Рус пристально вгляделся в Гросса. Выглядел моложаво, немного за сорок. Только седые виски и морщины вокруг глаз выдавали истинный возраст — семьдесят четыре года. Силу Призыва не определишь, каналы еще восстанавливались, но глаза излучали абсолютное превосходство и только в самой глубине Рус разглядел неуверенность.
"Принц" без лишних слов пошел в атаку, но чувство опасности завыло! Не касаясь противника, кувырком ушел назад.
— Ха! Ты еще и трус, щенок! — издевательски воскликнул Гросс, — здесь нет лучников, нет ловушек — слово царя!
"Но что-то есть...", — подумал Рус и прыгнул, одновременно пуская Духов.
Какого же было его удивление, когда ни один из его "друзей" не коснулся Гросса, а напротив — с воем ушли в расслоение, и он сам не смог коснуться противника ни Ромулом, ни Ремом. Руки становились ватными и сами собой уводили мечи в сторону. Опасность выла, но разорвать дистанцию больше не удалось — царь стремительно пошел в наступление и просто-напросто сбил ослабевшего Руса и приставил меч к его горлу. Его лицо сияло удивленно-облегченным торжеством:
— Ты, щенок, в самом деле сын Грусса! Как, скажи, как ты спасся!? Я лично тебя зарезал, вот этим кинжалом! — не убирая меч от горла лежачего соперника, левой рукой достал из ножен обычный кинжал без украшений и потряс, показывая всем.
— Младенцем был, не помню, — прохрипел Рус. Слабость тела возрастала и скоро, даже без удара мечом, он просто перестанет дышать, — ты мастер детей резать.
— Ха-ха-ха, — царь на несколько мгновений зашелся в хохоте и резко остановился, — а меня защищает сам Френом! Заметил? Я его царь, я! Его кровь, — откинул кинжал, порвал на груди рубашку и трясущейся от возбуждения рукой, выхватил медальон на железной цепочке — маленький медный пузырек.
— Его кровь смешана с моей, она тянет жизнь из Его прямых потомков! А что самое смешное, — он говорил все быстрее и возбужденнее, — меня мог убить любой другой, не ты, но ты оказался не самозванцем... — на мгновение замер, словно обдумывая важную мысль, — где... когда... то был точно младшенький Грусс...
Похоже, он сходил с ума. Меч отошел от шеи Руса и уперся в пол, глаза бессмысленно бегали.
— Я поднял его за волосы... воткнул нож в самое сердце и смотрел... а какое у него было лицо? — меч со звоном упал на каменные плиты, а царь изобразил руками давнее убийство и тихонько засмеялся, — хи-хи-хи...
Впрочем, от сумасшествия Гросса Русу легче не становилось. Наоборот, слабость добиралась груди, грозя прекратить дыхание... Ощущения напоминали те, которые чувствовал в альганском пятне после "замедления времени", только в тысячу раз сильнее.
"Кровь! Снова чертова кровь... — думал больше досадно, чем со страхом, — не ожидал и опять лоханулся!.."
Обе партии пораженно застыли. Никто не знал, что делать. Проигрывали обе. Грусситы теряли единственного претендента, гросситы получали сумасшедшего царя. Отстранить нельзя, не случалось прецедентов...
Вдруг, напротив груди Гросса возникла непонятная структура из Силы Земли и сразу выдала протяжные трескучие хлопки. Над людьми послышался частый свист невидимых стрел, с потолка и стен посыпалась каменная крошка, зазвенели разбитые окна, захрустела деревянная обивка. А Гросс продолжал хихикать, пока, наконец, спустя долгий статер, невидимые стрелы не пробили радужную пленку, накрывшую царя после начала работы структуры.
Первая пробившая защиту пуля разбила медный пузырек — туда целил, державшийся из последних сил Рус. Вопреки его представлению, из него не брызнула кровь. Из смятой емкости выдавился маленький кроваво-красный рубин, повисел и бесследно растаял. Остальные десяток пули успели разворотить грудь склоненного над ним Гросса и только тогда отбросили его шагов на десять. Рус развеял структуру и облегченно потерял сознание, напоследок зачем-то вспомнив: "...мистер Кольт уравнял шансы".
Рус пришел в себя мгновенно. Только что проваливался в бездонную воронку, на дне которой глумливо потирал руки Гросс, как тут же понял, что теперь просто лежит, закрыв глаза.
"Гелиния! — немедля ответил на беспокойство "невесты", — не волнуйся, со мной все в порядке, я скоро буду", — и понял ответный посыл любви и согласие ждать, несмотря на долгую разлуку.
"Как долгая?", — подумал и открыл глаза.
Он лежал на мягкой перине, укрытый невесомым теплым одеялом. Рядом с ложем на табуретке сидел дремлющий Фридлант.
— Эй, Верховный, сколько времени? — бесцеремонно разбудил старика.
Он ответил, словно и не спал:
— Очнулся? — проконстатировал факт, — специально неотлучно рядом сижу, дабы ввести в курс. Люди с такой потерей жизненных сил не живут, но ты сын Френома и теперь все об этом знают.
— Приятно, — усмехнулся Рус, — но времени сколько? День на дворе, а поточнее?
— Успеешь, — словно пригвоздил к кровати, — полежи еще. Гроссы отличались паскудством, но не до такой степени, не ожидал. Кровь Бога была похищена из одного храмы, мы нашли отступника и покарали. Тебе полезно почитать все "Завещание", но пока передам выдержку. Потерпи, ты должен знать.
"Твою мать! Как охота размяться... но и любопытно, черт побери", — настроение стремительно поднималось.
— Бог повел соратников в Каринские горы и показал Он пещеру: "Чую запах гноллов, искусные Разумные жили здесь. Я помог изгнать их Бога, нет места ему на Гее". Соратники обрели в ней много вещей и вынесли Ему. Он все велел выбросить кроме медного сосуда. "Сие есть не медь, этруски, сие — Звездный металл, Аструм. Его нельзя разрушить ни Силой, ни Духами, ни Мечом, ни Огнем. Одной лишь Волей моей можно". И смял Бог сосуд и поправил его. "Крепите Волю свою так, чтобы и вы, народ мой, могли смять и расправить металл сей". С веками забыли этруски этот наказ, ибо невыполним он оказался. Страница пятьдесят пятая, абзац второй... То было записано четыре тысячелетия назад, спустя тысячелетие после тех событий.
— Язык мудреный. Но интересно, как кровь в нем оказалась, — "снова Воля выплыла, будь она неладна... все верно, я думал обычная медь — вот и пробило... защиту тоже знал — рано или поздно прострелит. Пуля, хоть и дура, но сильна..."
— Кто-то из соратников набрал, чтобы сохранить. Кровь Бога быстро исчезала. Он часто бывал ранен в битвах, сражался как обычный воин. Потом, спустя века после его ухода, вспомнили Его изречение: "Моя кровь защитит сама от себя"...
— Очень понятно! — съязвил Рус.
— Предки поняли, — серьезно ответил Фридлант, — первый Гросс встал под венец благодаря "Крови Бога". Хм, как началась династия, так и закончилась, — грустно усмехнулся жрец, и пояснил, — Гросс Первый вызвал Грусса Четвертого на Суд Бога. Победил, одел венец, а через день бросился со скалы. "Кровь Бога" туманит разум, но нынешний об этом забыл...
— Все, достаточно, — Рус не выдержал, вскочил, — хватит забивать мне голову. Сколько я провалялся? — "как их все-таки нумеруют? Тысячи лет прошло, одни и те же имена, а царей сотни сменилось!", — подумал, но не спросил.
— Подожди, — Верховный жрец тоже поднялся, — признайся, Рус, ты сам погасил пожары по всей стране?
— А вот этого ты мне не пришьешь! — гордо произнес "принц", — В смысле слово даю — не я. Да, поговорил с папой, он согласился. Да клянусь тебе тем же Френомом, что это он! А-а-а! — Рус догадался, — ты думал, я и есть Он, его воплощение, раз все так получилось, верно? — "Спасибо большое, уважил! Побывал уже разок "Аватаром", хватит!"
На лице Фридланта не дрогнул ни один мускул.
— Разочарую тебя, я — не Он. На счет сына — согласен, он меня усыновил. Клянусь тебе в этом, Френомом клянусь! — подождал, когда прямая спина жрица расслабиться, успокоительно добавил, — успокоил? Расслабься, Фридлант, ты славный старик. Пусть я — не Френом, зато любимый сын. Кого бы он еще послушал? Он своенравный, не любит помогать напрямую. Всё?
"Черт, он уже наверняка знает, что я пропадал во время столпотворения, трудно ему поверить... кстати, Силы текут обычным потоком, распутались... ого, общий астрал до сих пор недоступен. Так сколько времени прошло!", — о чем и спросил вслух.
— Месяц... Рус, — ответил старик, соображая как назвать этого человека, и остановился на его же собственном выборе.
"Клянется... похоже, сын а не Он сам. Прости, Френом, если ошибаюсь. Нет, точно не сам Френом. Характер не такой, в "Завещании" подробно описано Его явление... но он Бог, может вселиться в любого! Нет, прочь сомнения, это недостойно жреца Френома! "В сомнении — ваша слабость" — сказано Им. Сын. И имя ему — Рус", — на чем и закончил мучительные раздумья.
"Сын бога" пораженно сел. "Месяц! Нихренасе...".
— К стенам Храма непрерывно подходит народ, съехалась вся знать. Да, Рус, Звездные тропы не работают, добирались на санях, как в до сумрачные времена. Нет больше и астральной связи. Только весть о тебе чудесным образом разошлась по всем весям.
— Ну, слухи всегда опережают событие, — брякнул Рус.
— Пусть так, — легко согласился Фридлант, — но тебя ждут. Ждут твоего венчания на царство и придется провести его прямо на крыльце Храма.
— А посвящение?
— Какое посвящение для Сына Бога? Ты — новое начало нашей жизни. Френом не зря сразился в "Ночь Битвы Богов", за тебя сражался, — произнес, уверенно уперев взор в лицо Руса. Не спросил, но жаждал подтверждения.
— Ты прав, Фридлант, — не стал разочаровывать старика, — меня вызывали на Суд. Френом доказал всем, что он прав, имеет право... — чуть не добавил "на развлечение". Вовремя остановился.
— В общем, идем, чего тянуть. Меня кормили? — жрец отрицательно покачал головой, — после поем, пока не хочется.
Верховный хлопнул в ладоши и в комнату вошли несколько молодых прислужников, неся парадное облачение царя и, что особо порадовало, "близнецов". Тяжело вздохнув, Рус приступил к облачению.
Глава 24
Перед выходом на крыльцо встретил Леона. Сердечно обнял и потащил за собой.
Народ заполонил всю храмовую площадь и соседние улицы. Самые родовитые толпились в первых рядах под самым крыльцом. Среди них Рус узнал и собственную "свиту" и двоих телохранителей Гросса. Партии сохраняли дистанцию, заняли разные фланги.
— Этруски! — прокричал Верховный жрец и гомон притих, — перед вами Рус, сын Френома! — они с Фридлантом стояли рядом.
Над площадью пронесся рев, пожалуй, громче, чем над футбольным полем.
— По праву рождения, по праву честного боя, в котором Русом был повержен Гросс Пятый я, именем Френома, венчаю его на царство! — стукнул посохом о камень крыльца и запел молитву — венчание.
Рус с удивлением узнал в молитве тот самый "сакральный" язык "перворожденных" и увидел возникающие Слова. "Венец" — бронзовое кольцо с вязью рун, взлетел с подушечки, которую держал мальчик — прислужник и опустился на голову Руса. Жрец перестал петь и тишина, установившаяся с началом молитвы, разразилась бурной овацией с полетами над толпой разномастных шапок. Свежеиспеченный царь вновь почувствовал себя гладиатором в зените славы.
— Объявляю тебя, Рус — сын Френома, царем всех Этрусков и даю тебе имя Рус Четвертый! — торжественно произнес Фридлант, чудом (остатком Слова молитвы) перекрикивая толпу.
— Ша! — выкрикнул Рус, вскидывая руку в нацистском приветствии. Понял это и задвигал рукой, успокаивая толпу. Что собственно и собирался делать, не салют же давать.
— Этруски! — крикнул, и над городом повисла гробовая тишина. Только далекие собаки, суки, не вняли, продолжали брехать, — с сегодняшнего дня на земле благословенной Этрусии наступает новая жизнь, — вдруг он понял. Все, что ни скажет, хоть явную чушь, воспримется народом как истина в последней инстанции. По телу побежали мурашки. К такой ответственности он явно не готовился.
— Партии Гроссов и Груссов распускаются, отныне не будет войны за царский венец. Объявляю созыв народного вече, которое изберет Думу, где гроссовских и груссовских родов обязательно будет поровну. Царь прислушается к советам Думы и... посмотрим, что они надумают, — вопреки закону эстрады здесь не раздался хохот или свист — народ внимал, — начинается новая династия, а первый царь... — и тут он запел молитву. Запомнил слово в слово, повторял все интонации и его Слова горели гораздо ярче, чем в исполнении Фридланта.
Венец поднялся с его головы и полетал над первым рядом. Покружил, нашел чью-то голову и, беззастенчиво сбросив шапку, опустился на темя. Народ ахнул.
— Эрлан из рода Нардов, поднимись на крыльцо! — голос, использую остатки Слова, звенел еще громче. Эрлан на деревянных ногах еле-еле преодолел два десятка ступеней.
— Я, Рус Четвертый, сложил с себя царский венец и возложил его на голову Эрлана Нарда! Отныне он будет царем всех этрусков под именем Эрлана Первого и наследуют ему его дети. Фридлант! — Рус резко обернулся к жрецу. Неизвестно, что увидел во взоре Руса бедный старик, но произнес он громко и четко:
— Да будет так!
— Эрлан! Доколе кочевники будут жечь наши земли и насиловать наших женщин? Собирай армию, ополчение и вперед, на запад! Всех, кто не посвящен двенадцати геянским богам, посвящать Френому! Добейся, чтобы добровольно, не мне тебя учить как, — ответил на тихий вопрос Эрлана, что, мол, Боги принимают только добровольное посвящение, — дойдешь до побережья. А дальше есть еще и заморские земли и южные чванливые царства. Хватит нам сидеть взаперти, Этруски! — говорил и поражался своим наполеоновским планам. Нет, скорее чингисхановским. Хорошо быть "серым кардиналом" — ответственности никакой, а власти выше крыши.
— А меня, народ этрусков, ждет иная судьба. С другой целью прислал меня отец мой. Я пойду по геянским землям нести Силу Его и посвящать тех, кто достоин. Смотрите! Треть из вас — склонные к Силе, видите? Я — сын Френома и я еще и Хранящий. Такова воля Отца — распространить нашу Силу по всей Гее, как это делают ордена. Нельзя закрываться от очевидного и я объявляю. Отныне у нас есть орден Призывающих! Эрлан, ты академию кончал, организуй.
— А мне, народ Этрусии, пора. Леон, подойди ко мне.
— Ты со мной? — прошептал ему.
— Конечно, Русчик, я тоже Хранящий, мне подучиться надо.
Рус не стал выяснять, от кого узнал, и так ясно — в "Ночь Битвы Богов" скрутило.
— Помните, этруски! Я ухожу, но я внимательно слежу за своими напутствиями, вернусь в самый неожиданный момент! — одновременно с этими словами прямо в воздухе повис горизонтальный желтый круг. Аккурат за парапетом, над первыми рядами зрителей.
— С нами отец мой — Френом! — воскликнул Рус во время прыжка Леона. Прыгнул следом и словно провалился в невидимую яму.
На храмовой площади еще долго звенело молчание. Души большинства людей переполнял восторг, который, в конце концов, вылился в слитный выкрик:
"Слава Френому!", а следом и " Слава Эрлану Первому!". Сам новый царь еще не понимал свалившейся на него ответственности, он еще вообще, придавленный напором Руса, туго соображал.
Новая династии началась, а высокомерная самоизоляция закончилась. Кто надеялся на это с радостью, а кто воспринимал со злобой. Только поделать ничего не могли: слова Сына — слова самого Отца, а его нрав знали все. Да и сын ли? Многие склонялись, что Рус — сам Отец и есть.
