Предпринимаю попытку спуститься по едва ли не по отвесной скале, мечтая про себя: чудовища не отважатся подобрать меня у потока Бурящей воды. Да и самому недолго булыжниками вооружиться.
А у меня уже из-под руки летит камень, и я сам с аналогичным успехом лечу вслед за ним — угодил на выступ близ бурлящего потока горной реки.
Никак жив?!
Боль от падения почувствовал не сразу, прежде испытав шок. Ага, вернулась боль, да такая, что чудом пересилил себя, чтоб не заорать. Или орал, но поток глушил все мои крики.
Плохо, как же мне плохо. И это ещё мягко сказано! Погано так, что и на словах не передать, а мыслями и подавно не выразить — путаются у меня, сбиваясь в сумбур. Я словно в бреду, и даже больше скажу: похоже, и вправду брежу.
На глаза надвигается туман, и дымкой миража не назову, ощущая телом промозглую влагу, повисшую в воздухе.
Но что это?
Гулким эхом доносится победный рёв — одно из чудовищ повержено, но два других продолжают биться.
Или нет?
Слышен удаляющийся клекот. Ага, так и есть — монстр, напоминающий мутанта и прозванный мной страхолюдом, одолел одного из крылатых стервятников, а иной, стало быть, решил ретироваться восвояси, уяснив: им самим полакомятся, если не свалит.
Вот и удрала тварь, промелькнув надо мной, заставляя прижаться к отвесной стене.
Ну и страху я натерпелся. Тварь даже не стала кружить надо мной, стараясь не привлекать внимание страхолюда — сама еле вырвалась.
Пронесло, — мысленно обрадовался я, и рано — нутром ощутил животный страх.
На меня накатила волна безумства. Я запаниковал, как показалось мне, на ровном месте.
С чего бы это вдруг, а начало твориться со мной?!
К ногам рухнул булыжник, и, отскочив от выступа, проследовал в бурлящий и пенящийся поток реки.
Страхолюда! — дошло до меня: чудовище явилось за мной.
Нет, не сдаваться! — кинулся я вслед за камнем, но полетел не вниз, а вверх, схваченный за ногу всё тем же длинным извивающимся щупальцем.
Последнее что я запомнил — болезненный удар оземь по приземлении, и когда снова ощутил в теле нестерпимую и резкую боль, приоткрыл один глаз, иной не открывался, будто налился свинца.
Трава с шарканьем удалялась — я стирал об неё и кочки с камнями, попадавшимися иной раз под меня, кожный покров тела от портов до лица. И ног не чувствовал, словно повисли в воздухе, и кто-то тащил меня за них.
Огляделся, вращая зрачком глаза по сторонам, и наткнулся на ту самую крылатую тварь, что также находилась по соседству, и её волокли вместе со мной.
И запах, этот нестерпимый тошнотворный запах серы с аммиаком, а возможно смешанный с чем-то ещё, словно гниющую и разлагающую плоть перемешали с вытяжкой самого вонючего на свете существа.
Его источал мутант, тащивший меня и крылатую тварь, скорее всего, в логово. И дёргаться мне сейчас не с руки — дёрнусь, и оторвёт их вместе с иными конечностями, в том числе и голову. Потерплю, авось, ещё повезёт, и скорее как "утопленнику"!
Тварь подле меня не шевелиться — оглушена, как и я, если вообще не забита до смерти или придушена. Но, кажется, и она ожила, приоткрыв щелку глаза, сфокусировалась первым делом на меня. Я нарочно подмигнул ей, заставив встрепенуться, да слишком поздно — страхолюд скинула нас в яму, и мы снова на какое-то время выпали со стервятником из реальности, после чего я услышал душераздирающий вопль и вплетшийся в него чудовищный рык — уставился всё тем же одним глазом, аки лихо на то, что творилось рядом со мной в непосредственной близости.
Не отличаясь большим вкусом, страхолюд, не добив стервятника, пожирал его. И мне плевать, что он там выедал из твари, а лакомился её внутренностями, втягивая в себя кишки как спагетти; орудовал вращающимися челюстями, точно жерновами, перемалывая всё, что попадалось ему на клыки.
Мне меньше всего хотелось достаться ему живым. И мне не убить его, значит должен себя. Но не душить же мне себя? На это не хватит сил, нежели смелости.
Дёрнул рукой — правой. Конечность послушно сократилась, вызывая знакомую уже в теле боль. И пальцы удалось сжать в подобие кулака, затем разжать. Левая конечность пока даже болью не отзывалась, но она ещё у меня — я отчётливо видел её в полумраке логова страхолюда, обитающего в пещере, как и изверги. Стал шарить вокруг себя правой рукой и практически сразу наткнулся на останки тел обглоданных до кости.
А вот и оружие, брат Шаляй! У тебя вновь появился шанс постоять с ним в руках за себя! — вооружился я изогнутой костью, выломанной из клешни. Не коса, ну так и я не смерть, за серп мне, как жнецу, и сойдёт. А дальше поглядим: кто — кого. Но теперь уж точно: живым меня страхолюд не пожрёт.
Правда я ещё надеялся и свято верил: обойдётся стервятником, набив свою утробу, и не сразу станет кончать меня, а оставит на завтра. А желательно и вовсе на послезавтра.
Почти угадал — страхолюд даже не стал доедать крылатую тварь, заревел, призывая кого-то ещё или возможно пугая.
Нет, всё-таки призвал. На его зов примчалась иная тварь, подобная на него не больше, чем я на страхолюда.
Кто она ему? С двумя выродками в одиночку я не справлюсь!
Я вновь покосился на костяное орудие убийства, задумавшись перехватить себе горлянку. Да сдохнуть всегда успеется — и проще всего, а вот выжить, пусть даже из ума — тут смелость нужна!
Ню... — вспомнил я про возлюбленную.
Не сделай этого, сделал бы то, за что непременно бы проклял Папаня — за грех смертоубийства. От суицида меня отделял один взмах руки — правой. Хотя после стольких убитых живых существ, меня вряд ли примут в то самое место, которое нами, людьми, принято считать раем. Когда и ад, в сравнении с прорвой, покажется тихим местечком.
Неосознанно я привлёк внимание твари призванной мутантом. Прекратив рвать останки тела стервятника, она подняла голову и уставилась тремя огоньками глаз в мою сторону.
Даже и не думай кидаться на меня — прибью! Уж тебя, я точно с собой заберу!
Тварь огрызнулась и как ни в чём небывало продолжила трапезу, лакая кровь, собравшуюся в выпотрошенной полости стервятника.
И снова тьма подкралась ко мне незаметно. Сколько времени я находился погружённый в транс, мне было наплевать, но когда очнулся, и не сам, меня уже сжимал щупом мутант — скалился, раззявив пасть. Да ничем особым не удивил — будто я не знал, чем для меня закончится встреча с ним. И потом, подумаешь — страхолюда. Я тут исчадие завалил — вот уж где чудовище, и тебе, не тягаться с ним, а соответственно и мной — махнул рукой с "серпом" вонзив сверху в пасть, там сам и застрял.
Страхолюд выронил меня, и ухватился щупом за моё прежнее оружие, тогда как я схватился за иное и снова ткнул его — на этот раз в обвисшую утробу длиной изогнутой костью (наверняка ребром стервятника), а выдернуть не успел, чтоб ещё раз воткнуть в него с тем же успехом, отлетел, получив удар. И меня вновь окутала тьма, из которой стали являться тени покойничков.
Кривда? Ты, изуверка!..
Дикарка словно извинялась передо мной.
Да ты что! За что? Когда сам должен извинятся перед тобой!
Я старался схватить её за руку, но она исчезла, растворившись как дымка миража, и тут же материализовалась иная дикарка.
Злоба?!
Сверкнув злобно очами на меня, вдобавок плюнула. Точно плюнула — я ощутил на лице влагу, но не от плевка. Похоже, до меня добралась тварь чудовища.
Открыв оба глаза, я узрел подле себя... длака.
Вот так сюрприз! Всем сюрпризам — сюрприз!
А ты откуда взялась, тварь? — понадеялся я: явилась в логово страхолюда не одна, а привела Глума и иже извергов с ним!
Самое время появиться им здесь и...
Ор людской толпы, донёсшийся до меня, перекрыл иной — страхолюда.
Ничего не понимаю! А они тут чего забыли? И как вообще сумели выследить меня? Надеюсь узнать это, если не кончат меня здесь вместе со страхолюдом.
Часть дикарей повалила мутанта, забивая камнями и копьями, иная — погнались за тварью, но упустили, иначе бы притащили вслед за страхолюдом наружу, вытолкнув из логова.
Ясно — извергам приглянулась пещера мутанта. Селиться стало негде — расплодились дикари. Не иначе!
О, а вот ещё одно знакомое чудовище от производного слова "чудо"! И то ещё юдо! Макошь, чтоб её вместе с племенем извергов!
А понашло их тут столько, сколько ни разу не видел дикарей в этих краях — толпа народу перевалила далеко за сотню, и в основной своей массе это были вояры-мужики, нежели бабы с детворой.
Стариков у них, я что-то до сей поры не замечал, или тут никто не доживал до преклонного возраста и все загибались юными, едва повзрослев, как Кривда со Злобой. Но Некраса, я не встретил там, куда они отправились вслед за предшественниками, прощаясь со мной — и кто, расставаясь добром, а кто и со злом, проклиная.
Карга едва не пританцовывала, но дело у изуверки за плясками не встанет. Изверги уже сносили хворост и дрова к месту, на которое она указала им, намереваясь разжечь костёр. И хорошо бы для страхолюда, а не для меня. Какой им с меня навар, когда от живого больше пользы, ну и столько же вреда — всё относительно.
Интересно, каким образом они подожгут ворох дров, возвышавшихся метра на три в высоту, если не больше — чиркая камни о камни или...
Шаманка приготовила мне сюрприз, на то и была главой в роду — вызвала молнию.
Хм, стало быть, сама владеет в совершенстве азами магии, — чем несказанно удивила меня и одновременно поразила — не молнией — до глубины духи.
Огонь занялся быстро, и как только дрова превратились в угли, изверги затащили страхолюда на них. Из него сочилась едкая на вид и запах слизь, заменяющая ему кровь. И цвет не багровый, а ультра — резал яркостью глаза.
Вот будет здорово, если изверги собрались отравиться страхолюдом? Тогда им мои самые наилучшие пожелания — чтоб вы подавились!
И впрямь давились, но от переедания. Даже мне сунули кусок обуглившейся плоти, чтоб я сам сточил об него зубы, как они по дёсна.
Нет, спасибо, уж как-нибудь перебьюсь.
— Жри!
Знакомый голос от знакомого изверга, опёршегося на рукоять молота-топора подле меня — и оскалился как давеча страхолюда. Да у меня из оружия осталась исключительно слюна. Не плеваться же мне в него как бабе, право слово. Сдержался. Всё ж таки охота узнать: на кой затеял со мной побег — липовый. А ведь сам повёлся на него как последний лох. Вот изверги и напомнили мне лишний раз: пускай и дикари, но в свою сторону ушлые.
— Давно охотились на страхолюда?
— Ага, — кивнул изверг.
— И много люду погубили?
— Угу.
Ясно, как в день.
— А кто придумал подсунуть меня к нему — ты, Червана, или...
Карга — кто же ещё. А я сомневался. Поди, увидела тогда, что я способен избавить род извергов от проклятия страхолюды.
— Кстати, чудовище в логове обитало не одно, с ним там ютилась ещё одна тварь вроде длака у вас, Щур.
— Достанем выродка — не уйдёт! Глум живьём притащит эту дохлятину!
Ну да, изверги, вот вы кто. А со мной что? Что ждёт меня дальше? Опять подсунете ко мне взрослеть дикарку или уже справную взрослую бабу, чтоб я обрюхатил её — ту, которая рожает вояров?
Почти угадал. Карга сама притащила за руку одну такую монументальную изуверку. Боже, да там весу под два центнера... с гектара!
Я тут же забраковал её:
— На кой ляд сдалась мне такая страшилища? Лучше отдайте иному страхолюде на поживу, — было мне самому не до жиру.
— Выбирай! — заявила карга, топнув ногой и пристукнув палкой, наказала собрать всех дикарок подле меня — сама стала срывать с них шкуры, расхваливая товар — хлестала костлявой конечностью по различным выдающимся формам по её сугубо личному мнению, а моё, мужское, и вовсе не брала в расчёт.
Но не один её подарок мне, даже на одну ночь не приглянулся, и я браковал одну изуверку за другой, чем удивил каргу, а она — меня, изуверка, кивнув на смазливого дикаря.
Да за кого она меня приняла — и держат тут эти, изверги!?
— Я натурал! — заорал я, объяснив: привык ложиться спать исключительно с женщинами, если не встречал отказа с их стороны.
Под конец Макошь указала мне на Чернаву, а я краем глаза уловил, как переменился в лице Щур — вожак побагровел, аки ящер. Того и гляди: огнём пахнёт на меня.
— Не, она не в моём вкусе, — насмешил я каргу.
Она вроде как не заставляет меня употреблять её иным образом, и в пищу — не дозволит. Ну да, единственная внучка осталась — на неё вся надежда.
Делать нечего — пока я тут не обрюхачу дикарку, карга не слезет с меня. А чую: заставит переспать не с одной бабой и девицей. Нет, валить отсюда надо по добру по здорову. Теперь Щур у меня в неоплатном долгу, и не дурак, дикарь, даже как изверг, понимает: рано или поздно карга заставит меня подмять Чернаву под себя. Вот так опять отошлёт его в Шишмор с заведомо невыполнимым заданием, и устроит мне свиданку с его возлюбленной изуверкой. Да карга сама видела: дело идёт к смене власти в роду. Вот и не дозволяла вожаку обрюхатить Чернаву, иначе Щур её же за это и пристукнет. Но это уже вопрос времени: кто — кого. А было бы за что — повод найдётся. На то, здешние дикари все как один — изверги, и думают исключительно о собственной выгоде.
Значит и мне стоит сделать на это основной упором в разговоре с ним — один на один. А пока решил задобрить Макошь.
— Вот её буду, — ткнул я на более-менее привлекательную дикарку, и предварительно заставил подготовить для себя надлежащим образом — отмыть изуверку в бурлящем потоке горной реки и отодрать, как следует — разумеется, от грязи, и лишь затем только ко мне вести — не раньше.
— Никак и впрямь употребить собрался, аки страхолюда? — прыснула карга, раззявив щербатый рот.
Смейся, пока можешь, изуверка, а скоро и плакать не сможешь. Да и вряд ли кто-то вообще станет лить слёзы над твоим трупом. Уж это Щур гарантирует тебе.
Естественно, что приготовлением избранной дикарки для меня занялась сама шаманка. На это как раз и был у меня расчёт: свалит, и я смогу переговорить с глазу на глаз с извергом-вояром.
— Щур, — предложил я прогуляться ему со мной в пещеру.
Придерживая под руку, дикарь чуть ли не внёс меня туда.
— Ты, я вижу, славный малый, — не стал я заходить издалека — времени в обрез, но будь у меня "обрез" в качестве оружия, сам бы пристрелил каргу. А так лишь деликатно намекнул извергу: пора ему доказать, что им он и является. — Сам понимаешь: мне, Чернава ни к чему, но Макошь, изуверка, найдёт способом, как заставить меня сделать её взрослой! Но прежде избавится от тебя! Ты это понимаешь, Щур?
Дикарь кивнул утвердительно.
— Единственное, что я хочу — покинуть вас! И я нужен тебе с Чернавой, не больше, чем карга.
Мой очередной довод подействовал на изверга.
— Давай сегодня, когда Макошь присунется ко мне с избранной изуверкой, ты, избавишь меня от того, что в той же степени претить не только мне, но и тебе! Ты ведь и дальше желаешь оставаться вожаком подле новой шаманки, — намекнул я Щуру на Чернаву. — Я ж варвар — чужак вам, дикарям! Родовит! Тогда как сами — изверги! А Макошь жаждет породниться с моим родом таким образом!
