В VI веке до н. э. в Северной Африке появились персы. В 525 году они завоевали Египет, после чего греки, финикийцы и берберы Киренаики признали власть персидских царей. Гарамантида, однако, сохранила независимость. И дело не только в том, что ее защитила пустыня. У гарамантов была сильная и, главное, хорошо приспособленная для действий в Сахаре армия, состоявшая из кавалерии и колесниц. В ее состав входили отряды следопытов, инженерные подразделения (обученные в том числе засыпанию колодцев) и части, предназначенные для действий в тылу противника (что-то вроде современного спецназа).
Во II веке до н. э. на границах царства появился новый грозный противник — римляне. Но даже им потребовалось более ста лет, чтобы покорить гарамантов. Римляне продвигались вперед шаг за шагом. Цепочки их военных поселений сдвигались все дальше и дальше к югу, оттесняя гарамантов в глубь пустыни. Наконец, в 19 году до н. э. Рим нанес решающий удар.
В точке, где сейчас сходятся границы Ливии, Алжира и Туниса, находится один из самых красивых оазисов Сахары — Гада-мес.
В нескольких километрах от Гадамеса высится одинокий холм. С него открывается захватывающий вид на уходящие за горизонт дюны Большого восточного эрга (песчаной пустыни) и на покрытые черными камнями хамады — каменистой пустыни ливийской и алжирской Сахары. Вершина холма окружена разрушенными крепостными стенами, внутри которых сохранились фундаменты каких-то построек. Это все, что осталось от Кидамуса — второго по величине и значению города Гарамантиды.
Во главе подошедшего к Кидамусу легиона стоял проконсул Африки Л.-К. Бальба, в молодости отважно сражавшийся в войсках диктатора Гая Юлия Цезаря, затем с беспощадной жестокостью управлявший римскими провинциями, а теперь выполняющий личный приказ императора Августа покорить Гарамантиду. Гараманты оказывали врагу ожесточенное сопротивление, но неравенство сил было слишком велико. Римляне взяли крепость штурмом, а цветущий оазис предали огню и мечу.
На следующий год Бальба двинулся из Кидамуса на Гараму. Следует отдать должное мужеству легионеров. Бескрайние просторы мрачной хамады, кое-где пересеченной руслами высохших десятки тысяч лет назад рек, сменяют громоздящиеся друг на друга барханы, затем вновь начинается каменистая пустыня. На всем 800-километровом пути до Джермы встречается лишь два-три колодца с солоноватой водой. Легионеры проделали весь этот путь в тяжелом вооружении, нагрузив запасы пищи и воды на вьючных животных.
Для гарамантов появление у их столицы закаленных в боях воинов стало катастрофой. Соорудив из вырубленных пальм осадные машины, римляне взяли Гараму штурмом и разрушили ее. Мощь Гарамантиды была подорвана навсегда. Ее жители признали себя вассалами Рима. В Кидамусе и некоторых других оазисах были расквартированы подразделения Африканского легиона. Для Рима эта победа имела столь важное значение, что впервые полководца, не являвшегося римским гражданином (Бальба — уроженец Пиренейского полуострова), римский народ удостоил триумфа.
Гараманты не сразу смирились с поражением. В течение нескольких десятилетий они поднимали восстания, которые неизменно жестоко подавлялись, и римские войска вновь и вновь подступали к Гараме.
Несмотря на поражение, гараманты продолжали доставлять беспокойство. П. Сульпиций Квириний (правда, мы не знаем, когда точно это происходило) воевал и нанес поражение гарамантам, выступившим в союзе с мармаридами Киренаики. Позднее гараманты поддержали мятежника Такфарината. В 22 г. н. э. они помогали ему совершать набеги на Лептис Магна, а в 24 г. царь гарамантов даже послал небольшие отряды на помощь Такфаринату. Однако после его поражения и смерти в том же году гараманты направили посольство в Рим с просьбой о мире. Это был мир, который они не собирались поддерживать, и по-прежнему совершали грабительские набеги на прибрежные города. "Гараманты — свирепое племя, своими набегами наводившее ужас на соседей", — писал о них Тацит. Если их пытались преследовать, они отступали в пустыню и при отходе засыпали колодцы. В 69 г. они вмешались в события на побережье, поддержав Эю в ее войне с Лептис Магна. Они опустошили окрестности Лептиса, но были отброшены от города Валерием Фестом. По-видимому, римляне предприняли новый поход в Феццан, так как Плиний (V. 38) сообщает, что в ходе этой войны был обнаружен новый, более короткий путь к гарамантам. Знание внутренних районов, приобретенное в ходе этих кампаний, было зафиксировано Плинием, писавшим в 77 г. н. э.
— Римлян любят только проститутки и то за деньги! — отрезала Лисистрата.
Не поворачиваясь от окна, заговорил Фаед, который являлся правителем союза на данный год и был из местных, то ли сакалавов, то ли бецилео, а некоторые поговаривали, что из .
— Доверенной мне властью, решаю. Войну с Римом переложить на плечи его врагов. Беспокоить римские границы, поддерживать их врагов, но в открытую войну не вступать. Войско и флот в крепость трех рек не посылать. Отправить средства в Тапробану и нанять там воинов, переправить их торговыми кораблями, всё равно торговли с Хань почти никакой. Каждый торговый корабль везет воинов. За перевозку каждого воина Союз заплатит, лучше не деньгами, а какими-нибудь льготами. Пока не закончим с пинангкабу, никакой большой войны не будет. Сообщите о моем решении в Тал Нофсинхар. Частные операции в Индии разрешаю.
На этом, в принципе, данное совещание и закончилось. Энибал не собрал трёх голосов для наложения "вето".
Сказка про трёх ушлых богатырей,
встреченных Дин Цзы на берегах Хуанхэ.
"Шёл отряд по берегу, шёл издалека...", а вот во главе отряда из двадцати наёмников неизвестно какой национальности ехали три богатыря. Звали их Главк, Исчир и Фан. Были они...не сказать чтобы богатыми, и не сказать чтобы купцами, но к тому стремились. Родились они все трое в маленьком городишке на побережьи африканского рога, вместе выросли и вместе пошли к вербовщику, когда им стукнуло по 14 лет. Потом некоторое время они гнили втроем в захолустной крепости за мизерные гроши и пропитание. Первым не выдержал Фан и свалил на флот в абордажники, потом хитрый Исчир ушел в частные охранники. И остался тянуть лямку один Главк, который дослужился к тридцати годам до сотника конной сотни и подумывал о доме и семье.
Но однажды в богами забытый гарнизон приехал на ослике не кто иной как Фан собственной просолённой всеми морями персоной и сбаламутил Главка. Оказывается, их общий друг Исчир попал охранником не куда-нибудь, а в посольство, расположенное в Гуаньджоу. И там стал нужным человеком в городе. Про своих друзей детства он не забыл, поэтому прислал весточку и кое-что из контрабанды в качестве взноса на общее дело. Предлагает им хорошо обогатиться за счёт, ввергнутого в гражданскую войну, государства. Взносом были шикарные золотые украшения (выменянные, честно говоря, ушлым другом у глупых крестьян на десять мешков риса и две амфоры вина). Друзья должны были купить корабль, нанять команду головорезов и забив трюмы кофе и вином плыть в Гуаньджоу, а там Исчир их встретит.
Главк поддался уговорам и вот они уже с Фаном совладельцы корабля, набитого кофе и вином. Корабль добрался таки до Гуаньджоу и друзья обняли Исчира, которого еле узнали в китайском халате и странном головном уборе. Их друг явно окитаился, но за дело взялся споро. Пока в империи беспорядки нужно делать деньги. Поэтому весь груз предназначался для продажи в Корею. Правда со слов Исчира друзья поняли, что на востоке от империи Хань существует несколько государств на полуострове: Фуюй, Когурё, подчиненный последнему союз племен Окго и Тонье, а их путь лежит в Самхан.
Самха?н, Три Хана — название трёх союзов корейских племён: Махан, Чинхан и Пёнхан в центральной и южной части Корейского полуострова, которые со временем превратились в Три корейских государства. Этот период в истории страны часто называют периодом ранних корейских государств или периодом Самхан.
Слово "сам" означает "три", а "хан" по-корейски значит "великий" или "лидер".
Союзы Самхан были сформированы примерно во время распада Кочосона на севере Кореи в 108 году до н. э., тогда же, когда на юге полуострова было создано государство Чин. К четвёртому веку нашей эры Махан полностью вошла в состав Пэкче, Чинхан — в состав Силла, а Пёнхан — в состав Кая, которая затем была поглощена Силлой.
Союзы Самхан являлись конфедерациями городов-государств. Каждое из них имело свою правящую элиту, которая исполняла административные и религиозные функции управления.
Название государства Чин продолжало использоваться в названии союза Чинхан и в слове "Пёнджин", альтернативном имени Пёнхана. Вдобавок, некоторые время правители Махана продолжали именовать себя королями Чин, подчёркивая номинальное превосходство над остальными союзами Самхан.
Махан была самой крупной и старой конфедерацией из трёх. Она состояла из 54 небольших городов-государств, одно из которых со временем подчинило себе другие и стало центром нового королевства, известного как Пэкче. Предполагается, что географически Махан располагался в районе современных провинций Чолла-Намдо, Чолла-Пукто, Чхунчхон-Намдо, Чхунчхон-Пукто и части Кёнгидо.
Чинхан состояла из 12 небольших государств, одно из которых со временем подчинило себе остальные и стало центром нового королевства, известного как Силла. Предполагается, что географически Чинхан располагался в бассейне реки Нактон.
Пёнхан состояла из 12 городов-государств, которые далее развились в конфедерацию Кая, со временем вошедшую в состав Силлы. Предполагается, что географически Пёнхан располагался в южной и западной частях бассейна реки Нактон.
Продав груз вина и кофе друзья устремились в империю Хань и купив лошадей и наняв отряд конных головорезов, начали рыскать по разорённой гражданской войной стране в поисках ценностей.
В результате этих рейдов трюмы корабля постепенно заполнялись фарфоровыми вазами, шёлками и другим китайским товаром, имеющим хоть какую-то ценность в Союзе.
Вот так и получилось, что Дин Цзы и его семейство, влекомое вместе с другими ханьскими пленниками кочевниками Хунну после удачного набега, повстречали у реки Янцзы отряд головорезов во главе трёх богатырей. Хунну насторожились, хотя их было и вдвое больше. Исчир уж больно походил на ханьца в своём халате, а встречу с китайским отрядом Хунну явно не планировали. С другой стороны, ёрзающий в седле, Фан китайца вовсе не напоминал, потому как был кудряв и смугл от природы и одеждой тянул больше на индийца, что поделать специфика профессии. Главк же в кожаном доспехе громадиной ,сидящий на лошади и вовсе выделялся как белая ворона. Как раз у друзей разговор зашел о торговле.
— Не понимаю, — говорил Фан, — чем торговля отличается от грабежа? Ведь мы ничего не платим сейчас за те же никому не нужные вазы, а книги местные деревянные вообще используются на растопку. Берем всё, что нам нравится и тащим к себе на корабль.
— Ты не прав Фан, — ответил Исчир. Если мы встретим представителей централизованной власти в этом море хаоса, я не имею в виду трупы чиновников, то мы конечно будем вести себя как добрые торговцы и предложим продать нам тот же фарфор и шёлк, но раз таковой нету мы по сути "подбираем" бесхозные вещи и это не запрещено.
— Лучше скажи друг наш любезный, — внезапно прогудел Главк, — какого ляда ты загрузил на корабль целый воз никому-не нужных деревяшек? И раз уж мы такие законопослушные, какого мы покупаем всё на контрабандные ракушки, которые вообще ничего не стоят?
— Почему ничего не стоят? — возразил Исчир, — мы привезли собирателей на берег, ждали когда они насобирают ракушки и тратили собственные средства на их пропитание и доставку, да ещё и время своё. Что же касается дощечек, то это медицинский трактат на китайском, я его продам за хорошую цену большеголовым умникам в "саду мудрости" в Тире и у меня каждая дощечка по весу пойдёт.
— А по моему мы рассчитались бетелем, который контрабандой везли от самого острова трех рек! — вставил своё слово Фан, задница которого превратилась с непривычки в сплошную мозоль от седла.
Вот тут спор друзей о честных способах добывания денег был прерван появлением колонны доходяг, гонимых четырьмя десятками всадников в степь.
— Вот ведь балбесы узкоглазые, — проговорил Фан по-гречески, — зачем они гонят этих вшивых скелетов в степь? По-моему, от них одни убытки.
— Ага и баб нормальных у них нет, все маленькие и на детей похожие, то ли дело я видел на Диоскориде, — рожа Главка расплылась в улыбке от воспоминаний.
— А мне больше запомнились высохшие мумии мужиков, висящие вниз башкой на стенах Диоскориды, я заметил яичек у мимий не было, — сказал Фан и у Главка зафиксировалось хмурое выражение на лице.
Однако слова друзей возбудили у Исчира финансовый интерес и он поехал не торопясь к предводителю хунского отряда. Дальше произошла беседа на ломаном ханьском, из которой Исчир понял, что хунну берут в плен не всех, а только ремесленников и желательно семьями, чтоб не убежали. Исчир тут же пожелал Хунну доброго пути, подскакал к обоим друзьям и сказал, всё так же мило улыбаясь на китайский манер, на тирянском: "Всадников валим".
А дальше произошла практически мгновенная схватка. Одним натренированным движением Главк выхватил тугой лук и стрелу, а уже в следующее мгновение стрела до половины засела в шее у главаря хунского отряда. Фан одновременно влепил метательный топорик в череп ещё одного Хунну. Отряд наёмников набросился на кочевников как стая волков и хоть их было меньше, отсутствие командования и неожиданность нападения сделали своё дело. При этом выяснилось, что Исчир неплохо метает боевые ножи, которые держит в складках одежды. Итогом схватки стало четыре десятка трупов кочевников и трое убитых и трое раненых среди нападающих.
— И зачем мы их укокошили?, — спросил Главк выдёргивая стрелу из груди всадника.
— Да местные обезьяны того не стоят, — поддакнул Фан, вытирая с боевого топорика свежую кровь.
— Стоят! В том то и дело стоят! — крикнул развесёлый Исчир, поднимая на дыбы своего коня.
— Я нашёл золото! Я нашёл золото! — по-пунийски напевал Исчир. А потом подлетел на коне к Дин Цзы и спросил его, — Чем до плена занимался ты и твоё семейство?
— Я, — с глубоким поклоном отвечал Дин, — мастер по изготовлению фарфора, а моя жена и две дочери вышивальщицы по шёлку.
— Мы богаты! Мы богаты! Мы богаче всех в Союзе! — ликовал Исчир.
С этого дня вереницы ханьцев потекли на корабль трех друзей. Главк занимался размещением и расселением рабов-ханьцев на африканском роге, селил их по профессиям целыми селениями и обеспечивал едой и охраной. Фан занимался перевозкой людей и товаров и вскоре руководил солидным торговым флотом. Исчир же оставался в, объятом войной, Китае и наладил бесперебойную поставку китайских мастеров и мастериц, а также баловался перепродажей и контрабандой ханьских драгоценностей. Заработавшие вскоре фарфоровые мастерские трёх друзей, начали поставлять на рынок малоотличимый от китайского фарфор. Вначале это были подделки ханьских образцов, а затем и собственные оригинальные изделия, кофейные наборы и наборы для бетеля с изображением лемуров, крокодилов и морских пейзажей. Также было налажено производство лаковых изделий, шелководство и шелкоткачество. Маленькие китайские деревушки вскоре растворились в больших рабочих посёлках, как и маленькие китайские мастера и мастерицы, перемешавшиеся с местным населением. С открытием месторождений железа, начала быстрыми темпами развиваться металлургия на основе ханьских технологий.
