Хотя, мне кажется, дело в другом. Эти люди умеют воспринимать женщину лишь как функцию. Вести хозяйство. Рожать и растить детей. Заботиться об удобстве мужа.
Если данная функция тобой исполнена, то общество будет к тебе благосклонно.
Если же ты со своей ролью не справилась, на снисхождение рассчитывать не приходится.
Шанэ почти сорок. Красота её поблекла. Огонёк в глазах потух. Нет, она всё ещё привлекательна. Но что толку с этого? Замуж её не отдашь. Кто решится взять в жены ту, что не просто принадлежала Императору, но и растила принца? И это если закрыть глаза на возраст и бесплодие. Оставить в своём доме, конечно, можно. Но какой в том прок для рода?
Вдовствующая наложница не может жить в статусе приживалки, которая станет прислугой в родительском доме. К ней надлежит обращаться с уважением. Непочтительность к вдовствующей наложнице новый Император или Императрица и за оскорбление принять может.
Нет, если бы она имела какое-то влияние на нынешнего правителя, как мать живых принца или принцессы, её бы встретили с распростёртыми объятиями. Но сейчас она была бесполезна. Как сломанная кукла.
Именно так выглядела Шанэ, которую забрал из Золотого Города брат — единственный человек, который дорожил, именно, ей.
— Привести следующую, — громко произнес Джин, мазнув взглядом по бывшему наставнику. Но Линшен не выразил и намёка на эмоции.
Баолинь была спокойна и величественна. Ни намёка на волнение или страх. До сих пор считает себя неуязвимой?
— Ишикара Баолинь, — безразличный голос Киана разносился под сводами дворца. — Ты, ослеплённая собственным эгоизмом, подвергла опасности жизнь пятнадцатой принцессы Лейлин. Чтобы защитить себя толкнула невинное дитя под ноги тоё, что желала убить Императора Джиндзиро.
— Да, я совершила ошибку. Я испугалась и была не в себе после того, как мой господин скончался прямо у меня на глазах, — Баолинь состроила невинную мордашку и даже выдавила из себя крошечную слезинку. — Мой разум на мгновение помутился. Я всю свою жизнь буду сожалеть о своей слабости. Император, умоляю, имейте сострадание к несчастной женщине. Верните мне мою драгоценную дочь. Она — кровь от моей крови. Она — единственный свет моего сердца. Ведь всем известно, что никто не может любить дитя сильнее родной матери. Кто, кроме меня, сможет утешить её, в час, когда она потеряла отца? Разве чужие руки, какими бы заботливыми они ни казались, способны обнять её также, как мои? Кто позаботится о ней? Кто защитит? Безмолвные и бесправные слуги? Императрица?
— Баолинь, — мой голос похолодел. — Ты смеешь говорить, что я не способна позаботиться о принцессе?
— Простите, госпожа, — голос женщины стал мягким и сладким, как патока. — Я не смею проявлять непочтительность и лишь хотела сказать, что Императрица — хозяйка всего Золотого Города. Как можно обременять вас заботой о чужом ребёнке, у которого есть мать? Без меня принцесса станет лишь несчастным листочком, отданным урагану дворцовых интриг. Ваша забота о ней будет, всего лишь, исполнением долга. Моя же любовь убережёт её от всех невзгод. Я осознала свою ошибку и умоляю разрешите мне воссоединиться с дочерью.
Баолинь сложила руки в молитвенном жесте, явно играя на публику. Смиренная поза. Невинный взгляд. В ней, явно, умерла величайшая актриса. Как играет! Загляденье. И самое паршивое, что она сейчас перетягивает симпатии придворных.
Я скрипнула зубами. У меня роль милостивого защитника. Мне нельзя переходить в обвинение. А Киан тупит. Нет, я понимаю, что он сейчас чувствует себя не лучшим образом. Столько лет ненавидеть женщину, которая не была причастна к смерти его возлюбленной. Но в данный момент — не лучшее время для мыслей о прошлом. Киан, очнись же! Неужели не видишь, что эта женщина идёт в отчаянное наступление?
— Император даровал принцессе новое имя. И мы с благодарностью принимаем знак его безграничной милости. Но у нее есть другое имя. То, что дал ей отец — Баожей. Кто кроме меня сможет сохранить ту связь, что существовала между ней и почившим Императором? Кто не даст ей забыть свое настоящее имя?
Баолинь упивалась всеобщим вниманием, кажется, забыв, что Джин её не любит очень сильно. И каждое слово подсудимой готов использовать в нашу пользу.
— Я даровал новое имя моей милой сестре, потому что она не смогла назвать своего, — громом прогремел голос моего сына над сводами тронного зала. — Она его не знала. Ишикара Баолинь, ты слишком много говоришь о любви и заботе для женщины, которая хладнокровно бросила своё дитя навстречу опасности, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. Ты говоришь, что осознала свою ошибку. Но был ли твой вчерашний поступок единственным злом, причиненным принцессе? Юмин, я доверил тебе опекать юную принцессу, пока моя мать была занята. Расскажи всем, что ты узнала:
Девушка, стоящая за моей спиной, вышла на середину зала и опустилась на колени недалеко от Баолинь, после чего громко и чётко заговорила:
— Моё имя Ишикара Юмин, первая наложница Императора Джиндзиро. За время, что я провела с принцессой Лейлин, я увидела страшные вещи. Мне больно даже говорить об этом, но на теле девочки, но мы с моими служанками нашла многочисленные кровоподтёки, какие бывают от щипков и ударов. Какие-то из них были свежими, а какие-то почти зажившими. Принцесса сказала, что так её наказывала мать.
Толпа взволновалась, а Баолинь, звериным нутром почуяв, что земля под её ногами горит, решила разыграть из себя жертву злых наветов.
— Мой Император, я во всём старалась быть примером для дочери. Но она капризна и непочтительна. Я старалась смирить её буйный нрав. Да, для этого мне приходилось наказывать её. Из любви и заботы о её будущем.
— Юмин, — Джин коварно улыбнулся. — Ответь честным людям, что собрались здесь, была ли ты в детстве капризна и непочтительна, как твоя младшая двоюродная сестра?
Девушка очаровательно зарделась. Видимо, вспомнила, как в прошлом году потребовала от принца, чтобы он залез на шелковицу и нарвал им с Мияри самых спелых ягод. Что было крайне непочтительно. Но Лис тогда получил свой вожделенный поцелуй в качестве аванса за подвиг и такому капризу был очень рад.
— Да, мой господин.
— Тебя наказывали за это так же, как принцессу Лейлин?
— Нет, — Юмин чинно сложила руки на поясе. Весь её вид выражал спокойствие и уверенность. — Если я что-то делала не так, со мной говорили, объясняли. И никогда не били. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, сколько боли вынесла принцесса. Она же такая маленькая. Мой господин, я умоляю вас, не отдавайте её моей тёте — вдовствующей императорской наложнице Баолинь. Если императрица, занятая управлением Золотого Города, не сможет уделать ей достаточно времени, я буду заниматься с ней.
Юмин вытерла набежавшие на глаза слёзы. И столько в её словах было боли и жалости, что по толпе пронеслась волна возмущённо шепота. Повинуясь движению руки Джиндзиро, девушка встала, поклонилась и вернулась на своё место.
— Я больше никогда не стану так наказывать мою принцессу, — в голосе Баолинь впервые я услышала нотки паники. — Она же моя кровь и плоть.
— Женщина, ты смеешь говорить об этом мне? — Джин буквально рычал. — И ждёшь, что я тебе поверю? Десять лет назад ты на моих глазах приказала слугам убить своего единокровного брата. И общая кровь не остановила тебя. Разве нет? Ишикара Линшен, выйди. Я желаю говорить с тобой.
Шен, чьи черные, как вороново крыло волосы на висках уже посеребрила седина, вышел и стал на одно колено перед троном Императора. Более не безымянный слуга принца стоял перед чиновниками, а наследник великого и древнего рода. Нефритовая заколка. Зеленый шелк длиннополого одеяния, украшенного серебряной вышивкой.
Дивные узоры на ткани парадного одеяния, казалось, были достойны занять место в музее. Здесь музеев нет, а жаль. Красота. Ая вышивала. Долго. Готовилась к восшествию на престол нашего Лисёнка. На мне и Юмин сейчас, тоже, платья, вышедшие из-под её руки.
Серебряные стебли бамбука колышутся в складках цвета темной листвы. Журавли и цапли, вышитые так тонко, что кажутся живыми, бьют крыльями. А возле сердца мужчины расположился белый лис, приготовившийся к прыжку, который смотрит на свою цель, но не спешит щерить зубы.
— Мой Император, я смиренно готов служить вам.
Джин прячет улыбку за синим шелковым веером — знаком скорби сына по безвременно ушедшему отцу.
— Ишикара Линшен, ты знаешь меня с колыбели. Расскажи честным людям, собравшимся здесь, был ли я капризен и непочтителен?
— Были, мой Император.
Лис довольно кивнул и продолжил свой допрос, не слишком приятный своему воспитателю. Но упустить такой повод никак нельзя. И не только ради Лейлин.
— А желал ли ты когда-нибудь применить телесные наказания. Например, высечь?
— Бесчисленное количество раз, — отвечает Шен немного смущенно и косится на меня. Я посылаю одобряющий взгляд. У самой иногда возникало такое желание. Так что не мне его судить. Джин, действительно, бывал, совершенно, несносен. Особенно, в одиннадцать лет. Думала, поседею с ним. Вот что называется: "Научили ребёнка критически мыслить и отстаивать свою точку зрения".
— А почему ты ни разу этого не сделал? — Джинзиро спрашивает, с любопытством склоняя голову в сторону. — Ты мог. Никто не упрекнул бы тебя за наказание, соответствующее проступку. Я помню, что много раз был не то, что непочтителен, а, даже, груб. И говорил то, за что мне потом было стыдно. Но ты находил иные пути. Не только для меня, но и для детей, которых опекала моя мать. Ты говорил с нами. Объяснял. Своим примером показывал то, как следует поступать.
— "Наши дети должны быть лучше, чем мы. А чтобы этого добиться, нужно воспитывать их лучше, чем воспитывали нас", — это мне сказала ваша матушка много лет назад. Я тогда не понял, о чём она. Глупостью, даже, посчитал. Пусть простит она мне то, каким невежественным был ваш покорный слуга в пору юности. И лишь спустя годы осознал, в чём заключалась мудрость её слов. Ударить, накричать, ущипнуть, чтобы ребёнок боялся и слушался — просто. Объяснить, почему так поступать нужно, а так — нет, сложнее. Убедить же упрямого отрока в своей правоте — сложнее, чем поймать ветер в поле. Но чтобы наши дети стали лучше, чем мы, следует стараться. Что я и делал в меру своих скромных человеческих сил.
— Я сейчас должен решить судьбу принцессы. Скажи мне, Ишикара Линшен, кто лучше сможет воспитать мою сестру? Ишикара Баолинь, которая была строга к ней до жестокости или моя мать, которая за свою жизнь ни разу не ударила ребёнка?
Шен изобразил задумчивость, а потом твёрдо ответил:
— Мой Император, прошу простить вашего верного слугу за дерзость следующих слов. Но воспитанник всегда становится похож на своего воспитателя. В вас я вижу черты Императрицы, вашего дяди принца Киана и, даже, свои. Это неизбежно. Ведь любое дитя, во многом копирует тех, кто его окружает. Если же выбирать между моей единокровной сестрой и Императрицей, лучше пусть принцесса Лейлин будет похожа на вашу добродетельную матушку.
— Я родила её! Она принадлежит мне! — Баолинь отбросила маску смирения и сорвалась на крик. -Детей Золотого Города нельзя отбирать у их матерей!
— Ты смеешь дерзить Императору? — Слава Богине, Киан "отвис" и сделал то, что должен был. Лей, как часто бывает, спас ситуацию. Прикинулся дворцовым слугой и преподнёс господину поднос с костяным веером, незаметно наступив ему на ногу. — Чему такая грубая невоспитанная женщина может научить принцессу? Вместо того чтобы унижено молить о наказании, которое поможет тебе искупить вину, ты повышаешь голос и требуешь у Императора простить тебя? Тебя — ту, что дважды бросила родную кровь в объятия смерти?
— Если бы кто-то хотел их убить, они были мертвы, — Баолинь, похоже, решила, что терять ей нечего. И её понесло. — Разве можно наказывать человека за то, что не произошло?
Вроде бы миры разные, а оправдания у неудачливых убийц одинаковые. Как под копирку. Только, я тот урок усвоила ещё до попадания сюда.
Убийце, однажды потерпевшему неудачу, в следующий раз повезет больше.
Сейчас никто не учитывает то, что Баолинь годами не только физически, но и морально уничтожала свою дочь. Почему-то. Не дорос этот мир до воспитания детей в стиле гуманизма. Но и я не завтра умирать собираюсь. Успею ещё что-нибудь сделать. Шен и Лей помогут. Они уже думают открыть сначала в столице, а потом и по всей Империи учебные заведения. Там юноши и девушки смогут приобщиться к иной воспитательной модели, где учитель строг, последователен, но при этом относится к воспитанникам с неизменным уважением.
Эти дети уже будут видеть мир иначе. А дальше... даст Богиня, общество начнёт меняться.
— Сын мой, — говорю тихо и печально. — Прошу у тебя снисхождения для этой неразумной женщины. Вдовствующая наложница Баолинь эгоистична, не знает любви и сострадания. Но я верю в то, что она может измениться. Смирение и труд помогут ей раскаяться в содеянном и заслужить прощение. Будь милосерден к той, кто родила тебе сестру.
— Принцесса Лейлин останется под опекой Императрицы, — разнёсся под сводами зала звучный голос Джина. — Ишикара Баолинь, я принял решение помиловать тебя. Ты не будешь казнена. За твои преступления я лишаю тебя звания вдовствующей императорской наложницы и разжалую до простолюдинки. Ты станешь служанкой Старшей Госпожи. Служением ты докажешь своё раскаяние. Если с прошествием времени Старшая Госпожа или Почтенная Старшая Госпожа посчитают, что ты не раскаялась, я велю до смерти запороть тебя кнутом. Благодари Императрицу, недостойная, за то, что она вступилась за тебя.
Конечно, благодарностей я не дождалась.
Женщина прожигала меня ненавидящим взглядом. И это она ещё не знает, что будет единственной служанкой нашей "матушки". Что на её плечи ляжет всё: и пол мести, и ночной горшок той выносить, и развлекать вздорную старуху. Что-то мне подсказывает, что характер у бывшей Императрицы, и так не сахарный, в заключении сильно ухудшится.
В искреннее раскаяние Баолинь мне не верилось. Но случаются же чудеса. Вдруг она когда-нибудь осознает, как была неправа? Нет, это никак не исправит то, что она уже успела натворить, оставив уродливые шрамы на душах своих жертв. Но, может быть, она однажды сможет осознать, как ужасно поступала и попросит прощения у брата и дочери?
И дело не в том, что они должны будут, отчего-то, её простить. Тут я категорически против каких-либо долгов. Это право. Которым не обязательно пользоваться.
Общественная мораль тут не очень со мной согласна. Что, кстати, очень удобно для тех, кто насилие совершает. Во-первых, прощение, как бы обнуляет факт нанесённого вреда. Его теперь не существует. Ведь если ты уже простил, надо о произошедшем забыть. Во-вторых, тот, кто простил, забыл и вновь подпустил к себе человека, уже причинившего тебе боль, рискует нарваться на повторение не самого приятного опыта. В-третьих, из-за извращённых общественных установок, отсутствие прощения ложится грузом вины на того, к кому применили насилие. И тут вступает в свои права прелестное когнитивное искажение: "С хорошими людьми ничего плохого произойти не может. Если что-то случилось, значит жизнь тебя наказала. За неправильные, даже не действия, а мысли и чувства. И ещё накажет, если ты не изменишься". Нежелании же прощать автоматически делает тебя плохим человеком, который обязательно притянет в свою жизнь ещё больше неприятностей. Это, вообще, вишенка на торте. По данной логике совершивший насилие, вообще, не виноват. Ведь его руку вела сама судьба и высшая справедливость.
