Стоило сыпануть на опухшую кисть буквально несколько крупинок "экс-момента", и опухоль на глазах рассосалась, краснота сошла на нет, лишь едва заметный шрам остался. Где Склад ухитрился так неудачно пораниться, Стёпка не спрашивал, но почему-то про себя решил, что это работа гномлинов. Очень уж похоже было на след от отравленной маленькой стрелы.
Десятник долго собирался с духом, глотал молча что-то невыговариваемое, затем положил широкую ладонь на Стёпкину голову, потрепал волосы и сказал:
— Благодарствую, Стеслав. От лихой немочи избавил, руку сохранил. Дружиннику без руки какая жизнь... А маги-дознаватели, как я погляжу, напраслину на тебя возводят. Я любому в глаза скажу. Заступлюсь, ежели что, за тебя.
Усмаря после таких слов кондрашка чудом не хватила. Он поскорее в избу убрался, чтобы никто его почерневшего лица не увидел. А в избе он, как Смакла после у дружинников выведал, с оркимаговыми вещицами разбирался, с теми самыми "железами", да всё, похоже, себе и прибрал, включая и тот магический силок, что чуть Войка не убил.
Стёпку такая перемена в десятнике вовсе и не обрадовала, потому что намерений своих Склад не изменил и всё равно собирался передать демона магам-дознавателям. Сначала, мол, отдаст, а после уж в глаза любому скажет, что напраслину на демона возводят. А маги-дознаватели, конечно, тут же и устыдятся и Стёпку с извинениями на все четыре стороны отпустят. Ха-ха!
Когда свечерело, Стёпка забрался на сеновал, устроил себе постель поудобнее, но заснуть не смог. Перед глазами то ятаганы сверкали, то шлемы безглазые, то морда змея подколодезного. А хуже всего, когда меч оркимагов вспоминался. До слёз жалко было. Руки так и сжимались на удобной рукояти, клинок отблескивал гордым сполохом. Нету больше меча, где ещё такой найдёшь, не искать же по лесам приблудных оркимагов. Да и у каждого ли такой меч сыщется? Может, он такой в единственном экземпляре был изготовлен. И обида на весичей вновь заставляла сжимать зубы... до тех пор, пока не понял вдруг Стёпка, что меч этот не очень-то ему и нужен был, и вообще непонятно, с чего он так по нему убивается. Не за мечом же он сюда приехал и не мечом собирался Ваньку из беды выручать... Ещё вчера прекрасно обходился без этой красивой железяки и понятия даже не имел, что она к нему в руки попадёт. Проехали бы мимо хутора, и знать бы ни о чём не знал. А меч... Он словно приворожил Стёпку, он, наверное, его новым хозяином признал и, может быть, даже уже начал его понемногу на "тёмную сторону силы" склонять. Наверное, это хорошо, что он осыпался в пыль. Меньше забот. Всё-таки он вражеский был, не на доброе дело скован и не для честных рук предназначен. Так что успоко-ойся, демон, и забу-удь. Всё что ни делается — к лу-учшему.
Уговорив себя таким образом, Стёпка душевного покоя не обрёл, но от сожалений бесплодных избавился и на душе чуток полегче стало.
Вскоре на сеновал вскарабкался Смакла с большим кувшином в руке. Стёпка напился холодного медового кваса, вытер губы... и на него откуда-то из темноты свалился дракончик.
Стёпка вздрогнул от неожиданности, гоблин ахнул, а дракончик обхватил кувшин всеми лапами, засунул внутрь голову и принялся жадно лакать.
— Он теперь от нас не улетит. Всегда возвращаться будет, — сказал Стёпка. — Ему с нами лучше, чем с гномлинами. Он даже защищал меня, когда я с оркимагом бился. Он ему глаза чуть не выцарапал. Слышь, Смакла, а тебе не страшно было в этого гада стрелять?
— Не, — замотал головой сияющий от счастья гоблин. — Я со злости стрельнул, озлился шибко. Кабы не амулеты, не устоял бы маг, помер бы. Я ить в самое сердце угодил.
— А раньше ты в кого-нибудь уже стрелял?
— Не. Утей токмо да белок бил. У нас в деревне оркимагов отродясь не бывало. А то бы стрельнул.
Смакла осторожно снял с кувшина упившегося дракончика, положил рядом с собой на расстеленный тулуп и стал почёсывать ему брюшко. Дракончик тихонько мурлыкал и подёргивал лапками.
— Самострел-то где? Весичи бы не отобрали.
— В повозке лежит. Дядько Неусвистайло, слыхал, велел себе оставить.
— Тяжёлый он очень.
— Знамо, тяжёлый. Потому и бьёт насмерть... Ежели не в оркимага стрелять.
— И взводить его долго.
— Силов у меня маловато, — согласился Смакла. — Приноровиться надо. Там этакая хитрая зацепочка удумана. В самый раз для руки. Я её уже опосля приметил.
— А почему дядько Неусвистайло сказал, что стрелы непростые? Что в них особенного? Я нарочно посмотрел — стрелы как стрелы.
— Наговоренные они, — пояснил гоблин.
— Как это?
— С такими стрелами выцеливать шибко не надо. Заклинание на них наложено такое, что они завсегда в нужное место попадают. Ежели стрелять недалеко.
— А я думал, это ты такой меткий стрелок, — признался Стёпка. — Сначала даже боялся, что ты меня случайно подстрелишь. А потом смотрю — хорошо у тебя получается, без промаха.
— В своих наговоренные стрелы не летят. Сколь ни стреляй, всё одно мимо угодишь.
— Здорово. Стреляй, значит, куда попало, и каждая стрела сама врага найдёт.
— Знамо найдёт. Ежели только враг от этакой стрелы отбойным заклятием не оградился.
Стёпка повернулся на живот, вытащил из-за пазухи колючую травинку, решился спросить:
— Не жалеешь, что со мной пришлось поехать? Вон как у нас всё повернулось. Того и гляди замочат... ну, то есть, это... жизни лишат.
Гоблин мотнул головой, в сумраке его чёрные глаза казались огромными:
— Не. Мы как Ванесия твоего вызволим, я в дружину пойду, с оркимагами биться. Наши, я слыхал, дружину таёжную собирают.
— А не прогонят тебя? — недоверчиво спросил Стёпка. — Скажут, что мал ещё, да и турнут.
— Знамо, турнут, — согласился Смакла. — А я всё одно пойду. С самострелом. В обозе схоронюся тайком, али кустами вослед проползу. Всё одно пойду. Меня теперича никакая сила не удержит в стороне сидеть.
— И станешь сыном полка, — засмеялся Стёпка. — Это у нас так в войну пацанов называли, которые воевали вместе со взрослыми.
Смакла даже привстал:
— И у вас война была?
— Да у нас их много было. Очень много.
— Демонские войны, — прошептал гоблин. — Страшно, поди?
— Да уж, — сказал Стёпка. — Я сам, правда, не видел, она давно была, но показы... рассказывали, что шибко страшная. Там у нас не луки и мечи, там такое... Огонь дьявольский и летающая смерть.
Гоблин надолго замолчал. Пытался, видимо, вообразить, что из себя представляет война демонов. Потом сказал:
— На бы токмо Ванесия добыть. А то мне, покудова я не расхлебаю, покоя не видать.
— Ты сильно напугался, когда оркимага увидел?
— Не, я опосля струхнул, когда он стрелу из себя вытянул. Помстилось, что он в мертвяка оборотился. А я мертвяков чевой-то боюся шибко. Маетно на них глядеть. И как это оркимаг тебя одолеть не сумел? Я думал, сейчас велит оберегу, и он тебя за шею и удушит ремешком. А он, гляди, тебе помог, а не ему.
— Оркимаг сначала его силы лишил, да я его заклинание как-то отключить сумел. Сам не знаю, как получилось. А так, может, и не одолел бы его. Вот он теперь, наверное, локти себе кусает.
— Почто ему локти-то кусать? — не понял Смакла.
— Ну, жалеет, что меч потерял и нас не смог победить.
— Ты тоже меч потерял.
— А я уже и не жалею, — признался Стёпка. — Он ведь оркландский меч был, он, кажется, меня к себе приворожить хотел, чтобы я с ним не расставался... И сначала так жаль было, а теперь я даже рад. Без него спокойнее.
— Ты, Стеслав, когда мы всё сполним, оберег тоже выбрось куда подале. Поганая это вещь. У орклов всё поганое.
Стёпка сладко зевнул:
— Если хочешь, я его тебе отдам. Делай с ним потом, что захочешь. Мне-то он там, у нас, не нужен будет.
— На кой он мне! — испугался гоблин. — Меня в клеть за него посадят да и затерзают!
— С таким стражем не посадят. А захочешь — чародеям его продашь! Они тебе золотом заплатят. Но до этого ещё дожить надо, как мой папа говорит.
— Кто твой?
— Ну, отец. Батя мой.
— А каков он у тебя?
— Лысый, весь в чешуе и с такенными вот клыками.
Гоблин досадливо дёрнул плечом, знал уже Стёпкины шутки.
— Взаправду каков?
Стёпка погладил уснувшего дракончика.
— Нормальный. Обычный. Клёвый, в общем, батя.
Смакла хихикнул, почесал нос.
— Ты чего?
— Смешно. У демона — батя!
— А мне вот не смешно почему-то, что у гоблинов родители бывают.
— А он тебя лупит?
— Нет, — сказал Стёпка, потом, подумав, поправился. — Редко. Раза два по шее приложил.
— За что?
— Было дело под Полтавой, — вздохнул Стёпка. — За баловство, конечно. Мы с Ванькой дом чуть не взорвали, когда порох решили изобрести. Ох и влетело нам!
— Как так — взорвали?
— Ну как... Видал в Летописном замке горшки такие с фитилями? Камнемётами их швыряют. Только поджигают сначала.
— Громобой! — подсказал Смакла.
— Вот мы таким громобоем чуть дом и не взорвали. Шарахнуло классно. Чудом стёкла не повышибало.
— У вас и стёкла в окнах, да? Ты, верно, богатого демона сын?
— Да нет. У нас там у всех демонов стёкла в окнах вставлены. Обычное дело. У вас скоро тоже научатся. Ну, может, и не очень скоро. Стекло-то легко делать. Его из песка выплавляют. Песок только специальный надо и ещё, кажется, свинец. Или сода. Я не помню.
— Хорошо у вас там жить? — помолчав, спросил Смакла уже почти сквозь сон.
— Как тебе сказать. Школа достала уже, уроков задают навалом, компьютер отстойный, новые игры уже не тянет, а денег на видюху нет... Тоска, в общем. Ну, не совсем тоска, но как-то всё обычно, скучновато и без приключений. Здорово, что ты нас вызвал! Просто здорово, честное слово! Я всю жизнь мечтал. На чародеев посмотреть, на гоблинов, на троллей...
— Посмотрел? — чуть слышно спросил Смакла.
— Посмотрел, — согласился Стёпка. — Круто. Будет о чём вспомнить. Жаль, не поверит никто.
Смакла уже спал. Дракончик тоже спал. Гоблин и дракон. С ума сойти, вылечиться в дурдоме и опять рехнуться! Стёпка уже почти устал удивляться обыденности происходящий с ним чудес. Привык незаметно. Подумаешь, дракон! Нормально. Так и должно быть. И тролли должны быть, и гоблины. Только оркимагов лучше бы не было. Муторные они какие-то, оркимаги эти, даже страж не сразу с ними справиться может. А если бы их двое было, то они бы Стёпку наверняка в тонкий блин раскатали. И вот что интересно, хозяин Оглока, ну тот маг, что подарил ему конхобулл, он ведь тоже оркимагом оказался. Просто Стёпка тогда ещё не знал, как они выглядят. Чёрные одежды с серебром, бледные лица и заплетённые в косички волосы. Наверняка есть и другие приметы, но и этого хватило. Вот зачем он незнакомому демону такой подарок сделал? Может быть, надеялся, что конхобулл постепенно Стёпку на сторону орклов переманит? А что, очень даже похоже. Только не бывать этому никогда и сегодняшний бой тому лучшее подтверждение. Он дотронулся до стража. Пока пусть висит, пока пользы от него больше, чем вреда. А там посмотрим.
Спать не хотелось. Он подполз к краю, туда, где торчала приставная лестница. Вверху перемигивались звёзды, за оградой чернел лес, тёплый ветер чуть шевелил ветви берёз. Весичи развели костёр посреди двора, что-то варили в большом котле вечернюю кашу с мясом. Несколько дружинников сидели вокруг, смотрели на огонь, неспешно переговаривались. Среди них не было ни Всемира с Арфелием, ни десятника. Усмаря тоже не было. Обычные, рядовые дружинники. Стёпка тоже засмотрелся на костёр, невольно прислушиваясь.
— ...говорят тебе, своими ушами слыхал, что Людоеда изловить хотели, да он утёк. Деревеньку мы давеча проезжали, подкову я там ещё менял у вороного... Людоед у них двух детишек скрал. Косточки опосля токо и сыскали в овраге. Маленький этакой, говорят, но откормленный что соседов боровок, и волосья светлые кочкой на голове. А глаза огнём сверкают ровно у демона.
Кто-то шикнул. Рассказчик замялся, покосился опасливо на сеновал. Стёпке стало смешно. Они, что, думают, что у меня тоже глаза в темноте горят? Выскочить к ним сейчас, рявкнуть погромче — вот перепугаются!
— У Стеслава глаза не горят, — проговорил с усмешкой дядько Неусвистайло, подходя к костру из темноты. — Он и демон-то больше на словах. Отрок он ещё, малец.
— Видали мы, как он чародея нашего отвадил, — возразил кто-то из весичей. — Побольше бы нам таких отроков... С Оркландом совладать куда как проще сталось бы. Напрасно Усмарь на него взъелся. Стеслав Войка от верной смерти, почитай, уберёг...
— Вот Усмаря и зауросило, что не он.
— А не случалось ли ясновельможному пану бывать в Великовесском Всхолмье?..
В воротах вдруг загомонили, дозорные сердито окликали кого-то, звали десятника, в ответ не менее сердитый голос требовал немедля отворить.
— Кого на ночь глядя приволокло? — недовольный Склад вышел из избы. — Не оркимаг ли демонов, часом, вернулся?
— Да вот, хозяин, говорят, приехал. И не один, вроде-как.
— Бучила! — вскричал громовым голосом тролль. — Бучила, ядрёна сыть, неужто живой?
— Неусвистайло, никак ты? — раздалось в ответ. — Экая радость! А я грешным делом подумал... Да что же здеся деется? Отворяйте ворота не мешкая! Мы-то издаля ещё гадаем, не Людоед ли на хутор набрёл. Да нет, думаю, Людоед в открытую огня не разведёт, побоится.
Ворота распахнули, въехала повозка. Пасечник обнял широкого бородатого гоблина:
— Мы тебя уже схоронить успели. Тут такое содеялось, что не сразу и поведаешь. Счастье твое, старый ты ведмедь, что унесло тебя с Опёной с хутора.
Жив хозяин. Стёпка почувствовал такое облегчение, словно из подземелья на свежий воздух выбрался. Не замучили Бучилу. И жена его тоже цела, вон в телеге сидит, по самые глаза в платок укутана, по сторонам растерянно глядит, ничего понять не может. Чью же тогда рубаху отыскал тролль в амбаре? И ещё: остался ведь Бучила без скотины, без собаки, без колодца, вот горя ему будет. С тем Стёпка и заснул. Но успел ещё услышать сквозь сон, как заголосила, прикрывая рот, жена Бучилы со смешным именем — Опёна. И всю ночь его терзало чувство вины за постигшую хуторян беду, ему снился оркимаг. Черный гад с косичками хохотал и твердил, тыча в Стёпку пальцем: "Это всё из-за тебя, ты теперь такая же сволочь, как и я. Никто тебя любить не будет, а потом и вовсе со свету сживут, чтобы честным людям жить не мешал".
Глава седьмая,
в которой демон учится колдовать
Дядько Неусвистайло разбудил их в такую рань, когда нормальные люди, будь то весичи, тролли или гоблины, ещё крепко спят и видят сладкие сны. Он схватил Стёпку за ногу и стянул вниз с сеновала. А когда недовольный демон спросонья чуть не спросил в полный голос: "Что случилось?" — тролль огромной ладонью зажал ему рот: тихо, мол, не шуми.
Стёпка поморгал и послушно кивнул, ещё не понимая до конца, что происходит.
— Гобля буди, — гулким шёпотом велел тролль. — Да тишком, тишком.
Стёпка натянул кроссовки, потом вспомнил тягостный сон, ухмыляющуюся оркимагову физиономию и вытащил из-под стельки одну золотую монету.
