4.
Я очнулась от удара об пол, видимо когда меня не совсем гуманно на него швырнули. Хотела убрать с лица налипшие волосы, которые мешали видеть, но руки не слушались. Путем не хитрых вычислений, я все таки дошла до мысли, что они скованны за спиной. Кандалы?! Господи, кому я так успела насолить-то?! Этот вопрос разрешился достаточно быстро, ибо меня за шкирку подняли и усадили у стены. Тот самый 'провожатый', что забирал меня с корабля, медленно и методично перещелкивал кандалы с заднего захвата на передний. Затем он подтянул откуда-то сверху цепочку и с глухим щелчком пристегнул к ней кандалы, а потом нажал сбоку на какой-то рычаг и мои руки как у марионетки взлетели вверх. Самое обидно было в том, что я ничего не могла сделать в этот момент, чтобы освободиться — тело не желало меня слушаться! Даже из горла вместо слов вылетело лишь шипение, когда этот немой инквизитор прищемил мне на запястье кожу. Закончив, мужчина поднялся, а я осталась сидеть у холодной и сырой стены, с поднятыми вверх руками. Что вообще происходит?! И кто инициатор этого беспредела?!
Но было, наряду с возмущением, в моей голове место и мыслям, касательно собственного будущего. Хотели бы убить, убили бы сразу, но вместо этого притащили в какие-то казематы. Пристегнули, значит опасаются. Вопрос 'зачем' я даже не рассматривала — не было смысла, и так понятно, в свете последних событий, зачем можно организовать мое похищение — чтобы ослабить мага. При иных обстоятельствах, меня убили бы еще на корабле. Интересно, этот факт играет мне на меня или против? В миллионный раз за последние две недели я ругала себя за малодушие, которое не позволило мне сделать ноги, когда обстоятельства это позволяли! Нет, вместо этого я позволила втянуть себя неизвестно во что. В итоге, я сижу одна в каком-то сыром и вонючем подвале, гадая о собственной судьбе! Надо было еще тогда плюнуть на все эти их интриги и бежать отсюда не оглядываясь!
Слезы катились по щекам без остановки и их появление в моем случае может означать лишь надлом. Господи, как я устала от всего этого! Мне было безумно жаль лишь то, что поддавшись своим дебильным эмоциям и чувствам, я возможно никогда не увижу, как моя девочка пойдет в первый класс, как первый раз влюбиться, как будет меняться год от года ее мировоззрение... Какие увлечения у нее будут через год, два? Как она будет справляться с этим миром? Расскажет ли ей Левка, где именно я пропала и что мне пришлось сделать, чтобы она была счастливой и свободной, ни каким боком не касаясь Эллионора, со всей его грязью? Я этого не узнаю. Я ее больше не увижу, не обниму, не смогу прижать к себе и утешить, если она вдруг пораниться или опять сломает любимую игрушку. Это осознание вызывало из моей груди рыдание, примешивая к слезам сопли. Какая разница, в каком виде встречать смерть? А в том, что я ее сегодня встречу, сомнений с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Провалитесь вы все пропадом со своей властью в мире, который все равно сгниет! Сгниет, потому, что мир, в котором даже боги не знают чего хотят, обречен.
— Неужто наконец проснулась совесть? — Раздался совсем рядом смутно знакомый голос, а потом вдруг мне по лицу прошлись тряпкой, вытирая слезы. — Я хочу, что ты смотрела на меня, когда смерть заберет тебя! — Пояснил свои намерения Рошшер— старший.
От удивления я даже перестала реветь, глядя на него снизу-вверх широко раскрытыми глазами. Такого я не ожидала. Неужели это Мэд все подстроил?
— О, нет! — С широкой улыбкой ответил мой мучитель и я поняла, что задала вопрос вслух. — Мой сынок готов одним махом погубить все то, что я столько сирионов создавал для него из-за тебя! Он готов бежать за тобой, как собачонка! — Губы старшего Рошшера презрительно скривились, выдавая с потрохами его отношение к поступкам сына. А мне впервые за все время стало страшно, ибо в глазах мужчины я прочла свой приговор.
— Я столько сирионов потратил на то, чтобы сделать его своим наместником, а тут явилась ты! — Продолжал меж тем этот злобный старикашка и перетащив в диким скрежетом из угла стульчик, уселся на него, по дамски выпрямив спину. Его глаза горели даже в полумраке камеры и полыхала в них исключительно ненависть. — Он думал, что у него получится водить меня за нос, но я знаю, что если дать ему выбор, то он сделает его в твою пользу, а не в мою! И это глупое участие в заговоре только подтверждает мои предположения. Он ввязался во все это только для того, чтобы получить возможность быть возле тебя и в упор не замечает, что маг обманет всех! О, да! — Пуще прежнего оскалился старикашка, заметив мою реакцию на последнее замечание. — Я знаю, что планирует маг! Знаю, что он намеревается получить трон чужими руками. Человеческими руками, заметь!
Он напоминал мне безумца с этими красными точками вместо глаз и немного всклоченной шевелюрой. Но для моего положения это крах, ибо хуже чем фанатиков, людей не существует. А он уверен, что если убить меня, его обожаемого сыночка ничего больше сдерживать не будет и тот наконец образумится.
— Но когда я исправлю эту оплошность, он поймет! — Продолжал старик. — Поймет, что ему не нужна такая оборванка как ты!
— Надо было лучше вдалбливать в него эту мысль раньше! — Огрызнулась я и гулко закашлялась, потому, что в горло словно насыпали песка.
— Твое появление нарушило все мои планы. — Словно не услышав моей фразы, продолжал безумец. — К тому же, именно ты повинна в смерти моего младшего сына и поплатишься за это своей!
Я не стала говорить, что один раз жизнью за это я уже поплатилась — не тот у меня на данный момент был оппонент, чтобы высказывать свою точку зрения. Чего толку силы тратить, если этот старикашка все равно слышит только то, что хочет! Но как он узнал о заговоре, вот в чем вопрос?!
— Кого бы предатели не планировали на место нового короля, нам это не принесет ничего хорошего. — Странно, смотрит вроде на меня, а разговаривает как с собой... Впрочем, что я знаю о людях, с поврежденной психикой? Слава богу ничего. — И если моему сыну неведомо то, что в таком случае мы потеряем все, то я это прекрасно вижу! И я не позволю шайке баламутов отобрать у меня все, что я так долго наживал!
Может из меня никудышный психиатр, но выслушивать о мотивах его поступка было выше моих сил. Да и не заставляют психиатра выслушивать насильно, приковав к стене! Все эти мысли породили раздражение и я подумала, чему быть, того не миновать и прочистив горло, стала изводить старика.
— Я то ту причем?! — Прокаркала я, задрав подбородок. — Ты можешь отправить меня домой, а сыну сказать, что убил. Поверь, я буду только рада забыть об этом мире и всех вас вместе взятых!
— А почему я должен быть так милосерден к той, что убила моего сына?! — Искренне удивился старик и скрипуче рассмеялся. — Ты поплатишься за то, что сделала!
— А ты не боишься, — Вкрадчиво продолжала я, — Что убив меня в этом мире, ты дашь мне возможность воскреснуть в другом? Тогда я просто обязана буду вернуться, чтобы вернуть тебе должок!
— Ты умрешь смертью, которую не заслужила! — Упрямо заявил Рошшер -старший, злобно сверкнув глазами. — Я узнавал, что если смерть иномирянина будет быстрой и легкой, то он никогда не сможет вернуться в мир, в котором эту смерть встретил.
— Счастье то какое! — непроизвольно вырвалось у меня, причем совершенно искренне. — Тогда не тяни!
— Грязное крестьянское отродье! — Буквально выплюнул мне в лицо несостоявшийся свекор. Очевидно, как и многие до него, он подумал, что оскорбления могут иметь для меня силу, может я расчувствуюсь и даже расплачусь от таких несправедливых обвинений — совсем как когда-то его младший сынок. Как объяснить людям с такими дикими устоями и нравами, что меня их слова ничуть не трогают. Мало того, если бы не было так лень, я могла бы ответ покрыть его куда более изящными ругательствами, склонными к уточнениям в физиологии оскорбляемого и его сексуальных направленностей, а также все родни вместе взятой. Но это последнее, что мне было нужно. Им-то очень хочется хотя бы таким незамысловатым образом нагадить в душу, а мне не жалко, пусть практикуются и саморазвиваются, если больше ничего не получается.
Жалко было лишь себя — терять жизнь в вонючем подвале, не имея возможности ответить обидчику, не то, к чему стоит стремится. Но уж лучше так, чем под пытками и садизмом, в котором (я почему-то в этом была уверенна) старший Рошшер просто мастер. Зато все закончится, здесь и сейчас. И мне не надо будет ничего больше решать, что-то предпринимать, куда-то бежать. Не будет больше и боли по ребенку, который будет расти без матери, потому, что я и с того света смогу за ней присматривать.
Я смотрела на своего безумного пленителя, пытаясь разглядеть в нем хотя бы искорку разума, который подскажет ему то, что конкретно моя смерть ничего не исправит и не решит, и мир, в котором он привык иметь власть, не уступающей власти короля, вскоре все равно измениться. Но тщетно, я видела лишь волну гнева и презрения, окутывающие человека, когда он имеет неосторожность возвыситься над другим.
— Нолан! — Резким голосом крикнул куда-то в сторону старший Рошшер, видимо пришедший к выводу, аналогичному моему. Что ж, время дорого, а этому престарелому деспоту еще предстоит меньше чем за сутки раскрыть заговор, не самую последнюю роль в котором играет его, теперь уже единственный, сын. Ведь единственное, чего боится этот человек — потерять власть, а заговор на то и направлен. Он не сможет сдать участников выборочно, хотя бы потому, что нынешнего главу королевской стражи трудно не узнать и остальные себе во благо исправят это досадное недоразумение. И хотя этот вопрос и зудел в черепной коробке, утолять свое любопытство я не собиралась. Да и врят ли Рошшер -старший ответит что-нибудь дельное, скорее всего опять примется оскорблять.
У меня начали стучать от холода зубы, а когда в комнатенку вошел тот самый провожатый, что притащил меня с корабля, появилась и тряска. Цепь, к которой примыкали мои кандалы, мерно раскачивалась в своеобразном ритме от того, как сильно тряслись руки. Черт побери, как это оказывается страшно! И вроде известно уже, что мученическая смерть мне не грозит, но как же резко захотелось жить! Если бы имело смысл умолять это чудовище, я бы это сделала, но я молча смотрела на то, как готовят мою смерть эти два безэмоциональных чудовища. Слез не было, а так хотелось завыть в голос!
— Держи ей голову! — Сухо и четко приказал Рошшер -старший, приближаясь ко мне с какой-то пробиркой в руке.
Я отбивалась по инерции, у меня не было шансов спастись. Понимала ли я это в тот момент? Частично, ибо инстинкты заставляли меня лягать обоих обидчиков и кричать так, как не кричала никогда в жизни. Я отбивалась, хотя заранее знала, что это бесполезно и затихла лишь тогда, когда горячая, густая жидкость, потекла в горло. Едва не захлебнувшись, я постаралась разобраться с ощущениями, которые испытывала, но незамедлительной реакции не последовало. Это было и хорошо, и плохо.
— Я буду приходить к тебе каждую ночь в кошмарах! — Подняв голову на Рошшера, прошипела я. — И когда-нибудь все таки доведу тебя до того, что ты сам сочтешь за благо расстаться со своей никчемной жизнью!
Не знаю зачем я ему это говорила, но слова сами рвались наружу. А вот старик, сделав свое гадкое дело, молчал, с интересом рассматривая меня. Ждал, сука. И дождался, буквально через минуту тело свело, словно судорогой, но выгнуться полноценно мешала цепь. Ощущения были такие, словно в теле ломалась каждая кость, а воздуха при этом становилось все меньше и меньше. Я не кричала — я орала в полный голос, желая только одного, чтобы эти муки прекратились. И где интересно обещанная мне быстрая и безболезненная смерть?! Какие же они тут все сволочи!!!
Я и не заметила, когда из горла перестали вырываться крики и когда они перешли в хрип, но зато почувствовала что-то вроде пены, образовывавшейся на губах. Ноги перестали биться о пол в конвульсиях и я четко уловила момент, когда все кончилось, потому что перед глазами появился режущий белый свет, заставляющий зажмуриться. Хм, а зачем покойникам жмуриться?
4.
Все вокруг, насколько хватало глаз, застилал белый, ровный свет. Он дарил странное спокойствие, отсекая меня от тех проблем, что еще недавно терзали мое сердце. Теперь все это было настолько далеким и несущественным, что я даже не сразу вспомнила, как оказалась тут. Ах, да! Папашка Рошшера меня отравил, как я могла забыть?! Но подумав неопределенное количество времени и проанализировав произошедшее, я почему-то не смогла найти в себе ничего, похожего на гнев — одно лишь тупое безразличие и малая часть радости, от того, что все наконец закончилось. Словно в оцепенении я осознавала, что ничего больше нет — ни проблем, ни забот, ни тревог, ни боли. Боль... Да, со смертью иномирянки этот болван что-то явно напутал и вышла она совсем не такой, как я ожидала. Жестом на уровне рефлексов, я вскинула руку и потрогала губы, на которых точно помнила, появилась пена от яда. Но сейчас на них ничего не было и спешно осмотрев себя, я обнаружила, что на мне не выделенный герцогом мужской костюм, а длинная белая сорочка в пол, прикрывающая босые ступни. Убожество какое...
Одиночество и яркий свет вскоре начали давить на подсознание, (если таковое у покойников может быть) и я стала озираться, в поисках кого-нибудь, кто смог бы хотя бы поговорить со мной. Не может же такого быть, чтобы по другую сторону границы жизни я осталась одна! И когда я бездумно энный раз оборачивалась по своей оси, за мной вдруг появился уже знакомый пес, смирно сидевший на пятой точке и смотревший на меня осмысленным взглядом, свойственным больше человеку, нежели животному. Я поискала в себе страх, который всегда сопровождал меня при встрече с ним, но так и нашла ничего подобного, а потому улыбнулась вполне искренне.
— Ну здравствуй, дружок! — Я присела возле него на корточки, но не смотря на отсутствие страха, руку протянуть, чтобы погладить, все же не решилась. — Вот мы с тобой и одни, непонятно где...
Разговаривать с немым собеседником оказалось слишком просто, ибо меня никто не перебивал, а странное глуховатое эхо лишь создавало иллюзию ответа.
— Зря ты только на меня столько времени потратил — сама в итоге подставилась. — По турецки присев перед псом и глядя ему прямо в глаза, грустно усмехнулась я. — Хотя, теперь-то чего жалеть? Меня уже нет. Я не смогу отплатить этому садисту за содеянное той же монетой. Жалко, я бы проявила в этом вопросе небывалую фантазию...
Осознав сказанное собой, я призадумалась — почему я до сих пор так ясно ощущаю эмоции? Почему меня так трогает мирское, ведь теперь я дух, а духам на мой взгляд, свойственна без эмоциональность и отрешенность от мира людей. Не найдя ответа в глубинах собственных познаний, я вновь обратилась к животине.
— Кто же тебя на самом деле посылал? Неужто и впрямь Светлый Бог?
— Что тебя так удивляет? — Неожиданно раздался голос, не принадлежащий псу — тот по прежнему взирал на меня с бескрайним терпением.
