Королева запнулась, исчерпав все свои познания в области ядерных реакторов. Ее супруг поспешил прийти на помощь и закончить ее мысль:
— Тогда все мы взлетим на воздух к чертовой матери!
Королева холодно сузила зрачки.
— Короче говоря, кондор должен сидеть в клетке!
— Но этот кондор... — попытался возразить герцог.
— Я разве сказала слово "этот"?
Король-консорт поглядел на свою супругу с уважением и промолчал. Он постоял у окна, поглядел на игру. Королева ждала ответа.
— Лиз, как ты себе представляешь эту комбинацию?
— Я не обязана над этим ломать голову. Пусть этим занимаются те, кому это положено по должности. К примеру, директор зоопарка...
— Да, но этот директор из породы энтузиастов, преданных науке. Вряд ли он пойдет...
— Я разве сказала слово "этот"?
— Я понимаю, хотя... впрочем... может быть... если только...
Королева собрала в картонную папку рисунки Чарли и завязала тесемки. Перед тем как покинуть библиотеку, она бросила взгляд на полуоткрытый альбом французского фотографа, а у самой двери обернулась и спросила:
— Ты ведь собирался поехать на штабные учения флота?
— Да, дорогая моя, в середине июня.
— Я подумала, что тебе стоит взять с собой Чарльза.
— Я тоже об этом подумал, но не успел тебя спросить.
— Пусть едет. Если вы не собираетесь никуда по пути заворачивать, то нанесите визит графу Спенсеру.
— С какой стати?
— Поздравьте его с рождением дочери.
— Дочери? Граф Спенсер? Позволь, я запишу себе в книжечку... граф Спенсер... Как бишь они назвали девочку?
— Диана.
— Прекрасное имя. Принцу будет любопытно на нее поглядеть.
— Филипп, к завтраку ты наденешь песочный костюм. Галстук повяжи светлый.
— Непременно, дорогая!
— Что точно означает выражение Les reflexions accidentelles?
— Случайные отражения, моя дорогая.
— Так я и думала. Я давно собиралась намекнуть профессору Уилкинсу, чтобы он не сильно пичкал Чарли французской литературой. Пусть бы они почитали лучше сэра Вальтера Скотта или Гиббона .
— Исключительно здравая мысль.
Ее Величество покинула пределы библиотеки. Герцог Филипп утер вспотевший лоб. Из окна все еще веяло поздней утренней прохладой, но птичий переполох уже вошел в рамки приличий. Игра в блин входила в заключительныю решающую стадию, каждый из мальчиков уже потирал сзади ушибленное место. Герцог подумал, что он, в сущности, очень дешево отделался. За его проступок с альбомом королева наложила на него в качестве покаяния паломничество в скучное шотландское поместье Спенсеров. Но в чем провинился бедный Чарли ? Вместо морской прогулки он должен будет присутствовать на утомительном ритуале. И для этого ему предстоит вырядиться в клетчатую юбочку, натянуть на ноги гольфы и надеть туфли с помпончиками. Чарли в глубине души ненавидел этот наряд, в нем он был вовсе не похож на шотландского гвардейца, а скорее на заурядную девчонку. Вот уж, воистину, порвалось сочленение времен !
И, словно читая отцовские мысли, юный принц разбежался и хлестким ударом "пыром" припечатал блин к новеньким штанам герцога Глостера.
18
ПЕНЯЙ НА СЕБЯ
1
Хонни Корнхайт пришел в себя через шесть часов после приступа. Сэмюэль просидел рядом с ним на стуле в госпитальной палате следующие шесть часов, надеясь вернуться с сыном домой. Дважды приходила Ванесса, но не в силах выдержать расстройства, возвращалась одна. Хонни пролежал день и еще день. К концу второго дня у него поднялась температура, стали прослушиваться хрипы в легких. Сэмюэль позвонил домой, выслушал от супруги порцию упреков. При этом он стыдливо оборачивался по сторонам в многолюдном госпитальном коридоре, и устало бормотал в трубку: "Я понимаю..., безусловно... но, Ванесса, ты сама должна понять..., дня два-три ..., что я мог еще сделать?" В конце концов, он вспылил: "Не я его засунул в эту чертову школу!", но трубки в сердцах не бросил. Миссис Корнхайт объявила, что увольняет мужа от исполнения отцовских обязанностей в больнице. При этом она решительно воспротивилась найму дополнительной платной сиделки и вознамерилась лично просидеть у постели сына всю ночь. Сэмюэль покинул госпиталь и вернулся домой. По дороге за рулем машины он улыбался, вспоминал беседы с сыном, предвкушал радость Хонни при виде разросшихся кристаллов, выращиваемых в особом растворе. Но объемистые стеклянные сосуды было нелегко доставить в госпиталь, втащить в палату на третий этаж. Поэтому Сэмюэль перебирал в уме другой возможный подарок к следующему вмзиту. Приближаясь к вилле, он по дороге заехал в книжный магазин и купил роскошное иллюстрированное издание греческих мифов. Завтра утром, после прихода миссис Корнхайт он снова собирался в больницу.
Сэмюэлю очень хотелось избежать встречи с супругой за ужином, нетрудно было предвидеть, что не только за происшествие с Хонни ему придется вытерпеть дополнительную головомойку, ему предстоит также дать отчет за порванные и промокшие брюки сына, за каждую потерянную пуговицу его клетчатой рубашки. Еще бы, Ванесса решила во имя сына провести у его изголовья целую ночь, и этот подвиг потребует воздаяния.
Но при здравом размышлении Сэмюэль все-таки решил спуститься вниз и поискать путей к примирению. Каково же было его удивление, когда он нашел миссис Корнхайт в салоне вовсе не готовой к походу в больницу. Как ни в чем не бывало, она сидела в своем домашнем халате у столика с чашкою кофе в одной руке и телефонной трубкой в другой. Супруг с приветливой улыбкой проследовал мимо нее и устроился рядышком на диване. Это был ежедневный ритуал, он обязан был присутствовать при ее телефонных беседах с блокнотом в руке с тем, чтобы записывать поручения. В этих случаях он не имел права ссылаться на забывчивость и на неотложные дела. Блокнот заполнялся массой неведомых ему имен и фамилий, номеров телефонов, адресов. За кого-то он должен был похлопотать, чьи-то интересы продвинуть, дать кому-то рекомендацию, отыскать высококвалифицированного врача, посоветовать лекарство. Последнее означало, что он же должен был его доставить на дом, при этом, совершенно бесплатно. Но сейчас Сэмюэль был рад, что Ванесса спокойна, он решил безропотно выполнить любое, пусть даже самое вздорное поручение.
— О, моя дорогая, — нежно говорила она, — если бы вы все знали, как я вам сочувствую. Бедная, бедная Патриция, такое горе! Ведь он был совсем не стар. Сколько? Шестьдесят пять? Никогда бы не подумала.
— Кто, кто умер? — спрашивал Сэмюэль громким шепотом.
— Редактор, муж Патриции Трипкин, — прошептала Ванесса, прикрыв трубку ладошкой. Сэмюэль не имел чести знать ни покойного редактора, ни издания, которое он редактировал. Зато Патрицию он хорошо знал по запаху сухих французских духов. Формулу и состав эфирных масел этих духов он не так давно растолковывал своему сыну в лаборатории.
— Мой муж шлет вам свои соболезнования, мы, конечно же, будем на отпевании.
Миссис Корнхайт положила трубку и оповестила мужа, что она беседовала с Эмили Дженкинс, сестрой Патриции.
— Как ее выродок, он наконец-таки нашелся? — спросил Сэмюэль невзначай. Ванесса никак не отреагировала на насмешливый тон. Речь шла о пятнадцатилетнем Пэте Дженкинсе, исчезнувшем бесследно за день до случая с Хонни.
Да, мальчишка нашелся. Но Ванесса Корнхайт была не удовлетворена полнотой информации. Как она ни старалась, но не смогла вытянуть никаких подробностей об этом загадочном исчезновении. Мало того, она злилась на Эмили Дженкинс, что та лезет с просьбами, но при этом имеет наглость что-либо от нее скрывать. И когда Сэмюэль назвал мальчишку выродком, в душе она была вполне согласна с мужем. Это был не первый случай исчезновения мальчишки, и если бы директор школы мистер Лоббс сию же минуту не отчислил бы его, она бы очень удивилась. Ванесса стояла за строгие порядки, — сама, будучи членом попечительного совета, она принимала участие в составлении строгого внутреннего устава школы. В свое время по просьбе Патриции она сама поручилась за ее племянника-переростка. Его приняли в виде исключения, и сейчас пришло самое время его исключить в виде правила. Так бы она и сделала, но вкралось непредвиденное обстоятельство — умер муж Патриции. Из сочувствия к ней придется за ее племянничка похлопотать еще раз.
Нет, боже сохрани, мистер Лоббс ни в коем случае не должен, что в дело вмешивалась полиция. Просто мальчик находился под наблюдением врача, а забывчивая мать не потрудилась вовремя оповестить об этом директора школы. Конечно же, Ванесса не собиралась преподносить директору подобную ложь, пусть даже это ложь во спасение. Врать приходилось Сэмюэлю.
— Я должен сообщить эту легенду Лоббсу? — поднял бровь Сэмюэль.
— Не такая уж это и легенда, они вчера действительно посетили врача. Об этом есть соответствующая справка.
— Чем он таким болен? — строго спросил мистер Корнхайт.
— У него что-то с кожей. Прыщи на лице. Я сама видела — это ужасно. Вид у мальчишки просто омерзительный.
Мистер Корнхайт со вздохом открыл блокнот и приготовился записывать.
— Похлопотать за мальчишку... Как бишь его зовут?
— Пэт. Пэт Дженкинс.
— А мать?
— Эмили Дженкинс. Фамилия врача — Максуэйн, тебе она должна быть известна.
— Ну, еще бы! Очень занятно...
— Что это так тебя занимает?
— Да так, ничего. Но ты не ошиблась? Тимоти Максуэйн?
— Ну да, известный специалист по кожным заболеваниям.
— Это верно, но Тимоти уже тридцать лет не практикуется на прыщах.
— А на чем?
— У кожного врача есть и другие профессиональные интересы.
Лицо Ванессы Корнхайт вытянулось. Она встала и зашагала по просторному салону, гордо выпрямившись. Сэмюэль немного пожалел о своей простодушной болтливости, взор его супруги был исполнен гнева и презрения.
— Вот почему она была такой скрытной. Они держат меня за дурочку. Что ты там записал? Вырви немедленно этот лист и забудь об этом разговоре. Я сама позвоню Лоббсу. Он представил финансовый отчет за полугодие?
— Еще нет.
— Ну, так я ему напомню! И намекну, чтобы он в свою очередь не проявлял мягкотелости.
— На сегодня все, дорогая?
— Все. Я иду переодеваться. Я надеюсь, что по дороге из больницы ты догадался заскочить в магазин и купить для мальчика какую-нибудь мелочь?
— Да как тебе сказать...
— Ты ничего не купил? Своему сыну?
— Купил. Книжку.
— Давай ее сюда. "Греческие мифы" — какая прелесть! Но почему именно греческие? Не было ли там чего-нибудь другого?
— Чего, к примеру?
— К примеру, иллюстрированного Евангелия?
— Нет, не было. Если тебя не устраивает, верни мне!
— Уже нет времени, я беру это с собой.
— Ты не собираешься ужинать?
Миссис Корнхайт отказалась от ужина и отправилась к себе в комнату. Сэмюэль вызвал ей такси.
Ужинать в одиночестве ему тоже не хотелось. Теперь до самого утра он был предоставлен самому себе. Отослав прислугу, он немного побродил по пустующим коридорам притихшего дома, постоял у открытого окна, подышал теплым предвечерним воздухом. Теперь можно было спуститься в лабораторию, немного поработать, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Как ни странно, именно сейчас лаборатория его к себе не притягивала. И он медленно побрел в кабинет, уставленный до потолка книгами и застланный толстым ковром. Дом был пуст, за его спиной не слышно было привычных женских голосов, и это гулкая пустота заставляла его испуганно оглядываться.
Взгляд его скользил по книжным полкам, ни на чем не останавливаясь. "Так пусто, хоть приводи любовницу", — неожиданно для себя подумал он. И его рука машинально вытащила туго притиснутую книгу с золотым корешком. Он раскрыл Писание и принялся с трудом разбирать странные, похожие на рыболовные крючки буквы. Слова медленно скапливались во фразы, но их смысл не доходил до сознания Сэмюэля. В ушах по-прежнему шумело. Книга вернулась на полку.
Сэмюэль снял телефонную трубку и набрал служебный номер клуба. Он оповестил Парки, шеф-повара и одновременно эконома о своем участии в ужине. Клуб "Пеняй на себя" собирал со всего Лондона самых изысканных гурманов. Меню включало около двадцати экзотических наименований, но кроме этого завсегдатаев, как правило, ожидали какие-нибудь сюрпризы. И хотя большинство старых членов клуба, перечтя меню, останавливалось на традиционном ростбифе, репутации своей клуб не терял. Сэмюэль, будучи известным знатоком старинных рецептов, участвовал в подготовке всяческих сюрпризов. Но сегодня нужно было соорудить что-нибудь на скорую руку, времени оставалось не так много. И Сэмюэль надиктовал Парки рецепт некоего паштета, первое, что пришло в голову. Парки несказанно удивился простоте рецепта, несколько раз переспросил и записал все слово в слово. Кроме ужина посетителей ожидали обычные невинные развлечения, дружеская беседа, улаживание некоторых финансовых проблем. Кроме того, ожидалась игра, в которой самой мелкой ставкой были пятьдесят фунтов. Сэмюэль не собирался сегодня играть, ночь он хотел провести в своей постели, чтобы наутро отправиться в госпиталь к сыну. Ужин в клубе начинался в половине десятого, в запасе было еще два часа.
Он устроился поудобнее в кресле с намерением вздремнуть. Поза была подходящей, как только его голова начинала сваливаться набок, он вздрагивал и глядел на часы. При этом он убеждался, что время идет неумолимо, отсчитывая каждый раз по десять минут. Так можно было избежать опоздания. Надо только, чтобы не шумело в ушах, для этого придуман телевизор.
"О, очень кстати!" — проговорил Сэмюэль, заслышав звуки замечательной арии. Он был давний поклонник оперной музыки. Тенор в величавой позе отделывал свою арию. Он был непомерно толст и чем-то напоминал известного телекомика. Зрители, затаив дыхание, с мольбой в глазах ему внимали. Но что это? Не почудилось ли Сэмюэлю? Тенор вместо верхнего "си" издал предсмертный крик придушенного петуха. В свое время Сэмюэль слышал живое исполнение Джильи и Ди Стефано, эти парни позволяли себе частенько срываться. Но гениям все сходило с рук, — несмотря на проколы, их всегда одаривали овациями. В этом же случае публика решительно и принципиально воспротивилась. Она тут же принялась метать в тенора яйца и помидоры. Несчастный спешно ретировался за кулисы, пригибаясь от обстрела. Но через секунду, как ни в чем не бывало, он снова появился перед разъяренной публикой. Свист и крики смолкли — на толстом туловище тенора сверкала белизной атласная сорочка. Зал взревел от восторга, грянула немыслимая овация. Тенор широко улыбался, и из глаз его текли благодарные слезы. "Весь секрет — первоклассный отбеливатель "Супер-Секрет — Бета" — провозгласил торжествующий голос диктора, — никакие пятна не устоят перед ним, и ваше белье останется первозданно белым!"
Сэмюэль поморщился и посмотрел на часы. Время двигалось медленно. В эту секунду зазвонил телефон. Звонила Ванесса из больницы, рука Сэмюэля приглушила звук телевизора и инстинктивно потянулась за блокнотом. Как выяснилось, подозрения относительно воспаления легких не оправдались, и, по всей вероятности, Сэмюэлю предстоит завтра забрать мальчика домой. Чувствует он себя нормально, только слаб и бледен. Нет, скучать ему не приходится, его уже навестили друзья. На этом благостная часть разговора с супругой завершилась. В больнице миссис Корнхайт успела отвести в сторону сына Адалины Мэлбрайт и учинить ему обстоятельный допрос. "Я должна была иметь ясное представление о том, что случилось!" — заявила Ванесса. Сэмюэль нахмурился, ведь именно он руководил поисками сына, у него из первых рук могла она все разузнать!
