— Нейджи, я результат чьих-то идиотских опытов по выведению абсолютного воина. Судя по всему, не особо удачных. Мне многое дано, но еще больше отобрано. На то, чтобы заживлять такие раны в короткие сроки, организм бросает все силы, но за это требует особую плату.

— Кровь?

— Да.

— Почему? — на лице Нейджи было написано недоумение, но и беспокойство тоже. Он снова взял Рену за руки и сел рядом, осторожно поглаживая по спине. В глазах его горело беспокойство.

— Кровь — это переходное звено между жизненной силой, духовной силой и чакрой. Вот поэтому она так важна. Я не могу потреблять чакру, тем более силу духа. Но зато я могу вылущить необходимую силу из крови.

— Я могу поймать тебе какое-нибудь крупное животное, — предложил Нейджи.

Рена склонила голову на колени и покачала головой.

— Как будто в насмешку я могу пользоваться только человеческой кровью...

— Почему? — спокойно спросил он.

— Потому что у животных не развит дух, и чакры у них почти нет. Только жизненная сила животного. Для меня в таком состоянии это все равно что умирающему от голода засунуть огромный кусок жира в глотку. А мне нужен, фигурально выражаясь, бульон.

Сказав так, она позволила одинокой слезинке скатиться из уголка изумрудного глаза, прочертить блестящую дорожку по скуле и щеке и капнуть на руку Нейджи, сорвавшись с острого подбородка.

— Значит, будет тебе бульон, — ответил он, больше не колеблясь, и решительно закатал рукав на правой руке.

Как раз то, на что рассчитывала Рена.

— Спасибо, Нейджи... — тихий шепот, ласковое прикосновение губ и колкое проникновение клыков в запястье.

Он резко втянул воздух, но промолчал. Свободной рукой обнял Рену за талию и уткнулся носом в ее макушку.

'Вот и славно, именно этого шанса мне так не хватало! — промелькнула у него мысль. — Какой приятный запах. Интересно, почему от нее всегда так пахнет травами?'

'А вот теперь я узнаю, что у тебя на душе', — Рену окатило волной триумфа и самодовольства.

Ибо кровь — это не только сила.

Это еще и память.

* * *

Хиаши Хьюга сидел в своем кабинете и задумчиво изучал чаинки на дне своей чашки. То, что он поручил своему племяннику, было чистой воды аферой, но шансы исполнить задуманное все-таки имелись, а упускать их было глупо. Хиаши знал, что он совершил недопустимое, предав доверие родственника, когда вторгся в его мысли, чтобы изучить воспоминания. Да, формальную часть он выполнил. Но он сделал кое-что еще, за что его душу после смерти точно будут терзать демоны в самых глубоких уголках ада. Он вложил ему семя чувства, навязал свою волю. Конечно, во что вырастет это семя, предугадать почти невозможно, но в конце концов он слишком хорошо знал своего племянника и ожидал, что чувство получится чистым и искренним, а потом, усугубившись, станет истинным. Худшая форма насилия. Ведь невозможно выполнить такое сложное и деликатное дело, ничего не испытывая. Он вздохнул и пригубил свой чай. Во имя процветания Клана Хьюга он готов был пожертвовать своей жизнью и свободной волей даже своего приемного сына. К тому же, пути судьбы неисповедимы — может быть, все это принесет Нейджи счастье?

Глава 28. Сближение

Судьба. Как много стоит за этим простым словом. Многие философы пытались понять ее природу, а многие авантюристы до сих пор норовят с нею поспорить. Говорят, что никто из нас не может знать того, что ждет нас впереди, что течение времени непредсказуемо и каждый сам творит свою жизнь. Да, я не могу отрицать того простого факта, что Судьба не интересуется мелочами и серыми буднями, но в то же время никто не в силах отменить причинно-следственную связь. Каждое деяние, пусть даже и ничтожно мелкое, несет за собой лавину последствий и изменений. Отследить нити и каскады перемен может только Бог. Хотя... Я не уверен, что даже Ему это под силу. Для кого-то другого судьба — лишь набор случайностей, не имеющих связи. Но я знаю как никто другой, что судьба — это проклятие всех, а моего рода — особенно. Судьба тотальна, непознаваема и совершенно независима от моей воли, что особенно сильно меня печалит. Если у этой силы есть персонифицированная личность, то я с огромным удовольствием своими руками уничтожил бы ее по кусочку, разорвал бы ее тело и развеял бы прахом по ветру ее душу, чтобы освободиться от ее унизительной опеки и воли. Удивительно, она никогда и ни с кем не считается, и в то же время ей есть дело до каждого, что бы себе ни думали люди. Эта тварь никого не обходит стороной, и ей совершенно не известно чувство справедливости.

Каждый раз, когда оглядываюсь назад на свое прошлое, я чувствую волну темноты и холода, которые сжимают мое сердце. Все, что меня окружает, глубоко несправедливо! Так не должно быть просто по логике вещей. Почему в нашем мире посредственность может стать во главе сильных и наиболее достойных, а талантливому приходиться именно 'по судьбе' пожизненно прислуживать этой серости? Наш мир жесток, и он требует от живущих в нем силы, стойкости, смелости и решительности. Но именно таким людям в первую очередь навязывают ярмо. И кто? Неудачники, слабые и трусливые! Странная двойная мораль вырисовывается — почему-то те, кто талантлив, вынужден быть в рабстве тех, кто кричит о своей ничтожности и слабости. Гений становится проклятым, а мерзкий захребетник признается эталоном добродетели, ибо так гласят традиции. Меня глубоко оскорбляет такое положение вещей. Нет, я вполне отдаю себе оценку и понимаю, что я далеко не самый лучший и что впереди меня есть еще более сильные и достойные, но все равно не могу смириться с тем местом, в которое меня загоняют. Моя судьба бессмысленна, безжалостна, всесокрушающа. Вы можете сказать, что все познается в сравнении и всегда есть те, кому гораздо хуже, чем тебе. Да, я согласен с этим. Но что мне те, другие? Почему я должен довольствоваться местом, которое мне 'назначили'? Я не могу смириться с тем, что всю мою жизнь подробно предопределили до меня и отправили в массовку помогать сыграть свои роли 'героям'. Жестоко. Несправедливо. Поколения, что жили до меня, приняли свою судьбу, и мне приходится поступать так же.

И как высшая форма насмешки — последнее поручение Хиаши-самы. Его предложение ввести меня в главную семью поразительно само по себе, но то, что он от меня требует? Не знаю, смогу ли я наступить на горло своей гордости... Я не уверен, что, несмотря на все заверения, он сможет создать такой прецедент. И в то же время я не могу отрицать — она мне нравится своей непоседливостью и нонконформизмом, своей ненавистью к политесам. В ней столько искрящегося протеста и свободы выбирать, как жить. Возможно, ее появление под крышей нашего дома преподаст кое-кому хороший урок. А может и нет. Вдвойне странно, почему она так бездарно тратит свою жизнь, несмотря на те дары, которые ей преподнесла ее Судьба. Но какой бы она ни была — я не хочу всю жизнь терпеть выходки невоспитанной, заносчивой, эгоистичной и вульгарной девицы! Мне даже не дали сделать выбор. Видимо, это судьба.

Хьюга Нейджи.

Не стоит заглядывать чересчур глубоко в душу, иначе скоро наткнешься на решетку, которая ведет в подземные каналы, где текут нечистоты. Но в этот раз Рена была искренне удивлена, когда выяснилось, что Нейджи обладает воистину стальным стержнем и высокоморален, пусть даже и в рамках достаточно специфичного морального кодекса. Просто он пытался скрыть все то, чему учил его отец, чтобы не страдать, в результате чего внутренние убеждения сталкивались с внешними событиями, что вызывало каскады взаимоисключающих эмоций. Те мгновения, пока губы Рены касались кровоточащей раны на тонком запястье Нейджи, перед ее глазами проносились иногда смутные, иногда яркие картины прошлого. А еще она почти задыхалась в волнах звериной тоски, неуверенности в правильности выбранного пути, в сомнениях и желаниях. Еще там Рена нашла зарождающееся искреннее чувство. Оно было как костер в лесу. Могучее, ровное, совсем не обжигающее, но греющее пламя. Не мимолетное. В нем было что-то странное. Обычно такие очаги возникали не сразу, а требовали много времени на укрепление связей и эмоций. Страсть — пожар, быстро вспыхнувший и порой еще быстрее гаснущий. Но очаг... Он не мог появиться сам по себе. Рене не хватало знаний, чтобы понять суть происходящего, но чем-то задним она чувствовала подвох.

'Интересно, к кому ты можешь быть так привязан, несмотря на свою непомерную гордыню?' — подумала она, любуясь на россыпи костерков поменьше и огоньков, похожих на горящих мотыльков, — его привязанности. Но вдаваться в вопросы его личной жизни не хотелось, поэтому она снова устремилась к его прошлому. Бывало, что случайные находки становились весьма полезны. Но к ее сожалению, все клановые знания были защищены геномом, как стальными плитами. Ломать их сил не хватит, польза от содержимого — сомнительна. Рена прошла мимо.

Все остальное, что она там увидела, повергло ее в тоску. Ничего кроме боли, злобы, чувства верности и долга; обиды там не было. Нейджи оказался на редкость несчастен, но мужественно продолжал с этим бороться. Была там и его двоюродная сестра. Противоречивые чувства сталкивались между собой и раздирали душу шиноби в своей яростной борьбе. С одной стороны, он искренне любил ее и хотел заботиться о своей робкой сестричке, с другой — презирал ее за слабость и завидовал ее положению. В ее чертах лица он видел своего отца. Она была его родной плотью и кровью. Похоже, он никогда не умел получать даже самого простого удовольствия от своего бытия.

Мелькнуло лицо матери Нейджи — утонченное, но усталое и будто припорошенное пылью. Роскошная грива каштановых волос всегда была гладко расчесана и убрана в строгую прическу, которую полагалось носить вдове. Левая рука его матери была странно подтянута к груди. Сухорукая инвалидка. Рена выудила воспоминание о том, как у нее случился приступ, когда она узнала, что ее обожаемого супруга отдали врагам. Она знала, что случилось с его телом, а ей даже не дали возможности попрощаться с ним. Именно тогда в ее голове лопнул сосуд, и ее надолго парализовало. Остальной семье не было до нее никакого дела, так что о ней заботился совсем еще юный сын. Со временем она смогла встать на ноги, но полное здоровье к ней так и не вернулось. Сейчас в жемчужных глазах было смирение и терпеливое ожидание конца. Она так и не вышла замуж во второй раз. Нейджи уважал ее и жалел.

Сестры омыли Рену нетерпением. Они хотели высосать всю благородную кровь до последней капли, оставив только сухую и легкую оболочку, которую унесло бы и ветром. С большим трудом, но Рене удалось удержать их голод, пообещав пойти на долгую ночную прогулку в самом ближайшем будущем. Они успокоились, но затаились. Продолжать восполнять резерв в такой нервной обстановке Рена не рискнула и оторвалась от руки Нейджи. Все годы его жизни, тайком ею подсмотренные, уместились в несколько глотков и пару минут реального времени. Зато она чувствовала себя значительно лучше, чем в момент пробуждения. К тому же копошение в его памяти прошло для Рены почти безболезненно, разве что слегка кружилась голова. Обычно чем старше был человек, которого Рена изучала, и чем более детально и за больший период она просматривала воспоминания, тем хуже себя чувствовала.

Он смотрел на нее странными глазами.

— Что? — непонимающе спросила Рена.

— У тебя кровь на губе.

— А... — она потянулась стереть ее.

Нейджи сел прямо, осторожно протянул руки, обнимая ее, и зарылся носом в распущенные и расчесанные прядь к пряди волосы Рены...

'И что ты делаешь, Нейджи?..' — Рена только медленно откинула голову назад, будто предвидела такой поворот событий, у нее внезапно заныло внизу живота, от чего слегка дрогнули ресницы.

— Спасибо, Нейджи, — Рена осторожно и мягко поцеловала его в шею. Тот вздрогнул, прижался крепче, медленно и осторожно повернувшись, опрокинул Рену на спину и навис сверху, изучая лицо лукавой змейки спокойным, будто равнодушным взглядом. Хотя Рена увидела на дне зрачков отголосок пламени. Пока еще прятавшегося где-то глубоко, но стремящегося на поверхность. Приближающегося. Опасного. Захватывающего. Нейджи как будто действовал по чьей-то указке, не контролируя себя и не противясь.

— Рена... Я собираюсь взять тебя прямо сейчас. И мне все равно, что ты по этому поводу думаешь, — он был спокоен, по-особенному расслаблен, слова, как камни в густом меде, безвозвратно падали в пространство между ними. — Можешь считать это платой за то, что рылась в моей памяти. Или ты думала, что я не замечу?

Ей хватило такта покраснеть. В голове лихорадочно закрутились шестеренки — Рена пыталась просчитать вероятность такого поведения и результаты тех или иных решений, которые она могла принять в сложившейся ситуации. Его колено протиснулось между ее подрагивающими коленками, заставив от неожиданности открыться ему навстречу, даже не изобразив легкого сопротивления. Поток мыслей прервался.

Так же медленно его губы опустились ниже, пока не встретились с горячими мягким губами Рены. Он медлил, играл и только потом углубил поцелуй, ладонями прижал руки за запястья к постели, поднимая их повыше за голову, не давал убежать. Она до этого момента не верила, что Нейджи может быть таким. Все происходящее было странным. Медленные, ленивые движения. Осторожные. Он касался ее как статуэтки из тончайшего фарфора. И это было удивительно и приятно.

— Ты понимаешь, что я не могу сейчас тебе противиться — я еще слишком ослаблена регенерацией. Но последствия твоего поступка потом уже не исправить, — ее голос был мягким, шелковистым и очень тихим.

— Я буду очень осторожен с тобой и с теми последствиями, которые могут быть потом.

Она послушно выгнула спину в привычном жесте мнимого наслаждения. Довольно приподняв уголок рта, Нейджи отпустил руки Рены и принялся снимать рубашку с ее горячего тела, повязку тоже снял прочь, долго гладил длинный бугристый шрам, протянувшийся от края ребра почти до лона, неторопливо стащил с нее трусики. Уже настоящее возбуждение прокатилось по ее венам.

'Почему нет? — она схватила ускользающую мысль за хвост, подтягивая ближе. — Это может иметь весьма непредсказуемые последствия, принести большие неприятности и много-много новых сюжетов в моей жизни'.

Рена положила ладони ему на шею, заставив поднять на нее взгляд, потом передвинула их на плечи, погладила ключицы. В глазах Нейджи теплилось понимание и почему-то некая форма смирения перед неизбежным. А затем мягкая, теплая приятность. Непрерывное, колкое удовольствие, которое подарили носительнице Змей-Матерей губы Нейджи. Шея, ключица — он исследовал все своими губами, не оставлял ни одного кусочка непродегустированной кожи. А затем он мучительно медленно облизнул сосок, заставляя вынужденную любовницу чуть ли не метаться от такого медленного испытания.

Подхватив ее за плечи, он непреклонной рукой развернул ее на живот, чтобы в полной мере изучить свои новые владения. Узкая мускулистая спина в пестрой татуировке надолго заняла его внимание. Каждую деталь ее украшения он изучил пальцами и языком. Внезапно он нащупал несколько спазмов в мышцах и, недолго думая, осторожно огладил болезненные места, разгоняя боль и застаревшую усталость. Рена совершенно явно мурлыкала и приподнимала задницу над постелью, выгибаясь от удовольствия. Ягодицы и бедра тоже не остались без его внимания. Крепкое юное тело вызывало только одно желание — обладать им немедленно, сделать своим раз и навсегда. Изучив все ее тело, он вновь развернул ее лицом к себе, упиваясь своей властью и ее мягкой, такой женственной уступчивостью.