Анмай говорил тихо, словно во сне.
— Очнулся я уже в больнице, — по-прежнему в чем мать родила, но в нормальной постели и с трубками, которые входили мне чуть ли не во все отверстия на теле. Все мускулы у меня были как ватные, голова дико кружилась, я с трудом соображал, кто я и где. Надо мной стояли физики, которым было интересно, почему я ещё жив. Позже один из них сказал, что в деформационном поле невозможно выжить, и меня выкинуло случайной флуктуацией, — вступив в ядро, я должен был пропасть. Я бы и пропал — от стыда, если бы мог! А вот врачам было очень интересно, зачем я это сделал. Сказать им правду я не мог. Тогда они посадили меня под замок и пригласили психиатров — ох, как я злился! Я сказал им, что пока жив, не дам к себе притронуться ни одному... и они отступились! Но они тоже читали "Откровения" Варатаса. Они знали также мои увлечения, и быстро добрались до истины. Вся эта история с самого её начала и до самого её конца была следствием моей глупости. Но ко мне стали относиться иначе... С уважением?.. Не знаю. Всё же, это был уникальный случай. Никто прежде не выходил из ядра таким, каким вошел. И очень немногие смогли вообще из него выйти...
— И ты так ничего и не видел?
Анмай задумался.
— Как бы сказать... Тогда — нет, а потом... начал вспоминать... Это приходило во снах... или наяву, если сильно сосредоточиться. В первый раз это случилось через три дня. Я спал... мне приснилось всё то, что было со мной в ядре — я чуть не задохнулся от страха! Потом... почти каждую ночь... Наконец, я смог видеть и так — если бы я всё вспомнил сразу, я бы не вынес!
— Но что? Что ты видел?
— Когда я вошел в ядро... ну, как это объяснить? Я попал в... там не было ни света, ни мрака, ни верха, ни низа — только боль... или, скорее, ужас... перед чем? Это напоминало мучения в аду, как их описывают, — нагая душа в пустоте, пронизанной ужасом. Я не воспринимал времени, это длилось словно целую вечность. Ужас становился всё сильнее... Знаешь, древние были правы, когда говорили, что только там, где ужас заменяет зрение, душа способна провидеть суть! Я по-прежнему был в пустоте, но она раскрылась, стала бесконечной, и я видел... кажется, только своё будущее, это, впрочем, естественно... Я, увы, сам не понимал многого, но главное... главное я всё-таки запомнил.
Я видел гибель нашего мира — он взорвется, разлетевшись на множество частей. Видел тьму, полную звезд, гигантские корабли, летящие от звезды к звезде... я видел их так точно, что, пожалуй, смог бы построить, — если бы умел! И я видел себя на таком корабле! И я видел Вселенную, да. Миры, бесчисленные, мертвые, лишенные жизни, — ты не сможешь представить, сколько их! Или полные такой жизни, что лучше они были бы мертвыми... Жизнь очень редко приводит к возникновению разума. Чаще всего она идет дальше... Я видел, чем становится жизнь, существующая двенадцать миллиардов лет. Я видел планеты, где чудовищная жизнь таится под ледяной броней толщиной в сотни миль, в не знающем света океане. Видел гигантские планеты, состоящие, в основном, из воды, — в них сплошь кипит жизнь, питаясь внутренним теплом такого мира. Я не могу описать, на что похож такой океан — особенно, если он втрое старше, чем наши моря! Живые существа во Вселенной столь многообразны... некоторые из них намного превосходят нас своим разумом, — но вовсе не обладают сознанием... в нашем смысле. А те, кого мы считаем разумными существами... но тут я не понимал почти ничего. Я видел населенные планеты... неописуемо прекрасные — и одновременно полные невыразимого зла.
Ты думаешь, что есть только обитаемые миры и мертвые миры? Но есть ещё и третьи, не-планеты. Иногда они обитаемы, но не похожи ни на что, — несомненно, это искусственные конструкции, но таких размеров... по сравнению с ними планеты кажутся крошками, они вращаются внутри них, во имя вечной славы их создателей. Не-планеты трудно описать... их форма не похожа на всё, что мне известно... но я видел их изнутри. И они похожи... на те конструкции, что стоят у берега Пустынного Моря!
Анмай яростно встряхнул волосами.
— Их создал не Межрасовый Альянс, они неизмеримо старше. Там есть сооружения, внешне мертвые, но способные чувствовать и восстанавливать себя. Их поставили здесь как воспоминание... или как предупреждение? Во Вселенной нет жалости — и в её обитателях тоже! Я видел войны, чудовищные взрывы... и шел всё дальше, навстречу своему страху, — всё дальше во тьму... без конца. Почти всё, что я видел там, было мне непонятно, но я уверен, — я не видел конца, не видел своей смерти! Я заглядывал очень далеко — и не видел... Это должно было меня обрадовать, но я ощутил только страх... идти всё дальше во тьму... без конца... чтобы достичь... чего?
Анмай вновь яростно встряхнул волосами, отбрасывая их назад, с глаз и лба.
— А сейчас я снова начал видеть это, — и то, чего не видел раньше! Я пробую всё это записать и привести в порядок, но времени нет! Это очень интересно... и страшно. Мне кажется, что когда-нибудь весь мир, все звезды, всё, изменится необратимо, чтобы стать... чужим и непознаваемым. И я боюсь этого.
Он замолчал. В подземелье повисла тишина.
— Ты рассказывал кому-нибудь... это?
— Нет. Кроме Хьютай — никому. Я даже не знаю, что из увиденного мной было... настоящим, а что мне просто привиделось, что я придумал. Иногда так плохо иметь богатое воображение! Ну, им тоже хотелось знать, что я увидел, но я не мог им сказать. Просто... не мог. Это было... словно отдать смысл себя, свою мечту, свою тайную суть... не могу объяснить лучше. Они настаивали, даже вновь посадили меня под замок. Я сказал, что убегу, и убью любого, кто встанет у меня на пути. Они знали, что это правда. Я знал, что не скажу им больше, чем хотел. Да и что они могли со мной сделать? После этого? Но потом, — когда меня отпустили, — я смог объяснить многие из межзвездных посланий, которые иначе остались бы непонятными. Вот с тех пор ко мне и стали относиться иначе — словно я один знаю, что надо делать. А ещё потом на основе этих сообщений удалось создать гамма-лазер. Тогда Армфер Тару и решил сделать меня Единым Правителем — он думал, что у него есть ещё лет десять жизни... Теперь эти лазеры спасли нас всех. Забавно вышло, правда? Ладно, всё. Время выходит. А у меня есть и своя работа, помимо порученной.
Философ удивленно взглянул на него.
— Прости, я не понимал тебя... а над чем ты работаешь?
Анмай слабо улыбнулся.
— Я стараюсь узнать, что может сделать Эвергет — полная версия без приставки "про", а не макет! Это очень сложно, теория ещё очень неполна, а вычисления очень трудоемки, даже несмотря на компьютеры.
— Но зачем это нужно? Какое это имеет отношение...
— Прямое! Когда война закончится, начнется разработка Эвергета. Все файа должны знать, за что они сражаются!
Философ опустил голову.
— Армфер Тару не ошибся в выборе. Но ты совершенно не жалеешь — ни себя, ни других!
— А зачем? Если бы я жалел себя, то давно был бы мертв — ещё там, в пустыне. Жалеть других... иногда слишком трудно, да и что это меняет? Знаешь, что я больше всего ненавижу? Для Вселенной нет ни добра, ни зла, ни жизни, ни смерти, — ей это всё безразлично. Может быть, это звучит странно, но я хочу это изменить.
— Нельзя изменить Вселенную. Это невозможно.
— А ты знаешь, что лептокварки, — те, что определяют законы природы, — они повсюду? Все их разновидности ждут воплощения в виртуальном море, появляясь на миг и исчезая, напоминая нам о том, что все законы мироздания — лишь случайность, что всё может быть совсем другим! И, узнав достаточно много, мы сами сможем... Я думаю, с помощью Эвергета мы сможем изменить мир. И тогда цепь судьбы будет разорвана.
— Прекрати! Мне и так каждую ночь снится хаос, тьма, а ты...
— Мне тоже снится, но я же не боюсь!
От улыбки Вэру Философ сжался.
— Анмай, ты сходишь с ума.
Молодой файа зло посмотрел на него.
— Может быть, и схожу. Тебе, со стороны, виднее. Но какое, черт возьми, это имеет значение? Наследник Бардеры, Томахаан Эйлинай, был безумен, как мартовский заяц. Он плясал босиком на бочке и распевал неприличные песни к большому удовольствию почтенной публики. Правда, он был очень красив, и лет ему было ещё меньше, чем мне сейчас. Он правил Фамайа пятьдесят лет, и умер своей смертью. Его правление вспоминают до сих пор, — как самое доброе и счастливое, как наш золотой век. Меня так вспоминать не будут. Если будут вообще. Если будет, кому. Хочешь знать, чем я на самом деле вдохновляюсь? Это древнее изречение моего народа, — обращение подданных к своему государю: "Государь наш, не делай ничего, что кажется тебе правильным, заслуживающим похвалы или благородным. Не делай ничего, что ты считаешь полезным. Делай только то, что ты можешь сделать — и никак иначе!"
Примечания:
"Темная Сущность"
"Темная Сущность" — название единственной в своем роде книги. Она не была написана, а была найдена в Цитадели Хаоса, на одном из самых нижних ярусов, во время Второй Великой Войны, в 121 году. Имя нашедшего её не сохранилось, этот файа исчез бесследно во время изучения подвалов Цитадели.
"Темная Сущность" — это том в черном переплете, отпечатанный на листах стойкого сплава. В нем восемьсот девяносто страниц. На переплете этой книги нет названия, только одиннадцатилучевая золотая звезда — число её лучей соответствует числу измерений космоса, включая и недоступные восприятию.
Она написана на языке Империи Маолайн, который во многом похож на язык Фамайа. Только поэтому её удалось прочитать. Позднее с неё было снято множество копий, но эта книга никогда не издавалась открыто. Причиной послужила содержащаяся в ней информация.
"Сущность" состоит из двух разделов. Первый представляет собой тексты, записанные сразу после Освобождения Уарка оставшимися на нем, и обьясняет его историю. Вторая часть — вдвое больше первой. Это записанные по памяти отрывки другой, ещё более древней книги, восходящей, как полагают, к предшествующей Империи Маолайн великой цивилизации файа.
В первой части содержатся настолько шокирующие откровения относительно происхождения людей и файа и их места в мире, что лишь очень немногие обращали внимание на вторую часть, крайне туманную и непонятную. В ней говорится о Вселенной — о том, какова она, чем была, и чем должна стать. Но понять её очень сложно. В самом деле, как можно понять то, что разум во Вселенной зародился впервые семь миллиардов лет назад? Там говорится и о том, почему он не заполнил весь космос.
В развитии всех цивилизаций существует барьер, названный барьером Йалис. До него недоступно ничего, после него — всё. Но переходящий его погибает. Выжить за ним смогли обитатели очень немногих миров. Большинство рас повернуло от него вспять — они не исчезли, но и не достигли вершины. А потом всё же погибли, — ведь остановка развития суть смерть.
Но самое странное, что есть в "Темной Сущности", — это доказательство искусственного происхождения Вселенной, точнее известной нам её части. Там также говорится, что в непостижимый миг Творящего Взрыва было создано множество бесконечно различных Вселенных, но все они — лишь неизмеримо ничтожная часть Бесконечности.
К сожалению, самая интересная часть книги, объясняющая, что лежит за пределами мироздания, была забыта и утрачена навсегда.
ГЛАВА 17.
ХЬЮТАЙ И НАЙТЕ
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет.
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пищей сильных будет смерть и кровь.
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон.
И станет глад сей бедный край терзать,
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
И горе для тебя! Твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон.
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как черный плащ с клонящимся пером.
Михаил Лермонтов, "Предсказание", 1830.
В последние секунды перед пуском про-Эвергета Анмай ощутил нарастающее волнение. Всё уже было готово, — за двадцать минут ускоритель разогнал пучки протонов, и они неслись в накопительных кольцах, ожидая лишь сигнала. Как только он поступит, зона радиусом в десять миль на восточной окраине Товии станет смертельной для любой жизни. Все биохимические реакции в ней угаснут, как свеча на ветру. А затем зона смерти начнет двигаться, опишет полный круг вокруг Цитадели и остатков Товии, и, по расширяющейся спирали...
Это требовало виртуозного владения управляющими полями — малейшая ошибка означала смерть двухсот тысяч файа и людей. Удача же — смерть миллионов. Но Вэру не колебался бы и мгновения... не будь там Хьютай.
Он не хотел её отпускать, — боясь, что она не вернется. А ей не хотелось сидеть здесь и наблюдать, как гибнут их собратья. Она хотела помочь им — и он не посмел ей отказать. Не мог же он удерживать её силой?
Сама мысль об этом была для него невыносима. А Хьютай отказалась вернуться — из глупого упрямства, такого же, как у него! Чем он вдохновлялся, когда убегал в пустыню, как не им? А она решила стать вровень с ним, и тут уже ничего не поделаешь...
Анмай оглянулся. Олта Лайту и все остальные, собравшиеся в Центральной, нетерпеливо смотрели на него. На главном экране мерцал бункер Цитадели с безмолвно застывшими файа: Найте, операторы, командиры, — и Хьютай с неподвижным, напряженным лицом и тревожно расширенными глазами. Анмай погасил изображение, — смотреть на это было выше его сил.
— Магниты нагреваются, — сказала Олта.
"В самом деле, чего я жду? Разве про-Эвергет будет работать лучше от ожидания?" — он перевел взгляд на монитор компьютера. На нем застыла точная карта Товии и окрестностей. Зеленым фоном выделялась Цитадель и кварталы столицы, ещё принадлежащие Фамайа. Их черной петлей стягивала линия фронта. За ней, справа, застыл большой красный круг, расчерченный координатной сеткой, — ожидаемая зона поражения.
Вэру проверил данные приборов, — всё было нормально. Он осторожно положил руки на пульт, трогая кнопки, и в последний миг взглянул на экран, показывающий про-Эвергет. Огромный зал был пуст, все ведущие в него ворота наглухо заперты. Белый колосс застыл в мертвенном спокойствии. Анмай дал команду "пуск".
Поля наводящих магнитов сдвинулись, пучки протонов, мчавшихся всего на дюйм медленнее света, ударились лоб в лоб. Скрестившиеся пучки частиц разлетелись в многоступенчатых реакциях. Включились вакуумные инжекторы, в фокус устремились гиперядра. Когда с одним из них сталкивалось сразу два протона, плотность энергии переходила критический предел, выбивая из виртуального моря лептокварки. Они появлялись как бы с замедлением, не в точке столкновения частиц, а уже возле Товии, какое-то время двигаясь вне обычного пространства, — но не все. Изменения силы электромагнитного взаимодействия, считавшиеся невозможными, начались и на Хаосе.
