— Божественный! Твой народ ждал и верил в тебя, о Лев, Владыка Крон-Ра! — разнесся во внезапно наступившей тишине звучный тенор главного шамана, ударившего челом и ладонями вытянутых рук о землю, и вновь распрямляясь, уже в одиночестве.
Двое затаили дыхание, четко понимая речь. Двое дернули ушами, остановившись. Один показал на миг ямочку на левой щеке и прищур, второй поджал губы и сильнее сжал руку, проводя большим пальцем на второй руке по подушечкам остальных, туда-сюда, туда-сюда, сердце третьего затрепетало и забилось в ставшей вдруг тесной груди, его вспотевшую ладонь накрыла сухая и сильная ладонь четвертого, образовав такой же замок, чуть успокоив бурую чувств, охвативших двух.
— Приветствую народ хоббитов и тебя, Владыка Фуагра, вождя свободного племени! — на том же языке, после краткой паузы, спокойно и тихо, но так, что услышали все, не смеющие даже дышать.
Шаман дернулся на слове "моара", опустив голову.
— Возродивший нас, смиренно молим о защите и помощи! Спаси от повторной гибели!
— Разрушил печать крови и только. Я не бог, а вы не мой народ. Всеблагой Арас над всеми нами, молитесь и веруйте в него. Я же прибыл за своими друзьями.
— Пожалуйста, Лев, не разрушай будущее зарожденной жизни во чревах наших женщин. Без двух Защитников нам не выжить! — немного дрожащим голосом.
— Я помню ваши действия, добровольно выбравшие путь, ставшие пастырями, и в память о вашей помощи, вам окажут ее в ответ. Встаньте же, хоббиты! Негоже свободным клонить головы ни перед кем, кроме Араса! — обводя всех хоббитов взглядом, рукой приглашая подняться.
— Спасибо вам! — до земли поклонился Йомиэль стоящим напротив шаманам. — Вы спасли тогда мою жизнь. Мы оба, — приподняв замок из руки, — помним. Хоббиты! Водите рожениц на холм, что южнее рощи Раледо, и ваши дети будут крепкими и здоровыми. Носите туда желуди, взрастите новые рощи, — красный, стесняющийся, решительный.
— Любите священные деревья, — принял эстафету Леон, подходя к ближайшему стволу, стоящему в стороне от люфа и люфра, вместе с люфсом и прислоняя к нему свою свободную правую ладонь. — Достойных услышат и ответят им.
Люф некоторое время ласково гладил подушечками пальцев ствол дуба в благоговейном безмолвии. И дерево с урчащим шелестом кроны пропустило кисть в себя. На белый свет было вынуто копье в полтора метра, с острой иглообразной пяткой и наконечником в виде зеленого дубового листа. Держа посох за середину после его демонстрации изумленной толпе, он продолжил:
— Вот так проявляется печать на крови, — медленно создавая в воздухе на уровне торса иллюзорного мягна правильный десятигранник, тыкая острым концом дубового копья.
Лист окрашивался в разные цвета, импульсом передающиеся по древку в точку на груди, начинающую, соответственно, светиться. По окончании действа проявился и ярко засветился сложный кровавый узор, вписанный в десятигранник.
— А вот так она разрушается, — чирканув снизу вверх другим концом, кистью руки ловко перевернув копье на сто восемьдесят. — И лучше это делать на том же холме, больше выживет, — втыкая копье в землю рядом с деревом. — А это подарок вашим пастырям — лук Браэль, — держа большим и средним пальцем аспидно серый кастет с какими-то блестящими крупинками, — для вашей магической мускулатуры, — кидая Фуагра, ловко поймавшему довольно большой для его руки кастет, сразу изменившийся под него, — надеюсь, помните.
— От имени всего народа благодарю милосердного! — за ним в пояс поклонились все остальные.
— Здравствуйте и вы, Чако и Арам, Зеф и Фиф. Вы... остаетесь здесь? Доставить вас к Арьяне, дочке та-Вастина? Поплывете с нами?
Простоявшие столбом все это время, двое переглянулись, и Арам сжал руку Чако, предоставляя ему решать за двоих. Он и так знал, что выберет его близкий друг, с самого начала их "погони". Сидящие на плечах люфра фениксы синхронно прикоснулись к его мочкам.
А Чако раздирали противоречия. Он страстно хотел обнять, прижать к груди. И не мог шелохнуться, воспринимая двоих как любящую пару, боясь встать между ними, разрушить светлое счастье, излучаемое обоими. Казалось, принятое когда-то решение, будет надежным гарантом. Действительно, какое-то время так и было. Но стоило надолго расстаться с Леоном, перестать его видеть и слышать, как потребность в нем и влечение вспыхнуло с новой силой, и никого больше не хотелось, кроме него, даже не вставало, Чако силился, пробовал. Сейчас по его костюму, когда-то спроектированному лично Леоном, все было прекрасно видно. Канули в лету отцовские чувства.
Йомиэль, тоже обративший внимание на двух, странно улыбнулся, пихнув локтем локоть второго. А Леон был грустен, смотрел с печалью. Кроме щемящей сердце взаимной любви к соседу и счастья, Чако так ничего и не прочитал в нем.
Пауза затянулась. На двоих смотрели сотни и сотни глаз, иногда метавшихся между двумя парами. Не выдержали птицы — вспорхнули, обдав двоих теплом, и, сделав круг, уселись на плечах Леона, прижавшись к нему. Йомиэль восторженным взглядом проследил весь путь, забыв о двоих, смотря широко раскрытыми глазами на ближайшего Зефа, ластящегося к любимому, шевелящему ушами.
— Прощайте, — обвел Леон взглядом собравшихся, разрушая ставшее тягостным молчание. — Да благословит Вас Арас! — и двое направились обратно к "Лейо".
И Чако не выдержал вида удаляющихся спин. Вырвав руку, он выпал на коленях прямо за спиной чуть затормозившего Леона, крепко прижавшись к его спине, закрыв свои большие мокрые глаза, лишь ухо мелко дрожало.
— Арам?
— Пропадет он без меня, как есть пропадет.
Люф подошел к люфру, взял за подмышки, и мягко, но настойчиво, потянул вверх, поднимая, отрывая, поддерживая.
— Да благословит Вас Арас! — поклонился уходящим Фуагра, за ним нестройно повторили все хоббиты, многие из которых по разным причинам прослезились.
— Подождите! — пискнул какой-то щуплый хоббит, выбегая вперед, когда по трапу шли Защитники. — Можно с вами? — просительно глядя вверх, переводя глаза то на одного, Леона, то на второго, Арама.
— И мне! — присоединилась к нему вторая.
Оба что-то прятали запазухой. Фуагра хотел их окликнуть, но один из шаманов одернул, что-то зашептав на ухо.
— Если вместе хотите, поднимайтесь, — лукаво улыбаясь.
— Вместе... — выпорхнул первый фей.
— Хотим! — подтвердила фея.
Не удивились только шаманы, остальные хоббиты раззявили рты, хлопая глазками на двух летающих из другого сказочного народца. Леон посмотрел на Фуагра, на него же обратили внимание и оба желающих хоббита.
Глава народа кивнул, кивнул и Леон, и радостная четверка оказалась на борту. Первыми скрылись Лео и Йом с Зефом и Фифом, следом вошли Чако и Арам, последними были хоббиты Мимрш и Мошри с Иэру и Аэнли. Кокетливо развернувшись, корабль поплыл по течению Иссхоруг.
Глава 24. Жестокость
— Ты не ответил.
— Не ревную, ты знаешь. Но... — глубокий вздох, — ведь ты специально закрылся. От его эмпатии, Эль. И разделил всех вошедших.
Я молчал, облокотившись на диван среди пышных цветов, обнимая и играясь кисточкой на косичке, игра двух фениксов не радовала.
— Спи и с ним. Я не против, если будешь любить обоих...
— Не лги ни себе, ни мне.
— Но...
— Миэ. Секс и любовь — разные вещи.
— Ты прав, — после долгого обдумывания на моем плече.
— Только ты, — целуя макушку. — Я умею разделять тела, но не сердце, с ним иначе. Чако... его чувства останутся безответными, и я не могу вселять в него ложную надежду, деля пастель. Понимаешь?
— Он страдает. И не вынесет... жалости от тебя, да?
— Поможешь?
— Как? — пошевелив ушами.
— Увидь в нем друга, постучись в его сердце, как друг. Пожалуйста... С тремя... четырьмя близкими друзьями легче пережить потерю любимого.
— Эль...
— Знаю, ты себя-то только утром заметил... Постарайся хотя бы не вести себя как соперник, не поддавайся на возможные провокации, ладно?
— Не обещаю, что получится, но постараюсь.
Вошедшие посторонились, но следом никто не вошел. Арам приподнял бровь, не видя никого кроме меня, моей аватары Бета, но смолчал, обозревая прихожую, где мы втроем и находились. А Чако было все равно, он смотрел только на меня.
— Разоблачайтесь, — без тени эмоций.
Арам хмыкнул, отпуская посветлевшего Чако. Обмундирование обоих одинаково быстро оказалось на полу аккуратным беспорядком. Отрезвил по крайней мере одного.
— Еда там, — указал на комнату кухню с тремя стенами, — Спальни и одежда там, — показывая на две комнаты. Подписанные. Все снятое переместил в одну из мастерских бота. — Это Лейо, — кладя руку на плечо подростка-призрака. — Ешьте, три часа, иначе два деления, на сон. Разговор будет после, — исчезая раньше, чем Чако смог ответить. А Шагнуть у него не получилось.
— Идем одеваться.
— Угу, — громко шмыгнув носом.
— Ты мужик или баба!? — громко припечатывая пятерню на спине меж лопаток. — А ну перестань нюни разводить!
— Угу, — так и оставшись полусогнутым.
— Сам напросился!
И с размаху заехал кулаком в челюсть, долю недодав до сворачивания. В довесок по второй щеке довесил оплеуху. И начал колотить, не отвечая на вялые возмущения, по плечам, ногам, рукам до тех пор, пока люфр не разозлился и не стал сам в полную силу вворачивать кулаки и уворачиваться от оных.
— Очнулся? — резко отпрыгивая назад после чувственного Электорошока.
— Угу, — ядовито, вытирая текущую кровь с расквашенного носа и разбитых губ синяком на тыльной стороне ладони.
И ринулся в атаку. Но Арам, тоже весь в синяках и фингалом, не зря считался омрэгом, владеющим электричеством, водой и холодом. Соединив ладони вместе в районе груди, он вытянул руки вперед ладонями, отталкивая от себя Стену Ледяной Воды(!!!), и нырком под ногу уходя с линии пинка, добавляя еще один Электорошок, весело трескнувший в воду. Мышцы Чако подвели, он не эстетично шлепнулся, дергаясь.
— Очнулся?
— Сспа... спасибо... — по влажному и оплывшему лицу не понять.
— В следующий раз вышвырну за борт, — жестко и на полном серьезе в глазах и позе.
— Помоги, а? — заплетающимся языком.
— Нет. Не сделаешь сам — не сделает никто!
И с прямой спиной с несколькими царапинами и кровоподтеками удалился, прихрамывая, в сторону комнаты со своим именем.
— Помогу покинуть судно, хочешь? — оборачиваясь в дверях.
— Нет! — выкрикнув.
— Не доберешься до своей комнаты, пока одеваюсь, я и спрашивать тебя не стану.
— Да... — но дверь уже звучно захлопнулась.
Ползком, перевернувшись на живот, Чако пополз. То рука, то нога взбрыкивали, не слушаясь команд, наставляя новые синяки, пальцы самопроизвольно скрючивались, срывая ногти. На холодной воде отчетливо проявлялись кровавые дорожки и ручейки. На краешке скамьи у кухонного стола, поджав ноги, на все произошедшее смотрел Лейо, не вмешиваясь. Чако видел его, но помощи не попросил, а ему не предлагали.
— Можешь ведь, когда захочешь, — проводя по позвоночнику, возвращая управление мышцами мозгу. — Встань.
Чако только с третьей попытки поднялся, оперевшись о косяк.
— Приберешься? — смотря на Лейо. Тот вскинул брови, скорее в любопытстве. — Лейо, пожалуйста, убери следы драки в помещении.
— Не сделаешь сам — не сделает никто, — передразнивая и наблюдая реакцию.
Арам занимался вправкой носа, удалением кровотечений и болевыми точками, стирал следы крови, одновременно ведя беседу. Чако стоял, принимая заботу и лечение от за дело побившего.
— Противный мальчишка! Не учили хорошим манерам?
— А самого? С чего мне с вами хорошо себя вести?
— Гости как-никак.
— Тут же нагадившие.
— Просто сделай свое дело и убирайся.
— Не могу убраться.
— Тебя следить посадили?
— Извини нас, Лейо, — выговорил Чако.
— Чего ты перед дурной иллюзией расшаркиваешься?
— Грубиян!
— Извинись, Арам. По-настоящему.
— Вот еще, — поднимаясь после снятия боли в сломанных ногтях ног.
Но до конца подняться ему не удалось. Нашедший в себе силы Чако, резко засандалил кулаком по носу, припечатывая голову Арама, не ожидавшего такой подлости, об косяк.
— Это сам Дом, Арам, — тихо, обессиленно рухнув на люфа, — все, что вокруг нас. Извинись.
Пока высыпались остатки искр и звезд, пока мозг искал череп, пока вникал, пока соображал, пока не вытянул шар с ответом, прошло много времени, Чако к тому моменту лежал кулем, потерявши сознание.
— Ох ты ж! — что-то еще хотело сорваться с губ, но было безжалостно задушено кашлем. — Извини, Лейо. За бедлам и грубость.
— Принято. Здесь я за все отвечаю, Арам. И вы гости. Пока. Помни, — короткими рубленными фразами.
Никаких следов не осталось, даже крови из вновь открывшейся раны Чако на простых пшеничных штанах и распашонке Арама, положившего бесчувственное и уже чистое тело со множеством синяков и ссадин на кровать. Одев, привел в чувство.
— Ссс!
— Большего не могу. Помочь идти?
— Нет, справлюсь.
— Как хошь.
— Лейо, спасибо.
— Вот, кстати, феи просили передать, — ставя перед люфром стакан со светящейся жидкостью и растворяясь под столом, на котором курился парок над пловом и носиком утонченного фарфорового чайничка.
На стеклянных стенках было полно пузырьков, активно лопающихся на поверхности чудо-воды, распространяя запах свежести. У Арама брови поползли вверх, когда он глянул истинным зрением. Чако, благодарно вздохнув непонятно в чью сторону, сделал три мощных глотка, поставил недопитый стакан на стол, и, пристально глядя на Арама, пододвинул к нему эликсир, пару раз рыгнув и на глазах розовея. Люф держал свою руку поверх протянутой со стаканом до тех пор, пока люфр по нормальному не смог улыбнуться и не кивнул. Взяв за горлышко, он опрокинул все внутрь и прослезился, выпустив газы носом. Оба больше не сказали ни слова, молча плотно насытившись вкусной домашней едой и улегшись спасть в свои комнаты, отпустив волевой контроль над уставшими телами.
— Ну-с...
В одной из переговорных. Туман клубился вместо стен и потолка, подсвечиваемый разными приглушенными цветами. Низенький столик с цветущим кактусом в выемке по центру, циновки, разбросанные подушки, сосновый бансай у самого полога, два блюда с мелкими плодами, еще два с крекерами, несколько пиал, заполненных соками. Я сидел в позе лотоса напротив появившихся и растерявшихся, не испугавшихся и не отступивших.
— Мы будем совсем незаметны.
— Не помешаем.
— Ухаживаем идеально, — касаясь кактуса, ставшего напитываться красками и ненавязчиво благоухать необычным ароматом.
— Пригодимся.
— Кому?
— Дому, — одновременно и взявшись за руки после мгновенья раздумий, решительно.
— Мы тоже любим растения, — робко всколыхнув свои кудряшки, заметила Мошри, так и стоя, держась пальчиком за пальчик Мимрша.
— И уже многому научились у Иэру и Аэнли! — смело вскинул голову более темный шатен с тонкими, но прямыми, волосами супротив каштановой подруге.
— В ногах нет правды, садитесь. Поведаете о причине таких стремлений?
