяв себя в заметно дрожащие руки, вернее в кулак правой, стиснутой на лямках рюкзака, стоящего в ногах.

— Вообще-то, я девушку спрашиваю, а не тебя! — оборвала она его. — Мало ли что она себе нафантазировала, а? Зачем бы ещё ей втираться в доверие к Вадиму?

Оля до боли прикусила губу. Вот сколько раз за последнее время замечала, что думает только о себе? Много? Да постоянно! И сама поставила себя и ребят в это сомнительное положение, согласившись пойти в гости. Ведь знала, что Лёша занят, а вела себя... будто свободен. Значит, ей и выбираться, как вчера решила. Пора быть взрослой и отвечать за свои поступки.

Легко решить, сложнее напомнить себе в момент, когда больше всего хочется спрятаться, но поднять глаза намного тяжелее. Глубоко вздохнув, потрепала Вадьку по вихрам, и тут же получила виноватый взгляд с запрокинутой к ней рожицы. "Он-то точно ко всей этой глупости никакого отношения не имеет!" — подумала она, через силу криво улыбнулась мальчику, зажевав окончательно нижнюю губу, и успокаивающим жестом обняла, прижав к себе. "И я еще собиралась помогать Люсе с Максом! — сыронизировала она грустно. — А сама веду себя как шпион... или подозрительный провокатор... я же знаю про Катю? Знаю. Пусть Лёша и не успел мне рассказать сам. Значит, надо самой и сказать! Хватит уже прятаться от жизни!"

— Не надо спрашивать об этом Олю, она ни при чем! — не выдержал этой пантомимы Лёша, всё ещё не нашедшийся от неожиданного нападения бабушки.

Светлана Петровна лишь холодно глянула на него, заметив растерянность и, не сочтя нужным ответить, снова воззрилась на девушку. Та набрала побольше воздуха, поблагодарила оглушительный скрип тормозов новых вагонов кольцевой за возможность собраться, и ответила:

— Ничего он плохого не сделал, не стоит так с внуками. И Вадя уж тем более ни в чем не виноват, — дрожащим голосом, но намного спокойнее, чем сама этого ожидала, не дала она продолжить Лёше. — Да, я знаю, что у Леши есть невеста, Катя. Но мы учимся в одной группе и...

Дальше не хватило воздуха и смелости, да она просто не продумала, что можно ещё сказать. Или что нужно сказать.

— И что? Еще скажите, что просто дружите! "Просто" друзей так не расхваливают младшему брату и не водят в кафе и в зоопарк!

— Я надеюсь, — Оле пришлось проглотить вставший в горле комок и перевести дух, — что мы друзья. А расхваливал Вадя меня так только потому, что ему очень хотелось и в кафе и в зоопарк. И с нами был еще мой родственник.

— Что ж в гости вы не идете вместе с ним? — саркастично кривя губы уточнила Светлана Петровна.

— Вообще-то, ба, я его не приглашал! — подал голос мелкий, смотря на бабушку с обидой и недовольством, обхватив для надежности Олю за колени с такой силой, что едва не уронил, и продолжая закрывать её от бабушки всем своим небольшим тельцем.

— Не думаю, что ему было бы интересно у нас в гостях, — почти одновременно с братом ответил и Лёша.

— Ладно, партизаны. Я очень расстроена твоим поведением, Алексей, не сказать, как. А Кате я всё равно расскажу! — Женщина явно осталась при своем мнении и снова обратилась к Оле:

— Хорошо, что Вадим мне вовремя рассказал, пока это безобразие далеко не зашло. Я надеюсь, что опыт меня обманывает и мне всё только чудится, но я в сказки давно не верю.

— Бабушка! У меня сейчас нет невесты! И ты это знаешь! — поджав губы совсем как она, опомнившийся Лёша упрямо уставился на родственницу, разом порушившую все его планы.

— Катя мне звонила, — кивнув, подтвердила она, — и сказала, что вы поссорились, но она планировала попросить у тебя прощения. Хотя, как я считаю, прощения просить должны вы с Вадей!

— Это мое дело.

— Не только твоё.

— Да, еще немного Вади. Но не твоё, и не родителей.

— Родители должны были его выпороть! Как следует! Чтобы неделю сидеть не мог! — повысила голос женщина так, что на них стали оглядываться.

Оля невольно покрепче обняла худенькое тельце, положив вторую руку мелкому на плечо защитным жестом. Лёша выдохнул и постарался ответить спокойно, несмотря на сведенные брови и сжатые зубы.

— Это мои проблемы. Если он виноват, то передо мной и Катей. Мне, значит, его и пороть. Давай обсудим всё в воскресенье, дома. Не здесь. Я тебе всё расскажу, но можешь не выбирать, на чью сторону встать. Я своего мнения не изменю. Почему ты слушаешь только Катю? Ты сама учила нас выслушивать все стороны!

— Видно, плохо учила. Поговорим, если хочешь. Пойми, девочка просто пыталась заставить тебя ревновать, ты все неправильно понял.

— Это моё дело, как и что я понял.

— Ты меня очень, очень разочаровал! — Она подкатила Лёше карлтоновскую сиреневую сумку на колесиках и сменила тему, припечатав напоследок:

— Я Машеньке еще скажу, чтобы перестали смотреть с ребенком всякую чушь, он только об эльфах и богах все это время балаболил!

Гордо развернувшись, бабушка под взвизг очередного поезда смерила недовольным взглядом всю троицу и холодно попрощалась до субботы, демонстративно не глядя в сторону Оли.

Ребята молча переглянулись. Вадя отлепился от Оли, вцепившись клещом в её ладошку и, ворча себе под нос, что он не девчонка и не балаболка какая-то, потащил к ступенькам перехода. Лёша вытянул наплечный ремень, закинул сумку на правое плечо, и пошел за ними. И до самого выхода из метро они не разговаривали, делая вид, что очень шумно.

...

Лёша не мог отойти от неожиданно разыгранного бабушкой представления, гадая, откуда Оля узнала про его невесту. И вариант проглядывался только один. Тот, непредсказуемого вмешательства которого он и боялся, и который с насупленным видом сидел сейчас между ними на сумке.

Возмущенный и обиженный предательством бабушки, Вадя тоже никак не мог найтись с темой разговора, недоумевая на глупость взрослых. Он никак не понимал, зачем Лёша рассказал Оле про Катю и пытался привлечь внимание старших, выгребая из карманов заначки — жевательных мишек, семечки и с боем выклянченную у бабушки маленькую бутылку "Кока-колы". Найдя очередную ценность, дергал по очереди руки брата и Оли, вытягивая ладошку с угощением повыше, чтобы им удобнее было взять.

Лёля под жалобным взглядом согласилась на несколько его любимых красных мармеладок, отказавшись от всего остального, и, положив их в рот сделала вид, что сосредоточена на вкусе мишек. Она до слёз жалела о своем согласии на эту авантюру, придумывая новые страшилки. А что, если в гости зайдет эта Катя? Что она про неё подумает? Совершеннейше же кошмарный ужас! И почему эта мысль не пришла ей в голову вчера? Или хотя бы час назад, до встречи с бабушкой ребят? Дико хотелось расплакаться и оправдаться, — уверить, что она и правда не рассчитывает ни на что, кроме дружбы! Мармеладки, кстати, замечательным образом помогали тихо шмыгать носом, смаргивая набегающую на глаза влагу.

Лёша же на предложения брата почти шипел, сочиняя кары для мелкого, одну страшнее другой. И предложенная бабушкой порка выходила в явные фавориты. А оттаскать брата за уши руки чесались прямо сейчас. Пристающий со своими конфетами и семечками Вадя его дико раздражал. "Ишь, подлизывается! Наворотил дел, а теперь прикидывается белым и пушистым!"

Наконец-то они вышли в подземный переход и Лёша, ухватив Вадю за ухо, вопросил:

— Оль, что тебе рассказал этот балабол про Катю?

Мелкий округлил глаза и задохнулся от возмущения:

— Я?!? Я? Почему опять я? Я ничего! Я не говорил!

От возмущения сравнявшись цветом с уже пылающим ухом, Вадя резко свернул пробку с бутылочки и высыпал туда остатки мишек из ладони.

— Сам же проболтался же! Я не дурак же! Вот!

Вадя почти плакал, прижавшись к Олиному боку и глядя на брата из-под её руки.

— Оль, прости его, но он зачастую и правда сам не знает, что несет! — Обозленный Лёша ни на грош не поверил Ваде, только ещё больше возмутившись тем, насколько искренним выглядел врунишка.

— Да мне не за что его прощать, — тихо ответила Лёля и пожала плечами.

— Тебе может и не за что, а выпороть за болтовню надо! Раз он по-хорошему не понимает!

— Лёль, я же не болтал тебе про Катю! Скажи!

— Он не болтал, Лёш, не надо так кровожадно смотреть. Ты сам представил её... — Оля закусила многострадальную губу и шепотом закончила:

— Я и увидела... но ты же не скрывал! Это же не было тайной...

— Не скрывал?

— Ну да... ты назвал Катю невестой, я просто не сразу узнала про это... И, Лёш, извини меня, я правда не сразу узнала... и... я все понимаю... ну... кино... зоопарк... я хотела только...

Оля собрала всю свою волю в кулак и закончила:

— Я была не права. Прости. Мне не стоило соглашаться. Твоя бабушка вправе меня подозревать, но мне... я... я нуждалась в твоей помощи... я эгоистка... прости меня, пожалуйста, что навязалась на твою голову...

Лёша пару минут недоверчиво смотрел на алевшую от смущения девушку, на щеках которой слезами таяли заметающие их снежинки, и не мог понять, как так внезапно перекосился его мир. Почему и за что его девочка, которую он так защищал последние несколько дней, вдруг извиняется за его собственные решения.

— Так. Стоп. Ё... ёшкин кот, я ничего не понимаю. Я не помню, чтобы говорил что-то подобное, но все эти домыслы — это все неправда.

Оля вскинула голову и невесело ухмыльнулась, а в глазах — в глазах её совершенно точно стояли слёзы.

— Лёш, не надо. Нет причин врать мне, правда. Я ни на что не претендую. Останемся друзьями, хотя мы и друзьями-то ещё толком не стали, чтобы я могла так говорить. Если ты не можешь пригласить меня в гости как друга, я пойму. И уйду прямо сейчас. Честно говоря, я даже хочу уйти. Вдруг у тебя дома ещё родственники? Или придёт невеста? Нет, спасибо, знакомств на сегодня мне достаточно.

— Постой. Пригласить тебя я, конечно, могу. И хочу. И никакой невесты у меня нет. Была, да. Да только уже четвертый месяц, как нету. И бабушка не имела никакого права на тебя так накидываться.

— Лёль! Вообще-то это я тебя приглашал! Давай купим пирожных и пойдем чай пить, а?

— Правда, Оль. Это долгая история, но я тебе её обязательно и подробно расскажу! Всё, что захочешь услышать. А пока пойдём домой, пока окончательно не превратились в сугробы.

— Пойдём, а? Я замерз! — надавил на жалость поймавший её неуверенный взгляд Вадя.

— Ну, хорошо, пойдем. Только чаю попьём и я поеду, ладно?

— Ладно, но я тебя провожу потом! — безапелляционно заявил Лёша, разворачиваясь в сторону магазина и подхватывая вторую ладошку брата, с удовольствием повисшего между ними.

Вадя, как ни в чем небывало, затаскивал их на каждую из встреченных ледяных дорожек, между этим важным делом показывая, в какой стороне его школа, где бассейн и большой круглосуточный магазин, куда они непременно должны зайти, если вдруг в ближайшем не окажется пирожных. Под его неумолчную трескотню они пересекли небольшой сквер, зашли в маленький магазинчик, отоварившись коробкой с орешками. Они шли все медленнее, потому что снова заробевшая Оля незаметно притормаживала, так что к подъезду едва переставлявшую ноги девушку подтаскивал маленький рыжий буксирчик, упрямо не желавший снижать скорость.

В который уже раз за сегодня она упрекала себя за любопытство и за то, что пошла на поводу у напористого ребенка. Она-то ладно, сама всё вчера осознала, да по полочкам расставила, а вот ребятам придется оправдываться... Но она же не знала, что Лёша поссорился с Катей! Или Катю обидел Вадя? — Оля так ничего толком и не поняла из обвинений бабушки. Однако ясно, что встряла она в отношения Лёши с его девушкой совсем не вовремя... "А бабушка-то, сочла её разлучницей, получается? — сообразила она, горько усмехаясь про себя. — Какая же из неё разлучница? Ни красоты, ни мозгов, одни комплексы. И эльф ещё в нагрузку..." Не получалось и отмахнуться от не особенно-то красивой идеи, пришедшую ей в голову в метро. О том, что она могла понадобиться Лёше на время, чтобы заменить Катю или даже... вызвать ее ревность? Удерживало от этой мысли только то, что до сих пор её никто и никогда всерьёз не воспринимал... особенно в сравнении с такими яркими девушками, как Катя.

...

Сторожко, едва не на цыпочках войдя за мелким в квартиру, Оля ахнула. Она попала в сени деревенского домика в горах. Отделанного под дерево шкафа-купе она бы и не заметила, не открой Лёша его дверцу. Дальше, в глубине прихожей, на "веранде" домика стояли, высовывая из стойки загнутые носы, горные лыжи, а готовые к старту велосипеды нацелились передними колёсами на уходящий вверх к снежным вершинам серпантин узкой дороги. Оля сморгнула раз, другой, но так и не смогла избавиться от головокружительного впечатления открывающейся горной дали.

— Здоровско, а? — вопросил внимательно следивший за её реакцией Вадя и с гордостью сообщил:

— Это Лёша рисовал!

— Ух, не сказать, как здорово! У меня просто нет слов! Никогда ничего подобного не видела, — искренне восхитилась она, не доверяя собственным глазам погладила настоящее сиденье ближайшего велика и, уверившись в его реальности, добавила:

— Это просто невероятно, как замечательно!

— Да ну, обычный трехмерный рисунок, — отмахнулся художник. — Тут мне девочки на ЯМе помогали рассчитать по фотографии, а потом я уже и сам наловчился.

Неловкими рваными движениями она стаскивала намотанный снуд, запрокинув голову не в силах оторваться от нарисованной красоты. Запуталась, вытаскивая из-под шарфа капюшон, потом вытягивая из сброшенного шерстяного мотка наушники, дернувшие за собой брякнувшийся на пол телефон. Уши, конечно, по закону подлости, успели обернуться вокруг каждого витка шарфа, а обиженный телефон скинул крышечку, тут же отлетевшую в какие-то сапоги и отключился. Не в пример быстрее неё раздевшийся Вадя тут же кинулся искать беглянку, Лёша подхватил телефон, вогнал на место аккумулятор и задвинул поданную мелким крышку. Пунцовая от стыда за собственную неловкость, Оля только и успела выпутать и спрятать наушники и стащить куртку. Получив в руки собранный гаджет, она перевела дух, засунула его в куртку, не озаботившись включением, и послушно двинулась за уже галдящим что-то Вадей, пытаясь расслышать его сквозь стучавшее где-то в горле сердце. Мелкий вещал что-то про рисунки брата и заработок, а Оля оглядывала их логово.

Если не считать квартир своих одноклассников, у которых она и бывала-то единичные разы еще в детстве на дни рождения, когда те от щедрот родителей приглашали весь класс, — это первый случай, когда её позвал в гости мальчик. И не суть, что он её младше на десять лет, ведь следом идет ещё один...

Едва переставляя ватные ноги, она исподтишка кидала любопытные взгляды. Не считая прихожей, квартира отдавала минимализмом и лаконичностью. Светлый ламинат под дуб, такого же цвета узкий шкаф-витрина в коридоре с двумя рядами разномастных ваз и наваленными стопками журналами по архитектуре и дизайну. Мелькнул в открытой двери комнаты ковер и здоровый плоский телевизор в окружении какой-то техники, а Вадя уже затаскивает её в комнату с ростовой лентой на косяке двери с человеком-пауком.

Оля отпустила затаенный вздох и понимающе хмыкнула — чего-то подобного можно было бы ожидать, если подумать. С угловой стены летел на нее, отбрасывая в вираже высокую грязевую волну, синий автомобиль с желтыми звездами на борту, а все полочки стеллажа рядом, оформленного как часть пит-стопа, занимали маленькие модельки разноцветных машинок. Хозяин комнаты подошел к столу, повозил ярким автомобильчиком перед стеклянной стенкой пустого аквариума и обернулся на гостью со шкодливым прищуром.

— Знакомься! Это Унька! Правда, хорошенький? — Вадя с выражением успешно устроенной каверзы внимательно следил за ее лицом. Оля вгляделась в невысокий стеклянный террариум, с трех сторон закрытый бумагой: уложенную между камнями разлапистую серо-коричневую корягу обвивала темная лента небольшого ужика. Она улыбнулась — никогда не общалась со змеями, но неядовитых да еще маленьких чего бояться-то? Мелкий тем временем залез коленками на стол и рукой нашарил не успевшего нырнуть за лоток с водой пресмыкающегося.

— Вот! Смотри! Хочешь подержать? — он быстро сунул ей в руки гибкое тельце, тут же принявшееся уползать из запоздавших сомкнуться пальцев.

Она улыбнулась шустрику, подняла руку повыше, позволяя ужику свеситься, осторожно погладила нагретую под лампой черную шкурку на спинке и подставила снизу другую ладонь, на которую тот с готовностью стал перетекать.

— А почему Унька? — Оля поменяла руки местами, проведя пальцами по сползшему петлей с ладошки пузику.

— Потому что Дунька, вернее дурочка.

— Дурочка?

— Ага! Змея же, я думал — она, то есть девочка! Сосед привез прошлой осенью с дачи в прицепе грибы, мешки всякие и мусор на выброс, а мешки черные, вот он и залез в них греться. Куда его в городе девать? Вот я и забрал!

— Скажи лучше, выклянчил, пока бедный Николай Юрич в затылке чесал! — поддел его тихонько наблюдавший за их общением Лёшка.

— Ага, вдруг он бы подумал-подумал и решил его себе оставить? Или выпустить? Осенью! В городе! И куда бы он делся? Погиб бы! Зимовать-то ему где, глупому?

— Да, бедного ужика от чести называться Дурочкой спасла мама, — прокомментировал старший.

— Я решил, что тогда будет Дунькой! А потом посмотрели с папой в интернете — у него вот тут утолщение есть, значит, — самец это. Вот. Пришлось переименовывать! — Пацан тяжко вздохнул. — Но он как был дурачком, так и остался. В прошлый раз с трудом уложили спать на зиму!

— А обязательно ему спать? — Оля пресекла попытку змеи заползти ей на голову.

— Говорят, обязательно... но мы в этом году таймер поставили — он автоматически выключает свет, когда нужно.

— Ага, а в прошлом году он свет в террариуме выключит, а в комнате все равно светло и еще постоянно достает животное тискать. И как тут заснешь, правда, Унька? — Лёшка подставил палец под голову змею, и тот с радостью пополз на новую территорию. Оля протестующе подняла повыше руку с хвостом и уж, извернувшись, пожелал вернуться обратно на ее запястье.

— Вот! Наш человек! — Довольный Вадька забрал у Оли змею, проверяющую найденную теплую пещеру в рукаве свитера девушки. — Одобряю! Не то, что некоторые! Никаких бабских криков, визгов и писков!

— Знаешь, даже самые выдержанные люди вряд ли обрадовались бы, обнаружив твоего безопасного ужика утром на подушке! Вадя, таких шуточек я больше не допущу!

— Я рядом стоял! — насупился мелкий, явно не первый раз отвечая на обвинение.

— Можно подумать, большая разница — увидеть змею или тебя со змеей!

— Да не очень-то и хотелось, тем более Лёля нормальная! Ты же не будешь кричать, если я утром приду к тебе с Унькой?

— Не знаю, смотря какое утро и зачем ты придешь, — Оля резко почувствовала себя не в своей тарелке, настроение упало и вернулось дикое желание побыстрее сбежать. Неужели она хоть на мгновение могла подумать, что интересна Лёше как девушка? Вот у него кто-то, видимо как раз эта Катя, и живет... несмотря на принятые решения она все же обиделась — зачем такие вопросы... ведь Вадя не сам до них додумался... она ведь ему не нужна! Оля едва не расплакалась, но сдержалась, отвернувшись, закончила чуть дрогнувшим голосом. — Пока ты ко мне доедешь, я точно уже проснусь.

И, чтобы отвлечь внимание от себя, спросила Лёшку, показывая на стену:

— А это тоже ты рисовал?

— Да, но это совсем простой рисунок, тут угол совсем чуть-чуть занят.

— Все равно очень здорово, так и кажется, что вот-вот вылетит на улицу через окно.

— Да, так и задумывалось.

— Так ты этим подрабатываешь?

— И этим и общим дизайном. В бригадах ребята пытались рисовать, но это слишком долго и кропотливо для них, поэтому если заказывают с трехмерным рисунком, то я и проект делаю.

— Понятно, — согласилась Оля, на самом деле ничего толком не поняв. И спросила Вадю, гудящего сразу за две машинки, "гоняющие" на столе в его руках.

— Увлекаешься машинками?

— Ага! У меня коллекция всех гоночных серийных, вот! Мы с папой собираем! А ты любишь? — Вадькины глаза загорелись и он проверил Уньку, гнездящегося в его нагрудном кармане.

— Нет, я в них ничего не соображаю, даже различаю плохо, вынуждена тебя огорчить... — честно ответила она. — А зачем перед аквариумом, то есть террариумом поставил? Неудобно же туда залезать...

— Не, ну как ты не въезжаешь! Для красоты же! Унька же тоже — мужик же!

Леша фыркнул, доставая ползущую за пазуху мелкого змею и отправляя обратно в террариум, пока Оля непонимающе хлопала глазами и сообразила переспросить:

— То есть, ты думаешь, что ему нравятся машинки?

— Ага! — абсолютно уверенным тоном подтвердил мелкий. — Конечно!

— Ну... тебе виднее, — дипломатично заметила гостья, старательно прикусывая губу, чтобы не расхохотаться, и подошла к каким-то закрытым бумагой банкам на подоконнике:

— А тут у тебя что?

— А! Это куколки бабочек, мы летом собираем гусениц и они окукливаются, а потом осенью и зимой вылетают! Правда, здорово?

— Здорово, никогда бы не додумалась! — Она улыбнулась, глядя на сосредоточенно тыкающего пальцем в этикетки на банках сорванца. Ей бы такого младшего брата — никаких развлечений не надо.

— Тебя позвать, когда вылетит какая-нибудь? Только ты быстро приходи, а то они недолго живут!

— Ну, когда вылетит, тогда и видно будет.

— А! У меня тут есть несколько одинаковых, хочешь я тебе одну подарю?

— Не знаю... я же не умею с ними обращаться...

— Уметь ничего не надо! Поставишь ей блюдечко со сладкой водой, и все! Только немножко.

— А тебе обедать пора, кстати, — вмешался Лёша, побоявшись новых непредсказуемых идей мелкого и поторопившись его остановить, что не прошло мимо Олиного внимания, вызвав очередную печальную улыбку.

— Я у бабушки ел! Честно! Но пирожные буду, с чаем! — Вадя хитро посмотрел на Лёшку, — никаких макарон, я обещаю! Раз она Уньку не боится, то и пугать её никакого смысла нет. И вообще, она мне нравится!

Сделав столь громогласное заявление, мелкий уставился на девушку:

— Лёля! Тебе Лёша точно нравится? Ты уверена?

Она только развела руками, не найдясь с ответом.

— А то ты смотри, если не очень, то я сам вырасту и на тебе женюсь! Ты единственная из девчонок, кроме мамы, кому нравится Унька! Ты как, не против?

— Это слишком неожиданно, мне надо подумать! — обрадовавшись столь невинному повороту, нашлась она с ответом, не удержав улыбки. — Но ты мне тоже нравишься!

— Вадя, а меня спросить не надо? Все-таки Лёля пока моя девушка! — отвесил старший мелкому подзатыльник, направляя в двери комнаты за шкирку, — пойдем уже чай пить, а то этот юный натуралист еще чего-нибудь придумает.

Лёша не заметил, что проговорился, а Оля приросла к полу, даже не пытаясь держать лицо. Когда это она стала его девушкой?!? А почему она не в курсе? А Катя? Хорошо, что мальчишки уже чем-то увлеченно гремят на кухне и не заметили ее ступора...

Оля привалилась плечом к косяку двери и попыталась задавить внезапно вспыхнувшую злость. Она им что, игрушка? Вадя — ладно, маленький. Но если Лёша так шутит, то это слишком злая шутка! Нет, она бы не отказалась, скажи он это ей, спроси или, в конце концов, просто выскажи пожелание. Но — наедине и именно ей! А не Ваде и не бабушке или кому он там ещё это высказывал!

Оля натянула ворот свитера на нос и спрятала моментально замерзшие пальцы подмышками. Хватит уже, надоело! Каждый играет с её чувствами как хочет! Мало ей эльфа, вечеринки, липнущих на её временную "сексуальность" парней, разборок в институте. Так теперь и Лёша желает поиграться? Ну уж нет! Пусть сперва всё расскажет, а там посмотрим.

Она потерла ледяными пальцами виски и с некоторой оторопью осознала только что произнесенный мысленно монолог. И это она, которая меньше месяца назад была бы счастлива, возьми кто-то на себя беспокойство за устройство её собственной жизни! Готовая передать бразды правление кому угодно, лишь бы самой ничего не решать! И это точно не Лёшкино влияние, в этом совершенно точно виноват Эд!

— Лёль, ты где застряла? Руки моешь?

— Нет, я же пока не знаю, где их можно помыть! — Оля встряхнулась, выдвинула по-Люсиному подбородок и, кое-как растянув губы в улыбке, прошла в предупредительно открытую дверь.

...

Наверное, не случись встречи с бабушкой братьев, Оле сразу бы захотелось выяснить, что скрывают за собой лаково-вишневые и серебристые дверцы просторной кухонной стенки, наполненной неизвестного назначения блестящими гаджетами. Духовку с хромированными циферблатами часов и таймера она опознала сама, как и встроенную в шкаф микроволновку — эту по летящей надписи на стеклянной дверце. Холодильник спрятался в отдельном шкафу, а чайник дешифровали хозяева — вместо него служил толстенький здоровый термос, литров на пять или шесть.

Задвинувшись в угол и получив в руки чашку и блюдечко с пирожным, Оля невольно ёжилась — она ощущала себя на этой стильной и дорогой кухне лишней, занимающей чужое место. Катино место. Конечно, до обвинений Светланы Петровны, такое бы ей и в голову не пришло. Но, увы, как бы не повторяла она себе: "Все в порядке, меня пригласили, я ни в чем не виновата", все равно ощущение неправильности сохранялось. Вот и корила себя за согласие приехать, — как бы ей самой не хотелось приехать, сперва стоило решить — кто она Лёше. Разобраться так сказать...

Изображать Люсину стойкость получилось недолго. Все-таки это довольно глупое занятие — цеплять на себя чужую маску. Как Оля ни старалась "держать лицо", а к гордому выражению автоматически прикладывались и представления о "хорошем" поведении, вдолбленные уже её собственной бабушкой: "Не сутулься! Не чавкай! Держи ложку правой рукой! Не выковыривай изюм из кекса!". Сложно чего-то требовать от других, когда сама ни на что не способна. Вот она и старалась, вяло сковыривая орешки с пирожного и отпивая по глоточку чай, судорожно выпрямляла спину, перекладывала ложку из одной потной ладошки в другую, в результате то и дело теряя нить разговора. Пропуская реплики собеседников, украдкой разглядывала загадочные кухонные агрегаты и чувствовала себя напросившейся на обед бедной родственницей. Неудивительно, что через какую-то четверть часа из неё снова вылезла та Лёлечка, которая вечно только молчала и краснела. Её вновь накрыло волной "я-никогда-не-смогу-сказать-симпатичному-мальчику-ничего-умного".

Еда никак в неё не влезала и Оля, отодвинув очищенный от помадки орешек, собралась уже вежливо попрощаться и сбежать, но тут вмешался Вадя:

— Ты ничего не ешь! — обвинил он её, тыкая в целое пирожное.

— Прости, не хочется, — с трудом выдавила она, отломив кусочек теста без начинки и засунув за щеку, чтобы не разговаривать.

— Лёш, а что ты не сделал пирог? Или мясную запеканку? У нас что, ничего нет, чтобы угостить? А мороженое? — пристал мелкий к старшему.

— Ничего не сделал, не успел. Но Оля и не стала бы есть мясное, да?

Оля утвердительно покивала, демонстративно пережевывая сухой как картон кусочек пирожного.

— Мороженого! — Вадя мухой спрыгнул с высокого табурета и нырнул в шкафчик под микроволновкой. Там оказалась большая морозилка.

— Тебе же нельзя еще! Давай лучше булочки достанем.

Лёша отодвинул брата, но тот уже победно потрясал коробкой с бело-голубой этикеткой "Баунти".

— Мы погреем! И у меня температуры нет! И давно! Можно-о-о же-е, если не холодное! — просительно ныл мелкий, не теряя времени вывалив батончики в крышку коробки от пирожных.

— Сейчас я булочки ванильные разогрею, — Лёша вскрыл прозрачный пакет и положил замороженные комочки теста в пожарно-красный обтекаемый прибор с парой прорезей спереди. Оля вытянула шею, не удержавшись от любопытства, и под заструившийся сладковатый парок разглядела четыре вертикальных прорези сверху.

— Это тостер. Хлеб и булочки можно прямо замороженными греть, — пояснил Лёша, заглядывая в большой холодильник. — Может тебе сыра, колбасы или яблок дать?

— Нет-нет, я не хочу есть. А вы, наверное, любите готовить, — вежливо ввернула Оля тщательно придуманную фразу.

— Мы? Да у нас никто толком и не умеет! — рассмеялся тот в ответ.

— Ты умеешь! — гордо встрял Вадя.

— Ага. Разогреть полуфабрикат, сделать пирожки из готового теста и закинуть продукты в мультиварку.

— У тебя вкусно получается! — возмутился младший.

— Ага, если сравнивать с родителями. Не, вот бабушка у нас и правда хорошо готовит, — пояснил Лёшка.

— Светлана Петровна?

— Не-не, папина мама. Я, когда маленький был, чаще у нее жил, чем дома. И уезжал непременно с полным рюкзаком пирожков. Вот она завтра приедет и у нас будет полный холодильник домашних вкусностей.

Оля, покрутив перед собой тарелку, с сомнением осмотрела предложенную сладкую парочку. Шоколадная скорлупка райского наслаждения протаяла со стороны горячей булочки и кокосовое мороженое стремительно впитывалось в бочок выпечки. Она отломила ложкой промокший кусочек и отправила в рот. Занятный вкус получился, такой своеобразный "горячий бутерброд".

Заметивший её манипуляции Вадя тут же собезьянничал по-своему, покатав булочку сверху по мороженому и измазав бока в шоколадной глазури. Конечно, пальцы и мордочка поросенка при первом же укусе оказались в сладких коричневых разводах. Лёшка вздохнул:

— Позорище. Доедай и иди умывайся.

— Зато вкусно и мороженое теплое! — ответил мелкий, подобрал мякишем молочную лужу, запихнул за щеку оставшиеся полбулки и шустро облизал пальцы.

— Он не всегда такой. Просто нервничает, хочет показать всё и сразу, — извинился Лёша, когда за мелким закрылась дверь ванной.

Удивившись про себя, что из-за её присутствия кто-то может нервничать, Оля кивнула и после небольшой паузы на поиск подходящих слов, ответила:

— Наверное, он больше всего хотел похвастаться Унькой?

— Ну да, — хмыкнул он, — это его любимое развлечение, пугать всех гостей своей змеёй.

— Не такая уж она и страшная. Даже симпатичная, — уже легко добавила она. — Если знать, что не кусается.

— Глаза надо разуть! А то пятнышек не видят и давай визжать! — возмутился протискивающийся за Олиным стулом вернувшийся Вадя.

— Обошел бы нормально!

— Так быстрее, — пояснил подлезший под столом мелкий и, усевшись на своё место, уставился преданным взглядом на Олю. — А давай я тебе про машинки расскажу?

— А давай в другой раз как-нибудь? А то мне домой надо, завтра занятия никто не отменял, — с огорченным видом ответила она, вставая.

— Как? Уже? Ну, вот... так мало... так ты ещё придёшь, да? Машинки посмотреть?

— Не знаю, Вадимка, там видно будет. Сессия же скоро.

— Ну и что? А после экзаменов? Лёшка всегда отдыхает! А у меня каникулы будут, вот!

— Правда, я не знаю пока. Давай не будем загадывать!

— Не, ты уже обещала! Один раз машинки смотреть! Я запомнил!

Оля беспомощно посмотрела на Лёшу, но тот только с улыбкой развел руками:

— По сути, ты пообещала.

— Ладно, крючкотворы. Я постараюсь, — отозвалась она, не сдерживая растягивающиеся в ответной улыбке губы. Страхи спрятали иголки, недовольным бурчанием напоминая о своем существовании, и слова стали всплывать сами, не заставляя разыскивать себя в глубинах памяти.

...

— Ладно, идите уже! — критически оглядев одевшихся старших, отпустил их Вадя. — Лёль, не забудь, я приду в субботу! Ты обещала вкусненькое! У меня только один свободный день! Вот и уйду, а то я вечно маме с бабушкой мешаю, будто убудет у них от кусочка съеденного теста или начинки...

— Да-да, я помню... — дезориентированная скороговоркой напутствия, Оля ляпнула в ответ первый попавшийся вопрос, — а почему? Не мешать?

— Ну, ты как маленькая! Они же готовить будут! У меня, между прочим, день рождения! Восемь лет один раз в жизни бывает! Вот!

— Ой, это конечно! Извини, забыла, Лёша говорил. Но разве он в субботу?

— Нет, в пятницу, но надо же приготовиться! В воскресенье еще ребята из школы придут! Ну, кто переболел, половину не пускают родители.

— А я, кстати, тоже хочу к тебе в гости. Мне надо поговорить с Эдом. Серьезно! — заявил Лёша. Но на её вопросительный взгляд только отрицательно качнул головой. — Это мужской разговор. Надеюсь, он будет дома? Не беспокойся, я ничего ему не сделаю. Только кое-что уточню...

Оля обеспокоенно потерла ладошки, — не хотелось бы ей, чтобы кто-то что бы то ни было уточнял у неё с таким выражением лица... ну да ладно, с эльфом бесполезно разборки устраивать — ей ли не знать! С другой стороны, ей тоже надо поговорить — с Лёшки причитается несколько ответов на не самые приятные вопросы, а уж у неё дома ему от них точно отвертеться не получится.

...

Несколько метров от подъезда Лёшка шёл чуть впереди, прокладывая тропинку в свежевыпавшем снегу, а дойдя до тротуара подставил локоть, за который Оля после некоторых колебаний уцепилась. Хотелось встать прямо тут в позу "руки в боки" и уже разобраться со всеми проблемами, наконец-то! Но не время и не место...

— Ты молодец! Выдержала проверку Вадькой! — неожиданно похвалил он её.

— Проверку? — Оля остановилась, словно споткнувшись, и ошалело помотала головой. Как-то в таком ракурсе ей это приглашение в гости не представлялось.

— Ну... я это так называю... — протянул Лёша, досадуя на вылетевшие без должной проверки слова.

У Оли взыграли язвительность и обида, так и подмывало спросить... и она не удержалась:

— И часто ты устраиваешь подобные проверки? И зачем?

— Нет, я... Ну. Неточно выразился. Нет. Не часто. Не устраиваю вообще. То есть — это первый раз. Вернее. Когда приходят к нам в гости знакомые, тут и выясняется — кто может с ним общаться, а кто — нет. Вот как-то так.

Он немного помолчал, выкручиваясь из неудачно ляпнутых слов, да также напрямик и продолжил:

— Ты можешь, и это здорово! Шкет же редкая зараза, в самом деле, — нет, ей не показалось, в голосе Лёши чётко слышались горделивые нотки. — Он ещё мелким совсем запоминал вопросы, при ответах на которые взрослые краснеют, и невинным тоном задавал всем встречным, особенно девушкам. Любит произвести впечатление, паразит. Но если с ним сюсюкать или напротив свысока игнорировать, то он из вредности и опозорить может так, что надолго отбивает желание с ним и со мной заодно встречаться. Так, ё..лки, и не дает ни с кем нормально общаться.

Оля понимала, что это неправильно, что она не имеет на это никакого права, но в мыслях она все же ревниво отметила это "не дает общаться". И уголки губ сами поползли вверх в довольной улыбке.

— Хулиган, да? — Она скатала снежок и запустила в дерево, попав в стоящую машину, тут же залившуюся трелью сигнализации. Сделав независимую мордашку, Оля прихватила Лёшкин локоть и потащила его мимо, продолжая "светскую" беседу на тон громче, чтобы перекричать машину. — А со мной вроде нормально общается. Или мне так кажется?

— А ты ему понравилась, стесняешься, но не врешь, он сам мне так сказал. Так что ты прошла экзамен у самого страшного члена моей семьи.

— Да? А зачем бы мне проходить этот экзамен? — заставила себя сказать "с наездом" Оля. Но интонацию вызова скомкал сорвавшийся в конце голосок. Она, густо заалев, спряталась, наклонившись за охапкой пушистого снега для нового снаряда.

— Тебе... я хочу спросить... то есть сказать... В общем, для меня это совершенно замечательно! Я прямо счастлив, что тебя от него не придется прятать!

Лёша заглянул под её капюшон и потянулся поцеловать. Оля растерялась, неловко подставив щеку, и смутилась, ткнувшись лбом в его плечо, боясь выдать себя колотящимся зайцем сердцем. Шелковистая ткань пуховика приятно холодила разгоряченную кожу, ладошка сама скользнула в Лёшкину ладонь, которая оказалась в ...кармане, и вполне уютно там устроилась.

Они бы так и стояли посреди улицы, не зная, как выразить бушующую внутри сумятицу чувств и желаний. Лёша нашелся первым, собравшись с духом и решив расставить по местам все сегодняшние недоразумения.

— Ты точно не выгораживала Вадьку? Он тебе и правда ничего не рассказывал про меня и Катю?

Ответом ему послужило только отрицательное перекатывание головы по его плечу. И, конечно, он не догадался, что от его слов Олино радужно-теплое ощущение развеялось как небыль и глаза предательски защипало. "Это от мороза", — уговаривала себя она, тут же неприлично шмыгнув носом и напоследок пройдясь щекой по ткани — запомнить ощущение...

— Извини, пожалуйста, за Вадькины приколы, но он рано или поздно потащил бы тебя с Унькой знакомиться. Лучше уж так, сразу...

"Извини... не за Вадю и не за ужика надо извиняться..." — подумала Оля, отрываясь от плеча и, не глядя на Лёшу, делая шаг вперед. Ладошка рванулась из кармана, но её не выпустили, мягко удержав.

— Не за что. Унька симпатичный. — Оля промолчала о том, какие извинения хотела бы услышать. Как и о своем любопытстве — послушать бы про неких девушек, которых Вадька пугал по утрам. Всё же никакого права на удовлетворение этих вопросов она не имела. Впрочем, и выталкивать из себя слова снова стало сложно.

Лёшка помолчал, помялся и, только войдя в метро, собрался с силами пояснить:

— У меня была девушка, Катя. Они с Вадькой не ладили, постоянно воевали. Родители в прошлом мае уехали в отпуск на две недели, — редкий случай, когда их отпустили одновременно. И мы с Вадькой жили одни.

Увидев её сочувствующий взгляд — всё-таки одному с непоседой, наверное, трудно справиться, с протестующими нотками в голосе пояснил:

— Ты не думай, они нас не бросили, есть же еще бабушки и дедушки, но нам и вдвоем нормально. Да его даже маленького часто оставляли на меня, я уже привык. Сейчас совсем просто — пока я в институте, он на продленке, никаких проблем. Ну, почти никаких...

Он переждал объявление следующей станции, подозрительным взглядом изучил единственного вошедшего пассажира и, вздохнув, все-таки продолжил.

— Все бы хорошо, но Катя решила пожить с нами. Я-то радовался, а вот мелкий... Нет, сперва он вел себя почти паинькой, только постоянно устраивал проверки. Собственно, такие же, как и тебе...

— Это какие же? — от удивления у Оли прорезался потерянный голос.

— Ты не заметила? — грустно переспросил Лёша, едва коснувшись её подбородка костяшками пальцев, торчащими из лубка, и заглядывая в распахнувшиеся навстречу глаза. Другая рука жила своей жизнью, не выпуская из плена её ладошку и они так и молчали, читая каждый что-то своё, важное, в глазах друг друга, и качаясь в такт поезду. Объявили станцию и торможение вжало их плечи в торцовую дверь вагона. Оля потупилась и помотала головой, возвращаясь к ответу на его вопрос. Нет, она действительно не представляла, о чём он говорит.

— Он тебя смущал, набивался в гости, задавал дурацкие вопросы...

Мысленно перебрав месяц знакомства с Вадей, она не могла с ним не согласиться. И все-таки сомневалась, — шкода всегда был абсолютно непосредственным, никакой игры она не заметила.

— Вадька же ребёнок, они многие ведут себя так, нет? Разве он нарочно? Я не сильна в детях...

Получилось как-то двусмысленно и она опять покраснела, уставившись на кулиску его капюшона. Выдранное из ткани металлическое колечко висело на утягивающем капюшон шнуре, вместо того, чтобы его прятать в ткани.

— Что там? — Смешно скосил он глаза.

— Порвалось. — Она потянула за шнурок, чтобы показать Лёше.

— А, точно, защемил дверью машины и дернул. Все забываю пришить.

Они вышли на переход и на эскалаторе, вынужденный выпустить ладошку, он притянул её к себе за локоть, запрокинув голову и внимательно, снизу вверх вглядываясь в её реакцию, продолжил:

— Вадька, конечно, умный, но не расчетливый монстр, ничего он не просчитывает. Просто он кое в чем виноват, вот и пытается... реабилитироваться.

Оля молчала, и как бы Лёше не хотелось услышать, что она и так все понимает и ни на что не сердится, надежды на это не было никакой. Пришлось ему собрать разбегающиеся мысли и рассказывать дальше. Оставалось всего две остановки, а он твердо намеревался закончить все объяснения сегодня.

— Так уж получилось, что мелкий все время крутился около нас. А весной он развернул настоящую холодную войну, — его каверзы становились все злее, так что через неделю, как раз после явления его с Унькой в спальню, Катя обиделась и ушла. Это было в воскресенье и я уехал с утра к клиенту, вот и не отследил. Я её понимаю, сам бы испугался. Кому понравится будильник из ползающей по тебе змеи?

— Прямо так и отпустил змею? — ахнула Оля, не ожидавшая такой жестокости.

— Нет, держал в руке, но позволил ей свеситься. А змеиные "поцелуи" поутру — это, согласись, уже чересчур!

— Соглашусь, так и заикой оставить можно, — передернула она плечами, — мне Унька понравился, но... не настолько...

— Понимаешь, мы планировали... — Лёша перевел дух и все-таки решил закончить сразу с неприятной темой. Хватит уже недоговаривать и оставлять на потом. — Планировали пожениться летом, но вот с Вадимом они не поладили. Сперва вроде нормально общались, пока он в школу не пошел. А осенью начались проблемы — она с ним сюсюкала, как с маленьким. Он же этого не любит, считает подлизываниями, да и взрослым уже стал — школьник.

Серьезность последнего высказывания заставила уголки её губ дрогнуть в улыбке, да и прошлое время этого "планировали" заставляли глупое сердце замирать от надежды. Люди же и расстаются? Но могут и помириться — если всё было настолько серьезно, что дошло до штампа...

— Ты понимаешь, он же мальчик! Видела, у него даже ужик — мужик! — с жаром выдохнул Лёшка, требовательно высматривая её реакцию.

— Но это не повод распускать змей...

— Нет, конечно. Наоборот, это повод змей, язык и руки не распускать. Это я ему уже вдолбил. Но надо понимать, что у него тоже было, есть и будет своё мнение. Ему необходимо принимать решения и чтобы кто-то их, эти его мнения и решения, слушал, пусть не выполнял, но общался.

— Из-за этого весь сыр-бор? — огорчилась Оля, и даже не стала прятать грустные нотки в голосе. — Так вы еще помиритесь!

Уж во что, а в то, что на чужом горе своего счастья не построишь, она свято верила.

— Не совсем. Когда она не слушала его, я думал это нормально, ведь поговорить он может и со мной, а она советуется со старшими, его мнение не учитывается... и Вадьку это не устраивало. Я же ей обычно уступал, родители не вмешивались, вот мелкий и стал по мелочи вредить...

— Макароны — это из той же оперы? — полюбопытствовала Оля, запомнив фразу "без макарон".

— Да, — невольно улыбнулся воспоминаниям Лёша, — он напихал в носик чайника тонких маленьких вермишелек, пока чай заваривался, они разбухли, и когда стали наливать — падали в чашку, очень похоже на мучных червяков. Как она тогда гонялась за ним по всей квартире! Но разве этого шкета поймаешь? Да ещё на его территории?

— И все?

— Нет, еще много мелочей... как-то подложил ей пластикового паука под подушку. До сих пор не раскололся, где его взял, но прямо как настоящий, мягкий, волосатый такой.

— Брррр... пауков не люблю, — передернулась она, — надеюсь, он его потерял?

— Я его выбросил.

— Больше ничего? — с опаской поинтересовалась Оля, ежась от живо представшего в воображении волосатого паука...

— Что ты, у него же неиссякаемая фантазия! Добавить чернил в тушь для ресниц, так что, вытащив кисточку она всю раковину и платье ими залила... мне потом пришлось полдня ходить с ней по магазинам... или вылил утром, пока я делал завтрак, в слив туалета фляжку с шампунем — спускаешь воду, а оттуда пена выше стульчака...

— Так получается, что ты из-за Вади не женился? Не смогли с мелким договориться?

Как бы ни горько ей было задавать этот вопрос, но рано или поздно спросить придется, так лучше сразу отрубить. Они уже дошли до её подъезда и пора наконец-то договорить до конца, каким бы он ни оказался печальным.

— Понимаешь... — он замялся, искоса глянув в её лицо и снова отведя взгляд. По неровно освещенному подъездным фонарем лицу прокатилась тень, оставившая на свету лишь сведенные брови и жестко опущенные уголки рта.

"Как же я ненавижу такие моменты, хоть и попала в подобную ситуацию первый раз! — подумала Оля, — и что сейчас будет? Извинения? Мол, ты хорошая, но все неправильно поняла?"

— Ты неправильно поняла... Все так усложнилось из-за бабушкиных обвинений...

Оля грустно хмыкнула и отдернула плечо от его протянутой руки, покрепче сцепив руки на груди, и нашла таки правильные слова:

— Ты можешь ничего не объяснять, я пойму. Зачем выворачивать душу малознакомому человеку. Может, тогда я пойду? Поздно уже. И холодно...

Но он помотал головой и продолжил совсем о другом. Посмотрел виновато, и тихо стал рассказывать ещё одну постороннюю историю:

— Понимаешь, мои родители поженились сразу после школы, и почти сразу родился я. Так что я первые десять лет постоянно мотался к бабушкам, а они тоже работали, деньги-то у студентов откуда? Отец подрабатывал, мама пошла в бухгалтера только ради денег. Потом, когда родители взяли ипотеку и родился Вадя, я мог заниматься с ним с полутора лет, когда его сдали в сад, и мама снова вышла на работу.

Не ожидавшая столь интимного текста, непонятно зачем рассказанного, Оля растерялась и промолчала.

— Так что, я отвечаю за плохое поведение брата, и в школу на собрания я хожу. А Катя мне очень нравилась...

Лёша мог бы объяснить, что когда тебе семнадцать, и первая красавица двора вдруг обращает на тебя внимание, а потом и становится твоей девушкой, — даже мысли не возникает, что это может быть не всерьез и не на всю жизнь. Он как-то и не подразумевал другого развития событий, собираясь жениться, как и родители, когда ему исполнится восемнадцать. Но вряд ли Оле это нужно рассказывать. Что было, то прошло. Он никогда не отказался бы от своего слова, но и предательства простить не сможет тоже никогда.

— Родители не отговаривали, но попросили подождать, все равно Катя пока детей не хотела.

Он запрокинул голову, подставляя лицо мелкому колючему снежку, пожевал губу и, нервно вжикнув молнией на куртке, все-таки закончил:

— Но сейчас я рад, что Вадя рассорил нас. И... сейчас мои представления несколько изменились... и мы с тобой подружились...

Оля снова промолчала, окончательно запутавшись. Хороший переход. "Подружились". Что тут сказать? Что не понимает, зачем он ей все это рассказывает? Что она шокирована? Это точно. Второй раз за сегодняшний день он намекает на их отношения. Она его девушка? Или все-таки подруга, которой он плачется о ссоре с невестой? Непонятно. Нужные слова так и не пришли на язык, поэтому она просто кивнула, что, мол, услышала.

— Может, пригласишь поговорить? Вот дырку эту зашить давно пора...

— Эд дома, неудобно будет. Да и зачем? Ты помиришься еще с Катей, — выпихнула она через непослушные губы, потянув с его плеча свой рюкзак. — А мне пора.

— Лёль... — Лёша перехватил её ладошку и попытался поймать взгляд. — Я давно должен был тебе сказать. Ты мне очень нравишься.

Только сейчас он подумал, что не говорил этого Кате. После первого же поцелуя начав планировать их совместную жизнь. Она хихикала, но соглашалась. И все. Никаких объяснений. Что же все-таки сказать надо-то? Звать замуж после выступления бабушки как-то неловко...

Они замерли неподвижными скульптурами, посеребренные ледяными искорками, задвигающими фигуры в небытие зимней ночи, оставляя только внешний блестящий контур. Настороженные, на краю понимания и непонимания, возможности и невозможности исполнения пока невысказанных желаний.

Оля ждала продолжения, задержав дыхание — в душе взвился лепесток яркого счастья, на который тут же набросились всей толпой сомнения, скепсис и недоверие. Она боялась поднять глаза, глядя вниз и утрамбовывая носком сапога ямку в снегу, так и не зная, как себя вести и что ответить. И расстроенно выдохнула, так и не услышав продолжения. Решила, что — нет, показалось, не может она позволить себе поверить... да и слова Светланы Петровны бухнулись в уши как только что сказанные: "...что она себе нафантазировала". Действительно. Дает повод для фантазий. А не нужно. Он помирится с невестой, и что тогда делать ей? Нет уж. Хотя... "нравишься"... Как давно она мечтала услышать это слово от парня. Тем более, от такого, как Лёшка.

В ночных синих тенях, прячущихся под фонарями, волшебной глазурью сияла свежая, только-только прихваченная морозом корочка наста, обещая — вот новая, чистая страница, можно написать на ней все, что только душе угодно. И так хотелось в это поверить, что Оля ловила каждый Лёшкин выдох — вот-вот он скажет ещё что-то и с нею случится что-то совершенно замечательное, волшебное, что ни за что нельзя пропустить...

Лёша же разыскивал слова... и не находил. Никогда вроде косноязычием не страдал, а тут смог вытолкнуть одну фразу и — испугался, потерялся. Словно шел по веревке, уложенной на пол, и вдруг оказался над пропастью.

— Нет, недостаточно, — оборвал паузу Лёша. — Мне кажется, я тебя люблю. Ты будешь моей невестой?

Оля не сдержала радостного вздоха, услышав больше того, о чем мечтала, даже слова его бабушки затерлись и перестали царапать память. Но как же так? "Кажется?"

— Кажется, но ты не уверен, да? — выговорились сами чужие слова.

— Нет-нет, я уверен! Я хотел сказать ещё тогда, на вечеринке у Марины, после поцелуя... Прости, что так долго тянул... всё искал подходящий момент...

Ох! "На вечеринке"! Когда она сражала своей сексуальностью всех встречных и поперечных... А она-то уже размечталась! Надежда вымерзла, сжавшись в обжигающую жидким азотом горошину отчаяния. Он вовсе не любит её, обычную! Дело времени, когда он поймет, что она настоящая — не та, что была на вечеринке, и — разочаруется.

— Нет! Нет-нет! Ты ошибаешься! Ты всё сам поймёшь, чуть позже! Ты же меня совсем не знаешь, я не такая, как была там, на вечеринке... И так быстро невест не меняют! — отшатнувшись, уже и не пытаясь спрятать прочертившие щеки дорожки горьких слёз, отказалась Оля от признания. — Вы действительно обидели Катю. И бабушка твоя права! Прости, не стоило нам и говорить! Я не хочу мешать вашим отношениям! Это... ужасно... подло... я же не разлучница, я... я же не знала!

— Что пойму? Чего не знаю? — Лёшка растерялся. — Ты ни в чём не виновата, это бабушка всё перевернула с ног на голову! Не плачь только! Мы со всем разберемся!

Лёша потянулся обнять её, неловко перехватывая рюкзак больной рукой, но Оля отрицательно покачала головой и, оскальзываясь, отбежала к подъезду. Потопталась пару минут, пряча глаза и мечась в ознобе раздирающих душу противоречивых желаний. Ещё незрелый наст покорно ломался под её торопливыми шагами, собирая торосы из перевернутых с ног на голову мечтаний. А в прогалинах следов вылезало всё неприглядное настоящее — скомканные голубые проездные, потерявшие райский соблазн кокосы на шоколадной обертке, огрызок яблока и, конечно, следы выгула друзей наших меньших.

"Так оно обычно и бывает. Сказка заканчивается в полночь или с рассветом. И потом остается только помойка. Этим и должна была закончиться моя "сексуальность" — болью разбитых надежд". Оля стряхнула насыпавшуюся на капюшон мелкую ледяную крупку, набрала побольше воздуха и ответила:

— Не надо, пожалуйста, не надо ни в чём разбираться! Это все неправильно! Ты слишком мало меня знаешь, чтобы такое говорить!

И она быстро забежала в подъезд, так и не посмотрев на расстроенного Лёшу.

...

Шмыгая носом и стряхивая с шарфа снежинки, Оля притиснулась щекой к серому от пыли стеклу, как в детстве расплющив нос в старании разглядеть оранжевые полоски Лёшкиной шапки за кисеёй мелких равнодушных льдинок, последствия жалящих клевков которых горели под дорожками слёз.

"Несправедливо!" — билось в сознании, не давая просохнуть ручейкам на щеках. Она протерла пальцем запотевшее стекло и до боли прикусила косточку указательного пальца, глядя на светлое пятно запрокинутого лица Лёши, будто почувствовавшего её взгляд. Подъехало мигающее яркой рекламой на крыше такси, и темная фигура у подъезда посторонилась, развернулась и побрела прочь.

"Бойтесь исполнившихся желаний". Оля всхлипнула, провела по ресницам, с непониманием уставившись на мокрую ладонь, и поспешила подняться повыше, спрятавшись от входящей в подъезд компании. Домой не хотелось. Ни вопросов, ни сеансов самокопания, ни утешения ей сейчас не было нужно. Хотя какое от эльфа утешение? Разве что успокоение. Искусственное. Она снова спустилась на половину пролета к почтовым ящикам, прихватила из коробки для рекламы пару газет и, вернувшись, устроилась на подоконнике треснувшего окна площадки пожарной лестницы. Привалилась к рюкзаку, обхватила колени и уткнулась в них заложенным носом.

— Мечтала о любви? О признаниях? Хотела оказаться нужной? Получите, распишитесь. Неужели Лёшина бабушка права и именно она стала причиной его окончательного разрыва с невестой? Оля никак не могла в это поверить. Он так убедительно сокрушался о Вадькиных проделках и обещал, что больше такого не допустит. И он пригласил её в кино до вечеринки! И так старательно сегодня подчеркивал, что у них уже закончились отношения... закончились ещё весной! Но тогда его родные знали бы об этом...

Внизу лязгнули двери лифта, провоцируя лай мелкотравчатой помеси дворняги не то с пекинесом не то с болонкой со второго этажа. Оля частенько с умилением наблюдала, как нетерпимая и склочная бабулька нежно сюсюкает с этой истеричкой, не пропускающей своим вниманием ни одного звука в подъезде, будь то белый день или глухая ночь.

Но сейчас её раздражало все — и этот лай, и дребезжание подклеенного стекла в окне, и долетающий из соседнего подъезда неумолчный писк сломанного домофона, и подчеркнутая правильность Лёшкиной бабушки, и вдруг вспомнившееся несделанное задание на завтра... и, больше всего, — собственная наивная глупость. Оля чувствовала себя бездомной, никому не нужной собачкой. Эльф пришел и развлекается в их мире, Лёшка заморочен её "псевдосексуальностью", родителям важнее всего пристроить её в приличные руки, а подругам — собственные романы... да и ей был бы интереснее собственный роман. А так — остается, как всегда, только наблюдать за чужой жизнью... Она вздохнула, достала из рюкзака телефон и переставила "Лав-радио" на первое попавшееся тихое. "Монте-Карло", — отозвалось из наушников. "Да-да, порассматриваем звезд, это-то совершенно безопасное занятие". Включила планшет и собралась погрузиться в привычную игру — рассматривать фотки. Ссылки на сайты фотографов гордо занимали отдельную папку и дарили ей ощущение некой сопричастности чужим эмоциям, суррогат приятельских отношений, которых так не хватало в её собственной жизни. Прижав выпадающее меню пальцем, Оля не удержалась и прокрутила его обратно вверх — на закладку странички "В контакте". Перейдя по дружеской ссылке, увидела все тот же текст. Катя все так же считала Лёшу своим женихом, а на его страничке стояло "в отношениях"... Так что же делать ей? Жалеть себя? Ругаться на набившегося в гости Вадю? Искать утешения у эльфа? Ну уж нет! Она несколько минут посмотрела на открытую страничку, достала пачку с платочками, высморкалась, вытерла насухо глаза, запихнула планшет с шарфом в рюкзак и стала подниматься к себе, давая на каждой ступеньки обещания.

Дружить с Люсей и Максом, познакомить их с родителями, и вообще, начать свою жизнь.

Общаться с Вадькой, пока он того хочет. Кстати, у него же день рождения, значит надо что-то подарить! И она даже знает, что можно соорудить ему за пару часов.

Эду надо завтра помочь. А вообще он последнее время все больше напоминает предмет мебели, особенно после того, как практически перестал есть. В душе он побывал всего пару раз в самом начале, а немного понаблюдав, она поняла, что и туалет ему вообще не нужен, — как безотходно он ест яблоки, так же, видимо, переваривается и все остальное. Несколько дней она искренне веселилась по этому поводу, что мол, да, сказочные персонажи "не какают", как и не оставляют огрызков. И так бедный на эмоции нелюдь теперь почти не раздражался, и Оля даже немного скучала по их перепалкам и его гонору, понимая, что приписывала ему чувства, которых он вовсе не испытывал.

Решительных обещаний хватило на пролет, на втором печатаемый шаг стал неуверенным, а на четвертом этаже уставшие ноги и вовсе отказались её держать, и Оля неловко привалилась к стене плечом, а потом и сползла на ступеньку, не задумываясь о её чистоте. Она постучала лбом о холодную стенку и безнадежным жестом смахнула выступившие непослушные слёзы. Есть она или нет её — в этом мире это никому особенно и неинтересно и ненужно знать. Бесполезные люди, бесполезные действия, глупый мир, катящийся к неприглядному предсказанному эльфом финалу. Она ещё немного посидела, охлаждая лоб о стену лестничного пролета. Протерла лицо от слёз ладошками и минут пять сжимала-разжимала кулаки, пытаясь осознать, откуда на пальцах взялись жесткие зеленые шелушинки. Наконец перевела взгляд на отстающее покрытие стены и сообразила отряхнуть лоб от впечатавшейся краски. Пальцы мелко дрожали, но она все-таки заставила себя встать и дойти до квартиры.

Как Оля не оттягивала момент открытия собственной двери, гипнотизируя синий прямоугольничек с расплывающимися перед глазами цифрами и дожидаясь, когда же единичка и пятерка перестанут кривляться, а за ключами лезть все-таки пришлось. Она зажала связку, большую, — из-за болтающихся ключей от родительской квартиры, и снова зависла, поворачивая так и этак собственный кулачок с коротко обкромсанными ногтями и шероховатой, в красных цыпках, кожей. Да, опять она забыла помазать руки кремом после валялок... Перевела взгляд вниз, на замызганные непрезентабельные дутики и расстроенно прижалась к двери. Слёзы в который раз проторили знакомые дорожки из прикрытых глаз. Конечно, кому нужна такая безалаберная и неухоженная девица? Ладно, сексуальность была бы не заёмной, а так только зряшные надежды, усвистевшие пустым пшиком. Кто не мечтает вдруг и сразу стать самой-самой лучшей хоть для кого-то одного? И ей этого бы хотелось, но разве может она тягаться с Катей? Ни одна бабушка не выберет своему внуку такую невзрачную девицу, как она. Лучше сразу выдрать из себя все эти глупые мечты и жить, наконец-то, как все. Деньги зарабатывать, в конце концов. А то вот даже Вадя зарабатывает, а она боится магазин на ЯМе открыть... Вот возьмет и откроет! Разозлившись на собственную никчемность и забыв про текущие непослушные слёзы, она с трудом сосредоточилась на ключах, и, на ватных от слабости ногах, все-таки вошла в квартиру, тут же наткнувшись на пристальный взгляд эльфа, двухметровым монументом воздвигшимся в темноте прихожей.

...

Обескураженный странным завершением разговора, Лёша смотрел на окна Лёлиного дома и не мог собрать разбежавшиеся мысли. Он же всё сказал правильно!

Да уж, встреча получилась нежданно фееричной... просто эмоциональные американские горки какие-то. Вымотало его это капитально, выжало досуха, оставив в осадке дерганную активность и злость. На себя, на Вадьку, на не вовремя влезшую со своими нотациями бабушку. Только не на Лёлю. Она, пожалуй, пострадала в этой ситуации больше всех, вон даже разревелась как дитё малое. Но звонить ей или набиваться в гости сейчас наверняка бесполезно. Надо разобраться со своими косяками. Если не Вадька проговорился, то где он прокололся? Откуда Оля знает про Катю? Никогда у него не пересекались знакомые по учёбе или работе с родственниками и тем более с бывшей невестой. Надо искать, только непонятно, откуда начать...

Он опомнился от своих мыслей, пропуская заехавшее на тротуар такси, выпустившее из своего теплого нутра развеселую компанию. Мысленно попрощался с Олей, глядя почему-то на окна подъезда и не стараясь найти её балкон, и отправился подчищать "хвосты".

...

Четыре часа раздумий так и не принесли своих плодов. Никак не получалось вычислить источник информированности Лёли. Он перебрал всех своих институтских знакомых, которых познакомил с Катей, и ни один из этих четверых точно не мог ничего ей сказать. В настоящем времени. Так как знакомства эти состоялись год назад и с тех пор речь об этом между ними не заходила. Так что институтские отпадают. Родственники? Точно мимо. Он с ними последний месяц новостями не делился и про новую девушку не рассказывал, а Вадька не сдержался и проболтался бабушке только из-за распиравшей его тайны эльфа. С одноклассниками? Где бы Лёля с ними познакомилась? Кто-то из их двора? И в его и в Катином доме про их намерение пожениться знали многие — соседи, общие знакомые — и их возраста, и родительские. Да даже "консьержи" в его доме, кажется, были в курсе. Кто-то вполне мог и не знать, что "помолвка" расторгнута, хотя и, вполне вероятно, видели девушку, дефилирующую под ручку со своим врачом. Всё-таки она летом старалась наглядно продемонстрировать ему "что он теряет".

Наморщив лоб, Лёшка пытался выписать тех, кто мог поделиться с Олей столь интимной информацией. Выходило крайне посредственно — из почти четырех десятков знакомых половина точно знала, что Катя его бросила, кому-то из оставшихся он сам рассказывал, что они расстались. Остальных трудно и представить сплетничающими с незнакомой девушкой. Для этого она должна была как-то попасть к ним во двор и зачем-то спрашивать о нем...

В принципе, проявленное внимание к его жизни рождало в душе очень приятное и теплое чувство. Вот только привело это внимание к печальному результату. И Лёша с утроенным рвением разрисовывал на листочке стрелочки от каждого из оставшихся шести соседей, — где работает, с кем живет. Не так много он и знал об этих людях. Ну не спрашивать же их...

Рядом на включенном ноуте подмигивал обновляющейся рекламой сайт мейл-ру, на который собиралась вся дюжина заведенных им ящиков, — он ждал ответа клиента по эскизу. Петли двери тихонько скрипнули, по полу прошуршало нечто на четвереньках, и голая пятка закрыла дверь с этой стороны. Рыжая макушка и рука с зажатой в кулаке машинкой вынырнули из-под свесившегося угла одеяла и мелкий, подвинув ноут, пристроился с краю, затолкав под пузо подушку.

— Ищешь, да? Нашёл? — с деловитым видом осведомился он.

— Нет пока. Тебе спать давно пора, иди-ка к себе, а?

— Не могу уснуть, — важно заявил братец. — Надо тебе помочь. Мне Лёля нравится. Ты должен был сразу жениться!

— Это как это — сразу? Что ты в этом понимаешь!

— Как папа — раз, и все!

— Это не так-то просто! Вот будет у тебя своя девушка, поймешь!

— Зачем мне девушка? Я как папа, раздумывать не собираюсь. А ты что, теперь так и будешь дураком жить, как дядя Вова? И выбирать до пенсии?

— Почему сразу дураком?

— Он же так и не женился! А еще курит! А мама говорит, что это вредно. Значит — дурак.

— Ну и логика у тебя.

— Путёвая логика. Так ты как? Олю еще сможешь уговорить? Она ведь на меня не... — Вадька вытянулся на руках, с надеждой заглядывая в глаза брату. — Она на меня не злится?

— Нет, не злится. На тебя. И да, уговорю. Постараюсь. — Сейчас он прекрасно отдавал себе отчет, какой затхлой волной ревности, злости и осознания безнадежности опоздания, обдало его в тот момент, когда он первый раз увидел рядом с Олей Эда. До того девушка ни разу не появлялась в компании парней и его спокойные выжидательные планы познакомиться ничем не омрачались.

— Если... ну, не получится... то можешь жить со мной!

— Давай я попробую как-нибудь сам все устроить, ладно?

— Ладно. А что делать будем? Надо спланировать!

— Сначала найдем утечку информации. Может, это наши соседи этажом ниже?

— Не-а, у них Рутя умерла в прошлом месяце, а до этого болела, — авторитетным тоном сообщил Вадя.

— И что? При чем тут собака?

— Им не до разговоров было, как ты не понимаешь?

— Тогда не знаю. Вот, смотри, кто остался. — Лёша развернул листок к Ваде.

— А в институте точно не говорил?

— Не мог. Или не помню. Я уже ни в чем не уверен.

— Так, а в Одноклассниках ты написать не мог?

— С чего бы мне там писать? Да и не захожу я туда почти. Фотографии свежие только в Фейсбуке и вон в Моем мире выкладываю. А в Одноклассниках, В Контакте и прочих даже и не бываю.

— Может проверишь, а? Дай посмотреть! — Вадя потянул на себя бумажку.

— Да нет ничего в интернете! А тут я ещё сам не разобрался. — Лёша попытался отобрать листок, но шкода уже спрятал его под майкой.

Дверь снова приоткрылась. Разгадавшая укрытие мелкого мама шуганула его спать. И тот таки уволок нарисованную старшим схемку. От делать нечего Лёша все-таки проверил соцсети. Упоминаний о Кате нигде на его страничках не нашлось. Разве что "В контакте" она стояла в друзьях. Он пожал плечами и, не задумываясь, нажал на ссылку. И да, замер в ступоре, поняв, что статус-то стоит вовсе не "друг", а "находимся в отношениях" и подпись под их фотографией у нее имеется — "жених". Вот он ступил-то! Почти два года висит, он и забыл, а теперь расхлебывай!

Лёша, не заморачиваясь, тут же убрал компрометирующую его подпись у себя и задумался на пару минут. Оставить "друг"? Еще раз перешел на вкладку с Катиной страничкой. Нет, другом она ему как раз таки и не стала. С непривычным раздражением он удалил её из друзей, стер всю старую личную информацию... и принялся искать страничку Оли. Должна быть, раз она его тут нашла...

Мелкий вернулся к нему под бок как раз в тот момент, когда он рассматривал улыбающуюся мордочку игрушечного кота, стоящую на аватарке.

— А давай их всех тупо спросим, а? — предложил Вадя и заметил унылое выражение лица брата:

— Что, нашёл что ли? — поинтересовался допросным тоном, зевая во весь рот.

— Угу. Нашёл. Ты был прав, это было "В контакте".

— Давно бы слушался меня, уже бы и женился.

— Иди-ка спать, а то так и будешь полуночничать!

— Ну-у, раз всё в порядке, то можно и спать. А это что? — Он ткнул в фотку.

— А это её страничка.

— Не, ну ты как маленький! А раньше зайти и посмотреть нельзя было? Мейл-то у тебя её есть?

— У неё в списке группы другой мейл.

— Ну и что! А почему фотка такая странная? Это игрушка?

— Нет, видишь подписано — косметичка, а игрушка на застежке. "Сваляна всухую" — прочитал он пояснение.

— Сваляно? Это как это? Как дурака валять? — Вадя развеселился и стал тереть глаза.

Лёшка вздохнул, верну на место перекрутившуюся майку со змейками и лягушками и, прихватив брата подмышки, поставил лицом к двери.

— Вот в субботу у неё сам и спросишь, кто, что и кому валяет... или наваляет. Брысь спать!

Легким подзатыльником выпроводив за дверь мелкого, только набравшего воздух для ответа, он еще добрых полчаса рассматривал Олины поделки, всерьез раздумывая, не купить ли маме выставленную на продажу сумочку с фиалками. И на всякий случай пересмотрел странички её друзей — а вдруг и правда найдутся какие-то общие знакомые. Но нет — кроме Лены, их одногруппницы, больше никого не обнаружилось. Лёша пихнул ноут в рюкзак, потянулся к телефону, набрал смс-ку и уверенный, что уж теперь они во всём разберутся, уснул сном наконец-то всё правильно сделавшего человека.

Глава 10. Желания и способности

— Что-то случилось? — Оля неуютно переминалась с ноги на ногу, непонимающе таращась на эльфа. Поинтересоваться причиной почётной встречи у дверей удалось с третьей попытки — голос куда-то пропал. Не самое приятное открытие — оказывается, она его все-таки немного побаивается.

Бросив рюкзак под ноги, поморщившись на резко дернувший ухо наушник и залетевший под пуфик телефон, она безвольными онемевшими пальцами с третьей попытки поймала собачку замка и, краснея от неловкости под взглядом хмурого гостя, стащила таки пуховик. Прошла мимо посторонившегося эльфа в ванну и уже собиралась закрыть дверь, когда он снизошёл до ответа:

— Беспокоюсь.

Не уловив сразу значения слова, поплескала в горящее от мороза и слез лицо водой, трусливо пряча глаза от собственного отражения, схватила первый попавшийся крем и густо, все так же не глядя, намазала руки и лицо. И тут в её отупевшую от переживаний голову стукнулся смысл ответа.

— Как это? Ты? Обо мне? Да...не на чем... переживать... — выдавила из себя, не желая вообще разговаривать, и закрыла перед его носом дверь комнаты. Беспокоящийся за неё нелюдь как-то не укладывался в существующую картину мира, какой бы фантастический окрас она за последний месяц не приняла. Выбросив из головы поступившую явно ошибочную информацию, переоделась и, буквально заставляя себя переставлять ноги, пошла ставить чайник. Эльфа на кухне не наблюдалось, что её несказанно порадовало. Нелогично представив, что ему срочно захотелось в душ или на улицу, она отдалась новому кругу бесполезных мыслей о собственной никчемности, механически наливая воду в чайник. И тут же поплатилась за собственную невнимательность, дернувшись и пролив на пол воду, обнаружив нависшего Эда, едва не прижимающегося к спине. Отступила, дернув плечом, и приткнулась к стенке, вопросительно глядя на нелюдя снизу вверх. А зачем с ним разговаривать? Он ведь и так все понимает. И что напугал — тоже.

— Из тебя поток льется! Что с тобой? — требовательным тоном вопросил Эд, снова подступая слишком близко, так, что она окунулась в его озоново-свежий солнечный аромат, сейчас почему-то отдающий полынью, как раз по её настроению...

"Поток? Как это?" — Оля провела ладошкой по горячим и сухим глазам, потом сообразила и погладила подушечками пальцев браслет. И правда, опять теплый.

— И что с того? — получилось хриплое карканье. Как же ей сейчас не хотелось душеспасительных бесед! Да никаких бесед! Под сканирующим взглядом придвинувшегося впритык эльфа, Оля заметалась пойманной в ловушку мышкой. Прижала мокрый чайник к груди и "громко" мысленно помечтала о тихо сидящем на диване госте. Тот не отреагировал, едва не облизываясь и, кажется, даже издавая какие-то утробные гипнотизирующие звуки, напоминающие мурчание.

— Это жизненная сила, но странная, она с основой...

— С основой? Что за основа? — спросила по привычке, без особого интереса.

— Из глубины тебя, с частицей души, искры, любви созидающей, если угодно, ты отторгаешь, выкидываешь из себя что-то настолько плотно переплетенное с твоей внутренней сущностью, что теряешь часть себя. Это очень... очень ценное, это не просто энергия, это твоя структура.

Подумал и добавил:

— Это опасно. Ты разрушаешь себя.

— И что делать?

— Я могу принять... я все равно принимаю — пояснил, кивнув на браслет, — мы связаны, и я тебя поддерживаю... мы как сообщающиеся сосуды, но между нами есть "шлюз", он... делает сопоставимыми наши скорости и энергии как бы... совместимыми... ну насколько это возможно...

— То есть я могу тебе отдать это все?

Пришло какое-то горькое облегчение — вот, он сейчас заберет всю эту боль, всю раздирающую душу обиду и горечь!

— Вот и прими это все! Насовсем! — попросила Оля.

— Нет-нет, ты не должна хотеть от этого избавиться, это неправильно.

— А что должна? Тебе разве тоже должна?

— Не должна, но я вижу, тебе больно. Не понимаю почему, но ты можешь подарить.

— Дарю!

— Подожди, не так. Это невероятно красиво, жаль, что ты не видишь.

Он выдрал из её протестующих рук чайник, добавил воды и поставил греться на подставку. Выставившая все свои иголки, Оля обиженным ёжиком фыркала у стенки.

— Иди сюда. — Он ловко поймал спрятанную за спиной руку с браслетом и притянул к себе, продолжая спокойно уговаривать. — Закрой глаза. Теперь посмотри внутрь себя, туда, где у тебя всё кипит. Потянись ко мне оттуда, из глубины этого места и поделись.

Избавиться от боли казалось жизненно необходимым. А вот делиться этим сокровенным с кем-либо, тем более чужим эльфом, совершенно не хотелось. И Оля наоборот еще больше закрылась и завернулась в собственные страдания.

— Глупая. Прячешься от себя, — неожиданно ласково произнес Эд, накрывая её сжатые кулачки ладонями. — Ты же любишь. И мир этот, и себя, и мальчишек этих рыжих. Признай уже это, все равно все мы состоим из любви. Отрицать свою природу и отказываться от любви — все равно, что отказываться от подарка создателя, от самой этой жизни. Отпусти. Давай, потянись ко мне, иди сюда, яйцо неразумное. Посмотри, я принимаю и мир и тебя, и моя суть тоже из любви. Раздели себя со мной. Ну? Ты же хотела и согласилась!

Постепенно убаюканная словами и мягким светом, проникающим в неё от нелюдя, она растворялась в нём, отпуская боль и горечь, обиду и злость. Забыв про свои колючки, забралась к нему на колени, уткнулась в плечо и разревелась.

Радость. Сияние. Счастье, разделенное с близкими. Эд рассыпался под закрытыми веками сотней хрустальных радуг, звенел внутри неё радостной органной хорой. Там, где только что рвалось от несбывшегося сердце, — закручивался солнечный смерч, но не обжигающий и страстный, а теплый и домашний, повторяющий радостную литанию: "Люблю, люблю, люблю! Пусть будет счастлив! И Лёша, и Вадя, и родители, и... Эд. Желаю. Дарю!"

Без малого через час Оля наконец-то набралась сил вернуться из светлого внутреннего небытия в реальность зимнего вечера и своей пятиметровой кухни с давно остывшим чайником. Впрочем, открытые глаза подтверждали внутренние ощущения — её гостя сейчас никто не принял бы за человека — пространство четырех хлипких стен заполняло, размывая их, золотистое гало, пронизанное салатово-голубой мерцающей сетью. Теплое тело, растянувшееся на диванчике, плавало в этом сиянии якорем, темной булавкой, пришпилившей к бессмысленной окончательности реального мира паутинку звёздного света.

Растворенная в свете, потерявшая все привычные координаты, Оля ощущала его всей кожей и больше, все вздыбившиеся волоски на ней обратились вдруг в антенны, едва слышно гудящие от перегрузки в этом золотом мареве. Но перевести принимаемый сигнал она не могла и молча рассматривала его глазами новорожденного, без единой мысли и оценки.

Эльф неуловимым глазу движением перетек в другую позу и приоткрыл глаза. Рука с браслетом тут же последовала за этим перемещением, ловя новый фокус поближе к нему. Теперь она обратила внимание, что свечение вокруг цветочков точно повторяет цвета этой его ауры в более темном, плотном и концентрированном варианте. Гость вздохнул, потревожив кукольную неподвижность грубого тела, жгуты сети живых молний уплотнились и натянулись, вбирая рассыпанный свет, и на мгновение выбросили на концах и по бокам утолщения, — налившиеся жидким золотом бутоны и голубые почки. Оля сморгнула и картинка выцвела до обшарпанных дверец и подпирающего потолок блондина с идеально вылепленным лицом напротив.

— Ты что, вырос? — едва слышно озвучила она первую пришедшую в кружащуюся голову мысль — в её глазах координаты смещались, как отпустившая камень резинка рогатки — то ли увеличивая пространство, то ли уменьшая нелюдя. Ощущения Алисы Оле совершенно не понравились, и сознание старательно уцепилось за постоянную звука собственного охриплого голоска.

— Нет, это ты увидела распределение своей же энергии в моей структуре. Я же говорил, что фактически я намного больше, чем это тело, только ты не обращала внимания.

Марево сжалось до размеров небольшого ореола и постепенно угасло, лишь едва подсвечивая через кожу, отчего охваченная пальцами фарфоровая кружка плавилась, переводя свой орнамент на его руку. Оля зажмурилась и открыла глаза через пару минут. Нет, это оказался не обман зрения — кружка приобрела углубление под ободком наверху и два внизу — ровно там, где только что располагались пальцы нелюдя. Для верности проследив пальцем ещё теплые вмятинки, она подняла на него ошарашенные глаза.

— При каждом перестроении тело немного меняется, как и материальные предметы рядом, — словно о чем-то совершенно обычном пояснил Эд.

— О! Так мне не показалось, что там, где ты лежал, — она зачастила, хватаясь за разумные и понятные слова — ну, когда только пришел, то там, там на ковролине такой выдавленный контур остался?

— Да, — признался он, поморщившись от воспоминания. — Тело может взять любой близлежащий материальный предмет для восстановления, но эта ваша синтетика ужасная гадость.

— Ага, — скептически хмыкнула она, держась за соломинку разговора и потихоньку возвращаясь в нормальную реальность, — то есть, если бы там был деревянный пол или шелковый ковер, то я с ними тогда бы же и попрощалась?

— Вполне вероятно, — кивнул он без всякого стеснения. — Это более приятные материалы, живые.

— Вот жеж! — Возмущение помогло ей совладать с остатками сюрреалистичных ощущений. — А откуда ты тогда взял материал для тела? Что-то я не помню особых разрушений!

— Их и не должно быть. Я все-таки в теле переместился и растение большое рядом оказалось.

— То есть ковролин ты мог бы и не портить? — почти привычно наехала она на него.

— Я и так его не трогал, это как с кружкой — незапланированное изменение.

— Да, раскаяния от тебя не добиться, — съехидничала она, окончательно возвращаясь к обыденности московского вечера. И только тут вспомнила, что вообще-то вот только что страдала и плакала и принимала какие-то жизненно важные решения. Прислушалась к себе. Нет, ничего тянущего и болезненного. Никакого желания страдать. Только любовь и спокойное её осознание. И, тем не менее, в глубине души нашлись и тоска и какая-то вселенская грусть от невозможности быть рядом с любимым. Но теперь светлые, не мешающие думать или действовать и... увы, не уменьшающие желания оказаться рядом. Она потрогала щеку, сохранившую ощущение ткани Лёшкиной куртки и поднесла пальцы к глазам, словно надеясь увидеть оставшийся след. Но, конечно, ничего не обнаружила.

Вздохнув от своей глупости и пообещав себе больше не отталкивать парня, — ну вот никак не верила она, дурында такая, в его непорядочность, Оля встала с табуретки... и едва удержалась на ногах, по-прежнему ватных от слабости.

Эд подставил руку, поддержав её, и вдруг резко повернул к себе, рассматривая браслет и поводя в воздухе пальцами другой руки. Несколько напевных непонятных слов, сопровождающихся призрачными разноцветными буквами — и он затих, словно свернувшись внутрь себя, как в панцирь.

— Что? — Оля тихонько потянула на себя запястье. — Что случилось?

— Мы обменялись с тобой... — неестественно серым тоном заявил нелюдь.

— Так вроде ты этого и хотел, нет?

— Нет. Я принял от тебя подарок. Но и ты каким-то образом смогла получить кусочек структуры. Крошечный совсем, но и это... невероятно...

— Почему? Ты ведь уже отдавал мне энергию, будь она неладна! В чем проблема-то? — Что-то в поведении Эда было не так, заставляя волноваться и теребить его.

— Я тебе отдавал излишек, который не мог усвоить, — через несколько минут все же ответил он. Задумался и снова перехватил браслет, перебирая цветки пальцами как чётки. — И через посредника. А тут... ты отдала часть своей сути, того, что вы извратили, но правильно называть любовью, даром создателя...

— Но я же и... — она проглотила ком в горле и через силу закончила:

— Люблю? Нет? Просто неудачно влюбилась...

— Любовь — это суть, так что она всегда есть в тебе, если ты жива. И неудачной она быть не может. У светлых во всяком случае. А ты светлая, это несомненно. Для нас, для светлых рас вообще, обмен несет положительные изменения для обоих партнеров. Мы же не темные...

— А темные что? Не любят?

— Нет, они любят. И обмениваются своей сутью — энергией. Но по-другому. Это неважно сейчас. Я не могу понять. Мы очень, невероятно разные. Я не способен разделить с тобой твою суть... это вообще возможно только с полностью сформировавшимся партнером своей расы, для меня обмен структурами — очень, очень отдаленное будущее. И уж никак нельзя обмениваться с низшими — это просто абсолютно невероятно...

— Почему это? — растерялась Оля, понимая, что приходящие ей на память случаи из фэнтези-романчиков вряд ли имеют под собой какие-то реальные основания.

— Действительно, пишут у вас всякую чушь. Ни в одном нормальном мире такой глупости и быть не может. Ладно еще связь человека со старшими расами, но не с перворожденными же! Со светлыми просто ничего не получится, нечем вам обмениваться. А с демонами можно, но всей энергии человечка им и на кончик хвоста не хватит.

— И что тогда я у тебя взяла? Если не могла ничего? А ты у меня?

— У меня... переизбыток энергии. Я так думал. Но вот зачатки новых структур — их не должно быть... чтобы появилось столько новых свернутых пространств в моей сущности мне понадобилось бы развиваться тысячелетие, не меньше. Не понимаю... А ты ничего особенного не чувствуешь? В себе?

Оля постаралась сосредоточиться так же, как только что это делал он. Внутри что-то тянуло, там, за грудиной, откуда недавно с таким надрывом выплескивались слёзы и жалость к себе. Глаза опять запекло и их пришлось прикрыть. Вспомнив про собственное внутреннее солнышко, она сосредоточилась, стараясь воспроизвести ощущение. Клубочек нашелся, но совсем маленький, какой-то тусклый и грустный. Наверное, тоже тосковал о Лёшке. Как он, интересно, доехал? Не замерз ли без шапки? Не натворил ли чего Вадя дома, пока он её провожал?

— Ничего, да? — констатировал нелюдь.

— Нет, ничего не замечаю, — признала очевидное Оля и смутилась, заслышав согласное бурчание голодного желудка.

— Смотри внимательно, потом поешь.

Эд вытянул руку между ними и погладил воздух. Под пальцами нелюдя снова проявились зелено-голубые ветви с набухшими "почками". Продвинув руку ещё ближе к девушке, он повторил движение и вокруг неё едва видно задрожало прозрачное, как огонь газовой горелки в солнечный день, чуть тронутое голубым и желтым, марево.

Сдержав восхищённое "Ух ты!", она затаила дыхание и следила за рукой гостя, ощупывающей границу этого дрожания и вдруг ухватившего пальцами прозрачную и тонкую как леска ниточку. Чуть встряхнул её и Олю моментально пробрал неприятный озноб, а леска на секунду раздвоилась и показала пару голубоватых узелочков. Эд убрал руку, и фантастическая картинка тут же растворилась. Он продолжал молча рассматривать что-то невидимое ей и думать какую-то свою высокую думу. Оля подождала объяснений, потерла занемевший от выкрутасов нелюдя локоть, и все-таки поинтересовалась, что это все значит.

— Это значит, что твоя структура тоже способна к развитию. Вы не рождаетесь с зачатками светлых или темных структур, как старшие расы, но, видимо, способны их развить, а не только принять какую-то сторону. Но на это вам просто времени жизни не хватает...

— Ну... это же хорошо, наверное? — боязливо спросила она, продолжая разминать затекшую руку.

— Наверное, — пожал он плечами. — Но в вашем мире это уж точно не имеет смысла, слишком быстро вы теряете жизненную энергию. Даже пусть благодаря мне у тебя невероятным образом "вылупились" зачатки более сложной структуры, дальнейший обмен все равно невозможен, разве что ты сможешь усваивать то, что я тебе буду передавать...

— Зачем? Что ты мне будешь передавать? — не на шутку перепугалась этой перспективы Оля, слишком уж неприятные ощущения она испытывала при его экспериментах.

— А ведь ты, наверное, сможешь! — не слушая её, заявил он. — Никто больше не способен, а ты из-за установившейся связи... крохи, конечно...

Не сказать, чтобы ей понравился зажёгшийся в его глазах исследовательский интерес. Поэтому она поторопилась заметить, вставая и пятясь к раковине:

— Ты же уйдешь скоро? Значит, это тоже особого смысла не имеет? Вернёшься к себе и экспериментируй на здоровье! У вас же люди тоже живут...

— Не уверен, что так уж легко найти кого-то, похожего на тебя, разве что ребёнка взять и сразу в род ввести... надо подумать.

Он ещё раз провел по воздуху перед своим лицом и ласково коснулся золотых "бутончиков" на своей "сетке", невпопад прокомментировав:

— Я совершенно не могу предугадать, чем же закончится мой визит. Сперва возникли странные сложности с управлением телом, потом непонятные ответы хранителей мира, следом нападение, едва не закончившееся экстренным возвращением. А теперь вот невозможный подарок. Благодарю.

Нелюдь не двигался, но Оле определенно почудился поклон. И не безликое "спасибо" сказал, а действительно — одарил. Признательностью, смешанной со снисходительностью и удивлением, но искренней и настоящей, предназначенной именно ей. В голову внезапно пришла мысль, что в своей небольшой сознательной жизни она никогда столько не рыдала, тем более на чужом плече. Ни у родителей, ни у подруг. И что ближе Эда у неё, пожалуй, никого и нет. Разве что мог бы быть Лёша, но — не случилось...

Не задумываясь, она приложила руку к сердцу, как будто пряча в нем полученное тепло, и очередной экзистенциальный момент канул в зимнюю ночь, прерванный щелчком в очередной раз подогретого чайника.

— Вряд ли я у вас смогу их развернуть, — продолжил начатую мысль эльф, — больно скудна информация, но моя сущность теперь готова принять новые знания, создать более сложную систему. Я удивлен. Правда. Опять удивлен происходящим.

— Пффф, а эти зародыши не позволят тебе выиграть тот спор? — с надеждой вспомнила Оля про причину его появления.

— В общем-то — нет. Но они намного важнее выигрыша, так что мне уже повезло больше, чем победителю.

— Так, может, вернешься?

— Нет-нет, хочу все-таки что-то найти, да и пока есть время — поизучать... вдруг это ещё не последнее открытие?

— Ладно, как скажешь, — смирилась она и наконец-то заварила себе чаю.

...

Плотно поужинав, впервые за все прошедшее с той несчастливой вечеринки время, Оля переполнилась легкой кипучей энергией, как воздушный шарик гелием и за какие-то сорок минут доделала курсовик, с пересдачей которого смирилась всего пару часов назад. Совершенно не желая спать и успокаиваться, несмотря на двенадцатый час ночи, она залезла в заветный чемоданчик за бисером и выставила свои богатства на кухонный стол, изредка поглядывая на так и сидящего истуканом нелюдя. Закрытые глаза, умиротворенное выражение лица, легко подрагивающие ресницы да едва заметно перебирающие воздух тонкие пальцы — про себя она окрестила это его состояние "медитацией", а как уж оно на самом деле называлось, даже и спрашивать не думала. Отключившись от внешнего мира и позабыв про сидящего напротив гостя, она нарисовала рисунок плетения, и, высунув язык от усердия, иголкой разогнала в разноцветные кучки стекляшки, считая бисеринки.

— О чем ты так тяжко вздыхаешь? — отстраненно спросил эльф.

Оля подпрыгнула на табуретке, абсолютно не ожидая его вмешательства. Потаращившись на него с минуту в попытке осознать смысл вопроса, восстановила дыхание и ответила:

— Вот, видишь... у Вади день рождения завтра. Хотела сделать ему змейку-браслет в подарок, все равно не усну... Вот, тут у меня кремовый бисер для пузика, тут черный для спинки, мелкий оранжевый подойдет для пятнышек, но нужен еще желтый или золотой для глаз — вот такой, крупный и с выкрашенной черным дырочкой. А у меня только синий... А какие у змеи синие глаза? Не похоже, — вздохнула она, — а ночью бисер не купить, да и не факт, что поблизости что-то нужное найдется.

— Помочь? Тебе две нужно?

— Ага, покрупнее. А как поможешь?

Нелюдь отделил белым перламутровым ногтем две самые большие бисеринки из отвергнутой синей кучки и чуть покатал. С каждым оборотом стекляшки наливались золотом, оттеняя черную серединку.

— Золотые? — с сомнением пригляделась Оля.

— Только отражающий слой.

— Ой, здорово! А много на это магии нужно? Ты не устал?

— Нет, совсем мало. Порядка на три меньше, чем изменить цвет у живого, ну вот листьев у твоих растений, например. Мне не сложно бусинки и полностью золотыми сделать, если ты их продавать не будешь.

— Спасибо! Нет, полностью не нужно! Ты меня невероятно выручил! — Оля с энтузиазмом взялась за иголку и тут только спохватилась. — Постой, листьев? Живых? А цветов? Тоже можешь, но это еще сложнее, наверное?

— Цветов проще, — снисходительным тоном пояснил Эд, — цветы не должны улавливать свет.

— Свет? А, хлорофилл и все такое, да? То есть ты можешь сделать листики моего фикуса красными?

— Красными не стоит, ему и так у тебя света мало, лучше уж голубыми.

— Он же у окна! Разве мало?

— Ну и что? Ему более высокого по спектру голубого тут почти не достается, так что лучше синий, а не красный блокировать вместо зеленого.

— Как это блокировать? Растения же зеленые именно из-за этого, как его, хлорофилла! Это же основной их цвет!

— У вас основной. Именно его они и не усваивают, поэтому и зеленые — они зеленый отражают. Ужасно, что вы таких простых вещей не знаете...

— Не-а... не знаю, то есть может мы и учили, но я не помню. В конце концов, я же не ботаник! Странно как, я думала они его улавливают как раз, зеленый этот... а ты и правда сделаешь листья голубыми?

— Ладно... хоть это и затратно, но ты за последние два дня просто утопила меня в своей энергии...

...

Нанизав тельце будущего ужика, она прихватила работу пальцами на запястье, прикидывая размер браслета и немного пошаталась по кухне, рассматривая получающуюся фенечку.

— И как? — Вспомнила про листья Оля и заглянула в комнату.

— Да сделал, сделал, дай мне твой дар изучить как следует.

— Можно подумать, это я к тебе пристала, а не ты меня разворошил, — пробурчала себе под нос хозяйка, подойдя вплотную к дереву и пристрастно вглядываясь в листья. — Мне же интересно!

— Я? — удивился нелюдь наезду.

— Нет, ты только не подумай, я не всерьез! — испугалась она собственных глупых слов. — Я тебе очень признательна, что ты помог с бисеринками, но вот тут не вижу никакой разницы в цвете!

Для верности Оля включила ещё и настольную лампу, повернув плафон вверх, и обвинительно поскребла ногтем жесткий листочек.

— Заметно будет тогда, когда клеточки сменятся. Не буду же я все дерево заставлять обновляться для твоего убеждения. Чуть порядок в геноме сдвинул и все.

— То есть ты можешь, к примеру, сделать меня рыжей по-настоящему? — озарило её.

— Сколько уже объяснять, а? Не могу я трогать разумных! Впрочем, тебя — могу. Хочешь стать рыжей? Как твой парень?

— Он не мой... и да, хочу. Вот такой, потемнее. — Оля показала медную прядь. — Трудно всю копну прокрасить без посторонней помощи, ехать к подруге далеко и некогда, а парикмахерских я боюсь.

— Не передумаешь?

— Нет!

— Ладно, ночью, когда успокоишься, сделаю.

— Почему не сейчас?

— Ты слишком возбуждена. И занята, — он кивнул на бисерного ужа. — Лучше попозже, когда заснешь.

— Не, и ты думаешь, я после такого твоего обещания спокойно засну? — Оля скептически помотала головой.

— Так ты пока еще и не собираешься вроде? А когда устанешь, непременно заснешь, а я тебе помогу.

— Ну, вообще-то пора уже, конечно... ладно, пойду я доделывать, вроде я тебе помешала... и... да, без тебя я, наверное, и не засну... — устало вздохнув, призналась она.

— Слишком много сил потеряла.

— Наверное... не знаю... чувствую себя как выжатая тряпка...

— Поешь, поможет.

— В два часа ночи? Хотя, да, ты прав! Хочу яблоко и еще чего-нибудь, — согласилась, прислушавшись к сосущему ощущению под ложечкой, и двинулась к холодильнику. — Спасибо!

...

За пакетом с кефиром в холодильнике сиротливым напоминанием о невыполненных обещаниях её ждала аккуратненькая стопочка баночек маскарпоне. Специально так поставила, чтобы не забыть и, конечно, завтыкала за всеми этими переживаниями. Придется на завтра оставить... "Кажется, со вчерашнего дня прошел месяц, не меньше..." — покачала Оля про себя головой, налила в стакан кефир погреться и вернулась к работе. Один укус от хрусткого бочка — и ряд бисеринок под головой змейки. Еще укус — и мордочка с высунутым языком змеюки готова. И глаза слипаются.

...

— Вставай! — дернул Олю из провала сна настойчивый окрик.

— М-м-м... не-не... — закапываясь поглубже, она попыталась отмахнуться от навязчивого шума. — "Какая нежная, чудесная подушка! Кайф! И как у Эда получается быть таким громким и спокойным одновременно?" — Оля подгребла побольше мягкого счастья под щеку и прикрыла второе ухо ладошкой.

— Тебе пора! — не сдавался нелюдь где-то прямо над несчастным ухом.

"Хуже комара, честное слово! Ну сколько можно! Надоел!"

Шлеп! — носу не понравилась мокрая тряпка, а холодные ручейки, проложившие русла по щекам и сбежавшие на шею по подбородку, превратили уютное лежбище в болото.

— Ауч! Садюга! — Так и не проснувшись, соня свалилась с раскладушки, уронив её набок, но не в силах открыть глаза. Зато удачно сыгравшее роль мокрой лягушки полотенце полетело куда-то на занудный голос.

— Я тебе время экономлю на умывание, ты ведь опаздываешь. И не ругайся.

— А? Почему? — невпопад задавая вопросы, она услышала только "опаздываешь" и спешно потерла правый глаз кулаком, другой рукой все еще надеясь поймать убежавшую за шиворот воду.

— Будильник звонил час назад.

— Час? Не может быть! — Глаз все-таки приоткрылся и с трудом сфокусировался на стрелках. Еще пара минут потребовалась на осознание, что длинная указывает на цифру "11", то есть до выхода ей осталось меньше десяти минут. Если она, конечно, действительно не собирается опаздывать. Ай, а опаздывать же нельзя-нельзя, никак нельзя! Зря, что ли, ночью готовилась к сдаче?

— Блин! Чёрт! Спасибо!

С низкого старта, заплетаясь в собственных ногах, Оля рванула в ванну. Встретившись с красными глазами зазеркальной всклокоченной "китайцы", которой косметика уже все равно ничем помочь не в силах, ограничилась вытиранием остатков эльфийского умывания сухим полотенцем. С мрачным удовлетворением: "да, да, такого результата и следовало ожидать!" — вздохнула на горящие от раздражения щеки. "А не будешь реветь почём зря!" Кремом мазать сейчас бесполезно, пудру искать некогда. Так ей и надо — тонкая шкурка облезет и она снова будет пугать окружающих неестественным румянцем, как-то принятым одной из "добрых" бабулек-кошатниц за лишай. Оля на ходу поморщилась от всплывшей картинки с насильно всунутой ей этой доброхотной старушкой просроченной вонючей мазью. Забежав за валяющимся на кухонном столе курсовиком, она с минуту гипнотизировала позабытый натюрморт — большую чашку творога со сметаной и россыпью крупных сизых ягод голубики. Желудок, только что сжимавшийся от воспоминаний о гадком запахе, подпрыгнул куда-то к горлу и заявил о собственной пустоте тянущим нытьем под ложечкой. Прижав к животу рюкзак, словно пытаясь заглушить им ворчание недовольного органа, она заглянула в холодильник и схватила яблоко, тут же укусив бочок. Снисходительно наблюдавшему за её мельтешней эльфу достался прощальный кивок на бегу. Но вместе с щелчком собачки он напомнил о себе хозяйским распоряжением, догнавшим её за порогом:

— Задержись около выхода из института, я подойду. Буду следить за тобой.

— Ор-ш-шо, — зажевав половину слова, согласилась Оля себе под нос, третий раз вдавливая подпаленную кнопку лифта, не желавшую "залипать", и вдруг вспомнила, зачем он подойдет! Они же должны ехать в МЕГУ, смотреть растения! А он даже не поинтересовался, куда они отправятся... Впрочем, наверное, давно все прочитал в её голове, он же лазит туда почем зря когда ему только вздумается.

Оля честно перешерстила интернет, найдя несколько оптовых магазинов с растениями, но часть из них имели только летние площадки, а всякие Гринлайны и Амадеи торговали оптом, — непонятно, пустят их туда вообще или нет. Да и ехать далековато. Впрочем, выбранная ею в итоге Белая дача в МЕГЕ тоже не отличалась близостью. Там, хотя бы, на всякий пожарный случай, был ещё ОБИ. Вот и весь выбор.

Втиснувшись в переполненный вагон, она повисла на поручне, отсчитывая, сколько остановок от пересадки на Таганке до Кузьминок. Получалось, что доехать можно довольно быстро. Хорошо, что Эд сам придумал, как им встретиться, уж очень не хотелось возвращаться домой и потом снова тоскливо тащиться куда-то в воглых зимних сумерках. Зацепившись за тоску, непрошенными выплыли на поверхность сознания вчерашние мысли. Нет, она всё равно не верила, что Лёша обманывает или играет с ней. Вот такая она глупая. И от его искренности было одновременно и тепло и больно. Но разлучницей она не станет, никогда. Пускай парень немного остынет, может и передумает — ведь не изменил он статус "бывшей"... значит, либо он ветреный раздолбай, что никак с представлением о нём не вяжется, либо... либо сам он ещё не определился. В тяжёлой от вчерашней истерики Олиной голове проскрипела и пошла заунывно крутиться по кругу строчка какой-то древней, слышанной у бабушки, песни: "С любовью справлюсь я сама...". Она крепко зажмурила воспалённые глаза и сжала зубы, в который раз пообещав себе никак не проявлять своих чувств. Почему-то после вчерашнего эльфийского "лечения" она в своём чувстве нисколько не сомневалась. Резко заскрипели тормоза, вагон дернулся и, качнувшись напоследок, замер в тоннеле. А задумавшаяся девушка буквально упала на острые коленки сидящего парня.

— Ой! Извините... пожалуйста, — спустя долгих полторы минуты пролепетала она, отвлекшись от абстрактного рассматривания ресниц: "Всегда думала, что загнутые кончики только у кукол бывают!" и обнаружив в паре сантиметров от своего носа сонные карие глаза. Как это нередко с нею случалось, наблюдаемая картинка — пойманный оттенок, ракурс или чистота линии, — на некоторое время абсолютно остановила другие мысли, из-за чего ей даже не пришло в голову смутиться.

— Что, Дэн, теперь девушки падают на тебя в прямом смысле слова? — ехидно заметили с соседнего места.

Опомнившись, Оля вцепилась в поручень и попыталась найти место хоть для одной ноги между плотно притиснутыми людьми. Пострадавший парень пресек Олины потуги слезть с колен:

— Некуда бежать, придется расплачиваться за проезд!

— Милашка, если тебе Дэн не нравится, то можешь пересесть ко мне! И почти за бесплатно! — поддержал мысль сосед. — Я Алекс! Дашь телефончик, и вся расплата. Ну, посмотри так восхищенно и на меня, что ли!

— Но... но... пожалуйста...— покрасневшая Ольга никак не могла найти ни слов извинений, ни места для ног, чтобы выпутаться из неловкой ситуации. Куда уж тут смотреть по сторонам.

— Девушка просит, Дэн! Наверное, поцелуя, — приятель пострадавшего не унимался, — она не знает, что у тебя есть девушка. А вот у меня нет! Правда, нет!

— Поцелуя? Ты думаешь? Ну, а вдруг мне понравится! — подмигнул названный Дэном и прошёлся по живому, бередя не закрывшуюся рану:

— Девушка сегодня одна, завтра другая. Почему не эта? Лешк, я тебе её, пожалуй, не отдам.

В гулкой тишине застрявшего на перегоне поезда разговор развлекал хмурых пассажиров всего вагона. Мужики, стоящие у дверей и мешающие Оле встать, вместо того, чтобы подвинуться, ржали и, отпуская шуточки, еще больше "уплотнились". А поезд, как назло, дергался, то чуть проезжая, то снова тормозя, не только провоцируя морскую болезнь у сопревшей толпы, но и лишая девушку возможности покинуть чересчур гостеприимные коленки.

— Нет-нет! — Произнесенное Лёшкино имя подействовало катализатором. Привычная пленка отстраненности дала трещину, заставляя вывалиться из собственного мирка в эту неприятную реальность и... действовать. Изо всех пробужденных испугом сил она пихнула парня ладонью в грудь, вскакивая прямо перед ним и, конечно, попадая ему на ногу. Поезд в очередной раз притормозил, стараясь снова уронить её на прежнее место так, что невольно пришлось схватиться за плечо многострадального парня.

— Ну вот! Ногу оттоптала, коленки отсидела, плечо отдавила. Расплачивайся! — одновременно с этим требованием и так-то едва держащуюся на ногах девушку снова потянули вниз.

Только тут она очнулась от своей вечной рассеянности и посмотрела в лицо парню — узкое и смуглое, как у любимого ею Кейджа, с длинным носом и аккуратно подстриженной трехдневной щетиной. Глаза уже не сонные, а злые, смотрит так пристально-оценивающе, и рукой жестко удерживает за кисть — не вырваться.

Её спас в очередной раз тормознувший поезд, повалив на нее мужика по соседству, только что глумившегося над ситуацией. Парень не удержал двойной вес, а Оля, плюнув на вежливость и отдавив ноги ещё и мужику, пролезла перед ним к дверям. Пока ребята переругивались сзади, она уловила только одну фразу, сказанную донельзя обиженным тоном "Алекса":

— Девушка! А телефончик мне? Мы же шутили, на самом деле мы белые и пушистые! Я уж так совершенно точно!

Но тут, наконец-то, поезд добрался до Таганской и она спаслась бегством, в запале протолкавшись до самого перехода за каких-то пять минут. Перед эскалатором, конечно, поток спрессовывался в единое многоголовое тело, и Ольга вынужденно затормозила и перевела дух, насколько это возможно в кислом, потном, мехово-кожано-перьевом амбре плотной толпы.

К невеселым выводам привело её только что случившееся. Похоже, несмотря на все проблемы с внешностью, её "сексуальность" пока зашкаливает за приемлемый для неё уровень. Раньше ничего подобного с нею не случалось не то, что годами — а просто никогда... и сколько ждать окончания этого "побочного эффекта" — непонятно. Зато теперь она уверена — Лёша всё ещё находится под действием "отката" и всерьёз принимать его признания не следует. Как она и думала... Ресницы не удержали несколько непослушных капель, но она этого даже не заметила. Как же ей хотелось сейчас вернуться на месяц назад — к своей "никомуненужности" и непримечательной внешности, комплексам по поводу толстоватого носа. И... да, жизни в мирке собственных мечтаний и представлений... Увы, навалившаяся реальная жизнь, яркая до болезненности, затянула её в стремительный водоворот событий и отпускать не собиралась. Видимо, ей не выбраться, пока она не захлебнётся во вранье и не потонет в омуте неразрешимых проблем...

"Буду вести себя как ни в чем не бывало! Я всё та же, что и раньше! На самом-то деле я ни капли не изменилась!" — повторяла она про себя до самых дверей института, гоня другие мысли. Это оказалось несложно, потому что сил на новую истерику не было.

Вбежав в аудиторию одновременно со звонком, она еще от дверей увидела самую натуральную засаду — рядом с Лёшкой на парте лежал огромный букет белых роз. Штук тридцать, наверное... хорошо, что она вошла уже после преподавателя и сияющий июньским солнцем парень просто ничего не успел ей сказать, а она быстренько устроилась у двери.

Зачётное занятие на то и зачётное, чтобы слушать сдающих работы. И поболтать в тихой аудитории никак не получится. Поэтому рыжий, поменявший после собственного выступления дислокацию, правда без букета, только и успел в пересменок между отчитывающимися одногруппниками шепнуть один-единственный вопрос:

— Ты же согласна, правда?

Несмотря на утвердительный тон, Лёшка заглядывал ей в глаза таким потерянно-виноватым взглядом, что Оля, не найдясь с ответом, неопределенно мотнула головой и обрадовалась вызову преподавателя, уловившего посторонние перешептывания.

С трудом собрав разбегающиеся мысли и не только защитив написанную ночью работу, но и неожиданно получив дифзачет, она набралась наглости и отпросилась с занятия, якобы по поводу оплаты — единственной причине, магическим образом усмиряющей недовольство большинства преподавателей.

Схватив рюкзак, она мухой метнулась вовсе не в деканат, а на другой этаж. На волне испуга от возможного объяснения с Лёшей, Ольга совершила невероятное для себя — упросила первую встреченную девушку из другой группы, с трудом вспомнив, как её зовут, сдать свою работу на следующем практикуме и, мысленно умоляя Эда поторопиться, побежала вниз. И ни группки сплетников, втихаря покуривающих у окошек, ни стайка утонченных модниц вокруг новой "звезды" третьего курса, проводившей её изучающим взглядом, — ничто не остановило её внимания, сосредоточенного на одном желании — бежать.

Наверное, Оле стоило бы удивиться появлению нелюдя буквально через десяток дорожек, вытоптанных ею в свежем снегу возле крыльца, но ей было не до этого. У неё никак не получалось найти опору, правильную "линию поведения". Впервые в жизни она боялась не чего-то вовне, а самой себя, пускай раньше трусила и сбегала от проблем далеко не один раз, но самое капризное или упрямое "не хочу" не сравнится с "хочу больше всего, но нельзя". Нельзя — чтобы считать саму себя нормальным человеком... достойным уважения человеком...

...

— "Дежа вю", вот как это называется... — вспомнила Оля, глядя на фигуру у дверей вагона, словно сошедшую со страницы глянцевого журнала. Эльф ничуть не изменился, все так же светловолосая макушка задевала верхний поручень, безупречно сидящее пальто своей элегантностью и чистотой успешно переводило в разряд тряпок одежду остальных пассажиров, а гордо выпрямленная спина, в которую и пялилась девушка, делала все её попытки возродить чувство собственного достоинства тщетными.

— Всё ему нипочем. Как будто и не было всех этих энергетических казусов, — выглядит-то человек человеком. Элитным, правда, из тех, кто не ездит в метро, но — человеком же. Оригиналом, не переносящим машины.

Однако, на остановке ей пришлось изменить своё мнение — нелюдь, ничтоже сумняшеся, спокойно полез в маршрутку. Пусть и в современный мерс, но — в машину.

— Ты же не любишь... маленькие машины... — не удержалась Оля от вопроса, благо маршрутка шла полупустая.

— Похоже, ты ничего не усваиваешь. Только вчера об этом говорили. Если хочешь, я могу тебе помочь... с памятью. Всё полезнее будет, чем цвет волос менять.

— Но... ты же выглядишь как человек! Обычный! А не как вчера... — гнула свою линию Оля, не обращая внимания на его ехидные замечания.

— Выгляжу. Только выгляжу. Теперь. Никак не могу понять, зачем нам рекомендуют в пограничных мирах полностью копировать людей... я решил, что это лишнее.

— То есть сейчас ты не боишься ездить в машине?

— Сейчас я не заперт в человеческом облике. Это только маска и, если я ее потеряю, ничего страшного не случится. Мне так спокойнее.

— А я просто не вижу разницы?

— Ты вообще не видишь дальше своего носа. Как имя, которое ты мне придумала, всего пара букв от настоящего, так и эта внешность — всё, что ты способна увидеть.

Оля нахохлилась, но что тут возразишь — и правда ведь полное его имя запомнить невозможно... Она уставилась в окно, за которым несся бешенный поток грузовиков и фур. Грязная снежная каша летела из-под шин, иногда окатывая маленькие "Окишки" и "Деушки" с головой, а их водитель будто и не замечал попадающие на лобовик плюхи, азартно обгоняя великанов. Внутри вяло шевельнулся страх, но безмятежное лицо эльфа и вымученное, истощенное безразличие к собственной судьбе, сделали своё дело — подарили недолгое, зато абсолютное спокойствие.

— Жизнь надо любить, — бросил ей Эд, выйдя из маршрутки и, не оборачиваясь, зашагал к входу торгового центра. Мелкая снежная крупка, тут же набросившаяся на едва отошедшие от вчерашней атаки щеки Ольги, до него даже не долетала, собираясь вокруг головы и плеч плотным нимбом.

— Нет-нет, я ничего такого... — автоматически поспешила оправдаться девушка, догоняя спутника и отметая про себя контрабандную мысль о том, что разбейся она сейчас, и никто по большому счету и не расстроится, кроме родителей...

"Родители! О господи! Пятница, надо позвонить, что всё в порядке и что я не приеду в выходные... а может плюнуть на Люсю и Макса? Сами разберутся. А родители же волнуются... но... нет... обещания надо выполнять... тогда заеду к ним вечером в субботу..." Обхлопав карманы и перетряся сумку, ей пришлось констатировать отсутствие телефона: "Растяпа! Потеряла или забыла! Надо быстрее возвращаться домой..."

...

Приставшее с утра невезенье продолжалось — магазин с растениями в этой незнакомой МЕГЕ так и не нашёлся, пришлось тащиться в ОБИ. Правда, Эд не расстроился, поплутал с полчаса вокруг живых растений, а потом закопался в корешки, луковицы и пакетики с семенами.

Пресытившись зрелищем фыркающего нелюдя, перебирающего пакетики и гадая, когда ему надоест это занятие, Оля ушла бродить по залу и от нечего делать перекладывала из корзинки в корзинку скелетированные листочки. Настроение осваивало какие-то ранее и не представимые глубины, — забытый телефон в очередной раз наглядно доказал её бесполезность. Для видимости выбрала с пяток листочков и, выпрямляясь, задела головой декоративную подвеску с Водолеем. Пока глаза машинально обегали строй зодиакальных керамических кошмариков, она вдруг задалась вопросом — а кто по знаку Лёша? Вот Вадька получается Стрелец, а когда родился Лёша она и не знает... а ещё влюбилась... глупая, никому не нужная бестолковка...

Мысли назойливо возвращались к парню. Он сегодня так смотрел — грустно, но ласково, как её внутреннее солнышко. Даже лучше... и букет этот... вдруг она что-то неправильно поняла? Сердечко беззащитно трепыхнулось, прячась от настойчивой надежды. Она потерла виски ледяными пальцами и совесть горькой оскоминой в который раз шепнула памятное: "разлучница". Нет, нельзя... нельзя же! В конце концов, перестанет она когда-нибудь думать о Лёше? У нее своя жизнь есть! Задумавшись, она совсем выпустила из вида окружающий мир, который не преминул напомнить о себе совершенно бесцеремонным образом. Честно сказать, первые фразы чужака она пропустила — просто не отнесла на свой счёт, отстранилась, вновь задев глиняные фигурки, отозвавшиеся тусклым звоном битых черепков. Оля испугалась и вцепилась в ближайшую, проверяя, не разбила ли. Но незнакомец обращался к ней, и к настойчивому голосу присоединился капкан мозолистых пальцев, в которые угодил её локоть, неумолимо приближая к чему-то неприятному. Не сумев сразу сориентироваться, Оля поморщилась, — ощущение тепла пропало, нависший пасмурной тучей незнакомец заставил её зябко передернуть плечами.

— Чего вы хотите? Я вам не мешаю, я отодвинулась...

Чтобы заглянуть ему в лицо пришлось запрокинуть голову. Нет, она никогда его не видела, — таких огромных и угрожающих людей среди её знакомых нет. Рядом с ним даже стоять было неприятно, просыпалось атавистическое желание убежать и спрятаться, совершенно отбивающее все остальные мысли.

— Помоги мне.

— Я? Чем? — опешила Оля, в очередной раз безуспешно пытаясь выдернуть руку из жесткой хватки. — Рассыпали что-то? Собрать? Отпустите! Мне больно!

Браслет на другой руке нагрелся и она прижала её к груди, словно защищаясь. Пальцы незнакомца на Олином локте сжались сильнее, а губы побелели. Не отрывая взгляда от застывшего маской лица чужака, девушка почувствовала, как в другом конце зала оборачивается Эд.

— Отпущу. Попозже. Собрать, да. Ты целительница?

— Я? — растерялась девушка. — Нет-нет! Вы ошиблись! Я не врач! Нет-нет!

— На кой мне врач! Ты светлая. Значит, целительница. Если обучена, да? Нет? Или..., — он опустил глаза, разглядывая браслет и слегка ослабил давление пальцев, но загородил другой рукой проход, запирая её в угол, — ты просто домашняя зверушка какого-то светлого?

"Натуральный йети" — промелькнуло на периферии сознания одновременно с неконтролируемым порывом поднырнуть под руку и оказаться как можно дальше от густо заросшего жестким волосом лица незнакомца, буравящего её лихорадочным взглядом.

— Ты что-то умеешь? Или нет? И где тогда твой хозяин? — проворчал он, контролируя каждое её движение.

— У меня нет хозяина! Что вы себе позволяете? — Увидев подходящего к ним эльфа Оля немного успокоилась.

— Кто твой хозяин? Он хороший целитель?

— Нет у меня никакого хозяина! — Резко дернув руку из пальцев мужчины, она сморщилась от боли и начала растирать онемевшую кисть.

— Так ты что-то умеешь или нет?

— Нет, не умею!

Эльф неторопливо шел, рассматривая их замершую скульптурную композицию. "Значит, ничего страшного не происходит" — поняла Оля, осмелев.

— И что же тёмному от меня понадобилось? — вопросил Эд, оглядывая приставалу сверху вниз. "Как это ему удалось? — восхитилась про себя девушка, — мужик же такой огромный!"

— Ты кто? — мужчина от удивления отступил на шаг и "приобнял" свою добычу за плечо. — Ты какой-то неправильный светлый! Это твоя зверушка?

— Что ты тут делаешь? — не отвечая на вопрос, перебил его эльф.

— Прошу помощи.

— Странный способ. Тебе должно быть больно!

Вслушиваясь в непонятный разговор, Оля удивленно обернулась на агрессора: "Больно?". Это же ей больно, а не ему! Но Эд выглядел уверенным в своих словах и громила подтвердил странное заявление:

— Я всё равно умираю. Да и не сделаю я девчонке ничего плохого, если поможешь.

— И чем же? — поморщился. — Вряд ли я что-то смогу для тебя сделать. Что тебе нужно?

— У меня просьба. — На только что надменном лице проступил тенью страх загнанного в угол зверя, испугавший искоса подглядывающую за ним девушку даже больше, чем весь предыдущий разговор. — Давайте выйдем и поговорим.

— Ты не отстанешь, — кивнул сам себе эльф. — Поговорим, хотя никакого желания помогать тебе я не испытываю.

— Желание, — хмыкнул сквозь зубы тёмный, — с желанием вы помогаете только своим, а нам исключительно за деньги. Но мне не приходится выбирать. Так что, да, не отстану, вас же так трудно поймать.

Они молча добрались до касс и расплатились за Олины листики и полкорзинки пакетиков с семенами, неожиданно стоивших сущие копейки. Эльф и его гид устроились на скамейке рядом с кафешкой, а названный тёмным проситель остался стоять перед ними.

— Итак, у тебя нарушена связь, — без всякого вопросительного выражения констатировал Эд.

— Да, ты... вы же видите? — подался вперед "йети", заставив Олю спрятаться за надёжную эльфийскую спину.

— Я-то вижу. И двоих детей, кроме того. А вот девочку мою пугать больше не надо. И помочь я ничем не могу.

— Цену набиваешь? Видишь же, что умираю, а торгуешься! Светлый, тоже мне, — выплюнул тёмный вместе с ненавидящим взглядом, обдавшим слежавшейся, заледенелой болью.

— Не торгуюсь. Не стоит нарываться, нет повода. Я не смогу помочь.

— Как? Это же не в ваших правилах? Если просят о жизни... — несмотря на живущие в глазах страх и безнадежность, с ехидцей поинтересовался оборотень.

— Почему же? Вполне в правилах. Можно отказать, если для мира твоя смерть полезнее жизни, — холодно ответил эльф.

Мужик побледнел, но смотрел твердо, ожидая ответа.

— Я вообще не имею права вмешиваться в разумных.

— Отмазка. В ней же есть ваша часть... значит вмешивались, — он кивнул на Олю и добавил — Но кто вы? Я не понимаю, не могу определить...

— Она светлая и у нас договор. Я перворожденный, — снизошёл до пояснений нелюдь.

— Договор? — разочарованно протянул он. — Про таких, как ты, я только слышал. Понимаю, что договор ты нарушать не будешь... метка не даст...

— Зачем тогда тянешь время? Боишься? Зверь же мучается. К своим бы обратился, демоны тут точно встречаются.

— Встречаются. И чем откупиться есть. Но своего хозяина у меня нет, а другие демоны при переходе тоже получают ограничивающую метку. Они, — при этих словах мужик саркастически скривился, — как и ты, у нас только и могут, что по мозгам ездить. Почти ничего им арховская метка не позволяет, так, иллюзии да внушение. Значит, мне по любому надо искать светлого целителя. Зачем спрашиваешь, если и так знаешь? Светлых мало... а такой силы и вовсе она первая, кого вижу. Даже дотронуться больно...

И тут же переключился:

— Она же способна помочь? — уточнил, препарируя девушку рентгеновским взглядом.

— Нет, она не обучена целительным практикам.

Мужик не дослушал. Одно смазанное движение — и он подкатился под ноги девушке и сдёрнул её на себя.

— Научишь. Вам придется мне помочь. Иначе вашей зверюшке будет ай-ай как больно.

Ольга дёрнулась, но он спеленал её крепко, удерживая вывернутые в плечах руки за запястья. Впрочем, если не двигаться, то и не больно.

— Самому-то как?

— Пока она не вырывается — терпимо.

Оля недоуменно покосилась на него одним глазом. На лице тёмного резкими складками обозначились морщины, снова создавая маску. Как теперь стало понятно — маску боли. Неужели ему правда до неё дотрагиваться больно? Почему?

— Хорошо, отпусти её, я тебя посмотрю. Не хочется, чтобы ты помер прямо здесь и напугал её ещё больше.

— Прямо здесь? Я, конечно, не в лучшей форме, но не настолько, чтобы боль не перетерпеть. Не пугай, пуганые мы.

— А я не пугаю. Ты её защиту недооцениваешь. Посмотри сам.

Громила застыл на минутку и резко отпустил запястья Ольги, словно отдернулся от горячей сковородки.

— Мать твою... а ещё светлые, типа гуманные...

— Надо же беззащитным девушкам как-то противостоять таким, как ты. Отойди по-хорошему.

— Как скажете, — шагнув к простенку между магазинами, он грузно осел прямо на пол, не обращая внимания ни на взгляды окружающих, ни на сомнительную чистоту плиток. В ближайшей витрине олень, выложенный из светодиодных гирлянд, вез в санках огромный плоский телевизор, крутивший нарезку из каких-то реклам, клипов и фильмов. Отблески "голубого" экрана клоунскими пятнами раскрашивали лицо неожиданного пациента так, что разобрать его выражение не получалось.

Эльф пожал плечами, заметил приготовившуюся поскандалить на тему "опять бомжи" тётку и прикрыл глаза. Секунда, и сплетенное тонкими пальцами колечко из знакомых серебристых всполохов летит дымным облачком к мужчине. Тот вздрагивает и обмякает неопрятной горой бурой одежды. Контуры бессознательного тела плывут и неясно не только выражение лица, а вообще — человеческий ли образ прячет бесформенная куртка. Щелчок пальцами — и тёмного от прохожих закрывает марево, сливающееся со стеной. Эд вздохнул вслед тётке, потерявшей "объект", и движением пальца "высверлил" в мареве окошко, давая им возможность видеть налётчика.

— Что ты сделал? Ты его лечишь? А отчего?

— Нет, не лечу. Поставил границу. Он расслаблен и не может встать.

— Ты не можешь ему помочь? — выглядывая из-за нелюдя и продолжая опасливо цепляться за его рукав, переспросила Оля. — Он выглядит опасным, но и... несчастным каким-то... а почему ему больно до меня дотрагиваться? Это браслет, да?

— Не только выглядит, а так и есть. Но тебе не опасен, потому что ты под защитой браслета, да. А помочь не могу, и ты должна была давно выучить это!

— Да, да, ты не можешь вмешиваться в разумных. Поэтому он подошел ко мне, а не к тебе?

— И поэтому. Думал, ты целительница. Но ко мне он никогда бы не подошел, слышала же, он не понимает даже, кто я.

— Что за связь? Зверь на него напал?

— Напал? Нет. Это оборотень, медведь, причем рожденный. Может, если присмотришься, увидишь в глубине двойные жизненные центры. Поэтому они сильнее и выносливее обычных людей, — пояснил он.

Она вгляделась в мужчину между вспышками экрана. С трудом разобрала только внешность, куда там до каких-то внутренних структур. Крупный и кряжистый, с широкими ладонями, жесткими каштановыми волосами, короткой шеей. С тяжелых надбровных дуг нависают над глубоко посаженными глазами мохнатые гусеницы бровей. Короткий широкий нос с резко вырезанными крупными ноздрями, линия рта жесткая, прямая, носогубная складка тяжелая, с параллельными морщинами, уходящими под старомодные рыжие бакенбарды на мясистых щеках. Ни капли изящества, но мощный. Ничего похожего на так нравившегося её маме Абдулова в "Обыкновенном чуде".

— Что же с ним случилось? У него сил нет?

— Сила есть до тех пор, пока они способны её черпать у второй ипостаси. А он перерасходовался и связь почти порвалась. Теперь зверь расходует его силы сам, бесконтрольно, и ему своей не даёт.

— И от этого он умрёт?

— Да. Давай перейдем в кафе, мы его и оттуда прекрасно будем видеть. Закажи-ка нам что-нибудь вкусное, фруктовое. И пару чашек кофе.

— Сразу два кофе? А ты мне расскажешь? Или ты так от рассказа увиливаешь?

— Две чашки. С корицей и с шоколадом. Расскажу.

Вслед за официанткой, выставившей на стол чашечки, Оля притащила вазочки с фруктовым салатом и блюдечко с клубничным чизкейком, и выжидательно уставилась на Эда, опершись на кулачки подбородком.

— Можешь полюбоваться на результаты взаимодействия тёмных, которое они по какому-то недоразумению называют любовью. Страсть, соперничество — да, но никак не любовь. У вас есть даже правильное название для этого чувства — амок.

— То есть как? Страсть, но не любовь?

— Это можно сравнить со сражением. Он проиграл и поплатился. Потерял всё, что мог, вплоть до жизненной энергии. Обычный человек в такой ситуации давно бы умер, а он держится.

— Как же так... ты же говорил вчера — любовь это дар...

— Для светлых — дар. А у тёмных главное — энергия. И их любовь — затмение, страсть, беспощадное влечение, через силу, через не могу и не хочу, без разума и без тепла. И такой же результат борьбы — выигрыш кого-то одного. Того, кто забирает силу. Они жадные и тащат все, что сумели хапнуть. Демон может забрать вообще всё, выпить до дна, если ему подарить. Относительно равный партнёр тоже забирает больше, чем может унести. Но всё удержать не способен, и проигравший собирает рассеявшиеся крохи, пытаясь выжить и вырастить детей.

— Ты хочешь сказать, что это его состояние — последствие... развода?

— Наверное, в ваших понятиях можно сказать и так. Его "любовь" забрала столько его жизненной силы, сколько смогла, она выиграла. И ушла, когда он ей больше ничего дать не мог. У него энергии изначально очень много было. Но истратилось больше необходимого для жизни, вот и нарушилась связь с его зверем. Если не поправить, то он или умрёт как человек, останется зверем навсегда, или перетянет весь резерв на себя и его зверь умрет. Но и он умрёт вслед за ним.

— А причём тут дети? Почему они не с матерью? — В голове не укладывалось, как мать может оставить детей с умирающим по её же вине мужем.

— Чем ты слушаешь? Проигравший собирает ошметки. И он же воспитывает детей.

— Но как он их воспитает, если умрет?

— Никак. Должны выжить сами.

— Маленькие? Не понимаю... а как же материнские чувства? Неужели всё и всегда упирается в энергию? Ты про это говоришь постоянно...

— Конечно. Для тёмных только так. Выгода и рациональность, не иначе. Чувства они могут имитировать, когда это выгодно.

— И в чем разница? Если для вас тоже рациональность главное?

— Сама не понимаешь разве? — развернулся к ней нелюдь, прямо с тяжелым креслом, едва не сбив официантку.

— Нет... чувствую, что это не может быть одно и тоже, но не понимаю...

— Хорошо... тогда так, — он положил перед нею салфетку. — Вот есть некий предмет. Можно затратить немного усилий и превратить его в более сложный предмет, более утонченный и дающий больше энергии, например, эмоциональной.

Он кивнул на соседний столик, за которым девочка лет десяти увлеченно вырезала из салфеток снежинки.

— А можно просто уничтожить, получив каплю гораздо менее ценной энергии, зато здесь и сейчас, — промокнув каплю кофе на блюдечке, он скомкал салфетку и, бросив в пепельницу, щелчком пальцев превратил в пепел.

— Поняла, новая версия синицы в руках и журавля в небе.

— Хм, тогда для нас журавль в небе — вопрос затрат и времени, а для темных действительно почти недосягаем. Они крайне редко что-то создают, как и мы почти никогда не разрушаем. Но, подумай, и найдешь еще одно глобальное отличие от аналогии с журавлём и синицей.

— Нет, не вижу. — Она пожала плечами, наблюдая за девочкой и с улыбкой вспоминая себя за тем же занятием. — Ты же говорил, что и мы и вы всегда эгоисты и исходим из соображений выгоды?

— Да, но есть и отличие. И синица, и журавль — обе мечты для кого-то одного. Сделав эту снежинку, — эльф тоже смотрел на девочку и улыбающуюся официантку, подоткнувшую пару снежинок под вазочки на столах, — девочка порадовала и тебя и эту уставшую женщину. Так как? Есть идеи разницы между светлыми и тёмными?

— Она порадовала не только себя?

— Очевидно, правда? Тёмные всегда действуют с выгодой для себя, накапливая энергию в себе как в закрытой системе. У демонов брак — вопрос силы. Тот, кто сильнее — после слияния забирает от партнера максимум, — всё, что может удержать. А, как правило, тащит больше, сколько смог ухватить. Вот это "больше", хапнутое от жадности, рано или поздно отваливается и образует начальную энергию ядер новых существ, их детей. И структурой с ними вынужден делиться побежденный, всё равно у него они пустые. Да и жизнь ему по сути приходится начинать практически с нуля.

— То есть что, дети у вас что... что-то внешнее? Не рождаются?

— Ох, ты опять ничего не помнишь! Мы больше, чем тело! И дети — часть хоть светлых, хоть темных. Только принцип выделения энергии и структуры на детей разный. И все.

— О! Прости. — Оля помотала головой. — Ничего не поняла, да. Это всё слишком сложно для меня. Может, не стоит и пытаться объяснить? Впрочем... что получается, что структура — это тело? То есть то, что у вас вместо тела?

— Ну... как бы да, сетка, удерживающая энергию, первичное яйцо.

— То есть у демонов проигрывают всегда женщины?

— Звёзды! Ты неисправима! Кто когда говорил тебе о женщинах? Нет у перворожденных пола! Какое хотим тело, такое себе и создаём! Можно вообще без половых признаков!

— Ага, а мужчиной ты себя видишь исключительно из врожденного перфекционизма? — с вялой улыбкой пошутила слушательница.

— Хм. Нет... — он словно споткнулся перед следующими словами, — наверное, здесь и сейчас эта... социальная роль мне ближе... В общем, если считать женщиной того партнера, кто создает первичную структуру яйца для ребенка, то у демонов им становится проигравший.

— А у вас? Ну, прости, любопытно просто очень! — попыталась подлизаться Оля, — почему-то вспомнив браслет на его руке, названный "супружеским".

— У нас... мы выбираем партнером наиболее отличающегося по структуре. Того, чьей структурой восхищаемся. Так, чтобы оба получили после слияния максимум новых зачатков. Это очень... очень притягательно — найти кого-то, собравшего информацию в совсем другую вселенную. Но и очень сложно. Поэтому всегда образуется избыток структур, общих для обоих партнеров, вот из них и формируются новые перворожденные.

— Мрак. Я этого никогда не пойму. Не стоит и пытаться...

Допив сок и размазав соус от салата в забавную рожицу, Оля заметила, что их пациент проснулся и внимательно смотрит на них. От этого пронизывающего взгляда девушка ознобливо передернулась и вспомнила, как эльф угрожал тёмному.

— А что ты ему сказал про выгоду для мира? — спросила она шепотом, чтобы не услышал оборотень.

— Или выгода отдельного существа или выгода для мира в целом. Первое может противоречить второму, в этом случае мы не помогаем. Короче, зависит от уровня развития. Человек, даже самый светлый, скорее всего выберет собственную выгоду, да вы и избавлены от этого выбора, вы же не видите мира в целом. Мы же... в общем, это другая история. Тебе будет сложно.

— И все же? — Оле стало стыдно, что она отмахнулась от его объяснений. Обычно ей было очень любопытно слушать... а сейчас что-то нашло — одни обрывки в голове.

— Не жалуйся на голову, вчерашнее ещё не успокоилось, вот тебя и качает. Ладно, попробую пояснить. Лично мне пока не подвластно многое изменить, поэтому в одиночку я тоже выберу выгоду для себя. Если есть возможность — я позову других, и мы вместе справимся. Светлые перворожденные не меняют мир сами, мы как... катализатор или ядро кристаллизации — даём направление и толчок упорядоченности. Те же из нас, кто живет давно, способны в одиночку сделать удобной для жизни целую планету. Но их уже мелочи не интересуют, они заняты проблемами Вселенной. И кто-то из древних постоянно уходит — каждый раз, когда рождается звезда...

— Прости, я не хотела тебя расстроить... не грусти? — она искательно заглянула ему в глаза.

— Это наше предназначение, так что все в порядке. — Он хлопнул ладонями по папочке с меню, закрывая разговор. — Это мечта, и мне до неё ещё очень и очень далеко.

То ли Оле послышалось, то ли и правда он сожалел об этом, но она не стала больше ничего выяснять.

— Так что мы можем для него сделать?

— Ничего.

— Ты же пообещал посмотреть...

— Я смотрю и вижу, что помочь нельзя.

— То есть он умрет?

— И совсем скоро.

— А детей... мать не заберет? То есть... дети окажутся сиротами, на улице?

Оборотень медленно, с заметным усилием, кивнул. Значит, всё слышит...

— И что, никто не способен помочь?

— Теоретически можно восстановить связь.

— Ты знаешь как, но не можешь?

— Представляю как, но не могу.

— А кто может?

— Кто-то из светлых целителей. Кто-то, умеющий с радостью отдавать другим себя, свою энергию, свою жизнь. Такие есть и среди людей, но... такого человека надо не только найти, а ещё чтобы он захотел добровольно поделиться с ним своей сутью и запасом жизненных сил.

— И он решил, что я такая целительница? Почему? Я же обычная...

— У тебя аура усилена браслетом. Как будто ты не человек, а кто-то из старших рас, — он окинул её взглядом, — потомок друидов, например. Эти светлые все способны к целительству.

— Жалко, что я не потомок друидов... а такого потомка он смог бы поймать безболезненно?

— Нет, конечно. Тёмному, чтобы прикоснуться к высокоорганизованному существу порядка надо обладать большой энергией, чтобы не потерять её всю.

— Вот знаешь, сколько ты уже твердишь об этом всем, а я так ничего и не поняла. Наверное, у меня сегодня голова не варит. Бестолку объяснять в сотый раз, — вздохнула Оля. — И что он теперь собирается делать? Мне от его взгляда не по себе как-то...

— Всё ещё надеется обмануть.

— Обмануть? — растерялась Оля. — Зачем обманывать?

— Столько энергии, сколько ему нужно, ты без ущерба себе отдать не можешь. Он это знает. Но надеется уговорить тебя и вытянуть. А для этого ему нужно добровольное согласие. Но не переживай, ему недолго осталось, — отвернувшись от оборотня, без единой эмоции проговорил эльф.

"А дети будут сиротами", — эта мысль всё крутилась и крутилась у неё в голове. Оля уткнулась в пустую тарелку, не улыбаясь нарисованной рожице.

Под гулким потолком стихли раскаты очередной рекламы и в последовавшей тишине чётко прозвучали слова песни, долетевшие от стойки кафе: "Как будто жизнь, качнувшись вправо... качнется влево..."

"Не качнется. Жизнь изменилась и ничего уже не будет по-прежнему", — так же ясно осознала она, поднимая глаза на неудавшегося пациента.

Оборотень же продолжал смотреть. И смотреть странно. Теперь без всякого укора и совсем не жалобно. Этих жалобных взглядов Оля боялась как огня. Стоило ей поймать подобный взгляд какой-нибудь нищенки, как ей тут же становилось стыдно — за то, что не подала, прошла мимо, да просто за то, что молодая и здоровая. Нет, этот здоровущий и пасмурный мужик смотрел упёрто: "Да, я снова сделал бы всё точно также!" и в то же время со звериной безысходной безнадежностью проигравшего, вынужденного оставить свои дом и землю на поругание наглым захватчикам. И ни капельки, ни грамма обвинения именно её в этом взгляде не было.

Безотрывно глядя в темные провалы зрачков, она встала и сделала маленький шаг. Прижала стиснутые кулачки к груди и сделала ещё один шажок. И ещё один.

— Что ты делаешь? — словно сквозь вату долетел до нее удивленный вопрос.

— Ты говоришь, у него забрали энергию его сути и этим испортили структуру, так? — переступив ещё немного ближе к оборотню, переспросила Оля.

— Не совсем. Нарушили связь животного и человека. Чтобы доминировала какая-то ипостась, она должна быть значительно более сильной. А человек сейчас слишком слаб.

— Так ему нужна энергия?

— Не только. Что ты задумала?

— Ничего особенного. — Она присела около поверженного гиганта и положила ладошку ему на глаза. Вдохнула-выдохнула, перевела взгляд на эльфа и, уже не сомневаясь в ответе, спросила:

— Если я с ним поделюсь также, как вчера с тобой, ему хватит?

— Зачем? Он же на тебя напал! Он пытался обмануть! Он тёмный, в конце концов!

— Значит, хватит, да? Тогда не мешай. Моё дело, кому дарить. Пусть хоть кому-то будет лучше.

...

Всё было не так. Неправильно. Оля новорожденным котёнком бездумно хлопала глазами, ничего не различая: белые, темно-коричневые и зеленые полосы никак не желали складываться в общую картину. И ни одной самой глупой мысли не пробегало в голове, хотя раньше ей казалось, что их толпы поселились там навечно.

— Больно, — прошептали губы сами по себе, и из открывшихся из-за движения трещинок в рот закапало что-то едкое и солёное.

— Ты не могла бы поосторожнее с собой обращаться? Хотя бы пока я тут? — недовольно заметило приблизившееся голубое пятно.

— Что? — Она сморгнула, и взгляд наконец-то сфокусировался на склонившемся над нею лицом.

— То. Думать надо, кому и как отдаешь! Спросить не могла? Если уж задумала глупость, — эльф ворчал, но Оля улавливала в его голосе беспокойные интонации.

— А ты пока подумай, что ты ей можешь предложить, чтобы оправдать такие затраты, — услышала она сказанное в сторону.

— Чем ты думала? Чего собиралась добиться? — намного тише продолжил отчитывать её Эд.

— Не знаю... наверное... мне хотелось — как ты... как девочка эта... помочь? Сделать мир чуть-чуть лучше?

— Переделать тёмного невозможно. А мир ваш пограничный — сколько ему не отдавай, если не способна повысить сложность структуры, то только потеряешь.

— Но я же и так теряю...

— Совсем потеряешь. Всё, что у тебя есть. Себя пожертвуешь. И всё на этом для тебя закончится.

— А как же ты? Ты ведь меняешь... ну по мелочи.

— Именно что по мелочи. И я связан с миром напрямую, я могу и восстановиться. А ты — нет. Ты — открытая система и пополняешься несоизмеримо медленнее.

И снова он отвлекся в сторону:

— Запиши телефон. Твою спасительницу зовут Ольга. Когда поуспокоишься, придешь к ней в гости, обговоришь цену.

— Зачем в гости? Какая цена? За что? — испуганно пискнула спасительница, пытаясь не тревожить открывшиеся ранки.

— Так нужно. Цена твоей героической глупости. За лечение.

— Мне? Мне ничего не надо! — Ей совсем не хотелось видеть этого жутковатого оборотня снова.

А эльф совсем другим, холодным тоном продолжил для пациента:

— Придешь и подтвердишь клятвой при мне. Для надежности, чтобы точно определить границы долга.

— А ты что ж, её бросить собираешься? — хриплым, но куда более звонким, чем раньше, голосом, отозвался оборотень, не изменяя своему ехидному тону.

— Даже если я уйду, моя защита на ней останется, не мечтай.

— Так я сейчас могу уйти? Я достаточно созерцал забытый у нас типажик светлого перворожденного. Кстати, как вам, ваша светлость, наше видение эльфов? И архов? — пренебрежительно добавил оборотень, кивнув на теряющего перья Траволту с собакой на руках, — фрагмент фильма, кем-то вставленного в рождественскую "нарезку" на рекламируемом телевизоре.

— Купи нам кофе, сок и пару творожных кексов. Ей восстановиться нужно хоть немного.

— Может шашлычка сразу? С кр-р-ро-вью?

— Тёмные шуточки?

— Онемел як та могила. Идите, садитесь. Моментом усё будет, шеф.

Обнимая стакан яблочного сока, но не в силах сделать глоток, Оля сформулировала беспокоящий её вопрос:

— А он не опасен? Может ну её, эту его благодарность?

— Закон обязывает его тебя отблагодарить. Если он этого не сделает — потеряет всё, что приобрёл с твоей помощью. И все твои усилия окажутся бесполезными — дар рассеется.

— Как рассеется? Совсем? И он всё равно умрёт? — вымученно возмутилась Оля.

— Представь себе, да. Так уж миры устроены, все должно быть восполнено.

— А как же ты? Я же тебе дарила?

— Во-первых, — начал наставительно вещать эльф с таким пафосом, что только кафедры ему и не хватало, — мы связаны договором и браслетом. Во-вторых — ты сделала подарок от всего сердца, без условий и без просьб с моей стороны. В-третьих — для меня он не имел жизненного значения.

— Ладно, ладно, не надо больше! Верю тебе на слово!

— Вот и правильно. Люди такие смешные, все считают.

— Смешные? Это же ты все время считаешь!

— Пытаюсь вас понять, развлекаюсь. Но серьезно относиться к этому — извини, чересчур!

— Ага, ага, так я и поверила! Так что делать с ценой? Пока он не заплатит — не сможет выздороветь?

— Именно.

— Тьфу. Вот жеж! А откуда он узнает цену? — и тут же сама себя перебила, аккуратно ощупывая губы, — а почему у меня губы онемели как от заморозки?

— Цену узнает, оттуда, что живет тут. И получше меня может оценить оказанную услугу. Так что подобная формулировка не даст обмануть — он заплатит столько, сколько по его собственному мнению стоит твоё самопожертвование. А губы онемели, потому что я снял боль вместе с ощущениями.

— О, обезболил, да? Повезло мне... И все же... это неправильно, с ценой. У него же дети...

— Можешь дать ему рассрочку.

— Слушай, а может у нас в мире никто за этим не следит? И он ничего не потеряет?

— Не желаешь слышать? Это общий закон взаимодействия светлых и тёмных, за его соблюдением следят хранители. Так что не выйдет у него уклониться.

— А мне... мне не опасно с ним общаться? — Оля испытывала странное состояние гелиевой лёгкости и цеплялась за разговор, как за что-то реальное, что не даёт ей упорхнуть в небо, как она подозревала — скатиться снова в обморок.

— После клятвы он скорее сам умрет, чем что-нибудь тебе сделает. Даже потенциально — словами или поведением. Это очень тяжелая для тёмного обязанность, так что не злоупотребляй.

— Злоупотреблять? Я? Да и не собиралась... а тебе он не опасен? Ну как Эва?

— Невероятно, ты вообще ничего не усваиваешь, что ли?!? Эти основы я тебе сорок два раза объяснял!

— Ты что, правда считаешь?

— Звёзды! У вас настолько нет ничего интересного, что я такой глупостью страдаю — пытаюсь чему-то научить человека. Человека! Смешно!

— Не, ты правда, считал? — с улыбкой потянула она его за рукав и заглянула в лицо.

— Пытаюсь подражать поведению исследуемой расы, — ворчливо ответил он.

— Ладно, ладно, — закрыв ладошкой рот, Оля все-таки фыркнула и расхохоталась, забыв про свои опасения и присосавшись к соку. — Так ты его не боишься, когда... ты человек только с виду, правильно я поняла?

— Ещё чего не хватало — бояться тварное существо! Ни одна раса созданных не может навредить нам, ни при каких условиях.

— Аха... ну да...

— Ладно. Может причинить вред... разный... но не уничтожить.

В Олиной голове что-то зазвенело. Она осторожно отставила стакан и уши заложила тишина, в глазах закружились чёрные хлопья, и девушка снова провалилась в небытие.

...

Очнулась она у себя дома на диване. Ноги нещадно изжарились в сапогах, благо что угги легкие и мягкие, а сама она исходила потом под накинутым сверху пуховиком.

— Эй! Эд! Ты дома? — сиплым со сна голосом позвала Оля.

— Да чувствую я, что ты очнулась — с недовольной миной на лице отозвался воздвигшийся на пороге кухни эльф. — Сейчас попьешь горячего и сладкого, и всё снова будет в порядке. Я тебя немного подправил.

— Спасибо... — рассеянно поблагодарила она, — а как мы оказались дома? Я ничего не помню... неужели ты меня на руках довёз?

— На руках, как же ещё. Только не довёз, а переместился.

— Телепортировался, что ли?

— Можно и так назвать.

— Вот блин... проспала первую в своей жизни телепортацию... жалко-то как...

— Кто о чём... если бы пришлось тебя перемещать в сознании, мне было бы намного сложнее это сделать.

Тут взгляд хозяйки упал на побитую жизнью, временными жильцами и тремя ремонтами телефонную трубку на стене. Вспомнив, что надо срочно позвонить родителям, Оля резко вскочила на ноги, протягивая руку к телефону, и тут же комната совершила цирковой кульбит, перевернувшись, а она снова оказалась на попе, но на гораздо более жёстком полу.

— Я сказал, надо воды сперва выпить!

— Да-да! Сейчас! Я только позвоню, и все! Это быстро! Пока не забыла...

Успокоив родителей, с чистой совестью выпила прописанного сладкого чая аж две кружки, и наконец-то добралась до ванной, собираясь почистить зубы, — несмотря на чай, на языке мешался противный кисловато-железный привкус, словно вместо ягодок голубики — единственного, что она смогла съесть, — она тщательно прожевала и проглотила чайную ложку. Подняла глаза... и инстинктивно отпрянула от зеркала, из которого на неё таращилось настоящее чучело, бомжи — и те краше. Губы разбиты в лепёшку, все в кровавых трещинках, под глазами синяки месячного недосыпа, сами глазные яблоки по-вампирски залиты кровью из разорвавшихся сосудиков настолько плотно, что белых участков и не видно. И кожа восковая, желтая, в мелкую красную крапушку, сухая и слоистая, натянутая на скулах как у скелета...

— Эд... Эд... — едва слышно позвала она, давя панику и ощупывая кончиками пальцев лицо.

Эльф услышал и заглянул в дверь, вопросительно на неё глядя.

— Что это? И почему я ничего не чувствую? Я вообще не чувствую, что дотрагиваюсь до лица. Что мне с этим делать? Завтра же Лёша с Вадей придут...

— Ничего не делать. Заживёт. А не чувствуешь, потому что я обезболивание наложил не только на губы. И сейчас почти терпимый вид, видела бы ты себя после своего героического подвига...

— Может, в ванну залезть, — нерешительно глядя на него спросила Оля. — Мне обычно помогает... хуже не будет?

— Не должно. Расслабишься, успокоишься.

— Ага, — загипнотизированная собственным отражением кивнула она, вздрогнув на ответный кивок страшного зазеркального чудовища.

В ванной в пустую голову снова вернулись глупые мысли. О себе, о Лёше, Ваде и родителях — как она в таком виде им всем покажется? Через два часа она устроилась на кухне напротив нелюдя, разложившего свои памятки на столе и пододвинувшего ей блюдце с голубикой. Не сумев запихнуть в себя ни одной ягодки, Оля бессмысленно катала их по столу.

"Пора спать, почти полночь, — вяло рассуждала она про себя. — Руки-ноги слабые, голова словно набита вывалянной в луже ватой — и тошно, и тоскливо, и противно. Глаза печёт и спать хочется, а ведь не усну".

— Ты слишком много думаешь глупостей.

— О чём это ты? Опять мысли читаешь?

— Сегодня они у тебя неинтересные, их читать, — отрезал нелюдь тоном старого брюзги. И помахал перед Олиными глазами расслабленной кистью. Она, замешкавшись, отпрянула и приложилась о ручку холодильника многострадальным локтем. Дыхание перехватило от резкой боли, а под зажмуренными веками брызнул разноцветный фейерверк, осыпавшийся черными точками.

— Тьфу, ты что творишь!

— Помогаю. Тебе же лучше?

— Лучше? Как это? — Страдалица помотала головой и обнаружила, что и впрямь, в голове совершенно пусто! Все мысли куда-то пропали, сметённые изящными пальцами. — Как ты это сделал? Нет, я не понимаю и как ты мысли читаешь, но могу представить что-то вроде... телевизора, наверное... но как ты убрал их? Они же мои!

— Давай, делай, ты же хотела что-то сделать! Теперь у тебя настроение для этого нормальное.

Оля перевела ошалелый взгляд на планшет, в который упирался эльфийский палец.

— Я что-то хотела? Да ладно!

Включила планшет и увидела последний файл — рецепт.

— А? Ну и хорошо. Ну и приготовлю! А ты расскажи мне, как ты прогнал мысли, — с бледным подобием улыбки потребовала она от нелюдя и достала яйца.

— Вот, правильно, улыбайся, когда готовишь, тем более для кого-то. Ты, как всегда, всё неправильно себе представляешь.

Начинающая кулинарка, не прерывая тщательного отмывания яиц, — начиталась всяких страшилок про сырые яйца, а ей очень не хотелось отравить ребенка первым же экспериментом, — уже веселее усмехнулась:

— Ну конечно, кто бы мог подумать иначе...

— Так вот, мысли читать невозможно.

— Хм. А как ты тогда их угадываешь?

— Я не угадываю. Я вижу образы. И те, что тебе мешали, как раз находились на поверхности.

— Это где же? На лбу, что ли? Прямо по поговорке?

— Именно, перед лбом все текущие мысли и висят, их замечательно видно, и совсем просто прогнать.

— Вот так смести пальцами, как ты? Я тоже так могу?

— Не знаю, сможешь ли ты... Ты же их не видишь. — По сложенной эльфом скептической мине можно было догадаться, что он в её способности не верит. И великодушным тоном добавил:

— Но можешь попробовать. Вы вообще странные. Столько возможностей в вас заложено интересных. А зачем? Живете в десять раз меньше, чем в обычных мирах, что светлых, что темных. Но и у нас люди самая низшая раса, ничего они за свою жизнь не добиваются. О вас же, с вашими техногенными глупостями и грязью, даже и говорить нечего. Шлак.

— А что ж ты тут до сих пор сидишь? Из-за спора? — Как-то перестала Оля уже обижаться на его оценки, просто пропускала мимо ушей.

— И из-за спора, и просто интересно, и все равно мне в ближайшую пару тысяч лет разумных изучать, так почему бы не начать с вас.

— А может ты ещё кого-нибудь поизучаешь, кроме меня?

— Может. Но мне пока и с тобой не все ясно. — Он поднялся, на прощание мягко ткнул пальцем в центр лба и "запрограммировал":

— Подумай о чем-нибудь хорошем.

— Да-да, конечно, — сонно отозвалась хозяйка, заливая крем в формочки, и тут же вспомнила мелкого рыжика и огромного, с тяжелыми радужными боками, мыльного монстра.

Смоченное печенье как-то быстро скрылось под кремом, и вот она уже кидает венчик в раковину, стряхнув последние крохи, бисерный ужик подмигивает со стола, а Оля, машинально натянув браслет на запястье, недоумевает, пытаясь понять, как же этот хулиган ухитрился так быстро стать своим для неё, что она ему делает подарки и даже готовит десерт на день рождения? Так, с приятными воспоминаниями и улыбкой, она и уснула.

...

Более неудачный день Лёше припоминался только один — когда они поссорились с Катей и ему стоило невероятных сил сдержаться и отвесить Вадьке единственную полновесную затрещину. Сегодня могло побить этот рекорд — с самого утра ничего не складывалось так, как планировалось. Оля не ответила на смс-ку и не брала трубку. Брата напротив, как нарочно, распирало от их "тайного сговора" и он, успокоенный его вчерашним обещанием, строил радужные планы своего общения с эльфом. Делиться с мелким своими сомнениями парень не собирался, но делать с этим что-то было нужно. Но вот что?

Решив пойти по традиционному пути, вовсе не уверенный в действенности этого метода, он всё-таки купил букет на выходе из метро, чувствуя себя достаточно по-дурацки, заявился в аудиторию, отмахиваясь от подколов. Не сказать, чтобы внимание одногруппников его так уж беспокоило, но он бы предпочёл обойтись без него и поговорить с Лёлей после занятий наедине. Гораздо больше его волновало, не случилось ли с ней чего-нибудь, чем угрожали эти недоумки. Теперь он корил себя за то, что уехал вчера и не настоял на разговоре...

Впрочем, он почти успокоился, увидев смущенную улыбку опоздавшей девушки в свой адрес. И ему снова показалось, что всё наладилось... и тем неприятной оказалась её пропажа на перемене. Чего-чего, а того, что Оля сбежит, Лёша никак не ожидал, даже разозлился, посчитав это... малодушным, пожалуй. Не хочешь объясняться — напиши смс-ку, как вчера сделал он. Но ничего не ответив выключить телефон и просто уйти? Раньше он не считал себя способным надоедать откровенно избегающим его девушкам. Правда, теоретически, не находилось таких девушек, которым хотелось бы надоедать. Практически же оказалось, что конкретно с этой девушкой всё идет наперекосяк. И надоедать ей хотелось. Во всяком случае отступаться без нормального объяснения он никак не собирался, тем более, что Лёле совершенно точно нужна была его помощь. Эльф этот ничего не понимал в их мире и полагаться на его "защиту" казалось Лёше верхом глупости. А поделиться своими "фентезийными" проблемами девушка ни с кем не сможет, — призрак сумасшествия и его пока не окончательно оставил...

С расстройства Лёша едва не выкинул букет, оставив его на свободном первом столе на следующей паре. А он неожиданно пригодился и даже спас Ольгу от отработки, — преподавательница, зайдя в аудиторию, цапнула лежавший на краю стола букет и начала журить их за попытку подкупа. После чего смягчилась и засчитала все сданные работы без их разбора, раз уж студенты-"подхалимы" откуда-то прознали про её вчерашний юбилей. Решающий сложную задачку женского поведения Лёшка сперва не успел среагировать, а потом обрадовался, что и букет пристроен, и у Оли будет зачет. И заодно он теперь в глазах группы "супер-провидец".

Тем не мене в субботу он намеревался купить новый букет. И повторить свой вопрос, столь опрометчиво заданный в смс-ке.

...

Где-то далеко прокрался гром, поселив в ушах дребезжание надтреснутого пластика. "Будет дождь?" — Оля перевернулась на спину и открыла глаза. Никаких тучек. Никаких облачков. Даже никакого неба. Скучный потолок, прорезанный трещинкой между плитами. Тихо. Эда как всегда не слышно и не видно. "Ой! Светло-то как! Часов десять, не меньше. Скоро Лёша с Вадькой придут, вот так всегда — ждёшь-ждёшь, а потом р-раз — и проспала! А на сколько они, собственно, договорились? Не помню... на утро... это на сколько?" — бормоча про себя, она села и поелозила босыми ногами под раскладушкой в поисках тапок.

— Это через час, — отозвался от двери нелюдь.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно сощурила на него с трудом открывшийся глаз хозяйка.

— Он звонил только что. Они вышли из дома.

— О как. У меня появился секретарь, — кивнула сама себе девушка, улыбнувшись на возмущенный фырк гостя и продолжила, — или автоответчик? Ты кто?

— Как мне видится, скорее воспитатель.

— Аха! То-то ты меня постоянно во что-то втравливаешь! — глубокомысленно нахмурив лоб, поддела она его.

— Спасибо скажи, что дал выспаться. Тебе надо больше спать. Умывайся. Нам надо поговорить.

— Звучит угрожающе... а о чем будем говорить? — крикнула уже из ванной, украдкой косясь на свое отражение. Ничего так, сойдет. Губы, правда, потрескавшиеся и рожица бледная да шелудивая, круги под глазами, но уже не свежий зомби. Страх, сковавший её вчера при взгляде в зеркало, вспоминать не хотелось, как и обращать внимание на ватную слабость в коленках и подрагивание пальцев. Тянущая боль при малейшем движении, каждый дернутый расческой волосок, парадоксальным образом убеждали её в том, что она жива и укрепляли надежду на то, что всё так или иначе образуется... ведь Лёша жив и рядом, даже придет сейчас в гости, — разве что-то ещё ей нужно? Всё остальное такие глупости, что о них и говорить не стоит.

— Я жду.

— Сейчас, папочка, только кремом помажу.

— Не надо. Мазать не надо.

— Почему? — Оля высунула недоуменную мордашку из двери ванной.

— Иди сюда. Я сделал тебе лекарство.

— Какое?

— Вот, — не успела она моргнуть, как на лбу у нее появилась медовая нашлепка по размеру ладони нелюдя. На носу и бровях нависли щекотные сладкие капли, а Оля, закрыв глаза, потянулась за прохладной рукой, по-кошачьи пытаясь её боднуть.

— Достаточно! — Пальцы размазали сладкие потеки до подбородка и стали резко нагреваться. Инстинктивно отдёрнувшись, Оля обняла ладонями щеки, и поднесла пальцы к глазам, недоуменно разглядывая совершенно не липкие подушечки.

— И что это было?

— Мёд, яблоко и сливки, — пожал плечами эльф. — Не понимаю, зачем тебе эта химия в баночках! Так, мне некогда ждать, пока ты будешь смотреться в зеркало.

— И вовсе я не собиралась смотреться...

— Как вчера, да? Полчаса и с обмороком?

— А? Полчаса? Не может быть! Я никогда... — Ей вдруг пришло в голову, что такого лица она у себя никогда и не видела. И падала ли когда-нибудь в обморок — тоже сказать не может. — Ладно. Давай говорить.

— Что, и к зеркалу не пойдешь?

— Нет, — Оля сделала два шага в кухню, резко развернулась и прошмыгнула в ванну. Одним глазом взглянула на порозовевшую рожицу и, выключив свет, виновато вернулась на кухню. Удобно умостилась на табуретке, примерной ученицей сложив руки перед собой, и уставилась на эльфа.

— Ты вчера не осознала. Понимаешь, что могла умереть? Нет, не понимаешь... — констатировал он, изучая озадаченную мордашку. — Темный бы не остановился, пока не взял столько, сколько ему надо.

— Но... ты же был рядом... и он же умирал...

— Теперь представь, что меня рядом не было. Так чья жизнь тебе ценнее — его или твоя? Ответ очевиден? Нет? — нелюдь действительно удивился.

— Нет... ну что я... девчонка, какой от меня толк... а у него двое детей...

— Типичная манипуляция темного. Именно так он и хотел, чтобы ты думала.

— А как же ещё? — Никаких других мыслей и правда не приходило ей в голову.

— Очень просто. Одна светлая жизнь за одну темную.

— Дети не в счёт?

— Очень даже в счёт — и на тёмный счёт. С ним они выживут и тёмных будет трое. Минус одна светлая ты. И горе твоих близких. Все решения, которые ты принимаешь, касаются не только тебя, но и мира. Надо думать о том, какой ты строишь мир. А не только о себе и о том, как выглядит поступок прямо сейчас.

Оля застыла, судорожно сжав кулачки. В набухших слезами невидящих глазах отражался тусклый кружок зимнего солнца. Наконец она всхлипнула, смаргивая слёзы и перевела взгляд на Эда.

— А если бы на их месте оказались Лёшка и Вадька?

— Отличный вопрос, — эльф обрадовался возвращению соображения к собеседнице. — Это совсем другое дело. Ни один светлый не возьмет столько, чтобы столь сильно навредить тебе. Просто не способны, даже если будут умирать. И счёт, конечно, будет совсем другой.

— Это очень сложно... я не смогу понять, наверное. Дети ведь не виноваты... а на улице кем бы они выросли?

— А кем они вырастут с тёмным? Небольшая разница. А как правильно отдавать — в том нет ничего сложного. Немного подумать достаточно.

— Не говори загадками, скажи, что хочешь, прямо. Я всё равно не знаю, о чём думать, — не выдержала Оля.

— Могла бы и сообразить, — поджал губы Эд, — если уж решила поделиться, то надо отдавать через руку с браслетом.

— И всё? Так просто?

— Не радуйся. С тёмными всё равно не связывайся.

— Почему?

— Ты не сможешь помочь всем. А зная эту братию, к тебе сразу выстроится очередь. Не успеешь восстановиться — тут же на пороге следующий со своей жалобной историей.

— Ой... я... я постараюсь...

— Понятно. Об этом надо говорить не с тобой.

— С папой, что ли? И как ты ему представишься? — съехидничала девушка, но ответа не дождалась, потому что в дверь позвонили.

Ещё не затихла последняя трель, а она уже отдернула собачку, толкая плечом дверь. И тут же получила в руки шуршащий бумажный сверток, с выглядывающими из него такими же белыми розами, как и вчера...

Не успев толком поздороваться, Вадька поймал её коленки в капкан своих холодных ладошек и, запрокинув кверху мордочку, потребовал ответа:

— Лёль, ты телефон не брала! Проспала?

— Вадь, отстань, разденься сперва! Привет! Вот, это тоже тебе, — он протянул ей коробку с тортом и, поняв, что взять её она не сможет, пристроил под зеркало. — Что-то случилось?

— А? Нет-нет, почему? Нет! — замотала Оля головой, дезориентированная натиском рыжика.

— Ты два дня не берешь телефон. Убежала из института. И осунулась. Не спала?

— Телефон? Ой, я его забыла дома... или потеряла... надеюсь, что он всё-таки где-то здесь упал, в комнате и на кухне его точно нет. Надо на него позвонить...

Лёша достал трубку и набрал последний номер. Все трое старательно прислушивались, но звонка так и не прозвучало.

— Значит, всё-таки потеряла... — враз погрустневшим тоном констатировала Оля, — ладно, ничего не сделаешь... пойду цветы поставлю... я сейчас...

— Я поищу! Может он где-то здесь! — вызвался Вадя и принялся заглядывать за сапоги и отодвигать тапочки.

— Переоденься сперва, Шерлок! — Брат стащил с мелкого шарф и высыпал из пакета знакомые кроссовки.

— Да, переодевайтесь и руки мойте. Я сейчас! — Сунув букет в пустую литровую банку, как раз дожидавшуюся маминого визита на холодильнике, Оля вспомнила, что так и не убрала раскладушку и заполошно побежала прибираться.

— Нашёл! Он в тапок с помпошкой упал! И сел! — Сзади налетел мелкий ураган, ткнув под рёбра трофейным телефоном. — Ух ты, а это же наша раскладушка! Тебе её Лёшка подарил, да?

— Не подарил, а дал на время, — стараясь не краснеть пояснила Оля. — Спасибо, что нашёл телефон. Сейчас заряжу.

— Ага, Лёшка полчаса страдал, пока не догадался на домашний позвонить, — бодро сдал брата Вадя.

— Пф-ф... прости... я забыла, что мы не договорились о времени, — завиноватилась хозяйка, выглядывая Лёшу над рыжей макушкой.

— Я подумал, ты не хочешь нас видеть. Или меня, — признался тот, ревниво следя за выражением её лица.

— Почему не хочу? Я ждала вас... собиралась Вадю с днем рождения поздравить...

— Правда? А как? — тут же засверкал на неё любопытными глазёнками именинник. — Хочешь покажу тебе мой новый планшет?

— Вот, — Оля подняла рукав толстовки и стащила бисерную змейку. — И планшет покажи.

— Тогда тебе надо к нам в гости прийти, — хитро улыбнулся мелкий интриган. — Ух ты, Унька!

— Похож?

— Ага! Лё-ё-ё-ша-а!!! — Смотри, что мне подарила Лёля! У меня фенечка! — Мелкий вихрь развернулся, сбивая дарительницу с ног. — Ой. Спасибо!

— Пожалуйста, — рассмеялась Оля, выпутываясь из острых коленок и локтей и потирая пострадавшую пятую точку.

— Замечательная благодарность — уронить и поваляться, — прокомментировал старший, вздергивая брата за шкирку.

— Извини, — покраснел Вадя.

— Да ерунда. Пошли чай пить?

— Ага.

Чаепитие получилось на удивление домашним. Чинно порезали тортик, без сомнений попробовали и быстренько подъели экспериментальный десерт. Но разговор никак не клеился, — Вадя маялся, не решаясь под строгим взглядом брата учинить фирменный допрос эльфу и страдал, что тот сам почти не открывает рот, не давая ему повода что-нибудь интересное выяснить. Лёша наблюдал за Олей, понимая, что поговорить серьёзно в такой компании не получится. Хозяйка же вообще растерялась, не зная, как ей стоит себя вести и молчала... из соображений собственной безопасности...

Тему нашёл эльф — спросил про того артиста, которого тёмный обозвал изображающим арха. Оля напряглась, — что это за фильм или клип она не знала, а упоминать о вчерашнем происшествии совершенно не хотелось, но на её счастье эта тема так и не всплыла. Лёша попросил описать картинку и выяснилось, что кроме Траволты с собакой на руках она ничего не запомнила. Эд добавил ещё, что у пародируемого человеком существа — даже Лёша улыбнулся на такое выражение, — крылья выглядели как птичьи.

— Крылья — значит, эльф, ангел или демон, — со знанием дела заявил Вадька, как раз намедни пересматривавший сериал про минипутов.

— Да ладно, найду сама, не заморачивайтесь. Посмотрю фильмографию Траволты, всего дел-то.

— "Карты, деньги, два ствола" классный, да? — тут же переключился мелкий, — папа его любит. Лёль, ты смотрела?

— Давно... я не очень такое люблю, прости...

— И тебя, кстати, его смотреть тоже не звали. Но разве тебя выгонишь, — добавил старший.

— Ну и что? Мне понравилось! Как они там р-раз — и в сердце! — энергично делился собственными впечатлениями непоседа. И вдруг переключился, всем корпусом развернувшись к нелюдю. — А у вас шприцы есть?

— Шприцы? — тот почти не замялся, посмотрев куда-то над переносицей мальчика. — Нет, шприцов у нас нет. А зачем они нам?

— Ну как... лечить... вот мне, когда рану зашивали или вот Лёше руку, так сперва укололи. Чтоб не больно.

— Нам это не нужно, — ответил тот, внимательно рассматривая нахмуренную Олину мордашку. Та же не отрывала глаз от Лёшкиной повязки.

"Как она могла про это забыть? Вернее, почему ей сразу не пришло в голову помочь ему, ещё утром, когда они с Эдом разговаривали? Что у неё за отсроченное соображение такое?" — знай ребята об утреннем разговоре, наверное, и они прочитали бы эти мысли у неё на лбу.

— А ты Лёшу можешь вылечить? — в унисон её думам поинтересовался рыжик.

— Можем попробовать? — попросила и хозяйка, заставив ребят озадаченно замолчать.

— Ты знаешь, чего это стоит.

— Я согласна!

— Что? На что согласна? — Дезориентированный Лёша привстал, заглядывая ей в лицо. Но Оля, успокаивающим жестом придержав его за локоть над повязкой, чуть отклонилась, без слов требуя ответа, пока не дождалась едва уловимого кивка.

— Понимаешь, Эд не может тебе помочь, только мне... но мы вчера выяснили, что я и сама немного могу... подлечить, если он меня... научит...

— Подлечить? — Лёша тоже посмотрел на руку, — зачем? Само заживет.

— Да! Да! Давай его вылечим! У него там какое-то сухожилие совсем-совсем порезано плохо! — сдал старшего брата Вадя, подпрыгивая на табуретке от возбуждения. Только смотрел он при этом на эльфа как на волшебника, пообещавшего ему вагон мороженного и слона в придачу.

— Нет. Подождите. Что за цена? — попытался остановить балаган больной.

— Ну... ничего страшного... немного моих сил... правда ведь это не так уж и много? — протянула Оля умоляющим тоном.

— Да, не очень много, — согласился нелюдь. — Но восполнить всё-таки придется.

— Как восполнить? И что значит немного? Лёля и так плохо себя чувствует! Нет, я не согласен!

— Восполнить... ты же говорил, что мы достаточно много... выкидываем... нет? Мало?

— Мне хватит и тебе передать останется, — согласился нелюдь.

— Я очень постараюсь, правда-правда! — горячо заверила его хозяйка, покосившись на Вадю — она-то помнила, кто тут для эльфа главная "батарейка".

— Верю. Не беспокойся. Может быть тебе это даже пойдет на пользу. Потренируешься, — добавил он раздумчивым тоном.

— Да-да! Правильно! Мне же надо научиться, — воодушевленно поддержала его она, оборачиваясь к Лёше. — Можно мне на тебе попробовать? Хуже не будет! Наверное...

— Ну... раз так... хорошо... пробуй...

— Ура! Пустите меня поближе! — Вадя уже нырнул под стол и выбрался с другой стороны под рукой у брата. Оля невольно закусила губу, чтобы не расхохотаться от вида двух рыжих сосредоточенных лиц.

— Сперва, — словно читая лекцию обратился Эд к пациенту, — надо понять, как это произошло. Вспомни.

— Я не буду рассказывать! — Лёшка не собирался посвящать Олю в то, как он получил свои порезы, — не дай бог она услышит от кого-нибудь что именно болтали эти придурки.

— И не надо, просто картинку представь, этого достаточно.

Лёша нахмурился, но картинка и так уже стояла перед глазами, снова вызывая горячую волну негодования.

— Понятно... и непонятно. Ты светлый. Как ты мог пойти на разрушение?

— А иначе таких никак не остановить. Подлецы всегда чувствуют себя хозяевами положения, — пояснил Лёша, как что-то само собой разумеющееся. — Ругаться матом каждый может, а действительно дать в морду — нет.

— Ты можешь? — полюбопытствовал эльф, разглядывая его так, словно подсчитывал ценность музейного экспоната.

— Во всяком случае разоряться понапрасну не стану, — стараясь замять тему, как ему казалось неуместную в присутствии девушки, тихо ответил пострадавший.

— Гм. Всё-таки я вас не понимаю. Светлые так себя не ведут. А ты светлый... впрочем... твой поступок дал отличный результат. Вчера тёмный нам сказал, что метка им разрешает только угрожать и соблазнять. Похоже на правду.

— Соблазнять? — испуганно переспросила Оля, для которой "дать в морду" выглядело хулиганством, но ещё как-то укладывающимся в представление о "мужских поступках", а вот "соблазнять" — это, пожалуй, ощущалось скорее подлостью...

— Соблазнять. Да, — согласился нелюдь, покосившись на девушку, — богатством, силой, властью, сексом. У них довольно разнообразный ассортимент.

— Ну-ну, пусть попробуют, — мотнул головой Лёша.

— И попробуют. Судя по воспоминанию, тобой заинтересовался демон.

— Кто? Смеёшься, что ли? Откуда у нас в институте демон?

— Ты же говорил, они редкость? — удивилась и Оля.

— Видимо, не такая уж и редкость. В твоём воспоминании это высокая светловолосая девушка.

— Демон? Она? То есть демоница? Смешно. Что в ней такого демонического?

— Да. Называй как хочешь. Им всё равно, какое тело брать — мужское или женское. А что демонического... я-то даже через твоё восприятие вижу её структуру и энергию, тебе это недоступно. Но вот поведение... с этим ты столкнешься точно.

— Всё равно странно, она же не отличается ничем от нас.

— Это, кстати, самое интересное. Зачем ей полностью копировать человека, если она, как и я, может только имитировать? Демоны не особенно-то послушны правилам, и если уж я не считаю нужным соблюдать то, что только рекомендовано, то для них это и вовсе странно. Наверное, так удобнее из-за этой непонятной метки... впрочем, никто ей в таком виде сильно навредить не может, ни я, ни другой демон. А... кстати, это причина... Ладно. Я предупредил, что с демоном мордобой не поможет, им не страшно потерять физическое тело.

— Лёль, а ты лечить-то будешь? — Вадя не выдержал и схватил её за руку, притягивая к ним с Лёшей.

— Действительно. Давайте уже лечить! — согласилась с замечанием Оля.

— А ты бы и не отвлекалась, целительница. — Эльф хмыкнул и взял её за вторую руку. — Положи руку с браслетом сверху на рану и закрой глаза. Теперь пошевели пальцами. Согни, выпрями, почувствуй, как они легко и правильно движутся. Запомнила? Теперь найди свой источник. Ты его называешь солнышком. Возьми отдели немного и перемести в кисть. Должен получиться такой оранжевый шарик. Нет, мало. Еще. Чётче. Ярче. Не напрягай руку. Расслабься. Разожми зубы. Стоп. Передохни.

— Нет-нет... ещё чуть-чуть...

— Да. Открывай глаза и отдохни. Ты слишком напрягаешься.

Лёшка с беспокойством наблюдал как побледнела девушка и над закушенной губой выступили бисеринки пота.

— Давайте не будем! Не нужно...

— Нет-нет, я смогу! — уверила она его и перевела взгляд на эльфа. — Ты же можешь какую-то... схему? Или как она там называется, сделать?

— Могу. Но только для тебя. Я же вчера тебе это в очередной раз объяснял. Тем более ты же хотела сама научиться.

— А...

— Если я буду делать за тебя, то ты ничему не научишься. Но.

— Но ты и не можешь, — дополнила она, — я помню, правда-правда. И что я сейчас должна сделать?

— Взять образ здоровой руки, как она движется, и запомнить его, — Оля посмотрела на свою кисть и пошевелила ею. — Потом сформировать энергетический шарик. Оранжевый, такой горячий и гладкий, как масло, по размеру сустава. Наложить его на образ и переместить в больное место. Всё просто.

С довольным видом Эд откинулся на спинку диванчика.

— Теперь действуй!

Поняв, что от него помощи больше не дождётся, она мягко обняла Лёшкину кисть вместе с повязкой обеими ладошками — одна снизу, другая сверху, и закрыла глаза.

"Расслабиться... легко сказать..." — Оля пыталась расслабить хотя бы лицо, но у неё ничего не получалось — только удавалось разжать зубы, как тут же хмурились брови. Наконец она догадалась сосредоточиться на теплых пальцах в её руках и мысли как-то сами переключились на их отношения. "Зато я могу ему помочь. Вот Эд же иногда выглядит как большое светлое пятно... и стоило под её веками возникнуть воспоминаю лучистого облака, как под пальцами проявился словно акварельный набросок из анатомического атласа — с холодными темными трещинами и красноватым облаком вокруг..."

— Да, это оно, — ворвался в её картинку холодный голос эльфа. — Теперь добавь шарик и сделай, чтобы стало правильно.

Перестав задумываться о лице, она потащила из себя горячий клубочек, переливающийся огненными оттенками, и бережно, лёгкими мазками пальцами, стала укладывать огненные ниточки в "неправильные" участки, на неизмеримое мгновение, ощущаемое вечностью, словно переместив туда всё своё существо, всю любовь, все надежды, весь смысл своей недолгой жизни.

— Ещё энергии, чтобы шарик крутился сам, как хорошо смазанный.

Когда с Оли уже градом лился пот, нелюдь наконец-то смилостивился:

— Хватит. Потом еще раз сделаешь, — и с какими-то ревнивыми нотками добавил. — Совершенно незачем так открываться, ты устроила постоянный открытый канал — заходи, когда хочешь.

Оля пропустила эту тираду мимо ушей, краем сознания отметив только, что действительно от неё к Лёше сейчас тянулся широкий теплый след, тогда как при передаче Эду она отдала всего лишь "шапку" из распиравшей её тогда энергии, а тёмный сам натужно вытягивал колючую и саднящую веревку до тех пор, пока она не потеряла сознание. Мимолетно пожалев, что не видит всей этой красоты как эльф, — "в картинках", она еще чуть помедлила, согревая Лёшину ладошку, и, отпустив его руку, открыла глаза. Чтобы тут же сощуриться от режущего блеска огромных бриллиантовых кристаллов. Отодвинувшись от раздражающей картинки и проморгавшись, вернула правильную "перспективу" взгляду, узнав в непонятно откуда взявшихся драгоценностях морозные узоры на окне. Кухня же утопала в июльской жаре, не давая сделать полноценный вдох.

— Это только тебе так кажется. Дай руку. Лёля! — резким окриком вывел хозяйку из прострации Эд, охватывая кольцом из большого и указательного пальца её запястье под браслетом.

Лёшка не находил себе места — он почувствовал сперва небольшое покалывание, довольно неприятное, а потом ласковое согревающее тепло. Вроде ничего страшного не произошло, а Олю буквально лихорадило — нездоровый румянец заливал лицо, шею и уши, ручейки пота стекали из-под волос на лоб и виски, а вокруг радужки полопались сосудики... и почему он это безобразие не остановил сразу? Но вот эльф снял её кисть с его руки, встряхнул и, что-то прошептав, улыбнулся. Показалось, что по стенам пробежал ветерок с медовым ароматом... точно таким, как от белых пушистых метелок, что растут у них на даче в овражке и вечно собирают вокруг себя тучи насекомых. Олино лицо расслабилось, из глаз исчез лихорадочный блеск, и она ответила на улыбку нелюдя. Парня кольнуло неприятное чувство, захотелось срочно отодвинуть соперника и перехватить у Эда тоненькие пальцы.

— У меня получилось? — засветилась радостью девушка, уже угадав ответ по улыбке.

— В принципе да, получилось, — согласился эльф, сверкая довольством как отец, наблюдающий за сделавшим первые шаги сыном.

— Почему "в принципе"?

— Потому что усилий должно быть в сто раз меньше. Ты слишком напрягаешься и силы идут на преодоление твоих собственных барьеров. И открываться так нельзя, но это сложно объяснить.

— Значит, я смогу научиться, да?

— Да, вполне.

— Ой! Лёш, а ты как себя чувствуешь? Не было больно? Лучше стало?

— Спасибо, хорошо, и не больно совсем, — ответил он, ни за что не собираясь признаваться, что теперь под лонгеткой что-то ныло и чесалось.

— Подвигай пальцами, пройдёт быстрее, если тренироваться, — не дал ему скрыть свои проблемы нелюдь.

— Но... хуже точно не стало? — с испугом обернулась обратно к Эду Оля.

— Стало лучше, но заживает болезненно. Всё у вас через боль. Странное решение...

— Эд, — Лёша непременно собирался сегодня всё выяснить, — а что тебе нужно у нас? Ты же что-то ищешь, правильно я понял?

— Что-то ищу.

— И что это? Мы не можем помочь?

— Мы поможем, ага! А чем? — тут же влез Вадя. — А ты долго будешь искать? Хочешь летом у нас на даче пожить? Вместе с Лёлей, а? Там здорово! Лучше, чем в городе. Вы же любите... леса, да? И посадим всё что угодно... и найдём ну... что-то интересное?

Мелкий ещё в самом начале углядел на подоконнике мешок с семенами. И, честно говоря, огорчился — они с Лёшей летом поедут на свою дачу, а эльф куда? Так что пока они пили чай, у него в голове созрел "гениальный" план.

— Мы любим? А... это ваши книги. Нет, мы любим гармонию. Правильность. Порядок. А в ваших городах с этим проблемы.

— А зачем тогда ты купил Лёле дерево?

— Потому что деревья у вас, — тон изменился на какой-то соболезнующий, — бедные, не выдерживают всей изливающейся из вас гадости. Не успевают перерабатывать.

— Это соль, да? Или бензин? — сосредоточенно уточнил мелкий, быстро забравшись на подоконник и оттуда изучая ближайшие тополя с изуродованными верхушками.

— Нет, — усмехнулся эльф. — Это ваша энергия так на них действует. Надо заметить, вы не самые позитивные существа.

— Ты же говорил, что тебе всё равно, какую перерабатывать, она же вся жизненная. И деревьям тоже, — удивилась Оля.

— Всё зависит от количества.

— Мы... грязные? — нахмурился Вадя, которому не понравилось сравнение.

— Да, вы большей частью не созидатели, увы.

— Это грязь?

— Это разрушение, — он кивнул на стоящие в банке цветы. — Раздави цветок и чем он станет? Грязью?

— Ну... наверное...

— Ты мне так и не ответил, — предупреждающе глянув на мелкого, повторил вопрос Лёша.

Поскольку эльф явно не желал ничего объяснять, Оля, виновато поглядывая на него, изложила свою версию результатов его поисков.

— Дело ясное, что дело тёмное, — резюмировал парень. — Архитектуру могу взять на себя, у нас много альбомов, привезу, покажу. Но вряд ли там что-то найдется типа этих фонариков.

— Как эти точно не найдется. Там огромные территории задействованы в цикле, это на виду было бы.

— А книги, фильмы, музыку смотрели?

— Книги и фильмы отпадают, как и техника, — ответила Оля, вопросительно глядя на эльфа, потому что про музыку она не помнила.

— Музыку не рассматривали. Но вряд ли подойдет. Хотя предложите, я послушаю, — барским тоном согласился Эд.

— Я подумаю, что тебе ещё можно предложить, — словно угрожая, согласился Лёша.

— Предложи.

— Эд-да-ри-на-эль, — выговорил Вадя с горящими глазами, — а ты принц?

— Нет, — нелюдь снова улыбнулся, глядя на уморительную мордаху и, видимо, читая все его мысли не только на лбу. И да, прочитал... аж поперхнулся.

— Нет? А кто? Князь? Король? А у нас можешь быть! Может тебе у нас остаться... типа... ну правителем... все слушаться будут!

— И не король, и нет, я не в изгнании. И не в ссылке. И не преступник. У нас вообще не существует... общественного строя. И править вами я точно не собираюсь.

— Жалко...— обидевшись за свои отвергнутые мечты протянул мелкий. — И как вы живете без королей...

— Так и живем. Мы вообще рядом живем только до тех пор, пока учимся и развиваемся.

— А в фильмах...

— И кто тебе сказал, что в ваших фильмах хоть что-то правильно?

— Никто, — насупился он, — но...

— Когда ты привезёшь альбомы? — спросил Эд Лёшу.

— Как только Оля пригласит.

— Завтра?

— Нет-нет, я завтра с ребятами в кино, — извинилась хозяйка, — да и у Вади гости.

— Значит, на неделе. Может быть даже в понедельник. Если отец даст машину.

— Ты же потерпишь пару дней, а мы пока музыку накачаем, хорошо? — постаралась перетянуть внимание эльфа Оля и перевела тему. — Ладно, вам хоть тирамису-то понравился? А?

— А это был тирамису? Я думал, оно торт, — Вадя подтащил к себе отставленный лоточек и обвел стенки пальцем, собирая сладкие остатки.

— Это в магазине торт, я тоже так думала, пока рецепт не увидела. А вообще — десерт.

— Мокрый торт. Вкусно, ага. Не хуже мороженого. А мороженого у тебя нет? Можно на этот торт положить, а то он какой-то весь из крошек, — Вадя пошуршал по тарелке осколками безе, ранее украшавшими "Полёт" и вандальным образом экспроприированные им с кусков брата и Оли.

— Обойдешься, слипнется, — попытался остановить порывы Вади Лёша.

— Ничего подобного, — насупился мелкий, — ты тоже хочешь, просто тебе неудобно попросить!

Оля бросила быстрый взгляд на парня и умилилась, обнаружив... покрасневшие уши. Сделала вид, что ничего не заметила, деловым тоном согласившись:

— Может быть и вкусно получится. Надо попробовать. Тем более, что мороженое есть.

И полезла за коробочкой шоколадного лакомства. Увы, долго посидеть не получилось — ребятам позвонили из дома и напомнили, что их ждут. Отведя Вадю одеваться в прихожую, Лёша всё-таки решил разобраться...

— Оль... ты ничего мне не скажешь? Ты не согласна?

— Что сказать? На что? — осипшим голосом переспросила она, вдруг перепугавшись, что забыла во вчерашнем обмороке что-то важное... — Скажи ещё раз, пожалуйста, я... может не помню?

— Не помнишь? — расстроился он, — ну что ж... ладно... я... я не буду настаивать... но мы же можем быть друзьями, правда? Пока? Может ты потом передумаешь и согласишься?

— Да, конечно, обязательно... да, ладно... — не понимая, о чём речь, автоматически со всем соглашалась Оля. Почему-то то, как сжимал губы Лёша, словно закрываясь от чего-то болезненного, отдавало тянущей пустотой под ложечкой, а её солнышко сжималось, покрываясь тёмными пятнами окалины...

— Тогда мы пойдем. Я постараюсь завтра вечером заехать, но пообещать не могу, у нас все родственники соберутся, такой бардак будет... — пожаловался он, — но позвоню в любом случае.

— Хорошо, я буду ждать.

— И я, — с угрожающими нотками раздалось над плечом девушки. Эльф с недовольным видом оглядывал парочку и хмурился. Впрочем, когда попрощаться подбежал Вадя, у Оли немного отлегло от сердца и пусть огненный клубочек не восстановился, зато темные пятна с него исчезли.

Проводив гостей, Оля убралась на кухне и взяла в руки телефон. Один пропущенный вызов от мамы и двадцать восемь — от Лёши. Ещё три утренних — от Вади. И смс-ка: "Я просто не убрал статус в "ВК", редко там бываю. Прости. Ты будешь моей невестой?"

Она уронила телефон на диван и беззвучно расплакалась от несправедливости, растирая глаза кулачками и громко хлюпая носом. "Конечно, — тут же пришло ей в голову, — теперь Лёша не будет настаивать... растеряла всю супер-сексуальность вместе с жизненной энергией. Теперь опять никому не интересна и не нужна..." — совершенно нелогичным образом разозлилась она на событие, о котором ещё так недавно мечтала.

— Ты опять глупость какую-то сама себе придумала и расстроилась. Не собираюсь тебя утешать.

— Да и не надо! Я всё равно к родителям собиралась ехать! — тут же взвилась с места Оля и побежала умываться.

"Зато Лёша согласен быть моим другом. А это и так больше, чем я заслуживаю. Мне и этого хватит!" — уверяла она себя, стараясь не обращать внимание на враз погрустневшую осунувшуюся моську в зеркале.

...

"Блин, ну раздражает же! — Оля искоса наблюдала за невозмутимым нелюдем, устроившем себе "Дом-2" в её исполнении. — Вот что он снова нашёл во мне интересного?"

— Ты ужасна, — незамедлительно последовал комментарий, ещё больше раздраконивший хозяйку. Но она мужественно его проигнорировала, заставив себя аккуратно разложить майку, почти полетевшую в настырного гостя.

— Впрочем, это свойство всех людей, — размеренным тоном сообщили ей вдогонку, — вы все никуда и ни на что не годитесь.

"Нет, вот теперь это уже ни в какие ворота не лезет! Опять он за свои старые штучки принялся!"

— Так что не расстраивайся. По сравнению с остальными ты вполне ничего так. Хорошая.

— И чем же? — не удержалась Оля, понимая, что лучше было бы промолчать, но ведь ей и правда стало легче от этих слов. — Такой аванс. Прямо так вот и хорошая!

— Забавно. Я тебя без всякой причины называю ужасной — и ты покорно соглашаешься и расстраиваешься, при этом теряя в мою же пользу энергию.

— Ах ты! Вампирюга! — громко возмутившись, она даже поперхнулась воздухом.

— Я исследую. Потом я тебе сказал правду, ты же не будешь отрицать, что человек не сравнится с перворожденными. Ты на это почему-то обиделась. Почему?

— Достал уже своими экспериментами, вот!

— Ладно, ты сама не знаешь, почему. Идея равноправия всех и вся нежизнеспособна, поверь. Собака не кошка, женщина не мужчина, а старшие расы не люди, так что это надуманная философия.

— Ты вещал что-то об общей душе, нет?

— Это совсем другое дело. Однако, когда ты обиделась, то тоже потеряла силы.

— И зачем ты мне это говоришь? Наслаждайся молча!

— Потому что я за тебя отвечаю. И потому что я в тебя её только что закачивал, и она недостаточно усвоилась, чтобы её так бездумно терять.

— Всё-всё, не надо больше морали. Меня ничего не трогает, говори что хочешь!

— Да я не про себя вообще-то, а про других, — родителей, знакомых.

— Что-то я не въезжаю, о чём ты...

— О том, что когда они тебе что-то подобное говорят, происходит тоже самое. Вот я тебя в итоге похвалил, ты обрадовалась. И — тоже потеряла энергию, только меньше, так как тут же зачерпнула большую часть обратно. Но уже не совсем свою, не только свою. А ведь кто-то рядом мог и не дать зачерпнуть.

— И что? Что-то я туплю...

— Посмотри на себя! — Эльф моментально оказался за её спиной и развернул девушку к зеркалу в шкафу. — Плохая. Хорошая. Плохая. Хорошая. Что меняется-то?

— Не знаю... — Олю закачало от этих перепадов. — Настроение?

— Настроение, — хмыкнул нелюдь, — но сама-то ты не меняешься!

— Нет?

— Нет. А что, ты от одного чужого слова сразу станешь намного хуже или лучше? Ты такая какая есть, а своими обидами и расстройствами только позволяешь себя доить тем, кто умеет.

— Доить... — с глупым выражением повторила хозяйка и пихнула открытой ладошкой нелюдя в грудь, отодвигая с пути, — ишь, словцо-то какое подобрал!

— Пытаюсь тебя вернуть в нормальное состояние.

— Ага. Ещё скажи — утешить!

— И это тоже, если надо.

Проскочив мимо Эда в прихожую, Оля натянула пуховик, впрыгнула в угги и, не застёгиваясь, прихватив шарф и шапку, вылетела на площадку.

— Нет, можно подумать, мне от него утешения нужны! — возмущенно бурчала себе под нос она, выскакивая из подъезда.

— Можно подумать, что-то от этого изменится! Ой! — у поскользнувшейся девушки вырвался полупридушенный взвизг, когда её придержал за локоть подходивший к двери парень.

— Эй! Оль, а ты ещё и летать умеешь? Не только бегать! — подмигнул ей он.

"Как же его зовут? Он же говорил!" — опять, как всегда, заалела стыдом Оля и потеряла все слова.

— Ты чего молчишь-то? Я Коля, — озвучил её мысли парень, — не помнишь что ль? Коля-Оля.

Она кивнула головой и, через силу улыбнувшись, выдавила:

— Да. И... С-с-спасибо...

— Под ноги смотри, скользко.

— А? А... да... хорошо!

Намылившись бежать дальше она неловко, вполоборота, кивнула парню и, стараясь внимательно смотреть под ноги, отошла на несколько метров. Хлопок двери снова её затормозил и заставил обернуться. "Непонятно, — пыталась сообразить, что же сейчас произошло, Оля. — Коля меня запомнил? Узнал? Помог? Несмотря на то, что сексуальность у меня сейчас, наверное, вовсе отрицательная?" Развернулась обратно к метро и, обходя раскатанные детворой заледеневшие лужицы, продолжила спорить сама с собой: "Непохоже, что ему что-то от меня надо. Наверное, он просто... просто хороший парень. Никогда бы не подумала. Стоп. Что значит — не подумала бы? Я же о нём плохо и не думала! Но и... и хорошо не думала. Из-за того, что он вроде бы "клюнул" на мою сексуальность? Захотел познакомиться с симпатичной девушкой? Да, но я-то не симпатичная!"

Она хмыкнула: "Имена похожи. Её домашнее Лёля, если уж на то пошло, тоже похоже на Лёшино. Но куда ей до его бывшей невесты. Если бывшей. А всё-таки Лёша успел ей кое-что подарить. То ощущение в кончиках пальцев от его свитера, прохладу куртки под щекой, шершавую нежность одного поцелуя и разделенную на двоих страсть другого. До этого как-то жизнь не баловала её тактильными ощущениями, а тут прямо живой себя почувствовала." Она снова остановилась и неуверенно потопталась на месте, словно утрамбовывая неприятные мысли. "Или ожившей? Просто живой. Впервые, пожалуй. Трусиха я. Сколько раз мне Наташа твердила: "Трусиха и улитка ты, Тихомирова". А и правильно ведь! Прячусь в своей уютненькой раковинке? Ещё как. Зато тихо, тепло и не дует. А собственно, кто сказал, что со мной никто не захочет общаться? Даже Эд говорит, что я глупости себе придумываю! В конце концов завтра погуляю с ребятами и не буду грустить о Лёше!". Уголки губ сами приподнялись, прогоняя грустные мысли, и Оля, разбежавшись, прокатилась по цепочке ледяных дорожек: "Оказывается, эльф на пару с Колей — отличные утешители. Вот только ноги что-то дрожат".

И правда, только тут, задохнувшись и скрючившись, она упёрлась ладошками в коленки и обратила внимание, что прошла совсем мало. Точно не шла, а ползла улиткой. И сейчас её покачивает, и через мягкие подошвы уггишек ощущается каждая неровность дороги. Сапожки обволакивали невесомые, чужие ноги, на которые — вдруг пришло ей в голову — даже страшно опираться, — а вдруг не выдержат веса тела? Нет, стоп — какое тело? Оно столь же утратило массу, стало лёгким, но не как наполненный гелием упругий шарик, а как клок расползающегося тумана, весьма условно удерживающийся в границах чего-то, именуемого Ольгой. Уступив глупому желанию, она присела на оградку газона, стянула перчатку и осмотрела руку, — нет, всё вроде на месте, но и обычные с виду пальцы забирались обратно в свой шерстяной домик неуклюже, с заметным трудом отыскивая нужные норки. И казалось, что они слишком большие, чтобы в них поместиться и слишком рыхлые, чтобы протиснуться не смявшись, не потеряв форму. Вернув перчатку на место, Оля вздохнула свободнее — она предпочла бы и на лицо натянуть маску, чтобы увериться, что оно останется на месте, а не рассеется туманом в вечерних сумерках. Установив локти на колени, она уронила лицо в ладошки и поглаживала его, пока не почувствовала жестковатую шерсть перчаток. "Что-то совсем я расклеилась. То глупости какие-то думаю, то встать не могу. Доеду ли? Может вернуться? Родители будут беспокоиться. И нелюдь торжествующе разведет свой психоанализ. Ну уж нет! Сейчас, еще пару минуточек посижу, и поеду." Оля снова посмотрела на часы у метро, до которых всё никак не могла добраться. И на раскатку под ногами. Прямо посередине ледяную полоску перечеркивал пламенеющий след, сочный мазок цвета, неуместный среди монохромных теней, снега и асфальта. Она перевела взгляд на потемневшее небо. Хрустальной льдинкой в застывающей сини серпик молодого месяца вызванивал завтрашнее похолодание. Горизонт светлел прощальным ультрамарином и только ущелье меж двух высоток, стиснувших слабое зимнее солнце, пытало закатом. Ольга задержала дыхание, отпечатывая эту красоту в памяти. "Вообще-то, я ужасно везучая, — подумала невпопад она. — Кому ещё помогал вылезти из скорлупы настоящий эльф? Вот то-то же. И поделиться такой радостью, кроме Лёши с Вадей, и не с кем." Она попрощалась до завтра с горбушкой солнышка и, по-старушечьи осторожно, поползла к метро.

На входе, напоминая о новых знакомствах, ожил незнакомым номером телефон. И отрекомендовавшийся Петром энергичный бас ни о чём ей не сказал. Странно, что вчера и в голову не пришло поинтересоваться именем спасённого тёмного. Наверное, она подсознательно ждала "Михаил" и теперь сбилась с придуманного было тона, пошла на поводу оборотня. Согласившись, что результаты её "работы" им обоим потерять бы не хотелось, договорились о встрече на завтрашний вечер. Собственно, при эльфе она его не боялась, так что и не переживала особо. Так, еще одна мелкая заноза, разве что застарелое неприятие чужих в своём доме заставляло слегка морщиться от нарисованной воображением картинки.

"Однако, какое же слизняковое состояние! А еще столько ехать.". Только сейчас Оле пришло в голову, что эта "ватность" в теле, руках, ногах — не случайность, а, как и говорил эльф, последствия её вчерашнего поступка. "Прав он, как всегда прав. Но, видимо, я могу учиться только на своих ошибках... ну и что! Зато внутри горит что-то такое пламенно-красное, как это солнце. Жаль только, что закатное и холодное. Зимнее. Не способное никого согреть. Как и я. Разнюнилась тут, помечтать расселась, пофантазировать. А не время сейчас. Ни мечтать, ни рисовать, — не время. Быстрее добраться бы к родителям. В уют и спокойствие. Там можно и согреться, и спрятаться, и почувствовать себя нужной..."

Старая квартира встретила запахом борща и ворчливым скрипом паркета. Сдвинула вокруг стены, обняла. Но чувство уютного гнездышка, что спрячет от любой проблемы, не вернулось. Напротив, захотелось открыть окна, стянуть с торшера любимый кружевной абажур, отсекавший в неясные тени от юной мечтательницы суровую реальность. И родители — самые близкие, самые знакомые люди, которых невозможно огорчить. Их она любила и понимала больше всех...во всяком случае, до сих пор Оля так думала. А ведь они тоже создали себе свой небольшой мирок, из которого — и это открытие не принесло радости — она уже выпорхнула. И вернуться не сможет. Просто не умещается уже в гнезде.

Откуда-то пришло и не отпускало весь вечер желание защищать и оберегать. Помочь, поддержать, успокоить. И уж точно не рассказывать о своих проблемах. Что они могли бы сделать с таким вот Петром? Ничего. Тем не менее отказаться от помощи не удалось, и уставший отец повез её на ночь глядя домой.

Пристроив голову на подушечке, Оля искоса наблюдала за сосредоточенным отцом, вполголоса ругающим куда-то спешащих по свежесхватившемуся ледку придурков. И видела почти незнакомого мужчину. Нет, все чёрточки любимого лица остались теми же, но что она знала о нём? Что она его радость, солнышко, звёздочка? И что они с мамой сделали ради неё. Но мотивы его поступков сейчас не казались... прозрачными. Почему, оберегая её в школе от "ухажеров", он согласился, чтобы она жила одна? Родители так аккуратно её сегодня расспрашивали, — нормально ли ей живется одной, не хочет ли она переехать к ним обратно. И если всё в порядке, — то почему не ест. Она мямлила что-то о вегетарианстве, о новых друзьях. Но этот вопрос можно было предвидеть — еда в холодильнике стояла нетронутой неделями... А вот вопрос "как она спит" удивил — Оле не приходила в голову причина его появления. Обновки объяснить оказалось сложнее всего. Врать она не любила, да и не умела. Поэтому, с трудом лавируя между допустимой правдой и умолчаниями, придумала, что это подарок одного иностранца за случайную помощь, а висящие в шкафу мужские вещи принадлежат ему же и оставлены на сохранение... Она едва не соблазнилась предположением, что носит их сама. Но следом мама вдруг спросила, нравятся ли ей мальчики. И только ответив, что да, есть мальчики, которые ей нравятся, — воровато оглянувшись, не слышит ли отец, она оторопела, поняв, что мама имела в виду: "а не нравятся ли ей девочки". Ответ об отношениях с понравившимся мальчиком разворачивать на её счастье не пришлось — мама оценила невольно вырвавшийся всхлип и закрыла тему. Оля не знала, что ещё об этом можно сказать — и мама правильно расценила молчание, попросив познакомить сразу, как только она определится. Конечно, пришлось пообещать непременно это сделать, довольно неуклюже переводя разговор на новое мамино пальто и необходимость сделать ей новую сумку.

А вот отец подошёл к этому вопросу гораздо пристрастнее и, пока они грели машину, взял с неё клятвенное обещание познакомить с парнем, как только он у неё появится. И заверить, что если у неё будут проблемы, она первым делом поделится с ним. Вот сейчас они вроде бы всё обсудили, но висела какая-то недосказанность. Ощущение неправильности никак не проходило. Оле очень хотелось угадать, о чем думает отец, но представить не получалось. Решив чем-то занять руки, она полезла в планшет, рассматривать фильмографию Траволты. Нашла подходящую картинку: "Майкл". Поставила закачку. Хорошо, что оплачен безлимитный интернет... и что отец не интересуется, на какие деньги... и тут ей пришло в голову просто спросить:

— Пап, а почему ты согласился, чтобы я жила одна?

Молчание показалось бы ей тяжелым раньше. Но сейчас она прекрасно видела, что отец тоже собирается с мыслями, делая вид, что занят перестроением в левый ряд, и серьёзно взглядывая на неё в зеркало.

— Я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится, а меня не будет рядом.

— Прости, я буду звонить чаще...

— Я не об этом. Достаточно, если ты звонишь матери. Я не молодею... и рано или поздно мне придется передать заботу о тебе кому-то ещё...

— Что вы все об этом... — Оля едва успела прикусить язык, так что отец подумал о матери. Ну не признаваться же в знакомстве с эльфом!

— Мама тоже беспокоится. А ты плохо выглядишь.

— Да, я понимаю. Так получилось.

— Так вот, я бы хотел, чтобы такой человек появился, пока я способен надрать задницу придурку, который вздумает несерьёзно отнестись к моей девочке.

— Кх-ха, па-а-ап, ты что, шутишь? Мне восемнадцать, какое может быть серьёзно?

— Какие могут быть шутки? А то твоя подружка уже не выскочила замуж!

— Я боюсь, что твой контроль никто не пройдет, — печально резюмировала она.

— Ну что ж... там видно будет. Только пожалуйста, не скрывай от нас ничего, ладно? Мы всё поймём, правда — всё, — закончил он с нажимом, со значением глядя на неё.

— Всё? — растерялась Оля.

— Да. Мама хочет внуков. Но мы бы предпочли, чтобы при этом и ты была бы счастлива.

— Ну что ты, пап! Никаких внуков, откуда?

— Как скажешь, мы тебе доверяем, дочь, а ты последнее время что-то недоговариваешь, — похоже, не особенно поверил он её уверениям, отчего где-то в душе проскреблась обидка, тут же заслонённая совестью: "Мол, и правда ведь недоговариваешь. Сложно сказать, как это выглядит для родителей..."

— Пап, я не вру, честно.

— Еще чего не хватало, — врать. За это и выдрать можно, восемнадцать там тебе или сколько! Мы что, чего-то тебе запрещаем? Какая причина может побудить тебя врать, объясни?

— Нет, нет никаких причин врать. Просто некоторые вещи трудно объяснить. Обещаю, что не вру вам, веришь?

— Да что с тобой сделаешь. Верю, конечно, надеюсь, что всё так, как ты говоришь. Но беспокоюсь же, ты не можешь этого не понимать!

— Конечно, я понимаю! Правда! ...а как ты собираешься...ну... проверять "претендента", если он появится? — Оля спрашивала с опаской, а воображение нарисовало явление к её родителям двух рыжиков, и она невольно расплылась в улыбке.

— Хорошо, что тебя это веселит. Вот и привози. Поговорить по душам. О мечтах. Планах. Намерениях.

— А-а-а. Да-а-д-д-да, поняла, конечно... — Кивнуть-то утвердительно она кивнула. Но сомнения в этом "по душам" и особенно "намерениях" испытывала сильные... как-то это всё выглядело... доисторически, что ли, не восемнадцатый век чай на дворе-то. Неужели кто-то поедет к родителям своей девушки говорить "о намерениях"? Как-то не верилось. С другой стороны, если бы она сейчас не спросила, то и не догадывалась бы о том, что отец хотел бы пообщаться с кем-то из её воображаемых ухажёров так плотно и подробно. Скорее ей представлялось правильным скрывать от него отношения до последнего. Но реальность показала, что она не способна скрыть даже Эда, который в общем-то в её "отношения" и не вмешивался. А что фыркал да следил, так это, наверное, даже и на пользу ей пошло...

— Пойдем, я тебе сумку донесу, — донесся до задумавшейся девушки голос отца.

— Да не надо, я сама.

— Надо. Там, сзади еще одна, мать тебе банку райского варенья положила. Трехлитровую. И еще такую же с огурцами-помидорами. И патиссончики.

— Зачем всё сразу? — ахнула Оля, — вы и так меня закормили...

— Не догадываешься разве? Мать будущего зятя пытается заранее ублажить, — хмурясь ответил отец. — И не ошибается ведь. Вон, свет-то у тебя горит в кухне.

— Ох. Забыла, наверное. Растяпа.

— Вот и пойдем. Познакомишь со своим "забыла".

— Пап, да нет там никого... — и добавила про себя: "Людей там точно нет".

— Значит, познакомишь с этим "никого".

— Хорошо-хорошо, пойдем, — обречённо вздохнув, согласилась дочка.

**

Больше неопределенности, больше недоразумений, Лёша ненавидел переделывать работу за кого-то другого. Эта неделя била рекорды беспредела по всем направлениям — повздорить с отморозками на ровном месте, натупить в отношениях с Олей, чудом спасти зачёт случайно принесенным букетом, едва не забыть забрать подарок для Вади в доставке, да ещё проворонить взявшуюся за дополнительную работу бригаду. Теперь и пожинает плоды этой вот последней глупости.

Парень прибавил печку, отодвинул кресло и, растекшись по нему, закрыл глаза. Придётся звонить дяде Саше. С проблемой самому не справиться, какую бы самостоятельность Вадя ему не приписывал. Их подписанный экземпляр договора лежал в офисе и, конечно, без всяких дополнительно пунктов, хоть это хорошо. Бригадира стыдить бесполезно — ушлый, отболтается, мол, и не знал ничего. Понятно, деньжат хотел срубить на последнем перед Новым годом заказе, что ж в этом странного. И что клиент жаждал закончить с ремонтом, тоже ясно. Но вот требование включить эти работы в договор — это серьёзная подстава. Отказ от какого-то сопляка он услышать не пожелал, потребовал разговора с начальством. И тут уж ничего не поделаешь, он в своём праве. И ведь сам же сказал, что есть у них лицензия на работу с газовым оборудованием и сделать можно. Лёшка протяжно выдохнул. Далеко не первый раз и заказчики, и бригадиры старались сыграть на его неопытности, а нередко и подставить. Хоть и выглядел он на пару лет старше, а всё равно мальчишка, так что поначалу всерьёз никто и не принимает. Вот и этот хитро...й товарищ решил смухлевать — купил независимые духовку и две плашки домино, и попросил ребят поставить "по личной договоренности". Те и рады приработку мимо "кассы". Поставили и уехали домой. А ему теперь что делать? Включить в договор они не могут — разветвитель без газовой службы ставить нельзя. Возвращать клиенту деньги? Свои что ли? У бригадира их не стребуешь — тот на голубом глазу врёт, что договаривались частным порядком. А если возвращать — тогда надо и оборудование снимать. И как? Тоже самому? Не оставлять же этому ловкачу, не скрывая наслаждавшемуся его затруднениями.

М-да, закрыл этот гад ему воскресенье. Напрочь. Теперь вместо похода в кино с Олей и ребятами будут разборки с дядей Сашей. Такая нудотень. То ли дело схватиться за ножик или дать в морду, как он вещал еще сегодня утром, а казалось целую вечность назад Эду, — это просто и понятно. Помотав гудящей головой, он нашарил в бардачке баночку "Адреналин раш" и пакетик Вадькиных мишек. Застуженную банку бросил отогреваться на торпеду. Часы показывали начало десятого. Как там, интересно, Оля? Добралась ли до дома? О чем говорила с родителями? Он потянулся, доставая из кармана телефон. Передернул затекшими плечами и набрал номер.

— Ты как? Доехала?

— Да, меня папа отвез, он же волнуется до сих пор, провожает.

— Правильно, прости, я сегодня не мог.

— Чего? — не поняла она.

— Проводить тебя.

— Ты? Зачем?

— Потому что надо же кому-то, — Лёшка растерялся, вроде ничего особенного не сказал. — Поздно же!

— Что ты, зачем мне тебя напрягать. И не поздно. — Оля не могла понять, как он мог бы её проводить от родителей даже теоретически, он же на другом конце Москвы от них. — Да и Эд рядом.

— Эд мне как-то доверия не внушает. Ладно, понял. Как родители? О чем говорили?

— Нормально, — в трубке зашуршало и Лёше показалось, что он услышал пожатие плечами, — а говорили... знаешь... о моих друзьях. Завтра или в следующие выходные мы хотели заехать к ним с Люсей и Максом. А ты как? Поехал бы с нами?

Только что открывший банку, Лёшка облился, резко выпрямившись.

— Что значит "поехал бы"? Ты что, не собиралась меня приглашать?

— Нет-нет, я просто спрашиваю, мне бы не хотелось... ну как бы... понимаешь? Поставить тебя в неловкое положение своим приглашением...

Не хотелось говорить о "знакомстве с родителями" и тем более о "серьезности намерений", как выразился отец, поэтому Оля промычала в конце что-то нечленораздельное и затаилась, обратившись в слух.

— Лёль. Я. Хотел бы. Познакомиться. С твоими родителями. Если ты... — голос всё-таки предал хозяина и дрогнул, — сочтёшь возможным нас познакомить. Как своего парня?

— Постой, ну постой, не гони, ну пожалуйста. Ты обиделся? Просто я не думала... что кто-то... ну... захочет... вообще знакомиться...

— Я не обиделся. Но, мне кажется, это не шутки.

— Хорошо-хорошо. Наверное, нам надо поговорить, а то я, кажется, совсем запуталась... если ты, конечно, не сомневаешься...

— Оль, что ты в самом деле? Ну ошибся один раз, давно не заходил вконтактик... прости?

— Один раз... да, конечно... только... я... я боюсь...

— Хочешь я сейчас приеду и поговорим?

— Нет, что ты, поздно уже. Что ты родителям скажешь?

— Что поехал к своей девушке. Я вообще-то еще не дома, сижу в машине у новостройки на Шмитовском проезде.

— Погоди, как это ты ещё не дома? Поздно же так...

— Работал. Да я на машине, рядом с набережной, быстро доберусь. Так приехать?

— Не надо. Давай не сегодня, я третий день никак в себя прийти не могу, да и при Эде не поговоришь нормально, у него же слух нечеловеческий...

— Хорошо. А когда? Завтра, к сожалению, с вами в кино не смогу, придется с шефом к заказчику подъехать. В понедельник после занятий?

— Ты Эду книги обещал.

— Ах, да. Приеду, положу в багажник, чтобы не забыть. Так точно не приезжать сейчас?

— Ты же устал, наверное.

— Я приеду, если ты согласна поговорить.

— Давай всё-таки ты еще подумаешь пару дней? Для верности?

— Лёля, мне не о чем думать. Если тебе нужно, то конечно, давай поговорим через пару дней. И ложись спать побыстрее, ты не высыпаешься.

— Хи. Ещё один папочка нашёлся.

— Ещё?

— Ну да. Папа пожурил, Эд попенял, теперь и ты тоже...

— Тем более ложись, раз среди нас такое единодушие.

— Хорошо, вот ты доедешь домой, напиши смс-ку, что доехал, и я сразу лягу.

— Ничего со мной не произойдет.

— Нет уж. Я не лягу, пока не напишешь.

— Это шантаж, — улыбнулся в трубку Лёша, согретый этой пикировкой. О нём и мама давно так не беспокоилась. — Хорошо, ты сейчас ложишься и кладешь телефон под подушку. А я как только доеду, сразу напишу.

— И не вздумай лихачить или нарушать правила! Мы только что ехали, очень скользко!

— Не буду. И постараюсь завтра к вечеру освободиться и заехать. Позвоню тогда.

— Спокойной ночи, я жду.

— Ага. Спокойной.

Отключившись, Оля прижала телефон к щеке и мечтательно погладила теплый прямоугольничек, словно он мог передать эту ласку последнему абоненту. Умылась и заглянула на кухню к эльфу. Что-то в нём показалось ей неправильным. Она наклонила голову, ища несоответствия.

— Тебе плохо? — нелюдь как-то скривился, но не отвечал. — У тебя всё в порядке? — спрашивая, она обвела быстрым взглядом кухню. Всё вроде по-прежнему.

А Эд так и не ответил. Ноль внимания, будто рядом никого нет. И выражение лица такое брезгливое, прям как раньше, ещё до злосчастной вечеринки.

— Ты постригся? Что-то случилось? Тебе чем-то помочь? — сомневаясь в собственных словах, Оля пыталась расшевелить какого-то заторможенного эльфа. А тот перебирал свои браслеты. Давненько она не видела этого жеста. Да и браслеты он то ли прятал, то ли снимал, но они точно не звенели. — Эд! Ответь, не молчи! Что с тобой? Я беспокоюсь же...

— М-м-м. Эд? И я это терпел? — Оле не понравился изучающий взгляд гостя, но он недолго обращал на неё внимание, слово разглядывал какое-то невидимое кино между ними. — Любопытно. Вот это, видимо, было возмущение и что-то, что можно назвать нетерпимостью на вашем языке. Забавно-забавно. Никогда долго не находился в подобной форме и не следил.

— Что терпел? Да что с тобой?

— Хм. Нет, конечно, ничего. Просто принял опять полностью человеческую форму.

— А... зачем? И почему волосы короткие?

— Потому что так удобнее, не нужно ни глаза отводить, ни иллюзии накладывать, выискивая в ваших головах соответствия. Это очень затратно. Кстати, что такого опасного в сектах? Это вроде поклонники какого-то бога?

— Секты? — удивилась Оля смене темы, но, как и подобает гиду, послушно ответила. — Нет, некоторые морочат людям головы, отбирают деньги, квартиры. Это такая страшилка.

— То есть твой отец беспокоился за эту вот конуру? Она много для вас значит? Понятно.

— Отец? Отец думал о секте? — Плюхнувшись на табурет, хозяйка заново переворошила те полчаса, что родитель провёл в её обиталище. Действительно ведь осмотрел стены, книги на полках, даже горшок с лимоном удостоился подозрений.

— Ты не ешь, плохо выглядишь, к ним не приезжаешь, забываешь позвонить и зарядить телефон, — перечисляя, эльф по-человечески загибал пальцы, — у него много сомнений в том, что ты не врёшь.

— А ты мог бы заметить, что он опасается не за конуру, а за меня! В общем, всё ясно! — резюмировала она с тяжелым вздохом.

— Что именно?

— Что трусить вредно для близких. — А про себя Оля подумала, что пусть ей лучше будет больно потом, но сейчас стоит познакомить ребят с родителями, это будет как раз доступный ей вариант позаботиться. Чтобы хотя бы не думали плохого.

— Ты права, ему плохо, и он не хочет тебя подозревать. Пока я прятался под невидимостью, он несколько раз пожалел, что тут не оказалось просто какого-то парня, так ему было бы и проще, и понятнее. Да, и постарайся договориться с ними так, чтобы мне больше не приходилось этого делать!

— Но раньше... тебе же было удобнее...

— Не удобнее! Вот приставучая! Ладно. Я находился между формами. В чём-то проще стать полностью материальным, отражением этого вашего мира, привязаться к конкретному месту и времени.

— Что-то тут не так. Зачем ворчишь? Если бы только проще, ты бы давно так сделал... а ты... я видела! Выглядел такой яркой сетью с материальным грузиком тела в центре...

— Точно описала, молодец, — ехидно прокомментировал нелюдь. — Это и есть между формами, как бы и частица и волна, как выражаются ваши физики.

— А сейчас?

— А сейчас только частица. И выглядит это, если ты сможешь увидеть — поплавком на леске, на другом конце которой всё остальное. Раз уж у тебя такие рыболовные сравнения.

— Да уж, просто так я не увижу, конечно, — и пробормотала почти про себя, — интересно, а что тогда на крючке?

— Вот и мне интересно, что окажется на крючке. Или кто, — с сомнением очень тихо закончил Эд, оглядывая её.

— Так в чём же причина перемены?

— Вот прицепилась. В демоне и его форме. Я понял, зачем им принимать полностью человеческую форму.

— И зачем? Ты тянешь, потому что не хочешь говорить? Так и скажи!

— Не хочешь говорить, так и скажи, — передразнил он её. — Нет, просто не хочу зря время тратить, мне трудно тебе объяснять. Мы не можем поместить всё своё сознание в эту ма-а-аленькую человеческую форму. Значит, оно становится ограниченным, а это плохо.

— Чем же?

— Тем, что есть у ограниченной формы — эмоции, страхи, сомнения.

— Которые вам не свойственны?

— Неужели догадалась? Или всё-таки вспомнила? И нет, конечно, не свойственны. Откуда? У нас вообще подобных чувств нет и быть не может.

— Ага, то-то ты так раздражался в начале по малейшему поводу... эй! Эд, а ты не станешь снова таким же, ну, как тогда? — Олино воображение тут же подсунуло пару картинок раздражённого нелюдя. Уловив горящий взгляд, она постаралась переключиться на менее яркое воспоминание и ляпнула:

— А машин бояться снова не начнёшь?

— Ты сомневаешься в моём умении обучаться? — ледяное презрение в голосе эльфа звенело сосульками. — Нет, не беспокойся. Теперь я вижу разницу и буду наблюдать за этими проявлениями формы со стороны.

— Это откуда это можно наблюдать за собой со стороны?

— Неясно? Из той части себя, большей, которая наверху, за "леской".

— Всё равно не понимаю, зачем тебе эта человеческая форма, тебе и без неё вроде неплохо жилось.

— Глупенькая. А ведь я уже говорил, и не раз. Чтобы посещать тёмные миры.

— Ты же говорил этому учиться надо... долго.

— Говорил, потому что не знал подробностей. Нам предлагают задачу и мы учимся, решая её. Нейтральные миры и оказались такой задачей.

— То есть ты к нам на самом деле попал, чтобы научиться ходить по тёмным мирам?

— Скорее всего именно эта цель и заложена как основная.

— В вашем споре?

— Да, в нашем соревновании.

— Почему же вам прямо об этом не скажут?

— Потому что мы должны найти и задачу для себя и её решение сами.

— А-а... бросили в море и плыви?

— Примерно так, только бросили на безопасное мелководье.

-Так ты теперь можешь больше ничего не искать?

— Почему? Внешняя задача не отменяет внутренней сути. Многие играют не первое столетие, а в тёмные миры до сих пор ходить не могут. Значит, не нашли скрытую задачу.

— А если что-то случится с этим телом, если будет какое-то... ну, снова нападение?

— Да ничего. Развею и соберу заново, где и когда захочу. Главное — не поддаваться ограничивающим эмоциям. А, кстати, мне теперь нужно будет, наверное, иногда спать. И тряпку, которую ты зовешь полотенцем, чистую повесь, я не хочу из-за каждой мелочи напрягаться.

— Ты ж говорил, это просто?

— Когда есть силы и желание. Ты зачем препираешься?

— Так, удивляюсь, как всё серьёзно. Ну ладно, не буду тебе мешать.

— Иди-иди, выспись!

— И тебе хорошей ночи. — И подумала про себя, что хочет увидеть во сне Лёшу. А тут и телефон пискнул смс-кой:

"Я дома. Хорошо выспись!" И смайлик-цветочек в конце.

Лёля залезла под одеяло, обняла подушку, подложив под щёку ладошку с телефоном и представила, что раскладушка хранит воспоминания о нём и она в них заворачивается вместе с одеялом...

**

С утра день обещал Лёше семейное общение и много вкусной еды, пару часов разборок с клиентом и, как он надеялся, вечернюю встречу с Олей. Разбудивший его запах булочек с корицей подтвердил радужные планы, заставив улыбнуться детским воспоминаниям, — бабушка Валя частенько баловала их вкусностями. Проинспектировав на завтрак, пока никто не поймал, заготовленные для праздничного стола салатики, он уехал к дяде Сане, собираясь побыстрее расправиться с вредным клиентом. Увы, эти надежды не оправдались — они-то с шефом всё обговорили, распечатали повторно договор, а клиент перенес встречу на шесть. Пришлось звонить Оле и, выловив её где-то у родителей Люси, извиняться за отсутствие. Настроения ему это не прибавило, конечно.

Ввалившись домой в начале девятого, усталым и голодным, Лёшка умылся и с улыбкой зашёл в комнату, в которой при его появлении стихли разговоры. В ожидающей тишине звякнули отложенные вилки и все присутствующие уставились на него как на введенного в зал суда обвиняемого. Не успел он определить, что неправильно, как перед ним вылез из-под стола Вадя и встал, словно загораживая. Лёша повернул брата за плечо к себе и, увидев красный нос и блестящие слезами глаза, стараясь не взорвать непонятно чем напряженных родственников, спокойно спросил:

— Что случилось?

— Я не приглашал! Ты-то мне веришь?

— Верю, верю, — успокоил он его, пригладил непослушные вихры и прижал к себе. — Кого не приглашал?

— Меня, — из-за стола встала Катя, он её за отцом и не заметил — Я пришла сама. Хотела сказать, что я давно тебя простила.

— Зачем? — не нашёл больше слов Лёша.

— А-а, увидела, что ты изменил её статус Вконтактике и прибежала! — шмыгнув носом, сдал девушку мелкий. И по гримасе, промелькнувшей на идеально накрашенном лице — хоть сейчас на обложку журнала, — он понял, что Вадя угадал.

— Потому что нам давно следовало помириться. Ты почему-то упрямишься.

— Помириться?! — парень ловил упавшую челюсть.

— Конечно, тебе стоило всего-то только попросить прощение. А ты решил заставить меня ревновать.

— Это не так. То есть, — он растерялся, — в общем... нет, всё не так же...

— Лёш, Вадя похвастался подарком от твоей девушки. И, как мы поняли, это подарок не Кати, — примиряющим тоном вступила бабушка Валя, — но ты сам ничего не рассказывал. Мы не знаем, что и думать.

— Конечно, не мой! Мне бы и в голову не пришло подобную, — она сопроводила слова демонстрацией витого из разноцветного золота браслета на собственном запястье и свела брови, морща в непонимании лоб, — феньку подарить.

"Да, — сообразил Лёша, — Катя ничего, кроме золота, не признавала". И ни разу не одевала подаренную им подвеску из чароита.

— Вадик, мой подарок же намного лучше? — несмотря на заискивающий тон, вопрос прозвучал ультиматумом. Катя так и не запомнила, что мелкий не переваривает этот вариант своего имени. И пусть ему, конечно, хотелось модельку красного рэндж ровера, но продаваться за неё он не собирался. Упёрся рогом, как называла эту его черту мама. Так что он даже не повернулся к девушке, ответив через плечо:

— Нет.

— Нет?

— У меня почти такой же черный есть, — не отлипая от свитера брата сообщил он.

В подвисшей растерянности комнаты приговором ухнуло безапелляционное:

— Это вы ничего не знаете, а я познакомилась с этой довольно наглой особой. Уверяла, что они просто дружат! Как же! Не знаю, что мальчик в ней нашёл, — веско внесла свою лепту Светлана Петровна.

— Лёля ничего! Не наглая! Это ты на неё наезжала! — тут же полез на защиту Вадя. — А мы просто ехали к нам в гости!

— Вот, видите? Он её уже в гости приглашает, брата подговорил. А она его подкупает.

— Это не подкуп! — мальчик задохнулся от возмущения.

— Да это точно не подкуп. Так, безделица, — повела точёным плечиком Катя.

— Это подарок, что ты понимаешь!

— Подарки, да? Что там ещё? Торты? — не отступала бабушка.

— Тирамису, — набычился мелкий, ругая свой длинный язык. — Это десерт, вот! Если ты не знаешь. Мокрый такой, как тёплое мороженое.

— Вот-вот. Десерт. И как это называется?

— Тирамису, я ж сказал!

— Не лезь не в своё дело, — отмахнулась от него баба Света.

"Не лезь, не в своё, а потом опять виноват", — буркнул себе под нос Вадя, но на него никто уже не обращал внимания.

— Может и правда дружат? Конечно, я с нею не знакома. Но считаю это личным делом ребят, — постаралась смягчить разговор бабушка Валя, — мы же пока слышали только версию Кати.

— То есть также не собираетесь вмешиваться, как и с его отцом? Пока не забеременеет и не придет сюда качать права? — ехидно поинтересовалась Светлана Петровна.

— Да, почему нет? И разве тогда зачем-то нужно было вмешиваться?

— Вот поэтому-то он и вырос такой же безответственный, как и его отец.

— То есть то, что Саша женился на любимой девушке, — это вы называете безответственностью? — усмехнулась бабушка Валя.

— Беременной девушке!

— Тем более. Что ты всё время это поминаешь, Света? Больше придраться не к чему? Смотри, какие детки выросли хорошие, самостоятельные.

— Мам, не заводись, не стоит приплетать старые обиды, — тихо попросила Маша, приобнимая мать за плечи.

— Алексей, Катенька нам уже всё рассказала, но мы хотели бы выслушать и тебя.

— Да, тогда и решим, что делать! — Светлана Петровна не собиралась отдавать руководящего поста.

— Мам, ты зря вмешиваешься, мама Валя правильно говорит. Мы ничего не собираемся за них решать. По-хорошему даже не надо было бы и слушать их порознь.

— Как это не надо? Катя практически член семьи! Мы привыкли, приняли её. Значит надо и нам защищать их отношения. Я так считаю. — Она поправила как всегда идеальную стрижку и упёрлась взглядом в виновника скандала. Бабушка Света очень любила роль "женщины, которая всегда права", и совершенно не брала во внимание, как сама же два года назад поминала Кате четырех мужей её матери, и поведение самой девушки, "соблазнившей" семнадцатилетнего парня, чересчур "легким".

— Знаешь ли, люди расходятся и после гораздо более длительных отношений, не мне тебе рассказывать, — баба Валя пожалела приунывшего именинника, не успевавшего сообразить, кого кидаться защищать. — Если они расстались, то зачем тебе знать, почему? Ведь я правильно понимаю, Лёш, что вы разошлись?

— Да. — Лёша помотал головой, в которой никак не укладывалась происходящая чертовщина. — Ещё четыре месяца назад.

— Тебе просто стоило нам сказать.

— И мне тоже. А то я как дура, узнаю обо всём последней и из вконктактика! — Катя выглядела злой и решительной. Лёша никогда не задумывался, всегда ли она играет на публику, просто считал, что ей нравится красоваться. Сейчас же совершенно чётко видел, что она не злая, а скорее испуганная. Её даже стало как-то жалко. Что-то он неправильно понял? Да нет уж, что там было не понять-то?

— Ну... я думал, что это без надобности. Ты же сама меня бросила. — Слов у парня не находилось. Когда-то, после эпичного разговора с её любовником, он оттачивал про себя горькие слова о предательстве, чтобы при случае их было проще найти. Но девушка летом не давала о себе знать, и накал обиды постепенно спал, оставив едкую кислоту сгоревшего чувства.

— Я тебя не бросала! Ты на меня злился. За Вадима. И за Володю. Не хотел разговаривать, так и я решила переждать. А ты... — голос неподдельно дрогнул. — Ты успел променять меня на другую! Я... не ожидала от тебя.

— Злился? За Володю?! Нет. — Парень только сейчас с удивлением понял, что, видимо, всё это время оставался для неё "запасным" вариантом, "карманным" удобным "женихом". Появлялся кто-то более интересный — и она на время исчезала, неизменно возвращаясь. Всё встало на свои места и слова вдруг нашлись сами. — Так ты испугалась, что у тебя не останется резервного варианта? Так его давно не осталось.

— Как это? Лёшенька, ну что ты творишь! Давай попробуем всё забыть, а? Я честно, всё прощу. И девушку эту! Ведь это у тебя несерьёзно, правда? Я видела её страничку — ничего особенного. И горами она не увлекается и спортом не занимается. Давай всё забудем и начнём заново? У тебя каникулы скоро, съездим покатаемся на лыжах, а?

Вся эта сцена казалась Лёшке нереальной, каким-то кошмаром из сна. Катя, как ни в чём небывало, стоит тут и говорит, что это он во всём виноват. Прощает и зовёт его отдыхать. Как они уже несколько раз ездили. Он же и звал, и покупал билеты, и сам учил ездить. Голова шла кругом. Прощает? Как это? Ну уж нет! Он не собирается прощать предательства! Парень обвёл взглядом ожидающие лица родственников — непонимающие, сочувствующие, торжествующие. И наткнулся на горящие возмущением глаза Вади, который изо всех сил дергал его за полу флиски. Если бы куртка была застегнута — давно придушил бы.

— Лёля же серьёзно, да? Она тоже может научиться ездить на лыжах!

— Причём тут это? А! Да, конечно может, отпусти, молнию оторвёшь.

Эскапада мелкого достигла цели и вернула Лёшу в реальность.

— Тем более, что эта твоя Лёля заявила, что вы просто друзья и про твою невесту она знает. Так что с этой стороны не должно быть проблем, не так ли, внук? — бабушка Света не собиралась пускать разговор на самотёк.

— Оля видела запись вконтактике, и всё. И мы ни о чём серьёзном пока не говорили. Она не знала, что запись устарела.

— Так почему ты своей невесте об этом не сказал?

— Бабушка, давай мы сами разберемся. Кать, выйдем что ли?

Та обернулась в поисках поддержки и, поняв, что никто её выгонять не собирается, отрицательно мотнула головой:

— Нет, ты лучше здесь скажи, почему решил со мной расстаться.

— Это не я решил, это твой Володя сказал, — буркнул под стать Ваде старший, но его-то как раз все услышали.

— А он-то тут причём? — неподдельно удивилась девушка. — Ты его видел-то один раз! Ну поругались немного...

— Но он успел мне всё сказать.

— Что? Я просто... просто хотела, чтобы ты приревновал.

— Тебе это удалось. Больше я такого испытывать не хочу.

— Да что в этом особенного-то? Ну ты и ступил! Только из-за этого весь этот спектакль развёл?

— Знаешь, Алексей, у девушек это бывает, они плохого не хотят, просто дразнят. Правда, дорогая? — вмешался всегда молчаливый дедушка, Андрей Иванович, обнимая бабу Валю.

— Да, только видишь, не всегда это получается по-доброму. Кажется, в этом случае не получилось. Идите-ка вы и вправду, поговорите с глазу на глаз.

Главный герой сцены как-то беспомощно молчал, словно переваривая собственную тупость, и не пытался оправдаться, поэтому Катя решила повторить попытку до него достучаться.

— Тогда мы квиты. Ты меня ревновал, и я тебя поревновала, давай забудем, а?

— Я. Не хочу. Никогда больше. Ревновать. Это подло.

— Что подло? — опешила от неожиданности Катя, — немного погулять с кем-то у тебя на виду?

Всё вот так просто — поревновали, переспали с кем-то на стороне, простили, начали заново? У Лёши это не укладывалось в голове. Да и обещания, данные Лёле, он пустыми не считал. Тем более, что сейчас, невольно сравнивая и выбирая... впервые после ссоры получив такую возможность... он совершенно не собирался возвращаться к Кате. Да и возмущенно пыхтящий подмышкой Вадя ему этого не простит. Тоже сочтет предательством. Сказать Кате было нечего. Просто не находилось слов. Всё уже сказано, решено и закрыто. Зачем ворошить? Но придётся.

— Выйдем?

На этот раз девушка не стала спорить, и они зашли на кухню. Лёша плотно притворил дверь и подпёр её для надежности плечом. Катя привычно расположилась на табуретке, обняв колено и уложив на него подбородок. Такая изящная и милая. Грациозная кошечка, а не девушка. Такая красивая. Мечта, королева. Но уже не его. Оля на этом же месте выглядела вовсе не так органично. Сидела, как на еже, то подрывалась, то смущаясь, места себе не находила. Варианта, кого из них выбрать, он не видел. Поймав внимательный взгляд Кати, Лёша пожал плечами.

— И всё? Ты просто так меня увёл? Я думала, ты позвонишь, мы всё обсудим. А ты как провалился — ни слуху, ни духу.

— Хм-м. Веришь, не знаю, что и сказать.

— Трусишь? Позвонить не смог, хоть бы смс-ку написал!

— Зачем звонить-то? Всё и так ясно.

— Что именно?

— Что ты выбрала другого.

— Я тебе что, сказала, что люблю другого? Я бы не стала пропадать ни с того ни с сего.

— Так пропала же. Вадька прав, объявилась, увидев запись.

— Да. Думала, ты никак не остынешь.

— Давно уж... остыл.

— И что? Так типа и не передумаешь? — Катя поставила локти на стол и, соблазнительно выгнувшись, дотянулась до его сжатого кулака, погладив побелевшие костяшки. — Расслабься.

— Нет. — Лёшка отдёрнул руку, сцепил пальцы и, заставив себя поднять глаза, чётко выговорил:

— Я не умею прощать предательства.

— Какое предательство? Что ты заладил? — от картинного всплеска руками у Лёши заныли зубы.

— Такого, — упрямо повторил он, — ты хочешь сказать, что я спокойно должен делить тебя с другими? Типа подождать своей очереди? Вдруг вернешься, да?

— Что ты упёрся-то в Володю! — капризным тоном протянула красавица. — Я хотела, чтобы ты оценил, что теряешь.

— Я оценил.

— И что? Вот она я. Вернулась и вся твоя. И не уходила никуда. У меня вообще-то тоже экзамены были.

— Многому научилась? Практику прошла? С ним интересно было?

— Откуда ты? — растерялась она и через маску уверенной женщины снова проглянула испуганная девчонка.

— Да он мне всё успел сказать.

— Что всё? — Катя затеребила серёжку, — вы же пару минут говорили-то.

— Всё, что нужно. Кать, не надо делать из меня дурачка, я и так долго им проходил.

— Почему дурачка?

— Потому что, если девушка может тебя завтра поменять на любого другого, то нужно быть идиотом, чтобы называть её своей невестой.

— Ты что? Что такое говоришь-то? Как это поменять? — голос задрожал и с ресниц посыпались бриллиантики слёз. Беззвучно, как по заказу.

Лёшке как-то разом всё осточертело. Совсем не хотелось делать никому больно, тем более девушке, на которую до сих пор смотреть спокойно не получалось, — шершавилось что-то на сердце и всплывала какая-то детская обида: "За что?".

— Что услышал. У вас такая практика интересная. Учат всему. И на тебя очередь. Учить. И чтобы я занял место. Где-нибудь в конце. Не дорос ещё.

— Это Володя такое сказал? Но это же неправда! Почему ты ему поверил? И меня не спросил?

— Что, совсем неправда? Вот нисколечко?

— Нет! Зачем всяким пошлякам верить? А мне он сказал, что ты слабак, вот!

— Слабак?

— Да! Потому что отступился от своей девушки!

— И девушка была не против!

— Я сказала, что ты мой жених и ждала, что ты как-то покажешь ему это!

— Зачем я буду что-то доказывать, если девушка передумала?

— Я этого не говорила!

— Но показала.

— Я его позвала, чтобы ты поревновал!

— Поэтому и дальше, в августе, продолжила с ним встречаться, да?

— Мы вместе работали!

— И вот совсем ничего больше? Я не настолько тупой!

— Ну... тебя же не было... ну, рядом...

Глядя в глаза очень сложно врать. И Кате не удалось удержаться, — глазки потупила, нижняя губка выпятилась, уголки изогнулись вниз. Через оскорблённую невинность проступил пойманный на горячем воришка. Запутавшуюся девушку стало искренне жаль, но Лёша действительно не находил в себе никакого желания прощать и начинать сначала.

— Ты сама всё решила. Извини. Для меня всё прошло.

— Ты всегда занят! Работа, учёба, брат! Когда успел девушку-то найти? Или назло мне? Так вот, видишь, я сама пришла мириться! Неужели я не стою того, чтобы один раз простить?

"Прозвучало как-то обидно", — подумал Лёша. Как будто он надулся букой и ждал, пока его позовут обратно. Да, он, конечно, занят. И девушки у него по сути так и нет пока. И всё же соглашаться на подачки... Нет. Ощущать себя дрессированной собачонкой, которую зовут, когда нужен и отпихивают, когда находится кто-то поинтереснее? Он хорошо запомнил пренебрежительно брошенные этим пижоном слова: "Молокосос, что ты ей можешь дать?"

— Думаю, пока можно что-то исправить, и я этого так не оставлю. Решишься — зови в Альпы кататься и я, может быть, соглашусь.

...

На хлопок двери в прихожую выскочил именинник, двумя пальцами брезгливо держа за петельку так и не распечатанную коробку с моделькой.

— Уже? Всё? А отдать? — Он потряс подарком, словно собирался его зашвырнуть в нарисованные горы. — Ты сказал, чтобы больше не приходила?

— Вадь, не приставай, а?

— А вдруг она потом за ней придёт? — Вадим переводил настойчивый взгляд с игрушки на брата.

— Вот скажи на милость, зачем ей твоя машинка? Оставь себе. Подарок же.

— Не хочу, — насупился мелкий. — Мне и так попало.

— За что теперь?

— Как всегда, — он протяжно выдохнул, — я виноват. И мириться не буду, вот! И не проси!

— Не попрошу. А виноват-то в чём?

— Ну-у... в том... тогда, с Унькой...

Лёшка присел на корточки и посмотрел брату в глаза:

— А что, не виноват?

— Ну... да. Виноват. Прости?

— Эх, оба мы хороши. Я-то простил давно, а вот...

— Вот. Они, — безнадежный мах коробочкой в сторону гостиной, — и говорят, что раз виноват, то первым должен был идти мириться. А я не пошёл.

Мелкий шмыгнул носом и, глотая слова, излил оправдательный водопад:

— Она же рядом. Ну, живёт... ну, то есть, я знаю, где... то есть, ну, понимаешь, близко... ну а я же не сходил. Ну, не зашёл. Мог, да? А не зашёл? А почему? Ведь мог! А я... ну... не того... не подумал. Не, ну правда... ну... не подумал. Ну не, не при-придумал. Они говорят — не захотел. И не, не зайти. Подумать. А я подумал. Ну, о тебе. Ну, что она сказала, что я... что ты... ну что я... ну тебе важнее... ну я, а не она... значит, я влез, ну, не туда... и ушла, ну тогда, да — а я и не подумал ничего...

— Ладно, я должен был думать и идти, а не ты. Да теперь ничего уже не сделать. — Лёша притянул его, и Вадя уткнулся ему макушкой в подбородок, как привык делать маленьким, всё также держа модельку в вытянутой руке и продолжая бормотать:

— А вот! Вот! Они и говорят. Со мной пришли мириться, а я не хочу. А виноват. А не хочу. А должен был сам.

— Понятно. Оставь себе машинку и считай, что помирились.

— Не хочу.

— Мириться?

— И машинку.

— Хорошо, положим её здесь. И пойдём уже.

— Они меня наказали.

— За что?

— Ну вот... за это...

— И как же?

— Баба Света заберет сегодня планшет, — всхлипнул Вадя и боднул головой так, что Лёшка чуть язык не прикусил. — И отдаст через неделю, когда в театр пойдём.

— Сурово.

— А и у неё потом не даст! Читать заставит...

— Тебе же любишь, когда читают?

— Ты или папа! Вы интересно, а она! Прошлый раз! Прикинь! Пиноккио заставила читать. Скукота для маленьких!

— Ну, конечно. Ладно, пойдём к гостям, новорожденный.

.....

Из комнаты с чайником прошествовал дедушка, кивнувший младшему:

— Брысь, быстро! Нечего по-бабски цепляться за старшего, иди, извиняйся за своё поведение.

— Я не цепляюсь! Ну и... извинюсь! — Насупившийся Вадя отлип от своего защитника и юркнул в приоткрытую дверь с видом: "Да никуда я и не уходил!", а Лёша, приняв бессловесное приглашение, потопал за собственным нагоняем.

Андрей Иванович, наливая воду, демонстративно не обращал внимания на метущегося по кухне внука. Тот подошел, помялся, глянул на него раз, другой, и не выдержал:

— Ладно, деда, понял я, понял, что облажался! Объяснишь?

— Объяснить что? Где накосячил? Это я тебе объяснить должен?!? А сам ты как думаешь? — бросил, рассматривая бледнеющего от его цепкого взгляда Лёшку. — Что за балаган ты тут развел, а?

— Я? Дед, меня же не было дома!

— И кто тут идиотизмом страдает, ответь-ка мне? Может я? Или Вадя?

— Опять ты воспитывать! Скажи прямо!

— Прямо? Твоя девушка, твои проблемы, тебе разбираться. А не бабушкам или родителям. Или младшему брату, совсем его затуркали.

— Я, правда, не знал, что она... — попытался подобрать слова обвиняемый.

— Правда, Алексей, — жестким тоном оборвал его старший, — у всех своя собственная. У каждого свои очки. Розовые или чёрные. У Кати и у тебя. Но ты мужчина, ты и отвечаешь за ситуацию. Упустил? Некого винить.

— Деда, — Лёша покраснел, но взгляда не отвел. — Понимаю, что напортачил. Тогда.

— А сейчас? Слова от тебя не дождёшься, молчун!

— Я не знал! Что... что придёт. То есть. Ну, что Катя может прийти, — совершенно в Вадькином духе объяснился старший.

— Но не раскаиваешься? И извиниться, вернуть девушку — не планируешь?

— Нет. — Лёшка для верности помотал головой, слишком легко Катя от него отказалась тогда. Ну так ему почудилось.

— А эту твою новую девушку так же легко отпустишь, ветреный ты наш? — Андрей Иванович устроился на диванчике, сложив руки на груди и приглашающе кивнув внуку на табуретку.

— Лёлю? — Некстати вылезло воспоминание о раскрасневшейся растрёпанной Оле, уединявшейся в ванной с нелюдем. И разочарование, сродни тому, что пробудил в нём Катин ухажёр, и всё же совсем другое. И собственническое нежелание её уступать кому бы то ни было, так противоречащее его принципам. И то, как он не мог успокоиться, пока не решил бороться.

— Значит, нам пока не стоит серьёзно относиться к твоим увлечениям? — поторопил дедушка с ответом.

— Нет. Стоит. Серьёзно, — ответил Лёша, твёрдо глядя на деда. Оле он не даст уйти. — Я... был неправ, и я разберусь.

— Это хорошо. Самые страшные люди — те, которые всегда правы. Потому что такого не бывает. Никогда.

— Де-е-да! Давай не сейчас философию! Я ж не твой студент! — Лёшка пристроился на табуретку, по-детски засунув излишне жестикулирующие руки под попу. Пока Андрей Петрович с самурайским спокойствием сыпал заварку в большой чайник, он отвлёкся, вспомнив ажурные ломтики яблок в чае у Эда. И неожиданно для себя расхохотался, отпустил колотившее его напряжение, представив знакомство деда с эльфом.

— Вот, — неодобрительно покосился дедушка на несерьёзного внучка. — Уже и смех без причины!

— Не-не, — утирая выступившую на глаза влагу — ну не слёзы же, в самом деле, ответил Лёшка. — Вспомнил одного знакомого. Тебе бы понравилось с ним беседовать.

— Так познакомь, в чём проблема?

— Он вряд ли надолго в Москве. Да мне ещё с Катей как-то надо разобраться, — уже расслабленным тоном добавил он. — Ума не приложу, куда бежать, что делать?

— Делать надо было раньше. Но лучше поздно, чем никогда. С собой-то разобрался?

— С собой? Как ещё? — помотал гудящей головой Лёшка. — Со мной всё ясно.

— Тогда убедись, что вы понимаете ситуацию одинаково. Что ты там наобещал? Клялся, небось, в вечной любви?

— Да нет вроде, — задумался Лёша, — я всё больше планировал... как жить...

— Это понятно, так и правильно, — в голосе дедушки прорезалось сочувствие, — но смотри сам, уверен, что поставил точку? Или нет?

Обхватив лицо руками, Лёшка взглянул через пальцы и, дав ладоням стечь вниз, вздохнул:

— Да. Стыдно. Очень. За то, что вышло с Катей, но я ничего бы не поменял. И никаких "заново"! Потому что нет, я не смогу забыть и сделать вид, что ничего не было.

— Тебе виднее. Смотреть, знаешь ли, надо на поступки, а не на слова. Слова бывают скорыми да запальчивыми. Но и поступок твой не красив.

— Да, — кивнув, Лёша рассматривал собственные коленки.

"Поступки. Легко сказать. Не было никаких поступков последние... нет, не четыре, а уже почти шесть месяцев. Последний раз он видел Катю в июле и опять с этим Володей. Что ему оставалось думать?"

Дав Лёше паузу на раздумья, Андрей Иванович, поднявшись, стал мерить шагами кухню.

— Приведу пример. Вот твоя бабушка, всегда, когда мы ссоримся... — начал вещать он на третьем проходе к окну.

— Вы? Да-да, конечно! — хмыкнул внук и отвлёкся от рассматривания джинсов, запечатлевших всю историю его сегодняшней криворукости — пятна омывателя, липкие следы энерготоника, ворох паутинок от шариковой ручки, с которой он от безделья игрался в ожидании клиента.

— Приятно, что ты так думаешь. Но увы, так не бывает.

С грустной улыбкой он посмотрел на Лёшу, предлагая вспомнить сегодняшнее представление.

— Старайся и ты не выносить сор из избы, особенно на чужих глазах. — Удовлетворившись виноватым выражением лица внука, он продолжил. — Так вот. Валя почти всегда приходит мириться первая. Потому что, поверь, родным людям сложно долго находиться порознь.

Дед ещё помолчал, а Лёша для себя поставил окончательную точку. Потому что ему вовсе не было так уж сложно находиться вдали от Кати. А вот по Оле он уже соскучился и оттого пригорюнился.

— Иногда, конечно, бывает, что я сильно её обижу. И тогда она хитрит — закрывается на кухне и готовит что-нибудь с совершенно умопомрачительным запахом, так что у меня не остаётся другого выхода, как идти и восстанавливать мир. Понимаешь, да? Показывает, что любит. И что ждет, когда меня отпустит эта глупость — с нею ругаться.

— Да. Повезло тебе найти бабушку.

— Глупый. Это больше, чем везение или какие-то сиюминутные желания. И это общее.

— А ты только что говорил, что вся ответственность на мужчине.

— Конечно. За решения. А будет ли твоя избранница беречь твою мужскую гордость — тут, извини, я гадать не стану.

— Наверное, ты хочешь... ну... намекнуть, да? Как надо выбирать?

Громко щелкнул закипевший чайник, отсекая разговор.

— Это дело твоё, тут я не советчик, — ушёл от ответа Андрей Иванович и залил заварку, вручив теплый чайник внуку. — Поставь ещё воды, и иди-ка за стол.

— Да, конечно, — рассеянно согласился Лёша, занятый попытками понять, как себя поведёт Оля, если они... поссорятся? В душе всё сопротивлялось самому представлению о таком несуразном поступке...

...

Сколько Лёшка бы себя не корил, а понимал, что с брата груз ответственности снять надо. Прав дед, не дело это, что младший пытается решить его проблемы. Конечно, Вадя не спал, ковыряясь под одеялом в телефоне, раз уж его лишили планшета. Пришлось забрать игрушку в коридор и попросить не встречаться с Катей, не усложнять ему задачу. Вадя понятливо кивнул:

— Ладно. Если тебе важно, не полезу помогать.

— Вот и хорошо. Спасибо, что понял.

— А что мне за это будет? — тут же сориентировался вымогатель и требовательным тоном постановил:

— Сходим ещё раз к Оле в гости! Или с ними в зоопарк! Или в кино!

— Куда-нибудь сходим, — пришлось пообещать Лёше. — Спи!

...

Оля вернулась домой совершенно без ног, и морально выполосканная до состояния тряпочки. Целый день с малознакомыми людьми с её-то смущенным заиканием — никак не назвать удовольствием. А общение с вовсе незнакомыми — родителями Люси, — и вовсе стало испытанием на прочность, которое, казалось, выпило все её силы до самого донышка. Захлопнув дверцу машины, она почувствовала что-то сродни освобождению от тюрьмы. Свобода одиночества, тишина морозного вечера, потрескивающий фонарь под козырьком, запах какой-то выпечки из окон первого этажа. Оля остановилась и, расправив плечи, глубоко вдохнула. "Как же хорошо дома!" — подумала она, помахала высунувшемуся в окно Максу и, чтобы не вызывать его вопросов, зашла в подъезд. Она медленно поднималась пешком — лязг лифта мешал освобождаться от круговерти сегодняшних встреч. Оля поймала себя на мысли, что противостояния с нелюдем не чувствует — она радовалась, что он дома. Ощущение было тёплым и домашним.

Тихонько войдя в квартиру и переодевшись, она заглянула на кухню.

"Спокойствие. Точно, тёплое спокойствие. И немного радостного умиротворения. Как разожженный камин в ненастный день. Вот кто Эд для неё, — думала Оля, глядя на неподвижного гостя за столом. — Тянет погреться, расслабиться... и нет, не забыть про всё не свете, скорее отодвинуть. Куда-то туда, в тень, где дела становятся суетой, ненужной и бессмысленной. Всё неважно, кроме вот этого... присутствия?"

Оля рассматривала эльфа и никак не могла поймать мысль, сформулировать непривычное чувство наполненности и удовлетворения. Выскальзывающий хвостик всё же удалось подцепить и облечь в слова: "Как в храме, только не возвышенно, а... просто светло и... безопасно".

— Спасибо! — вырвалось как-то само собой.

— Пожалуйста, — не стал уточнять нелюдь, не открывая глаз.

Поглядывая на Эда, Оля принялась мыть мандарины, — почему-то рядом с ним всё хотелось делать исключительно правильно. Устроив в большой тарелке пирамидку оранжевых шариков, она всё примеривала на себя это эльфийское спокойствие, и решила уточнить:

— Скажи, а я тебе сильно мешаю? Ты так подолгу сидишь, вообще не двигаясь... и не спишь... ты что-то делаешь?

— Конечно, делаю, как можно просто так сидеть?

— Нет-нет, ты не можешь просто так, я так и думала, — с легким смешком подтвердила Оля. — Даже не представляю, чтобы ты что-то делал без причины. Но я-то тебе точно не мешаю?

— Ты, конечно, очень мельтешишь. Но я привык. И нет, не мешаешь, это же твой мир, ты нужна мне. Как гид.

— Нужна? Всё ещё нужна? Я думала, ну... что ты давно освоился, сам ездишь куда-то.

— В том, что ты делаешь ежедневно — да, освоился, — ответил он, и ресницы, как в замедленной съемке, двинулись вверх, приоткрывая глазищи с бездонным овальным зрачком. — Но что-то новое? Или непонятное? Нужна, конечно.

— Ты же и сам находишь постоянно что-то новое...

— Нахожу. А что я, по-твоему, нахожу, а? — Эд ткнул в пачку разноцветных пакетиков.

— Ну... семена?

— Нет, структуру! Сколько тебе говорить, что меня интересует структура, я вижу именно её!

— Ну... да, я помню... а какая разница? Я-то не вижу!

— Структуры недостаточно для образа мира, мне нужно видеть и её воплощение. Это как... как программный код вместо игры.

— А я-то тут причем? — Оле как-то не приходило в голову, что она что-то значит для него, кроме удобного справочника.

— Ты? Ты в этом живешь. Именно твой образ накладывается на каждую схему, и я вижу предмет или существо в деталях.

— А-а... а если бы... ну, без меня? Может и удобнее — видеть сразу всю подноготную?

— Нет, без тебя бы не вышло. Погружения бы не произошло.

— А я думала, что ты вот когда так сидишь, как раз что-то изучаешь... похоже на какую-то... медитацию, что ли... ты так отрешен, будто не здесь находишься.

— Не здесь, а где?

— В твоём мире?

— Сознанием? Нет, сложно. И нет в том никакого смысла. Да, и у меня нет своего мира, я живу в одном из светлых миров.

— Это ты к чему? Я не поняла...

— Поправил тебя. То, что я делаю, можно назвать как угодно, хоть бы и медитацией. И это можно делать где угодно, в любом мире. Потому что я занимаюсь своей собственной структурой.

— Это вот то, такое... полупрозрачное, что я видела? Что, ты говорил, меняется?

— Да, смотри, я попробую показать. Может и увидишь, иногда у тебя получается.

Тонкая кисть очертила полукруг, рукав шелковой рубашки соскользнул, открывая тихо зазвеневшие браслеты. Пальцы опускались плавными рывками, словно поглаживая пружинящие перья невидимого крыла. Завороженная самим движением, Оля сперва ничего не замечала, но оранжевый отсвет мандаринок сработал проявителем, и над ладонью эльфа протянулась призрачная голубая веточка, проклюнулись зеленоватые прожилки потусторонних листочков. А памятные почки раскрылись фитильками золотистых бутонов в окружении фиолетовых лепестков. Секунда, еще одна, и глаза предали хозяйку, сморгнув набежавшую влагу и смазав картинку.

— А-а-а! Стало невероятно красиво! Нереально! Как... как... магнолии! Нет! Орхидеи! Нет, у меня нет слов! — Она кинулась в комнату за папкой, на ходу уговаривая. — Можно? Можно я нарисую? Это как... как дерево распускающееся!

— Хм. То есть до сих пор ты даже не задумывалась, что образ мирового древа имеет под собой какой-то смысл? И правда, — видимо, прочитав её, констатировал сам себе Эд, — не понимала.

— Я? Нет... нет, конечно! Какой ещё образ? — уже набрасывая фантастическое дерево, подтвердила Оля. -Ты что, я вообще никогда ни о чём таком не думала, и понятия никакого не имела... Да и откуда бы мне?

— Надо же. Значит, я неправильно истолковал. Посчитал за намеренное оскорбление.

— Когда? Кого? Что ты! Нет! Но когда же?

— Ты пренебрежительно упомянула дуб. Один из священных образов древа мира. Все перворожденные, без исключения... как бы тебе понятнее объяснить? Листья этого древа, и каждый — отдельный мир, отражение его. В общем, неважно. Я рад, что не понял. Я тогда меньше видел. Никогда так не говори.

Оля едва успевала потерянно кивать на каждое новое заявление Эда, не отрываясь от бумаги и намечая детальки столь восхитившей её картинки. Отгоняя мысль, что чем-то его обидела и то замечательное состояние, которому она только-только нашла название, больше не вернется.

— Кстати, своди меня как-нибудь, — переключился он, резко меняя тему.

— Куда? — Карандаш завис над формой листочков — прожилки есть, а формы-то нет, они словно текли, как язычки пламени. — Ты о чём это сейчас?

— Теперь ты притворяешься глупее, чем есть? Вот о чём только что думала, туда и надо зайти.

— Об ощущении думала, которое возникает, когда ты дома. Оно очень мирное и похоже на... А! В церковь, да? Я ещё один костёл представляла, — из принципа уточнила Оля, — мы несколько раз рисовали его, так что ощущение хорошо запомнила.

— Это ваши, как это? Предметы культа? Помещения для отправления культа? В общем, место поклонения богам?

— Ну... да, наверное. Только не богам, а богу.

— Неважно. И ещё. У меня есть к тебе предложение.

— Ещё куда-то сходить?

— Нет. Наоборот. Я предлагаю тебе со мной уйти.

— Когда? Ой, то есть, куда? — Оля растерялась. — Ещё в магазин?

— Когда — вот это будет правильный вопрос. Думаю, скоро. Мне надо возвращаться.

— Ты что-то уже нашёл? — спросила она высоким голосом, почему-то совсем не радуясь этой новости.

— Нет, если ты о споре, и да — если о том, что я получил результаты от этого путешествия. Наблюдая непонимающее выражение лица хозяйки, добавил:

— Я изменился. Возникло много нового в моей структуре. И эти узлы надо развивать.

— Срочно, да?

— Нет, пока я в человеческом теле — вообще можно не трогать. Ради этого, видимо, вы и созданы, — не удержался он от комментария. — Интересно, что из этого получится, так что думаю вернуться, развить то, что наметилось, а потом можно же и снова сюда прийти, координаты-то известны.

Оля помотала головой, ничего не поняв.

— Это упрощенно.

— Да я даже упрощенно не особо понимаю, — мысленно проговаривая сказанное Эдом, пожала плечами Оля. — Но спасибо, что тратишь время, объясняешь. Тебе надо уйти, потому что... тут ты человек, а там — нет?

— Там я больше могу сделать для моей структуры, моего предназначения. Но и тут есть ты, — он коснулся пальцем её браслета, — в каком-то смысле моя ученица. Я не могу иначе.

В голосе нелюдя, как всегда, не было ни тени сомнения, так что она, помотав головой, переспросила:

— Что? Ученица? Поэтому объясняешь?

Эльф как-то торжественно наклонил голову, словно принимая её ответ.

— Но мы же ничего не учим, разве что... целительство, да? — Оля, сообразив, благодарно кивнула. — Спасибо тебе!

Зацепившись мыслью за свои "лечебные" способности, она вспомнила, что совсем скоро придет оборотень, о чём она за сегодняшней суетой совершенно позабыла. Как и о том, что кроме кусочка пиццы перед фильмом, так ничего и не ела, и будет встречать "пациента" урчанием голодного желудка. Эд подождал, пока она вытащит из пакета баранку, и подтвердил:

— Приходится учить, хоть с тобой и невероятно трудно! С твоим изначально материальным телом следить за структурой сложно. А я не могу не пытаться увеличить сложность мира, даже такого пограничного, как ваш.

— Постой, а я-то тут причём? То есть, твои объяснения что-то изменят в мире, что ли?

— Как это причём? Ты же меняешься! А светлых перворожденных в вашем мире нет!

— Постой! Что нет — я помню!

— Правда не понимаешь... — сосредоточенно что-то в ней разглядывая, протянул эльф. — Хорошо. Помнишь, я говорил, что не могу изменить ваш мир?

Хозяйка согласно кивнула.

— Мне доступно точечное воздействие. Могу изменить что-то жёстко, постоянно, один раз. Скажем, если я сейчас истрачу все свои силы, хватит на этот ваш город. Понятно?

— Ну... да... ты говорил, без других бессмысленно...

— Именно. Потому что рано или поздно хаос поглотит это воздействие. Если его не будут поддерживать старшие расы, — мы или драконы, то есть архи, и стихийные помощники.

— Которых у нас тоже нет, — послушно сказала Оля.

— Да, даже драконы у вас не на виду. Не знаю, почему они не вмешиваются, как везде. Но ты — тоже структура. Меняешься ты, меняется мир вокруг тебя. Точно так же, как мог бы изменить я один раз, ты можешь сделать, пусть намного меньше, пусть постепенно, но — можешь. Как расходятся круги на воде.

— От камня, да? И они тоже затухнут.

— От тебя — не как от камня. Скорее, как от тростника. Он растет в воде и его колышет ветер. И волны расходятся от него каждый раз, снова и снова.

— Волны? Мир? Шутишь, что ли? Насколько изменится? Как не старайся, а подъезд всё равно останется таким же свинарником, даже если я устроюсь уборщицей и буду его драить. Я никогда и ни на что не могла повлиять, такой уж уродилась.

Совсем некстати перед глазами нарисовалась сегодняшняя сценка, когда она бессильно смотрела на отца Люси, размазывающего самоуверенность Макса тонким блинчиком, и ничегошеньки не могла придумать в его защиту. Скорее самой хотелось спрятаться за чью-то широкую и надёжную спину. За Эда, например.

— Нет.

— Что нет?

— Не шучу. Чем сложнее будет твоя структура, тем большее пространство сможешь охватить.

— Конечно, до коврика перед дверью? Я его и так помою!

— Думаю, если развить те закладки, что у тебя появились благодаря мне, — он кивнул на браслет, — скажем, на этот дом тебя хватит... лет через десять.

— Хи. М-да. Это, знаешь ли, всё равно что шутка. И что за ветер будет меня колыхать? Чтобы круги не затухали? Тебя-то не будет!

— Я не шучу, — под серьёзным взглядом нелюдя и Оле расхотелось смеяться. Пальцы ног зябко поджались, ища потерянные тапки. — А ветер. Это совсем просто. Это все твои решения.

— К-ка-какие ещё решения?

— Все. Абсолютно все. От решения выгородить приятеля до покупок.

— Выгородить? Боюсь, у меня не вышло.

— Почему же? Судя по твоим воспоминаниям, всё получилось!

— Да уж. Сказать, что он будет заботливым отцом и никогда не позволит кому-то строить своего сына... да ладно, не будем об этом. Ой! Покупки!

— Вот-вот. И я об этом же. Ты думаешь, это ничего не меняет? — Эд кивнул на пакетик, за который схватилась забывчивая хозяйка.

— Нет, — Оля добыла из упаковки кусочек сала и пыхтела, продевая через него завалявшуюся в конфетнице скрепку, и привязывая к импровизированному крючку верёвочку. — Извини, пожалуйста, я сейчас, пока не забыла.

Последнюю неделю по утрам на балконе звенели синички. Никогда раньше они не прилетали целой стаей! А из перегородки, что делила их балкон на три квартирных закутка, как раз торчала железная загогулина какой-то арматуры. К ней-то она и привесила угощение.

— Ну вот, — с удовлетворением от сделанной работы уселась она за стол. — И что это может поменять?

— А если они погибнут, это что-то изменит?

— Погибнут? Почему?

— Ты, вообще, знаешь, что птицы привязчивые?

— Прилетают, ага! Поэтому и повесила.

— Нет, про то, что они замерзнут в ожидании еды, если ты их приучишь, а потом как-нибудь, почему-нибудь про них забудешь.

— Погибнут? — враз осипшим голосом переспросила Оля. — Почему?

— Не найду в ожидаемом месте еды.

— Нет-нет, не может быть, они же летают где хотят.

— Да-да, очень даже может быть! Я-то вижу!

— Хорошо, ладно. Я их всю зиму кормить буду!

— Вот я о том же. О решениях. Полчаса назад было одно, а теперь совсем другое!

— Да ладно, проехали... через двадцать лет мне будет не до этого, я буду старенькая и немощная.

— Не будешь. Если уйдёшь со мной.

— С тобой? — насторожилась Оля, уловив серьёзный тон. — Куда это с тобой?

— В тот мир, где я сейчас живу. И буду жить еще две стадии.

— Каких ещё стадии?

— Своего развития, ты до них точно не доживешь, так что соглашайся.

— На что это?

— Пойти со мной. Там ты проживёшь намного дольше.

— Да? А как же родители?

— Будешь навещать. Иногда. Я же собирался вернуться, закончить изучение вашего мира.

— И что я там буду делать?

— Как что? Развиваться.

— Да? И зачем я тебе? — из вопроса вызывающе торчали подозрения, Оля их и не скрывала. Конечно, здесь она ему хоть чем-то полезна, а там?

— Мне интересно довести начатое до конца, увидеть, что из тебя может выйти. И я могу тебя увести.

— А кого-нибудь другого — нет? — догадалась Оля о смысле слова "увести".

Их прервала трель звонка, но Эд все-таки договорил:

— Нет. Только тебя. Мы связаны, и я один раз тебя успешно переместил.

— Понятно. Но что-то сомневаюсь я в том, что тебе нужно. — А в голове промелькнуло, что если она Лёше окажется не нужна, то почему бы и нет? И оборотень страшен не будет...

— Признайся самой себе, — нелюдь наверняка считал только что мелькнувшую картинку, потому что в его голосе не было ни капли сомнений. — Тут ты всё равно бесполезна, всегда только наблюдаешь и считаешь, что ничего не способна изменить. Вот и спасённого своего боишься, а ведь это он должен бояться наших условий. Так что нет никакой разницы, проживёшь ты жизнь здесь или где-то ещё. Зато в светлом мире ты проживешь намного дольше. Подумай.

"Подумай, — мрачно хмурилась Оля, идя к двери, — да предложи он мне такое месяц назад, я бы не сомневалась ни минуты, всё равно никому не нужна. А сейчас... бросить Люсю, Макса, не поговорить, не разобраться с Лёшей?"

— Не могу, не сейчас во всяком случае, — ответила она бесшумно подошедшему эльфу. — А переписываться с родителями можно будет?

— Сколько угодно, трудно только разумных перемещать. Подумай, время пока есть.

— Договорились.

...

Впустив Петра, Оля инстинктивно, мелкими шажочками, отступала в комнату, пока не наткнулась спиной на Эда. Громадный мужик в маленькой прихожей нависал опасной тучей, и хозяйку пробрал запоздалый озноб. Она обернулась на эльфа, ища поддержки и безмолвно выпрашивая: "Может не надо? Может пусть уйдет сразу?"

Нелюдь не двинулся с места, только подтолкнул под руку. Ей потребовались несколько секунд и неприязненный взгляд тёмного, скользнувший по её запястью, чтобы сообразить и, сложив руки на груди, прикрыться браслетом.

— Что, перепугалась? — зеркало задребезжало от гулкого голоса нового знакомого. — Зря. Уж кого-кого, а тебя я никогда не обижу. Мне, видишь ли, это невыгодно. Веди, что ли.

— Д-да-да, к-к-ко-н-неч-ч-чно, — сдавленным шепотом выдавила Оля из себя и юркнула на кухню.

Умостившись на углу, спиной к плите, хозяйка жалась к эльфу, во все глаза таращась на своего должника. Клоками выбритое лицо пестрело выцветающими синяками и царапинами, под глазами с красными от лопнувших сосудов белками залегли черно-желтые тени. От мочек ушей к подбородку тянулись щедрой рукой наклеенные полосы пластыря, не пряча шикарного двустороннего флюса.

— Это? — заметил Пётр её интерес. — Зубы пришлось выдрать, гнойники чистить. Челюсть ломал. Пройдет.

Оля быстро спрятала глаза, непроизвольно сглотнув вязкий комок и шмыгнув носом.

— Предлагай, что придумал, — перешёл к делу Эд.

Под тёмным жалобно скрипнула табуретка, он по-хозяйски навалился на стол, заняв всё свободное место, и мерил эльфа оценивающим взглядом.

— Что ж, и предложу. — Дула зрачков переместились на Олю, заставив её резко дёрнуться к Эду, едва не потеряв равновесие. — Одна живёшь?

Не стал дожидаться вполне понятного ответа, продолжил:

— Небогато. Лет через пять могу предложить трех— или четырехкомнатную, в новостройке. Устроит?

Пойманная неотрывным взглядом и уверенным тоном, хозяйка дёрганным кивком согласилась. Правда сама не поняла — с чем и, собственно, с чего бы ей такое обещают.

— Куда-то торопишься? — вмешался эльф, дав возможность Оле выдохнуть. — Откупиться решил? Знаешь же, что только материальным не получится.

— А вдруг? — Лицо Петра сложилось в высокомерную маску, и губы, все в кровавых корочках, неприятно изогнулись, выпуская капельки сукровицы. — Что ж не попробовать? Или, думаешь, охота в рабство?

Эльф молчал, но противостояние будто звенело в воздухе между ними. Гибкий и изящный, Эд должен был бы казаться хрупким на фоне мощного и широкого оборотня, но нет, это тёмный размазывался невнятной кляксой в яркости перворожденного.

— Кончай свои штучки, — сдался Пётр, вытирая выступивший на висках пот и облизывая губы.

— Предлагай тогда по-настоящему.

— У меня охранное агентство. Могу охранять хоть до старости. Пока будет возможность, конечно. А то бизнес у нас дело такое — сегодня есть, завтра нет.

— Не будет бизнеса, будешь охранять сам, как положено.

Смысл слов доходил до Ольги не сразу, словно приходилось переводить с неизвестного языка. Львиную долю её внимания занимали не слова, а мимика и гримасы Петра. Боясь заглянуть ему в глаза, она всё равно видела, каким трудом даётся тёмному мнимая беспечность.

— Охранять? Какое рабство? — всё-таки достучалась до неё последняя реплика, и Оля попыталась вклиниться в разговор, но на её жалобное блеяние они даже не оглянулись.

— Что ж ей-то не сказал, — спросил Пётр. — Раз настаиваешь.

— Зачем её вовлекать, сами договоримся.

Упоминаемая "она" вытянулась на табуретке. Раньше... да и сейчас тоже, Оля предпочла бы, чтобы решили за неё. Но. Она стиснула краешек стола так, что побелели пальцы. Что-то изменилось. Совершенно определенно. Оля переводила взгляд с одного на другого и снова опускала на собственные руки, вцепившиеся в пластик как в спасательный круг. И боролась сама с собой, с сумасшедшим желанием вклиниться в разговор, и кое-что кое-кому пояснить. Да даже обоим! Но — не решалась.

— А ничего, что я тоже тут сижу? — наконец вытолкнула она из себя, заливаясь краской до самой шеи. — Может мне уйти, а вы разберётесь?

— Ты будешь сейчас принимать клятву, так что сиди, — несмотря на бархатный голос, распоряжение Эда звучало как приказ. — А я проконтролирую, чтобы он твои усилия не оказались напрасными, и оплата им соответствовала.

— А? Клятва или оплата?

— Кроме него же никто его жизнь оценить не мог, так что клятва тоже в оплату, — подтвердил Эд. — Продолжим?

— Постойте! Какую ещё клятву? — Оля вспомнила заключение ею договора гида и любопытство несколько потеснило испуг.

— Служения, — пожал плечами эльф.

— Может как-то по-другому? — захотела уточнить Оля, слишком уж у Петра был пасмурный вид.

— Квартиру хочешь? — вроде как обрадовался тёмный, и она настороженно кивнула, не понимая, что к чему.

— Одно другому не мешает, не так ли? — перебил его радость Эд.

— Досрочно! Сам съеду куда-нибудь!

— Не пойдёт, должен же понимать. Хорошо. Пусть будет дистанционно, — прозвучало совершенно бескомпромиссно.

— Уговорил, уговорчивый. Хоть так. Давай руку, что ли, — согласился тёмный и протянул ладонь. Оля помедлила, во все глаза разглядывая её. Широкая, в порезах и мозолях, кисть вызвала одно желание — нарисовать. Срочно. Наверное, если бы она могла влюбиться в мужские руки — то это были бы именно такие ладони — надежные, крепкие и очень красивые. Изящная форма рук Эда не вызывала такого мгновенного доверия. Оля помотала головой и с трепетом вложила свою холодную ладошку в мужскую ладонь.

— Отлично, — Эд хлопнул в ладоши, и у Оли зачесался ноготь большого пальца, а Пётр поморщился, потирая запястье, где прямо поверх вен прорисовался простенький цветок с горошинкой-глазком в центре. Красного цвета, как ожог.

— Экая ты незабудка, оказывается, — разглядывал тёмный новое украшение.

— Это что? — У Оли тоже не проходило жжение под ногтем, только там цветок едва угадывался и утишить это ощущение удалось самым простым способом — засунув палец в рот.

— Кнопка экстренного вызова, — скривившись, ответил тёмный.

— А почему цветок?

— Твой символ, незабудка.

— Мой? — Оля посмотрела на браслет. — Никогда не думала. И что мне с этим делать?

— Прикусишь зубами, и я узнаю, что нужен тебе.

— Ага. На другом конце города? — скептически посмотрела на голубоватое украшение. — И чем это может помочь?

— Если он постоянно будет рядом, это для тебя вреднее, — обрисовал ситуацию с другой стороны эльф.

— Это точно. И не поспоришь, — согласилась она.

— А так ты имеешь право на материальную компенсацию его удобства.

— Чьего удобства? — не поняла Оля.

— Твоего данника. Он тебе квартиру обещал.

— Квартиру? Мне? А может... не надо? Как я родителям объясню?

— Выиграла? — пожал плечами тёмный. — Сделка обратной силы не имеет.

— Ну... ладно... это же не сейчас?

— Не сейчас.

— Хорошо, потом что-то придумаем, — Оля ради эксперимента чуть прикусила ноготь большого пальца у основания. Пётр коротко вскрикнул, его незажившая губа лопнула, и он раздражённо слизнул капельку крови.

— Что?

— Что?!? Больно! Ещё же не зажило! — Перевернул ладонь снова ладонью кверху. И правда, рисунок вспух и налился багровым.

— Потом не будет больно, да?

— Будет. Всегда будет, иначе они смогут игнорировать призыв, — спокойно заметил Эд.

— Не буду я игнорировать, — буркнул тёмный, — проигнорируешь такое.

— Вот поэтому служение так и сделано.

— А если... может я просто позвоню? И всё?

— Да уж, сделай милость — звони. Может и приезжать не придётся, само всё решится! У меня люди по всему городу.

— Да я пока даже не представляю, зачем бы мне могла понадобиться помощь, так что вряд ли... ну, вряд ли я что-то буду просить.

— Это было бы хорошо, — посматривая на руку, заметил Пётр, — незабудка, мать твою, на мою голову.

— Очень больно, да?

— В сравнении с тем, что было, совершенный пустяк, — ответил он, потирая челюсть.

— За всё надо платить, правда? — Эд без всякого сожаления смотрел на тёмного.

— Да уж. Вы удовлетворены? — Дождавшись утвердительного кивка от эльфа, Пётр встал:

— Прощаемся?

— Да, — Оля оглянулась на безразлично пожавшего плечами Эда и поспешила в прихожую:

— Я провожу!

...

Услышав щелчок собачки, Оля привалилась к холодному дерматину, остужая лоб. Проходной двор какой-то! Невозможно расслабиться, когда чужие шастают в твоей собственной уютной норке. И ладно Эд, он какой-то... свой. А этот тип совершенно кошмарный — до сих пор волосы дыбом стоят! Лёшка, Вадька, да и Люся — пусть, а вот Макс и Люсины родители — это уже перебор. Так ещё немного, и она саму себя потеряет в этой круговерти новых людей, к каждому из которых нужно подстраиваться — а она этого совсем не умеет, просто не успевает реагировать. Опять подступили близкие слёзы и Оля, хлюпнув носом, разозлилась на себя: "Можно подумать, я когда-то что-то из себя представляла! Вечно как флюгер — только и могу, что смотреть на других и мечтать с кем-то их отраженными желаниями!". С усилием отлепившись от мягкой двери, она заставила соскальзывающие пальцы дважды провернуть замок и, придерживаясь за стенку, вернулась на кухню.

— Поешь! — Эд, не отрываясь от сияющей памятки, пододвинул ей вазочку с орехами и очередную банку мёда.

— Не хочется что-то, — вяло отмахнулась хозяйка. -Тошнит и голова кружится. Кажется, я объелась.

— Не объелась, наоборот. Просто подаренная мною энергия медленно усваивается. Слишком концентрированная, вот и вытекает. Да ещё этот нахлебник потерянное всё до крошки подобрал.

— Нахлебник. Усваивается, — как болванчик, кивнула Оля. — Ничего не поняла. Тёмный что-то плохое сделал? Ты же говорил — не сможет?

— Ничего запрещенного сделать не посмеет. Но что никому не нужно — вот то и забрал, и ты снова почти столько же потеряла. Отсюда и головокружение. Потерпи и поешь, а то так и будешь терять с каждым встречным тёмным.

— Так, а ты тогда почему не забрал? Себе не вернул своё? — Эльф на неё так и не взглянул, не отрываясь от своей игрушки. Оле тут же захотелось её отобрать.

— Я уже тебе говорил! — Он словно услышал её мысли и отложил памятку. — Мы медленно усваиваем, переводим в структуру. Забыла, как я чуть тело не сжёг из-за переизбытка энергии?

— А? Ну да, прости, я думала, если немного, то никаких проблем нет.

— Ты постоянно излучаешь эмоции, мне уже этого достаточно и для развития, и чтобы с тобой делиться.

— А я... а у меня-то она усвоится вообще? — Никак не получалось у неё что-то почувствовать, кроме обычного — холода, голода, слабости. И как-то дико объяснять их чем-то таким, почти потусторонним.

— Когда-нибудь, да. Но когда? Я предсказывать не возьмусь. Тебе, похоже, как и нам — чтобы больше удерживать, надо иметь более сложную структуру. Надо развиваться.

— А-а... а что мне делать-то?

— На первое время всё идет в тело, так что ешь. Поддерживай тем, что можешь усвоить. И физические упражнения какие-нибудь поделай. Тело само знает, куда что распределить.

— Смеёшься? Я физкультуру ненавижу! А если я поваляю, этого хватит?

— Сил много тратишь? Устаёшь?

— Не то слово.

— Тогда почему нет? Годится, валяй.

— Спасибо, барин, разрешил!

— Пожалуйста. Обращайся.

Оля скептически уставилась на него, — неужели пошутил?

— Нет, я серьёзно. Пожалуй, придумаю тебе ещё упражнение для развития. — Эд задумчиво покрутил в руках памятку, постучал по одному камешку ногтем, но так ничего и не добавил.

— Развития чего? — удивилась Оля. — Этой твоей сложности?

— Нет. Ощущения мира. Вот как ты ощущаешь продукты, так сможешь чувствовать пространство вокруг. Ты тоже можешь быть чуть больше, чем это тело.

— Я представляю, правда! Это такой свет, как вокруг тебя был?

— Ну, до этого тебе никогда не вырасти, но что-то... очень отдалённо похожее... может быть...

— А... ну, тогда... давай, рассказывай!

— Когда спать будешь ложиться, тогда и скажу.

— Пойду-ка я прямо сейчас, что-то нехорошо мне...

— Ленишься? Поделай что-нибудь. Не стоит ложиться сейчас.

— На ночь глядя, да после такого сумасшедшего дня? — Эльф невозмутимо кивнул. — Впрочем, ты прав. Можно взвесить шерсть на завтра. Маме сумку хочу успеть сделать на новый год.

На то, чтобы переставить на стол весы и приволочь из шкафа в прихожей куль с кардочёсом, хозяйке хватило пяти минут, и через четверть часа на столе красовалась дюжина маленьких рулончиков. И, как не удивительно, но шатать Олю после этих нехитрых действий перестало, поэтому она взвесила и взялась выкладывать два жгута для будущих ручек сумки.

— Скажи, а этот Пётр может тянуть из меня... мои силы, изнутри, из "солнышка", а не те, что уже потеряно? — не удержалась она от вопроса, комкая и расправляя мокрую сеточку. Всё-таки, ей пришлось себе признаться, что тёмный её пугал, слишком он выглядел сильным и... жестким, что ли... чтобы не сказать — жестоким, это было бы несправедливо по отношению к незнакомому человеку, даже если говорить это только для себя.

— Сам — нет, только если ты разрешишь. Однако прецедент имел место, а я рядом буду недолго. Так что всё зависит от тебя.

— Ага, — чуть успокоившись кивнула она, — это хорошо, а то мне как-то... неспокойно с ним общаться. А что будет, если он не успеет мне помочь?

— Разделит твою боль. Он тебе жизнь должен.

— И что это значит? Почему нельзя... как-то откупиться, что ли? Просто заплатить, как за услугу. Я почти ничего из вашего разговора не поняла...

— А мне интересно, почему у вас базовые законы никто не знает?

— Ну, ты спросил! Я до тебя про существование каких-то базовых законов и не слышала. Наверное, знают экстрасенсы какие-нибудь, или тёмные, только мне-то откуда?

— Вообще-то все должны знать. Хотя живёте же вы как-то без связи с драконами, почти без старших рас, сами с собой, с демонами по вызову. Никак не разберусь до конца.

— Ну ладно тебе, расскажи, что с ним сейчас происходит? Мне же интересно! Он что, жить не может нормально? — Оля хихикнула, — мне кажется, я ему сильно в тягость, особенно учитывая размеры компенсации.

— Почему? Наоборот. Теперь он будет очень стараться жить как можно полноценнее. Получил второй шанс. Можно сказать, родился заново. Поэтому всем, что он получит от этой жизни, он должен делиться с тобой.

— Что? Что значит "всем"? Ты меня не пугай! Наговорили тут друг другу каких-то гадостей, а я как всегда крайняя! — Отошла к раковине, выжала полотенце. Мокрые полоски с пушистыми хвостами стали напоминать вялые жгутики, а она даже не наблюдала за процессом, настолько увлеклась разговором.

— Всем — в общем смысле. Не знаю, как сказать. Рисовал бы он картины — для тебя что-то бы сделал специально. И это засчиталось бы. Вот ты со мной поделилась своим ощущением счастья, когда мне торбочку делала. Так же и он — мог бы поделиться, если бы был способен.

— Да уж. Он охранник, мягко говоря, профессия не творческая? — Оля подняла брови, удивляясь предложению.

— Достойного, с вложением нужного посыла, скорее всего, — ничего. У тёмных с этим вообще большие проблемы. — Честно, Оля разглядела, как на лице перворожденного нарисовалась знакомая пренебрежительная улыбка. — Они нам доказывают, что мы слабее, а сами вот такую памятку не всегда способны сделать. Вот и тёмный поэтому отдавать будет силой и временем жизни. Ты ему ближе родственника теперь.

— И вот зачем мне такой родственник, а? — задала она риторический вопрос, ведь понятно, что избавиться от Петра со всеми этими базовыми законами ей не светит, как бы не хотелось.

— Раньше надо было думать, когда шла с ним жизнью делиться, — ехидно подтвердил её мысли Эд. — Ты получила свой поступок обратно, как и должно быть.

— Ладно, а если вдруг он меня от смерти спасёт, мы будем квиты? И вот это, — Оля демонстративно "покивала" перед собственным носом большим пальцем, — исчезнет?

— Теоретически, конечно, возможно.

— Теоретически?

— Да, но практически — очень сомневаюсь.

— Почему?

— Ты забываешь, что жива осталась только благодаря мне. И своей победе.

— Победе? Над чем?

— Ты боялась, очень. Но пошла, преодолела. Молодец. Ещё бы думать научилась.

— И что?

— В этом разница. Если бы боялась...

— Да боялась я! Мне ужас ведь как страшно было...

— Но ты смогла перешагнуть, а если бы страх был бесконтрольным, именно ужас, а не разумный страх, то он бы тебя выпил досуха. И я просто не успел бы помочь.

— То есть... досуха? — По спине пробежала струйка пота, заставив зябко передернуть плечами. — И так-то едва жива осталась... сам же говорил...

— Именно что. Хорошо, что поняла. Что не смогла бы выздороветь после такой потери.

— Да поняла я, давно поняла. Но что из этого?

— То, что столько он, конечно, когда-нибудь отдать сможет, если ты будешь постоянно на грани жизни и смерти. У него-то сил поболе, чем у тебя, а считается паритет. Сколько ты потратила, столько и он должен отдать.

— А почему материальное не считается?

— Это аксиома, ну как бы тебе сказать. То, что ты творишь содержит часть твоей любви, как отражение Создателя. Материальное оно или не совсем.

— Не совсем?

— Музыка, запахи, танец, — имеют материальную основу, но само творчество сиюминутно. А все эти ваши нужные вещи, — в качестве комментария к этому заявлению он взмахом руки обвёл стены кухни, и Оля поняла это как штамповку. Весь дом, линолеум, стенка и холодильник, плита и раковина, всё это существовало в тысячах, миллионах копий.

— Да, подтвердил Эд. Поэтому и ценность намного меньше.

— У нас считается наоборот, самоделки, — она потрясла хвостиками в руках, — мелочь, а вот недвижимость как раз мега-круто!

— А по базовым законам это мелочь. Засчитывается за само твоё согласие с ним поделиться.

— Знаешь, я, наверное, никогда этого не пойму, — Оля помотала головой, приняв собственную невежественность в межмировых законах. — Чем это согласие так важно? Неужели трудно это сделать? Не мне, я не обучена, но другим?

— Светлым энергию накапливать труднее, поэтому и поделиться — более серьёзное решение, тем более когда так много требуется. А тёмным такое и вовсе в голову не придёт, вот и всё.

— Но им же проще!

— Да, но причины делиться нет. У вас вообще почти все действуют как в тёмных мирах — не... справедливо, а так, чтобы лично себе побольше перетянуть.

— Можно подумать! Сам же говорил, что выгоду ищут все и везде.

— Все и везде. Только выгода у нас другая, — отвечая эльф построжел лицом, поджав губы.

— Ох. Прости. Да, я помню, ну правда, честно-честно помню. И, вот веришь? Я постараюсь думать, как ты. Может и правда что-то изменится?

— Для тебя изменится, и это уже хорошо, и это будет важно.

— Наверное... только вот Пётр этот... тяжело ему будет...

— Уже сочувствуешь снова? Осторожнее, клятва дана, и твоя жалость может ему выйти боком, если вовремя не позовёшь.

— Без дела-то я конечно звать не буду, что ты, но если понадобится — то обязательно! — Услышав писк смс-ки Оля побежала в ванну, укладывать на просушку недоделанные жгуты.

...

Умывалась и укладывалась спать она в обнимку с телефоном. Завтра. Завтра они обязательно поговорят!

"Не спишь?" — Оля немного насторожилась, прочитав смс-ку. Показалось, что Лёшка сказал это грустно. Или устало?

"Нет. Как Вадин день рождения прошёл? Устал?"

"Бурно. Устал. Но мы справились." — Вот теперь он улыбнулся. Точно ведь улыбнулся!

"Кто бузил? Именинник? "

"Не только. А вы как сходили? Фильм понравился?"

"Так себе. Красивый, да. Один гном, по уверению Эда, похож на тебя. Или ты на гнома "

"Я? Вот обласкал! Сходишь со мной, покажешь?"

"Приглашаешь?" — Всё, теперь можно и ложиться, что бы ему не испортило настроения, он об этом больше не думает.

"Ага. Пойдёшь?"

"Вадю возьмём?"

"Обойдётся"

"Ему же захочется, наверное!"

"Его на следующей неделе к бабушке отправляют, в школе опять грипп какой-то, и младшие классы раньше отпустят на каникулы. Так что если идти с ним, то только на этой. Или через две недели."

"А что у нас на этой?" — Оля спрятала лукавую улыбку в подушке. Он же помнит, она уверена.

"Я к тебе завтра в гости приду? Или ты забыла? Эду альбомы принесу."

"Да. А во сколько?"

"Не знаю, после работы, как получится. Дождёшься?"

"Обязательно!"

"Тогда до завтра? Хороших снов!"

"И тебе! "

На всякий случай уложив тёплую плитку телефона под щёку, Оля счастливо обнимала подушку и таращилась на фикус.

— Вот в таком настроении и спи, — Эд подошел неслышно. Его ладонь, сухая и жаркая, будто вынырнувшая из летнего полдня, прошла в сантиметре от её лица, заставляя глаза закрыться. — Видишь?

Ответа не требовалось, да и не получилось бы ничего сказать. — Вместо декабрьской ночи она уже сонно жмурилась на проглядывающее через травинки закатное солнце и терялась в полынном ветре.

— Потянись как можно дальше. Ты — больше, чувствуешь?

Да! Оля легко обняла знакомую лужайку у пожарного пруда на даче, а потом, без всякого перехода, — поднялась над собой спящей, над собственным домом, и вместе с тяжёлой снежной тучей укрыла любимый город.

— Правильно. Спи. — Палец невесомо провёл между её бровей и подопытная уснула с расслабленной улыбкой на губах. А эльф, устроившись на компьтерном кресле рядом с ней, ещё долго что-то сверял по памятке, светлячком подмигивающей сквозь его ладонь

...

Утро понедельника Ольга встретила в образе ответственной девушки. Ни минуты лишней не провалявшись в постели, она безропотно отложила любимые джинсы и влезла в простёганную шуршащую юбку до щиколоток, — мороз изукрасил даже её пластиковые окна, а значит, стоило одеться потеплее. Прошедшая ночь подвела в ней какую-то черту, отделив то, что было, и оставив в душе спокойную надежду. Чистым листом, свежевыпавшим снегом, она ждала первую линию, первый след, первый цвет, и старалась ничем не испортить этого нового начала.

Благодаря ли шаманству Эда или этой сверхчуткости, сегодня Оля во всем находила что-то новое. Оказалось, что если проснуться с улыбкой, то есть совсем не хочется. Что не самая любимая одежда позволяет не бежать до метро, вымораживая коленки, а неторопливо идти, и заодно увидеть вдали над проспектом сюрреалистично-зеленую полоску будущего рассвета. И что искать свободное место в метро не обязательно — тело само находит свободное место, а разгоны и торможения расценивает как приятную тренировку. Что, если от метро к институту не пробираться, толкаясь, по деревянному временному туннельчику, а идти по тропинке за сугробом, то можно вертеть головой по сторонам. И тогда улицы одарят тысячей графитных оттенков — исчерченных проводами снежных туч, чернильных прямоугольников зданий, частоколом сливающихся в яркую змею столбов. И по всей этой серости — сворованные у лета желтые солнышки в рамках окон, овалах фонарей и фарах машин.

Это спокойное ожидание, — уже счастье, и она его не отпустит. Она молчала, привычно набрасывая утренние картинки в блокноте. Да ей и не нужно многословное общение. Лёша рядом. И компания, с которой комфортно. И пусть разговаривать нормально с ребятами у неё получалось всё так же редко, но сбежать уже не хотелось. Сидящие по соседству Люся и Макс, поддерживающие разговор за неё и за Лёшу, сделали почти "своими" и Лёньку с Мишкой и других ребят. Так, что она даже не сразу заметила смс-ку от Петра с просьбой не забывать звонить и предложением сообщать о себе каждое утро. Пришлось срочно отказываться от неприятного обязательства, напоминая о своем обещании.

Заглянувший ей через плечо Лёша удивлённо приподнял брови, — до сих пор она не упоминала никого из знакомых с таким именем. Оля с сомнением покосилась на свой ответ: как объяснить, кто ей этот Пётр — совершенно не приходило в голову, да и думать об этом не хотелось.

"Вечером расскажешь!" — написал Лёша смс-ку, выйдя из аудитории — принимали работы по алфавиту, и от "Б" до "Т" придется ждать ещё долго, а ему нужно на работу. Люся пододвинулась поближе:

— У тебя есть хвосты? На следующие две пары пойдёшь?

— Нету, не, не пойду.

— Не хочешь по магазинам? Мне подарки нужны новогодние, денег мало, долго искать придется.

— Нет, прости, я домой. И денег не брала, и повалять надо.

— За мной отец заезжает вечером, так что не уйти. Придется сидеть тут, готовиться к экзаменам. Скучно.

— Ну... не знаю, хочешь, я тебя в гости приглашу? Тебе кому подарки нужны? И какие? Обсудим...

— Даже не знаю, мама любит что-то самодельное, а я только вязать умею, но получается настолько хуже, чем у неё, что дарить неудобно. А папе — вообще что-то трудно придумать. Дорогое нельзя — сразу спросит откуда у меня деньги, а сделать что-то мужчине? Хотела ему очечник кожаный купить — но дорого...

— А ты валяные вещи видела? Очечник вполне можно свалять.

— Нет, никогда... Или это валенки? Их видела, конечно.

— Ну и валенки тоже, только мне сил и смелости на валенки не хватит. А так — тапки, украшения, сумочки, косметички, ну и одежда, только я её ещё не пробовала делать.

— Здорово! Ты правда, приглашаешь?

— Правда. — Оле этот мазок на холсте её новой жизни казался очень правильным.

— А ничего, что отец за мной заедет?

— Какая разница?

— Он... ну, ты же его видела. Он в квартиру поднимется — проверить, у кого я была.

— Ну... пускай поднимается...

— Да? Тогда я с удовольствием!

— Ой, только у меня же Эд дома! Вряд ли он где-нибудь гуляет по такому холоду.

— Эд? Это тот светловолосый красавчик?

— Он самый.

— Да уж, тогда не пойдёт. Папа его в лепёшку раскатает!

— Эда? — Оля не удержала смешок. — Если Эд захочет, то он его даже не заметит!

— Он что, спрячется?

— Ну да.

— Хорошо спрячется?

— Очень.

— Обещаешь?

— Да. Ну, в крайнем случае, попрошу его выйти.

— Да-да, лучше бы ему выйти на пару минут, пока я уходить буду, так намного спокойнее будет. Спасибо тебе, это здорово!

Наконец-то пара закончилась и, получив заслуженный зачёт, они побежали одеваться. Пока Люся, одеваясь, о чём-то шушукалась с Максом, Оля замешкалась и оказалась на пути новенькой институтской звезды, шествующей во главе своего фанклуба. Не желая привлекать внимание гламурных красавиц, Ольга поспешно отступила к зеркалу. Этого общения ей не хотелось. То ли рваное движение привлекло их внимание, то ли так и было запланировано, но группка остановилась прямо за её спиной. Блондинка не раздевала её взглядом — нет, она словно нарезала её одежду на ленточки вместе с кожей, обнажая слои, дотоле неизвестные самой Оле. Девушке не повезло, чего бы она не хотела — сейчас все эти прежние чувства, которые могло бы всколыхнуть наглое вторжение, не встревожили новой Олиной безмятежности. Но заставили обратить на неё внимание и насторожиться.

— Так-так, неужели этот сноб чем-то поделился с человечкой? С чего бы это? Тебя здорово прокачали. Хм. — Блондинка обошла Олю по кругу. — Что случилось? Звёзды с неба попадали?

Привычное для Эда обращение в устах этой красавицы выглядело не молитвой, а ругательством. Оля внутренне собралась — это... существо, кем бы она не была, ей точно не друг.

— Так что должно произойти, чтобы светлый пошёл на прокачку? Не поделишься? Ни за что не поверю, что тут не зарылась большая и толстая свинья! Эти слабаки не только не умеют забирать, сам способ в их правильных головёнках не уложится! И тем не менее — тебя прокачали. Странно. Молчишь? Детальки может какие вспомнишь? Не желаешь?

Обратившись в слух, Оля тщательно изучала носки своих уггишек. Чувствовала, что поддаваться на провокацию темных не стоит. А что это провокация и девушка относилась к тёмным — это и к гадалке ходить не нужно. Наверняка она из компании Игоря. "Стоп, — сообразила Оля — а не слишком ли она вольно говорит про Эда? Может она и есть демон? Что Эд говорил про Лёшин порез? Не помню... интересно, если демон, то значит тоже перворожденная?" Украдкой она взглянула на отражение блондинки в зеркале. Вот только взгляд искоса не помог — Анжела — Оля вспомнила имя девушки, — тут же его поймала и не отпускала.

— Впрочем, ты мне без надобности. Толку с тебя никакого. Молчишь — и правильно. И очень правильно, что со светлым своим занята. Опять-таки мне не помешаешь и за парнишку этого гномьего держаться не будешь. Так себя и веди дальше. Очень удачно!

Демоница кивнула самой себе, за секунду обведя взглядом окружение, словно отдавая приказ. Оля вздрогнула: "Она говорит про Лёшку? Что ей от него надо? Я же смогу ему помочь?". Разум возражал, пытаясь доказать, что демоница по закону ничего не может без согласия. Но какое-то свербящее опасение убеждало — она что-нибудь придумает гадкое. Вывернется. Потому что без тормозов. И при этом не слабее Эда.

Она растерялась всего на минуту, вытаскивая из памяти Петра и Игоря. Нет, обычные тёмные, они вызывали обычный страх перед агрессивным и непредсказуемым противником, здесь же само присутствие этого существа пыталось перевернуть с ног на голову весь Олин человеческий мир и её собственную внутреннюю суть.

Анжела не пропустила этой заминки — коротко взглянула ей в глаза, напрямик, и тут же, не озаботившись реакцией Оли, двинулась дальше.

Этот взгляд Олю парализовал — вместо голубой радужки она сразу увидела зрачок, моментально занявший всё поле зрения. Как будто взглянула в фасеточные линзы огромной мухи — тысяча искажённых отражений себя — испуганной, падающей, умирающей... и ни одного прозрачного стекла, раскрывающего собственную суть чудовища. Человеком это существо быть не могло, оболочка служила лишь костюмом, и настоящая, большая её часть находилась где-то в недоступных далях. Не в силах оторваться, Оля вглядывалась в эти искаженные зеркала и ощущала, как они утягивают её в какую-то иную реальность.

Не владея собой, она кивнула, потом ещё и ещё раз, — пока нагревшийся браслет не заставил её вновь увидеть себя в обычном зеркале.

— Что, Тихомирова, и тебя наша королевна осчастливила своим вниманием? — вопрос, заданный небрежным тоном, сочился откровенной завистью. Оля развернулась к говорившему, недоумённо распахивая глаза. Остановившийся около неё Андрей с неподдельной и оттого сбивающей с мыслей тоской смотрел вслед уходящей от них красотке. И вдруг Оле на секунду почудилось, что из парня тянется желто-красная ниточка, откуда-то из-под пупка, чуть ниже её "солнышка" и почти такая же по цвету, только перевитая красными прожилками. Последовавший за своим кумиром парень не дал рассмотреть деталей, и она пошла к ожидающим её Люсе и Максу. Заматывая шарф возле двери, она вновь увидела на лестнице окружённую толпой поклонников Анжелу. "Наверное, показалось", — тряхнула Оля головой, смаргивая картинку, на которой блондинка словно висела в коконе жёлтых нитей, как в паутине. Только каждая паутинка была живой и прогоняла волной утолщение от периферии к центру. А вот на центр смотреть не стоило. Нет, совсем не стоило, — Оля сглотнула подкатившийся к горлу комок и закрыла глаза. Но увиденное так и стояло стойким отпечатком — тёмная бездна с непрерывно раскручивающимися и меняющимися местами солнцами. Сбежавшая из химического класса модель бешенных электронов какого-нибудь лантаноида, образующая в центре столь стремительный водоворот, что его движение не отслеживалось взглядом. А непослушные глаза пытались за этим кружением успеть и затаскивали невольную зрительницу всё дальше и дальше. Браслет снова нагрелся и Оле удалось схватиться за косяк двери, с трудом заставляя себя открыть глаза. Тошнота. В голове звенит и взгляд не фокусируется. Оля сжала руки в кулаки и проморгалась. "Понятно. Опять меня ободрали, как Эд и предупреждал." Она придержала дверь и кинула взгляд на лестницу. Анжела продолжала стоять там и демонстративно сыто облизывать губы. Хлопнув дверью, Оля первым делом сказала себе, что вред этот временный, а всё произошедшее она будет рассматривать как просмотренную по телевизору инструкцию по безопасности. Пускать каких-то демонов в главные герои своей новой жизни она не собиралась. Правда, не удалось избавиться от одной грустной мысли: "А сможет ли она вообще с этим справиться одна, без Эда?"

— Оль! Оль, что случилось? Что с тобой? — Люся держала её за руки и заглядывала в глаза. А Оле только и хотелось, что их закрыть, чтобы удержать на месте желудок.

— Ничего, сейчас пройдёт. Головокружение. С утра не ела, — оправдалась она.

— Как же так, ну взрослая ведь! Куда твой родственник смотрел, а? — Подруга шарила по карманам сумки. — Как назло, только жвачка. Хочешь?

— Нет, спасибо! А Эд тут причём?

— Как причём? Вы же вместе живёте, ты не готовишь что ли?

— Нет, не утром. Он тоже мало ест.

— Слушай, а как его полностью? Эдуард?

— Почти, чуть по-другому, но нам так удобнее, вот он и разрешил.

— Можно я его буду полным именем называть? А то мне неудобно незнакомого человека сокращать...

— Да, конечно, нет проблем.

— Раз ты голодная, давай по-быстрому зайдём, купим что-нибудь к чаю!

Макс, напросившийся с ними — вроде как подвезти свою девушку и, видимо, лелеявший какие-то планы, услышав про Эда заметно скис. Но в магазин за сладостями тем не менее пошёл впереди подружек. А вот реакция на него Эда Ольгу удивила, — тот окинул парня внимательным взглядом, сморщил нос и как ни в чём небывало ушёл в комнату. Люсино приветствие удостоилось чуть большего внимания — царственного кивка.

— Он недоволен, да? — тихонечко полюбопытствовала Люся, пропуская Макса в угол за холодильник, чтобы не раздражал "родственника".

— Не знаю, трудно угадать. Какой чай будете?

— А что есть? — Макс с видом короля в изгнании разглядывал обшарпанную кухню, но тем не менее из укрытия старался не высовываться.

— Сейчас посмотрю, — Оля вынырнула из холодильника с прозрачной крышкой из-под торта в руках, в которую пихала лоточки с зеленью. — Есть чабрец, мята, шалфей. Ещё базилик и тархун, но они для чая не подходят. Ещё есть лимон, клюква и сушеная малина.

— А простого? Чёрного? Пакетик?

— Так нет в пакетиках, только заваривать, вот можно травку добавить для вкуса...

— Давай с мятой! И чайник, а я заварю! — с готовностью вскочив с табуретки, предложила Люся.

За те полчаса, пока Оля изображала гостеприимную хозяйку, она устала больше, чем за полдня в институте — не знала, что предложить, о чём говорить, да и просто чувствовала себя лишней между двумя заинтересованными друг в друге людьми. В результате она без остановки дёргано что-то рассказывала, заглядывала в холодильник, передавая такой же возбуждённой Люсе оттуда на стол и обратно какие-то абсолютно ненужные съедобности. И каждый раз виновато съёживалась, вспоминая подслушивающего её болтовню "сосланного" в комнату эльфа. В конце концов Макс, уставший от девичьего щебетания и разглядывания поделок, совершенно заскучал. Неизвестно, что он увидел, когда заглянул в комнату к эльфу, но тут же вспомнил про перспективу встретиться с потенциальным тестем и сбежал. Девушки почти синхронно вздохнули с облегчением и рассмеялись.

— Прости, мне так стыдно, что я напросилась в гости, а напрягла тебя ещё и им, — с покаянным видом извинялась Люся, — не думала, что он будет так цепляться ко всему.

— Не понимаю я парней. Вот чего он хотел-то?

— Думаю, он и сам не знал, — ответила гостья. — Мне кажется, он первый раз оказался в такой ситуации.

— Ну и не будем тогда о нём, давай учиться, у тебя не так много времени осталось, а объяснять я не умею.

Валяные поделки Люсе очень понравились, особенно то, что материалы не так дороги, и она загорелась желанием научиться. Оля по-быстрому скатала несколько бусин из остатков и дала ей их довалять. Разложила для неё в качестве примера пару цветочков и принялась за сумку. Пока руки работали, подружки успели обсудить множество вещей, вплоть до оставшегося обеим курсовика по истории. И даже выучить пару билетов, знанием которых Люся хвасталась ещё в институте.

За окном давно стемнело, когда проводившая подружку Оля заканчивала издеваться над для ручек сумки, ежеминутно проверяя часы на мобильном. Наконец-то в домофон позвонили. Обеими руками, мокрыми и мыльными, она попыталась поймать выпрыгивающее сердце. Охнула, схватила полотенце, да так с ним и осталась у открытой двери. Лёшка без шапки, раскрасневшийся, весь в снегу, шагнул сразу на середину прихожей, ставя по бокам от Оли две икейские сумки. Она чуть отшатнулась, спеша освободить место, но он, с улыбкой до ушей, придержал её за локти и ткнулся лбом в лоб:

— Лёля! Ну наконец-то добрался! Извинишь, что так поздно?

— Да-да, что ты! — Она уже упиралась обеими ладошками в холодную куртку, и, если честно, других желаний, кроме как простоять так до самой ночи, у неё в этот момент не было.

— Подожди минутку, в машине ещё одна. Эти без меня не трогай. Тяжёлые.

— Сумка? — опешила Оля. — Куда столько?

— Как обещал.

— А рука как же?

— Да я на плече нёс! И почти не болит, швы сняли, — лаконично ответил Лёша и заскочил в лифт.

Конечно, хозяйка попробовала не поднять, но хоть подвинуть набитую какими-то пакетами сумку. Отбуксировав её таким образом к входу в комнату, она добыла из-за второй папины тапочки. И вовремя, Лёша втиснул ещё одну сумку и хлопнул дверью.

— Замёрз? — спросила хозяйка, потянувшись за снятым им шарфом.

— Нет, не успел. Метёт ужасно, габариты у грузовиков видно с двух метров, противотуманки бесполезны, ехал на дальнем свете, и видел только пургу. — Лёшка потёр глаза и зевнул.

— Устал, да? — участливо кивнула Оля, разглядев синяки под глазами, которых утром вроде не было.

— Да, помотал нам этот умник нервы, но главное — я доехал! — И Лёша снова бесшабашно улыбнулся. — Чаем напоишь? Может сбегать за чем-нибудь, пока не поздно?

— Напою, пойдём. Сегодня ребята заезжали, купили печенья и пастилы, есть с чем.

— Ребята?

— Люсю Макс завез и сам зашел. Но не выдержал женских разговоров и через полчаса смылся, — с улыбкой выдала тайны парня Оля, — а может испугался Люсиного отца. Уж очень строгий дядька.

— Ты мне так и не рассказала, как вы вчера сходили.

— Вот придёшь чай пить, я всё и расскажу, что захочешь.

— Всё-всё? — шутливо уточнил он. — Ловлю на слове!

— Ну ладно, раз уж поймал, — смутилась Оля, и вдруг обнаружила, что Лёша смотрит куда-то за её плечо. Развернулась. Ну конечно. Эд изволил выйти и даже пожать поданную руку. Надо же, а Макса он почти проигнорировал. Интересно, почему?

— Привет! Смотри, я всё привёз, только надо осторожно вытаскивать, чтобы книги не намочить, в сумки снега намело.

Вытащив из первой сумки какие-то высокие коробки, Лёша перетащил остальное к дивану и, удерживая подмышкой пакет, аккуратно вытащил здоровый альбом, на суперобложке которого в северное небо возносила деревянные маковки церковь Преображения.

— Я тоже потом посмотрю, можно? — шёпотом попросила Оля.

— Конечно, зачем спрашиваешь? Тебе я что угодно привезу. Могу даже подарить.

— Нет, что ты, зачем дарить. Но посмотреть такую красоту — это здорово! Вот бы живьём увидеть...

— Ты не была?

— Нет. А ты что, был?

— Да, и альбом оттуда.

— Ух ты. Завидую.

— Давай съездим? Летом?

— Летом? Когда оно ещё будет!

— Будет же!

— Давай пока насущные вопросы решим, — не могла не улыбаться его решительности Оля. — Ты ведь наверняка голодный.

— Мне и чая хватит.

— Правда? А мне было бы приятно... хоть я не помню, что у нас есть.

— Если только я вас не объем. Тогда с удовольствием!

— Это любимый ответ моей бабушки, — заметила хозяйка, думая, что у неё этот ответ теперь тоже будет любимым.

— И у меня баба Валя очень любит всех кормить.

— Пойдём на кухню, не будем мешать.

Недолгие раскопки в холодильнике позволили откопать только один вариант горячего, так и не востребованный придирчивыми жителями.

— Вот, есть суп, то есть, борщ. Вегетарианский, без мяса. — Оля поболтала литровую банку, ловя стеклянными боками свет, чтобы убедиться в диагнозе. На удивленный взгляд Лёши смущенно добавила:

— Ну, мама привозит... считает, что я плохо питаюсь. Будешь?

— А... ага, — с небольшой заминкой согласился он, отведя глаза.

— Не будешь?

— Буду, буду, пойду руки помою, — попытался сбежать он.

— Постой! Что-то не так? Ты всё-таки есть не хочешь? — упавшим голосом переспросила хозяйка. — У меня горячего больше ничего нет... ну разве что кашу или макароны сварить, да и то есть их не с чем...

— Может, с сыром?

— Можно с сыром, грибами и луком, есть в морозилке шампиньоны, — растерялась Оля, с нервным смешком добавив:

— Просто папа всегда ругается на макароны, говорит, что это не еда, а мы с мамой их любим. Ой, — спохватилась она, — может, ты борщ не любишь?

— Не... — признаваться в том, что он так долго скрывал было сложно, но Лёшка пересилил себя и добавил:

— Только тебе, ладно? Не только борщ. Я свёклу натощак не переношу вообще, ни в каком виде.

— Как? — ахнула Оля, сочувствуя, — аллергия?

— Хуже, — надеясь, что она не рассмеётся, закончил он, — живот не принимает, потом буду полночи с белым другом беседовать.

— Бедненький, — ничуть не улыбаясь, она сочувственно погладила его сжавшийся кулак и проскользнула в туалет вместе с банкой, одним движением избавляясь от её содержимого.

— Зачем? Вы бы съели... — Лёшка опешил от её решимости.

— Да ну, — отмахнулась Оля, — Эд почти не ест, я столько не съем, а в среду мама опять будет ахать, что холодильник все такой же полный. Как я её не убеждаю, что мне достаточно — не верит.

Поставив греться воду, она деловито принялась шуровать по полкам в поисках стратегического запаса макарон.

— Грибы будешь?

— Давай, если не сложно.

— Не-не, они же резаные, только луковицу найду.

— А это что? — Лёша потыкал в мокрую только-только подваляную сумку.

— Сумка будет на новый год маме, к осеннему пальто, — Оля сыпанула макарон и повернула кружок таймера на четверть круга, прокомментировав:

— Не умею следить за временем.

— Слушай, я же там сумки бросил, надо их из коридора убрать, — и он пошёл потрошить принесённое.

— А это что? — Длинные коробки никак не напоминали книги и одна почти упала от небольшого толчка, Оля едва успела придержать, но из пакета всё равно посыпались диски.

— Вот видишь, — диски. Музыку слушать. Правда я не подумал, ему же классику, наверное, надо было, а у меня больше современная. Нет, есть там аранжировки всякие типа Ванессы Мэй или "2cellos", но прямо вот классического исполнения почти нет.

— "Три Алексея Белова" — прочитала Оля на одном из дисков. — Это что, кто-то из твоих родственников?

— Не, какое, так, приятель отца подарил как-то на днюху, типа прикольно. Старый диск, когда отец такое слушал, я ещё в сад, наверное, ходил. Хочешь, послушаем?

— А... на чём? У меня плеер МП3 и ноут без диска... то есть дисковода. У родителей съемный есть, они фильмы смотрят, а мне вроде и не нужен почти.

— Вот я балбес. Взял и запихнул стеллажи, чтобы не вытаскивать, а спросить, есть ли на чём слушать — забыл. Ладно, в следующий раз привезу.

"В следующий раз" — прозвучало настолько обыденно, что Оля забыла вздохнуть, словно это могло как-то подтвердить то, что будет этот "следующий раз". А Лёша тем временем добавил:

— У Вадьки маленький центр есть, возьмём на время.

— Ты что! Зачем у ребёнка отбирать, мы что-нибудь придумаем!

— Этот ребёнок поедет на неделю к бабушке он ему будет не нужен.

— Надеюсь, к бабе Вале?

— Нет, опять к бабе Свете. И еще у него в субботу детский театр в два часа, там и передам с рук на руки. Так что ему и терпеть не придется.

— Не надо, пожалуйста.

— Ладно, завтра с ним поговорим. Не волнуйся. Просто сейчас ему спать пора, а если мы его спросим, он до моего прихода фестивалить будет.

— Фестивалить? — прыснула Оля.

— Куролесить, ну...

— Да я поняла, ему очень подходит. Ой, таймер?

— Не слышал.

— Пойдём, от дисков сейчас все равно никакого толку, а ты голодный.

— Ужасно, — Лёшка снова зевнул. — Прости.

— Ничего, сейчас всё будет. — Оля кинула на сковородку грибы и они тут же мстительно начали брызгаться маслом, пришлось срочно прикрывать крышкой. Лёша отобрал у плачущей хозяйки луковицу и моментально её порубил на квадратики, крупно так.

— Ты любишь крупно лук, да? — только и удивилась она.

— Разве это крупно? Нормально.

— Тебе виднее, ты же есть будешь, — согласилась. Спрятавшись за крышкой посолила, поперчила. Тут и таймер прозвенел.

— Помочь слить? — Как-то легко Лёша предугадывал её действия, впрочем они не отличались загадочностью.

— Да, а я сыр пока порежу. Тебе побольше?

— Ага. А мы трём на тёрке.

— Так на горячую сковородку, какая разница?

— И правда, я не подумал, а так-то проще.

— Ой, убрать-то забыла! — Подхватила икейский коврик, на котором валяла, завернула в него мокрые заготовки и в полотенце отправила на подоконник. Покромсанный сыр упал в макароны и всё вместе оказалось на сковородке.

— Я щаззз захлебнусь! — протягивая тарелку, заявил Лёшка.

— Подожди еще пару минут, пожалуйста. — Оля покрошила чуть укропа и неуверенно прокомментировала:

— Мне кажется, что так вкуснее.

— Так о чём вы с Люсей говорили?

— Обо всём и не о чём конкретном, — улыбнулась хозяйка. — Учились валять и выучили два билета на историю.

— Ужас, а я ещё за курсовик не садился.

— И мы. Он же последний, вот и откладывали.

— Не знаю теперь, когда и делать буду. А давай ты мне расскажешь билеты? — Как он успевал говорить — непонятно, потому что макароны исправно с тарелки исчезали.

— Сейчас? Разве что только чтобы ты ел нормально! — Со скептическим выражением смотрела она на него. — А если ты не будешь есть, то от этих билетов уснёшь!

— Под твою лекцию — ни за что! — клятвенно пообещал Лёшка, пододвигая к ней тарелку. — У тебя там ещё есть, я видел! И рассказывай!

— Нет уж, давай ты поешь спокойно, — Оля светилась от удовольствия, накладывая добавку. — Ой, а я посолила? Не помню...

— Это же хорошо!

— Почему?

— Я могу надеяться, что ты в меня влюбилась, — глядя честными глазами, заявил Лёшка.

— Ну...

— Что, не надеяться?

— Нет... то есть, да... то есть ешь, не путай меня! — Оля окончательно запунцовела и вдруг добавила:

— И вообще, мне ещё довалять надо, подвинешься? — И она стала деловито сдвигать баночки и пакетики на столешнице к стене.

— Подожди, давай я сюда пересяду, мне не трудно, — он переставил тарелку на рабочий стол и чуть развернулся на табуретке — большего перемещения в малюсенькой кухонке и не потребовалось.

— Ага! — Оля подтащила к себе полотенце, добыла полуфабрикат и за минуту разрезала его по одной стороне, вытаскивая кусок пенки от туристического коврика.

— А это зачем? — спросил Лёша, с любопытством разглядывая голубой прямоугольник и потерявший форму мокрый мешок.

— Это форма.

— Такая здоровая?

— Сумка будет на треть меньше, я сильно уваливаю, маленькая вещь у меня может и в два раза сесть, — развела она руками.

— Это плохо или хорошо?

— Это индивидуально. Плохо или хорошо то, что получается. Если войлок тонкий и плотный, то это хорошо, а толстый и рыхлый — плохо.

— Этот толстый и рыхлый? То есть, не получилось? — с сочувствием спросил Лёша.

— Это только с шаблона снято, его ещё несколько часов уваливать.

— Часов?

Оля энергично кивнула, разминая швы руками и заправляя внутрь мешка самую большую свою раскатку. Закрутила и под неотрывным наблюдением Лёши начала катать. Остановилась, заправила прилипшую к щеке прядь. Вытащила раскатку, перевернула другим боком, продолжила. Потихоньку успокоившись, она снова смогла смотреть на гостя. А тот как ни в чём не бывало доел и, подперев щёку рукой, смотрел на её работу.

— А чай? — Пододвинула к нему чашку. — Наливай, в чайнике заварка. Вон, видишь коробочка с пастилой и жестяная банка с печеньем?

— Ем, ем. А ты считаешь, что ли? У тебя губы шевелятся.

— Ну да, считаю, до пятидесяти и переворачиваю. Терпения не хватает дольше, лучше чаще переворачивать.

— Пятидесяти? Чего?

— Катаний же. Сейчас выверну и буду с каждой стороны снова катать, потом опять переверну, ну и так до победного.

— А когда победный?

— Ну... когда кажется, что готово, тогда надо еще полчасика-часик покатать — и будет готово. Наверное.

— А у тебя есть готовое?

— Ага, я с сумкой в институт ходила же...

— Покажешь?

— Да ты видел, — Оля, обрадовавшись передышке, сбегала в прихожую и принесла свою любимую сумку с хризантемами.

— Это что, ты сама? Руками?

— Ну да. Ты же видел у меня на страничке?

— А где то, что ещё там показывала?

— Вон, на холодильнике коробка, достанешь?

— Слушай, — Лёшка перебирал немногочисленные поделки, — здорово. Это сколько же сил на каждую ты тратишь?

— Это мелкие, обычно дня два. Иногда три, если надо пришить что-то, а бывает и месяц, когда расшивать бисером. Я медленно очень вышиваю, свалять проще.

— Ничего себе проще. Я в шоке.

— Да ладно, мелочи, — Оле казалось, что она от смущенного румянца уже никогда не избавится. Но при этом ей было невероятно приятно. И очень хотелось ещё что-нибудь показать или приготовить, чтобы Лёша продолжал вот так же по-домашнему сидеть на этой табуретке и никуда не торопиться.

— Слушай, уже почти десять! Тебе же домой надо! — спохватилась она, понимая, что сама "тот самый" разговор никогда не начнёт.

— Гонишь, да? — с обиженным видом отозвался желанный гость.

— Нет-нет, — тут же пошла на попятный Оля, — просто беспокоюсь, как ты поедешь...

— Да доеду, не первый раз же, тем более вроде успокаивается немного, — попытался что-то рассмотреть в темноте за окном Лёша. Больше всего ему хотелось найти повод вообще не уезжать, но Эд не оставлял выбора, поэтому приходилось ограничиться поиском тем для разговора. И как перейти на обсуждение главного вопроса — он тоже никак не мог придумать.

— Лёль, а хочешь я тебе кухню поменяю? — предложил он, открывая и закрывая дверцу шкафа над головой.

Оля вытаращилась на него, в красках представляя реакцию отца, и резко замотала головой.

— Ну почему? Это просто, быстро и недорого!

Хозяйка продолжала мотать головой, проглотив язык, кажется, уже окончательно.

— Хотя можно только фасады, шкафы-то ещё нормальные.

— Прости, но... не надо. Родители каждую неделю приезжают проверять, как я им объясню?

— А что родители? Будут против? — Лёшка нахмурился.

— Нет, не то чтобы против... но что я скажу? Кто это сделал? На какие деньги?

— Скажи, что парень твой помог, если женихом представлять не хочешь...

Звук, который издала Оля, нельзя было назвать смешком. Скорее хрюкнув от несовпадения их мыслей о данном именовании, она скрючилась на табуретке и пару минут давилась смехом.

— Что? Чем это смешно? Разве я не могу помочь?

— Нет-нет, прости, это истерика, — Оля испугалась появившегося на Лёшином лице выражения. — Понимаешь, мой отец очень серьёзно подходит к званию "парень моей дочери", до сих пор кастинг никто не прошел.

— Я хотел бы попробовать, а вдруг ты согласишься? Или ты против?

— Пойми, дело не в том. — Она набрала побольше воздуха для храбрости. — Я-то "за". Но не хочу тебе лишних проблем. Он же тебя всерьёз будет спрашивать, готов ли ты заботиться и отвечать за меня. Что-то в этом духе. Содержать беременную. Я понимаю, что ты о таком не думаешь и тебе это не нужно, вот и... удивляюсь, что ты настаиваешь.

— Вообще-то думаю. Я не очень понимаю, чего ты боишься, это естественные мужские вопросы. И я, конечно, с ним согласен. Ты же девушка, разве можно иначе?

— Наверное, — Оля переняла серьёзный тон и тщательно взвешивала слова. — Я почти не общаюсь с ребятами и думала, что об этом никто не думает. И не готовы к подобным вопросам. Ты совершенно особенный, мне кажется, ты понравишься отцу. Но... я боюсь...

— Ты не веришь мне? Ты всё-таки против?

— Верю! — порывисто кивнула она. Наверное, если бы в Олиной жизни не появился Эд, она никогда бы не сказала следующую фразу. И не столько из-за стеснительности, сколько из страха оголить перед другим собственные чувства, в которых не так уж уверена. Но сейчас она была убеждена в своём желании, а Эд как-то исподволь приучил её говорить правду сразу. Так что она сжала кулачки и куда-то в них, покраснев, призналась. — Я буду счастлива, если ты всё это говоришь всерьёз.

— Лёль! — Лёшка подхватил её со стула, прижал и зарылся носом в волосы, благо между табуретками и так оставался один шаг. — Я начал думать, что совсем тебе не нужен.

— Нужен, очень-очень, — пробубнила она, зарываясь носом под отворот свитера и чуть не падая от головокружения. — Но вдруг ты найдёшь кого-то получше? И что я буду делать тогда? Ты же меня совсем не знаешь... может, подождём?

— Нет уж. Я тебя знаю достаточно. Поэтому лучше сделать наоборот, сказать всё побыстрее, и пускай привыкают!

— Откуда это ты меня знаешь? — Она покрепче сцепила руки за его спиной, мечтая никогда больше не отпускать.

— А с кем я учился весь прошлый год? Ты любишь грызть твёрдые зелёные яблоки, носить тёплые огромные свитера, всегда берёшь карандаши без резинки, и всё время на переменах что-то рисуешь в блокноте и во всех тетрадках таскаешь с собой клячки. Я думаю, что не любишь другие стёрки, да?

— Не люблю. А я о тебе кроме Вади почти ничего не знаю... расскажешь?

— Всё, что хочешь. Между прочим, про свёклу никто, кроме тебя, не знает. Даже моя мама.

— И Вадька не знает?

— Нет.

— Всё-таки скажи, — Оля отодвинулась, но для верности вцепилась в свитер и подняла глаза, — почему ты раньше ничего не говорил? Не подходил?

— Лёль, ну как я мог тебе что-то сказать, если у меня была... невеста, мы же собирались пожениться. Я наблюдал за тобой, и всё. Просто для собственного удовольствия.

— И всё-таки, почему вы тогда не поженились?

— Родители просили не торопиться. Катя закончила в этом году училище, мы собирались после зимней сессии расписаться и поехать в горы на каникулы, вроде как небольшое свадебное путешествие. Зачем тебе это?

— Мне непонятно, поэтому я боюсь, — произнести это всё-таки стоило очень больших сил.

— Чего?

— Что... что ты меня тоже бросишь, а я и не узнаю, — совсем шёпотом пояснила Оля.

— Лёль, это она меня бросила!

— Так, что бабушка об этом не знала?

— Это мой косяк, я думал, что раз мы не встречаемся больше, то всем всё понятно. А оказалось, что мы все неправильно друг друга понимали.

— А если вы помиритесь? Я буду опять не нужна? — Посмотреть в глаза сил не нашлось, но Лёша сам решил эту проблему, — взял её лицо в ладони и заглянул в них сам:

— Пойми, если бы я встретил тебя раньше, у нас с Катей ничего бы не было!

— Точно?

— Абсолютно.

— Ладно.

— Что ладно?

— Я тебе верю, я больше не буду...

— Что, загоняться на тему моей бывшей невесты? Точно не будешь?

— Нет, не буду. Честно-пречестно! Забыли! — Оля улыбнулась и внимательно вгляделась в обеспокоенные голубые глаза. Кажется, первый штрих на её чистом листе получился чётким и настоящим.

Лёша смотрел твёрдо и открыто, но небольшая морщинка между бровей всё-таки объяснилась:

— Единственное, чего я никогда не смогу простить — это предательство. Поэтому можешь вообще больше никогда не вспоминать о том, что у меня было раньше. Ты понимаешь?

— Думаю... да, хотя мне повезло, что я с подобным никогда не сталкивалась. Лёш, поздно уже очень! Тебе же домой нужно...

— Сперва скажи, когда поедем к твоим родителям, — непримиримо насупившись, совсем как Вадька, потребовал Лёша.

— Когда? Прямо сразу, что ли? Не в будний же день! Туда-обратно в Зеленоград — это полдня!

— Так, ты согласилась, что я теперь твой парень? Или я неправильно понял?

— Если ты хочешь...

— Опять?

— Да, да... согласилась!

— Моя осенняя девочка. — Он положил руки на её локти и сбежал до ладошек, крепко их прижав. — Прячешься, да? Ну, так когда?

— Вот упёртый. Я езжу к родителям по субботам. В эту ты занят, значит в следующую? Или через пару недель? Подойдет?

— Подойдет, только в эту. Я её и так освободил, отвезу Вадю в театр к двум, и можно ехать.

— А обратно он как?

— Да бабушка же заберёт.

— Хорошо, но... далеко же.

— Не страшно. А хочешь, встретимся в метро и вместе его отведём? Вадя будет рад тебя видеть.

— Да я тоже буду рада, давай так, и мне спокойнее... Так, езжай уже, завтра целый день в институте торчать.

— Угу, — Лёша наклонился за поцелуем. — До завтра?

— Спокойной ночи. И напиши смс-ку, что доехал, я же не усну.

— Тогда придется уходить быстрее, а то ты тоже не выспишься. И Эд твой всё равно дома... Так, хорошей ночи, и обещай больше ничего не бояться!

— Ничего?

— Совсем ничего, у тебя ведь теперь есть я.

— Я попробую, но мне нужно привыкнуть.

— Привыкай побыстрее.

Сколько можно целоваться, расставаясь на одну ночь? Минимум по четверти часа на кухне и в прихожей и полчаса за дверью у лифта, благо в двенадцать ночи там никто не бродит.

...

Четыре утра — слишком рано. Оля уткнулась в подушку и, подложив телефон под щеку, промечтала о новом свидании ещё два часа. Но и в шесть часов — всё ещё рано вставать. Вот всегда у неё так: перед экзаменами, первым сентября или днем рождения — никак не может дождаться звонка будильника.

Проворочавшись ещё с полчаса, она таки перевернулась вместе с раскладушкой на пол. Мягкое покрытие притушило звук, но она всё равно вслушалась, не помешала ли Эду. Что он не обратил внимания — это вряд ли. Значит, не считает нужным воспитывать. Вот и хорошо, ей и так неплохо.

Ленясь подняться с пола, спелёнутая одеялом Оля пристроила под ухо уголок одеяла, забавляясь новым ракурсом комнаты, пялясь на позабытые под столом бумажные рулоны. От попытки вспомнить, что же на этих ватманах, отвлек въедающийся в щёку химический ...привкус. Нос возмутился громким чихом, пока хозяйка осознавала, что вонь растворителя идет от ковролина, и Оля невольно посочувствовала эльфу, начавшему знакомство с нашим миром, с такого кошмарного запаха. Теперь же и ей казалось, что вонь наждаком обдирает слизистую носа, губ и щек, проникая куда-то глубоко, до кости, чуть ли не в мозги.

Она зажмурилась, выползла из-под "крыши" раскладушки и снова от души чихнула. Пришлось вставать. Складывая свою временную кровать, окончательно проснулась и вспомнила, что под столом валяются наброски героев "Десятого королевства", а ватман, вообще-то, был куплен для курсовика, к которому она так и не приступала... Усевшись в обнимку с подушкой за стол, она покатала босой ногой кусочек "прошлой жизни", всего-то месячной давности. По всему выходило, что она не только напрочь забыла о рисунках, но и на фанатские посиделки не заглядывала, и даже на ДреамВордс обновления не смотрела, а ведь это один из любимейших сайтов. Она хмыкнула — про неё никто за это время не вспомнил и не написал на почту. Вот такая она невидимка. Похоже, знакомство с Эдом здорово выбило из неё дурь. Надо сказать спасибо и, пожалуй, отнести на полку в ближайшем Старбаксе фэнтезийные книжки — теперь она их перечитывать уж точно не будет. И все же эти наброски сказочных героев вызвали какое-то тянущее ностальгическое сожаление, как взгляд на любимую куклу — сродни тому чувству потери уютной норки, где никто не найдет и не достанет. Чувству, которое недавно настигло её в квартире родителей.

— И ведь не повзрослела же, ну ни капли. Желание пускать мыльные пузыри на пару с Вадей никуда не делось, — вздохнула она в любимую подушку. Да, все мысли занимал Лёша, но Вадька был неотъемлемой его частью и довольно часто вспоминался сам по себе. С мелким она чувствовала себя совершенно свободно и так просто, как, наверное, не чувствовала бы себя и с родным братом. Оля совершенно искренне восхищалась мальчишкой — сама она никогда не решилась бы и на половину вытворяемого им, и тем более на защиту кого-то старшего. И от этого поступка, когда он, едва не выпрыгивая из куртки, кинулся её защищать, становилось настолько тепло, что хотелось сделать для него что-то хорошее, важное... если уж она не способна восстановить эту самую справедливость, то хоть помочь чем-то...

Хмыкнув над своими желаниями: сама-то ещё месяц назад сбегала от реальной жизни в фэнтези и сказки, — она, задвинув раскладушку за кресло, осмотрела лежбище, предоставленное настоящему герою из грёз. Диван радовал аккуратно сложенным пледом, а из альбомов эльф построил две аккуратные вавилонские башни почти под потолок. Пришлось влезть на диван и переделать конструкцию в четыре менее величественные колонны.

На кухне обнаружилась привычная картина: Эд перебирал каменные бусины, а рядом лежала памятка, запомнившаяся ей янтарными камушками на углах, которую он ненадолго давал ей подержать. Почему-то её он вытаскивал реже остальных.

— Постой-ка. — Оля моргнула, а эльф уже не сидел около окна, а бесшумно кружил вокруг неё, обдавая тёплыми полуприкосновениями: пальцы его замирали на расстоянии ладони от её лица, волос, тела, словно перебирая невидимую пушистую шёрстку.

— Что это с тобой произошло? — В спокойном вопросе проскальзывали удивлённые нотки.

— А что такое? — скосила она глаза на безупречные пальцы, пощекотавшие вылезшие из ночной косы завитки около уха.

— Тебе холодно?

— Нет... — Оля прислушалась к себе. И правда, она, вечная мерзлячка, не испытывала никакого желания натянуть теплые носки или накрутить на шею длиннющий шарфик. И её кожа — тонкая, суховатая, шелушащаяся, налилась не обдирающим раздражением, а просвечивающим изнутри розовым светом. — Ой. А как это?

— Любопытно. Ты отдаёшь, но не теряешь. Вернее, не успеваешь терять, постоянно возобновляешь поток. Но так не может быть долго! Не понимаю...

— Тебе подарить? — Она протянула руку, приглашая принять от нее дар и ощущая, что и Эда окружает мягкое тепло, уютное и спокойное. — А ты тоже тёплый! Я не знала!

— Ты и так даришь сейчас, всем вокруг. — Он аккуратно перевернул её кисть, подул на согнутые пальчики и проследил за чем-то невидимым для неё. — Однако... вы можете ощущать любовь. И даже бескорыстно делиться. Это ты и ощущаешь как тепло от меня. Родственную энергию.

— Тоже мне открытие, — фыркнула Оля, смущенная каким-то слишком интимным тоном гостя, вытянула из его пальцев свои и отвернулась, быстренько закопавшись в холодильник. — Будешь творог? Или яблоко?

— Яблоко, — и тихим размеренным тоном продолжил: — А для меня это открытие. Я первый раз столь близко общаюсь с людьми и до сих пор ничего подобного не видел. Это... многое меняет.

Выглянувшая из-за дверцы Оля заметила, что он с пиететом, чуть ли не благоговейно провёл подушечками пальцев по той самой памятке.

— Вот твоё яблоко, самое зеленое и самое большое. — Она сполоснула и выложила перед ним на тарелку обещанное. — Не грусти, пожалуйста, всё ведь хорошо?

— Да, конечно. Я не грущу, я думаю. — Он, с той же тёплой улыбкой, посмотрел на неё, и Оля заробела — не могло быть у этого едкого перворожденного таких нежных улыбок для нее. — Испугалась?

Она кивнула:

— Немного...

— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Просто излучение чистой любви, пусть не любви Создателя, а человеческой, для нас как... ну, как лучшее удовольствие. Спасибо.

— Да... да, пожалуйста... — растерялась Оля. И тут вспомнила некстати... или как раз кстати про угрозу Анжелы.

— Эд, э-э-э... скажи, пожалуйста, а угроза демоницы... ну... не угроза, а обещание... полакомиться светлым, сломать его... она... то есть... можно с ней что-то сделать, не поддаться?

— Тебе она не страшна.

— Почему? Из-за браслета?

— Не только. Если будешь так излучать, она захлебнется. Мне-то того, что ты даёшь много, почти до эйфории, а я ведь состою из похожих структур. Демону же придется разрушить структуру, прежде чем добраться до твоей энергии. С любым упорядоченным светлым у них будут сложности в любом мире. А уж у вас, где тёмным запрещено действовать напрямую, тем более.

— Что значит упорядоченным? Я упорядоченная? А Лёша?

— Ты упорядоченная. Больше внутренне, чем внешне. — Кажется, это первый раз, когда он что-то объяснял с умилённым выражением лица. Оля почувствовала себя щенком, впервые принёсшим хозяину палку.

— Как это?

— Внешняя структура — это структура мира, общества. Если бы ты жила совсем одна, но в светлом мире, то ты всё равно была бы защищена самой его структурой от разрушительных энергий. Поэтому демоны и не могут в одиночку приходить в светлые миры — просто растеряют всё накопленное, а сами ничем не разживутся.

— Что, вообще не могут прийти? Ты же говорил, если как человек, то можно...

— Можно, а толку? Они ж ничем поживиться-то не смогут. У вас же мир нейтральный, то есть существуют некие структуры — государства, семьи, которые трудно разрушить одному тёмному. Ты в них слабо вплетена, но всё же не одиночка. И собственную свою структуру, внутреннюю, ты рядом со мной усложнила. Так что не думаю, что все это вместе кто-то осмелится сломать.

— Сломать... — Оля передернула плечами. — Как человека можно "сломать"? Убить?

— Как? Вот эти внешние или внутренние структуры, связи — их и ломают. Помнишь, гардарика, гарда, у вас ограда, — защита вокруг? Устроенное ограждение... ты не открыта, потому что в тебе есть высокий уровень внутреннего порядка и ты вплетена в общий порядок — семьи, мира.

— Эх, а мне кажется, я такая безалаберная...

— Понимаешь, структуру не только вокруг тебя строят, но и ты создаёшь вокруг других, она тоже помогает. Ты вот защищаешь малыша рыжего, своих родителей, Лёшу, а они — тебя. Для светлых это естественно. И сломать такие переплетающиеся защиты очень сложно.

— Ох, чую я, что есть тут подвох...

— У них есть подход, да. Вот тебя раскрутил на жертвенность этот тёмный. И любой светлый может решить пожертвовать собой ради других.

— Ну уж нет. Я поняла. Жертвовать не дам, спасибо!

— Да не за что. Обращайся. — Оля вытаращилась на довольного нелюдя, вглядывающегося в неё как-то уж очень пристально.

— Ладно... — согласилась хозяйка, спрятав непонимание вместе со взглядом в попавшийся под локоть блокнот. В нём царил Эд — на всех последних страницах, и пусть он сейчас лучился теплом, всё равно правильность черт отдаляла, не вызывала желания прижаться или погладить.

"Ну и ну, какие глупости в голову лезут", — усмехнулась про себя Оля, легко штрихуя тень у контура лица. Только лицо вырисовывалось не столь правильное, зато серьёзное и тёплое. Лёшино. Забавно, что она теперь столь мало ценила идеальные черты, предпочитая им проявления эмоций. Потребовалось столкнуться с прекрасным Эдом, чтобы понять совершенно обычную вещь — ей-то, неидеальной, к чему совершенство? Рисовать его, что ли?

Пока Оля одевалась, оставив на кухне созерцающего свои камушки и памятки эльфа, но так и не растеряв мечтательного настроения, её резко подкинул звонок в прихожей. "Кто в такую рань? Не в домофон звонят, значит, соседи..." Переполошившись и побледнев, она побежала открывать, чтобы на пороге обнаружить улыбающегося Лёшу.

— С добрым утром! Поехали?

— Привет! — Секунду она хлопала глазами и еще несколько мгновений продержала его на пороге, вцепившись в куртку обеими руками, никак не доверяя своим ощущениям. Раскрасневшийся Лёша. Холодная куртка. Как и нос, который прошелся по её лбу и зарылся где-то на макушке в волосы.

— Как? Куда? — пробормотала она, случайно боднув его в подбородок головой.

— Как куда? В институт!

— Ой! А, ну да, да. Конечно. Зайдёшь? Может, чаю выпьешь?

— Вечером, ага? Сейчас опоздать можем, замело, пробища жуткая.

— А что ты приехал-то? Там бы встретились...

— Захотелось, — свёл удручённо брови, — ты не рада? А так?

Из-за спины вынырнула рука с разноцветными мелкими хризантемами.

— Э... — Оля двумя ладошками обняла букетик, прислонилась к нему щекой и замерла, закрыв глаза.

— Наверное, надо было розы, да? Прости, я же не знаю, что ты любишь, но ромашки такие... ну, как ты... — Он переступил на коврик, подвигая его ногой к натёкшей с ботинок луже.

— Лёль?

— Спасибо! — Она снова прижалась к его куртке другой щекой, на время потеряв возможность связно выражаться. И неважно, что ткань мокрая и холодная, только так Оля попыталась ответить на внезапный подарок. В конце концов, это первый полученный ею от парня букет. Своего парня. Первого в жизни. Перевела дыхание и всё-таки нашла пару слов:

— Они совершенно, невероятно замечательные.

Отлепилась от куртки, подняла глаза и сквозь набежавшие глупые слёзы с натугой улыбнулась. Лёшка набравшись смелости промычал под нос: "Ну, да, очень... м... милые".

— Я сейчас поставлю! — Развернулась в комнату.

— Лёль... ты что, плачешь, что ли? — торопливо спросил вдогонку Лёшка, пытаясь остановить её.

— Нет, что ты, это у тебя куртка мокрая, — свалила всё на него Оля, хватая с тумбочки вазу и сбегая на кухню. — Сейчас, пять минут — и я буду готова. И поедем.

Наливая воду в вазу, спрятавшись за стеной, и наплевав на взгляд эльфа, не без любопытства наблюдавшего за разворачивающимся на его глазах представлением, благо из кухни была видна и входная дверь и пятачок, на котором вынужденно топтался Лёша,

Оля украдкой провела губами по разноцветным лепесткам. Любые цветы от Лёши были бы ей в радость, даже вонючки-лилии, но эти, обожаемые, с терпким запахом зелени, она точно никогда не забудет. Среди розовых, фиолетовых и белых "ромашек" торчали забавные зеленые "пуговки" — одни из самых её любимых, но именно их ей никто никогда не дарил, потому что, как отец выражался, они "не цветы".

Выскочив обратно, в прихожую, Оля в одно мгновение впрыгнула в сапожки и схватила с вешалки пуховик.

— Может, на метро поедем? Быстрее будет?

— Можно. И где твоя шапка?

— В сумке, — она всунула руки в рукава и схватила ключи. — Пойдём? Пока не опоздали.

— Точно шапка есть?

— Точно, точно. Будешь вместе с Эдом за мной бдить? — пошутила она, захлопывая дверь и доставая разнесчастную шапку.

— Я бы лучше вместо... — едва слышно пробурчал сзади Лёша.

"И я бы..." — подумала Оля. Но не в её силах было предсказать, сколько ещё будет гостить у неё этот странный перворожденный, да и выгонять его ей не хотелось. Вот жил бы где-нибудь по соседству, так она даже и рада ему была бы... наверное...

...

Всю дорогу Оля осторожно цеплялась за Лёшкин локоть, украдкой стараясь подглядеть выражение его лица. Идти было неудобно, ноги разъезжались на льду, спрятанном под размякшим в кашу снегом. Оля оскальзывалась, штурмуя рыхлые торосы, но только сжимала пальцы, крепче ухватывая ткань куртки. И Лёша, обходя очередное препятствие, старался прижимать к себе её руку покрепче, чтобы она случайно не потерялась. Так, молча и внимательно глядя под ноги, они и дошли до дверей. Где, окруженная привычной кучкой прихвостней, царила Анжела. Оле оставалось только вздыхать: так ничего про свои опасения и тем более про ответы Эда она сказать Лёше и не попыталась. Вместо этого её посетило странное чувство — когда компашка в них чуть ли не пальцами тыкала, ей захотелось закрыть собой Лёшу, спрятать, чтобы не видели, забыли о нём. Пусть к ней пристают, у неё всё-таки Эд есть, в обиду не даст.

"Не к добру это внимание, — подумала она, — а ведь Анжела ещё и меня о чём-то предупреждала..." Впрочем, несмотря на поднятые брови, в глазах демонессы, — в своём порыве отвлечь внимание от Лёши Оля забылась и попала в капкан её взгляда, — читалось что-то вроде снисходительного одобрения, что только ещё больше настораживало.

Однако ничего сверхъестественного день не принёс. Свободную пару после обеда из-за холода на улице они так и просидели в полупустой аудитории. Пока Люся разглядывала на ютубе ролики по валянию, Лёшка вытащил Олю к окну — звонить Ваде. Уговорить мелкого "занять" центр оказалось проще простого, но не за бесплатно. Договорились забрать технику в четверг — завтра Лёша до ночи работал, но он всё равно хотел с утра привезти, чтобы только Эд побыстрее начал слушать. Оля его с трудом убедила, что один день погоды не сделает. Взамен мелкий манипулятор пожелал, чтобы они сходили в кафе, все вместе, втроём. Сошлись на пиццерии в субботу утром. Слушая разговор Оли с Вадей, Лёшка по-мальчишески улыбался, словно они сговаривались на какую-то весёлую проказу.

Как-то так получилось, что вопроса: куда они едут после института, — просто не возникло. Вместе — домой к Оле. И, судя по вопросу: "Что у нас на обед?", Лёша совсем не сомневался в том, что его пригласят. Пришлось зайти в магазин. Так, держась за руки, они постояли в задумчивости у мясного прилавка, потом у рыбного, и, в конце концов, Лёшка почесал нос, улыбнулся виноватой Олиной мордочке, кивнул и развернул её к овощному отделу, решительно загружая в тележку по большой сетке картошки и лука. Оля только развела руками, удивляясь количеству, и прокомментировала:

— Да, это точно понравится маме. Мы же столько не съедим, а она решит, что у меня аппетит появился.

— А он у тебя пропадал?

— Ага, но ненадолго, похудеть не удалось.

— Разве? На прошлой неделе вместо тебя одни глаза светились.

— Это единственная попытка, больше не повторится. — Оля совершенно не представляла, как будет рассказывать ему про Петра. Надо, обязательно надо рассказать, но пока даже думать об этом не хотелось, и она сменила тему на более прозаическую: — Что к картошке-то? Солёных огурцов? Квашеной капусты?

— Капусты, пожалуй. Нам бабушка привозит по пятилитровой канистре. Угостил бы, но мы её моментально сжираем. Даже на неделю не хватает.

— Вкусная, наверное. А давай ты спросишь рецепт? — Оля с сосредоточенным видом перебирала упаковки, найдя "достойную" только на втором десятке. — Ты его не знаешь? Или неудобно, да? Может, в интернете посмотреть?

— Не знаю, но спрошу. Я её недавно распробовал, года три как, когда уже Вадька стал её есть.

— А ты маленьким её не ел?

— Я же у бабушек почти всё время жил. И тогда до квашеной дело не доходило. Приставал к бабушке "помогать" и так объедался свежей, что на скисшую и не смотрел. Правда, и сырая была интересна только та, что вот прямо из-под ножа.

— Ну, салат ты с мамой освоил, мы убедились.

— Так то попозже, когда Вадька появился, я типа... ну, помогал... — как-то смутился Лёша и потянул её к бакалее. — Давай масло поищем какое-нибудь нерафинированное.

— Любишь с запахом?

— Ага, а то от чистого каким-то керосином несёт.

— Надо же, а я, пока Эд не показал, и внимания не обращала, — удивилась она, взяв с полки бутылку горчичного масла, — попробуем?

— Попробуем. И ещё попробуем этого красавца от тебя вытурить. Ты... не против? — Лёша смирился с глупейшим объяснением присутствия Эда в Лёлиной квартире, но собирался приложить максимум усилий, чтобы изгнать из её жизни этого захватчика, которому до конца так и не верил.

— Да нет... то есть он мне вроде не мешает... но... — Не говорить же Лёше, что Эд её строит — ну чисто дуэнья. — Он как-то сказал, что может и год в гостях просидеть, а это уже... ну...

— Это уже ни в какие ворота! Год! С ума сошёл, что ли? И вообще, ты знаешь точно, что он у нас забыл-то?

— Да вроде то, ради чего он пришёл, ему теперь не актуально, он что-то новое узнал и это теперь раскапывает. А я почти ничего не понимаю. Хотя он и на вопросы отвечает и объясняет, но... я постоянно чувствую себя рядом с ним маленькой девочкой, вот чуть ли не из детского сада, которая очевидных и всем известных вещей не знает.

— Знаешь, по-моему, мы и без его очевидных вещей неплохо живём. Вот и шёл бы обратно, к своим супер-соотечественникам. Надо с ним серьёзно поговорить.

— А... ну, только осторожнее, ладно? Он как бы... ну... уже не чужой мне...

— Ладно... — Похоже, ему было неприятно слышать, что она переживает за Эда, но всё же сейчас держалась за его руку. Видимо, это немного примиряло Лёшу с существованием её гостя.

...

Одно для Оли так и оставалось непонятным — почему Эд здоровается только с Лёшей и Вадей? Вот и сейчас Эд вышел в коридор, кивнул, заглянул в пакет: "Проинспектировал покупки", — подумала Оля — и молча вернулся в комнату. На диване лежали раскрытые альбомы, и он сел на брошенную на пол подушку напротив них, начав что-то колдовать с камушком в руках. Пожав плечами на вопросительный взгляд Лёши, она вытащила для него отцовские тапочки. "Кажется, стоит научиться валять тапки. И размерчик побольше папиного будет..." — пришла она к выводу, наблюдая за подшаркиванием Лёшкиных пяток по полу. Раньше пятки как-то никогда не привлекали её внимания. Лёшкины же были... такие... щекастые, круглые и устойчивые, ровно яблоки, что она невольно потянулась за карандашом. Вообще-то, Оля любила рассматривать руки — в них ей чудился прописанным весь характер человека. А тут вот увиделся некий внутренний стержень в... пятках. "Забавно, никогда бы не подумала", — улыбнулась она про себя, как-то вдруг расслабившись и поверив, что всё будет хорошо: "С такими честными пятками — непременно".

Двое на этой маленькой кухонке хотели одного: бросить всю эту готовку и заняться чем-нибудь рядышком, желательно обнявшись. Лёля безумно стеснялась Эда — и со стыдом поминала себе, как вчера забыла про его присутствие. Всё-таки у эльфа абсолютно нечеловеческая, а потому непредсказуемая мораль. И что он потом вменит ей в вину — а ворчать он будет обязательно, — она не могла догадаться, а потому боялась собственных желаний. Лёша же спокойно бы наплевал на присутствие Эда, потому что никаких далеко идущих планов не строил — боялся спугнуть. Однако осуществить их прямо сейчас было никак невозможно — Лёля светилась радостью, но сквозь синяки под глазами проглядывала накопившаяся усталость, а переносица истончилась, как на иконописных ликах. Свою девушку требовалось покормить и заставить отдохнуть, а ещё отвлечь от мыслей, сложивших упрямую морщинку между её бровей. Поэтому он рассказывал какие-то забавные случаи из детства, радуясь всё чаще пробивающимся Лёлиным улыбкам. При этом Лёша чувствовал себя совершенно спокойно и на своём месте. Он был там, где и должен, и делал то, что должно. В его душе царили полный штиль и умиротворённость.

Олину морщинку Лёша понял неправильно. Толком она ни о чём плохом не думала, только беспокоилась. То об одном, то о другом. Стоило ей только подпустить одну мысль в голову, как за ней тащился хоровод других. То она стеснялась себя — начиная с носа и заканчивая отсутствием грациозности и умения готовить. То переживала о том, что думают про неё его родители. То пыталась предугадать, наестся ли он картошкой без мяса, хотя они сразу умяли на двоих пачку сыра с грецкими орехами, которые прямо в лоточек набросал Эд.

Полный сумбур, разброд и шатание в мозгах, приправленные изрядной толикой нетерпеливого предвкушения. И пересилившая страх решимость, передавшаяся в подрагивающие пальцы. Убойный взрывной коктейль — вот что творилось внутри с виду такой деловитой Лёли. И она однозначно представляла собой полную противоположность ощущениям Лёши.

При этом ни одна мысль не задерживалась у Оли надолго. Ещё никогда её настолько не переполняли чувственные впечатления. Словно всю жизнь прожив в картонных декорациях, она вдруг вышла на улицу: запахи, вкусы, звуки и сногсшибательная картинка пробирали её объёмом, яркостью и силой так, что она забывала вдохнуть, словно взлетала в самую верхнюю точку на качелях. А потом бросалась вниз с удвоенным ускорением, стараясь впитать всё до последней капли, не расплескав и не потеряв. Говорить при этом? Слова пропали, а язык сросся с зубами и нёбом, оставив в горле вакуум неназванной пустоты. Оля кивала, слушала Лёшу и снова, как утром, удивлялась теплу собственной кожи. Её тянуло к Лёше, он виделся ей приятно прохладным, а вот его раненая рука — ледяной, с огненными всполохами лавы под тёмной корочкой кожи. Пробежала первая действительно дельная мысль: Лёша слишком рано снял повязку, и его надо лечить, а лучше попросить помощи у Эда.

Как по заказу заглянувший на кухню, эльф распорядился молодую картошку не чистить, а запечь целиком, и этим ограничил своё вмешательство. Даже не глянув в сторону пациента, согласился с необходимостью лечения, предложив учиться самостоятельно. Пока в духовке румянилась картошка, Оля с Лёшей едва не наперегонки устроились за столом. Получив в ладошки больную руку, Оля выпала в созерцательность. Ругать себя за собственные привычки и глупо и бесполезно, да и невозможно в этом состоянии без единой мысли. Поэтому она просто... вела себя, как обычно — наслаждалась тем, что попало к ней в руки. Лёшина кисть, тяжёлая и широкая уютно устроилась в ковшике её ладоней. Под каждым пальцем чуткие пальцы нащупали по мозоли, каждая покрупнее той, что и у неё сидит на первой косточке среднего пальца. А вот вздутые розовые ниточки шрамов руку совсем не красят. Оля переместила на них пальцы — и потянулась вслед за ними, заглядывая чувствами под порезы. Поморщилась на огрызающиеся всполохи жара, приподняла чуть свою ладошку и подула под неё, усмиряя. Теперь надо остальное согреть, оживить. Удобно устроив больное место, представила, что все три ладони одинаковы по цвету. Ничего не получилось — её тёплые, а Лёшина будто только с улицы, прихвачена морозцем.

— Лёль, может, не надо? Тебе тяжело? — Ему заметно не нравилась усталость, проступившая на Олином лице, и он попытался вытащить руку.

— Нет, что ты. — Оля покрепче сжала кисти, сплетя для надёжности пальцы, и подняла на него прозрачные глаза. — Просто я не понимаю, что надо сделать. Прими, пожалуйста, мой дар.

Не отрывая от неё обеспокоенного взгляда, Лёша, не задумываясь ни на мгновенье, кивнул: "Принять? Да что угодно. Может быть, ей от этого будет полегче?" Оля обрадовалась, улыбнулась, сжала ладошки и через несколько минут их отпустила, погладив напоследок по побледневшим шрамам.

— Смотри, получилось! Меньше болит?

— Что? — Лёша явно не сразу понял, о чём это она. Но лицо расслабилось: — Да. — И он тут же потянулся размять ладонь другой рукой.

— Не стоит. — Остановил его Эд, адресуя следующий комментарий Оле. — Ему лучше, выматывающая тянущая боль в пальцах ушла, но осталась скованность. Однако сейчас надо дать руке отдохнуть.

— Спасибо, Лёль, но зачем ты так перегружаешься? Она бы и сама прошла.

— Сама бы не прошла. А ей полезно тренироваться.

— Слышишь? Мне полезно. И мне хочется тебе помочь...

— У меня нет слов. — Лёшка поймал Лёлины руки и прижал к щекам. — Спасибо!

— Картошка готова, вытаскивайте. И когда мы, собственно, будем смотреть фильм? Ты обещала.

— Ой, а я подумала, ты уже посмотрел, сам.

— Да? А кто мне пояснять будет? Странное определение существа. От воинства небесного, то есть служителя какого-то бога. До "ангела за трапезой", словно вы их едите. Абсолютно непонятно.

— Ну... может, потом, попозже, когда Лёша уедет?

— Я тоже с вами посмотрю! Сейчас быстро перекусим и посмотрим. Что за фильм?

— "Майкл". Старый, с Траволтой.

— И где будем смотреть?

— На ноуте, больше не на чем...

...

Поев, они расположились на диване, поставив ноут на табуретку. Втроем, оставив эльфу большую часть дивана. В глубине души Оля как никогда сердечно благодарила Эда за идею посмотреть фильм,: ей не приходилось ничего придумывать, чтобы спокойно сидеть рядом с любимым и смотреть не столько на экран, сколько на руку, прижимающую её к широкому плечу. Ни разу до сих пор она не чувствовала себя настолько уютно. И если раньше она только теоретически мечтала кому-то доверить все свои заботы и проблемы, то сейчас надеялась, что такой человек нашелся. Действительно нашелся. И от этого разбежались из её головы все глупые мысли. Она продолжала отдаваться новым ощущениям — пыталась запомнить мягкую фланель рубашки под щекой, чуть царапучий подбородок и легкий смутно знакомый запах. И такие добрые, надежные руки. Из-под манжеты выглядывали часы — этакий массивный хронометр. Но больше всего её взгляд притягивали пальцы и запястье, сплошь в веснушках и густущих завитках светлых волос. Почему-то рассматривать их казалось ей каким-то запретно-постыдным делом, она смущалась своего любопытства, тянувшего её провести по ним пальцами. Оля полыхала от смущения и радовалась, что её никто не видит. И не особо пыталась вникнуть в историю ангела, да и не получалось. Голливудские грёзы не шли ни в какое сравнение с её воображением, проигрывая им по всем фронтам.

Кроме Эда, не выпускающего из рук памятку, на маленький и неудобный экран ноута толком никто и не смотрел. Лёшу тоже мало интересовал фильм. Он боялся сделать неверное движение и привыкал — к Лёле в своих руках, к её голове, лежащей на его плече, к запаху её волос, в которые уткнулся носом. И больше ничего не надо, даже с присутствием гостя эти полтора часа его почти примирили.

Увы, фильм кончился, и начался "вечер вопросов и ответов".

— Этот неказистый человечек играл настоящего ангела, правильно?

— Да. Помнится, ты мне вначале сказал, что они у нас некую оферту устроили, по заповедям, себе рабов забирают, или слуг...

— Да? Помню. Только эти ангелы больше похожи на представления об архах в других мирах. И как часто у вас подобные ангелы встречаются?

— Нет, то есть не знаю я. Сама не видела. Для меня это сказки. Верования.

— Сказки? Архи и у нас, перворожденных, тоже скорее легенды. Не каждому выпадает честь встретить высшего, то есть арха. Вот только ни нам, ни тем более людям в других мирах как-то в голову не приходит вспоминать столь часто об их существовании! А у вас они везде — в сувенирах, пословицах, на открытках. Я думал, это какое-то божество из пантеона, из тех, что наполовину птицы, но ведь нет.

— Ну... они часто являются героями каких-то фантастических историй. А что? Они какие-то редкие или важные? То есть их мир очень известный, да? Они в него верующих забирают?

— Это архи, — медленно выговорил он, — высшие существа по нашим меркам. Они... я не знаю даже, как объяснить... но редкие — это не то слово, про них все знают, но даже описание очень приблизительное, у них ведь нет тела, они не рождённые. Поэтому я и не понял, не поверил сразу. А вот картинка очень похожа, правда, без этой убогой одежды. И они единственные, кто находится вне времени и пространства. Поэтому нет, мира у них нет.

Нелюдь надолго задумался, отстраненно наблюдая за метелью из "ангельских" перьев на экране, в третий раз без звука просматривая финальную сцену — ту, на которую его внимание когда-то обратил Пётр.

— Вообще-то, — Оля прокашлялась, не зная, нужно ли ещё комментировать, — у нас считается, что они разного уровня или как бы ранга существуют... ангелы, архангелы, еще кажется серафимы...

— Разные, — машинально кивнул эльф, — драконы тоже архи. Вообще, это все очень странно... надо в этом разобраться. Такой посредственный мир — и вдруг внимание архов. Если не присутствие!

— Да нет их у нас! Сказки это!

— Нет, не сказки. Это не просто слово в языке, это употребляемый постоянно и повсеместно термин, обиходный, и картинку наверняка любой ребенок узнает? — Он испытующе глянул на Олю, в очередной раз показавшись намного старше, и — принялся ищуще оглядываться, как актер, пытающийся понять — где декорации и стул бутафорский, а где сидит настоящий кукловод.

— Да, конечно узнает! У нас в любом переходе метро можно купить фигурку ангела... — недоуменно пожала она плечами, — так что они делают-то? В чем важность?

— Они как бы... смотрители за... замыслом Создателя. — Эд вполне человеческим жестом потер лоб и прикрыл глаза. — Я не понимаю.

— Смотрители... хранители?

— Нет, скорее координаторы, распорядители... регулировщики...

— Как гаишники на дорогах, что ли? — прыснул Лёшка за Олиным плечом.

— Не смейся, над ними... нельзя... это как над самим Создателем...

— Почему? У нас много и анекдотов на эту тему, и фильмов, в том числе комедий, где ангел противостоит дьяволу...

— Не понимаю... с демонами понятно, — он нахмурился, — и противостояние, в общем-то, можно понять, если эти демоны что-то нарушают... хотя это наше предназначение.

— Да, в фольклоре, — Оля сделала умное лицо, у неё никак не получалось проникнуться серьёзностью проблемы эльфа, ну что такого странного может быть в ангелах? — все примерно так и описывается. Что демоны могут забрать душу только того, кто грешен... а ангелы — того, кто безгрешен. Но таких же не бывает! Поэтому и сказки.

— Они не наблюдают за отдельными существами! Это невозможно! Архи за народами-то не наблюдают! Только за мирами в самом-самом общем смысле, направляя их, а чаще — нас... но у вас перворожденных нет...

— Смотри, если архи — это наши архангелы, то есть еще простые ангелы, которые и занимаются более мелкой работой!

— Но почему тогда только у вас? А не в других мирах?!? — поднял на нее потерянный взгляд Эд.

— Может, потому что вы и сами неплохо справляетесь? — Лёша не выдержал, он никак не мог взять в толк, что же тут особенного.

— Ладно, придется этим заняться... и фольклором вашим в том числе...

— То есть сейчас ты не считаешь, что они занимаются набором слуг или рабов по оферте?

— Нет... вернее, договор наверняка есть, но для чего он, я сказать не могу. Но если это и служение... то достойнее его и не найти... Надо посмотреть ваши места поклонения!

— Церкви что ли?

— Наверное. Храмы этого бога, который над ангелами. Там похожие рисунки тоже есть?

— Есть... картины, фрески то есть.

— Надо сходить! — Он легко поднялся, убирая с дороги табуретку.

— Прямо сейчас что ли?

— Да, а что мешает?

— Поздно уже, храмы закрыты.

— Хорошо... пусть будет завтра.

— Не знаю, рано не получится, но ты можешь сам зайти, тут есть неподалёку, почти сразу за входом в метро. И вообще, туда лучше в выходные идти — вроде бы службы какие-то идут.

— Можно пойти в субботу. Театр, куда я везу Вадю, на Бауманской. Там одна из самых известных церквей, Елоховская, — не остался в стороне Лёша.

— Да, как-то мы её даже рисовали, могу найти наброски...

— Лучше зайду в ближайшую, а потом с вами вместе в субботу. Расскажете поподробнее.

— Что мы там можем рассказать, сами-то ничего толком не знаем...

— Так подготовьтесь. Мало ли, что у вас ещё может быть такого... обыденно-невероятного.

— Думаю, ты ошибаешься. Вот драконов у нас в сказках тоже много, а кто их видел?

Спор прервала флейта "Одинокого пастуха" из коридора: Лёшина мама интересовалась, не забыл ли сын о том, что родственники волнуются и что завтра машина нужна отцу. Скомкав прощание под взглядом Эда, Оля всё же вытребовала у Лёши обещание встретиться завтра сразу в институте. Слишком тяжелый день ему предстоял, чтобы ещё и за нею с утра заезжать.

...

Оля ещё крепко сжимала кулачки, удерживая призрачное Лёшино тепло, когда её чуть отодвинули в сторону и Эд, уже одетый, взялся за собачку замка.

— Ты... куда? На ночь глядя?

— Посмотрю кое-что, — неопределенно отозвался эльф и, передёрнув плечами, захлопнул за собой дверь. Оля только покачала головой — он всё так же ходил в коротком пальтишке и шарфе. Хуже ребенка! Замерзнет ведь!

— Я давно понял принцип терморегуляции этого тела, — донеслось с площадки.

Хозяйка кивнула, зная, что он почувствовал и её беспокойство и благодарность.

Разжала кулаки, на минутку уткнувшись в раскрытые ладошки. За другого она переживала больше, поэтому поспешила выглянуть на улицу.

Снег за окном сменился застывшим хрусталём морозной ночи, столбик термометра подползал к минус тридцати, и стёкла спрятали улицу за снежными узорами. Поэтому, как Оля ни старалась, Лёшину машину так и не увидела, только заморозила лоб. Присела на подоконник и нарисовала на запотевшем стекле сердечко, тут же обережно спрятав его под ладошкой.

— Хорошей дороги, будь осторожен, — прошептала, как помолилась.

Вздохнув, пошла тихонько в обход опустевшей квартиры, проводя кончиками пальцев по альбомам, раскладушке, листикам лимона. Эта почти чужая квартира, отремонтированная и обставленная "с бору по сосенке" родителями, за предыдущий год так и не стала ей своей, уютной и удобной. Теперь же, когда появился Эд и приходил Лёша, она вдруг оказалась обжитым домом, в который хочется возвращаться и ждать гостей... Оставленную эльфом на столе памятку погладить она не решилась, помня, как сложно вынырнуть из записанного на ней мира. Но чуть подержать над нею ковшиком ладошку — не удержалась, представляя грустного большого кота.

Беспокойные ноги постоянно подводили её к окну, а пальцы каждые десять минут проверяли телефон, пока наконец-то не пискнула смс-ка: "Я дома. Спокойной ночи, любимая!" Зажмурившись, не доверяя себе, она снова и снова перечитывала последнее слово. Кружила по комнате, разбирала постель, умывалась, не выпуская телефон из рук больше, чем на пять минут. И дождалась новой смс-ки: "Я соскучился. Хочу тебя увидеть утром. Приеду?" Расползаясь в улыбке и чувствуя себя интриганкой, она ответила: "Только если выспишься. И встанешь сам". На что тут же получила: "Тогда до встречи!"

Уговорила она себя лечь только в час ночи, для надежности подсунув мобильник под щеку. Между зевками беззлобно костеря загулявшего Эда, — одной никак не засыпалось, как в самый первый месяц после переезда, когда она частенько до утра прислушивалась к шумам за стенкой и во дворе. И теперь она ждала лязга остановившегося лифта или щелчка собачки, да так и не услышав, задремала.

Утром на подлокотнике дивана красовалась большая подушка, накрытая пледом, а Эд, как ни в чем не бывало, обнаружился на кухне. Вид перворожденный имел задумчивый и оголодал, если судить по столпившейся на столе еде: трём вариантам сыра в нарезке, лоточку с творогом, банке со сметаной и мисочкам со всеми имеющимися орехами — кешью, грецкими, миндальными и кедровыми. Да и дольки яблок выглядели дольками, а не просвечивающими на свет пластиночками.

— Доброе утро! Долго гулял вчера? Узнал что-нибудь новое?

— Часа три. Не знаю, пока недостаточно информации.

— Ладно, придумаешь, что нужно, — найдём, — согласилась Оля и, сладко зевая, как оторванный от любимого дерева ленивец, предложила сварить кофе.

— Нет... не стоит...

— Тебе разонравился кофе? — удивилась она, закрывая дверцу полки, на которой едва помещались шесть разноцветных пакетов, лично приволочённых им из какого-то суперского магазина. Ну, наверное, суперского, судя по коричневым бумажным пакетам, таким классным, что она втихаря спрятала их в прихожей: пригодятся для какого-нибудь подарка.

— Нет. Сейчас неподходящее для кофе время.

— Почему? — Оля невольно глянула за окно, где всё еще царили фонари.

— Этот организм не готов принять кофе сейчас.

— А когда же, как не утром? — Не ожидая ответа, она все-таки залила ароматный порошок водой.

— Когда солнце пройдет зенит. И тебе сейчас не нужно.

— Я чуть-чуть. — Ну не признаваться же, что с минуты на минуту придёт Лёша и ей хочется его угостить?

— Можно подумать, что он чем-то от тебя отличается. — Как всегда, Эд без труда отгадал её мысли.

— А что ты делаешь?

В отдельное блюдечко эльф выложил разноцветные каменные шарики и теперь гонял их с места на место.

— Пытаюсь систематизировать то, что мне уже известно.

— Это как памятка, да?

— Да, только личная, для меня, как эти. — Он спустил к запястью несколько браслетов.

— А, так это как записные книжки, что ли? А я-то у тебя их клянчила, вот глупая!

— Записи, да, можно сказать и так. Как... пульт к знаниям, которые не помещаются в этом теле...

— Ой! — Восхищенно и виновато отозвалась Оля:

— Извини, что попрошайничала! Я же не знала! — Оля едва успела подуть на кофе, сбивая пену. И опять загляделась на явленную ей красоту, последнее время прятавшуюся от неё под одеждой. "Интересно, а что он записывает в брачном"?

— Да нет у нас брака в вашем понимании! Это только так... переводится. Можно сказать, что это партнёрство, поддержка, помощь.

— Ну, у нас тоже это можно так назвать, — пожала она плечами. — А всё-таки, что там?

— Пока почти ничего. Это только заготовка. Ладно, ладно. Это как страховка... как второе дыхание. Структура партнёра — перерождение, когда основной цикл закончен. Это довольно стандартно, так что ничего особенного именно в моём браслете нет.

— Пфух. Ладно, сделаем вид, что я поняла. Точно не хочешь кофе?

Оля проследила за отрицательным жестом совершенной кисти, тут же продолжившей игру с камушками. И в тысячный раз сказала себе, что этот сказочный красавчик на её кухне ей не снится, и всё это — не горячечный бред. И Лёша действительно сейчас придёт. Даже ущипнула себя за руку. Но, к счастью, Эд не развеялся, кухня всё так же полнилась ароматом кофе, а через несколько минут раздался и звонок в дверь.

...

В аудиторию они вошли первыми. Лёшка сразу вышел обратно, в коридор, — поговорить по телефону. Второй раз за все время учёбы Оля осталась одна. Но казавшийся внешне таким же тёмным за окном, мир обернулся яркой стороной, в которой был утренний кофе и сорванный украдкой поцелуй, дорога на двоих и спортивный рюкзак на соседнем стуле. Улыбнувшись, она первой, не успев удивиться самой себе, легко поздоровалась с нарисовавшемся в дверях сонным Лёнькой. Определённо, она меньше стала бояться не только разговаривать с парнями, но и общаться вообще. Нет, не так, она изменилась — и мир вокруг стал другим. Он перестал быть чужим, миром родителей или школы. Он стал её — и Лёшиным, и Вадима, и Люси, и даже немножко — Макса и Лёньки.

...

Три пары пролетели незаметно — и в переходе девочки повернули на Римскую, попрощавшись с мальчиками. Впрочем, если Лёшка искренне хотел поехать вместе с ними, то Макс, как показалось Оле, с радостью отговорился от хождения по магазинам встречей с отцом.

— Ты с Лёшиными родителями познакомилась, да? Они тебе понравились? Расскажи! Я так рада за тебя! — тут же единым духом выпалила Люся, стоило дверям вагона закрыться.

Глаза её горели, но не столько любопытством, сколько сопереживанием радости. И Олю окутывала исходящая от неё волна доверия и признательности, объединяющая их в некое камерное уютное "только-их" пространство.

— А? Родители? — Олю настолько увлекли ощущения, что на осознание вопроса пришлось потратить несколько минут. Благо можно сделать вид, что пережидаешь шум в метро, а потом и отвлечься на переход. Но на эскалаторе Люся пояснила:

— Вы же живёте теперь вместе, да? Тебе очень идёт! Ты как светлячок прямо, изнутри сияешь, глаза и кожа будто прозрачные. — Люся кивала каждому сказанному слову, добавляя им веса, и оглядывала подругу с видимым удовольствием.

— Я? — бестолково похлопала на неё глазами Оля и помотала головой. — Н-не-ет.

— Что? Как это?

— Ну... нет... то есть не живем, нет-нет. И пока не познакомились... — покраснев, одновременно и мечтая поделиться, и страшась сглазить, ответила Оля.

— Но, — Люся запнулась, — вы же вместе приезжаете? Или это слухи? Прости...

— Ну, да, приезжаем... — Ольга даже закашлялась, прежде чем договорить. — Он просто за мной заезжает с утра. — А почему с родителями-то?

— Подумалось... или... — она запнулась на имени эльфа, — Эдуард уже уехал?

— Да нет, тут он... а причём...

— Так я и подумала, что... раз не у тебя, значит у него... Ой, прости, всё это не моё дело совсем, а я сплетней наслушалась... Я и сама-то запуталась...

— Сплетни? Да уж... вечно я забываю, что ничего никогда не проходит незамеченным. — Оля потёрла лоб, словно пытаясь отогнать плохие мысли. Странно, но ей действительно полегчало, как будто удалось выкинуть что-то тёмное, прилипшее к сознанию. И перед глазами прояснилось.

— Ты не обращай внимания, поболтают да перестанут. Вон как твой прибалт всех перебаламутил, а неделя прошла — и про него никто и не вспоминает. Это я прислушивалась к болтовне, потому что тебя упомянули. Но, мне кажется, Лёша серьёзно настроен. Даже не знаю, откуда такое впечатление... может быть, оно и ложное, что я в этом понимаю? Ничего... — пригорюнилась подружка.

— Ты права, мы в субботу едем знакомиться с моими родителями. Боюсь ужасно, — покусывая губу, призналась Оля. — Страшно.

— Понимаю. Мы вот съездили, и что? А я смотрю... Макс так легко живёт...

Переход на Курскую дал время подумать. И, пока Оля размышляла о собственных страхах, Люся не удержалась, дернула её за рукав, оттаскивая к бронзовому красноармейцу с собакой, блестевшей вытертым до блеска носом. Ладошки девушек синхронно погладили серьёзную морду псины, и Люся требовательно заглянула в Олины глаза:

— Вот ты знаешь, чем будешь заниматься после института?

— Н-ну... — Она тяжело вздохнула. — Нет, думала о компьютерной графике, но всё-таки это не моё, слишком долго я вожусь...

— Вот и я... вообще никак не вижу своей работы — художник где-то на фабрике или в журнале, как это представляет себе отец... нереально, ты же понимаешь!

Оля согласно хмыкнула. Можно работать на крупнейшее издательство и получать копейки, потому что — внештатно и сдельно.

— А Макс... у него всё просто, вчера — кино, завтра клуб, сегодня вот пришёл только на последнюю пару... Я так не могу. — Люся окончательно сникла. — Я так никогда не жила и не смогу, наверное. И он, может быть, и не богат — смеётся, что с олигархами никогда за ручку не здоровался, но для меня пойти пообедать в пиццерию — это раз в месяц или по праздникам. Да я сама вкуснее приготовлю!

— Они-то не умеют, да и я не сумею толком, разве на готовой лепёшке, — растерявшись от возмущения, прозвучавшего в голосе подруги, посетовала Оля.

Люся спряталась от неё, склонившись к ружью бдящего невидимую границу бойца, и кончиком шарфа утирала бегущие из как-то беззащитно, по-детски, распахнутых глаз, слёзы. Странное дежа вю посетило Олю. Как однажды с Вадей ей захотелось закрыть подругу от обидчика. Она даже оглянулась, но никаких врагов поблизости не обнаружилось.

Немного помешкав: всё-таки вторжение в личное пространство для неё казалось почти кощунственным, Оля всё-таки потянула её к себе за локоть и чуть приобняла. Та, горестно вздохнув, хлюпнула носом и уткнулась им в подставленное плечо. Пережидая, пока девушка соберется с духом, Ольга видела её сквозь собственное желание оградить от неприятностей, как некую дальнюю планету, что вращается в её собственном мире и требует защиты. Представшая перед внутренним взором картинка чем-то очень отдаленно напоминала ту, что она увидела у Анжелы, хотя до этого она ощущала внутри себя некую структуру, похожую на дерево Эда. Но странность этого переживания прервало приглушённое шарфом покаяние Люси.

— Ты думаешь, я всегда такая плакса? Да ни за что. Это с тобой меня как прорывает. — Она коротко взглянула на Олю и тут же спрятала глаза. — Как будто ты можешь мне чем-то помочь. Я понимаю, что это глупо.

— Я постараюсь...

— Да нет. Ты уже помогаешь. Хотя бы тем, что даёшь выговориться. — Теперь чуть припухшие прозрачные глаза смотрели грустно, немного устало, но прямо. — Я с удовольствием тебя научу готовить тесто для пиццы. С тобой просто. Но они — другие, понимаешь? Как с другой планеты!

— Кто? Ребята? — Ольга некстати хихикнула, прикинув, что Эд-то — и впрямь инопланетянин!

— Да. Я не глупая, не смейся. Макс и его семья. Мне кажется, я никогда не смогу быть рядом с ним.

— Глупости. Ты же с ними еще не знакома! Всему можно научиться. Даже тратить деньги! — постаралась перевести всё в шутку Оля и потянула Люсю к вагонам.

— Они ездят за границу несколько раз в год, и не так, как мы — к бабушке в Минск или в Болгарию по горящей путевке. И он точно знает, где будет работать! В рекламном отделе того же холдинга, где работает его отец. Он уже сейчас делает там какие-то работы. Неплохие, кстати, но так, чуть ли не левой ногой... я так не умею и вряд ли научусь...

— Люсь, ну ты что? Ну что за причина расстраиваться? Ты серьёзная, а Максу этого не хватает. Будете дополнять друг друга. Я тоже не знаю, что буду делать, а Лёшка и сейчас вон на работу поехал. Правда, он вкалывает без дураков... и они тоже... ты бы видела квартиру — там всё новёхонькое... и отдыхать ездят часто. А я вот на горных лыжах никогда и не стояла. Но это же не повод для грусти!

— Это-то не так трудно...

— Понимаешь, — теперь раздумывала вслух Оля, — я ведь как-то и не хочу... То есть хочу быть рядом, но... увлечения-то у меня совсем другие.

— Вот и я думаю, что я глупо размечталась. У Макса таких, как я, может быть дюжина за раз.

— Ну вот ещё! Да что с тобой?

— Ты знаешь, как они меня называют в своей компании? Замкадыш!

— Плюнь, Макс же не называет!

— Нет, но... они спорят... сколько я стою...

— То есть?

Внутри Оли заплясал ураган. Она плюхнулась на сиденье и, потянув за собой Люсю, прислушалась к собственному "солнышку". Пока она была спокойна, воронка откуда-то возникшего вихря тоже никуда не сдвигалась. Но её призрачные крылья словно укрывали дорогих ей людей незримой защитой. "Гарда, — почему-то пришло ей на ум, — ограда". Вот только работает ли она где-то ещё, кроме её воображения? Наверное, сейчас это не так важно, удержать бы этот вихрь внутри себя. Почему-то это казалось очень важным. Опять вспомнилась Анжела, и Оля поняла, что упусти она этот ураган — и её силы моментально "выпьют". Пришлось ненадолго отключиться от реальности, лихорадочно перебирая всё, что когда-то говорил эльф, чтобы найти возможность управлять этой новой штукой внутри себя. Сработало одно из первых правил — сжать и закрутить "внутреннее солнышко". Вихрь послушно выровнялся и окружил её личную "планетную систему" ровной стенкой. Непроизвольно сжавшиеся мышцы живота заныли, и Оля прикрыла "солнышко" ладошкой, разрешая им расслабиться.

— Оль, с тобой всё в порядке? Нам выходить, Семёновская!

— Ох, да, прости.

— Вижу как ничего, — ворчливо заметила Люся. — Явно же живот болит. Может, зря ты со мной поехала?

— Нет-нет, сейчас пройдёт. Ничего страшного. Так что ты говорила?

— Глупости повторяла.

— Повтори, я хочу понять, от чего тебя отговаривать.

— Андрей и его приятели заключают пари, сколько Макс должен мне подарить, чтобы я стала... ну... купить как... как проститутку.

— Слушай, ты же разумная девушка. Им языки почесать не об кого, вот и маются дурью. Сама же говорила, что обо мне и Эде поговорили, да и забыли. А ты бы знала, как мне было стыдно!

— Представляю... я потому и подошла тогда. Мне казалось, тебе будет проще.

— Спасибо, правда. Вот и ты не обращай внимания. Макс же не обращает!

— Он с ними всё равно общается. И как-то... воровато так оглядывается, если видит меня, и отходит от них...

— Люсь, а может... ну его, а? Найдём тебе кого-нибудь получше?

— Что ты, — Люся грустно улыбнулась, — я буду с ним, пока смогу. А там — будь что будет. Мне так и так светит прожить всю жизнь синим чулком. Так что хоть немного романтики ухватить... я, в общем-то, и на отношения согласна, только как-то ничего не складывается...

— Что-то ты слишком пессимистично настроена, подруга! — Оля сама не поняла, откуда у неё вдруг прорезались командные нотки, которых она у себя никогда не слышала. Но раздумывать не стала, подхватила Люсю под локоть и решительно втянула на эскалатор. Про себя ещё и хмыкнув над собственными страданиями. — Может, всё ещё наладится? Он же съездил к твоим родителям.

— Ха! — Едкостью этого смешка можно было проесть железобетонную стену. — Но представиться моим парнем побоялся!

— Что-то я тебя не понимаю — ты же сама предупредила, чтобы даже не думал!

— Оль, всё не то. Он испугался, что всё может быть серьёзно. Давай пока не будем об этом, ладно?

— Как скажешь. Пошли?

— А тут далеко?

— Да вон, рядом, почти напротив метро!

— Ты извини, пожалуйста, но сюда подъедет мой отец, ничего?

— Да что ты извиняешься-то постоянно? Ничего, конечно. Не съест же он меня! Я же не Макс. — Оля пошутила, но, увидев как посмурнело лицо Люси, прикусила язык и потащила в магазин, тут же переключившись на объяснение свойств разной шерсти.

— Вот, смотри. Это топс, он бывает тут трех видов — меринос, вискоза и акрил. Акрил нам не подходит, вискоза только для украшения, нам нужна простая шерсть — лучше тонкая, с полутонкой больше возни, а дешевле она совсем ненамного. У Семеновской расцветки, конечно, скучнее, чем у Троицкой, но за той еще побегать надо. А тут дешевле. Иногда еще можно Гамму или Пехорку встретить, там вроде те же красители, что у Троицка, но суть-то та же.

— А эти дороже почему? — Люся вертела в руках три с виду совершенно одинаковые "колбаски" с шерстью.

— А, это австралийский меринос, его для одежды берут. А я одежду пока побаиваюсь валять. Он еще тоньше, где-то девятнадцать микрон.

...

Большой магазин занял девушек почти на два часа — набрав валяльной шерсти, они долго кружили вокруг полок с обычной, не заметив, как подошёл Люсин отец. Оля не сразу признала в кряжистом мужчине с набрякшими тенями под глазами домашнего тирана подруги. И первые же слова Анатолия Петровича: "Ну что, девоньки, поможете выбрать подарок?" как-то вдруг изменили весь его образ. Просто усталый человек, чрезмерно оберегающий своих любимых женщин, он не так уж и отличался от собственного Олиного отца. И вовсе не ворчливый, а требовательный. Пока выбирали шерсть для подарков, он немного пожурил Олю за неудачный выбор парня: "Мол, бросай его, раздолбая такого. Ненадёжный человечек-то". Пришлось ей признаваться, что Макс не её парень, а просто их подвёз. А у неё есть парень и еще дядюшка, дальний родственник, хоть и немногим старше, но сейчас гостит в Москве и присматривает за ней. И тут же "проболталась", что Люся пообещала её научить готовить пиццу, которой она уже собирается накормить и "дядюшку", и парня. И что они планируют вместе и повалять, и повязать... Оля только удивлялась себе, слушая, как с языка само собой слетает "милое девичье щебетанье". Откуда бы? С практически незнакомым человеком? Только то, как белеют костяшки на пальцах Люси, сжавших ручку тележки, не позволяло ей расслабиться и перестать развлекать её отца. Десятым чувством проснувшейся интуиции Оля понимала, что подруге необходима эта небольшая отдушина — возможность дружеских посиделок, одобренных родителями. И продолжала болтать, убеждённая, что, стоит им перейти на тему её собственных нужд, — и красноречие тут же улетучится туда, где оно и пребывало до сих пор — в некие неизведанные дали, оставив Олю заикаться на каждом слове, как и раньше.

Итогом этой "поездки по магазинам" неожиданно стал карт-бланш, выданный им Анатолием Петровичем, на занятия любым рукоделием у Оли дома. И угроза прийти попробовать первую Ольгину пиццу.

...

"Что-то я становлюсь какой-то изнеженной барышней, — сыронизировала Оля, захлопнув дверь плечом и из последних сил стаскивая пуховик. — И до дома довезли. И сумку донесли. А ноги всё равно не держат".

Надо отдать должное Анатолию Петровичу — он не спрашивал, надо ли её подвозить, а усадил в машину настолько красноречивым жестом, что духа возразить не хватило. Да и Люся улучила момент, пока он выбрасывал напиханные под дворник рекламки, чтобы шепнуть, что отказываться бесполезно. Так же, втроём, они поднялись на Олин этаж и там тепло попрощались.

И только теперь, закрыв дверь, Оля смогла "отпустить лицо". Но вместе с тем в ней расслабилась и пружина вихря, дрогнула созданная им стенка и, когда она наклонилась снять уггишки, насыпала в глаза чёрных точек.

...

Первое, что появилось перед глазами, — фарфоровый кругляш с соломенным румянцем отсвета из кухни. Чуть позже из блёклых теней соткалась ручка чашки и пластик табуретки, черные ножки которой продолжали прятаться в сумраке комнаты.

Следом дала о себе знать затёкшая поясница, и Оля чуть шевельнулась, пробуждая покалывания в руках, шее и спине. Ни мыслей, ни вопросов — ничего. Угадывание знакомых предметов в тенях доставляло какую-то тихую радость, как и болезненные иголочки, возрождающие её тело из бессознательности небытия. Движение стало ненужным, даже в полумраке реальность накатывала избыточной волной: кто-то звал Ральфа домой, по светлой полосе от заоконной рекламы штормило тюль, из прихожей тянуло жареной рыбой. Нос защекотало, и звонкий чих разрушил безмятежность, в которой, как казалось, вот-вот должен был обнаружиться некий сокровенный смысл.

Подвернувшиеся внутрь, как у брошенной марионетки, ступни занемели, и Оля несколько долгих секунд пыталась осознать — что не так в скрадываемой тенями картинке. Очень просто — она сидела на диване в сапожках, вокруг которых на ковролине расплывалось не предусмотренное рисунком пятно. Слова по-прежнему не приходили. Ум саботировал, отказываясь облекать наблюдаемое в вербальную однозначность слов.

"Обморок? — всё-таки сложила она два и два. — Что-то я часто стала терять себя..."

— А всё потому, что совершаешь одну глупость за другой. — Эд отвечал на её мысли с кухни, не утруждая себя перемещением.

"Зачем в сапогах-то принёс? Убирать теперь...". Вместе с мыслью пришла и усталость. Она расползалась из каждой косточки и превращала конечности в желе.

— Пей. Надо, — проигнорировал он её упрёк.

— Спасибо, — вздохнула Оля, понимая, что валяться в коридоре было бы намного хуже. — Молоко?

— Да, тебе нужно. Пей.

Глоток прохладной жидкости так обжёг сладостью, что Оля поперхнулась. И тело откликнулось на движение: вздрогнули плечи, встряхнулись руки, едва удержав кружку и расплескав сладкое содержимое на пальцы. В носу тоже хлюпнуло молоком, и Оля, выдохнув ртом, рассмеялась — над своей слабостью, наверняка чумазым видом, дурацкой ситуацией, — но при этом пушистой лёгкостью во всём теле и по-детски безоблачным настроением.

— Пей.

— Кхех... умыться бы сперва. — Она посмотрела на липкие ладошки и утерла нос, размазывая по щекам медовое молоко.

Эльф там, на кухне, так ничего больше и не сказал, а спорить Оле сразу расхотелось, и она взялась за кружку.

— Всё. Выпила. Теперь можно?

— Помогу.

— Да я справлюсь... наверное.

При попытке встать лёгкость обратилась против неё — облака совершенно не хотели держать. И Эд, схвативший её как кутёнка, за шкирку, успел как раз вовремя. Так, с его помощью и пришлось умываться, а потом столь же позорным манером перемещаться на кухню.

— Рассказывай.

— Что?

Он опять промолчал. Как-то сам по себе вопрос прояснился.

Оля поставила кулачки друг на друга и опёрлась о них подбородком. Говорить не хотелось. И непонятно, откуда начать.

— Я разозлилась... подругу обидели. Несправедливо. Наверное, с этого началось.

Она помедлила, выпрямилась, сложив руки, как примерная школьница, и поменяла "показания":

— Это было бешенство. И ярость. Негодование. Чувство тёмных, да? Такое уже было со мной. Первый раз ещё в третьем классе.

Собеседник молчал, словно ждал, что она сама решит некое сложное уравнение собственной жизни.

— В школьном подвале жила кошка. Нет, не это начало. У нас работала техничкой старая и очень страшная бабка. Казалось, баб Зина всегда всё знала. Никто не видел, когда она уходила домой или приходила утром. Она всегда была на месте, и мы думали, что её боится даже директор. Старшеклассники её ненавидели, она заходила даже в туалеты и гоняла их оттуда без всякого стеснения.

Эльф внимал, никак не показывая своего отношения. Просто мраморное изваяние. Но Оле мстилось дрожащее марево у кончиков его пальцев. И она закопалась в память ещё глубже.

— Эта техничка прикармливала старую кошку. А завуч страдала аллергией на котов, и они постоянно ругались из-за этой Муськи и котят, которые несколько раз в год пищали в коробке около гардероба, пока их не растаскивали по домам школьники.

Оля мечтательно улыбнулась — скольких из этих котят она в своё время перерисовала, сидя после уроков рядом с коробкой, и, ублажая капризных моделей, угощала их утащенной из дома сметаной. Даже строгую бабу Зину бояться перестала. Родители не разрешили ей забрать себе животинку, вот и навёрстывала, как могла, просиживая часами около гардероба.

— Старая Муська не отличалась красотой, людям не доверяла, но гордо носила свою седую мордочку и поломанный хвост. — Оля выдохнула и закрыла глаза. — Я тогда задержалась в библиотеке и прошла на улицу через калитку у спортивного зала, её открывали вечером для старшеклассников. Даже не помню, сколько их было. Они поймали вечно беременную кошку, привязали к хвосту веревку и пинали её, обсуждая, как подкинут завучихе. Я ничего не могла сделать. Ничего. Стояла и плакала, казалось, что это меня пинали. Потом у меня синяк был на боку здоровый, непонятно откуда. Это был первый в моей жизни и единственный обморок. Очнулась я тогда у бабы Зины. А Муська не выжила.

Молчание не напрягало — взрослая Оля заново переживала и рассматривала эту историю и делала выводы.

— Наверное, ты прав, и мы какие-то дефектные, раз к нам даже эльфов не пускают. Всё-таки мы к тёмным ближе. Вот и я сегодня тоже озлобилась. Только с чего опять в обмороки падаю?

— Защитная реакция. Выпей еще молока. Ты опять перерасходовала свои силы.

— Но обмороки-то почему?

— Потому что я закрепил у тебя матрицу здорового состояния. Ты же просила здоровье. И при угрозе ему она тебя просто выключает. Пока не восстановишься.

— И что, я теперь как припадочная буду?

— Если не научишься управлять своими желаниями.

— Желаниями? Я думала...

— Энергией? До этого далеко. Одно радует, что ты хоть ощущать что-то начала. Так что контроль над желаниями сможешь установить. Если захочешь.

— Но это же было не желание, а злость!

— Не злость. Ты правильное определение дала. Негодование. Ярость. Возмущение. Только вслушайся, какое правильное слово.

— Возмутило? Чем правильное? Что меня мутить стало?

— Да, что муть поднялась.

— И что с этой мутью делать? Я совсем беспомощна ведь, разве нет? Чем я отличаюсь от той третьеклассницы, что могла только плакать?

— Не совсем. Ты ведь подняла защиту, я видел, как она рассеивалась, когда ты её не удержала.

— Так это всё-таки защита? Этот вихрь? Мне не почудилось?

— Нет. Ты способна установить свой порядок на том участке, который сможешь охватывать этим вихрем.

— Так он едва-едва с меня ростом.

— Пока. Больше контроля — больше размер. Помнится, во сне ты смогла накрыть чуть ли не весь город.

Воспоминание всплывало туманным, не столько сам сон, сколько ощущение счастья и спокойствия.

— Да, этими чувствами тоже можно охранять. И, поверь мне, не хуже, чем тёмными.

— И что надо сделать? Я не помню его, только смутное ощущение... Вот как вихрь появился — поняла.

— Тренироваться. Учиться. Наблюдать за собой. Начинай прямо сейчас. С вихря, раз помнишь.

— Сейчас? Как? — Оля посмотрела на подрагивающие пальцы — чашку приходилось держать обеими руками.

— Так. Если не удержишь подобную защиту при сильном тёмном — и мои установки не помешают ему тебя опустошить, потому что ты будешь открыта. Начинай.

Оля поёрзала на табуретке, поджала ноги, посмотрела на своё отражение в окне. Откладывать не имело смысла, и она, вздохнув, закрыла глаза. Представление Люси и Лёши ничего не дало. Но сама собой всплыла та давняя сцена на школьном дворе, только на её месте стоял Вадя. Желание укрыть от него жестокость, защитить — отразилось туманной вуалью перед глазами. А потом её прострелили жгуты боли. От неожиданности Оля потеряла картинку, и боль резво потекла к её "солнышку", а вуаль разъело на никчёмные тряпки.

— Держи! Отпустишь — потеряешь больше.

Дыхания не стало. Живот скрутило, и вдыхать стало некуда.

— Держи воздух и расправляй обратно.

Не давая себе выдохнуть, она попыталась вернуть защиту на место, но лоскутки ускользали.

— Их ты уже потеряла. Не дай уйти большему.

Холодные серебристые змеи боли свили в подложечной ямке гнездо и не собирались расползаться. Что с ними теперь делать — непонятно.

— Вдыхай в центр мимо них.

Аккуратно потянутый через стиснутые зубы глоток вкусного воздуха вызвал оживление в змеином гнезде. От боли Оля остановила вдох, едва опять не упустив картинку вместе с контролем.

— Приручи. Они твои, но ты потеряла над ними власть.

"Как?" — подумала она сквозь тянущую боль.

— Они часть твоего ядра.

"Часть? Как это может быть частью тёплого солнышка? — и вдруг вместо Эда напротив неё нарисовалась картинка протуберанцев при солнечном затмении. — А ведь похоже!"

Она вдохнула ещё чуть-чуть и протянула дорожку мимо серебристого клубка: "Грейтесь и возвращайтесь назад!"

Несколько змеек оплели желтый канатик, слились с ним и, моментально выпив, влились в солнышко. Зато остальные, почувствовав послабление, рванули ледяными осколками вслед рассеявшейся вуали и растаяли.

— Поняла?

Упав лицом в ладошки, Оля часто и мелко дышала — прошившие её призрачные ледышки оставили вполне настоящую боль в рёбрах. Поэтому на вопрос она только чуть всхлипнула.

— Повторяй это, пока не научишься. Ничего не даётся бесплатно. Поняла?

— Д-да. — Отняв руки, она не сразу поняла, откуда кровь, и, только увидев шлёпнувшуюся на стол каплю, зажала нос.

— Сейчас — в ванну и спать. Быстро. И вспомни про своего рыжего.

Напоминание оказалось кстати: боль сразу стала терпимее, и жалость к себе куда-то отступила. И на бледном, покрытом испариной и кровавыми разводами Олином лице протаяла улыбка.

— Вот, теперь собери это обратно в своё ядро. Иди, посиди в тёплой воде. Молоко на столе.

— Да-да, — согласилась со всем сразу Оля и поплелась в коридор — она же, наверное, пропустила смс-ку от Лёши! К её удивлению, часы показывали только начало девятого. И Лёша позвонил как раз, когда она постелила кровать и сидела в задумчивости над телефоном — боясь отвлечь его своим звонком от чего-то важного.

...

Хотя вчера Лёша ничего не обещал, Оля всё равно его ждала. Поэтому и вскочила опять ни свет ни заря. Впрочем, какая в декабре утренняя заря? Солнце забывает свою обязанность будить жителей, да ещё и вечно прячется за снежными тучами. Сегодня от неба до земли тянулись косые полосы тяжелых от влаги снежинок. Оля критически покачала головой, глядя на это безобразие. Достала пакет и натянула на тубус с рисунком, заранее выставленный в коридор.

В холодильнике нашлись сырники и овощная лазанья — мама экспериментировала, пытаясь угодить изменившимся вкусам дочери. Рядом с Эдом стояло блюдце с орехами, клюквой и воткнутыми в эту крапчатую горку веточками мяты, а он сам катал между пальцев камушек, рассматривая панорамный снимок Стоунхенджа.

— Это место далеко?

— Да, где-то в Англии. А что? — Оля высунула любопытный нос из пачки с молотым кофе. Глаза заблестели уже от одного аромата.

— Драконьи камни. А ты говорила, у вас их нет.

— Ну, я же не знала, как они выглядят!

— Можем туда съездить?

— Э? Нет, боюсь, что нет... у меня и загранпаспорта нет. А ещё виза нужна...

— Ладно, потом расскажешь. Что?

— Вчера ты не ответил. Этот вихрь — тёмный, да?

— Это была воронка энергии. Условно можно считать её тёмной.

— То есть я могу ею пользоваться?

— Можешь. Но для защиты тебе больше подходит светлая, структурная, потому что в сравнении с тёмными ты проиграешь, если будешь пользоваться их способами. Так понятнее?

Оля кивнула и залила кофе кипятком. Времени оставалось мало, Лёша опаздывал. Она только успела помыть брошенные в раковине чашки, как в прихожей раздался звонок. Кинувшись к двери, не заметила, как замерцал воздух перед эльфом.

— Папа? — Оттянув собачку, Оля так и замерла у приоткрытой двери.

— А что, не похож? Впустишь?

— Да, проходи, конечно. Только мне уходить совсем скоро...

Отец молча переобулся; не снимая куртки, заглянул в туалет, зашёл в комнату, открыл шкаф, отодвинул штору, оглядев балкон, прошёл на кухню и уставился на две чашки.

— Сегодня же четверг? — Оля поцеловала его в холодную щёку и обеспокоенно заглянула в глаза. — С мамой всё в порядке?

Отец молча кивнул.

— И почему ты звонил, а не открыл ключом?

— Боялся поставить в неловкое положение, — обронил он нехотя, присаживаясь на табуретку.

— Кого?

Искреннее недоумение на лице дочери, кажется, смыло с его плеч напряжение, и он кивнул на чашки:

— Тебя и того труса, который пьёт с тобой по утрам кофе. — Посмотрел на неё снизу вверх и тяжело вздохнул. — Или ты теперь пьёшь по две чашки? И цветы сама себе покупаешь?

— Н-нет... — Оля покраснела.

— Познакомить не хочешь?

— Я... собиралась, честно.

— Тебе-то я верю. И когда?

— В эту субботу...

— Ну-ну. Выгораживаешь, значит... эх...

Новый звонок в дверь спас Олю от необходимости что-то отвечать.

— Привет! Погода — мра-а-ак! Едва не опоздал! — Лёша потянулся к Оле, но она с виноватой мордочкой повесила голову, обхватив его локоть, так что Лёшкиным губам досталась только макушка. Зато сразу за ней обнаружился широкоплечий седой мужчина, с такими же, как у дочери, серыми глазами.

— Пап, это... — Оля запнулась, а Лёша чуть приобнял её и шагнул в квартиру, ставя у двери рюкзак и высокий серый мешок.

— Отойди-ка малость, дочка, — оттащил её отец ближе к себе.

— Алексей, — протянул Лёша руку. — Я попросил Лёлю выйти за меня.

— Вот так раз! — Хлопнул Константин Васильевич себя по бедру так, что молодое поколение дружно вздрогнуло.

— Эдак сразу — и в женихи, да? Цыц, я сказал, — предостерёг он вскинувшуюся Олю, оттесняя её плечом себе за спину. — А не молод ли ты жениться? И как насчёт разрешения спросить, познакомиться, рассказать: чем дышишь, на что живёшь? Не по-людски это.

— Решать Лёле. И мы собирались приехать познакомиться.

— Лёле, значит. — Олин отец цепко держал взглядом глаза Лёши, не давая "сверить показания". — И когда же собирались сказаться?

— Пап, ты думаешь, что я соврала? — удивилась Оля.

— В эту субботу и собирались.

— Ладно... жених. Будем знакомы. Константин Васильевич. — Он протянул Лёше руку и заметно "померился" силой, после хлопнув его по плечу. — Пей свой кофе, а мне пора. Но только чтоб в субботу был как штык. Поняли меня?

Отец оглянулся на дочь, добавив:

— Мать предупрежу. Не расстраивай её.

— Да, пап, хорошо.

— Дверь закрою, собирайся, а то и правда опоздаете. — Напоследок отец смерил Лёшу задумчивым взглядом, чуть задержавшись на повязке, закрывавшей ладонь.

Ребята отмерли одновременно с щелчком замка, но заговорить решились, только когда дверцы лифта сомкнулись и послышался треск опускающейся кабины.

— Ох. Кошмар. — Олю било мелкой нервной дрожью, да и вчерашняя слабость ещё не окончательно прошла, хотя Эд точно что-то пошаманил, когда она засыпала. Но она всё равно улыбалась, перебирая пальцами по Лёшкиной куртке ближе к лицу, пока не погладила его по щеке. — Спасибо. Я так боялась!

— Да уж! — Лёшкины пальцы сами собой запутались в её волосах, оглаживая, как маленькую, по голове. — Я тут, с тобой. Всё хорошо. Ну, перестань, всё самое страшное уже прошло. Ничего не случилось, и твой отец меня не съел, правда?

— Правда. Даже странно, — согласилась, наконец-то рассмеявшись, Оля.

— А где Эд? Как он к нему отнёсся?

— Так он прячется. Мы договорились уже давно, что родителям он не показывается.

— Мастер спецэффектов?

— Вроде того.

— Правда кофе? — Лёша выдохнул, учуяв запах. — Здорово! Так я и привыкнуть могу!

— Не завтракал?

— Не, не успел.

Лёша поздоровался с эльфом, как ни в чём не бывало сидящим за столом, выпил кофе, разглядывая Эда как-то уж слишком пристально, на что тот кивнул, чуть пожав при этом плечами. Оле только и оставалось переводить взгляд с одного на другого, удовлетворившись уже Лёшиным кивком. Но уточнить их переглядывания Лёша ей не дал, сделав "страшные" глаза на последний сырник, оставленный на блюдечке. Пришлось отложить вопросы, доедать и бежать одеваться. А сам он тем временем встряхнул от капель и раскрыл длинный мешок.

— А он зачем?

— Ты же сегодня будешь сдавать композицию? У тебя тубус треснул, я правильно помню?

— Да я в пакет завернула...

— Это гермомешок, с пакетом не сравнить, всё точно будет сухим, гарантирую. Я и свой в нём вожу, на всякий случай, а то иногда он у меня долго в машине болтается. Тут и два поместится легко.

Он закрутил горловину мешка в валик и застегнул ручку. Оля положила пальцы сверху на его руку, тихо спросив:

— Испугался?

— Не успел. Но я рад, что так получилось. А ты?

— И я, да... теперь не буду страшилки себе придумывать в ожидании субботы, — и добавила, только-только осознав, что всё могло обернуться гораздо хуже: — А ты ведь мог и раньше прийти, вот был бы кошмар...

Лёшка быстро нагнулся и поцеловал её в нос, весело заметив:

— Тогда было бы ещё лучше, он меня сам заставил быстро жениться, как скомпрометировавшего его дочку!

— Ну тебя! — с облегчением рассмеялась Оля, шутливо отмахнувшись. Куда-то пропала и дрожь, и слабость, солнышко снова подросло, согрев и её до кончиков пальцев и, кажется, перебежав к Лёше, отразившись в его зрачках, когда он, упёршись в её лоб и внимательно глядя в глаза, снова повторил:

— Всё будет хорошо.

— Да. — Уголки её губ снова дрогнули в улыбке. — Если не опоздаем.

— Тогда побежали!

...

Начавшийся столь сумбурно четверг стал для Оли днем долгожданного свидания, для Лёши же ещё и днем запланированного разговора с Эдом. Для вдохновившейся покупками Люси, полночи рисовавшей эскизы будущей сумки для мамы, — днём творчества. И только для Макса, остававшегося на передачу, он остался днём зависти чужому счастью и воодушевлённому общению. При этом никто из них, кажется, вообще не задумывался об учебе, дружно подрёмывая на скучнейшей лекции по рекламе. Увы, в реальности именно в институте Олю ждали неприятности — композицию ей злопамятная преподавательница проставила, но зачитала нотацию перед всей группой, как не надо сдавать работы, и намекнула, что хочет в числе других прогульщиков увидеть её на допах. Пришлось изобразить виноватый вид и записаться на внецикловые семинары. Наверное... нет, не наверное, а совершенно точно ещё две недели назад это событие испортило бы Оле настроение на неделю. Однако сейчас привычного приступа самобичевания и сомнений в собственных способностях не последовало. Разум в этот раз подозрительно легко согласился с общеизвестным фактом, что, сдай она работу на прошлом занятии сама, оценка была бы на балл выше. Да и, в принципе, Оля вполне осознавала, что за прогул придется поплатиться, но и расплата-то не особо пугала, особенно после утреннего шока. Подумаешь, раз в месяц остаться на дополнительное занятие. Всего-то! Так что это происшествие не нарушило её мечтательного настроения.

У утреннего знакомства оказалось и ещё одно последствие. Эйфории от упавшей с её души обязанности знакомить Лёшу с отцом хватило на несколько кратковременных и очень аккуратных оградительных "ураганчиков", захватывающих в свою орбиту Лёшу, и на один побольше, обнявшего и сидящую с другой стороны, через проход, Люсю. И ещё — сил достало и на вполне уверенное "латание" Лёшиной кисти. Он, конечно, уверял, что всё давно прошло, но Олю обмануть уже не получалось — она чувствовала в глубине его ладони жаркие горошинки заживающих порезов.

...

По дороге домой, чтобы не отвлекать Лёшу, девушки уселись сзади, и Оля поделилась мыслью сделать вместе курсовик по истории. Пока она вчера слонялась по квартире, не находя себе места, и рассматривала перед сном альбомы, ей вспомнилось, что им разрешили брать одну тему на двоих или троих, если памятник большой — например, кому-то архитектуру, кому-то внутреннюю роспись, а кому-то — парк. До сдачи, конечно, оставалось ещё три месяца. Но можно же сделать сейчас, быстренько, пока у неё гостит Эд... и мешает всем...

Вчера она даже отложила несколько интересных альбомов...

Спич у Оли получился как у натуральной заучки — так, что она сама рассмеялась звучавшему в голосе воодушевлению. Потому что на самом-то деле вчера ей вовсе не хотелось учиться, а просто нужно было хоть чем-то себя занять, чтобы удержаться и не смотреть каждые пять минут на телефон.

Люся обрадовалась новой возможности проводить время с подругой — и Максом... Лёшка согласился простым кивком, не отвлекаясь от дороги, и тут же пообещал отсканировать картинки на работе, а Оле привезти свой принтер.

— Ты что, весь дом ко мне перевезешь? — пошутила Оля.

— Если ты разрешишь, то хоть завтра! — ответил он. — Жаль, что в субботу Эд с нами навязался. Как думаешь, сколько времени займёт эта экскурсия?

— Да что там вокруг Елоховки обойти? Десять минут. Зато Вадя будет рад!

— Этот да, этот будет. Опять что-нибудь такое сюрреалистичное загнет, не иначе! Похоже, у них с Эдом одинаково... — Лёша проглотил не подходящее в обществе девушек слово. — Скажем так, незамутнённый взгляд на мир.

— Вполне может быть, что именно поэтому им так интересно общаться. Не грусти, всё равно Эд с нами к родителям не поедет.

— И хорошо, а то он уж больно положительный, я конкуренции боюсь, — пошутил Лёшка.

Знание, что Эд имеет какие-то смутные планы на Олю, заставляло его мысленно ещё больше щетиниться в сторону нелюдя. И понимание, что при Люсе завести интересующий его разговор не получится, — настроения тоже не улучшало.

...

Войдя в квартиру и без лишних расшаркиваний раздевшись, они как-то сразу начали что-то делать, словно давно сработавшаяся команда, хотя для всех троих такое сотрудничество было внове.

Лёша подключил центр, вместе с Эдом выровнял колонки для стереоэффекта и теперь показывал, как менять диски, заодно выбирая из своих запасов классику. Эльф ворчал, что звук всё равно очень плоский и ненатуральный, хотя и соглашался, что слушать его не так противно, как на ноутбуке.

Девушки тем временем занимались обучением друг друга — Люся под Олиным руководством раскладывала шерсть для будущей сумки, а Оля по Люсиным подсказкам месила тесто для пиццы. К приходу Лёши тесто уже отдыхало под полотенцем, а Люся нежно и трепетно приглаживала через старый тюль первый разложенный слой шерсти.

Забрав сиротливо брошенный кусок сыра и тёрку, Лёша устроился у подоконника, украдкой наблюдая за сосредоточенной Лёлей, примеривающей к работе Люси нарезанные из полиэтиленового пакета полоски.

— И что это будет? — не удержался он от вопроса, когда поверх разложенной прозрачной сетки Люся снова начала выкладывать шерсть.

— А? Это... ну такой рисунок будет, как черепица, — ответила Оля, не отрывая взгляда от рук подруги. — А из-под нее будет более тёмный основной слой проглядывать.

— Серо-чёрный? Не мрачно?

— Н-нет, наверное. Сейчас еще сверху вискозой припорошим, будет такой мраморный эффект.

— Ладно, я сыр вам потёр, еще что-то нужно? Огурцы там или ещё что?

— Да-да, очень нужно, а то мы тут закопались...

— Да я заметил, полтора часа уже возитесь.

— Ох, тесто-то? — оторвалась от сумки Люся. — Оль, обомнёшь? И можно раскатывать.

— Сейчас-сейчас, ты не отвлекайся, быстрее сделаем и отложим! — Оля вытащила из шкафчика банку с дачными огурцами и маринованными опятами, молча протянув их Лёше открыть. Как с отцом, как будто они давно понимали друг друга без слов.

— А теперь, раз я знаком с твоим отцом, можно же поменять дверцы у шкафов? — спросил Лёша, возвращая ей открытые банки. — И давай я порежу сколько нужно, пока вы заняты. И лук еще, наверное, нужен, да?

— Да-да, лук обязательно, — пробубнила Люся. — Сперва намазать томатным соусом, посыпать базиликом или приправой для пиццы, потом сыра немного, потом лук...

— Как это сыр вниз? Он же сверху всегда? — удивилась Оля. — И у меня только кетчуп и базилик, приправы нет.

— Сойдет. А сыра надо снизу немного, чтобы он не только корочкой сверху лежал. Потом огурцы, лук, оливки, грибы, колбаса, ну что хотите, потом опять базилик и сыр сверху еще раз.

— Ладно, ты пока притирай, воду только полотенцем собирай лишнюю, а мы пока пиццу доделаем.

Сначала у Лёши с Олей получалось слишком суетливо. Зато потом они поделили порядок работы. Лёша благородно уступил Оле творческую часть по выкладыванию нарезанных кусочков на лепешку, а Оля благоразумно игнорировала толстоватые ломтики, выходившие у него из-под тупого ножа. Зато на оба слоя сыра они дружно не поскупились, тем более что пиццу решили не ограничивать кругом, а растянуть на весь противень.

Поставив пиццу в духовку, Оля скомандовала Люсе идти в ванну выполаскивать заготовку — договорились, что покатает она её дома, на выходных, всё-таки тяжелая это работа, особенно с непривычки.

Через минут пятнадцать побледневшая Люся заглянула в кухню:

— Там... там Эдуарду... плохо...кажется...

Сползший с дивана Эд упирался лбом в колени, брошенные по бокам руки лежали словно сами по себе, безвольно и расслабленно. На фоне темной замши брюк щеки и подбородок пугали землистым оттенком кожи с проступившими чернильными жилками вен.

— Что с тобой? — Оля подбежала и нерешительно прикоснулась к плечу эльфа. — Тебе плохо?

Он повернул голову и приподнял веки. На неё непонимающе смотрели покрытые льдистой сеткой, почти потерявшие голубизну безучастные глаза с суженным до точки зрачком. Оля поежилась, но спросила:

— Помочь могу?

— Да. Можешь. Помоги к воде дойти, — прошептал он и попытался встать.

Опередив Олю, Лёша помог Эду встать, подставив плечо ему под мышку.

Однако из ванной Лёше пришлось уйти, — в тесноте троим не развернуться, и Оля решительно протиснулась мимо него, понимая, что помочь может только она.

— Что сделать? Поделиться, как раньше?

— Не нужно. Воды достаточно.

— Опять лишняя энергия?

— Не лишняя, а разрушительная. Эта музыка... там хаос и слишком резко навязывается свой порядок.

— Лёша же классику тебе поставил... какой же там хаос?

— Хаос вокруг... и готовность положить все, разрушить себя ради цели. На такое я реагирую даже в этом плотном теле. Оставь! — Он отодвинул её к двери. — Больше ты ничем не поможешь.

Выйдя, она застала обоих своих гостей подпирающими проём двери в комнату: Лёшка с хмурым видом крутил пульт от центра, а Люся беспокойно переминалась с ноги на ногу и вытягивала шею, словно силясь получше разглядеть происходящее.

— И что он там слушал? — без надежды понять происходящее, но дабы разрядить ситуацию спросила Оля.

— "Весну священную". — Лёшка кинул пульт на диван. — Какой-то сборник Лондонского симфонического оркестра, я его и не слушал никогда.

— Знаете, а на меня Стравинский тоже действует как-то дезориентирующе, поэтому я его не люблю, — вдруг призналась Люся. — У меня ещё и голова болеть начинает.

— Так тебе эта вещь тоже не подходит? — Оля как-то не представляла себе классическую музыку, от которой может разболеться голова.

— Не подходит — это слабо сказано. Я Эда понимаю. Странно, что он раньше её не слышал.

— Не особо он любит музыку, как я поняла. Вот классику захотел послушать с приличным звуком, Лёша ему и организовал.

— Впрочем, — Люся метнулась к выложенным дискам и быстро перебрала. — Вот это может помочь!

— И что это? — Оля прислушалась к популярной мелодии. — Что-то знакомое... но я не знаю...

— Это "Ода к радости", только исполнение странное... на волынках? — с удивлением прочитала Люся сопровождение. — Никогда не слышала.

— Ну, я же говорил, что у меня почти всё в нестандартных аранжировках. Отец собирал.

— Знаете, так тоже неправильно. Классику надо слушать в хорошем зале, — покачав головой, заявила Люся.

— Угу. Ещё скажи — в консерватории! — Скривился Лёша.

— Ну да. И скажу. Например, в консерватории. Ещё есть несколько залов с прекрасной акустикой, да и в Крокусе хороший звук.

— А ты откуда это знаешь? — спросила Оля.

— И кто из нас туда его поведёт? — добавил Лёша.

— Так я музыкальную школу закончила. И у меня два абонемента есть в консерваторию, я на год покупаю, на интересные программы. Вообще-то, у меня там знакомая работает, я могу попросить контрамарку. И... я могу с ним сходить. Но это как-то неудобно, он же твой гость...

— А когда там что-то хорошее, то есть классическое?

— Да там всё время что-то классическое! Надо на сайте посмотреть. — Люся улыбнулась и шмыгнула в комнату, бодро застучав по клавишам ноута. — Вот, завтра фуги Баха из хорошо темперированного клавира будут. Не все, конечно.

— Бах? Наверное, это хорошо?

— Клавир — это самая что ни на есть классическая классика! — покивала Люся.

Никто не заметил, как из ванной вышел Эд, пока он не добавил:

— Только дайте мне примерно послушать мелодию. Хотя бы в этом плоском варианте. — Он пренебрежительно кивнул на ноутбук.

— Так ты пойдёшь, взять контрамарки, да?

— Конечно. Понять, как на самом деле это должно звучать.

— А вообще как тебе музыка? — не удержался Лёша.

— Так себе. Ничего, что бы пригодилось, не нашёл. Вот эту, последнюю, можно вообще как оружие использовать. Но мне это неинтересно.

За разговором забыли про выпечку, пока из кухни не потянуло поджаристым хлебом и сыром, а потом зашипело и заскворчало, выдавая готовность блюда.

Пока убрали валяльные принадлежности, пока заварили чай, пока порезали пиццу, подъехал и Люсин отец. И сама девушка, кажется, порадовалась, что Макс сегодня так и не сумел доехать до Оли.

Несмотря на "показательные выступления" в институте, Олю до сих пор в поведении эльфа удивляло то, как он запросто манипулировал человеческими эмоциями. Если ему было нужно — то его просто не замечали, при этом пропуская вперед или придерживая дверь. Вот и сегодня он за один вздох обаял Люсиного отца так, что тот не торопясь пил с ними чай на кухне, благодушно критиковал неправильной формы пиццу с лишними слоями начинки и жаловался на современную молодёжь. Сам Эд за всю встречу произнёс едва ли два "да", отделываясь кивками и взглядами. Онемевшая от удивления Люся переводила взгляд с одного собеседника на другого, словно ожидая подтверждения, что всё это ей не чудится. Но — молчала и, только выходя из квартиры, вытянула на площадку Олю и шепнула ей тихонько:

— Ты знаешь, этот твой родственник классный, но очень, очень странный!

Оле ничего не оставалось, как кивнуть с понимающей улыбкой и развести руками: "Уж какой достался".

...

К половине девятого у Лёши, наконец-то, появилась возможность поговорить о том, что его больше всего возмущало. А именно о присутствии некоего перворожденного в квартире уже официально его невесты. Теперь он чувствовал себя вправе задавать вопросы и не собирался отступать.

— Что ты так переживаешь? — не стал тянуть с ответами на незаданные вопросы Эд. — Все равно по условиям спора время ограничено, так что я скоро уйду. И ты, как и планируешь, будешь за неё отвечать.

— Скоро — это как? — вскинулся тут же Лёша.

— Не больше вашего года, календарного.

— Года?! И это ты называешь "скоро"? — Возмущению Лёши не было предела. — И что надо сделать, чтобы сократить твой визит?

— Год? — Оля, прокручивающая на ноутбуке оставленную Люсей страничку с концертами классической музыки, закрыла лицо ладонью и дала ей упасть, понимая, что объяснить что-то Лёше или переубедить Эда не получится. — Но что-то ты же нашёл! Про людей, про семена, ещё что-то лично для себя — ты говорил!

— Говорил. Смысл перемещения по нейтральным мирам в человеческом теле, это для нас. Странные особенности вашего мира. Происхождение разнообразия рас в вашем мире, — на этих словах Эд едва заметно поморщился. — Не понимаю пока, какой смысл преследовали архи, перемещая столь разные сообщества в один мир. Но где в этом какая-то интересная творческая идея, которую можно было бы использовать в других мирах? Не вижу.

— Но ты же говорил, что и так получил больше, чем рассчитывал. И что в игре были скрытые цели...

— Да, и мне удалось их достичь. Но понятно пока далеко не всё. Так что, быть может, и целей больше, я не отрицаю такую возможность.

— То есть тебе просто интересно? — насупившись и непроизвольно сжимая кулаки, резюмировал Лёша.

— Именно. Какие проблемы? Мой гид — Ольга, и договор у меня с нею. Она свою плату получила даже больше, чем заказывала.

— Какую ещё плату? Деньги?

— Нет, не деньги. За то, что он у меня живет, я попросила здоровье, — призналась хозяйка.

— Хорошо, хоть не задаром, — одобрил Лёша. — Я думал, что это чистый альтруизм с твоей стороны. Я бы не удивился.

Посмотрев на Эда, Оля хмыкнула и покрутила головой.

— Так бы и было. Мне просто повезло.

— Вообще-то, я и сам заинтересован побыстрее от вас уйти. Во-первых, мир мне ваш при всём интересе не нравится. А во-вторых, при равной добыче победителем признается тот, кто вернулся раньше.

— Всегда так: кто раньше встал, того и тапки, — махнула рукой Оля, — я рада, что у тебя есть желание побыстрее закончить свою миссию. Тем более, ты же как бы и вернуться можешь сюда, если захочешь, да?

— Могу. Но время течёт неравномерно. Вас я, скорее всего, больше не увижу, даже если приду.

— А ты не можешь, ну, подкорректировать время? — Оле почему-то становилось грустно, что она может больше никогда его не увидеть. Наверное, привыкла.

— Нет, конечно! Я же не арх, а рожденный, это значит — нахожусь вместе с вами в потоке времени. Это только в пространстве я спокойно нахожусь в нескольких местах одновременно.

— То есть — тебе не обязательно быть здесь и сейчас? — встрепенулся Лёша.

— Обязательно. — Эд вздохнул, словно из него клещами тянули ответы. — Как мне познать ваш мир, если не сделав часть себя подобной вам?

— То есть вот то, что мы видим, — не весь ты? — Лёша явно не поверил в такую чушь.

— При всем желании я существо другого уровня и типа. Я чистый порядок, а не как вы. Постоянно колебаться между структурой и энергией я никогда не смогу.

— Ладно, как скажешь, загадочный перворожденный. Тогда займёмся делом, — поторопил Лёша. — Что у нас с архитектурой?

— Нет. Ничего особенного не увидел.

— Лёш, ты можешь тогда потихоньку забирать альбомы, чтобы не тащить потом сразу всё, — напомнила Оля.

— Хорошо, — кивнул он ей и продолжил: — А с музыкой?

— Неплохие мелодии есть, но их надо слушать в живом звучании, в записи удалены нюансы.

— Достаточно ли тебе будет одного концерта, чтобы оценить?

— Вообще не принципиально, потому что музыка вряд ли позволит выиграть.

— Тогда зачем идти? — логично переспросил Лёша.

— Разобраться, на что вы способны!

— Так, я тут интересный концерт в субботу нашла! — перебила бесполезный разговор Оля. — Смотрите, орган в Римско-католическом Кафедральном соборе. И классическая музыка, и церковь в одном флаконе! Пойдёшь? Закажу билет, пока есть.

— Да, только ты идёшь со мной.

— Нет. Я никак не могу.

— Да. Ты мой гид. Обещала и получила плату, как мы только что вспомнили.

— Не могу, прости. Ты слышал, что сегодня говорил отец. Он решит, что мы струсили.

— Не мои проблемы, ты же сама предложила.

— Давай мы тебя туда подвезём, — пошла на попятный Оля. — Но я не останусь, сам послушаешь. А завтра с тобой Люся сходит, если ей повезёт достать две контрамарки.

— Люся? — Эд что-то обдумал секунду, нарисовав указательным пальцем бликанувшую газовым отсветом загогулину перед собой. — Хорошо. И в субботу тоже.

— Ладно, сейчас позвоню, попрошу её, — вздохнула Оля, тыкая кнопочку "заказать". — А ещё есть Моцарт на среду. Только никто из нас не сможет, у нас семинар до восьми почти.

— Можно пропустить, там музыка образов мира, довольно известная.

— То есть? У вас есть такая же музыка?

— Хм... в общем, большая часть подобных вещей — это как бы аранжировки... трудно объяснить... у вас нет такого слова. Назовем это — гипер-слух. Он перекладывал услышанное на музыку. Всё происходящее можно видеть... а можно слышать... он — слышал. Это как записать мелодию процессов, происходящих в мире, — прорастающее зернышко, раскрывающийся цветок, полет ласточки, смех ребенка, прирученный огонь.

— Это как вот "Ода к радости"?

— Точно.

— Круто! Кстати, надо мне "Оду" на плеер добавить, так забавно в исполнении волынок, как будто и не классика. А ещё я где-то слышала название "музыка сфер", это не оно?

— Нет... — Эльф задумчиво просканировал обоих, — у вас обоих слишком слабые ассоциации с этим термином, но попробовать объяснить можно.

Лёша с Олей переглянулись, вспомнив одного любопытного рыжего непоседу, и синхронно пожали плечами.

— Всё пространство прямо сейчас пронизано колебаниями. Ваши тела — колебания, свет вашей звезды и других звёзд — колебания. И ваши горы, и межзвёздный газ, и даже та тёмная энергия, которая пока никак не проявилась, — тоже колебания. Музыка. Пространства. Миров. Вселенной. Творения.

— Но мы, убогие, её не слышим, да? — сочась скепсисом, закончил Лёша.

— Можете услышать.

— И как?

— Оля знает. Надо развиваться. Только у вас времени на это не хватит.

— И почему я так и подумал сразу? — поджимая губы, выговорил Лёша.

— То есть, получается, что Моцарт или Бетховен не гении вовсе? — расстроилась Оля. — И ничего нового не написали?

— Да, принципиально нового вообще, но для вашего мира — вполне. Из-за того, что эти мелодии есть практически во всех мирах, я и называю их аранжировками — под конкретный мир и ваши инструменты. Но в принципе, имеющие гипер-слух везде считаются гениями. Как и гипер-зрение, впрочем.

— А это что? Умение зарисовать то же самое?

— Да. Делаешь успехи в логике, — необидно похвалил её эльф. — И найди мне послушать заранее то, что будут играть в субботу. Может, там опять что-то неинтересное.

— Хорошо. А то вдруг опять ядовитая музыка окажется. — Снова покорно полезла в поисковик хозяйка. И ворчливо добавила: — Найди. Договорись. Закажи. Отвези.

— Вот и я удивляюсь, — добавил примолкший Лёша. — Мог бы уже и сам научиться.

— Давно выяснено, что с гидом, способным к коммуникации, получается намного быстрее.

— Так меня еще никогда не хвалили. Способна к коммуникации, надо же! — для порядка повозмущалась Оля, закачивая первый трек. — Слушай.

Оставив его слушать в комнате музыку, они с Лёшей ушли на кухню убираться, позвонить Люсе и отдохнуть от работы гидом, в конце-то концов.

...

...ПРОДА ОТ 02-05-16

— Мне нужно кое-что проверить.

Приклеившаяся к окну Оля не откликалась, пока Эд не навис над нею, сообщив на ухо:

— Он уехал. Пойдём. Ты мне нужна.

— Уехал? — Оторвалась она от разглядывания двора сквозь ночную темень. Мысли её витали настолько далеко от реальности, что кроме этого слова все остальные прошли фоновым шумом, не вызвав в ответ ни одной мысли.

— Да. Зайди в комнату.

— А зачем? Спать уже пора. — Взгляд зацепился за брызги кетчупа над плитой, и она автоматически схватилась за губку и принялась вытирать их, а потом и замызганную раковину, благо хоть посуду Люся помогла помыть. — Я, пожалуй, пойду укладываться...

— То есть ты не будешь сегодня ждать сообщений на телефоне?

Подловил. Вот так всегда, стоит попытаться произвести "правильное" или "умное" впечатление — и всё идёт насмарку от одного слова этого... нелюдя!

— Ну... пока я ещё умоюсь. — Оле совершенно не хотелось отвлекаться от собственных мечтаний.

— Сядь и послушай, — велел он.

— А, может, завтра? — Вдобавок никакого желания слушать его заумные речи у неё тоже не было.

— Завтра ты отказалась пойти со мной. Так что давай сейчас.

— И что делать? — Пожав плечами, она приготовилась выслушать очередную нотацию. "Хотя вроде он не даёт объяснений без вопросов. Тогда что ему нужно?" — недоумевала Оля.

— Просто расслабься. Разрешаешь вмешаться?

— Как это? Куда? — Включилась таки она в происходящее, всполошившись. — И зачем?

— Тебе это не должно навредить. Я так думаю. Надо понять.

— Что понять? Ты же раньше вмешивался сам... то есть ...ну, без разрешения...

— Когда это необходимо по условиям договора — да. А сейчас это нужно мне. Или пойдём завтра слушать музыку вместе, раз ты в субботу не можешь.

— Экий ты...— Вздохнула Оля и себе под нос добавила: — Хитроумный ехидн...

— Это благодарность?

— Типа. Что делать-то?

— Слушать! — И Эд включил музыкальный центр.

— С ума сошёл?!? — Подорвалась устроившаяся было на табуретке Оля. — Двенадцатый час! Всех соседей перебудишь!

— Соседи? Ладно, они не услышат. — Он не отдал пульт, за которым тянулась девушка. — Садись. И расслабься. Видишь?

Он обвёл рукой комнату, и за его кистью уплотнялась завеса рыхлого тумана, мягкого и пушистого на вид.

— Точно не услышат? — для успокоения совести переспросила хозяйка, обнаружив, что с руки гостя пропали браслеты, а сам он вытянулся до потолка и, кажется, опять светится. Но на этом глаза её сами собой закрылись и тело куда-то провалилось, наверное тоже растворившись в волшебном тумане.

— Молчи и слушай. — Следуя команде вся она превратилась в слух.

Из динамиков лилась одна из её любимых мелодий — вальс из "Щелкунчика" и Оля улыбалась привидевшемуся кружению цветочных лепестков. Её личное солнышко запушилось, протягивая яркие ниточки-лучики всё дальше и дальше, покачивая ими на волнах мелодии и источая чуть горьковатый лимонно-пряный аромат. Оранжевые ниточки стали оплетать прозрачные и оттого совершенно незаметные веточки, коралловыми антенками вытягивающиеся из небольшого, только-только закрывающего её тело, кокона. Почти такого же, как у Эда, только намного меньше и едва очерченного, переливающегося тоненькой плёнкой мыльного пузыря.

"А что, если он и есть та защита, про которую говорил Эд?" — пришла ей в голову мысль. И тут мелодия закончилась, наваждение постепенно затухло, но двигаться пока не хотелось.

Гость чем-то зашуршал и следующая мелодия заставила её резко выпрямить спину и поднять подбородок. Она не могла сказать, чья эта музыка, в которой, в строгой линии виолончелей прихотливо вился нежный мотив флейты. Но чёткие такты словно по ступенькам раскладывали всё её существо, находя для каждого участочка нежно пропеваемое флейтой название и единственно правильное место. Мелодия словно учила её чему-то важному, необходимому. И на вновь появившиеся прозрачные веточки нанизывались призрачные шарики, антенки нащупывали нужную волну, а почечки наливались, ожидая подрастающее солнышко, чтобы раскрыться.

Оля чуть покачивалась в такт закончившейся мелодии, помогая уложиться внутри себя новому порядку. Она уже не разглядывала простую картинку, она знала, что почечки нежно-атласные и еще совсем закрыты, что антенны похожи на огурцовые усики, надёжно сцепляющие растение с его опорой.

И тут Эд поставил ещё одну мелодию. Орган торжествовал, приветствуя величие Вселенной. Под ногами поплыла родная планета, а её звали звёзды. Тысячи и миллионы звёзд. Они ей пели и она пела вместе с ними. И она тоже была одной из них, яркой и юной, сильной и... что-то знающей. Что? Музыка стихла и ощущение тихо размылось брызгами млечного пути. И это необходимое, предназначенное именно ей место, тоже ускользнуло от понимания.

Они сидели молча. Оля не открывала глаза, но отчего-то знала, что Эд неподвижно сидит на диване напротив. Они делили эту вечность, эту звёздную бездну, эту вселенную и всю бесконечность мироздания единым пониманием, невозможным к описанию обыденным языком. Разве что — музыкой. Или хотя бы стихами. Но и то и другое никогда не были её сильной стороной. Да и мыслей-то не стало.

Трель смс-ки вернула её в настоящее. Почему-то первой мыслью была радость, что осенью она сменила бодрую смешную скороговорку на обычную короткую мелодию. Слова казались кощунственными, но Оля набрала: "Спокойной ночи! До завтра!" и поставила розочку, смайлика с поцелуйчиком её пальцы пока побаивались.

Крутящаяся стрелка сложилась в отметку "отправлено", на секунду прижатый к губам телефон скользнул из расслабившихся пальцев, но хозяйка этого уже не видела — что-то большее вернуло её к себе, размягчив однозначность реальности туманом возможностей.

...

Ночь глухая и где-то за стенкой играет телефон. Даже огни рекламы притухли и не протискиваются нагло в щель между штор, а как-то боязливо мигают полосочкой на полу. "Зачем она открыла глаза? Спать и спать ещё", — Оля обняла покрепче подушку и зажмурилась, пытаясь вернуться в волшебный сон, где она понимала деревья и разговаривала с белками.

"Белками?" — Веки сами собой снова распахнулись. — Это же мой телефон! Будильник!

Оля села, сжав в руках кусачий шерстяной плед. Плед? А где одеяло? И почему она спит на диване? Да где же трезвонит этот неугомонный телефон?

Трубка нашлась на телевизоре. Оле и в голову бы не пришло её туда положить — забыла бы непременно, да и место неустойчивое — завалился бы и ищи потом... Помотав головой, она в очередной раз поняла, что растяпа. Потому что Лёша же напомнил ей, что им только ко второй паре, а она забыла переставить будильник. И ещё что-то было не так. Глаза потихоньку привыкли к полумраку комнаты, желтоватый ореол — наверное, от рекламы, — подумала Оля — плавал над фикусом. Она вспомнила ещё одно неправильное ощущение и целую вечность поворачивала голову обратно к тумбочке. Точно. Листья лимона тоже светились — голубовато-желтым. Потихоньку отпустив угол тумбочки, она сделала шажок назад, к дивану. И едва не села мимо — пространство опять раздвинулось.

За письменным столом вырисовался белым пятном, очерченным ярким светящимся шнурком, сидящий в темноте Эд. Он энергично возился с чем-то бликуче-разноцветным на столе, из-за чего смахивал на деловитую ночную сороку, перепрятывающую свои богатства, и не обращал на Олины движения никакого внимания.

— Ты... — просипела она едва слышно, сглотнула и закончила шёпотом:

— Ты что, не ложился? И почему я оказалась на диване? — Решив, что уснуть в такой ситуации уже не сможет, Оля потихоньку, как-то неуверенно снова встала и опять вынужденно схватилась за тумбочку. Если в первый раз её могло повести со сна, то почему сейчас ноги как не родные и комната теперь наоборот, кажется маленькой?

— Так было проще.

— Можно я включу свет? — оробев, спросила хозяйка. Ей показалось, что он разрешил. Но почему ей так показалось? Она не разбирала в темноте его движений, а вслух он не произнёс ни слова. Одним пальцем наступив на клавишу выключателя, словно от этого свет разгорится постепенно, Оля закрыла глаза и попыталась прикрыть веки рукой, потому что слепящая яркость обрушивалась и сквозь них, рождая плавающие зелёные пятна. Но поднесенная кисть промахнулась, шлёпнула её по лбу — и безвольно упала, проигнорировав желание хозяйки. Голова сама отвернулась к стене и уткнулась в неё лбом, но боль в глазах хоть немного унялась. Свет потух ещё до того, как она смогла поднять руку и нашарить выключатель.

Прохладные пальцы коснулись одного её века, а затем второго, мягко отстранив от стены, и она извинительно улыбнулась в темноту, осторожно приоткрывая глаза. В комнате стало еще темнее, зато она вроде бы вернулась к нормальным размерам.

— Ох. Извини, пожалуйста, опять ты со мной возишься, а я, наверное, не выспалась... — причин для странного собственного состояния она не находила. Опершись плечами на надёжную стену и откинув голову, Оля сама себе казалась светлым пятном, сотканным из облаков и запутавшихся в них солнечных лучей. Однако ж эта лёгкость сопровождалась полной дезориентированностью в реальности.

— Надо вернуться на диван, — подумала она вслух, но с места сдвинуться только с помощью твёрдой руки на плече, которая и подвела её, машинально перебирающую ногами, к столу. "Диван и диван — какая разница, с какого конца сидеть?" — решила Оля, и, подоткнув под подбородок плед, прикипела взглядом к разложенным на столе памяткам. Вернее, она только понимала, что они должны лежать на столе, потому что стола-то и не видела, а сами памятки ласково светились и выглядели паучками, летящими по осени на своих ниточках куда-то по важным делам...

— А ведь они тоже, как твои браслеты — не вещи, а только... иконки для вызова, да? Маячки, чтобы узнать что-то, что есть в другом месте? — сообразила она вдруг.

— Да, можно и так сказать.

— И ты ведь можешь без них обойтись? — Она подняла взгляд на Эда, но тот оставался светлым негативом на фоне штор.

— Не в этом теле. Приходится использовать костыли. Да, именно. Костыли. Люди слишком несовершенны.

— Но вчера ты был другой... я видела...

— Пришлось пожертвовать телом на время, чтобы полностью отследить результаты эксперимента.

— Музыки? — Оля мечтательно улыбнулась. — Это похоже на какой-то язык, да?

— Да, настройка.

— Э... опять ты за своё. Я что-то видела, но что... описать даже не могу... а зачем это было тебе нужно? — Голове захотелось устроиться поудобнее, но не выпускать при этом из поля зрения светлячков памяток. Уложив голову на стол Оля разглядела объёмный рисунок дерева на столешнице — света памяток хватало. На другом конце стола стояла коробочка с орхидеей, лепестки которой темнели траурными каёмочками. Она поморщилась и сдвинулась, чтобы не видеть цветок, пахнувший на неё гнилью.

— Может быть. Я ещё не знаю, к чему приведёт сделанная мною настройка.

"Глюки. В его голосе просто не может быть... заинтересованности. Или... вдохновения? Нетерпения? Вообще чувств... не может..." — подумала про себя Оля, а спросила простое: — Почему не знаешь? Если ты что-то сделал?

— У меня получилось активировать некоторые твои ростки, но что ты сможешь развернуть — неизвестно.

— Ростки? — просто вежливое повторение слова, ничего особенного для неё не значившего.

— Да. Закладки. Почки. Как хочешь называй.

— Ну и ладно.

— Не ладно! Ты понимаешь, что это значит?

Оля пожала одним плечом. Почему-то вопросы кончились.

Эльф вздохнул и сгрёб красоту со стола. Сразу стало легче — пространство выровнялось и приняло почти привычные размеры.

— Тебя затягивает, но ты не понимаешь того, что видишь. Оттого и это состояние. А хочешь уметь сама их читать?

Он вынул одну памятку и покачал перед её глазами.

Оля опять меланхолично пожала плечом, вроде как "знать бы, что там что-то интересное написано".

— Ты сможешь. Если пойдёшь со мной.

Сейчас это звучало по-другому. Не отстранённым любопытством, а воодушевленно. Совершенно точно не равнодушно. Оля подняла голову и уставилась на эльфа, силясь разглядеть выражение его лица. Что-то с ним случилось.

— Почему тебе это важно? — вопрос вышел напряжённым. С одной стороны её испугала эта серьёзность. С другой — если ему это так важно, то и ей непременно надо знать.

— Тебя можно активировать на развитие качеств любой, ты понимаешь — не только друидской, как я думал, а вообще любой старшей расы!

— И что это меняет? — насторожилась Оля. Всё это почему-то ей сильно не нравилось.

— Всё. — Он встал и навис над её головой. — Во-первых, это значит, что люди — первооснова всех рас.

— Э-э-э... ты как-то показывал такую кучу существующих вариантов, что можно было бы догадаться. — Сейчас ей это почему-то казалось очевидным, хотя до этого мысль подумать так и не закрадывалась в голову.

— Нет. — Эд покачал головой. — Совсем не очевидно. Ты забываешь, что мы развиваемся не так, как вы. И это... это всё меняет.

— Правила игры?

— Теперь я знаю, что игра только повод для подобных путешествий.

— И это тоже только что пришло тебе в голову?

— Да. Всё так и задумано. Открытие замысла Творца каждый должен сделать сам. На это уходят тысячелетия.

— Почему бы не научить? Не рассказать заранее? — Философские вопросы Олю волновали мало, и она позволила голове упасть, а рукам растечься по столу, наслаждаясь — непонятно каким образом ставшей выпуклой и объёмной под её взглядом — красивой фактурой дерева столешницы.

— Потому что мы должны развить этот замысел сами. Создать что-то лучше. И я нашёл тебя.

— Меня? А не что-то интересное? — вяло переспросила Оля.

— Да. Я нашёл тебя. Тебя принял мой браслет.

— Шутишь... Я случайно попросила браслет! И ты же вроде как случайно именно у меня оказался... дверь и всё такое...

— Оказался как раз не случайно. Подозреваю, что это заложено при переходе. Ты — близкая мне по энергии. Ты понимаешь, что это значит?

— Откуда ж... — Олино сердечко замерло. Это не шутка и ничего ещё не закончилось. Она глубоко вдохнула, словно готовясь прыгнуть в холодную воду, и понимая, что Эд всё равно сейчас скажет то, что собирается. И это точно не оставит её жизнь прежней.

— Это значит — во-вторых, что я могу изменить тебя. Создать ещё одну старшую расу. Более совершенную, чем те, что есть сейчас. Свою.

— Но... зачем? Их же и так... очень много? Выбери подходящую...

— Зачем? Это моё предназначение! Создать свой мир! И что может быть более ценного, чем создать для него совершенных жителей?

— Это же когда ещё будет... почему я-то? Я же не доживу.

— Потому что ты подходишь. Доживать тебе и не надо. Как ты не понимаешь, я же столько раз объяснял! Мне достаточно просто иметь эту структуру, чтобы потом воспроизвести её в своём мире. И я её создам! С твоей помощью!

— Но я не...

— Ты же хотела летать? Вчера ты же об этом мечтала?

— Разве люди могут летать?

— Люди — нет. Старшие расы могут и летать и плавать — отрастить хвост с жабрами ещё проще.

— Проще? — Похоже, ни на что, кроме глупого повторения за ним слов, она уже не была способна.

— Геном. То, что вы называете геномом — оно общее. Хочешь — фасеточные глаза, — Олю передёрнуло от холодного воспоминания. — Хочешь — хвост. Что угодно, из записанного в базовом геноме.

— Но... зачем? Если человек — базовая форма?

— Базовая. Основа. Заготовка. Можно слепить всё, что угодно.

— Но зачем тогда... — Оля не сразу вспомнила, как он называл этот закон. — Запрет на вмешательство в разумных?

— Думаю, что... не каждый подходит, — медленно ответил он. — У вас нет предназначения. А ты сама попросила браслет...

— Только как украшение!

— Вряд ли. Ты тоже почувствовала что-то.

— Да нет! Не может быть! Я тогда и тебя-то видела как... ну почти просто... парня... ну, красивого правда. — Она покраснела.

— Перемещаться обязательно в человеческом теле, это потом я решил, что можно в нём постоянно не находиться, когда уже попал в ваш мир. Но, может быть, это правило нужно ещё и затем, чтобы найти подходящего человека.

— То есть всё-таки попал ты ко мне случайно? Просто повезло?

— Пока не знаю, везение ли это. Надо проверить посылающее нас заклятие. Но мне повезло, что у меня был с собой этот браслет, младшего члена рода.

— А ничего, что эта девочка сейчас без него? Может быть, отдать? — Оля уже почти пожалела, что из-за своей любви к фенечкам вообще заикнулась об "обмене".

— Ничего ей не будет. Ей не очень-то хочется находиться в таком теле. Никому не хочется после стихий учиться принимать жёсткие формы. — Он махнул рукой. — Я ещё сделаю, а этот уже настроен на тебя.

— А это для неё обязательно? Учиться жёстким формам?

— Конечно, если мы хотим, чтобы в создаваемых нами мирах жили разумные, мы должны уметь их воплощать.

— А-а-а-а...

— Почему ты не задаёшь все вопросы, которые у тебя возникают? Насколько проще с этим рыжим ребёнком!

— Ну... — Оля смутилась глупому вопросу, вертевшемуся у неё на языке. — Почему твоя родственница — девочка? Если у вас нет пола?

— Потому что она больше всего любит водную стихию, а вода чаще женские образы выбирает. Хотя у получающихся наших отпечатков, элементалей, тоже нет пола, это опять-таки вопрос вашего восприятия. Но мы не о том говорим. Ты понимаешь, что я не смогу работать с тобой в вашем мире? Ты должна пойти со мной.

— Должна? Нет-нет. Как это? Мы так не договаривались.

— Ты помнишь? Летать. И да, элементалей ты тоже увидишь. Они наши помощники.

— Эд... Эдаринаэль. Прости. Но я пока к этому не готова.

— Хорошо. Подумай. Привыкни.

— Не думаю, что у меня получится...

— Получится. У нас.

— Я не о том... я... не чувствую, что это правильно... для меня.

— Ты не представляешь. Тебе даётся возможность сделать мир больше. Сложнее. Вселенная проживёт дольше. Замысел раскроется полнее. Это нельзя сравнивать с тем, что ты получишь здесь!

— Извини. Давай не сейчас. Голова совсем не хочет думать.

— Ты уже связана со мной.

— Я не о том... пожалуйста, давай сейчас не будем это обсуждать? Ну, пожалуйста! — Оля готова была заплакать от придавившего её каменной неизбежностью уже принятого эльфом решения. Если он её "уведёт", она же не сможет сама вернуться!

— Я не могу тебя забрать насильно. Перестань бояться.

— А-а-ага... я пока оденусь, ладно? — Она встала и тут же опёрлась о стол. Шатало. Четыре шага до коридора вытянулись метров на десять. — А эти глюки у меня тоже от твоих экспериментов?

— Не совсем. Пробужденные ростки пытаются найти для себя место, развернуться.

— И долго я буду так странно себя чувствовать? Ты можешь вернуть меня в обычное состояние?

— Нет. Только ты сама. Настраивайся на то, что чего ты хочешь, и тело последует за тобой.

Эд выпустил из горсти светящиеся камушки и сосредоточился на них. Оля зажмурилась и потянулась к внутреннему солнышку, а от него — по новой, ещё пока совсем тоненькой ниточке — к Лёше. Показалось — он вздохнул у неё над ухом и пробормотал, что скоро будет. "И тогда всё снова станет нормальным" — решила Оля про себя и потихоньку, пошатываясь, побрела в ванну.

Хорошо, что у неё оставалось на сборы ещё больше часа, потому что одежда объявила Оле бойкот — она не желала натягиваться и застёгиваться. Утеплённые джинсы на размер больше и самый размахаистый свитер сидели как вторая кожа. Еда вызывала отвращение. Зеркала потеряли фокус. Не попадая в рукава, куртку она натянула только с Лёшиной помощью. "Эти дурацкие эльфийские эксперименты не должны выбить меня из колеи" — решила Оля и первый раз в жизни полностью положилась на кого-то, кроме родителей — на Лёшу.

...