Плёнка из чакры легла поверх моего тела. Теперь меня будет крайне трудно услышать, а разные запахи "застрянут" под плёнкой.
Мой клон принялся изображать ленивого шиноби на выгуле, развалившись на крыше.
— Ох, отлить надо, — сказал я, причём достаточно громко, дабы меня услышали простолюдины. Нужно же как-то успокоить их.
Спрыгнув, вразвалку направляюсь в лес, типа справить нужду.
Скрывшись за деревьями, ускоряю шаг, активируя шаринган.
Сразу же в разы трудней стало скрывать чакру.
Внимательно всматриваюсь в сторону, где должен быть возможный противник.
Вскоре замечаю движение.
Резко скрываюсь за широким стволом многовекового дерева.
Из подсумка достаю свернутый плащ-невидимку.
Накрываюсь им, полностью сливаясь с окружением.
Осталось ждать.
Бойцы идут на растоянии двух-трех метров друг от друга. Сперва сенсор-наблюдатель и следопыт. Их страхует двойка контактников. За ним идёт тот, кто должен убирать их следы.
Шиноби, без опознавательных знаков и в совершенно нейтральной одежде, проходят мимо, даже не замечая меня.
Вот только не нужна мне их одежда.
Кланы двух из них гремят на весь мир. Хошигаке и Кагуя.
Мужчина крепкого телосложения, под метр девяносто ростом, с катаной за спиной, крепкими мускулистыми руками и таким же торсом, и странно тонкими ногами. Синяя кожа. Жабры.
Девушка. Белые, цвета кости, волосы.
Две красные точки на лбу. И запредельная хищная грация. Такого я не видел даже у лучших мастеров тайдзюцу, что напрягает. За всю войну я ни разу не сталкивался с представителем этого клана.
Интересно, в то время, когда меня звали Кровавым Жнецом и Бешеным Псом Конохи, кто был кровожадней на поле боя — я или же представитель клана Кагуя?
Оставшаяся тройка меня не интересовала.
По ним было видно, что это специалисты.
Первый заточен на наблюдение. Видно по тому, как он передвигается.
Ну и из-за того, что он постоянно держит печать концентрации для улучшения сенсорных способностей.
Второй — мастер по скрыту. Должен при нужде запутать следы, в крайнем случае тупо скрыть их.
Под его ступнёй даже трава не мнётся.
Третий же — мастер следопыт. Который заметил мои следы, ксо!
Печать на руке выдаёт два куная для Хирайшина.
Бросок. Один кунай летит к сенсору.
Извернувшись, бросаю второй за спину, прямо в мастера скрыта.
Сам же отталкиваюсь и одним прыжком оказываюсь рядом со следопытом.
Впечатываюсь в него сзади, снося с ног, и прямо в полёте обхватываю кадык правой рукой и с силой сжимаю его.
Уже открывший было рот противник издаёт лишь тихий хрип.
Левая же ладонь бьёт снизу вверх по носу. С противным хлюпающем звуком вбиваю нос с переносицой в лицо, попутно дробя его.
Перемещение.
Их специалист по сокрытию следов смог заметить и увернуться от моего куная.
Обхватываю тот, напитываю чакрой ветра.
Бросок.
Перемещение.
Сенсору не повезло. Кунай вошёл тому прямо в затылок.
Вырываю его.
Чувствую, как на меня с безумным предвкушением прыгнула Кагуя.
Хошигаке ещё не успел понять, что начался бой.
Но уже наготове.
Не смотря, используя одну лишь сенсорику, ухожу из-под удара психованной девки при помощи Хирайшина.
Перемещение.
Запечатываю окровавленный кунай, побывавший в затылке сенсора из Кири.
На глаза попадается лежащий на земле мастер по заметанию следов. Кунай с чакрой ветра, что я бросил до моего перемещения к сенсору, нашёл свою цель.
Кунай пробил грудь противника насквозь, оставив за собой прореху с мой кулак, и сейчас торчал в дереве.
Запечатав и его, поворачиваюсь в сторону оставшихся двух противников.
Шиноби А-ранга.
Хошигаке фонит чакрой за милю, готовя какое-то убойное дзюцу.
Кагуя прикрывает его своим телом. А, нет. Просто он стоит за ней.
Резко ускорившись, психованная баба, безумно улыбаясь, рванула в мою сторону.
Достаю из печати сразу четыре куная с печатью Хирайшина и тут же их бросаю, чтобы увидеть, как Кагуя с невероятной грацией уворачивается от них, прямо в прыжке изгибаясь так, что и Орочимару бы позавидовал.
В этот же момент Хошигаке закончил со своим дзюцу.
Прямо из чакры вокруг него формируется огромнейший массив воды, который в следующий же миг принимает вид огромнейшего водяного дракона пяти метров в диаметре.
Хошигаке добавляет ещё одну печать.
Вода в драконе сжимается до двух метров и начинает бешено вращаться, после чего выстреливает в меня и Кагую на огромной скорости.
Девка в умопомрачительном прыжке-сальто назад едва успевает увернуться.
Я же принял дракона на кунай.
Сенсорика дала понять, что Хошигаке готовит очередное дзюцу.
Поэтому, выставив вперёд кунай с Хирайшином, концентрируюсь.
— Хирайшин: Дорай(Полёт Бога Грома: Путеводный гром), — огромный водяной дракон проваливается в прорванное пространство, чтобы в следующий же момент появиться рядом с брошенными мной ранее кунаями.
Огромный массив воды сносит деревья и моих противников.
Ускоряюсь и сближаюсь с Хошигаке. Уклоняюсьсь от удара меча, моя ладонь ложится на его лицо.
Между безымянным и средним пальцем его нос, подбородок также охвачен моей ладонью.
Сближаюсь ещё больше.
По согнутому локтю приходится удар моей левой ладонью, одновременно с этим рывком разгибаю руку.
Торопясь, я не рассчитал силы. Обладающий такими мощными техниками шиноби оказался довольно посредственен в тайдзюцу.
Хошигаке отлетает назад с противным хрустом шеи и раздробленными зубами и челюстью.
Его очаг чакры медленно затухает.
— Хо-хо! А мальчик-то неплох! Ооох, — красивый смех Кагуя был бы приятным и крайне эротичным, если бы не истерические нотки в нём. — Моё имя — Кагуя Ким. Но ты-ы, мой пыжи-ик, можешь звать меня Ки-ими, кра-асавчи-ик! — психованная девка постоянно тянула слова, иногда выделяя и повторяя некоторые буквы, причём крайне ритмично, словно зачитывала стихотворение или сдерживала себя от того, чтобы запеть.
Грудь её томно вздымалась, а лёгкий румянец на щеках словно приглашал провести по её белой, словно фарфор, коже рукой.
— Ну же! Скажи мне имя твоё, не дрожи! — до этого приятный голос в конце сорвался на дикий визг.
— Меня зовут Изами. Также известен как Бешеный Пёс Конохи. Кровавый Жнец. Солнечная вспышка Конохи. Тысячекратный убийца. Шиноби тысячи умений. Безумный Демон Листа. Убийца Ядовитой Саламандры. У меня много прозвищ, — всё же я решил отдать дань этой глупой традиции.
Никогда её не понимал, но сейчас я был не против подольше поговорить.
Эта девчонка меня забавляла... И возбуждала?
Да, возбуждала.
Возбуждала словно самка самца в сезон спаривания.
Кровь кипела. Я желал ей обладать.
Топтать её. Бить её. Развешать её кишки словно гирлянды по деревьям, а на одно из них насадить её саму!
Сердце бешено колотилось в груди, а кровь в жилах то горела, словно магма, то застывала, как лёд. Лёгкое головокружение и чувство нереальности всё больше и больше поглощало меня.
Последний раз я чувствовал такое, сражаясь против Ёцуки в той битве у реки.
Это бешеное предвкушение.
Возбуждение.
Моё тело, мои гормоны, мой разум! Всё. Абсолютно всё идёт вразнос!
Но почему?! Отчего?
Тот ублюдок, Ёцуки, он был силён. Не просто же так он на данный момент носит титул Райкаге! Он превосходил меня. Я бы помер там, не вмешайся в бой сучка Узумаки и старая обезьяна!
Но эта девка уступает мне по всем параметрам. Я быстрее её. Я сильнее. Я могу стереть её из реальности, используя Аматерасу! Я могу раздавить её как таракана при помощи Сусаноо! Свести с ума в Цукуёми!
Но что-то говорило во мне, что это будет первый бой, которым я смогу насладиться так, как наслаждался боем с Ёцуки.
— Ах, ты тот самый Зайчик из Конохи? — услышав моё имя, девка возбудилась. Шаринган отчётливо показывал мне все признаки женского возбуждения — расширенные зрачки, учащённое дыхание и сердцебиение.
Не отводя взгляд, смотрю, как та проводит по своему телу рукой, задевая эрогенные зоны, при этом томно облизывая губы. Её поза, именно поза, стойкой то, как она стояла, назвать было нельзя, стала крайне вызывающей. Взор шарингана зацепился за ладони. Влажные.
— Жалко, что такой красавчик — жалкий листик, всего лишь бревно. Ах, как жаль! Ведь ты не познаешь, какие глубины скрыты во мне, мальчик, — с придыханием выдала она, но тут же сбилась с темы, перепрыгнув на другую. — Скажи! Ты видел свои внутренности? Видел, насколько они прекрасны? Какого они цвета? — с маниакальным блеском в глазах продолжала дамочка.
Всё это время на моём лице была маска отрешённости. Я всеми силами старался не показывать своего возбуждения, как физического, так и духовного.
— Знаешь... Я... Хах, — голос дрогнул, и из горла вырвалось утробное рычание, — я не знаю, какой вид у моих внутренностей, сучка! — лицо исказилось в предвкушающей злобной гримасе. — Но я увижу твои! — под конец уже рыча, я бросился на неё, безумно улыбаясь.
Сколько боли я перетепел. Я готов принять смерть. Готов!
И всё ради того, чтобы вновь почувствовать это невероятное наслаждение,заставляющее душу трепетать.
Я порву её! Никаких уловок! Никаких ловушек! Никакого ниндзюцу! Никакого гендзюцу! Лишь тайдзюцу! Я разорву её голыми руками! Буду рвать её, наслаждаясь этим чувством в моей груди, которого я так давно не ощущал!
— Убью! — сблизившись, наношу прямой удар в солнечное сплетение.
Сучка улетает прочь, снося своей спиной дерево за собой.
В моей груди сжалось сердце. Кровь застыла. Из лёгких будто выдавили воздух.
"Это всё!?" — я ненавижу этот грёбанный мир!
Лежащая изломанной куклой девка порывисто рассмеялась.
— Дааа! — из её глотки вырвался крик, полный безграничного предвкушения, крайнего возбуждения и чистой радости.
Кости девки с щелчком встали на свои места. Кровь прекратила течь. Плоть срослась за считанные секунды.
— Пойдём со мной, детка! — безумный блеск в её глазах разжигал в моих глазах схожее пламя. — Мы будем веселиться! Сношаться как зверьё и сражаться с каждым! Искать достойных и убивать их!
— Кончай со своими словами, сучка! Я с тобой не говорить хочу, — рыча, срываюсь вперёд. Желание вновь появилось. — Попытайся меня не разочаровать!
Такой же прямой удар натолкнулся на костяной шип, выросший прямо из груди девки.
В последний момент перед ударом укрепляю тело Котоном.
Хруст костей приятно звенит в ушах.
Давно позабытое безумие всплывает из недр моей души.
И теперь я знаю, почему.
Сучка начала двигаться.
Её движение совершенны.
Ни одного лишнего движения.
Но мой шаринган не может прочитать её.
Уворачиваюсь от удара в шею.
Но шаринган уже предвидит следующий удар в грудь. Проворачиваю корпус.
Но удар приходит совсем из другого места.
Колено с костяным шипом врезается в мой живот, прямо в пупок.
Котон!
Тело покрылось стальной оболочкой. В месте удара остаются глубокие царапины. Даже сталь не выдерживает остроты костей сучки.
Безумно наношу по Кагуе удар за ударом.
Не останавливаюсь. Не отступаю.
Она лучший боец тайдзюцу, которого я встречал.
Ни один Хьюга, ни один Учиха не сравнится с ней. Никто в мире.
Она прекрасна!
Я хочу умыться в её крови!
Пытаюсь продавить её, заставить отступить. Прорва чакры уходит в защиту из стали.
Но мне плевать.
Мы кружим вокруг друг друга.
Она ни на шаг не отступает. Её кости дробятся под моими ударами. Разрывают её плоть.
Но это заставляет её лишь яростней нападать!
Её смех так красив!
Он проникает глубоко в мою душу, и навстречу её радости поднимается моя.
Губы сами по себе растягиваются в улыбке. Безумный смех срывается с моих уст.
— Твоя кровь прелестна! — выдохнув, наношу удар по ключнице. Мой кулак на несколько сантиметров входит в её плоть, сминая её кости, дробя их в труху.
Извернувшись, она наносит прямой удар. Я не видел его. Мой шаринган бессилен перед её тайдзюцу!
Прямо в лоб приходит ужасающий по силе удар, заставив меня отступить на шаг, в глазах двоится.
— Но я твою ещё не видела! — её голос звучит по-детски обиженно.
— Тебе плевать на кожу, — рывком вырываю кусок её плоти из левого бока.
— Тебе плевать на кости, — встречаю очередной прямой удар своим ударом. Кость проиграла стали. Мощь, вложенная в удар, достаточна, чтобы раздробить большую часть кости, а остальное переломать нахер!
— Твои раны зарастают! Быстро. Ты почти не истекаешь кровью, — когда сучка подаёт чакру к повреждениям, они исцеляются.
— Но у тебя есть слабость! — удар по рёбрам. Они трещат, но не ломаются. Хотя удар мой сильнее, чем все предыдущие. — Твоя слабость в том, что ты не сможешь залечить органы! — Кровожадная улыбка появляется на моё лице. — И я вырву твоё сердце!
Удар прямо по колену, и оно ломается, словно сухая ветка.
Сучка припадает на колено.
Удар сверху вниз, в ключицу.
Хруст кости. Она была крепкой. Очень крепкой. Но не выдержала.
Удар проходит.
Ладонь сперва нащупывает, а потом и обхватывает сердце.
Сжимаю.
Рывок.
Смотрю на вырванное сердце.
Отбрасываю кусок мяса в сторону.
Перевожу на неё свой взор.
Боевое безумие отходит. Медленно меня отпускает то чувство животной ярости.
Медленно, словно в трансе, подхожу к лежащей на земле красивой девушке.
За всё время я впервые вижу милую, а не безумную улыбку на её губах.
И любовь во взгляде.
— Жалко, что ты, говнюк, родился в деревне чурок, — мягкий голос, полный неприкрытой печали режет ножом по сердцу. — Знаешь, — грустная улыбка украшает её лицо, делая её прекрасной, — думаю, я тебя люблю, говнюк.
— Я... Я, думаю, тебя тоже, — хриплый голос вырывается из моей глотки. — Да, определённо. Я люблю тебя, — голос крепнет. Но, Ками, что я, мать твою, несу!
— Тогда поцелуй, а лучше поимей, пока не сдохла, — эта сучка нашла в себе силы чего-то требовать! Без сердца, медленно умирая! — Если сдохну, можешь продолжать. Разрешаю.
— Извини, но, думаю, моей подруге это не понравится, — усталая улыбка сама собой вылезает на мои губы. Что здесь творится? Что за хрень?!
— Верность? Верность это... хорошо. Хорошо, что я полюбила хорошего человека.
Посмотрев ей в глаза, медленно нагибаюсь. С лица пропадает сталь Котона, лишь глаза остались под преображением.
Поцелуй был с привкусом крови.
Он не был пылок.
Он был нежен. Полон любви. Но всё же с некой безумной искоркой.
"Что я творю, чтобы Десятихвостый меня поимел! Это опасно! Внезапный удар! Яд!" — Моя рациональная часть кричала, вопила, но сейчас её полностью вытиснуло моё безумие.
Которое схлынуло с окончанием поцелуя.
Разум вновь приобрёл кристальную чёткость.
Мой взгляд встречается со взглядом улыбающейся Ким.
"Этот кеккей-генкай должен быть моим", — опускаю её на землю. — "Она до сих пор жива. Очаг чакры в ней увядает. Но так медленно. Ксо, да окажись здесь ирьёнин B-класса, и она выживет. Всего-то нужно восстановить вырванное сердце и вставить ей его обратно", — пальцы уже автоматически складывают технику химеры. Вот только теперь мне нужно лишь четыре печати.
