И с гулким звуком массивный тисовый брус вместо того, чтобы намертво запереть ворота города, падает на камень мостовой. И сотни солдатских сандалий одновременно печатают шаг.

— Гектор! Гектор! Гектор!!! — Рев троянцев взрывает мою голову.

— Гектор сражается с Аяксом!! — Опять кричит тот же голос со стены. — С ним рядом Эней!

— За царя!!! — И новый топот сливается со слитным лязгом сдвигаемых щитов.

Невзирая на всю головную боль, в этот момент я отчетливо понимаю: не будет никакой обороны, троянцы сами пошли в атаку!

Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

— Тварь! — Ифито, она не кричит, она шипит.

Совсем рядом.

Мне надо встать! О! Как мир кружится... Это небо или земля? Ладони ощущают камень, позволяя сориентироваться.

Встать!

Утис! Встать!

— Агрх! — Доносится до моих ушей полный скрытой боли выкрик амазонки. — Я все равно убью тебя, брат моего врага!

И вновь... Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

О ком она?

— Твой отец не справился со мной, девчонка, куда уж тебе. — Этот спокойный мужской голос, я его никогда не слышал.

Утис, вставай!

Так, сперва на карачки... Закрепиться. Да! Получилось.

— Держись, Иф... Я сейчас. — Шепчу, зная, что она не услышит. — Ты только продержись.

Где мой лук? Ага, вот он там же, где был, за спиной.

Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

— Ты слабее брата! Я убью тебя!

— Наивная, он все же младший брат...

Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

Стрела... Стрела... Да не прыгай ты так! Вот, молодец, хорошая моя, так и лежи на ложе.

Встать, Утис!

Подъем, твою за ногу да Гею в душу! Вставай!

Ноги дрожат, как будто из них вытащили все мышцы и заменили их киселем.

Глаза, что с вами? Мир! Стоять! Не вертеться! Я сказал, стоять!

Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

— А ты сильна.

— Заткнись!

Дон! Данг! Донг! Вха-а-а-ау! Донг!

Мир, замри!!!

Наконец-то я могу нормально видеть, еще бы руки так не дрожали и ноги не подкашивались...

Где?

Ага...

Ифито сражается с высоким, не ниже Дааса, белокурым мужчиной, его доспех даже лучше моего, а щит в его руке настолько совершенен, что похож на зеркало.

Мои глаза точно в порядке? Потому что то, что я вижу — этого просто не может быть, потому что не может быть в принципе! Ифито, она... обороняется?!!

Да!

Все её умение и мастерство, вся её ярость разбивается, как могучие волны о непоколебимые скалы. Её противник — он лучше её во всем, он сильнее, быстрее, и даже сражается лучше. Амазонка держится только на ярости, хотя и получила уже множество мелких ран.

Одна она не устоит, но она не одна.

Донг!

Я не промахнусь!

Даже не глядя на меня, враг на ладонь сдвигает свой щит, и с озлобленным воем моя стрела уходит в рассветное небо, не в силах даже поцарапать совершенную поверхность.

И тем не менее, он отвлекся, а Ифито поняла, что я очнулся.

Это сразу изменило рисунок их боя. Теперь амазонка не пыталась сама достать противника, а танцевала, чтобы подставить его под мои стрелы.

Но враг не так прост, он двигается так, чтобы между ним и мной всегда находилась Буреносная. Я же не в силах достать его напрямую, посылаю стрелы в камни, и те рикошетом бьют по нему, но каждый раз то в доспех, то в щит, то в меч. Поняв, что так мы ничего не добьемся, амазонка меняет свой план и пытается прижать его к наружному краю стены. И это ей удается!

Я пускаю одну стрелу за другой, но все они отражаются безупречной защитой. Но мы... У неё получается, Ифито почти выдавила его со стены, еще один шаг назад, и он упадет. Ну...

И он делает этот шаг, но не падает, а замирает в воздухе, будто под ногами у него не воздух, а твердь.

— Ах ты читерская сволота! — Непроизвольно ору я, не в силах сдержать свои эмоции.

Враг бросает на меня быстрый взгляд, отражает удар Иф и со словами:

— Хватит, я наигрался. — Свечой уходит вверх, чтобы подобно сапсану обрушится на амазонку с небес.

Ну как так?! А? Гребанный багоюзер, а не паломник!

Но нет, это не так, разумеется наш враг не читер, за Аркой невозможен подобный обман. Просто он старший брат Геракла по отцу. Зевсов сынок...

Персей!

И на его ногах, крылатые сандалии Гермеса!

Нам еще повезло, что он без своего Пегаса, и Шлем Теней* ему за Аркой не выдали, иначе это был бы не бой, а резня.

/*Шлем Аида, дарует носителю невидимость, одно время был одолжен Персею/

Снова звон мечей, и вновь я удивлен. Иф, она устояла! И сейчас скалится в кровавом оскале, смеясь в лицо врага.

— Я сражалась с ифритами! Меня не испугает еще одна летающая тварь!

Персей, как когда-то Рик на джете, легким движением сандалий уходит от моей стрелы и бросает взгляд куда-то вниз за стену. Вся его спесь и превосходство тут же слетают с лица, его тон меняется.

— Вы умрете! Вы не можете победить! Нам есть за что сражаться и за что умирать! — И с воплем, не уступающем крику Ифито, он пикирует вновь. — За новый мир!

— Ненавижу! — Стрела уходит в полет.

Персей уже не парит, он спустился на стену и наступает, обрушивая удар за ударом на едва за ним успевающую амазонку. От моих стрел этот поистине сверхчеловек уклоняется, как от надоедливых мух. Ну почему я не Эврит?! И не могу управлять стрелами в полете!

Эта разница между нами и им поражает. Я воочию вижу истинную силу Вознесенного — полубога!

— За новый мир! Без денежного рабства! Без лгущих политиканов! Без продажных журнашлюх! Мы! Его! Построим! — Каждое слово — удар. И он будто подпитывается своей верой, кажется, он даже растет и становится еще сильнее, хотя куда уже больше?!

Иф... Вижу, она слабеет. А я, а я бесполезен...

— Тварь! — Никогда не стрелял так, двумя стрелами сразу, но меня это не останавливает.

И все равно, он отбил и этот двойной выстрел, отбил с десяти шагов!

Но отбивая, вынужден был чуть-чуть отклониться, и амазонка, презрев защиту, нанесла парный удар. Верхний её выпад был заблокирован наплечником, а вот нижний, скользнув по мечу противника, Кровавый клинок перерубил одну из сандалий и врезался в ступню Персея, разрубив её до кости.

— Агрх! — Взревел полубог в ответ и оттолкнувшись, прыгнул за стену.

В этот раз его полет был неуклюж, он едва держался в воздухе, но при этом умудрился отбить мою стрелу!

— Добей его... — Шепчет Иф, поворачиваясь ко мне.

Изумрудные глаза амазонки гаснут, в её груди огромная сквозная рана, я вижу, как в последний раз бьется её сердце.

— Я его все же достала...

Мертвое тело у моих ног.

Иф... Иллея, её больше нет...

Одиссей совсем недавно говорил, что поступок — это только следствие принятого решения. Скорее всего ему и правда виднее. Но я в это мгновение ничего не решал. Просто понял.

Понял.

Облетев башню, Персей вернется и, наплевав на рану, убьет меня.

Понял.

Бесполезно сейчас бежать к стене и пытаться выцелить его, пока он в своем неуверенном полете, он уже скрылся за башней.

Понял.

Убив меня, он нанесет удар по Лансу или Рику, или Даасу.

Понял.

Бой будет нами проигран.

Понял.

Никто из нас не вернется из-за этой Вуали.

Понял.

Или сейчас, или никогда.

В три прыжка я достигаю края стены и, оттолкнувшись что есть мочи, прыгаю в утреннее небо.

Мой совершенный Лук — моя последняя надежда.

Я тянусь к нему всей душой: "Не подведи!"

И Серебряный Лук отзывается на мою любовь и доверие. Оружие столь совершенное, что даже обладает своей, пусть странной и непонятной, но душой... Оружие, которое многие века было всегда номером два, ему приятно, что в отличии от Одиссея и всех тех, кто принял этот Лик до меня, я тот, кто полагается на него гораздо больше, чем на меч. Моё доверие ломает тут стену отчуждения, которую выстроил Серебряный Лук между собой и своим хозяином, который даже не взял его на войну! Стена рушится, и я осознаю истинный потенциал этого великолепного оружия! Впервые со времен Эврита он обрел настоящего хозяина, и теперь мы с ним одно целое, совершенная боевая единица дальнего боя — абсолют!

Стрела уже лежит на ложе.

Я сам стрела.

Она это я.

Персей! Так и есть, он залетел за выступ башни и сейчас набирает высоту, чтобы вновь оказаться на стене.

Резким толчком я отправляю себя-стрелу вперед.

Враг замечает мой полет, он удивлен, не ожидал выстрела с этой стороны. Но его щит успевает преградить мне дорогу.

Не позволю!!!

Не сейчас!

Ты не уйдешь!

И я тот, который стрела, немного сдвигается, меняя свою траекторию.

На сантиметр.

Всего.

Но этого достаточно, чтобы разминуться с кромкой Зеркального щита и войти точно под подбородок.

Персей... Он даже не успел понять, что умер.

Последней мыслью, перед тем как меня затопила всепоглощающая боль от падения с высоты семиэтажного дома, была не: "я все же смог управлять полетом стрелы!", а

"Ненавижу идеалистов!!!"

Боль...

Как мало я знал о ней до этого мгновения!

Она не просто есть, она — это все, что есть вообще!

Во всем мироздании для меня не осталось ничего кроме:

Боли...

Сознание не справляется с волнами болевых ощущений, я даже кричать не могу, потому как грудь перехвачена спазмом.

Мои ноги переломаны. Ребра — не знаю сколько осталось целых. Ушибы настолько многочисленны, что кажется будто нет того места на теле, где их нет. От зубов осталось крошево во рту, то крошево, что пытается забиться в горло, но мне даже не сплюнуть, ибо мой рот открыт в беззвучном вопле.

Моё сознание не выдерживает, рассыпаясь на осколки, будто разбитое зеркало.

Нет больше человека по имени Утис, есть мычащее и скулящее от боли животное, которое пытается своими же руками разорвать себе горло, только бы ушла она:

Боль...

И моя животная мольба услышана.

Я чувствую мимолетное касание, касание не вещественное, иное, необъяснимое и перестаю ощущать своё переломанное тело.

Мой дух отделяется от физической оболочки, и я-душа воспаряю над собой умирающим.

Это такое наслаждение, когда нет боли — счастье!

"Я умер?"

Мой вопрос не адресован никому и тем удивительнее то, что я получаю на него ответ:

"Умираешь. Тот, кто не любит магию и провидцев, попросил за тебя. Попросил, чтобы твоя гибель была не такой мучительной. Я вняла и исполнила."

Каким-то неведомым знанием я понимаю, что общаюсь не с ТриЕдиным и не с одним из его Ликов, а с чем-то или кем-то иным.

Мир — я вижу его совсем иначе, куда как больше доступно мне сейчас, чем ежели смотрел бы глазами. Моему взору доступно все, что происходит вокруг на многие километры, стоит только потянуться и сфокусировать внимание.

Сражение, почему оно застыло? Почему две армии стоят друг напротив друга, не сражаясь?

А, вот в чем дело. Идет битва Героев, и никто не решается вмешаться. Исход войны и битвы за Трою решит не столкновение полков и ратей. Все зависит не от них, а от...

Мое внимание устремляется к ближайшей сражающейся паре.

Ланс против Аякса Великого.

Много раз за время троянской войны Гектор сходился с этим противником, но каждый раз течение боя разделяло их, так и не позволив выяснить, кто из них сильнее.

И вот представился случай расставить наконец все точки над Ё, и никто не хочет уступать.

Аякс — никогда ранее я не видел настолько могучего человека, даже в кино. Его физическая мощь не то что впечатляет, она подавляет! Гора что обрела способность двигаться и притворяется человеком. Джиро на его фоне смотрелся бы школьником-ботаником. Но сила не все, что есть у него, он быстр как росомаха, и за его плечами многие годы, проведенные в бессчетных сражениях.

Аякс давит, обрушивая удары такой мощи, что попадись под них самый крепкий камень, тот разлетится на осколки. Давит и давит, пытаясь подавить, сокрушить, разрубить.

Только вот Ланс-Гектор не из тех, кого можно запугать или подавить, он подобен ртути, металлу, который умеет течь. Скала сошлась с водой, и все её попытки задавить уходят в пустоту, а волны пляшут вокруг, с каждым разом подмывая скальные берега. Это не бой людей или героев — это поединок Стихий.

И мне ясно, что, как и в реальном мире, вода в конце концов размоет берега и скала рухнет в безбрежный океан, оставив после себя только расходящиеся круги.

Но что это? Почему с каждой секундой Ланс слабеет и замедляется? И я вижу, как из-под его кирасы по спине и по бедрам багровым потоком течет кровь. Не успеваю подумать откуда эта рана, как уже знаю...

Во время своего прорыва, пока за ворота не вышла троянская рать, Ланс, Рик и Даас втроем воевали против целой армии. Они были подобны слаженному механизму, комбайну, что собирает свою жатву, неостановимая, единая в трех лицах машина смерти. Во время этого боя удачный выпад уже умирающего совершенно безвестного воина нашел свою дорогу, и копейный наконечник ударил в спину Ланса, пройдя под кирасой. Не смертельная, но вызвавшая обильное кровотечение рана...

И сейчас мой наставник слабеет с каждой секундой поединка. А Аякс... Он чувствует кровь, видит, как замедляются движения его врага, и Гора победно ревет, сотрясая своим голосом саму землю.

Понимая, что долго не продержится, Ланс переходит в атаку, и Гора замолкает, у него нет ни сил, ни времени на крик, даже дышать под таким градом сыплющихся со всех сторон ударов и то трудно.

Я кричу, но мой крик никто не слышит, ору в отчаянии, потому что Скала выдержала этот шторм. Устояла... И новый рев сотрясает мир...

Под новыми ударами Ланс сперва опускается на одно колено, затем на оба. Он уже не атакует, а просто принимает удары на щит. Удары, что способны развалить быка на пополам. Это не может продолжаться долго.

И не длится...

С громким хрустом, от которого мой дух замирает, клинок, зажатый в руке Аякса, разрубает ключицу Ланса.

Бой окончен, победитель ясен, и Гора хохочет и ударом ноги опрокидывает противника. Он победил, враг повержен. Как вдруг серебряной ласточкой взмывает вверх зажатый в руке Ланса меч и наносит один единственный удар. Удар слабый, медленный, нелепый, выпад, который никогда не должен был бы достичь своей цели. Но... Достигает, и Гора ломается, рушится, оседая на залитую кровью траву.

Два тела лежат рядом.

Два таких разных героя мертвы.

Но герои-то разные, а мечи зажатые в их руках — одинаковые.

Нет, это не верное слово "одинаковые", это один и тот же меч.

И после этого мне не верить в судьбу?..

После смерти Гектора Аякс присвоил его оружие. И когда Одиссей свел Аякса с ума, тот покончил с собой, кинувшись на меч. На меч Гектора!..