Японцам, впрочем, досталось гораздо больше. У "Микасы" были сбиты уже обе трубы, рухнула за борт и фок-мачта, флажковые сигналы с приказами вице-адмирала Мацуканэ поднимались на каком-то обломке, палуба охвачена пожаром. Через десять минут "Микаса" продолжал стрелять уже только из кормовой башни, носовая была полностью разбита. "Ивате", бывший "Орел", опасно кренился на левый борт и быстро садился носом. На броненосце уже были затоплены жилые помещения полубака, отделения динамо-машин, погреба 12-дюймовых боеприпасов. Новое попадания близ передней дымовой трубы едва не привели к взрыву погребов 8-дюймовых боеприпасов, которые также пришлось затопить. Вода была и в носовой кочегарке. "Ивами" уже не стрелял и быстро терял ход, вываливаясь из строя.
"Наварин" бил трехорудийными залпами по "Хидзену". На бывшем "Ретвизане" горел свечой передний мостик. После новых попаданий, теперь в кормовую часть, оказался заклинен руль в положении на левый борт. "Хидзен" закружился на месте в неуправляемой циркуляции. Крен вырос до 15 градусов. Положение корабля стало критическим, но потом японцам все же удалось вернуть управление. "Асахи" и "Сикисима", оказавшиеся под обстрелом позднее других японских кораблей, пострадали меньше и сохраняли ход. Двигаясь в кильватере, они обогнали "Микасу" и "Ивате". Позади всей японской эскадры ковылял "Хидзен".
На горизонте обозначилась темная полоска — острова Цусимы. Глазастый сигнальщик углядел с фор-марса "Бородино" идущие оттуда быстроходные суда, очевидно — миноносцы. Иванов Тринадцатый согласился с офицерами, что с уничтожением броненосцев следует поторопиться. Не то, чтобы японские миноносцы представляли днем какую-то угрозу для трех "измаилов". Однако во вчерашнем бою японской эскадре устаревших кораблей помогли продержаться именно легкие силы, которые ставили дымовые завесы и устраивали демонстрационные атаки. Так что сегодня японские броненосцы совершенно зря отправились в море без прикрытия эсминцев. "Бородино", "Кинбурн", "Наварин" прибавили хода, чтобы расстрелять японцев с близкой дистанции, задействовав и среднюю артиллерию.
После нового залпа борт "Микасы" впереди боевой рубки раздирала, доходя до ватерлинии огромная брешь, через которую внутрь корабля свободно вливалась вода. Броненосец одновремено и тонул, и горел под градом 130-м фугасов, оставляя стелющийся по морю густой дымный след. На "Хидзене" падавшие ливнем русские снаряды снесли заднюю дымовую трубу, грот-мачту. Два или три попадания пришлось в казематы, где жарко вспыхнули детонирующие боеприпасы. Потом из середины корабля ударила огненная вспышка, а следом, выше единственной оставшейся мачты, поднялось грибовидное облако красного и черного дыма. Когда дым чуть рассеялся, стало видно, что "Хидзен" переворачивается и тонет. Матросы прыгали с бортов в воду, но времени на спасение у них было немного. Через две минуты броненосец показал киль, вскоре ушедший под воду. Потом пришел черед "Ивами". "Бородино", сверхдредноут, названный в память о погибшем в Цусиме броненосце, добивал "Орел", перекрещенный врагами в "Ивами", — единственный из четверки броненосцев типа "Бородино" уцелевший в первом Цусимском сражении. Изрешеченный 14-дюймовыми снарядами, очищаемый огнем пожаров "Орел" готовился отправиться на дно пролива, где уже пятнадцать лет лежали остовы его товарищей — "Князя Суворова", "Императора Александра III", "Бородино". Взрыв вывернул броневые плиты и вскрыл обшивку в кормовой части. Машинные отделения затопило так быстро, что спастись оттуда удалось лишь трем матросам. "Ивами" стремительно садился кормой. Его командир отдал приказ команде спускать на воду оставшиеся шлюпки и подготовиться оставить корабль.
На мостике проходившего мимо "Бородино" с молчанием провожали глазами тонущий броненосец, спущенный на воду на той же Новоадмиралтейской верфи, что и новый сверхдредноут, только одиннадцатью годами раньше. Но как оказались различны их судьбы!
— Константин Петрович! — поднявший на мостик мичман-радист оглянулся на силуэт тонущего броненосца. — Только что получена от адмирала Колчака!
Иванов нетерпеливо выхватил листок с нацарапанным карандашом текстом телеграммы. По мере чтения его брови поднимались всё выше и выше.
— Господа! Командующий одобряет решение идти на юг и приказывает далее следовать в Шанхай! Сам адмирал отправляется туда же на легком крейсере.
Офицеры на мостике оживленно загалдели, забыв о еще не законченном сражении.
— В Шанхай? — переспросил старший офицер, капитан 2-го ранга Буткевич. — Это интернироваться что ли?
— Почему интернироваться? — задумчиво крутил ус Иванов. — Китай участвует в войне на нашей стороне, так что шанхайский порт нам как бы союзный. До Шанхая нам, действительно, отсюда ближе, чем до Владивостока. Угля вполне хватит. Главное же. Если мы будем базироваться на Шанхай, перед нами же будет прямой выход на все японские коммуникации. У Японии, как я понял, после вчерашнего побоища дредноутов в строю не осталось, значит с тремя линейными крейсерами мы макакам такую блокаду устроим! Вот голова Александр Васильевич! Сразу ухватил!
— Стало быть, и Веселкин голова? — насупился Буткевич. — Он ведь приказ дал к Цусиме идти. Нажалуется, поди, теперь, как мы его, умника, от командования решили устранить, чтобы на север уйти. И пошли бы ведь, не появись вовремя японцы!.
— Ладно, после об этом думать будем! Нам еще оставшиеся японские броненосцы добивать...
— А может, ну их, пойдем в Шанхай, — Буткевич хитро прищурился. — Или вам, Константин Петрович, трех потопленных японцев мало.
— Конечно, Виктор Николаевич! — усмехнулся Иванов. -В пятнадцатом году в Дарданеллах один крохотный турецкий минзаг два английских и французский броненосец за раз потопил. А нам-то после этого на три сверхдредноута два броненосца маловато будет. Хотя, вчера, если вспомнить, три уже потопили...
— Еропланы! — закричал сигнальщик с фор-марса. — Еропланы летят!
Иванов повернулся, оглядывая западную сторону горизонта. Кружащиеся над морем черные точки, пойманные в стекло бинокля, показывали радужные кружочки винтов, этажерки крыльев.
— Это "Сальмсоны", — сказал кто-то из офицеров за спиной. — Французские учебные самолеты и разведчики. Их японцы по лицензии начали недавно строить. Наверное, у них на островах аэродром.
— Приготовить противоаэропланные пушки! — распорядился Иванов.
На каждом из дредноутов зенитная артиллерия состояла из двух 40-мм автоматических пушек на крышах концевых орудийных башен и по зенитной 3-дюймовке на средних (новейшие 102-мм зенитки успели поставить только на "Измаил"). Расчеты зенитчиков, которым, наконец, довелось пострелять по настоящим целям, изготовились к бою. Приближающихся со стороны Цусимских островов бочковатых японских самолетов было не меньше десятка. Они шли над морем неровной волной, широко разойдясь в стороны. Уже можно было различить, если напрячь слух, характерный треск бензиновых моторов. Первые бомбы "сальмсоны" сбросили далеко не долетая до "измаилов". Возникшее недоумение исчезло, когда упавшие в воду бомбы задымили, поднимая вверх клубы сизого тумана. Аеропланы ставили дымовую завесу, которая должна была закрыть отступавшие к Цусиме японские броненосцы — идущие полным ходом "Асахи" и "Сикисиму" и отставший от них "Микасу". Вице-адмирал Мацуканэ дал приказ командиру "Микасы" выбрасывать полузатопленный флагманский корабль на ближайший берег.
Скоро "сальмсоны" закружили над "Бородино", дразня красными кругами на нижних плоскостях крыльев. Треск моторов прерывался тявканьем зенитных пушек. У бортов кораблей встали невысокие водяные столбы от сброшенных с аэропланов бомбочек. Несколько бомб разорвались на палубах и крышах башен. Взрывная сила авиабомб оказалась небольшой, броня ни в одном месте не была пробита, но всё же пятерых матросов задело осколками. Большой помехи японские "сальмсоны" не наделали. Вреда от их 10-кг бомбочек было немного, а выставленная с воздуха дымовая завеса оказалась весьма прозрачная и мало мешала пристреливаться по японским броненосцам.
Истощив запас бомбочек и дымовых гранат, японские аэропланы некоторое время кружили рядом, пилоты из задних кабин стреляли по кораблям из пулеметов, но, кажется, так никого и не задели. А вот зенитчикам повезло зацепить один из один из "сальмонсон", и тот с остановившимся мотором и дымным хвостом стал снижаться, уходя в сторону, пока не рухнул в воду. Остальные после такого происшествия стали уходить обратно к своим островам. Но на смену первой волне вражеской авиации шла уже вторая. Эти аэропланы казались заметно больше "сальмсонов", с корпусами не округлой, а коробчатой формы. И под ними угадывалось какое-то более тяжелое оружие. Крупнокалиберные бомбы? Или торпеды?
1-я торпедоносная эскадрилья Императорского флота Японии как обычно в этот день готовилась выполнять учебные полеты с аэродрома близ Тойосаки, на северном острове Цусимы. Вообще-то эскадрилья должна была базироваться на авианосце "Хосё", однако первый японский авианосец в данный момент только строился на верфи в Йокосуке. Поэтому будущая авионосная группа летала с полевых аэродромов, благо из Британии уже доставили машины — шесть торпедоносцев "сопвич-куки". Эти аппараты казались настоящим чудом, о котором раньше нельзя было даже мечтать. Кто мог поверить пятнадцать лет назад в миноносец, несущийся по воздуху со скоростью в 90 узлов! Да, если бы такие машины были у японцев в прошлую войну с русскими... Но пока летчики эскадрильи бешено завидовали пилотам отрядов патрульной авиации. Ведь те воевали по-настоящему, вели разведку и выслеживали русские подводные лодки.
На построении командир эскадрильи лейтенант Суники Кира лучился искренней радостью.
— Друзья! Боги являют свою милость, нам даровано счастье послужить дорогому императору! Всего в 50 милях к северо-востоку отсюда замечено три больших русских военных корабля. На самолеты уже подвешивают боевые торпеды. Взлетаем немедленно. Тенно хенко банзай!
Летчики бросились к своим самолетам. Треща моторами, "куки" один за другим отрывались от утоптанной глины взлетной полосы и поднимались в воздух. Под толстыми, обтянутыми полотном фюзеляжами аэропланов между вращающихся еще какое-то время колес зловеще поблескивали длинные тела авиационных торпед. Такое грозное оружие появилось совсем недавно и пока еще мало использовалось, хотя англичанам и удалось в недавней войне потопить авиаторпедами несколько турецких транспортных судов. Лейтенант Кира и его пилоты верили, что они сумеют превзойти своих английских учителей, отправив на дно не какие-нибудь транспорты, а сильнейшие из вражеских кораблей. Через четверть часа полета над водами Цусимского пролива японцы увидели вдали на гладкой поверхности моря долгожданную цель — огромные широкие корабли с трехорудийными башнями главного калибра. Спутать было невозможно. Это русские линкоры! Вылетевшие ранее летчики патрульного авиоотряда тщетно пытались отогнать русских гигантов от уходящих к Цусиме японских броненосцев. Сердце сжималось от боли при виде разрушений на японских кораблях. Но помощь пришла вовремя. Первая торпедоносная остановит спасет своих и уничтожит северных варваров!
Первый "сопвич" ринулся вниз, выходя на головной дредноут с носовых курсов. Пилот сразу сбросил торпеду и та, упав с высоты, ушла в глубину и больше не появилась на поверхности. Летчик второго "сопвича" действовал более умело, после снижения он вел свой самолет в нескольких метрах над водой и только потом нажал на рычаг, освобождая захваты. Торпеда пошла на русский корабль. Конечно, это была облегченная 18-дюймовая торпеда, которой наверняка не хватит, чтобы потопить огромный военный корабль. Но вдали от своей базы любое серьезное повреждение для вражеского линкора может стать решающим. Торпеда была сброшена слишком далеко. Русский линкор успел пройти вперед, оставив тонкий белый след за своей кормой.
Третий торпедоносец атаковал другой дредноут, подлетев к нему сбоку, совсем близко, но сбросил торпеду неточно. Упав в воду, она сделала разворот и прошла мимо, у самого борта. Вражеские корабли вели ожесточенный огонь по кружащим вокруг "куки". Четвертый японский самолет, пилот которого тоже попытался отважно подлететь к бронированному гиганту, даже не успел сбросить торпеду. Взрывом 3-дюймовго снаряда ему оторвало хвостовое оперение, и "сопвич", кувыркнувшись в воздухе, рухнул в низ и разлетелся на части при ударе о воду. Прошло всего несколько минут, а у японцев осталось лишь два самолета, еще имевшие торпеды. Три уже сбросившие их "сопвича" могли оставаться только пассивными наблюдателями, никакого другого оружия у них не было — даже пулемета, чтобы стрелять по врагу!
Лейтенант Суники Кира испытал стыд и горькое сожаление, что не додумался перед вылетом заменить торпеды на бомбы. На каждый аэроплан вместо единственной торпеды можно было взять целых девять 50-кг бомб. По крайней мере, у его пилотов было бы несколько попыток причинить ущерб врагу. Следует признать, японские пилоты оказались плохо обучены применению нового оружия, которое требовало большой точности действий, особенно при наведении на цель перед сбросом. Пилот предпоследнего "сопвича", у которого оставалась еще торпеда, пошел в атаку. Он снижался всё ниже и ниже, чтобы выпустить торпеду наверняка, не обращая внимание на вздымающиеся совсем рядом водяные столбы — по летевшему у самой воды аэроплану стреляли даже бортовые орудия. "Куки" снизился еще и... зацепил колесами волны, пилот отчаянно рванулся руль высоты на себя, но в следующий момент самолет скапотировал, зарываясь в фонтан поднятых им брызг. В воде мелькнул оторванный хвост, сломанные плоскости крыльев. Лейтенант Кара досадливо поморщился. Эх, почему им сразу поставили палубные торпедоносцы! Сами англичане в войну использовали гидроторпедоносцы. На гидро это было возможно — для прицельной стрельбы сесть на поплавки, приблизиться к врагу, как глиссер, выпустить торпеду, а потом взлететь. Если бы его пилот летел на поплавковом аппарате... Но для колесного самолета такое невозможно....
Лейтенант Кира оставался единственным, у кого под самолетом еще оставалась торпеда. После пяти неудач, гибели двух его пилотов командир эскадрильи не знал, что делать. Он не имел права на ошибку. Иначе получится, что его товарищи погибли понапрасну, не причинив врагу никакого вреда! Если он попытается, подобно другим, действовать так, как учили английские инструкторы, — недопустимо большой шанс, что торпеда опять пройдет мимо цели. Слишком мало было у его эскадрильи практических тренировок. Попытаться сбросить торпеду как обычную бомбу, прямо на палубу вражеского корабля? Но и тут слишком большая вероятность промаха. Значит, остается одно. Суники Кира прочитал про себя короткую молитву и крепче взялся за штурвал. Шестой, последний "сопвич-куки" пошел в атаку, круто снижаясь над бьющим из всех зенитных орудий дредноутом. Японский аэроплан падал вертикально вниз, как камень. По русскому кораблю пронеслось "ура!", там решили, что вражеский самолет подбит и потерял управление, сваливаясь в штопор. Но лейтенант Кира до последнего продолжал направлять свой аппарат, до того самого мига, когда обрушился на палубу между носовой башней и рубкой.
