Он показал мне большой палец.
— Сахафа — пресса? Журналист?
— Да. Сахафа. «Ирландский Ежедневный Флагшток». Слышал о таком?
Я наблюдал, как он одарил меня, как я предположил, насмешливым взглядом.
— Нет, мистер.
— Ничего страшного, никто не слышал.
Я забрался на пассажирское сиденье, бросил багаж на заднее и с трудом захлопнул дверцу.
— Как тебя зовут, хабиби?
— Хабиби? Вы говорите по арабски?
— Нет, только несколько слов. Я могу сказать тебе, чтобы ты пошел на хер и спросить, где писсуар.
— Этого достаточно.
Шофер повернулся ко мне, и его улыбка стала еще более нелепой из-за состояния его губы. Он тронулся с места, не обращая внимания на поток машин по обе стороны от нас.
— Зови меня Абу Саид, хабиби. Саид Абу Саид.
Он покачал головой, потянулся назад и похлопал по моему багажу.
— Да, хабиби — пожалуйста, не делай так — это вводит в соблазн. Положи его себе под ноги, пожалуйста.
Я как следует уложил свой багаж, когда такси опасно вырулило из аэропорта. Мы миновали два ливанских блокпоста и двинулись на север по разделенной дороге, ведущей в город. Два «Вольво», которые, казалось, устроили гонки в сотне ярдов впереди нас, внезапно отскочили друг от друга. Один из них опасно вильнул, развернулся на 180 градусов и съехал на обочину шоссе. Другой «Вольво» свернул на обочину и резко затормозил. Оба водителя вышли, размахивая пистолетами. Абу Саид вдавил педаль в пол и промчался мимо разборки. Добро пожаловать в Бейрут.
Нам помахали при проезде через контрольно-пропускной пункт морской пехоты, где с незаряженными М16 дежурили ребятишки с румянцем во всю щеку. Одним из идиотских «правил открытия огня», которые продвигали бюрократы в Вашингтоне, было то, что морским пехотинцам не разрешалось защищать себя. Я оглянулся через плечо. Они были легкой добычей. Я обернулся и увидел перед собой городскую россыпь разбомбленных, выпотрошенных руин.
— Бурдж аль-Бараджне — палестинский лагерь, — объяснил Абу Саид, когда мы проезжали мимо. — Израильтяне не любят.
На перекрестке он свернул налево, и, вскоре, свернул направо, объехав то, что осталось от транспортного кольца. Вывеска на здании слева от меня гласила, что мы только что проехали кувейтское посольство. Затем мы миновали что-то похожее на футбольный стадион.
— Спортивный центр — объяснил он. — ООП использовала его для вооружений. Израильтяне бомбят — сирийцы стреляют из танков. Все — ка-бу-у-м.
Мы проехали дальше. Справа от меня дома, сплющенные как оладьи, загромождали ландшафт.
— Лагерь «Шатила» — пояснил водитель. — Ататоефк — фалангисты…
Он провел пальцем по горлу.
— Убили здесь много палестинцев.
Мы свернули налево, потом направо, потом налево, двигаясь по жилым районам узкой дорогой, вдоль которой стояли припаркованные машины и располагались жилые дома, которые, казалось, пережили войну без особого ущерба. Мы снова повернули и передо мной прямо по левому борту внезапно открылось удивительное пространство зелено-голубого Средиземноморья. Даже при всех разрушениях вид был впечатляющим — это, должно быть, был невероятный город, прежде чем ливанцы решили совершить национальное самоубийство. Я сел поудобнее и расслабился. Через несколько сотен ярдов кузов тряхнуло и почти сразу же где-то позади нас грохнул взрыв. Я обернулся и увидел коричнево-черный дым, поднимающийся из жилого района, который мы только что покинули.
— Что это было?
Абу Саид свернул на тротуар и остановился. Он вышел из машины и оглянулся на дым.
— Бомба в машине, — сказал он, как ни в чем не бывало. — Опасно.
— Ни хрена себе.
Он вернулся в кабину, сгорбился над рулем, захлопнул дверцу и включил передачу.
— Ни хрена себе, хабиби.
Мы уже пробирались вверх по крутой узкой улице, которая прорезывала городской каньон на склоне холма, а затем слалолом шла вниз по другой стороне, проскальзывая между пешеходами и припаркованными автомобилями, когда пара пожарных машин, завывая сиренами и не обращая внимания на встречное движение, промчалась в противоположном направлении. Затем стал виден еще один, более крутой, холм. И, задымив радиатором, такси с хрипом подъехало ко входу в отель. Я дал Саиду Абу Саиду сто ливанских фунтов. Он поклонился и усмехнулся.
— Шукран, хабиби. Пусть у Вас будет хороший отдых — и мирный.
— Спасибо, — сказал я Абу.
Я наклонился, чтобы поднять свой багаж.
— Мне понадобится водитель на несколько дней. Ты свободен?
Он утвердительно кивнул.
— Триста американских долларов в день — и еще пятьдесят долларов каждый раз, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем.
Я протянул ему руку.
— Двести пятьдесят в день — и по пятьдесят, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем, не получив ни одного ранения.
Он рассмеялся.
— Сказано и сделано. Мне подождать тебя, хабиби?
— Нет, увидимся завтра в восемь утра. Сегодня я хочу устроиться, а потом пешочком пойду осматривать достопримечательности.
Я подхватил свои сумки, вошел в вестибюль «Коммодора» и бросил их на пол у регистрационной стойки.
Впереди и слева от себя я увидел уютный бар из красного винила и стеклянную дверь, ведущую к тому, что казалось двором и бассейном.
У «Коммодора» была международная репутация. Это была журналистская гостиница в стиле Старого света — рай для расходных счетов. Счета из бара оформлялись как «прачечная», счета из ресторана — «услуги телекса» или «междугороднего телефона». То же самое можно было проделать с золотом или драгоценностями — можно было их купить для гостей и вставить в счет за проживание. Даже винный погреб был знаменит: сомелье «Коммодора» мог поставить почти что угодно — лишь бы успели напечатать этикетку.
Я зарегистрировался, бросил свои сумки в обшарпанной комнате с окнами на задний двор, зашел в бар, выпил пару «Бомбеев» и отправился прогуляться.
Из «Коммодора» я вышел на Хамра-стрит, торговое сердце Западного Бейрута. Французские десантники с автоматами на шее патрулировали тротуары, прогуливаясь парочками. Их присутствие, должно быть, успокаивало: Хамра-стрит гудела. Машины и такси пронзительно сигналили непрерывной какофонией кошачьих воплей. Лавочки фаст-фуда оживленно торговали жареными цыплятами с хрустящей корочкой, шавермой и фалафелем.
Стойки с напитками выдавали фраппе. Лавочники, давным давно покинувшие свои лавки из-за бомбежек и обстрелов, выкладывали свои товары и занимались торговлей прямо на тротуаре.
Несмотря на мирную движуху, кучки молодых людей в джинсах, кожаных куртках и с не слишком хорошо спрятанным оружием слонялись поодаль от жилых домов и витрин магазинов, испуская те же самые флюиды, которые я ощущал, наблюдая за мистером Чарли в дельте Меконга более десяти лет назад. Я купил эклер в кондитерской и был поражен, увидев в подвале нечто похожее на фабрику по производству бомб, когда дверь подвала магазина приоткрылась. Обрывок информации встал на место. Бейрут был точно таким же, как Вьетнам, где мирная хижина часто скрывала вход в тайник с оружием в секретном туннеле под ней. Окай, ливанец — погибель тебе. Человек-Акула прибыл.
С помощью карты я проложил себе маршрут к Американскому университету, побродил вдоль ворот и стен, затем медленно прошел мимо бетонных развалин, где кустами росли бугенвили, а изредка попадались уличные кошки, тощие и злобные, и вприпрыжку припустил к берегу — на Авеню-де-Пари, где семиэтажное американское посольство выходит к морю.
Я прошел мимо посольства, реликта тех дней, когда посольства были открыты и, подобно публичным библиотекам, не охранялись, задержался на несколько минут, чтобы посидеть и полюбоваться безжалостным ветхозаветным небом, бескомпромиссным и упрямо синим, а затем продолжил свою прогулку. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что охрана посольства в козлиной заднице. Вдоль подъездной дорожки были навалены мешки с песком, чтобы уберечься от выстрелов с улицы. Но если бы террористы вышли на незащищенную подъездную дорожку с машиной, груженой взрывчаткой, взрыв будет направлен прямо в посольство, а не отклонен от него. И к парадному входу мог подъехать любой: не было никаких мощных барьеров, чтобы не пропускать машины, только легкие баррикады и бочки из-под топлива, набитые песком. Большинство ливанских охранников снаружи были вооружены пистолетами, но ничего более мощного. Морпехи и их дробовики были внутри, где они были нужны меньше всего.
Остаток дня я бродил по улицам, изучая местность между посольством и отелем, подыскивая квартиры, которые мы могли бы использовать как убежище. Проблема была в том, что я не мог прочитать надписи на арабском «Сдается» или понять, что такие вообще были. Сумерки наступили рано, сразу после 16.30, и когда на улицах стало темно, я вернулся в «Коммодор» с его дружелюбным баром. Поднявшись в номер, я тщательно проверил свой багаж: его уже обыскали. Это было нормально — в нем не было ничего, что могло бы рассказать кому-либо обо мне, кроме того, что у меня не было бритвы, мои книги в мягких обложках были британскими изданиями и у меня был чистый репортерский блокнот. Спустившись вниз, я даже не успел сесть на табурет, как бармен уже поставил передо мной двойной «Бомбей» с камнями. В моем номере, возможно, были грязные потертые ковры, паршивая сантехника и откидная кровать, но бар был строго на пять звезд. Все дело в приоритетах — а у «Коммодора» были свои приоритеты.
В восемь часов следующим утром Абу Саид был перед отелем, мотор громко стучал. Я прыгнул на переднее сиденье.
— Йалла, пошли.
— Куда?
— Кофе. Отвези меня в лучшую кофейню, которую ты знаешь.
— Будет сделано, хабиби.
Абу Саид влажно улыбнулся сквозь усы, нажал на акселератор и покатил вниз по склону холма к набережной.
Мы ехали на юг по Прибрежной дороге к Халде. Ехали — это очень мягко сказано. Абу Саид водил, как боец SEAL. Шоссе было дорогой с раздельными полосами, и всякий раз, когда поток на юг был для него слишком медленным, он перескакивал разделитель, включал свои фары, жал на клаксон и вел по встречной северной полосе, делая обходные маневры, петляя по обочине и меняя полосу, когда легковые машины и грузовики сворачивали, чтобы уйти с нашего пути. Примерно в шести кликах к югу от аэропорта, он свернул на изрытую колеями грунтовую дорогу, проскочил еще половину клика и с визгом остановился перед маленьким безымянным магазинчиком, окна которого были прикрыты двойным слоем мешков с песком.
— Лучший кофе в Бейруте. Кофе моего кузена.
— Потрясающе. Теперь, Абу Саид, будь так добр, присоединись ко мне. Мне нужна твоя помощь и твой совет.
В тот день вездесущий Абу Саид помог найти мне две квартиры: одну для моего «новостного агентства», вторую для моих «фотографов» и «техников», которые должны были прибыть на следующий день. Я заплатил аренду за месяц, плюс еще за один месяц в виде бакшиша, всеохватывающем подкупе-подмазывании-ускорении-халяве-чаевых, которые смазывают колеса по всему Ближнему Востоку и завладел двумя связками ключей. Я выписался из «Коммодора» и бросил свои сумки в большей из двух квартир. И я нанял еще одного из бесчисленных кузенов Абу Саида в качестве второго водителя. Это дало нам два псевдо «Шевроле» и двух усатых водителей по имени Абу Саид, поэтому я быстро начал называть одно «Такси Альфа» и второе «Такси Браво».
К закату третьего дня команда прибыла в аэропорт целой и невредимой. Я подхватил Дюка, Ларри, Фрэнка и Малыша Ричи в аэропорту, подобрал Пола, Змея, Пыжика и Скачки на Музейном перекрестке и отправился в отель «Саммерленд», который находился недалеко от пляжа к западу от «Шатилы», где нашел Еврея, Хо-хо-хо и Пальцы, державших оборону в баре. Мне потребовалось почти два часа, чтобы отделить их от трех восхитительных молодых существ, которые хотели поехать с нами.
Конспиративные дома — вернее, конспиративные квартиры — не могли бы быть расположены лучше. Один из них стоял на набережной, не далее чем в шестистах ярдах от американского посольства; четырехкомнатная квартира на третьем этаже выходила окнами на Средиземное море, на север, с видом на Джунию, опорный пункт христиан-маронитов. Вторая квартира находилась рядом со штаб-квартирой Детского фонда ООН.
Она была меньше, но уютнее. И давала нам хороший доступ к заднему входу в посольство.
Связь была важна. Группа Дюка привезла с собой несколько защищенных раций и мы организовали три отдельные сети. Одна из них обеспечивала связь между квартирами; другая, использующая миниатюрные передатчики, предназначалась для использования на улице. У нас была даже спутниковая тарелка и спутниковые телефоны, так что мы в случае необходимости могли связаться с ОКСО. Всегда настороже, Дюк принес новую игрушку — ручной шифратор. Чтобы использовать его, вы набирали шифрующий код, а затем записывали сообщение на пленку. Вы звонили по открытой линии — можно пользоваться телефонами-автоматами, гостиничными линиями, чем угодно — а потом проигрывали пленку. Принимающая сторона записывала сообщение на пленку и использовала тот же цифровой код для расшифровки сообщения.
Комбинации можно было менять ежедневно или даже ежечасно, если это необходимо.
Условия нашей работы были жесткими. Посольство знало, что сюда прибывает группа из ОКСО для оценки ситуации, но диплодинки из посольства не хотели иметь с нами ничего общего. С их точки зрения, охрана посольства была в полнейшем порядке и беспокоиться было не о чем; это был веселый сезон, и фа-ла-ла, ла-ла-ла-ла.
К черту — мы их спасем, несмотря ни на что.
Я разделил всех на пары. Пол и Дюк, Змей и Пыжик, Золотопыльные близнецы, Ричи и Хо-хо-хо, Еврей и я. Задача состояла в том, чтобы выяснить, существует ли террористическая угроза и если да, то как ей можно противостоять. Мы уже знали, что по морским пехотинцам вели снайперский огонь из трущоб шиитов, обращенных к аэропорту. Так что для оценки целей я отправил Пола и Дюка на разведку района с одной стороны, Золотопыльных близнецов с противоположной, Змей, Пыжик, Еврей и я сосредоточились на посольстве. Две другие пары обычно выслушивали и вынюхивали, оценивая настроения в городе и пытаясь определить конкретные проблемные области.
Конкретные — чушь, весь город был проблемной областью. На следующее утро мы с Евреем отправились на тихую прогулку по аккуратно подстриженным дорожкам, проходившим через Американский университет Бейрута, находившийся позади посольства. У Еврея была камера с автофокусом, и для любого прохожего он был просто еще одним придурком, делающим случайные снимки. Однако то, что он на самом деле делал, было классической оценкой цели: создание визуальной «легенды», демонстрирующей, насколько незащищенной была тыловая часть посольства, и как легко было ее взломать с любой стороны.
