Факеншит! Хочу это бабу! Не, ну точно — влюблюсь! Это очень хорошо, что у нас с Агафьей — отношения не враждебные. Такую психику — фиг прошибёшь. Заставить можно — управлять нет.
Важный элемент обеспечения её стабильности — забота о ближнем. Свои проблемы кажутся мелкими, когда есть о ком переживать. Вариант "материнская любовь"? Как бы это... чувство на себя переключить? Завидно? Ванька-кукушонок... Уймись, сперва одну доделай.
— Бросил господь душу твою, Катерина, в дебри тёмные, незнаемые, полные зверей рыкающих. Но и дал тебе проводника-защитника. Защитницу. Сестру свою единокровную, во всю жизнь твою — воспитательницу и научительницу. Душу родную, близкую, об тебе заботливую. И вот, силой моей, руками моими — соединены сердца ваши. Вот, бьются они, аки птицы небесные, перстами моими схваченные. Так соединись же сёстры! Соприкоснитесь душами родненькими! И возрадуйтесь!
Моя... пальпация давно уже утратила сексуальный подтекст. Это, скорее, метроном, ритмически воздействующий на рецепторы, синапсы и... и прочие мозги. Теперь моя команда, обращённая к слуху, поддержанная лёгким подтягиванием выступающих выпуклостей навстречу друг другу — тактильной командой к их телам, сработала едва ли не гипнотически. Женщины потянулись друг к другу, обнялись и... и разрыдались. Мне осталось лишь осторожненько убрать руки, оказавшиеся посреди их плотных объятий. Накинуть на голую спину Агафьи одеяло — замёрзнет же! И, ласково улыбнувшись, в их радостные и заплаканные лица — удалиться.
* * *
Интересно получается — нужно изнасиловать, избить, испугать, унизить... человека, чтобы он стал замечать. Замечать хоть бы самого близкого, единственного, родного.
Только окунувшись в дерьмо по маковку — мы открываем глаза души и начинаем видеть бриллианты человеческих сущностей. Забавно...
* * *
Утро, подъём, лодка. Женщины, с невыспавшимися, заплаканными, но просветлёнными лицами, усаживаются на последнюю скамейку. Мужики, тоже не выспавшиеся, ещё хмурые и злые, рассаживаются по остальным. Вёсла на воду, раз-и...
Ближе к вечеру — озеро.
— Волок? Какой волок? Не, волок не работает.
Работает Касплянский погост. Даёт ещё сто гривен в княжескую казну ежегодно. Но не с волоковщиков, а с возчиков.
— Тута до города — двадцать вёрст. Три ногаты — телега. Домчим с ветерком. А то смотри — постой дороже станет.
Пейте, пейте мою кровь, кровососы транспортные! Но не все: дед-кормщик, получив расчёт за поход, требует ещё компенсацию за лодку:
— А куды я яё?! Мы сговаривались от Смоленска до Смоленска, а тута, в озере, куды яё?! Ты ж сюды завёл — ты и плати!
Бурный наезд с размахиванием руками и привлечением внимания погостных властей вдруг стихает: сыскался наниматель. Какой-то купец интересуется сходить на Двину.
Дедок ругается, задирает цену, наконец, сторговавшись, возвращается ко мне.
— Ну ладно, давай полгривны и в расчёте. Ну хоть пару ногат!
Бог подаст, дедушка. Он-то того... всемилостивейший.
Три телеги с барахлом и моей командой катятся по сухому. Как-то даже странно — сами едут, грести не надо. Без весла в руках чувствуешь себя... непривычно.
Много пришлось мне походить по Святой Руси, на многих волоках переволакиваться. По сухим и по мокрым, по низким и высоким, по коротким и длинным. Хоть и разные они и двух одинаковых не сыщется, а свойство есть общее: быть их не должно. Не должно лодейку разгружать, из воды вынимать, посуху перетаскивать. Тяжко это, долго, дорого... Глупо. Потому изначально установил я себе строить каналы. Людей этому учил, серебро тратил. Чудаков разных, кто мешал, в землю укладывал. Вот и вышло ныне, что лодочкой можно пройти от истока Иртыша до устья Рейна. Без перегруза да переволока. И ещё делаем.
Перевозчики через Днепр. Снова возчики — на гору. Уже в сумерках вкатываем на Аннушкино подворье. Ура! Мы дома! Ура! Мы вернулись!
И — в баньку. Промыть покусанное, стёртое, подряпанное... Смыть, содрать с себя... дорогу. Веничком пройтись! По измученному, подрастянутому, подвывихнутому, затёкшему... До чего ж хорошо!
"Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным" — русская народная мудрость. От себя добавлю: "... и чистым, чем грязным".
Благостный, чистенький в чистеньком, сытый, умытый и напитый, оглядываю за столом своих ближников. Осунувшиеся, загорелые, обветренные лица мягчают. Разговор идёт добрый, ленивый. Вернулись. Поход закончился. Мда...
А чего мы туда ходили?
Этот простенький вопрос резко выдёргивает мою душу из сытого тёплого тумана. А зачем всё это было нужно? Ладно, завтра схожу к Демьяну, доложу о результатах... Но тревога снова возвращается.
И не зря: первый визитёр прямо по утру — давнишний монах из епископской канцелярии. С матюками и угрозами:
— А...! Такой-сякой-этакий... убечь надумал! От владыкиного суда спрятаться!
— Так вот же — княжья грамотка!
— Ты-ы-ы...
И длинная последовательность из библейских и нелитературных эпитетов.
Снова упрашиваю, уговариваю, унижаюсь и удобряю. Снова поварня, жор и бражка в три горла с кусками в суму. Из города — не выезжать, с подворья не сходить. Домашний арест или подписка о невыезде? Плевать — спешно на Княжье Городище.
Демьян молча выслушивает мой отчёт. Я-то к нему — с радостью, а он как каменный.
— Улеб, говоришь? Зарубил в схватке... Сам видел? Ах, со слов... Ну, иди.
— Э, Демьян, а как с моим делом. Чтец, суд епископский... Говорят — на неделе будет.
— Я тебе не Демьян, а светлого смоленского князя господин главный кравчий. А с твоим... Вот придёт Улеб, расскажет чего там... накопал. От того и княжья воля будет. Суд... как владыко решит — так и исполнится. Иди.
— Погоди! Всё ж хорошо получилось! Посадника убили, воровства более не будет...
— Разве я тебя за этим посылал? Я тебя просил узнать о пропаже моего человека. А теперь посадник — мёртвый, спросить, прижать — некого. Иди.
Выскакиваю на двор. Как рыба из воды — рот открывается, а сказать... ап-ап-ап...
Вот это кинули! Вот это меня... Как лоха...
Кастрат, с подачи чтеца и казначея, меня засудит. После, хоть бы им всем головы за воровство поотрубали, пересмотра дела не будет.
"По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах".
Всей разницы — что Забайкалья нет, и золото тут рыть негде.
"Если уж мы по горло в дерьме...".
Мда... С кем бы "за руки взяться"?
Стоп. А прав ли я? Я ведь Демьяну выдал только ту часть, которая его дела касается. Ни про свои песни да танцы с купчиком в Поречье, ни про игры с Катериной...
А погодю-ка я... Или правильнее: погожу-ка? В смысле: с сумой тащиться.
Как утверждает господин Евский, который "достал", у его Катерины Ивановны была бабушка-генеральша. Катьке она бабушка, а вот епископскому чтецу — матушка. И ежели маман сыночку мозги вправит... за-ради любимой внучки, то сынок позу переменит. Я имею в виду: позу над епископским ухом.
Не, позу — не надо. Только звучание.
Фёдор Михалыч! До чего ж вы прилипчивы-то! Но за идею — спасибо.
По возвращению немедленно... нет, не вызываю, не приглашаю — сам иду. К своим новоприобретённым рабыням. Интересуюсь условиями содержания, состоянием здоровья, насущными нуждами. Перевожу их в бывшие Аннушкины покои — мне тут топология с прошлого года знакома, с закрытыми глазами ходить могу. Потом — лёгкая закуска. С минимальной выпивкой. И беседа на разные темы, переходящая к особо меня интересующей. А что мне их — в поруб к Ноготку тащить? Только так, только легко и по-дружески.
Катерина сперва дичилась, чуть рядом сяду — зажимается и губы дрожат. А Агафья разошлась — хохочет, шутки шутит, за рукав меня дёргает.
— Эх, Иване, был бы ты лет на десять постарше — ух бы я тебе головёнку-то лысую закрутила! Нынче-то я и сама... ха-ха-ха... как коленка, бритая... Вот бы мы с тобой... как яйца пасхальные — стук-стук... Ха-ха-ха... А так... молоденький ты, разве что Катерине ровня.
Неловкость вышла. Рабыня хозяину не ровня.
Женщины кокетничают всегда. В любой позиции. Я имею в виду сословно-социальную позицию. Но когда кокетку могут в любой момент под кнут подвесить... формы и грани флирта чуть сдвигаются.
— Вот что, Катя, напиши-ка ты бабушке грамотку. С просьбой о выкупе. А я отнесу.
Сработает? — Да/нет/не знаю.
Из разговора стало понятно, что отношения между зятем и тёщей были неприязненные. Брак был вынужденный. То-то Катерина красавицей получилась — дитя жаркой любви.
Неприязнь была перенесена и на ребёнка. Стороны отношений не поддерживали. До последнего года: Катерину на зиму отдали в монастырь — городских манер да благочестия поднабраться. Как это совмещается...? Ну, ладно.
В эти полгода бывала она в бабушкином доме регулярно. Поскольку у неё там есть ровесница — другая внучка, от старшего сына бабушки, который ныне в Киеве. Эту другую внучку тоже вот-вот должны выдать замуж. Хотя она "толстая глупая уродина, кривляка и задавака".
У Достоевского две другие внучки "бабушки-генеральши" очень своевременно померли от холеры. В результате — его Катерина становится единственной наследницей большого состояния и богатой невестой. Эпидемию ждать не будем — я сам "бацилл смертельный".
У Фёдора Михалыча "девица из благодарности жизнь и судьбу свою изнасиловать хочет". Здесь я уже сам... и — "жизнь и судьбу", и — душу и тело. Благодарности ждать не приходится. Всё — сам, всё — сам... Назовём это активной жизненной позицией. И перейдём к шантажу.
Глава 265
Далеко переходить не пришлось: "бабушкина усадьба" находилась через две улицы.
Хороший шантажист может получиться только из выпускника военной кафедры. Потому что там учат правильному подходу и отходу. Это даже важнее собственно сути.
Я уже объяснял на примере елнинской посадницы — здесь очень трудно подобраться к нужному человечку из вятших для приватного разговора.
Сначала — составляем и прорабатываем план усадьбы с Катюшой и Агафьей. Уже в самом конце обсуждения — отважный вопрос:
— Ваня... господине... Ты усадьбу... грабить будешь?
— Гапа! Ты чего?! Я ж боярский сын, а не тать злобный.
— Одно другому...
— Да не буду я там никого грабить!
— Побожись.
— Агафья, моё слово как у сына божьего: "да" — это да, а "нет" — это нет. Сказано же: "не клянитесь".
— Глянь-ка в глаза. Точно. Слышь Катя, он не врёт. Видно.
Оп-па. А ну-ка, ну-ка...
— И что, Гапа, вот так глянула и сразу поняла? Где правда, а где кривда?
— Ну не... Да. Беда у меня такая, господине: вижу когда человек лжу говорит.
— Так это — здорово! В чём же беда-то?!
— Противно. Я лет до 13 вообще не понимала: как это обманывать? Оно ж видно! Думала — всем видно. Думала — шутят так. Через это — в девках и осталась. Был у меня один... Нравился... Думала — он просто шутит. А вышло... Противно стало. Не от того, что с другой. А... — врёт он. Ну и послала я его... Далеко и безвозвратно. Молодая была, глупая. Теперь-то... А и теперя — тако же! На кой чёрт мне в доме — облудь в головах?
* * *
"Оно" — видно. Но не всем. А только — 0.3%. В 21 в. кредитные учреждения за такими... талантами — землю роют. Это только те данные, которые в открытые источники попадают. Другие организации... Понятно же, что отсечь риск целенаправленного обмана... в очень многих видах деятельности — критично.
Такой талант — прирождённый. В основе — интегральная оценка мимики, моторики, интонации... Кое-что уже начали понимать психологи. Каким-то кусочкам учат продвинутый персонал. Но эти самородки, три на тысячу, изначально, от природы, просто глядя на человека, слушая его, могут точно сказать: врёт.
Чтобы что-то увидеть — надо это "что-то" знать. Я с такими людьми сталкивался. Хуже — я с таким человеком жизнь прожил. "Жена" — называется. Собратья-мужики! Вы же меня поймёте! Ни заначки, ни отмазки. Ни налево, ни в гараж...
Представили? Но-но! Вешаться-стреляться-разбегаться — не надо! И это — решаемо. Есть сумма приёмов, есть правила поведения, смена приоритетов, границы допустимого... Как мелкий пример — желаемость обманутости по русской классике:
"Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!".
Моя нынешняя фича: "Я никогда не вру" — от той, от первой жизни?
* * *
Агафья... Хочу! Я не банкир с ипотекой, но понимать — кто врёт, а кто... заблуждается — две большие разницы. Это очень... презервативно. В смысле: предохраняет от неприятных последствий.
Другое словосочетание с аналогичным предохранительным свойством: рекогносцировка на местности. "Бандитские девяностые" кое-что вбили накрепко.
Сходил-посмотрел. Прикинул-приказал. Пошли. На дело.
Вот не надо из меня домушника лепить! Всё чин-чинарём — посреди позднего утра, среди белого дня в ворота боярской усадьбы въезжают телеги. Их давно ждут — припасы из пригородного сельца. Они на пару часов раньше приехали бы, но... подзадержались — бражка попалась... на дармовщину.
Снова — не надо на меня вешать всяких шпионских фокусов! Типа подмены ездовых или дачи взятки за провоз контрабанды под телегой.
"Ехали в телеге
Что тут говорить?
Вдруг из-под телеги:
Дайте закурить".
Зачем мне эти игры с осложнениями? Чужое землевладение — я же уважаю права собственности!
Двое воротников стоят у ворот, глядят внутрь двора на приехавших, рассуждают о вихляющем колесе на одной из телег. Мимо открытых ворот по улице гуляет мальчик с собачкой. Что мальчик — в косыночке, а у собачки пасть чемоданом... Ну, стало быть, вот такая нынче божья воля.
Собачка заглядывает во двор и говорит "Гав". Абсолютно легально — божья скотинка. Полная свобода слова.
Все псы во дворе говорят "гав-гав" и кидаются на пришлеца. Ксенофобия, однако. У собак, почти как у хомосапиенсов — на уровне инстинктов.
Если у вас есть инстинкт — можете не волноваться: кто-нибудь обязательно использует его к своей выгоде.
Вопящая и рычащая стая катится по улице, из ворот следом выскакивают воротники: собачьи бои — штатное развлечение на "Святой Руси". И очень быстро оказываются в подъехавшей телеге: Ивашко с Суханом и Ноготок с Чарджи уже вполне уверенно работают с эфиром. Культовый киновопрос:
— Как пройти в библиотеку?
не потребовался.
Аккуратненько складируем двух храпящих мужичков в телегу, телега уезжает, а я с Суханом, чисто гуляючи, загуливаю в открытые настежь ворота. Где и задаю тоже культовую модификация того же киновопроса — "А где бабуля?" — в уместной, для здешних декораций, форме:
— Эй, красавицы, а где ваша боярыня спряталась?
— Кто спрятался? Она сейчас тебе так... Тама она, госпожа боярыня. Делами занимается, добра молодца поджидается. Иди-иди миленький. (И одна служанка — другой: Сейчас Боголепа ему мозги вынесет — про нас забудет)