Мы с Жульен уже вроде как определились, она меня считала своим парнем и вероятно испытывала ко мне теплые чувства. Мне она тоже нравилась, ни чего плохого я в наших отношениях не видел, был настроен на их развитие. Предложенная мной идея вдвоем отметить новоселье была встречено с одобрением. Мне как-то хотелось отблагодарить девушку за постоянное и внимательное отношение ко мне и моим нуждам, ничего в голову не пришло кроме как попробовать ее удивить собственноручно приготовленным ужином. Удивился, когда предложение отметить новоселье Жульен поддержала, и мне не пришлось ее долго уговаривать. Все это время мне как-то было не до поисков своего жилья, а снятая ранее Игнатьевым квартира была для меня дороговата. Она поняла и решила помочь, подыскала квартирку по моим средствам, причем недалеко от бюро Игнатьева. Естественно такое участие и подтолкнуло организовать в новой обстановке скромный ужин. При встрече стараясь выяснить подоплеку подобного отношения к себе, поинтересовался, каким образом она смогла повлиять на руководство Красного Креста, чтобы я мог так свободно распоряжаться своим временем. На что девушка, смеясь, ответила:
— Для этого вполне достаточно было многообещающе улыбнуться начальнику.
Во мне взыграло чувство ревности, и я стал уточнять, насколько многообещающе она улыбается руководителю. Довольная Жульен, видимо желая еще больше меня "задеть", стала рассказывать какой хороший человек ее начальник. И умный, и добрый, и обаятельный:
— Просто душка, я могу с ним говорить на любые темы, мы можем даже наши женские секреты обсуждать.
Поняв, что проговорилась, Жульен засмеялась и довольная своей шуткой опасно приблизилась ко мне. Опасно для меня, как оказалось. Именно я не смог сдержать чувства, эмоции переполнили мое сердце и отодвинули все страхи и неуверенность, я сделал то, о чем часто мечтал. Мои руки непроизвольно, как бы сами по себе, обхватили стройную фигурку Жульен. Я обнимал ее со всей осторожностью, нежно и бережно, как стеклянный фужер, наполненный живительной влагой. От неожиданности Жульен даже не сделала попытки освободиться, она вмиг расслабилась, и ее руки взлетев вверх наподобие крыльев прекрасного ангела, трепетно обвили меня за шею. Моя кровь закипела, мне кажется, я почувствовал, как она взбурлила и прилила к моей голове, к моим ногам, я почувствовал, как и мое мужское естество заполняется мощью. Ощутил ее тело, затрепетавшее в ответ на не сдерживаемое рассудком желание. Она, приподнявшись на цыпочки, решительно прильнула мягкими губами к моим. И хотя чувствовалось, что опыта в подобных делах у нее не было, в отличие от меня, все равно я чуть не задохнулся от чувственного поцелуя. Понимая рассудком, насколько далеки в этом мире друг от друга, тем не менее, я ждал такого момента, ждал с первой встречи.
Произошло то, что и должно было случиться.... Для меня наше соитие явилось несколько неожиданным, хотя и желанным. Да и для нее подобный шаг был непростым решением. Наша близость стала и счастьем, и бедой. Мне, в ходе дальнейших бессвязных и в тоже время милых и приятных разговоров, пришлось узнать — у Жульен есть жених. Как и положено, в еврейских семьях, ее предназначали в мужья своему единоверцу. Никто естественно и не спрашивал ее желание. Даже мать не могла противиться подобному положению вещей, она сама находилась в этой семье на птичьих правах, ее голос в отличие от других женских голосов еврейской общины не звучал как решающий в споре с мужчинами. Жульен, лежа на моей руке, рассказывала, как мать пыталась защитить свою кровиночку и не дать ее в обиду. Хорошо еще, что будущий муж не был уродом и возраст позволял зачать ребенка.
Я знал про подобные традиции в еврейском обществе лишь поверхностно, и если честно, то не понимал, на что пошла Жульен ради своей любви. Она об этом старалась не говорить, больше рассказывала, как ее загипнотизировали мои глаза еще там, в госпитале, какие чувства испытывала при любом прикосновении ко мне, как боялась этого, особенно того, что ничего не могла сделать с собой, со своей всепоглощающей тягой ко мне. Я в ответ лишь начинал ее целовать, ласкать и доказывать на практике насколько сильно я ее люблю. Естественно все откладывалось на неопределенное время, и мы, предаваясь страсти, забывали, и то, что грешим, и то, что не с того начали наши отношения. Оба отлично осознавали шаткость положения, в котором оказались по велению наших сердец и, тем не менее, вновь и вновь с большим упоением предавались сладостному греховному действу. Так и не пришли мы к какому-то решению. Я предлагал, и руку, и сердце, и всю мою жизнь, а она смеялась, как всегда, говорила, что еще подумает, нужен ли ей такой недогадливый мужчина или обойдется. Я начинал сердиться от такого, на мой взгляд, несерьезного отношения к нашему будущему. Она же вновь шутила, говоря, что спросит разрешения у своего несостоявшегося мужа, навязанного ей семьей. И если он не будет против, то возьмет меня в мужья, а пока мы станем делать вид, что ничего не произошло. Пусть наша любовь останется тайной.
Я чувствовал, она в этот момент находится на грани отчаяния, но продолжала убеждать в хорошем окончании любовной истории, уверяла — ее мать найдет способ соединить нашу судьбу и поэтому все будет хорошо. Нужно лишь время, необходимо подождать пока ее уговоры родных не принесут необходимый нам результат. Я понял так: — ничего путного ожидание не принесет. Мне, а не кому-то другому нужно решать проблему и как-то договариваться с ее родственниками. Иначе быть беде. Или ее отправят с глаз моих долой или насильно выдадут замуж. Почему так я думал? По простой причине. Еще в той жизни, когда я был курсантом, с моим товарищем, сокурсником и в какой-то степени другом произошла схожая драма. Именно его я должен благодарить за свою жену, это он меня уговорил составить компанию в тандеме двух подружек. Катя, которой я предложил встретиться, вероятно, так и не узнала, почему я не пришел на свидание. Видимо и друг мой не рассказал, ему было не до моих взаимоотношений с подругой своей девушки. Как я понял, он влюбился в свою евреечку, и мне казалось, она тоже к нему испытывала сходное чувство, но родня ее быстро пресекла попытку увести ее дочь из лона семьи. Даже несмотря на то, что в тогдашнем СССР смотрели на подобные браки с одобрением, тем не менее, евреи оставались приверженцами законов своей Торы, в которой смешение крови с чужой порицалось. Поэтому ее быстро выдали замуж за какого-то дальнего родственника, и вскоре они выехали с первой волной переселенцев из СССР в Израиль. Мой друг очень переживал, он был разочарован в девушках, считал ее во всем виноватой, особенно в том, что не осмелилась перечить своим родителям в ответ на его любовь. Молодой был. Молодой и глупый.
Вот и я сейчас боялся, что у моей Жульен не хватит воли воспротивиться традициям, и она не посмеет пойти против семьи. Надежда на понимание и помощь Ситроена была мизерной. Мы с ним еще не настолько связаны делами, чтобы он стал нам помогать. Я понимал, вера в своих богов нас разделяет огромной пропастью. Я-то знал, что у всех людей нашего большого Мира, если и есть бог, то он един. Как его разные нации называют не суть важно. Не может быть такого множества богов, многообразие лишь в названии и понимании их предназначения, но не в количестве.
Здешнему обществу наплевать на мои знания, оно верит в своих богов, верит, что именно их Всевышний велик и могуч, и он один праведный, и ведет почитателей по нужной дороге. Людям лишь необходимо придерживаться написанным, как они считали, если и не самими богами, то уж точно под их диктовку, заповедям. Может и неплохо, с одной стороны, если бы все придерживались этих законов, но в том то и беда — всяк трактует их так, как ему выгодно. И самое обидное, когда те, кто обязан следить за исполнением заповедей, не делают этого должным образом, а порой и сами грешны в иносказательном пересказе первоисточника.
Я искал выход из создавшейся ситуации, но, даже посоветовавшись с Игнатьевым, не получил нужный вариант развития событий. В голове постоянно звучало имя любимой, напоминая о необходимости не откладывать поиски решения проблемы.
Вопрос с отправкой солдат инвалидов домой не давал времени для личных дел. И откладывая решение, все время боялся упустить из рук счастье. Неожиданное, внезапно возникшее чувство вторглось в мои планы покорить мир. В чем-то и отвлекало, а по идее оно должно не размягчать меня, а наоборот толкать вперед. Это же своего рода движитель. Неужели я со своими прожитыми годами не смогу найти выхода из такой незначительной ситуации? Да такого быть не может.
Отложив свои личные вопросы на потом, я полностью занялся подготовкой к отправке солдат домой. И надо отдать должное всем, кто занимался этим делом, оно закрутилось весьма лихо. По документам из моего прошлого я знал — лишь в двадцать первом году попадет часть солдат на Родину. Препонов подобному факту будет немало, замучаешься перечислять, да и не знал я подробностей событий, разве только то, что прочитал в интернете, после того как мне попались на глаза мемуары обоих Игнатьевых. Поэтому я был горд, ведь именно благодаря моему вмешательству, на Родину отправляли часть пострадавших на мировой бойне уже в этом году. Новость будоражила солдат, находящихся в лагерях Ля Куртин и Фельетэн, да и в госпиталях, с наиболее большими группами выздоравливающих кипели страсти. Вот только, к сожалению, мы смогли рассчитывать всего на семьсот одиннадцать пассажирских мест на пароходе, который вскоре должен отправиться из французского порта Сен-Мало в английский Гавр. Далее их путь предполагал заход в порт Саутгемптон и потом еще в один, вроде как Ньюкасл, где ожидается пересадка на один из английских пароходов, который уже и доставит всех в Мурманск.
Большим делом посчитал получение согласия Ольги Владимировны, ее не слишком долго мне пришлось уговаривать, в результате ее лесовоз удалось превратить на время в плавучий госпиталь, и он сможет захватить где-то примерно сто пятнадцать человек. Мне через Красный Крест поступили сведения по общему количеству русских военнослужащих подлежащих эвакуации из Франции. Таких "везунчиков" в виде инвалидов и "реформированных" набиралось около полутора тысяч человек. Я считал удачей, что мы сможем отправить первую партию никому не нужных и ни на что не годных на войне людей. И как говорится, дай-то бог, чтобы ничто не смогло помешать нашим планам.
На фоне этой неожиданно легкой победы, причем именно благодаря моему вмешательству в ход истории, другой факт вмешательства был воспринят как уже само собой разумеющееся. Прибыл Павел. Он, как мы и планировали, смог "достать" будущего "Фюрера Германии". Рассказывая подробности, отметил основную роль в поисках этого человека людей из боевой организации бельгийцев "Сигма". Павлу даже не пришлось посылать для свершения ликвидации Адольфа Гитлера своего верного Санчо Панса в лице поручика Ветрова. Сами бельгийцы нашли способ, и найти, и ликвидировать.
— Нет человека, нет проблем. Так, кажется, говорил твой Сталин. Не стало Гитлера — не будет и войны, не погибнут миллионы солдат и ни в чем не повинных людей.
— Да мой друг. Возможно, что так оно и будет. Ты сделал очень большое дело. Ты даже не представляешь, насколько большое. Я бы тебе, не задумываясь, вручил самый значимый в этой эпохе орден.
— Я не ради орденов служу. Я просто люблю свою Россию. И если, как ты мне говоришь, я сделал настолько значимое дело, то уже хорошо. Именно потому, что страна не потеряет в будущей войне миллионы своих граждан, так как ее уже не будет. Только вот меня насторожило твое "возможно". Я так понимаю, убрав основного виновника будущей войны в Европе, это еще не панацея от новых бед.
— Это так, есть такие сомнения. Если останутся те силы, те люди, которые, собственно, и воспитали нужного им лидера Германии, то почему бы не сделать то же самое, и не подготовить другого кандидата на пост "Фюрера".
— Так может, пока не поздно нам стоит убрать и этих людей. Ты знаешь, кто "готовил" Гитлера?
Павел, воодушевленный так удачно совершенной операцией по ликвидации будущего лидера фашистов, готов был сделать все возможное и невозможное, лишь бы не осталось угрозы для людей, не появились предпосылки развязывания новой войны. Я понимал, мы слишком упрощенно воспринимаем подобное изменение хода истории. "Свято место — пусто не бывает" — это также верно, как и то, что изменить ход будущей геополитики — это не поле перейти. Все гораздо сложнее. Попытаться, конечно, можно. Нам никто не сможет помешать выполнить целый ряд подобных боевых операций и ликвидировать уйму людей, замешанных в подготовке будущих войн. Вполне возможно, что это в какой-то степени повлияет на исторический процесс. Вот только каким концом обернется вся эта наша возня для нее в целом. Будущее непредсказуемо. Я имею в виду то будущее, которое мы пытаемся построить, основываясь на моих знаниях.
Проблема вырисовывается в другом. Я почему-то все больше и больше склоняюсь к мысли, что нахожусь в параллельном мире, или вновь созданном, благодаря моему вмешательству. Чувство "дежавю" уже давно не отпускало, даже как-то помогало понимать кто я в этом мире. Пытаясь не показывать и тени сомнения стал вспоминать и рассказывать Павлу из моего прошлого, все, что когда-то читал и видел в кинофильмах по этому поводу. Эта тема муссировалось очень подробно, в ней с избытком хватало различных теорий, суждений и предположений, и даже писателями фантастики была затронута, они в своих произведениях переигрывали события много раз, перекраивали и изменяли сам ход истории, часто такое происходило благодаря вмешательству одиночек наподобие меня. Фантасты. Им можно создавать свои миры. Не возбраняется. А вот для меня все происходящее фантастикой не было. И это накладывало свой отпечаток на мои попытки что-то изменить в Мире, куда забросили, не спросив, хочу ли я такого счастья.
Я незаметно увлекся, рассказывая процесс создания предпосылок в деле Гитлера и его "компании". Для меня объяснить сам факт появления очередного изверга рода людского, трудности не представляет. Решение изучить и знать о врагах своей Родины как бывших, так и будущих, мне никто не навязывал. Я сам, благодаря своей, любопытной и увлекающейся натуре одно время вплотную занялся изучением появления, становления, а затем и прихода к абсолютной власти такого феномена как Гитлер. Поэтому неудивительно что, рассказывая про этот период Павлу, я мог вспомнить не только общеизвестные факты прихода "бесноватого фюрера" к власти, но и подробности, включая фамилии или "клички" ближайших сподвижников. Надо отдать должное будущему "Фюреру нации", он смог взять на вооружение все, что посчитал для себя полезным при создании "сверх нации". Причем независимо от того, кто стоял у истоков его понимания нужности своему народу, своей миссии в истории, и яркой все забивающей в его голове идеи — возвеличить Германию. В основу намеченного им пути, описанного в книге "Майн кампф" заложил, как он считал, главный: — отомстить за все унижения, последовавшие за поражением в империалистической войне. Неукоснительно шел выбранной дорогой, сумел убедить в этом многих людей, стал лидером партии, а затем и государства. Заставил планомерно претворять в жизнь свое видение мироустройства. Тот факт, что Российская империя для него всегда ассоциировалась с понятием врага номер один, он и не отрицал никогда, однако, не отрицал и того, что именно русские дворяне дали ему путевку в жизнь.
