— Чего тебе? — и над рваниной, которой укрывался один из прокаженных, приподнялась голова.
— С вашим приятелем что-то случилось. Там, за бараком. Похоже, он умирает. Надо ему помочь.
— Все там будем, рано или поздно, — равнодушно заметил больной и уже собрался снова лечь спать, как я сказал:
— Получишь бурдюк вина, если посмотришь, что с ним случилось.
— Бурдюк вина?! Где он?!
Когда он выбрался из-под тряпок, я узнал его. Это был человек с изуродованным проказой лицом.
— Где он? — повторил он снова.
— За приютом, у оливковых деревьев.
— Где вино, господин? — в его голосе чувствовалась угодливость.
— Там же. На траве.
— Идем же, добрый господин.
Прокаженный присел на корточки перед лежащим неподвижно графом. Затем низко наклонился над ним и сказал: — Он живой, только без сознания. Правда,...
— Говори!
— У него кровь горлом идет. Не переставая. И еще он горит. Я уже видел таких. Хорошо, если до утра протянет.
— Ты не перенесешь его внутрь?
— Зачем? Какая ему теперь разница, где умирать, господин? Только мучить беднягу.
— Может ты и прав.
— О! Подождите, господин. Он что-то сказал. Вот снова повторил. "Томас, вина.... Отдам сокровища... тамплиеров.... Твоя клятва...ключ, Томас... замок.... Северная башня.... Вина...".
Я внимательно вслушивался в те слова, что повторял за умирающим графом прокаженный. Когда тот перестал бормотать, обезображенный болезнью поднялся с колен:
— Это все, господин. Он снова впал в забытье. Я могу идти?
— Вон там — лежат два меха с вином. Забери и иди.
Я плохо и мало спал этой ночью. Вскочив перед самым рассветом, первым делом побежал смотреть, как там граф. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять — человек умер. Об этом сказала синюшная бледность лица и неподвижность неудобно лежащего тела, присущая только мертвецам. Некоторое время стоял, глядя на него, потом в который раз, стал перебирать подробности вчерашнего вечера, а так же мысли, которые пришли в связи с этим мне в голову.
"Отдам сокровища... тамплиеров.... Твоя клятва...ключ, Томас... Замок.... Северная башня...". Хм! Сокровища тамплиеров. Он так сказал. В принципе, я уже сложил эту головоломку. Замок — это Ле-Бонапьер. Там есть Северная башня. Блин! Теперь надо говорить: была башня. Если сокровища были спрятаны в замке, то, как тогда отнестись к словам Лорда, который утверждал, что перебрал все там по камешку. Излазил все подвалы и ничего не нашел. С одной стороны бред больного и свидетельство человека, который трое суток искал эти самые сокровища в развалинах, а с другой... это мой единственный выход из того положения, в котором я нахожусь! Не горячись, парень! Продумаем все снова. Северная башня. Я был в ней. Ничего особенного. Там мышь с трудом спрячется, не говоря уже о сундуках с золотом. Чепуха какая-то! И что? Стоп! Я, похоже, кое-что забыл. Он упомянул мою клятву. Но что в ней особенного? Клянусь приложить все силы на создание Царства Божьего на земле.... Или: если надо отдам жизнь за идеи общества и вся такая прочая хренотень. Обычная стандартная.... Так-так-так. Есть! Есть странное! Четверостишие! Как там. Ага! Там, где тьма... раскинула свои крылья. Она парит.... То есть тьма парит над... черным зеркалом, в котором отражается ложь, а само зеркало хранит правду. Попробуем связать все это в логическую цепочку. Черное зеркало. Что это может быть? Э-э.... Зеркало, закрывающее вход в сокровищницу. Нет! Нелепица какая-то!
Оно наоборот бы привлекло внимание! А что не привлечет внимание? Подожди-ка.... В Северной башне был колодец! Черное зеркало — это вода! Она отражает... ложь, а сама хранит правду. Предположим, что под словом "правда" скрыто слово "сокровища". Значит ли это, что они скрыты на дне колодца? Нет. Если бы это был только один сундук, можно было поверить, а их там должно быть не меряно. Явная глупость! К тому же, что за ложь, которая отражается в воде? Блин! Белиберда какая-то получается! И все же есть ориентир — колодец в Северной башне. Попробовать? А что мне еще в моем положении делать?! Если сокровища там, то все мои проблемы разом решаться, а если нет,... то, как говориться, и суда нет! Буду думать дальше, как помочь Беатрис!".
Дождавшись прихода смотрителя приюта, я указал ему место, где лежало тело графа, затем сунул серебряную монету ему в руку. Тот бросил равнодушный взгляд на тело, затем оценил достоинство монеты, после чего сказал:
— Похороним достойно, господин.
Затем он постучал в дверь, вызывая остальных, а когда все вышли и повел нас к городским воротам. Мы с Игнацио где-то с час посидели, потом встали и, гремя трещотками, вышли за городские ворота. Я ожидал, что нас хотя бы окликнут, но стражники только проводили нас равнодушно — скучающими взглядами. В ста ярдах от городских стен нас встретил Джеффри. Переодевшись и вооружившись, мы вскочили на коней.
— Куда едем, господин? — поинтересовался Джеффри.
— Во Францию, старина.
— Господин, — вдруг неожиданно обратился ко мне Игнацио, — я считаю, что вернул вам свой долг признательности и поэтому прошу вашего разрешения уехать домой. На Русь.
— Не возражаю. Езжай. Документ, что ты свободный человек, у тебя есть. Конь, доспехи, оружие — твои. Джеффри, у тебя есть деньги?
— Где-то полторы сотни флоринов, мой господин.
— Отсыпь ему половину.
Как только золото перекочевало в кошелек моего бывшего телохранителя, пришло время прощаться.
— Спасибо тебе за все, парень!
— Господин, вы всегда были щедры со мной! Не вы, а я должен благодарить вас! Вы так много сделали....
— Хватит! Мы поняли друг друга! Счастливого пути, парень! И... передавай привет Росси... Руси!
— Передам! Счастливого пути, господин! Джеффри, прощай друг!
Мы уже второй день ехали по французской земле и думали, что снова придется ночевать в лесу или в поле, как за холмом неожиданно показалась большая деревня. Мой конь утомленный, как и я, дальней дорогой, вдруг всхрапнул и живее зашевелил ногами.
"Вот и коняга почуял культурный отдых. В конюшне, с овсом. Ну, прям, как человек. Да и нам нормально отдохнуть не мешает. Да и руку левую натрудил".
Осторожно снял перчатку с обожженной руки. Подвигал пальцами. Джеффри уже неоднократно видевший эту картину, спросил: — Ну, как ты, Томас?
— Пальцы сгибаются. Правда, не так хорошо, как бы хотелось.
— Не все сразу, парень!
Еще, через полчаса мы въехали в деревню и остановились у местной гостиницы. Кинув поводья подбежавшему мальчишке, я с наслаждением потянулся всем телом, затем подойдя к двери, распахнул ее. Из проема сразу потянуло свежим хлебом, жареным мясом и луком. Запахи были такими вкусными и аппетитными, что рот сам собой наполнился тягучей слюной. Вместе с запахом по ушам ударил привычный шум человеческого застолья. Не успел перешагнуть порог, как шум приутих, но как только на меня вдоволь насмотрелись, все снова вернулись к своим разговорам. В зале, где могло расположиться человек тридцать, сидело чуть больше десятка человек. Шестеро из них, очевидно, местные крестьяне. Трое купцов обмывали, судя по разговору, удачную сделку, а вот двое, сидевшие за столом, недалеко от двери, были солдатами или наемниками. Они были сейчас в том состоянии подпития, когда людям хочется покуражиться, чем-то проявить себя, показать какой он сильный и как ловко умеет обращаться с мечом. Именно поэтому меня окинул вызывающим взглядом один из них, плечистый малый с длинными сальными волосами, лежавшими на кожаной куртке со следами проплешин и вытертостей от доспехов. У таких сила и безжалостность стояли на первом месте. Понимая и преклоняясь перед силой, они в то же время жестоко и безжалостно обращались с людьми, которые были их слабее. При этом они не делали разницы ни для кого, будь то зрелый мужчина, девушка или маленький ребенок. Мне не нравился подобный тип солдата, но их было довольно много, потому что именно таких воинов ковала эта эпоха.
"Впрочем, ты сам недалеко от него ушел, парень".
Выбрав стол в глубине зала, я сел за него. Снова огляделся. Зал был длинным, уставленным длинными столами и лавками, в дальнем конце которого пылал очаг, где кипел большой котел. Рядом с ним стояла полная женщина и разливала по деревянным мискам, стоявшим перед ней в ряд, похлебку. Закончив, тут же стала разносить ее по столам. Там же, в глубине зала, находилось некое подобие стойки, за которой находился хозяин гостиницы. Судя по телодвижениям, в этот момент, он, похоже, наполнял кувшины из бочки с вином, стоявшей за стойкой. Поставил наполненный кувшин и взял другой, пустой. У него над головой, прямо в тяжелые балки потолка, было вбито не меньше десятка крюков, на которых висели окорока, колбасы, связки лука и чеснока.
Подошел к столу и сел напротив меня Джеффри, который задержался, устраивая наших лошадей на конюшне. Тут же к нам подошла хозяйка.
— Что господа будут есть?
— А что есть?
— Похлебка мясная. Свинина жаренная. Капуста тушеная с салом и оладьи с медом. Есть пиво и вино.
— Похлебка. Свинина. Вино.
— Мне тоже самое, — одобрил мой выбор телохранитель.
— Сейчас все будет, добрые господа. Я быстро, — и женщина поспешно отошла от нашего стола.
Действительно, не прошло и несколько минут, как она уже вернулась с двумя объемистыми кувшинами и кружками. Я почти одновременно с Джеффри налил и жадно, крупными глотками выпил вино, тут же снова налил, но теперь стал пить не торопясь, наслаждаясь прохладой, ароматом и чуть резковатой кислинкой, придававшей особое очарование его вкусу. Не успели мы закончить смаковать вино, как перед нами появились тарелки с густой мясной похлебкой. При виде горячего варева у меня тут же заурчало в желудке, и только когда ложка заскребла по дну тарелки, снова почувствовал себя человеком. Тушеную свинину ел уже неторопливо и несколько лениво, чувствуя приятную сытость в желудке. Только я положил очередной кусок мяса в рот, как дверь неожиданно распахнулась и порог перескочила юная девушка. Именно перескочила и побежала между столами легко и грациозно, как олененок. Судя по проступившей радости на лицах мужчины и женщины, хозяев гостиницы, это была их дочь. Когда она пробегала мимо стола, за которым сидели наемники, один из них схватил ее за руку и притянул к себе. Девушка попыталась вырваться, но тот силой усадил ее к себе на колени, при этом крепко держал ее за талию, чтобы не убежала. Второй солдат, сидевший напротив, стал совать ей в лицо кружку с вином. Картина была мне знакомая и поэтому совершенно не представлявшая интереса. К столу солдат подбежала хозяйка и стала просить, чтобы отпустили ее дочь. Наемники, смеясь, и совершенно не обращая внимания на женщину, теперь пытались насильно влить в девушку кружку вина. Грубая шутка закончилась тем, что девушка резко оттолкнула кружку, и часть вина выплеснулось на наемника, который ее держал. Тот разозлился и отвесил девушке оплеуху. Та от боли и испуга завизжала. На ее вопль в помещение ворвался молодой крестьянский парень, очевидно ожидавший свою подружку на улице. Недолго думая, он подскочил к наемнику, сбросил его руку с талии девушки, после чего рывком выдернул ее из-за стола. Та, зарыдав, уронила голову на грудь своей матери. Может, все бы и утряслось, если бы парень, вместо того чтобы разыгрывать героя, убежал, а он сдуру решил выказать свою храбрость и остался на месте. Наемник, с побагровевшим от дикой злобы и выпитого вина лицом, вскочил на ноги. Рука его уже упала на рукоять ножа, как я приподнялся над столом и запустил пустой кружкой в спину наемника. В тот самый момент, когда луч солнца упал и разбился брызгами на лезвие длинного ножа, кружка врезалась меж лопаток наемника. Удар в спину заставил того резко развернуться в нашу сторону. Я помахал ему рукой.
— Эй, приятель! Остынь!
Если до этого ярость кипела внутри него, то теперь она вылилась в злобном оскале, исказившем его лицо и крике:
— Убью!! На куски порежу!!
— Не горячись, приятель! — но мой миролюбивый призыв остался без ответа.
Отшвырнув молодого крестьянина со своего пути, тот рванулся в мою сторону. Судя по его бешеным глазам, вино и ярость, похоже, полностью подчинили себе его разум. Ему в спину полетел крик его приятеля: — Остынь, Гийом! Не уподобляйся бешеному псу, парень! — но того уже могла остановить только пролитая кровь. Своя или чужая. Я не стал терять время и пока тот огибал столы и лавки, быстро вскочил со своего места. Рукоять кинжала привычно легла в ладонь. Сомнений и страха не было. Подстегиваемый азартом в предвкушении схватки, я чувствовал, как мое тело наливается силой и желанием победить. Это было восхитительное ощущение.
Когда между нами осталось три ярда чистого пространства, наемник резко рванулся вперед. В его вытянутой руке тускло сверкнул нож с длинным узким лезвием. Из-за того своего неадекватного состояния, граничащего с тупым бешенством, выпад получился слишком глубоким. Я успел качнуться вбок и перекинул нож в другую руку. Среагирует? Не успел! Перехватив запястье нападающего, я потянул его руку с ножом в сторону, крутнутся на месте, пропуская разбойника перед собой. Не сумев затормозить, бандит пролетел мимо, тем временем лезвие моего кинжала вонзилось ему в спину, но оно вошло не туда, куда я метил, из-за его рывка в сторону. Клинок вошел не под лопатку, а в плечо. Удар развернул его, а боль прибавила ему злости. Взвыв, он извернулся и тут же выбросил руку с ножом в мою сторону. Мне чудом удалось увернуться от мелькнувшего у живота клинка. Ударить второй раз головорезу не удалось — качнувшись в сторону, я первым нанес ему удар. Теперь лезвие попало точно в цель, меж ребер, уйдя почти до самой рукояти. Ударив, я тут же отпрыгнул. Наемник захрипел, а затем слепо и вяло попытался ударить ножом, после чего пошатнулся, а затем завалился на спину. С полминуты он еще дышал, а потом затих, глядя застывшим навсегда взглядом в закопченный потолок. Я стоял над ним некоторое время, тяжело дыша, затем тщательно вытер кинжал об одежду мертвеца и сунул его в ножны. Оглядел посетителей, которые сейчас стояли на ногах и наблюдали за схваткой и, найдя среди них хозяйку, стоявшую рядом с мужем, крикнул: — Эй, хозяюшка! У меня там, наверно, свинина на столе остыла! Не мешало бы подогреть!
Люди, до этого, с любопытством, следившие за схваткой, тут же снова сели на свои места. Бросил взгляд на товарища наемника, продолжавшего сидеть за столом. Тот встретил мой взгляд, затем слегка развел руками, как бы говоря: "Ты ж видел, я пытался его остановить. А к тебе ничего не имею".
Несмотря на равнодушную маску, которую я специально поддерживал на своем лице, внутри меня билась радость, причем не все поглощающая, как после жестокого и кровопролитного боя, а вроде веселого колокольчика, звеневшего в моей душе.
Сев за стол, я налил себе вина и, под веселый звон внутри меня, с удовольствием выпил. Переглянулся с телохранителем, поглядывавшим на меня с хитрой улыбкой на губах. Он смотрел на меня так, будто что-то хотел сказать. Только я открыл рот, чтобы спросить его об этом, как хозяйка принесла мне порцию горячей свинины. Вместе с горячим мясом я получил вместе с благодарностью хозяйки, ее заверение: что этот обед за счет заведения. За едой я и думать забыл о странном взгляде Джеффри, если бы он сам мне не напомнил, когда я уже хотел подниматься, чтобы идти в отведенную нам комнату:
