— Правитель Маленре? — внезапно очнулась Бринвен. — Так это вы отказались пересылать продукты беженцам из Астры, потому что они "могли взять еду с собой"?
Маленре посмотрел на нее с огромным изумлением. Кажется, даже наша верхушка забыла, что светлые тоже люди и умеют говорить.
Правитель столицы Шафран Маленре выглядел очень неплохо. В будущем он мог бы претендовать на главу гражданской власти Аринди, но Маленре планировал жить долго, а потому не торопился и действовал осторожно. Достаточно осторожно, чтобы пытаться разговаривать со светлыми на их языке:
— Вы же не будете спорить с тем, что нельзя заботиться об одних гражданах Аринди, обделяя других? Мы не можем забыть о несчастных, обездоленных людях, потерявших родные дома и привычную жизнь, к которой, в отличие от других, они уже никогда не смогут вернуться. О беженцах из разрушенной Полыни.
Я мысленно одернул Бринвен, готовую напомнить, что беженцы из Полыни здесь несколько месяцев и уже перестроили город.
Мирретей сделали вид, что не заметили мелкую размолвку.
В официальной униформе высший темный маг Вильям выглядел непривычно — было видно, что захватывать заводы в тапочках и пижаме ему привычнее. Хотя через толпу он проталкивался вполне уверенно, и я оставил Матиаса и Бринвен, приближаясь к нему.
— Так славно, что центральная власть теперь может найти в гильдии опору! Давненько у них такого не было. Но мои друзья печалятся, что теперь светлый магистр будет любить только юг, а север не будет, — Вильям, как и всегда, сиял добродушием и жизнерадостностью. Но смотрел он на то же, что и я: как к Бринвен подходят несколько человек, не пропустившие ни слова из чуть не случившейся ссоры. — Вот бы нашелся высокопоставленный светлый, который бы заботился о севере! Кто-нибудь такой же ла'эр, родившийся в Аринди, и без ненужных ассоциаций с Шеннейром...
Северному блоку требовался свой представитель в светлой гильдии, а мне требовалось обеспечить своим магам всю поддержку, которую они могли получить. Теперь Бринвен будут помогать продвинуться, просто потому, что неким влиятельным людям это выгодно. Не думаю, что Бринвен предполагала лезть в политику, когда спорила с Маленре; но, надеюсь, ее так же как и меня смешили люди, которые пытались использовать наши установки против нас.
Эмпатическая волна, прокатившаяся по залу, ударилась об меня и обернулась глухой пустотой. Один человек прибыл на собрание позже всех. Он практически опоздал, но он все равно не мог не прибыть. Он пришел в одиночестве, и в одиночестве шел через раздавшуюся в стороны толпу под косые взгляды и перешептывания.
Я отвернулся, потому что не хотел смотреть, и спросил:
— Почему именно Острова?
Создавалось впечатление, что Вильям старается не встречаться со мной взглядом:
— Я не хочу сказать, что произошедшее не ужасная трагедия, или что не было других ужасных трагедий, или что островитян самих по себе никому не жалко... Жалко. Очень. Милые беззащитные островитяне, знаете ли, кому они могли помешать. Но одномоментное яркое событие, да еще в столице, да еще слухи об отношении Шеннейра к беженцам, да еще то, что последний светлый магистр островитянин... Уничтожение островного квартала стало символом. И островитяне первыми потребовали справедливости. Осмелились заговорить.
Я не хотел смотреть, но я все равно знал, кто передо мной. Короткая запись, папка, несколько месяцев пылившаяся у меня в столе, оказалась убийственным оружием.
— Но почему они не принимают Эршенгаля? Он же темный, что они от него ожидали?
Вильям оттянул воротник от горла, оглядываясь, и доверительно склонился ко мне:
— Понимаете ли, светлый магистр, даже когда магистр Шеннейр пришел ко власти через переворот и ввел армию в столицу, он постарался изобразить это как восстановление законности. Но убийство мирных жителей потому что... потому что они что-то не то сказали... это несмываемое пятно.
— Но жить оно не мешает.
Шеннейру никогда не мешало.
— Совершенен только светлый магистр, а мир несовершенен.
Экстренный вызов прозвучал, когда я уже закончил личную встречу с Мирретей и отдыхал среди светлых. Негласное правление Аринди не было ни плохим, ни хорошим, и было способно как на редкое благородство, так и на редкое злодейство. Мирринийке — сплоченный народ, следующий традициям; даже какой-нибудь глубоко секретный геноконтроль не лез в жизнь каждого гражданина, а разрабатывал стратегии на десятилетия вперед. Наша социнженерия имела с ним очень долгие и тяжелые отношения.
От рук Илмаре расходилась приятная прохлада, прогоняя головную боль. Я отодвинулся, благодарно кивнув волшебнице, и попрощался со светлым столичным отделением. Чудом выжившие на острове чистокровки просили для себя настоящее задание, и у меня не было хороших вестей. Именно слежка за высшим обществом и являлась для них настоящим заданием.
На улицах Шафрана разгорались вечерние фонари. За стенами домов мерцали теплые искры жизней. О том, что случилось, меня информировали по факту, и когда я прибыл на место, было давно уже поздно.
С одной стороны над улицей нависал клановый дом ашео, с другой — шли ровные рабочие кварталы ла'эр. Обитатели обоих районов гомонили вокруг площадки, огороженной лентами. Их эмоции звучали в эмпатическом поле печально знакомым сочетанием: страх и злоба в той пропорции, когда первое еще перебарывает второе. Деревья с лаэрской стороны все были перекорежены, а на домах остался отпечаток сработавшей темной печати.
К двум темным, изображающим патрульных, никто не приближался. Старший из боевой двойки долго думал, но все же решил отчитаться:
— Беспорядки погашены эффективно. Ущерб городскому имуществу минимален. Сверхнормативная загруженность лечебниц, — он насупленно уставился на бесчувственного окровавленного человека, над которым колдовали медики, и самокритично уточнил, — почти отсутствует.
— Не договорились, чья часть города светлому магистру понравилась больше, — младший в двойке сосредоточенно ковырял боевой жезл. — А еще тень от дома на них падает.
Я обвел взглядом разорванные и обожженные темной магией тела, в беспорядке лежащие на земле, и с тихой яростью потребовал:
— Трупы прикройте.
Лечебницы от действий темных не переполнялись. Брошенное в толпу шоковое проклятие в живых оставляло редко.
Мне как светлому магистру после таких зрелищ жить не хотелось вообще.
— Я все решу, магистр, — Кайя оставил медиков и легким шагом приблизился к нам. Кайя уже был здесь: он всегда ухитрялся появляться там, где происходило что-то плохое.
Я был бы рад, если случившееся хоть немного удивляло. Везде, где требовалось применить точечное насилие, темные врывались на боевых машинах и убивали без разбора.
Военное положение, жесткие методы самые действенные, насилие работает. Я заранее знал, что мне ответят. Но на самом деле последствия вмешательства темных были хуже, чем если бы они вообще не вмешивались.
— Поддержание порядка на улицах в вашей компетенции? Нет? Так куда вы лезете? — грубо спросил Шеннейр. На фоне слышался смех, и я ощутил, что собеседник переходит в другое помещение. — Вы сами ищете себе проблемы, Кэрэа.
Я молча отключился.
Темные охранители явственно недоумевали, что нужно светлым, когда Аринди уже защищена от страшной опасности.
— Темных надо убирать из городов, — сказал мне Кайя.
И это кровопролитие — в день, когда я впервые после инаугурации въехал в новую столицу с победой. Возможно, это был вполне явный Знак.
— Иногда мне кажется, что темная гильдия делает это намеренно.
— Конечно, она делает это намеренно, — Кайя бросил взгляд поверх щитов, которыми огородили бойню от собравшихся за ними людей, и мгновенно поменял выражение лица на сочувственное. — Дает ощущение внутреннего превосходства, проводит границу.
— Мне кажется, что темная гильдия поощряет преступления, — я поймал себя на пугающем ощущении, что не могу точно выразить мысль. Я знал, что темные поступают неверно, но с каждым днём пребывания в темной гильдии все сложнее и сложнее было сказать, почему. Почему нельзя пытать людей? Почему нельзя подавлять волнения массовыми убийствами? Почему нельзя глумиться над трупами?
И в самом деле — почему?
— Вы знаете, как в темной гильдии порой обучают неофитов, магистр? — лицо Кайи внезапно одухотворенно осветилось. Словно тема зацепила в нем то живое, что еще осталось. — Новичков встречают с распростертыми объятиями. Рассказывают сказки о блестящем будущем, об успешности, вседозволенности, великолепных темных и ничтожных всех остальных, о том, что так можно, что это нормально, о том, что нет ничего плохого, и они слушают, и смотрят на темную элиту, и однажды совершают нечто... Темная гильдия их спасает, защищает от закона, возмещает ущерб. А потом взыскивает долг.
Он остановился, словно задохнувшись, и с глубоким удовольствием продолжил:
— И вот тут начинается реальная жизнь.
Люди за барьером раздались в стороны, пропуская машину с медиками и пострадавшими, и так и остались на разных сторонах дороги. Они смотрели друг на друга с ненавистью, и я ясно понял, что это продолжится — завтра, послезавтра. Я мог бы направить их гнев на темных, но ради общего дела и спокойствия в городе я должен убедить их, что они виноваты сами.
— Вы расстроили светлого магистра! — Матиас успел первым; Матиас обрушился на людей чуть ли не с яростью. — Светлый магистр приехал в ваш город с победой — светлый магистр спасает нашу страну и заботится о каждой жизни — а чем отплатили вы? Нападете друг на друга?!
Они выглядели ошеломленными. Я бы даже сказал — испуганными. Матиас гневно сверкнул глазами и нанес добивающий удар:
— Светлый магистр не желает говорить с вами!
Я грустно покачал головой и отвернулся. В тех планах, которые я строил в высокой камере Вихря, не было всего этого.
На брусчатке еще остались пятна крови, валялись непонятные грязные тряпки. Я знал, что Кайя вышел к собравшимся, выражая сопереживание, и люди слушали его, и кто-то плакал. Они видели в Кайе утешение и поддержку, более близкую, чем мог дать светлый магистр; что видел в этом Кайя, он предпочитал держать при себе.
* * *
В Шафране пришлось задержаться на несколько дней. Дела навалились разом; разумеется, светлый магистр не обязан вникать в каждую мелочь, и я мог все бросить, но в каком беспорядке я оставлял дела преемнику? Это совершенно недопустимо.
На все встречи я брал с собой Матиаса. Отчасти чтобы ввести в курс дела, отчасти заглушая вину. Матиас витал в облаках и считал это честью.
— Отчего ваша зверюшка прыгает от счастья? — с Милем мы столкнулись всего раз, в одной из башен. Чем он занимался в Шафране, кроме как пытался меня избегать, я не знал. Темные вообще не перенапрягались; у меня сложилось впечатление, что из всей темной гильдии приносят пользу ровно два человека, один из которых, как ни странно, Джиллиан, а второй — не Шеннейр. — Вы пообещали отдать ему пост магистра и вашу корону в придачу?
— Вы предсказываете будущее, Миль!
Только венец Та-Рэнэри я отдам в переплавку.
— Тогда следите, как бы он не отгрыз вам голову, чтобы получить все побыстрее, — хмуро велел темный. Матиас его не заметил: Матиас сиял тысячей солнц и не замечал ничего вокруг.
Перед самым отъездом он без предупреждения уехал за город. На небе громоздились черные тучи, в которых полыхали зарницы; ливень хлынул в тот момент, когда я увидел брошенную на равнине машину.
Матиас стоял в стороне, подняв руки к небу, и светлая магия струилась в его ладонях, расплескиваясь по всему миру. Я остановился в нескольких шагах; он обернулся, смотря на меня сияющими глазами. Я чувствовал вольную силу молний и дождь, и мог бы почувствовать счастье, если оно чужое.
Над полями уже раскрыли щиты, чтобы зелень не побило градом, в окрестных поселениях, которых сейчас топило, я успел объявить тревогу, а про то, что очередная грузовая колонна в эти мгновения намертво застряла в грязи, я скажу позже.
На юг мы возвращались в одиночестве. Я надеялся отоспаться по дороге, конечно, если на нас не нападут. Лучше бы напали: на полпути нас перехватил Шеннейр и предложил сделать большой крюк, чтобы показать мне нечто крайне занятное. Предложение темного магистра означало приказ, и караван свернул на разбитую грунтовку.
— Шеннейр, а вы знаете, за что вас ненавидел высший совет? — я еле сдерживал зевоту и смотрел на зеленые поля, над которыми поднимался вечерний туман. Правда, исходя из услышанного, высшие темные ненавидели Шеннейра за недостаточное внимание и уважение. Возможно, если бы темный магистр Шеннейр таскал их в ночи по полям, в темной гильдии до сих пор царили бы согласие и благолепие.
— Конечно, знаю, — изумился тот. — Миль ходил ко мне в камеру и зачитывал список обид по датам. У остальных не было даже списка. Невыносимо скучные люди.
Прямо посреди поля был выкопан котлован. Машины ревели, зачерпывая один ковш земли за другим — сначала мне показалось, что я ошибся, но руководил всем действительно Миль. Еще десяток магов разбирали завалы, вытаскивая из земли светлые в сумерках предметы. У меня екнуло сердце, но Шеннейр был не настолько циничен, чтобы раскапывать могилы.
Конечно же, настолько. Но сейчас в этом не было резона. Вместо костей котлован заполняли обломки дерева, камней и металла, обрывки ткани, и отпечаток светлой магии на них совсем истончился и почти исчез. Темные постарались, уничтожая светлые артефакты.
Я смотрел на артефактную яму с грустью; вещи, в отличие от людей, сами по себе не ценны, но столько труда пропало зря. И с нескрываемым злорадством сказал:
— Столько денег закопано в землю.
Гильдия наверняка кусала локти, поняв, что артефакты можно было выгодно продать.
— Мстительность и корысть, светлый магистр, — попенял Шеннейр. — Мстительность и корысть.
Миль повелительно махнул рукой, и люди, разбирающие очередную груду обломков, поспешно расступились. Я стоял достаточно близко, чтобы разглядеть, как он подхватывает грязный мешок, вытряхивает разноцветные информационные таблички, а потом разворачивается к машинам и уезжает, бросая котлован и людей.
Работа встала на недоуменную паузу. В мешке с символом светлого кризисного центра остались помятые коробки с клеймами биохимических лабораторий; кризисный центр занимался выгоревшими светлыми, островитянами, пережившими Маро Раэту, людьми, которые внезапно начинали слышать голоса в голове, и ничто из этого не касалось темных.
Бесполезный мусор, бесполезные осколки давно не существующего мира. Я не понимал, зачем я должен на это смотреть, но темный магистр Шеннейр видел в этом смысл. Возможно, он знал, что это сможет меня уязвить, а возможно, не думал об этом.
— Мой магистр, — тихо позвал незаметно подошедший беловолосый маг. — Есть новости, которые требуют вашего внимания.
Я отвернулся; я не хотел чувствовать себя благодарным этому человеку, но Шеннейра он на самом деле отвлек.
Побережье встречало нас ливнями. Мостовые были покрыты лужами, оборванными листьями, сломанными ветками. Порой дорогу пересекали широкие трещины, несколько домов в городе обвалились, а на площадях я видел белые круги для защиты от землетрясений. Такие же, как на островах.
