Киба Юто проснулся как всегда, рывком. Не открывая глаз, не изменяя ритма дыхания, он оценил обстановку вокруг.
Было тихо. Летняя ночь, наполненная звуками какой-то живности, заглянула в приоткрытое окно. Видимо, именно из-за этого, воспоминания пришли так неудачно, во сне.
Алые, как кровь.
Ярко-красные волосы в ночном, заснеженном лесу. Киба запомнил её, незнакомку с алыми волосами, рыскавшую с внешней стороны периметра. Сокрытый Окутанным Тенью, он лежал почти у её ног, наблюдая, как она ищет снаружи, пока её товарищи идут от лаборатории.
Красные-красные волосы незнакомки, в которой чувствовалась могучая сила.
Киба Юто порой вспоминал, чтобы освежить в памяти образы прошлого. Крики друзей, добиваемых отрядом церкви. Безумный бег на износ по лесу, одетому в зимнюю ночь. Скрип снега под сапогами аловолосой, рыщущей здесь, возле церковной лаборатории, так вовремя.
Он вспоминал, чтобы не забывать. Экскалибур, ради которого, вроде бы, и затевался эксперимент. Друзья, погибшие из-за святого меча. Он просеивал свою память, ища любые зацепки, которые дадут ему виновника.
Он не знал ни имени, ни титула аловолосой. Но он знал, что она не приснилась ему в ту ночь.
— Меня зовут Киба Юто. Пожалуйста, позабодьтесь обо мне.
Поклониться. Дождаться разрешения учителя и пройти к своему месту. Всё как всегда, пусть и по-разному. Германия, Россия, Штаты или Япония — люди мало меняются. И порядок в школах, которые он посещал для маскировки, не менялся.
Отец мечей терпелив. Он ждёт, когда слух о том, что в этом городе появился кто-то из церковных чинов, участвовавших в Проекте, подтвердится. Выждать, выследить и ударить врага одним из своих детей. Кем бы он ни был — аловолосой неизвестной, якобы изгнанным из Церкви экзорцистом, или аж целым нефелимом — он станет лишь смазкой для детей Отца Мечей.
Киба Юто с рассеянной улыбкой слушает учителя, и, впервые за последние два года, эта улыбка настоящая. Вот только она никак не относится к теме урока.
Слышащий Сердца почуял кого-то, с кем его отец сталкивался в детстве. Практически по соседству, на этаж выше и через две стены!
"Совсем скоро, мои дети пронзят тебя, аловолосая. И я узнаю, почему ты караулила тех, кто мог сбежать в зимнюю ночь из церковной лаборатории"
Бедный Наруто, или Калейдоскоп смертей
Что, если бы у Наруто не было воистину поттеровской удачи и живучести Удзумаки?
— Маленький мальчик остался на детской площадке. Все его друзья по играм ушли, и всё, что ему оставалось — наблюдать спины уходящих детей и их родителей.
Был закат. Тёмно-оранжевое небо вызывало в душе Наруто какие-то смутные, тяжёлые чувства. И не было никого, кто мог бы его обнять. Никто его не утешил.
От краткого приступа депрессии, временно отключилась ещё чахлаядетская система циркуляции чакры. Очаг выключился на секунду, ударил мощным импульсом энергии, появившейся от неродившейся истерики, и снова затих. Предохранительный механизм — врождённый рефлекс чакроюзеров, спасающий магистральные каналы от перенапряжения — направил потоки чакры через запасные потоки, в обход механизмов поддержки печати.
Наруто было шесть лет. Система циркуляции была несформировано, а уменьшившийся поток чакры, пусть и аномальнов высокий для ребёнка его возраста, был недостаточен для поддержки печати.
Вернее, с точки зрения Шика Фуджин, детская депрессия выглядела как смерть или тяжёлая кома. Ах, детская психика так лабильна, а конохские медики так безалаберны, что пропустили аритмию с приступами асистолии до трёх секунд. Дейсвительно, кому дело до дзинтюрики? Кьюби толстый, всё вылечит. Верно?
Недостаток чакры в той части тело носителя, где располагались рецепторные элементы печати, вкупе с отсутствием сердцебиения, убедил контрольный блок в смерти носителя. И сработала та часть печати, что разработчики ласково называли "Мёртвая рука".
Наруто ничего не почувствовал. Почти мгновенно, гораздо быстрее, чем болевые импульсы успели дойти до мозга, его тело разрушилось.
В спальныхрайонах Конохи появились Кьюби и аватар Шинигами.
2. Наруто сильно разозлился. Неважно, почему. Неважно, кто виноват — этого уже не выяснить. Тем более, виновник, несомненно, оказался в эпицентре Явления.
Как бы там ни было, в первую же секунду, радиус абсолютного поражения превысил семьдесят метров. Тело мальчика расплавилось и разлетелось маленькими капельками прежде, чем успело сгореть.
Впрочем, неважно, кто и как оказался виновен в том, что Сосуд потерял над собой контроль. Тем, кто выжил после прорыва Девятихвостого Лиса внутри здания Академии, было не до следствия.
В лабораториях Орочимару ещё два года не думали о сбережении лабораторного материала.
3. — Тогда прощай, Наруто! — крикнул Мизуки, бросая огромный, тёмно-серый, сюрикен.
Время остановилось. Медленно вращающиеся, чуть подрагивающие, треугольные лопасти рассекали воздух. Звуки окружающего мир слились в неясный шум. Холодк в груди очертил место, которое рассечёт серая сталь.
Мизуки недовольно цыкнул, машинально меняя позицию после неудачного броска. Фума-сюрикен выскользнул из руки на мгновение раньше, чем следовало. Теперь всё, что оставалось бывшему учителю Академии и начинающему нуккенину — это ударить вихрем маленьких сюрикено, смазанных парализующим ядом, а затем бежать, молясь семерым богам удачи, чтобы помогли, и семерым богам войны, чтобы проигнорировали просьбы карателей.
Ирука поколебался буквально долю секунды. Нет, конечно, положа руку на сердце, Наруто был порядочным засранцем. Но он был ребёнком, более того, он был учеником Академии и дзинтюрики, которого Умино Ирука был обязан защищать.
Фума-сюрикен не думал. Хотя, кто знает? Что, в сущности, шиноби знают о мыслительных процессах, протекающих в псевдохаотическом скоплении металлических монокристаллов, наполненных чакрой, мистической силой, подменяющей шиноби "теорию и практику всего"? Быть может, он переживал и проклинал своего косорукого владельца, бросившего его слишком рано, отчего идеальная траектория превратилось в подрагивающее, труднопредсказуемое позорище? Быть может, чувствовал стыд оттого, что его, верного соратника, бросили, как какой-нибудь Генин, третий раз в жизни взявший пятикилограммовый метательный снаряд?
Как бы там ни было, фума-сюрикен, дрожа не то от сочетания кривовато исполненного броска и неверной заточки, потоков воздух в ночном подкохнском лесу и чакры Мизуки, не то от стыда, вызванного траекторией своего полёта, прошёл между головой и телом Наруто и полетел дальше, вихляя совсем отчаянно, пока не воткнулся в дерево.
Мальчик проводил взглядо удаляющуюся землю. Пошедший кувырком мир показал ему свое собственное тело, с бьющим из него вонтаном ярко-красной крови. А потом красный перетёк в чёрный, заслонивший весь мир.
Ирука пролетел сковзь фонтан крови и покатился по земле, завывая от боли в ожогах, причинённых демонической чакрой.
Мизуки, ещё до того, как приземлился на следующую ветку, не глядя, на ощущениях, кинул за спину сюрикены и припустил подальше от Листа.
А затем всё за его спиной — тело и голова Наруто, воющий от боли, не видящий мир за стеной проступивших слёз, Ирука, застрявший в дереве фума-сюрикен, свиток с техниками Первого, да и сами деревья — всё пропало в алом вихре, внутри которого проявилась огромной лисы с девятью хвостами.
4. — Ложись! — крикнул Какаши.
Дзёнин и его команда, наниматель — алкоархитектор Тазуна — все упал на землю. За исключением самого большого тормоза в команде.
Секундой спустя, замок перед носом самого большого лиса в мире, тихо рассыпался ржавчиной. И всё в радиусе двадцати метров от бывшей тюрьмы Кьюби, — останки Наруто, Саске, дерево, чучело и гоблин, — всё обратилось в пепел.
Справедливости ради стоит заметить, что даже от этого исхода, кто-то да выиграл. Во всяком случае, Гато был очень доволен тем фактом, что архитектор умер, по сути, бесплатно.
Ведь мёртвым наёмникам ничего не надо платить. Во всяком случае, если нет Деревни, которая их крышует!
5. — Попался! — довольно сказала Кагуя.
Саске прожил на пару секунд дольше.
6. — Ой, рука дрогнула — глумливым голосом сказал человек в маске.
У Минато Намекадзе на миг потемнело в глазах. Когда же наваждение прошло, тело Обито Учихи, умершего естественной смертью от самоубийства с помощью двенадцати расенганов и пятидесяти восьми ножевых ранений уже утратило какие-либо признаки жизни.
Говорят, именно с тех пор, у клана Намекадзе появилась странная и противоестественная традиция. В день рождения первенца, специально приглашённый человек "убивает" куклу по имени Наруто.
7. Саске Учиха сидел на камне в долине Завершения, пытаясь пальцами правой руки зажать левое плечо. Вернее, то, что от него оставалось.
Летя навстречу Наруто, он сдвинул руку в сторону, обходя разенган в руке друга-врага. Встречать эту технику Чидори лоб-в-лоб дураков не было.
Окутанная молниями ладонь Саске прошла под рукой Наруто, после чего вошла в центр грудной клетки Удзумаки. В пепел мгновенно превратились кожа, грудина, правая половина сердца и прилегающие сегменты лёгких. Затем жгуты паразитных электроразрядов прошили окружающие органы, заставаляя кровб свернуться, вызывая спазмы мышц и гибель нервов.
Ладонь Саске, на инерции движения и остатках чакры, пошла дальше, упираясь в позвоночник, о который предпредпоследний Учиха больно ушиб пальцы. Разумеется, к тому моменту, грудной отдел позвоночника Наруто представлял из себя просто группу не связанных между собой, обугленных костей.
Вызванная действием электротока судорогоа привела руку Наруто с теряющим форму разенганом к плечу Саске. Если бы не он, всё обернулось бы агональным шлепком по плечу другу-врагу-убийце. Если бы Наруто был истинным шиноби, то отравленный кунай, попав в левое плечо, убил бы Саске даже раньше, чем уничтоженное сердцеприкончило бы Удзумаки.
Бой с использованием чакры таких ошибок не прощает.
Саске пытается остановить кровотечение из раздробленного, разорванного разенганом, плеча. Кабуто далеко, у Учихе, вследствие шока или необразованности, невдомёк, что такую рану рукой не закрыть.
Саске зажимает левое плечо, не чувствуя, как по пальцам правой обильно течёт кровь. Он смотрит на тело Наруто, лежащее на камнях. В глазах Учихи двигаются запятые, сменяссь на нечто другое.
8. — Ням-ням — сказал Шукаку.
Дзинтюрики Девятихвостого был так альтернативно одарён, что прыгнул ему на голову. Вернее, прямо в вовремя открытую пасть.
Над Лисом, чей дзинтюрики покормил собой Однохвостого, потешался весь клуб "детей Рикудо". Все оставшиеся два года.
9. — Мне тут пришла в голову классная мысль — протянул Мадара, обозревая букашек, вставших на его пути — я же, в конце-то концов, бог, или как? Аматерасу!
Черное пламя сожрало мозг Наруто Удзумаки. Ну, или то, что его заменяло.
А затем, Кагуя сожрала Мадару. Но это — уже совсем другая история.
To be continued. Perhaps.
Рождение змея
Как известно, вначале была тьма. Потом во тьме появился свет разума. И он, этот новорождённый свет, морщась от боли, вызванной своим убогим существованием, заставил груду плоти, именуемую тело, спросить:
— Кто я?
— Не знаю — хриплым голосом сказал кто-то в стороне.
— Где я?
— Не знаю.
И темнота умолкла. Но лишь на миг. Ибо голос, прозвучавший откуда-то сбоку, принадлежал Хаосу. И тот был неугомонен.
— Горыныч! — возопил Хаос устами своего апостола, причиняя разуму боль — Открой зенки и глотни рассола, тварь пьяная!
— Как-то муторно мне, Илюша — вздохнул Горын Горыныч Двенадцатый из славного и консервативного рода Горыновых-Лесных.
— Бабу тебе надо — ответил Илья Муромский, в иных мирах промышлявший художественной резьбой по черепам. И, подумав, добавил:
— И такую, чтобы хозяйстве в кулаке держала.
— Где же такую найдёшь... — с ложным смирением вздохнул Горыныч, устраивая особо болящую, левую, голову, на атласную подушку.
— Да-а, это проблема. Всех хороших уже разобрали. Остались только какие-то... — Илья задумчиво покрутил правой кистью, имевшей окружность в десяток пядей — ... сланешатели и обнурглялки.
— Это как?
— Засланешают мозг и обнурглят имущество, как совместно нажитое — пояснил богатырь — ты, думаешь, что я в Муроме торчу, а не столицу покоряю?
— Эх, и что же делать-то — деланно печально вздохнул Горыныч, роясь задней левой лапой под столом.
Илья Муромский проводил взглядо тяжело перекатывающуюся, со звуками тихого плеска, бочку, выкатившуюся из-под стола.
— Ещё по одной?
— Так ли уж по одной?
— Вот иду я как-то по Вальхалле...
— Слышь, Муромский, ты не завирайся. Асгард мы ещё не брали.
— Не брали?
— Не брали.
— Глаз — брал. Терру — брал — начал задумчиво перечислять Илья — Вальхаллу — не брал. Да.
Короче, слышал я где-то ещё эту байку. Слушай же, Горыныч.
Есть за Урал-рекой и Урал-камнем, за землями самоедов и булгар, земля, где живут эти... ну, про которых в приличном обществе не говорят.
— Какие?
— Ну, эти. У которых глаза как женская потаёнка.
— И ты предлагаешь туда... — спросил Горыныч и пьяно рассмеялся.
— Владыка обереги — машинально отмахнулся Илья, сотворив какой-то непонятный символ, засветившийся красным светом — не о том речь.
Там, за этими, у которых глаза неприличной формы, есть море, что называется по-местному Бай-хамом. Ну, а за ним, есть ещё одно. И в островах в том, дальнем море, живёт цивилизованный народец, айнами именуемый.
— Цивилизованный? — недоверчиво уточнил Горыныч и завязал шеи в косичку.
— А вот к югу от них — продолжил, не обращая внимания на собутыльника и глядя куда-то в варп остекленевшими глазами, Илья — живёт пакостный народец. Зовут их то ли фусинцами, то ли яматцами. И правит ими здоровенная лиса. С вот такими — Илья показательо развёл руки в стороны, словно бы обхватывал, по меньшей мере, сопло двигателя родного эсминца "Skull Trapper".
— Хм — с сомнением произнесли все головы Горыныча и переглянулись.
Пять столетий спустя.
Горыныч тихо подрёмывал, греясь на солнце. Здесь, на берегах моря, в воды которого тайфуны и цунами приходят с такой же неизбежностью, как на Русь приходили зима, кочевники и дурка-дорогостроители, он наконце-то нашёл Её.
— Дорогой — тихо, но требовательно прозвучало в ухо.
— М-м?
— Дорогой, просыпайся.
Вздохнув — больше демонстративно, чем от усталости — Горыныч открыл глаза и посмотрел на свою подругу.
Девятихвостая лиса, как и сто лет назад, поначалу озадаченно посмотрела на каждую из голов по очереди, словно решая, с какой из них говорить. А затем шевельнула хвостами, становясь невидимой. Маленькая месть старому... ну, пусть будет, спутнику за некоторые его физиологические особенности.
— Дорогой, я беременна.
Горыныч вздрогнул. Горыныч подавился, закашлялся и прослезился — слева направо, по действию на каждую из голов.
