— И всё-таки, — проговорила я, ощутив, что наконец успокоилась. — Когда всё закончится, придётся как-то решать... вопрос с Морти. Может, Навиния и не против тройственных союзов, но я отношусь немножко к другому типу.
— Уже, — тихо откликнулся Лод.
— Что 'уже'?
— Вопрос уже решён. Она разорвала отношения со мной. Устроила спектакль для Альи, объявив, что разлюбила меня и любит Лу.
Приподнявшись на локте, я уставилась в его лицо.
Он это серьёзно?..
— А тебя не удивило, что за все эти дни она ни разу не заглянула в мою башню? — угадав вопрос, добавил Лод.
— Я думала... думала, она не хочет видеть меня.
— Это ещё одна причина, но не первая.
Информация разом расставила всё по местам. Ходить в башню к своему хальдсу после того, как ты объявила о разрыве отношений с ним — лишнее. Смотреть на ту, что послужила причиной этого разрыва — мучение.
Морти, Морти... прекрасная, восхитительная, самоотверженная Морти.
Я не достойна того, чтобы занимать твоё место. Не достойна.
— А Алья почему не приходил?
— Просто было не до того. У него в эти дни слишком мало свободного времени, чтобы делить его между Навинией и чем-то ещё.
Справедливо. Повелитель дроу, конечно, относится ко мне тепло — но не настолько, чтобы прыгать вокруг. Особенно при наличии семидесятитысячной вражеской армии, подступающей к горам, и капризной возлюбленной.
Я снова попыталась осмыслить то, что услышала.
Вернее, поверить в то, что осмыслила.
— Морти разорвала... сама?
— Она взяла на себя смелость сделать это самой, и я бесконечно благодарен ей за это. Не вини себя. — Конечно, он снова угадал мои мысли. — Если б этот шаг не сделала она, после заключения мира его бы сделал я. Она это прекрасно понимала, так что просто ускорила неизбежное. Не могу сказать, что она выбрала для этого удачное время, но, учитывая все обстоятельства — я был бы последним... нехорошим человеком, если б поставил это ей в упрёк.
Ну да. Я и сама понимала, что сейчас явно не самая подходящая ситуация для выяснения отношений и распутывания любовных треугольников. Что не помешало мне тоже попытаться разрубить этот гордиев узел поскорее.
Только вот...
— Но... почему ты... не сказал мне?
Лод не ответил. Лишь смотрел на меня прямо в глаза: без смущения, без заискивания.
— Почему ты не пытался меня удержать? Почему не сделал ничего? Почему... это ведь ты сказал Акке не вмешиваться, да? — воспоминания о последних днях, которые я коротала в тумане пустоты, всплывали всё отчётливее, окрашиваясь новыми интересными подробностями. — И Морти с Альей наверняка не сказал, что я хочу уйти?
Конечно. Одно дело — передать свою благодарность через кого-то, если знаешь, что всегда успеешь ещё раз передать её лично. Другое — даже не попрощаться. А учитывая, как Акке пёкся о том, чтобы я доверяла Лоду...
Я сообразила бы это, если б все мои мысли не были о том, чтобы держать маску. И о том, что мне в принципе плевать, как ко мне относится вся эта 'компашка нелюдей'.
А если Морти уже сделала свой выбор, она не могла не отреагировать на мой уход, сводивший её жертву на нет.
— Я дал тебе возможность решить, чего ты действительно хочешь.
Когда колдун наконец ответил, в голосе его скользнула печаль.
А вот в моём, когда я задала следующий вопрос — возмущение.
— И при этом не облегчил мне выбор известием, что ты свободен? Знаешь, это жестоко.
— Это честно. — Лод по-прежнему не отводил взгляд. — Ты юная неопытная девочка. Ты знаешь меня меньше месяца. В такой ситуации говорить что-то о твоей вечной любви трудно, а обмануться, приняв за любовь нечто иное, легко. И безрассудно отречься от всего ради этого обмана — тоже. Я не хотел для тебя такой судьбы. — Он говорил спокойно, чуть устало; в глазах стыла тёмная серость. — Любовь — прекрасная вещь, но далеко не всегда и не для всех — главная. Она может умерить боль потери всего остального в жизни, но не возместить эту потерю. И ты захотела домой, а я решил... не подогревать твоё увлечение мной. Чтобы ты могла взглянуть на вещи и взвесить всё достаточно трезво. Чтобы не я служил решающим фактором. Потому что это слишком серьёзное решение, чтобы принимать его, руководствуясь одной лишь страстью.
— То есть ты допустил мысль, что мои слова... что это правда?
— Разве хотя бы часть их не была правдой?
Я сжала губы, не найдя, что ответить.
Как я была глупа, если думала, что сумею его обыграть. И ещё глупее, если думала, что он не угадает моих сомнений и тоски по дому.
Он угадал их — и их правдивость — ещё раньше меня самой.
— А насчёт другой части узнаем со временем, — добавил Лод.
Не выдержав, я легонько, раздражённо ткнула его пальцем в предплечье, и колдун поморщился.
Моё чёртово отражение из зазеркалья, не боящееся взглянуть в лицо жестокой истине. Или хотя бы предположить, что это может быть истиной. Ничего, когда-нибудь я напомню ему об этом... и безжалостно посмеюсь.
Лет эдак через пятнадцать нашей счастливой совместной жизни.
— Ты знаешь, что крупно рисковал?
Он пожал плечами:
— Я редко играю по-другому.
Фраза, наверное, могла бы меня задеть, но в этот миг я вспомнила кое-что. Его слова, прозвучавшие только что — и слова, прозвучавшие несколько раньше.
Сопоставление этих слов заставило меня сощуриться.
...обещания ранят, что это всерьёз...
— Моей вечной любви... а твоей? Ты позволил мне сомневаться и выбирать, ты подыграл мне... но ты-то свой выбор давно уже сделал. И Морти сделала. — Я пристально всматривалась в его глаза. — Что бы ты делал, если б я действительно ушла? Если бы сделала шаг и исчезла в прорехе?
Молчание, предшествовавшее его ответу, было долгим.
— Смирился бы с тем, что значил для тебя так мало, что не имел никакого права удерживать тебя здесь. Что я этого заслужил. И что там тебе будет лучше. — Когда Лод наконец заговорил, голос его был так же тих, как и до того. — Я сделал всё... и был уверен в тебе достаточно, чтобы знать: какое бы решение ты ни приняла, для тебя оно будет верным.
Я снова не нашлась, что ответить. Лишь вспомнила, как спокойно он отступил в сторону, скрестив руки на груди, освобождая мне путь к прорехе... а ещё — как минуту назад поморщился от моего тычка. Так, словно не сдержал боль.
Хотя тычок этот явно не был такой силы, чтобы причинить боль, которую Лод не смог бы сдержать.
Бесцеремонно ухватив его за рукав рубашки, я задрала его вверх. Лод не пытался меня остановить. Наверное, знал, что всё равно не выйдет.
Поэтому я беспрепятственно воззрилась на четыре свежих синяка, выступивших на его бледной коже там, где колдун впивался пальцами в собственное предплечье.
Пока я, стоя в паре шагов от него, принимала решение, которое могло навсегда нас разлучить — право на которое он сам же мне подарил.
— Значит, свобода выбора? — наконец отпустив его рубашку, я отстранилась, кусая губы. — И честная игра?
— Она самая. — Лод опустил задранный рукав на место. — Я не Ильхт и не Тэйрант, чтобы не давать выбора тем, кого люблю. И решать, что для них будет лучше.
— Правда?
— Во всяком случае, не когда ставки настолько высоки. Ты не тот человек, который уходит лишь затем, чтобы его удержали. Для тебя свобода выбора значит действительно много.
Я понимала, что он прав. Может, кого-то брутальные книжные красавчики, которые в ответ на все попытки уйти безапелляционно возражали 'не пущу', а то и вовсе с рычанием заваливали героиню в кровать, заставляли млеть — но у меня вызывали исключительно раздражение. Когда с твоими желаниями никто не намерен считаться, это эгоизм и собственничество, и ничего более. А ещё взрослой девочке действительно пора уметь разбираться в себе без подсказок со стороны: как от прорех, так и от кого-то почеловечнее. Не говоря уже о том, что при других обстоятельствах я бы действительно не задумалась всерьёз о возвращении домой... сейчас.
Чтобы начать жалеть — потом.
И всё равно я злилась. Потому что была всего в одном шаге от того, чтобы больше никогда его не увидеть. Чтобы оставить тепло его рук, глаз и улыбки за точкой невозврата, так и не узнав всего, что знаю теперь. Чтобы так и не понять, как сильно он меня любит.
Злилась на себя — но наорать самым нелогичным образом хотелось на него.
Какой же ты дурак, Лод. Правая рука Повелителя дроу, великий наследник рода Миркрихэйр, гениальный дурак, великодушный идиот...
— Знаешь, — досадливо сказала я, желая хоть как-то выплеснуть эмоции; от злости даже угрызения совести отступили на второй план, — наверное, другая девушка на моём месте врезала бы тебе как следует.
Он улыбнулся. Коротко, едва заметно. Впервые за весь день.
Впервые за все последние дни — тепло.
— Другая не была бы на твоём месте.
И, несмотря на то, что мне правда очень хотелось его стукнуть, я сделала совсем другое.
На этот раз я сама потянулась к его губам. И наш третий поцелуй был далёк от совершенства: если он целовался восхитительно — на мой неискушённый взгляд уж точно, — то я по неопытности своей — ужасно. Но, надеюсь, сотню поцелуев спустя эта разница сгладится.
В конце концов, мне достался чудесный учитель. Во всех смыслах.
А уж в своей способности хорошо учиться я была уверена целиком и полностью.
Чуть позже я спустилась в гостиную. В компании Бульдога, радостно цокавшего следом. Обнаружив внизу компанию светлых в почти полном составе: Фаник пытался играть в шахматы с Восхтом, Криста пробовала робко напоминать правила, в которых и сама путалась, а Дэн снисходительно следил за их потугами.
Однако когда я как ни в чём ни бывало прошла к круглому столу, все повернулись ко мне. Разом, как один.
— Претендую на следующую партию, — просто сказала я, присаживаясь в одно из кресел. — И нет, это не скаук и не шашки. Здесь через другие фигуры перепрыгивает только конь, но никак не слон.
Бульдог, устроившись у ножки кресла, блаженно положил морду на мою туфлю. Восхт усмехнулся, Дэнимон лишь хмыкнул как-то странно; и если причина широкой улыбки Фаника была мне ясна, то вот Кристы — не совсем.
Хотя, если подумать, я в первый же день нашего знакомства поставила ей диагноз. Опознав болезнь, которую довольно трудно вылечить: ведь 'добрая девочка' — это очень серьёзно.
И пусть я, как бы мне ни хотелось этого не признавать, явно подцепила эту заразу — я искренне надеялась, что переболею ею лишь в лёгкой форме.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. МАНЕВР РЕТИ
(*прим.: маневр Рети — маневр короля из знаменитого шахматного этюда, названный в честь чехословацкого гроссмейстера Рихарда Рети, позволяющий свести вроде бы гарантированный проигрыш к ничьей)
Даже когда все уже разошлись по палаткам, укрываясь от ливня — Стайл стоял у входа в свой шатёр, в шаге от тяжёлых капель, барабанивших по вытоптанной траве. Просто не мог отвести взгляда от массива гор, черневшего на горизонте над полотняными крышами: темнее даже непроглядной дождливой черноты.
И не мог не думать о том, что через несколько дней закончится война, начавшаяся задолго до его рождения.
Поверить в это было почти невозможно.
— Не спится, принц?
Даже голос тэльи Фрайндина не заставил Стайла обернуться.
— Я не принц.
Встав рядом, брат Повелителя эльфов пожал плечами:
— Однако скоро станете королём.
Дождь зарядил с самого утра. Накануне на небе не было ни облачка, но за ночь его затянули тучи; и если эльфийским воинам вязкая глина размокших дорог идти не особо мешала, то людям — ещё как. В итоге сегодняшний переход вышел короче, чем планировалось.
Но до цели всё равно остался всего один.
Уже через день передовые отряды отправятся под горы. Расчищать путь через туннели дроу — ценой своих жизней. Его, Стайла, будущие подданные. А он будет просто сидеть тут, сзади, и отдавать приказы.
Как последний трус.
Нет, не годится он в Повелители. Он воин, не правитель. Не по душе ему отсиживаться за чьей-то спиной, пока другие умирают за него...
Именно поэтому он всегда восхищался принцессой Навинией: которой это тоже было не по душе.
— Идите спать, принц, — устало заметил Фрайндин. — Ваши маги знают своё дело, защитный контур на месте. Да и наши часовые не пропустят врага, если тот вздумает появиться.
Стайл смотрел на спящий лагерь армии светлых: ту малую его часть, что открывалась ему. На штандарты и знамёна, под ливнем обвисшие мокрыми тряпками. В ночи все они казались траурными, живо заставив Стайла вспомнить похороны старого Советника — его погребли как раз накануне дня, когда светлые выступили на войну. Безжизненное тело вирта Форредара всплыло перед глазами так ясно, будто он видел его вчера.
Его... и обугленную дыру на белой мантии.
Принцесса сделала это, твердили все вокруг. Тёмные подчинили её своей воле. А дети Повелителя Хьовфина переметнулись на сторону дроу — следом за своим дядей-изменником — и убили невинную фрейлину; нет, они убили фрейлину и пару гвардейцев Повелителя, нет, они убили двадцать гвардейцев Повелителя и чуть не сожгли дворец, они хотели убить самого Повелителя...
Стайл с негодованием отвергал все эти слухи. Кто бы их ни распускал. Эльфийских принцев он видел лишь однажды и мельком, но на исчадий зла они никак не походили; наоборот, показались ему чересчур изнеженными. Хотя... младший был тихим и молчаливым парнем, но явно себе на уме. А вот старший, бывший жених принцессы, трусливо сбежавший из-под венца...
Впрочем, непосредственное общение с эльфийскими владыками во время похода заставило Стайла — к печали своей — поверить: невинная фрейлина всё же погибла. Вначале о случившемся ему крайне эмоционально поведала леттэ Мэрисуэль, избранница тэльи Фрайндина; Стайл откланялся, не выдержав в её обществе и пяти минут, и не был уверен, что её рассказу можно доверять... однако потом его подтвердил и сам Фрайндин — неохотно, с плохо скрываемой горечью, и Хьовфин — сухо, без намёка на переживания. И даже если принцев одурманили и одурачили, факт оставался фактом.
Эльфы говорили, что сделают всё, чтобы освободить сыновей Повелителя при штурме тёмных городов. Но разве те доживут до штурма? Вряд ли движение армии светлых осталось для дроу незамеченным. Тёмные наверняка поприветствуют захватчиков изувеченным трупом кого-то из заложников ещё подле входа в туннели — в качестве предупреждения, что случится с остальными, если светлые пойдут дальше.
Только вот если бы это действительно могло кого-то остановить.
Это Стайлу тоже было не по нраву. Хотя он понимал, что Хьовфин, покойный вирт Форредар и все другие советники правы: когда дело заходит так далеко, для Повелителя все привязанности, симпатии и родственные связи обязаны отступать на второй план.
И это снова напоминало о том, что Стайл не годился в Повелители.
— Вы действительно верите в это, тэлья Фрайндин? — негромко спросил Стайл. — В то, что дети вашего брата встали на сторону тьмы... как и принцесса?
Эльф долго не отвечал. Пряди его волос, выбивавшиеся из-под глубокого капюшона, казалось, слегка светились в дождливой темноте.
