Сёши 2. Черновик

Самые ценные материалы и записи Тобирама держал в опечатанных несгораемых ящиках. Сейфы были совершенно неподъёмными, так что защиту лаборатории и хранилищ решили последовательно обезвредить, чтобы кубышками мог заняться профессиональный медвежатник. Работа оказалась изнурительной. Чакра тратилась сначала на двойника, а через него на печати. После полутора часов таких упражнений я напоминал лежалый кусок зелёного сыра.

Несколько раз срабатывала защита. Мой дубль-сапёр тоже уставал и начинал лажать. Приноровились мы не сразу, но благодаря подсказкам Джирайи, ничего серьёзного не потеряли. Двойники и обстановка не в счёт.

А однажды в череде подземных будней случился сюрприз. Среди многочисленных железных коробок нашлась одна незапертая и незапечатанная. Радости полные штаны! В несколько приёмов я перетаскал хранившиеся там предметы наружу и занялся самим ящиком. Раскурочил петли, уронил дверь, а в довершение выпилил замок. Для дальнейшего изучения.

Сестре хватило нескольких минут, чтобы понять смысл записей. Тобирама интересовался наследованием признаков кеккей генкай. Материалы описывали несколько десятков Ограничений Крови — знаменитые родовые способности древних кланов и никому не известные умения, канувшие в Лету, прежде чем успели прославиться. Большая часть улова досталась Тсунаде. Мне из всей кучи перепала только пара тетрадей и широченный свиток.

— Дедушка описал и способности Сенджу. Тебе стоит о них прочесть.

— А свиток?

— Фамильная роспись. Просто для наглядности.

Наглядность мне нравилась, поэтому свиток я раскатал в первую очередь. Все двенадцать метров. На первый взгляд фамильная схема Тысячеруких выглядела как простое нисходящее древо. Прародителем считался некий Оотсутсуки Хагоромо. А дальше всё как в известной книжке: Хагоромо родил Асуру. Асура родил Варуну и Кодзуки. Варуна родил...

Я посчитал количество поколений между Хагоромо и Тобирамой. Ровно тридцать.

Почти что совпадение. В прошлой жизни от родоначальника нашей фамилии меня отделяло двадцать девять имён. Вот только на Земле тридцать колен уложились в шесть веков с хвостиком, а здесь растянулись аж на девять с лишним. Однако для такого почтенного семейства крона древа Сенджу выглядит удивительно узкой — даже в самые тучные годы клан насчитывал не больше полутора сотен человек. И проследив линию Хагоромо-Тобирама, я нашёл четыре случая нарушения патрилинейности — за неимением сыновей отцам наследовали дочери.

Полчаса работы и лёгкое подозрение перешло в стойкую уверенность — предки Тобирамы накосячили. Мне не хотелось использовать слово "идиотическое", но слово "странное" не могло описать размножение Сенджу адекватным образом. Первый случай близкородственного брака обнаружился через семь поколений после Хагоромо. И с тех пор понеслось — двоюродные и троюродные кузены, дяди и племянницы, связи между родителями и детьми...

Звиздец!! Вот на хрена такое делать?!

В поисках ответов я зарылся в записи Тобирамы и довольно быстро вычитал причину, даже спрашивать никого не пришлось. К инцесту Сенджу прибегли не от хорошей жизни. Они не пытались вывести улучшенный сорт человека или подражать божественной чете Изанаги и Изанами. Винить следовало пресловутое наследие Мудреца. Межродственные браки были попыткой сохранить кеккей генкай: необычайную жизненную энергию и выдающуюся силу воли. Сенджу не повезло — какие-то важные гены оказались рецессивными, и каждое следующее поколение рождалось слабее предыдущего. Поразмыслив, Тысячерукие занялись селекцией себя.

Типичное плохое-хорошее решение.

Нельзя сказать, что клан полностью окуклился. На родовом древе нередко появлялись другие фамилии. Главная и побочные ветви достаточно продуманно обменивались потомками, стараясь не допускать браков между родными братьями и сёстрами. И такой подход работал. Пока не случилась Эпоха Воюющих Стран. Столетие непрерывной резни стало для клана "бутылочным горлышком" — из семи младших ветвей уцелели три. Численность Сенджу сократилась до предела.

Хаширама создал деревню, как заповедник для маленьких Тысячеруких (и прочих охраняемых видов шиноби), но двадцать поколений кровосмесительных браков никуда не делись. Свиток заканчивался на Тсунаде, а дальше я легко мог восстановить картину по косвенным данным. Семья оказалась в положении земных гепардов. К проблемам, связанным с уменьшением клана, добавились последствия сокращения предков. Вместе с положительными качествами Сенджу тащили и кучу генетического мусора. Удачное развитие событий дало бы им время восстановить численность и изменчивость, при неудаче Тысячерукие вымирали от любого чиха. И согласно законам исторического развития, чих произошёл.

Три мировые войны.

Сенджу хватило двух. По сути, это была агония.

Мне говорили, что в деревне живут наши дальние родственники, но шанс, что у кого-то из них проявится кеккей генкай, был мизерным. Хуже того! В тетрадях дедули-Тобирамы я нашёл упоминание о единственном ребёнке Хаширамы и Мито. Их сын не мог использовать чакру. То есть, вообще, не мог. Совсем!

Отец Тсунаде так и не стал шиноби. Скверная генетика налицо.

Кстати, и на моё лицо тоже.

Я ведь уродец. Альбинос и всё такое...

В прошлом мире подобная мутация сулила бы мне проблемы с кожей, хреновое зрение и слабоумие на сдачу. Но здесь ничего подобного нет — я даже не простужался ни разу. А значит, у меня есть что-то, позволяющее пересилить болезнь. Полагаю, это что-то начинается на "ча" и заканчивается на "ра". К сожалению, действует оно не идеально.

Нидаймё погиб, когда ему было... сорок три года. Рядом с его именем красуются имена двух жён, но нет детей. Почему? Их не было вовсе, или они не дожили до именования?

В любом случае — плохой знак.

Надо бы выяснить, как выглядели остальные мои родичи. Хаширама на своих портретах самый обычный брюнет, но у него с Тобирамой разные матери. Внешность "моих" полнородных братьев Итамы и Каварамы неизвестна — оба умерли совсем юным. Как и сестра Сутему.

Зато теперь понятно, откуда взялось Теневое Деление. Стремительно теряя родню, Тобирама всеми силами пытался понизить смертность и травматизм среди шиноби. Вроде как уменьшить профессиональные риски. Получилось лишь отчасти.

Я свернул свиток.

— Значит, вырождение...

И когда сестра собиралась мне об этом сообщить? Лет через пять-десять?

Не могу сказать, что сильно расстроен, скорее... слегка огорчён. Самую малость. Чепуха, конечно. Если не думать о чувствах Тсунаде.

Обнимашки с приёмным братиком — хреновая замена собственной мелюзге.

И наконец, наступил день, когда защита пала. Я смахнул трудовой пот, принял заслуженные поздравления, а потом устроил экскурсию для двойников Какаши и Тсунаде. В стене прорезали проход и притащили дополнительное освещение. Лаборатория выглядела сногсшибательно! Чернели строгие знаки свёрнутых печатей. Нарядно блестели приборы и механизмы. Беломраморный зал для фуиндзютсу сверкал, как кусок рафинада. Комнаты, полностью одетые в серебристый металл, дышали сухим холодом. Моя гордость стояла у стен — солидные несгораемые ящики. Очень много ящиков.

Я смог! Снял защиту и даже не запоганил бесценные находки.

И кто молодец? Я молодец!

— Надо поднять их наверх, — сестра с намёком покосилась на Какаши.

— Сделаем.

Свободными вечерами мы с отцом чинили подъемник и катали тележки. Ключи от ящиков так и не нашлись, поэтому печати с них обдирал я, а замками занималась смешливая тётушка-взломщица из АНБУ. Трудились мы в одной комнате, и мне удалось уговорить её дать пару уроков. Никогда не знаешь, что пригодится в жизни.

А потом в дальнем углу лаборатории я нашёл саркофаг.

Это было странно, потому что обычай укладывать покойников в деревянные коробки и зарывать их в землю тут не прижился. В Стране Огня мертвецов сжигали, а хоронили только пепел. Гигиенично и экономично. Но этот пузатый и продолговатый ларец с выгнутой крышкой-лодочкой слишком явственно походил на гроб.

— Смотрите какой... саркофаг! — правильного слова я не знал и ляпнул по-русски.

Какаши обернулся.

— Что?

— Вот это. Ящик для покойников.

— Хочешь сказать, что в нём тело? — отец насторожился. — Почему вдруг? Ты что-то вспомнил?

— Э-ээ...

Убей — не знаю! Просто уверен, что в деревянной коробке мертвец.

Какаши красноглазо сощурился.

— Там барьер. Но если внутри покойник... то наверняка какой-то необычный и ценный.

Мы переглянулись, и загадочный саркофаг уехал наверх следующим рейсом.

Вскрывала коробку сестра.

Крышка поднялась, и на миг я подумал, что гроб полон воды, но почти сразу понял, что мерцает прозрачный барьер. Под защитной преградой лежал натуральный "нефритовый принц". В смысле — тело, заключённое в подобие древнекитайского погребального костюма из парафиново-белых каменных пластинок.

— Всего лишь Учиха, — Тсунаде бесцеремонно запустила руку внутрь гроба. — Зато вот это большая редкость или... даже огромная. Мангекё шаринган, — она продемонстрировала сосуд, до краёв залитый медицинским гелем.

Да ну нафиг?!!

Глаз, висящий внутри банки, выглядел абсолютно непримечательно — тёмная, почти чёрная, радужка, белок в паутине капилляров, обрезки мышц и короткий хвостик зрительного нерва. Даже близко не похоже на шаринган.

— И, кажется, я догадываюсь чьё именно это тело. Странно только, что глаз один... — отставив банку, сестра поддела край нефритовой маски шпателем. — Неужели второй дедушка отпрепарировал?.. — Тсунаде поднажала и каменный намордник крякнул.

Я ожидал увидеть мумию, но под слоями нефрита и ткани оказалось узкое бледное лицо. Из-за серой щетины покойник выглядел неопрятно. Впрочем, наголо обритая голова и смятая почерневшая скула тоже его не красили. Веки пустой глазницы были аккуратно заштопаны нитками.

Зомби вульгарис.

— Вы только посмотрите! — Тсунаде бережно приоткрыла уцелевший глаз трупа — роговица была мутной как молоко. — Учиха Мадара. Мой дедушка одолел его, а тело, получается, отдал брату. Интересно, правда?

Угадайте, кто обалдел больше всех?

Post Scriptum

Катсую оказалось больше тысячи лет. И львиную долю этого времени она прожила одна-одинёшенька в Шиккотсурин.

— Вам там не скучно, Катсую-сама?

Слизняк развеселился.

— Тобирама-сама тоже об этом беспокоился.

— Не удивительно. А каким он был?

— Почти как ты.

— Ясно... Скажите, Катсую-сама, а вы умеете читать?