Того уже отвязали. Брат Базиль положил руку на плечо невысокого по сравнению с ним пленника и подтолкнул вперед.
— Развяжите его.
— Но... — пискнул аббат.
— Развязать! — принц высказывал властное нетерпение.
Когда брат Базиль наклонился распутать узлы, рядом, на границе света и тьмы шевельнулась верткая тень.
Пустоглазый образовался внезапно, будто сотканный из темноты морок. Базиль возился сзади. Никто кроме Роберта не мог различить в руке брата Эмунда узкий длинный стилет. Потому как двигался мелкий монах, как держал оружие у бедра, как слегка согнул спину и отвел лоѓпатки, стало понятно, у него были неплохие учителя. Но все же школа была не та. Не та школа.
Что полагалось делать жертве? Стоять смирно. Ну может чуть треѓпыхаться. Не мельтешить, в общем, потому как на любое резкое двиѓжение, набегут и потопчут, не спросив, кто такой. Монашку осталось нанести одни короткий прямой, почти незаметный в темноте удар и исчезѓнуть. Ищи-свищи. Приказ исходил от самого настоятеля, а может кого и повыше.
Того, что случилось в следующий миг, брат Эмунд предвидеть не мог. Только что умиравший от истощения и жажды узник, подпрыгнул и, опершись спиной об устойчивую громаду брата Базиля, ударил босыми ногами в грудь подкравшегося монаха. Стилет выскоѓчил из руки отлетевшего шагов на десять брата Эмунда и блестяѓщей рыбкой порхнул к ногам принца. Принц проворно выдернул его из земли и поднес к глазам.
К поверженному монаху уже бежали. Брат Базиль обхватил Роберта поперек груди ручищами и прижал.
— Заклинаю, убейте его! — голос аббата Бизония сорвался на визг.
— Кто бы ты ни был, — принц не надрывал глотку, его и так услышали, — приказываю тебе, оставаться на месте. Если ты не нанесешь увечья никому больше и будешь стоять спокойно, обещаю тебе справедѓливый суд.
Кожаная повязка все еще закрывала Роберту пол лица, но для ответа не понадобилось слов. Узник встал на колено и приложил руку к груди.
Потом он рывком поднял голову, длинные пряди отлетели, маска упала к ногам.
На принца смотрели такие знакомые и такие забытые глаза. Как же он сразу не узнал его?!
— Роберт!
— Да.
Принц споткнулся. Нужна была передышка. Вдох, два, три... Все!
— Слушайте! — Людовик, уже прозванный за свое сложение Толстым встал со своего места, перекрывая шум громким, полным власти голосом. — Этого человека оболгали. Я, наследник франкского престола Люѓдовик Капетинг, удостоверяю в том вас, мои вассалы и вас, добрые братья. Я знаю этого человека. Я беру его под свою защиту.
Тишина, замершая, пока принц говорил, взорвалась: кричали рыцари, им вторили монахи. В гудящей как улей толпе молчали только Роѓберт и Людовик.
* * *
Мальчик весело и преданно смотрел в глаза молодого рыцаря. Он отобрал шлем у оруженосца и протянул своему кумиру.
— Вы не посрамите честь нашего дома. Я знаю.
— Фортуна изменчива, Ваше Высочество...
Этот же мальчик кричал после боя:
-... Роберт, я знал, я верил. Вы победили! Вы победили! Когда я тоже стану рыцарем, мы будем сражаться рядом.
— Вы станете королем, Ваше Высочество. И я буду сражаться за вас.
* * *
Роберт сидел в бочке с водой, блаженно прикрыв глаза. С трех сторон трещали факела. Тянуло горячим смолистым духом. Шевелиться не было сил.
Только что он выпил, наверное, бочонок воды. Ему предлагали вино, он отмахивался и пил только воду, так долго остававшуюся мечтой, больным видением. Он пил пока брат Базиль не отобрал ковш.
— Хватит, мессир. Обопьешься.
— Ты злодей, добрый брат. Дай еще.
— Неа.
— Говорю же — злодей.
Потом Базиль засунул его в бочку и пошел за мылом, которое варили здесь же в аббатстве. Мыльная пена отдавала острым травяным запаѓхом. Глаза и даже кожу на голове щипало.
— Ты решил меня извести каким-то изуверским способом?
— Неа. Только извести насекомых с вашей головы.
— Тогда продолжай, а попутно расскажи, что делается в обители.
— Что-что? Тарарам делается, — исчерпывающе сообщил монах. — Рыцари ревут как бешеные. Монахи по кельям сидят, Наследник с аббатом поговорили. Отец Бизоний требует тебя обратно в келью. Говорит, убил мирного монаха. Тот, мол, только веревку собирался разрезать.
— Точно убил?
— Живой. Дышит... пока.
— А Людовик?
— Сидит во дворе.
— А Бизоний?
— Тоже сидит, только под замком. Да у дверей четверо охраны. Чтобы, стало быть, настоятелю никакого урона не принесли злоумышленѓники всякие.
— Н-да! И как же теперь ты? Ну... с Бизонием?
— Ничего. Сделаю морду тяпкой, стану твердить, что ни о чем не догадывался. Хотя, конечно, не поверит. Уходить придется. Так мне не впервой. Найду другую обитель. Я сюда из Сен Дени пришел. Тишины искал, покоя... Видать, дураком родился, дуѓраком и помру. Потому как в самый вертеп попал. Не глухой монастырь, а прямо трактир на распутье. Люди какие-то приезжают-уезжают, Гонѓцы туда сюда скачут. Аббат наш благостный сам, что ни месяц отъезѓжает. Облаченье, стало быть, в сундук, монахов оружных с собой. Сам разряженный как дама. И нет его неделю, а то и две. Так что уйду я.
— А дадут?
— Если вместе с отрядом принца, кто ж станет препятствовать? Да вот, согласится ли?
Брат Базиль искоса, вопросительно посмотрел на Роберта.
— Думаю, согласится.
— Тогда с ним и пойду.
Расположились на воздухе. В душной трапезной воняло, мухи щекотали лицо, мешали есть. Здесь, на лугу их разгонял ветерок. Факела трещали, отдавая последний свет. Но и его хватало, чтобы не пронести кусок мимо рта.
С поварни натащили снеди: жареных каплунов, рыбу, куски холодной говядины, огурцы, бобы, репу, морковь. Местное сладковатое вино плесѓкалось в кубках.
Людовик изредка отщипывал то одного то другого, зато Роберт, как ни сдерживался, до сих пор не мог остановиться.
О многом уже переговорили. Роберт вкратце рассказал о своих странствиях. Теперь говорил принц:
— Я почти не бываю в Париже. Шесть лет назад король отправил меня в Реймс, там взбунтовались горожане. Со мной ушла личная охѓрана и такое войско, с которым только против безруких и безногих воевать. Так начался мой первый поход. — Людовик говорил тихо. Его люди рассредоточились широким кругом. Речь принца предназначалась только для ушей Роберта. — Я все время тогда тебя вспоминал, прикидывал, как бы ты поступил на моем месте. Ошибок конечно надеѓлал. Но смуту мы все же усмирили. Домой я вернулся гораздо позже, через два года. А там возле трона уже вьется... бастард.
— Что и у тебя тоже?
Принц не ответил, только коротко и остро глянул на Роберта.
— Я уже, грешным делом, думал: может, они надеялись, что я вообще из Реймса, не вернусь, — продолжил принц.
— Тут далеко не все так просто, — отозвался Роберт. — Посадить на трон бастарда ко-нечно можно. В Нормандии они сидели на высоких столах друг за дружкой. Один сменял другого. Но то — норманны, дикие викинги, только-только севшие на землю. У них незаконнорожденный, чтобы пробиться среди законных претендентов, должен обладать выдающимся умом и силой. И жестокостью, кстати, тоже выдающейся. Но уж когда пробилѓся, возобладал и укротил, он становился признанным владыкой, хотя бы его волчица в зубах из леса принесла.
У нас — другое дело. Здесь такой на троне долго не продерѓжится, даже будь он трижды умен и силен как Голиаф. Его не потерѓпят синьоры. И уберут, будь уверен. Кроме того, подобный шаг приведет к полному краху. Франкское королевство развалится. Оно и сейчас-то существует главным образом на пергаменте.
— К сожалению, мой венценосный родитель в последнее время слеп и глух к доводам разума. Боюсь, он может стать послушной марионеткой в руках ловкого проходимца, пусть это и его собственный сын.
— Значит твоя задача — выжить.
— Понимаю. Но ожидать смерти отца, как избавления... душа ноет.
— Ты говоришь так, будто воспитывался не в королевском замке, а в оруженосцах у замшелого рыцаря, который без старого кодекса нужды не справит.
— Странно такое слышать от тебя.
— Я не в укор и не в насмешку. Но есть слова, есть кодексы, а есть жизнь. Представь: ты вернулся в Париж, припал к стопам старого, больного отца, всплакнул от умиления собственным благородством. Пока будешь утирать слезы, тихо подкравшийся соперник перереѓжет тебе горло. А папенька, вполне допускаю, скажет сбежавшейся че-ляди, что так и было. Постой, — Роберт поднял ладонь, останавливая вскинувшегося было Людовика. — Повторю, все сказано не в насмешку, а для наглядности. Если с тобой случится несчастье, канут надежды очень и очень многих. И опять же развалится королевство. Так что ты уж поѓбереги себя ради государства, ради верных тебе людей, ради... меня, если хочешь.
— Ты остаешься со мной, Роберт?
— Я был бы рад тебе служить не за повинность, а за совесть, но остаться сейчас в твоем отряде не могу. Такое приведет к окончательной конфронтации. Используя мое присутствие как повод, начнут нападать на тебя. Ну а меня-то постараются убрать в любом случае.
— Со мной верные люди.
— Луи, поверь, на свете существуют наемные убийцы, перед коѓторыми не устоят ни какие стены. Раньше, до того как мы повидали другие страны и обычаи, я бы тоже понадеялся на хорошую охрану, да на меч друга. Теперь я точно знаю, что смерть, купленная за золото, может проѓсочиться в любую щель. Убийца прикинется агнцем и совьется змеей под подушкой. Из Святой земли мы привезли не только победу и зоѓлото. Оттуда идет другая мораль. И хотим мы того или нет, она будет вплетаться, уже вплетается в нашу жизнь.
— Что же, не осталось ничего незыблемого, постоянного, благоѓродного?
— Осталось, конечно. Один умный человек, сарацин, между прочим, назвал это нравственностью, законом внутри тебя. Прости, что туманно выражаюсь. Всю жизнь махал железом и только сейчас начал задумываться над такими простыми вещами.
На некоторое время над столом повисла тишина. Наследник франкского престола обдумывал сказанное. Роберт не торопил.
— Куда ты направишься?
— Сначала найду своих друзей. К востоку от Нормандии, ближе к побережью стоит маленькое баронство Барн. Мне придется туда наведаться. А дальше видно будет.
— А ты... Ты принесешь мне клятву верности? — наследник, уткнувшись взглядом в столешницу, поджал губы, от чего стал походить на разволновавѓшегося мальчишку.
— Конечно, Луи. Я приношу ее тебе сейчас.
— Спасибо, Роберт.
— Не стоит. Береги себя. Да, еще, если тебе не трудно, забери с собой из обители брата Базиля. Не думаю, что ему дадут долго прожить после нашего отъезда.
— Скандал с епископом Парижским Годфруа мне обеспечен.
— Я обязан жизнью этому монаху.
— Хорошо, Роберт. Я позабочусь о нем.
— Спасибо.
— Ты поедешь прямо сейчас? — спросил принц.
— На рассвете. Надо немного отдохнуть. Доспехи и оружие мне вернули. Не стоит задерживаться.
— С Богом.
— С Богом.
* * *
Октябрь догорал последними погожими деньками: бликами прохладного, подернутого туманной дымкой солнца, сверканьем зацепивѓшейся паутинки. Птицы тянулись к югу беспорядочными стаями, пункѓтирными линиями и косыми клиньями. В воздухе разлилось ожиѓдание.
Четвертые сутки Роберт по переменке с Гаретом сторожили Анну. Бина носила с поварни кое-какую еду. Жажду утоляли водой. Вина им давать было не велено.
Давило напряжение. Под дверями, на которых Гарет подправил сломанный засов, постоянно кто-то крутился. По десять раз на дню по коридору, крича и топая, пробегала пьяная ватага. Грозились, конечно. Но что-то их сдерживало.
Полудобровольное заточение в четырех стенах доводило до иступления. Злость на бандитов мешалась со злостью на собственное бессилье. Расчет на помощь Катлы не оправдался. Слава Богу, что женщина осталась жива, ушла. Только вот, как теперь послать весточку о себе друзьям? Как предупредить, что золото, которое заботливо сохраняли всю дорогу, может понадобиться в любой момент?
Дотянувшись до высокого подоконника, можно было рассмотреть крохотный уголок сада. Когда-то, наверное, ухоженный и чистенький, сейчас он представлял собой нагромождение камней, срубленных деревьев и грязи. Из этого хаоса тянулись поздние, блеклые, одичавшие за лето цветы. На кустике шиповника остались последние, похожие на капли запекшейся крови, ягоды. В дальнем углу багряным столбом светилась осина.
Бина вбежала в комнату, еле переводя дух.
— Гнались за тобой что ли? — насторожился Гарет.
— Лупо вернулся. Коней расседлывают. Говорят, маленького Фиѓлиппа с собой привезли.
— Сама видела?
— Куда мне. По пятам ходят, шаг в сторону сделать нельзя. Что на поварне услышала, то и донесла.
Время закручивалось в тугую смертельно сжатую пружину. Дело вплотную подошло к развязке.
— Я тебя одного не отпущу, — наступал Гарет.
— Женщины...
— Закроются.
— До первого удара. Налягут с той стороны, и слетит с петель твоя дверь.
— Может, они и не придут...
— Не спорь, рыцарь де Гильен. Сиди здесь и сторожи. Если станет вовсе туго, пробирайтесь к подземному ходу. Помнишь, как девчонка учила, поворачивать камень? Не забыл?
— Помню. Только...
— Все!
— Я хотел сказать, не пойдет Анна без сына. Бина, вертихвостка, уже разѓболтала.
— Я бы ей и сам сказал. Но ты прав. Сделаем так: сиди и посматривай. Если удастся, уговорить Анну двигайся к подземелью. А я уж, так и быть, постараюсь вернуться живым.
В коридоре, ведущем к галерее, против обыкновения никто не околачивался. Беспрепятственно добравшись до балюстраѓды, Роберт осторожно выглянул. По залу слонялись люди, у приоткрытой двери, сунув нос в щель, стоял Брат Петр и наблюдал, происходящее во дворе.
Роберт уже собрался по стеночке, в обход зала пробраться к лестнице в хозяйственное крыло, когда услыхал осторожные шаги.
Герик шел точно так, как только что Роберт: мягко ступая и прижимаясь к стене. Как ни старался капитан, шуму все же создавал достаточно: позванивала кольчуга, меч нет-нет да цеплял плиты пола. Роберт затаился, ожидая, что капитан будет делать, увидев залетного рыцаря в неподобающем месте. Но, наткнувшись на Роберта, Герик не смутился, наоборот, подошел вплотную и зашептал:
— Надо переговорить.
Они отодвинулись в коридор.
— Ты думаешь, страху здесь нагнал? — без обиняков начал Герик.
— Что я думаю, не твоя забота.
— Никто тебя не боится. Прикажет Петр или его подстилка, от тебя только перья полетят.
— Посмотрим.
— Ничего ты один тут не сделаешь.
— Хочешь ко мне присоединиться?
— Нет уж. Лучше — ты к нам. С ними можно справиться, если не мешать друг другу. Я замок знаю как свою ладонь. Переловим по одѓному.
— А дальше?
— Уйдешь со своим вассалом, — Герик даже голос повысил. Прозвучало твердо. Но ему все равно не поверили, хуже, показная твердость кольнула и проухабила. Врет, конечно, — решил Роберт, — но шанс упускать нельзя.
— Когда?
— Завтра.
— Почему не сейчас?
— Вернулся итальянец. Сегодня будут пить и гулять. Завтра поутру разбредутся похмельные.
