— Отлично смотришься, Гай,— Оккам навел последний лоск, проведя щеткой по хитону — насыщенно-синего цвета, из великолепного бархата. Всего за три дня его сшили на заказ в дворцовой мастерской. Круглая шапка, лишь чуть менее роскошная, чем у Михаила, усыпана смарагдами и яхонтами. Атласный кафтан перепоясан переливчатыми узорами дома Кармины — волны, горы и спирали сполохов.
— Сапоги чуть жмут,— пожаловался я. Лицо помощника приняло скорбное выражение.
— Тебе бы все шутить, Гай, я потратил битых два часа, простоял с пистолетом над душой сапожника, но получил то, что нужно.
— Ценю твое упорство,— улыбнулся я.
Михаил расхохотался.
— Это так трогательно, пример величайшей верности, я велю сложить о нем песню.
— Избавьте меня от подобного, кесарь,— Оккам помрачнел, укоризненно глядя на правителя.
— Прошу меня простить, я должен привести невесту в алтарю,— Михаил напевал себе под нос веселую песенку и ухмылялся украдкой.
— Да, прошу вас,— сухо кивнул Оккам, провожая взглядом уходящего правителя Кармины.
— Господин Гай, кесарь,— поклонившись Михаилу и пропустив его, в комнату влетел Дамиан.
— Что ты творишь! Ты еще не полностью восстановился.
— Со мной все в порядке,— паренек, лишь чуть бледнее обычного, поклонился. С инцидента на корабле Никоса прошла уже почти неделя, ни один из нас не вспомнил о тех событиях, точнее когда парень положил мне на стол рапорт об отставке, я попросту порвал его, сказав, что это дело прошлое. С тех пор Дамиан старался вдвойне. Несмотря на самочувствие, он наотрез отказался оставаться в больничной палате и с энтузиазмом принялся за подготовку к свадьбе.
— Видел Талию? Как она.
— Скоро увидишься со своей невестой. Гай, что за нетерпение? — усмехнулся Оккам.
— Она... ведет себя странно, и так обычно чудная, а теперь вообще странная, вас ждет сюрприз, когда ее увидите.
— Сюрприз?— то, как звучали слова парня мне не понравилось. Михаил был на седьмом небе от счастья, но что думает по поводу брака сама Талия? Дерзкая девушка с двумя русыми косами обожала военную форму, бредила флотом и мечтала однажды поступить ко мне на службу. Возможно она мечтала совсем не о таком будущем.
'В качестве компенсации за то, что поверг жизнь наследницы Кармины опасности, попросишь ее руки',— вспомнились слова Силантия. Но если отбросить традиции, я был всего лишь эгоистом, рассчитывая на военные силы ее отца, чтобы снова броситься в погоню за призраком, не дающим мне покоя.
С каждым днем ниточка, сзывающая меня с вором, становилась все толще. Во сне я видел бескрайние заснеженные равнины и леса, и совсем недавно узнал эту планету — Сиберия. Марк Рысь наверняка скрывался там, но соваться в осиное гнездо равносильно самоубийству.
'Может я и выживу, но потеряю и корабль и всех людей, даже если встречусь с этим бесчестным типом, загоню в угол, прежде, чем убить. и... и что? Что с того? Этого ли я хочу? Нет... взять его туда, где все началось и где все должно закончиться. Только там, на красной планете, под алыми небесами я смогу, наконец, успокоить сердце, предав вора той же судьбе, какая постигла Марго. Я заставлю его отказаться от всех притязаний, и вернуть зуб первого василевса туда, откуда его украли, чтобы больше ни у кого не возникло соблазна использовать его силу, окруженную сонмом легенд.
— Господин Гай, вы плохо выглядите,— голос Дамиана заставил меня вздрогнуть и машинально пригладить волосы. Блестящие и ароматно пахнущие, они были стянуты алой ленточкой в низкий хвост. Поймав свое отражение в зеркале я понял, что таким лицом можно напугать кого угодно и улыбнулся.
— Прости.
Оккам за спиной покачал головой.
— Гай, постарайся хотя бы на церемонии не пугать гостей. И особенно девочку.
— Ты прав, извини, ну что, похоже я и правда готов.
Странно, но даже зная, что эта помолвка и следующая за ней свадебная церемония всего лишь фикция. Но внутреннее волнение все нарастало по мере того как сопровождаемый Оккамом и несущим подарок невесте Дамианом, я мягко скользил по движущейся дорожке к главному нефу карминского собора святого Византия.
Казалось ради такого грандиозного события на улицы высыпал весь город. Собор располагался в противоположном площади крыле дворца, возносясь ввысь златоглавыми куполами-маковками с синими звездами на них. Семь маковок — особенное число в Византии. Нежно-розовый мрамор стен с апсидами и высокими полуциркульными окнами. Торжественные песнопения транслировались через динамическую систему и наполняли соборную площадь непередаваемым акустическим переливчатым звучанием.
Даже те, кого не пустили внутрь, простые горожане смогли присутствовать на церемонии. Прямо над главными воротами собора на стен транслировалась объемная голограмма всего, что происходило на церемонии.
Едва я в сопровождении Оккама и Дамиана и положенной по статусу охраны появился на дорожке, толпа радостно зашумела. В воздух полетели алые ленточки, так что синяя ковровая дорожка тотчас превратилась в яркую цветочную поляну.
Брачные церемонии по обычаю проводились на закате, багрянец неба в этот час символизировал крепкие семейные узы и добрые отношения.
— Долгая лета царевичу Гаю! Долгая лета царевне Талии! — первый крик тут же подхватили тысячи голосов. Долгая лета — обычно так приветствовали кесаря или василевса, но Кармина всегда была в этом плане весьма либеральный страной. И большая часть имперских законов здесь понималась на свой лад.
Главный неф блистал сотнями настоящих свечей. Михаил не поскупился на такую роскошь. Убранство поражало множеством драгоценных драпировок, цветы украшали ниши и колонны из редкого алатийского мрамора, который добывали на оборотной стороне планеты в местечке Алатия. Один брусок такого мрамора на галактической бирже стоил столько же, сколько одна десятая карата Хризолида-М. Все благодаря его экранирующим свойствам. Построй особняк из такого материала и никто не подслушает ни слова, сказанного внутри — находка для заговорщиков.
Двойное оцепление вдоль центрального прохода составляли мои гвардейцы и стрельцы Михаила. От сочетания ярко-алого и небесно-синего рябило в глазах. Мой взгляд устремился к алтарю. Священнослужитель от Синода — лоснящийся и круглый словно колобок, в блистающий позолотой митре, держал на руках библию Нового века, два дьяка по обеим сторонам — две короны, которые водрузят на головы молодоженов. Михаила и Талии еще не было, по обычаю они появлялись последними, отец обязан привести дочь сам.
Отдав все положенные почести священнику, я повернулся к собравшимся — весь цвет карминского общества собрался здесь. Дамы с головами, покрытыми шарфами, в расшитых туниках. Мало у кого они были выше колен, но моя доходила до пят. На мужчинах — такие же туники и многослойные хитоны всех оттенков алого и золотого.
Склонив голову, я стал ждать. Через несколько минут торжественное песнопение певчих стихло, главные двери распахнулись, и в собор торжественно вступил прямо сияющий кесарь, все присутствующие тотчас поклонились. Под руку он держал укутанное в белоснежный плат создание — хрупкое и маленькое.
Медленно и торжественно пара начала двигаться к алтарю. Мой взгляд опустился ниже, Оккам рядом со мной прочистил горло. Талия... похоже девушка осталась верной себе. Но я сомневался, что только армейские сапожки, выглядывавшие из-под длинной распахнутой туники лазоревого оттенка с крупными продольными узорами, были причиной улыбки, будто приклеенной на лицо Михаила.
— Интересно, что мы увидим под этим покровом?— шепнул мне Оккам. Дамиан рядом покраснел как рак, не зная, куда деть глаза.
Мне пришлось коснуться его локтя, паренек дернулся и выпрямился. Похоже, об этом он и предупреждал меня.
Подведя Талию ко мне, он обратился к священнику.
— Передаю свою дочь в ваши руки, ваше святейшество.
— Благодарю, сын мой, сегодня я в очередной раз выпушу в мир пару голубков. Да осенит господь их своим благословением. Дочь и сын, подойдите ближе,— священнослужитель сделал нам обоим приглашающий жест. Талия встала рядом. Михаил отступил в сторону и отошел в первый ряд. Утирая рукавом щеки, он беззастенчиво плакал от радости. — Кто стоит передо мной? Назовите имена тех, кто желает связать себя священными узами брака?
Встав позади невесты, Дамиан повернулся к собравшимся и с поклоном поднял над головой поднос с подарком.
— Мой господин царевич Гай-Финист Византийский, преподносит этот дар тому, кого надеется сделать своей невестой.
Зрители в восхищении захлопали.
Я выбрал тот единственный дар, который мог дать этой девушке. На подносе, переливаясь всеми гранями, лежали три самоцвета, парная сестра той серьги, которую я когда-то уже подарил Талии. Одновременно Михаил встал за моей спиной и повернулся к собравшимся, держа на руках принятый от служки завернутый в отрез синего бархата короткий римский меч.
— Моя дочь, Талия Карминская, надеется найти в этом зале своего будущего супруга и предлагает ему этот свадебный дар.
В этот момент как положено мы с царевной повернулись друг к другу.
— А теперь посмотрим, кого ты нашел, Гай Финист Византийский, — торжественно провозгласил священник.
Дрогнувшей рукой я сорвал покров с головы девушки. Ткань опала к ногам, обутым в армейские сапожки. В этот момент зал ахнул. Да и было от чего, вместо традиционного девичьего наряда, какой положено носить знатным византийкам, во время этой церемонии. На Талии красовался ладно подогнанный по фигурке военный мундир кадетского корпуса Урании, а на груди... умелой рукой было вышито изображение, в котором я с легкостью узнал свой символ — 'рыба-меч'.
— Господин Гай... — прошептала Талия, она вся сияла от гордости. Эту смелую девушку совершенно не смущало, что после этой церемонии, вся планета, в каждом уголке которой сейчас транслировали эти торжественные моменты, будет говорить о неслыханном эпатаже, который устроила единственная дочь кесаря.
— Ты все же сделала это,— я покачал головой.
— Теперь, раз я стану вашей...супругой, — она все же запнулась на этом месте.— Пусть даже только на словах, теперь я имею право защищать вас как ваша законная избранница, я займу место Дамиана и стану вашим телохранителем. Вот увидите, я выучусь очень быстро, а пока...— улыбка стала шире, обнажив ряд жемчужных зубок,— вы конечно возьмете меня в свой экипаж?
— Дети мои,— откашлявшись, прервал Михаил.
— Да... на чем мы остановились? — даже священник, казалось, потерял дар речи, а служки едва не попадали в обморок от такого нонсенса.— Возьмите эти чаши и под сенью корон выпейте крови первого василевса,
На самом деле у меня и Талии в кубках плавилось красное карминское вино. Но по обычаю оно называлось кровью, какую по легенде пил Византий, и которая являлась источником его священных сил. Михаил держал венчальную корону над головой дочери, а Оккам над моей. Кульминация церемонии почти наступила. Поднеся кубок к губам, я заглянул в глянцево переливающуюся жидкость.... и в этот миг почудилось, что ее поверхность заволновалась, замутилась. Н меня нахлынул внезапный приступ головокружения, но он прошел так же быстро. Почему-то мне показалось, что в кубке настоящая кровь и пахло вино для меня точно так же.
— Гай... что такое?— шепнул Оккам.— Пей. Церемонию нельзя останавливать, вы должны выпить вино одновременно.
Зажмурившись, отгоняя наваждение, я пригубил вино, а потом залпом выпил остальное. Талия, раскрасневшаяся и светящая от возбуждения, передала пустой кубок отцу.
— А теперь, дети мои, настал мой черед спросить вас,— священник развел руки в сторону,— вы и все в этом зале, согласны ли на этот союз? Если у кого-то есть возражения, если кто-то против этого святого союза, может сказать свое слово сейчас или не говорить ничего.
— Да,— выдохнула Талия.
— Да,— я кивнул.
— Да,— повторил Оккам,
— Согласен,— отозвался Дамиан.
'Да' словно эхо прокатилось по залу из конца в конец. И вот когда последнее было сказано, в наступившей тишине, уже готовой взорваться радостными криками, прозвучало одно решительное, звонкое и хлесткоея:
— Нет!
Двери собора распахнулись, чеканя шаг внутрь вошла одинокая фигура, сопровождаемая отрядом из двадцати солдат, закованных в металлически поблескивающее защитное снаряжение.
Отливающие серебром изящные кованные доспехи, замысловатые узоры испещряли нагрудник и налокотники с наколенниками. Белоснежный хитон, укрывающий одно плечо, был сколот перламутровой фибулой и изображением ската.
На самом деле то, что выглядело как старинные доспехи было лишь искусной декоративной имитацией древнеримского в смещении с древне-византийским военным обмундированием. Лишь один член нашей семьи боготворил времена Октавиана Августа и Антония — моя сестра Агнесса.
Сняв с головы остроконечный шлем с оперением из роскошных белоснежных перьев, женщина, всего на год младше меня, зажала его под мышкой и почтительно поклонилась. Длинные волосы, окрашенные в цвета полыхающего заката, собранные в высокий конский хвост, полоснулись по полу. Ястребиные глаза воительницы пронзили меня таким смещением чувств, что я поневоле поежился. Главной среди них была ненависть. Жгучая, неприкрытая, ледяная ненависть. Именно такими глазами Агнесс смотрела на орды варваров из Большого пса или окраинных каганантцев, прежде чем разгромить их.
Я не помнил ни одной битвы, в которой Агнесс проиграла. А в домашних поединках, иногда устраиваемых отцом, она побеждала и Юлиана столько же ра, сколько проигрывала. Моя чудесная сестра возглавляла легион, собранный исключительно из женщин. Эти амазонки наводили ужас на мужское население всех планет, которые они покоряли.
Сейчас эти суровые воительницы выстроились по струнке по обеим сторонам своей начальницы и ждали приказа. Электрические копья, которыми славился легион, они готовы были повернуть против любого, стоило лишь Агнессе отдать приказ.
— Прошу прощения, дочь моя...
— Агнесса Византийская,— представилась сестра, коротко, безо всяких церемоний. Все так же держа шлем под мышкой, она преклонила колено,— ваше святейшество,— поднявшись, видимо посчитав, что выполнила все положенные условности, сестра протянула руку за спину. Одна из амазонок тотчас вложила в нее какую-то бумагу. Не планшет, не капельный псевдолист, а настоящая бумага. Лишь самые важные документы писали на бумаге.
Словно ножом полоснув по мне взглядом карих глаз, Агнесса зачитала:
— '27 октября 2115 года, в своем дворце на Океане, после покушения скончался его императорское величество, василевс Александр Четвертый, наш возлюбленный отец и правитель',— голос этой железной женщины дрогнул, я задохнулся, но это было ничто по сравнению с той бурей, что зародилась в зале. Угрожающий гул сотен голосов все нарастал, пока наконец не превратился в низко гудящий опасный вихрь, и этот шторм грозил выплеснуться наружу. Михаил ахнул, тотчас приказав страже закрыть двери. Но поздно, на ступенях, ведущих к собору, кто-то уже вовсю голосил:
